ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

МОСКОВСКИЙ

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

Имени М.В.ЛОМОНОСОВА

_____________________________________________________________

ФАКУЛЬТЕТ ПСИХОЛОГИИ

 

ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

 

 

ТЕКСТЫ

 

 

Под общей редакцией В. В. Петухова

 

ТОМ 1

«ВВЕДЕНИЕ»

Москва 1997
Содержание

Предисловие............................................................................................. 7

Тема 1. Общая характеристика психологии как науки

1. Основные значения термина «психология». Определения психики
и сознания. Описательная характеристика психических явлений

Гиппенрейтер Ю.Б. [Предмет психологии. Описание

психических явлений]....................................................................... 12

Годфруа Ж. Происхождение слова «психология» .................................. 14

Петухов В.В., Столин В.В. [Определение психики и сознания.

Значение слова «психология»]........................................................ 15

Феофраст. Характеры.............................................................................. 17

2. Сравнение научной и житейской психологии, их
взаимоотношение. Специфика научно-психологического знания

Гиппенрейтер Ю.Б. [Особенности психологии как науки]..................... 19

Оллпорт Г. Личность: проблема науки или искусства?.......................... 27

Петухов В.В., Столин В.В. Сравнение житейской

и научной психологии...................................................................... 35

3. Психология и практика. Отрасли психологии

Годфруа Ж. Чем занимаются психологи?................................................ 40

Петухов В.В., Столин В.В. Отрасли психологии. Формы

сотрудничества научной и житейской психологии........................ 47

Тема 2. Становление предмета психологии

1. Сознание как предмет психологии. Основные метафоры и свойства сознания

Вундт В. Сознание и внимание ................................................................ 52

Вундт В. [Психология душевных волнений] ........................................... 68

Джеймс У. Поток сознания....................................................................... 83

Титченер Э. Два уровня сознания ......................................................... 102

Содержание

2. Метод интроспекции и проблема самонаблюдения.
Субъективный отчет

Гиппенрейтер Ю.Б. Метод интроспекции

и проблема самонаблюдения ........................................................ 105

3. Поведение как предмет психологии. Основные понятия,
задачи и методы классического бихевиоризма

Уотсон Дж. Психология с точки зрения бихевиориста....................... 116

Уотсон Дж. Бихевиоризм ..................................................................... 120

4. Необихевиоризм. Активность и целостность
поведения. Понятие промежуточной переменной

Толмен Э. Поведение как молярный феномен...................................... 128

Толмен Э. Когнитивные карты у крыс и у человека.............................. 145

5. Неосознаваемые процессы и их классификация.
Явления и понятие установки

Гиппенрейтер Ю.Б. Неосознаваемые процессы.................................... 151

6. Бессознательное: его проявления, отношение к сознанию
и методы исследования

Фрейд 3. Сознание и бессознательное................................................... 164

Фрейд 3. [О забывании]........................................................................... 169

Тема 3. Человек как субъект деятельности

1. Философские и психологические представления
о сущности человека

Роджерс К. «Быть тем, кто ты действительно есть».Точка

зрения тераписта на цели человека .............................................. 186

Франкл В. Поиск смысла жизни и логотерапия..................................... 203

Фромм Э. Психоанализ и этика.............................................................. 212

Мамардашвили М.К. Философия и личность ....................................... 236

2. Понимание личности в широком и узком смысле.
Индивид и личность. Физическое, социальное и духовное Я

Джеймс У. Личность .............................................................................. 251

Рубинштейн С.Л. Теоретические вопросы психологии

и проблема личности .................................................................... 261

Леонтьев А.Н. Деятельность и личность .............................................. 267

Петухов В.В. Понятие личности. Функциональные различия

природы и культуры...................................................................... 274

3. Общее представление о развитии личности

Леонтьев А.Н. Формирование личности................................................ 285

Петухов В.В. Общее представление о развитии личности................... 295

Содержание

Тема 4. Возникновение и развитие психики

1. Роль психики в биологической эволюции. Критерии
психического. Гипотеза о возникновении и стадиях развития
психики в филогенезе

Северцов А.Н. Эволюция и психика ...................................................... 302

Леонтьев А.Н. Проблема возникновения ощущения............................ 323

Гальперин П.Я. Основные формы психического отражения.

Объективные признаки психики ................................................... 337

2. Элементарная (сенсорная) психика и инстинктивное
поведение животных

Годфруа Ж. [Элементарные виды научения]......................................... 347

Леонтьев А.Н. Стадия элементарной сенсорной психики..................... 349

3. Перцептивная психика и индивидуально-изменчивое поведение
животных. Навык и интеллект, их характеристика

Леонтьев А.Н. Стадия перцептивной психики....................................... 361

Леонтьев А.Н. Стадия интеллекта.......................................................... 366

4. Трудовая деятельность и возникновение сознания.
Сравнение психики животных и человека

Леонтьев А.Н. Общая характеристика психики животных................... 374

Леонтьев AM. Условия возникновение сознания................................... 377

Петухов В.В. [«Трудный труд»: имитация трудовой деятельности]__ 384

Тема 5. Социокультурная регуляция деятельности

1. Строение сознания. Специфика коллективных сознательных

представлений. Значение и личностный смысл

Дюркгейм Э. Социология и теория познания......................................... 394

Леонтьев А.Н. Деятельность и сознание................................................ 405

2. Высшие психические функции: понятие и основные
характеристики. Общее представление об интериоризации

Выготский Л.С. Инструментальный метод в психологии ................... 416

Выготский Л.С. История развития высших психических функций...... 422

Леонтьев А.Н. Развитие исторического подхода

в советской психологии................................................................. 438

3. Развитие сознания. Присвоение общественно-исторического
опыта в онтогенезе. Соотношение внешней и внутренней
деятельности. Понятие интериоризации

Леонтьев А.Н. Проблема присвоения человеком

общественно-исторического опыта............................................... 441

Леонтьев А.Н. Особенности формирования умственных действий..... 448

Леонтьев А./^.Соотношение внешней и внутренней деятельности..... 450

Содержание

Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

1. Понятие деятельности. Потребности человека,

их свойства и специфика. Определение и функции мотива. Развитие мотивационно-потребпостной сферы

Леонтьев А.Н. Проблема деятельности в психологии ......................... 456

Леонтьев А.Н. Мотивы, эмоции и личность ......................................... 464

Маслоу А.Г. Базовые потребности......................................................... 475

2. Макроструктура деятельности: действия и операции.
Виды операций. Уровни анализа деятельности

Леонтьев А.Н. Общее строение деятельности...................................... 493

Леонтьев А.Н. Психологические вопросы сознательности учения...... 507

Петухов В.В. [Планирование и исполнение трудового действия:

феномен врабатываемости в деятельность] ................................ 513

3. Кольцевая регуляция и уровни построения движений

Гиппенрейтер Ю.Б. Физиология движений

и физиология активности............................................................... 517

Тема 7. Человек как субъект познания

1. Образ как категория психологии познания. Чувственная ткань
сознания. Общая характеристика когнитивной психологии.
Определения основных психических процессов

Леонтьев AM. Образ мира .................................................................... 530

Леонтьев А.Н. Чувственная ткань сознания ......................................... 542

Айзенк М. История когнитивной психологии ........................................ 547

Петухов В.В. Основные определения собственно познавательных

и универсальных психических процессов................................... 554

2. Феномены восприятия. Основные свойства
перцептивного образа

Оллпорт Ф. Феномены восприятия ....................................................... 560

Грегори Р. Неоднозначные фигуры. Рисование на плоскости.............. 568

Стрэттон Д. Перевернутый мир (Резюме) .......................................... 575

Липер Р. Жена или теща (Резюме) ......................................................... 578

Сийпола Е. Установка в восприятии (Резюме) ...................................... 580

Уоллах X. Насыщение при восприятии движения.

Творчество восприятия.................................................................. 581

3. Психологическая характеристика мышления. Образ и смысл

Джеймс У. Мышление .......................................................................... 583

Кюлъпе О. Психология мышления ........................................................ 590

Арнхейм Р. Визуальное мышление ....................................................... 597

ПРЕДИСЛОВИЕ

Курс общей психологии — фундаментальный для образования психо­логов любых специализаций, исследователей и практиков. Различный по объему, структуре и содержанию, он преподается на всех факультетах пси­хологии университетов нашей страны и, разумеется, требует обеспечения полноценной учебной литературой. По давней традиции курс включает в себя характеристику предмета нашей науки, ее основных понятий, проблем и путей их решения, общее представление о человеке как личности, резуль­таты исследований ее мотивационной и познавательной сфер. Однако при всем разнообразии тем — главное, что заботило в свое время основателей психологии, а сегодня необходимо для ее преподавателей: этот курс должен быть единым, целостным.

Конечно, для этого нужен учебник. Но тогда он уже есть: в нашей стране — это созданный С.Л.Рубинштейном еще в 1930—1940-е годы учеб­ник «Основы общей психологии», не теряющий актуальности и служащий действительной основой многим, более поздним учебникам, подготовлен­ным обычно для педагогических институтов. Для студентов государствен­ных университетов существует курс лекций Ю.Б.Гиппенрейтер «Введение в общую психологию», выдержавший уже два издания, а также ряд учеб­ников по узким разделам курса. И все же создание единого университет­ского учебника по курсу общей психологии до сих пор остается проблемой.

Однако освоение курса по учебнику — не единственная возможность: путь университетского психологического образования может (а подчас и должен) быть иным. Ведь основные понятия, проблемы, направления об­щей психологии, методы их решения обсуждаются как на лекционных, так и семинарских занятиях, взаимосвязанных, дополняющих друг друга. На семинарах, при подготовке к ним студенты могут изучать психологию по оригинальным работам, самостоятельно обращаясь к научной класси­ке, значимым современным исследованиям, теориям, результатам. Так и возник в психологической практике особый жанр — книги для чтения (readings), названной сначала хрестоматией, а затем — просто сборником текстов для семинарских занятий.

На факультете психологии Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова хрестоматии по общей психологии создавались под ру-

8 Предисловие

ководством А.Н.Леонтьева, а затем Ю.Б.Гиппенрейтер в 1970-1980-е годы. При участии преподавателей, которые проводили тогда семинарские занятия на дневном отделении (и читали лекции на вечернем), получая тем самым в общем курсе свою специализацию, были подготовлены сборники текстов по психологии ощущений и восприятия, внимания, памяти, мышления, индивиду­альных особенностей, личности, эмоций. Материалы из этой серии, переиздава­емой сегодня в значительно расширенных вариантах, используются в учебном процессе и по сей день, а значит входят, наряду с другими первоисточниками, и в настоящее издание.

Наше собрание текстов есть первая попытка обеспечить учебной лите­ратурой прохождение единого, целостного курса общей психологии. История этого курса, как и настоящего издания, тесно связана с появлением и раз­витием в нашей стране системы спецотделений для обучения специалистов с высшим образованием. Становление факультетского спецотделения, кото­рым с начала 1990-х годов руководил доцент кафедры возрастной психологии Р.О.Орестов, а сегодня — доцент кафедры психологии личности С.Р.Пантиле-ев, было достаточно бурным. Сначала студентов было немного (меньше, чем на вечернем отделении факультета), и им вполне хватало скромного по объему годового курса общей психологии при фактическом отсутствии учебных про­грамм. Однако к середине 1990-х годов положение радикально изменилось, и заинтересованные, взволнованные слушатели (количество которых нередко превышает число поступивших на дневное отделение) выступили с требовани­ем обеспечить курс общей психологии в объеме трех полноценных семестров и устранить дефицит учебной литературы. Эта задача была решена вовремя, и первое издание наших хрестоматий уже вышло в свет, хотя и небольшим ти­ражом, по существу — для служебного пользования. Однако необходимость в учебной литературе по нашему курсу остается острой, и настала пора повто­рить издание, исправив и дополнив его.

Так случилось, что создание целостного курса общей психологии для спецотделения совпало с началом его становления и на дневном отделении факультета. Курс включает три крупных раздела (что, собственно, отвечает традициям), которые ранее именовались «Введение в психологию», «Психо­логия личности», «Психология познания», причем бывали разными по объ­ему, а два последних нередко менялись по очередности. Соответственно, наше собрание текстов разделено на три тома, в каждом из которых пред­ставлено по 7 основных тем.

Том 1 — «Введение» — это первое серьезное знакомство с психологи­ческой наукой, ее спецификой как естественной и гуманитарной дисциплины, базовыми понятиями, методологическими принципами, практическими при­ложениями. Здесь рассматриваются основные варианты предмета психологии и — главное — различаются представления о человеке как субъекте деятель­ности, реальной жизни, общественной практики и субъекте познания, исследо­вания окружающей действительности. Том 2 — «Субъект деятельности» — суть рассказ о личности в широком и узком смысле: от индивидуальных осо­бенностей человека и эмоционально-волевой регуляции поведения до анализа

Предисловие

потребностно-мотивационной сферы, определяющей строение личности и воз­можности ее развития. Том 3 — «Субъект познания» — содержит результа­ты исследований психических процессов, как раз и связанных для многих с общей психологией: в нашем курсе мы разделяем их на собственно познава­тельные — ощущение, восприятие, мышление — и универсальные, которые обеспечивают любую деятельность — память, внимание, воображение.

Перед вами — первый том нашего собрания текстов, пусть весомый и все же самый небольшой по объему, ведь его материалы слушатели спец­отделения обычно проходят всего за три месяца. Каждая из 7-и тем пред­ставлена кратким содержанием соответствующих лекций, а сами тексты распределены строго по вопросам семинарских занятий, что организует под­готовку к ним. Содержание данного раздела курса можно условно разделить так: если материалы первых трех тем (1 — 3) необходимы сегодня, по наше­му мнению, любому специалисту с высшим образованием, то остальные темы (4 — 7) суть введение уже в профессиональную общую психологию, постро­енное главным образом — и это принципиально для создателей курса — на научных традициях факультета психологии Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова.

Ключевые слова для тем 1—3: наука (1) — предмет (2) —• личность (3). Так, в теме 1 слушатели постепенно начинают отличать научные представле­ния о психике и сознании от житейских, и это особенно важно для тех, кто уже получил иное высшее образование — естественное или гуманитарное: по­нимание специфики психологии может вызывать трудности, а то и возраже­ния, подчас различные у представителей тех и других дисциплин. Тема 2 посвящена становлению предмета нашей науки — тех его вариантов, которые стали сегодня классическими: сознанию, поведению, неосознаваемым про­цессам, а также связанным с ними базовым понятиям, методам, проблемам, возможным принципам их решения. В теме 3 мы знакомимся с человеком как субъектом деятельности (и тем самым задаем основы второго раздела курса), пытаясь увидеть его разным — природным, социальным, культурным, но и единым — активной, противоречивой, преобразующей себя личностью. Особое место занимает здесь сопоставление философских и психологических представлений о сущности человека. Заметим, что данная тема подкреплена материалами, представленными в курсе лекций.

Именно представление о человеке как природном, социальном, куль­турном субъекте определяет структуру следующих тем. Ключевые слова для них: психика и природа (тема 4) — человек и общество (5) — деятель­ность (6) — познание (7). В теме 4 раскрывается понятие психики, обсуж­даются ее критерии, развитие в собственно природной среде, возникновение сознания в совместной деятельности людей, сравнительная характеристика психики животных и человека. В теме 5 выделяются принципы социокуль­турной регуляции поведения, ставшие, в частности, основой культурно-истори­ческой концепции развития высших психических функций. Если в теме 4 спе­цифика психологической науки определяется во взаимодействии (иногда — полемике) с биологией, этологией, то в теме 5 — с социологией, наукой об обще-

10 Предисловие

стве. Тема 6 посвящена общепсихологической теории деятельности, знание ко­торой необходимо нам хотя бы потому, что вместе с этой теорией (и шире — деятельностным подходом) отечественная наука вошла в психологический мир практически одновременно с гуманистической, когнитивной психологией и др. И наконец, в теме 7 человек предстает перед нами как субъект познания, хотя пока мы узнаем лишь основные определения и особенности собственно познавательных процессов (и это — введение в третий раздел курса).

Следует признать, что отбор и сама структура материалов данного тома едва ли имеет определенного автора, так как многое здесь входило когда-то в лекционные и семинарские курсы основателей факультета — А.Н.Леонтьева, А.Р.Лурия, П.Я.Гальперина — а затем — профессоров кафедры общей психо­логии О.К.Тихомирова, Ю.Б.Гиппенрейтер, В.А.Иванникова. Помимо ответ­ственного редактора, читающего на спецотделении лекционный курс, и редак­торов-составителей — Ю.Б.Дормашева и С.А.Капустина, в подготовке нашего собрания текстов фактически принимали участие Е.Е.Насиновская, А.А.Пузы-рей и другие преподаватели, ведущие семинары по общей психологии. Остает­ся добавить, что наш целостный курс читается и на дневном отделении фа­культета, причем темы данного раздела — те же самые, поэтому настоящий том может быть полезен и для студентов. Впрочем, во многом он интересен всем, кто всерьез увлекается психологией как наукой.

Возвращаясь к характеристике нашего собрания в целом, хотелось бы подчеркнуть, что оно не претендует на новизну и никак не конкурирует с другими хрестоматиями и сборниками текстов. Мы не стали обогащать тек­сты сведениями об авторах, а само издание, скажем, словарем основных тер­минов, развернутыми примечаниями, которые на данном этапе представля­ются нам излишними. Достаточно, что у слушателей есть необходимый для чтения текст, а у преподавателей — серьезный опыт работы по его обсужде­нию. Повторим: преимущество нашего издания — в другом. Если даже на дневном отделении узкие разделы общей психологии сочетаются подчас в любом порядке, то курс для лиц с высшим, но пока непсихологическим образованием должен сохранять внутреннее единство, целостность. Что же касается совершенствования подобных изданий, то нам представляется пер­спективным такое решение. Будущий университетский учебник по общей психологии, построенный на основе целостного курса, должен быть особым, включать в себя авторские лекции, сборники оригинальных текстов, подроб­ные пособия к ним. Подготовка и издание такого учебника — трудная, дол­гая, но необходимая работа, в которой будет использовано и настоящее со­брание, нужное нашему читателю уже сейчас.

Желаем интересных открытий и учебных успехов в освоении пси­хологии — одной из самых трудных и увлекательных наук!

В.В.Петухов,

кандидат психологических наук,

доцент факультета психологии

Московского государственного университета

имени М.В.Ломоносова

Тема 1

Общая характеристика психологии как науки

Различные значения термина «психология». Общее предс­тавление о психике и сознании. Из истории «донаучной» психо­логии. Психологическое знание в обыденной жизни. Примеры описаний индивидуальных психологических различий, спосо­бов поведения. Возможности обобщения типовых психических черт на примере классификаций темперамента. Психология и философия. Представления о душе в античной философии, их значение для современной психологии. Практическая и исследо­вательская психология. Становление научной психологии, об­щая характеристика ее предмета и методов. Сравнительные особенности житейского и научного познания в психологии. Психология как естественнонаучная и гуманитарная дисципли­на. Уникальность психологической науки: человек как субъект познания. Взаимосвязь научной и житейской психологии, фор­мы их сотрудничества. Отрасли психологии и критерии их выделения.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Основные значения термина «психология». Определения психики и сознания. Описательная характеристика пси­хических явлений.

© Сравнение научной и житейской психологии, их взаимо­отношение. Специфика научно-психологического знания.

© Психология и практика. Отрасли психологии.

О Основные значения термина «психология». Определения психики и сознания. Описательная характеристика психических явлений.

Ю. Б. Гиппенрейтер

Знакомство с любой наукой начинается с определения ее предмета и описания круга явлений, которые она изучает. Что же является предметом… Первый способ предполагает рассмотрение различных точек зрения на предмет… Все это мы будем рассматривать в последующих лекциях, а сейчас отве­тим кратко.

Ж.ГодФруа

Своим названием и первым определением психология обязана гре­ческой мифологии. Эрот, сын Афродиты, влюбился в очень красивую молодую женщину Психею. К… Для греков этот миф был классическим образцом истинной люб ви, высшей реализации человеческой души. Поэтому Психея —…

В.В.Петухов, В.В.Столин

При характеристике любой науки необходимо разъяснить ее теорети­ческие основания, предмет изучения, показать исследовательские возможно­сти,… Так, в первом, дословном своем значении психология — это знание о психике,… Во втором, наиболее распространенном значении, слово «психология» относят и к самой психической, «душевной» жизни,…

Феофраст ХАРАКТЕРЫ 1 Льстивость

1 Феофраст. Характеры. Л.: Наука, 1974. С. 6—7, 19, 25—26. 2 Зак. 2652 18 Тема 1. Общая характеристика психологии как науки

Бестактность

Недоверчивость (1) Недоверчивость — это какая-то склонность подозревать всех в не­честности.… Сравнение научной и житейской психологии, их взаимоотношение. Специфика научно-психологичес­кого знания

Ю.Б.Гиппенрейтер

Скажу несколько слов об особенностях психологии как науки. В системе наук психологии должно быть отведено совершенно осо­бое место, и вот… Во-первых, это наука о самом сложном, что пока известно человече­ству. Ведь психика — это «свойство…

Г.Оллпорт

Имеются два принципиальных подхода к детальному изучению лич­ности: литературный и психологический. Ни один из них не «лучше» другого: каждый имеет определенные заслуги и горячих… Один из наиболее значимых успехов первой части двадцатого сто­летия состоял в открытии того, что личность является…

Трусость

ОллпортГ. Личность: проблема науки или искусства? 29 нет ли среди плывущих непосвященного в мистерии. И, подымая затем голову к… Есть одна черта в этом классическом описании, на которую я осо­бенно хочу обратить внимание. Заметьте, что Феофраст…

В.В.Петухов, В.В.Сталин

Фундаментальным условием существования человека является определенное сознательное представление им окружающего мира и сво­его места в нем. Изучение… В истории культуры — философских, морально-этических текстах, художественном… Возможные примеры. 1. Классическим для европейской культуры стало эмпирическое описание человеческой индивидуальности…

Ж.Годфруа

ЧЕМ ЗАНИМАЮТСЯ ПСИХОЛОГИ?¹

Введение

Название «психология» все еще окутано завесой тайны для тех, ко­му не приходилось соприкасаться с этой наукой. Однако число студентов, впервые приступающих к изучению психологии с целью приподнять эту завесу, достаточно велико. Они надеются таким образом глубже познать себя, а главное — овладеть методами, позволяющими лучше понимать дру­гих людей и в конечном итоге воздействовать на них. [Ранее] мы по­казали, по каким направлениям развивалась психология в XX веке, и об­рисовали трудности, с которыми приходится сталкиваться при попытках понять природу человека и происхождение различных форм его поведе­ния. Кроме того, мы старались устранить или, по крайней мере, сгладить представление о психологе как о врачевателе души, умеющем глубоко проникать в мысли и чувства людей, способном ясно понять их тайные замыслы, а, прежде всего — помочь им изменить свою судьбу.

Этот портрет очень мало соответствует действительности. Несом­ненно, есть люди, как женщины, так и мужчины, изначально обладающие особым «даром» контактности и непринужденного общения, что позволя­ет им выслушивать других и оказывать им известную моральную под­держку или подводить их ближе к ответам на те или иные вопросы. Но как объективно установить, можно ли считать удовлетворение, получае­мое «клиентом» от такого общения, показателем какого-то реального, а не воображаемого успеха? Сколько приходится на одного психолога, дос­тойного этого звания, шарлатанов в этом деле, чья «профессия» находит­ся под защитой закона лишь в немногих странах?

Психология, как мы видели, может продвигаться вперед только при условии методичного исследования механизмов, лежащих в основе пове-

¹ Годфруа Ж. Что такое психология: В 2 т. М.: Мир, 1992. Т.Д. С.101—110.

ГодфруаЖ. Чем занимаются психологи? 41

дения; только применение научного метода позволяет получить такие сведения и объективно оценить результаты того или иного воздействия. А единственную гарантию серьезного проведения такой работы дает со­лидная подготовка психолога. Эта подготовка может, однако, осуществ­ляться разнообразными способами, подчас весьма далекими от того, ка­кими они должны быть по представлениям широкой публики.

Психологи, как и представители других наук, делятся на две катего­рии: одни заняты поисками новых знаний, а другие — их приложением. Первых интересуют теоретические аспекты; они наблюдают изучаемые явления в естественной обстановке или в лаборатории, стараются интер­претировать полученные результаты и систематизировать их, с тем, чтобы создать схемы, объясняющие поведение. Именно к ним относится глав­ным образом все то, что говорилось до сих пор.

Психологи второй категории более многочисленны. Это к ним не­посредственно обращаются люди, которые с трудом приноравливаются к различным сторонам повседневной жизни, как интеллектуальным, так и эмоциональным. Некоторые из этих психологов, кроме того, призваны по­могать своими советами при организации управления различными ви­дами человеческой деятельности. В своих действиях они опираются на накопленные теоретические знания и в своей повседневной практике про­веряют обоснованность этих знаний и выявляют в них слабые места.

Психология и ее разделы

Прежде чем приступить к рассмотрению теоретической психологии и используемых в ней методов исследования, мы остановимся на той ка­тегории психологов, с которой чаще всего можно встретиться в повседнев­ной жизни, т.е. на психологах-практиках.

Прикладные области

42 Тема 1. Общая характеристика психологии как науки Мы вкратце опишем функции некоторых из этих профессиональ­ных психологов. Клинический психолог

Область научных поисков

Психологические исследования могут проводиться в рамках ряда типичных тем: психическое развитие индивидуума, базовые свойства лич­ности и ее… Все это вполне четко очерченные разделы, знание которых будет обо­гащаться… Проводятся также фундаментальные исследования, не относящиеся к какой-либо конкретной области психологии. Их проводят…

Психология личности

Так, например, развитие жестокости у ребенка одни считают резуль­татом подражания «моделям» — взрослым людям или персонажам теле­визионных передач,… Число таких примеров, касающихся принятия мужских или жен­ских ролей,… Социальная психология

В.В.Петухов, В.В.Столин

ОТРАСЛИ ПСИХОЛОГИИ.

ФОРМЫ СОТРУДНИЧЕСТВА НАУЧНОЙ

Связь научной психологии с практикой характеризуется точностью постановки прикладных задач и методов их решения. Как правило, такие задачи… Возможные примеры. 1.В 1796 г. в Гринвиче был уволен сотрудник об­серватории… 2. Интересно, что именно ошибкам человека при выполнении той или иной деятельности, проблемам «человеческого фактора»…

Тема 2

Становление предмета психологии

Объект и предмет научного познания. Различие пред­ставлений о предмете психологии. Проблема изучения созна­ния в философии. Явления сознания как предмет эксперимен­тального психологического исследования. Структура сознания, его свойства. «Поток сознания». Метод интроспекции, его ос­новные правила, возможности и ограничения. Примеры геш-тальтфеноменов, понятие инсайта. Проблема объективного ме­тода в психологии. Предмет и задачи психологии поведения. Общее представление о научении и его видах. Понятие про­межуточной переменной. Проблема активности действующего субъекта в психологии и физиологии. Неосознаваемые процес­сы в поведении человека. Проблема бессознательного в психо­анализе. Представление об аффективных комплексах и методе свободных ассоциаций. Категория деятельности в психологии. Порождение и функционирование сознательных (психических) представлений в реальном процессе жизни людей. Принцип единства сознания и деятельности.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Сознание как предмет психологии. Основные метафоры и свойства сознания.

© Метод интроспекции и проблема самонаблюдения. Субъективный отчет.

© Поведение как предмет психологии. Основные понятия, задачи и методы классического бихевиоризма.

0 Необихевиоризм. Активность и целостность поведения. Понятие промежуточной переменной.

© Неосознаваемые процессы и их классификация. Явления и понятие установки.

© Бессознательное: его проявления, отношение к сознанию и методы исследования.

О Сознание как предмет психологии. Основные метафоры и свойства сознания

В.Вундт СОЗНАНИЕ И ВНИМАНИЕ ¹

На вопрос о задаче психологии примыкающие к эмпирическому на­правлению психологи обыкновенно отвечают: эта наука должна изучать состояния сознания, их связь и отношения, чтобы найти, в конце концов, законы, управляющие этими отношениями.

Хотя это определение и кажется неопровержимым, однако оно до известной степени делает круг. Ибо, если спросить вслед за тем, что же такое сознание, состояние которого должна изучать психология, то ответ будет гласить: сознание представляет собою сумму сознаваемых нами со­стояний. Однако это не препятствует нам считать вышеприведенное оп­ределение наиболее простым, а поэтому пока и наилучшим. Ведь всем предметам, данным нам в опыте, присуще то, что мы, в сущности, можем не определить их, а лишь указать на них; или, если они сложны по при­роде своей, перечислить их свойства. Такое перечисление свойств мы, как известно, называем описанием, и к вышеприведенному вопросу о сущно­сти психологии мы всего удобнее подойдем, если попытаемся возможно более точно описать во всех его свойствах сознание, состояния которого являются предметом психологического исследования.

В этом нам должен помочь небольшой инструмент, который хорошо знаком каждому, сколько-нибудь причастному к музыке человеку, — мет­роном. В сущности, это не что иное, как часовой механизм с вертикально поставленным маятником, по которому может передвигаться небольшой груз для того, чтобы удары следовали друг за другом через равные интер­валы с большей или меньшей скоростью. Если груз передвинуть к верхне­му концу маятника, то удары следуют друг за другом с интервалом прибли­зительно в 2 с; если переместить его возможно ближе к нижнему концу, то время сокращается приблизительно до ¹/₃с. Можно установить любую сте­пень скорости между этими двумя пределами. Однако можно еще значи­тельно увеличить число возможных степеней скорости ударов, если совсем

¹ Хрестоматия по вниманию / Под ред. А.Н.Леонтьева, А.А.Пузырея, В.Я.Романова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976. С. 8—24.

Вундт В. Сознание и внимание 53

снять груз с маятника, причем интер­вал между двумя ударами сокраща- i»|»*»as|»|»*a>>|»|»»» ется до V₄c. Точно так же можно с I I I I I I I I I I I I I I I I

достаточной точностью установить и д

любой из медленных темпов, если

ИМееТСЯ ПОМОЩНИК, КОТОРЫЙ ВМеСТО |»а»ав|»|»а»в|В|»|»|»|»*»|ВА

того чтобы предоставить маятнику I I I I | | 1 | | | | I I I I I

свободно качаться, раскачивает его В

из стороны в сторону, отсчитывая ин­
тервалы по секундным часам. Этот Рис. 1
инструмент не только пригоден для

обучения пению и музыке, но и представляет собой простейший психологи­ческий прибор, который, как мы увидим, допускает такое многостороннее применение, что с его помощью можно демонстрировать все существенное содержание психологии сознания. Но чтобы метроном был пригоден для этой цели, он должен удовлетворять одному требованию, которому отвечает не всякий применяющийся на практике инструмент: именно сила ударов маятника должна быть в достаточной мере одинаковой, так, чтобы, даже внимательно прислушиваясь, нельзя было заметить разницу в силе сле­дующих друг за другом ударов. Чтобы испытать инструмент в этом от­ношении, самое лучшее изменять произвольно субъективное ударение от­дельных ударов такта, как это показано наглядно на следующих двух рядах тактов (см. рис. 1).

В этой схеме отдельные удары обозначены нотами, а более сильные удары — ударениями, поставленными над нотами. Ряд А представляет по­этому так называемый восходящий, а ряд В — нисходящий такт. Если окажется, что в ударах маятника мы по произволу можем слушать то вос­ходящий, то нисходящий такт, т.е. можем слышать один и тот же удар то подчеркнутым более сильно, то звучащим более слабо, то такой инст­румент будет пригодным для всех излагающихся ниже психологических экспериментов.

Хотя .только что описанный опыт должен был служить лишь для испытания метронома, однако из него можно уже сделать один заслужива­ющий внимания психологический вывод. Именно при этом опыте заме­чается, что для нас в высшей степени трудно слышать удары маятника со­вершенно равными по силе, иначе говоря, слышать их не ритмически. Мы постоянно впадаем вновь в восходящий или нисходящий такт. Мы можем выразить этот вывод в таком положении: наше сознание ритмично по при­роде своей. Едва ли это обусловливается каким-либо специфическим, лишь сознанию присущим свойством, скорее это явление находится в тесной свя­зи со всей нашей психофизической организацией. Сознание ритмично по­тому, что вообще наш организм устроен ритмично. Так, движения сердца, дыхание наше, ходьба ритмичны. Правда, в обычном состоянии мы не ощу­щаем биений сердца. Но уже дыхательные движения воздействуют на нас

54 Тема 2. Становление предмета психологии

как слабые раздражения, и, прежде всего, движения при ходьбе образуют ясно различаемый задний фон нашего сознания. Ноги при ходьбе представ­ляют собой как бы естественные маятники, движения которых, подобно дви­жениям маятника метронома, обыкновенно следуют друг за другом ритми­чески, через равные интервалы времени. Когда мы воспринимаем в наше сознание впечатления через одинаковые интервалы, мы располагаем их в аналогичной этим нашим собственным внешним движениям ритмиче­ской форме, причем особый вид этой ритмической формы в каждом дан­ном случае (хотим ли мы, например, составить ряд из нисходящих или из восходящих тактов) в известных границах остается предоставленным на­шему свободному выбору, как это бывает, например, при движениях ходьбы и их видоизменениях — в обычной ходьбе, в беге, в прыганье и, наконец, в различных формах танцев. Наше сознание представляет собою не какое-ни­будь отдельное от нашего физического и духовного бытия существо, но со­вокупность наиболее существенных для духовной стороны этого бытия со­держаний.

Из вышеописанных опытов с метрономом можно получить и еще один результат, если мы будем изменять длину восходящих или нисходя­щих рядов тактов. В приведенной выше схеме каждый из рядов А и В со­стоит из 16 отдельных ударов или, если считать повышение и понижение за один удар, 8 двойных ударов. Если мы внимательно прослушаем ряд та­кой длины при средней скорости ударов метронома в 1—1^х/₂ с и после ко­роткой паузы повторим ряд точно такой же длины, то мы непосредственно заметим их равенство. Равным образом, тотчас же замечается и различие, если второй ряд будет хотя бы на один удар длиннее или короче. При этом безразлично, будет ли этот ряд состоять из восходящих или нисходящих тактов (по схеме А или В). Ясно, что такое непосредственное воспризнание равенства последующего ряда с предшествующим возможно лишь в том случае, если каждый из них был дан в сознании целиком, причем, однако, от­нюдь не требуется, чтобы оба они сознавались вместе. Это станет ясным без дальнейших объяснений, если мы представим себе условия аналогичного воспризнания при сложном зрительном впечатлении. Если посмотреть, на­пример, на правильный шестиугольник и затем во второе мгновение вновь на ту же фигуру, то мы непосредственно познаем оба впечатления как тож­дественные. Но такое воспризнание становится невозможным, если разде­лить фигуру на многие части и рассматривать их в отдельности. Совершен­но также и ряды тактов должны восприниматься в сознании целиком, если второй из них должен производить то же впечатление, что и первый. Раз­ница лишь в том, что шестиугольник, кроме того, воспринимается во всех своих частях разом, тогда как ряд тактов возникает последовательно. Но именно в силу этого такой ряд тактов как целое имеет ту выгоду, что дает возможность точно определить границу, до которой можно идти в прибав­лении отдельных звеньев этого ряда, если желательно воспринять его еще как и целое. При этом из такого рода опытов с метрономом выясняется, что

Вундт В. Сознание и внимание 55

объем в 16 следующих друг за другом в смене повышений и понижений (так называемый ²/₈ такт) ударов представляет собою тот maximum, которо­го может достигать ряд, если он должен еще сознаваться нами во всех сво­их частях. Поэтому мы можем смотреть на такой ряд как на меру объема сознания при данных условиях. Вместе с тем выясняется, что эта мера в из­вестных пределах независима от скорости, с которой следуют друг за другом удары маятника, так как связь их нарушается лишь в том случае, если или вообще ритм становится невозможным вследствие слишком медленного следования ударов друг за другом, или же в силу слишком большой скоро­сти нельзя удержать более простой ритм ²/₈ такта, и стремление к связно­му восприятию порождает более сложные сочетания. Первая граница ле­жит приблизительно около 2^х/₂. последняя — около 1 с.

Само собою разумеется, что, называя наибольший, еще целиком удер­живаемый при данных условиях в сознании ряд тактов «объемом созна­ния», мы разумеем под этим названием не совокупность всех состояний сознания в данный момент, но лишь составное целое, воспринимаемое в сознании, как единое. Образно выражаясь, мы измеряем при этом, если сравнить сознание с плоскостью ограниченного объема, не саму плоскость во всем ее протяжении, но лишь ее поперечник. Этим, конечно, не исклю­чается возможность многих других разбросанных содержаний, кроме из­меряемого. Но, в общем, их тем более можно оставить без внимания, что в этом случае благодаря сосредоточению сознания на измеряемом содержа­нии все лежащие вне его части образуют неопределенные, изменчивые и по большей части легко изолируемые содержания.

Если объем сознания в указанном смысле и представляет собою при соблюдении определенного такта, например, ²/_g, относительно определенную величину, которая в указанных границах остается неизменной при различ­ной скорости ударов маятника, зато изменение самого такта оказывает тем большее влияние на объем сознания. Такое изменение отчасти зависит от нашего произвола. В равномерно протекающем ряде тактов мы можем с одинаковым успехом слышать как ²/_g такта, так и более сложный, напри­мер, ⁴/₄ такта.

. .. • •• • 11111111

Такой ритм получается, когда мы вводим различные степени повы­
шения, например, ставим самое сильное из них в начале ряда, среднее по
силе — в середине и каждое из слабых — посредине обеих половин всего
такта, как это показано на только что приведенной схеме (см. рис. 2), в
которой самое сильное повышение обозначено тремя ударениями, среднее
— двумя и самое слабое — одним.
Помимо произвольного удара, однако,
и этот переход к более сложным
тактам в высокой степени зависит
от скорости в последовательности
ударов. Тогда как именно при боль­
ших интервалах лишь с трудом воз- Рис. 2

56 Тема 2. Становление предмета психологии

можно выйти за пределы простого ²/₈ такта, при коротких интервалах, на­оборот, необходимо известное напряжение для того, чтобы противостоять стремлению к переходу к более сложным ритмам. Когда мы слушаем не­посредственно, то при интервале в ^х/₂ с и менее очень легко возникает такт вроде вышеприведенного ⁴/₄ такта, который объединяет восемь ударов в один такт, тогда как простой ²/₈ такт содержит в себе лишь два удара. Ес­ли теперь измерить по вышеуказанному способу объем сознания для та­кого, более богато расчлененного ряда тактов, то окажется, что еще пять ⁴/₄ такта, построенных по приведенной выше схеме, схватываются как од­но целое, и если их повторить после известной паузы, они воспризнаются как тождественные. Таким образом, объем сознания при этом более сложном ритмическом делении составляет не менее 40 ударов такта вме­сто 16 при наиболее простой группировке. Можно, правда, произвольно составить еще более сложные расчленения такта, например, ⁶/₄ такта. Но так как это усложнение ритма со своей стороны требует известного на­пряжения, длина ряда, воспринимаемого еще как отдельное целое, не уве­личивается, но скорее уменьшается.

