рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ ПРОЦЕССЫ

НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ ПРОЦЕССЫ - раздел Психология, ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПСИХОЛОГИИ, ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ПРЕДМЕТЕ ПСИХОЛОГИИ Неосознаваемые Механизмы Сознательных Действии: Первичные Автоматизм...

НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ МЕХАНИЗМЫ СОЗНАТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИИ:

ПЕРВИЧНЫЕ АВТОМАТИЗМЫ И НАВЫКИ; НАВЫКИ И СОЗНАНИЕ; ЯВЛЕНИЯ НЕОСОЗНАВАЕМОЙ УСТАНОВКИ;

НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ СОПРОВОЖДЕНИЯ СОЗНАТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ И ПСИХИЧЕСКИХ СОСТОЯНИЙ.

ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ, ПРИМЕРЫ

Вы уже хорошо знаете, что психология поведения сделала объектом своего изучения факты поведения, рас­сматривая их в качестве антитезы явлениям сознания. Напомню, что противопоставление поведения и сознания шло по линии метода выявления соответствующих фак­тов. В случае сознания это было постижение внутренне­го опыта — субъективный метод; в случае поведения ре­гистрация внешне наблюдаемых событий—объективный метод.

Однако сознанию можно противопоставить не только поведение (как внутренне наблюдаемому — внешне наб­людаемое), но и неосознаваемые, или бессознательные, психические процессы.

Им и будет посвящена эта лекция.

Неосознаваемые психические процессы стали особен­но интенсивно изучаться с начала нашего века. Уже первые результаты этого изучения фактически нанесли смертельный удар по психологии сознания, вполне соиз­меримый с тем, который она получила со стороны бихе­виоризма. Поэтому знакомство с неосознаваемыми про­цессами вам совершенно необходимо для более полного представления о тех драматических событиях, которые сопровождали поиск и уточнение предмета психологии.

Однако поскольку к “неосознаваемому психическому” обращались в разное .время очень разные ученые, изло­жить эту тему, прослеживая развитие какого-то одного направления или одной теории, невозможно. Поэтому я изберу не исторический, а систематический способ из­ложения. Целью лекции будет: познакомить вас с фактами не­осознаваемого психического; дать классификацию этих фактов; наконец, наметить проблемы, которые изучались и обсуждались в связи с последними.

Все неосознаваемые процессы можно разбить на три больших класса: (1) неосознаваемые механизмы созна­тельных действий; (2) неосознаваемые побудители соз­нательных действий; (3) “подсознательные” процессы.

В первый класс—неосознаваемых механизмов созна­тельных действий — входят в свою очередь три различ­ных подкласса:

а) неосознаваемые автоматизмы;

б) явления неосознаваемой установки;

в) неосознаваемые сопровождения сознательных дей­ствий.

Рассмотрим каждый из названных подклассов.

а) Под неосознаваемыми автоматизмами подразуме­вают обычно действия или акты, которые совершаются “сами собой”, без участия сознания. Иногда говорят о “механической работе”, о работе, при которой “голова остается свободной”. “Свободная голова” и означает от­сутствие сознательного контроля.

Анализ автоматических процессов обнаруживает их двоякое происхождение. Некоторые из этих процессов никогда не осознавались, другие же прошли через созна­ние и перестали осознаваться.

Первые составляют группу первичных автоматизмов, вторые — группу вторичных автоматизмов. Первые назы­вают иначе автоматическими действиями, вторые—ав­томатизированными действиями, или навыками.

В группу автоматических действий входят либо врожденные акты, либо те, которые формируются очень рано, часто в течение первого года жизни ребенка. Их примеры: сосательные движения, мигание, схватывание предметов, ходьба, конвергенция глаз и многие другие.

Группа автоматизированных действий, или навыков, особенно обширна и интересна. Благодаря формирова­нию навыка достигается двоякий эффект: во-первых, _ действие начинает осуществляться быстро и точно; во-вторых, как уже говорилось, происходит высвобождение сознания, которое может быть направлено на освоение более сложного действия. Этот процесс имеет фунда­ментальное значение для жизни каждого индивида. Не будет большим преувеличением сказать, что он лежит в основе развития всех наших умений, знаний и способ­ностей.

Рассмотрим какой-нибудь пример. Возьмем обучение игре на фортепиано. Если вы сами прошли через этот процесс или наблюдали, как он происходит, то знаете, что все начинается с освоения элементарных актов. Сна­чала нужно научиться правильно сидеть, ставить в пра­вильное -положение ноги, руки, пальцы на клавиатуре. Затем отрабатываются отдельно удары каждым пальцем, подъемы и опускания кисти и т. д. На этой самой эле­ментарной основе строятся элементы собственно форте­пианной техники: начинающий пианист учится “вести” мелодию, брать аккорды,, играть стаккато и легато... И все это—лишь основа, которая необходима для того, чтобы рано или поздно перейти к выразительной игре, т. е. к задачам художественного исполнения.

Так, путем продвижения от простых действий к слож­ным, благодаря передаче на неосознаваемые уровни действий уже освоенных, человек приобретает мастер­ство. И в конце концов выдающиеся пианисты достигают такого уровня, когда, по словам Гейне, “рояль исчезает, и нам открывается одна музыка”.

Почему в исполнении мастеров-пианистов остается “одна музыка”? Потому, что они в совершенстве овладе­ли пианистическими навыками.

Говоря об освобождении действий от сознательного контроля, конечно, не надо думать, что это освобождение абсолютно, т. е. что человек совсем не знает, что он де­лает. Это не так. Контроль, конечно, остается, но он осу­ществляется следующим интересным образом.

Поле сознания, как вы уже знаете, неоднородно: оно имеет фокус, периферию и, наконец, границу, за которой начинается область неосознаваемого. И вот эта неодно­родная картина сознания как бы накладывается на иерархическую систему сложного действия. При этом са­мые высокие этажи системы — наиболее поздние и наиболее сложные компоненты действия — оказываются в фокусе сознания; следующие этажи попадают на пери­ферию сознания; наконец, самые низкие и самые отра­ботанные компоненты выходят за границу сознания.

