ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНОГО ОСВОЕНИЯ ПРОЦЕССОВ САМООРГАНИЗАЦИИ

§ 1. РЕВОЛЮЦИЯ В СОВРЕМЕННОМ ЕСТЕСТВОЗНАНИИ КАК СТАНОВЛЕНИЕ НОВЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ

Методологическая оценка нынешнего этапа развития науки как революционного должна опираться на конкрет­ный способ рациональной реконструкции истории науки. Способ этот во многом определяется тем, какое структур­ное образование научного знания выбирается в качестве конкретного целого, качественные преобразования которо­го могут оцениваться как революционный скачок в науке.

Методология науки как философская дисциплина за последние десятилетия своего существования создала не­мало моделей развивающегося знания, пытаясь прибли­зиться к более адекватному пониманию его закономерно­стей. В работах последних лет критически переосмысле­ны многие из этих попыток. Так, убедительно показана ог­раниченность традиционной модели развития научного знания по схеме: факт — проблема — идея — гипотеза — теория [13,56—65; 51, 189]. В марксистской методологии 50—60-х гг. этот подход, у истоков которого стоял П. В. Копнин, был связан с критической переработкой ре­зультатов логического анализа естественнонаучного зна­ния, проводившегося в русле различных вариантов неопо­зитивизма. Выделяя рациональные моменты критикуемых концепций, избегая крайностей присущего им феноменологизма, активно проводя собственные логико-методологи­ческие исследования естественнонаучных теорий, советс­кие ученые получили важные результаты на этом пути.

Черты ограниченности традиционной модели развития знания просматриваются прежде всего в отсутствии орга­ничных связей между содержанием теории и ее мировоз­зренческими и методологическими основаниями. Между тем изучение методологами научных картин мира, систем методологических принципов конкретных наук демонстри­ровало эту связь весьма убедительно. Правда, рамки от­ношения «теория — научная картина мира» зачастую ока­зывались узки, и научная картина мира как форма знания перегружалась всеми возможными типами связей научно-

го знания с его философским и социокультурным контек­стом [69,181—258].

Неустранимой в пределах критикуемой модели оказа­лась и печать эмпиризма, во всяком случае, в смысле ори­ентации на эмпирический этап в развитии естественнона­учных теорий. Эта ориентация не соответствовала тенден­циям развития точного естествознания. Так, в XX в. оп­ределяющим стал метод математической гипотезы, а факт — основная единица эмпирического уровня позна­ния — все в большей степени обнаруживал свою теорети­ческую нагруженность.

Принятая в рамках рассматриваемого подхода гипотетико-дедуктивная модель теории также обнаружила свою ограниченность. В рамках связи теории с экспериментом она приводила к фальсификационизму Поппера с его тре­бованием мгновенного опровержения теории критическим экспериментом. Нестандартная интерпретация [51, 35— 44] гипотетико-дедуктивной модели, определяющая тео­рию как более или менее дедуктивизированную систему гипотез разной степени общности, представляется более жизненной, однако и она не снимает тех проблем, которые связаны с отрывом теории от фона ее существования.

Такие «одинокие» теории, по выражению П. Фейерабенда, действительно оказываются «несоизмеримыми», ведь понятия теорий, даже связанных принципом соответствия, имеют смысл только в пределах собственных теоретиче­ских систем, а по отношению к другим теориям могут вы­ступать грубыми упрощениями [32, 113—117]. Так, основ­ное в квантовой электродинамике как релятивистской тео­рии понятие «квантовое поле» (система с несохраняю­щимся в силу высоких энергий числом частиц) непримени­мо в нерелятивистской квантовой механике, и, наоборот, рассмотрение квантовой механикой атома как системы с неизменным числом частиц является грубым приближени­ем, не применимым в предметной области квантовой электродинамики.

Однако вопреки тезису о несоизмеримости содержание разных теорий сопоставлялось в научной практике, а ми­ровоззренческие и методологические основания развития науки все яснее осознавались учеными. Соответственно, изменению подлежала не учитывающая эти обстоятельст­ва методологическая модель знания, несовершенная и вследствие своей ориентации на кумулятивистское пони­мание его приращения. Это понимание оставляет процес­сы перехода от эмпирии к теории и от теории к теории ра­ционально необъяснимыми. Упование на психологию твор-

чества, на механизмы интуитивных озарений не снимает необходимости поисков рациональных методологических оснований прорывов в непосредсгвенное усмотрение ис­тины.

Исторически первые попытки включения теоретическо­го знания в более широкие контексты его существования, первые предложения выбора структурных образований, не сводимых к теориям, смена которых могла бы смоделиро­вать развитие науки, связаны с движением постпозитивиз­ма в западной методологии науки, и прежде всего с име­нами Т. Куна и И. Лакатоса [43; 46, 203—269}.

Введенные ими понятия «парадигма», «научно-иссле­довательская программа» получили широкое распростра­нение как среди методологов науки, так и среди специали­стов в области конкретных наук. В многочисленных рабо­тах давно обсуждены и основные недостатки предложен­ных Т. Куном и И. Лакатосом методологических моделей:

релятивизм в смене парадигм у Куна и конвенционализм выдвижения основных положений «твердого ядра» иссле­довательской программы у Лакатоса. И в том, и в другом случае рациональной реконструкции не поддается момент преемственности в развитии научного знания. Между тем такая преемственность там, очевидно, присутствует, она давно и ясно осознана (еще Ньютон говорил о том, что он видел дальше других потому, что стоял на плечах гиган­тов) [77, 382]. Кроме того, рациональная теоретическая реконструкция процесса развития, в том числе и развития знания, может быть только диалектической. Диалектиче­ское же понимание революционных скачков предполагает наличие в отрицании момента преемственности.