При этих опытах обнаруживается еще дальнейшее замечательное свойство сознания, тесно связанное с его ритмической природой. Три сте­пени повышения, которые мы видели в вышеприведенной схеме ⁴/₄ такта, образуют именно maximum различия, который нельзя перейти. Если мы причтем сюда еще понижения такта, то четыре степени интенсивности ис­черпают все возможные градации в силе впечатлений. Очевидно, что это количество степеней определяет также и ритмическое расчленение цело­го ряда, а вместе с тем и его объединение в сознании, и, наоборот, ритм движений такта обусловливает то число градаций интенсивности, которое в расчленении рядов необходимо в качестве опорных пунктов для объе­динения в сознании. Таким образом, оба момента находятся в тесной свя­зи друг с другом: ритмическая природа нашего сознания требует опреде­ленных границ для количества градаций в ударении, а это количество, в свою очередь, обусловливает специфическую ритмическую природу чело­веческого сознания.

Чем обширнее ряды тактов, объединяемых в целое при описанных опытах, тем яснее обнаруживается еще другое весьма важное для сущности сознания явление. Если обратить внимание на отношение воспринятого в данный момент удара такта к непосредственно предшествовавшим и, далее, сравнить эти непосредственно предшествовавшие удары с ударами объеди­ненного в целое ряда, воспринятыми еще раньше, то между всеми этими впе­чатлениями обнаружатся различия особого рода, существенно отличные от различий в интенсивности и равнозначных с ними различий в ударении. Для обозначения их всего целесообразнее воспользоваться выражениями, сложившимися в языке для обозначения зрительных впечатлений, в кото­рых эти различия равным образом относительно независимы от интенсив­ности света. Эти обозначения — ясность и отчетливость, значения которых

Вундт В. Сознание и внимание 57

почти совпадают друг с другом, но все-таки указывают различные стороны процесса, поскольку ясность более относится к собственному свойству впечатления, а отчетливость — к его ограничению от других впечатлений. Если мы перенесем теперь эти понятия в обобщенном смысле на содержа­ния сознания, то заметим, что ряд тактов дает нам самые различные степе­ни ясности и отчетливости, в которых мы ориентируемся по их отношению к удару такта, воспринимаемому в данный момент. Этот удар воспринима­ется всего яснее и отчетливее; ближе всего стоят к нему только что минув­шие удары, а затем чем далее отстоят от него удары, тем более они теряют в ясности. Если удар минул уже настолько давно, что впечатление от него вообще исчезает, то, выражаясь образно, говорят¹, что оно погрузилось под по­рог сознания. При обратном процессе образно говорят, что впечатление под­нимается над порогом. В подобном же смысле для обозначения постепен-. ного приближения к порогу сознания, как это мы наблюдаем в отношении давно минувших ударов в опытах с маятником метронома, пользуются об­разным выражением потемнения, а для противоположного изменения — прояснения содержаний сознания. Пользуясь такого рода выражениями, можно поэтому следующим образом формулировать условия объединения состоящего из разнообразных частей целого, например, ряда тактов: объе­динение возможно до тех пор, пока ни одна составная часть не погрузилась под порог сознания. Для обозначения наиболее бросающихся в глаза разли­чий ясности и отчетливости содержаний сознания обыкновенно пользуют­ся в соответствии с образами потемнения и прояснения еще двумя нагляд­ными выражениями: о наиболее отчетливо воспринимаемом содержании говорят, что оно находится в фиксационной точке (Blickpunkt) сознания, обо всех же остальных — что они лежат в зрительном поле (Blickfeld) созна­ния. В опытах с метрономом, таким образом, воздействующий на нас в дан­ный момент удар маятника каждый раз находится в этой внутренней точ­ке фиксации, тогда как предшествующие удары тем более переходят во внутреннее зрительное поле, чем далее они отстоят от данного удара. По­этому зрительное поле можно наглядно представить себе как окружающую фиксационную точку область, которая непрерывно тускнеет по направле­нию к периферии, пока, наконец, не соприкоснется с порогом сознания.

Из последнего образного выражения уже ясно, что так называемая точка фиксации сознания, в общем, обозначает лишь идеальное сосредо­точие центральной области, внутри которой могут ясно и отчетливо вос­приниматься многие впечатления. Так, например, воздействующий на нас в данный момент удар при опытах с метрономом, конечно, находится в фиксационной точке сознания, но только что перед ним воспринятые уда­ры сохраняют еще достаточную степень ясности и отчетливости, чтобы объ­единяться с ним в более ограниченной, отличающейся от остального зри­тельного поля своею большею ясностью области. И в этом отношении психические процессы соответствуют заимствованному из сферы зритель­ных восприятий образу, где также один из пунктов так называемого зри-

58 Тема 2. Становление предмета психологии

тельного поля является точкой фиксации, кругом которой может быть яс­но воспринято еще значительное количество впечатлений. Именно этому обстоятельству обязаны мы тем, что вообще можем в одно мгновение схва­тить какой-либо цельный образ, например, прочесть слово. Для центральной части зрительного поля нашего сознания, непосредственно прилегающей к внутренней фиксационной точке, давно уже создано под давлением прак­тических потребностей слово, которое принято и в психологии. Именно мы называем психический процесс, происходящий при более ясном воспри­ятии ограниченной сравнительно со всем полем сознания области содержа­ний, вниманием. Поэтому о тех впечатлениях или иных содержаниях, ко­торые в данное мгновение отличаются от остальных содержаний сознания особенной ясностью, мы говорим, что они находятся в фокусе внимания. Со­храняя прежний образ, мы можем поэтому мыслить их как центральную, расположенную вокруг внутренней фиксационной точки область, которая отделена от остального, все более тускнеющего по направлению к перифе­рии зрительного поля более или менее резкой пограничной линией. Отсю­да сейчас же возникает новая экспериментальная задача, дающая важное добавление к вышеизложенному измерению всего объема сознания. Она за­ключается в ответе на возникающий теперь вопрос: как велик этот более тесный объем внимания?

Насколько удобны ритмические ряды, в силу присущего им расчле­нения, для определения всего объема сознания, настолько же малопригод­ны они, в силу того же самого свойства, для разрешения второй задачи. Ибо ясно, что как раз вследствие той связи, которую ритм известного ря­да тактов устанавливает между фокусом внимания и остальным полем сознания, точное разграничение между обеими областями становится не­возможным. Правда, мы замечаем с достаточной ясностью, что вместе с не­посредственно воздействующим ударом такта в фокус внимания попада­ют также и некоторые предшествующие ему удары, но сколько именно — это остается неизвестным. В этом отношении чувство зрения находится, конечно, в более благоприятных условиях. В чувстве зрения именно мож­но наблюдать, что физиологические условия зрения, взятые сами по себе, независимо от психологического ограничения нашего ясного восприятия ограничивают восприятие протяженных предметов, так как более ясное отличие впечатления ограничено так называемой областью «ясного виде­ния», окружающей фиксационную точку. В этом легко убедиться, если твердо фиксировать одним глазом на расстоянии 20-25 см центральную букву о на прилагаемой таблице (см. рис. 3), а другой глаз закрыть.

Тогда можно, направляя внимание на расположенные по краям точ­ки зрительного поля, воспринимать еще буквы, лежащие на периферии это­го круга из букв, например, верхнее h или находящееся справа i. Этот опыт требует известного навыка в фиксации, так как при естественном, неприну­жденном зрении мы всегда бываем склонны направлять на тот пункт, на который обращено наше внимание, также и нашу оптическую линию. Если

Вундт 8. Сознание и внимание

		m	V	X	w	a	s	f
		g	i	с	s	f	P	d	t
Z	f	a	e	n	P	r	n	V	z
с	f	u	с	t	h	f	b	n	d	s
к	b	e	P	n		t	V	b	s	i
п	z	]	u	e	r	к	m	d	g	n
d		n	i	w	g	e	t	V	t	f
	s	a	t	f	[	b	P	n	к
		m	a	w	с	к	t	Ц

S Рис. 3

же приучиться направлять свое вни­мание на различные области зри­тельного поля, в то время как фикса­ционная точка остается неизменной, то такие опыты покажут, что фикса­ционная точка внимания и фикса­ционная точка поля зрения отнюдь не тождественны и при надлежа­щем управлении вполне могут отде­ляться друг от друга, ибо внимание может быть обращено и на так назы­ваемую непрямо видимую, т.е. нахо­дящуюся где-либо в стороне, точку. Отсюда становится в то же время яс­ным, что отчетливое восприятие в психологическом и отчетливое ви­дение в физиологическом смысле далеко не необходимо совпадают друг с другом. Если, например, фик­сировать среднюю букву о в выше­приведенной фигуре, в то время как внимание обращено на лежащую в стороне букву п, то расположенные вокруг п буквы f, g, s, i воспринима­ются отчетливо, тогда как находя­щиеся вокруг о буквы h, t, г, п отсту­пают в более темное зрительное поле сознания. Нужно только сделать эту таблицу из букв такой величины, чтобы при рассматривании ее с рас­стояния в 20—25 см она приблизи­тельно равнялась объему области яс­ного видения, причем за критерий последнего принимается возможность отчетливо различать буквы такой величины, как шрифт этой книги. По­этому только что упомянутые наблюдения сейчас же показывают нам, что объем фокуса внимания и области отчетливого видения в физиологиче­ском смысле также настолько далеко расходятся друг с другом, насколь­ко отчетливое видение в физиологическом смысле при вышеуказанных условиях, очевидно, охватывает гораздо большую область, чем объем фо­куса внимания. Помещенная выше фигура содержит 95 букв. Если бы мы должны были все физиологически отчетливо видимые предметы отчетли­во воспринимать также и в психологическом смысле, то, фиксируя букву о, мы схватили бы все буквы таблицы. Но это отнюдь не бывает, и в каж­дый данный момент мы всегда различаем лишь немногие буквы, окру-

60 Тема 2. Становление предмета психологии

жающие внутреннюю фиксационную точку внимания, будет ли она совпа­дать с внешней фиксационной точкой зрительного поля, как при обычном зрении, или же при нарушении этой связи лежать где-либо эксцентрически.

Хотя уже и эти наблюдения над одновременным восприятием про­извольно сгруппированных простых объектов, например, букв, с достаточ­ной определенностью указывают на довольно тесные границы объема вни­мания, однако с помощью только их нельзя решить вопрос о величине этого объема вполне точно, т.е. выразить его в числах, подобно тому, как это оказалось возможным при определении объема сознания посредством опытов с метрономом. Однако эти опыты над зрением можно без слож­ных приборов видоизменить таким образом, что они будут пригодны для разрешения этой задачи, если только не упускать из виду, что непосредст­венные результаты естественным образом и здесь имеют значение лишь при допущении особых условий. Для этой цели скомбинируем несколь­ко таких таблиц букв, как вышеприведенная, каждый раз с новым распо­ложением элементов. Кроме того, нужно изготовить несколько большую по размерам ширму из белого картона с маленьким черным кружком посредине. Этой ширмой S закрывают выбранную для отдельного опыта фигуру А и просят экспериментируемое лицо, которому фигура неизвест­на, фиксировать находящийся в центре маленький черный кружочек, при­чем другой глаз остается закрытым. Затем с большой скоростью сдвига­ют ширму на мгновение в сторону и вновь возможно быстрее закрывают ею фигуру. Скорость при этом должна быть достаточно большой для то­го, чтобы в то время, как фигура остается открытой, не произошло ни дви­жения глаза, ни отклонения внимания за поле зрения¹.

При повторении опыта необходимо точно так же каждый раз выби­рать таблицы букв, так как в противном случае отдельное моментальное впечатление будет дополняться предшествовавшими восприятиями. Что­бы получить однозначные результаты, нужно найти такие условия опыта, при которых влияние прежних впечатлений отпадало бы и задача, следо­вательно, сводилась бы к вопросу: как велико число простых, вновь всту­пающих в сознание содержаний, которые могут попасть в данный момент в фокус внимания? Относительно постановки вопроса можно было бы, ко­нечно, возразить против нашего метода проведения опытов, что буква яв­ляется не простым содержанием сознания и что можно было бы выбрать еще более простые объекты, например, точки. Но так как точки ничем не отличаются друг от друга, то это вновь в высшей степени затруднило бы опыт или даже сделало бы его невозможным. С другой стороны, в пользу

¹ Для более точного и равномерного выполнения этого опыта целесообразно вос­пользоваться одним простым прибором, так называемым тахистоскопом (от греч. tachiste — как можно скорее и scopeo — смотрю), у которого падающая ширма на очень короткое и точно измеримое время позволяет видеть открывающую фигуру. Но если нет этого аппарата под руками, то достаточно и вышеописанного опыта, для которого требуется только большая быстрота рук.

Вундт В. Сознание и внимание 61

буквенных обозначений говорит их привычность, благодаря которой бук­вы обычного шрифта схватываются так же быстро, как и отдельная точ­ка — факт, в котором легко убедиться через наблюдение. Вместе с тем буквенные обозначения благодаря своим характерным отличиям имеют ту выгоду, что они легко удерживаются в сознании даже после мгновен­ного воздействия, почему после опыта возможно бывает дать отчет об от­четливо воспринятых буквах. Если мы будем производить опыты указан­ным образом, то заметим, что неопытный еще наблюдатель по большей части может непосредственно схватить не более 3—4 букв. Но уже после немногих, конечно, как было сказано, каждый раз с новыми объектами произведенных опытов число удерживаемых в сознании букв повышает­ся до 6. Но уже выше этого числа количество удержанных букв не под­нимается, несмотря на дальнейшее упражнение, и остается неизменным у всех наблюдателей. Поэтому его можно считать постоянной величиной внимания для человеческого сознания.

Впрочем, нужно заметить, что это определение объема внимания свя­зано с одним условием, как раз противоположным приведенному нами при объяснении измерения объема сознания. Последнее было возможно лишь благодаря воздействию рядов впечатлений, связанных в объединен­ное целое. При измерении объема внимания мы, наоборот должны были изолировать друг от друга отдельные впечатления, так, чтобы они образо­вывали любые необъединенные и неупорядоченные группы элементов. Эта разница условий зависит не исключительно от того, что один раз, при опытах с метрономом участвует чувство слуха, другой раз, при опытах со зрением — зрительное чувство. Скорее наоборот, мы уже сразу можем высказать предположение, что в первом случае главную роль играют пси­хологические условия соединения элементов в единое целое, в другом, — наоборот, изоляция их. Поэтому сам собою возникает вопрос: какое из­менение произойдет, если мы заставим до известной степени обменяться своими ролями зрение и слух, т.е. если на зрение будут воздействовать связные, объединенные в целое впечатления, а на слух, напротив, изолиро­ванные? Простейший же способ связать отдельные буквы в упорядочен­ное целое — это образовать из них слова и предложения. Ведь сами бук­вы — не что иное, как искусственно выделенные из такого естественного образования элементы. Если произвести описанные выше опыты (с та-хистоскопом) над этими действительными составными частями речи, то результаты, в самом деле, получатся совершенно иные. Положим, что экс-периментируемому лицу предлагается слово вроде следующего: wahlver-wandtschaften, тогда даже малоопытный наблюдатель может сразу про­честь его без предварительной подготовки. В то время, следовательно, как изолированных элементов он с трудом мог воспринять 6, теперь он без ма­лейшего затруднения воспринимает 20 и более элементов. Очевидно, что по существу это тот же случай, который самим нам встречался и при опытах с ритмическими слуховыми восприятиями. Лишь условия связи

62 Тема 2. Становление предмета психологии

здесь иные, поскольку то, что в зрительном образе дается нам как едино­временное впечатление, при слухе слагается из последовательности про­стых впечатлений. С этим стоит в связи еще другое различие. Слово толь­ко тогда может быть схвачено в одно мгновение, если оно уже раньше было известно нам как целое или, по крайней мере при сложных словах, в своих составных частях. Слово совершенно неизвестного нам языка удерживается поэтому не иначе, как лишь в комплексе необъединенных в целое букв, и мы видим, что тогда воспринимается не более 6 изолиро­ванных элементов. Напротив, при ритмическом ряде ударов маятника де­ло совсем не в форме такта, связывающего отдельные удары, так как мы можем мысленно представить себе любое ритмическое расчленение, лишь бы оно не противоречило общей природе сознания, например, не превыша­ло вышеупомянутое условие maximuma в 3 повышения. При всем том, как вытекает из этого требования, указанная разница в восприятии после­довательного и одновременного целого, как оно бывает при опытах над слухом и зрением, в сущности говоря, лишь кажущаяся. Адекватный на­шему ритмическому чувству размер, в общем, относится к нему не иначе, как соответствующее нашему чувству речи целое слово или целое пред­ложение. Поэтому и в опытах с чтением, совершенно так же как и в опы­тах с метрономом, мы должны будем предположить, что вниманием схва­тывается не целое, состоящее из многих элементов слов как целое, но что в объем его каждый данный момент попадает лишь ограниченная часть этого целого, от которой психическое сцепление элементов переходит к тем частям, которые находятся в более отдаленных зрительных полях сознания. В самом деле, существует общеизвестный факт, который дает поразительное доказательство этому сцеплению воспринятой вниманием части целого слова или предложения со смутно сознаваемыми содержа­ниями. Это, прежде всего, тот факт, что при беглом чтении мы очень лег­ко можем просмотреть опечатки или описки. Это было бы невозможно, если бы для того, чтобы читать, мы должны были бы одинаково отчетли­во воспринять в нашем сознании все элементы сравнительно длинного слова или даже целого предложения. В действительности же в фокус вни­мания в каждый данный момент попадают лишь немногие элементы, от которых затем тянутся нити психических связей к лишь неотчетливо воспринятым, даже отчасти лишь физиологически в области непрямого видения падающим впечатлениям; совершенно также и в слуховом вос­приятии ритма моментально воздействующие слуховые впечатления со­единяются с предшествовавшими, отошедшими в область более смутного сознания, и подготовляют наступление будущих, еще ожидающихся. Глав­ная разница обоих случаев лежит не столько в формальных условиях объ­ема внимания и сознания, сколько в свойстве элементов и их сочетаний. Если мы обратимся теперь, получив такие результаты от опытов над зре­нием, вновь к нашим наблюдениям над метрономом, то очевидно, что че-

Вундт В. Сознание и внимание 63

рез эту аналогию тотчас же

возникает вопрос, нельзя ли и р • • • • • •••••••••

При опытах с маятником най- ГГГГГГ ГГГГГГГГГ

изоляцию простых элементов, Рис 4 какая была нужна для изме­рения объема внимания в об­ласти чувства зрения.… Так как эта величина одинакова и для слуховых и для зрительных впечатлений, данных как последовательно, так и…

В.Вундт

[ПСИХОЛОГИЯ ДУШЕВНЫХ ВОЛНЕНИЙ]¹

Главные формы и общие свойства психических элементов

Непосредственный опыт состоит из двух факторов - объективного содержания опыта и испытующего субъекта, и в соответствии с этим мы имеем два рода… В ощущениях и простых чувствах мы находим и некоторые общие свойства, и… 1 Психология эмоций. Тексты /Под ред. В.К.Вилюнаса, Ю.Б.Гиппенрейтер. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. С.47—61. …

Основные формы чувств

Если я буду смотреть в темном пространстве сперва на блистающий спектрально-чистый красный цвет, а потом на такой же самый голубой 70 Тема 2. Становление предмета психологии цвет, то и тот, и другой охарактеризую, конечно, как в высшей степени ра­достные впечатления, т.е. возбуждающие…

Свойства простых чувств

Если при анализе чувств мы найдем такую составную часть, которая возможна только как отдельное определение, как один из признаков чувст­ва, а в… Тема 2. Становление предмета психологии надлежит к основным эмоциональным формам — к удовольствию или не­удовольствию, возбуждению или угнетению, напряжению…

Соединение простых чувств

Вундт В. [Психология душевных волнений] 75 степени: это подчиняет их вышеуказанному принципу соединения эмо­циональных… Мы будем называть этот принцип принципом единства эмоцио­нального состояния. Согласно с ним нет в сознании двух…

Связанных с представлениями чувств

При этом особое значение имеет одна особенность этих слияний чувств: вероятно, под влиянием принципа единства душевного состояния варьирующие… 78 Тема 2. Становление предмета психологии на очень часто связывается с перевесом эмоциональных элементов в ком­плексе представлений; между тем предшествование…

Аффекты

Аффектам можно дать следующее определение: это формы течения чувств, которые связаны с изменениями в течении и соединениях пред- 80 Тема 2. Становление предмета психологии ставлений, причем эти изменения, благодаря связанным с ними чувствам, в свою очередь усиливают аффекты. Каждое более…

Ю.Б.Гиппенрейтер

В психологии сознания метод интроспекции (букв, «смотрения внутрь») был признан не только главным, но и единственным методом психологии. В основе этого убеждения лежали следующие два бесспорных об­стоятельства. Во-первых, фундаментальное свойство процессов сознания непосред­ственно открываться (репрезентироваться) субъекту.…

Дж.Уотсон

С точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Ее теоретической целью является предска­зание поведения и… Традиционно утверждалось, что психология — это наука о явлениях сознания. В… "Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я. Гальперина, А.Н. Ждан. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 17—19,…

Резюме

1. Психологии человека не удавалось выполнить требований, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение, что объ­ект ее изучения — явления сознания, а интроспекция — единственный

¹ Или непосредственно на состояния сознания наблюдателя, или косвенно на состояния сознания экспериментатора.

118 Тема 2. Становление предмета психологии

прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит все дальше и дальше от проблем, которые затра­гивают жизненно важные человеческие интересы.

2. Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объек­
тивная, экспериментальная область естественной науки, которая нужда­
ется в интроспекции так же мало, как такие науки, как химия и физи­
ка. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без
привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сво­
дилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они
могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах созна­
ния. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и
поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости
и как в равной степени существенные для общего понимания поведе­
ния. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. От­
дельные наблюдения за «состояниями сознания» являются, согласно
этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы
могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному ис­
пользованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что
оно является инструментом или средством, с помощью которого работа­
ют все науки. Так или иначе, средство, которое надлежащим образом
используется учеными, в настоящее время является проблемой для фи­
лософии, а не для психологии.

3. С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы
имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В
биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у аме­
бы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах
законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы,
достигаемые таким путем, не распространяются на какую-либо другую
форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие иссле­
дования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либс
будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведе­
ния амебы (область ее реакций и определение действующего стимула,
образование навыка, устойчивость навыка, интерференция и закрепление
навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, не
зависимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими зна
чение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут i
сферу научного контроля.

4. Предлагаемый отказ от состояний сознания как самостоятельно
го объекта исследования уничтожает барьер, который существует межд]
психологией и другими науками. Данные психологии становятся функ

Уотсон Аж. Психология с точки зрения бихевиориста 119

циональными коррелятами структуры и сами сводятся к объяснению в физико-химических терминах.

5. Психология как наука о поведении хочет, в конце концов, пренеб­речь несколькими из действительно существующих проблем, с которыми имела дело психология как интроспективная наука. По всей вероятности, даже эти оставшиеся проблемы могут быть сформулированы таким обра­зом, что усовершенствованные методы поведения (вместе с теми, которые еще только будут открыты) приведут к их решению.

Дж.Уотсон БИХЕВИОРИЗМ¹

Бихевиоризм {behaviorism, от англ. behavior — поведение) — особое направление в психологии человека и животных, буквально - наука о по­ведении. В своей современной форме бихевиоризм представляет продукт исключительно американской науки, зачатки же его можно найти в Анг­лии, а затем и в России. В Англии в 90-х годах Ллойд Морган начал производить эксперименты над поведением животных, порвав, таким об­разом, со старым, антропоморфическим направлением в зоопсихологии. Антропоморфическая школа устанавливала у животных такие сложные действия, которые не могли быть названы «инстинктивными». Не подвер­гая этой проблемы экспериментальному исследованию, она утверждала, что животные «разумно» относятся к вещам, и что поведение их, в общем, подобно человеческому. Ллойд Морган ставил наблюдаемых животных в такие условия, при которых они должны были разрешить определенную задачу, например, поднять щеколду, чтобы выйти из огороженного места. Во всех случаях он установил, что разрешение задачи начиналось с бес­порядочной деятельности, с проб и ошибок, которые случайно приводили к верному решению. Если же животным снова и снова ставилась та же задача, то в конце концов они научались разрешать ее без ошибок: у жи­вотных развивалась более или менее совершенная привычка. Другими словами, метод Моргана был подлинно генетическим. Эксперименты Моргана побудили Торндайка в Америке к его работе (1898). В течение следующего десятилетия примеру Торндайка последовало множество дру­гих ученых-зоологов. Однако никто из них ни в коей мере не приблизил­ся к бихевиористической точке зрения. Почти в каждом исследовании' этого десятилетия поднимался вопрос о «сознании» у животных. Уош-борн дает в своей книге «The animal Mind» (1-е издание, 1908) общие пси­хологические предпосылки, лежащие в основе работ того времени о пси-

¹ Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 34—44.

УотсонДж. Бихевиоризм 121

хологии животных. Уотсон в своей статье «Psychology as the Behaviorist Views It»¹ первый указал на возможность новой психологии человека и животных, способной вытеснить все прежние концепции о сознании и его подразделениях. В этой статье впервые появились термины бихевиоризм, бихевиористп, бихевиористпический. В своей первоначальной форме би­хевиоризм основывался на недостаточно строгой теории образования привычек. Но вскоре на нем сказалось влияние работ Павлова и Бехте­рева об условных секреторных и двигательных рефлексах, и эти работы, в сущности, и дали научное основание бихевиоризму. В тот же период возникла школа так называемой объективной психологии, представлен­ная Икскюлем, Веером и Бете в Германии, Нюэлем и Боном во Франции и Лебом в Америке. Но хотя эти исследователи и способствовали в боль­шой мере накоплению фактов о поведении животных, тем не менее их психологические интерпретации имели мало значения в развитии той системы психологии, которая впоследствии получила название «бихевио­ризм». Объективная школа в том виде, как она была развита биологами, была, по существу, дуалистической и вполне совместимой с психофизиче­ским параллелизмом. Она была скорее реакцией на антропоморфизм, а не на психологию как науку о сознании.

Сущность бихевиоризма.С точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рож­дения и до смерти. Явления поведения могут быть наблюдаемы точно так же, как и объекты других естественных наук. В психологии поведения мо­гут быть использованы те же общие методы, которыми пользуются в ес­тественных науках, и поскольку при объективном изучении человека би-хевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии. Он приходит к заключению, что все эти термины могут быть исключены из описания деятельности человека, этими терминами старая психология продолжала пользоваться потому, что эта старая психология, начавшаяся с Вундта, выросла из философии, а философия, в свою очередь, из религии. Другими словами, этими терминами пользовались потому, что вся психо­логия ко времени возникновения бихевиоризма была виталистической. Сознание и его подразделения являются поэтому не более как терминами, дающими психологии возможность сохранить — в замаскированной, прав­да, форме — старое религиозное понятие «души». Наблюдения над пове­дением могут быть представлены в форме стимулов (С) и реакций (Р). Простая схема С —> Р вполне пригодна в данном случае. Задача психоло­гии поведения является разрешенной в том случае, если известны стимул и реакция. Подставим, например, в приведенной формуле вместо С при-

¹См. Psychological Review. XX. 1913.

122 Тема 2. Становление предмета психологии

косновение к роговой оболочке глаза, а вместо Р мигание. Задача бихе-виориста решена, если эти данные являются результатом тщательно про­веренных опытов. Задача физиолога при изучении того же явления сво­дится к определению соответственных нервных связей, их направления и числа, продолжительности и распространения нервных импульсов и т.д. Этой области бихевиоризм не затрагивает, как не затрагивает он и про­блему физико-химическую — определение физической и химической природы нервных импульсов, учет работы произведенной реакцией и т.п. Таким образом, в каждой человеческой реакции имеются бихевиористи-ческая, нейрофизиологическая и физико-химическая проблема. Когда яв­ления поведения точно сформулированы в терминах стимулов и реакций, бихевиоризм получает возможность предсказывать эти явления и руко­водить (овладеть) ими — два существенных момента, которых требует вся­кая наука. Это можно выразить еще иначе. Предположим, что наша зада­ча заключается в том, чтобы заставить человека чихать; мы разрешаем ее распылением толченого перца в воздухе (овладение). Не так легко под­дается разрешению соотношение С-^Рв «социальном» поведении. Пред­положим, что в обществе существует в форме закона стимул «запрещение» (С), каков будет ответ (Р)? Потребуются годы для того, чтобы определить Р исчерпывающим образом. Многие из наших проблем должны еще дол­го ждать разрешения вследствие медленного развития науки в целом. Не­смотря, однако, на всю сложность отношения «стимул—реакция», бихе-виорист ни на одну минуту не может допустить, чтобы какая-нибудь из человеческих реакций не могла быть описана в этих терминах.

Основная задача бихевиоризма заключается, следовательно, в нако­плении наблюдений над поведением человека с таким расчетом, чтобы в каждом данном случае — при данном стимуле (или, лучше сказать, си­туации) — бихевиорист мог сказать наперед, какова будет реакция, или, ес­ли дана реакция, какой ситуацией данная реакция вызвана. Совершенно очевидно, что при такой широкой задаче бихевиоризм еще далек от це­ли. Правда, эта задача очень трудна, но не неразрешима, хотя иным она казалась абсурдной. Между тем человеческое общество основывается на общей уверенности, что действия человека могут быть предсказаны зара­нее и что могут быть созданы такие ситуации, которые приведут к опреде­ленным типам поведения (типам реакций, которые общество предписы­вает индивидам, входящим в его состав). Церкви, школы, брак — словом, все вообще исторически возникшие институты не могли бы существовать, если бы нельзя было предсказывать — в самом общем смысле этого сло­ва — поведение человека; общество не могло бы существовать, если бы оно не в состоянии было создавать такие ситуации, которые воздействовали бы на отдельных индивидов и направляли бы их поступки по строго оп­ределенным путям. Правда, обобщения бихевиористов основывались до настоящего времени преимущественно на обычных, бессистемно приме-

УотсонАж. Бихевиоризм 123

нявшихся методах общественного воздействия. Бихевиоризм надеется за­воевать и эту область и подвергнуть экспериментально-научному, досто­верному исследованию отдельных людей и общественные группы. Дру­гими словами, бихевиоризм полагает стать лабораторией общества. Обстоятельство, затрудняющее работу бихевиориста, заключается в том, что стимулы, первоначально не вызывавшие какой-либо реакции, могут впоследствии вызвать ее. Мы называем это процессом обусловливания (раньше это называли образованием привычек). Эта трудность заставила бихевиориста прибегнуть к генетическому методу. У новорожденного ре­бенка он наблюдает так называемую физиологическую систему рефлексов, или, лучше, врожденных реакций. Беря за основу весь инвентарь безуслов­ных, незаученных реакций, он пытается превратить их в условные. При этом обнаруживается, что число сложных незаученных реакций, появляю­щихся при рождении или вскоре после него, относительно невелико. Это приводит к необходимости совершенно отвергнуть теорию инстинкта. Большинство сложных реакций, которые старые психологи называли ин­стинктами, например, ползание, лазание, опрятность, драка (можно соста­вить длинный перечень их), в настоящее время считаются надстроенны­ми, или условными. Другими словами, бихевиорист не находит больше данных, которые подтверждали бы существование наследственных форм поведения, а также существование наследственных специальных способ­ностей (музыкальных, художественных и т.д.). Он считает, что при на­личии сравнительно немногочисленных врожденных реакций, которые приблизительно одинаковы у всех детей, и при условии овладения внеш­ней и внутренней средой возможно направить формирование любого ре­бенка по строго определенному пути.

Образование условных реакций.Если мы предположим, что при рождении имеется только около ста безусловных, врожденных реакций (на самом деле их, конечно, гораздо больше, например, дыхание, крик, дви­жение рук, ног, пальцев, большого пальца ноги, торса, дефекация, выделе­ние мочи и т. д.); если мы предположим далее, что все они могут быть превращены в условные и интегрированы — по законам перестановок и сочетаний, — тогда все возможное число надстроенных реакций превыси­ло бы на много миллионов то число реакций, на которое способен отли­чающийся максимальной гибкостью взрослый человек в самой сложной социальной обстановке. Эти незаученные реакции вызываются некоторы­ми определенными стимулами. Будем называть такие стимулы безуслов­ными /(Б)С/, а все такие реакции — безусловными реакциями /(Б)Р/, то­гда формула может быть выражена так:

(Б) С (Б) Р

После образования условной связи:

124 Тема 2. Становление предмета психологии

В С

Е и т.д.

Пусть в этой схеме А будет безусловным стимулом, a 1 — безуслов­ной реакцией. Если экспериментатор заставляет В (а в качестве В, насколь­ко нам известно, может служить любой предмет окружающего мира) воз­действовать на организм одновременно с А в течение известного периода времени (иногда достаточно даже одного раза), то В затем также начинает вызывать 1. Таким же способом можно заставить С, Д, Е вызывать 1, други­ми словами, можно любой предмет по желанию заставить вызывать 1 (за­мещение стимулов). Это кладет конец старой гипотезе о существовании ка­кой-то врожденной либо мистической связи или ассоциации между отдельными предметами. Европейцы пишут слова слева направо, японцы же пишут вдоль страницы — сверху вниз. Поведение европейцев так же за­кономерно, как и поведение японцев. Все так называемые ассоциации при­обретены в опыте. Это показывает, как растет сложность воздействующих на нас стимулов по мере того, как наша жизнь идет вперед.

Каким образом, однако, становятся более сложными реакции? Фи зиологи исследовали интеграцию реакций главным образом, однако, с точ ки зрения их количества и сложности. Они изучали последовательно* течение какого-либо акта в целом (например, рефлекса почесывания у со бак), строение нервных путей, связанных с этим актом, и т.п. Бихевиори ста же интересует происхождение реакции. Он предполагает (как это по казано в нижеприведенной схеме), что при рождении А вызывает 1, В —2 С—3. Действуя одновременно, эти три стимула вызовут сложную реакцию составными частями которой являются 1, 2, 3 (если не произойдет взаим ного торможения реакций). Никто все же не назовет этого интеграцией Предположим, однако, что экспериментатор присоединяет простой стиму: X всякий раз, как действуют А, В и С. Через короткое время окажется, чт этот стимул X может действовать один, вызывая те же три реакции 1, 2, 3 которые раньше вызывались стимулами А, В, С.

Изобразим схематически, как возникает интеграция или новы реакции всего организма:

(Б) С

А1

В ) действующие последовательно

С ^J (Б) Р

последовательно вызванные, но не интегрированные

УотсонАж. Бихевиоризм 125

После образования условной связи: (У) С

X [ В ^J С

(У)Р

интегрированная реакция (У)

Часто возбудителем интегрированной реакции является словесный (вербальный) стимул. Всякий словесный приказ является таким именно стимулом. Таким образом, самые сложные наши привычки могут быть представлены как цепи простых условных реакций.

Бихевиоризм заменяет поток сознания потоком активности, он ни в чем не находит доказательства существования потока сознания, столь убедительно описанного Джеймсом, он считает доказательным толь­ко наличие постоянно расширяющегося потока поведения.

<...> Другим интересным явлением, связанным с условными эмо­циональными реакциями, является перенесение. Когда пытаются изобра­зить этот процесс в терминах Фрейда, натыкаются на тайну. Между тем экспериментальное изучение дало существенный фактический материал для выяснения его происхождения. Опыты над человеком и над собакой показали, что можно и того и другого заставить отвечать секреторной (слюнной) или двигательной реакцией на тон в 250 колебаний в секунду. Но эта реакция происходит не только тогда, когда действует условный стимул и каждый раз раздается именно этот тон, но и тогда, когда звучат более высокие или более низкие тона. Экспериментатор может, применяя особые приемы, ограничить ряд стимулов, вызывающих реакцию. Он мо­жет ограничить их настолько, чтобы только тон в 256 колебаний в секун-ДУ (±дробь колебания) мог вызывать данную реакцию. Такая реакция на­зывается дифференциальной, точно настроенной. Очевидно, совершенно то же самое происходит в случае условной эмоциональной реакции. Приучи­те ребенка к тому, чтобы один вид кролика вызывал в нем страх, и тогда, если ничего другого не будет сделано, крыса, собака, кошка, любая опушен­ная мехом вещь будут вызывать в ребенке страх. Бихевиорист имеет ос­нование думать, что в точности то же самое происходит и с реакциями любви и гнева. Это указывает на то, что одна прочная условная реакция в эмоциональной сфере может произвести обширные изменения во всей жизни индивида. Такие «перенесенные» страхи представляют, следова­тельно, собой реакции недифференцированные, «неопределенные», диффуз­ные. Образование условных связей начинается в жизни ребенка гораздо раньше, чем думали до сих пор. Это процесс, который в короткий срок ус-

126 Тема 2. Становление предмета психологии

ложняет реакцию: ребенок 2—3 лет уже располагает тысячами реакций, воспитанных в нем окружающей его средой. Объяснение возникающих при этом сложных реакций бихевиоризм находит в механизме условных рефлексов. Бихевиористу нет необходимости при этом погружаться в без­донность «бессознательного» фрейдовской школы.