Надо сказать, что отношение различных компонентов действий к сознанию нестабильно. В поле сознания про­исходит постоянное изменение содержаний: представлен­ным в нем оказывается то один, то другой “слой” иерархической системы актов, составляющих данное действие.

Движение в одну сторону, повторим, это уход выучен­ного компонента из фокуса сознания на его периферию и с периферии — за его границу, в область неосознавае­мого. Движение в противоположную сторону означает возвращение каких-то компонентов навыка в сознание. Обычно оно происходит при возникновении трудностей или ошибок, при утомлении, эмоциональном напряжении. Это возвращение в сознание может быть и резуль­татом произвольного намерения. Свойство любого компо­нента навыка вновь стать осознанным очень важно, по­скольку оно обеспечивает гибкость навыка, возможность его дополнительного совершенствования или переделки.

Между прочим, этим свойством навыки отличаются от автоматических действий. Первичные автоматизмы не осознаются и не поддаются осознанию. Более того, по­пытки их осознать обычно расстраивают действие.

Это последнее обстоятельство отражено в хорошо из­вестной притче о сороконожке. Сороконожку спросили:

“Как ты узнаешь, какой из твоих сорока ног нужно сей­час сделать шаг?”. Сороконожка глубоко задумалась— и не смогла двинуться с места!

В психологии много внимания уделялось проблеме механизмов формирования навыка, которая, как вы уже хорошо понимаете, имеет большое практическое значе­ние.

Бихевиористы, считавшие, что психология должна встать на службу практики и при этом заниматься внешними действиями человека и животных, очень много исследовали этот вопрос. Однако их теория и практика экспериментирования находились в рамках очень меха­нистических представлений. Согласно этим представле­ниям навык вырабатывается за счет “проторения” пу­тей в мозговых центрах в результате механического повторения, или “зазубривания”, одного и того же дей­ствия. Об участии и роли сознания в этом процессе для бихевиористов, конечно, не могло быть и речи.

В советской психологии проблеме формирования на­выков также уделялось большое внимание. Однако под­ход к этой проблеме был совсем другой. Он не был отя­гощен бихевиористским требованием исключения роли сознания; в результате был найден целый ряд очень важных и совершенно не вписывающихся в бихевиорист­скую схему механизмов.

Большой вклад в эту проблему внес советский физио­лог Н. А. Бернштейн, об идеях которого я буду говорить более подробно позже. Сейчас лишь упомяну о том, что он выдвинул совсем другой принцип: “повторение без повторения”, который означает, что при отработке на­выка человек не затверживает одно и то же действие, а постоянно варьирует его в поисках оптимальной “фор­мулы” движения. При этом сознанию принадлежит очень важная роль.

В доказательство того, что механическое заучивание гораздо менее эффективно, чем “сознательное”, Н. А. Бернштейн приводит следующий факт из личных наблюдений. Надо сказать, что он был очень хорошим пианистом и использовал собственные фортепианные уп­ражнения для анализа интересовавших его механизмов.

Так вот, будучи молодым человеком и экономя вре­мя, которое ему жалко было тратить на отработку фор­тепианной техники, он делал следующее: ставил на пю­питр книгу, читал ее, а в это время разыгрывал гаммы или этюды, тренируя пальцы. И вот после достаточно длительного периода таких занятий, он с удивлением обнаружил, что никакого прогресса в технике нет! Тог­да он оставил чтение и перешел на вдумчивую отработку техники, после чего сразу достиг заметных результатов.

Между прочим, к выводу о необходимости сосредото­чения внимания на отрабатываемых движениях давно пришли педагоги и тренеры. Вы, наверное, знаете, что в спорте существуют приемы идеомоторной тренировки— тренировки движений в плане представления, при внеш­ней неподвижности обучающегося. .

Есть такой прием и в фортепианной педагогике: че­ловеку предлагается разыгрывать пьесы тоническими на­жатиями пальцев, без их подъема и пространственного перемещения,—вы просто кладете руки на плоскость и тоническими нажатиями “проигрываете” произведение. Если кто-нибудь из вас играет и хочет технически отра­ботать сложную вещь, попробуйте этот способ. После того как вы час или два позанимаетесь таким образом, вы почувствуете необыкновенную усталость—гораздо большую, чем при реальной игре (а большая усталость, говорит и о большей загрузке мозговых центров). Зато после такого двухчасового упражнения прогресс оказы­вается гораздо более заметным, чем при фазической, т. е. внешнедвигательной игре.

Гимнастика йоги, по-видимому; имеет, тот же смысл. Когда мы делаем упражнения, размахивая руками и но­гами, то с большой вероятностью оберегаем свои мотор­ные центры от излишней нагрузки; мы лишь формально проделываем движение, не задумываясь о его тонких деталях.

Гимнастика йоги построена исключительно на тонических напряжениях мышц. Вся эта работа идет под сознательным контролем, идет интенсивно и прино­сит очень хорошие результаты.

Итак, выработка навыка—это процесс, идущий как бы с двух противоположных сторон: со стороны субъек­та и со стороны организма. Мы произвольно и сознатель­но вычленяем из сложных движений отдельные элемен­ты и отрабатываем правильное их выполнение. Одновре­менно, уже без участия нашей воли и сознания, идет процесс автоматизации действия. Этим мы обязаны уже собственно физиологическим свойствам и механизмам нашего организма. Он обладает таким замечательным даром: перенимать на себя в ходе автоматизации значи­тельную часть работы, организуемой сознанием.

До сих пор наши примеры касались преимуществен­но двигательных автоматизмов. Возникает вопрос: а су­ществуют ли автоматизмы в других сферах психической жизни человека, например в восприятии?

Да, конечно, существуют. Хорошо известно, что выс­шие формы зрительного или слухового восприятия требуют длительных упражнений. Именно в ходе длитель­ной практики вырабатываются, например, такие способ­ности, как “чтение” рентгенограмм, восприятие радио­кода Морзе и др.