Проблема преемственности в развитии научного знания находится в центре внимания в работах советских фило­софов М. Д. Ахундова и С. В. Илларионова [13, 56—65;

12, 290—302], переосмысливших концепцию научно-ис­следовательских программ Лакатоса. Они существенно продвинулись, на наш взгляд, в поисках методологической модели, адекватной современному этапу развития точно­го математического естествознания. В качестве основной структурно-понятийной формации в развитии науки М. Д. Ахундов и С. В. Илларионов выдвигают «физиче­скую исследовательскую программу». Это модификация исследовательской программы Лакатоса. Твердое ядро физической исследовательской программы составляют не конвенционально принятые предложения, как у Лакатоса, а некая абстрактная базисная физическая теория (с комп­лексом методологических принципов ее построения).

По мысли авторов, революции в физике, представляю­щие собой смену физических исследовательских прог­рамм, связаны не с появлением фундаментальных теории, а с построением абстрактных базисных теорий. Чтобы об­разовать основу физической исследовательской програм­мы, фундаментальная теория слишком конкретна. Она должна пройти путь абстрагирования и обобщения, что возможно не со всеми фундаментальными теориями. «Абстрактность и обобщенность базисной теории допуска­ют ее соединение с широким классом специальных конк­ретизации и дополнительных гипотез, что определяет су­ществование исследовательской программы, в рамках кото­рой строится множество конкретных теорий» [13, 61]. В ка­честве примеров приводятся механика Ньютона как кон­кретная фундаментальная теория и аналитическая механи­ка Даламбера, Лагранжа, Гальмильтона — как абстракт­ная базисная теория механической исследовательской про­граммы; специальная теория относительности (теория отно­сительности Эйнштейна) — как конкретная фундаменталь­ная теория и она же в качестве абстрактной базисной теории релятивистской исследовательской теории после представления в абстрактном четырехмерном формализме Г. Минковского.

Главная удача излагаемого подхода — это приближе­ние к рациональному решению проблемы преемственности при смене физических исследовательских программ. Эле­ментами твердого ядра новой программы становятся идеи, выдвигаемые в защитном поясе гипотез старой программы при ее изменении. Таково понятие поля — вспомогательное в механической программе, но центральное в работах Фарадея и Максвелла. Затем оно становится основой исследо­вательском концепции в работах Лармора, Томсона, Ло­ренца, но базисной эта концепция так и не стала (уже создавалась релятивистская программа), зато релятивист­ские преобразования координат, выдвинутые в поясе ее за­щитных гипотез, вошли в ядро релятивисткой программы.

Предложенная М. Д. Ахундовым и С. В. Илларионо­вым методологическая модель разрешает многие пробле­мы рациональной реконструкции развития науки. Есть в ней, однако, и непроясненные моменты, и возможности развития.

Применяя свою модель к современному этапу развития физики, М. Д. Ахундов и С. В. Илларионов убедительно показывают, что в области физики высоких энергий сло­жилась новая исследовательская программа с неабелевой калибровочной квантовой теорией в качестве базисной

(что и знаменовало свершение научной революции). В качестве реализации этой программы рассматриваются единая теория электрослабых взаимодействий и кванто­вая хромодинамика.

Однако генезис исследовательской программы здесь не так прост, как в приводимых ранее исторических приме­рах. Там этапы создания и реализации исследовательской программы были разнесены во времени: сначала появи­лась фундаментальная теория как обобщение эмпириче­ских законов, затем формировалась абстрактная теория, и, наконец, программа реализовывалась в конкретных тео­риях. В случае же неабелевой калибровочной квантово-полевой программы эта хронологическая последователь­ность не соблюдается. Формирование абстрактной базис­ной теории происходило одновременно с разработкой конкретных теорий-приложений (теории электрослабых взаимодействий и квантовой хромодинамики) и с исполь­зованием опыта их создания.

Кроме того, хотя методологические принципы построе­ния базисной теории включаются в этой модели в твердое ядро программы, мировоззренческие основания физическо­го знания в ней или в связи с ней никак не представлены. Это обстоятельство не дает возможности авторам концеп­ции физических исследовательских программ связать свое понимание революции в науке с давно разрабатываемым в советской методологической литературе и широко в ней распространенным представлением о научной революции как смене научных картин мира [70, № 7, 67—82; № 8, 70—99]. Смена научных картин мира, являющихся фор­мой систематизации научного знания и одновременно вы­ступающих в качестве компонента научного мировоззре­ния (миропредставление), фиксирует мировоззренческий аспект научных революций, что исключительно важно в плане культурных последствий революции в науке. Нали­чие такого мировоззренческого аспекта в научной рево­люции не подвергается сомнению никем из методологов науки (так, в концепции Т. Куна, например, речь идет об изменении видения мира).

Понятно, что М. Д. Ахундов и С. В. Илларионов не ос­паривают наличия мировоззренческого аспекта в научной революции. Они, скорее, озабочены тем, чтобы описать бо­лее точно формы осуществления научных революций и найти возможности их меткой методологической фиксации, по крайней мере, в такой отрасли математического естест­вознания, как физика. Действительно, становление новой научной картины мира знаменует, скорее, завершение на-

учной революции, чем ее начало, а кроме того, совершен­но понятно, что не научная картина мира является формой развития научного знания. Тем не менее связь такой фор­мы с научной картиной мира должна быть все же уста­новлена.

Не исследуют М. Д. Ахундов и С. В. Илларионов и ме­ханизм изменения статуса тех положений, которые пере­ходят из пояса вспомогательных гипотез в твердое ядро новой программы, становясь ее исходными принципами. Оценка таких положений научным сообществом сильно изменяется, и этот процесс тоже желательно реконструи­ровать рационально.

Наше пристальное внимание к рассмотренной методо­логической концепции физических исследовательских программ связано с тем, что мы собираемся ее использо­вать в качестве одного из важных методологических средств исследования хода революционных изменений в современном естествознании, прежде всего в физике. Од­нако мы будем стремиться развить и дополнить возмож­ности этой концепции и вот в каком направлении.