Процесс размыкания условной связи.Ввиду исключительной прак­тической важности вопроса бихевиористами были проведены эксперимен­ты в области размыкания условной связи или переключения ее. Ниже­приведенный простой эксперимент иллюстрирует сказанное. У ребенка 1,5 лет была выработана условная отрицательная реакция: при виде со­суда с золотыми рыбками он отходил либо убегал. Приводим слова экс­периментатора: «Ребенок, как только увидит сосуд с рыбками, говорит: "Кусается". С какой бы быстротой он ни шел, он замедляет шаг, как толь­ко приблизится к сосуду на 7—8 шагов. Когда я хочу задержать его си­лой и подвести к бассейну, он начинает плакать и пытается вырваться и убежать. Никаким убеждением, никакими рассказами о прекрасных рыб­ках, о том, как они живут, движутся и т.д., нельзя разогнать этот страх. Пока рыбок нет в комнате, вы можете путем словесного убеждения заста­вить ребенка сказать: "Какие милые рыбки, они вовсе не кусаются", но стоит показать рыбку, и реакция страха возвращается. Испробуем другой способ. Подведем к сосуду старшего брата, 4-летнего ребенка, который не боится рыбок. Заставим его опустить руки в сосуд и схватить рыбку. Тем не менее, младший ребенок не перестанет проявлять страх, сколько бы он ни наблюдал, как безбоязненно его брат играет с этими безвредными жи­вотными. Попытки пристыдить его также не достигнут цели. Испытаем, однако, следующий простой метод. Поставим стол от 10 до 12 футов дли­ной. У одного конца стола поместим ребенка во время обеда, а на другой конец поставим сосуд с рыбками и закроем его. Когда пища будет постав­лена перед ребенком, попробуем приоткрыть сосуд с рыбками. Если это вызовет беспокойство, отодвиньте сосуд так, чтобы он больше не смущал ребенка. Ребенок ест нормально, пищеварение совершается без малейшей помехи. На следующий день повторим эту процедуру, но пододвинем со­суд с рыбками несколько ближе. После 4—5 таких попыток сосуд с рыб­ками может быть придвинут вплотную к подносу с пищей, и это не вы­зовет у ребенка ни малейшего беспокойства. Тогда возьмем маленькое стеклянное блюдо, наполним его водой и положим туда одну из рыбок. Если это вызовет смущение, отодвинем блюдо, а к следующему обеду по­ставим его снова, но уже поближе. Через три-четыре дня блюдо уже мо­жет быть поставлено вплотную к чашке с молоком. Прежний страх пре­одолен, произошло размыкание условной связи, и это размыкание стало уже постоянным. Я думаю, что этот метод основан на вовлечении висце­рального компонента общей реакции организма; другими словами, для то­го, чтобы изгнать страх, необходимо включить в цепь условий также и пищеварительный аппарат. Я полагаю, что причина непрочности многих

УотсонАж. Бихевиоризм 127

психоаналитических методов лечения заключается в том, что не воспиты­вается условная реакция кишечника одновременно с вербальными и ма­нуальными компонентами. По-моему, психоаналитик не может при помо­щи какой бы то ни было системы анализа или словесного увещевания вновь включить в цепь условий пищеварительный аппарат потому, что слова в нашем прошлом обучении не служили стимулами для кишечных реакций» (Уотсон). Бихевиорист полагает, что факты такого рода окажут­ся ценными не только для матерей и нянь, но и для психопатолога.

Представляет ли мышление проблему?Всевозрастающее преобла­дание речевых навыков в поведении растущего ребенка естественно вво­дит нас в бихевиористическую теорию мышления. Она полагает, что мышление есть поведение, двигательная активность, совершенно такая же, как игра в теннис, гольф или другая форма мускульного усилия. Мышление также представляет собой мускульное усилие, и именно та­кого рода, каким пользуются при разговоре. Мышление является про­сто речью, но речью при скрытых мускульных движениях. Думаем ли мы, однако, только при помощи слов? Бихевиористы в настоящее время считают, что всякий раз, когда индивид думает, работает вся его телес­ная организация (скрыто), каков бы ни был окончательный результат: речь, письмо или беззвучная словесная формулировка. Другими слова­ми, с того момента, когда индивид поставлен в такую обстановку, при ко­торой он должен думать, возбуждается его активность, которая может привести, в конце концов, к надлежащему решению. Активность выра­жается: 1) в скрытой деятельности рук (мануальная система реакций), 2) чаще — в форме скрытых речевых движений (вербальная система ре­акций), 3) иногда — в форме скрытых (или даже открытых) висцераль­ных реакций (висцеральная система реакций). Если преобладает 1-я или 3-я форма, мышление протекает без слов. Бихевиористы высказывают предположение, что мышление в последовательные моменты может быть кинестетическим, вербальным или висцеральным (эмоциональным). Ко­гда кинестетическая система реакций заторможена или отсутствует, тог­да функционируют вербальные процессы; если заторможены те и другие, то становятся доминирующими висцеральные (эмоциональные) реакции. Можно, однако, допустить, что мышление должно быть вербальным (без­звучным) в том случае, если достигнута окончательная реакция или ре­шение. Эти соображения показывают, как весь организм вовлекается в процесс мышления. Они указывают на то, что мануальная и висцераль­ная реакции принимают участие в мышлении даже тогда, когда вербаль­ных процессов нет налицо; они доказывают, что мы могли все же каким-то образом мыслить даже в том случае, если бы мы не имели вовсе слов. Итак, мы думаем и строим планы всем телом. Но поскольку речевые реакции, когда они имеются налицо, обычно доминируют, по-видимому, над висцеральными и мануальными, можно сказать, что мышление пред­ставляет собой в значительной мере беззвучную речь.

Необихевиоризм. Активность и целостность пове­дения. Понятие промежуточной переменной

Э.Толмен

ПОВЕДЕНИЕ КАК МОЛЯРНЫЙ ФЕНОМЕН¹

Ментализм против бихевиоризма

Бихевиоризм выступает с противоположным тезисом. Для бихевиори-ста «психические процессы» должны быть определены в терминах поведения, к которому… 1 Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан. М.… 2 Очевидно, мы упростили точку зрения как менталиста, так и бихевиориста. Несомнеь но. следует воздерживаться от любой…

Уотсон: молекулярное определение

1 Мак-Дауголл (Dougall W. Me. Men or Robots // Psychologies of 1925. Worcester, 1926. P.277) утверждал, что он был первым, кто определил психологию… 9 Зак. 2652 130 Тема 2. Становление предмета психологии

Другие сторонники молярного определения

Толмен Э. Поведение как молярный феномен 133 чем свойства лежащих в его основе физических и физиологических процессов,… Хольт: «Часто слишком материалистически думающий биолог так робеет при встрече с некоторым пугалом, именуемым…

Описательные свойства поведения как молярного феномена

Первым пунктом в ответе на этот вопрос должен быть установлен­ный факт, что поведение в собственном смысле всегда, по-видимому, ха­рактеризуется… В качестве второй характерной черты поведенческого акта отметим, что… 1 Kantor J.R. The evolution of psychological textbooks since 1912 // Psychol. Bull. 1922. V. 19. P. 429—442.

Целевые и когнитивные детерминанты

И, тем не менее, по-видимому, другого пути нет. Поведение, рассмат­риваемое как молярное, является целевым и когнитивным. Цели и опо­знавательные… Необходимо специально остановиться на целях и познавательных процессах,… 1 Мак-Дауголл в своей лекции под названием «Men or robots» (// Psychologies of 1925. Worcester, 1926) подразделяет…

Объективное определение целей поведения

Отметим две главные особенности в этом описании: а) факт готовности организма продолжать пробы и ошибки; б) тенденцию все скорее и легче избирать акт, который приводит к решению задачи легко и просто, т.е. факт…

Начальные причины и три разновидности детерминант поведения

Но эти имманентные детерминанты, в свою очередь, причиняются стимулами из окружающей среды и первоначальными физиологически­ми состояниями. Такие… 1 Perry R.B. A behavioristic view of purpose // J. Philos. 1921. V.18. P.85.… 'Cm. Weiss A.P. A theoretical basis of human behavior.Columbus, 1925. P. 346; Laguna de GA. Speech, its function and…

Резюме

Поведение как таковое является молярным феноменом в противо­положность молекулярному феномену, который составляют лежащие в его основе физиологические процессы. Описательные свойства поведения как молярного феномена таковы: оно направлено на целевой объект или исходит из него, осуществляется с помощью некоторых объектов и путей, выбираемых в качестве средств преимущественно перед другими, и обра­зует специфическую картину обращения с этими выбранными в качестве средств объектами. Но это описание в терминах «направлено на» и «ис­ходит от» «выбора пути» и «картина обращения с» подразумевает опре­деленные непосредственные имманентные цели и познавательные аспек­ты в поведении. Эти два аспекта поведения являются, однако, объективно и функционально определяемыми сущностями. Они подразумевают факт понятливости, обучаемости как характерный для поведения. Ни в послед­нем анализе, ни вначале они не определяются интроспективно. Они равноочевидны как в актах поведения кошки и крысы, так и в более утонченных речевых реакциях человека. Такая целенаправленность и познавательные аспекты, такая обучаемость, очевидно, являются функци­ей организма как целого¹. Наконец, нужно отметить, что в дополнение к имманентным детерминантам имеются два других класса детерми­нант — соответственно способности и приспособительные акты. Они вме­шиваются в уравнение между стимулом и первичными физиологически­ми состояниями, с одной стороны, и поведением — с другой.

¹ Я должен отметить, что Коффка (The Growth of the Mind. N. Y., 1928) и Мэд (A behavioristic account of the significant symbol // J.Philos. 1922. V. 19. P. 157—163) предлагают термин «conduct» для обозначения того же самого, что мы обозначаем здесь как behavior qua behavior, т.е. как поведение как молярный феномен.

Э.Толмен

Основная часть этой статьи посвящена описанию экспериментов с крысами. В заключение я попытаюсь также в нескольких словах опреде­лить значение… Представим схему двух типичных лабиринтов: лабиринта с кори­дорами и… В типичном эксперименте голодная крыса помещается у входа в ла­биринт (одного из этих типов), она блуждает по…

Эксперименты

На латентное научение

Сплошная линия показывает кривую ошибок для I, контрольной группы. Эти животные осуществля­ ли пробег по лабиринту традицион­ ным образом.… (по Блоджету, 1929) Толмен Э. Когнитивные карты у крыс и у человека

Забывание иностранных слов

Прошлым летом я возобновил — опять-таки во время вакационного путешествия — знакомство с одним молодым человеком, университетски образованным,… 1 Хрестоматия по общей психологии. Психология памяти / Под ред.… 170 Тема 2. Становление предмета психологии

Забывание

Впечатлений и намерений

Фрейд 3. [О забывании] 173 явлений показало, что в памяти может внезапно всплывать и то, что мы считали… Правда, мы установили уже несколько отправных точек, для которых ожидаем всеобщего признания. Мы предполагаем, что…

Забывание впечатлений и знаний

Недавно произошел со мной подобный же случай; я хотел в разго­воре с близким знакомым посмеяться над тем, что моя жена сказала не- 1 Обыкновенно затем в ходе разговора частности тогдашнего первого визита… Фрейд 3. [О забывании] 175

Тема 3

Человек как субъект деятельности

Понятия субъекта, личности, индивида, индивидуальнос­ти. Человек и мир: природа, общество, культура. Видовой био­логический опыт и его воспроизведение у животных и че­ловека. Органические предпосылки становления и развития индивида. Социальная среда как необходимое условие раз­вития личности. Личность как субъект самостоятельного и ответственного решения собственных проблем на основе об­щечеловеческих культурных норм. Личность и индивидуаль­ность. Общее представление о развитии личности. Личность как социальный институт в традиционном (архаичном) об­ществе: личность как социальный институт. Возможность самостоятельного выбора социальных позиций и становление личности в современном обществе. Становление и развитие личности в онтогенезе. Иерархия (соподчинение) мотивов как основание личности, личностный поступок. Проблема осозна­ния собственных мотивов и возможность изменения их со­отношения. Основные черты развития личности. Личность и культура.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Философские и психологические представления о сущ­ности человека.

© Понимание личности в широком и узком смысле. Индивид и личность. Физическое, социальное и духовное Я.

© Общее представление о развитии личности.

0 Философские и психологические представления о сущности человека

К. Роджерс

БЫТЬ ТЕМ, КТО ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО

ЕСТЬ». ТОЧКА ЗРЕНИЯ ТЕРАПИСТА

В наши дни большинство психологов считают себя оскорбленными, ес­ли их подозревают в приверженности к философии. Я не разделяю эту ре­акцию. Я не… В 1957 г. д-р Рассел Бекер — один из моих друзей, бывший мой сту­дент и… По прошествии времени мне пришлось взглянуть на то, о чем я гово­рил, более объективно, и я почувствовал…

Некоторые ответы

188 Тема 3. Человек как субъект деятельности В своей недавней работе Чарльз Моррис1 объективно исследовал пу­ти жизни,… Первое такое измерение ценностей связано с предпочтением ответ­ственного, морального, воздержанного участия в жизни,…

Направления, выбранные клиентами

1 Kierkegaard S. Concluding Unscientific Postscript. Princeton University Press,1941. P. 29. 2 Я не могу, однако, совсем отрицать возможность того, что кто-то мог бы… 190 Тема 3. Человек как субъект деятельности

Прочь от соответствия ожиданиям

В недавно законченном исследовании ценностей американских сту­дентов Джейкоб так обобщает свои данные: «Основное воздействие выс­шего образования на… 1 См. Whyte W.H. Jr. The Organisation Man. Simon and Schuster, 1956. 2 Jacob P.E. Changing Values in College. New Haven: Hazen Foundation, 1956. P. 6.

Прочь от угождения другим

Итак, можно сказать, что каким-то негативным образом клиенты определяют свою цель, свое намерение, открывая в свободе и безопасно­сти понимающих… 1 Shakespeare W. Hamlet. London: Longman, 1977. P. 31 Роджерс К. «Быть тем, кто ты действительно есть»... 193

Движение к процессу

Один клиент говорит: «Конечно, все изменяется, парень, если я да­же больше не могу предсказать свое поведение здесь. Раньше я мог это делать. А… 13 Зак. 2652 194 Тема 3. Человек как субъект деятельности

К сложности бытия

Если, однако, он только частично являл эти чувства, а частично был фасадом или защитной реакцией, то он был уверен, что хороших отноше­ний с…

К открытости опыту

1 Kierkegaard S. Concluding Unscientific Postcript. Princeton University Press,1941. P. 79. Роджерс К. «Быть тем, кто ты действительно есть»... 195 к своему собственному опыту. Это бывает нелегко. Часто, как только кли­ент почувствует что-то новое в себе, он вначале…

К принятию других

К вере в свое «Я» Следующее качество, которое я вижу в каждом клиенте, состоит в том, что он все… 1 Maslow A.H. Motivation and Personality. Harper and Bros., 1954. P. 210.

Главное направление

1 Эрнест Хемингуэй (1899—1961) — американский писатель, лауреат Нобелевской премии (1954). (Примечание редактора источника.) 2 Альберт Эйнштейн (1879—1955) — один из основателей современной физики,… 198 Тема 3. Человек как субъект деятельности

Подразумевает ли это статичность?

Подразумевает ли это быть злым?

Роджерс К. «Быть тем, кто ты действительно есть».,. 199 которыми вышеназванные смешиваются и уравновешивают их. Он чувст­вует себя…

Значение для общества

200 Тема 3. Человек как субъект деятельности новывается на высоких моральных принципах; что она всегда согласовы­вается с… Давайте немного поразмышляем над тем, как мы как нация могли бы представить себя в нашей зарубежной дипломатии, если…

Заключение

Я начал этот разговор с вопроса, который каждый человек задает се­бе, — в чем состоит цель, назначение моей жизни? Я старался рассказать вам о том, что узнал от моих клиентов, которые, находясь в психотерапев­тических отношениях, будучи свободными от угроз и обладая свободой выбора, служат примером общности направления и цели.

Я указал, что они склонны открывать свое «Я» и не быть тем, что от них ожидают другие. Я заметил, что характерное для клиента движение за­ключается в том, чтобы разрешить себе быть свободно изменяющимся теку­щим процессом; тем, каков он есть. Клиент также движется к внутренней открытости тому, что происходит внутри него, учась восприимчиво слышать самого себя. Это значит, что он все в большей степени является скорее гармонией сложных ощущений и реакций, чем четким и простым за­стывшим целым. Это значит, что, в то время как он движется к принятию «быть-и-я» в самом себе, он все в большей мере воспринимает других, так­же слыша и понимая их. При появлении и выражении своих сложных внутренних процессов он им доверяет и высоко их ценит. Он является творчески реалистичным и реалистично творческим. Он обнаруживает, что быть этим внутренним процессом — значит увеличить скорость изме­нений и роста в себе. Он постоянно обнаруживает, что быть самим собой,

202 Тема 3. Человек как субъект деятельности

т.е. обладать текучестью, не значит быть злым или неконтролируемым. Вместо этого он чувствует растущую гордость за то, что является чувстви­тельным, открытым, реалистичным, внутренне контролируемым представи­телем человеческого рода, который мужественно и с воображением приспо­сабливается к сложностям изменяющейся ситуации. Это значит все время стараться быть в сознании и в выражении тем, что соответствует вашим об­щим организмическим реакциям. Это значит, используя более удовлетво­рительный термин Кьеркегора, «быть тем, кто ты действительно есть». Ду­маю, я ясно показал, что двигаться в этом направлении нелегко и что эта дорога не имеет конца. Это — продолжающийся путь жизни.

Стараясь исследовать пределы этого направления, я предположил, что это направление движения не обязательно присуще только клиентам в психотерапии или индивидам, ищущим цель жизни. Я думаю, оно име­ло бы такое же значение для любой группы, организации или нации и, ве­роятно, имело бы такие же вознаграждающие последствия.

Я совершенно ясно сознаю, что тот путь жизни, который я наметил, заключает в себе ценностный выбор, который расходится с теми целями, которые обычно выбирают или которым следуют. Однако, поскольку эту цель намечают люди, имеющие большую, чем обычно, свободу выбора, и поскольку она, вероятно, выражает общее для них направление, я предла­гаю эту цель на ваше рассмотрение.

В.Франкл

Логотерапия, или, как ее называют некоторые авторы, третья Вен­ская школа психотерапии, занимается смыслом человеческого существо­вания и поисками…

Стремление к смыслу

Несколько лет назад во Франции проводился опрос общественного мнения. Результаты показали, что 89% опрошенных считают, что человек нуждается в… 1 Психология личности. Тексты / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер, А.А.Пузырея. М.:… 204 Тема 3. Человек как субъект деятельности

Экзистенциальная фрустрация

Человеческое стремление к смыслу жизни также может быть фру-стрировано; в этом случае логотерапия говорит об «экзистенциальной фрустрации».

Экзистенциальная фрустрация также может привести к неврозу.

Нусогенные неврозы имеют своей причиной не психический, а ско­рее «нусогенный» (от греческого слова «нус», означающего ум, дух, смысл), пласт человеческого существования. Этот логотерапевтический термин оз­начает нечто, принадлежащее «духовному» ядру личности.

Нусогенные неврозы

Франкл В. Поиск смысла жизни и логотерапия 205 духовных проблем. Среди этих проблем экзистенциальная фрустрация играет… Очевидно, что в случаях нусогенных неврозов адекватная терапия не есть психотерапия, а скорее логотерапия, т.е.…

Смысл жизни

Логотерапия видит в ответственности перед жизнью самую сущность человеческого существования.

Сущность существования

Согласно логотерапии, мы можем обнаружить смысл жизни тремя пу­тями: 1) совершая дело (подвиг); 2) переживая ценности; 3) путем страда­ния. Первый… Франкл В. Поиск смысла жизни и логотерапия 209 Смысл любви

Смысл страдания

Позвольте мне привести следующий пример. Однажды пожилой практикующий врач консультировался у меня по поводу своей серьезной депрессии. Он не мог… Конечно, этот случай не был терапией в обычном смысле, во-первых, потому, что… 14 Зак. 3652

Мимолетность жизни

Мимолетность нашего существования, несомненно, создает его бес­смысленность. Но она же формирует нашу ответственность, так как все зависит от…

Критика пандетерминизма

Человек не обусловлен и не детерминирован полностью обстоятель­ствами, он сам определяет, стать ли над ними. Другими словами, человек, в конечном… Индивидуальная личность остается полностью непредсказуемой. Ос­нованием любого… Франкл В. Поиск смысла жизни и логотерапия 211

Гуманизированная психиатрия

Врач, продолжающий, тем не менее, рассматривать свою роль глав­ным образом, как роль техника, должен признаться, что он видит больно­го не иначе как… Человек не есть еще одна вещь среди вещей, вещи определяют друг друга, но… Э.Фромм ПСИХОАНАЛИЗ И ЭТИКА1

Предисловие

В этой книге я рассматриваю проблемы этики, норм и ценностей, которые ведут человека к самореализации и осуществлению его возмож­ностей.

Может показаться неожиданным, что психоаналитик занимается про­блемами этики и, более того, убежден, что психология призвана не только развенчать ложные этические установки, но и стать основой для построения объективных и подлинных норм поведения. Такой подход противоположен преобладающим тенденциям современной психологии, которая придает большее значение не «добродетели», а «приспособлению» и стоит на пози­ции этического релятивизма. Мой опыт практикующего психоаналитика привел меня к убеждению, что при исследовании личности этические вопро­сы нельзя игнорировать ни в теоретическом, ни в терапевтическом отноше нии. Наше поведение во многом определяется ценностными суждениями и на их обоснованности зиждется наше психическое здоровье и благополу чие. Рассматривать оценки только как рационализацию бессознательное или иррациональных желаний (хотя, возможно, это отчасти и верно) — зна чит сужать и искажать представление о целостности личности. Согласие последним данным, неврозы рассматриваются как симптом моральной не состоятельности (хотя «приспособление» никоим образом не может рас сматриваться как симптом морального благополучия). Во многих случая: неврозы представляют собой специфическое выражение морального кон фликта, и успех терапии зависит от осознания личностью своей морально] проблемы и ее разрешения. <...>

¹ Фромм Э. Психоанализ и этика. М.: Республика, 1993. С. 19, 22—36, 45—54.

Фромм Э. Психоанализ и этика 213

Проблема

— Но чем же питается душа, Сократ?

— Знаниями, разумеется, — сказал я. - Только бы, друг
мой, не надул нас софист, выхваляя то, что продает, как те
купцы или разносчики, что торгуют телесного пищей. Пото­
му что и сами они не знают, что в развозимых ими товарах
полезно, а что вредно для тела, но расхваливают все ради про­
дажи, и покупающие у них этого не знают, разве случится
кто-нибудь сведущий в гимнастике или врач. Так же и те,
что развозят знания по городам и продают их оптом и в роз­
ницу всем желающим, хоть они и выхваляют все, чем торгу­
ют, но, может быть, друг мой, из них некоторые и не знают
толком, хорошо ли то, что они продают, или плохо для души;
и точно так же не знают и покупающие у них, разве лишь
случится кто-нибудь сведущий во врачевании души. Так вот,
если ты знаешь, что здесь полезно, а что — нет, тогда тебе не
опасно приобретать знания и у Протагора, и у кого бы то ни
было другого; если же нет, то смотри, друг мой, как бы не про­
играть самого для тебя дорогого. Ведь гораздо больше риска
в приобретении знаний, чем в покупке съестного.

Платон. Протагор

Духом гордости и оптимизма была отмечена западная культура по­следних нескольких веков: гордости за человеческий разум как инстру­мент познания и овладения природой; оптимизма в связи со свершением невероятных надежд человечества и достижением счастья для большин­ства людей.

Гордость человечества оправданна. Благодаря разуму, человек соз­дал материальный мир, реальность которого превосходит самые смелые мечты и фантазии сказок и утопий. Он заставил так служить себе энер­гию, что скоро она будет в состоянии обеспечить человечество материаль­ными условиями, необходимыми для достойного и продуктивного суще­ствования. И хотя многие из его целей еще не достигнуты, нет сомнения в том, что они — в пределах возможного и что проблема производства, которая была действительно проблемой в прошлом, в принципе разреши­ма. Идея единства человечества и покорения природы ради человека уже больше не мечта, а реальная возможность. Разве не вправе поэтому чело­вечество гордиться собой и верить в себя и свое будущее?

Однако современный человек чувствует себя все более обеспокоен­ным и озадаченным. Он трудится и борется, но одновременно осознает тщетность своих усилий. В то время как его власть над материальным миром значительно возрастает, в личностной и социальной сфере он ощу­щает бессилие. Создавая новые и более совершенные средства овладения природой, человек оказался запутавшимся в сетях этих средств и утратил понимание цели, единственно дающей им смысл, — самого человека. Став хозяином природы, человек превратился в раба созданной им же самим

214 Тема 3. Человек как субъект деятельности

машины. Овладев знанием природы, человек упустил важнейшие воп­росы собственно человеческого существования: что есть человек, как ему следует жить и каким образом можно высвободить гигантские силы, дремлющие в человеке, и дать им продуктивное применение. Современ­ный кризис привел человечество к крушению надежд и идей Просве­щения, под знаменем которых начинался наш экономический и поли­тический прогресс. Самую идею прогресса называют сегодня детской иллюзией, а вместо нее сегодня в ходу слово «реализм», обозначающее, в сущности, недостаток веры в человека. Идея достоинства и могущества человека, которая дала ему силы и мужество для грандиозных свершений последних столетий, подверглась сомнению под действием мысли, что нам следует вернуться к прежнему состоянию беспомощности и ничтожности. Эта идея грозит разрушить те самые корни, на которых взращена наша культура.

Идеи Просвещения учили человека полагаться на собственный разум в деле утверждения этических норм; учили его опираться на самого себя в деле познания добра и зла, не прибегая ни к откровению, ни к авторитету церкви. Девиз Просвещения «Познай!», подразумевавший «Доверяй знани­ям», стал побудительным мотивом всех усилий и достижений современно­го человека. Возникшее сомнение в человеческой независимости и силе ра­зума вызвало состояние морального замешательства, когда человеком более не руководит ни откровение, ни разум. Результатом явилось принятие ре­лятивистской позиции, которая предполагает, что ценностные суждения и этические нормы есть исключительно дело вкуса и предпочтений и что никакие объективные ценностные суждения вообще невозможны. Но по­скольку человек не может жить без норм и ценностей, то релятивизм сде­лал его легкой добычей разных иррациональных систем ценностей. Тем самым он вернулся к тому положению, которое уже было преодолено гре­ческим просвещением, христианством, Возрождением и Просвещением XVIII века. Требования государства, восхищение неординарными качест­вами сильных лидеров, мощная техника и материальный успех — вот чем стали теперь определяться его нормы и ценностные суждения.

Но не пора ли остановиться? Неужели мы должны выбирать между религией и релятивизмом? Неужели мы должны принять отречение от разума в вопросах этики? Неужели мы должны верить, что выбор между свободой и рабством, любовью и ненавистью, честностью и приспособ­ленчеством, жизнью и смертью осуществляется на основе субъективных предпочтений?

Нет, есть другая альтернатива. Этические нормы могут вырабаты­ваться разумом человека, и им одним. Человек так же способен разли­чать и вырабатывать ценностные суждения на основе только разума, как и любые другие. Великая традиция гуманистической этической мысли за­ложила фундамент системы ценностей, основанных на человеческой само­стоятельности и разуме. Эти системы были построены на предпосылке,

Фромм Э. Психоанализ и этика 215

что для того, чтобы познать сущность добра и зла, надо познать природу человека. Следовательно, эти системы являлись также и глубокими пси­хологическими исследованиями.

Если гуманистическая этика основывается на познании природы че­ловека, то современная психология, особенно психоанализ, должны быть од­ним из мощнейших стимулов развития гуманистической этики. Но хотя психоанализ во многом расширил наши знания о человеке, он, тем не ме­нее, ничего не прибавил к нашим знаниям о том, как должен жить человек и что он должен делать. Главной его функцией было развенчать ценност­ные суждения и этические нормы, продемонстрировав, что они представля­ют собой рационализацию иррациональных — и часто неосознаваемых — желаний и страхов и, следовательно, не могут претендовать на объективную значимость. Хотя само по себе это разоблачение было чрезвычайно ценным, но за пределами критики оно оставалось совершенно бесплодным.

Психоанализ в попытке утвердить психологию в качестве естествен­ной науки сделал ошибку, оторвав психологию от проблем философии и этики. Он игнорировал тот факт, что человеческую личность нельзя познать, если не рассматривать ее в ее целостности, и что человеку присуща потреб­ность искать ответы на вопрос о смысле жизни и определять те нормы, в соответствии с которыми он должен жить. «Homo psychologicus» Фрейда столь же нереалистическое создание, сколь и «homo economicus» классиче­ской экономической науки. Невозможно понять эмоциональные и психоло­гические расстройства человека без понимания природы его ценностных и моральных конфликтов. Прогресс психологии лежит не на пути отрыва об­ласти «естественного» от «духовного» и фокусировке внимания на первой, а в возвращении к великой традиции гуманистической этики, которая рас­сматривала человека в целостности физического и духовного, предполагаю­щей, что цель человека — быть самим собой, а условие для достижения этой цели в том, чтобы быть для самого себя.

Я написал эту книгу с целью возродить действенность гуманистиче­ской этики, показать, что наши знания природы человека ведут не к эти­ческому релятивизму, но, напротив, что источник норм нравственного по­ведения следует искать в самой природе человека, что моральные нормы основаны на врожденных качествах человека, что нарушение норм при­водит к эмоциональному и психическому распаду. Я попытаюсь показать, что структура характера зрелой и продуктивной личности сама является источником «добродетели» и что «зло» есть (как показывает анализ) рав­нодушие к себе самому и саморазрушение. Не самоотречение и не эгоизм, а любовь к себе, не отрицание индивидуальности, а утверждение подлин­но человеческой самости — вот высшие ценности гуманистической эти­ки. Чтобы быть уверенным в своих ценностях, человек должен знать са­мого себя и свою способность к добру и продуктивности.

216 Тема 3. Человек как субъект деятельности

Гуманистическая этика: прикладная наука искусства жить

«Господи, я так люблю Тебя, но я недостаточно трепещу перед Тобой. Господи, я так люблю Тебя, но я недостаточно трепещу перед Тобой. Позволь мне благоговейно предстать пред Тобой как один из Твоих ангелов, благоговейно трепе­щущий при имени Твоем».

И Бог услышал молящегося, и имя Его проникло в глу­бину сердца Susia, как бывает у ангелов. Затрепетал тогда Susia и пополз под кровать, словно жалкая собачонка. Дро­жа от страха, возопил он: «Господи! позволь мне вновь лю­бить Тебя, как прежде».

И Бог вновь услышал его¹.

Этика гуманистическая и этика авторитарная

В авторитарной этике власть определяет, что хорошо для человека, и устанавливает законы и нормы его поведения. В гуманистической эти­ке человек сам… Употребление термина «авторитарный» вызывает необходимость уточнить смысл… 1 Time and Eternity. A Jewish Reader. N. Y., 1946.

Этика субъективистская и этика объективистская

Одна из школ гуманистической этики принимает вызов и соглаша­ется с тем, что ценностные суждения не имеют объективной значимости и представляют… Этический гедонизм — первая уступка принципу объективности. До­пущение,… Важным шагом в направлении поисков более объективного цен­ностного критерия стала модификация гедонистического…

Природа человека и его характер

Майстер Экхарт. Фрагменты'. 1 Meister Eckhart. Des Morgenstern. Ausgewalt, ubersetzt und eingelertet von… Фромм Э. Психоанализ и этика 227

Личность

Под личностью я понимаю целокупность как унаследованных, так и приобретенных психических качеств, которое являются характерными для отдельно взятого… М. К. Мамардашвили ФИЛОСОФИЯ И ЛИЧНОСТЬ1 Я не знаю, ответит ли мое выступление на ваши, психологов, ожида­ния и совпадает ли оно с какими-нибудь главными…

С.А.Рубинштейн

Введение в психологию понятия личности означает, прежде всего, что в объяснении психических явлений исходят из реального бытия че­ловека как… При объяснении любых психических явлений личность выступает как воедино… Поскольку внутренние условия, через которые в каждый данный мо­мент преломляются внешние воздействия на личность, в…

Индивид и личность

Наш язык хорошо отражает несовпадение этих понятий: слово лич­ность употребляется нами только по отношению к человеку, и притом на­чиная лишь с… Понятие личности, так же как и понятие индивида, выражает целост­ность… 1 Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977. С. 175—188.

Как основание личности

<...> Реальным базисом личности человека является совокупность его общественных по своей природе отношений к миру, но отношений, ко­торые… Имеются в виду именно деятельностисубъекта, которые и являют­ся исходными… Прежде всего на этом пути устраняется главная трудность: определе­ние того, какие процессы и особенности человека…

В.В.Петухов

ПОНЯТИЕ ЛИЧНОСТИ.

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ

ПРИРОДЫ И КУЛЬТУРЫ

Понятие «субъект» является родовым: это базовая психологическая категория. В англоязычной литературе разъяснить это понятие довольно просто — термин… 'См. Рубинштейн CJI. Основы общей психологии: В 2 т. М.: Педагогика, 1989. 2… Петухов В.В. Понятие личности...

В.В.Петухов

ОБЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О РАЗВИТИИ ЛИЧНОСТИ

Напомним о том, что личность в первый раз рождается внутри со­циального индивида, и, скажем, личность ребенка немыслима без участия взрослого.… Хрестоматийным примером первого рождения личности является приведенный… 1 См. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977. С. 187—188.

Тема 4

Возникновение и развитие психики

Приспособительная роль психики в биологической эво­люции. Проблема выделения критериев психики. Гипотеза о возникновении чувствительности как элементарной формы психического отражения. Психика как ориентировочная дея­тельность субъекта. Представление об эволюции психичес­кого отражения. Основные стадии развития психики и по­ведения животных: элементарная (сенсорная), перцептивная, интеллекта. Общая характеристика инстинктивного поведения животных. Индивидуально-изменчивое поведение, навык и ин­теллект. Понятие операции. Исследование интеллекта живот­ных, функциональное использование орудий. Сравнение психи­ки животных и человека. Основные характеристики трудовой деятельности, их филогенетические предпосылки. Возникно­вение действий и необходимость общественного сознания. Ге­нетическое определение действия. Культурный опыт, формы его сохранения и воспроизводства. Знаковая речь и развитие мышления.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Роль психики в биологической эволюции. Критерии пси­хического. Гипотеза о возникновении и стадиях развития психики в филогенезе.

© Элементарная (сенсорная) психика и инстинктивное поведение животных.

© Перцептивная психика и индивидуально-изменчивое по­ведение животных. Навык и интеллект, их характе­ристика.

О ТриРовая деятельность и возникновение сознания. Срав-чхики животных и человека.

О Роль психики в биологической эволюции. Крите­рии психического. Гипотеза о возникновении и стадиях развития психики в филогенезе

АН.Северцов ЭВОЛЮЦИЯ И ПСИХИКА¹

Задачей настоящей статьи является разбор вопроса о значении раз­личных способов, посредством которых совершается приспособительная эволюция животных и определение того, какую роль играют эти отдель­ные факторы в приспособлении животных к окружающей среде. Дело в том, что в сочинениях об эволюции авторы преимущественно останавли­ваются на главном и наиболее бросающемся в глаза из этих факторов, а именно, на наследственном изменении органов животных, и ему уделяют почти исключительное внимание. Но помимо наследственного изменения органов имеются еще и изменения поведения (behaviour) животных без изменения их организации, которые играют большую роль в эволюцион­ном процессе и служат могучими средствами приспособления животных к окружающей среде: значение этих факторов, с биологической точки зре­ния, их роль в эволюционном процессе и взаимоотношения между ними и наследственными изменениями строения животных, как мне кажется, недостаточно выяснены, и в разборе этих вопросов и лежит центр тяже­сти настоящей статьи².

Важным и весьма прочно установленным результатом эволюцион­ного учения в его современной форме является положение, что эволюция животных есть эволюция приспособительная, т.е. что она состоит в раз­витии признаков, соответствующих той среде, в которой живут данные животные. Другим таким же важным результатом мы можем считать

¹ Психологический журнал. 1982. № 4. С. 149—159.

² От этой постановки вопроса зависит некоторая неравномерность в распределении
проводимого материала: на общей характеристике эволюции, на вопросе о наследствен­
ных изменениях органов (весьма подробно разобранном в эволюционной литературе), а
также на ненаследственных изменениях организации я сознательно останавливаюсь весьма
коротко. Во избежание недоразумений отмечу, что, говоря о психической деятельности
животных, я рассматриваю ее только с биологической точки зрения, совершенно остав­
ляя в стороне чисто психологическую сторону: психика животных интересует нас здесь
только как фактор эволюционного процесса, а не сама по себе. Этим, между прочим,
объясняются некоторые особенности употребляемой мною терминологии.

Северцов А.Н. Эволюция и психика 303

положение, что эволюционный процесс имеет эктогенетический характер, т.е. что он происходит под влиянием изменений внешней среды, в кото­рой живут животные.

Выработку новых приспособлений мы обыкновенно обозначаем как прогресс в эволюционном процессе, но здесь для понимания характера эволюции необходимо различать между прогрессом биологическим, с од­ной стороны, и прогрессом морфологическим (анатомическим и гистоло­гическим) и физиологическим — с другой.

Мы можем представить себе, что эволюирует свободно живущее жи­вотное, например насекомое, и что оно переходит к еще более подвижному образу жизни. Предположим, что оно приобретает способность летать, не ут­рачивая способности к передвижению на земле: у него разовьются новые органы, крылья, с их скелетом, мускулами и нервами, другими словами, ор­ганизация и функции данного животного станут более сложными; можем представить себе и другой случай, а именно, что не выработается новых ор­ганов, но что функции прежних органов повысятся и соответственно этому изменится и самое строение соответствующих органов: и в том и в другом случаях мы будем иметь общий биологический прогресс, т.е. животное вы­живет в борьбе за существование, численность особей его повысится, и вид распространится географически, параллельно этому мы будем иметь и про­гресс морфологический (органы сделаются сложнее, могут появиться новые органы и т.д.) и физиологический (функции эволюционирующих органов повысятся): здесь биологический, морфологический и физиологический про­гресс организма как целого идет параллельно.

Но мы можем представить себе и другую возможность: что животное того же типа от свободного образа жизни перейдет к паразитному, который может представить для него при данной организации и данных условиях определенные выгоды, ибо при паразитном образе жизни животное защи­щено от врагов в такой же степени, как его хозяин (т.е. животное гораздо более крупное и сильное), и оно всегда без труда находит себе готовую пи­щу. Животное приспособится к этим условиям паразитного образа жизни, и для него переход к паразитизму будет, несомненно, биологическим прогрес­сом, помогающим ему выжить в борьбе за существование; но этот биологи­ческий прогресс будет сопровождаться морфологическим регрессом, ибо у животного, переходящего к паразитному образу жизни, обыкновенно деге­нерируют в большей или меньшей степени органы, необходимые для свобод­ной жизни в сложных и меняющихся условиях среды, например органы движения, органы нападения и защиты, органы высших чувств и т.д. Морфо­логически и физиологически животное регрессирует: здесь биологический прогресс сопровождается морфологическим и физиологическим регрессом. Мы видим, что победа в борьбе за существование определяется, в сущности, только биологическим прогрессом; морфологический же (и физиологиче­ский) прогресс или регресс всего организма зависят от того направления, в котором идет в данную эпоху жизни вида эволюционный процесс.