Но можно взять примеры и из повседневной жизни. Попробуйте вспомнить, как вам слышалась иностранная речь на чужом когда-то языке: это был сплошной, нерас­члененный поток звуков. А после обучения этому языку вы стали воспринимать его совершенно иначе, четко вы­деляя слова и целые фразы. Этим вы обязаны образова­нию слуховых автоматизмов.

В нашем обычном восприятии мира трудно увидеть “черновую работу” неосознаваемых механизмов. Но с помощью специальных приемов она может быть обнару­жена.

Дело в том, что иногда, будучи поставлены в необыч­ные условия, перцептивные автоматизмы искажают восприятие, т. е. становятся причиной иллюзий, и тем самым себя обнаруживают. Приведу пример. -

Перед вами оконная рама (рис. 3). Она называется “иллюзией окна” или “окном Эймса”, по имени ее авто­ра, американского, психо­лога. Это плоская модель рамы, которая насажена на ось. Моторчик вращает ось и приводит раму в движение.

Итак, я задаю вам воп­рос: как вращается это “ок­но”? Вы отвечаете: “То туда, то сюда”, и это ваше впол­не четкое впечатление. Так? Так!

Ну, а теперь я вам ска­жу, что это впечатление ошибочно: рама все время вращалась в одну сторону, по часовой стрелке. Не вери­те? Да, трудно поверить:

ведь вы отчетливо видели колебательные движения. И все-таки это так. А теперь разберемся, в чем тут дело.

Объяснение иллюзии надо начать с рассмотрения формы окна. Вы видите, что оно имеет форму трапеции. Основана эта иллюзия на очень сильном признаке глу­бины—линейной перспективе. В чем этот признак состо­ит? Он хорошо известен: если вы смотрите на уходящие вдаль рельсы, то они кажутся сходящимися, т. е. рас­стояние между ними кажется постепенно уменьшаю­щимся.

Точно так же если вы смотрите на обычное окно в комнате под углом, то сторона, которая ближе к вам, выглядит большей, а та, которая дальше, — меньшей. Та­кая связь видимого размера и удаленности повторялась в вашем опыте многие тысячи раз на очень многих объ­ектах. В результате теперь, когда вы видите одно из двух реально одинаковых тел меньше, то понимаете, что оно дальше, а точнее, видите его находящимся дальше. В этом и состоит суть обсуждаемого перцептивного ав­томатизма; его можно описать как “срабатывание” при­знака линейной перспективы. Этот неосознаваемый процесс относится к группе ав­томатических актов, которые формируются без участия сознания. Уже маленькие дети фактически используют этот признак, не отдавая себе в нем отчета. Да и взрос­лые его непосредственно не осознают, а узнают о нем разве что из учебников психологии или руководств по проективному рисунку.

Итак, автор иллюзии использовал описанный перцеп­тивный автоматизм—срабатывание признака линейной перспективы; это во-первых.

Во-вторых, он учел наш перцептивный опыт в отно­шении формы оконных рам, перцептивное “знание” того, что они прямоугольные, т. е. что их стороны одинако­вые.

Главная “хитрость” его состояла в том, что он сде­лал окно непрямоугольным. В результате, когда окно по­ворачивается так, что его большая сторона оказывается к вам ближе, вы видите расположение окна правильно:

 

большую сторону ближе, меньшую дальше. Когда же на вас, начинает “находить” меньшая сторона, то ее размер (при убеждении, что стороны одинаковы) не позволяет “пропустить” ее вперед—и вы видите меньший край окна снова отходящим назад.


 

Механизмами такого рода много занимался Г. Гельмгольц. Для их описания он предложил термин “бессоз­нательные умозаключения”. Г. Гельмгольц подчёркивал, что слово “умозаключение” надо ставить в кавычки по­тому, что этот процесс подобен умозаключению только по результату: по природе же он отличается от истин­ного умозаключения, так как происходит бессознательно. Мы как бы рассуждаем, но на самом деле этого не де­лаем: за нас подобную работу производит неосознавае­мый перцептивный процесс.

Например, в случае иллюзии окна процесс этот эк­вивалентен следующему умозаключению.

Известно, что когда одна из одинаковых сторон мень­ше, то она дальше (большая посылка).

Эта сторона—меньше (малая посылка).

Значит, она дальше (вывод).

Поскольку процесс протекает бессознательно, созна­тельные усилия изменить его не могут. Бессознательные умозаключения, по выражению Гельмгольца, “непреодо­лимы”.

И действительно, сколько бы я вас ни убеждала, что на самом деле окно движется в одну сторону, сколько бы вы его ни “трогали руками” (в буквальном или пе­реносном смысле), вы вce paвно будете видеть его дви­жение иллюзорно.

Спросим себя, а есть ли автоматические процессы в умственной сфере? Конечно, есть. Их так много, что сра­зу даже трудно выбрать какой-нибудь простой пример.

Лучше всего, наверное, обратиться к области мате­матики. Именно там для нас наиболее очевиден про­цесс последовательного наслоения все более сложных действий, умений или знаний на автоматизированные предшествующие “слои”. Уход более элементарных дей­ствий на неосознаваемый уровень сопровождается мо­ментальным “усмотрением” того, что вначале требовало развернутого процесса мышления.

Рассмотрим такой алгебраический пример:

Чему равно это выражение? Одним словом, в отве­те—единица. Так? Так. А теперь посмотрим, на что опиралось решение. Оно опиралось на непосредствен­ное “видение” того, что, например, в числителе имеет­ся неполный квадрат суммы и разность квадратов, а в знаменателе—разность кубов; на знание их разложе­ния; на моментальное использование правила сокраще­ния одинаковых сомножителей в числителе и знаменате­ле; на знание того, что 1 —это и I2 и I3, и т. д. Все эти “видения”, “использования правил”, “знания”—автома­тизированные умственные действия, путь к которым со­стоял из многих и многих шагов, которые мы проделали, начиная с обучения в первом классе.