Как нам представляется, корень перечисленных недо­работок рассмотренной выше методологической модели ле­жит в тяготении ее авторов к традиционному монотеоре­тическому рассмотрению физического знания, в отвлече­нии от реального окружения теории в живой развиваю­щейся научной дисциплине и от того более широкого контекста существования теории, который включает в се­бя мировоззренческие, философско-категориальные и дру­гие основания. Между тем комплексный подход к теоре­тическому физическому знанию достаточно давно разра­батывается в методологии науки. Он связан с понятием «интертеория». Этот подход предполагает рассмотрение физических теорий в их взаимовлиянии и философско-мировоззренческом контексте. Мы попытаемся дополнить на основе этого подхода концепцию физических исследова­тельских программ, но прежде изложим его содержание.

Вопрос о способе влияния философско-мировоззренческого контекста развития теории на ее содержание будет интересовать нас с методологической (а не психологиче­ской или эвристической) точки зрения. Его рассмотрение облегчается тем, что в методологических исследованиях внетеоретические формы социокультурной, философско-мировоззренческой и методологической детерминации тео­ретического знания выделены: это научные картины мира, стили научного мышления, системы методологических принципов. Казалось бы, достаточно найти элемент самой

теоретической структуры, способный выступить проводни­ком осуществления этих влияний, и вопрос будет решен, тем более что его можно представить как содержательную детерминацию одного знания другим. Действительно, с гно­сеологической точки зрения формы регуляции научного по­знания и систематизации научных знаний (наряду с данны­ми повседневного опыта) образуют так называемое предпосылочное знание. В нем непосредственно воплощается об­щественно-историческая практика, поэтому именно через. него конкретно-научная система знаний оказывается гене­тически связанной с философско-мировоззренческими и ме­тодологическими основаниями [53, 14].

Соответственно вопрос о способе влияния этих основа­ний на развитие естественнонаучных теорий — это вопрос взаимодействия предпосылочного знания с самой теорети­ческой структурой и чаще всего он сводится к поискам тех ее элементов, которые могут выступать опосредствую­щим звеном этого взаимодействия.

В качестве такого звена многие исследователи выделя­ют интерпретацию теоретических систем. Причем имеется в виду не эмпирическая и не семантическая, а, как ее на­зывают некоторые авторы, концептуальная интерпретация [69, 33—55; 14, 88—84]. В концептуальную интерпрета­цию включают высказывания, обеспечивающие связь собственно теоретических терминов с терминами картины мира, а также с некоторыми философскими принципами. В качестве цели процедуры концептуальной интерпрета­ции выступает образование смысла теоретических терми­нов и предложений. Так, В. С. Степин расматривает кон­цептуальную интерпретацию как проекцию на научную картину мира теоретических схем, что образует важную часть содержания физических понятий [69, 194]. Мы счи­таем термин «концептуальная интерпретация» неудачным. Процедура интерпретации, по определению, является за­данием значения (денотата) термина, способом его соот­ношения с объектом (эмпирическим или абстрактным). Задание же смысла термина — это совсем другая проце­дура образования содержания теоретического понятия Ее лучше называть истолкованием или осмыслением. Поня­тие «смысл» связано с понятием «понимание», и соответст­венно выявление смысла теоретических терминов на опре­деленном этапе развития теории предполагает фиксацию субъекта понимания, но не как отдельной личности с уни­кальной психикой, а как исторически определенного пред­ставителя человеческого общества, в частности научного сообщества.

Истоки неудач в поисках элемента теоретической структуры, который был бы «ответственен» за все измен­чивые нюансы смысла, придаваемые учеными в разное время терминам развивающейся теории, кроются в неявной элиминации субъекта теоретического познания, в по пытке рассматривать теорию как саморазвивающийся фе­номен. При этом остается вне внимания такой важный аспект освоения мира, как понимание, т. е аспект включения познавательного результата в так называемый интел­лектуальный фон эпохи Понимание как реконструкция смысла всегда связано с вовлечением понимаемого в более широкий контекст, объединяющий субъект и объект и определяемый миром культуры Соответственно вопрос о способе образования и трансформации смысла терминов интерпре­тированной физической теории — это вопрос о том, что пред­ставляет собой контекст, в котором осуществляется описа­ние абстрактных теоретических объектов Здесь примени­мо понятие «интертеория», введенное советским матема­тиком А. А. Ляпуновым [49, 48] для обозначения «внут­реннего научного окружения теории», включающего тот комплекс знаний, который обеспечивает понимание теории научным сообществом Сюда входят экспериментальный базис теории, математические теории, на которых основы­вается ее математический аппарат; физические теории, яв­ляющиеся основанием эмпирической и семантической ин­терпретации терминов рассматриваемой теории; теории, связанные с ней принципом соответствия, а также самые разные сведения нетеоретического и нефизического поряд­ка, необходимые, как уже было сказано, для понимания теории.

Однако вопрос о компонентах интертеоретического фо­на существования конкретной теории не может быть ре­шен раз и навсегда. Достоинства понятия интертеории проявляются при рассмотрении теории не как готовой застывшей системы, а как формы развивающегося знания, функционирующего в живом теле науки во взаимодейст­вии с другими теоретическими конструкциями А А. Ляпу­нов подчеркивал «В интертеорию целесообразно вклю­чить ту совокупность знаний, которая существенна для теоретического осмысления рассматриваемой области нау­ки. При таком понимании состав интертеории оказывает­ся зависящим от времени Вполне возможно, что области знания, которые в данный момент времени не влияли на данную его область, потом становятся для нее существен­ными и потому включаются в ее интертеорию. Это застав­ляет перестраивать соответствующую теорию» [49, 48].

Таким образом, интертеория с самого начала мыслилась как динамичное образование

Следующий шаг в развитии понятия «интертеория», его философском осмыслении был сделан С. Б. Крым­ским. Исходя из своего определения знания как результа­та познания, сопровождающегося осознанием его истин­ности [40, 33—34], и подходя к интертеории прежде всего как к средству понимания теории, он сопоставил интер­теорию как форму осмысления научной истины и теорию как форму ее получения [41, 198]. Аналогичным образом С Б. Крымский сопоставляет стиль научного мышления с научной картиной мира, а схемы процессов понима­ния — с синтезом высказываний в понятия.