304 Тема 4. Возникновение и развитие психики

Мы сейчас упомянули об общем регрессе организации, который вы­ражается, в конечном счете, в потере (дегенерации) определенных органов без замены их более совершенными; напомню, что и прогрессивная эво­люция органов сопровождается всегда явлениями регресса: когда опреде­ленный орган изменяется прогрессивно, то некоторые части его, которые оказываются неприспособленными при изменившихся условиях сущест­вования, дегенерируют и заменяются новыми особенностями, нужными при новых условиях; в этом и состоит процесс приспособления. Об общем регрессе мы имеем право говорить только в тех случаях, когда определен­ные органы дегенерируют, не заменяясь другими с той же или близкой функцией, как это часто бывает при переходе к паразитному или к сидя­чему образу жизни. Частичный регресс является процессом, обычно сопро­вождающим морфологические прогрессивные изменения.

Я в предыдущем коротко и очень поверхностно охарактеризовал то, что выразил в данном в начале этой статьи определении эволюционного процесса: эволюция животных есть эволюция приспособлений и соверша­ется под влиянием и в соответствии с изменениями окружающей среды. Я не буду останавливаться подробно на том, что такое мы обозначаем тер­мином «среда», и отмечаю только, что этот термин необходимо понимать в широком смысле слова, разумея под ним всю сумму условий, имеющих биологическое отношение к животному, т.е. неорганическую среду: поч­ву, условия освещения тепла и холода, <?ухости и влажности, химический состав пищи и воды и т.д., и биологическую среду, т.е. всех животных (как принадлежащих к данному виду, так и к другим видам) и растения, с которыми данному животному приходится иметь дело.

Из всего сказанного о ходе эволюционного процесса мы можем вы­вести одно важное заключение: мы видели, что при изменениях среды ор­ганизация животных изменяется в одних случаях незначительно, в других весьма сильно: самую способность к эволюционному изменению, которая, по-видимому, у разных животных различна, мы обозначим термином пла­стичность организма.

При только что сделанной характеристике эволюционного процесса я не коснулся важного фактора, имеющего громадное влияние и на ход эволюции и на конечные результаты ее в каждую данную эпоху, а имен­но, фактора времени.

Мы знаем, что изменения в организмах зависят от изменений в окружающей среде и состоят в приспособлении организма к этим изме­нениям; но эти изменения среды могут совершаться и в действитель­ности совершаются с весьма различной скоростью: одни чрезвычайно медленно, другие несколько быстрее, наконец, некоторые относительно очень быстро. Например, горообразовательные процессы, меняющие облик поверхности суши, процессы эрозии, сглаживающие горы, процессы опус­кания и поднятия суши, вызывающие образование новых крупных морей и новых участков суши, суть процессы чрезвычайно медленные и посте-

Северцов А.Н. Эволюция и психика 305

пенные, занимающие громадные промежутки времени; само собой разуме­ется, что и эти процессы совершаются с различной скоростью, одни быст­рее, другие медленнее. Параллельно этим изменениям протекают связан­ные с ними изменения климата.

Другие изменения в неорганической природе, например, опреснение отделившего от океана бассейна вследствие деятельности впадающих в не­го рек, изменение солености пресноводного или мало соленого бассейна при соединении его с морем, проливом протекают несколько быстрее. Так же относительно скоро, но по нашему человеческому счету, конечно, тоже весьма медленно, происходят многие важные биологические изменения в окружающей среде, например, естественное расселение новых растений (или сидячих животных) при соединении двух стран, прежде разделенных естественной преградой, или двух морей, между которыми установилось соединение.

Свободно живущие и подвижные животные при тех же условиях рас­селяются и тем самым изменяют условия жизни первоначальной фауны данной страны гораздо быстрее. Мы знаем, что свободно живущие и под­вижные животные, попадая в благоприятные для них условия существова­ния, размножаются с чрезвычайной быстротой и достигают необычайной многочисленности в короткое время. Так, например, Колумбом на остров С.-Доминго было приведено несколько голов рогатого скота, которые оди­чали и размножились так быстро, что через 27 лет стада в 4000—6000 го­лов были здесь довольно обыкновении. Позднее рогатый скот был переве­ден с этого острова в Мексику и другие части Америки, и в 1567 г., через 65 лет после завоевания Мексики, испанцы вывезли 64350 голов из Мексики и 35444 головы из С.-Доминго, что указывает на то, какое множество этих животных существовало здесь, так как пойманные и убитые составляли, ко­нечно, только небольшую часть всего количества. Мы знаем, с какой быст­ротой размножились кролики, ввезенные в Австралию, и как они сделались настоящим бедствием для страны. Эти примеры касаются животных, вве­зенных человеком, но мы имеем полное основание думать, что в благопри­ятных условиях животные размножаются с такой же быстротой и в диком состоянии, и мы знаем примеры такого размножения. Совершенно очевид­но, что такое быстрое массовое появление новых животных не является ин­дифферентным для старой местной фауны и что оно сильно изменяет ус­ловия ее существования; новые животные для одних форм являются конкурентами, для других врагами, для третьих, наконец, добычей и т.д., и во всех этих случаях — факторами, весьма сильно изменяющими прежние условия. Мы видим, что эти перемены происходят весьма быстро, в срок не­скольких лет, т.е. с эволюционной точки зрения с необыкновенной скоро­стью. Отметим, что мы брали примеры, касающиеся млекопитающих, т.е. животных, медленно размножающихся; для других животных, у которых скорость и интенсивность размножения больше, процесс идет еще быстрее. Таким образом, мы видим, что, наряду с очень медленными и постепенны-

20 Зап. 2652

306 Тема 4. Возникновение и развитие психики

ми переменами в условиях существования, существуют и очень резкие и бы­стро наступающие изменения, к которым животные, которых они непосред­ственно касаются, должны под угрозой вымирания приспособиться в очень короткий срок.

Таким образом, темп изменений среды, к которым приходится при­способляться животным, бывает весьма различным. Между тем совер­шенно очевидно, что скорость изменения самих животных, которые в ка­ждом отдельном случае приспособляются к биологически важному для них изменению среды, должна быть ни в коем случае не меньше, чем ско­рость изменений среды: если животное при своей эволюции отстает от из­менений среды, то получается дисгармония между организацией животно­го и средой (или Определенными сторонами среды), т.е. животное очутится в длительно неблагоприятных условиях существования, и данный вид нач­нет вымирать.

Мы, таким образом, приходим к чрезвычайно важному понятию о значении упомянутой нами выше пластичности организмов: чем больше пластичность, т.е. чем больше способность организма быстро и сильно изменяться, приспособляясь к изменениям среды, тем больше для него шансов выжить в борьбе за существование.

Существуют два способа приспособления организмов к изменениям окружающих условий: 1) наследственные изменения организации — спо­соб, посредством которого достигаются весьма значительные, количествен­но приспособленные изменения строения и функций животных, способ весьма медленный, посредством которого животные могут приспособить­ся только к очень медленно протекающим и весьма постепенным изме­нениям среды, 2) способ ненаследственного функционального изменения строения, посредством которого животные могут приспособляться к не­значительным, но быстро наступающим изменениям окружающих усло­вий. И в том, и в другом случаях строение организмов изменяется. Оба эти способа приспособления существуют и у животных, и у растений.

Кроме них, существуют еще два способа приспособления, которые встречаются только у животных и которые мы могли бы обозначить как способы приспособления посредством изменения поведения животных без изменения их организации. Они являются для нас особенно интерес­ными, и этот вопрос приводит нас к рассмотрению различных типов пси­хической деятельности животных в широком смысле этого слова.

Мы знаем три основных типа психической деятельности у животных, а именно, рефлекторную деятельность, инстинктивную и деятельность, кото­рую мы условно обозначим как «деятельность разумного типа». Само со­бой разумеется, что я здесь рассматриваю этот вопрос о психической дея­тельности животных не как психолог и, соединяя эти три типа (рефлекс, инстинкт и «разумный тип») в одну общую группу, хочу только выразить, что здесь мы имеем деятельность одного порядка. Термином «рефлекс» мы обозначаем наследственные, однообразные, правильно повторяющиеся целе-

Северцов А.Н. Эволюция и психика 307

сообразные, т.е. приспособительные реакции организма на специфические раздражения. Обыкновенно говорят, что рефлекторные действия отличают­ся машинообразностью, определение, которое только до известной степени точно, так как далеко не всегда одна и та же реакция следует за одним и тем же раздражением. Рефлекторная деятельность является наследствен­ной, т.е. молодое животное начинает производить те же рефлекторные дей­ствия, которые производили его родители без всякого предварительного обучения вполне правильно.

Точно так же, как и рефлекторная деятельность, инстинктивная деятельность является целесообразной, наследственной и до известной степени машинообразной, но отличается от рефлекторной своей гораздо большей сложностью. Здесь мы обычно находим длинный ряд сложных целесообразных действий, являющихся ответом на определенное внешнее раздражение.

Деятельность «разумного» порядка является также целесообразной, но, в отличие от предыдущих типов психической деятельности, не наслед­ственной и не машинообразной. Наследственной является способность к деятельности данного типа, но не самые действия, и животные являются на­следственно весьма различными в этом отношении: одни способны к слож­ным действиям «разумного» порядка, другие к весьма элементарным, но са­мые действия не предопределены наследственно и в индивидуальной жизни не являются готовыми, как рефлексы и инстинкты: для производства оп­ределенного действия требуется определенная выучка. Далее эти действия не являются машинообразными: за определенным раздражением могут следовать весьма разнообразные действия.

Сопоставляя эти три типа приспособительной деятельности живот­ных, мы видим вполне ясно, что мы можем распределить их по основному сходству между ними на две группы: к одной будут относиться рефлексы и инстинкты, которые отличаются друг от друга только количественно, к другой — действия «разумного» типа; первые наследственны (как дейст­вия), не требуют выучки и машинообразны, вторые не наследственны, тре­буют выучки и в общем не машинообразны. Совершенно ясно, что при срав­нении с приспособительными изменениями строения животных инстинкты и рефлексы будут соответствовать наследственным изменениям строе­ния органов, действия «разумного» типа — функциональным изменени­ям органов.

Рефлексы свойственны всем животным и в общем хорошо извест­ны; на них я не буду останавливаться и приведу некоторые примеры, по­ясняющие биологическое значение инстинктов, с одной стороны, действий «разумного» типа — с другой.

В различных группах животных преимущественное значение имеет либо тот, либо другой тип деятельности. Суживая нашу задачу и прини­мая в соображение только метамерных билатерально-симметричных жи­вотных, мы находим, что в типе членистоногих преимущественное значе-

308 Тема 4. Возникновение и развитие психики

ние приобрела деятельность типа инстинкта, в типе хордат психика «ра­зумного» типа; мы говорим, конечно, только о преимущественном значе­нии, а не об исключительном, так как, несомненно, и у членистоногих пси­хика «разумного» типа играет известную, хотя и второстепенную, роль (мы говорим главным образом о высших представителях этого типа, насеко­мых, психика которых сравнительно хорошо изучена), и у высших хордат, т.е. позвоночных, существуют сложные инстинкты, как, например, строи­тельные инстинкты птиц и т.д.¹

В типе членистоногих мы видим постепенное повышение инстинк­тивной деятельности, причем у высших представителей типа, у насекомых, инстинкты сделались необычайно высокими и сложными и достигли высо­кой степени совершенства, вследствие чего сознательная психика если не атрофировалась, то, во всяком случае, отступила на задний план. Напомню необычайно сложные строительные инстинкты общественных насекомых, соты пчел, гнезда муравьев и термитов и т.д. Высота и сложность инстинк­тов насекомых станут ясны для всякого, кто ознакомится с классической книгой Фабра или с более близкими нам прекрасными работами В.А.Ваг­нера об инстинктах пауков и шмелей. Сложность и постоянство (машино-образность) инстинктов здесь очень ясны точно так же, как их удивитель­ная целесообразность. В качестве примера возьмем одну из роющих ос, сфекса, и посмотрим, в каких действиях выражается ее инстинкт заботы о потомстве. Сначала оса роет норку, сообщающуюся узким коридором с ячейкой, в которой складывается добыча, служащая пищей будущей личин­ке; затем эта добыча (сверчок) отыскивается и после некоторой борьбы крайне своеобразным способом делается неподвижной и беспомощной; сфекс перевертывает сверчка на спину, придерживает его лапками и своим жалом колет его в три совершенно определенных места, а именно, в три пе­редних нервных ганглия брюшной нервной цепочки; в результате добыча остается живой, но парализованной, так что не может двигаться. После это­го сфекс приносит ее к норке, кладет у входа, влезает в норку, вылезает из

¹ Говорить об эволюции психики, конечно, можно только с известными оговорками, ибо трудность изучения эволюции психической деятельности, конечно, чрезвычайно ве­лика, и в наших представлениях об этом процессе несомненно еще более гипотетическо­го элемента, чем в наших сведениях об эволюции морфологических признаков. Труд­ность эта станет понятна читателю, если он примет в соображение, что для вопроса об эволюции психических свойств палеонтология дает очень мало, а именно только доволь­но отрывочные сведения о строении мозга ископаемых животных и некоторые, сделан­ные на основании строения ископаемых форм, умозаключения об их образе жизни (Абель). Психоэмбриологическое исследование, т.е. учение о развитии психических свойств, вслед­ствие отрывочности произведенных исследований до сих пор дало тоже немного; сравни­тельная зоопсихология в этом отношении дает гораздо больше, но и здесь приходится постоянно учитывать недостатки самого метода, затрудняющие его применение. Основ­ным из этих недостатков является то, что при сравнительно-психологическом исследо­вании (как и при сравнительно-анатомическом) мы имеем дело с конечными членами эволюционных рядов, эволюировавших независимо друг от друга, а не с последовательны­ми членами одного и того же филогенетического ряда.

Северцов А.Н. Эволюция и психика 309

нее, втаскивает туда добычу, откладывает в совершенно определенное место ее тела яйцо, из которого впоследствии вылупится личинка и, наконец, за­делывает ячейку; затем в другую ячейку откладывается другая добыча, со­вершенно так же парализованная и т.д. Целесообразность этого инстинкта поразительна: слабая личинка снабжается свежей пищей, которая не пор­тится в течение всей жизни личинки, и вместе с тем добыча неподвижна в такой степени, что не может сбросить с себя личинку-хищника, питающую­ся ее телом. Аналогичных примеров того же инстинкта можно привести не­мало для других насекомых.

Весьма интересно, что этот очень сложный ряд инстинктивных дей­ствий является вполне наследственным: животное производит их без вся­кой выучки и без всяких изменений из поколения в поколение с замеча­тельной правильностью.

Машинообразность инстинктивных действий, отличающая их от дей­ствий, которые нам приходится отнести к типу «разумных», особенно бро­сается в глаза при так называемых ошибках инстинкта, когда правильный ход процесса вследствие каких-либо причин нарушается и окончание его становится вполне бесполезным и бесцельным, и, тем не менее, животное за­канчивает его по раз навсегда установленной рутине. Если у роющей осы, принесшей парализованную добычу, в то время как она осматривает норку утащить добычу, то она некоторое время ищет ее, но затем успокаивается и заделывает пустую норку совершенно так же, как будто там была положе­на добыча, что вполне бесцельно. Пчелы имеют обыкновение исправлять по­врежденные ячейки сотов, причем производят ряд сложных действий; при нормальных условиях эти действия вполне целесообразны, но пчелы проде­лывают те же действия, когда ячейка повреждена наблюдателем и пуста, и действия совершенно бессмысленны. Таких примеров можно привести мно­го и они показывают, что инстинкты суть приспособления видовые, полез­ные для вида в такой же степени, как и те или другие морфологические признаки и столь же постоянные. Если мы будем следить за последова­тельным изменением инстинктов в течение жизни насекомого или паука, то оказывается, что целый ряд инстинктов сменяет друг друга и что каждый инстинкт соответствует организации и образу жизни животного в опреде­ленный период жизни особи; при этом каждый инстинкт определенного периода жизни является готовым, действует определенное время и сменя­ется новым, таким же совершенным, когда изменяется при индивидуаль­ном развитии организация и образ жизни особи, например, когда личинка превращается в куколку и т.д.

Мы видим, таким образом, что инстинкты суть приспособления, во многих случаях очень сложные и биологически весьма важные, и что при­способления эти являются вполне стойкими, т.е. повторяются у каждой осо­би неизменно из поколения в поколение. Мы выше поставили вопрос о том, к какой из перечисленных нами категорий приспособлений рефлексы и ин­стинкты относятся. Мы видим, что наш ответ на этот вопрос был правилен

310 Тема 4. Возникновение и развитие психики

и что он вытекает из самого характера инстинктов и рефлексов, а именно, из того, что и те и другие наследственны; при этом весьма существенно, что наследственным признаком является не способность к действиям опре­деленного типа, а самые действия с их типичными чертами, т.е. последо­вательностью определенных движений, их характером и т.д.

Ввиду того, что и инстинкты и рефлексы являются приспособлени­ями наследственными, они эволюируют точно так же, как и прочие наслед­ственные признаки, т.е. крайне медленно и постепенно, посредством сум­мирования наследственных мутаций инстинктов¹. Таким образом, эти чрезвычайно важные для организма приспособления суть приспособления к медленно протекающим изменениям внешней среды, и о них мы можем сказать то же, что сказали о наследственных морфологических изменени­ях организма: количественно они могут быть очень велики, но протекают очень медленно и поэтому не могут иметь значения для животных, когда последние подвергаются относительно быстрым неблагоприятным изме­нениям среды. Иной характер имеют психические свойства организмов, которые мы относим к категории «разумных».

Здесь наследственной является только известная высота психи­ки и способность к определенным действиям, но самые действия не пре­допределены наследственно и могут быть крайне разнообразными. При этом эти сложные действия не являются готовым ответом на определен­ные внешние раздражения или внутренние состояния организма, как в случаях инстинктов и рефлексов: каждая особь выучивается им заново, в зависимости от тех более или менее своеобразных условий, в которых она живет, чем достигается необыкновенная пластичность этих действий, громадная по сравнению с инстинктами.

У читателя может возникнуть вопрос о том, существуют ли в действи­тельности у животных действия, которые мы могли бы отнести к категории «разумных». Во избежание недоразумений предупреждаю, что я употреб­ляю этот термин только с классификационной точки зрения, чтобы отли­чить известную категорию действий животных от других, а именно, от тех, которые мы охарактеризовали терминами «инстинкт» и «рефлекс». Я здесь совершенно не вдаюсь в вопрос о том, обладают ли животные (и если обла­дают, то в какой степени) самосознанием, способны ли животные к абстрак­ции и т.д.

Как пример самой низкой ступени психических процессов этой кате­гории мы можем привести так называемые условные рефлексы: животное

¹ Это наиболее вероятный способ эволюции наследственных рефлексов и инстинкте! по современному состоянию наших сведений об эволюции наследственных изменений Если бы мы стали на неоламаркистскую точку зрения и предположили, что рефлексы i инстинкты эволюируют благодаря упражнению и влиянию внешних условий и зате] делаются наследственными, то и этот способ эволюции является крайне медленным, та как и по этой гипотезе требуется чрезвычайно большое число поколений, чтобы особен ности, приобретаемые таким способом, сделались наследственными.

СеверцовА.Н. Эволюция и психика 311

приучается реагировать постоянно и до известной степени машинообразно на раздражение, на которое оно нормально этим способом совершенно не реагировало. Например, у него начинает выделяться слюна, когда оно слы­шит определенный звук или при ином раздражении, при котором нормаль­но слюна не выделялась и таким образом устанавливается новый рефлекс. Этот рефлекс отличается от обычного типа рефлексов тем что не наследст­вен и что он приобретен животным в необычно короткое, с эволюционной точки зрения, время. В искусственных условиях условные рефлексы могут быть нецелесообразны с биологической точки зрения, но по аналогии мы имеем полное основание думать, что вполне целесообразные условные реф­лексы, имеющие приспособительный характер, могут устанавливаться и в естественной обстановке животных и что здесь они имеют весьма большое биологическое значение. Мы знаем, что некоторые дикие животные, напри­мер птицы и млекопитающие, живущие на уединенных островах и не знав­шие человека, при первом появлении его ведут себя как ручные животные и не боятся человека, не убегают от него и т.д.; при повторном появлении его и после того, как они испытали неудобства и опасности, проистекающие от присутствия этого нового для них существа, они начинают пугаться и убегать: установился новый условный рефлекс. Между очень простыми ус­ловными рефлексами и несравненно более сложными действиями, которым животные выучиваются и в которые, несомненно, входит элемент разумно­сти, существует полный ряд постепенных переходов.

Близка к условным рефлексам и способность диких и домашних жи­вотных к дрессировке, т.е. к приобретению новых навыков; мы преимуще­ственно знаем эту способность по домашним животным и благодаря ей животное может производить крайне сложные и весьма целесообразные (конечно, с человеческой точки зрения) действия. Охотничья собака приуча­ется ложиться и вставать по команде, идет на свисток к хозяину; идет по его команде в определенном направлении, знает классические слова «тубо» и «пиль», подает дичь и т.д. Многие комнатные собачки, например пудели, проделывают гораздо более сложные операции: отворяют и затворяют две­ри, приносят определенные вещи, снимают с хозяина шляпу, лают по коман­де, ходят за покупками и аккуратно приносят их. Всякий знает удивитель­ные вещи, которые проделывают дрессированные лошади, свиньи и другие животные в цирке. Весьма интересно, что к дрессировке способны не толь­ко домашние, но и дикие и прирученные животные. Как известно, слоны, обезьяны, даже такие крупные хищники, как львы, тигры, медведи, поддают­ся дрессировке и после выучки у искусного дрессировщика проделывают удивительные штуки: носят поноску, прыгают через кольца, маршируют и т.д. В известных отношениях эти сложные действия близки к простым условным рефлексам, о которых мы только что говорили, но вместе с тем они отличаются от них тем, что, во-первых, они несравненно сложнее, во-вто­рых, тем, что в них, несомненно, до известной степени, входит тот элемент, ко­торый мы у человека относим к категории разума. Конечно, я этим не хо-

312 Тема 4. Возникновение и развитие психики

чу сказать, что животное понимает мысли и цели человека, который с ним имеет дело, т.е. что собака, которую охотник заставляет идти у ноги, пони­мает, что он боится, что она спугнет дичь и т.д. Но всякий, кому приходи­лось дрессировать собаку или лошадь, знает, что одна из главных трудностей дрессировки состоит в том, чтобы добиться, чтобы животное поняло то, что от него требуют. Сказать, что мы имеем здесь дело только с условным реф­лексом, едва ли можно. В разбор этого уже психологического вопроса я вда­ваться не буду, да он для нас и не важен. Для нас интересно, что как у до­машних, так и у диких животных при известных условиях (приручении и дрессировке) устанавливаются в сравнительно короткое время и простые, и очень сложные, и длинные ряды новых действий, которые животное в обыч­ной обстановке не производит и без этой выучки не способно произвести. По аналогии мы имеем полное право заключить, что высшие позвоночные (птицы и млекопитающие) и в естественной обстановке могут приобретать новые привычки и навыки, вызывающие ряды сложных действий, уже био­логически целесообразных.

Тут может появиться сомнение в том, возможна ли такая выучка (дрессировка) без дрессировщика. Наблюдения над домашними животны­ми, а отчасти и над дикими, устраняют это сомнение: мы знаем, что пти­цы и млекопитающие сами, без дрессировки выучиваются новым для них и сложным действиям. Собаки и кошки выучиваются отворять двери, дос­тавать еду из тех мест (шкафов, полок), куда она спрятана, и т.д. Молодо­го шимпанзе (которого исследовала Н.Н. Коте), когда он разыгрался, за­манили в клетку с двумя дверцами, одной закрытой, другой открытой, и для приманки положили в нее грушу; бегая, он немного приоткрыл за­крытую дверцу, потом быстро вбежал в открытую дверь, схватил грушу и выскочил в другую дверцу клетки. Одно время у меня жил попугай, ко­торый сам выучился отворять дверцу своей клетки, запертую на задвиж­ку. Подобные примеры показывают, что животные, по крайней мере высшие позвоночные, способны вырабатывать новые и целесообразные способы поведения вполне самостоятельно.

Примеры, которые мы приводили до сих пор, касаются прирученных животных; является вопрос — происходит ли то же и в естественной об­становке, т.е. способны, ли дикие животные вырабатывать под влияни­ем изменений внешней среды новые способы действия и новые привычки приспособительного характера? Аналогия с прирученными животными является сильным аргументом в пользу этого предположения, но и кро­ме этой аналогии'имеются, как мне кажется, указания на то, что такие привычки действительно вырабатываются. Трудность решения этого во­проса заключается в значительной степени в том, что наблюдение живот­ных в их естественной обстановке всегда затруднительно и что нам при­ходится в данном случае пользоваться материалом, доставляемым нам путешественниками, коллекционерами, охотниками и т.д., к наблюдениям которых зоопсихологи, особенно современные, склонны относиться край-

Северцов А.Н. Эволюция и психика 313

не скептически. Принимая, что осторожность по отношению к достовер­ности сообщаемых сведений, конечно, здесь необходима в той же степени, как и по отношению ко всяким другим наблюдениям биологического характера, как, например, относительно времени гнездования, переле­та и т.д., я думаю, что мы свободно можем ввиду особенности постановки нашего вопроса пользоваться этими данными. Дело в том, что зоопси­хологи совершенно справедливо относятся скептически к толкованиям, даваемым наблюдателями действий животных, когда, например, согласо­ванные действия общественных насекомых приписываются их взаимной симпатии, когда говорят об особенной «сообразительности» пчел или му­равьев и о «разумности» постройки гнезд птиц или жилищ бобров и т.д.; но для нас не интересен вопрос о том, что чувствуют те или иные из рас­сматриваемых нами животных при своих действиях, что они думают, сло­вом, вопрос о чисто психологической стороне их деятельности (поэтому мы и употребляем такие неопределенные термины, как «действия типа ра­зумных»); мы ставим вопрос о том, в какой мере и насколько скоро спо­собны высшие животные изменять характер своих приспособитель­ных действий при изменении внешних условий. Трудность проверки относительно диких животных состоит в том, что нам приходится при­нимать в соображение только те стороны их поведения, которые касаются, несомненно, новых для них условий существования; таким образом, отпа­дает целый ряд проявлений их психической деятельности, в которых мы могли бы заподозрить существование уже установившихся привычек и инстинктов, например их поведение при ловле привычной добычи, спосо­бы спасения от привычных врагов и т.д. Принимая во внимание это ог­раничение, мы, тем не менее, находим ряд примеров, которые показывают нам, что высшие позвоночные приспособляются к несомненно новым для них условиям.

Рузевельд в своем путешествии по Африке приводит факт, что сло­ны изменили свое поведение с тех пор, как за ними стали охотиться охот­ники с дальнобойными винтовками: они перестали пастись в открытой местности, где к ним охотник может подкрасться издали и использовать свое дальнобойное оружие, а стали держаться в лесу, где их отыскать го­раздо труднее и где дальнобойное оружие не представляет преимуществ; охота за ними стала гораздо труднее и истребление приостановилось. Ин­тересно, что носороги, гораздо более тупые, не приобрели этой привычки и поэтому усиленно истребляются.

Это изменение у слонов произошло очень быстро, в течение одного поколения, так что о наследственном изменении инстинкта здесь гово­рить нельзя. Совершенно аналогичное изменение в повадках произошло у бизонов в Канаде: они тоже под влиянием преследования из степных животных сделались лесными и тоже в короткое время.

С рассматриваемой точки зрения весьма характерным является от­ношение диких животных к различного рода ловушкам; здесь животное

314 Тема 4. Возникновение и развитие психики

сталкивается с совершенно новыми для него опасностями, которые подго­товляет ему человек, и изменение его поведения после сравнительно не­многих опытов является весьма показательным. Песцы, которым клали приманку, соединенную шнуром с настороженным ружьем, первоначаль­но ее хватали и погибали, но весьма скоро стали прорывать ход в снегу и схватывать приманку снизу, так что выстрел не попадал в них, и они бла­гополучно утаскивали добычу. В качестве аналогичного примера упомя­ну о так называемых «контроблавах» на оленей: когда в данной местно­сти произведено несколько облав, то поведение оленей изменяется, и они, вместо того, чтобы бежать от шума, производимого загонщиками, на стоя­щих тихо и спрятанных охотников, начинают бежать на шум, т.е. на за­гонщиков, прорываются через их линию и таким образом уходят. Это становится настолько постоянным, что стрелкам приходится становиться позади загонщиков, и тогда олени нарываются на них.

Некоторые интересные случаи такого изменения поведения были со­общены мне нашим известным орнитологом, проф. П.П.Сушкиным, и вви­ду авторитетности наблюдателя я их здесь приведу. Если коллекционер сто­рожит хищную птицу у гнезда с птенцами (П.П. Сушкин наблюдал это относительно соколов), то старые птицы, заметив охотника, не подлетают к гнезду и держатся от него на почтительном расстоянии; при этом птенцы, сидя без корма, голодают и пищат. В этом случае иногда старые птицы, при­нося пищу для птенцов, не опускаются с ней в гнездо, а пролетая высоко над ним, т.е. вне выстрела охотника, бросают добычу в гнездо: конечно, она да­леко не всегда падает к птенцам, но все-таки иногда попадает и съедается. Тут мы видим ряд сложных действий явно приспособительного характера, которые едва ли можем истолковать иначе, как употребляя такие термины, как «сообразительность, сметка» и т.д. Другой случай тоже весьма харак­терен: если ворона пытается утащить птенца из выводка домашних уток, то сначала она просто бросается на утят и иногда ей удается схватить утенка и утащить его; но если старая утка отбила нападение и повторные попыт­ки нападения не удаются (старые утки защищают птенцов весьма ожес­точенно и собирают утят под себя), то ворона начинает сильно кричать, и обыкновенно на крик прилетает другая ворона и атака возобновляется вдвоем: одна из ворон нападает на утку и дразнит ее, стараясь отвлечь от утят, а другая держится в стороне и пользуется моментом, когда утка заня­та дракой с ее компаньонкой, чтобы схватить утенка и утащить его. По мне­нию П.П.Сушкина, факт, что первоначально атака производится одной пти­цей и только в случае неудачи другая призывается на помощь, показывает, что мы имеем здесь не постоянный инстинкт, а ряд индивидуальных дей­ствий приспособительного характера. Оценивая теоретическое значение только что приведенных примеров, мы должны обратить внимание на крат­ковременность того периода времени, в течение которого вырабатывается изменение поведения животных: здесь мы имеем развитие психической деятельности, совершенно отличной от инстинктивной и, наоборот, весьма

Северцов А.Н. Эволюция и психика 315

похожей на сообразительность человека, где после нескольких «попыток» выбирается наиболее целесообразный метод поведения.

Если мы сопоставим все сказанное относительно только что рас­смотренного нами типа действий высших животных, то мы можем сде­лать несколько небезынтересных для эволюционной теории выводов.

1. У высших позвоночных животных широко распространены дей­
ствия, которые в отличие от наследственных рефлексов и инстинктов мы
имеем полное право отнести к типу, который мы обозначали условно тер­
мином «разумный»; в низшей форме эти действия подходят под тип про­
стых условных рефлексов; у более высоко стоящих животных они услож­
няются настолько, что приближаются к действиям, которые мы у человека
обозначаем как произвольные и разумные действия.

2. В отличие от инстинкта, эти действия не наследственны и этим
отличаются от инстинктов и рефлексов; наследственными признаками
являются здесь не самые действия как таковые, а только некоторая вы­
сота психической организации (способности к установке новых ассоциа­
ций и т.д.).

С биологической точки зрения, т.е. с точки зрения приспособляемости животных, мы имеем здесь фактор чрезвычайной важности, биологическое значение которого до сих пор не было достаточно оценено: значение его со­стоит в том, что он в весьма значительной степени повышает пластич­ность животных по отношению к быстрым изменениям среды. При изме­нении внешних условий животное отвечает на него не изменением своей организации, а быстрым изменением своего поведения и в очень большом числе случаев может приспособиться к новым условиям весьма скоро.

Чтобы оценить значение этого фактора (мы говорим именно о биоло­гическом значении его), нам надо принять в соображение факт, что многие органы высших животных являются органами с полиморфными функция­ми. Мы знаем, что весьма многие органы животных, имеющих отношение к внешней среде, способны к довольно разнообразным функциям. Это поло­жение касается, прежде всего, органов движения: мы видим, например, что конечности высших позвоночных способны к перемене функции без всякой перемены строения. Крылья крупных птиц служат для полета, но в случае надобности птица ими пользуется как органами нападения и обороны: ор­лы наносят крыльями сильные удары и сбрасывают при случае добычу со скал ударом крыла. Задние лапы птиц служат не только для передвиже­ния на земле (первичная функция задней конечности), но и для обхватыва­ния веток при сидении на них, схватывания и перенесения добычи при по­лете, для нападения и защиты. То же можно сказать и о передних лапах многих млекопитающих, которые служат для бегания, для лазания, для пла­вания и в качестве органов обороны и т.д. Даже ноги копытных животных, гораздо более специализованные, чем пятипалые конечности, служат и в ка­честве органов передвижения, и в качестве органов обороны. Напомню о не­обычайно разнообразных функциях всех четырех конечностей обезьян и

316 Тема 4. Возникновение и развитие психики

лемуров; о разнообразных функциях рта и зубов очень многих млекопитаю­щих и клюва у некоторых птиц, например попугаев; о необычайном мно­гообразии действий, которые может произвести своим хоботом слон, и т.д. Даже кишечный канал способен к довольно разнообразным функциям: мы знаем, что многие животные, нормально питающиеся определенной пищей, как, например, млекопитающие, у которых о роде пищи, которой они пи­таются, можно судить по строению зубов, переходят в случае нужды к друго­му типу пищи, например от мясной к растительной или от мясной к питанию насекомыми, и свободно переваривают эту пищу. Я не буду останавливать­ся на подробном перечислении таких примеров органов с полиморфными функциями: всякий читатель, несколько знакомый с биологией, их легко подыщет сам.

Для меня важно только отметить, что у многих высших животных (мы их здесь и имеем главным образом в виду) существует полиморфизм функций экзосоматических органов: другими словами, данное животное может употреблять один и тот же орган, имеющий отношение к окружаю­щей среде, для нескольких, часто весьма непохожих друг на друга функций.

Мы можем спросить себя, от чего зависит тот факт, что животное в известный момент своей видовой жизни вдруг станет употреблять данный орган для функций, для которых его предки этот орган не употребляли?

Если мы примем в расчет не только быстроту и легкость измене­ния поведения животных при наличности того типа психики, который мы обозначили как «разумный», но и полиморфность функций органов, то нам станет понятно все громадное значение этого типа психической дея­тельности как фактора приспособления. Мы привели ряд примеров бо­лее или менее сложных и целесообразных изменений поведения живот­ных при соответственных изменениях условий существования; мы можем представить себе, что изменения эти могут быть еще более значительны­ми, если животные будут при этом пользоваться своими органами для не­сколько иных целей, чем они пользовались ими раньше; тогда изменения поведения могут привести к весьма значительным изменениям в образе жизни животного. Например, наземное животное может сделаться путем описанного нами активного приспособления из бегающего лазающим или роющим без изменения своей организации, т.е. в весьма короткий про­межуток времени.

Прибавим к сказанному еще некоторые соображения относительно деятельности «разумного» типа. Наблюдая жизнь высших животных, у ко­торых эта психика развита до известной степени высоты, мы видим, что вся­кое такое животное живет в обычное время среди условий, хотя и в доста­точной мере сложных, но в общем повторяющихся; оно имеет дело с определенными условиями неорганической природы, определенным типом растительности данной местности, определенной и в общем знакомой ему фауной, конечно, в той мере, насколько эта фауна, т.е. другие животные, ка­саются его в качестве конкурентов, врагов, добычи или полезных для него

Северцов А.Н. Эволюция и психика 317

животных. Для того, чтобы выжить при этих данных и определенных ус­ловиях, требуется определенная высота «разумной» психики, и в среднем животные, приспособленные к данным условиям, ею и обладают.

Но если условия резко и быстро изменятся в неблагоприятную сторо­ну, т.е. если появится новый и опасный враг (мы берем этот грубый пример для наглядности), то данному виду придется приспособляться к этим но­вым условиям посредством быстрого изменения определенных сторон сво­его поведения. Естественно думать, что при этих условиях выживут и при­способятся, т.е. окажутся способными быстро и целесообразно изменить свое поведение и выработать новые привычки, особи с потенциально более высокой психикой, т.е. животные наиболее умные и наиболее способные: говоря метафорически, выживут «изобретатели» новых способов поведе­ния. Другими словами, при эволюции этим путем повышается потенци­альная психика, причем дело здесь идет уже о наследственном повышении психических способностей данного типа. Этот процесс, как и другие наслед­ственные процессы, идет, само собой разумеется, очень медленно. Когда жи­вотное приспособилось к наступившим изменениям и установилось неко­торое новое состояние равновесия, так сказать, некоторая рутина жизни, то эта интенсивная изобретательность, игравшая большую роль в период силь­ного изменения условий, не требуется, и животное ее может обычно не про­являть, но способность к ней, так сказать, некоторый «запасной ум» в пси­хике животного сохраняется и при случае, т.е. при наступлении нового изменения условий, может проявиться. Таким образом, мы приходим к за­ключению (я отношусь к этому предположению только как к гипотезе), что высшие позвоночные животные (птицы и млекопитающие) в общем умнее, чем это кажется при наблюдении их в обычных условиях их жизни. Мне кажется, что опыты дрессировки диких животных (особенно таких, от ко­торых по условиям их существования трудно ждать высокой психики, как, например, тюлени или морские львы) вполне подтверждают эту гипотезу о «запасном уме» млекопитающих. Может быть, эта гипотеза могла бы ока­заться полезной при суждении об исключительных проявлениях ума жи­вотных, которые мы имеем у лошадей Краля, собак проф. Циглера и т.д. Вдаваться в разбор этих вопросов, требующих специально психологическо­го разбора (от которого я в этой статье сознательно уклоняюсь), я не буду.