На этом мы заканчиваем знакомство с первым под­классом неосознаваемых механизмов и переходим ко второму — б) делениям неосознаваемой установки.

Понятие “установка” заняло в психологии очень важ­ное место, наверное, потому, что явления установки пронизывают практически все сферы психической жизни человека.

В советской психологии существует целое направление—грузинская школа психологов—которое разраба­тывает проблему установки в очень широком масштабе. Грузинские психологи являются непосредственными учениками и последователями выдающегося советского психолога Дмитрия Николаевича Узнадзе (1886—1950), который создал теорию установки и организовал разра­ботку этой проблемы силами большого коллектива. Собственно теорию установка я с вами разбирать не буду: это большая и сложная тема. Ограничусь знаком­ством с явлениями неосознаваемой установки.

Прежде всего, что такое установка. По определению, это—готовность организма или субъекта к совершению определенного действия или к реагированию в опреде­ленном направлении.

Замечу, что речь идет именно о готовности к пред­стоящему действию. Если навык относится к периоду осуществления действия, то установка—к периоду, ко­торый ему предшествует.

Фактов, демонстрирующих готовность, или предвари­тельную настройку организма к действию, чрезвычайно много, и они очень разнообразны. Как я уже говорила, они относятся к разным сферам психической жизни ин­дивида.

Например, ребенок задолго до годовалого возраста, пытаясь взять предмет, подстраивает кисть руки под его форму: если это маленькая крошечка, то он сбли­жает и вытягивает пальцы, если это круглый предмет, он округляет и разводит пальцы и т. д. Подобные преднастройки позы руки иллюстрируют моторную установку.

Спринтер на старте находится в состоянии готовно­сти к рывку — это тоже моторная установка.

Если вы сидите в темной комнате и со страхом ждете чего-то угрожающего,, то иногда и в самом" деле начи­наете слышать шаги или подозрительные шорохи. Пого­ворка “у страха глаза велики” отражает явления перцеп­тивной установки.

Когда вам дается какой-нибудь математический при­мер, выраженный в тригонометрических символах, то у вас создается установка решать его с помощью формул тригонометрии, хотя иногда это решение сводится к про­стым алгебраическим преобразованиям. Это пример умственной установки.

Состояние готовности, или установка, имеет очень важное функциональное значение. Субъект, подготовленный к определенному действию, имеет возможность осуществить его быстро и точно, т. е. более эффективно.

Но иногда механизмы установки вводят человека в заблуждение (пример необоснованного страха). Приведу вам еще один пример, на этот раз, заимствуя его из древнекитайского литературного памятника.

“Пропал у одного человека топор. Подумал он на сы­на своего соседа и стал к нему приглядываться: ходит, как укравший топор, глядит, как укравший топор, гово­рит, как укравший топор. Словом, каждый жест, каждое движение выдают в нем вора.

Но вскоре тот человек стал вскапывать землю в до­лине и нашел свой топор. На другой же день посмотрел на сына соседа: ни жестом, ни движением не похож он на вора” [9, с. 271].

Именно “ошибки установки”, которые проявляются в ошибочных действиях, восприятиях или оценках, отно­сятся к наиболее выразительным ее проявлениям и рань­ше всего привлекли внимание психологов.

Надо сказать, что не всякая установка неосознавае­ма. Можно сознательно ждать страшного—и действи­тельно видеть страшное, можно осознанно подозревать человека в краже топора — и действительно видеть, что он ходит, “как укравший топор”.

Но наибольший интерес представляют проявления именно неосознаваемой установки. Именно с них и на­чались экспериментальные и теоретические исследования в школе Д. Н. Узнадзе [ИЗ].

Основные опыты, которые явились отправной точкой для дальнейшего развития концепции Д. Н. Узнадзе, проходили следующим образом. Испытуемому давали в руки два шара разного объема и просили оценить, в ка­кой руке шар больше. Больший шар, предположим, да­вался в левую руку, меньший — в правую. Испытуемый правильно оценивал объемы шаров, и проба повторя­лась: снова в левую руку давали больший шар, а в правую— меньший, и испытуемый снова правильно оцени­вал объемы. Снова повторялась проба, и так раз пятна­дцать подряд [2].

Наконец, в очередной, шестнадцатой, пробе неожи­данно для испытуемого давались два одинаковых шара с той же самой инструкцией: “сравнить их объемы”. И вот оказалось, что испытуемый в этой последней, конт­рольной пробе оценивал шары ошибочно: он восприни­мал их снова как разные по объему. Зафиксировавшая­ся установка на то, что в левую руку будет дан больший шар, определяла,, или направляла, перцептивный про­цесс: испытуемые, как правило, говорили, что в левой руке шар меньше- Правда, иногда ответы были такие же, как и в установочных пробах, т. е. что в левой руке шар больше. Ошибки первого типа были названы конт­растными иллюзиями установки, ошибки второго типа — ассимилятивными иллюзиями установки.

Д. Н. Узнадзе и его сотрудники подробно изучили, условия возникновения иллюзий каждого типа, но я не буду на них сейчас останавливаться. Важно другое— убедиться, что установка в данном случае была действи­тельно неосознаваемой.

Непосредственно это не очевидно. Более того, можно предположить, что в подготовительных пробах испытуе­мые- вполне осознавали, что идут однотипные предъяв­ления, и начинали сознательно ждать такой же пробы в очередной раз.

Предположение это абсолютно справедливо, и для того, чтобы его проверить, Д. Н. Узнадзе проводит конт­рольный эксперимент с гипнозом.

Испытуемого усыпляют и в состоянии гипноза про­водят предварительные установочные пробы. Затем ис­пытуемый. пробуждается, но перед тем ему внушается, что он ничего не будет помнить. Вслед за пробуждением ему дается всего одна, контрольная, проба. И вот ока­зывается, что в ней испытуемый дает ошибочный ответ, хотя он не знает, что до того ему много раз предъявля­лись шары разного размера. Установка у него образова­лась и теперь проявилась типичным для нее образом.