В дальнейшем термин «интертеория» получал и сужен­ною, и расширительную трактовку. Большей частью речь шла об интертеоретических отношениях как отношениях между теориями. А вот Л. Б Баженов включил в интер­теорию и научную картину мира, и мировоззрение, и фи­лософские категории Мы будем основываться здесь на собственной разработке понятия «интертеория» [31, 61— 67; 29, 31—36], опирающейся на работы А. А. Ляпунова и С Б Крымского Для определенности в качестве пред­метной области методологического исследования выберем физику.

Обозначая понятием «интертеория» контекст описания абстрактных объектов теории, мы исходили из того об­стоятельства, что такое описание не может быть дано только на языке самой теории. Так, чтобы понять теоре­тико-вероятностную интерпретацию квантовой механики, по меньшей мере необходимо знать теорию вероятностей. Однако наличие этого теоретического знания еще не обес­печит его понимания — необходимо еще и категориальное осмысление самого понятия вероятности как количествен­ной меры перехода возможного в действительное Описы­вая, скажем, волновую функцию как абстрактный объект теории (теоретический конструкт) в соответствии с кон­цепцией В. А. Фока, мы будем говорить о том, что она задает потенциальные возможности состояний микроча­стицы Это описание осуществляется не на собственно тео­ретическом языке, здесь используются и слова естествен­ного языка, и философские категории, и термины научной картины мира. Таким образом, задавая смысл термина, мы пользуемся языком более высокого уровня, чем теоре­тический,— метаязыком.

Использование в методологии физики терминов «ме­таязык», «метатеория» несколько условно в сравнении с

тем точным смыслом, который эти термины имеют в мате­матической логике. Физика не имеет «метафизики» в том смысле, в каком существует метаматематика как формаль­ная метатеория в математике. Поэтому, говоря о метатеоретическом фоне существования физического знания, мы будем делать акцент не на корне «теория», а на приставке «ме­та», подчеркивая, что содержание знания этого уровня вы­ходит за рамки физических теорий, и имея в виду, что эти знания не организованы теоретически и весьма разно­родны.

В принципе в качестве метатеоретического фона су­ществования научных теорий выступает широкий круг знаний, представляющих на понятийном уровне всю со­вокупность мировоззренческих, методологических, фило­софских и даже социокультурных оснований науки Одна­ко интертеория некоторой теории в определенный истори­ческий период ее развития не содержит в себе всего богат­ства предпосылочного знания соответствующей историче­ской эпохи: не исчерпывает полностью содержания обще­научной и даже физической картины мира; не охватывает всех оттенков мировоззренческих соображений, культуро­логических ассоциаций, не воплощает в себе весь катего­риальный строй мышления. Эти представления, соображе­ния и ассоциации представлены в интертеории отдельной физической теории лишь в той мере, в какой это необхо­димо для осмысления теоретических положений, отражаю­щих определенный фрагмент объективной реальности, вы­деленный на данном уровне развития физического экспе­римента как вида общественной практики. Понятие интер­теории обеспечивает методологическое объяснение высо­кой избирательности при обращении физиков к идейному фонду предпосылочного знания в процессе истолкования физической теории и в то же время определенную свободу в этом выборе.

Дело в том, что природа интертеории двойственна: это органическое единство теоретического и метатеоретическо­го уровней знания, тесно увязанных между собой. Знание метатеоретического уровня может быть вовлечено в интер­теорию, только если оно ассоциируется с совершенно оп­ределенными элементами теории, причем связь эта долж­на быть доведена вплоть до математического аппарата теории. Так, важнейшим принципом калибровочных тео­рий является принцип локальной симметрии [20, 36—51} и его спонтанного нарушения На метатеоретическом уров­не он связан с идеями симметрии и асимметрии, с пред­ставлением о гармонии мира в современной физической

картине мира, с философским принципом развития. Все эти элементы содержания метатеоретического фона физи­ки давно присутствовали в философских теориях, но их актуальное привлечение к осмыслению физической теории осуществилось только тогда, когда был выработан соот­ветствующий математический аппарат калибровочных по­лей, локального преобразования их внутренних симметрий и их спонтанного нарушения.

В то же время сам выбор математических средств как на этапе формулирования математических гипотез, так и при отыскании метода решения исходных уравнений осно­вывается на некоторых общих представлениях об описы­ваемом фрагменте объективной реальности (прежде все­го на метатеоретических представлениях и на представле­ниях соответствующей картины мира).

Связь метатеоретического и теоретического в пределах интертеории как средства понимания теоретического зна­ния научным сообществом делает наглядным способ влия­ния предпосылочного знания на знание естественнонауч­ное. Это влияние осуществляется самым интимным обра­зом, через содержание теоретических понятий, образуемое, когда абстрактные объекты теории описываются в кон­тексте предпосылочного знания, правда, в контексте со­вершенно определенном. Определенность этого контекста уровнем собственно теоретическим была бы совершенно мертвой и застывшей, если бы она была связана только с одной рассматриваемой теорией. Но интертеоретический анализ физического знания предполагает комплексное рассмотрение взаимосвязанных теорий, взятых в контек­сте актуально привлекаемых для их понимания научным сообществом элементов метатеоретического фона физики. Каждая из теорий в меру своего осмысления вычленяет в метатеоретическом фоне физики как науки определен­ные области, причем комплекс взаимосвязанных физиче­ских теорий имеет общий метатеоретический фон. Явля­ясь элементами интертеоретического фона друг для друга, физические теории соответственно взаимно детерминиру­ют понимание их физическим научным сообществом.