В предыдущем мы сделали некоторую попытку разобрать способы, посредством которых животные приспособляются к различным измене­ниям среды, и пришли к выводу, что способов этих два, причем каждый из них может в свою очередь быть подразделен на две категории: первый тип составляют наследственные изменения, которые являются способом, посредством которого животные приспособляются к очень медленным, но вместе с тем и очень значительным изменениям среды. Посредством на­следственного изменения изменяются: а) организация животных (и вы­рабатываются те бесчисленные приспособительные изменения, которые нам известны на основании данных палеонтологии и сравнительной мор-

318 Тема 4. Возникновение и развитие психики

фологии), б) рефлексы и инстинкты животных, причем изменяется на­следственно самое поведение животных; в некоторых случаях это изме­нение поведения происходит без изменения строения органов, в других со­провождает его, так как эволюция нового активного, а часто и пассивного, органов всегда требует изменения поведения животного.

Ко второму типу приспособления относятся ненаследственные при­способления, которые в свою очередь являются приспособлениями к быст­рым, хотя и не особенно значительным изменениям в условиях существо­вания животных; сюда относятся: а) те изменения строения, которые мы, за неимением лучшего термина, обозначили как функциональные изменения строения животных, и б) изменение поведения животных, происходящее без изменения их строения под влиянием тех психических процессов, которые мы отнесли к «разумному» типу. Отметим, что в основе и тех и других при­способлений лежит, в конце концов, наследственное изменение: способность животных к приспособительным реакциям на раздражения, получаемые из внешней среды, весьма различна у различных животных, и мы имеем полное основание думать, что если не сама реакция, то способность к ней на­следственна и эволюирует по типу наследственных изменений. Напомню о различиях в способности к регенерации у различных животных, относи­тельно которых мы с большой вероятностью можем сказать, что они про­изошли от общих предков. То же самое можно сказать о психических дей­ствиях разумного типа: самые действия не наследственны, но способность к ним является наследственной и соответственно этому эволюирует очень медленно. Указанное распределение можно выразить, следовательно, такой классификационной схемой:

I. Наследственные приспособления к очень медленным изменениям
среды:

1) наследственные изменения строения животных;

2) наследственные изменения поведения без изменения строения
(рефлексы и инстинкты).

II. Ненаследственные приспособления к сравнительно быстрым
изменениям среды:

1) функциональные изменения строения животных;

2) изменения поведения животных «разумного» типа.

Мы видим таким образом, что существует несколько отличных друг от друга способов приспособления животных к окружающей среде, посред­ством которых они приспособляются к изменениям, протекающим с раз­личной скоростью. Эти типы приспособления до известной степени неза­висимы друг от друга, т.е. в одних эволюционных рядах сильнее развиты одни, в других — другие. Я не буду подробно разбирать здесь значение на­следственных (I, 1) и ненаследственных (И, 1) приспособительных измене­ний строений животных и только коротко остановлюсь на эволюции двух остальных типов приспособления посредством изменения действий и по­ведения животных.

Северцов А.Н. Эволюция и психика 319

Если мы возьмем членистых и членистоногих животных, начиная от аннелид и кончая насекомыми и пауками как высшими представителями, то увидим, что здесь прогрессивно развивалась деятельность рефлекторно-инстинктивного типа, так что у высших представителей членистоногих, насекомых и пауков инстинкты достигают высокой степени сложности и совершенства. У многих общественных и одиноких насекомых и очень мно­гих пауков, мы должны признать, что психическая деятельность этого типа достигает необычной высоты, сложности и целесообразности: напомню строительные инстинкты пауков, общественные и строительные инстинкты насекомых, инстинкты заботы о потомстве у тех и других и т.д. В каждом из таких инстинктов мы имеем длинный ряд очень точно регулированных и строго повторяющихся действий, которые при обычных условиях суще­ствования представляют самые удивительные примеры приспособления животных к совершенно определенным условиям существования. Но да­же у тех форм членистоногих, у которых инстинкты достигли высокой сте­пени сложности и совершенства, психическая деятельность этого типа, ко­торый мы обозначили как «разумный», стоит относительно весьма низко. Приспособление посредством перемены способа действий и выучки у них, по-видимому, играет весьма небольшую роль¹.

Насколько мы можем судить, эволюция приспособлений при помо­щи изменения поведения животных здесь пошла в сторону прогрессивно­го развития наследственно фиксированного поведения (инстинкта).

В другом ряду билатерально-симметричных животных, а именно у хордат, мы видим, что эволюция пошла в направлении прогрессивного раз­вития психики «разумного» типа, т.е. наследственно не фиксированных действий. Нельзя сказать, чтобы инстинктов в этом ряду не было, но в об­щем они гораздо менее сложны и менее распространены, чем у высших членистоногих, и к ним постоянно примешиваются действия «разумного» типа: это мы видим даже в тех случаях, когда мы имеем дело со слож­ными инстинктами высших позвоночных, как, например, с инстинктом по­стройки гнезд птиц или заботы о детенышах у амфибий, птиц и млекопи­тающих.

Если же мы возьмем тот тип психической деятельности, который мы обозначили термином «разумный», то в ряду позвоночных мы, в общем, ви­дим, что он развивался прогрессивно: у рыб и амфибий он, насколько мы мо­жем судить, сводится к сравнительно простым условным рефлексам, зна­чительно сложнее он у рептилий и достигает своего высшего развития у

¹ Это наиболее вероятный способ эволюции наследственных рефлексов и инстинктов по современному состоянию наших сведений об эволюции наследственных изменений. Если бы мы стали на неоламаркистскую точку зрения и предположили, что рефлексы и инстинкты эволюируют благодаря упражнению и влиянию внешних условий и затем делаются наследственными, то и этот способ эволюции является крайне медленным, так как и по этой гипотезе требуется чрезвычайно большое число поколений, чтобы особен­ности, приобретаемые таким способом, сделались наследственными.

320 Тема 4. Возникновение и развитие психики

птиц, с одной стороны, у млекопитающих — с другой. И у тех и у других приспособления посредством изменения поведения в течение индивидуаль­ной жизни имеют громадное биологическое значение и позволяют высшим представителям этих двух групп быстро приспособляться к весьма разно­образным условиям и к весьма быстро наступающим изменениям в по­следних. Это бывает особенно ясно видно, когда животным приугдлтся приспособляться к изменениям, вносимым в их жизнь человеком.

Наибольшее значение приспособлений этого типа мы, конечно, ви­дим при эволюции человека, где они, несомненно, играли первенствующую роль. Можно сказать, что благодаря развитию сознательно-разумной пси­хики способность непосредственных предков человека и самого человека к приспособлению повысилась в невероятной степени и что именно бла­годаря этой способности человек и занял не только в ряду млекопитаю­щих, но и в ряду всех животных доминирующее положение: он может приспособляться в чрезвычайно короУпкое, с эволюционной точки зрения, время решительно ко всяким изменениям и условиям существования.

Может быть, было бы интересно сравнить с этой точки зрения спо­собы приспособления животных и человека к изменениям внешних ус­ловий: при таком сравнении мы видим, что относительное значение от­дельных факторов приспособления, которые мы только что рассмотрели, весьма различно в разных группах животных и у человека. Представим себе, что какое-нибудь млекопитающее животное переселяется из теплого климата в холодный и приспособляется к новым условиям существова­ния. Обычно мы видим, что у него вырабатываются новые приспособле­ния, т.е. что организация его путем наследственного изменения весьма сильно изменяется и что поэтому самый процесс переселения есть процесс весьма медленный: общие покровы животного изменяются таким обра­зом, что они делаются способными защитить животное от холода; соответ­ственно этому происходит целый ряд изменений во внутренних органах, часто изменяется окраска животного и т.д. Аналогичные изменения мы видим, когда млекопитающее из лесного делается степным, когда оно пе­ременяет пищу и т.д. Даже такие незначительные различия, как питание травой и питание ветками деревьев, сопровождаются изменениями строе­ния: мы знаем, например, что у обыкновенного носорога на верхней губе существует пальцевидный придаток для захватывания веток, которого нет у белого носорога, питающегося травой. Всякому известны удивительные приспособления в языке и лапах дятлов, выработавшиеся как приспособ­ления к сравнительно незначительным изменениям в образе жизни и способе питания: лазанию по стволам деревьев и добыванию насекомых и их личинок из-под коры и из щелей последних. Напомню, что эти при­меры относятся и к птицам и к млекопитающим, у которых приспособ­ление посредством изменения поведения играет большую роль.

Обращаясь к человеку, мы видим, что соответствующие и даже гораз­до большие изменения в образе жизни, переселения в совершенно иной кли-

Северцов А.Н. Эволюция и психика 321

мат, весьма значительные изменения в способе питания и т.д. не отразились на его организации, и к таким весьма значительным, с биологической точ­ки зрения, изменениям человек приспособлялся только изменениями сво­его поведения и своих привычек. Переселяясь в холодный климат, человек не изменяет своей организации, но изменяет свою одежду, свое жилище и т.д. При встрече с новым и опасным врагом он не вырабатывает новых ор­ганов нападения и защиты, рогов, клыков, чешуи и т.д., но изобретает но­вый способ борьбы, новое оружие. Другими словами, человек уже на очень ранней стадии своей эволюции начинает заменять новые органы новыми орудиями. Там, где животное для приспособления к новым условиям суще­ствования вырабатывает новые особенности строения, требующие громад­ных промежутков для своей эволюции, человек изобретает (при той же организации) новые орудия, которые практически заменяют ему органы: одежду, согревающую его, огонь для варки пищи, каменный топор, увеличи­вающий силу его удара, копье, позволяющее ему поражать врага на расстоя­нии, лук и стрелы, увеличивающие это расстояние, и т.д. Благодаря члено­раздельной речи человек приобрел способность быстро передавать новое изобретение или, с нашей точки зрения, новое приспособление другим лю­дям, чем увеличилась легкость обучения; слово, песня и затем письмо фик­сировали всякое новое изобретение, сделали возможным его передачу из по­коления в поколение и облегчили его усовершенствование и т.д.

Я не буду разбирать эту сторону эволюции человека в деталях, так как это выходит далеко за пределы моей задачи: сказанного достаточно, чтобы показать, что тот тип деятельности, который мы у животных обо­значали как «разумный» и который у человека уже в полной мере заслу­живает этого имени, был у человека необычайно важным фактором про­грессивной эволюции. Главное значение этого фактора заключается в том, что он до крайних пределов повысил способность человека к приспособ­лению, сделав его существом в самой высокой степени пластичным по от­ношению к изменениям среды.

Эволюция «приспособлений посредством изменения поведения без изменения организации» пошла в дивергирующих направлениях по двум главным путям и в двух типах животного царства достигла своего выс­шего развития. В типе членистоногих прогрессивно эволюировали наслед­ственные изменения поведения, инстинкты, и у высших представителей их, у насекомых, мы находим необыкновенно сложные и совершенные, приспособленные ко всем деталям образа жизни инстинктивные дейст­вия. Вся жизнь общественного насекомого введена в строгие рамки, под­чинена строго определенной рутине. Каждый повторяющийся случай обыденной жизни муравья или паука служит стимулом, вызывающим к де­ятельности определенную инстинктивную реакцию: все правила поведе­ния наследственны и даны раз навсегда. Но этот сложный и совершен­ный аппарат инстинктивной деятельности является вместе с тем и крайне громоздким: если происходит изменение в условиях среды, то из-

21 Зак. 2652

322 Тема 4. Возникновение и развитие психики

менение деятельности, посредством которого животное может приспосо­биться к новым условиям (если оно к ним приспособляется этим путем, а не развитием новых органов), совершается необыкновенно медленно, так что к быстрым изменениям животное этим путем приспособиться не мо­жет. Таким образом, мы здесь имеем тип животных очень совершенных, с высоко стоящей психикой, но у которых пластичность организации не превышает пластичности, достигаемой посредством наследственного изме­нения организации.

В типе хордат эволюция пошла по другому пути, инстинктивная дея­тельность не достигла очень большой высоты (так же как у членистоногих деятельность разумного типа), но зато приспособление посредством инди­видуального изменения поведения, деятельность разумного типа стала раз­виваться прогрессивно и в высокой степени повысила пластичность орга­низмов: над наследственной приспособляемостью появилась надстройка индивидуальной приспособляемости поведения. У человека эта надстрой­ка достигла максимальных размеров, и благодаря этому человек является существом, приспособляющимся к любым условиям существования, соз­дающим себе, так сказать, искусственную среду — среду культуры и ци­вилизации: с биологической точки зрения, мы не знаем существа, обладаю­щего большей способностью к приспособлению, а, следовательно, и большим количеством шансов на выживание в борьбе за существование, чем человек.

А.Н.Леонтьев

Первое, что встает перед исследованием генезиса психики, — это воп­рос о первоначальной, исходной форме психического. По этому поводу су­ществуют… Этот взгляд может быть теоретически оправдан только с позиций… Как теоретические, так и чисто фактические основания заставляют нас рассматривать жизнь прежде всего как процесс…

П.Я.Гальперин

ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ

ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ.

ОБЪЕКТИВНЫЕ ПРИЗНАКИ ПСИХИКИ¹

Основные формы психического отражения

Внутренняя среда индивида отражается в его потребностях, ощуще­ниях удовольствия — неудовольствия, в так называемом «общем чув­стве». Внешняя среда… Органические потребности2 возникают из цикла физиологических процессов и… 1 Гальперин П.Я. Психология как объективная наука. М.: Институт практической психологии; Воронеж: НПО «МОДЭК», 1998.…

Объективные признаки психики

Один из них — это вопрос об объективных признаках психики. С точки зрения традиционного понимания предмета психологии как явле­ний сознания, которые… 1 «Предметной», в том принятом в марксистской философии смысле, который… Гальперин П.Я. Основные формы психического отражения... 343

Ж.ГоаФРУО

[ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ ВИДЫ НАУЧЕНИЯ]¹

Привыкание и сенсибилизация

<...> Привыкание (габитуация) наступает, когда организм — в ре­зультате изменений на уровне рецепторов или ретикулярной формации — «научается»… Сенсибилизация — это процесс, противоположный привыканию. При сенсибилизации… 1 Годфруа Ж. Что такое психология: В 2 т. М.: Мир, 1992. Т.1. С. 33—34, 304.

Импринтинг

Работы австрийского этолога Конрада Лоренца помогли понять взаи­модействие между этими двумя факторами в некоторых явлениях. В частности, Лоренц занимался изучением гусят, вылупившихся в инкубаторе.… Лоренц назвал эту глубокую привязанность к первому движущему­ся объекту, который увидели гусята после вылупления из…

А.Н.Леонтьев

Возникновение чувствительных живых организмов связано с услож­нением их жизнедеятельности. Это усложнение заключается в том, что выделяются процессы… Развитие этих форм психического отражения совершается вместе с усложнением… Что же представляет собой та деятельность животных, с которой свя­зана простейшая форма их психики? Ее главная…

А.Н.Леонтьев

Следующая за стадией элементарной сенсорной психики, вторая ста­дия развития, может быть названа стадией перцептивной психики. Она характеризуется… Переход к этой стадии развития психики связан с изменением стро­ения… Это изменение в строении деятельности заключается в том, что уже наметившееся раньше содержание ее, объективно…

А.Н.Леонтьев

Предысторию человеческого сознания составляет, как мы видели, длительный и сложный процесс развития психики животных. Если окинуть единым взглядом путь, который проходит это разви­тие, то… Развитие психики животных происходит в процессе их биологичес­кой эволюции и подчинено общим законам этого процесса.…

А.Н.Леонтьев

Что же представляет собой та специфически человеческая деятель­ность, которая называется трудом? Труд — это процесс, связывающий человека с природой, процесс воз­действия… Для труда характерны прежде всего две следующие взаимосвязанные черты. Одна из них — это употребление и изготовление…

В.В.Петухов

Итак, для формулировки закона социальной жизни мнимой личнос­ти «обернем» различие природы и культуры в присвоении того и другого опыта. Окажется,… Главное правило проникновения мничности в реальное общество не однозначно для… Однако «закон» остается двузначным (для себя не так, как для дру­гого) потому, что выдуманные и действительные условия…

Тема 5

Социокультурная регуляция деятельности

Человек как социальный индивид. Понятие социаль­ного факта. Социальные позиции, нормы, ожидания. Соци­альные роли и процесс их присвоения. Ролевое поведение и общение. Социализация индивида как процесс присвоения культурного опыта. Развитие общественного и индивиду­ального сознания в антропогенезе. Конкретные характери­стики индивидуального сознания. Значение и личностный смысл. Понятие высшей психической функции. Строение и развитие высших психических функций. Их основные свой­ства и закономерности формирования. Понятие интериори-зации.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Строение сознания. Специфика коллективных сознатель­ных представлений. Значение и личностный смысл.

© Высшие психические функции: понятие и основные характе­ристики. Общее представление об интериоризации.

© Развитие сознания. Присвоение общественно-историчес­кого опыта в онтогенезе. Соотношение внешней и внутренней деятельности. Понятие интериоризации.

О Строение сознания. Специфика коллективных сознательных представлений. Значение и лич­ностный смысл

Э.Дюркгейм

СОЦИОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ¹

Происхождение основных понятий или категорий ума

Это наблюдение уже само по себе интересно, но вот то, что придает ему подлинную важность. Религия есть явление существенно социальное. Религиозные предс­тавления суть… 1 Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан. М.: Изд-во Моск.ун-та, 1980. С. 212—222.

Значение как проблема психологии сознания

Как известно, выпадение у человека даже главных сенсорных сис­тем — зрения и слуха — не уничтожает сознания. Даже у слепоглухо­немых детей в… Итак, значения преломляют мир в сознании человека. Хотя носите­лем значений… 1 Леонтьев АЛ. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М: Политиздат, 1977. С. 140-156.

Личностный смысл

1 Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разуме. М.; Л., 1936. С. 88. Леонтьев А.Н. Деятельность и сознание 411 Трудности заключались в психологическом объяснении пристраст­ности сознания. Явления сознания казались имеющими…

А.С.Выготский

1. В поведении человека встречается целый ряд искусственных приспособлений, направленных на овладение собственными психически­ ми процессами. Эти… 2. Эта аналогия, как всякая другая, не может быть проведена до са­ мого… 3. Психологические орудия — искусственные образования; по сво­ ей природе они суть социальные, а не органические или…

Л.С.Выготский

ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ВЫСШИХ ПСИХИЧЕСКИХ ФУНКЦИЙ¹

Проблемы развития

Высших психических функций

Понятие «развитие высших психических функций» и предмет на­шего исследования охватывают две группы явлений, которые на первый взгляд кажутся… В сущности, как мы видели, в таком понимании проблема развития высших форм… 1 Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. М.: Педагогика, 1982. Т. 3. С. 24—36, 146—148.

Зак. 2652

всем протяжении детского возраста встречаются в сложном синтезе, ха­рактер сплетения обоих процессов, закон построения синтеза не остается одним и… История развития высших психических функций полна примерами того, что В.Вундт… При генетическом рассмотрении само сплетение обнаруживает ряд сдвигов, выявляющих, подобно геологическим трещинам,…

Генезис высших психических функций

Изменяя известное положение Маркса, мы могли бы сказать, что пси­хическая природа человека представляет совокупность общественных отно­шений,… В связи с высказанными здесь мыслями, которые в суммарной форме передают… Такая постановка проблемы, конечно, совершенно законна, но она ох­ватывает генетически вторичный слой в развитии…

А. Н. Леонтьев

РАЗВИТИЕ

Новый этап разработки в советской психологии проблемы социально-исторической обусловленности психики человека создали работы Л.С.Вы­готского. Он… Как известно, Л.С.Выготский положил в основу своих исследований две следующие… Согласно первой из этих гипотез, специфически человеческие особен­ности психики возникают вследствие того, что прежде…

А.Н.Леонтьев

На протяжении своей истории человечество развило величайшие ду­ховные силы и способности. Тысячелетия общественной истории дали в этом отношении… Эта новая форма накопления филогенетического опыта оказалась возможной у… Труд, осуществляя процесс производства (в обеих его формах — ма­териальной и духовной), запечатлевается в своем…

А. Н. Леонтьев

Уже первоначальные <...> процессы усвоения ребенком специфически человеческих действий отчетливо обнаруживают свою главную особенность — то,… На более высоких стадиях речевого развития, когда у ребенка возникает… 1 Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. 2-е изд. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 390—392.

А.Н.Леонтьев

СООТНОШЕНИЕ

ВНЕШНЕЙ И ВНУТРЕННЕЙ

Старая психология имела дело только с внутренними процессами — с движением представлений, их ассоциацией в сознании, с их генерализа­цией и… Начало переориентации прежней психологии было положено поста­новкой проблемы о… Дело историка — проследить этапы развития этой мысли. Замечу только, что начавшееся тщательное изучение филогенеза и…

Тема 6

Строение индивидуальной деятельности человека

Проблема побуждения к деятельности. Понятия потреб­ности и мотива. Основные свойства потребностей, их опредме­чивание. Функции мотива: побуждение и смыслообразование. Строение потребностно-мотивационной сферы, специфика пот­ребностей человека. Определение деятельности. Понятие дей­ствия. Цель как представление о результате, который должен быть достигнут. Понятие задачи, ее объективная и психологи­ческая структура. Целеобразование и поиск средств решения задач. Действие и операции. Соотношение действий и деятель­ности. Проблема возникновения мотивов (потребностей) в ходе выполнения деятельности. Представление о ведущих деятель-ностях, их смене в онтогенезе. Взаимосвязи действий и опе­раций в процессе формирования и выполнения навыка. Виды операций. Уровни построения движений.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Понятие деятельности. Потребности человека, их свойства и специфика. Определение и функции мотива. Развитие мотивационно-потребпостной сферы.

© Макроструктура деятельности: действия и операции. Виды операций. Уровни анализа деятельности.

© Кольцевая регуляция и уровни построения движений.

О Понятие деятельности. Потребности человека, их свойства и специфика. Определение и функ­ции мотива. Развитие мотивационно-потреб-постной сферы

А.Н.Леонтьев

ПРОБЛЕМА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ¹

О категории предметной деятельности

Введение категории деятельности в психологию меняет весь понятий­ный строй психологического знания. Но для этого нужно взять эту катего­рию во всей… Психология человека имеет дело с деятельностью конкретных инди­видов,… 1 Леонтьев А.Н. Деятельность. Создание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 197^7. С. 81—9

Физиологические потребности

Концепция гомеостаза предполагает, что организм автоматически совер­шает определенные усилия, направленные на поддержание постоянства внут­ренней… Проблеме аппетита посвящено исследование Янга3, он попытался свя­зать аппетит… 1 Маслоу А.Г. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999. С. 77—96.

Потребность

В принадлежности и любви

484 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека самой значимой и самой важной для человека, он может уже не помнить о том, что… Приходится признать, что у нас очень мало научных данных об этой по­требности, хотя именно она выступает в качестве…

Потребность в признании

1 См. Suttie I. The Origins of Love and Hate. N. Y.: Julian Press, 1935. 2 «Но никто не сможет открыть, что существуют такие вещи, как человеческие… 486 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

Потребность в самоактуализации

1 См. Kardiner A. The Traumatic Neuroses of War. New York: Hoeber, 1941. 2 Здесь наблюдается склонность сторонников холистической психологии не… 3 См. Rand A. The Fountainhead. Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1943.

Предпосылки для удовлетворения базовых потребностей

1 См. Goldstein К. The Organism. N. Y.: American Book, 1939. 2 К примеру, роль ситуации может быть исключена из детерминант поведения, если… 488 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

Потребность в познании и понимании

МаслоуА.Г. Базовые потребности 489 Шилдер — единственный из известных мне психоаналитиков, обратив­шийся к… У нас имеется достаточно оснований для того, чтобы заявить — в ос­нове человеческой тяги к знанию лежат не только…

Эстетические потребности

Эстетические потребности тесно переплетены и с конативными, и с когнитивными потребностями, и потому их четкая дифференциация невоз­можна. Такие… 1 MaslowAJJ. Toward a Psychology of Being. 2nd ed. N. Y.: Van Nostrand… 2 Maslow AM. A theory of metamotivation: the biological rooting of the value-life // J. humanistic Psychol., 1967. №…

Л.Я.Леонтьев

В традиционной психологии решение вопроса о том, что именно всту­пает в «поле ясного сознания» субъекта, сводилось к указанию на роль от­дельных… К существенно иному решению вопроса о предмете сознания приво­дит анализ,… Первое из них заключается в том, что, как мы уже говорили, воздейст­вующая на субъект действительность может…

В.В.Петухов

ПЛАНИРОВАНИЕ И ИСПОЛНЕНИЕ

ТРУДОВОГО ДЕЙСТВИЯ: ФЕНОМЕН

Личностный поступок необходим тогда, когда в ходе решения челове­ком собственных повседневных проблем происходит непредсказуемая (вне­запная)… Вот возвращается из-за границы на Родину с одним только узелком последний в… «Все мы вышли из гоголевской "Шинели"», — сказал когда-то Ф.М.Достоевский. Маленький герой петербургской…

Ю.Б.Гиппенрейтер

Залог успеха работ Бернштейна состоял в том, что он отказался от традиционных методов исследования движений. До него движения, как правило,… Объектом изучения Н.А.Бернштейн сделал естественные движения нормального,… До работ Н.А.Бернштейна в физиологии бытовало мнение (которое излагалось и в учебниках), что двигательный акт…

М

В

Рец.

Рис. 1. Различные принципы управления движениями: А — принцип сенсорных коррекций (по Н.А.Бернштейну); £ — то же, временная развертка; В — принцип рефлекторной дуги; М — моторный центр, S — сенсорный центр; m (р. т.) — мышца, рабочая точка; аф. сигн. — сигналы обратной связи от движения; эф. сигн. — эффекторные команды; рец. — рецептор внешнего стимула

Данная схема станет более понятной, если ввести временную развер­тку процесса (см. рис. 1, Б). Предположим, что только что сказанное от­носится к моменту t_t; новые эффекторные сигналы приводят к перемеще­нию рабочей точки по заданной траектории (момент t₂), и т.д.

Как классическая схема рефлекторной дуги соотносится с таким «кольцом»? Можно сказать, что она представляет собой частный, притом «вырожденный», случай кольца: по схеме дуги совершаются жестко запрограммированные, элементарные кратковременные акты, которые не нуждаются в коррекциях. Я уже упоминала о них: это движения типа коленного рефлекса, мигания и т.п. Обратная афферентация в них теря­ет свое значение, и определяющую роль приобретает внешний пусковой сигнал (см. рис. 1, В). Для большинства же движений необходимо функ­ционирование кольца.

Теперь обратимся к более позднему варианту схемы «кольца» Н.А.Бернштейна; она более детализована и поэтому позволяет гораздо пол­нее представить процесс управления двигательными актами (см. рис. 2).

Имеются моторные «выходы» (эффектор), сенсорные «входы» (ре­цептор), рабочая точка или объект (если речь идет о предметном дейст­вии) и блок перешифровок. Новыми являются несколько центральных блоков — программа, задающий прибор и прибор сличения.

Кольцо функционирует следующим образом. В программе записа­ны последовательные этапы сложного движения. В каждый данный мо-

Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

 

IW

 

Рис. 2. Схема рефлекторного кольца Н.А.Бернштейна

мент отрабатывается какой-то ее частный этап, или элемент, и соответст­вующая частная программа спускается в задающий прибор.

Из задающего прибора сигналы поступают на прибор сличения; Н.А.Бернштейн обозначает их двумя латинскими буквами SW (от нем. Soil Wert, что означает «то, что должно быть»). На тот же блок от рецептора приходят сигналы обратной связи, сообщающие о состоянии рабочей точки; они обозначены IW (от нем. 1st Wert, что означает «то, что есть»). В прибо­ре сличения эти сигналы сравниваются, и на выходе из него получаются AW, т.е. сигналы рассогласования между требуемым и фактическим положени­ем вещей. Они попадают на блок перешифровки, откуда выходят сигналы коррекции; через промежуточные центральные инстанции (регулятор) они попадают на эффектор.

Разберем функционирование кольца управления на примере какого-нибудь реального движения.

Предположим, гимнаст работает на кольцах. Вся комбинация цели­ком содержится в его двигательной программе. В соответствии с програм-

Гиппенрейтер Ю.Б. Физиология движений и физиология активности 523

мой ему нужно в какой-то момент сделать стойку на руках (кстати, труд­нейший элемент!).

Из программы спускается в задающий прибор соответствующий при­каз, и в нем формируются сигналы SW, которые идут на прибор сличения. Эти сигналы будут сличаться с афферентными сигналами (IW). Значит, са­ми они должны иметь сенсорно-перцептивную природу, т.е. представлять собой образ движения. Такой образ обеспечивается, прежде всего, сигнала­ми проприоцептивной и зрительной модальностей; это «картина» стойки и с точки зрения ее общего вида, и с точки зрения ее двигательно-техническо-го состава — положения частей тела, центра тяжести, распределения тону­са различных мышц и т.п.

Итак, в прибор сличения поступают и образ движения, и информа­ция от всех рецепторов о реализованном движении.

Предположим, что, выходя на стойку, спортсмен сделал слишком сильный мах и его начало клонить назад, — возникает опасность опро­кинуться. Что тогда происходит? С прибора сличения поступили на блок перешифровки сигналы об излишней тяге назад. Эти сигналы (AW) сооб­щают, что не все в порядке, что нужно послать сигналы коррекции, вы­правляющие это положение. Такие сигналы поступают, поправка проис­ходит. В следующем цикле кольца снова сличаются сигналы SW и IW. Может оказаться, что AW=0; это идеальный случай. Он означает, что дан­ный элемент выполнен и можно перейти к реализации следующего пунк­та программы¹.

На схеме Бернштейна можно видеть одну интересную стрелку, кото­рая идет от рецептора на задающий прибор. Она означает следующее: по ходу движения случаются такие ситуации, когда экономичнее не давать коррекции к текущему движению, а просто перестроить его, пустить по дру­гому руслу, т.е. изменить его частную программу. И тогда соответствующее решение принимается в микроинтервалы времени, и в этом обнаруживает­ся двигательная находчивость организма. Таким образом, может иметь ме­сто не только спокойный «спуск» частных программ в задающее устройст­во, но и экстренная их перестройка.

Я думаю, что подобные примеры вы легко найдете сами. Такое слу­чается в условиях борьбы хищника и жертвы, встречи боксеров, в спор­тивных играх и т.п., где ситуация постоянно меняется.

Итак, были разобраны принцип сенсорных коррекций и вытекаю­щая из этого принципа схема управления по рефлекторному кольцу.

Перейду к следующему крупному вкладу Н.А.Бернштейна — к тео­рии уровней построения движений.К этой теории можно перекинуть ло­гический «мост» от рефлекторного кольца, если обратить специальное вни­мание на качество афферентных сигналов, поступающих от движения.

¹ Для пояснения этого момента удобно дополнить схему Н.А.Бернштейна соответст­вующей стрелкой (AW=O на рис. 2).

524 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

Специально исследуя этот вопрос на очень обширном материале с привлечением данных фило- и онтогенеза, патологии и экспериментальных исследований, Н.А.Бернштейн обнаружил следующее. В зависимости от то­го, какую информацию несут сигналы обратной связи: сообщают ли они о степени напряжения мышц, об относительном положении частей тела, о скорости или ускорении движения рабочей точки, о ее пространственном положении, о предметном результате движения, афферентные сигналы при­ходят в разные чувствительные центры головного мозга и соответственно переключаются на моторные пути на разных уровнях. Причем под уровня­ми следует понимать буквально морфологические «слои» в ЦНС. Так были выделены уровни спинного и продолговатого мозга, уровень подкорковых центров, уровни коры. Но я не буду сейчас вдаваться в анатомические под­робности, поскольку они требуют специальных знаний. Остановлюсь лишь на краткой характеристике каждого из уровней, выделенных Н.А.Берн-штейном, и проиллюстрирую их на примерах.

Надо сказать, что каждый уровень имеет специфические, свойствен­ные только ему моторные проявления, каждому уровню соответствует свой класс движений.

Уровень А — самый низкий и филогенетически самый древний. У человека он не имеет самостоятельного значения, зато заведует очень важным аспектом любого движения — тонусом мышц. Он участвует в организации любого движения совместно с другими уровнями.

Правда, есть немногочисленные движения, которые регулируются уровнем А самостоятельно: это непроизвольная дрожь, стук зубами от холода и страха, быстрые вибрато (7—8 Гц) в фортепианной игре, дрожа­ния пальца скрипача, удержание позы в полетной фазе прыжка и др.

На этот уровень поступают сигналы от мышечных проприорецепто-ров, которые сообщают о степени напряжения мышц, а также от органов равновесия.

Уровень В. Бернштейн называет его уровнем синергии. На этом уров­не перерабатываются в основном сигналы от мышечно-суставных рецепто­ров, которые сообщают о взаимном положении и движении частей тела. Этот уровень, таким образом, оторван от внешнего пространства, но зато очень хорошо «осведомлен» о том, что делается «в пространстве тела».

Уровень В принимает большое участие в организации движений бо­лее высоких уровней, и там он берет на себя задачу внутренней координа­ции сложных двигательных ансамблей. К собственным движениям этого уровня относятся такие, которые не требуют учета внешнего пространства: вольная гимнастика; потягивания, мимика и др.

Уровень С. Бернштейн называет его уровнем пространственного по­ля. На него поступают сигналы от зрения, слуха, осязания, т.е. вся инфор­мация о внешнем пространстве. Поэтому на нем строятся движения, при­способленные к пространственным свойствам объектов — к их форме,

Гиппенрейтер Ю.Б. Физиология движений и физиология активности 525

положению, длине, весу и пр. Среди них все переместительные движения: ходьба, лазанье, бег, прыжки, различные акробатические движения; упраж­нения на гимнастических снарядах; движения рук пианиста или маши­нистки; баллистические движения — метание гранаты, броски мяча, игра в теннис и городки; движения прицеливания — игра на бильярде, навод­ка подзорной трубы, стрельба из винтовки; броски вратаря на мяч и др.

Уровень D назван уровнем предметных действий. Это корковый уро­вень, который заведует организацией действий с предметами. Он практиче­ски монопольно принадлежит человеку. К нему относятся все орудийные действия, манипуляции с предметами и др. Примерами могут служить дви­жения жонглера, фехтовальщика; все бытовые движения: шнуровка боти­нок, завязывание галстука, чистка картошки; работа гравера, хирурга, часов­щика; управление автомобилем и т.п.

Характерная особенность движений этого уровня состоит в том, что они сообразуются с логикой предмета. Это уже не столько движения, сколь­ко действия; в них совсем не фиксирован двигательный состав, или «узор», движения, а задан лишь конечный предметный результат. Для этого уров­ня безразличен способ выполнения действия, набор двигательных операций. Так, именно средствами данного уровня Н.Паганини мог играть на одной струне, когда у него лопались остальные. Более распространенный бытовой пример — разные способы открывания бутылки: вы можете прибегнуть к помощи штопора, ножа, выбить пробку ударом по дну, протолкнуть ее внутрь и т.п. Во всех случаях конкретные движения будут разные, но ко­нечный результат действия — одинаковый. И в этом смысле к работе уров­ня D очень подходит пословица: «Не мытьем, так катаньем».

Наконец, последний, самый высокий — уровень Е. Это уровень ин­теллектуальных двигательных актов, в первую очередь речевых движений, движений письма, а также движения символической, или кодированной, речи — жестов глухонемых, азбуки Морзе и др. Движения этого уровня определяются не предметным, а отвлеченным, вербальным смыслом.

Теперь сделаю два важных замечания относительно функциониро­вания уровней.

Первое: в организации сложных движений участвуют, как правило, сразу несколько уровней — тот, на котором строится данное движение (он называется ведущим), и все нижележащие уровни.

К примеру, письмо — это сложное движение, в котором участвуют все пять уровней. Проследим их, двигаясь снизу вверх.

Уровень А обеспечивает прежде всего тонус руки и пальцев.

Уровень В придает движениям письма плавную округлость, обеспечи­вая скоропись. Если переложить пишущую ручку в левую руку, то округ­лость и плавность движений исчезает: дело в том, что уровень В отличает­ся фиксацией «штампов», которые выработались в результате тренировки и которые не переносятся на другие двигательные органы (интересно, что

526 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

при потере плавности индивидуальные особенности почерка сохраняются и в левой руке, потому что они зависят от других, более высоких уровней). Так что этим способом можно вычленить вклад уровня В.

Далее, уровень С организует воспроизведение геометрической фор­мы букв, ровное расположение строк на бумаге.

Уровень D обеспечивает правильное владение ручкой, наконец, уро­вень Е — смысловую сторону письма.

Развивая это положение о совместном функционировании уровней, Н.А.Бернштейн приходит к следующему важному правилу: в сознании человека представлены только те компоненты движения, которые стро­ятся на ведущем уровне; работа нижележащих, или «фоновых», уровней, как правило, не осознается.

Когда субъект излагает на бумаге свои мысли, то он осознает смысл письма: ведущим уровнем, на котором строятся его графические движе­ния, в этом случае является уровень Е. Что касается особенностей почер­ка, формы отдельных букв, прямолинейности строк и т.п., то все это в его сознании практически не присутствует.

Второе замечание: формально одно и то же движение может стро­иться на разных ведущих уровнях.

Проиллюстрирую это следующим примером, заимствуя его у Н.А.Бернштейна. Возьмем круговое движение руки; оно может быть по­лучено на уровне А: например, при фортепианном вибрато кисть руки и суставы пальцев описывают маленькие круговые траектории. Круговое движение можно построить и на уровне В, например, включив его в каче­стве элемента в вольную гимнастику.

На уровне С будет строиться круговое движение при обведении кон­тура заданного круга. На уровне предметного действия D круговое движе­ние может возникнуть при завязывании узла. Наконец, на уровне Е такое же движение организуется, например, при изображении лектором окружно­сти на доске. Лектор не заботится, как заботился бы учитель рисования, о том, чтобы окружность была метрически правильной, для него достаточно воспроизведения смысловой схемы.

А теперь возникает вопрос: чем же определяется факт построения движения на том или другом уровне? Ответом будет очень важный вы­вод Н.А.Бернштейна, который дан выше: ведущий уровень построения движения определяется смыслом, или задачей, движения.