Итак, описанными опытами было доказано, что про­цессы образования и действия установки изучаемого типа не осознаются.

Д. Н. Узнадзе, а за ним и его последователи придали принципиальное значение этим результатам. Они увиде­ли в явлениях неосознаваемой установки свидетельство существования особой, “досознательной”, формы психи­ки. По их мнению, это ранняя (в генетическом и функ­циональном смысле) ступень развития любого созна­тельного процесса.

Можно различным образом относиться к той или иной теоретической интерпретации явлений неосознаваемой установки, но безусловный факт состоит в том, что эти явления, как и рассмотренные выше автоматизмы, обна­руживают многоуровневую природу психических про­цессов.

Перейдем к третьему подклассу неосознаваемых ме­ханизмов — в) неосознаваемым сопровождениям созна­тельных действий.

Не все неосознаваемые компоненты действий имеют одинаковую функциональную нагрузку. Некоторые из них реализуют сознательные действия — и они отнесены к первому подклассу; другие подготавливают действия — и они описаны во втором подклассе.

Наконец, существуют неосознаваемые процессы, кото­рые просто сопровождают действия, и они выделены на­ми в третий подкласс. Этих процессов большое количе­ство, и они чрезвычайно интересны для психологии. При­веду примеры.

Вам, наверное, приходилось наблюдать, как человек, орудующий ножницами, двигает челюстями в ритме этих движений. Что это за движения? Можно ли отнести их к двигательным навыкам? Нет, потому что движения челюстями не реализуют действие; они также никак не подготавливают его, они лишь сопровождают его.

Другой пример. Когда игрок на бильярде пускает шар мимо лузы, то часто он пытается “выправить” его движение вполне бесполезными движениями рук, корпу­са или кия.

Студенты на экзаменах часто очень сильно зажима­ют ручку или ломают карандаш, когда их просишь, на­пример, нарисовать график, особенно если они в этом графике не очень уверены.

Человек, который смотрит на другого, порезавшего, например, палец, строит горестную гримасу, сопережи­вая ему, и совершенно этого не замечает.

Итак, в группу процессов третьего подкласса входят непроизвольные движения, тонические напряжения, ми­мика и пантомимика, а также большой класс вегетатив­ных реакций, сопровождающих действия и состояния человека.

Многие из этих процессов, особенно вегетативные компоненты, составляют классический объект физиоло­гии. Тем не менее, как я уже сказала, они чрезвычайно важны для психологии. Важность эта определяется дву­мя обстоятельствами.

Во-первых, обсуждаемые процессы включены в обще­ние между людьми и представляют собой важнейшие дополнительные (наряду с речью) средства коммуника­ции.

Во-вторых, они могут быть использованы как объек­тивные показатели различных психологических характе­ристик человека—его намерений, отношений, скрытых желаний, мыслей и т. д. Именно с расчетом на эти про­цессы в экспериментальной психологии ведется интен­сивная разработка так называемых объективных инди­каторов (или физиологических коррелятов) психических процессов и состояний.

Для пояснения обоих пунктов снова приведу при­меры.

Первый пример будет развернутой иллюстрацией то­го, как можно непроизвольно и неосознаваемо переда­вать информацию другому лицу.

Речь пойдет о “таинственном” феномене “чтения мыслей” с помощью мышечного чувства. Вы, наверное, слышали о сеансах, которые дают некоторые лица с эстрады. Суть их искусства состоит в действительно уникальной способности воспринимать у другого лица так называемые идеомоторные акты, т. е. тончайшие мышечные напряжения и микродвижения, которые со­провождают усиленное представливание какого-то дей­ствия.

Однажды мне довелось посетить сеанс В. Мессинга, одного из самых известных “чтецов мыслей”, и я поде­люсь с вами своими впечатлениями.

Его сеансы обычно проходили так. Из публики писа­лись в жюри записки с заданиями: жюри (составленное из зрителей) знакомилось с ними и приглашало автора одного из заданий на сцену, чтобы тот выступил в роли мысленного транслятора, или индуктора. Для этого он должен был, положив свою руку на предплечье В. Мес­синга, усиленно думать о предстоящем действии. Индук­тор предупреждался, что, если В. Мессинг будет делать не то, следует мысленно решительно говорить ему “нет!”

Нужно заметить, что круг задач, которые выполнял В. Мессинг, был достаточно ограничен. Перед началом сеанса его ассистент перечислял, что Мессинг не берет­ся отгадывать: он не воспроизводил задуманные тексты или стихотворения, не писал под диктовку, не отгадывал рисунки, ноты и т. п.

А что же он брался делать? Для примера проводи­лись наиболее выдающиеся случаи его отгадок. Напри­мер, однажды Мессинг отыскал в зале задуманный ряд, подошел к зрителю, сидящему на определенном месте, вынул у него из кармана пиджака карманные шахматы, расставил фигуры заданным образом и сделал заданный ход. Или: нашел книгу, в ней—указанную страницу и прочитал задуманную строчку.

Пристальный анализ подобных задач показывает, что все они имеют “маршрутный” или “адресный” характер, т. е. требуют куда-то пойти, где-то остановиться, что-то куда-то передвинуть и т. п. И вот человек, усиленно думая о нужном движении, сам того не замечая, слегка подталкивает В. Мессинга в нужном направлении и ос­танавливает в нужном месте.

Вы скажете: “Ну хорошо, “подтолкнуть” человека к тому, чтобы он сошел со сцены в зал, “провести” его по рядам, “остановить” около нужно ряда и места—это еще возможно. Но как же дальше? Как быть, например, с расстановкой шахмат?”

Отвечу, в подобных задачах Мессингу помогал до­полнительный прием—совершение непрерывных про­бующих движений, на каждое из которых он получал сигналы “разрешения” или “запрета”.

Чтобы не быть голословной, поделюсь личным опы­том: на уже упомянутом сеансе мне посчастливилось выступить в роли индуктора.