Приобщение к интертеории тех или иных математиче­ских и физических теорий опосредует обращение к соот­ветствующим фрагментам метатеоретического уровня: к тем или иным философским идеям, категориям, к тем или иным аспектам физической картины мира. Например, фи­лософское истолкование теоретико-вероятностной интерп­ретации квантовой механики было связано прежде всего с использованием таких категорий, как возможность и

действительность, необходимость и случайность, причина и следствие При этом обращение к разным философским идеям приводило к разному пониманию выводов теории, даже при условии единой эмпирической и семантической интерпретации

Таково различие между субъективно-идеалистической трактовкой копенгагенской интерпретации, дававшейся на первых порах В Гейзенбергом, и диалектико-материалистическим истолкованием этой интерпретации В. А. Фо­ком. Индетерминизм в одном случае и концепция вероят­ностной причинности в другом — вот результат привлече­ния в качестве метатеоретического контекста истолкова­ния одной и той же теории разных философских концеп­ций. В то же время в границах единого диалектико-материалистического истолкования квантовой механики раз­ный смысл приобретают ее термины (в частности «волно­вая функция») в разных семантических интерпретациях: в концепции Фока волновая функция — одночастичная, она фиксирует потенциальные возможности одной части­цы, а в концепции Блохинцева она характеризует кванто­вый ансамбль микрочастиц

Однако все перипетии указанных толкований основы­ваются на теоретико-вероятностном понимании термина «волновая функция», что определяется вовлечением в ин­тертеоретический фон соответствующих математических теорий. Присоединение к интертеории других разделов науки может создать другое поле смыслов, например, можно излагать квантовую механику на основе теории множеств (подход фон Неймана).

Не только образование смысла терминов, но и транс­формация этого смысла может быть объяснена в рамках интертеоретического анализа. Такая трансформация смыс­ла терминов фундаментальных теорий имеет место после создания новых теорий, связанных с исходной прин­ципами соответствия. Формирование нового интертеоре­тического фона теории благодаря вовлечению в него новых теорий и соответственно новых элементов метатеоретиче­ского уровня (прежде всего новой картины мира) приво­дит к тому, что абстрактные объекты старой теории полу­чают новый смысл за счет изменения контекста их описа­ния. Так, после создания специальной теории относитель­ности классическая механика в пределах своей примени­мости сохранила, согласно принципу соответствия, и ма­тематический аппарат, и систему абстрактных объектов, его интерпретирующих. Однако диалектика абсолютной и относительной истины не исчерпывается принципом соот-

ветствия. Достоверное в пределах своей применимости знание не является тем не менее абсолютной истиной. Момент относительности присутствует в нем и обнаружи­вается, когда меняется смысл термина при сохранении прежним и математического аппарата, и его семантиче­ской и эмпирической интерпретации. Такова, например, судьба понятия «масса». Ее неизменность, трактовавшая­ся в рамках связи с механической картиной мира как ре­зультат плотной упаковки неделимых корпускул в конеч­ном объеме, в контексте релятивистской картины мира по­нимается как возможность пренебречь изменением массы в силу незначительности ее приращения при малых скоро­стях. Релятивистская же картина мира оказывается вов­лечена в интертеорию классической механики как элемент метатеоретического фона, общий для нее со специальной теорией относительности.

Таким образом, трансформация смысла терминов, да­же устоявшихся, проверенных практикой теорий, позволя­ет сохранить единство науки при ее прогрессивном разви­тии Интертеоретический анализ динамических комплек­сов взаимосвязанных теорий, взятых в контексте (также соответствующим образом меняющемся) предпосылочного знания, позволяет, как нам кажется, методологически корректно объяснить этот феномен

Рассматривая интертеорию как комплекс сведений, не­обходимых для понимания теории научным сообществом, мы стремимся определить то динамичное поле смыслов, которое превращает наличные экспериментальные и тео­ретические результаты в научное человеческое знание, предполагающее осознание истинности результатов позна­ния. Такое знание всегда определенным образом оцени­вается на истинность, даже если практическая проверка еще не осуществлена или пока невозможна (а именно та­ково положение собственно нового знания).

Однако в научном сообществе осуществляется не толь­ко оценка нового знания в контексте существующего, но и переоценка всего предшествующего знания в контексте вновь полученного Статус различных областей знания из­менчив, в особенности в периоды революционных измене­ний в науке.

Представление о научной респектабельности того или иного подхода, о фундаментальности исследований; науч­ная мода, выделяющая направления, кажущиеся перспек­тивными; научные пристрастия и предрассудки — все эти явления, помогающие ученым ориентироваться в своей научной дисциплине, во многом определяющие судьбы на-

учных идеи и их носителей, изучаются социологией нау­ки. Нас они будут интересовать в аспекте результатов их действия. Это — установление динамичной иерархии на­личных знаний, в конечном счете, по степени их истинно­сти, как она оценивается научным сообществом. В этом смысле мы будем говорить об интертеоретическом статусе теории, методологического принципа, научного подхода. Попытаемся использовать понятие интертеории при рас­смотрении становления и функционирования физических исследовательских программ как формы деятельности ученых по развитию научного знания.

Долгое время в методологии науки научное знание рас­сматривалось как саморазвивающийся феномен. Субъект научного познания, осуществляющий это развитие, неяв­но элиминировался. Именно в таком методологическом подходе теория выступала в качестве основной формы развития научного знания, одновременно являясь позна­вательным результатом отражения действительности, выс­шей формой рационального ее отражения. Неразличение этих аспектов функционирования теории как раз и было следствием элиминации субъекта познания. Кумулятивистская аппроксимация процессов развития науки, ха­рактерная для неопозитивизма, делала присутствие субъекта излишним: приращение готового знания снима­ет вопрос о деятельности по его развитию и об особых фор­мах этого развития как формах человеческой деятельно­сти, направленной на получение нового знания.

Отказ от кумулятивизма в анализе истории развития науки знаменовался поисками иной, отличной от теории, структурной единицы развивающегося знания (парадиг­мы, научно-исследовательские программы). В этих методо­логических моделях явным образом присутствовал и субъект деятельности по получению нового знания — на­учное сообщество.