Яркая иллюстрация этого положения содержится в исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца¹. Работая в годы Великой Отечественной войны над восстановлением движений руки раненых бойцов, авторы об­наружили следующий замечательный факт.

¹ Леонтьев А.Н., Запорожец А.В. Восстановление движения. Исследование восста­новления функции руки после ранения. М., 1945.

Гиппенрейтер Ю.Б. Физиология движений и физиология активности 527

После периода лечебных упражнений с раненым проводилась про­ба для выяснения того, насколько функция руки восстановилась. Для этого ему давалась задача «поднять руку как можно выше». Выполняя ее, он поднимал руку только до определенного предела — диапазон дви­жений был сильно ограничен. Но задача менялась: больного просили «поднять руку до указанной отметки на стене» и оказывалось, что он в состоянии поднять руку на 10—15 см выше. Наконец, снова менялась за­дача: предлагалось «снять шляпу с крючка» — и рука поднималась еще выше!

В чем здесь дело? Дело в том, что во всех перечисленных случаях движение строилось на разных уровнях: первое движение («как можно выше») — в координатах тела, т.е. на уровне В; второе («до этой отмет­ки») — на уровне С, т.е. в координатах внешнего пространства; наконец, третье («снимите шляпу») — на уровне D. Проявлялась смена уровней в том, что движение приобретало новые характеристики, в частности осуще­ствлялось со все большей амплитудой.

Аналогичные факты известны теперь в большом количестве. При­веду еще один пример из наших собственных исследований, относящихся к движениям глаз¹.

Человеческие глаза, как известно, очень подвижны, и их движения очень разнообразны. Среди этих движений есть и такие, которые субъект не замечает; их нельзя заметить также, глядя в глаза другого человека со стороны; это — непроизвольные микродвижения глаз. Они происходят и тогда, когда человек, как ему кажется, неподвижно смотрит на точку, т.е. фиксирует ее взглядом. Для выявления этих движений приходится при­бегать к очень тонким и точным методам регистрации.

С помощью таких методов давно было обнаружено, что при фикса­ции точки глаза совершают движения трех разных типов: тремор с очень большой частотой, дрейфы и скачки, которые обычно возвращают глаз, сместившийся в результате дрейфа, на фиксируемую точку. Каждый из этих типов движений имеет свои параметры: частоту, амплитуду, ско­рость и др.

Факт, который удалось установить нам, состоит в том, что при изме­нении задачи существенно меняются все параметры перечисленных дви­жений глаз. Например, в одном случае испытуемому предлагалось «про­сто смотреть» на световую точку, в другом — «обнаруживать моменты, когда будет меняться ее цвет».

Заметьте, задача менялась, казалось бы, очень незначительно: во вто­ром случае, как и в первом, испытуемый должен был фиксировать точку, чтобы не пропустить смену цвета. И, тем не менее, изменение цели (смыс-

¹ Гиппенрейтер Ю.Б., Романов ВЛ. Новый метод исследования внутренних форм зрительной активности // Вопросы психологии. 1970. № 5.

528 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

л а) фиксации приводило к изменениям фиксационных движений: дру­гим становился частотный спектр тремора, скорость дрейфов уменьша­лась, скачки происходили реже и с меньшей амплитудой.

Подобные факты, как и общий вывод из них, замечательны тем, что показывают решающее влияние такой психологической категории, как за­дача, или цель, движения на организацию и протекание физиологических процессов.

Этот результат явился крупным научным вкладом Н.А.Бернштей-на в физиологию движений.

Тема 7

Человек как субъект познания

Специфика психологического изучения познания. Де­ятельность, сознание, познание. Образ (представление) мира как условие деятельности в нем и основа его познания. По­знание и мотивация. Познавательная потребность и иссле­довательские действия. Категория образа, виды и функции образных явлений. Предметный образ, его чувственная осно­ва, феноменальные характеристики. Перцептивный образ и понятийный смысл. Проблема адекватного познания реаль­ности. Целостность познавательной деятельности и проблема выделения познавательных процессов. Специфические позна­вательные процессы: ощущение, восприятие, мышление. Уни­версальные («сквозные») психические процессы: память, вни­мание, воображение.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Образ как категория психологии познания. Чувственная ткань сознания. Общая характеристика когнитивной психологии. Определения основных психических процессов.

0 Феномены восприятия. Основные свойства перцептивно­го образа.

© Психологическая характеристика мышления. Образ и смысл.

О Образ как категория психологии познания. Чувственная ткань сознания. Общая характе­ристика когнитивной психологии. Определения основных психических процессов

А.Н.Леонтьев ОБРАЗ МИРА¹

Как известно, психология и психофизиология восприятия харак­теризуются, пожалуй, наибольшим числом исследований и публикаций, необозримо огромным количеством накопленных фактов. Исследования ведутся на самых разных уровнях: морфофизиологическом, психофизи­ческом, психологическом, теоретико-познавательном, клеточном, феноме­нологическом («фенографическом» — К. Хольцкамп)², на уровне микро-и макроанализа. Изучаются филогенез, онтогенез восприятия, его функци­ональное развитие и процессы его восстановления. Используются самые разнообразные конкретные методы, процедуры, индикаторы. Получили распространение разные подходы и интерпретации: физикалистские, ки­бернетические, логико-математические, «модельные». Описано множество явлений, в том числе совершенно поразительных, остающихся необъяс-ненными.

Но вот что знаменательно, по признанию самых авторитетных иссле­дователей, сейчас не существует никакой убедительной теории восприятия, способной охватить накопленные знания, наметить концептуальную систему, отвечающую требованиям диалектико-материалистическои методологии.

В психологии восприятия, по существу, в неявной форме сохраняют­ся физиологический идеализм, параллелизм и эпифеноменализм, субъек­тивный сенсуализм, вульгарный механицизм. Не ослабевает, а усиливает­ся влияние неопозитивизма. Особенно большую опасность для психологии представляет редукционизм, разрушающий сам предмет психологической науки. В результате в работах, претендующих на широкий охват пробле­мы, торжествует откровенная эклектика. Жалкое состояние теории вос­приятия при богатстве накопленных конкретных знаний свидетельствует

¹ Леонтьев AM. Избранные психологические произведения: В 2 т. М.: Педагогика,
1983. Т. П. С. 251—261.

² См. Holzkamp К. Sinnliehe Erkenntnis: Historischen Upsprung und gesellschaftliche

Function der Wahrnehmung. Frankfurt/Main, 1963.

Леонтьев А.Н. Образ мира 531

о том, что сейчас создалась острая необходимость пересмотреть то прин­ципиальное направление, в котором движутся исследования.

Конечно, все советские авторы исходят из фундаментальных поло­жений марксизма, таких, как признание первичности материи и вторич-ности духа, сознания, психики; из положения о том, что ощущения и вос­приятия являются отражением объективной реальности, функцией мозга. Но речь идет о другом: о воплощении этих положений в конкретном их содержании, в практике исследовательской психологической работы; об их творческом развитии в самой, образно говоря, плоти исследований воспри­ятия. А это требует коренного преобразования самой постановки проблемы психологии восприятия и отказа от ряда мнимых постулатов, которые по инерции в ней сохраняются. О возможности такого преобразования про­блемы восприятия в психологии и будет идти речь.

Общее положение, которое я попытаюсь сегодня защищать, состоит в том, что проблема восприятия должна быть поставлена и разрабаты­ваться как проблема психологии образа мира. (Замечу, кстати, что тео­рия отражения по-немецки Bildtheorie, т.е. теория образа.) Марксизм так и ставит вопрос: «...ощущение, восприятие, представление и вообще созна­ние человека, — писал Ленин, — принимается за образ объективной ре­альности»¹.

Ленин сформулировал и чрезвычайно важную мысль о принципиаль­ном пути, по которому должен идти последовательно материалистический анализ проблемы. Это путь от внешнего объективного мира к ощущению, восприятию, образу. Противоположный же путь, подчеркивает Ленин, есть путь, неизбежно ведущий к идеализму².

Это значит, что всякая вещь первично положена объективно — в объективных связях предметного мира; что она — вторично — полагает себя также и в субъективности, чувственности человека, и в человеческом сознании (в своих идеальных формах). Из этого нужно исходить и в пси­хологическом исследовании образа, процессов его порождения и функци­онирования.

Животные, человек живут в предметном мире, который с самого на­чала выступает как четырехмерный: трехмерное пространство и время (движение), которое представляет собой «объективно реальные формы бытия»³.

Это положение отнюдь не должно оставаться для психологии толь­ко общефилософской предпосылкой, якобы прямо не затрагивающей кон­кретно-психологическое исследование восприятия, понимание его меха-

¹ Ленин В.И. Поли, собр. соч. Т. 18. С. 282—283.

² См. там же. С. 52.

³ Там же. С. 181.

532 Тема 7. Человек как субъект познания

низмов. Напротив, оно заставляет многое видеть иначе, не так, как это сложилось в рамках буржуазной психологии. Это относится и к понима­нию развития органов чувств в ходе биологической эволюции.

Из приведенного марксистского положения вытекает, что жизнь жи­вотных с самого начала протекает в четырехмерном предметном мире, что приспособление животных происходит как приспособление к связям, на­полняющим мир вещей, их изменениям во времени, их движению; что, со­ответственно, эволюция органов чувств отражает развитие приспособления к четырехмерности мира, т.е. обеспечивает ориентировку в мире, как он есть, а не в отдельных его элементах.

Я говорю это к тому, что только при таком подходе могут быть ос­мыслены многие факты, которые ускользают из зоопсихологии, потому что они не укладываются в традиционные, по сути атомарные, схемы. К числу такого рода фактов относится, например, парадоксально раннее появление в эволюции животных восприятия пространства и оценка рас­стояний. То же относится к восприятию движений, изменений во време­ни — восприятию, так сказать, непрерывности через прерывность. Но, разумеется, касаться этих вопросов подробнее я не буду. Это разговор осо­бый, узкоспециальный.

Обращаясь к человеку, к сознанию человека, я должен ввести еще одно понятие — понятие о пятом квазиизмерении, в котором открывает­ся человеку объективный мир. Это — смысловое поле, система значений.

Введение этого понятия требует более подробного разъяснения.

Факт состоит в том, что когда я воспринимаю предмет, то я восприни­маю его не только в его пространственных измерениях и во времени, но и в его значении. Когда, например, я бросаю взгляд на ручные часы, то я, строго говоря, не имею образа отдельных признаков этого предмета, их суммы, их «ассоциативного набора». На этом, кстати сказать, и основана критика ас­социативных теорий восприятия. Недостаточно также сказать, что у меня возникает прежде всего картина их формы, как на этом настаивают геш-тальтпсихологи. Я воспринимаю не форму, а предмет, который есть часы.

Конечно, при наличии соответствующей перцептивной задачи я могу выделить и осознать их форму, отдельные их признаки — элементы, их связи. В противном случае хотя все это и входит в фактуру образа, в его чувственную ткань, но фактура эта может свертываться, стушевываться, замещаться, не разрушая, не искажая предметности образа.

Высказанный мной тезис доказывается множеством фактов, как по­лученных в экспериментах, так и известных из повседневной жизни. Для психологов, занимающихся восприятием, нет надобности перечислять эти факты. Замечу только, что особенно ярко они выступают в образах-пред­ставлениях.

Традиционная интерпретация состоит здесь в приписывании само­му восприятию таких свойств, как осмысленность или категориальность.

Леонтьев А.Н. Образ мира 533

Что же касается объяснения этих свойств восприятия, то они, как об этом правильно говорит Р.Грегори¹, в лучшем случае остаются в границах те­ории Г.Гельмгольца. Замечу сразу, что глубоко скрытая опасность состо­ит здесь в логической необходимости апеллировать в конечном счете к врожденным категориям.

Защищаемая мной общая идея может быть выражена в двух поло­жениях. Первое заключается в том, что свойства осмысленности, катего-риальности суть характеристики сознательного образа мира, не имманент­ные самому образу, его сознанию. Они, эти характеристики, выражают объективность, раскрытую совокупной общественной практикой, идеализи­рованной в системе значений, которые каждый отдельный индивид находит как «вне-его-существующее» — воспринимаемое, усваиваемое — и поэтому так же, как то, что входит в его образ мира.

Выражу это иначе: значения выступают не как то, что лежит перед вещами, а как то, что лежит за обликом вещей — в познанных объективных связях предметного мира, в различных системах, в которых они только и су­ществуют, только и раскрывают свои свойства. Значения, таким образом, не­сут в себе особую мерность. Это мерность внутрисистемных связей объек­тивного предметного мира. Она и есть пятое квазиизмерение его!

Подведем итоги.

Защищаемый мной тезис заключается в том, что в психологии про­блема восприятия должна ставиться как проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира, образа реальности. Что, иначе гово­ря, психология образа (восприятия) есть конкретно-научное знание о том, как в процессе своей деятельности индивиды строят образ мира — мира, в котором они живут, действуют, который они сами переделывают и час­тично создают; это — знание также о том, как функционирует образ мира, опосредствуя их деятельность в объективно реальном мире.

Здесь я должен прервать себя некоторыми иллюстрирующими от­ступлениями. Мне припоминается спор одного из наших философов с Ж.Пиаже, когда он приезжал к нам.

— У вас получается, — говорил этот философ, обращаясь к Пиаже, —
что ребенок, субъект вообще, строит с помощью системы операций мир. Как
же можно стоять на такой точке зрения? Это идеализм.

— Я вовсе не стою на этой точке зрения, — отвечал Ж.Пиаже, — в
этой проблеме мои взгляды совпадают с марксизмом, и совершенно непра­
вильно считать меня идеалистом!

— Но как же в таком случае вы утверждаете, что для ребенка мир
таков, каким строит его логика?

Четкого ответа на этот вопрос Ж. Пиаже так и не дал. Ответ, однако, существует, и очень простой. Мы действительно стро­им, но не Мир, а Образ, активно «вычерпывая» его, как я обычно говорю,

¹ См. Грегори Р. Разумный глаз. М., 1972.

534 Тема 7. Человек как субъект познания

из объективной реальности. Процесс восприятия и есть процесс, средство этого «вычерпывания», причем главное состоит не в том, как, с помощью каких средств протекает этот процесс, а в том, что получается в результа­те этого процесса. Я отвечаю: образ объективного мира, объективной ре­альности. Образ более адекватный или менее адекватный, более полный или менее полный... иногда даже ложный...

Позвольте мне сделать еще одно, совсем уже другого рода отступление.

Дело в том, что понимание восприятия как процесса, посредством которого строится образ многомерного мира, каждым его звеном, актом, моментом, каждым сенсорным механизмом вступает в противоречие с неизбежным аналитизмом научного психологического и психофизиоло­гического исследования, с неизбежными абстракциями лабораторного эк­сперимента.

Мы выделяем и исследуем восприятие удаленности, различение форм, константность цвета, кажущееся движение и т.д. и т.п. Тщательными экс­периментами и точнейшими измерениями мы как бы сверлим глубокие, но узкие колодцы, проникающие в недра перцепции. Правда, нам не часто удается проложить «ходы сообщения» между ними, но мы продолжаем и продолжаем это сверление колодцев и вычерпываем из них огромное ко­личество информации — полезной, а также малополезной и даже вовсе бес­полезной. В результате в психологии образовались сейчас целые террико­ны непонятных фактов, которые маскируют подлинный научный рельеф проблем восприятия.

Само собой разумеется, что этим я вовсе не отрицаю необходимости и даже неизбежности аналитического изучения, выделения тех или иных частных процессов и даже отдельных перцептивных явлений в целях их исследования in vitro. Без этого просто не обойтись! Моя мысль совсем в другом, а именно в том, что, изолируя в эксперименте изучаемый процесс, мы имеем дело с некоторой абстракцией, следовательно, сразу же встает проблема возвращения к целостному предмету изучения в его реальной природе, происхождении и специфическом функционировании.

Применительно к исследованию восприятия это есть возвращение к построению в сознании индивида образа внешнего многомерного мира, мира как он есть, в котором мы живем, в котором мы действуем, но в котором наши абстракции сами по себе не «обитают», как не обитает^например, в нем столь подробно изученное и тщательно изморенное «фи-движение*¹.

Здесь я снова вынужден сделать отступление.

Многие десятки лет исследования в психологии восприятия имели дело по преимуществу с восприятием двухмерных объектов — линий, гео­метрических фигур, вообще изображений на плоскости. На этой почве воз­никло и главное направление в психологии образа — гештальтпсихология.

¹ См. Грегори Р. Глаз и мозг. М., 1970. С. 124—125

/Леонтьев А.Н. Образ мира 535

Сначала было выделено как особое «качество формы» — Gestalt-qualitat; потом в целостности формы увидели ключ к решению пробле­мы образа. Были сформулированы закон «хорошей формы», закон пре-гнантности, закон фигуры и фона.

Эта психологическая теория, порожденная исследованием плоских изображений, сама оказалась «плоской». По существу, она закрыла воз­можность движения «реальный мир — психический гештальт», как и дви­жения «психический гештальт — мозг». Содержательные процессы оказались подмененными отношениями проективности, изоморфизма. В.Келер издает книгу «Физические гештальты»¹ (кажется, впервые о них писал К.Гольдш-тейн), а К.Коффка уже прямо заявляет, что решение контраверзы духа и материи, психики и мозга состоит в том, что первичным является третье и это третье есть Gestalt — форма. Далеко не лучшее решение предлагается и в лейпцигском варианте гештальтпсихологии: форма есть субъективная априорная категория.

А как интерпретируется в гештальтпсихологии восприятие трехмер­ных вещей? Ответ прост: он заключается в переносе на восприятие трех­мерных вещей законов восприятия проекций на плоскости. Вещи трех­мерного мира, таким образом, выступают как замкнутые плоскостями. Главным законом поля восприятия является закон «фигуры и фона». Но это вовсе не закон восприятия, а феномен восприятия двухмерной фигу­ры на двухмерном фоне. Он относится не к восприятию вещей трехмер­ного мира, а к некоторой их абстракции, которая есть их контур². В ре­альном же мире определенность целостной вещи выступает через ее связи с другими вещами, а не посредством ее «оконтуривания³.

Иными словами, своими абстракциями гештальттеория подмени­ла понятие объективного мира понятием поля.

В психологии понадобились годы, чтобы их экспериментально разъе­динить и противопоставить. Кажется, лучше всего это сначала проделал Дж.Гибсон, который нашел способ видеть окружающие предметы, окружа­ющую обстановку как состоящую из плоскостей, но тогда эта обстановка стала призрачной, потеряла для наблюдателя свою реальность. Удалось субъективно создать именно «поле», оно оказалось, однако, заселенным призраками. Так в психологии восприятия возникло очень важное раз­личение: «видимого поля» и «видимого мира»⁴.

В последние годы, в частности в исследованиях, проведенных на ка­федре общей психологии, это различение получило принципиальное теоре-

' Kohler W. Die physischen Gestalten in Ruhe und stationaren Zustand. Brounschweig, 1920.

² Или, если хотите, плоскость.

³ Т.е. операции выделения и видения формы.

⁴ См. Gibson J.J. The Perception of the Visual World. L.; N.Y., 1950.

536 Тема 7. Человек как субъект познания

тическое освещение, а несовпадение проекционной картины с предметным образом — достаточно убедительное экспериментальное¹ обоснование².

Я остановился на гештальттеории восприятия, потому что в ней осо­бенно отчетливо сказываются результаты сведения образа предметного мира к отдельным феноменам, отношениям, характеристикам, абстраги­рованным из реального процесса его порождения в сознании человека, процесса, взятого в его полноте. Нужно, следовательно, вернуться к этому процессу, необходимость которого лежит в жизни человека, в развитии его деятельности в объективно многомерном мире. Отправным пунктом для этого должен стать сам мир, а не субъективные феномены, им вызы­ваемые.

Здесь я подхожу к труднейшему, можно сказать, критическому пун­кту опробываемого мною хода мысли.

Я хочу сразу же высказать этот пункт в форме тезиса категорично­го, сознательно опуская все необходимые оговорки.

Тезис этот состоит в том, что мир в его отдаленности от субъекта амодален. Речь идет, разумеется, о том значении термина «модальность», какое он имеет в психофизике, психофизиологии и психологии, когда мы, например, говорим о форме предмета, данной в зрительной или в тактиль­ной модальности или в модальностях вместе.

Выдвигая этот тезис, я исхожу из очень простого и, на мой взгляд, совершенно оправданного различения свойств двоякого рода.

Один — это такие свойства неодушевленных вещей, которые обна­руживаются во взаимодействиях с вещами же (с «другими» вещами), т.е. во взаимодействии «объект—объект». Некоторые же свойства обнару­живаются во взаимодействии с вещами особого рода — с живыми чувст­вующими организмами, т.е. во взаимодействии «объект—субъект». Они обнаруживаются в специфических эффектах, зависящих от свойств ре­ципирующих органов субъекта. В этом смысле они являются модальны­ми, т.е. субъективными.

Гладкость поверхности предмета во взаимодействии «объект-объект» обнаруживает себя, скажем, в физическом явлении уменьшения трения. При ощупывании рукой — в модальном явлении осязательного ощущения гладкости. То же свойство поверхности выступает в зритель­ной модальности.

Итак, факт состоит в том, что одно и то же свойство — в данном слу­чае физическое свойство тела — вызывает, воздействуя на человека, совер-

¹ Удалось найти и некоторые объективные индикаторы, расчленяющие видимое поле
и предметы, картину предмета. Ведь образ предмета обладает такой характеристикой,
как измеряемая константность, т.е. коэффициент константности. А ведь как только
ускользает предметный мир, трансформируясь в поле, так поле это обнаруживает
аконстантность. Значит, можно измерением расчленить предметы поля и предметы мира.

² Логвиненко АД., Сталин В.В. Исследование восприятия в условиях инверсии поля
зрения // Эргономика. Труды ВНИИТЭ. 1973. Вып. 6.

Леонтьев А.Н. Образ мира 537

шенно разные по модальности впечатления. Ведь «блескость» не похожа на «гладкость», а «матовость» — на «шероховатость». Поэтому сенсорным модальностям нельзя дать «постоянную прописку» во внешнем предмет­ном мире. Я подчеркиваю, внешнем, потому что человек, со всеми своими ощущениями, сам тоже принадлежит объективному миру, тоже есть вещь среди вещей.

У Энгельса есть одна примечательная мысль о том, что свойства, о которых мы узнаем посредством зрения, слуха, обоняния и т.д., не абсолют­но различны; что наше я вбирает в себя различные чувственные впечатле­ния, объединяя их в целое как «совместные» (курсив Энгельса!) свойства. «Объяснить эти различные, доступные лишь разным органам чувств свой­ства... и является задачей науки...»¹.

Прошло 120 лет. И наконец, в 60-х гг., если я не ошибаюсь, идея сли­тия в человеке этих «совместных», как их назвал Энгельс, расщепляющих­ся органами чувств свойств превратилась в экспериментально установ­ленный факт.

Я имею в виду исследование И.Рока².

В его опытах испытуемым показывали квадрат из твердой пластмас­сы через уменьшающую линзу. «Испытуемый брал квадрат пальцами сни­зу, через кусок материи, так что он не мог видеть свою руку, иначе он мог бы понять, что смотрит через уменьшающую линзу... Мы... просили его сооб­щить свое впечатление о величине квадрата... Некоторых испытуемых мы просили как можно точнее нарисовать квадрат соответствующей величины, что требует участия как зрения, так и осязания. Другие должны были выб­рать квадрат равной величины из серии квадратов, предъявляемых только зрительно, а третьи — из серии квадратов, величину которых можно было определять только на ощупь...

У испытуемых возникало определенное целостное впечатление о ве­личине квадрата... Воспринимаемая величина квадрата... была примерно такой же, как и в контрольном опыте с одним лишь зрительным восприя­тием».

Итак, предметный мир, взятый как система только «объектно-объектных» связей (т.е. мир без животных, до животных и человека), амодален. Только при возникновении субъектно-объектных связей, взаи­модействий возникают многоразличные и к тому же меняющиеся от вида к виду³ модальности.

Вот почему, как только мы отвлекаемся от субъектно-объектных взаимодействий, сенсорные модальности выпадают из наших описаний реальности.

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 548.

² См. Рок И., Харрис Ч. Зрение и осязание // Восприятие. Механизмы и модели. М.,
1974. С. 276—279.

³ Я и имею в виду зоологический вид.

538 Тема 7. Человек как субъект познания

Из двойственности связей, взаимодействий «0-0» и «OS», при усло­вии их сосуществования, и происходит всем известная двойственность ха­рактеристик: например, такой-то участок спектра электромагнитных волн и, допустим, красный свет. При этом не нужно только упускать, что та и другая характеристика выражает «физическое отношение между физичес­кими вещами»¹.

Дальнейший естественно возникающий вопрос — это вопрос о при­роде, происхождении сенсорных модальностей, об их эволюции, развитии, о необходимости, неслучайности их меняющихся «наборов» и разных, го­воря термином Энгельса, «совместностей» отражаемых в них свойств. Это не исследованная (или почти не исследованная) проблема науки. Что же является ключевым подходом (положением) для адекватного решения этой проблемы? Здесь я должен повторить свою главную мысль: в психо­логии она должна решаться как проблема филогенетического развития образа мира, поскольку:

(1) необходима «ориентировочная основа» поведения, а это образ,

(2) тот или иной образ жизни создает необходимость соответствующе­
го ориентирующего, управляющего, опосредствующего образа его в предмет­
ном мире.

Короче. Нужно исходить не из сравнительной анатомии и физиоло­гии, а из экологии в ее отношении к морфологии органов чувств и т.п. Энгельс пишет: «Что является светом и что — несветом, зависит от того, ночное это животное или дневное»².

Особо стоит вопрос о «совмещениях».

1. Совмещенность (модальностей) становится, но по отношению к
чувствам, образу; она есть его условие³. (Как предмет — «узел свойств»,
так образ — «узел модальных ощущений».)

2. Совмещенность выражает пространственность вещей как фор­
му существования их).

3. Но она выражает и существование их во времени, поэтому образ
принципиально есть продукт не только симультанного, но и сукцессивно-

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 62.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С. 603.

³ Б.М. Величковский обратил мое внимание на одно исследование, относящееся к раннему
младенческому возрасту: Aronson E., Rosenbloom S. Space perception in early infancy:
perception within a common auditory visual space // Science. 1972. V. 172. P.1161—1163.
В одном из экспериментов изучалась реакция новорожденного на наклоняющуюся и
говорящую мать. Факт состоит в том, что если звук идет с одной стороны, а лицо матери
находится с другой, то реакция отсутствует. Подобные данные, как психологические, так и
биологические, позволяют говорить о восприятии как процессе становления образа. Мы не
можем начинать с элементов восприятия, потому что становление образа предполагает
совместность. Одно свойство не может характеризовать предмет. Предмет — это «узел
свойств». Картина, образ мира возникает, когда свойства «завязываются узлом», с этого
начинается развитие. Сначала возникает отношение совместности, а затем расщепляемости
совместного с другими свойствами.

Леонтьев А.И. Образ мира 539

го совмещения, слития¹. Характернейшее явление совмещения точек об­зора — детские рисунки!

Общий вывод: ъсякое актуальное воздействие вписывается в образ мира, т.е. в некоторое «целое»².

Когда я говорю о том, что всякое актуальное, т.е. сейчас воздейству­ющее на перцептирующие системы, свойство «вписывается» в образ мира, то это не пустое, а очень содержательное положение; это значит, что:

(1) граница предмета устанавливается на предмете, т.е. отделение
его происходит не на чувствилище, а на пересечениях зрительных осей.
Поэтому при использовании зонда происходит сдвиг чувствилища³. Это
значит, что не существует объективации ощущений, восприятий^. За кри­
тикой «объективации», т.е. отнесения вторичных признаков к реальному
миру, лежит критика субъективно-идеалистических концепций. Иначе
говоря, я стою на том, что не восприятие полагает себя в предмете, а
предмет — через деятельность — полагает себя в образе. Восприятие
и есть его «субъективное полагание». (Полагание для субъекта!);

(2) вписывание в образ мира выражает также то, что предмет не
складывается из «сторон»; он выступает для нас как единое непрерывное;
прерывность есть лишь его момент*. Возникает явление «ядра» предме­
та. Это явление и выражает предметность восприятия. Процессы вос­
приятия подчиняются этому ядру. Психологическое доказательство: а) в
гениальном наблюдении Г. Гельмгольца: «не все, что дано в ощущении,
входит в "образ представления"» (равносильно падению субъективного
идеализма в стиле Иоганнеса Мюллера); б) в явлении прибавок к псевдо-
скопическому образу (я вижу грани, идущие от подвешенной в простран­
стве плоскости) и в опытах с инверсией, с адаптацией к оптически иска­
женному миру.

До сих пор я касался характеристик образа мира, общих для живот­ных и человека. Но процесс порождения картины мира, как и сама кар­тина мира, ее характеристики качественно меняются, когда мы переходим к человеку.

¹ Никто из нас, вставая из-за письменного стола, не отодвинет стул так, чтобы он
ударился о книжную витрину, если знает, что витрина находится за этим стулом. Мир
сзади меня присутствует в картине мира, но отсутствует в актуальном зрительном мире.
От того, что у нас нет панорамного зрения, панорамная картина мира не исчезает, она
просто иначе выступает.

² См. Uexkull V., Kriszat G. Streifziige durch die Umwelten von Tieren und Menschen.
Berlin, 1934.

³ При ощупывании зондом некоего объекта чувствилище перемещается с руки на
кончик зонда. Чувствительность там... Я могу перестать ощупывать зондом этот предмет
чуть-чуть продвинуть руку по зонду. И тогда чувствилище возвращается на пальцы, а
кончик зонда теряет свою чувствительность.

⁴ «Эффект туннеля»: когда нечто прерывает свое движение и, как следствие своего
воздействия, оно не прерывает своего бытия для меня.

540 Тема 7. Человек как субъект познания

У человека мир приобретает в образе пятое квазиизмерение. Оно ни в коем случае не есть субъективно приписываемое миру! Это переход через чувственность за границы чувственности, через сенсорные модаль­ности к амодальному миру. Предметный мир выступает в значении, т.е. картина мира наполняется значениями.

Углубление познания требует снятия модальностей и состоит в таком снятии, поэтому наука не говорит языком модальностей, этот язык в ней изгоняется. В картину мира входят невидимые свойства предметов: а) амо-далъные — открываемые промышленностью, экспериментом, мышлением; б) «сверхчувственные» — функциональные свойства, качества, такие, как «стоимость», которые в субстрате объекта не содержатся. Они-то и представ­лены в значениях!

Здесь особенно важно подчеркнуть, что природа значения не только не в теле знака, но и не в формальных знаковых операциях, не в операци­ях значения. Она — во всей совокупности человеческой практики, кото­рая в своих идеализированных формах входит в картину мира.

Иначе это можно сказать так: знания, мышление не отделены от процесса формирования чувственного образа мира, а входят в него, при­бавляясь к чувственности. [Знания входят, наука — нет!]

Некоторые общие выводы.

1. Становление образа мира у человека есть его переход за пределы
«непосредственно чувственной картинки». Образ не картинка!

2. Чувственность, чувственные модальности все более «обезразличива-
ются». Образ мира слепоглухого не другой, чем образ мира зрячеслышаще-
го, а создан из другого строительного материала, из материала других мо­
дальностей, соткан из другой чувственной ткани. Поэтому он сохраняет
свою симультанность, и это — проблема для исследования!

3. «Обезличивание» модальности — это совсем не то же самое, что
безличность знака по отношению к значению.

Сенсорные модальности ни в коем случае не кодируют реальность. Они несут ее в себе¹. Поэтому-то распадение чувственности (ее перверзии) порождает психологическую ирреальность мира, явления его «исчезания». Это известно, доказано.

4. Чувственные модальности образуют обязательную фактуру обра­
за мира. Но фактура образа неравнозначна самому образу! Так в живопи­
си за мазками масла просвечивает предмет. Когда я смотрю на изображен­
ный предмет — не вижу мазков, и vice versa! Фактура, материал снимается
образом, а не уничтожается в нем.

¹ Я всегда с огорчением читаю на страницах психологической современной литера­туры такие высказывания, как «кодирование в таких-то ощущениях». Что это значит? Условно переданное? Отношения нет. Оно устанавливается, нами накладывается. Не надо кодирования! Не годится понятие!

Леонтьев А.И. Образ мира 541

В образ, картину мира входит не изображение, а изображенное (изоб-раженность, отраженность открывает только рефлексия, и это важно!).

Итак, включенность живых организмов, системы процессов их орга­нов, их мозга в предметный, предметно-дискретный мир приводит к тому, что система этих процессов наделяется содержанием, отличным от их собственного содержания, содержанием, принадлежащим самому предмет­ному миру.

Проблема такого «наделения» порождает предмет психологической науки!

А.Н.Леонтьев

Развитое сознание индивидов характеризуется своей психологиче­ской многомерностью. В явлениях сознания мы обнаруживаем прежде всего их чувствен­ную ткань. Эта… Особая функция чувственных образец сознания состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира,…

В.В.Петухов

ОСНОВНЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ

СОБСТВЕННО ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ

И УНИВЕРСАЛЬНЫХ

ПСИХИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ

Классификация психических — в том числе познавательных — про­цессов была и остается проблемой. Так, в большинстве учебников по об­щей психологии для… Конечно, всякое разделение психических процессов условно: в ре­альной жизни… Петухов В.В. Основные определения... психических процессов 555

Шесть больших классов феноменов восприятия

Все феномены восприятия могут быть сгруппированы в шесть боль­ших классов. Классы эти и их иллюстрации могут показаться довольно элементарными читателю, уже знакомому с ними. Тем не менее, их обзор существенен для получения четкого представления о задачах, стоящих пе­ред различными теориями восприятия.

Представим себе, что мы смотрим на различные диски, круги и дру­гие простые объекты в меняющихся условиях. Хотя для удобства наши примеры будут взяты из области зрения, все рассмотренные ниже фено­мены могут быть легко проиллюстрированы и в других сенсорных мо­дальностях.

1. Небольшой бумажный диск показывается на белом фоне. Мы констатируем, что он видится красным. Нам предъявляется второй диск, и он выглядит синим. Представленные в непосредственном опыте опреде­ленные «качества» — в зрении мы называем их тонами или цветами — являются одним из наиболее очевидных аспектов того, как выглядят ве­щи. Музыкальный тон, запах розы, вкус, боль, переживания давления, те­пла или холода составляют другие хорошо знакомые примеры. Далее мы замечаем, что качества характеризуются различными «количествами» или измерениями. В зрении, например, качества имеют пространственную протяженность: каждое из них как бы охватывает определенную область пространства. По отношению к качеству мы имеем также переживания «интенсивности» или «силы». Один серый диск выглядит ярче или тем­нее другого, один красный цвет кажется более насыщенным, нежели дру­гой; один из тонов может быть громче или тише другого и т.д. Пережи­вание качества, кроме того, длится во времени. Сенсорные качества и их количественные измерения составляют, следовательно, один общий аспект

36 Зак. 2652

562 Тема 7. Человек как субъект познания

того, какими мы видим вещи¹. Конечно, эти качества и измерения часто модифицируются условиями среды, в которой они наблюдаются, например фоном или освещенностью. Кроме того, они могут различным образом взаимодействовать друг с другом, но сущность качества никогда не объяс­няется полностью этими взаимодействиями. Хотя наши образы воспри­ятия более сложны, чем эти простые качества или сенсорные модально­сти, последние всегда в них присутствуют.

В классификации и терминологии, относящихся к этой области, су­ществуют определенные трудности. Подходя к этому вопросу с точки зре­ния чистого сознания, Титченер рассматривал ощущения как элементы сознания, а качества — интенсивность, протяженность, длительность и яс­ность — как атрибуты (или измерения) ощущений. Такая схема неудов­летворительна, поскольку кроме этих пяти атрибутов не существует ни­чего другого, придающего смысл слову «ощущение». Отделенное от них ощущение превращается в чистую абстракцию. Практика рассмотрения таких фиктивных «ощущений» в качестве элементов или строительных блоков сознания представляет мозаичную теорию непосредственного опы­та, против которой так энергично выступали гештальтпсихологи. Пра­вильней, быть может, считать не ощущения, а непосредственное пережи­вание качества основным фактом нашего осознания мира. Качество, как мы видим, уникально. Оно отличимо от сенсорных измерений, с которы­ми, тем не менее, всегда тесно связано. Оно входит в такие измерения, как длительность, интенсивность, протяженность и т.п., но никогда не может быть сведено целиком ни к этим, ни к каким-либо другим измерениям. Конечно, качество исчезнет, если интенсивность, протяженность или дли­тельность свести к нулю. Но то же самое произойдет со всякими объек­тами, даже с теми, которые относятся к миру, регистрируемому физически­ми методами.

Но существует ли измерение в самом качестве? Упорядочены ли са­ми качества в непрерывный континуум едва различимых ступенек?

Некоторым психологам казалось, что &то именно так. Например, гра­дации цвета описываются в виде непрерывного ряда, расположенного во­круг основания цветового конуса. Звуковые тоны музыкальной шкалы рас­полагаются в последовательную серию чрезвычайно малых различий. Эти соображения, вероятно, и привели ранних интроспекционистов к объявле­нию качеств атрибутами или измерениями абстрактных конструкций — ощущений. По-видимому, здесь имеется некоторая путаница. Основные цвета в действительности не образуют континуума. Каждый уникален и расположен на расстоянии от всех других подобно углам цветового тре­угольника. То, что лежит между основными цветами, может быть названо

¹ Хелсон насчитал не менее восемнадцати возможных направлений вариаций непо­средственного восприятия цвета (см. Helson H. Perception. Ch. 8 // Helson H. (ed.). Theoretical foundations of psychology. N. Y., 1951).

Оллпорт Ф. Феномены восприятия 563

континуумом промежуточных качеств (сине-зеленые, оранжевые, пурпур­ные и т.д.)- Каждое из этих качеств в различной степени похоже на основ­ные компоненты, но каждое может быть также определено как первичное качество. Существует множество промежуточных серий, переходов, смесей качеств в различных количествах или пропорциях. Каждая из этих смесей, правда, обычно воспринимается как неразложимое «целое», однако часто удается выделить первичные компоненты, составляющие их. В них присут­ствуют как целостность, так и составленность, хотя в восприятии не может быть представлено и то и другое одновременно и с одинаковой ясностью. Игнорировать или пренебрегать элементарными или первичными качества­ми, ради какой-то частной теории или метода интроспекции — значит за­крывать глаза на факты, имеющие место в повседневном опыте.