Задуманная мной задача состояла из нескольких простых дей­ствий. Сначала надо было, идя по сцене, описать траекторию вось­мерки, обогнув последовательно стол жюри и стол ассистента, потом пройти тот же маршрут в обратном направлении, наконец, подойти к роялю на сцене, повернуть стул сиденьем наружу и сесть на него. Вот и все.

Надо сказать, что Мессинг начинал с того, что приводил индук­тора в особое состояние. Он поставил меня перед собой - учтите, что все это происходило на сцене, на нас были направлены про­жектора, а также взоры нескольких сот зрителей. К тому же сам Мессинг был очень возбужден, он “ел” меня глазами, делал перед моим лицом какие-то пассы, проводил руками по моим рукам, тре­буя расслабиться, и в то же время приказывал нервными отрывоч­ными фразами: “Прошу вас, смотрите на меня, смотрите на меня, смотрите на меня! Думайте, думайте! Думайте, думайте!” Потом дал мне руку - рука сильно дрожала; я подумала, что, наверное, это тоже специальная мера, чтобы “раскачать” и мою руку и чтобы она лучше “транслировала” мои намерения.

Наконец, задав очень быстрый темп движения, ой двинулся впе­ред, так что я за ним еле успевала.

Мы проделали половину “восьмерки”, когда я решила, продолжая думать о задании, проконтролировать свою руку, чтобы она двига­тельного ничего не сообщала. Как только я приняла это решение, Мессинг сделал совершенно ненужную петлю, во время которой мы чуть вообще не сбежали со сцены. (Надо сказать, что подавляющее большинство задач до этого решались в зале, и он привык отправ­ляться в зал.)

Только большими усилиями руки (уже вполне сознательными) мне удалось вернуть его на нашу “восьмерку”.

Наконец, мы подошли к стулу у рояля -и здесь случилось не­что совершенно непредвиденное. На стуле случайно оказался коше­лек, кем-то забытый. Кошелек никак не входил в программу, но Мессинг этого не мог знать. Он схватил кошелек и стал вертеть его в руках. Я “думала” изо всех сил, что ему не надо этого делать (что выражалось, как я чувствовала, в энергичных запрещающих сжа­тиях моей руки). Он, конечно, воспринимал эти сигналы, но продол­жал искать в ложном направлении: побежал к своему рабочему столику, открыл кошелек и стал выкидывать все, что там лежало.

Здесь я уже совсем пришла в ужас, и изо всех сил транслиро­вала ему “запрещения”, но он только говорил: “Мне больно, мне больно!”—и продолжал действовать в том же духе. Среди прочих вещей в кошельке оказалась автобусная книжечка. Он ее то вкла­дывал, то выкладывал, а в конце концов начал отрывать от нее один билетик за другим (смотрите, какая изобретательность в поиске!).

Наконец, мне удалось почти буквально “оттащить” ,его назад к роялю. Надо сказать, что к этому, моменту мне уже захотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Я уже не следила за тем, чтобы не подавать знаков, наоборот, старалась подавать их изо всех сил.

Итак, мы подошли к стулу, и я стала “думать”, чтобы он его повернул (такими несколько поворачивающими движениями руки).

И Мессинг начал, действительно, поворачивать стул, но, увы— вверх ногами! Я усиленно думала, что его надо повернуть не так, а вот так, но ничего не действовало. Он вертел его минуты три;

наконец, стул оказался в нужном. положении, и я резко расслабила руку.

Но еще не конец, и Меесинг это чувствовал. Теперь по про­грамме записки, которая находилась перед глазами жюри, надо было сесть на стул. И вот эта задача оказалась самой трудной! Ведь она была “неадресной”! Нужно было придать определенную позу своему телу, и это-то как раз труднее всего было отгадать по мышечным усилиям моей руки.

7L когда в ответ на мое усиленное думание Мессинг снова на­чал переворачивать стул вверх ногами, мне пришлось перейти на старый, проверенный способ передачи мыслей — сказать ему сквозь зубы: “Сядьте!” — и только тогда наше выступление закончилось.

Итак, еще раз: во-первых, большая активность и изоб­ретательность при поиске нужного действия и, во-вто­рых, высокая чувствительность к идеомоторным сигна­лам - этих двух способностей достаточно для выполне­ния сложных “адресных” задач при так называемом чтении мыслей.

Теперь спросим себя: а происходит ли неосознавае­мая передача информации в обыденной жизни, в про­фессиональной деятельности? Конечно, происходит, Вспомним некоторые виды спорта, которые требуют точ­ного согласования движений партнеров, например, пар­ное фигурное катание. Хотя этот вопрос и не исследо­вался специально, с большой вероятностью можно пред­положить, что удивительная слаженность у фигуристов достигается за счет взаимного восприятия мимолетных мышечных напряжений, перераспределений тонуса, не­заметных подготовительных движений и т. п. Заметим, что сознание спортсменов обычно занято художествен­ной стороной исполнения, так что взаимный обмен дви­гательной информацией, скорее всего, проходит на не­осознаваемом уровне.

Возьмем другой пример: боксеры и фехтовальщики. Должны они уметь разгадывать готовящиеся удары про­тивника? Обязательно должны. И вот та непрерывная двигательная активность, в которой находится фехтую­щий или боксирующий спортсмен, наверняка, направле­на не только на подготовку нужного движения, но и на маскировку его. Канал общения между противниками как бы забивается лишними движениями, и последние организуются как мера предотвращения невольной, не­осознаваемой передачи информации.

Но сделаем шаг в еще более широкую область—по­вседневное общение людей друг с другом. Неосознавае­мые и полуосознаваемые компоненты речевой моторики постоянно обнаруживают наши состояния и настроения. Ведь голос человека может приобретать массу оттенков:

быть глухим, звонким, хриплым, металлическим, дрожа­щим, мягким, и всеми этими качествами он обязан тони­ческой активности голосовых связок и артикуляционно­го аппарата. Она, как и напряжения руки, далеко не всегда осознается, особенно ввиду того, что главная функция речевых движений состоит в передаче смысла, и сознание занято преимущественно этой их стороной.