Однако и в указанных моделях отождествление фор­мы знания и формы его развития сохраняется, чему спо­собствовала, в частности, многозначность термина «пара­дигма» у Т. Куна: парадигма—и образцовая теория, и образец деятельности по решению задач, и способ видения мира. В понятии «научно-исследовательская программа» также смешивались эти аспекты: положения твердого яд­ра и гипотезы защитного пояса представляют собой оп­ределенные познавательные результаты, и в то же время научно-исследовательская программа включала «позитив­ную эвристику», задающую направление научных разра­боток. Возможно, потребность в различении формы отра-

жения знания и формы организации познавательной дея­тельности не была так остра при анализе научных рево­люций прошлого, по отношению к которым концепции Ку­на и Лакатоса наиболее адекватны. Для Куна это коперниканская революция, а эмпирической базой для кон­цепции Лакатоса выступало естествознание XVII—XIX вв. В теориях того времени, развивавшихся на базе эмпири­ческих закономерностей, не выделялись в качестве само­стоятельных процедур создание математического аппара­та, его интерпретация и истолкование. С начала и до кон­ца формирование и развитие теорий носило содержатель­ный характер, соответственно алгоритмы деятельности не вычленялись из познавательных результатов, а как бы снимались ими, растворяясь в их содержании.

Для нынешнего этапа развития физики с ее высоким уровнем математизации такой наивный подход, на наш взгляд, не адекватен. Процедуры создания математиче­ской гипотезы, ее интерпретации и истолкования разне­сены во времени и весьма не однозначны. Соответственно формы регуляции деятельности по осуществлению этих процедур не должны отождествляться с формой выраже­ния результатов их проведения.

Приведенные соображения подсказывают нам, что концепция физических исследовательских программ, ус­пешно работающая как раз на ниве современной науки, требует проведения такого различения. Правда, авторы концепции его не проводят, включая в программу и абст­рактную базисную теорию, и методологические принципы ее построения. Мы попытаемся такое различение провести, воспользовавшись понятием интертеории и надеясь, что при этом и сама методологическая модель физических ис­следовательских программ окажется более динамичной.

Для того чтобы провести анализ корректно, необходи­мо, как нам кажется, не ограничиваться гносеологическим аспектом отношения между субъектом и объектом, т. е. рассматривать не только процесс отражения субъектом объекта и знание как его результат (соответственно нас интересует теоретическое отражение и теория как форма познавательного результата). Поскольку исследователь­ская программа — это программа деятельности, следует пользоваться понятиями, выражающими не теоретическое, а практическое отношение к миру. В нашем случае речь идет о производстве знаний как духовном производстве и соответственно о «практическом» в широком смысле слова как деятельностном, преобразующем. Марксистская теория мировоззрения обладает таким важным понятием

для фиксации практического отношения человека и мира, как «освоение». Освоение — это превращение внешних ха­рактеристик осваиваемого объекта во внутренние характе­ристики человеческой деятельности.

К. Маркс выделяет три вида освоения человеком мира:

практическое, духовно-теоретическое и духовно-практиче­ское. Научное освоение мира, очевидно, является разно­видностью духовного освоения. Речь идет в этом случае о превращении в атрибуты деятельности тех характеристик объективного мира, которые отражены в научных исти­нах.

Нам кажется, что исследовательские программы явля­ются не формой научного отражения действительности, а формой ее научного освоения, определяющей способ дея­тельности ученых по получению нового знания об опреде­ленном фрагменте действительности. Поскольку же внеш­ние характеристики осваиваемых объектов отражены в истинных теориях, существование исследовательских про­грамм нельзя отделить от предшествующих познавательных результатов: у истоков исследовательской программы нахо­дится фундаментальная теория, а в основе программы — абстрактная базисная теория.

Еще раз подчеркнем, что функция программы — не от­ражение действительности, а регулирование деятельности по ее отражению. Почему же на современном этапе разви­тия точного математического естествознания, прежде все­го физики, становится необходимым осознание способов регуляции этой деятельности, тогда как ранее ученые хо­тя и не чуждались рефлексии, но нуждались в ней не так остро?

На наш взгляд, дело заключается в том, что чрезвы­чайно усложнился способ отнесения знания о действительно­сти к самой действительности как в период создания тео­рии, так и на этапе ее проверки. Еще совсем недавно пред­варительные сведения о предмете будущей теории могли быть получены на основе эмпирических исследований или практического освоения предметной области теории. Да­же создание методом математической гипотезы такой фун­даментальной теории, как квантовая электродинамика, было предварено продолжительными исследованиями взаимодействия света с веществом и элементарными со­ображениями о том, что если вещество описывается квантово-механически, а излучение релятивистски, то теория их взаимодействия должна быть квантово-релятивистской. Правда, осуществление этой программы выявило много нового, неожиданного, но это же впоследствии.

Специфика современной ситуации в теоретической фи­зике (во всяком случае в физике высоких энергий) заклю­чается в том, что предварительные соображения по пово­ду предметных областей новых теорий крайне скудны. Действительно, в практике эти предметные области пред­ставлены весьма опосредованно, поскольку их характери­стические масштабы и энергии очень далеки от макро­масштабов и низких энергий, характерных для существо­вания человека и его наглядных восприятии. Эксперимент в этой области требует огромной теоретической подготов­ки, а ведь именно теорию нам нужно построить. Наличест­вующая научная картина мира здесь тоже не помощник, ведь лишь на основе той теории, задача построения кото­рой еще только стоит перед нами, можно будет реконст­руировать в картине мира тот фрагмент реальности, на отражение которого претендует будущая теория. Иным, внетеоретическим образом этот фрагмент нам не дан.

Таким образом, никакие внешние наглядные представ­ления, якобы способствующие интуитивному прозрению, не затемняют уже в современной науке того факта, что действительным способом развития фундаментальных тео­рий высокого уровня абстрактности является экстраполя­ция на новые области некоторых наиболее общих принци­пов, лежащих в основе уже имеющихся достоверных науч­ных теорий.

Исходные принципы новых теорий в современной науке уже не могут быть получены на основе обобщения эмпи­рического материала (как это было, например, в класси­ческой термодинамике), а могут лишь выступать как воп­лощение более общих принципов, полученных в результа­те обобщающего анализа теоретического материала, т. е. построение фундаментальных теорий опосредуется созда­нием абстрактной базисной теории, о чем и идет речь в концепции физических исследовательских программ. Воп­рос заключается лишь в том, каковы пути создания абст­рактной базисной теории, поскольку, как мы уже отмеча­ли, в современной физике поиски ее принципов перекры­ваются попытками создания на их основе фундаменталь­ных теорий.

Проблема здесь состоит не только в том, чтобы выде­лить тот общий принцип, который неявно присутствует в фундаментальной теории, построенной на основе обобще­ния эмпирических законов или синтеза предшествующих теоретических систем. В этом смысле работа С. Вайнберга по переосмыслению квантовой электродинамики с по­зиций идей локальной симметрии принципиально не отли-

чается от работы, проделанной в свое время Гамильтоном или Минковским по обобщению механики или релятивист­ской теории.

Специфика нынешней ситуации заключается в вопро­се о том, как при крайней удаленности от возможностей экспериментальной проверки и при огромном количестве теоретически возможных вариантов приложения общих принципов найти способы селекции этих вариантов с точ­ки зрения их возможной истинности. Вот здесь-то включе­ние в концепцию физических исследовательских программ интертеоретического подхода и позволит методологически осмыслить всю динамичность существования программы как формы теоретического освоения действительности с момента ее становления до успешного воплощения в слу­чае «прогрессивного сдвига проблем» и демонтажа в ре­зультате их «регрессивного сдвига», как выражался еще Лакатос.

Методологическая уместность интертеоретического под­хода к формированию и функционированию физической исследовательской программы определяется тем, что ин­тертеория является средством понимания теоретического знания научным сообществом, и не просто понимания, но и оценки его истинности. Однако именно эта предвари­тельная оценка теоретических положений и нужна членам научного сообщества, когда они выбирают то или иное теоретическое положение или конструкцию в качестве ос­новы своей деятельности. Предварительная оценка тем более важна, что теоретическая деятельность, которая должна привести к созданию сопоставимых с эксперимен­том конструкций, может быть очень трудоемкой, но тем не менее бесперспективной. Таков был, скажем, результат работы над релятивистскими квантовыми теориями поля в 50—60-х гг. Двадцатилетний труд многих физиков-тео­ретиков привел к построению множества теорий принци­пиально несопоставимых с экспериментом. Речь идет не о тщетности усилий, а о методологической реконструкции способа удержания и использования подобного опыта в научной практике.

И здесь интертеоретический анализ постоянного изме­нения статуса тех или иных методологических принципов, теоретических положений и т. д., с точки зрения оценки их истинности научным сообществом, как нельзя более уме­стен. Все это дает основания надеяться на то, что в ходе интертеоретического анализа могут быть вскрыты некото­рые механизмы образования и трансформации методоло­гических регулятивов физического знания.

Например, в результате интертеоретического анализа становления единой теории электромагнитных и слабых взаимодействий оказалось, что новый методологический принцип релятивистской квантовой физики был сформирован благодаря изменению методологического статуса некоторых элементов теории. Речь идет о принципе перенор­мируемости. По свидетельству одного из создателей еди­ной теории электрослабых взаимодействий С. Вайнберга [20. 41], данный принцип, наряду с принципом локальной симметрии, сыграл решающую роль в становлении этой теории, ныне имеющей экспериментальное подтверждение.

Принцип перенормируемости происходит от процедуры перенормировки, позволяющей устранить бесконечности в решении уравнений квантовой электродинамики. Переход от теоретической процедуры перенормировки к методоло­гическому требованию перенормируемости произошел в пределах интертеоретического фона становления теории электрослабых взаимодействий. Сюда с самого начала входила квантовая электродинамика в ее метатеоретическом контексте и, соответственно, принципы перенорми­ровки с их методологической оценкой, поначалу весьма низкой (перенормировка рассматривалась как чисто фор­мальная процедура, позволяющая добиваться совпадения предсказаний теории с результатами эксперимента, но на­рушающая логическую стройность теории). Расширение интертеории квантовой электродинамики за счет включе­ния в нее неперенормируемых теорий слабых взаимодейст­вий (оказавшихся бесперспективными), математических и теоретико-физических доказательств перенормируемости калибровочных теорий (в том числе возможности формулировать выводы квантовой электродинамики, исходя только из принципов перенормируемости и симметрии) изменило методологический статус процедур перенормировки. Нали­чие таких процедур в теории стало рассматриваться как признак ее физической осмысленности. На метатеоретическом уровне это выразилось в формулировке принципа пе­ренормируемости, примененного при формировании теории электрослабых взаимодействий. Успешность этого примене­ния, выразившаяся в расширении интертеоретического фо­на теории за счет вовлечения в него экспериментальных свидетельств в ее пользу, в свою очередь послужила осно­ванием для укрепления позиций нового методологического требования среди других методологических регулятивов современной физики.

Существует специфика применения понятия интертео­рии при рассмотрении физических исследовательских

программ по сравнению с его применением к анализу тео­рии. Обеспечивая понимание теории научным сообщест­вом, интертеория приобщает ее к миру культуры. Для ре­шения же вопросов, связанных с построением программы как формы научного освоения действительности, важна прежде всего оценка истинности какого-то положения, а остальные культурные ценности (скажем, красота) высту­пают лишь в качестве признаков истины

Выдвижение на первый план категории истины как главной ценности подсказывает нам, что интертеоретиче­ская оценка положений, принципов, теорий, с точки зре­ния возможности их вхождения в физическую исследова­тельскую программу в качестве оснований деятельности, ограничивает метатеоретический фон этой оценки миром науки (не только естественной науки, конечно, но и фи­лософии и т д ) Но поскольку на первый план выдвига­ется все же ценность, наука здесь выступает в качестве элемента культуры.

Понимание уже построенной и экспериментально подт­вержденной теории происходит в значительно более ши­роком контексте за счет приобщения этого знания к миру культуры в целом Интертеория выполняет здесь иную функцию, и границы ее существенно раздвигаются. В пос­ледующем интертеоретическом анализе научная револю­ция понимается нами как смена исследовательских прог­рамм.

Рассмотрение становления физических исследователь­ских программ в ходе научной революции может пресле­довать разные цели Одной из них может выступать ме­тодологическая реконструкция механизмов такого станов­ления, другой — доказательство самого наличия револю­ционной ситуации в науке. Интертеоретический анализ может способствовать достижению таких целей, но глав­ная задача этого средства методологического исследова­ния, на наш взгляд, связана с целями, которые не явля­ются ни сугубо методологическими, ни даже сугубо науч­ными, по крайней мере, на первый взгляд. Хорошо сказал о них Эрвин Шредингер «Существует тенденция забы­вать, что все естественные науки связаны с общечелове­ческой культурой и что научные открытия, даже кажу­щиеся в настоящий момент наиболее передовыми и до­ступными пониманию немногих избранных, все же бес­смысленны вне своего культурного контекста. Та теорети­ческая наука, которая не признает, что ее построения, актуальнейшие и важнейшие, служат в итоге для включения в концепции, предназначенные для надежного усвоения образованной прослойкой общества и превращения в орга­низованную часть общей картины мира,—такая наука не­пременно оторвется от остальной человеческой культуры» [63, 61]. Связь науки и культуры, подчеркивает Шредин­гер, необходима прежде всего для науки Вне культурного контекста ее достижения бессмысленны Очевидно, речь идет не о внешних связях и аналогиях, привлекаемых учеными как людьми образованными и культурными в ка­честве иллюстраций и реминесценций, расцвечивающих научный доклад (так, излагая «теорию струн» в физике элементарных частиц, физики упоминают о Пифагоре, а понятие хаоса, активно используемое в синергетике, на­поминает о Платоне) Напротив, дело здесь касается им­манентных науке черт.

Только существуя как сфера культуры, наука является собственно наукой в гносеологическом смысле слова, т е отражением мира в понятиях В самом деле, ведь содер­жание научных понятий образуется в процессе осмысле­ния экспериментальных и теоретических результатов, при описании абстрактных объектов теории в философско-мировоззренческом и социокультурном контексте. А по оп­ределению, данному выше, этот динамичный, изменяю­щийся контекст и обозначается понятием «интертеория». Соответственно интертеоретический анализ физических ис­следовательских программ — это не удовлетворение празд­ного интереса методолога, post factum фиксирующего из­менения в структуре научного знания. Этот анализ приз­ван способствовать тому процессу осмысления научных результатов, без которого дальнейшее теоретическое ос­воение действительности в рамках той или иной исследо­вательской программы оказывается просто невозможным. Такой анализ постоянно проводится самими учеными. Как нам кажется, существующая ныне мода на обращение к философским идеям в естественнонаучных текстах выра­жает коренную потребность в философском осмыслении науки.

Философы, отвечая на запросы науки, имеют, как го­ворится, и свой интерес в этой работе. Так, вовлекая в контекст осмысления познавательных результатов опре­деленные группы категорий, философы получают возмож­ность развития содержания понятий, сопоставляемых этим всеобщим формам мышления, выступающим, как извест­но, и в качестве ступеней познания, а в наше время преж­де всего научного познания.

Исходя из вышесказанного, обозначим цель предпри­нимаемого нами в этой главе интертеоретического анали-

за становления и функционирования исследовательских программ, революционизировавших современное естест­вознание (в частности физику). В качестве такой ближай­шей цели хотелось бы выдвинуть обнаружение того круга философских идей, категорий, ассоциаций, которые ока­зались вовлечены в интертеоретический фон реализации новых физических исследовательских программ и комп­лекса связанных с ними физических теорий. Специфика интертеоретического анализа состоит в том, что любое привлечение к философскому истолкованию теории содер­жания метатеоретического уровня должно быть обоснова­но указанием на то, какие именно аспекты теории дают право на соответствующую общую ассоциации.

Как уже указывалось во введении, современная рево­люция в естествознании связана с двумя направлениями на­учных исследований, обнаружившими в последнее время тенденцию к сближению. Это, во-первых, область физики высоких энергий, где создаются единые теории фундамен­тальных физических взаимодействий и реализуется новая физическая исследовательская программа неабелевой ка­либровочной квантовой теории поля. Во-вторых, речь пой­дет о синергетике, новом научном направлении, исследую­щем процессы самоорганизации в неравновесных систе­мах, изучаемых физикой, химией, биологией и даже социо­логией.

Что касается квантовой релятивистской физики, то ход революционных изменений в этой области отчасти просле­жен в нашей литературе [12, 290—302; 28, 141—144; 42]. Даны первые оценки и того философского контекста, в ко­тором происходит осмысление познавательных результа­тов.

Соответственно наша задача интертеоретического ана­лиза революции в квантовой релятивистской физике об­легчается, и следующий параграф будет в основном посвя­щен обобщению уже имеющихся результатов философско­го осмысления революционных изменений в этой области.

Работ, посвященных методологическому исследованию становления синергетики и ее философскому осмыслению, пока не так много. Им присущи разнобой в оценках, ско­рее научно-популярный, чем философский характер. По­этому в последнем параграфе данной главы мы попыта­емся предложить свою методологическую реконструкцию процессов, происходящих в этом объединяющем направ­лении в естествознании, и показать на основе концепции физических исследовательских программ, что эти процес­сы носят революционный характер.