2. Наш второй класс феноменов восприятия резко отличается от пер­вого. Хотя, подобно феноменам первого класса, они представляют собой не­посредственный опыт, возникающий от действия объектов среды, феномены этого класса кажутся еще в меньшей степени детерминированными стиму­ляцией и в большей степени — процессами организма. Они ярко демонст­рируют влияние одного перцептивного явления на другое, которое часто приводит к оптическим или каким-либо другим иллюзиям. Они связаны в основном с конфигурационными качествами воспринимаемых вещей — их формой, контуром, группировкой и т.п. Глядя на окружность, начерчен­ную чернилами на белом картоне, мы замечаем, что ее кажущиеся размеры меняются при помещении ее между двумя параллельными линиями или линиями, образующими угол. Она может показаться трансформированной в часть спирали, если ее контур заштриховать отрезками прямой с перемен­ным наклоном, или вследствие специфических свойств фона. Квадрат, по­ставленный на один из своих углов, кажется вовсе не похожим (ромбовид­ным) на такой же квадрат, верхняя и нижняя стороны которого находятся в горизонтальном положении. Взглянув снова на окружность, но без пере­секающих ее линий или других окружностей, мы заметим, что она заклю­чает область, которая «отделена» от фона, и что линия окружности или ее контур кажется принадлежащим кругу, но не круглому отверстию в фоне. Мы видим, что круг кажется определенной «фигурой», отчетливо выступаю­щей из фона, и что остальная часть картона кажется простирающейся за ним как менее ясный фон.

Фигура и фон — непременные аспекты восприятия. В каждой сен­сорной модальности мир предоставляется нам состоящим из фигур, распо­ложенных на некотором фоне. Существует большое числа правил, опреде­ляющих, какая часть будет фигурой и какая фоном. Если некоторая часть изображения может быть, как фигурой, так и фоном, то наблюдается смена выступающих и отступающих полей при каждом переходе от восприятия одного сочетания фигуры и фона к другому, противоположному.

Элементы фигур, точки и т.п. кажутся «идущими вместе» или раз­деляются на группы в зависимости от условий. Если две фигуры соеди-

564 ■ Тема 7. Человек как субъект познания

нены, то они могут казаться образующими единую большую фигуру или распадаться на две фигуры в соответствии с особенностями их организа­ции. Фигура, которая сама по себе проста и отчетлива, часто трудно вос­принимается, если она составляет часть большого, прочно связанного це­лого. Части, будучи соединены друг с другом, образуют совершенно особые целые. Часть, включенная в целое, кажется другой, чем при отдельном восприятии. Подобные эффекты организации и образования целого име­ют место и в слуховой модальности. Если мы слышим серию регулярных ударов равной интенсивности, то на них накладывается субъективный ритм, содержащий более сильные и более слабые удары.

Две световые точки, поочередно зажигаемые на небольшом расстоя­нии друг от друга и с определенным временным интервалом, будут казать­ся непрерывно движущейся одной точкой. Если окружность, на которую мы смотрим, разорвана или образована последовательностью точек, она, тем не менее, будет воспринята как замкнутая фигура. Можно показать, что ме­жду частями единого «целого» существуют отношения, которые выходят за пределы этих отдельных частей. Так что, если части меняются с соблюде­нием некоторых пропорций, то их отношения (целостность) все еще оста­ются узнаваемыми. Этот факт демонстрируется транспозицией мелодии — переносом ее из одной тональности в другую (качество формы). То же име­ет место в экспериментах, где с помощью пищевого подкрепления обучали цыплят реагировать достаточно четко на более темный из двух серых цве­тов. Затем, когда серый, на который была выработана реакция, объединял­ся в пару с новым, еще более темным цветом, цыплята начинали охотно вы­бирать этот последний вместо того, на который они ранее были обучены реагировать.

Приведенные факты показывают, что в восприятии имеет место взаимодействие внутри целостностей: каждая часть оказывает некоторое влияние на другие. Ничто никогда не изолировано. «Целостный» харак­тер формируется ансамблем, он не может быть обнаружен в частях при их раздельном восприятии.

Итак, это наш второй большой класс аспектов восприятия. Как мы увидим, они представляют некоторую абстракцию, так как для их выде­ления приходится игнорировать многое из более очевидного содержания наших чувственных данных о вещах. Они скорее относятся к форме пер­цептивного опыта, нежели к его содержанию. Феномены этого класса ши­роко известны как фигурационные или конфигурационные аспекты вос­приятия.

3. Предположим теперь, что нам предъявляется круглый диск сна­чала во фронтальной плоскости, где он, конечно, кажется круглым, а за­тем в наклонной плоскости, так что его проекция на сетчатке приобрета­ет эллиптическую форму. Все же мы склонны и при этих условиях видеть диск круглым, а не эллиптическим. Правда, мы видим его не абсолютно круглым, а воспринимаем скорее некий компромиссный вариант формы,

Оллпорт Ф. Феномены восприятия 565

более близкий к кругу, нежели к эллипсу. Это феномен константности восприятия. Он обеспечивает нам постоянство свойств всего видимого и, таким образом, позволяет узнавать и идентифицировать объекты, когда они воспринимаются под различными углами или в различных положе­ниях. Этот же феномен обнаруживается при восприятии величины на раз­личных расстояниях, а также цвета и яркости при различных условиях освещения. Признаки, поступающие от объектов и их окружения, нераз­рывно связаны с эффектом константности восприятия. Эти признаки, по-видимому, «используются» в соответствии с прошлым опытом, и по боль­шей части они обеспечивают нам весьма правильное восприятие.

4. Четвертый класс феноменов появляется в условиях задачи абсо­
лютной оценки отдельных стимулов упорядоченного ряда. Эта ситуация
отличается от оценки, например, яркости или громкости стимула относи­
тельно объективного стандарта. Факты, с которыми мы в данном случае
сталкиваемся, касаются скорее вопроса о том, что мы называем «ярким»
или «тусклым», «легким» или «тяжелым», «громким» или «тихим» и т.п.

Предположим, например, что нам показывается несколько круглых дисков равной величины, один за другим. Они предъявляются в форме световых пятен, проецируемых на экран, и существенно различаются ме­жду собой по яркости. Мы должны решить в отношении каждого диска, считаем ли мы его «ярким», «тусклым» или «средним».

Хотя у нас нет эталона для оценки, после предъявления серии стиму­лов, вероятно, определится степень яркости, которая выглядит для наблюда­теля нейтральной: выше нее диски кажутся яркими, ниже — тусклыми. Другими словами, человек сам строит субъективные шкалы оценок. Мы бу­дем называть этот феномен системой отсчета в восприятии свойств.

5. Перейдем теперь к универсальному аспекту восприятия, который
кажется слишком очевидным, чтобы на нем специально останавливать­
ся. Он совершенно отличен от любого другого, уже описанного нами, но
связан с каждым из них. Хотя это и не обязательно, давайте подойдем к
вопросу с рассмотрения условий подпороговых воздействий.

Предположим, мы смотрим на некоторый объект с целью опознать его в условиях очень короткой экспозиции или при освещенности, недос­таточной для его узнавания. Будем от пробы к пробе постепенно удли­нять время экспозиции или увеличивать освещенность. Сначала мы уви­дим какое-то красное пятно округлой формы, но опознать объект еще не сможем. Экспозиция или освещенность увеличится, и мы вновь сделаем попытку опознать объект. Может последовать целая серия безуспешных попыток или ошибочных восприятий — вдруг мы узнаем объект сразу: это — яблоко. Это — не красный диск, не свекла, не круглый красный мяч, а яблоко. Мы не ошибаемся, так как объект имеет много характерных признаков. Мы не можем сказать, что это только цветовые впечатления; это также не одна только конфигурация. Хотя объект обладает опреде­ленной фактурой, организацией частей, непрерывностью контура и воспри-

566 Тема 7. Человек как субъект познания

нимается как фигура на фоне, он представляется как нечто большее, не­жели каждое из этих свойств. Он подчиняется закону константности ве­личины и цвета, и легко может быть создана система отсчета для «яблок», устанавливающая, кажется ли предъявленный объект большим или ма­леньким яблоком. Однако совершенно очевидно, что ни одно из перечис­ленных свойств не описывает его полностью.

Эта характеристика восприятия столь универсальна и характерна, что трудно найти в описании видения вещей что-либо более значимое. Ве­щи и события предстают перед нами не просто как качества, свойства или формы, но именно как вещи и события. Реальный предметный характер восприятия (назовем его так, подразумевая слово «предмет» в очень ши­роком смысле) — фундаментальное его свойство. Быть может, примеча­тельней всего, что в этом свойстве представлено «значение». Значение — это не только то, что связано с конфигурацией или целостностью объекта или с его величиной, яркостью и т.п. Это также и опыт в отношении дан­ного объекта. Поскольку события также включены в наше широкое оп­ределение «предмета», то мы можем распространить эту характеристику на значения конкретных ситуаций и действий.

6. В первых трех категориях — в сенсорных качествах и измерениях, в свойствах конфигурации и константности — мы описывали свойства вос­приятия, общие всем людям. В четвертой и пятой категориях также были отмечены черты, вероятно присущие всем людям, имеющим нормальный опыт. Мы переходим теперь к свойству восприятия, которое связано с ин­дивидуальными различиями, а также с различными состояниями одного ин­дивида.

Давно уже известно, что специфические установки наблюдателя или отношения, существующие длительно или только что возникшие, влияют на выбор объектов, которые воспринимаются, а также на степень готовности к их восприятию. Феноменально это выражается в большей ясности или жи­вости восприятия данных объектов. Описываемое свойство восприятия тес­но связано с конкретным, предметным характером стимулов; именно в тех случаях, когда мы принимаем во внимание конкретный характер или зна­чение объекта, мы часто обнаруживаем связь между ним и состоянием, в котором находится испытуемый. Этот феномен более отчетливо проявля­ется по отношению к объектам, которые мы ищем, или к неопределенным ситуациям, которые мы готовы осмыслить в определенном плане.

Если, например, мы смотрим не на бессмысленные окружности или цветные диски, а ищем потерянную нами дорогую брошь, наше пере­живание потери, соединяясь с установкой найти именно данный предмет (которая включает представление того, «как он выглядит»), сильно спо­собствует поиску и может сократить его время. Перцептивные установ­ки или состояния готовности, вызванные потребностями, одновременно и типичны и важны. Эмоциональные состояния также могут определять перцептивную готовность или способ восприятия определенных объектов.

Оллпорт Ф. Феномены восприятия 567

Как часто надгробная плита ночью на кладбище принималась за при­зрак. Способ восприятия неопределенных или двусмысленных ситуаций может до некоторой степени определяться индивидуальными особенно­стями наблюдателя — факт, используемый £ тестах Роршаха для диагно­стики личности.

Итак, для полноты нашего списка мы должны добавить шестое свой­ство восприятия, которое будем называть эффектом доминирующей уста­новки или состояния. Не следует упускать из вида, что установка неред­ко может быть следствием не сильной мотивации, эмоциональной или личностной установки, а гораздо менее драматичных факторов, таких, как частота или привычность появления объекта в опыте наблюдателя. Описанные эффекты обычно относятся к избирательности восприятия, поскольку в них речь идет о том, какие объекты из окружения будут вос­приняты, а какие нет.

Приведенное описание основных феноменов восприятия, хотя оно в высшей степени сжато и оставляет без внимания физиологический аспект, является достаточно полным для нашей цели.

Итак, вопрос: «Какими мы видим вещи?» — позволяет выделить шесть аспектов восприятия: сенсорные качества и измерения, конфигура­цию, константность, систему отсчета, предметный характер и эффект до­минирующей установки или состояния. Все эти аспекты восприятия со­ставляют факты, которые должна включить в свой состав каждая теория восприятия, претендующая на полноту.

Р.Грегори

НЕОДНОЗНАЧНЫЕ ФИГУРЫ. РИСОВАНИЕ НА ПЛОСКОСТИ¹

Неоднозначные фигуры

Наиболее известный пример такого рода — каркасный куб, нарисо­ванный без соблюдения правил перспективы (ближняя и дальняя грани ку­ба одинакового… 1 Грегори Р. Разумный глаз. М : Мир, 1972. С. 41—47, 138—144. Грегори Р. Неоднозначные фигуры. Рисование на плоскости

Рисование на плоскости

Первые телескопические наблюдения провел Галилео Галилей (1564— 1642) между 1609 и 1619 годами; у него был примитивный рефрактор1 с апертурой в 2,5… Голландский ученый Христиан Гюйгенс (1629—1695) строил собст­венные телескопы;… 1 Оптические телескопы бывают двух видов — рефракторы и рефлекторы. В телескопе-рефракторе изображение создается…

Д.Стрэттон

Джордж М.Стрэттон2 в 1897 году впервые исследовал эффекты, воз­никающие при длительном ношении очков, перевертывающих зрительный мир. Эти… Стрэттон описал сильную мгновенную дезориентацию при одевании очков.… Ф.В.Снайдер и Н.Х.Пронка3 повторили этот эксперимент: их испы­туемый носил переворачивающие очки в течение тридцати…

T А 1 Б Ч

А — без переворачивающих очков; Б — с переворачиваю­щими очками. Ось абсцисс— камера опытов; ось ординат — время, с тов на зрительно-моторные координа­ции. В одном из этих тестов испыту­емый… 1 См. Held Д., Rekosh J. Motor-Sensory Feedback and the Geometry of Visual Space // Science. 1963. № 141. P.…

Р.Липер

Посмотрите на рис. 1, А; что вы видите?

УСТАНОВКА В ВОСПРИЯТИИ

Испытуемым через тахистоскоп предъявлялись слова (в течение 0,1 с каждое), которые они должны были опознать и воспроизвести. Половине из 160…   Бессмысленные слова Возможные способы восприятия…   А. Категория животных или птиц В. Категория, связанная с путешествием или транспортом …

Х.Уоллах

НАСЫЩЕНИЕ ПРИ

ВОСПРИЯТИИ ДВИЖЕНИЯ.

Непрерывная лента с нанесенными линиями под углом 45° движется вниз с небольшой равномерной скоростью. Испытуемый наблюдает ее через квадратное окно… Если предположить, что эти чередования есть результат постепенного «насыщения»…          

Рис. 1

'Хрестоматия по ощущению и восприянию / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер, М.Б.Ми-халевской. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1975. С. 386—388.

Тема 7. Человек как субъект познания

тем показывалась фигура А. Испытуемый сразу же воспринимал движение в горизонтальном, а не как обычно, вертикальном направлении. По-видимому, насыщение от движений линий на рис. 1, Б вниз создало «противодействие» дальнейшему видению движения в этом направлении, и испытуемый воспри­нял альтернативное горизонтальное направление.

Иллюзия движения, описанная выше, была использована Уоллахом для исследования перцептивной реорганизации. Через квадратное окно в ширме испытуемый видит ленту, которая медленно движется сверху вниз. На ленте нанесены линии под углом 45°, левая половина каждой линии черная, правая — красная (см. рис. 2).

Вначале движение наполовину черных и наполовину красных линий воспринимается в вертикальном направлении, сверху вниз. Через несколь­ко минут «насыщение» от этого движения создает сильную тенденцию вос­принимать линии движущимися слева направо. Однако реализации этой тенденции мешает тот факт, что изменение цвета линий (с черного на крас­ный) при переходе через центральную ось маловероятно. Поэтому воспри­ятие движения вниз длится дольше, чем в условиях, описанных выше. Од­нако тенденция к восприятию движения в горизонтальном направлении растет, и конфликт разрешается через «творческую» перцептивную реор­ганизацию. Испытуемый неожиданно видит, что черные линии движутся вправо и, достигнув центра, заходят за красное прозрачное стекло. Это крас­ное стекло перцептивно «изобретается». Оно ясно воспринимается как по­верхность впереди ленты, отделенная контуром (см. рис. 2, Б).

Еще более сложный эффект получается в том случае, если оконча­ния линий образуют неровный край (см. рис. 2, В). Трудность увидеть ли­нии как движущиеся в сторону здесь еще больше, так как они должны «идти в никуда». Однако у многих испытуемых спонтанно возникает уди­вительное перцептивное решение. Они видят поле, разделенное на две час­ти: первая часть — ряд линий, двигающихся вправо, вторая часть — бе­лая поверхность с неровным краем, которая движется вниз; линии же непрерывно заходят за нее (см. рис. 2, Г). Перестройка происходит неожи­данно и без всяких усилий со стороны испытуемого; он сам удивляется ей. Это «творчество» в создании новой конфигурации, соответствующей требованиям стимуляции, осуществляется путем разделения целого на части и «изобретения» новых частей.

 

Рис. 2

В

Психологическая характеристика мышления. Образ и смысл

У.Джеймс МЫШЛЕНИЕ¹

Что такое мышление?Мы называем человека разумным живот­ным, и представители традиционного интеллектуализма всегда с особен­ным упорством подчеркивали тот факт, что животные совершенно лише­ны разума. Тем не менее вовсе не так легко определить, что такое разум и чем отличается своеобразный умственный процесс, называемый мыш­лением, от ряда мыслей, который может вести к таким же результатам, как и мышление.

Большая часть умственных процессов, состоя из цепи образов, вызы­вающих один другой, представляет нечто аналогичное с самопроизволь­ной сменой образов в грезах, какой, по-видимому, обладают высшие жи­вотные. Но и такой способ мышления ведет к разумным выводам, как теоретическим, так и практическим. Связь между терминами при таком процессе мысли выражается или в «смежности», или в «сходстве», и при соединении обоих родов этой связи наше мышление едва ли может быть очень бессвязным. Вообще говоря, при подобном непроизвольном мыш­лении термины, сочетающиеся между собой, представляют конкретные эмпирические образы, а не абстракции. Солнечный закат может вызвать в нас образ корабельной палубы, с которой мы видели его прошлым ле­том, спутников по путешествию, прибытие в порт etc, и тот же образ за­ката может навести нас на мысль о солнечных мифах, о погребальных ко­страх Геркулеса и Гектора, о Гомере, о том, умел ли он писать, о греческой азбуке etc. Если в нашем мышлении преобладают обыденные ассоциации по смежности, то мы обладаем прозаическим умом, если в данном лице часто непроизвольно возникают необыкновенные ассоциации по сходст­ву и по смежности, мы называем его одаренным фантазией, поэтическим талантом, остроумием.

Если в этом умственном процессе играет роль отвлеченное свойст­во, то оно лишь на мгновение привлекает наше внимание, а затем сменя-

¹ Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер, В.В.Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 11 — 18.

584 Тема 7. Человек как субъект познания

ется чем-нибудь иным и никогда не отличается большой степенью абст­ракции. Так, например, размышляя о солнечных мифах, мы можем мель­ком с восторгом подумать об изяществе образов в уме первобытного че­ловека или на мгновение вспомнить с пренебрежением об умственной узости современных толкователей этих мифов. Но в общем мы больше думаем о непосредственно воспринимаемых из действительного или возможного опыта конкретных впечатлениях, чем об отвлеченных свойствах.

Во всех этих случаях наши умственные процессы могут быть впол­не разумны, но все же они не представляют здесь мышления в строгом смысле слова. В мышлении, хотя выводы могут быть конкретными, они не вызываются непосредственно другими конкретными образами, как это бывает при цепи мыслей, связанных простыми ассоциациями. Эти кон­кретные выводы связаны с предшествующими конкретными образами при посредстве промежуточных ступеней, общих, отвлеченных признаков, от­четливо выделяемых нами из опыта и подвергаемых особому анализу.

Великая разница между простыми умственными процессами, заклю­чающимися в вызывании одного конкретного образа минувшего опыта с помощью другого, и мышлением в строгом смысле слова de facto заклю­чается в следующем: эмпирические умственные процессы только репро-дуктивны, мышление же — продуктивно. Мыслитель, придя в столкнове­ние с конкретными данными, которых он никогда раньше не видел и о которых ничего не слышал, спустя немного времени, если способность мышления в нем действительно велика, сумеет из этих данных сделать такие выводы, которые совершенно загладят его незнакомство с данной конкретной областью. Мышление выручает нас при непредвиденном сте­чении обстоятельств, при которых вся наша обыденная «ассоциационная мудрость» и наше «воспитание», разделяемые нами с животными, оказы­ваются бессильными.

Точное определение «мышления».Условимся считать характери­стической особенностью мышления в тесном смысле слова способность ориентироваться в новых для нас данных опыта. Эта особенность в дос­таточной степени выделяет «мышление» из сферы обыденных ассоциаци-онных умственных процессов и прямо указывает нам на его отличитель­ную черту.

Мышление заключает в себе анализа отвлечение. В то время как грубый эмпирик созерцает факт во всей его цельности, оставаясь перед ним беспомощным и сбитым с толку, если этот факт не вызывает в его уме ничего сходного или смежного, мыслитель расчленяет данное явление и отличает в нем какой-нибудь определенный атрибут. Этот атрибут он принимает за существенную сторону целого данного явления, усматрива­ет в нем свойства и выводит из него следствия, с которыми дотоле в его глазах данный факт не находился ни в какой связи, но которые теперь, раз будучи в нем усмотрены, должны быть с ним связаны.

Джеймс У. Мышление 585

Назовем факт или конкретную данную опыта — S
существенный атрибут — М

свойство атрибута — Р.

Тогда умозаключение от S к Р может быть сделано только при по­средстве М. Таким образом, «сущность» М заключается в том, что оно яв­ляется средним или третьим термином, который мы выше назвали суще­ственным атрибутом. Мыслитель замещает здесь первоначальную конкретную данную S ее отвлеченным свойством М. Что справедливо от­носительно М, что связано с М, то справедливо и относительно S, то связа­но и с S. Так как М, собственно говоря, есть одна из частей целого S, то мышление можно очень хорошо определить как замещение целого его час­тями и связанными с ним свойствами и следствиями. Тогда искусство мышления можно охарактеризовать двумя чертами:

1) проницательностью, или умением вскрыть в находящемся перед
нами целом факте S его существенный атрибут М;

2) запасом знаний, или умением быстро поставить М в связь с за­
ключающимися в нем, связанными с ним и вытекающими из него дан­
ными. Если мы бросим беглый взгляд на обычный силлогизм:

М есть Р S есть М

S есть Р,

то увидим, что вторая или меньшая посылка требует проницательности, первая или большая — полноты и обилия знаний. Обыкновенно чаще встречается обилие знаний, чем проницательность, так как способность рассматривать конкретные данные под различными углами зрения менее обыкновенна, чем умение заучивать давно известные положения, так что при наиболее обыденном употреблении силлогизмов новым шагом мыс­ли является меньшая посылка, выражающая нашу точку зрения, на дан­ный объект, но, конечно, не всегда, ибо тот факт, что М связано с Р, также может быть дотоле неизвестен и ныне впервые нами формулирован. Вос­приятие того факта, что S есть М, есть точка зрения на S. Утверждение, что М есть Р, есть общее или абстрактное суждение.

Скажем два слова о том и другом.

Что такое точка зрения на данный предмет?Когда мы рассматрива­ем S просто как М (например, киноварь просто как ртутное соединение), то сосредоточиваем все наше внимание на этом атрибуте М, игнорируя все остальные атрибуты. Мы лишаем реальное явление S его полноты. Во всякой реальности можно найти бесчисленное множество различных сторон и свойств. Даже такое простое явление, как линию, проводимую на­ми по воздуху, можно рассматривать в отношении ее положения, формы, длины и направления. При анализе более сложных фактов точки зрения, с которых их можно рассматривать, становятся буквально бесчисленны­ми. Киноварь не только ртутное соединение, она сверх того окрашивает в

586 Тема 7. Человек как субъект познания

ярко-красный цвет, обладает значительным удельным весом, привозится в Европу из Китая и т.д. ad infinitum.

Все предметы суть источники свойств, которые познаются нами лишь мало-помалу, и справедливо говорят, что познать исчерпывающим обра­зом одну какую-нибудь вещь — значило бы познать всю вселенную. Че­ловек представляет собой весьма сложное явление, но из этого бесконеч­но сложного комплекса свойств провиантмейстер в армии извлекает для своих целей только одно, именно потребление стольких-то фунтов пищи в день; генерал — способность проходить в день столько-то верст; столяр, изготовляющий стулья, — такие-то размеры тела; оратор — отзывчивость на такие-то и такие-то чувства; наконец, театральный антрепренер — го­товность платить ровно столько-то за один вечер развлечения. Каждое из этих лиц выделяет в целом человеке известную сторону, имеющую отно­шение к его точке зрения. Все остальные точки зрения на конкретный факт равно истинны. Нет ни одного свойства, которое можно было бы признать абсолютно существенным для чего-нибудь. Свойство, которое в одном случае является существенным для данной вещи, становится для нее в другом случае совершенно неважной чертой.

Становясь временно на любую из точек зрения на вещь, я начинаю несправедливо игнорировать другие точки зрения. Но так как я могу ква­лифицировать вещь каждый раз только одним определенным образом, то каждая моя точка зрения неизбежно окажется ошибочной, узкой, односто­ронней. Природная необходимость, заставляющая меня поневоле быть ог­раниченным и в мышлений, и в деятельности, делает для меня прости­тельной эту неизбежную односторонность.

Мое мышление всегда связано с деятельностью, а действовать я мо­гу лишь в одном направлении зараз. В данную минуту для меня, пока я пишу эту главу, способность подбора фактов и умение сосредоточивать внимание на известных сторонах явления представляется сущностью че­ловеческого ума. В других главах иные свойства казались и будут еще ка­заться мне наиболее существенными сторонами человеческого духа.

Реальность остается явлением совершенно безразличным по отно­шению к тем целям, которые мы с ней связываем. Ее наиболее обыден­ное житейское назначение, ее наиболее привычное для нас название и ее свойства, ассоциировавшиеся с последним в нашем уме, не представляют в сущности ничего неприкосновенного. Они более характеризуют нас, чем саму вещь. Но мы до того скованы предрассудками, наш ум до того око­ченел, что наиболее привычным для нас названиям вещей и связанным с ними представлениям мы приписываем значение чего-то вечного, абсо­лютного (натуралисты могут подумать, что молекулярное строение веще­ства составляет сущность мировых явлений в абсолютном смысле слова и что Н₂О есть более точное выражение сущности воды, чем указание на ее свойство растворять сахар или утолять жажду. Нимало! Все эти свой­ства могут равно характеризовать воду как некоторую реальность, и для

Джеймс У. Мышление 587

химика сущность воды, прежде всего, определяется формулой Н₂О и затем уже другими свойствами только потому, что для его целей лабораторного синтеза и анализа веществ вода, как предмет науки, изучающей соедине­ния и разложения веществ, есть прежде всего Н₂О).

Мышление всегда связано с личным интересом.Обратимся опять к символическому изображению умственного процесса:

М есть Р S есть М

S есть Р.

Мы различаем и выделяем М, так как оно в данную минуту явля­ется для нас сущностью конкретного факта, явления или реальности S. Но в нашем мире М стоит в необходимой связи с Р, так что Р есть второе яв­ление, которое мы можем найти связанным с фактом S. Мы можем за­ключать к Р через посредство М, которое мы с помощью нашей проница­тельности выделили как сущность, из первоначально воспринятого нами факта S.

Заметьте теперь, что М было только в том случае хорошим показа­телем нашей проницательности, давшим нам возможность выделить Р и отвлечь его от остальных свойств S, если Р имеет для нас какое-нибудь значение, какую-нибудь ценность. Если, наоборот, Р не имело для нас ни­какого значения, то лучшим показателем сущности S было бы не М, а что-нибудь иное. С психологической точки зрения, вообще говоря, с само­го начала умственного процесса S является преобладающим по значению элементом. Мы ищем Р или что-нибудь похожее на Р. Но в целом кон­кретном факте S оно скрыто от нашего взора, ища в S опорного пункта, при помощи которого мы могли бы добраться до Р, мы, благодаря нашей проницательности, нападаем на М, которое оказывается как раз свойством, стоящим в связи с Р. Если бы мы желали найти Q, а не Р и если бы N было свойством S, стоящим в связи с Q, то мы должны были бы игнори­ровать М, сосредоточить внимание на N и рассматривать S исключитель­но как явление, обладающее свойством N.

Мыслитель расчленяет конкретный факт и рассматривает его с отвле­ченной точки зрения, но он должен, сверх того, рассматривать его надлежа­щим образом, т.е. вскрывая в нем свойство, ведущее прямо к тому выводу, который представляет для него в данную минуту наибольший интерес.

Результаты нашего мышления могут быть нами получены иногда совершенно случайно.

Я помню, как моя горничная открыла, что стенные часы мои могут правильно идти, только будучи наклонены немного вперед. Она напала на этот способ случайно, после многих недель тщетных попыток заставить часы идти как следует. Причиной постоянной остановки часов было тре­ние чечевицы маятника о заднюю стенку часового ящика; развитый че­ловек обнаружил бы эту причину в пять минут.

588 Тема 7. Человек как субъект познания

При помощи измерения множества треугольников можно было бы найти их площадь всегда равной произведению высоты на половину осно­вания и формулировать это свойство как эмпирический закон. Но мысли­тель избавляет себя от труда бесчисленных измерений, видя, что сущность треугольника заключается в том, что он есть половина параллелограмма с тем же основанием и высотой, площадь которого равна произведению всей высоты на основание. Чтобы уяснить себе это, надо провести допол­нительные линии, и геометр часто должен проводить такие линии, чтобы с помощью их вскрыть нужное ему существенное свойство фигуры. Сущ­ность фигуры заключается в некотором отношении фигуры к новым ли­ниям, отношении, которое не может быть ясным для нас, пока эти линии не проведены. Гений геометра заключается в умении вообразить себе но­вые линии, а проницательность его в усмотрении этого отношения к ним данной фигуры.

Итак, в мышлении есть две весьма важные стороны:

1) свойство, извлеченное нами из конкретного факта, признается
нами равнозначным всему факту, из которого выделено;

2) выделенное таким образом свойство наталкивает нас на из­
вестный вывод и сообщает этому выводу такую очевидность, какой мы
не могли бы извлечь непосредственно из данного конкретного факта.

Проницательность.Итак, для того, чтобы мыслить, мы должны уметь извлекать из данного конкретного факта свойства, и не какие-нибудь во­обще, а те свойства, которые соответствуют правильному выводу. Извле­кая несоответствующие свойства, мы получим неправильный вывод. От­сюда возникают следующие недоумения: Как извлекаем мы известные свойства из конкретных данных, и почему во многих случаях они могут быть вскрыты только гением? Почему все люди не могут мыслить оди­наково успешно? Почему лишь одному Ньютону удалось открыть закон тяготения, одному Дарвину — принцип выживания существ наиболее при­способленных? Чтобы ответить на эти вопросы, нам необходимо произве­сти новое исследование, посмотрев, как в нас естественным путем разви­вается проникновение в явления действительности.

Первоначально все наше знание смутно. При этом неясном способе познавания ребенку, впервые начинающему сознавать комнату, она, веро­ятно, представляется чем-то отличающимся от находящейся в движении кормилицы. В его сознании еще нет подразделений, одно окно комнаты, быть может, особенно привлекает его внимание. Такое же смутное впечат­ление производит каждая совершенно новая сфера опыта и на взрослого. Библиотека, археологический музей, магазин машин представляют собой какие-то неясные целые для новичка, но для машиниста, антиквария, биб­лиофила целое почти совершенно ускользает от внимания, до того стре­мительно они набрасываются на исследование деталей. Знакомство с пред­метом породило в них способность различения.

УоллахХ. Насыщение при восприятии движения 589

Неопределенные термины вроде «трава», «плесень», «мясо» для бо­таника и зоолога не существуют, до того они углубились в изучение раз­личных видов трав, плесени и мышц. Когда Чарльз Кингслей показал од­ному господину анатомирование гусеницы, тот, увидев тонкое строение ее внутренностей, заметил: «Право, я думал, что она состоит только из внеш­ней оболочки и мякоти».

<...> Разумеется, мы диссоциируем элементы смутно воспринимае­мых нами цельных впечатлений, направляя наше внимание то на одну, то на другую часть целого. Но в силу чего мы сосредоточиваем наше внима­ние сначала на том, а потом на другом элементе?

На это можно тотчас же дать два ясных ответа: 1) в силу наших практических или инстинктивных интересов и 2) в силу наших эстетиче­ских интересов.

Собака, где угодно, умеет отличить запах себе подобных, лошадь чрез­вычайно чутка к ржанию других лошадей, потому что эти факты имеют для них практическое значение и вызывают в этих животных инстинктивное возбуждение. Ребенок; замечая пламя свечки или окно, оставляет без вни­мания остальные части комнаты, потому что последние не доставляют ему столь живого удовольствия. Деревенский мальчишка умеет находить чер­нику, орехи и т.п. ввиду их практической пользы, выделяя их из массы кус­тарников и деревьев. Таким образом, эти практические и эстетические ин­тересы суть наиболее важные факторы, способствующие яркому выделению частностей из цельного конкретного явления. На что они направляют на­ше внимание, то и служит объектом последнего, но что такое они сами — этого мы не можем сказать. Мы должны в данном случае ограничиться признанием их неразложимыми далее, первичными факторами, определяю­щими то направление, в котором будет совершаться рост нашего знания.

Существо, руководимое в своей деятельности немногочисленными ин­стинктивными импульсами или немногочисленными практическими и эс­тетическими интересами, будет обладать способностью диссоциировать весь­ма немногие свойства и в лучшем случае будет одарено ограниченными умственными способностями; существо же, одаренное большим разнообра­зием интересов, будет обладать высшими умственными способностями. Че­ловек как существо, одаренное бесконечным разнообразием инстинктов, практических стремлений и эстетических чувств, доставляемых каждым органом чувств, а силу одного этого должен обладать способностью диссо­циировать свойства в гораздо большей степени, чем животные, и согласно этому мы находим, что дикари, стоящие на самой низкой ступени развития, мыслят неизмеримо более совершенным образом, чем самые высокие жи­вотные породы.

О.Кюльпе ПСИХОЛОГИЯ МЫШЛЕНИЯ¹

С последней фазой развития экспериментальной психологии совпа­дает особое направление нашей науки, исследующее процессы мышления, оно развилось в Германии и особенно в Вюрцбургском психологическом институте. В прежней психологии мышлению было уделено далеко не достаточно внимания. Первоначально экспериментальному направлению приходилось иметь много дела по приведению в порядок громадной об­ласти ощущений, представлений и чувств и до утонченных и незаметных явлений мышления очередь еще не доходила.

Психологи не считали правильным признать годным для иссле­дования рядом с содержанием предметного мышления мышление без признаков наглядности, они отрицали, что слово может быть понимаемо независимо от представлений или что предложение можно постигнуть и подвергнуть суждению, хотя его содержание представляется для сознания едва заметным.

Нас же систематическое применение самонаблюдения в конце концов привело к другой теории. Ранее в психологических исследованиях не ста­рались добиваться после каждого опыта сведений о всех соответствующих переживаниях, удовлетворялись случайными показаниями испытуемого по поводу явлений, особенно бросающихся в глаза или отклоняющихся от нор­мы, и разве только после целого ряда совокупных исследований выспраши­вали главное на основании сохранившихся у испытуемого воспоминаний. Таким путем освещались только наиболее характерные душевные явле­ния. Близкое знакомство наблюдателей с традиционным кругом понятий об ощущениях, чувствах и представлениях не позволяло им заметить и на­звать то, что не было ни ощущением, ни чувством, ни представлением.

Лишь только опытные испытуемые на основании самонаблюдения над переживаниями во время исследования начали сообщать непосредст­венно после опыта полные и беспристрастные данные о течении душев-

¹ Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гип-пенрейтер, В.В.Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 21—27.

Кюльпе О. Психология мышления 591

ных процессов, тотчас же обнаружилась необходимость расширения преж­них понятий и определений. Было обнаружено существование таких яв­лений, состояний, направлений, актов, которые не подходили под схему старой психологии. Испытуемые стали говорить на языке жизни, а пред­ставлениям во внутреннем мире отводили лишь подчиненную роль. Они знали и думали, судили и понимали, схватывали смысл и толковали об­щую связь, не пользуясь существенной поддержкой случайно всплываю­щих при этом чувственных представлений.

Приведем несколько примеров. Испытуемых спрашивают, понимают ли они предложение: «Лишь только золото замечает драгоценный камень, оно тотчас же признает превосходство его сияния и услужливо окружает камень своим блеском»". В протокол после того вносится: «Вначале я обра­тил внимание на выделенное слово золото. Я понял предложение тотчас же, небольшие трудности составило только слово видит. Далее мысль перене­сла меня вообще на человеческие отношении с намеком на порядок ценно­стей. В заключение я имел еще что-то вроде взгляда на бесконечную воз­можность применения этого образа».

Здесь описан процесс понимания, который происходит без представ­лений, но лишь при посредстве отрывочного внутреннего языка. Сверх то­го, непонятно, как могла возникнуть идея о порядке ценностей или же мысль о бесконечной возможности применения образа благодаря чувст­венному содержанию сознания?

Еще один пример. «Понимаете ли вы предложение: мышление так необычайно трудно, что многие предпочитают просто делать заключения». Протокол гласит: «Я знал сейчас же по окончании предложения, в чем суть. Однако мысли были еще совершенно неясны. Чтобы выяснить себе положение, я стал медленно повторять все предложение, и когда повторил, мысль сделалась ясной, я могу теперь передать ее следующим образом. Делать заключение означает здесь — высказывать нечто, не задумываясь, иметь готовый вывод в противоположность самостоятельным выводам мышления. Кроме тех слов предложения, которые я слышал и затем вос­производил, в моем сознании не было никаких других представлений».

И здесь оказывается не обычный процесс мышления, но мышление без наглядных представлений. Следует отметить, что оба испытуемых указыва­ли на то, что процесс понимания представляется им аналогичным также и при осмысливании более трудных положений. Таким образом, здесь мы имеем не искусственный продукт лабораторий, вскрывающий эти выводы, но самую живую действительность.

Но если мысли отличаются от представления красок и тонов, лесов и садов, людей и зверей, то, следовательно, можно отметить подобное же раз­нообразие в проявлении, течении и формах мыслей, соответствующих этим представлениям. Мы знаем, какая закономерность царит в представлениях. Мы говорим об ассоциациях: репродукции, всплывании представлений, о влиянии одних представлений на другие связи их между собой.

592 Тема 7. Человек как субъект познания

Если мысли не отличаются от представлений, то при заучивании сти­хов первые должны запоминаться с такой же трудностью, как и последние. Однако стоит нам припомнить, как мы заучиваем наизусть, и мы увидим, что в последнем случае происходит нечто совершенно иное. Внимательно­го прочтения стихов достаточно, чтобы иметь возможность вновь припом­нить содержание мыслей. Только этим путем при чисто психических прие­мах достигаем мы тех плодотворных результатов, которые обнаруживаются при репродукции содержания наших мыслей во время проповедования, при чтении лекций, при игре на сцене, при создании беллетристических произ­ведений, работы над научным сочинением или же в течение длительных разговоров.

Особенно важное доказательство этому мы находим у Бюлера в его исследованиях относительно парных мыслей: ассоциации между мысля­ми образуются несравненно быстрее и прочнее, чем между словами. Кто может заучить ряд из 20 — 30 слов, услышав его только один раз, так, что­бы иметь возможность при назывании одного члена ряда правильно и бы­стро ответить другим парным словом? Если бы кто-либо был в состоянии это проделать, то обладателя такой феноменальной памяти мы бы счита­ли необыкновенным человеком. Однако такие именно результаты легко достижимы при заучивании парных мыслей, как показали эксперимен­тальные исследования. Мы даем для иллюстрации подобный ряд.

I. Самосознание и продуктивность работы — духовное ничтожество натурализма.

И. Увеличение народонаселения в новое время — борьба племен в будущем.

III. Современная машина — колесница Фаэтона человеческого духа.

IV. Благородная сила мысли — портрет Канта.

V. Сущность языка — художник и картина.

VI. Колонии Германии — поэт при распределении мира¹.

VII. Наполеон и королева Луиза — гениальный варвар.

VIII. Единственный и общество — свобода есть самоограничение.

IX. Знание есть сила — господство над природой.

X. Пределы, видимые в телескоп, — бесконечность вселенной.

Задача в этих исследованиях состоит в том, чтобы установить мыс­ленную связь между двумя членами этого ряда. Особенно удивительно, как легко это удается и как долго удерживается нами мысль. Еще на сле­дующий день такой ряд может быть воспроизведен безошибочно. Еще ха­рактернее тот факт, что иногда при этом слова звучат как-то чуждо или что смысл некоторых членов ряда известен, но соответствующее им вы­ражение не может быть тотчас же найдено.

¹ Стихотворение Шиллера «Die Teilungber Erde», где поэт получает свою часть после других участников дележа.

Кюльпе О. Психология мышления 593

Следует отметить, что один из первых результатов нашей психоло­гии мышления был отрицательным: термины чувств, представлений и их связей, установленные данными экспериментальной психологии до наше­го времени, не давали возможности понять и точнее определить интеллек­туальные процессы. Недостаточными оказались новые понятия о состоя­ниях сознания, достигнутые при посредстве наблюдений над фактами: они способствовали скорее описанию, нежели их объяснению. Уже исследова­ние элементарной деятельности мышления тотчас же показало, что осоз­нано может быть и то, что не имеет наглядного характера, и что самона­блюдение в противоположность наблюдению явлений природы позволяет воспринять и прочно установить такие явления и определенно выражен­ные состояния сознания, которые не даны в виде цвета, звука или образа и не окрашены в чувственный тон.

Значение абстрактных и общих выражений обнаруживается в соз­нании даже тогда, когда, кроме слов, в сознании не дано ничего наглядно­го и переживается и припоминается само по себе независимо от слов. Эти факты обнаружены новым пониманием сознания. Таким образом, непод­вижная до нашего времени схема строго определенных элементов душев­ной жизни была значительно расширена в очень важном отношении.

Этим самым экспериментальная психология была введена в область новых исследований, открывших широкие перспективы. К числу явлений, чувственно несозерцаемых, относится не только то, что мы сознаем, мыс­лим, или то, о чем думаем, с их свойствами и отношениями, но также са­мая сущность актов суждения и многообразное проявление нашей дея­тельности, функции нашего активного отношения к данному содержанию сознания, именно группировка и определение, признание или отрицание.

Наглядно данное содержание могло иметь значение только лишь как искусственная абстракция, как совершенно произвольно выделенное и обо­собленное явление. Для цельного же сознания представления составляли часть явлений, связанных с разного рода влияниями самого сознания и за­висящих от душевных процессов, собственно одаривших их смыслом и цен­ностью для переживания субъекта. Насколько восприятие нельзя считать следствием ощущений, настолько же мало можно понять мышление как те­чение представлений в их ассоциативной связи. Ассоциативная психология в том виде, как она была основана Юмом, потеряла свое всемогущество.

Через посредство мыслей открылся нам путь во внутренний мир, и тут не может быть и речи о мистической силе, будто бы приведшей нас туда; напротив, мы достигли его благодаря пренебрежению нами предрас­судков.

Мысли являются не только чистыми знаками для ощущений, они вполне самостоятельные образования, обладающие самостоятельными ценностями, о мыслях можно говорить с той же определенностью, как и о чувственных впечатлениях, их можно даже считать более положитель­ными, постоянными и независимыми, чем чувственные образы, обуслов-

38 Зак. 2652

594 Тема 7. Человек как субъект познания

ленные деятельностью памяти и фантазии. Но, конечно, их нельзя рас­сматривать так же непосредственно, как объекты наблюдения, как на­глядные предметы.

Опытным путем удалось доказать, что наше «я» нельзя отделить от нас. Невозможно мыслить — мыслить, отдаваясь вполне мыслям и погру­жаясь в них, и в то же время наблюдать эти мысли — такое разделение психики невозможно довести до конца. Сначала одно, затем другое — так гласит лозунг молодой психологии мышления, и эта задача осуществля­ется ею необычайно удачно.

Уже после того как испытуемый выполнит какую-либо задачу мыш­ления, пережитый при этом процесс подвергался новому наблюдению, что­бы возможно глубже и прочнее установить его во всех его фазах. Сравнивая различных испытуемых и различные результаты одних и тех же испытуе­мых, можно было проверить, свободен ли опыт от противоречий.

Поразительное единство мнений в наших работах по психологии мышления, подтверждавших одна другую, было прекрасной иллюстраци­ей результатов наших исследований.

Так были пережиты многие такие акты души, которые до сего вре­мени проходили мимо психологии мышления: обратить внимание и уз­нать, признать и отвергнуть, сравнивать и различать и многое другое. Все эти процессы лишены были обязательного характера наглядности, хотя ощущения, представления и чувства могли их сопровождать.

Следует отметить беспомощность старой психологии, уверенной в том, что эти акты можно определить при помощи сопровождающих их признаков. Так, например, внимание рассматривалось ими как ощущение напряжения некоторой группы мускулов, потому что так называемое на­пряженное внимание сопровождается таким ощущением. Так же точно в представлениях движений была отвергнута воля, так как представления движений обыкновенно предшествуют внешнему проявлению воли. Эти построения, искусственность которых скоро обнаружилась, потеряли вся­кий смысл, лишь только было усмотрено существование особенных пси­хических актов и тем самым ощущения и представления были лишены их всемогущества в сознании.

После того как стали известны эти факты, обнаружилась одна важная новинка. Изменился взгляд на наиболее сложный факт душевной жизни. До сих пор можно было говорить: мы потому внимательны, что наши глаза направлены в известную сторону и мускулы, находящиеся в определенном положении, сильно напряжены. Теперь нам ясно, что понимание такого ро­да совершенно превратно истолковывает сущность вопроса и что с гораздо большим правом можно было бы сказать: мы направляем наши глаза на определенный пункт и при этом напрягаем мускулы, потому что мы хотим на него смотреть; активность выступает на первый план, акт восприятия и механизм представлений — на второй.

Кюльпе О. Психология мышления 595

Наше «я» постоянно находится под влиянием той или иной точки зрения или же определенной задачи и ими же побуждается к деятельности. Можно сказать, что и работа «я» служит цели, заданной самой собой или другими. Мышление теоретика столь же мала нецелесообразно, как и мыш­ление практика. Психологам приходится постоянно с этим считаться. Ис­пытуемый получает какую-либо задачу, определенное наставление, инструк­цию и, находясь под влиянием подобного рода, должен изучать себя при воздействии раздражителей. Испытуемый, например, должен сравнить два света или выполнить движение при знаке ударом или звуком, быстро отве­тить первым пришедшим в мысль словом, какое бы оно ни было, вслед за произнесенным словом исследователя, далее постараться понять данную фразу, вывести заключение и тому подобное. Если испытуемый берется охотно за выполнение опыта и усваивает все необходимое, то подобные за­дачи оказывают на него чрезвычайно яркое положительное влияние. Это влияние имеет особое имя в психологии, именно его называют детермини­рующей тенденцией. «Я» заключает в себе известным образом безгранич­ное множество возможностей реагировать. Если одно из них получает осо­бенное значение, сравнительно с другими, то здесь, очевидно, имеет место детерминирующая тенденция, известный выбор.

Самостоятельное значение задач и определяемая ими роль детерми­нирующей тенденции были совершенно скрыты от ассоциационной пси­хологии. Задачи, подобные указанным, не могут быть предложены для ре­продукций обычным порядком. К задачам приходится подготавливаться, испытуемый с этой целью должен особенно настроиться, так как каждая задача своеобразно направляет психическую работу индивидуальности. Вопросы ставятся не ощущениям, чувствам или представлениям, но неко­торому субъекту, духовная сущность которого не имеет всегда определен­ного содержания, напротив, для целей опыта он должен проявить специ­фическую эластичность при усвоении и выполнении инструкции. Так как подобного рода руководящие и определяющие точки зрения играют роль при любом процессе мышления и далее, так как абстракции и комбина­ции, суждение и заключение, сравнение и различение, нахождение и уста­новка отношений тоже носят характер детерминирующей тенденции, то психология детерминирующей тенденции сделалась существенной частью современной психологии мышления.

Аху удалось очень хорошо показать, что даже ассоциации могут быть побеждены до значительной степени противодействием задач. Помимо то­го что сила, с которой проявляется детерминирующая тенденция, превосхо­дит общеустановленную тенденцию воспроизведения, она не связана в сво­ем проявлении с законами ассоциативных отношений.

Нашему исследованию подверглось влияние задач в простейших случаях.

Показывается, например, слово доска. Испытуемый имеет оптиче­ское представление его, однако может пройти значительное время, пока он

596 Тема 7. Человек как субъект познания

назовет подходящее целое, даже при значительном напряжении умствен­ной деятельности, хотя бы теснилась целая масса всяких представлений. Наконец, он произносит: шкаф, спустя немного более, чем 4 секунды. Те­чение и выполнение начатого акта теснят различные представления, не со­ответствующие данной задаче. Если все же приходит нужное слово, испы­туемый чувствует себя как бы освобожденным от чего-то.

Мы теперь уже в состоянии установить по крайней мере индиви­дуальные формы сознания, в которых соблюдены правила логики и рас­смотрены истина и правильность утверждений. Мы можем определить наличность в нашем сознании понятий и положений и как именно мы их сознаем. Мы можем психологически анализировать работу исследова­теля, изложенную им на основании данных логики, и представить ее в со­ответствующей психологической форме. Само собой разумеется, что не только реальное знание, но и многие другие дисциплины должны быть благодарны современной психологии мышления главным образом за то, что они сделались психологически доступными. В самом деле, нет такого знания, представитель которого не пользовался бы в своих работах мыш­лением в его многообразных формах. Исследователи уже начинают воз­буждать глубоко интересные вопросы, наблюдая разнообразие процессов мышления в различных отраслях знания. Сделанные нами в этом направ­лении первые построения в психологии мышления обещают объяснить связь именно между выбором человеком предмета научных занятий и из­вестным направлением и поведением выбирающего.

Р.Арнхейм ВИЗУАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ¹

Петру и Павлу задали одну и ту же задачу: «Сейчас 3 часа 40 ми­нут; сколько времени будет через полчаса?» Петр поступает так: он пом­нит, что полчаса — это тридцать минут: поэтому надо 30 прибавить к 40. Так как в часе только 60 минут, то остаток в 10 минут перейдет в следую­щий час. Так он приходит к ответу: 4 часа 10 минут.

Для Павла час — это круглый циферблат часов, а полчаса — поло­вина этого круга. В 3 часа 40 минут минутная стрелка стоит под косым углом слева на расстоянии двух пятиминутных делений от вертикали (см. рис. 1). Взяв эту стрелку за основу, Павел разрезает диск пополам и попадает в точку, которая находится в двух делениях справа от вертика­ли, на противоположной стороне. Так он получает ответ и переводит его в числовую форму: 4 часа 10 минут.

И Петр, и Павел решали эту задачу мысленно. Петр переводил ее в количества, не связанные с чувственным опытом. Он производил опера­ции с числами по тем правилам, которые он усвоил с детства: 40+30=70; 70-60=10. Он мыслил «интеллектуально». Павел же применил в этой за­даче соответствующий визуальный образ. Для него целое — это простая законченная форма, половина — это половина этой формы, а ход времени — это не увеличение арифметического количества, а круговое движение в пространстве. Павел мыслил «визуально».

Все и всюду прибегают к визуальному мышлению. Оно направляет фигуры на шахматной доске и определяет глобальную политику на гео­графической карте. Два ловких грузчика, поднимая рояль по вьющейся лестнице, пользуются визуальным мышлением, чтобы представить себе сложную последовательность подъемов, толканий, наклонов и разворотов инструмента. Кошка мыслит визуально, когда собирается преодолеть ко-

¹ Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гип-пенрейтер, В.В.Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 97—107.

Тема 7. Человек как субъект познания

варный лабиринт, состоящий из выступов и впадин, одним элегантно рассчитанным прыжком.

Рис. 1

Во всех этих случаях элементы про­блемной ситуации изменяются, перестраи­ваются и трансформируются; внимание переключается; вводятся новые функции и вскрываются новые взаимосвязи. Такие операции, если их предпринимать с целью прийти к решению, составляют то, что на­зывается мышлением. И все же педагоги и психологи до сих пор не решаются при­знать, что процессы перцептивного мыш­ления столь же трудны и результативны, требуют столь же большого разума, что и использование интеллектуальных понятий. Мы жертвы укоренившегося представления, согласно которому мыш­ление происходит в отрыве от перцептивного опыта. Считается, что чувст­ва связаны с отдельными конкретными явлениями, поэтому их роль ог­раничена сбором сырья для накопления опыта. Дальнейшая обработка сенсорных данных осуществляется «высшими» способностями разума. Что­бы учиться на опыте, разум должен из частностей выводить обобщения, а царство обобщений, как полагают, не может иметь ничего общего с прямым восприятием.

Может быть, это угнетение чувств было неизбежным: наша цивили­зация должна была заплатить эту цену за очевидные успехи наук, достиг­нутые теоретизированием с помощью бестелесных понятий. Из-за этого сдвига методов и ценностей искусство стали рассматривать как средство простого развлечения или украшения.

Однако чувства — это не просто служители интеллекта, не только его поставщики сырья. Визуальное мышление — это мышление посредством визуальных операций. Приведу пример из художественной деятельности. У тех, кто считает, что художники мыслят, распространено мнение, что мыш­ление, будучи по необходимости неперцептивным процессом, должно пред­шествовать созданию образа, так что, скажем, Рембрандт вначале интеллек­туально раздумывал над убогостью человеческого бытия и лишь потом вложил результаты своих размышлений в свои картины. Если считать, что художники не думают только тогда, когда рисуют, то нужно понять, что ос­новной способ, которым художник пользуется, чтобы справиться с пробле­мами существования, — это изобретение и оценка образов и манипулирова­ние ими. Когда такой образ достигает конечной стадии, художник воспринимает в нем исход своего визуального мышления. Другими

Арнхейм Р. Визуальное мышление 599

словами, произведение изобразительного искусства является не иллюст­рацией к мыслям его автора, а конечным проявлением самого мышления.

То же самое относится и к той пользе, которую получает от перцеп­тивного материала учащийся. Я помню, как был недавно шокирован, ко­гда услышал от одного канадского чиновника напоминание о том, что его страна граничит с двумя могущественными соседями, Соединенными Штатами и Россией. Уроженец Европы, я всегда думал, что Россия была соседом с востока, и, эмигрировав в Соединенные Штаты, я представлял эту страну далеко позади. Мое новое американское образование получи­ло хороший толчок вперед, когда до меня дошел тот факт, что то, что да­леко на востоке, довольно близко на северо-западе. Эта мысль потребова­ла конкретной реорганизации визуальных отношений на карте мира, которую я себе представлял.

Активное владение наглядным материалом возможно только в том случае, когда существенные свойства объектов мышления при помощи об­раза наглядно объясняются. Иногда считают само собой разумеющимся, что простой показ картинок, изображающих определенного рода объект, позво­лит учащемуся подхватить мысль, как подхватывают насморк. Но никакую информацию о предмете не удается непосредственно передать наблюдателю, если не представить этот предмет в структурно ясной форме.

Видеть свойства какого-либо предмета — значит воспринимать его как пример воплощения определенных общих понятий, видеть предмет кругом — значит видеть в нем круглость, т.е. всякое восприятие состоит в схватывании абстрактных черт. Вопреки существовавшей долгое время традиции мы не можем ограничить термин «абстрактное» только тем, что лишено сенсорных качеств. Термины «конкретное» и «абстрактное» ни в коей мере не могут служить для сортировки видов опыта по двум кон­тейнерам. Они не являются антонимами и не принадлежат к двум взаи­моисключающим популяциям. Конкретность — это свойство всех вещей, физических и умственных, но многие из этих же самых вещей могут слу­жить абстракциями.

Теперь мы готовы предположить, что чувство зрения действует пу­тем образования визуальных понятий, т.е. путем форм, которые соответ­ствуют внешнему виду предметов в данном окружении. Эти визуальные понятия имеют свои эквиваленты в рисунках и картинах. Особенно яр­ко они видны на ранних ступенях умственного развития, когда они еще просты. Интересны, например, рисунки одной шестилетней американской девочки, которая при помощи червонных сердечек изображает руки, но­сы, кулоны, лиф платья — декольте и т.д. Сердечко — это простая и действительно удобная форма, но этот ребенок применяет ее совершенно оригинально. Она открыла шаблон, который соответствует ее собственно­му чувству формы и в то же время отвечает внешнему виду многих ве­щей в этом мире.

600 Тема 7. Человек как субъект познания

Мышление занимается предметами и событиями известного нам ми­ра. Поэтому в процессе мышления эти предметы и события должны присут­ствовать и быть объектами действия. Если они присутствуют реально, то мы можем воспринимать их, думать о них, пользоваться ими. По сути дела, об­ращение с предметами — это мышление руками.

Когда предметы физически отсутствуют, они представлены косвен­но нашей памятью и знаниями о них. В какой форме память и знания поставляют необходимые факты? Проще всего ответить — опыт отклады­вается в образах, и этими образами мы оперируем так же, как если бы они были самими оригиналами.

Однако этот простой ответ ставит новые вопросы. Действительно ли умозрительные образы присутствуют при мышлении? Или — еще более парадоксально — не сталкиваемся ли мы с той же проблемой, что предме­ты, представленные как «лично», так и в образах памяти, не считаются пригодным для мышления материалом?

К концу XIX — началу XX в. психологи начали искать эксперимен­тальный ответ. Они задавали испытуемым вопросы, заставляя их думать, а потом опрашивали: «Что происходило в вас?». Из полученных резуль­татов Карл Бюлер в 1908 г. сделал вывод, что «в принципе любой сюжет полностью и отчетливо мыслим и понятен без какого-либо участия вооб­ражения».

Учение о «мысли без образов» не утверждало, что при мышлении от­сутствует что-либо наблюдаемое. Экспериментаторы не указывали, что плод мысли падает из ничего. Напротив, предполагалось, что мышление часто происходит осознанно, но это осознанное событие считалось по природе сво­ей отличным от воображения. Даже опытные наблюдатели терялись при попытке объяснить, что происходит в их умах, когда они мыслят.

Когда мы сегодня возвращаемся к спору о роли воображения в мыш­лении, мы видим, что выводы были неудовлетворительны из-за смешения двух задач. Вопрос о том, требует ли мышление участия воображения, счи­тался равносильным вопросу о том, отмечает ли сознание эту роль вообра­жения. Обе стороны, по-видимому, согласились, что если интроспекция не устанавливает хотя бы минимальных следов воображения в каждом про­цессе мышления, то невозможно утверждать, что воображение необходимо. Так называемые «сенсуалисты» пытались объяснить негативные результа­ты многочисленных экспериментов, предположив, что «автоматизм и меха­низация» могут свести визуальный компонент мысли к «слабой искорке сознательной жизни» и что в таких условиях экспериментальные наблюда­тели вряд ли могли правильно идентифицировать «неподдающиеся анали­зу вырожденные образцы» (Эдвард Б. Титченер).

Здесь возникает сомнение относительно природы воображения. Мо­жет быть, психологи тех дней и их испытуемые не отмечали присутствия образов потому, что их опыт не совпадал с их понятием образа. Действи-

Арнхейм Р. Визуальное мышление 601

тельно, слово «умственный образ» смущает большинство из нас. Он предпо­лагает полный, красочный и верный отпечаток какой-то видимой сцены или объекта, ощутимо плавающий в уме. Немецкое слова «Vorstellung» (представление) менее эмпирическое, оно избегает этого подтекста и пото­му представляется более подходящим. Но его значение неясно. Оно непе­реводимо, так как неясно, что оно описывает. Иногда оно передается на анг­лийском языке словом «representation» (представление) — термином, который показывает, какую роль должно выполнять данное явление, одна­ко не описывает природы самого явления.

Итак, что же такое умственные образы?

В качестве первого допущения можно предположить, что память способна вырывать объекты из их контекста и показывать их в изоля­ции. Беркли признавал, что он «способен абстрагировать в одном смыс­ле, а именно, рассматривать некоторые конкретные части и свойства от­дельно от других, с которыми они объединены в каком-то объекте, но, возможно, могут реально существовать без них». Например, он мог вооб­разить «человеческое туловище без конечностей». Такого рода количе­ственная разница между образом памяти и полной массой материала стимула теоретически понятна легче всего. Она не противоречит поня­тию о том, что перцепция — это механическая копия того, что содержит внешний мир, и что роль памяти сводится к простому сохранению такой копии в неизменном виде. При этом считается, что разум может выре­зать куски из ткани памяти, оставляя самое ткань неизменной. Он мо­жет по-своему склеивать материал памяти, создавая в воображении кен­тавров или грифонов, сочетая механически воспроизведенные «куски реального».

Фрагментарные воспоминания действительно часто отмечаются в экспериментах с памятью. Один из подопытных Курта Коффки в ответ на словесный стимул «юрист» сказал: «Вижу только портфель в руке!» Еще чаще предмет или несколько предметов возникают в памяти на пустом фоне, полностью лишенные своего естественного окружения.

Но между берклиевым «туловищем без конечностей» и рукой юри­ста, которая держит портфель, — очевидная разница. Беркли говорит о нецелом предмете из природы — искалеченном теле или отбитом торсе, — который воспринимается полностью. Во втором случае мы имеем непол­ное восприятие целого предмета, мы видим только его существенную де­таль. Такого рода неполнота характерна для умственной образности. Парадоксально, что при этом предполагается перцептивное присутствие того, что мы не воспринимаем. Юрист присутствует, но большая часть его не видна.

В большинстве случаев воображение слишком туманно проявляет де­тали, чтобы позволить чисто перцептивное разграничение. Чаще всего раз­ница определяется тем, что психологи называют «смыслом» образа. Наблю-

602 Тема 7. Человек как субъект познания

датель может заявить: «Я вижу этот предмет и неясно, и неполностью, но я знаю, что это такое!»

Как обычно, проблема «смысла» в восприятии вызвала разделение психологов на два лагеря: одни считают, что чувственные образы допол­няются интеллектуальными знаниями о данном предмете; другие исходят из того, что смысл — это эффект наложения прошлых образов на текущие

образы в памяти. Я разделяю последнее мнение, ибо я уверен, что интел-

лектуальное знание само по себе не может влиять на характер визуального образа. Только образы могут влиять на образы.

Но если мы согласимся, что образы придают смысл образам, то по­требуются дополнительные разъяснения. Беркли утверждал, что фраг­ментарных умственных образов недостаточно для создания визуального эквивалента понятия. Чтобы визуализировать понятие о лошади, недос­таточно способности вообразить лошадь без головы или без ног. Образ должен быть свободен от всех ссылок на те свойства, которыми лошади отличаются одна от другой; а это, утверждал Беркли, невозможно себе представить.

В начале нашего века несколько заслуживающих уважения исследо­вателей независимо друг от друга установили, что именно обобщенность и приписывают наблюдатели формам тех образов, которые они видят. Альф­ред Бине подверг двух своих малолетних дочерей, Арманду и Маргариту, длительным и точным расспросам. Однажды он заставил Арманду прове­рить, что случится, когда он произнесет слово «шляпа». После этого он спро­сил, думала ли она о шляпе вообще или о какой-то конкретной шляпе. Ре­бенок дал классический интроспективный отчет. («Это подход не с той стороны: я стараюсь представить себе один из всех этих предметов, которые объединены этим словом, но я не представляю себе ни одного из них».) Би­не отмечает, что опровержением Беркли звучит отчет одной из девочек, о «даме, которая одета, но невозможно сказать, белое на ней платье или чер­ное, светлое или темное».

В аналогичной серии опытов, результаты которых были опублико­ваны в 1912 г., Коффка получил много Allgemeinvorstellungen (обобщен­ных образов), которые зачастую совершенно «нечетки»: развевающийся трехцветный флаг, довольно темный, непонятно, расположены ли цвета вертикально или горизонтально; поезд, о котором не скажешь, пассажир­ский он или товарный; монета без определенного достоинства; «схемати­ческая» фигура, которая может быть мужской или женской.

Читая эти отчеты об экспериментах, замечаешь в формулировках ис­следователей и наблюдателей тенденцию обойти парадокс образов, которые одновременно и частны и общи. Из всех психологов один Эдвард Б.Титче-нер нашел в себе талант и смелость точно рассказать о том, что он видит, как бы ни противоречили его наблюдения теории здравого смысла. В своих «Лекциях по экспериментальной психологии мышления» он пишет:

Арнхейм Р. Визуальное мышление 603

«...при обычной деятельности мой ум — это довольно полная картинная галерея, в которой нет законченных картин, а лишь импрессионистские эски­зы. Когда я читаю или слышу, что кто-то сделал что-то скромно, или важно, или гордо, или низко, или любезно, я вижу визуальный эскиз скромности, или важности, или гордости, или низости, или любезности. Величавая героиня вы­зывает у меня вспышку, в которой я вижу высокую фигуру, и единственная яс­ная часть у нее — это рука, придерживающая серо-стальную юбку; униженный проситель вызывает у меня вспышку с согнутой фигурой, единственная ясная часть которой — это согбенная спина, хотя иногда видны также руки, сложен­ные умоляюще перед отсутствующим лицом... Все эти описания могут быть или самоочевидными, или нереальными, как сказка».

Это голос новой эры. Со всей ясностью, которой можно достичь с по­мощью слов, Титченер указывает, что нецелостность умственного образа — это не просто дело фрагментации или недостаточно ясного понимания, это положительное качество, которым отличается умственное воспри­ятие предмета от физической природы самого предмета. Тем самым он избегает ошибки «стимула», или — он предлагает без сомнения более удачные названия — «ошибки-вещи» или «ошибки-предмета», т.е. допу­щения, что умственная картина предмета идентична его объективным свойствам.

Важна ссылка на живопись и на импрессионизм. Титченерово опи­сание визуального опыта («эскизов» и «вспышек») так же фундаменталь­но отличается от описаний других психологов, как картины импрессио­нистов от работ их предшественников. Вместо того, чтобы выписывать во всех деталях форму человеческой фигуры или дерева, импрессионист да­вал аппроксимацию — несколько мазков, которые и не должны были соз­давать иллюзию выписанной фигуры.

Конечно, эскизное изображение, нарисованное на холсте или пред­ставшее перед мысленным взором, может быть неточным и путанным, но и тщательно выписанная картина тоже мажет быть такой. Здесь де­ло в бесформенности, а не в бездетальности. Это зависит от того, орга­низован ли опорный скелет образа, упорядочен ли он. Собирательные изображения здоровых или болезненных людей, полученные Фрэнси­сом Гэлтоном путем многократного наложения фотопортретов многих лиц, мутны и невнятны из-за отсутствия формы, а не потому, что они неясно очерчены. При этом расплывчатость составных фотографий не спасает их от конкретности. Не являются они и «обобщенными» толь­ко потому, что исходят из множества индивидуальных образов. Это за­метил Уильям Джеймс, который напомнил, что «обобщенный характер как резкого образа, так и расплывчатого образа зависит от того, ощу­щается ли он в своей существенной функции. Эта функция — это за­гадочная прибавка, его понимаемый смысл». То же самое озадачило и Титченера, который считал, что в психологии говорить об абстрактной идее так же неправильно, как говорить об абстрактном ощущении. Это,

604 Тема 7. Человек как субъект познания

говорил он, «смешение логики с психологией». Он не понимал, что кон­кретность и абстрактность не исключают друг друга и что конкретный образ может, сохраняя конкретность, испытываться как абстрактный, если он рассматривается как образ вида предметов, а не просто как об­раз одного индивидуального представителя.

Сэмюэл Джонсон определил результат абстрагирования как «мень­шую величину, обладающую достоинством или силой большей». Такое оп­ределение содержит намек на более богатую и точную оценку абстракции, чем у представителей традиционной логики.

Абстракция — это не просто отбор образца из популяции и не обра­зец ее основных черт. Например, определение или группа определений мо­гут выделять один вид предметов из других, не являясь в то же время дей­ствительной абстракцией этого предмета. Точно так же простой знак или намек не является абстракцией. Клочок волос, подобранный сыщиком, не является абстракцией преступника. Однако запачканная кровью разно­цветная одежда Иосифа — это больше, чем вещественное доказательство и свидетельство катастрофы. Для читавшего Библию, так же как и для отца и братьев Иосифа, — это сильнейшая зрительная абстракция семей­ной драмы.

Извлекать существенные черты из данного типа явлений бытия мож­но только при условии, если это явление организовано в такое целое, в ко­тором какие-то характеристики занимают ключевые позиции, а другие — второстепенны, случайны. При этом нас интересует не выявление частных свойств, а описание структурных характеристик. Например, холодность че­ловека — это не отдельное автономное свойство, как если бы мы говорили о холодной печке или холодной луне, а общее качество, влияющее на мно­гие стороны поведения этого человека. Чтобы лучше уяснить себе эту ха­рактеристику абстракции, можно ввести различие между емкостным поня­тием и типом.

Понятие емкость — это сумма свойств, по которым можно узнать данный вид сущности. Тип — это структурная основа такого вида сущно­сти. Абстракции, характерные для творческого мышления как в науке, так и в искусстве, — это типы, а не емкости. Примером может служить исследование Эрнста Кречмера, посвященное типам человеческого тела.

Кречмер отмечает, что его описание типов основано не на том, что на­блюдается в большинстве случаев, а на примерах «самых блестящих» про­явлений. Его «классические случаи» представляют собой «счастливые на­ходки», которые не часто встречаются в обыденной жизни. Тип — это не набор свойств, которые либо наличествуют, либо отсутствуют у данного ин­дивидуума. Для точности Кречмер настаивает на использовании метода со­ставных фотографий и на измерениях, но считает их вспомогательным ма­териалом, который не может заменить визуального впечатления.

Арнхейм Р. Визуальное мышление 605

Для пояснения творческой работы визуального воображения необхо­димо также показать различие между статическими и динамическими по­нятиями.

Обычно понятия стремятся к простой и четкой форме, к Платоновой жесткости, и это вызывает трудности в тех случаях, когда в охватываемый ими интервал входят существенные качественные различия. Соответствую­щие объекты могут быть столь непохожи друг на друга, что обнаружить их принадлежность к единому семейству явлений может только зрелый ум. Юному же уму они представляются такими же разными, как утренняя и ве­черняя звезда в понимании древних. Ярким примером смены ряда стати­ческих понятий одним динамическим может служить история конических сечений в геометрии.

Эти различные кривые (окружность, эллипс, парабола и т.д.) благода­ря их подкупающей простоте и законченному строению считались незави­симыми сущностями. Но если разрезать конус, сохраняя параллельность се­чений или изменяя их ориентацию, то можно незаметно проскочить через замечательные формы окружности, эллипса и т.д. Плавные переходы затме­вают качественные изменения. Предположим, что секущая площадь входит в конус параллельнее его оси; в этом случае сечение имеет вид гиперболи­ческой кривой, которая постепенно становится все больше по размеру и все более острой и, наконец, превращается в две прямых, пересекающихся под углом. Точно так же, если опускать на конус секущую плоскость, перпенди­кулярно к его оси, то первым сечением будет точка, а затем она расширит­ся в окружность, которая будет увеличиваться в размерах, не меняя формы. Совсем иное случится, если текущая плоскость будет изменять угол накло­на. Теперь круговое сечение начинает вытягиваться, превращается в эллипс, становится все длиннее и длиннее, наконец, разрывается с одной стороны, ко­гда плоскость становится параллельной одной из образующих конуса: по­лучается парабола. При этом окружность, эллипс, парабола, будучи фазами непрерывной последовательности, представляют собой качественно-различ­ные фигуры.

Так как эти геометрические фигуры вначале рассматривались как от­дельные, статические понятия, их пришлось рассматривать заново, чтобы они стали различными сторонами одного и того же единого динамического понятия. Такая перестройка восприятия, идущая против первичных пока­заний органов чувств, заставляет рассматривать эллипс как искаженную ок­ружность, а прямую линию — как предельный случай параболы. Это пре­красный пример визуального обобщения в творческом мышлении.

До сих пор мы рассматривали, как правило, умственные образы фи­зических предметов. В заключение обсудим вопрос о том, насколько «аб­страктным» может быть умственный образ?

Некоторые случаи визуализации теоретических понятий можно от­нести к обычным метафорам. Гербарт Зильберер сообщал о «гипнагоги-

606 Тема 7. Человек как субъект познания

ческих состояниях», которые он часто испытывал, когда пытался думать, но впадал в сонливость. Однажды, после безуспешной попытки сопоста­вить тогдашнюю философию Канта и Шопенгауэра, его неудача спонтан­но приняла образ «угрюмого секретаря», который никак не хотел выдать информацию. В другом случае, после попыток лучше изложить неудач­ный отрывок в своих сочинениях, он увидел себя строгающим кусок де­рева. Здесь образы отражают почти автоматический параллелизм между работой мысли и событиями физического мира.

Но эти образы не должны быть обязательно точными отпечатками физического мира. Рассмотрим следующий пример из полуснов Зильбе-рера. В сумеречном состоянии дремы он размышляет о «суждениях транссубъективной ценности». Могут ли суждения быть ценны для всех? Очевидно, единственным путем к поиску ответа будет исследование соот­ветствующих экспериментальных ситуаций. В мозгу дремлющего мысли­теля неожиданно возникает образ большого круга или прозрачного шара в воздухе и вокруг него — люди, головы которых находятся внутри кру­га. Здесь исследуемая идея видится довольно схематично, но зато некото­рые ее аспекты становятся метафорически ощутимыми: все головы соб­раны в единой области, а тела исключены из этого сообщества. Хотя этот образ абсолютно фантастичен как физическое событие, он очень функцио­нален по отношению к идее, которая в нем воплощена.

Мы готовы указать, что воображение не ограничено представлением предметов и событий. Сведение предметов к нескольким важным вспыш­кам направления и формы ведет к появлению в воображении «абстракт­ных» форм, т.е. пространственных конфигураций, не имеющих прямого от­ношения к реалиям физического мира.

Об абстрактных образах редко пишут в психологической литерату­ре. В то время, когда проводились исследования умственного воображе­ния, необъективное описание определенного содержания было еще непо­стижимо. Теодюль Рибо, собравший девятьсот ответов, дает только один случайный пример — один из его наблюдателей видел бесконечность в форме черной дыры. И все же я решаюсь предположить, что «абстракт­ное» воображение принадлежит к числу обычных орудий мозга. Мы об­наружим его не только в форме бесполезного аккомпанемента к размыш­лениям, но и в виде необходимого средства демонстрации и эксперимента, когда мы размышляем на теоретические темы. Эти необъективные ме­тафоры, видимо, и были теми самыми «нечувственными ощущениями от­ношений», которые своей парадоксальностью вызывали столько трудно­стей в дискуссиях о мышлении без образов. Эти несуществующие вещи существуют. Неудивительно, что наблюдатель описывал свое мышление как безобразное, если под образом он понимал плавающее подобие до­вольно реальных человеческих фигур или обеденных столов. Воспитан­ный на реализме традиционной живописи, такой наблюдатель, возможно,

Арнхейм Р. Визуальное мышление 607

был просто неспособен постичь «абстрактные» образы. Даже и в этом случае такие образы могут быть совершенно обычными и действительно необходимыми для любого ума, который размышляет над обобщенными идеями, но при этом не может обойтись без реальной обобщенности чис­тых форм.

Элементы мышления в восприятии и элементы восприятия в мыш­лении дополняют друг друга. Они превращают человеческое познание в единый процесс, который ведет неразрывно от элементарного приобрете­ния сенсорной информации к самым обобщенным теоретическим идеям.

Ответственный редактор и составители текстов - В.В.Петухов, Ю.Б.Дормаше С.А.Капустин — преподаватели кафедры общей психологии факультета психологии МГУ имени М.В.Ломоносова. Более 10 лет ведут целостный кур.-общей психологии на дневном и спецотделениях факультета. В 1993 году за создание этого курса В.В.Петухов был удостоен Ломоносовской премии

Курс общей психологии - фундаментальный для образования психологов всех специализаций,исследователей и практиков. Трехтомное собрание оригинальных психологических текстов, дополняющее любой базовый учебник, предназначено для проведения семинарских занятий по данному курсу и самостоятельного чтения. В первом томе представлен раздеп "Введение" (темы 1—7), в котором органично сочетаются предметный, исторический и эволюционный подходы к изложению психологии. Читатели знакомятся с научными представлениями о психике, сознании человека, сопоставляя их с житейскими, узнают о становлении предмета психологии, ее основных понятиях, проблемах, принципах их решения Книга может быть интересна и полезна всем, кто увлекае^тгя научной психологией и хочет познакомиться с ней по первоисточникам

5-93692-037-

9 785936»920370

ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Тексты в трех томах

Том 1. Введение

Том 2. Субъект деятельности. Книга 1

Субъект деятельности. Книга 2

Том 3.Субъект познания. Книга 1

Субъект познания. Книга 2