Важно подчеркнуть, что эмоционально-выразитель­ные сопровождения подобных действий часто не осозна­ются не только лицом, “индуцирующим” сигналы этого рода, но и тем, кто их воспринимает.

Сколько раз вам, наверное, приходилось наблюдать, как один человек перенимает у другого позы, жесты, ма­неру говорить, совершенно не замечая этого. Способность неосознаваемых компонентов общения оказывать на другое лицо также неосознаваемое действие является одним из самых замечательных их свойств. Можно ду­мать, что свойство это уходит корнями в биологические механизмы подражания и эмоционального заражения, которые играют ведущую роль в коммуникации живот­ных.

Сказанного, наверное, достаточно, чтобы понять, по­чему в экспериментальной психологии издавна пред­принимались попытки обнаружить, и по возможности зарегистрировать, неосознаваемые компоненты действий и состояний человека.

В качестве примера я приведу одно исследование, которое было проведено в 20-х гг. нашего века молодым тогда психологом А. Р. Лурией, впоследствии ученым с мировым именем, профессором Московского универси­тета.

В основу этого исследования был положен так назы­ваемый ассоциативный эксперимент, предложенный в на­чале века К.- Юнгом для выявления скрытых аффектив­ных комплексов. В таком эксперименте испытуемому обычно предъявляют длинный список слов, на каждое из которых он должен ответить первым приходящим в голову словом.

А. Р. Лурия внес в описанную методику следующую модификацию: он просил испытуемого вместе с произне­сением ответного слова нажимать на очень чувствитель­ный датчик (это была мембрана пневматического бара­банчика). Таким образом, словесный ответ сочетался, или сопрягался, с моторной ручной реакцией, ввиду чего методика в целом и. получила название сопряженной . моторной методики А. Р. Лурии [69j.

И вот что оказалось. Если предлагаемое слово было нейтраль­ным, то через положенное время, в среднем спустя 2—3 с, следовал ответ (например, дом—окно, стол—стул) и запись моторной реак­ции имела острый пик, который означал уверенное нажатие на дат­чик. Если же предлагалось, эмоционально окрашенное слово, то время речевой реакции увеличивалось до 10—25 и более секунд, но это было известно и раньше. Что же касается моторного ответа, то он тоже задерживался, но до явного нажатия в руке разыгрывалась своего рода “тоническая буря”: на записи руки можно было видеть подъемы и спады, снова подъемы, дрожь и т. п. Все это отражало “смятение” испытуемого в период подыскания подходящего ответа.

Эта методика была применена А. Р. Лурией к лицам, которые находились под следствием и подозревались в преступлении.

Вот один пример. Субъекту, причастному к убийству, дается слово “полотенце” (для него это значимое слово, так как во время

преступления жертва при сопротивлений поранила ему руку и он оторвал кусок полотенца, чтобы перевязать рану). Следует период молчания в течение 7 с. Одновременно в моторной сфере наблюда­ется тоническое волнение - на записи медленно поднимается “горб” с неровной, колеблющейся формой; внешняя же реакция так и не наступает [69, с. 232].

В настоящее время высокая техническая оснащен­ность психологического эксперимента позволила изучить и применять в целях диагностики различных психиче­ских состояний человека (эмоционального возбуждения, напряжения, стресса, концентрации внимания и др.) десятки объективных индикаторов. Среди них и тради­ционные физиологические показатели, такие как пульс, частота дыхания, кровяное давление, электрическая ак­тивность мозга и такие недавно изученные индикаторы, как, например, микродвижения глаз, зрачковая реакция и др.

Любопытные результаты были получены в одном американском исследовании, где для выявления эмоцио­нальных состояний использовалась регистрация ширины зрачка.

Испытуемым-студентам (мужчинам и женщинам) предъявлялись картины различного содержания. Среди них были фигура обнаженного -мужчины, фигура обнаженной женщины, изображение матери с ребенком и пейзаж.

 

Рис. 4. Изменение ширины зрачка (неосознаваемый компо­нент эмоциональных реакций) при восприятии различных изображений

 

Как видно на рис. 4, у испытуемых-мужчин ширина зрачка оказалась наибольшей при рассматривании фигуры женщины, а у женщин — при восприятии матери и ребенка. Кстати, с помощью этого метода оказалось возможным выявлять лиц-гомосексуалистов.

В целом в ходе исследований подобного рода обна­ружилась следующая важная в теоретическом и прак­тическом отношении закономерность. Когда перед чело­веком возникает задача овладения собственными выра­зительными реакциями, то он решает ее с разным успе­хом в отношении реакций различного типа.

Легче всего человеку удается контролировать внеш­ние действия (слова, движения и пр.), заметно труднее— мышечную тонику (позу, мимику, интонацию). Наконец, на последнем месте оказываются такие вегетативные компоненты действий, как слезы, дрожь, изменения зрач­ка и т. п. Из сказанного ясно, что малоосознаваемые реакции могут быть наиболее информативными и, воз­можно, наиболее действенными в плане передачи эмо­циональных состояний в процессе общения.


– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПСИХОЛОГИИ, ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ПРЕДМЕТЕ ПСИХОЛОГИИ

ВВЕДЕНИЕ... В ОБЩУЮ... ПСИХОЛОГИЮ...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ ПРОЦЕССЫ

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Индивид и личность
Лекция 14. Способности. Темперамент Лекция 15. Характер................................. Лекция 16. Личность и ее формирование Приложение.................................

ОБЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКЕ
ЗАДАЧА КУРСА. ОСОБЕННОСТИ ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКИ. НАУЧНАЯ И ЖИТЕЙСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ. ПРОБЛЕМА ПРЕДМЕТА ПСИХОЛОГИИ. ПСИХИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТЫ Эта лекция открывает курс

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ДРЕВНИХ ФИЛОСОФОВ О ДУШЕ. ПСИХОЛОГИЯ СОЗНАНИЯ
ВОПРОС О ПРИРОДЕ ДУШИ; ДУША КАК ОСОБАЯ СУЩНОСТЬ. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ДУШИ И ТЕЛА; ЭТИЧЕСКИЕ ВЫВОДЫ. ФАКТЫ СОЗНАНИЯ. ЗАДАЧИ ПСИХОЛОГИИ СОЗНАНИЯ; СВОЙСТВА СОЗНАНИЯ; ЭЛЕМЕНТЫ СО

МЕТОД ИНТРОСПЕКЦИИ И ПРОБЛЕМА САМОНАБЛЮДЕНИЯ
“РЕФЛЕКСИЯ” Дж. ЛОККА. МЕТОД ИНТРОСПЕКЦИИ: “ПРЕИМУЩЕСТВА”; ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ; ПРОБЛЕМЫ И ТРУДНОСТИ; КРИТИКА. МЕТОД ИНТРОСПЕКЦИИ — И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДАННЫХ САМОНАБЛЮДЕНИЯ (ОТ

БИХЕВИОРИЗМА. ЕГО ЗАСЛУГИ И НЕДОСТАТКИ
Мы переходим к следующему крупному этапу в раз­витии психологии. Он ознаменовался тем, что в психо­логию были введены совершенно новые факты — факты поведения. Что же имеют в виду, когда г

Лекция 6
НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ ПРОЦЕССЫ (продолжение) НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ ПОБУДИТЕЛИ ДЕЙСТВИЙ: 3. ФРЕЙД И ЕГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О БЕССОЗНАТЕЛЬНОМ; ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ БЕССОЗНАТЕЛЬНО

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ И ПРИНЦИПЫ. ОПЕРАЦИОНАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: ДЕЙСТВИЯ И ЦЕЛИ; ОПЕРАЦИИ; ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ Мы начинаем знакомство с “психологической тео

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
(продолжение) МОТИВАЦИОННО-ЛИЧНОСТНЫЕ АСПЕКТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: ПОТРЕ6НОСТИ, МОТИВЫ,- ОСОБЕННЫЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ; МОТИВЫ ИСОЗНАНИЕ; МОТИВЫ И ЛИЧНОСТЬ; РАЗВИТИЕ М

ФИЗИОЛОГИЯ ДВИЖЕНИЯ И ФИЗИОЛОГИЯ АКТИВНОСТИ
МЕХАНИЗМЫ ОРГАНИЗАЦИИ ДВИЖЕНИЙ ПО Н. А. БЕРНШТЕИНУ. ПРИНЦИП СЕНСОРНОЙ КОРРЕКЦИИ, СХЕМА РЕФЛЕКТОРНОГО КОЛЬЦА, ТЕОРИЯ УРОВНЕЙ. В этой и следующей лекции вы познакомитесь с концепцие

Лекция 10
ФИЗИОЛОГИЯ ДВИЖЕНИЙ И ФИЗИОЛОГИЯ АКТИВНОСТИ (продолжение) ПРОЦЕСС ФОРМИРОВАНИЯ ДВИГАТЕЛЬНОГО НАВЫКА. ПРИНЦИП АКТИВНОСТИ И ЕГО РАЗВИТИЕ Н. А. БЕРНШТЕЙНОМ:

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ПСИХИКИ В ФИЛОГЕНЕЗЕ
ОБЪЕКТИВНЫЙ КРИТЕРИИ. ПСИХИКИ. ГИПОТЕЗА А. Н. ЛЕОНТЬЕВА О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ И ЕЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ПРОВЕРКА АДАПТИВНАЯ РОЛЬ ПСИХИКИ В ЭВОЛЮЦИИ ЖИВОТ

ЧЕЛОВЕКА И ЕЕ ФОРМИРОВАНИЕ В ОНТОГЕНЕЗЕ
ГИПОТЕЗА О ПРОИСХОЖДЕНИИ СОЗНАНИЯ: РОЛЬ ТРУДА И РЕЧИ. ВОПРОС О ПРИРОДЕ ПСИХИКИ ЧЕЛОВЕКА. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ТЕОРИЙ Л. С. ВЫГОТСКОГО: ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА; ЧЕЛОВ

Лекция 13 ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
ФОРМУЛИРОВКА ПРОБЛЕМЫ. ПРИНЦИПЫ ПСИХОФИЗИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И ПСИХОФИЗИЧЕСКОГО ПАРАЛЛЕЛИЗМА: ДОВОДЫ “ЗА” И “ПРОТИВ”. ПРЕДЛАГАЕМОЕ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ:

СПОСОБНОСТИ. ТЕМПЕРАМЕНТ
  понятия “индивид” и “личность”. СПОСОБНОСТИ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ, ПРОБЛЕМЫ ПРОИСХОЖДЕНИЯ И МЕХАНИЗМОВ РАЗВИТИЯ, РЕЗЮМЕ. ТЕМПЕРАМЕНТ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ И СФЕРЫ

ПРОБЛЕМА “НОРМАЛЬНОГО” ХАРАКТЕРА
    Как и полагается, следует начать с определения ха­рактера. Однако этого нельзя сделать без некоторых . предварительных замечаний. Дело в том, что “характер”

ЛИЧНОСТЬ И ЕЕ ФОРМИРОВАНИЕ
ЕЩЕ РАЗ: ЧТО ТАКОЕ ЛИЧНОСТЬ? КРИТЕРИИ СФОРМИРОВАННОЙ ЛИЧНОСТИ,. ФОРМИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ: ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПУТЬ, ЭТАПЫ (“ПЕРВОЕ” И “ВТОРОЕ” РОЖДЕНИЕ ЛИЧНОСТИ, ПО А. Н. ЛЕОНТЬЕВУ); СТИХИЙНЫЕ МЕХАНИЗМЫ:

ПЛАН СЕМИНАРСКИХ ЗАНЯТИЙ ПО КУРСУ
“ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ” РАЗДЕЛ “Введение в психологию” (I СЕМЕСТР) I. Общая характеристика психологии как науки 1. Описательная характеристик

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги