ПСИХОЛОГИЯ

 

 

Карл Роджерс

ПСИХОЛОГИЯ

СУПРУЖЕСКИХ

ОТНОШЕНИЙ

ВОЗМОЖНЫЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ

ЭСМО

ББК 88.5 Р60

Перевод с английского В. Гаврилова Серийное оформление художника Е. Савченко

Роджерс К

С5рия основана в 2000 году

Р60 психология супружеских отношений. Возмож-

ные альтернативы / Пер. с англ. В. Гаврилова. — М.: Изд-во Эксмо, 2002. — 288 с. (Серия «Психология для всех»).

ISBN 5-699-00510-2

Вэтой замечательной книге Карл Роджерс исследует внутреннюю реальность самых фундаментальных отношений — отношений между мужчиной и женщиной. Автор, имеющий богатейший опыт психотерапевтической работы вообще и общения с семейными парами в частности, делится с читателями своими прогрессивными взглядами на проблемы супружеских отношений.

Главный вывод его рассуждений в том, что современный брак — это не обязанность и не проклятие, не принесение себя в жертву и не реализация чьих-то надежд и ожиданий. Брак — одна из разновидностей человеческих отношений, в которых человек может и должен быть счастлив. Как достигается гармония семейных отношений, каковы возможности и перспективы этих взаимоотношений, в чем заключаются проблемы и ограничения и каковы пути их преодоления — эти и многие другие самые злободневные вопросы непредвзято и некритично рассматриваются в данной работе.

Пусть читателя не пугает тот факт, что автор рассматривает среди прочего проблемы, казалось бы, нашему обществу не свойственные. В этом отношении важно не столько то, в чем именно заключаются проблемы, сколько то, как они возникают, что приводит к неудачам в построении отношений и как выработать адекватное к ним отношение.

Для широкого круга читателей.

ББК 88.5

Щ © ООО «Издательство «Эксмо», 2002

ISBN 5-699-00510-2 © Издательство «Сова», 2001

Хелене

Самостоятельной личности —

самоотверженной,

любящей,

несгибаемой;

моему товарищу

на наших таких разных,

но пересекающихся дорогах;

украшению моей жизни;

женщине,

которую я люблю

и которая —

к счастью для меня —

является моей женой.

 

Введение

Почему я пишу эту книгу?

Я часто задавал себе этот вопрос, и ответ на него получился самым неожиданным: «Потому что я люблю молодежь». Так было всегда, а сейчас — в особенности. Многое о жизни я узнал именно от молодых людей — моих юных коллег, друзей и, наконец, внуков. Я старался глубже проникнуть в их внутренний мир, понять, что их радует, огорчает или озадачивает. Я считаю огромной удачей, что большинство моих друзей и знакомых на тридцать, а то и на пятьдесят лет моложе меня. Некоторые из них олицетворяют для меня надежду всей нашей «бело-голубой планеты» на ее пути в очень темных глубинах космоса.

Благодаря общению с молодыми людьми мне стали понятны их сомнения, опасения, радости, огорчения и даже милая беззаботность, с которой они пытаются строить свои взаимоотношения. Они считают, что эти взаимоотношения не обязательно должны продолжаться всю жизнь, но могут стать чем-то более значительным, нежели просто мимолетная связь.

Я много думал об этом, и мне захотелось помочь им в их поисках новых типов брака и различных альтернатив ему. Тогда я решил написать — не книгу благоглупост-ных рекомендаций, конечно, а, может быть, нечто действительно новое.

Поначалу представления о том, в чем могла бы заключаться эта новизна, были весьма туманны, но постепенно они стали прорисовываться.

Я знаю, что в литературе вы сможете найти все что угодно о внешних аспектах брака и партнерства. Вы

прочитаете о различиях между мужчинами и женщинами в их сексуальных потребностях и ритмах. Вы найдете руководство, в котором будет сказано, как довести ваши половые акты до совершенства. Вы изучите историю брака как общественного института. Вы выясните, сколько молодых людей студенческого возраста живут вместе, не вступая в брак. Вы ознакомитесь с перечнями, составленными по результатам опросов и выявляющими главные причины удовлетворенности и неудовлетворенности у супружеских пар, — и т. д. и т. п. Мы завалены информацией. Однако очень редко нам удается увидеть истинную картину того, что представляют собой взаимоотношения изнутри, как они воспринимаются и переживаются на опыте. Это и есть тот новый элемент, который я хотел бы добавить.

Я начал размышлять о богатстве жизненного опыта некоторых известных мне мужчин и женщин, состоящих в брачных и иных союзах. Смогу ли я воспользоваться этим богатством? Захотят ли пары и отдельные люди пойти на откровенность в рассказах о себе? Истории каких союзов окажутся самыми интересными и поучительными? Реальна ли возможность развернуть живую панораму внутренних и внешних конфликтов, счастливых моментов любви, минут страдания и месяцев замешательства, ревности, отчаяния, из которых и складываются взаимоотношения?

Итак, я начал опрашивать пары, записывая наши беседы на магнитофон. Кого-то я попросил написать мне о своих личных переживаниях и ощущениях, связанных с совместной жизнью. Меня поразило то, какой отклик я получил. Я ни разу не столкнулся с формальным отказом. Напротив, отдельные люди и пары с готовностью рассказывали о глубоко личных особенностях своего брака (или альтернативных союзов), о том, как эти взаимоотношения воспринимаются изнутри. Благодаря их мыслям и наблюдениям у меня, а значит и у читателей этой книги, появился познавательный и поучительный материал. Взгляд на все перипетии таких союзов с точки зрения человека, который

переживает их на опыте, позволяет, по моему мнению, достигнуть нескольких важных целей. Подобные материалы не внушают читателю: «Вот каким ты должен быть», не указывают: «Избегай этого пути» и не подразумевают однозначных выводов. Просто мужчина или женщина говорят: «Вот как получилось и получается у меня или у нас, и мы надеемся, что наш опыт поможет вам на вашем извилистом и рискованном пути».

По моим представлениям, такие глубоко личные «взгляды изнутри» — не только лучший способ обучения, но, возможно, и указание пути к новой, более гуманной, науке о человеке. Впрочем, эти рассуждения могут увести нас слишком далеко от назначения данной книги.

Разбирая имеющиеся у меня материалы опросов и личных писем, я старался сформировать достаточно широкий спектр личностей и ситуаций, которые, как я полагал, окажутся наиболее интересными и полезными. Я тщательно отредактировал материал, чтобы скрыть имена, адреса и другие нарушающие анонимность детали. Однако я не затрагивал личностное, психологическое содержание. Между тем, поскольку я очень критически относился к тому, что войдет в книгу, а что — нет, мне следует перечислить критерии, которыми я руководствовался.

1. Можно ли утверждать, что люди (по отдельности или вместе) открыто, непринужденно и честно рассказывают о своих взаимоотношениях? В этих рассказах и письмах о браке, совместном проживании или сексуальных связях вне брака сообщают ли они все как есть (или как было)? Я полагаю, что от «объективного», внешнего, фактографического описания взаимоотношений не может быть ни малейшей пользы, каким бы точным оно ни казалось, в то время как взгляд изнутри, из глубины, как раз затронет читателя за живое. Вам предстоит составить собственное суждение о том, прав ли был я, придерживаясь этого критерия отбора.

2. Я старался выбирать людей, имеющих достаточно долгий жизненный опыт для того, чтобы видеть

взаимоотношения или их распад в некоторой перспективе. Читатель не найдет здесь рассказа молодоженов во время их медового месяца или расстающихся супругов в период самых горьких мук развода. Меня интересовали люди, еще достаточно близкие ко всем подъемам и спадам, радостным или мучительным перипетиям взаимоотношений и способные отчетливо вспомнить, как все это было, не подвергаясь влиянию восторженных или болезненных чувств текущего момента. Одним из результатов такого подхода стало то, что большинство описанных здесь взаимоотношений по своей длительности попадает в диапазон от трех до пятнадцати лет, а большинство людей находятся в возрасте от двадцати до тридцати шести лет. Единственным исключением является моя попытка рассказать о своем собственном браке, поскольку нам с женой по семьдесят лет.

3. Я хотел включить в книгу описания взаимоотношений, отличающихся особым размахом позитива или негатива, а может быть — и того и другого. Читатель найдет здесь рассказы людей о своих взаимоотношениях, которые, по меркам общества, оценивались бы от «успешных» до «неудачных», а во многих случаях их было бы достаточно трудно классифицировать определенным образом. По моим представлениям, здесь встречаются как чрезвычайно счастливые, так и невероятно трагические моменты, а зачастую имеет место смесь того и другого.

4. Я стремился представить материал как свидетельство из первых рук, чтобы любые мои углубленные размышления об услышанном, переплетаясь с размышлениями рассказчиков, оставались лишь допрлнением к последним. Единственным исключением здесь является глава об экспериментах в коммунах, где при получении интересующих меня сведений мне приходилось целиком полагаться на других людей.

Я привожу эти критерии отбора в достаточно ясных формулировках. Фактически же они складывались постепенно, по мере рождения этой книги, указывая некий

естественный путь, которому я старался следовать. Однако для гармонии мне хотелось бы также сказать и о том, чего в книге нет, то есть о том, какие пути оказались для нее неорганичными.

В этой книге читатель не найдет результатов исследований брака или сходных с браком взаимоотношений с точки зрения различных культур. В ней рассказывается о поисках наилучшего пути построения взаимоотношений мужчинами и женщинами в Соединенных Штатах в 1970-е годы. Здесь не рассматриваются восточные и европейские варианты, хотя я убежден, что все мы — к счастью или несчастью — движемся в одном и том же направлении.

Точно так же в этой книге не описываются отношения, свойственные людям всех классов, культурных и образовательных прослоек или групп в нашем обществе. Я мог исходить только из тех контактов, которые у меня были, поэтому здесь не встречаются рассказы о браках людей чрезвычайно состоятельных или не дотягивающих до уровня бедности.

Некоторые мои собеседники принадлежат в экономическом смысле к низшим слоям общества (один чернокожий в детстве жил в гетто), но большинство из них нельзя всерьез назвать экономически угнетенными. Мне это не показалось слишком большой неудачей, поскольку, как я подозреваю, для большинства читателей характерен примерно такой же уровень обеспеченности.

Эта книга, как я уже говорил, не является ни сборником советов, ни статистическим альманахом (хотя в первой главе приводится несколько цифр), ни аналитической монографией о глубинных социологических тенденциях. Зато она представляет собой набор зарисовок, наблюдений, впечатлений, касающихся взаимоотношений, их перестройки и распада в самых разнообразных союзах мужчин и женщин. Этот взгляд изнутри дается в безоценочной форме. «Хороши» эти взаимоотношения или «плохи» и следует ли их как-то оценивать? Я не знаю.

Они существуют. Убежден, что вы найдете здесь чрезвычайно близкие вам и значимые для вас рассказы о взаимоотношениях реально живущих мужчин и женщин — и со всеми трагедиями, скучной рутиной, с их счастливыми днями и переломными моментами, в которые совершается развитие личности.

Я глубоко признателен всем парам и отдельным людям, по необходимости оставшимся анонимными, чьи рассказы составили значительную часть этой книги. Я высоко ценю их откровенность и еще выше — разрешение ознакомить с их опытом читателей моей книги.

И еще несколько слов о моем собственном отношении к этой работе. Я был практикующим психотерапевтом на протяжении сорока лет, вел многие групповые тренинги и располагал необычайно широкими возможностями познакомиться и подружиться с молодыми супружескими парами. И все же, начав писать эту книгу, я обнаружил, что просто ни в коей мере не должен полностью опираться на свой прошлый опыт, а лишь отмечать и записывать то, от чего веет свежестью и непосредственностью. В противном же случае я создал бы книгу «случаев из практики». И хотя в своих комментариях я, бесспорно, обращался к кладезю своего прошлого — а не только настоящего — опыта, читатель получит материал, отличающийся существенной новизной и, за немногими исключениями, собранный мною в последние двенадцать месяцев.

Если эта книга хоть чем-то поможет вам в том рискованном процессе, который мы называем жизнью, и тем более во взаимоотношениях с другим человеком, всегда отмеченных особым риском, значит, она полностью достигла своей цели.

Глава 1

Нужно ли жениться

и выходить замуж?

В моих попытках подобраться к сути данного вопроса, достаточно трудного и для молодежи, и для многих людей более зрелого возраста, я хотел бы начать с того, что послужило идеей создания этой книги. Некоторое время назад мне предложили нарисовать гипотетическую картину человеческих взаимоотношений — как они могут выглядеть в 2000 году. То, что я тогда написал, возможно, станет удачным фоном, на котором мы рассмотрим ряд гораздо более близких нам примеров брачных союзов, как распавшихся, так и сохраненных или возродившихся. Итак, для начала вот то, что я считал (и считаю) наиболее вероятными тенденциями в развитии института брака и различных альтернативных браку взаимоотношений:

Что готовят нам грядущие десятилетия в сфере близких, интимных отношений между юношами и девушками, мужчинами и женщинами? Здесь задействованы слишком могущественные силы, и проявляются такие стремления людей, которые, я уверен, к 2000 году не переменятся.

В первую очередь стремление к большей свободе сексуальных отношений и в юном, и в зрелом возрасте, скорее всего, сохранится, как бы ни пугала нас подобная перспектива. Многие факторы сложились так, чтобы произошла эта перемена в нашем поведении, и Великое Пришествие Пилюли (Противозачаточной. — Прим. перев.) — лишь один из них. Представляется вероятным, что сексуальная близость будет составной частью «постоянных» или хоть сколько-нибудь устойчивых отношений с представителями противоположного пола. Внутренняя установка на простое

удовлетворение похоти быстро отмирает, и сексуальная близость рассматривается как потенциальный источник радости и обогащения взаимоотношений. Потребитель-ская установка на обладание другим человеком, которая исторически доминировала в брачных союзах, по всей видимости, значительно ослабнет. Определенно будет иметь место большое качественное разнообразие этих сексуальных взаимоотношений — от таких, где секс сводится к чисто физическому совокуплению, при котором сохраняется почти та же обособленность, что и при мастурбации, до таких, где сексуальный аспект служит выражением развивающейся общности чувств, опыта, личностей партнеров.

К 2000 году самым обычным делом станет контроль над появлением в брачном союзе детей. С помощью одного из нескольких ныне разрабатываемых средств каждый человек будет обеспечивать себе устойчивое бесплодие в молодые годы. Потребуются осознанные действия, допустимые только по зрелом размышлении, для того чтобы восстановить детородную способность. Это окажется полной противоположностью современной ситуации, когда посредством осознанных действий можно только предупредить беременность. Кроме того, компьютеризованный подбор предполагаемых партнеров станет гораздо более совершенным, чем сейчас, и послужит большим подспорьем для человека, подыскивающего себе родственную душу среди людей противоположного пола.

Некоторые временные союзы могут быть легализованы в качестве разновидности брака — без принятия на себя окончательных обязательств, без детей (по взаимному согласию) и — в случае разрыва — без взаимных претензий и необходимости обосновывать юридическую причину развода.

Все яснее становится, что постоянство взаимоотношений между мужчиной и женщиной сохранится только в той мере, в какой эти взаимоотношения удовлетворяют эмоциональные, психологические, интеллектуальные и физические потребности партнеров. Это значит, что посто-

янный брачный союз будущего окажется даже лучше современного, поскольку его будут характеризовать более высокие идеалы и цели. Партнеры станут предъявлять к своим взаимоотношениям более высокие требования, чем сегодня.

Если партнеры почувствуют глубокую привязанность друг к другу и захотят оставаться вместе, чтобы обзавестись детьми, то они вступят в новую разновидность брака, с более строгими обязательствами. Оба партнера примут на себя обязанности, касающиеся содержания и воспитания детей. Возможна выработка обоюдного соглашения о том, подразумевает ли брак сексуальную верность партнеру. Вероятно, к 2000 году мы придем к ситуации, когда супруги — в связи со своим высоким образовательным уровнем и под давлением общественного мнения — будут решаться заводить детей только при явных свидетельствах зрелости их союза, предполагающих прочность их привязанности друг к другу.¹

Я здесь описываю весь диапазон возможных взаимоотношений между мужчиной и женщиной — от самых нерегулярных встреч и случайных связей до гармоничного и раскрывающего личностный потенциал партнерства. В последнем случае происходит реальное и открытое общение, при котором каждый из партнеров заботится о личностной самореализации другого, а также имеет место долговременная привязанность, служащая надежной основой для воспитания детей в атмосфере любящей семьи. Одни участки этого диапазона сопряжены с юридическим оформлением, а другие — нет.

Кто-то может сказать — ив этом есть большая доля истины — что многие участки названного диапазона уже существуют. Однако осознание и открытое признание обществом существования всего этого диапазона повлекут * * *

¹ Предложения о лицензировании деторождения и «значительных» выплатах тем женщинам, которые не обзавелись детьми в нормальном репродуктивном возрасте (от пятнадцати до сорока четырех лет), поступили в Законодательное собрание штата Массачусетс. Примета времени?

за собой его качественное изменение. Допустим, будет признано, что некоторые браки — неудачные и хрупкие союзы, которым предстоит распасться. Если в таких браках не допускается обзаведение детьми, тогда один развод на каждые два брака (современная частота разводов в Калифорнии) больше не будет считаться трагедией. Расторжение союза может оказаться болезненным, но не станет социальной катастрофой, и горький опыт партнеров может оказаться необходимым шагом в их личностном развитии на пути к социальной зрелости.²

Кое-кому эти утверждения могут показаться малообоснованными в связи с принятым в них допущением о том, что традиционный брак, каким мы привыкли его видеть в нашем обществе, должен либо исчезнуть, либо полностью преобразиться. Но давайте обратимся к некоторым фактам. В 1970 году в Калифорнии было зарегистрировано 173 000 браков и около 114 000 случаев расторжения брачного союза. Иными словами, на каждые сто пар, вступивших в брак, приходится шестьдесят шесть пар, расставшихся навсегда. Предполагается, что эта картина несколько искажена, так как в 1970 году начал действовать новый закон, позволяющий супругам «аннулировать» свой брак, не пытаясь установить «виновную сторону», то есть на основе соглашения. Расставание супругов признается окончательным через шесть месяцев, а не через грд, как раньше. Поэтому давайте взглянем на данные 1969 года, когда на каждые 100 браков приходилось 49 разводов. Развелись бы и некоторые другие супружеские пары, но они ждали, пока вступит в силу новый закон. В округе Лос-Анджелес (в основном это город Лос-Анджелес) в 1969 году количество разводов составляло 61 /о от количества браков. В 1970 году, при новом законе, в этом округе количество разводов дошло до 74 /о от количества браков. В то время * * *

² Rogers, С. R. Interpersonal relationships:USA 2000 (К. Роджерс. Межличностные взаимоотношения: США 2000). По поводу этой и остальных ссылок в тексте см. главу 11, где все они и многие другие собраны в библиографии с аннотациями для тех читателей, которые хотели бы глубже ознакомиться с затронутыми темами.

как четыре пары вступали в брак, три пары свой брак расторгали! А в 1971 году в округе Лос-Анджелес было выдано 61 560 разрешений на брак и зарегистрировано 48 221 дело о разводе, что составляет 79% от числа браков. Речь идет не о совершившихся актах брака или развода, так как результаты пока неизвестны, а лишь о шагах, свидетельствующих о намерениях. Итак, в 1971 году на каждые пять пар, собиравшихся вступить в брак, приходились четыре пары, имевшие намерение развестись! В течение трех лет цифры 61, 73 и 79 /о характеризовали сравнительную частоту разводов в одном из крупнейших городов страны. Эти цифры говорят о многом, но я уверен, что и самим супружеским парам тоже есть что сказать.

Кое-кто из вас, возможно, ответит: «Ну, так ведь то в Калифорнии!» Я специально выбрал этот штат, так как, с точки зрения социальных и культурных проявлений то, что калифорнийцы делают сегодня, остальная нация — как это уже бывало во многих случаях — будет делать завтра. И я выбрал округ Лос-Анджелес, поскольку то, что сегодня происходит в центрах городской культуры, завтра, надо полагать, станет нормой и для сельской местности. Итак, можно сказать, что, по самым скромным подсчетам, больше половины всех браков в Калифорнии заканчиваются расставанием супругов. А в городских центрах, где уровень образования выше, а взгляды на жизнь современнее, соотношение доходит до 3/4, даже до 4/5.

В ходе моего общения с молодежью мне стало совершенно ясно, что современный молодой человек испытывает определенное недоверие к браку как социальному институту. Он находит в нем слишком много изъянов. Очень часто на примере собственных родителей он видит, как брак оказывается ошибкой. Для него взаимоотношения между мужчиной и женщиной имеют значение и оправдывают усилия по их сохранению только тогда, когда способствуют личностному самосовершенствованию и самореализации каждого из партнеров. Люди практически не вступают в брак из-за экономической необходимости, как это

было характерно для нашей страны в колониальный период (то есть в XVIII веке. — Прим. перев.), когда муж и жена составляли главную трудовую ячейку общества. Сегодняшних молодых людей не впечатляет тот факт, что, с религиозных позиций, брак должен длиться до тех пор, «пока смерть не разлучит нас». Они, скорее, склонны видеть в обетах нерасторжимости брака чистое лицемерие, а обещание жить вместе «в болезни и в здравии» считают честным со стороны супругов до тех пор, пока брак остается гармоничным и духовно обогащающим союзом для них обоих.

Однако многие «с тревогой взирают» на нынешнее состояние брака. Для них очевидно, что наше общество утратило свои нравственные нормы, наступила эпоха упадка и Божья кара за то, что мы погрязли в пучине безнравственности, — лишь вопрос времени. Хотя я готов подтвердить наличие многих признаков, указывающих на то, что наше общество действительно переживает глубокий кризис и наша культура, возможно, трещит по швам, я склонен смотреть на это с иной точки зрения. Это бедственное время для многих, в том числе и для супружеских пар. Возможно, мы живем под заклятием, как в древней китайской поговорке: «Будь ты проклят, чтоб тебе жить в Великую Эпоху».

Как мне представляется, мы живем в великое и тревожное время, и в самом неустойчивом состоянии находится, несомненно, институт брака. Если бы от 50 до 75 /о машин марки «форд» или «дженерал моторе» давали бы трещину и разваливались в первые же годы своей автомобильной жизни, были бы приняты самые решительные меры. В отличие от автомобильных компаний, в обществе нет настолько же эффективных организационных способов перестройки социальных институтов, поэтому люди пытаются найти, нередко на ощупь, альтернативу брачным союзам (которые удачны менее чем в 50 % случаев). Совместная жизнь без брачных уз, жизнь в коммунах, многочисленные центры по уходу за детьми, серийная монога-

мия (развод за разводом), феминистское движение, стремящееся утвердить женщину как личность, наделенную равными с мужчиной правами, новые законы о разводах, покончившие с понятием вины, — все это поиски некой новой формы для взаимоотношений мужчины и женщины будущего. Кто возьмет на себя смелость предсказывать, что из этого выйдет?

Поэтому в настоящей главе я хочу для иллюстрации рассказать о нескольких реальных браках, каждый из которых имеет свою особую форму и поднимает свои фундаментальные вопросы — о нравственности, практичности и личностных устремлениях. Надеюсь, читатель, даже не найдя готовых ответов, получит пищу для размышлений и подсказки для принятия своих личных решений.

Почему вышла замуж Джоан

Послушаем Джоан, молодую женщину, только что пережившую развод. На групповом обсуждении рассказывает о некоторых исходных составляющих своего брака. Я обнаружил, что в ее изложении содержится много важного для меня, но об этом мы с вами поговорим позже. Итак, слово Джоан:

«По-моему, я вышла замуж в силу совершенно ложных причин. В то время казалось, что это необходимо: "Все мои подруги уже замужем, значит, и мне пора. Я уже на старшем курсе колледжа, то есть далеко не юная девушка. Заняться мне, похоже, больше нечем. Я могла бы работать учительницей, но этого недостаточно".

Парень, за которого я вышла, пользовался большой популярностью, а я была очень тревожной личностью, очень тревожной! И я решила: "Вот, черт возьми, я хожу с ним, и все его любят, так может быть, когда я стану его женой, все будут любить меня?" Я не думаю, что он меня хорошо понимал, но с ним мне было по-настоящему надежно. Из-за этого и еще из-за того, что я не знала, чем заняться после окончания колледжа, я и вышла замуж».

Немного позже Джоан привела дополнительные подробности — о чем она думала перед тем, как выйти замуж.

«На помолвку я решилась потому, что одна моя очень хорошая подруга уже была помолвлена. Она носила такое красивое кольцо и строила все эти планы насчет свадьбы! Подруги мне говорили: "Боже, Джоан, когда же вы с Максом поженитесь? Вы уже три года ходите вместе — как бы тебе его не упустить. Если ты его упустишь, будешь последней дурой!" И мама сказала: "Ох Джоан, где ты еще найдешь другого такого, как Макс? Он такой способный, ответственный, серьезный, надежный!" А я про себя думала: "Вот человек, за которого я должна выйти, потому что мои ближайшие подруги, мои соседки по комнате и моя мать — все об этом твердят". И хотя в душе у меня поднимались кое-какие сомнения, я говорила себе: "Джоан, ты такая тревожная и глупая, что даже не можешь разобраться в собственных чувствах. Они лучше знают, что тебе надо, а ты не знаешь, поэтому тебе стоит прислушаться к их советам".

Мне хватило духу объяснить Максу, почему я за него выхожу, и еще я сказала, что в общем-то боюсь замужества, и добавила: "Не знаю, действительно ли мне нужно это делать". А он ответил: "Не бойся. Ты научишься любить меня". И действительно, я научилась любить его как брата, но дальше этого дело не пошло.

Когда все свадебные подарки были уже развернуты, вся новизна улетучилась и новизна материнства тоже улетучилась, тогда я всерьез начала понимать: "Джоан, какая же ты дура, тебе надо было прислушиваться только к себе самой". Все это я говорила себе и раньше, но просто не слушала себя, потому что считала себя слишком зажатой, чтобы разобраться и понять, что мне нужно. Итак, в конце концов, я оказалась права».

Вот несколько моментов, которые, по моему мнению, следует отметить в истории Джоан. Прежде всего она показывает, насколько все мы склонны поддаваться давлению

общественного мнения. Старшекурсницы в колледже должны планировать свое замужество, и в социальной реальности так оно и получается.

Очень ясно видна опасность чужих советов. Без любви, без заботы, без раздумий мать Джоан и ее лучшие подруги сразу подсказали, что ей нужно. Как легко распоряжаться чужой жизнью и как трудно разобраться в своей!

Сыграла роль и боязнь прямо взглянуть в лицо своим проблемам. Джоан знала, что принадлежит к людям тревожного типа. Она боялась будущего и понимала, что не сможет разобраться в своих чувствах. Но вместо того, чтобы прямо и честно взглянуть на свои внутренние проблемы, она сделала то же, что делают многие из нас: стала выстраивать иллюзию, будто бы сможет найти решение проблем вне себя — в другом человеке.

И последнее из того, что бросилось мне в глаза: Джоан, как и многие из нас, не испытывала доверия к собственным чувствам, к своим неповторимым внутренним ощущениям. Она смутно ощущала сомнения относительно этих взаимоотношений, сомнения в силе своей любви, в своей готовности отдать себя именно этому человеку. Но то были всего лишь чувства. Всего лишь чувства! И только после замужества и рождения ребенка она осознала, каким надежным поводырем мог бы стать ее внутренний голос, если бы она доверяла ему настолько, чтобы прислушиваться к нему.

Утрата своего «Я» и ее влияние на брак

Далее я хотел бы рассмотреть пример счастливого брака, который распался. Думаю, мы сможем заметить некоторые факторы, обусловившие такой исход. Итак, вот история Джея, молодого и многообещающего преподавателя журналистики, и Дженнифер, студентки, специализирующейся по социологии с уклоном в область международных проблем. Я знал этих молодых людей много лет, а их родители были моими друзьями. Когда они встретились,

им обоим было около двадцати, и первоначально знакомство завязалось на почве обоюдного интереса к мировым проблемам. Сейчас им уже за сорок. Оба они выходцы из интеллигентных семей, хотя отец Джея, человек высокой культуры, сформировался больше за счет самообразования. Супруги принадлежали к разным религиозным конфессиям, но ни один из них не был особым ортодоксом, так что их убеждения, скорее, можно назвать гуманистическими. Они поженились, и брак их казался по-настоящему счастливым. В течение нескольких лет у них родились сын и дочь. Это был первый момент, когда возникла опасность трений. Джей по своим семейным и культурным показателям принадлежал к среде, где перед детьми принято преклоняться. Он чувствовал, что для своих детей ему ничего не жалко, и любой их каприз не встречал у него отказа. Дженнифер была солидарна с ним до некоторого предела, однако это не соответствовало ее представлениям, и она открыто расходилась с Джеем в этом вопросе. Джей выглядел на редкость хорошим отцом. В отличие от многих мужчин, для него самым большим удовольствием было возиться весь день со своими детьми, и в такие моменты он сам становился чем-то вроде большого ребенка.

Джей, преуспевая на своем профессиональном поприще, стал ездить в более-менее продолжительные заграничные командировки — в Европу, Латинскую Америку и Азию. В случае длительных поездок он брал с собой всю семью. Они знакомились с интересными людьми, открывали для себя новые страны и культуры, и Джей с Дженнифер даже вместе работали в некоторых заграничных проектах. Их брак выглядел идиллическим, а семья — тесно спаянной. Однако в личности и поведении каждого из супругов имелись почти незаметные недостатки, которые словно умножались на недостатки партнера и, наконец, шаг за шагом (поскольку никогда не попадали под пристальный критический взгляд и не обсуждались между супругами) превратили их идиллический брак в кошмар. Позвольте мне очень сжато описать этот подспудный затягивающий водоворот.

Дженнифер до замужества была личностью чрезвычайно независимой, творческой, с новаторскими идеями. Она всегда бралась за такие дела и осуществляла такие проекты, на которые другим не хватало смелости. Однако в браке она согласилась на роль помощницы мужа, делающей то, что он скажет, и таким образом, каким он укажет. Дженнифер полагала, что именно так должна вести себя жена. Она даже написала Джею в письме перед свадьбой, что не слишком уверена в себе и хотела бы жить его жизнью.

Джей — обаятельнейший человек, харизматическая личность, блестящий интеллектуал, занимательный собеседник. Неудивительно, что самыми частыми гостями в доме оказывались его друзья. Он был центром беседы, в то время как Дженнифер с присущим ей блеском занималась едой, напитками и эстетическим оформлением вечера. Она пыталась, но, как правило безрезультатно, вступить в беседу или предложить для нее свою тему. Где-то внутри у Дженнифер накапливалась обида на такое положение дел, хотя это никогда по-настоящему не проявлялось, пока их браку не исполнилось лет двенадцать—четырнадцать. Вплоть до этого времени Дженнифер, в сущности, не имела ни малейшего представления о силе своего разочарования. Возможно, это объяснялось ее воспитанием, так как в семье ее родителей негативные чувства почти никогда не выражались открыто.

Как бы то ни было, Дженнифер, сама не понимая, что происходит, загнала свое возмущение внутрь, обратила его на себя. Почему она оказалась настолько неподходящей, никчемной и неблагодарной женой, что не смогла стать источником радости для своего мужа, как другие жены? Дженнифер просто отказалась от своего «Я», чтобы попытаться стать для Джея такой женой, какая ему нужна и какой он хотел бы ее видеть. Вспоминается высказывание Серена Кьеркегора: «Самая большая опасность — опасность утратить собственное "Я" — может пройти незамеченной, как будто это ничто; любая другая утрата,

I

скажем, руки, ноги, пяти долларов и так далее, наверняка будет обнаружена». Хотя эти слова написаны свыше столетия назад, в случае Дженнифер они оказались удивительно верными, и ей потребовались годы на то, чтобы заметить утрату.

Еще одним существенным аспектом супружеских взаимоотношений была зависимость Джея от жены, прояв-ляв-шаяся по-разному, но особенно ярко — при принятии важных решений. Джей хотя и выглядел человеком знающим и профессионально компетентным, похоже, испытывал немалые трудности с выработкой серьезных решений и зачастую ухитрялся побудить жену к высказываниям о том, какое решение, по ее мнению, ему следовало бы принять. Затем Джей так и поступал. А если результат был не слишком хорошим, жена, конечно, оказывалась отчасти виноватой, и он разными искусными способами давал ей это понять.

Его несамостоятельность, неспособность быть твердым и решительным отцом все сильнее и сильнее провоцировали у Дженнифер гневные чувства, которые она старательно подавляла, пока, к своему ужасу, не обнаружила, что ненавидит даже звук его машины, когда он приезжает с работы. Дженнифер говорила себе: «Вот и мой третий ребенок», — и ощущение глубокого уныния словно туча надвигалось на нее.

Такое неосознанное подавление всех негативных чувств по поводу взаимоотношений с мужем все глубже и глубже ввергало ее в депрессию, и все чаще стали появляться мысли о самоубийстве. И однажды она уже начала предпринимать шаги, которые привели бы к ее смерти. Дженнифер была уверена в своей полной никчемности и считала, что ни Джей, ни ее родители не будут о ней горевать, а раз она все равно никому не нужна, то вполне может покончить со всем этим. И тут что-то в ней взбунтовалось. Это было чувство или только проблеск чувства, что она имеет право жить. Дженнифер сразу же села и написала психотерапевту, с которым была знакома и к которому

чувствовала доверие. Она попросила принять ее как можно скорее, что тот и сделал. Дженнифер приступила к сеансам психотерапии и посещала их долгое время.

Это определенно открыло новую перспективу для нее, но не для ее брака. Когда она сделалась более открытой во взаимоотношениях с мужем, кое-что из ее давно подавляемых обид и гневных чувств стало выплескиваться на Джея, нередко приводя его в замешательство. Он дал ей все, чего она хотела. Он был мужем и отцом, который любит свой домашний очаг, жену и детей. Откуда же взялась эта разъяренная женщина, которая упрекает его в несамостоятельности, недостаточной мужской активности и расстраивается из-за того, с каким блеском он ведет светские беседы? Ее родители пребывали примерно в такой же растерянности, потому что Дженнифер предъявила им накопившиеся давние обиды, которые зачастую имели слишком мало общего с нынешними их взаимоотношениями.

Джей явственно ощущал, что его нельзя винить в сложившейся ситуации, поскольку он всегда вел себя как хороший муж, и Дженнифер, по всей видимости, «заболела». Он был щедрым, заботливым, благодарным и отзывчивым, безукоризненно верным мужем. Будучи не в силах постичь, что происходит, он со всей определенностью полагал, что изменить в данной ситуации свое поведение, если кто и должен, так уж никак не он. Поэтому хотя супруги предприняли несколько попыток решить некоторые свои проблемы с помощью консультанта по вопросам брака, их старания закончились ничем. В каком-то смысле это только ухудшило ситуацию. Джей всегда умел подать себя самым эффектным образом и в самом благоприятном освещении, так что мог слегка увлечь даже консультанта, отчего возмущение Дженнифер только усиливалось.

Дженнифер начала предъявлять требования, чтобы Джей был таким мужем, какого она ждала и какого хотела для себя. Джей, со своей стороны, просто хотел, чтобы Дженнифер снова стала такой, какой он знал ее в течение почти

пятнадцати лет. Он остался бы тем же любящим мужем, каким и был, если бы она вернулась к роли той любящей жены, какой была прежде. Отношения между супругами становились все более язвительными, и атмосфера в семье наполнилась такой враждебностью, что развод стал единственно доступным решением.

По поводу этого брака я сделал бы только два замечания. Хотя Джей и Дженнифер не отличались идеальной совместимостью друг с другом, есть все основания полагать, что их брак мог бы быть удачным. Задним числом достаточно легко уяснить, что у супругов, если бы Дженнифер с самого начала настояла на своем праве быть собой, было бы больше конфликтов, но и больше надежды. В идеале если бы Дженнифер в первый же раз, когда почувствовала себя исключенной из общей беседы, рассказала бы мужу о своей обиде как о переживаемом ею чувстве, то, весьма вероятно, что супругам удалось бы найти какое-то взаимно удовлетворительное решение. То же относится и к ее переживаниям по поводу необходимости самой олицетворять для детей некое руководящее начало, к ее раздражению из-за несамостоятельности мужа, к ее разочарованию из-за его недостаточной сексуальной напористости. Если бы Дженнифер умела высказывать свое недовольство по мере его возникновения, прежде чем оно спровоцировало напряженность; если бы она могла выражать его в виде возникающих у нее чувств, а не обвинений, в которые оно превратилось позднее, тогда ее чувства скорее нашли бы отклик у мужа и супруги пришли бы к более глубокому взаимопониманию и решили свои проблемы. Трагедией представляется то, что брак с таким огромным положительным потенциалом должен был превратиться в несчастье. В нем, впрочем, родилась новая, сильная и творчески раскрепощенная Дженнифер, которая, уверен, никогда больше не пожертвует своим «Я» в угоду потребностям и претензиям другого человека.

Да и Джей, если бы узнавал об этих чувствах жены тогда, когда они возникали, по необходимости осознал бы,

что не всегда является таким превосходным мужем и отцом, каким себя считает, не всегда бывает прав и хотя старается внести в их брак любовь и заботу, все-таки провоцирует у жены раздражение, недовольство и разочарование в самой себе. Тогда он смог бы открыто признать свои слабости и ошибки. Вместо этого он зациклился на своих представлениях о том, что он — превосходный муж и отец, что в их браке, насколько он может судить, не было никакой напряженности до тех самых пор, пока Дженнифер по неизвестным причинам не «сошла с катушек». Расторжение их брака он считает необоснованным и неправильным. На его взгляд, представления Дженнифер об их взаимоотношениях постепенно превратились в безобразную карикатуру на их прекрасный, гармоничный и доставивший им немало счастья союз. Он и не догадывается о том, что произошло, и уверен, что с его стороны причин к этому не было. Печально видеть такое отсутствие проницательности в столь одаренном человеке.

Спасенный брак

Я многому научился, консультируя одну молодую замужнюю женщину по имени Пег Моур. Хотя это было много лет назад, то, что ее заботило, и то, чему я научился, принадлежит к такому же «здесь и сейчас», как и послед-ний сингл с поп-музыкой. Я знал Пег как одну из своих студенток — бойкую, непосредственную, приветливую девушку с типично американской внешностью. Однако чуть позже она пришла ко мне на психотерапевтическую консультацию. Ее жалобы сводились к тому, что ее муж, Билл, держится с ней очень формально и замкнуто, ничего ей не рассказывает, не делится своими мыслями и не уделяет ей внимания; что сексуально они плохо совместимы и быстро отдаляются друг от друга. Я, было, подумал: «Как печально, что такая живая и привлекательная девушка вышла замуж за деревянного истукана». Однако, продолжая рассказывать о своих переживаниях, она со временем

сделалась более открытой, маска спала, и картина драматическим образом изменилась. Позднее Пег призналась, что испытывает глубокое чувство вины из-за своей жизни до замужества, когда она имела связи со многими мужчинами, по большей части женатыми. Она поняла, что ведет себя с мужем не так, как с большинством своих знакомых — весело и непосредственно, — а постоянно себя контролирует, сдерживает порывы. Пег также осознала, что предъявляет к мужу требование, чтобы он был в точности таким, каким она хотела бы его видеть. На этом месте консультации прервались, так как мне пришлось уехать из города. Далее Пег написала мне о том, что в данный момент чувствует, и добавила: «Если бы только я смогла высказать все это ему (мужу), я бы и дома оставалась самой собой. Но что после этого станет с его верой в людей? Разве я бы не вызвала у вас отвращения, будь вы моим мужем и узнай всю правду? Я предпочла бы быть "пай-девочкой", а не "куколкой". Я так все запутала».

После этого пришло письмо, которое, по-моему, стоит того, чтобы привести из него длинную цитату. Пег рассказывает, в какое раздражение она пришла и как несносно себя вела, когда однажды вечером к ним завалились гости. И вот что случилось, когда они ушли:

«Я чувствовала себя такой паршивкой из-за того, что так себя вела... Я пришла в уныние, злилась на себя и на Билла, в общем была в таком же минорном настроении, в какое пришли наши гости.

И тогда я решила сделать то, чего мне действительно хотелось и что я все время откладывала, так как думала, что для любого мужчины это будет слишком, — просто рассказать Биллу о том, что заставляло меня так ужасно себя вести. Это оказалось даже труднее, чем рассказать Вам, что тоже было для меня не очень-то просто. Я не смогла бы рассказать все в таких же подробностях, но я сумела отчасти описать свои неприязненные чувства по отношению к моим родителям, а потом даже больше — по отношению к тем "проклятым мужчинам". И вдруг он

сказал самое лучшее из всего, что я от него слышала: "Ладно, может быть, я помогу тебе с этим". Он вполне примирился со всем, что я успела натворить. Я объяснила ему, какой ущербной я иногда себя чувствовала, потому что мне не позволяли делать многих вещей, — я, например, даже не умею играть в карты. Мы с ним разговаривали, делились друг с другом и действительно разобрались во многих своих чувствах. Я не все рассказала ему о тех мужчинах — не назвала их имен, — но я дала ему понять, как много их было. И Вы знаете, он проявил такое понимание, что я стала доверять ему. Я теперь не боюсь рассказывать ему разные глупости об этих иррациональных ощущениях, которые появляются у меня в голове. А раз я не боюсь, то, может быть, скоро эти глупости перестанут меня преследовать. В тот вечер, когда я вам писала, я была почти готова отступиться, даже подумывала о том, чтобы сбежать из города (отделаться от всего сразу). Но я поняла, что так и буду вечно бежать от этого и не смогу быть счастливой, пока не разберусь во всем. Мы поговорили о детях, и, хотя решили с этим подождать, пока Билл не окончит колледж, я была счастлива от того, как хорошо мы все обсудили. Билл думает то же, что и я, о том, что мы должны сделать для наших детей, и, самое главное, о том, чего мы не хотели бы с ними сделать. Так что, если Вы больше не получите от меня отчаянных писем, знайте, что все идет так замечательно, как только можно ожидать.

И вот еще, чему я удивляюсь: неужели Вы с самого начала знали, что мне нужно сделать, чтобы мы с Биллом стали ближе друг к другу? Ведь это была та самая вещь, которая, как я твердила себе, Биллу не понравится. Я думала, что это подорвет его веру в меня и вообще в людей. Между мной и Биллом нагромождались всё большие барьеры, и он стал для меня чуть ли не чужим человеком. Единственное, что заставило меня это сделать, — понимание того, что, если я хотя бы не попытаюсь выяснить его отношение к вещам, которые меня тревожат, это будет нечестно по отношению к нему — ведь я не дам ему даже

шанса доказать, что я могу ему довериться. Он доказал мне даже больше: он тоже адски мучался со своими чувствами — по отношению к его родителям и еще многим другим людям» (Rogers, 1961, р. 316—317).

Сколько душевных сил растрачивается супругами, которые стараются в своем браке жить под чужими масками! Пег совершенно явственно ощущала, что окажется приемлема для мужа, только если сохранит фасад респектабельности. В отличие от Дженнифер, Пег имела некоторое представление о своих чувствах, однако была уверена, что стоит лишь показать их, как она будет категорически отвергнута.

На мой взгляд, значение этой истории не сводится лишь к тому обстоятельству, что Пег рассказала мужу о своем сексуальном прошлом. Не думаю, что это и есть тот урок, который надлежит отсюда извлечь. Я знал счастливые семьи, где кто-то из супругов скрывал от другого определенные факты своего прошлого, но не испытывал при этом дискомфорта. В случае Пег такая скрытность воздвигла настолько труднопреодолимый барьер, что у нее не получалось быть искренней со своим мужем.

Одно из простых правил, которое я считаю весьма полезным, сводится к тому, что при продолжающихся взаимоотношениях любое постоянно возникающее чувство лучше выразить открыто, а не подавлять его. Предваряющие условия приведены здесь не случайно. Только в случае устойчивых взаимоотношений и только в случае повторяющегося или неисчезающего чувства возникает необходимость раскрыть его другому человеку. Если этого не сделать, то невысказанное чувство постепенно отравит взаимоотношения, что и произошло в случае Пег. Поэтому мой ответ на ее вопрос: «Неужели Вы с самого начала знали, что мне нужно сделать, чтобы мы с Биллом стали ближе друг к другу?»— лишь подтверждается ее историей. Я уверен, что именно ее откровенный рассказ о своих подлинных чувствах спас их брак, но была ли необходимость посвящать Билла в подробности ее прошлого поведения — решить могла только она сама.

Кстати, спустя несколько лет я получил письмо, в котором сообщалось о рождении в их семье ребенка, из чего я сделал вывод, что отношения Билла и Пег окончательно наладились.

Мой собственный брак

Я хочу кое-что рассказать вам о браке, в котором я состою вот уже свыше сорока семи лет! Кому-то из вас это может показаться невероятным мещанством, но я с таким мнением не согласен. Нас с Хеленой самих восхищает, насколько гармоничной остается наша совместная жизнь, и мы даже удивляемся, почему нам так повезло. Я не смогу ответить на эти вопросы, но хочу поведать вам кое-что об истории нашего союза — настолько объективно, насколько у меня получится. Возможно, вы что-то для себя извлечете из моего рассказа.

Когда мы с Хеленой учились в средней школе, мы жили в одном квартале пригорода Чикаго. В нашу компанию входили и другие мальчики и девочки, впрочем, у нее всегда было больше друзей, чем у меня. Когда мне исполнилось тринадцать лет, моя семья переехала, и я не припомню каких-то особых страданий из-за разлуки с Хеленой, да и переписки между нами тоже не было.

Поступив в университетский колледж, я с удивлением обнаружил, что она выбрала тот же самый университет, хотя ее интересы были совершенно иными. Хелена стала первой девушкой, с которой я встречался в колледже, главным образом потому, что я робел встречаться с новыми знакомыми. Но когда я начал встречаться с другими девушками, я смог полнее оценить многие ее качества — мягкость, прямодушие, интеллигентность (не академический интеллектуальный глянец, а готовность искренне задуматься о реальных проблемах, тогда как я больше поддавался искушению блеснуть эрудицией. Мне помнится, что я иногда стыдился ее в компаниях, так как она производила впечатление человека, не отличающегося всесторонней образованностью).

Наши дружеские отношения углублялись. Мы ходили в походы и устраивали пикники, так что я смог посвятить ее в свой мир любви к природе. Хелена же научила меня танцевать и хотя бы изредка получать удовольствие от общественной жизни. Мои чувства к ней становились все серьезней и серьезней. Я ей нравился, но она отнюдь не была уверена, что хочет выйти за меня замуж. Затем я в силу некоторых личных обстоятельств на год оставил колледж, но продолжал писать ей письма, все более и более страстные. Когда я вернулся, Хелена уже окончила колледж и получила в Чикаго место художника по рекламе, так что мы большую часть времени по-прежнему были в разлуке. И вот наконец она сказала мне «да». После того вечера, когда она призналась, что любит меня и хочет за меня выйти, я всю ночь провел в грязном, дребезжащем поезде, чтобы успеть на занятия в колледж. Может быть, кого-то это и расстроило бы, но только не меня. Я был просто на седьмом небе! «Она любит меня! Она любит меня» Этот всплеск радости я не забуду никогда.

Однако прежде чем пожениться, мы еще двадцать два месяца жили врозь и вели многотомную переписку (сегодня ее заменили бы разговоры по телефону). К счастью, мне удалось во время учебы на последних двух курсах колледжа обзавестись своим бизнесом, который принес невероятно много денег, — достаточно, чтобы жениться перед поступлением в аспирантуру.

Наши родители одобрили наш выбор, но не сам брак. Жениться, не закончив образования! На что же я буду содержать жену? Неслыханно! Тем не менее мы поженились (в возрасте двадцати двух лет) и вместе уехали учиться в аспирантуру. Оглядываясь назад, мы с Хеленой видим, что это было одно из самых мудрых наших решений.

Оба мы были сексуально неопытны и абсолютно наивны (хотя считали себя весьма искушенными). И все же многие месяцы мы жили в счастливой романтической дымке — ведь мы уехали за тысячу миль от с^воих родителей (отличная идея!), подыскали себе в Нью-Йорке квар-

тирку (самую маленькую в мире!), обставили ее в своем вкусе и преданно любили друг друга.

Поскольку мы решили отправиться в Нью-Йорк вдвоем, мы могли вместе развиваться. Хелена ходила со мной на многие лекции. Я учился у нее живописи. Мы обсуждали книги и спектакли, которые могли позволить себе при нашем безденежье. Мы с ней невероятно выросли в своих представлениях о религии, политике и обо всех актуальных проблемах. Она работала неполный день, а у меня была постоянная работа по выходным, но все же мы находили уйму времени друг для друга и учились делиться друг с другом своими идеями, увлечениями, чувствами — во всех областях, кроме одной.

Я начал довольно смутно осознавать, что наши сексуальные отношения, как ни восхитительны были они для меня, для нее таковыми не являлись. Я, впрочем, отдавал себе отчет в том, как мало мне доступен глубинный смысл ее фраз: «Ой, только не сегодня!», «Я слишком устала» или «Давай отложим это на потом». Нет сомнений, что ситуация угрожала стать критической.

В этот момент к нам на помощь пришла чистая случайность, хотя, как это бывает с большинством счастливых случайностей, нужно было суметь ею воспользоваться. У себя в аспирантуре я узнал, что одному психологу, доктору Дж. В. Гамильтону, понадобятся еще несколько молодых женатых мужчин для участия в заключительном этапе его исследований. Кажется, участникам предлагалась какая-то плата, чем можно объяснить ту стремительность, с какой я ухватился за открывшуюся возможность (фактически данная работа Гамильтона предвосхищала исследования Кинси, отличаясь большим вниманием к личностным аспектам, и характеризовалась высоким профессиональным уровнем, хотя так и не приобрела широкой известности). Я приходил в кабинет доктора Гамильтона для участия в двух или трех продолжительных опросах. Он так спокойно и непринужденно расспрашивал обо всех аспектах моего полового развития и моей половой жизни,

2 - 5001

что постепенно я стал отвечать почти с такой же непринужденностью. Мне удалось уяснить для себя одну вещь — я, в сущности, не знаю, был ли когда-нибудь у моей жены оргазм. Она часто выглядела вполне удовлетворенной нашими отношениями, поэтому я предполагал, что знаю ответ. Оказалось — и это главное, что я узнал, — те аспекты личной жизни, о которых, я думал, невозможно говорить, могут обсуждаться открыто и непринужденно.

И тогда возник вопрос, сумею ли я применить эти знания в своей личной жизни? Я приступил к пугающему процессу обсуждения — настоящего обсуждения — с Хеленой наших сексуальных отношений. Пугающим он был потому, что любой вопрос и любой ответ делали кого-то из нас таким уязвимым — для упреков, критики, насмешки и даже неприязни. Но мы справились с этим! Каждый из нас научился гораздо глубже понимать то, как другой воспринимает нашу половую жизнь, какие у него есть желания, табу, что его удовлетворяет, а что вызывает недовольство. Поначалу это дало нам только больше нежности и взаимопонимания, больше радости, но постепенно привело нас не только к возможности оргазма для Хелены, но и к полноценным, устойчивым, гармоничным и взаимно обогащающим сексуальным отношениям, в рамках которых мы могли обсуждать между собой любые новые трудности, если они возникали.

Это оказалось крайне важным для нас и, несомненно, спасло от глубокого отчуждения, которое могло развести нас в разные стороны. Но еще важнее было то, что мы поняли: те вещи, которые, кажется, невозможно открыть другому человеку, могут быть ему открыты; проблемами, которые вы якобы должны держать при себе, можно поделиться. Хотя мы много раз забывали об этой истине, она всегда возвращалась к нам в трудные времена.

Я, конечно, не стану и пытаться рассказывать всю историю нашего брака. Бывало, что мы отдалялись друг от друга, а потом снова становились близки. Периоды настоящей напряженности, разногласий, раздражения и страда-

ний — хотя мы не из тех, кто часто ссорится, — сменялись периодами страстной любви и взаимной поддержки. Но мы неизменно продолжаем всем делиться друг с другом. Ни один из нас не погружается в свою жизнь и в свои занятия настолько, чтобы не найти времени поговорить с другим.

Есть одна раздражающая привычка, которая иногда проявлялась у нас обоих, хотя у меня гораздо чаще, чем у Хелены. Когда один из супругов на людях высмеивает или унижает другого, причем почти всегда в качестве шутки, — неприятности гарантированы. Должно быть, из-за реакции самозащиты я никак не могу подобрать простенький конкретный пример собственного поведения, поэтому позаимствую его из поведения одной супружеской пары, недавно бывшей у нас в гостях. Мы говорили о пьянстве, когда муж «шутливо» заметил: «Конечно, моя жена слишком много пьет». Жена вспыхнула, потому что посчитала это несправедливым и ей было обидно, что ее критикуют при посторонних. Муж же сказал лишь: «О, я просто пошутил». Я тоже грешу такой манерой поведения, но Хелена, когда мы возвращаемся домой, решительно призывает меня задуматься над этим. Я начал видеть в этой манере то, чем она и является, — лазейку для малодушных. Если у меня появляются некие негативные чувства в связи с чем-то, что делает Хелена, мне следует собраться с духом и сказать ей об этом, когда мы одни, а не «шутливо» подкалывать ее где-то в компании. Точно так же я понял — еще в самом начале нашего брака, — что тот сарказм, который стал неотъемлемой составляющей атмосферы в доме моих родителей, где мы постоянно пускаем друг в друга словесные стрелы, глубоко ранит мою жену, просто нестерпим для нее. Я многому от нее научился (как и она от меня).

Один из вопросов, в котором мы никогда не имели полного согласия, — допустимы ли между хорошими супругами собственнические отношения. Я говорю, что нет. Она говорит, что да. У меня сложилась настоящая привязанность к другой женщине, привязанность, которая, на мой

2*

взгляд, не исключала Хелены, а дополняла мою любовь к ней. Хелена вообще такого не понимала и очень расстраивалась. То была не столько ревность, сколько подспудный гнев на меня, который она обратила внутрь, чувствуя себя «заброшенной» и неполноценной женой. В данном случае я должен благодарить нашу взрослую дочь за то, что она помогла Хелене понять ее подлинные чувства и восстановить откровенное общение между нами. Когда мы с Хеленой смогли поговорить о своих подлинных чувствах, решение проблемы оказалось возможным, и мы остались добрыми друзьями с той женщиной, которая представлялась Хелене такой опасной. Кстати сказать, и я, и Хелена во многих важных случаях получали серьезную помощь от наших детей, и это трудно переоценить.

Я думаю о том, что мы всегда оказывали друг другу поддержку в периоды личных переживаний или страданий. Я хотел бы рассказать о двух случаях, когда Хелена оставалась рядом со мной, и об одном случае, когда Хелена, я уверен, чувствовала, что я рядом с нею.

Вот первый из этих примеров. В сорок с лишним лет у меня выдался период длительностью почти в год, когда я не испытывал абсолютно никакого полового влечения — ни к Хелене, ни к кому бы то ни было. Никаких медицинских причин для этого не обнаружилось. Хелена сохраняла уверенность, что нормальная потенция вернется ко мне, и просто «оставалась рядом со мной» в моих невзгодах. Нетрудно найти для объяснения несколько психологических причин, но в моем случае «не сработала» ни одна из них. Причины остаются для меня загадкой. Однако спокойная, любовная уверенность моей жены много значила для меня и, возможно, оказалась лучшим лечением. Как бы то ни было, я постепенно вернулся к сексуальной норме.

Более серьезный кризис возник в связи с невероятно затянувшимися, плохо выстроенными психотерапевтическими взаимоотношениями, которые сложились у меня с пациенткой, страдающей сильной шизофренией. Это долгая история, но достаточно сказать, что я, отчасти из-за

своего стремления во что бы то ни стало помочь этой девушке, дошел до того, что не мог отделить собственное «Я» от нее. Я буквально утратил свое «Я» и уже не понимал, где проходят его границы. Попытки моих коллег помочь мне не имели успеха, и у меня появилась убежденность (думается, не без оснований), что я схожу с ума.

Однажды утром, проведя час или около того в своем кабинете, я просто запаниковал. Вернувшись домой, я заявил Хелене: «Я должен убраться отсюда. И как можно дальше!» Она, конечно, кое-что знала о тех трудностях, с которыми я сталкиваюсь, но ее ответ оказался настоящим бальзамом для моей души. Она сказала: «Хорошо, отправляемся прямо сейчас». После нескольких телефонных звонков моим коллегам с просьбой взять на себя мои обязанности и торопливых сборов мы через два часа уехали и не возвращались свыше шести недель. В моем состоянии наблюдались подъемы и спады, а вернувшись, я прошел курс психотерапии у одного из своих коллег, что тоже мне здорово помогло. Однако здесь я веду речь о Хелене: на протяжении всего этого периода она сохраняла уверенность в том, что это мое состояние рано или поздно пройдет, что я не безумен, и всеми способами проявляла заботу обо мне. Молодец! Только так я могу выразить, насколько ей благодарен. Именно это я подразумеваю, говоря, что в критические моменты моей жизни она оставалась рядом со мной. Я пытался сделать то же самое для нее, когда у нее были свои болезненные переживания.

Мать Хелены перенесла в старости несколько тяжелых сердечных приступов. Плачевным (хотя и часто встречающимся) следствием этого стали разительные перемены в ее характере. Вместо доброго и приветливого человека с ярко выраженными интеллектуальными интересами появилась брюзгливая, страдающая подозрительностью, а иногда и намеренно язвительная личность. Это было ужасно тяжело для ее дочерей, и особенно для Хелены, которая всегда была очень близка с матерью и теперь невыносимо страдала от ее жестокости. Жить вместе с матерью стало

невозможно, а оставить ее одну Хелена тоже не могла. Пришла пора для трудного решения — поместить мать в какое-то заведение с надлежащим уходом (лучше всего — в дом призрения), примирившись с тем фактом, что она уже не тот человек, каким была. Хелена чувствовала себя ужасно виноватой из-за того, что так поступает со своей матерью, а та изощренно обостряла это чувство вины. На протяжении шести долгих и очень трудных лет я, надеюсь, «оставался рядом» с Хеленой. Она навещала мать дважды в неделю и страшно переживала после этих визитов. Возможно, я не избавил ее от этих чувств, но дал ей понять, что считаю все обвинения несправедливыми, решение — верным, и убежден, что никто лучше ее не смог бы вести себя в такой печальной и сложной ситуации. Я знаю, что, «оставаясь рядом», был для нее источником помощи и поддержки. Наш сын, врач, тоже немало сделал для нее, помогая понять развившиеся у ее матери соматические и психологические дисфункции и не принимать ее жалобы близко к сердцу.

Оглядываясь теперь на нашу совместную жизнь, я вижу определенные факторы, которые кажутся мне самыми главными, хотя я, естественно, не могу быть объективным.

Мы выросли в одной и той же среде, поэтому у нас были одинаковые воспитание и система ценностей. Мы хорошо дополняли друг друга. Кто-то предположил, что из всех типов брака два находятся на противоположных концах диапазона. В первом случае это — брак «зубчатого сцепления», когда каждый из партнеров восполняет недостатки другого и супруги уютно «притираются» друг к другу, иногда даже чересчур безмятежно. На другом конце — конфликтный брак, когда успешность союза обусловлена тем, что супруги постоянно прилагают усилия для конструктивного разрешения множества конфликтов, которые иначе разрушили бы их брак. Наш союз находится где-то в середине диапазона, хотя чуть ближе к точке «зубчатого сцепления». Я склонен к застенчивости и одиночеству; для Хелены общение более естественно и ком-

фортно. Я порой зацикливаюсь на своих занятиях; она же часто предлагает: «Почему бы нам не сделать то или это?» или «Почему бы нам не съездить куда-либо?» Я нехотя соглашаюсь, однако по ходу дела проявляю больше авантюризма и ребячества, а Хелена ведет себя солиднее. Я — практикующий психотерапевт, интересующийся исследовательской работой; она — художница и давняя активистка движения за планирование семьи. Мы имели возможность многое почерпнуть из области интересов друг друга. Мы также сумели конструктивно разрешить большинство наших конфликтов и трудностей.

Соответственно, наряду с совместной жизнью, у каждого из нас всегда была своя отдельная жизнь и свои интересы. Поэтому между нами никогда не было прямого соперничества. Если мы оказывались на грани таких отношений, это было неприятно. Когда я на время увлекался живописью и мне удавалось одно-другое сносное полотно, у Хелены происходило смятение чувств. Когда я видел, что она гораздо лучше меня помогает какому-то человеку в его проблемах, признаюсь, моей реакцией было: «О Боже мой! У нее получается лучше, чем у меня!» Однако эта ревность и это соперничество редко имели значение.

В одном отношении у нас на удивление мало разногласий — в том, что касается наших вкусов. Еще в начале нашего брака мы обнаружили, что нам, когда мы выбираем какую-то мебель, машину, подарок, даже одежду, нравится одно и то же. Иногда я могу сказать: «Хорошо, я уже для себя решил; когда выберешь — дашь мне знать». И после этого часто оказывается, что ее выбор совпадает с моим. У меня нет этому объяснений — я просто констатирую факт.

Когда у нас появились дети, она оказалась превосходной матерью. Себе как отцу я мог бы поставить за тот период только «тройку» — в то время я был гораздо больше озабочен тем, чтобы дети меня не беспокоили, а не тем, как они развиваются. Когда наши дети стали старше, я смог наладить с ними полное взаимопонимание, причем у меня это иногда получалось даже лучше, чем у жены.

Я думаю, что привел достаточно примеров того, как мы с Хеленой дополняем друг друга, причем надо отметить, что точка баланса иногда смещается. Например, я всегда читал больше, чем Хелена, но в последние годы, по мере того как мое расписание становилось все плотнее и плотнее, она стала читать больше меня и многое из того, что происходит в мире, я узнаю именно от нее.

Естественно, что каждому из нас порой приходилось лечиться от определенных недугов, но, по счастью, не одновременно, и в трудные времена мы всегда помогали друг другу.

Дэвид Фрост в одной из своих телепередач дал определение любви, которое звучит примерно так: «Любовь — это когда каждый больше заботится о другом, чем о себе». Полагаю, данное описание соответствует лучшим моментам нашего брака. Я осознаю также, что подобное определение любви может привести к несчастью, если один из партнеров неправильно поймет его и начнет бездумно жертвовать своим «Я» ради другого. Но в нашем случае это не так.

Наверное, самое глубокое утверждение, которое я могу высказать относительно нашего брака, — хотя и не знаю, как его должным образом обосновать, — сводится к тому, что каждый из нас всегда стремился к тому, чтобы другой рос как личность. Мы росли как личности, и оказалось, что мы растем вместе.

И наконец, несколько слов о нашей жизни сейчас, когда мы достигли библейских «семидесяти лет» (см. Псалтырь 89: 9—10: «...мы теряем лета наши, как звук. Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет...» — Прим. перев.). Мы так долго жили вместе и разделили столько радостей, трудностей и страданий, что вполне соответствуем определению любви по Трумену Капоте: «Любовь — это когда не надо заканчивать предложения». Например, в разгар каких-то событий Хелена может сказать мне: «А помнишь, как мы?..» — и я отвечу: «Конечно», — после чего мы вместе хохочем, потому что оба

подумали об одном и том же. И хотя наши сексуальные отношения уже не совсем такие, какими были на третьем и четвертом десятке лет жизни, наша физическая близость, наши объятия и взаимопонимание подобны струне, которая не только сама по себе звучит прекрасно, но и порождает множество могучих обертонов, складывающихся в гармонию, недостижимую для одной струны. Проще говоря, нам улыбнулась невероятная удача, хотя по временам приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ее удержать.

Чтобы вы не подумали, будто я гляжу на все сквозь розовые очки, должен добавить, что наши дети, в свой черед, столкнулись с полным набором супружеских проблем. Таким образом наши успехи в построении удовлетворительных взаимоотношений вовсе не стали гарантией для наших детей.

Несколько заключительных замечаний

Итак, какие выводы вы должны сделать из опыта Джоан и Макса, Дженнифер и Джея, Пег и Билла, Хелены и Карла? Полагаю, вам придется самим это понять.

Я пытался показать, что брак, каким бы он ни был сейчас, в будущем почти наверняка станет иным.

Я старался подобрать примеры, которые выявили бы некоторые моменты, связанные с успешностью или крахом брачного союза, а также определенные усилия, способные возродить, реставрировать брак, заставить его «функционировать».

Надеюсь, читатель понимает, что мечта о браке, который «заключается на небесах», совершенно нереальна и что над любыми устойчивыми взаимоотношениями между мужчиной и женщиной нужно постоянно работать, строить и перестраивать, постоянно обновляя их за счет обоюдного личностного развития.

В следующих главах мы рассмотрим многие другие грани этого феномена отношений между мужчиной и женщиной, которые занимают такое важное место в жизни людей.

Глава 2 «Неженатая-женатая» пара

Я знаю юношу и девушку, которые познакомились, когда ей было восемнадцать лет, а ему — девятнадцать. Мне было известно, что на протяжении нескольких лет они жили вместе. Я крайне удивился, услышав, что они поженились и свадьба у них была вполне традиционной — белое платье у невесты, смокинг у жениха и всё в таком роде. Я подумал, что, если бы они согласились откровенно рассказать о различных стадиях своих взаимоотношений, это могло бы оказаться интересным для многих молодых людей. Они вполне открыто обсуждали со мной свои прошлые и нынешние взаимоотношения спустя примерно шесть месяцев после свадьбы, и я хотел бы привести некоторые выдержки из этой магнитофонной записи. Я назову эту пару Дик и Гейл.

Ранняя стадия взаимоотношений

Молодые люди рассказали мне о том, как они познакомились, а затем мы столкнулись с любопытным примером искаженных воспоминаний.

Дик: Помнится, я просто думал, что Гейл мне очень нравится. Ради Гейл я старался немного больше, чем ради других девушек. По-моему, это было единственное ошеломляющее впечатление, которое я теперь могу вспомнить. Никаких сексуальных отношений у нас не было, причем довольно долго. Я считаю это важным. Я думаю, что это продолжалось, может быть...

Гейл: Неделю...

Дик: Неделю? Нет, Гейл, это длилось дольше недели...

Гейл: Неделю и два дня после того, как мы встретились.

Дик: Правда?

Гейл: Да. И я не думаю, что это длилось так уж долго. Разве ты не помнишь первый раз? Это было...

Дик: Это было прекрасно! Это случилось на пляже, но, мне кажется, к тому времени прошло больше недели.

Период ухаживания у них был достаточно бурным, и Гейл описывает его следующим образом:

Гейл: Знаете, я первая заметила Дика, но он не сразу мне понравился. Я оценила его внешний вид, но сам он показался мне довольно противным. Он и в помещении не снимал своих темных очков. Позже выяснилось, что свои настоящие очки он разбил и без них плохо видел, но при этом производил впечатление такого воображалы... Это было невыносимо. Его сосед по комнате сказал мне, что на самом деле Дик не такой уж противный, и мы начали встречаться. И когда я поняла, что он вовсе не такой уж вздорный юнец, каким сперва показался, он мне сразу понравился. С самого начала у меня все было довольно серьезно. В какой-то момент я поняла, что он меня обольщает и скоро дело дойдет до того, что я просто влюблюсь в него. Помню, я подумала-подумала и сказала себе: «Ладно, а почему бы и нет? Что в этом плохого?» И дальше, на мой взгляд, было очень много трудностей, потому что, понимаете, я-то хотела, чтобы все было постоянно и серьезно, а у Дика это было по-другому — он с легкостью мог отстраниться от меня. Все это ранило мои чувства.

Я: Трудности действительно начались до того, как вы стали жить вместе, когда в ваших отношениях еще были колебания?

Дик: Точно, колебания. В какой-то момент я подсел на наркотики. Я тогда уехал из колледжа в Сан-Франциско на рождественские каникулы, и у меня там была

просто ужасная жизнь. Я понял, что больше так жить не хочу. И за то время, что я пробыл в Сан-Франциско, — не больше двух месяцев, но мне они показались столетиями — разлука с Гейл как-то усилила мои чувства к ней. Мне было легче разобраться в своих чувствах, когда ее не было рядом.

Комментарий

Почему мы избирательно искажаем некоторые свои воспоминания? В связи с той или иной потребностью. Дику, например, хочется считать, что он устанавливал эти взаимоотношения достаточно медленно и серьезно. В свое время ему, вероятно, казалось, что они с Гейл очень долго не переходят к сексуальной близости, потому что его потребности в ней были сильнее, чем у Гейл, хотя позже мы увидим обратную ситуацию.

Хорошо проиллюстрирована обманчивость первого впечатления. Основываясь на скудных внешних признаках, Гейл посчитала Дика невыносимым. Позднее она изменила свое мнение.

Вероятно, почти в любых взаимоотношениях существует своего рода дисбаланс, сходный с тем, что был у Дика и Гейл. Гейл вскоре поняла, что она-то готова к глубокому погружению в эти взаимоотношения, а Дик — нет. Он вступил в них, а потом отстранился, вернулся к ним и снова отдалился (позднее в беседе всплыла одна из причин такого его поведения).

Мы увидели некоторые факторы, влияющие на принятие решений о характере взаимоотношений. Когда Дик был вдали от Гейл, он по-другому посмотрел на нее, и его отношение стало более позитивным. «Разлука питает сердечную нежность!» Не исключено также, что его весьма неприятный опыт употребления наркотиков вызвал в нем тягу к нормальным человеческим отношениям вместо поиска сомнительного удовольствия, получаемого от психоактивных препаратов.

Совместная жизнь

Дик и Гейл рассказывают о том, как переехали жить в Бостон и поселились в одной квартире.

Я: Вызвала ли совместная жизнь какие-либо перемены и если да, то к лучшему или к худшему?

Гейл: Нам не так легко было от всего отказаться. Дик уже не мог уйти из дому и исчезнуть на месяц. Ведь он делал так, когда мы просто встречались. Но если бы он так поступил, когда мы стали жить вместе, ему пришлось бы искать кого-то другого, кто бы с ним возился. И это заставило меня начать обсуждать с ним наши отношения, причем это продолжается у нас до сих пор. Совместная жизнь «приперла нас к стенке», и главным изменением, по-моему, было превращение теории в практику. Понимаете, когда вы встречаетесь, вы можете сказать: «Я буду вести себя так-то» или «Когда мы будем жить вместе, будет то-то», но когда вы живете вместе, это уже есть, и вы больше не можете теоретизировать.

Дик: В наших взаимоотношениях мы никогда не упоминали слово «любовь». И так было как минимум три года. Мы никогда не обещали любить друг друга, вплоть до середины четвертого года, хотя я сам не знаю почему. Мы только спрашивали — нравимся ли мы один другому, и это было очень важно для нас, так же как и то, что мы избегали слова «любовь». Все, что я помню о том моменте, когда мы впервые заговорили о любви, — это состояние какого-то шока.

Гейл: Я помню, как это было. Дик тогда решил от меня уйти и пытался как-то сказать мне об этом. Знаете, всякие слова о том, что существует проблема, что все приелось, ну и так далее. Я готова была сделать все, чтобы остановить его, но тут он просто махнул рукой и сказал: «Знай, что я люблю тебя и действительно думаю о тебе», — а потом взял и ушел. Этого я вообще не могла понять. Говорит мне, что любит, а сам уходит и бросает меня! Я подумала: «Это уже бред какой-то». С большей глупостью

я еще не встречалась. Я решила, что он заговорил о любви просто потому, что чувствовал себя виноватым. Но если он так сходил с ума из-за меня, он не должен был уходить к другой! Кстати, он никогда не говорил мне, что у него есть другая девушка, но это все равно меня тревожило, поскольку я подозревала, что причина именно в этом. И мне пришлось пройти через страшные муки, когда кто-то вдруг сказал, что Дика видели с той блондинкой. Я подумала: «Если это правда, то он, наверное, сейчас у нее». Я пошла туда, и они действительно оказались там. У Дика был совершенно убитый вид. А я, назло им, не хотела уходить. Я просто уселась и начала болтать о том-о сем. И все-таки я не могла этого понять.

Дик: Ты не могла понять, почему я признался тебе в любви, а сам...

Гейл: Да. Но какое-то чутье мне подсказывало, что мы должны вернуться вместе.

Дик: Та девушка мне вскоре разонравилась, хотя в ней, на первый взгляд, было все, что нужно. Я могу даже перечислить, что мне нужно, и все это у нее было, но этого оказалось недостаточно. Самое главное, что, в отличие от Гейл, у нее словно бы не было собственной жизни. Она как будто прилеплялась к тому, с кем находилась в данный момент. Когда мы разговаривали с кем-нибудь, она всегда высказывала мое мнение. Гейл же никогда так не делала — у нее на все было свое мнение и она придерживалась его. Я обнаружил, что это очень облегчало мне жизнь, — ведь мне не приходилось думать за нас двоих. На самом деле гораздо проще жить не с зеркальным отражением самого себя, а с самостоятельной личностью. В тот момент я осознал, что Гейл для меня — именно такая самостоятельная личность и мне небезразлично, что с ней будет.

Позже Дик затронул еще один вопрос.

Дик: Есть еще одна проблема, и причина ее, наверное, кроется во мне. Я, как бы это сказать... В общем, я по-прежнему сравниваю то, что должно быть и что есть на

самом деле. Иногда я натыкаюсь в поведении Гейл на такие препятствия для себя, что это кажется мне просто невыносимым. Это должно быть совсем по-другому, думаю я и при этом ужасно сержусь. Получается, что, хотя я люблю ее за то, что она самостоятельная личность, есть вещи, которые я считаю непреложными.

Гейл: Я не могу так злиться, как Дик. Я просто боюсь. Например, что он ударит меня, или убьет, или еще что-нибудь, а он приходит в настоящую ярость, и я боюсь разозлить его еще больше.

Комментарий

Некоторые читатели могут подумать, что Дик и Гейл, судя по их высказываниям, представляют собой весьма инфантильную пару. Возможно, эта оценка объективно верна, но она вряд ли поможет нам понять ситуацию, в которой они оказались. Всем нам свойственно постепенно переходить от инфантильного поведения к более взрослому, просто у одних это получается быстрее, а у других — медленнее. Позвольте мне перечислить некоторые аспекты того, о чем Дик и Гейл рассказали в этом разделе, и что можно считать их медленными и трудными шагами к большей зрелости во взаимоотношениях.

Дик и Гейл вынуждены были увидеть друг в друге самостоятельные личности и начать разбираться со своими проблемами, а не бежать от них.

Им пришлось столкнуться со всеми трудностями, вызванными отличием их представлений от реальной жизни.

Они, по крайней мере отчасти, осознали свой страх перед реальными обязательствами, которые подразумевались бы под такими словами, как «Я люблю тебя». Говорить, что они друг другу нравятся, а иногда — что не нравятся, было гораздо безопаснее.

Подлинное смятение Дика по поводу принятия на себя обязательств ярко проявилось тогда, когда он, сказав: «Я люблю тебя», — тут же ушел к другой девушке.

Здесь можно пронаблюдать то, как Дик начинает постигать суть межличностных взаимоотношений не рассудочным, а иным способом. Он понимает, что, хотя его новая пассия лучше соответствует его рассудочному перечню требований, она далеко не так подходит ему, как Гейл. Он уважает в Гейл самостоятельность мыслей и поступков.

Есть ли это подлинное уважение к Гейл? Нет сомнений, что отчасти это глубинный (и естественный) страх Дика перед принятием на себя ответственности за другого человека и недовольство, связанное с зависимостью другого человека от него.

У Дика есть проблемы с понятием «должна». Гейл должна быть такой-то, а когда она явно оказывается не такой, Дик считает это невыносимым и приходит в ярость. Его взрывы гнева так безудержны, что приводят Гейл в настоящий ужас. Однако это различие между представлениями о том, какой Гейл должна быть, и недовольством из-за того, какая она есть, вызывает у Дика внутренний конфликт. Он осознает, что все дело в автономности ее существования, и именно тот факт, что Гейл не такая, какой должна, по его мнению, быть, делает ее желанной для него. Мне все это представляется составной частью взросления, и неважно — раньше оно началось или позже.

Изменения, привнесенные браком

Гейл: После нашего вступления в брак произошли изменения, еще более драматические, чем те, которые мы пережили, начав жить вместе. По крайней мере, для меня.

Я: Каким образом? Почему?

Гейл: Я не знаю, почему мне это пришло в голову, но, выйдя замуж, я вдруг почувствовала себя так, словно моя жизнь окончена. У меня создалось впечатление, что я спокойно могу лечь и умереть. Мне некуда пойти, нечем заняться. Я перестала быть личностью, независимым существом и делать то, что мне хочется... Хотя я, как ни думаю об этом, не могу сказать, почему получилась такая разница

между тем временем, когда мы поженились, и тем, когда мы просто жили вместе.

Я: Ты в гораздо меньшей степени чувствовала себя личностью после того, как вышла замуж?

Гейл: Да. У меня была настоящая депрессия, и сейчас я стараюсь за косичку вытянуть себя из этого болота...

Дик: Я тоже не знаю причины своих ощущений. Они просто появились, и всё. Я, конечно, думал, что брак мне будет не в радость, что я окажусь связан и уже не смогу просто взять и уйти. Что мои переживания будут примерно такими, как описывает Гейл. Но этого не случилось. Напротив, я почувствовал себя так, словно все только начинается. Это оказалось для меня настоящей неожиданностью, и, знаете, я даже не могу описать свое состояние. Я просто думаю, что та немалая часть моего внимания, которая была направлена на других женщин, теперь отключилась. Мне больше не надо разглядывать витрины. Свой выбор я сделал. Думаю, брачные узы заметно снизили мою напряженность, и я почувствовал себя гораздо свободнее в повседневной жизни.

Я (обращаясь к Гейл): Какие ожидания у тебя были до того, как вы поженились?

Гейл: Я уговаривала себя, что это будет очень романтично и замечательно. Но при этом мне не очень-то хотелось связывать себя с кем бы то ни было, и тогда я убеждала себя: «Подумай, нет же никакой разницы между тем, что вы просто живете вместе, и замужеством, — единственное, что изменится, это твоя фамилия, и в глазах общества все станет законно». Однако все это подразумевало определенные обязательства и требовало большего постоянства.

Я: Что заставило тебя выйти замуж?

Гейл: Ну, я как бы все время потихоньку подталкивала Дика к тому, чтобы нам пожениться. Я говорила, мол, ты никогда на мне не женишься. Я совсем не хочу заводить детей и все такое, хотя сейчас я говорю об этом не очень серьезно. А однажды вечером мы были в гостях у наших

приятелей, и я повела себя отвратительно. У меня было препоганое настроение. Дик, в конце концов, стал злиться и расходился все больше и больше. Мы ссорились всю дорогу домой, а это долгий путь, и, уже ложась в постель, продолжали скандалить. Тогда Дик сказал: «Можешь забирать свои вещи и убираться отсюда». А я ответила: «Нет, не пойду. Я здесь живу и уходить никуда не собираюсь». Он помолчал, а потом спросил: «Тогда ты, наверное, хочешь пожениться?» И я сказала: «Хорошо». Практически он поставил меня перед выбором: или мы поженимся, или убирайся отсюда. А я не хотела уходить, поэтому и согласилась. В тот момент я чувствовала себя очень частливой. Было просто замечательно, что мы на это решились.

Дик: Это словно разрядило атмосферу. Очевидно, что благодаря этому разрешился какой-то кризис. Брак стал решением проблем, которые и вызвали тот инцидент. Безусловно, предложение пожениться ставило нас перед выбором — разорвать отношения или упрочить их. Еще, по-моему, важную роль сыграло то, что наш брак делал счастливыми всех остальных. Я сразу понял, что это станет облегчением и для моих, и для ее родителей, понимаете... Ведь законный брак — это своего рода публичное принятие на себя обязательств, и я всегда считал, что суть именно в этом. Может быть, при идеальных обстоятельствах так оно и есть. Но в определенных аспектах у нас получилось совсем наоборот.

Я {обращаясь к Гейл): Ты можешь еще что-нибудь сказать по поводу вашей жизни после брака?

Гейл: Я обнаружила, что у меня тоже было множество нелепых представлений о браке. Одно из них — не знаю, откуда я этого набралась... Так вот, я думала, что после свадьбы любовь больше не нужна и мне уже не нужно будет заботиться о Дике. Я решила, что смогу на все махнуть рукой и в свое удовольствие заниматься собственными делами. Но вышло совсем иначе. Я не могу все время заниматься своими делами, игнорируя Дика, я все равно

забочусь о нем, и это оказалось для меня неожиданностью. Когда ждешь, что не будешь беспокоиться о чем-то, а потом все равно беспокоишься, — это очень трудно.

Комментарий

На мой взгляд, этот раздел иллюстрирует случай, когда человек интроективно (Интроекция — в психоанализе неосознанный психический процесс, при котором человек вносит в свою психику какие-либо характеристики другого человека или объекта. — Прим. перев.) заимствует ценности или социальные роли у окружающих, не проверяя их собственным опытом, и это оказывает огромное влияние на его жизнь и его поведение. Очевидно, Гейл, сама того не сознавая, интроективно усвоила представления о том, что жена — никто, зависимая личность, которая не может делать то, что хочет, и не имеет будущего. Совершенно естественно, что у Гейл, оказавшейся в ловушке собственной интроективной роли — ведь Дик, безусловно, ей этой роли не навязывал, — возникло ощущение, будто ее жизнь закончилась. В заключительной части нашей беседы выявилось еще несколько интроективных представлений, довольно необычных по характеру. Интересно было бы побольше узнать о детстве и воспитании Гейл, чтобы понять, каким образом она пришла к мысли о том, что после вступления в брак любовь больше не нужна, и откуда взялось убеждение, что в браке жене не приходится «беспокоиться» о своем муже. Теперь Гейл придает несколько больше значения собственному опыту, нежели этим интро-ективным представлениям. Она обнаружила, что все-таки «беспокоится» о Дике и вовсе не освободилась от заботы о нем, а также поняла, что сохранение взаимоотношений требует усилий.

Выслушав эти признания, я испытал чувство глубокого возмущения по отношению к нашей образовательной системе. Даже с учетом всей несуразности процесса преподавания и обучения в наших школах, самая элементарная

грамотность в вопросах межличностных отношений спасла бы Гейл от целого ряда испытанных ею трудностей. Она знала бы, что жизнь женщины, даже в браке, в значительной степени есть то, что делает из нее сама женщина. Она знала бы, что любовь — это составная часть брака. Она уяснила бы, что человек, вступив в брак, не обретает вечного блаженства; его ожидают внутренняя борьба и труд, в результате которых он строит нормальные взаимоотношения. Кажется невероятным, что Гейл до двадцати одного года так и не узнала этого.

У Дика интроективный образ брака оказался иным. Он боялся, что брачные узы свяжут его и сделают несчастным. Но он тоже на собственном опыте убедился, что это не так. Для него стало облегчением отсутствие необходимости «разглядывать витрины» потенциальных невест, и он ощутил даже большую свободу.

В нашей беседе выявились также две причины вступления в брак, из-за которых прогноз его стал весьма сомнительным. Первый мотив — вступление в брак ради спокойствия родителей. Стремление доставить удовольствие родителям не должно становиться решающим фактором, когда двое спрашивают себя, готовы ли они связать свои жизни воедино. Вторая причина может оказаться совершенно ложной — речь идет о вступлении в брак для преодоления кризиса во взаимоотношениях. Дик и Гейл явно говорили друг другу: «Либо мы поженимся, либо разбежимся». Такое решение кажется мне сомнительным, поскольку ему не предшествовал прямой взгляд ни на реальные проблемы брака, ни на трудности, связанные с продолжением их взаимоотношений. Вместо этого была, в сущности, апелляция к магии — ожидание того, что вступление в брак сотворит чудо и разрешит все проблемы. Уровень межличностного общения при обсуждении этих проблем был у них крайне невысок.

Гейл: Когда Дик говорит мне, что я должна измениться, быть такой-то и такой-то, я в это верю. То есть я верю, что он хочет видеть меня совсем другой, и мне нужно разо-

рваться — либо неудовлетворенный муж, либо неудовлетворенное «Я». Понимаете, я тоже хочу, чтобы он изменился, но у меня другая манера. Я не закупориваю все это в себе, чтобы потом взорваться. Если Дик делает что-то, что мне не нравится, обычно я сразу ему об этом и говорю. Я говорю тебе один раз, Дик, а потом надуваюсь.

Я: Как она дает тебе знать, что ее злит или огорчает то, что ты делаешь?

Дик: Ну, насколько я помню, она всегда надутая. В сущности, я не могу вспомнить, чтобы она сначала что-то говорила мне, а потом надувалась. Мне кажется, это происходит одновременно. По крайней мере, так я это воспринимаю... Конечно, меня это бесит. Не знаю почему — возможно, это просто различие в modus operandi (от лат. — способ, образ действий. — Прим. перев.). Я предпочитаю держать все в себе, не по каким-то там этическим соображениям, просто я так устроен. И я думаю, что, поскольку настроение у нее портится постепенно, мне кажется, что это ее обычное состояние. Перерывы же я забываю, понимаете? И про себя начинаю думать: «Почему я должен терпеть эту вечную надутость?» Этим, наверное, и объясняется мое желание, чтобы она изменилась. (К Гейл): С моей точки зрения, твое скверное настроение — словно стена, через которую я не могу пробиться. Скажешь мне, что ты чувствуешь, а потом надуваешься... Мне из-за этого очень трудно. Я помню, что с моей матерью было нечто похожее и мне с ней было точно так же тяжело, поэтому мне так и хочется разрушить эту стену, как бы прорваться через нее...

Комментарий

Если вы наблюдательны, то, наверное, замечали такой тип взаимоотношений между пяти-, шестилетними детьми. Первый требует, чтобы второй вел себя по-другому, и приходит в ярость, когда этого не случается. Второй же надувается. Обнаружить различие в modus operandi — не

новость. Его можно заметить почти в любых отношениях. Но проявление его в такой сильной степени говорит о том, что для построения устойчивых взаимоотношений необходимо пройти долгий путь личностного роста и межличностной коммуникации.

Некоторые проблемы взаимоотношений

Дик: То, о чем мы говорили, относится к браку, а не просто к жизни вдвоем. К совместной жизни мы перешли очень плавно. Гейл ждала меня в Бостоне, и мы сразу занялись поисками средств к существованию. Конечно, у нас были конфликты и всякие заморочки... Кстати, Гейл, один из примеров — ты иногда не хотела, чтобы я держал тебя за руку.

Я: Это довольно любопытно. Гейл, когда ты не соглашалась, чтобы он держал тебя за руку, это объяснялось тем, что тебе не нравился физический аспект, или это была просто текущая информация вроде: «В данный момент я к тебе не расположена»?

Гейл: Даже более того. На мой взгляд, это было связано с нашей проблемой обязательств. Мне почему-то казалось, что держаться за руки — это гораздо интимнее, чем что бы то ни было. Знаете, вроде бы даже интимнее, чем заниматься любовью. Я никогда не могла принять на себя обязательства — раз уж они так необходимы — без попытки увильнуть от них. И, может быть, это часть тех причин, по которым меня так расстраивала перспектива вступления в брак.

Дик: Для меня вступление в брак должно было либо решить проблемы, либо — нет... Мне обычно хочется, чтобы все проблемы решались сразу, а не зависели от времени, и если, скажем, выбрать для этого какие-то простые средства... {Задумчивая пауза.) Может быть, брак только выражает намерение решить эти проблемы, но сам по себе ничего не определяет. Понимаете, намерение сказать, что оно того стоит, если мы вдвоем сумеем прийти к

взаимопониманию и будем жить вместе. Это, пожалуй, более реалистичный взгляд на проблему. Мне только сейчас пришло в голову, что при таком подходе моя жизнь была бы намного лучше. Намерение — это не ничто, а нечто, это открытое признание того, что цели, к которой ты стремишься, нельзя достичь сразу и для этого потребуется еще что-то, может быть, труд и время...

Я: Оглядываясь назад, можете ли вы сказать, что сейчас лучше решаете свои проблемы, чем в первые дни, или все осталось примерно на том же уровне?

Гейл: Ну, я бы сказала, что в чем-то намного лучше, но... Я думаю, много времени уходит на то, чтобы осознать, что другой человек — тоже личность. Понимаете, это должно быть в вас заложено, как умение разговаривать и все остальное. Потому что никогда не поймешь, что кто-то другой — такой же человек, как и ты, пока не настроишься на это... Когда я начала осознавать, что Дик — действительно другая личность, со своими чувствами, причем не менее важными, чем мои, мне стало легче по-настоящему думать о нем — не считать его идеалом, но учитывать, что он — личность.

Комментарий

Мне здесь кажутся примечательными несколько моментов. Рассмотрим высказывание Гейл о том, что держаться за руки для нее — символ связи даже более интимной, чем занятия любовью. Это подчеркивает, до какой степени каждый из нас погружен в собственный, личный мир воображаемых смыслов, кажущихся реальностью. Ее ощущение может показаться нелепостью с точки зрения внешнего мира, но для нее это истина, и единственно доступный мне способ понять ее — это понять мир, в котором живет она, а не тот, в котором обитаю я.

Высказывание Гейл о ее склонности увиливать от ответственности имеет большое значение. Человек, которому удалось преуспеть в своем психологическом развитии, не

станет брать на себя обязательства, не рассмотрев их последствий. Вряд ли он примет какие бы то ни было пожизненные обязательства, поскольку не может в своих предсказаниях о себе заглядывать так далеко. Но тщательно обдумав какую-то конкретную ситуацию, он способен принять на себя реалистические обязательства и выполнить их. Гейл же на это не способна. Обнадеживает лишь то, что ей хватило проницательности осознать свою тенденцию уклоняться от любых обязательств и теперь она понимает, что брак ввергает ее в депрессию из-за невозможности простыми способами избежать определенных трудностей.

Совершенно замечательное проявление понимания — зарождающееся у Дика осознание того, что конфликты не улаживаются мгновенно, как по волшебству. Он начинает понимать, что для улучшения взаимоотношений и достижения гармонии в совместной жизни могут потребоваться «труд и время». Перед нами человек в возрасте двадцати четырех лет, изучавший математику, историю и английскую литературу и все же не имеющий элементарных познаний в области межличностных отношений. Может ли наше образование стать еще бесполезнее?

То же самое можно сказать об открытии Гейл подлинного существования других «личностей». Для нее было немалым достижением понять, что «Дик — действительно другая личность, со своими чувствами, причем не менее важными, чем мои». Печально, однако, что это понимание пришло к ней не в десять и не в двенадцать лет, а в двадцать три года.

Давление общественного мнения

Дик: Можно мне еще кое о чем сказать? О последствиях вступления в брак... Я неожиданно для себя понял, что придется заплатить свою цену за социальный аспект этого решения, которым мы всех осчастливили. Суть в том, что я вдруг осознал роль мужчины, главы семьи, причем

мне об этом недвусмысленно напоминали и родители Гейл, и мои собственные... Когда мы с Гейл просто жили вместе, то были, так сказать, паритетными партнерами во всем, что касалось зарабатывания на жизнь, и, если у нас что-то не получалось, вина за это, в сущности, ни на кого не ложилась. Но когда мы поженились и так близко сошлись с родителями друг друга, это вдруг стало моей виной. Если у нас не было денег, то я оказывался лоботрясом, который не ходит и не ищет себе работу, и вообще недостаточно старается...

Гейл: Я знаю, о чем говорит Дик. У меня тоже были примерно такие представления. Усваиваешь себе некую роль, даже если не хочешь, и это так ужасно Муж должен то-то, а жена — то-то, и это, по-моему, отчасти объясняет, почему я ощущала, что жизнь моя окончена... Дику не хочется быть типичным мужем-добытчиком, а мне не хочется сидеть дома и заниматься уборкой. Поэтому меня раздирали противоречия — вот, мол, я должна быть такой, я замужем, а хорошая жена делает то-то и то-то...

Комментарий

Вряд ли здесь нужен комментарий, ведь заведомо ясно, что то ролевое поведение, которого общество ждет от мужчины и женщины, от мужа и жены, ложится на плечи индивидуума тяжким бременем. Это явление особенно интересно в данном случае, поскольку очевидно, что Дик и Гейл не навязывали друг другу соответствующих ролей. Стереотипы поведения навязываются нашей культурой.

Спор

Дик и Гейл говорили о давлении, которое Дик испытывал со стороны и тех и других родителей, а Гейл — со стороны сестры Дика, жившей в Бостоне, по соседству с ними. Вот классический пример супружеских препирательств.

Дик: Но послушай, как бы на тебя ни нажимала моя сестра, ты же знаешь...

Гейл: Ты не признаешь самого факта, что я могу испытывать давление...

Дик: Я это признаю...

Гейл: И что это для меня невыносимо...

Дик: Ну, такого ты никогда не говорила. И я защищал тебя перед моей сестрой...

Гейл: Не при мне.

Дик: Защищал. Я защищал тебя за глаза, и я еще...

Гейл: Ну, за глаза и я тебя защищала, и ты на это всегда жаловался...

Дик: Когда я тебя спрашивал, ты сказала, что нет.

Гейл: Что — нет? Не защищала тебя?

Дик: Ну.

Гейл: Черта с два я не защищала. Защищала, еще как!

Дик: О, вот это новость!

Гейл: Это не новость. Я тебе говорила...

Дик: Это новость. В любом случае если бы у меня не было денег, и если бы я не тянул лямку, и если бы я не смог найти работу...

Гейл: Не считая того, Дик, что я тоже стараюсь найти работу. Я хлопочу, чтобы найти работу, ничуть не меньше, чем до того, как...

Дик: Да, но от тебя никто, кроме меня, этого не ждет. Мы в самом деле начинаем из-за этого ссориться. Я считаю, что на меня оказывается настоящее давление, чтобы я нашел работу и был кормильцем семьи. Знаешь, разводы с этого и начинаются: «Он плохой муж», «Он только и делает, что слоняется туда-сюда, и развлекается, и больше ничего»...

Я: У меня сложилось впечатление, что в последних репликах вы говорите друг другу: «Я испытываю большее давление, чем ты». — «Нет, это я испытываю большее давление, чем ты».

Гейл: Похоже, что так. Именно поэтому мы даже не можем говорить на такие темы. Потому что разговор пре-

вращается в «Мое положение тяжелее, чем твое». — «Нет, это мое положение тяжелее твоего», — ив результате становится все равно, что было сказано...

Я: Я хотел бы сделать одно замечание —конфликт возникает в тот момент, когда один из вас пытается высказать другому какую-то истину о нем. Если ты говоришь, что чувствуешь давление, не представляю, кто бы мог в этом усомниться, ведь речь идет о том, что чувствуешь именно ты. Но когда ты говоришь, что на тебя оказывается большее давление, чем на Гейл, то кто сможет это проверить? Она тоже чувствует давление на себя, но по-другому, и у меня сложилось ощущение, что чем строже вы сможете придерживаться утверждений только о том, что вы чувствуете, тем больше у вас шансов достичь какого-то взаимопонимания.

Гейл: Именно поэтому Дик меня так бесит. Когда мы разговариваем, он сообщает мне, что я чувствую, а если я отвечаю: «Нет, я чувствую другое», — он не может в это поверить. И ему ничего не докажешь... В моменты, когда он кричит на меня и говорит, что я то, и то, и еще что-то, я хочу ответить: «Может быть, может быть. Но ведь, Дик, какой-то миллиграмм истины содержится и в том, что говорю я, только ты не хочешь слушать».

Дик: Я. думаю, Гейл, что расстраиваюсь еще от того, что мне трудно говорить с тобой. Прежде всего, добиться от тебя ответа невероятно трудно, и потом, ведь даже твой ответ не дает разговаривать спокойно. Я ничего бы другого не хотел, кроме как спокойно сидеть и разговаривать: «Я чувствую то-то, а что ты чувствуешь?» Ты мне ответишь, а потом мы спросим друг друга, что мы можем по этому поводу сделать. Но на самом деле у нас это все заведомо нереально из-за твоего скверного настроения, и между нами возникает такой барьер.

Я: Понимаешь, вот сейчас происходит то же самое: ты говоришь ей о том, что за барьер существует между вами. А именно, что все дело в ней самой. Если бы ты мог сказать ей, как минуту назад: «Я действительно стараюсь

выслушать тебя, но это нелегко, потому что я ничего не слышу о твоих чувствах», — мне кажется, все было бы не так плохо.

Дик: Да, пожалуй, это верно.

Комментарий

Существует много разновидностей бесплодных споров, и этот относится к одной из самых распространенных. Главная его особенность, насколько я выяснил, заключается в том, что ни один из супругов не хочет слушать другого. При подобных взаимоотношениях, как подметила Гейл, «становится все равно, что было сказано». Неспособность к общению оказывается практически полной.

Интересно было бы в какой-то момент прервать этот спор и попросить Дика и Гейл, каждого по отдельности, изложить, какие мысли и чувства были выражены его партнером. Почти наверняка они не смогли бы этого сделать. Ведь каждый из них не слушает, а только ждет возможности перебить другого и уколоть его, так что им даже не удается заканчивать фразы. И все-таки суть сказанного понять нетрудно. Дик говорит: «Нажим на меня, чтобы я был кормильцем семьи, сильнее, чем то давление, которое ты испытываешь со стороны моей сестры». Гейл отвечает: «Ты не веришь, что я тоже могу испытывать давление. Я не давлю на тебя; я тоже стараюсь найти себе работу». Только последняя из этих фраз выражает дух сотрудничества, а не взаимные нападки.

По-видимому, имеет смысл конкретно и в деталях проанализировать приведенные выше формулировки позиций и сам диалог. С чего начался спор? С того, что Гейл стала укоризненным тоном рассказывать Дику о том, каковы его убеждения и чувства («Ты не признаешь самого факта, что...»). Такого рода высказывания, в которых говорящий внешне старается изложить собеседнику какое-то мнение о нем, а внутренне настроен осуждающе, почти неизменно приводят к конфликтам. Она говорит: «Ты не признаешь»,

а Дик отвечает: «Нет, я признаю». Кто может знать, что в действительности думает Дик? Очевидно, сказать об этом может только сам Дик, а он вряд ли даст откровенный ответ, когда на него нападают. Это еще одна особенность такого рода общения — в нем обычно присутствуют обвинительный уклон, негативные суждения, и поэтому легко возникает искаженная картина.

Отметим теперь, что даже небольшое изменение подобных высказываний приводит к совершенно иным результатам. У меня не было эмоциональной вовлеченности в спор, но я хотел понять, о чем, в сущности, идет речь, поэтому я вмешался и высказал свое мнение о том, что они чувствуют. Однако в моем высказывании ощущались сопереживание, а не обвинение, предположительность, а не окончательность суждений, а также искреннее желание понять. То есть у меня была абсолютно другая внутренняя установка. Если бы один из них или они оба заявили: «Нет, я говорил иначе», — я немедленно согласился бы с любой их поправкой.

Благодаря этому тон диалога изменился. Как только собеседники почувствовали, что кто-то понимает их, пусть даже свидетель их разговора, они смогли глубже и последовательнее проанализировать природу своих разногласий. Принесла ли пользу моя вторая реплика, довольно назидательная по тону, сказать трудно, но я просто не мог уже спокойно слушать их бесплодные препирательства.

В каждом из их следующих двух высказываний виден залог будущих споров, хотя тон стал далеко не таким обвиняющим. Гейл говорит: «Ты не хочешь слушать», — в то время как единственно верной формулировкой, которую она могла бы подобрать, является: «По моим ощущениям, ты никогда меня не слушаешь». Последнее высказывание служит основой для диалога, а не для спора. Слова Дика — гораздо более примирительные, чем раньше, но суть их: «Именно твое скверное настроение воздвигает барьер между нами», — то есть снова попытка что-то рассказать Гейл о ней самой.

Сексуальные отношения

Я: Еще один вопрос, который я хотел бы задать: какую роль во всем этом играет ваша сексуальная удовлетворенность или неудовлетворенность? Является ли секс в высшей степени приятной частью вашей жизни или же здесь, как и в других аспектах, есть свои плюсы и минусы?

Дик: Я попытаюсь ответить на этот вопрос. Думаю, секс действительно важен. Я точно знаю, что у нас очень редко бывают половые отношения... Ну, не так часто, как хотелось бы Гейл, и во всем этом присутствует какая-то неудовлетворенность, которую ни я, ни Гейл, наверное, не смогли бы точно сформулировать. У меня варикозные вены, которые запросто начинают хандрить, так что становится по-настоящему больно. И слишком частые или чересчур усердные занятия любовью пробуждают эти боли — это уже засело у меня в подкорке. Когда мы впервые начали заниматься любовью, у меня было немало случаев... э-э-э... импотенции, то есть когда я не мог довести дело до конца. Это разрешилось само собой. Не знаю, чем это объяснялось... Было много разнообразных сомнений и страхов, безусловно, — страх гомосексуальности, потому что я был еще подростком и... э-э-э... возможно, какое-то отношение к этому имели и наркотики. Трудно сказать, но суть в том, что спустя какое-то время этот аспект перестал быть проблемой.

Гейл: Ну, я в точности не знаю, как все это охарактеризовать. Бывает, что я не испытываю оргазма, хотя теперь уже не так часто. Мне трудно получить удовлетворение, и, когда не получается, это не связано с тем, что делает или не делает Дик, это что-то внутри меня, но я не могу даже представить — что. И еще, у меня очень часто возникает страх беременности. Из-за специфических медицинских сложностей я не могу использовать таблетки или IUD (Intrauterine device — внутриматочные контрацептивы, внутриматочный диск и т. п. — Прим. перев.), поэтому я вынуждена использовать диафрагменный колпа-

чок, который не слишком надежен, а я сейчас совершенно не хочу заводить детей, так что это — проблема. Я думаю, есть еще трудноуловимые проблемы, которые я не смогла бы сформулировать, и это не что-то простенькое, о чем можно прочитать...

Дик: Похоже, у Гейл по сравнению со мной есть желание и потребность заниматься сексом чаще. Ты согласна, что со стороны это выглядит так? (Гейл кивает.) Когда Гейл не получает удовлетворения, я ей очень сочувствую, потому что помню, как у меня не получалось довести дело до конца, и я совершенно не испытываю к ней враждебности...

Гейл: Не хотелось бы говорить это Дику, но у меня пару раз появлялось ощущение, что Дик воспринимает женщин так, словно они его сексуально эксплуатируют. Да-да, когда ждут, чтобы он довел дело до конца. Из-за этого я немного осторожничаю, потому что иногда, когда у него такой настрой, я предпочитаю не приближаться к нему. Я ведь не хочу, чтобы он счел меня какой-то злобной женщиной, намеренной отнять у него его добродетель, или что там еще... Раньше это ранило мои чувства, если я к нему подкатывалась, а он не реагировал, но теперь уже меньше.

Дик: Это мне кое-что объясняет. Думаю, здесь ты права.

Я: Ваша сексуальная жизнь, очевидно, не идеальна. Существуют эти ускользающие проблемы, которые с трудом поддаются анализу, однако у меня сложилось впечатление, что вы из-за них не ссоритесь друг с другом. Вы оба проявляете достаточно понимания и сочувствия по отношению к партнеру.

Дик: Я... я действительно стараюсь сочувствовать. Я думаю, что сексуальные проблемы... у меня они были, и, знаете, иметь их — не шутка. Никому бы этого не пожелал.

Я: Важно, что фраза «Ты слишком много хочешь» или что-то в этом духе, видимо, вообще никогда не звучала.

Гейл: Один раз было. Помнишь, когда ты разозлился на меня и сказал, что я извращенка? Дик: О, разве? Гейл: Да, и это по-настоящему меня расстроило.

Комментарий

Приятно сравнить этот диалог с предыдущими взаим-ными обвинениями. Здесь каждый сам считает себя ответственным за все ощущения, которые испытывает в своей половой жизни, и ни один из супругов не проявляет склонности в чем бы то ни было упрекать другого. У Дика и Гейл есть свои, озадачивающие их трудности, однако в этих трудностях они проявляют взаимопонимание. Дик описывает свои варикозные боли и случаи импотенции в прошлом, как и нынешние смутные ощущения разочарования, в качестве внутренне присущих ему особенностей. Да и Гейл, рассказывая о своих «трудноуловимых проблемах», проявляет достаточную тактичность: «Это не связано с тем, что делает или не делает Дик, это что-то внутри меня».

Отметим далее — когда Гейл говорит о том, что чувствует Дик, результат получается совершенно другой. В данном случае она старается чисто гипотетически изложить свое, довольно глубокое понимание подспудных чувств Дика относительно его «сексуальной эксплуатации», и для Дика ее замечание оказывается приемлемым и информативным.

Почему у супругов в этом диалоге проявляются взаимное сочувствие и коммуникабельность, тогда как в предыдущем ощущался обвинительный уклон? Можно выдвинуть разнообразные умозрительные гипотезы, но, откровенно говоря, я не знаю. Однако такое отличие их внутренних установок, определяющих характер межличностного общения в области секса, изменяет взаимоотношения к лучшему. Могу только пожелать им, чтобы подобное взаимопонимание распространилось и на другие области.

Интересно представить себе, с какой легкостью эта составная часть совместной жизни тоже могла бы превра-

титься в поле брани. Очень легко вычислить параметры возможного спора. Вот воображаемый диалог:

Дик: Ты хочешь слишком много секса.

Гейл: Я-то нет, просто в тебе маловато мужского начала.

Дик: Я Настоящий мужчина. Проблема в тебе, потому что ты испорченная и извращенная.

Гейл: Ничего не во мне, просто ты слабоват.

Et cetera, et cetera, ad infinitum (от лат. — и т. д. и т. п., до бесконечности. — Прим. перев.).

Ясное представление относительно разрушений, которые причинила бы подобная война, дает высказывание Гейл о том, что одна попытка Дика поставить ей диагноз и предъявить обвинение в области секса по-настоящему ее расстроила. Вообразите, что произошло бы с их взаимоотношениями, если бы такие нападки стали нормой их жизни.

О будущем

Дик (к Гейл): С тех пор как мы поженились, я действительно вижу, что твое самовыражение стало другим. Раньше был один способ — ты впадала в депрессию, а теперь ты бываешь враждебной, но зато когда ты счастлива, ты действительно счастлива, понимаешь? Я смотрю в будущее с оптимизмом, хотя, Бог мой, это может обернуться чем угодно, но я чувствую оптимизм в отношении "тебя и... твоих ощущений...

Гейл: Я ужасно устаю, пытаясь заставить себя не впадать в депрессию или чувствовать что-либо, вместо того чтобы просто похандрить. Это очень утомляет. Это все равно, что упражнять мышцы, которые никогда не понадобятся.

Комментарий

«Это может обернуться чем угодно». Еще как может! Перед нами союз, показаний против которого достаточно много, и лишь благодаря самоотверженным и разумно

3 - 5001

направленным усилиям со стороны как Дика, так и Гейл у них могут сложиться устойчивые взаимоотношения. Полагаю, что совокупность негативных факторов — неспособность супругов обсуждать большинство аспектов совместной жизни, их незрелость в области принятия решений (вспомним их колебания относительно взятия на себя обязательств), их интроективные представления о ролях мужа и жены и до сих пор не улаженные конфликты — все это предсказывает возможность неудачи.

Но я вижу три положительных обстоятельства, которые дают проблеск надежды. По своим внутренним установкам, определяющим их сексуальную жизнь — одну из важнейших составляющих брака, — супруги ориентированы на взаимопонимание и нежность друг к другу. Если они смогут исходить из этого, такая точка опоры, несомненно, поможет их браку.

Второе основание для надежды содержится в только что процитированных высказываниях. Коль скоро Гейл и Дик начинают точнее выражать свои чувства, причем сразу, когда они появляются, то, как сказал Дик, можно смотреть в будущее с оптимизмом. Возможность удачи также заложена в словах Гейл о том, что самосовершенствующиеся, эмоционально наполненные взаимоотношения требуют разумных, сосредоточенных усилий. Если супруги достигнут прогресса в здравом обсуждении испытываемых ими противоречивых чувств — любви и нежности, враждебности и обид — они улучшат свои шансы на успешное развитие своих взаимоотношений.

О третьем основании я узнал чисто случайно. После беседы у меня супруги побывали в гостях у нашего общего приятеля, который рассказал мне, что участие в моем опросе привело их в едва ли не экстатический восторг. Их действительно выслушали, и они почувствовали, что для них это чрезвычайно важно. Боюсь, в первую очередь такая реакция свидетельствует об одном: как редко люди ощущают, что их готовы выслушать, — ведь речь идет всего лишь об опросе для сбора информации, не имеющем

психотерапевтической направленности (хотя временами я не мог удержаться от желания быть в этом отношении полезным). Но это показывает также, какое огромное значение имели бы для Дика и Гейл консультации по вопросам брака в случае, если бы они были бесплатными (ведь у супругов нет денег) и если бы консультант проявил участие, понимание и сдержанность в суждениях. Причем им необходимо получить такую помощь сейчас, пока их взаимоотношения не зашли в тупик. Боюсь, наша культура не в состоянии оказывать семьям такого рода поддержку, и лишь немногие консультанты обладают качествами, которые супруги сочли бы полезными для себя. Итак, нам остается пожелать Дику и Гейл удачи в их рискованном браке, который парадоксальным образом может оказаться менее прочным, чем те неузаконенные отношения, в которых они состояли прежде.

Глава 3 Брак «сейчас»

Молодым супругам Рою и Сильвии сейчас немного за тридцать. Я общался с ними — с некоторыми перерывами — на протяжении последних десяти лет. Какое-то время, около семи лет назад, я знал их довольно близко. Меня восхищало их подлинно современное, с моей точки зрения, стремление превратить все межличностные отношения, в том числе и свой брак, в процесс творческий и развивающийся. В то время у Роя было серьезное увлечение — чужая жена, юная и детски непосредственная Эмили. Вполне понятно, что Сильвию все это весьма огорчало. Но вместо конфликтов из-за ревности или развода супругам удалось откровенно обсудить свои чувства и достичь какого-то нового взаимопонимания (какого — мне так и неизвестно). Муж «той женщины» узнал о ее связи и был очень зол на свою жену, и главным образом на Роя. Рой даже предлагал, чтобы все они вчетвером, то есть обе супружеские пары, собрались вместе и поговорили о своих чувствах. К сожалению, эта попытка четырехсторонней коммуникации так и не была осуществлена.

В ходе переговоров между Роем, Сильвией и Эмили все участники сошлись на том, что, хотя Рой питает серьезные чувства к Эмили, все же не следует разрушать ни тот ни другой брак. Всем представлялось совершенно естественным, что и мужчина, и женщина могут по временам питать глубокие чувства, даже любовь, не к одному-един-ственному человеку. Спустя короткое время Рой и Сильвия переехали в другой город, так что оказалось невоз-

можным проверить, выдержат ли эти сложные взаимоотношения испытание временем.

Вполне понятно, почему я, погрузившись в раздумья на тему взаимоотношений между мужчиной и женщиной, написал Рою и Сильвии на другой конец страны в надежде, что они поделятся своим опытом. Они согласились рассказать мне только о своих сегодняшних взаимоотношениях, но и это оказалось для меня весьма ценно. Думаю, что и для вас тоже.

Одним из мотивов включения в книгу этого материала стало то, что Рой и Сильвия к третьему году своего брака добились в общении друг с другом такой открытости и таких возможностей самовыражения, которые редко у кого встретишь. Я знаю, что Рой посещал групповые занятия и около года проходил психотерапию у квалифицированного и участливого психолога. Возможно, эти обстоятельства способны объяснить необычайную искренность во взаимоотношениях супругов. Не знаю. Я также не могу предсказать, окажется ли их брак в конечном счете «удачным», какой бы смысл мы ни вкладывали в это слово. Но супруги определенно стремятся достичь в своем браке гармонии, которая еще полвека назад была бы немыслима. Они стараются быть открытыми, не отвергать собственных чувств, всем делиться друг с другом, напрямую разбираться в своих взаимоотношениях, а не приукрашивать их в качестве защитной стратегии. То, до какой степени они делятся друг с другом своими чувствами, представляется мне почти невероятным. Ждет их победа, поражение или ничья, супруги осваивают новые — такие важные для всех нас — территории брака. Не буду гадать, покажутся ли вам их отношения идеальными или же отпугнут вас. Я думаю, что их опыт должен оказаться для вас поучительным. Начиная с этого момента я предоставлю им возможность самим говорить за себя и лишь изредка буду вставлять свои комментарии.

Взаимоотношения

Вот выдержка из записей Роя, иногда несколько стенографических по стилю, однако весьма показательных.

«Нашему браку всегда были свойственны движение и развитие, но не в такой степени, как за два последних года, — переезд из маленького городка в большой город, учеба наших детей в школе, эмансипация женщин, сексуальная революция в молодежной культуре — все это имело достаточно глубокие последствия. Чем старше становятся дети, тем активнее Сильвия стремится к реализации самоидентификации. Я в самом деле это поддерживаю. Я стремлюсь к плодотворным и равным взаимоотношениям. Все больше времени мы проводим в разговорах, анализируя желания: я слушаю и вытягиваю из нее мысли о себе самой и о том, какой она хотела бы стать. Это удается. Теперь она отвечает мне тем же. Замечательно, когда есть кто-то, кто помогает тебе исследовать глубины твоей души.

С помощью слов мы становимся ближе. Мы осознаем, что оба стремимся к полной открытости друг с другом, — особенно я стараюсь делиться с ней такими вещами, которыми делиться не хочется, но иначе они могут стать препятствием на нашем пути к большей близости и гармоничному развитию. Скажем, если я сержусь, или ревную, или увлекся другой женщиной и не раскрою перед Сильвией эти свои чувства и они останутся во мне, мы постепенно отдалимся друг от друга. Я обнаружил, что между нами, если я замалчиваю некоторые моменты, начинает образовываться стена — я не могу поставить заслон лишь для некоторых вещей без того, чтобы отсечь .многое.

Расцвет и упадок наступают словно бы одновременно при переменах в наших взаимоотношениях. Моменты упадка — это главным образом подспудные страхи, опасения оказаться высмеянным, обвиненным в инфантилизме, в импотенции, в занудливости — Сильвией или ее друзьями (это у меня от моего отца — его постоянные страхи и

тревожность). Страхи усиливаются, когда я чувствую отдаление от нее — отчужденность и пропажу спонтанной нежности — и знаю, что она расширяет свой мир, общаясь с другими мужчинами. Такие страхи могут одолевать меня в течение часа или дня. Они исчезают, когда мы разрушаем барьеры между нами и сближаемся, развеивая эти страхи до самого последнего их нюанса. Мы сверяем их с реальностью — какие у нее на самом деле взаимоотношения с другими? Я для нее особенный? В чем? А другие — особенные? В чем? Раскрыть самые интимные закоулки моих мыслей, рискуя всем, — для меня это кризис. Особенно проанализировать все мои страхи, какими бы "инфантильными" и "незрелыми" я их ни называл. Снова и снова все проговаривая, сначала про себя, а затем с нею: "Вот, знаешь, это сидит во мне, и эти чувства, может быть, никогда не исчезнут. Если хочешь получить меня, то со всеми моими страхами. Я уязвим. Я опасаюсь твоей близости с другими мужчинами". Наверное, почти год ушел на то, чтобы научиться свободно выражать такие страхи, когда я их ощущаю. Сначала приходилось сознательно заставлять себя после "разговора с самим собой" вытаскивать эти страхи наружу, то есть раскрываться именно таким ранимым и испуганным, каким я себя чувствовал».

Сильвия предваряет свои записи коротким, но важным вступлением:

«Кажется, я все жду, когда смогу написать: "И потом мы жили долго и счастливо". Но этого я никогда не дождусь. Я кое-что поняла. Много времени уходит на то, чтобы подобрать слова. Хотя было полезно все это сформулировать для себя».

И вот некоторые оттенки взаимоотношений, увиденные глазами Сильвии в одном из эпизодов совместной жизни:

«Выходные дни — последние перед отъездом Роя на целую неделю — мы провели на пляже вдвоем. Командировка требовала от Роя немало ответственности, и в выходные ему было над чем подумать.

В понедельник утром, после того как он уехал, я написала для него следующее:

Я потеряла тебя.

Я думаю о наших выходных на пляже —

Там бывает так славно,

В той прекрасной стране, куда мы попадаем лишь изредка.

Но, в сущности, мы не были вместе там —

Я была одна,

Ты был один,

Мы были одиноки...

Ты ждал меня,

Я ждала тебя.

Я ждала, пока захочу прийти к тебе,

А время шло,

Время шло...

Я могла бы вдохнуть в тебя силы,

Я могла бы любить тебя —

Чудный способ ворваться в будни твои, —

Но я ждала своего желания,

И время ушло...»

А вот ее комментарий к этому стихотворению, написанный для Роя:

«Я ревновала тебя к твоей поездке, к твоему деловому энтузиазму. Я хотела бы тоже слетать куда-нибудь, чтобы почувствовать такое же оживление. Могу ли я быть с тобой, отдаваться тебе, чувствуя себя такой злой? Не могу.

Ты чувствовал себя виноватым, потому что не мог выбросить из головы мысли о предстоящей неделе, — ты не имел настоящей свободы в общении со мной. На тебе лежала такая большая ответственность. А разве может человек отдавать себя другому, когда он скован чувством вины и волнуется из-за предстоящих ответственных дел?

Мы могли бы поговорить об этом сразу, но в то время еще не понимали, что происходит. Пусть позже, но нам надо обязательно поговорить об этом».

Реакция на сексуальное раскрепощение

Супруги экспериментировали с предоставлением друг другу полной сексуальной свободы. Ничего удивительного, что это порождает напряженность. Сильвия рассказывает, как все началось.

«Рой и я были женаты уже десять лет — мы думали, что знаем друг друга. У меня никогда не было оргазма, и я полагала, что просто "такая уж я есть". Рой тоже так думал, но мы никогда особо это не обсуждали. Мы могли говорить о чем угодно, кроме секса. Потом оказалось, что меня по-настоящему возбуждает один мужчина, и я захотела заняться с ним любовью (с Роем мне этого хотелось не часто). Не могу поверить, что в самом деле смогла поговорить об этом с Роем. Я боялась, что он слишком обидится и сможет услышать только: "Ты меня не удовлетворяешь". Но, в конце концов, мы все-таки смогли это обсудить. Сначала все было ужасно — он обиделся и почувствовал бессилие. Было больно — очень больно — сознавать, что я стала тому причиной. Но ему понравилось мое возрождение к новой жизни. Она должна быть замечательной! Я стремилась к этой новой жизни для меня и для нас двоих. Рой — тоже. Для меня было важно понять, что не "такая уж я есть", а для Роя — приятно видеть свою жену, раскрывающуюся с новой стороны. Рой сказал: "Если ты займешься с ним любовью, я хочу, чтобы ты рассказала мне об этом, — мы должны знать, что с нами происходит".

Однажды я допустила, чтобы это произошло, и рассказала Рою. Это был риск. Это был риск! Я рисковала никогда потом не испытать подобного с Роем, всегда оставаться неудовлетворенной и, в конце концов, разрушить наш брак. Это было бы трагедией. Мы с Роем в общем-то хорошая пара — у нас двое детей, нам нравится жить вместе и мы любим друг друга. Но как-то вышло, что я должна была так поступить. Я должна была позволить жить этой части меня — теперь, когда узнала о ее существовании. Мне

казалось, что если я высвобожу эту глубинную часть меня самой, раскрою ее, то позже смогу всем поделиться с Роем — с мужчиной, который больше всего для меня значит. Сейчас именно это и происходит. Иногда мы с Роем обладаем друг другом с такой полнотой, какую никогда не считали для себя возможной. Я всегда думала, что у любовников это должно просто "выходить само собой". А если уж не получается, вовсе не стоит прилагать к этому усилий — нет смысла. И между прочим, недавно я разозлилась. Почему я должна стараться, чтобы сексуально раскрепоститься с Роем, когда я запросто ощущаю все это с кем-то на стороне? Отличный вопрос. Ответ на него, как я поняла, таков: "Потому что я хочу быть замужем за Роем и хочу, чтобы это происходило у меня с ним". Это был поворотный момент».

Далее следуют заметки Роя на ту же тему: «Быть может, единственно трудная для меня перемена — привыкнуть к тому, что у Сильвии есть друзья мужского пола, и всегда сравнивать себя с ними, боясь ее потерять.

Видеть, как она воспрянула в физическом плане, как она утверждается с помощью кого-то другого, — значит чувствовать себя самого менее способным сексуально взволновать ее. Я был запуганным и ранимым, а она сердилась, чувствуя себя запертой с детьми, сексуально подавленной за счет родительского воспитания, не раскрепостившейся сексуально со мною, за редкими исключениями. Вот уже полтора года, как она потребовала для себя новой свободы и обрела ее, и то, что она сказала мне месяцев шесть назад, действительно имеет смысл. Она сказала, что реально чувствует возможность самоутверждения с некоторыми мужчинами именно потому, что они не обязаны давать ей эту возможность — они свободны в своем выборе, быть с ней или нет, — в то время как я придаю огромное значение нашему браку, и потому в мои свидетельства труднее поверить. Я убедился, что и сам чувствую нечто подобное.

Появление у нее других мужчин, выяснение, что ей нравится в них, а что — нет, породило осознание того, что ей нравится во мне, из-за чего она стала лучше понимать меня, оценив то особенное, что присуще только мне, — и мне легче в это поверить, ведь это действительно основано на опыте и на выборе.

В результате у меня также возникла необходимость снятия моих внутренних запретов в отношении других женщин, поскольку для того, чтобы дать свободу ей, понять ее потребность во взаимоотношениях с другими, надо самому испытать стремление к таким взаимоотношениям. Понять свою неповторимость для нее и проверить ее неповторимость для меня — через установление взаимоотношений с другими женщинами. Сравнение одного моего страха — что занятия любовью с другим мужчиной поглотят ее (страха, усиливающегося тогда, когда у нас нет свободного и радостного сексуального общения), — и другого моего страха — что отношения с другой женщиной могут поглотить меня и это станет угрозой для нашего брака.

Я не смогу предоставить ей свободу в ее чувствах к другим мужчинам и проверить, до какого предела мы сумеем дойти, если сам не буду свободным в отношениях с другими женщинами и не проверю наш брак на прочность, но не с помощью запретов и ограничений, а выбрав именно ее среди множества женщин.

Меня больше не тревожит, что у нее интимная дружба с другими мужчинами, — а год назад я бы умер от страха. В сущности, это освобождение. Мне не нужно быть для нее всем. Я волен быть с кем хочу, не чувствуя вины из-за того, что она осталась одна.

Собственно говоря, я убежден, что в конце концов мы дорастем до того состояния, когда каждый из нас сможет заниматься любовью на стороне, не создавая угрозы для другого. Представляется, что самое главное — это то, насколько сильно мы привязаны друг к другу. Когда она занимается любовью с другими, моя реакция варьирует от

крайней тревоги и сомнений в себе до вспышки гнева. Если мы сможем заложить надежную основу в виде счастливых воспоминаний о том, как занимались любовью друг с другом, то мы, я думаю, сумеем принять свободу сексуальных связей на стороне.

Как-то я сказал ей: "Я уже дошел до изнеможения и тошноты, все время ревнуя, тревожась и думая, чем ты там с ним занимаешься, и я хотел бы просто выплюнуть это из себя, избавиться от этих чувств, освободиться и сказать: "Какого черта! Когда мы вместе — прекрасно! Мы можем развиваться и совершенствовать наши отношения, а когда не вместе, мы свободны радоваться жизни, с кем бы мы ни были"».

Сексуальная жизнь Роя и Сильвии

Представление о свойствах и характере сексуальных отношений супругов могут, на мой взгляд, дать их краткие заметки по этому поводу.

Вот что пишет Рой:

«Мы женаты уже свыше десяти лет, а наши сексуальные отношения только сейчас начинают становиться по-настоящему удовлетворительными. Мы всегда были открыты друг с другом больше в словесном плане, чем в физическом. Оба мы росли в семьях, где секс был чрезвычайно неприличной темой. За эти годы у нас эпизодически бывали удачные опыты, но лишь постепенно мы обрели свободу подлинного наслаждения своими телами. Совсем недавно у нас состоялся фантастически сексуальный разговор, когда мы вышли вместе пообедать и в полумраке кафе вспоминали, как занимались любовью прошлой ночью. Это по-настоящему нас взволновало.

Сближение с помощью слов — вещь замечательная, но иногда слова только мешают. Однажды утром — между нами какое-то время не было ничего чувственного — мы разговаривали, и я просто взял и замолчал, придвинулся к

ней и заглянул в глаза, лаская ее лицо своим взглядом. Поначалу это было трудно — ведь слова легко могли все это разрушить — никаких слов, только взгляды и касания. Мы просто начали прикасаться друг к другу, чувствовать эти прикосновения и раскрываться навстречу друг другу так, как никогда бы не смогли с помощью слов.

Чувственная близость — прикосновения, запахи, легкое поглаживание, взгляды, изучение друг друга глазами и руками с головы до ног без требований, чтобы что-то произошло, — это взаимное удовольствие. Я согласен с Мастерсом и Джонсон (Культовая книга: William H. Masters and Virginia E. Johnson. Human Sexual Response. (Сексуальные реакции у человека), Boston, 1966. — Прим. перев.), что это основа сексуальной реакции».

То же утро в изображении Сильвии:

«Однажды утром Рой не пошел на работу, и мы пили кофе в гостиной. Дети были в школе. Он заглянул мне в глаза. Не произнес ни слова. Просто смотрел на меня. Это так сильно действует. Новизна ощущений. Я даже почувствовала себя несколько неуютно, но мне понравилось. Затем он коснулся моей руки одним-единственным пальцем и стал нежно рисовать им узор. Я все почувствовала. Это было так, словно он никогда прежде не притрагивался ко мне».

Дальше Сильвия рассказывает о том, что для нее изменилось:

«Мы начали читать о сексе, все подряд. Прочитали вторую книгу Мастерса и Джонсон — очень понравилось. Я даже купила экземпляр "Чувственной женщины". Это для меня много значило. Не знаю, кто больше обрадовался этой книге — Рой или я, — но ему действительно понравилось, что я ее купила. Это был первый день новой жизни — новая Сильвия, новые мы. Сходили на эротический фильм, и, что замечательно, — мы смогли наслаждаться им вместе.

Я стала больше рассказывать о своей семье и своем детстве — особенно об отце — и поняла, как я сердита на этого доброго седовласого старика за то, что он не объяснил мне, что это значит —превратиться из девочки в женщину. Для моих родителей секс не был открытой темой — это-то я усвоила и, кажется, все еще негодую из-за этого (я, впрочем, сознаю, что научить и объяснить можно только тогда, когда сам хорошо понимаешь, о чем речь).

Как бы то ни было, в ночь после того, как я выдавила из себя эту злобу, произошла совершенно фантастическая вещь. Когда мы с Роем занимались любовью, по моему телу начали прокатываться волны, а я принимала происходящее со мной — в первый раз за всю жизнь. Я раскрепостилась и уже никогда не стану прежней. Какое захватывающее ощущение! Казалось, этот оргазм будет длиться вечно. Я не контролировала то, что происходило во мне, — просто принимала происходящее. Я ничего не контролировала, и это всепоглощающее ощущение затопило мое тело. Мне хотелось бы, чтобы это могло происходить каждый день, но я не смогу. Думаю, мне понадобится некоторое время, чтобы настроить себя, какая я есть, на это новое для меня существование. Одно я знаю точно: это может происходить у нас с Роем. Я хочу вынашивать в себе это и буду делать все, что могу, для того, чтобы это происходило».

Вот письмо Сильвии Рою, в котором она рассказывает о своих трудностях:

«Я думаю о тех случаях, когда ты хочешь заняться любовью, а я — нет. Обычно это — Тягостная Сцена. Я закрыта, зажата и из-за этого чувствую себя ужасно. Что я вообще могу отдавать, когда так себя чувствую? Но однажды я ощутила проблеск чего-то нового — мне не хотелось заниматься любовью, но я почувствовала к тебе настоящую нежность, и у меня возникло стремление доставить тебе удовольствие. Я зажгла несколько свечей и поставила музыку, которая нравится нам обоим. Я сказа-

ла: "Повернись", — и сделала тебе чудесный массаж спины, с похлопываниями и поглаживаниями. Провела по твоей голой спине своими длинными волосами, прижалась к ней щекой, носом, глазами, губами. Я растерла твои напряженные мышцы у основания шеи, рисуя на них узоры. Как чудесно было не позволить чувству вины — ведь прежде я ничего не отдавала тебе — заморозить меня, превратить в деревяшку. Я поняла, что тебе приятнее будет массаж спины, сделанный свободно и с радостью, чем занятия любовью с телом без души. Должна признать, чашка горячего чаю (пусть даже с медом и лимоном) не всегда удовлетворяет мужчину, который хочет заняться любовью. Но странные вещи иногда случаются: когда я вольна отдавать то, что хочу отдать именно сейчас, — это раскрепощает меня, дает снова почувствовать себя человеком, — и кто знает, что может тогда произойти?»

«Застой»

Рой приложил свое письмо, написанное им Сильвии на год раньше, чем остальные представленные здесь материалы. Из письма явственно следует, что такого рода брак никогда не бывает «стабильным», если не считать стабильностью процесс непрекращающихся изменений.

Письмо Роя Сильвии:

«Я чувствую, что подошел к критической точке. Мы оба выпячиваем себя, требуя удовлетворения своих потребностей. Да, я достаточно раним, и моя потребность в признании и оценке меня такого, какой я есть, кажется, разжигает твою злость на импотенцию — ты полагаешь, что это заурядная слабость. Связано ли это со слабостью твоего отца, или с тем, каким я был в прошлом, или?.. Это эротический тупик.

Мы могли бы сейчас расстаться, сказав друг другу: "Привет, мы видели кое-что хорошее, но что касается чувственности — секса, эротики, — то наши стереотипы,

ассоциации и детские утраты, все эти старые смыслы слишком обременяют нас — лучше усвоить этот урок и начать заново с кем-то другим".

Или мы сможем воспользоваться шансом выстроить новые смыслы — новые ассоциации ("Может семья быть эротичной?", "Черт возьми, а кормящая мать может быть эротической?") — и найти кого-то третьего, кто помог бы нам это сделать. Мне кажется, у нас самих ушло бы на это слишком много времени.

Мы много раз изменялись, в сексуальном плане и прочем, — и все же в итоге, когда у одного из нас или у обоих начинается застой, мы перечитываем сигналы настоящего глазами нашего прошлого — мы ждем худшего и слишком многое привносим в эти сигналы. Мы ждем от прошлого только плохого и зачастую не перепроверяем сигналы».

Спустя несколько месяцев Рой выразил свои чувства в коротком стихотворении:

Вне ласковых касаний Я словно бы не дома. Фундамент сыплется. Все общее ушло.

Некоторые цели и некоторые глубокие мысли

В записях Роя то и дело встречаются важные фразы, говорящие о будущем этих взаимоотношений.

«Тот факт, что мы живем вместе вот уже десять лет, значителен — хорошее и плохое вперемешку. Всё вместе: самые ограниченные ожидания, видение друг друга через примитивные образы прошлого — образы наших родителей, — а вследствие этого — ограничение возможностей момента; фантастически обогащающие нас результаты при исследовании тонкостей наших отношений, взаимосвязанности наших историй: "Почему нас потянуло друг к другу?"; "Что нам нравится и что не нравится в телах друг друга?"; "В чем мы похожи на наших родителей и чем от

них отличаемся?" — миллион обогащающих нас вопросов, которые мы исследуем, стараясь развиваться, делать друг друга свободными и выстраивать новые взаимоотношения друг с другом.

Однообразное становится все скучнее, а скука — все нестерпимее. Перемены стали правилом, а не исключением. Постоянное совместное обновление так вдохновляет, что прежние стереотипы нагоняют тоску. Например, мы обнаружили, что изменение времени и места нашего общения, какие-то интересные ситуации — все это добавляет новое измерение к нашему восприятию друг друга. Нет, это не то, слишком абстрактно — мы переставляем мебель, обновляем нашу спальню, вместе проводим утреннее время, вместе завтракаем — суть в том, что однообразие становится фоном. Если мы всегда будем видеть друг друга в одно и то же время и в одном и том же месте, наше восприятие и реакции станут застывшими.

Отсутствие перемен и разнообразия прежде всего убивает сексуальность — в скуке нет ничего чувственного или эротического. Мы уже никогда не удовлетворимся чем-то меньшим, чем наши жизнеутверждающие взаимоотношения друг с другом, которые коснулись всей нашей семьи. Наши запросы возросли.

Ничем, наверное, нельзя заменить время, проведенное вместе, — непринужденность и свободу определять себя текущим моментом без бремени деловых обязанностей, совместное участие в одном и том же — слушаем ли мы музыку, смотрим кино, танцуем вдвоем или раскрепощаем наши тела, исследуя чувства, желания и фантазии друг друга.

Совместное личностное развитие, выработка общего видения, которое мы постоянно расширяем, имеет огромное значение для положительных перемен. Нам необходимо развивать видение той семьи, какой мы хотели бы стать, дома, в котором хотели бы жить, стремиться к слиянию наших желаний относительно нас самих, вместе и по отдельности. Я хочу, чтобы мы были двумя жизнеспособными

личностями, творящими мир, который нам нравится, на основе опыта, говорящего нам, каковы наши действительные ценности и что есть жизнеутверждающего в обществе. Мы должны изучать наши ценности, желания и стремления — друг с другом и поодиночке, — пытаясь воплотить в жизнь кусочки этого видения. Я хочу, чтобы мы были двумя живыми людьми, у каждого из которых есть свой особый мир и есть общность друг с другом, которые живут на основе этой общности, а не по причине юридических сложностей, затрудняющих расставание. Я чувствую себя полноценной личностью, когда знаю, что она вольна быть кем угодно и с кем угодно, но выбирает быть со мною.

Оборотной же стороной является то, что общность требует труда. Я не могу бесконечно выбирать, с кем мне быть, на основе мимолетного чувства, всплеска желания. Ощущения непреходящей общности и эмоциональной глубины никогда не дадут простые переходы от одних взаимоотношений к другим — от того, что нравится, к тому, что нравится. Глубина появляется благодаря решимости до конца пройти через свои чувства, даже самые мучительные, которых хотелось бы избежать».

Сильвия на свой лад выражает очень сходные настроения:

«Как мне кажется, в нашей истории важно то, что мы с Роем пытаемся выстроить конструкцию, внутри которой сможем двигаться, и стараемся быть честными друг с другом. Мы доверяем друг другу и заботимся — я о нем, а он обо мне. Мы стремимся, чтобы каждый из нас развивался как личность, — и все же мы только люди. У нас есть свои ограничения. Мы должны говорить о том, каковы они, или пытаться выяснить это.

Что мы можем сделать в смысле свободы личностного роста каждого, сохранив при этом наш брак? Мы должны поддерживать контакт с собственным "Я" и друг с другом».

Изменчивость взаимоотношений

Оба супруга в тот или иной момент недвусмысленно говорят, что их брак — вечно меняющийся, никогда не застывающий, однако Сильвия, возможно, выражает эту мысль конкретнее, указывая на то, какое значение супруги придают гармоничной жизни. Одну из ее фраз я назвал бы классической: «В конце концов, мы поженились, чтобы жить вместе, а не потому, что хотели вместе оплачивать счета или чинить капающие краны». Ничего удивительного, что их брак все еще крепок.

Сильвия продолжает:

«Года три назад — мне тогда было тридцать — в нашем браке начали появляться некоторые новые черты. Мы начали понимать, как важно вместе отдыхать. Рой увлекался гольфом (в отличие от меня), но мы вдвоем решили попробовать свои силы в теннисе. Мы занимались им всерьез — по четыре-пять дней в неделю. Мне ужасно не нравилось чувствовать себя новичком в тридцать лет, но Рой был терпелив, и в конце концов это себя оправдало. Сейчас мы иногда обмениваемся серией трудных мячей, и это так чудесно. Мы прямо оживаем.

Обзаведясь велосипедами и туристским снаряжением, мы начали настоящее исследование окрестностей — и всей семьей, и вдвоем с Роем. Как мы выяснили, очень важно проводить время вдвоем, без детей. Как славно провести утро дома, когда оба ребенка в школе, и, может быть, выйти на бранч (Поздний завтрак. — Прим. перев.).

Иногда я подъезжаю в центр и встречаю Роя, чтобы выпить с ним после работы. А почему бы и нет? Мы, например, вполне можем выбираться куда-то в среду, но оставаться дома в субботу. Так легко попасть в рутинную колею. Иногда мы вдвоем устраиваем для себя поздний ужин — при свечах, с вином и каким-нибудь праздничным блюдом. Бывает, что мы вместе готовим пиццу или экспериментируем с новым рецептом. Несколько раз мы поздно

вечером, почти ночью, отправлялись на прогулку — это было чудесно. Иногда я пишу ему письмо, даже если мы оба дома. В последнее время одно из лучших удовольствий для нас — ходить на эротические фильмы. Замечательно, что мы способны наслаждаться ими вместе.

Мы любим музыку, поэтому часто покупаем записи и слушаем их. Музыка, свечи и массаж могут превратить вечер в праздник. Мы расходуем примерно пять процентов нашего бюджета на отдых и развлечения. Я привыкла думать, что это слишком много, но, поскольку мы можем потратить эти деньги на приходящих нянь и побыть вдвоем, они вполне оправдываются. Время от времени мы пытаемся сократить эти расходы — ходим на дневные сеансы, питаемся в "Гастрономе", покупая французский батон и какой-то пахучий сыр...»

Комментарий

В детстве я любил читать рассказы об американских первопроходцах, охотниках, носящих мокасины следопытах, которые отваживались бороздить «девственное бездорожье», пересекали Аллеганские горы (Alleghany = Allegheny, также Аллегейни, — часть Аппалачей, в Пенсильвании и соседних штатах. — Прим. перев.), рисковали своей жизнью, смотрели опасностям прямо в лицо, далеко отрываясь от жалких домоседов, заселявших освоенные территории. То же самое чувство восхищения возникло у меня, когда я читал честные признания Роя и Сильвии об их браке. Они подобны истинным первопроходцам в своих исследованиях дальних рубежей взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Риск, на который они идут, так же реален, как риск, которому подвергался Дэниэл Бун (Знаменитый пионер, штат Кентукки, 1734—1820. — Прим. перев.). Они живут в неопределенности, а иногда испытывают страх и сомнения. Их цель тоже неизвестна и ясна одновременно. Точно так же, как первопроходцы упрямо шли вперед, стремясь исследовать новые территории, так и

эти двое открывают terra incognita (от лат. — неизведанная земля. — Прим. перев.), расстилающуюся впереди, вне обжитых пределов современного брака. Не знаю, окончатся ли их усилия успехом — да и кто может знать? — но они заслужили мое глубочайшее уважение как открыватели новых путей через бездорожье человеческих отношений. Они нарушили множество общепринятых правил о том, «каким должен быть брак», и стараются, сохраняя подлинную преданность друг другу, выстроить новую модель устойчивых взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Она основана на постоянно развивающемся самопознании, на полной откровенности в самых болезненных и стыдных признаниях, затрагивающих глубоко личное, на свободе для каждого из них развиваться и совершенствоваться вместе с другим или самостоятельно, на обязательствах, которые реальны, но гибки, на изменчивом, как поток, слиянии двух людей, на союзе, лишенном каких бы то ни было гарантий, за исключением гарантии дальнейших перемен.

Я нахожу особенно показательным сравнение этого брака с союзом Дика и Гейл. Последние — на десять лет моложе и на шесть лет меньше жили вместе. И все же есть ряд проблем, общих для тех и других взаимоотношений, и описание различий в реакциях супружеских пар может оказаться поучительным.

Трудности в сексуальных взаимоотношениях

У каждой пары возникали кое-какие проблемы в достижении взаимно удовлетворительных сексуальных отношений. У Дика по временам бывала импотенция. Гейл хотела иметь половые контакты чаще, чем это у них происходило, — и не всегда достигала оргазма. Супруги ощущали, что в их половой жизни что-то идет не так. Рой воспринимал себя сексуально не соответствующим и ущемленным, а Сильвия почти смирилась с мыслью, что ей не дано испытать оргазм.

В этом отношении между двумя супружескими парами прослеживается много параллелей. Сильвия не многое может сказать о своей неспособности испытать оргазм. Дик никогда не обсуждает свои эпизодические неудачи с тем, чтобы «довести дело до конца». Главное различие состоит в том, что теперь Рой и Сильвия идут на риск откровенного и свободного обсуждения всех подробностей своих сексуальных ощущений — что их удовлетворяет, а что оставляет неудовлетворенными. Для Дика и Гейл такого рода общение пока остается слишком трудным. И все же в обоих браках каждый из супругов стремится проявить понимание и сочувствие по отношению к партнеру.

Секс на стороне

Как Дик в его взаимоотношениях с Гейл, так и Сильвия в своем браке стремились вступить и вступали в сексуальные и личностные отношения с другими партнерами. Однако причины, побудившие их к этим, потенциально болезненным, экспериментам, были совершенно различными.

Дик проявил некую, смутно негативную, реакцию на свои отношения с Гейл. Он сказал: «Я люблю тебя», — и ушел — с тем, чтобы несколько недель провести у своей блондинки. Насколько наблюдатель может проникнуть в его ощущения того периода, в своем истинном выражении они сводились примерно к следующему: «Я не удовлетворен рядом моментов в наших отношениях. У меня возникает сомнение, смогут ли они продолжаться, хотя ты мне далеко не безразлична. Но, как бы это ни оказалось болезненно для тебя (а возможно, и для меня), я хочу попробовать вступить в связь с другой девушкой, чтобы выяснить, не будет ли так лучше».

Сильвия же, напротив, откровенно поговорила с мужем о своих ощущениях, о том, что ее сексуально возбуждает другой мужчина, и о своем желании вступить с ним в

интимные отношения. Однако она сделала это очень тактично и с любовью, потому что понимала, как легко ее признания могут быть восприняты в качестве упрека: «Ты сексуально несостоятелен». И лишь решившись на эти весьма рискованные признания и обсудив с мужем неизбежные впоследствии и нелегкие переживания друг друга, воспользовалась она свободой, которую, несмотря на все свои страхи, предоставил ей Рой, и обнаружила, что с другим мужчиной полнее чувствует себя женщиной. Но как ни захватывающи оказались эти ощущения, они открыли пугающую перспективу разрушения ее брака.

Итог у обеих пар был одинаковым — супруги выяснили, что для них гораздо лучше оставаться со своим основным партнером, и заново выстроили взаимоотношения, многое почерпнув из своего опыта любви на стороне. Безусловно, нет никаких гарантий, что итог всегда будет таким.

Две концепции брака

Возможно, различие между этими двумя супружескими парами контрастнее всего проявляется в их представлениях о том, что такое брак. Если попытаться выразить это различие одной фразой, то для Дика и Гейл брак — закрытый ящик; для Роя и Сильвии — струящийся поток.

Позвольте мне развить эту мысль. Все образы, в которых для Дика и Гейл представала их жизнь после брака, были статичны. Панорама менялась, причем иногда драматическим образом, но на смену ей приходила лишь очередная застывшая картинка. Для Гейл брак был романтическим домиком, в котором заводят детей и потом живут долго и счастливо. Позже он превратился в ужасно тесный гроб, куда попадает собственное «Я» человека. Следующий образ — ловушка, которая захлопывается принятыми на себя обязательствами. И наконец — камера, где узница выполняет домашнюю работу и воспитывает детей. Все это — подобие надежно огороженного пятачка, где может обитать женщина, не заботясь и «не беспокоясь»

о своем муже, и, самое главное, — это всегда конструкция, созданная другими.

У Дика помещения другие, но в любом случае — всегда замкнутые. Брак — это глухой забор, ограничивающий свободу; довольно просторное и уютное обиталище, которое дает больше свободы, чем он рассчитывал; коробка фокусника, содержащая в себе решение всех проблем взаимоотношений; будка с неотвратимо надвигающимися стенками, давящими на него: «Почему у тебя нет работы?», «Почему ты не зарабатываешь деньги?», «Почему ты не можешь содержать свою жену?» Для Дика все эти конструкции тоже созданы другими.

У этой супружеской пары лишь очень смутно брезжит понимание того, что, возможно, они и есть строители этих сооружений и только в собственном опыте могут найти подсказки, какими должны быть их взаимоотношения в будущем. Гейл выглядит удивленной, когда отмечает: «Это очень трудно». А Дик строит предположение: «Может быть, брак — это только намерение, требующее времени и труда для своего осуществления».

Для Роя и Сильвии их брак на протяжении ряда лет составлял часть многообразного потока бытия. Когда Рой увлекся Эмили, предписания культуры ясно указывали: «Ты любишь другую женщину, значит — не любишь свою жену». Но он всем своим поведением возражал: «Мой опыт говорит мне иное. Я люблю их обеих, правда, по-разному и по разным причинам. Я хочу, чтобы эта часть моей жизни была открытой и доступной для сопереживания». А когда Сильвию потянуло к сексуальным отношениям на стороне, культурные нормы утверждали: «Это значит, что ты неверная жена». Но Сильвия обернула все иной стороной, поделившись с мужем своими чувствами, которые было трудно выразить и которые могли его ранить. Что касается прочих аспектов их брака, я не взялся бы говорить за партнеров по отдельности. Единственно пригодное здесь слово — местоимение «Мы». Образно говоря: «Мы стремимся к таким взаимоотношениям, при

которых у каждого будет свобода и поддержка в том, чтобы полностью реализовать свой личностный потенциал»; «Мы хотим, чтобы наш брак стал увлекательным поиском новых путей»; «Мы стремимся к такому глубокому взаимопониманию, чтобы даже самые запретные и постыдные, ревнивые и недобрые чувства, которые мы испытываем, можно было выражать партнеру и принимать их в партнере так же полно, как чувства любви и нежности»; «Мы желаем, чтобы наши решения были обоюдными и основывались на этой нашей глубинной общности»; «Мы хотим, чтобы наш брак приносил нам неожиданности, новизну и самые разнообразные ощущения, и мы намерены быть изобретательными при создании этой новизны»; «Мы стремимся испытывать всю сложность своих чувств, которые отнюдь не всегда бывают простыми и ясными». Сильвия может сказать: «Сегодня мне не хочется спать с тобой, но я чувствую к тебе нежность, и я это докажу». А Рой может сказать: «Я боюсь, я предчувствую опасность, кажусь себе неполноценным из-за того, что ты любишь другого мужчину, но я также ощущаю бесстрашие и доброжелательность, предоставляя тебе эту свободу».

Заключение, написанное «в последнюю минуту»

Когда эта книга была уже в печати, я неожиданно получил от Роя письмо, которое показывает — яснее, чем все, что я мог бы сказать: процесс изменений, коль скоро начался с отдельным человеком или супружеской парой, имеет тенденцию продолжаться во все новых и новых направлениях. Вот основное содержание этого письма:

«Дорогой Карл!

В некоторых отношениях я предпочел бы, чтобы о себе и о нашем браке я писал тебе сейчас, а не почти год назад. Это было для меня время великого самопознания... Я приобрел больше уверенности в себе и стал меньше бояться. Прежде всего я обнаружил, что никогда не доверял собственному рассудку и не верил в свои способности.

Еще мне не хватало разнообразия в жизненном опыте, которое побудило бы меня мыслить глубже. Недавно я впервые убедился на опыте, что способен потратить неделю на то, чтобы думать и писать и мои мысли при этом становятся более значительными, не столь поверхностными и теснее связанными с жизнью.

Отчасти эта отвага объясняется уверенностью в себе. Но отчасти и верой в то, что говоришь, поскольку это почерпнуто из опыта и проверено на опыте.

Сильвия и я могли бы сейчас написать больше, ведь наша жизнь развивалась и преображалась. Мы не снизили темпы своего личностного развития, однако в отношениях друг с другом обрели больше подлинной устойчивости. Наша сексуальная жизнь стабилизировалась в том смысле, что мы неизменно получаем удовлетворение в объятиях друг друга. Еще мы в значительной степени "отцепили" наши представления и ожидания относительно друг друга от наследия наших родителей, отчего возросло наше взаимопонимание.

Не отягощаемые этим пагубным бременем родительских суждений, мы научились бороться за нашу общность и нашу самостоятельность.

Моя жизнь представляется мне непрерывным ростом — от тревоги из-за того, что другие могут подумать обо мне, к уверенности и прекрасному ощущению себя.

Это и есть развитие!

Рой».

Глава 4 Брак «тогда»

Эта глава будет очень короткой. По своей цели она совершенно отличается от любой другой главы в книге. Я назвал бы ее интерлюдией, хотя кое-кто из вас сочтет ее отклонением от темы. Если вас это не устраивает или вам скучно, не читайте ее — вы ничего при этом не упустите из панорамы современного брака. Однако мне хотелось бы объяснить, почему я написал эту главу.

Я обнаружил (и думаю, это свойственно многим из вас), что склонен воспринимать настоящее так, словно оно в этом своем виде существует столетиями. Рассудок подсказывает нам другое — мы знаем, как много изменений произошло. Но на каком-то глубинном уровне нам кажется — в отношении практически любого аспекта жизни, — что положение вещей всегда было именно таким. Лишь по чистой случайности мы время от времени открываем для себя, какое же это заблуждение. Поэтому моей целью в нижеследующем небольшом отступлении будет взгляд — пусть отрывочный — на брак в его исторической перспективе, чтобы показать: перемены характерны не только для наших дней, но составляют часть исторического процесса.

Я приведу три лаконичных примера изменений — по одному из области расовой политики, законодательства о браке и истории семьи. Затем я хотел бы чуть-чуть подробнее обрисовать картину брака, но не с той точки зрения, каким он был много веков назад в каких-нибудь далеких краях, а как он выглядел несколько десятилетий назад у наших ближайших южных соседей — у мексиканцев.

Возможно, эти конкретные примеры послужат нашей цели намного лучше, чем любые, утомительные в своей абстрактности, обзоры всемирного масштаба.

В 1934 году президент Франклин Рузвельт вполне одобрял закон против линчевания, выдвинутый в конгрессе. Многих людей шокировали те двадцать восемь случаев линчевания (из них двадцать четыре — с чернокожими жертвами), которые произошли в 1933 году. Жена президента, Элеонора, настоятельно призывала его поддержать этот закон, который установил бы, пусть фрагментарно и на самом примитивном уровне, основы справедливости для черных. Однако президент отказался, опасаясь, что это может стать самоубийственным шагом по отношению к ряду законопроектов, с помощью которых он надеялся поднять экономику. Итак, без его поддержки билль даже не был поставлен на голосование, и толпы линчевателей могли и дальше рассчитывать на невмешательство федеральных органов (Lash, 1971, р. 515 ff.). В 1972 году, хотя оставалось еще много проявлений несправедливости и дискриминации, в южных штатах было избрано восемьсот чернокожих представителей власти, а в ряде округов чернокожие составили большинство в окружной администрации. Существуют чернокожие шерифы и множество чернокожих служителей закона. До идеала, конечно, еще далеко, однако в изменения, произошедшие меньше чем за полвека, просто трудно поверить.

Давайте рассмотрим еще один пример, более близкий к нашей теме брака. На протяжении ряда поколений для любого жителя штата Коннектикут использование контрацептивов было запрещено законом. Запрет распространялся даже на супружеские пары, уединившиеся в собственной спальне (хотя этот аспект закона редко применялся на практике). Закон был отменен лишь в 1965 году. А в начале 1970-х годов федеральное правительство, напротив, выделило почти сто миллионов долларов на программы планирования семьи, предохранения от беременности и соответствующие исследования. Во многих штатах

законом разрешено предоставлять информацию о предохранении от беременности несовершеннолетним девушкам, и для этого не требуется согласия родителей. Такие действия правительства игнорируют даже призывы Папы Римского, хотя и соответствуют желаниям большинства католиков. И опять же, грандиозные перемены произошли за десяток лет, а не за столетия.

Обратимся теперь к вопросу, непосредственно связанному с нашей темой. Большинство людей полагают, будто бы так называемая «нуклеарная, или малая, семья» — супружеская пара и ее дети — была ячейкой общества на протяжении всей истории цивилизации, то есть с незапамятных времен. Ничто не может быть дальше от истины. Семье пришлось стать малой не более пятидесяти или шестидесяти лет назад в связи с возросшей мобильностью населения. Вплоть до этого времени родственники, соседи, соплеменники, этническая группа в той же мере выступали для индивида ячейкой его социальной принадлежности, источником помощи и заботы, как и его родители. Малая семья — в высшей степени новый, все хуже и хуже функционирующий институт. Она родилась вследствие перемен, которые не поддавались планированию, и разрушается из-за обстоятельств, которые точно так же не поддаются планированию, — и все это за период, много меньший столетия. Итак, перейдем теперь к другому моменту истории.

Позвольте мне приступить к описанию брака, каким он был в 1940 году в Тепоцлане. Почему я выбрал именно эту мексиканскую деревушку с труднопроизносимым названием? Потому что она тщательно изучалась рядом выдающихся этнографов, и полученные ими данные вполне достоверны. Роберт Редфилд, антрополог из Чикагского университета, жил в Тепоцлане и изучал его в 1926— 1927 годах. Оскар Льюис из университета Иллинойса долгое время занимался мексиканской культурой и тоже исследовал жизнь в этой деревне в 1943—1948 годах, а потом еще раз в 1956—1957 годах, то есть почти три года в общей сложности. Если какую-то мексиканскую деревню

можно назвать типичной, то именно Тепоцлан. Описание, которое я дам, в основном относится к периоду 1940-х годов. Тем не менее я, дважды побывав в Тепоцлане в качестве гостя, могу засвидетельствовать, что изменения, которые можно пронаблюдать на рынке, на улицах, в домах жителей, невелики и происходят медленно.

Я постараюсь описать брак того периода таким образом, чтобы вы смогли представить себя на месте тех мужчин и женщин и попытались прочувствовать их реакции в ситуациях, в которых сами вряд ли могли бы оказаться.

Начнем со свадьбы. Вы, будучи девушкой, вышли замуж лет в пятнадцать—семнадцать, а муж был на пару лет вас старше. Ухаживание протекало довольно скрытно, осуществляясь в значительной мере с помощью записок, оставленных в тайниках или переданных через доверенных лиц. Хотя предполагалась сложная церемония сватовства, вы просто сбежали со своим избранником и стали жить вместе, надеясь, что и те и другие родители вас простят и вы сможете обвенчаться в церкви.

В вашем девичестве мать ничего не рассказывала вам о менструациях, половых отношениях и беременности. Она была уверена, что следует оберегать вашу «детскую невинность». Даже информация, полученная от знакомых и школьных подруг (если вам повезло ходить в школу), была чрезвычайно скудной.

В качестве молодой жены вы угождали желаниям мужа, были пассивной и покорной, уступали его сексуальным требованиям. Вы старались не показывать своей любви и нежности и вообще не проявлять каких бы то ни было чувств. Вы были не живой и веселой, а услужливой и покорной. Как и для других женщин в вашей деревне, половые отношения являлись для вас «мужскими домогательствами». Вы старательно вели домашнее хозяйство, пользуясь всем, чему выучились, много лет работая вместе со своей матерью. Вы ухаживали за детьми, ходили на рынок или просили сходить подругу, если боялись, что ваша отлучка из дому вызовет у мужа подозрения. Вы спраши-

вали разрешения у своего мужа в любых мало-мальски важных случаях. Основной доход семьи состоял из сельскохозяйственных продуктов, а когда появлялись деньги, вы старались сберечь их для мужа, чтобы он мог отправиться в кантону (Сельская лавка-распивочная. — Прим. перев.) или еще куда-нибудь.

После свадьбы вы забыли обо всех своих бывших приятелях, ведь они, понятное дело, могли только втянуть вас во что-нибудь непотребное. Если вам особенно не повезло, вы жили в доме родителей мужа, где прежде всего становились рабыней своей свекрови. Она вступала в роль «распорядительницы» и освобождалась от многих домашних забот, а вы, поневоле подчиняясь ей, брали их на себя.

Будучи мужчиной, вы, вероятно, женились лет в восемнадцать. До свадьбы у вас был опыт мимолетных связей. От такой линии поведения вы не собирались отказываться после свадьбы, ведь это служило лишним подтверждением вашей мужественности. Вы считали, что жена должна сносить такое ваше поведение и не проявлять по этому поводу ни любопытства, ни ревности.

Поскольку до этого момента все ваше воспитание сводилось к тому, чтобы повиноваться отцу и учиться у него полевым работам, у вас зачастую появлялась внутренняя неуверенность в связи с ролью полновластного хозяина, которую вам предстояло усвоить. Вам надлежало стать кормильцем семьи, но на вас также возлагалась ответственность за то, как себя ведут ваша жена и ваши дети. Для вас это был пугающий объем ответственности, ведь раньше вы никогда не взваливали на себя подобное бремя. Поэтому вам иногда требовалось пропустить несколько рюмочек в кантоне, чтобы набраться духу и поколотить жену за действительные или воображаемые ошибки и проступки.

В сексуальных отношениях вы всячески старались не возбуждать свою жену, ведь пробуждение какой бы то ни было сексуальности могло привести ее к супружеской

неверности. Если она выглядела страстной или сексуально активной, вы приходили к выводу, что женились на девушке «чокнутой», испорченной, и это было большим несчастьем. В любом случае вы по мере сил старались, чтобы она не вылезала из беременностей, — это не оставляло ей шансов на супружескую измену. Любые проявления флирта и галантность в обхождении приберегались вами для женщин, которых вы стремились соблазнить.

Через несколько лет брака жизнь входила в свою колею. Муж с раннего утра уходил работать на поле и редко возвращался раньше вечерних сумерек. Он избегал сердечности в отношениях с женой и детьми, держался солидно, чтобы не терять уверенности в своем положении главы семьи, требовал, чтобы его уважали, подчинялись и угождали ему. Лишь эпизодически, будучи немного навеселе и «забывшись», отец мог взять на руки детей и открыто приласкать их.

Небезынтересно, что муж до такой степени отдалялся от людей, поведение которых ему надлежало контролировать, что зачастую невольно предоставлял им свободу, хотя теоретически она им не полагалась, Члены семьи могли действовать — и действовали — за его спиной. Если это выявлялось, под удар попадала жена. Она должна была подчиняться своему мужу и следить, чтобы дети выполняли его волю. И все же мать, как правило, пыталась заступиться за детей, чтобы наказание не оказалось слишком суровым. Она была своего рода посредником. Нередко это приводило мужа в ярость. Поскольку его ощущение безопасности было связано с реализацией своей авторитарной роли, он обычно старался, чтобы вся семья боялась его.

В подобной атмосфере детей стремились воспитать как можно более скромными, исполнительными и покорными — до тех пор, пока они жили под родительским кровом. Они часто подвергались суровым наказаниям, особенно в возрасте от пяти до двенадцати лет. Держать их в

страхе помогали также рассказы о чудовищах, приходящих в ночи, чтобы сожрать непослушных.

Когда дети немного подрастали, они начинали чувствовать себя полезными членами семьи. Мальчик каждый день помогал отцу в поле, и отец заботливо обучал его всем необходимым навыкам. Однако в их взаимоотношениях все равно сохранялся особый, авторитарный, статус отца, требовавшего к себе уважения. Между матерью и дочерью, которые оставались дома и делили все домашние хлопоты, было больше близости. Однако их близость не предполагала возможности отклониться от тщательно соблюдаемых ханжеских приличий. Никакие вопросы на тему секса не обсуждались — сама эта тема считалась запретной.

Крестные родители и близкие родственники как-то смягчали суровость такой семейной жизни. Правда, общались они в основном с родителями, но все же могли дать ребенку чувство защищенности. Связи с более дальними родственниками особо не поддерживались.

Но даже при таких строгостях социальной жизни существовало множество исключений. У жен и мужей складывались отношения партнерства, при которых часть индивидуальной ответственности становилась общей. Кроме того, во многих семьях вырабатывались своеобразные молчаливые соглашения во избежание непрерывных конфликтов. Супруги приходили к некоторому компромиссу. Муж оставался при своей традиционной власти, но фактически воздерживался от прессинга. Жена, ни на минуту не ставя под сомнение его абсолютный авторитет, в то же время вырабатывала свои приемы, как пользоваться определенной независимостью от мужа. И разумеется, дети всегда могли изыскать множество лазеек, чтобы не слушаться старших.

Итак, вы можете без особого труда представить себе людей, которые оказывались более-менее довольны своей семейной жизнью. А что межличностная коммуникация? Отсутствовала напрочь! Ложь и обман становились

4 - 5001

абсолютно необходимой составной частью жизни, коль скоро человек хотел сохранить хотя бы остатки своей индивидуальности. А счастье? Подозреваю, что в подобной семье даже мечтать о нем не приходилось, за исключением разве что восторгов матери по поводу своего новорожденного ребенка или других, совершенно особых, случаев. Счастье или то, что его заменяло, предполагалось по большим праздникам. Веселые, буйные, хмельные гуляния захватывали всю деревню своей причудливой смесью древних ацтекских и «языческих» танцев, игрищ и феерических зрелищ, с тонким слоем «христианской» позолоты на них. Это была отдушина в семейной жизни, даже если все кончалось похмельем, дырой в семейном бюджете и саркастическими семейными попреками.

Я очень надеюсь, что приведенное описание семейного уклада в Тепоцлане поможет вам в новом свете увидеть те взаимоотношения партнерства, с которыми вы встречались и еще встретитесь на страницах этой книги. Если бы по какому-то стечению обстоятельств те супружеские пары, которые здесь рассказывают нам о себе, жили на несколько сотен миль южнее и лет на тридцать раньше, они бы вели именно такой образ жизни. В самом деле, не нужно даже пересекать южной границы, чтобы ощутить всю глубину и необратимость перемен в каждом аспекте взаимоотношений между мужчиной и женщиной в современных Соединенных Штатах. Наш краткий обзор брака в мексиканской деревне не слишком отличается от того, что можно было увидеть в американской провинции всего несколько поколений назад.

Вероятно, в качестве заключения нам подойдет название недавно опубликованной статьи, адресованной женщинам, но относящейся и к мужчинам тоже: «Да, дорогие мои, немало нами пройдено!». Мы действительно проделали долгий путь, и примеры взаимоотношений, которые мы рассматривали, отделены дистанцией огромного размера от того, что было тридцать лет назад в Мексике или шестьдесят лет назад в Соединенных Штатах. Мы всту-

пили на новую территорию, и, возможно, эта короткая глава поможет нам лучше понять современных людей, рассказывающих о своих неумелых еще попытках установить новый, лучший тип взаимоотношений. Неудивительно, что, когда мы так быстро с исторической точки зрения продвигаемся по этому пути, мы иногда спотыкаемся, чувствуем себя заблудившимися и даже попадаем в тупики.

Словом, если мы ясно осознаем, что брак Роя и Сильвии существует всего лишь на тридцать лет позже и на тысячу миль севернее описанного брака в Тепоцлане, то должны будем оценить, что разница между ними измеряется не шагами, а световыми годами! Мы врываемся в новую, неизведанную галактику.

Глава 5

Три брака

и одна развивающаяся личность

Супруги, о которых я хочу рассказать, живут в другой части нашего штата. Мы с женой несколько раз встречали их в обществе, и на нас произвели немалое впечатление их явное внутреннее родство, непринужденность и непосредственность взаимоотношений не только друг с другом, но и со своими детьми. Их брак выглядел истинно счастливым, что в наши дни встречается не слишком часто. Впоследствии я был крайне удивлен, уяснив из нескольких случайных реплик той женщины, что это ее третий брак и что первые два отнюдь не были счастливыми.

Когда я приступил к работе над этой книгой, мне пришло в голову, что было бы неплохо провести опрос с этой женщиной. Я решил, что несколько коротких выдержек из него могут оказаться весьма показательными. Я вспомнил о ней еще и потому, что она выглядела очень открытой и искренней, здравомыслящей и крепко стоящей на земле женщиной, которая не откажется откровенно рассказать о пережитом.

Я написал ей, и она согласилась принять участие в беседе, которая будет записана на магнитофон и позднее — процитирована в моей книге.

Прослушивая запись этой беседы, я обнаружил в ней столько замечательных и поучительных высказываний — о браке, о взаимоотношениях вообще, о половом удовлетворении, о моментах, способных оказать решающее влияние на всю жизнь, — что просто не смог урезать ее до отдельных выдержек. Я понял, что должен воспроизвести беседу целиком, изменив лишь нарушающие анонимность

детали. Итак, вот рассказ о трех замужествах одной женщины. Полагаю, его стоит прочесть, и не один раз. В заключительной части главы я прокомментирую некоторые психологические соображения, на которые он меня натолкнул, но этим отнюдь не будут исчерпано все его значение и те важные мысли, которые сможете обнаружить в нем вы. Вы увидите, что я взял слово только один раз. Дальше следует история Ирен, рассказанная ею самой.

Я: Расскажите мне все, что сочтете нужным, о ваших трех замужествах, и особенно о тех характерных моментах, которые, по вашему мнению, могут оказаться интересными и полезными для молодежи. Если у вас возникнут какие-то колебания, стоит ли рассказывать о некоторых вещах, то пусть критерием будет ваше ощущение: «Ах Боже мой, если бы мне в молодости кто-нибудь рассказал об этом — как бы было хорошо!», и тогда вы легко поделитесь с нами своими мыслями. Вы не то чтобы обращаетесь к молодежи — вы просто говорите о себе.

Вспомните все свои ошибки и правильные решения; все хорошее, что вы сделали; свои ощущения в каждой ситуации — каким образом это могло повлиять на вас. Это и есть то, над чем я размышляю, и, надеюсь, вы нам об этом расскажете. Если вы не раскроете каких-то тем, я, возможно, задам вам несколько вопросов в конце беседы (Необходимости в этом не возникло. — Авт.).

Ирен: Знаете, сегодня утром, принимая ванну, я размышляла о предстоящем разговоре... (Пауза.) Итак, начнем с того, каким человеком я была раньше и почему я вышла замуж.

Нельзя сказать, чтобы наша семья была очень дружной. У нас бывали радостные моменты, а иногда случались какие-то проблемы, но мы не были особо дружны — мы, в сущности, не жили вместе. Тогда мы, дети, ничего этого не понимали. У матери с отцом были крупные разногласия, и это ощущалось во всем. Никто из нас не испытывал большой симпатии друг к другу. Не было возможности

как-то выделиться, быть собой. В нашем доме мы не чувствовали уюта, и большинство из нас — в нашей семье было семеро детей — стремились только вырваться оттуда. Это была мечта, и осуществить ее я могла, только выйдя замуж. У нас не было денег на колледж или что-нибудь подобное. После окончания школы мы шли работать. По крайней мере, так было со мной. Я начала работать. При этом я всячески стремилась выйти замуж, чтобы обзавестись своим домом, растить детей и жить долго и счастливо, — вот такие сказочки из книжек с хорошим концом.

Знаете, я всегда — даже когда была еще совсем девочкой — думала, что секс играет очень важную роль. Я была неопытной, наивной, но секс казался мне очень важным. В моей семье никогда не обсуждали этой темы. Помню, я как-то обмолвилась, что одна девушка забеременела, и меня выставили из комнаты за само это слово. Так что секс стал для меня чем-то очень интересным и очень грязным.

Мой брак, наверное, — нет, совершенно определенно — был ошибкой во всех отношениях. Лишь бы вырваться из родительского дома! Я не только по-настоящему не знала человека, за которого вышла, я даже себя по-настоящему не знала. И в сущности, мы оказали друг другу плохую услугу. Он сам не понимал, какой он, а у него было совсем другое воспитание, совсем другие родители. Его очень любили и во всем опекали. Кроме того, он привык к финансовой стабильности, чего в нашей семье не наблюдалось. Такие вещи для меня тоже были важны. Я думала: «О-о-о, вот парень, у которого есть деньги и любящие родители...»

Мне было двадцать — достаточный возраст, чтобы немножко соображать, но я была больше похожа на че-тырнадцатилетку в том, что касается понимания мира и себя самой. Очень наивная и неопытная — ведь у меня ни с кем еще не было интимной близости: секс меня пугал и восхищал одновременно.

Еще одна особенность моего первого мужа состояла в том, что он уже был когда-то женат, — это очень важное обстоятельство. Он развелся, и от того брака осталась дочка, с которой ему больше нельзя было видеться. Ей в то время исполнилось четыре года, и он очень из-за нее переживал, гораздо сильнее, чем я могла предполагать. Его бывшая жена угрожала убить девочку, если он только посмеет с ней повидаться, — конечно, после этого он вообще не хотел больше иметь детей.

Я совершенно не улавливала, ни в каком он положении, ни какой он сам по себе, ни что с ним происходит. Тот развод ужасно его травмировал — он явно любил жену и дочку. А она переспала со всеми его друзьями. Он узнал об этом последним и развелся, мучился из-за этого, чувствовал себя обманутым, преданным и потерял веру в людей. А я автоматически считала, что ко мне это не относится, что меня он не будет сравнивать с нею. Я ведь другая. Но он, конечно, сравнивал. И он не доверял мне. Я полагалась на доверие, которого не было. Он не хотел заводить новых детей, потому что не хотел еще раз их потерять. Однако я очень скоро забеременела, и он из-за этого ходил совершенно несчастный, но мы никогда это до конца не обсуждали.

Я, в сущности, не обращала ни малейшего внимания ни на то, что он говорит, ни на те его особенности, которые как ни крути не соответствовали своеобразному стереотипу «моего мужа» — ну, вы понимаете, в кавычках. «Мой муж» должен был быть сильным и умным, любить детей и быть хорошим отцом, обеспечивать меня и удовлетворять сексуально — весь этот книжный набор. Но, конечно же, он оказался живым человеком, а не машиной и не мог мне всего этого дать.

Так вот: я не имела никакого сексуального опыта, и это стало для нас большой проблемой. Он тоже оказался довольно неопытным — у него, очевидно, не было проблем с его первой женой, и он полагал, что и у нас их не должно быть, а если проблема возникает, значит, все дело во мне.

Я же полагала, что все дело в нем. У меня никогда не было оргазма, и я винила в этом мужа. Я считала это его изъяном, ведь я всегда стремилась к сексу, но каждый раз оставалась совершенно неудовлетворенной.

Я в самом деле не имела ни малейшего представления о том, что такое брак, и ринулась в это очертя голову, словно бы мы играли в игру — строили домик из кубиков. Да, вот еще одно важное обстоятельство, которое я забыла упомянуть. Поскольку он был разведен, моя мать автоматически записала его в неподходящие женихи, и это стало важным мотивом, подтолкнувшим меня к нему. Сначала он ей понравился — и то, кем он работает, и его возраст, и внешность, и все такое, но, едва она узнала, что он разведен, он сразу испортился — мол, ничего хорошего, тебе не подходит. А меня это только раззадорило, и брак с ним стал еще одной формой протеста. Ей-богу, мне захотелось это сделать, и я взяла и сделала — на свою же голову.

У нас, как я сказала, были серьезные проблемы с сексом, и мы не знали, как их решить. Мы говорили о них в обвиняющем тоне вместо того, чтобы обсудить все спокойно, с пользой для себя. Я стыдилась своей неспособности достичь оргазма. Это меня ужасало, и я считала себя ненастоящей женщиной. Я винила во всем мужа, так долго, сколько могла, а потом обратила все это внутрь, на себя.

Я никогда не ощущала себя любимой, живя в родительском доме, со своей матерью. Я никогда и ни от кого не видела настоящей любви. Мне было уже тридцать два года, когда мать сказала: «Никогда тебя не любила и не могла любить. Я не понимаю тебя, но зато я тебя уважаю». Я поняла, что в действительности она старалась сделать мне что-то вроде комплимента, но после этих слов я кинулась в ванную, и меня там рвало и рвало. Это было ужасное расстройство — узнать, что не просто я чувствую, что она никогда меня не любила, но это действительно так и она сама мне об этом сказала.

Я чувствовала себя недостойной любви, просто никчемной. И секс, который был у нас с мужем, только усиливал

эти чувства. Я недостойна, и никогда не смогу испытать этого. Однако я ужасно переживала. Я дошла до того, что эта сексуальная несостоятельность завладела мной и изводила меня, и я использовала ее как оружие против себя (и против мужа, конечно, тоже).

Как выяснилось, мой муж не был слишком сильным человеком. Он был художником, несколько бесполым и чрезвычайно чувствительным. Как я уже говорила, он привык к опеке, а первый брак его ужасно травмировал. Но я об этом не задумывалась. Я ждала, что он будет таким, каким он не мог быть, и поэтому всячески его обижала, пытаясь реализовать свои представления о браке. Это не имело ничего общего со стараниями двух людей жить вместе. Я даже не понимала, что вообще с нами происходит. Он мог загореться каким-нибудь проектом, потратить деньги, которых у нас и так не было, но ничего не доделать. А я старалась поддержать его, потому что думала — хорошая жена помогает мужу, но, понимаете, если уж ты решил это осуществить, то почему же не довел до конца? Я же не знала, что он из тех людей, которые и не могут ничего доделать, и такое давление для него убийственно.

И еще он не был особенно сексуальным. Ему не было нужно много секса — хватало эпизодических оргазмов, просто эякуляция, и все. С тем же успехом он мог бы мастурбировать — уверена, что это удовлетворяло бы его ничуть не хуже. Он не любил мое тело, ему не нравилось смотреть на меня обнаженную, и у меня появился чудный способ наказывать его за это. Если что-то не ладилось или я на него злилась — все, что мне нужно было сделать, — выйти к завтраку в чем мать родила, представляете! Он давился своей яичницей и убегал на работу — это было довольно жестоко с моей стороны. Я его дразнила и совсем не помогала ему. Он все глубже и глубже погружался в свой личный маленький ад — ив этом была моя вина.

Однако все, что я делала ему, вредило мне. Теперь я это понимаю, но тогда я так плохо разбиралась в

собственных чувствах, что вряд ли могла об этом догадываться.

С внешней-то стороны это было незаметно: мы разыгрывали для наших друзей спектакль под названием «Идеальный брак». Люди думали: «Боже, ну разве они не восхитительны? Как они милы друг с другом, и как у них все хорошо!» Но это была игра — проклятая игра, в которую играли мы и играют, по-моему, очень многие. И нам действительно удавалось провести большинство наших друзей, потому что они и не желали вдаваться в подробности. Общение с нами доставляло удовольствие. В наш дом было приятно прийти, но, как только двери за гостями запирались, начиналась наша собственная «Вирджиния Вульф» (Имеется в виду известная пьеса Э. Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?». — Прим. перев.). И все же оба мы были симпатичными людьми. Думаю, мы вполне могли бы справиться со своими проблемами, если бы я тогда понимала то, что понимаю сейчас.

Дети дела не исправили. Я постоянно была беременна и, как ни предохранялась, родила четверых детей (правда, двоих потеряла), и эта ответственность оказалась для мужа слишком тяжела — психологическая ответственность, а не только финансовая. Его воротило от самой мысли, что я опять беременна. Он не хотел детей. Но никакого сочувствия он от меня не дождался, потому что мужья должны быть хорошими отцами, должны любить детей и все прочее. А с сексом у нас было все ужасно, и становилось хуже и хуже.

Тот брак продлился восемь лет, и за это время я пришла к твердому убеждению, что со мной что-то не так в чисто физическом плане. Говоря «в физическом», я не имею в виду то, что можно исправить с помощью хирургической операции или как-то еще, — просто я родилась без чего-то важного. Я уже поверила, что мне просто не дано быть любимой. Это засело у меня внутри. Друзей у меня было много, но я как будто все время защищалась и, в сущности, никогда не позволяла себе чересчур сближаться с людьми.

Я обнаружила, что держусь отстранение даже с детьми. Мне было бы не по себе, пожелай они сблизиться со мной по-настоящему, понимаете? Если бы они стремились к какой-то глубокой привязанности... Я избегала этого, потому что была просто уверена — если только я позволю себе любить их и быть любимой, они обнаружат во мне что-то такое, что любить невозможно. Я боялась потерять их и решила, что лучше уж не любить, чем любить и потерять. И из-за этого, конечно, моим детям тоже приходилось несладко, особенно пока они были маленькими.

Сама атмосфера в нашем доме была просто убийственной. Я думала, что смогу это выдержать — стать мученицей. Я, наверное, и была величайшей мученицей на свете. Ухитриться прожить так восемь лет, наказывая и утешая! Я могла изводить мужа, а потом стать его «мамочкой» и упрекать его за это — ужас, да и только. И никому из нас не хватало ума, чтобы из этого вырваться. Мы даже представления не имели, что можно жить иначе, и оставались вместе главным образом из-за семьи и общественного мнения — этой дурацкой игры, в которую мы играли, стараясь, чтобы никто не узнал. Это было очень важно для нас.

И наконец, завершающий штрих в истории нашего секса — не уверена, что вас это заинтересует, — но я расскажу вам о том случае, когда я почувствовала, что дальше ехать некуда, мы в наших взаимоотношениях дошли до низшей точки. Мне нужно было много секса, просто потому, что я никогда не чувствовала себя удовлетворенной. Я хотела еще и еще, но все равно ничего при этом не получала, и я просто сводила мужа с ума — ведь ему-то все это изначально было ни к чему. И вот он, наконец, заявил мне, что я скучная и неинтересная, и не могу его завести, и может быть, если бы у него была связь с другой женщиной, это оживило бы наши отношения. И я даже с ним согласилась! Ему не хотелось брать на себя труд искать девушку, так что я и это сделала за него. И, понимаете, я уже не могла особо казнить его за то, что сама и

устроила. Мы сотворили какую-то ненормальную, омерзительную вещь. Теперь я вспоминаю об этом даже с некоторым ужасом.

По-моему, это и стало одним из переломных моментов. Во всяком случае, я беспристрастно взглянула на себя, на то, что я с собой делаю и к чему я иду, понимаете? Это уже был бред какой-то, а я все думала, что смогу это пережить, но не смогла.

А его жестокость к детям! Поскольку он не мог по-настоящему задеть меня или отомстить мне (я была слишком хорошо защищена), он отыгрывался на детях. Позже я смогла этим воспользоваться — его жестокость с детьми стала поводом для развода. Именно так. И здесь все были на моей стороне.

При разводе я чувствовала себя абсолютно правой. Он просто не был таким, каким должен быть муж. Я вынесла ему и обвинение, и приговор, чувствуя, что это совершенно справедливо. Я была сильной, а он — нет. Я права, вот и все, а он — настоящий подлец.

После развода я думала, что теперь-то буду в отличной форме. Этот змий меня больше не душит, и я смогу найти работу и все устроить по высшему разряду. Тут меня ожидало немало сюрпризов. Я не умела водить машину, и мне пришлось научиться водить. Я нашла работу, ужасно скучную, — в заводоуправлении, да еще в ночную смену. Я вдруг узнала, что значит быть одинокой. Мне нужно было растить двоих детей. Физически я чувствовала себя неважно, поскольку незадолго до этого мне сделали операцию по удалению матки. Так что момент для развода был отнюдь не подходящим. Я была, наверное, в наихудшем состоянии для того, чтобы самой обдумывать важные решения. Эмоционально и физически я себя чувствовала совсем не тип-топ.

Мне пришлось нанять приходящую няньку, и дети росли без моего участия. У моего старшего мальчика возникли серьезные эмоциональные проблемы, виной чему были я, его отец и наш брак и много еще чего. А я не знала, как

правильно разобраться с таким количеством проблем одновременно. Я в общем не годилась даже на то, чтобы руководить собой, не говоря уже о других обязанностях — дети, дом и так далее.

Кажется, в тот момент я действительно думала, что в сексуальных отношениях меня может сделать счастливой почти любой мужчина, а потребности мои были велики. Так что я одно время скакала из постели в постель. И к моему глубочайшему удивлению, никакой разницы не обнаружилось. С кем бы я ни спала, я по-прежнему никак не могла достичь оргазма — доходила до какого-то предела, и все. И я настолько была уверена в своей ущербности и непригодности для любви, что ни одному мужчине не позволяла догадаться об отсутствии у меня оргазмов. Я разыгрывала целые представления. Сексуальное возбуждение было настоящим, но потом я изображала оргазм, просто чтобы не огорчать партнера. От меня осталась только моя личина. Это превратилось чуть ли не в навязчивую идею: если я смогу испытать оргазм, я буду женщиной. Так глупо. Понимаете, дело ведь вообще не в этом, но я зациклилась, а соответствовать не могла, просто не могла.

Работать оказалось для меня полезно. Я знакомилась с новыми людьми и могла хотя бы иногда гордиться своими достижениями, несмотря на весь идиотизм моей работы. Я легко выдвинулась и стала руководить другими, а это весьма приятно. Но работа отнимала у меня уйму времени.

У меня вышли небольшие неприятности с соседями. Мы жили в районе новостроек, все переехали сюда одновременно, и соседи были нашими хорошими друзьями — так мне казалось. Но стоило мне развестись, как я обнаружила, что нигде не буду желанной гостьей, и меня это здорово задело. Я представляла угрозу для всех женщин и ловушку для всех мужчин, хотя ни то ни другое не было правдой, поскольку у меня очень крепкие моральные устои. Разведенная женщина совершенно беззащитна и сталкивается с тем, что и представить себе нельзя, пока не

окажешься на ее месте. Это, знаете ли, словно татуировка на лбу: «Берегитесь, мужья!».

Потом я увлеклась одним мужчиной с моей работы. Он был начальником, на двенадцать лет меня старше, и он стал моим вторым мужем. У него уже был один диплом, но он снова поступил в колледж и поэтому тоже работал в ночную смену. В колледже он специализировался по психологии и все, что узнавал, «обкатывал» на мне. А я была легкой добычей — ну, знаете, «Ой, как это здорово!». Симпатичный мужчина, солидный, с мягким голосом, доброжелательный (таким он казался), очень умный, и он заинтересовался мной, что представлялось мне удивительным. Что во мне могло привлечь внимание этого замечательного человека? И я оказалась достаточно глупа, чтобы думать, будто все дело тут во мне самой. Ничего подобного. Это было чисто сексуальное влечение. А поскольку я не очень-то верила в свою сексуальную привлекательность — ко мне это просто не могло относиться, — значит, дело было в чем-то еще. Так что наши отношения опять начались с двух ложных допущений. Я-то думала, будто здесь что-то другое, не связанное с сексом, а он думал, будто я знаю, что это именно секс, — вот такая чепуха.

Когда мы начали встречаться, он был женат, поэтому меня мучило ужасное чувство вины. В конце концов он развелся, и мы поженились. Но это только кажется простым, а на самом деле все было очень сложно. Я, в сущности, совсем не хотела с ним связываться, но не смогла устоять перед вниманием, которое он проявлял ко мне. Меня это буквально завораживало. Мне нужен был кто-то, кто бы заботился обо мне. Сколько бы я ни думала, что смогу без этого обойтись, на самом деле я отчаянно в этом нуждалась. Я могла обманывать себя на сотню ладов и придумывать себе оправдания — все из-за его внимания ко мне.

Я все время пыталась разорвать с ним отношения, но не могла. Иногда я прямо говорила: «Бог мой, почему ты

не можешь просто уйти и оставить меня в покое?», но чем больше я его отталкивала, тем привлекательнее для него становилась.

Он прекрасно относился к детям, или мне так казалось, а для меня это было очень важно. Впрочем, детей он так и не сумел обмануть, потому что они мне с самого начала сказали: «Мам, он просто ужасный, не вздумай с ним связываться». А я, как взрослая, умудренная жизненным опытом, и как Мать — с большой буквы — просто отметала все, что бы они ни сказали, и говорила им, что я сама буду принимать решения о том, как нам жить, и уж во всяком случае...

Я думала, что это я разрушила его семью, и чувствовала себя премерзко. Хотя какого черта, он все равно собирался разводиться. Если бы не я, нашлась бы еще какая-нибудь цыпочка. Потом я это поняла и с тех пор больше так себя не казнила.

В то время я была просто никем. Меня так легко было уговорить — любой мог убедить меня в чем угодно. Я не знала, кто я, за исключением того, что я никто. И сейчас я даже с каким-то изумлением вспоминаю, что перед нашей свадьбой, когда он только получил развод, я сказала одной своей хорошей подруге: «У меня единственный способ избавиться от него — это выйти за него замуж, а потом развестись».

Это свидетельствует о многом. Поскольку я не верила в то, что мной можно заинтересоваться, и считала, что рано или поздно он выяснит, какая я никудышная, мое решение выйти за него в основе своей было очень циничным. Я думала, что это — очень заманчивая партия: у него есть деньги, он станет отцом моим детям, мне больше не нужно будет работать. Я так устала — просто сил уже не хватало, — что я готова была целыми днями сидеть дома. И потом вот еще что: он, казалось, проявил интерес к моему старшему сыну и выдвигал этот довод, убеждая меня выйти за него, — дескать, что он будет хорошим отцом для Джона, моего старшего.

Словом, наш брак продлился один год, и все было совершенно ужасно. Оказалось, что у него нет ни цента, — он не умел распоряжаться деньгами и был в долгах, по уши в долгах! Кончилось тем, что большинство моих сбережений ушло на оплату его счетов. Я лишилась своей машины, да и, собственно, всего, что имело хоть какую-то материальную ценность, а было у меня не много. Такой ужас! А он хотел только секса, секса, секса. Если бы я еще получала от этого удовлетворение, тогда, может быть, все было бы вполне приемлемо, но я ничего не получала. Так что очень скоро он превратился для меня просто в грязного старикашку. Атмосфера постоянно накалялась.

Всем стало только лучше, когда мы с этим покончили. Странно, кстати, что этот период своей жизни я почти не вспоминаю. Когда меня спрашивают, сколько мы с Джо уже женаты (Джо — это мой нынешний муж) и я отвечаю, что шесть лет, то возникает естественный вопрос: «А, так вы, значит, уже были замужем?» (ведь моему сыну-то уже восемнадцать).

И я заметила, что думаю только о двух своих браках, но никогда не вспоминаю бедного Кена, который затесался в промежутке.

Как бы то ни было, я все это выдержала, но суть в том, что я опять вышла замуж по ошибке — для того, чтобы можно было оставить работу и сидеть дома с детьми. Я вышла замуж ради финансовой стабильности, которой не нашла, и ради эмоциональной стабильности — ведь муж был меня старше и казался очень надежным, хотя на самом деле таким не был. Он тоже был просто человеком, как и все, кого я знала, и вошел в наш брак с громоздким багажом своих проблем и своих пунктиков, а я этого не предвидела. И опять же, мной владела нелепая идея, что, как только мы поженимся, начнут осуществляться мои представления о том, каким должен быть брак, но, конечно же, ничего подобного не произошло.

Брак был тем, к чему я по-настоящему стремилась, а я обожглась на замужествах дважды, причем совершенно

безнадежно, и для меня это было очень тяжело. В то время я пришла к полной и окончательной уверенности, что есть во мне что-то такое, из-за чего меня нельзя любить, и что уже невозможно от этого факта открещиваться. Боль от неудачных попыток полюбить и стать любимой была слишком сильной, чтобы я рискнула еще раз ее испытать.

Я решила, что буду работать и растить своих детей, заниматься ими и совершать мученическое подвижничество, а потом мне захотелось покончить счеты с жизнью. Я уже полностью разработала такой план — все равно, все к этому и шло. И это казалось мне возможностью прекратить мучения, понимаете? Я знала, что, в конце концов, этого все равно не избежать. Мне не хотелось еще тридцать лет маяться в своем ужасном одиночестве.

Одиночество меня просто изводило. А главное, это знание, что со мной что-то не так и я не способна и не буду способна поддерживать никакие длительные взаимоотношения. И я постаралась, чтобы так все и шло. Никому больше не удастся узнать, какая я на самом деле. Я больше не буду ни для кого раскрываться, разве что самую малость. Ровно столько, сколько необходимо. И пора научиться жить без секса. Ведь можно и самой о себе позаботиться. Я мастурбировала, а потом отделывалась от чувства вины из-за этого — просто добавляла его к старым грехам, валила все в одну кучу. Чувствуя свою вину за то, до чего я довела своих детей, как обошлась с двумя своими мужьями и что сделала с самой собою, я могла найти только два выхода: или переложить ответственность на мою мать — представляете, мою бедную старую мамочку, — списав на нее вину за то, что во мне чего-то не хватает, или же решить, что я просто наткнулась на двух специфических мужчин, а это тоже не моя вина. Иногда у меня получалось думать так, но потом я снова во всем каялась и казнила себя.

Я иногда удивляюсь, как мой третий муж — впервые я увидела его в гостях, а потом на собрании, где мы смогли

ИЗ

пообщаться, — как он ухитрился разглядеть меня через всю эту ерунду. В каком-то смысле это было чудо.

Между моим первым браком и вторым прошло примерно три года, а между вторым и третьим, наверное, года полтора или два. Так вот, в тот период я начала действительно избавляться от своих «должно быть» и «надо», то есть учиться видеть и признавать свою вину и уметь примириться с этим чувством, оглянувшись на прошлое и осо-знав: «Это прошлое, и его не исправишь, но я могу испортить свое будущее, если завязну в прошлом».

Итак, я в первую очередь стремилась познакомиться с самою собой: кто я такая и что иногда заставляет меня вести себя так, как я себя веду. Я старалась разобраться в некоторых своих чувствах, что было для меня ново. Я не рассчитывала, что они могут стать объектом заботы для кого-то другого. Мои чувства всегда были моей собственностью, и я, наверное, причисляла их к тому, что считала неприемлемым в себе. Если мной овладевала депрессия — чувство, что меня нельзя любить, — или другие негативные чувства по отношению к себе самой — вплоть до мысли о самоубийстве, я должна была не допустить, чтобы кто-то их увидел, узнал о них. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять: окружающие могут ценить это во мне и заботиться обо мне из-за этого. Хотела бы я ясно припомнить какие-то детали этого процесса, да слишком трудно. Я не очень хорошо в этом разбираюсь. Джо пришлось немало над этим потрудиться.

В мою жизнь вошел Джо, а он такой человек, который всегда был любим, знал это и принимал без всяких вопросов, чем вызывал у меня что-то вроде благоговения. Он обладал чувством собственного достоинства — этот факт никогда не подвергался сомнению — и в то же время сумел заметить меня, у которой мнение о себе было почти полной противоположностью. Но это его не беспокоило и не отталкивало, хотя он и не приветствовал этого во мне. Он никогда не поощрял мою «тошноту» — мои негативные чувства по отношению к себе самой. Он мог выслу-

шать рассказ о них и принять их как данность, а потом в своей неподражаемой манере заявить, что это все чепуха: «Я понимаю, что ты испытываешь такие чувства, но на самом деле ты не такая».

И тогда я попыталась приглядеться к себе. Так, чисто гипотетически: то, какою он видит меня, — ближе к тому, какая я есть, чем то, какою вижу себя я; и я понемножку стала как бы примеривать это на себя. Это оказалось довольно интересно. Я обнаружила, что мне гораздо легче принижать себя, потому что тогда от меня меньше требуется. Мне не нужно сильно стараться и оправдывать ожидания. Я обездолена, обижена, нелюбима и ущербна, и поэтому мне вообще не обязательно стараться быть на высоте и чему-то соответствовать. Я могу прощать себе, что не справляюсь, что сама себя не одобряю и все прочее.

Думаю, если бы на Джо произвела впечатление моя ужасная история, я могла бы застрять на этой стадии гораздо дольше. Не произвела. Он выслушал ее и сказал, что это очень печально, но больше не хотел об этом слушать. Меня это немного покоробило — ведь это был, так сказать, мой билет на пути к людям: все ужасное должно производить на них впечатление и пугать их. Джо я ничем не могла испугать. Я впадала в страшные депрессии, даже склонялась к суицидальным намерениям. В то время это казалось мне вполне реальным, но Джо просто не обращал на это ни малейшего внимания. Это для него просто не существовало: «Что ж, надеюсь, ты это уже преодолела» или «Бог мой, если ты собираешься рыться в этом, я лучше уйду и вернусь, когда ты почувствуешь себя лучше. Могу я что-нибудь сделать, чтобы помочь тебе? Я не хотел бы опять это выслушивать. Если ты намерена изводить себя своим прошлым всю оставшуюся жизнь, на этом маршруте ты будешь одна-одинешенька».

Его поведение часто казалось мне довольно жестоким, но это действительно отвадило меня от моей манеры. Мне предстояло сделать выбор. Он заботился обо мне такой, какая я есть. Ему наплевать на то, какой я была раньше, и

на прочую ерунду. Да, это часть меня, но это только часть меня. Это еще не вся я. И чем больше я буду смотреть на себя его глазами, тем лучше я буду думать о себе.

Но интересно здесь то, что я не была уверена, хочу ли я этого. Я не знала, действительно ли я хочу быть нормальной женщиной, потому что это предполагает чертову уйму ответственности. Мне не нравилась перспектива быть мученицей и лет за десять зачахнуть, избавившись от страданий.

Я сердилась на него довольно часто, потому что по-прежнему была уверена: да, приятель, я тебе не безразлична, но только та я, которую видишь ты. Я не показываю тебе тот темный, испорченный, мерзкий комок, который прячу внутри себя и который и есть настоящая я — отвратительная и никчемная. В тот момент моей жизни меня просто ужасала перспектива... попытаться снова войти в этот взаимообмен любви, принимать любовь и отдавать свою.

Видите ли, я могла бы сохранять свой статус-кво, жалеть себя, принижать, быть мученицей на полставки и чувствовать себя в безопасности, потому что все это было мне знакомо и я знала, что смогу так существовать и дальше. Не ахти какая жизнь, но все-таки жизнь. Или же я могла бы снова попробовать по-настоящему раскрыться, дать ему увидеть себя и рискнуть — вдруг тот темный комок внутри меня в самом деле настолько отвратителен, что Джо захочет уйти. И для меня это был ужасный риск. По моим ощущениям, если бы я опять сделала неудачную попытку — я имею в виду не просто брак, а подлинные взаимоотношения с другим человеком, — тогда я сошла бы с ума, я бы действительно потеряла рассудок.

Так рисковать не стоило. Но через какое-то время я поняла, что еще рискованнее — не рисковать и, может быть, так никогда и не узнать, могу ли я быть любимой и могу ли я любить.

Мне нужно было это понять. Я отталкивала Джо от себя. Я старалась отгородиться от него, чем только могла. Джо был открытым, он жил в «здесь и сейчас», а я ухит-

рялась критиковать его за это. Он был таким настоящим, что это меня пугало и восхищало одновременно. Я любила его, но я думала, что только я умею любить, а больше никто. Я могу любить и умею это делать, но никто не сможет действительно любить меня; опять вернется то ужасное время.

Но его интерес ко мне не угасал, и наши взаимоотношения продолжались. Мы начали спать вместе, и я все ближе и ближе подходила к тому, чтобы испытать оргазм. Дело в том, что Джо никогда не торопился. Для меня секс всегда был очень торопливым занятием. Эякуляция у мужчины — и все, а я оставалась настолько неудовлетворенной, что иногда выходила и билась головой о стенку. И тогда я мастурбировала, а потом мучилась чувством вины из-за этого. Я считала мастурбацию возможной причиной того, что я не способна испытывать оргазм. Так что ситуация была для меня хуже некуда.

Но Джо никогда не спешил, и он интересовался, что именно доставляет мне удовольствие. Он спрашивал, что мне нравится в наших физических контактах. И оказалось, что мне ужасно трудно об этом говорить. Я просто не привыкла к такого рода вниманию и сочувствию. Я действительно думала, будто бы никто не может испытывать сочувствия к другому человеку. Однако я рассказывала о своих ощущениях, и мы становились все ближе и ближе друг к другу, и, хотите верьте, хотите — нет, я начала испытывать оргазм. И благодаря этому наши взаимоотношения в целом стали гораздо более значительными.

Но я была убеждена, что он бросит меня, как и все остальные. Он проникнется ко мне отвращением, поймет, что меня нельзя любить. И тогда я стала разыгрывать из себя привлекательную женщину. Я готова была сделать все, лишь бы угодить ему. Я никогда ему не противоречила, не выказывала никаких негативных чувств по поводу того, что он делает, ведь я чувствовала, что не должна потерять его. Если он только узнает меня, он меня бросит, так что я

должна играть в «привлекательную женщину». И ведь я тогда не сознавала, что я вовсе не дурачу его!

Однако в такую игру нельзя играть все время, поэтому я, в конце концов, решила — это было не сознательное решение, а постепенно сложившееся убеждение, — что если уж он правда бросит меня, то, наверное, лучше сейчас. И я стала рыться в себе и извлекла слой того темного мерзкого комка у меня внутри, бухнула на стол, и подумала: «Ну вот, это-то уж точно отпугнет его, и лучше пусть сейчас, пока я не увязла слишком глубоко».

Но это на него не подействовало. Он принимал это как данность или игнорировал, или смахивал на пол, или еще как-то, но все-таки не встал и не ушел. Иногда он очень сердился, иногда плакал, иногда смеялся, понимаете, просто реагировал. Я могла добиться его реакции на что угодно, но он так и не ушел. А я никак не могла этого понять, потому что никогда с подобным не сталкивалась. И я полезла за очередным слоем, вытащила еще часть того комка. Тогда я столкнулась с настоящей его реакцией, как позитивной, так и не очень-то, но он остался, и это было важно.

И знаете, через несколько месяцев именно дети побудили его переехать в наш дом! Какое-то время он по утрам вскакивал и переходил спать на диван или выходил и ехал домой в четыре-пять утра — он оставлял машину в квартале от нашего дома. И чем прочнее и серьезнее становились наши взаимоотношения, тем больше храбрости от нас требовалось, поскольку люди видели, что мы живем вместе, и дело было не столько в том, что о нас подумают они, сколько в том, что ощущаем мы сами.

А потом наступил подлинный поворотный момент, и это была довольно странная сцена. Мы прожили вместе почти целый год, что казалось мне невероятным. Как это оказалось возможным (при наших-то соседях!), не знаю, но так и было. Это чертовски сильно зависело от того, что я думала о себе. И от того, что мы думали о себе. Как бы то ни было, Джо уехал в другой город по делам, а я оста-

лась дома. Дети уже уснули, я сидела в гостиной и смотрела телевизор. Рядом с телевизором было окно, большое панорамное окно. Обычно я задергиваю занавески, но в тот вечер не задернула, и вот, глядя на экран телевизора, я увидела свое отражение в окне. И у меня состоялось что-то вроде разговора с самой собою. Это было для меня очень важно, и не знаю, интересно ли вам, но я говорила примерно в таком духе: «Привет, вот тебе и тридцать четыре, и насколько же другой оказалась жизнь по сравнению с тем, чего ты ждала». У меня всегда были очень нереалистичные представления о жизни. Я думала, что хочу выйти замуж, остепениться, родить шестерых детей, Господи, прости, вырастить их и жить долго и счастливо. Это выглядит такой простой и благоразумной мечтой. А в действительности все оказалось совсем не так. Я нашла мужчину, и мне казалось, что я любила его. Я думала, что была справедливой, искренней и честной, но в действительности у меня ничего не вышло. Получилось так много горя! У меня было столько невзгод, уйма проблем с детьми... На самом деле я просто не умела жить. Я вообще ничего об этом не знала, погрузилась в какой-то гибельный туман. Моя жизнь была больше похожа на ад.

И вот я как бы слушала себя и услышала все, что оказалось плохим. А потом я задумалась о том, что может оказаться хорошим. И тогда я задала сама себе вопрос: «А чего ты на самом деле хочешь? К чему ты стремишься?» И выяснилось, что ответ — не выйти замуж, не иметь шестерых детей, не жить долго и счастливо, ничего такого. Оказалось, что я хочу научиться любить, просто любить одного человека и быть любимой, вот и все. Мне не нужен свой дом, мне не нужно больше ничего, а только на самом деле узнать, как к этому прийти. Узнать, как испытать это — и то и другое.

И мое отражение в окне сказало: «Балда, а что, по-твоему, у тебя есть сейчас?» И я сидела там и думала: «Правда, сколько ж можно, ведь у меня действительно есть человек, которого я учусь любить, а это значит быть не

одной. Если это моя цель — любить и быть любимой, — я ее достигла. Джо любит меня, я люблю его, он любит детей, и чего же мне такого нужно, чего бы у меня не было?»

Вплоть до этого времени я всегда воспринимала наши взаимоотношения с оглядкой, поскольку Джо никогда не показывал, что намерен на мне жениться. Проклятая бумажка, свидетельство о браке, опять становилась для меня мерилом его любви, и это просто глупо. Он жил со мной, он разделил со мной свою жизнь, он чудесно относился к моим детям, у него были самые серьезные намерения в отношении всех нас. Он принимал меня в точности такой, какая я есть, со всеми потрохами, и я получила именно то, к чему стремилась, но отвергала это, потому что не был выписан листок бумаги. У меня хватило цинизма сказать себе: «Что ж, может быть, Джо просто дурачит меня, и все, что у нас есть, — не настоящее, раз нет этого листка бумаги». И я поняла, как я неправа. Так со мной, внутри меня, произошло очень важное событие. У меня состоялся очень важный разговор с самой собою, и я испытала чувство умиротворения, которого в своей жизни никогда прежде не испытывала.

Я, наверное, плакала, не помню, да это и неважно. Но я также ощутила радость. Это были две вещи, о которых я ничего не знала. Я поговорила о взаимоотношениях с самой собою. Я никогда не ощущала умиротворения, и я никогда не ощущала радости. Это случилось со мной впервые, и всего этого я добилась сама. Мне не потребовался для этого Джо. Мне никто не потребовался, чтобы сделать это для меня или за меня. Это была моя собственная, моя личная удача, и это было прекрасно. Невозможно переоценить значение этой беседы с моим отражением. Это был настоящий переломный момент.

И когда Джо вернулся из своей командировки, мне не потребовалось делиться этим с ним, это не было великим семейным событием, о котором нужно рассказывать. Это было мое, личное, событие, жизнеутверждающее и пре-

красное, и вместе с ним ко мне пришло бремя ответственности, которое почему-то совсем меня не испугало, — не возникло никакой тяги к суициду.

И я явно перестала — впоследствии мы с Джо много об этом говорили — явно перестала давить на Джо насчет оформления наших отношений. Я ничего не сказала, но изменилась сама моя внутренняя установка. Неожиданно (с его точки зрения) оказалось, что впервые за все время я — полностью с ним, в сексуальном смысле и вообще. Умиротворенность, которую я ощущала по отношению к себе самой, и добрые чувства, которые я испытывала к себе, и светящаяся внутри меня радость были очевидны и передавались ему, и, похоже, именно этого он и ждал. Ему не потребовалось слишком долго раздумывать, и через две недели мы поженились, что было совершенно удивительно! Неожиданно для меня, Джо был категорически убежден, что мы должны (должны в хорошем смысле слова) пожениться; что все, к чему мы стремились, у нас уже получается. И что, по всей вероятности, — мы оба это поняли — наша жизнь будет все лучше и лучше.

А я не была уверена, что хочу вступить в брак. Это забавно, ведь я нашла для себя столько хорошего и совсем не хотела и не нуждалась в том, чтобы все испортить. И все-таки было именно так. Я могла бы теперь навещать его родителей, моих родителей, всех тех людей, чьего осуждения я так боялась раньше, — оказалось, что я, даже не расписавшись с Джо, могу посмотреть им в глаза с немалой гордостью. Ну, как бы то ни было, мы вступили в брак.

И это замечательный брак, действительно замечательный. Наши взаимоотношения изменяются каждый день, постоянно развиваются. Я, в сущности, не знаю, извлекла ли я до последней горсти или капли тот темный комок, который был у меня внутри. Но если и нет, это меня не пугает, и обычно с ним не связано ничего противоестественного. Я не достигла некой цели или завершения чего-либо, однако я нахожусь в процессе достижения. Для

меня это просто бытие, причем не слишком легкое. Очень часто мне было бы гораздо проще не делиться с мужем кое-чем из того, что происходит во мне. Я думаю: «О Боже, это повлечет за собой то, а то повлечет еще и это, и, как только я расскажу, у меня возникнут проблемы и в наших взаимоотношениях возникнут проблемы». И все-таки я никогда не должна забывать делиться тем, какая я именно сейчас, а это просто бытие, процесс. И это помогает, причем другого способа я не знаю. Это дает мне радость, и иногда, глядя в зеркало, я действительно нахожу себя привлекательной — что и говорить, настоящий прогресс!

Мне даже стыдно, что я дошла до этого только к сорока годам и потеряла так много времени, но, в сущности, я не жалею ни об одной минутке из всего, что случилось со мной. Я больше не казню себя, действительно нет. Я все понимаю и сожалею о многом из того, что сделала. Я сожалею также о многом из того, что не сделала, и какой была, но я в самом деле больше не казню себя. А еще я научилась жить в настоящем и начала понимать, что означает это слово. Секс у нас абсолютно фантастический. Я, похоже, стала довольно раскрепощенной в сексе, что для меня весьма удивительно. Джо думает, что я просто красавица. А я в половине случаев думаю, что он, должно быть, просто слеп, но с этим тоже все в порядке. Я в отличных отношениях со своими детьми, как и они между собой. Это нарастает словно снежный ком, переходит от одного к другому, даже к нашим друзьям. Я честна с Джо, он честен со мной, мы верны друг другу. Никаких штучек, никаких игр, и так замечательно, что можно все время быть именно такой, какая я есть, ну, хотя бы большую часть времени, и убеждаться, что все при этом выходит просто прекрасно. Мне действительно не приходится ничего скрывать, не нужно стараться угадать, чего кто-нибудь хочет, чтобы дать это ему и тем самым превратить в друга и... Это так славно Не думаю, что я такова все двадцать четыре часа в сутки, вовсе нет, но это созидание,

постепенное продвижение вперед, и это прекрасно. И я счастлива, что живу. У меня нет никаких гарантий, но я счастлива, что живу.

И знаете, я обнаружила, что тот темный комок у меня внутри — это самая достойная любви часть меня. Та часть меня, которую я считала отвратительной, оказалась самой красивой, потому что я научилась раскрывать ее.

Обнаруженные мной важные моменты

На основе рассказа Ирен о своей жизни можно написать целое исследование по личностной динамике. В нем есть информативный материал о воспитании детей, о взаимоотношениях детей и родителей, о создании «Я»-кон-цепции, о развитии плохих и хороших взаимоотношений, о факторах, обусловливающих личностные изменения, о раскрытии своей личности в общении, о сексуальной адаптации (плохой и хорошей), о рационализациях и т. д. и т. п. Сначала я задумал расположить некоторые характерные элементы, обнаруженные мной в рассказе Ирен, под соответствующими заголовками. Затем я почувствовал, что полезнее, пожалуй, будет просто перечислить некоторые из отмеченных мною моментов, весьма кратко и в хронологическом порядке изложения Ирен. При такой организации материала вы сможете возвращаться к рассказу Ирен, чтобы проверить, согласны вы со мной или нет и не подразумевает ли для вас пережитый Ирен опыт иной смысл. Итак, вот сводный перечень.

Влияние деструктивных семейных отношений на детей и подростков.

Влияние ранних детских запретов относительно секса.

Невероятная дистанция, которая образуется во взаимоотношениях, основанных на ригидных ожиданиях партнеров относительно друг друга, а не на взаимопонимании.

Разрушительное действие, которое может оказать на брак отсутствие удовлетворительных сексуальных отношений.

Долговременные эффекты отчужденности в отношениях с родителями.

Некоторые факторы, способные повлиять на формирование негативной «Я»-концепции: отчужденность со стороны матери; сексуальная неадекватность; две неудачные попытки установить взаимоотношения; отвращение мужа к телу жены и др. Некоторые из этих факторов возникают главным образом в отношениях с окружающими: «Я никогда тебя не любила». Другие переживаются на опыте: «У меня никогда не было оргазма». Однако когда человек интроективно усваивает негативные представления окружающих и оценивает переживаемый им опыт в терминах ожиданий окружающих («У меня никогда не было оргазма, поэтому я не настоящая женщина»), тогда «Я»-концепция в самом деле может стать крайне негативной.

Раскручивающаяся спираль жестокости в отношениях, основанных в первую очередь на ролевых ожиданиях окружающих, а во вторую — на обвинениях в несоответствии этим ожиданиям.

Напряжение из-за необходимости сохранять на людях видимость, которая совершенно не соответствует личностной реальности.

Боязнь взаимоотношений, обусловленная уверенностью в том, что в глубинах личности существует нечто неописуемо ужасное, о чем ни в коем случае не должны узнать другие люди.

Полное отсутствие жизненного опыта взаимоотношений с другим, независимо существующим человеком, которое может разрушить брак.

Неестественное поведение, которое может постепенно формироваться в связи с нарастающей фрустрацией, например, приглашение случайной женщины для своего мужа.

Легкость, с которой мы принимаем удобные рационализации. «Единственная причина моего развода — жестокость моего мужа по отношению к моим детям. Вот так!»

Трудности существования в реальном мире, не осознаваемые вплоть до столкновения с ними.

Утонченная сложность удовлетворительных сексуальных отношений между мужчиной и женщиной.

Потребность во внимании и любви, которая, будучи достаточно сильной, искажает восприятие.

Чувство вины из-за разрушения чужой семьи, которое добавляется к негативной «Я«-концепции.

Слабость, развивающаяся из-за отсутствия обоснованного, позитивного образа себя — результат ощущения, что «Я — никто».

Каталог сомнительных причин для брака: усталость, готовность сидеть дома, финансовая стабильность, эмоциональная стабильность, симпатичный партнер, потребность в отце для детей, сексуальное влечение (со стороны мужа). Кроме того, бунт против матери, желание обзавестись своим домом и семьей.

Способ, с помощью которого мы избавляемся от неприятных воспоминаний.

Как жизнь может стать настолько невыносимой и как собственная личность может восприниматься настолько отвратительной, что самоубийство и уничтожение личности выглядят желательными.

Первый проблеск психологического выздоровления — взгляд на себя со стороны.

Каким образом могут постепенно сформироваться новая система ценностей и новое самовосприятие.

Элементы взаимоотношений, обеспечивающих личностное развитие: постоянная забота о партнере, вера в его потенциал, подлинность, аутентичность, принятие всех аспектов личности партнера — все это вклад со стороны Джо.

Осознание того, что, как ни велик риск личностного изменения, хуже может быть только одно — так и не рискнуть жить.

Убежденность, присущая многим, в том, что: «Никто не способен любить меня целиком. Моя внутренняя сущность — мрачная и отвратительная».

Поиск индивидом тех составляющих бытия, которые действительно обладают для него наибольшей ценностью.

Ощущение релаксации и умиротворенности, возникающее, когда переживания, прежде отрицаемые в самовосприятии, становятся объектом рассмотрения и сознательно принимаются человеком как часть собственной личности.

Возможное исчезновение напряженности во взаимоотношениях, когда человек становится подлинным.

Несущественность социальных ожиданий и оценок, когда взаимоотношения подлинны.

Значение жизни и взаимоотношений как процесса существования, а не набора ролевых ожиданий в сравнении с тем, что было в первых двух браках.

Огромное значение (и рискованность) открытости во взаимоотношениях.

Доминирующее значение «Я»-концепции как ключа к поведению человека. Сравним открытое, искреннее поведение привлекательной, сексуально адекватной, не испытывающей чувства вины, «симпатичной» женщины, ощущающей внутри себя красоту, с поведением женщины непривлекательной, сексуально неадекватной, испытывающей страхи, нелюбящей и склонной к защитным реакциям. Разумеется, постепенное изменение ее самовосприятия можно объяснить многими факторами, однако лишь тогда, когда она постепенно стала воспринимать себя по-другому и усвоила другой, приемлемый для нее образ себя, ее поведение действительно изменилось.

Таковы некоторые из важных моментов, отмеченных мной в истории Ирен. Они выглядят довольно бледными на фоне самого рассказа, но они, возможно, натолкнут вас на какие-то важные мысли. Надеюсь, что история Ирен во многом поможет лично вам, а также даст пищу для размышлений о более общих психологических принципах.

Глава 6 Межэтнические браки

Хэл — чернокожий, которого я знаю уже давно, с тех пор, как мы вместе участвовали в одном симпозиуме на Среднем Западе. Мы успели познакомиться довольно близко, и особенно меня заинтересовал тот факт, что Хэл был женат на чернокожей женщине, от которой у него родились двое сыновей, но потом развелся с ней и собирался жениться на белой женщине. Я также узнал, что детство Хэл провел в городском гетто. Впоследствии, уже через много месяцев, я написал ему и спросил, нельзя ли мне будет записать на магнитофон беседу с ним о его двух браках, когда я окажусь по делам на Среднем Западе. Хэл с готовностью согласился.

Телосложения Хэл худощавого, едва ли не хрупкого. Разговаривает он очень мягко и вежливо. Степень доктора он получил в области социальных наук. Хэл преподает, а также работает в бесплатной клинике для нуждающихся, которую сам когда-то организовал.

Во время опроса он говорил свободно, однако я уверен, что он не из тех людей, кто с легкостью раскрывает свои чувства, и время от времени необходимо «читать между строк», чтобы полностью вникнуть в смысл его истории.

Я намеревался почти целиком посвятить эту главу его относительно новому браку с белой женой, однако пришел к выводу, что Хэла труднее будет понять без значительных экскурсов во времена его взросления и в историю и его первого брака. Эти материалы во многих случаях приводятся в сокращении, но содержание их не изменено.

Отношения Хэла с его матерью

Хэл: Я родился я и вырос в Чикаго. Моя мать много работала, поэтому материально мы жили с ней довольно неплохо. Однако в нашем сегрегированном обществе мы были вынуждены жить в гетто, среди чернокожих, итальянцев и некоторого количества поляков. Все же большинство жителей были чернокожими, причем принадлежали к самым разным социально-экономическим слоям. В нашем гетто были бедные, очень бедные, но на той же улице могли жить и богатые. Я никогда ни в чем не нуждался. У меня всегда было то, чего я хотел. По четыре велосипеда одновременно и множество костюмов (мать покупала мне их почти после каждой получки). Себе моя мать ничего не покупала, всегда и всё для меня — такая вот гиперкомпенсация.

Сейчас я полагаю, что реальная проблема состояла в том, что я всегда был очень непосредственным, отзывчивым на ласки, и, пожалуй, в детстве мне их не хватало. Меня некому было любить, и некому было обо мне заботиться, хотя моя мать все время работала ради меня, чтобы у меня было достаточно одежды и денег. Единственный ребенок, никогда не знавший отца... его заменяло множество дядюшек и тетушек.

У меня никогда не было отца, но, поскольку я был обеспечен всем необходимым, никто об этом даже не заговаривал, а у меня не было причин спрашивать. У меня никогда не появлялось ощущения, что мне не хватает отца, который учил бы меня играть в бейсбол и всему прочему. Я общался с таким множеством других людей, что мне ни разу и в голову не пришло, что у человека должен быть отец для таких вещей, и подобной проблемы у меня никогда не возникало. Я не стремился иметь отца.

Не припомню, чтобы моя мать хоть когда-нибудь читала мне или слушала, как читаю я. Собственно, я и поцеловал-то ее, кажется, раза два. Наши отношения были, как у брата с сестрой. Когда утром мне нужно было уходить, я

5 - 5001

сам вставал и гладил свои шорты, а мать спала, потому что приходила с работы не раньше пяти утра (она работала на почте). Так что она, может быть, будила меня или приносила мне что-нибудь, и я ел, а потом засыпал. Мне никто не готовил еду, я делал это сам, или же мама каждый день оставляла по два доллара, чтобы я купил себе что-нибудь поесть. Вместе мы садились за стол только в воскресенье, когда она приходила домой из церкви. Причем она ходила в другую церковь — она была баптисткой, а я методистом, — так что мы никогда ничего не делали вдвоем. Моя мать и я никогда ничего не делали вместе. Единственный период, когда у нас были более-менее близкие отношения, — это после того, как она вышла замуж за моего отчима.

Я: Меня очень удивляет, что ты не помнишь, чтобы целовал свою мать, за исключением одного-двух раз. Может быть, она проявляла свою нежность каким-то другим способом? Она могла обнимать тебя или класть тебе руки на плечи. Что-то такое было?

Хэл: Я не помню, чтобы она когда-нибудь действительно обняла меня. Сейчас я обнимаю ее и кладу ей руки на плечи. Но я знаю, что она всегда заботилась обо мне, старалась обеспечить всем необходимым. Однако она была очень строгой. Я не боялся своей матери, но знал, раз она сказала что-нибудь, значит, так и должно быть, и знал, что она надерет мне уши или отшлепает, если я этого не сделаю... Я вспоминаю, что однажды, когда я учился в колледже, мать написала мне письмо, в котором рассказывала, как гордится мной, и как много работает ради меня, и как она рада, что у меня все хорошо и я выбился в люди. Это письмо очень много для меня значило — не знаю, в чем тут дело, — оно меня просто поразило. В этом письме она показала, как сильно заботится обо мне. Знаешь, Карл, она, например, всегда относилась ко мне как к маленькому. Это стало одной из проблем в моем первом браке, потому что она все время присылала мне одежду, несмотря на то что я был женат, представляешь? Она очень обижалась,

если я говорил ей, что не хочу чего-нибудь делать, или когда я просил ее: «Мама, не воспитывай так моих детей. Я хочу их воспитывать по-другому». Тогда она мне напоминала, что это она меня вырастила. Но я все равно должен звонить ей каждую неделю, даже сейчас. Если я не позвоню домой, она расстроится и будет звонить и выяснять, что с нами случилось.

Детство Хэла и улица

Атмосфера и правила поведения вне дома сильно отличались от тех снисходительных, но добропорядочных нравов, которые существовали в семье Хэла.

Хэл: Помню, пить я начал лет с семи. Я пил украдкой. А потом, в начальной школе, мы пили все время. Мы сбегали с уроков и неслись в магазин. Я был самый маленький, поэтому меня ставили в дверях, потом понизу пе-репасовывали бутылку вина, я хватал ее и смывался с нею за угол. Мы часто так делали, а потом сидели на заднем дворе и пили вино. Еще я припоминаю, что перед вечеринками кто-нибудь из наших знакомых всегда покупал нам полпинты виски, и мы всегда хоть сколько-нибудь да пили.

Еще я помню, что ребята на нашей улице становились наркоманами с самого раннего возраста. В начальной школе пацаны глотали таблетки и курили марихуану. Большинство ребят с нашей улицы очень рано садились на героин. Да и проституция в нашем районе процветала.

В гетто было много гангстерских разборок. Мы платили взрослым бандитам деньги за свою охрану, чтобы можно было просто выйти из дому. Если ты этого не делал, тебя избивали и ты не мог ходить в школу... А я, поскольку был очень шустрым да еще и хорошим боксером, всегда становился сборщиком платы. Там был парень, которого мы звали «честный Джон», я всюду ходил с ним. На нашей улице он был хуже всех. Если какой-нибудь парень говорил: «У меня нет денег», — тогда Джон кивал мне: «Хэл, дай ему раза», — и я бил, а потом

5"

отскакивал, а они на него наседали и отбирали деньги. Мне приходилось это делать, иначе я не смог бы выйти из дому. Поэтому, чтобы не показаться трусом, я всюду ходил с ними. Но я никогда не участвовал в драке один на один, ни с кем за всю жизнь.

Итак, я с ранних лет научился пить, и кругом было полно наркотиков — помнится, когда мать снова вышла замуж, мой отчим (он священник) сказал ей, что я дикарь. Потому что меня даже не было на их свадьбе. Мне было лет одиннадцать. Они просто не знали, куда я подевался, а я куда-то ушел.

Я никогда не был ребенком и даже не знал, что это означает. С семи лет я умел делать уборку в доме. У нас были меблированные комнаты, двадцать две комнаты в доме. Верх мы сдавали. А весь подвал был мой. Мать купила мне туда кровать, силовые тренажеры, игровой автомат для пинбола (Игра, в которой шарик выстреливается вверх по наклонной плоскости, а затем скатывается по ней вниз, задевая или обходя стойки, воротца и т. п. — Прим. перев.). У меня был настоящий бильярдный стол. Всякие такие штуки у меня были с детства.

Далее Хэл рассказывает, как участвовал в спектаклях, ходил на концерты и достиг довольно высокого уровня культурного развития, «...но, когда наступала пора расставания с этим миром, я возвращался к себе, в район, где я жил, и снова брался за роль хулигана. Приходилось это делать, потому что, если бы там только заподозрили, что я не хочу в этом участвовать, меня бы подвергли остракизму, а это значит, что мне ни дня было бы не прожить без драки!»

Школа

Хэл: В начальной школе я ничему не научился. Помню, учительница посылала меня в магазин за покупками — я даже покупал ей чулки. Я всегда был очень аккуратным мальчиком, потому что мама меня всему научила. Я ходил

по магазинам, сам гладил свои шорты, делал уборку в доме и выполнял всю подобную работу. Я умел сам о себе позаботиться. Так что все удивлялись, какой я славный мальчик, в то время как мне надо было учиться в школе вместе с другими детьми. И в результате всего этого я не начал по-настоящему учиться, пока не попал в колледж. Мне приходилось возвращаться назад и учить все то, что я должен был узнать еще в начальной школе.

Первый брак Хэла

Хэл размышляет, почему он женился на своей первой жене:

Хэл: Думаю, первая и самая главная причина моей женитьбы — это одиночество. Ведь я рос единственным ребенком в семье и близких отношений у меня ни с кем не было, — за свою жизнь я всего несколько раз ходил на свидание. После двух лет в колледже я отправился на военную службу и там встретил свою первую жену.

Я помню, что все вокруг мне говорили о том, какой она будет славной парой для меня. Она была серьезной девушкой, посещала церковь. В ее семье не пили и не курили, и она была настоящей христианкой. Однако наш образ жизни так сильно от этого отличался...

И все-таки окружающие говорили, что она будет для меня славной парой, а больше всего меня тогда убеждал в этом один мой приятель, которого я сильно уважал. Он тоже считал, что она мне очень подходит.

После более-менее продолжительного периода свиданий Хэл отправился служить на флот и даже не писал своей девушке. Но благодаря случайному стечению обстоятельств переписка у них все-таки завязалась, и незадолго до его демобилизации они поженились. Хэлу исполнилось двадцать три года. Молодожены были очень неопытными как в плане секса, так и во всем остальном, «просто неопытными в жизни».

Хэл: Я все еще переживал, что учусь далеко не лучше всех, и надеялся, что жена сможет восполнить мои пробелы. Я думал, что она будет помогать мне вовремя готовить письменные работы и все в таком духе. Но через какое-то время я убедился, что она не хочет или не может помочь мне. Например, мне нужно сдать письменную работу и я прошу жену напечатать мне ее, не откладывая, потому что я не хочу ждать. Я люблю делать все заранее. Но она несколько дней выжидает, пока наступит подходящий момент, чтобы начать печатать, а я очень расстраиваюсь, злюсь и нервничаю.

Хэл полагает, что огромные различия в семейном воспитании и образе жизни, а также то обстоятельство, что жене никак не удавалось найти общий язык с его друзьями, особенно с его друзьями по работе, стали дополнительными факторами, повлиявшими на растущую отчужденность супругов. Но были и иные факторы.

Хэл: Думаю, что меня по-настоящему травмировало, так это то, что я был очень отзывчивым на ласку и нуждался в любви и заботе, хотя мне тогда и в голову не приходило, что, поскольку я был лишен этого в детстве, у меня осталась неудовлетворенная потребность в этом. Помню, как-то я потянулся поцеловать ее, а она от меня отшатнулась. Никогда этого не забуду. Впрочем, мне было очень трудно выказывать нежность. Я всегда думал, что она будет отвергнута из-за моего телосложения — ведь я невысокий, — и я никогда не считал, что могу вызвать у кого-нибудь какое-то особенное отношение, не связанное с моими деньгами. Это все равно, что покупать себе друзей. А когда потом кто-то, с кем считаешь наконец-то возможным установить подлинные взаимоотношения, начинает отдаляться и отвергать тебя, — я думаю, для меня это было слишком.

Я окончил учебу вопреки стараниям моей жены, я все-таки добился этого! И мне трудно сказать, была ли то своего рода ревность или еще что-то, но мне казалось, что чем выше я поднимался по социальной лестнице, тем обиженнее становилась моя жена. Она никогда не выказыва-

ла свою обиду напрямую, но именно так она себя вела. Например, я уезжал в колледж утром, а, возвращаясь днем, заставал ее в постели. Приятели, помню, дразнили меня насчет того, что мне самому приходится стирать себе одежду и убирать дом по воскресеньям. И это лишь некоторые моменты, которые меня так раздражали.

Наша сексуальная жизнь через короткое время стала не слишком приятной. Мне наш секс, в сущности, не нравился. Несколько раз я порывался уйти. Помню, однажды я все-таки ушел, а потом вернулся... Я отсутствовал примерно сутки. А потом я подумал: ладно, это не выход. Мы легли в постель и плакали, нам было печально, и мы переживали это вместе. Мне стало получше, но, думаю, глубоко внутри себя я знал, что это не надолго.

Я: Ты упомянул, что сексуальные отношения становились все менее и менее удовлетворительными по мере того, как разваливался ваш брак. А когда-нибудь были эти отношения удовлетворительными для тебя, и, главное, были они когда-нибудь удовлетворительными для нее?

Хэл: Думаю, в нескольких случаях так и было. Я спрашивал ее, дошла ли она до оргазма и понравилось ли ей, и она говорила, что да. Но бывало... Могу вспомнить, что иногда я заставал ее за мастурбацией. У меня в сексе такая особенность, что по утрам потенция выше, и мне нравится секс по утрам. А ей нравился вечерний секс. Иногда я бывал на это способен, но чаще чувствовал себя слишком усталым, просто физически опустошенным. Опустошенным. В иные дни я работал от шестнадцати до восемнадцати часов и, когда приходил домой, оказывался слишком усталым. Я мог только выпить банку пива и завалиться спать. Так что для меня это было трудное время, и я старался помочь ей понять... Не припомню, чтобы у нас с ней так уж часто был хороший секс. Бывали случаи, когда получалось чисто физическое облегчение, но я всегда сознавал, что надо удовлетворить и женщину, и всегда прилагал усилия, чтобы она осталась довольна, старался не быть в этом вопросе эгоистом.

Хэл понимал, что его жена предпочла бы, чтобы он больше занимался бизнесом, а не своей профессиональной деятельностью. Поэтому он одновременно занимался самыми разными бизнес-проектами, из-за чего, как он и отмечал, очень уставал. «При всех-то ее умениях и талантах я рассчитывал, что она, конечно же, поможет мне в этих делах, однако получилось так, что я все делал сам. И из-за этого я несколько меньше бывал дома, стараясь вести дела и оживлять свой бизнес, чтобы нам хватало денег на все то, что ей было нужно».

К тому времени у них было двое детей, так что проблема финансового обеспечения семьи стала достаточно реальной.

Срыв и разрыв

Причина, в конечном счете вызвавшая их развод, совершенно отличалась от всего, о чем до сих пор шла речь, так что Хэл даже не заметил предостерегающих признаков.

Хэл: У нее была привычка вставать ночью и отправляться на прогулку к озеру, представляешь? Сначала меня это ничуть не беспокоило. Я думал, что ей нужно проветриться. Меня это удивляло — иногда она уезжала поздно, ночью, — и я не совсем ее понимал.

А потом она вдруг стала уезжать к своим родителям (в другой город), так что я даже ничего не знал. Помню, однажды она так ушла от меня. Я возил детей на прогулку, вернулся, а ее нет, и несколько дней она не возвращалась. Я не знал, где она. Когда я позвонил ее родителям, оказалось, что она там. Тогда я очень рассердился и сказал ей, что дети болеют и ей следовало бы быть дома.

А позже у нее случился... э-э-э... нервный срыв, так я это расценил. На этот раз я немного встревожился, потому что она отправилась к подруге, а подруга позвонила мне и сказала, что она лежит на диване и у нее галлюцинации... Говорит, что умирает и очень этого боится, пишет какие-то заметки — печатает на машинке целые листы. Я потом

их нашел — они были бессвязными. Я не совсем все это понял.

Я вспоминаю, как время от времени она говорила, что хотела бы кое-что обсудить со мной, но я понятия не имел, что это так серьезно, понимаешь, и иногда казалось, что особенно и говорить-то не о чем. Тогда я несколько дней подряд приходил домой пораньше и был с ней ласков, делал то, что, по-моему, должно нравиться женщине, ну, знаешь, приносил ей цветы и покупал подарки. На время все становилось прекрасно, но, похоже, с нашим общением что-то было не так, мы просто недостаточно разговаривали друг с другом, точно дожидались, пока кризис не разразится окончательно.

В конце концов, ее пришлось госпитализировать, со всеми вытекающими отсюда неприятностями. Через некоторое время после того, как она вернулась домой из госпиталя, Хэл нашел себе хорошую работу в другом городе, и они туда переехали. У них в гостях побывала ее сестра.

Хэл: В тот день я отправился на работу, а когда вечером вернулся домой, моя жена уже окончательно оттуда съехала. Вся мебель, буквально все было вывезено. Единственное, что я нашел, — это выдвижную кровать, мою одежду и мой радиобудильник. Грузчики вынесли абсолютно все. Это было обидно и как-то грустно, но я почувствовал огромное облегчение. Понимаешь ли, мне уже не нужно было принимать решение, она все решила сама. Однако я больше страдал из-за детей, чем сожалел о том, что с ней произошло в психологическом плане.

Я: Ты уже говорил, что она, должно быть, испытывала немотивированные страхи и так далее, ну а какие чувства во время ее срыва испытывал ты?

Хэл: Ну, я испытывал чувство... я был очень травмирован. Я опасался, не я ли стал причиной ее срыва, и какую вообще роль я в этом сыграл. Я расстраивался, что не нашел времени ее выслушать, просто не знал, что это настолько серьезно. И еще мне было неловко, что я, при

том как много я работаю с другими людьми, вообще не заметил признаков того, что она больна. Я ведь все время знал, что у нее бывают мигрени. Я знал это. И я видел, что она... Ну, мне было известно, что иногда она выглядела очень угнетенной. В общем, я размышлял о случившемся и чувствовал себя очень плохо, не зная, какова моя роль в ее заболевании.

И наверное, по-настоящему помогло мне только то, что сказал психиатр. Он не считал, что это моя вина: она была шизофреничкой и, вероятно, случившегося с ней нельзя было избежать, так уж вышло, и моей вины в том нет. И он сказал, что началось это, по-видимому, уже очень давно. А в отношениях с ее родными мне помогло то, что они высказали мне, насколько их удивляет, как долго продлился наш брак. Они давно замечали, что с ней, должно быть, что-то не так, она часто уходила в свою комнату и проводила там в одиночестве целую неделю, просто не показывалась оттуда. Оказалось, что у нее все время были головные боли. Ее родные сказали, что она всегда выглядела так, будто жила в мире фантазий, с самого детства. Хотя такие соображения не приходили мне в голову, они несколько помогли мне почувствовать себя лучше.

Я: Она когда-нибудь говорила тебе, почему уходит из дому?

Хэл: Нет, никогда. Мы, в общем-то, не говорили об этом... Она только сказала, что была рада вырваться и избавиться от напряжения, которое чувствовала. Думаю, я тоже был так рад, когда она ушла и сняла с моих плеч бремя, что я ни о чем ее не расспрашивал.

После расставания мне как-то раз довелось проводить в их городе семинар, и я позвонил своим детям, чтобы узнать, как у них дела, а она попросила меня приехать и забрать детей. И я подумал, что это уже... Ну, меня встревожило, что мать говорит: «Приходи и забирай детей, я хочу, чтобы они жили у тебя». Тогда, недолго раздумывая, я приехал и забрал детей, и они жили со мной полтора года, пока я снова не женился. Это означает, что я был им

и отцом, и матерью. Мне приходилось готовить завтраки и гладить, а также поддерживать идеальную чистоту, поскольку у моего старшего сына была астма. Ему нельзя было пить молоко и есть шоколад, и я от всего этого очень уставал, ведь я по-прежнему должен был ходить в университет, чтобы получить свою степень.

Комментарий

Причины распада первого брака Хэла очевидны, поэтому в длинном комментарии нет необходимости. Прежде всего, это отсутствие реального знакомства до брака — несколько свиданий, значительный период без всякого общения в первое время его службы на флоте, затем пе-реписка и свадьба еще до его демобилизации. У них, по сути, не было возможности хорошо узнать друг друга.

В число причин, которыми Хэл объясняет свое решение вступить в брак, входят его одиночество, тот факт, что невеста была девушкой серьезной, религиозной, и самое, возможно, главное, — советы его лучшего друга и окружающих. Ни один из вышеперечисленных мотивов не может служить достаточно солидной основой для создания взаимоотношений.

Далее, почти полное отсутствие реального общения супругов за время брака. Хэл подозревал, что жена чувствует ревность к его академическим и прочим успехам, но супруги никогда не пытались прояснить этот вопрос. Хэл думал, что она обижалась, но ни слова об этом не было сказано. У Хэла должны были быть какие-то соображения по поводу необходимости самому стирать и убирать в доме, но они так и не были высказаны. Хэла не беспокоило, что его жена совершает странные ночные поездки, и он немного встревожился, когда у нее начались галлюцинации и появились очевидные симптомы болезни. Но лишь много позже он узнал, что корни ее странного поведения уходили в мир нездоровых фантазий ее детства. Хэл сам подвел итог: «Похоже, с нашим общением что-то было не

так, мы просто недостаточно говорили друг с другом». О высоте и непроницаемости этой стены между супругами свидетельствует то, что они никогда не обсуждали между собой ни ее уходов из дома, ни ее окончательного расставания с мужем.

В период раздельного проживания и после развода Хэл работал над получением степени доктора и все чаще и чаще участвовал в групповых обсуждениях и встречах. Я отметил большую разницу в его взаимоотношениях с первой и второй женами, объясняющуюся, возможно, именно обретением такого рода опыта, участием в тренингах.

Период между первым и вторым браками

В течение полутора лет между первым и вторым браками Хэл активно искал себе новую партнершу.

Хэл: После нашего расставания и развода я решил, что я просто не такой человек, чтобы жить в одиночестве. Мне не доставляет никакого удовольствия быть холостяком. Я не раз осознавал, что мне нравится семейная жизнь и я предпочитаю быть женатым человеком. Поэтому я встречался с несколькими девушками, а потом мне пришло в голову, что мне следовало бы начать процесс отбраковки... (со смешком) просто выяснить, с кем у меня может быть что-то серьезное.

Хэл столкнулся с разнообразными проблемами: «Знаешь, Карл, одной из проблем во время этих свиданий стало то, что некоторые чернокожие девушки очень неуверенно чувствовали себя со мной». Хэл полагает, что девушки стеснялись, потому что большинство друзей Хэла были высококвалифицированными специалистами, и девушки ощущали свою приниженность, хотя и не имели к тому оснований.

Хэл: У них, в сущности, не было причин пугаться моих друзей. И это происходило не только с девушками, которых я знал как интеллигентных или отчасти интеллигент-МО

ных, но буквально со всеми девушками, с которыми я встречался и ходил на свидания. Они просто не чувствовали в себе уверенности. Некоторые из них считали меня чересчур амбициозным, а большинство хотели, чтобы я проводил с ними больше времени. Буквально посвящал им все свое время, отчитывался за свое время, а они бы не давали мне возможности вздохнуть свободно... И потом, многие из них страдали, на мой взгляд, такой неуверенностью в себе, что мне пришлось бы оставить работу и только консультировать их. Словом, никакой основы для любви и взаимопонимания не предвиделось. У одних были трудности в отношениях с отцами из-за разводов между родителями, а другие старались вырастить своих братьев и сестер, или... В общем находилось множество обстоятельств, которые препятствовали установлению нормальных отношений, со взаимной заботой и нежностью. А еще одна девушка, с которой я встречался и на которой в то время действительно мог бы жениться, если бы она захотела, не сумела поставить себя на правильную ногу с моими детьми. Например, она готова была требовать от них послушания, прежде чем покажет свою любовь к ним. Я считаю, что с детьми нельзя наводить дисциплину, пока они не удостоверятся, что вы их любите. Из-за этого у нас с ней были конфликты.

С Бекки я познакомился в Кентукки, когда вел там семинары по проблемам расовой интеграции в школах и... Бекки оказалась участницей. А она в то время была замужем и начинала разводиться. Я, в общем-то, не обратил на нее внимания, не считая того, что в моей группе она была одной из самых симпатичных. Но я ее особо не выделял. Я полностью сконцентрировался на руководстве группой. А потом мы все собирались на какую-то вечеринку, и Бекки спросила, есть ли кому меня подвезти. И когда я ответил: «Ну, я даже не знаю. Кажется, нет», — она сказала, что может подвезти меня, но несколько колебалась, так как думала, что меня, может быть, собираются везти две чернокожие женщины из группы, и это их смутит, или они не слишком

хорошо о ней подумают (здесь были замешаны культурные и расовые предрассудки). Я тогда согласился, чтобы она меня подвезла, мы поехали на вечеринку и там танцевали и разговаривали, в общем отлично провели время. Потом мы примерно так же с ней встречались. Когда мы заговорили о моем предстоящем отъезде, Бекки сказала, что, наверное, скоро разведется. И тогда мы почувствовали близость между собой. Мы обнялись и потом... На следующий день я уехал и не знал, что она испытывает ко мне такие сильные чувства, хотя мы ощутили сексуальное влечение друг к другу, симпатию и нежность. Итак, я вернулся домой, а через какое-то время раздался телефонный звонок: «Это Бекки, вы меня еще не забыли?» Я сказал, что не забыл; и тогда она начала рассказывать о себе и спросила, найдется ли у меня время, если она приедет ко мне этим летом.

Бекки приехала и провела у него выходные. Она гораздо больше рассказала о своих супружеских проблемах, однако Хэл отнесся к этому так: «Я не хотел быть даже косвенной причиной ее развода, поэтому она заверила меня, что такая ситуация сложилась давно и бракоразводный процесс уже начался, а ее муж практически не живет дома и т. п. После этого мы стали переписываться довольно часто».

В те выходные Бекки рассказала о своей хорошей подруге, разведенной после неудачного брака, которая подумывала совершить новую попытку. Но к тому времени, когда она решилась, человек, за которого она собиралась выйти, уже не был свободен. «По словам Бекки, эта подруга сказала ей: "Когда чего-нибудь хочешь, лучше добиваться этого сразу"».

Женитьба на Бекки

Некоторое время они переписывались, и Хэл начал взвешивать свои чувства к Бекки.

Хэл : Немного погодя мне начало нравиться в ней очень многое. У нее было то, что я искал в женщинах. Она была

очень ласковой, очень по-матерински относилась к детям, да и дети ее полюбили. И мне понравился ее сын, к тому же я видел, как она с ним обращается. Она просто во всем являлась удачным дополнением ко мне. Например, благодаря тому что выросла на ферме, она была ближе к корням. Она реалистичнее смотрела на вещи. Она умела много работать, любила готовить и заниматься домашними делами. Понимаешь, все это как раз те вещи, которые я хотел бы видеть в своей жене. Я находил в ней сочувствие и понимание, и она не хотела, чтобы я ради нее отказывался от чего бы то ни было. Ей нравилась такая жизнь, какая нравилась мне, и, знаешь, она была очень напористой. Она мне сказала: «Хорошо, сейчас ты заканчиваешь свою докторантуру, а потом я получаю степень магистра и поступлю в докторантуру». Она умела поддерживать необходимую мне интеллектуальную атмосферу и вдобавок проявлять нежность и заботу.

Я почувствовал, что мы как бы дополняем друг друга. Она еще и шьет сама. А если я прихожу домой, и там сломалось что-нибудь из сантехники, значит, она уже все починила. Она не ждет, пока я приду домой, — все уже и так починено. Как она мне объяснила, ее первый муж не занимался подобными вещами, так что ей пришлось научиться самой это делать, и она надеется, что я не буду переживать, если она сделает какие-то вещи, которые вообще-то должен делать мужчина. А я объяснил, что с этим у меня не будет никаких проблем и пусть каждый делает то, что у него лучше всего получается.

Итак, они сыграли свадьбу, на которой присутствовали их чернокожие и белые друзья. Хотя их браку еще меньше года, Хэл говорит: «Мы просто счастливы и не страдаем даже из-за серьезных культурных несоответствий».

Хэл: Обстоятельство, которое делает меня совершенно счастливым, — то, как она относится не только к нашим детям, но и к своим ученикам. Она проводит с ними уйму времени, даже приходит к ним домой и добивается, чтобы матери отдавали себе отчет, почему их дети отстают в

учебе или пропускают уроки, то есть делает то, что до нее в той школе никто не делал. Кстати, мои мальчики очень ее полюбили. Знаешь, сейчас они зовут ее мамой. Они хорошо узнали друг друга, и, по-моему, здесь нам здорово помогло то лето, когда мы устроили себе общие четырехнедельные каникулы. Жизнь на нашей даче-прицепе помогла нам лучше узнать друг друга. Мы с детьми ловили рыбу и ходили на экскурсии, собирали ягоды и делали много такого, чего мне самому раньше делать не доводилось. Так что для меня это было внове. Скажем, копать червей для рыбалки — вещь совершенно замечательная. Покупка дачи-прицепа была для меня попыткой вырваться из рутины и шире посмотреть на мир. По словам друзей, наши взаимоотношения всегда выглядят лучше, чем у других. Мы всё обсуждаем между собой. Если ее что-нибудь расстраивает, она садится со мной, и я как-то помогаю ей выговориться. Единственная проблема, с которой мы в последнее время сталкиваемся, — это то, что ее ребенок не с нами. Нам сейчас приходится судиться, чтобы его забрать. Бывший муж Бекки не так уж стремится к тому, чтобы ребенок жил у него, но не хочет отдавать его нам, потому что у нас смешанный брак. И для Бекки это одно из самых тяжелых испытаний.

В сексе она гораздо раскрепощеннее, чем многие девушки, с которыми мне приходилось встречаться. У нее, например, никогда не было сексуальных комплексов. В детстве она видела, как рождаются телята и жеребята. В целом ее отношение к сексу более здоровое, чем у большинства людей. Так вот, установить лучшие отношения нам помогает то, что она раскрепощена в сексе. И ее не увлекает эта городская погоня за успехом и достижениями. То же можно сказать и о ее отношении к одежде. Она лучше сама что-нибудь сошьет себе, чем будет тратить деньги на какие-то дорогие тряпки. Сближаясь друг с другом, мы обсуждали мое прошлое и то, почему мы иногда по-разному относимся к тем или иным вещам. Я думаю, что это было нам очень полезно. Но главное — то, что мы говорим об этом.

Еще я могу добавить, что она не пытается сделать меня белым, а я не пытаюсь сделать ее черной. Мы не навязываем свои ценности друг другу. Мы просто признаем их, и помним о них, и живем дальше. Если возникает какой-то конфликт, мы улаживаем его, не пытаясь говорить друг другу: «Сделай это по-моему» или «Я считаю, что это нужно сделать так-то». Мы много друг другу даем и много друг от друга получаем.

Я: Есть одна вещь, которая меня удивила, когда ты заговорил о ней. Вы оба в каком-то смысле нацелены на профессиональную карьеру, так?

Хэл: Да.

Я: Зачастую, когда и муж, и жена стремятся преуспеть в профессиональной карьере, вопрос — кто из них добился больших успехов или кто зарабатывает больше денег — может вызвать трудности. Ты можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

Хэл: Мы это обсуждали между собой. Речь шла о том, что мы хотели бы иметь детей и заведем одного или двоих, а потом Бекки, если сможет, вернется к своей работе. Но она не настолько нацелена на карьеру, чтобы обязательно это сделать. Она просто говорит, что мне это могло бы понравиться в подходящее для нас время. А я говорю: «Ладно. Раз ты этого хочешь, я буду только рад». Мы не собираемся выкручивать друг другу руки и не хотим препятствовать друг другу в росте. Ведь это слишком часто встречается в супружеских отношениях. Вдобавок наш брак и мне, и ей дает свободу жить своей жизнью, понимаешь... реализовывать свои интересы в жизни и развиваться. В общем, мы это обсуждали и убедились, что нас обоих вполне устраивает, чтобы она продолжила работать в школе.

Проблемы межрасового брака

Вплоть до этого момента Хэл не упоминал о неприятностях, связанных с межрасовым характером их брака. Так что я задал этот вопрос.

Я: Если тебя послушать, получается, что расовый аспект вообще не вызвал никаких затруднений. Но что можно сказать о вашей жизни в местном сообществе? Вы наделали много шуму или не слишком? Как все было?

Хэл: Ну, иногда какой-то шум был. В нашей клинике работало много добровольцев. И прежде всего, кое-кто из них не мог примириться с тем, что в клинике работает смешанная супружеская пара. Отчасти это объяснялось чем-то вроде... Ну, некоторые черные женщины по-прежнему считают, что у черного мужчины должна быть черная женщина, понимаешь? И мне не следовало бы быть с Бекки. А потом, они не верили, что Бекки действительно сильно занимают дела местного сообщества. Отчасти это объяснялось просто ревностью и завистью. Мы приехали туда, основали эту общественную клинику и ни у кого не просили поддержки. Все необходимые средства мы достали из собственного кармана. Люди привыкли, что устроители в таких случаях ходят и просят всех и каждого помочь им, поддержать материально. Но мы такого не делали. Мы дали понять, что, решив заняться этим, просто взялись за дело, а не полагались на кого-то еще.

Многие люди, с которыми я познакомился, искренне восхищались нами и тем, как мы живем. Они видели, что за то короткое время, что мы женаты, мы успели сделать множество дел. Например, мы вложили деньги в недвижимость и копим сбережения. Кроме того, мы очень многое сделали вдвоем, своими руками, например на своем участке. Можно было увидеть, как Бекки подстригает газон или красит дом. Другие женщины теперь тоже стараются проявить себя, потому что мужья им говорят: «Ну а почему ты не можешь заняться тем, чем занимается Бекки?»

Иногда люди начинают делать «большие глаза». В университете кое-кто был шокирован — когда мы туда приходили, а они, вообрази, понятия не имели, что Бекки-то, оказывается, белая. Но, в сущности, мы не испытывали особых трудностей. Мы одно время думали, что и дети

могут с чем-то таким столкнуться, но... До сих пор они не возвращались домой с такими вопросами. Какое-то время Джерри, мой младший, не знал, как объяснять, что Бекки — его мачеха. Однажды Бекки на него обиделась, услышав его разговор с одной девочкой. Та спросила: «Это твоя мама?», а он ответил: «Нет, это наша няня». И это задело Бекки. Но сейчас они всегда говорят «мама». Ведь они нуждались в любви, заботе и внимании и все это они нашли у нее. Знаешь, она их шлепает, воспитывает, и они принимают это как должное. А это не совсем то, что сделал бы я. Скажем, вчера ей пришлось нашлепать Мартина (я не решился), а после этого он опять обнимал свою мамочку.

Мне вспоминается, как однажды я зашел в ее класс предупредить Бекки, что должен еще кое-куда заехать, прежде чем вернусь домой, и тогда один из ее учеников, чернокожих, спросил: «Миссис NN, это что, ваш муж?» И все они загалдели, знаешь, как это бывает с детьми, и большинство из них поразились, что я, оказывается, чернокожий и она замужем за чернокожим. Так что в нашем обществе идут бурные процессы...

Некоторые люди присматриваются, как мы себя поведем, что собираемся делать и чем занимаемся... Но я не думаю, чтобы это особо ее задевало. Бекки говорит, что, когда чернокожие женщины смотрят на нас, она испытывает нечто вроде ревности. Бекки боится, чтобы они чересчур не сблизились со мной, так как считает, что они привлекательнее ее. Вот с такими вещами нам приходится иметь дело. Иногда я ловлю себя на том, что излишне опекаю ее, поскольку она не знает местного общества, а оно иногда склонно играть в разные игры. И если вы таких игр не понимаете, то можете на этом попасться. О, эти люди могут говорить вам такие вещи, про которые заведомо знают, что они не имеют ничего общего с реальностью, но с их помощью вас провоцируют, чтобы проверить на прочность. Так что я пытаюсь просветить ее относительно этой субкультуры, какова она в действительности.

Я: Ты не упомянул, возникают ли подобные проблемы, когда вы находитесь в обществе белых. Как выглядит ситуация в таких случаях?

Хэл: Ну, я наблюдаю за белыми мужчинами, особенно за теми, кто нас как-то испытывает. Мы были на вечеринке, и там появился один тип. Не успел он войти, как направился к Бекки, схватил ее за руку, поцеловал руку и хотел флиртовать... Мы никогда его раньше не видели. Но на той вечеринке мы были как бы главными гостями. В конце концов он принялся выспрашивать ее, за что она меня любит. Понимаешь, что ей такое во мне нравится. Так что, когда сталкиваешься с подобными вещами, можешь почувствовать некое напряжение, которое тебя не отпускает, потому что окружающие хотя и улыбаются, как будто ты им нравишься, но все эти мысли о расовых азличиях крутятся у них в голове, несмотря на то что они искренне хотят понять. Не думаю, что это действительно ханжество или расизм. У многих это просто любопытство. Но некоторые люди все-таки чувствуют себя очень скованно. Например, мы принадлежим к одной местной церкви и сейчас принимаем участие в самых разных событиях, потому что и наши дети, и мы — деятельные члены церкви. Однако я вижу, что возникает неловкость. Мы иногда ходили на пикники, и набожные женщины просто не знали, что сказать. Они... Они начинают переговариваться между собой. Обычно большинство мужчин подходят к нам, чтобы побеседовать, и священник — тоже, но женщины не подходят почти никогда. Я это заметил. Я, собственно, не говорил об этом Бекки, но я это заметил. Так что мы продолжаем ходить на подобные мероприятия, и Бекки, поскольку она очень активная, общается с друзьями и все время занята, поэтому не обращает внимания на то, что люди стоят и смотрят. Я обычно держусь поодаль и это вижу. А иногда я хочу их шокировать и прямо спрашиваю, что они думают о наших взаимоотношениях. Они тогда говорят: «Что вы имеете в виду?» А я переспрашиваю: «Какого вы мнения о нашем межрасовом браке?»

И тогда... Тогда они очень неуклюже мнутся и не знают, что сказать, а я говорю: «Ведь у вас-то наверняка есть какое-то мнение на этот счет». Как-то раз я пришел на вечеринку, и там один тип пялился на нас. Тогда я сказал: «Эй, я предпочел бы, чтобы вы на нас так не смотрели. Вы что-то хотите нам сказать, или сделать комплимент, или что там у вас? У вас явно что-то на уме». Он оскорбился из-за моих слов и не ответил. Так что я чувствую подобные вещи. Я очень осторожен, выбирая, куда пойти в гости. Я хожу в гости для того, чтобы хорошо провести время, а не для того, чтобы участвовать в представлении или пресс-конференции.

Я: Ты иногда замечаешь, что окружающие шокированы, или пялятся на вас, или ревнуют... Но сильно ли это влияет на ваши с Бекки взаимоотношения?

Хэл: Нет, не сильно. Ох, бывают случаи, когда я чувствую подозрительность по отношению к белым. Во мне эта подозрительность сидит изначально. И я хочу, чтобы они принимали нас такими, какие мы есть, впрочем, спустя какое-то время я обнаружил, что мне это уже все равно... Я теперь не трачу время на переживания, как раньше, не опасаюсь, примут ли нас. И мы просто живем дальше, а взгляды или замечания, которыми обмениваются люди, — что ж, я просто живу дальше. На футболе или на баскетболе кто-то, помню, прошелся на наш счет, высказал какие-то соображения о нас. А еще, когда Бекки гуляет с детьми, я замечаю, как прохожие на нее смотрят, когда дети говорят ей «мама», ну и другие подобные вещи. Но это, в сущности, нас не трогает, потому что мы поглощены друг другом и находим друг в друге пристанище. Но для людей, не имеющих такого пристанища и не поработавших над всем этим столько, сколько мы, это может оказаться серьезной проблемой. Понимаешь, смешанный брак — сама по себе вещь очень трудная и сложная. Даже сам брак — уже вещь очень трудная и сложная. А в сочетании с расовыми вопросами... Люди, конечно, могут говорить, что у них нет никаких проблем, но, знаешь, проблемы все-таки возникают.

Родственники

Хэл: Еще одна вещь, которую я заметил, — как изменили свое отношение к нашему браку мои родственники. Сейчас они действительно любят Бекки. Скажем, мой дядя зовет ее племянницей и говорит: «Ну-с, пойдем в гости к моей племяннице. Она готовит лучше всех в мире». Просто они испытывают к ней теплые чувства, и она — настоящий член семьи. И, по-моему, ее несколько огорчает, что ее родственники не относятся ко мне так же; я знаю, что такая проблема существует.

Но ее мать сейчас изменила свое отношение, хотя она сначала была против нашего брака, знать ничего не хотела и не хотела иметь с этим ничего общего. Зато сейчас она знает, что у нас это получилось, все в порядке, так что она вполне довольна, просто ей потребовалось время понять, что это было правильное решение. Она даже приедет навестить нас этим летом. В общем она понимает, что наш брак имеет здравую основу и у нас действительно все хорошо. Бекки преподает, а я занимаюсь клиникой и тоже преподаю. И это действительно здорово.

Взаимоотношения в семье

Хэл: На мой взгляд, когда Бекки переехала к нам, мой... мой старший сын... ему нужно было столько любви, и между ним и мною был конфликт из-за потребности в любви, и я иногда злился, поскольку считал, что он отнимает слишком много ее времени, тогда как ее время нужно мне. Но потом мы сумели с этим справиться или я сумел с этим справиться. Я начал понимать, что ему в самом деле нужно очень много любви. У него никогда не было матери, которая бы его любила и заботилась о нем. У меня тоже не было. И получается, что мне вроде бы тоже нужна мать. И Бекки могла любить меня, быть со мной ласковой и заботиться обо мне так, как я хотел, и то же самое я обнаружил в отношении моих детей, особенно старшего

мальчика. Ему это было нужно не меньше, чем мне. У младшего же сына тоже была такая потребность, хотя он и держался несколько отстраненно. Потом мне пришло в голову, что в наших взаимоотношениях произошла такая штука: все мы так изголодались по любви и заботе, что должны как-то распределять наше время между собой. И теперь у нашего старшего нет такой отчаянной нужды в этом. Он получает от взаимоотношений то, что ему нужно, все больше и больше, причем с разных сторон, то есть и от меня, и от Бекки, — это идет ему на пользу. По-моему, с тех пор, как мы поженились, у него вообще не было ни одного приступа астмы. Когда он начинает задыхаться, мы даем ему ингалятор, и все проходит. А прежде мне где-то раз в неделю приходилось возить его в больницу. Так что сейчас, на мой взгляд, его потребности удовлетворяются, и все мы очень выиграли благодаря этому браку.

Комментарий

Мне кажутся весьма примечательными многие обстоятельства этого брака и предшествующих ему событий.

В первую очередь отметим щепетильность и разборчивость Хэла при оценке тех девушек, с которыми он встречался. Здесь мы видим человека гораздо более зрелого, нежели тот юный Хэл, который женился на девушке только потому, что его лучший друг твердил, какой хорошей парой она для него будет. Хэл находился в трудной ситуации, как и любой мужчина с двумя детьми на руках. Он пытался найти хорошую жену для себя и хорошую мать для детей, так что в своем выборе он был достаточно требователен.

Безусловно, заслуживает комментария Бекки. Встретив понравившегося ей мужчину, она сама его добивалась — и это один из благоприятных аспектов происходящего раскрепощения женщин. Тот факт, что этот мужчина — чернокожий, словно бы не имел для нее никакого значения. Не требуется, однако, большого воображения,

чтобы представить, сколько храбрости ей понадобилось, — бросив вызов общественному мнению, преодолевая сопротивление со стороны своих и его родителей, избрать себе в мужья человека с другим цветом кожи.

Некоторые мужчины чувствуют себя задетыми, если активная роль в ухаживании принадлежит женщине. К Хэлу это не относится, а Бекки не только знала, чего сама хочет, но и понимала, в чем нуждается Хэл. Ему посчастливилось найти женщину, готовую быть для него матерью, в чем он отчаянно нуждался, однако она также была готова стать для него женой, товарищем не только во всех его занятиях, но и в его мечтах. Она принадлежит к типу людей дающих, а не требующих, и для всех членов семьи это просто неоценимо.

Однако и Хэл очень многому научился со времени своего первого брака. Самое главное, он научился общаться. В этом отношении перемены выглядят почти невероятными. Он и Бекки обсуждают между собой все, в том числе такие щекотливые темы, как вспышки ревности Бекки по отношению к чернокожим женщинам, когда они как-то чересчур близко подходят к ее мужу. Супруги смогли уладить, по крайней мере на данный момент, вопрос своего потенциального соперничества в области академических и профессиональных достижений. Семья провела на природе свой месячный отпуск, во время которого все четверо гораздо лучше узнали друг друга, так как тесное общение было частью их повседневной жизни.

Слушая магнитофонную запись этой беседы и читая ее расшифровки, я, признаться, с трудом мог поверить, что Хэл в первом браке и Хэл во втором — одно и то же лицо. Безусловно, эту перемену отчасти можно приписать влиянию Бекки, которая оказалась намного общительнее и отзывчивее, нежели первая жена Хэла; однако и богатый опыт участия Хэла в интенсивном групповом тренинге убедительно свидетельствует, что человек может измениться, научиться выражать свои чувства и прислушиваться — действительно с вниманием прислушиваться — к чувствам своего партнера или партнерши.

Один из аспектов брака, с которым мы прежде не сталкивались в этой книге, — изменение самого метода достижения успешных брачных отношений. В своем первом браке Хэл полагал, что успешные взаимоотношения сложатся благодаря тому, что он реально делает: домашняя работа, стирка, его бизнес-проекты и успехи в учебе. Если он будет заниматься всем этим достаточно усердно, это, вне всяких сомнений, пойдет их браку только на пользу; так что он самозабвенно изнурял себя подобными усилиями.

В своем нынешнем браке Хэл стремится к совершенствованию взаимоотношений прежде всего с помощью общения, — делясь своими чувствами, высказывая важные соображения по поводу особенностей местного сообщества, раскрывая свои честолюбивые замыслы, — и такое общение быстро становится двусторонним. Домашние дела являются вторичными, занятие ими вытекает из взаимоотношений и основано на объединенных усилиях. Супруги занимаются усовершенствованием своего дома, откладывают деньги, поддерживают друг друга в профессиональных усилиях. Они основали бесплатную клинику и вместе в ней работают. Кстати, как мне стало известно из независимых источников, их детище — клиника — является выдающимся достижением в смысле удовлетворения всевозможных потребностей местного сообщества в психологической помощи.

Я вижу здесь два наиболее впечатляющих признака формирования здоровых семейных взаимоотношений: открытое признание Хэлом своей ревности к сыновьям, с которыми он соперничает из-за любви Бекки, и его искушенный, зрелый, ориентированный на взаимопомощь подход к решению проблем (самым замечательным результатом этого подхода можно назвать прекращение серьезных приступов астмы у старшего сына, лишний раз доказывающее, что теперь мальчик живет в целебном климате дружной и заботливой семьи).

Впечатляет то, что в первую очередь это союз двух личностей и лишь во вторую — межрасовый брак.

Однако значение последнего обстоятельства не следует преуменьшать. Супругов окружают косые и удивленные взгляды, заговор молчания и стена отчуждения со стороны белых женщин, ревность чернокожих женщин, вульгарные реплики на трибунах. Подозрительность Хэла по отношению к белым традиционна, но, очевидно, и вполне актуальна. Вне всяких сомнений, Хэл и Бекки — «странная пара» для всех, с кем они пересекаются: для белых и черных, образованных и малограмотных, коллег на работе и прихожан в церкви, для его чернокожего семейства и ее белых родственников. Однако супруги идут по своему пути, что возможно лишь благодаря той великой уверенности, источником которой для каждого из них служат сейчас их отношения.

Как справедливо отметил Хэл, всякий брак — вещь трудная и сложная, а смешанный брак лишь добавляет новую грань к этим трудностям и сложностям. Я, конечно, не берусь что-либо предсказывать, но на сегодняшний день меня просто восхищает, как супруги справляются с проблемами, возникающими не только в их отношениях, но и при взаимодействии с соответствующими субкультурами черных и белых. Особенно отраден для меня тот факт, что Хэл не старается превратить Бекки в чернокожую, а она не старается сделать его белым. Если супруги сумеют и дальше развивать это взаимопонимание и взаимоприятие своих весьма реальных различий, а также своих, на редкость хорошо дополняющих друг друга, достоинств, тогда прогноз может быть самым благоприятным.

Глава 7

Коммуны

как брачный эксперимент

Невозможно написать книгу о современном браке, не рассмотрев в ней коммун, которые зачастую служат альтернативой традиционному браку. Однако я подхожу к этой главе с долей неуверенности, основанной на некоторых фактах и соображениях.

1. В нашей стране, по разным оценкам, от двух до трех тысяч коммун и организованных общин одновременно существуют, трансформируются, закрываются и возникают заново, причем с такой быстротой, из-за которой сразу устаревает все, что только может быть о них написано.

2. Разнообразие коммун так велико, что любое общее утверждение, которое можно было бы высказать, одновременно будет истинным по отношению к одним и ложным по отношению к другим.

3. В последнее время о коммунах было написано много превосходных книг, поэтому попытка втиснуть в одну короткую главу все многообразие этого феномена может показаться чересчур самонадеянной.

4. Поскольку я никогда не жил в коммунах, мне не достает понимания их жизни изнутри. В этом отношении мне особенно помогли два человека — Натали Р. Фухс и Роберт Дж. Уиллис.

Человеческие взаимоотношения как главная тема

Естественно, я не стану и пытаться охватить все вопросы, связанные с коммунами. У них существуют чисто экономические проблемы — как выжить. Прослеживаются

идеологические нюансы — мистика, бихевиоризм, пионерская жизнь на природе, упор на раскрепощение женщин, поиски путей к высшему сознанию, к ненасильственной революции. Различаются организационные идеи — от коммун диких хиппи до философствующих анархистов и групп со строгой дисциплиной. Существует также множество проблем в отношениях с соседями — живет ли группа в глухом лесу или в центре большого города. Но и об этом говорить не буду, а тем, кто предпочел бы узнать побольше, советую почитать литературу, указанную в библиографии.

Мои интересы сосредоточатся, в соответствии с замыслом книги, на исследовании того, каким способом в коммунах регулируются брачные, сексуальные и другие межличностные отношения. Я постараюсь сделать это так, чтобы не раскрывать анонимности любого конкретного человека или коммуны. Основываться я буду главным образом на магнитофонных записях бесед, наблюдениях людей, которых я знаю и которым доверяю, а также на письмах и воспоминаниях членов коммун.

Некоторые общие сведения о коммунах

Прежде чем приступить к делу, я хотел бы избавить читателя от некоторых ошибочных представлений, которые могли у него сложиться.

Во-первых, коммуна — вовсе не «сборище хиппи» в том смысле, в каком это выражение понимается широкой публикой. Члены коммун стараются воплотить в жизнь систему ценностей, отличную от той, которая утвердилась в обычном обществе, и зачастую это проявляется в их своеобразных, ни на что не похожих одеждах. Однако те люди, которым будет предоставлено слово в данной главе, относятся к группам примерно следующего состава: бывший инженер, социальный работник, руководитель крупной фирмы, научный работник, практикующий психолог, бывший программист, студент богословия, бывший агент ЦРУ,

специалист по обработке данных, столяр, художник, пестрая компания выпускников Рэдклиффа, Суортмора, Гарварда и других очень известных мужских и женских колледжей. Это представители нашей интеллигенции, пытающиеся создать свой, революционный, мир в самом сердце мира «истеблишмента». В этом свете их и нужно рассматривать.

Во-вторых, большинство современных коммун в той или иной мере склонно к философии анархизма. Поскольку для многих людей «анархия» — синоним хаоса, беззакония и терроризма, следует, наверное, сказать несколько слов о подлинном, философском смысле этого термина. В основе его лежит идея свободного волеизъявления. Анархия предполагает отказ от любой формы насильственного управления и отрицание властных полномочий как государственных, так и религиозных. Бертран Рассел отразил дух анархизма, когда сказал об одном человеке: «Он склонен к анархизму — ненавидит систему, организацию и единообразие». Под этим подписались бы многие члены коммун.

Во многих отношениях члены коммун по своей философии не слишком отличаются от первых христиан из Книги Деяний 2: 4—46: «Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли все, смотря по нужде каждого... принимали пищу в веселии и простоте сердца». Не во всех коммунах до такой степени отрешаются от личной собственности, однако многие из них достаточно далеко зашли в ее обобществлении, что лишний раз свидетельствует, насколько решительно они отвернулись от прагматической, конкурентной культуры, в рамках которой выросли.

Возможно, самое лучшее из кратких определений коммун дано в старом издании «Нового международного словаря Вебстера»: «В своих более практичных формах анархизм... берет за идеал образование малых самоуправляющихся коммун, члены которых уважают независимость друг друга, при том, что они объединяются для отпора агрессии.

В своих лучших образцах они ратуют за создание общества, которое упорядочено скорее посредством благонравия, нежели посредством закона, и в котором каждый человек производит по своим способностям и получает по своим потребностям». Уверен, что многие члены коммун сегодня подписались бы под такой декларацией, хотя признали бы, что зачастую еще слишком далеки от этой цели.

В этом отношении современные коммуны разительно отличаются от утопических коммун, существовавших в нашей стране в прошлом веке и характеризовавшихся соли-даризующей религиозной идеологией, сильным харизматическим лидером и регламентированной жизнью своих членов. В одном интересном исследовании этих старинных коммун (Kantor, 1970) выявляется, что определенные признаки резко отличают более устойчивые коммуны от менее устойчивых (очевидно, что устойчивость не может выступать единственным критерием для оценки их характеристик).

Поразительным отличием более устойчивых коммун от менее устойчивых является то, что в первых практикуется либо свободная любовь, либо целибат, тогда как во вторых этого нет. Иными словами, в постоянно существующих коммунах половое поведение однозначно определено — или самими членами коммун, или для них. Остальные характеристики более устойчивых коммун следуют в таком порядке: отсутствие вознаграждения за общественный труд; совместное участие в повседневных работах; ежедневные собрания; празднование особых событий в жизни коммуны. На мой взгляд, это небезынтересные предварительные сведения для нашего знакомства с современными коммунами.

Девять лаконичных примеров

Я хотел бы, чтобы вы сейчас окунулись в многообразие существующих видов коммун. Я попытаюсь дать вам представление о широком спектре групп, причисляемых к ка-

тегории коммун, уделив по одному короткому абзацу описаниям нескольких из них (названия групп я намеренно опус-каю).Теперь, я надеюсь, вы не станете составлять скороспелых суждений, а задумаетесь, как жизнь в такой группе может выглядеть изнутри. Все это — примеры коммун, реально существующих или существовавших вплоть до самого последнего времени.

1. Коммуна сельскохозяйственного типа, состоящая из одиннадцати взрослых и шестерых детей, по своему устройству очень напоминает большую семью. Работа делается и замыслы осуществляются без каких-либо специальных организационных усилий, как и в обычной семье. Самообеспечение не достигнуто, и некоторые члены коммуны время от времени недолго работают в городе, чтобы сбалансировать бюджет. Используются также льготные продуктовые талоны системы социального обеспечения. Никто не имеет властных полномочий. Регулярной заботы дети не видят, но пользуются всеми преимуществами жизни в большой семье. Взрослые в основном живут парами, однако не возбраняются и половые отношения вне пары. Межличностные проблемы обычно улаживаются путем весьма откровенного обсуждения в группе или между участниками конфликта.

2. «Коммунальная семья» состоит примерно из двенадцати образованных мужчин и женщин (и одного ребенка), которые живут в городском доме. Они перестраивают свой дом, чтобы у каждого было больше возможностей для личной жизни. У всех — за исключением человека, занятого перестройкой дома, — есть своя работа в городе. Общественные обязанности они распределяют между собой. Пары фиксированны, однако, с ведома группы, осуществляются эксперименты с выходом за пределы пар. Зачастую для сглаживания межличностных трений используются процедуры группового обсуждения. Практически у всех есть опыт участия в подобных тренингах. Соседи поначалу проявляли подозрительность по отношению к такой «семье», но потом стали гораздо приветливее.

3. Коммуна наполовину сельскохозяйственного типа, имела открытый доступ для всех желающих погостить или обосноваться. Каждый мог, по желанию, заниматься каким угодно общественно-полезным трудом или ничего не делать. Интенсивно употреблялись наркотики. Жилищные и санитарные условия стали просто невообразимыми, и, в конце концов, коммуна была закрыта, как представляющая опасность с точки зрения здравоохранения. Местных жителей она приводила в бешенство.

4. Общежитие в колледже с совместным обучением: дюжина (или чуть более) его обитателей по большей части являются студентами, и все это длится уже восемь лет. Было решено, что сексуальных партнеров все квартиранты ищут себе на стороне. Все обязанности (готовка и прочее) — общие, независимо от половой принадлежности. Взаимоотношения похожи на семейные узы между братьями и сестрами. Поскольку все — студенты, состав коммуны то и дело меняется, однако сильны чувства привязанности. Возникающие конфликтные вопросы решаются на собраниях. Много праздников по случаю и студенческих «ритуалов». Это, очевидно, способствует сближению.

5. Городская группа — одна из тех, которые экспериментируют с групповым браком, — включает в себя трех мужчин и трех женщин. Дом содержится в хорошем состоянии. Кто-то работает в городе. Все происходят из образованного и привилегированного слоя, по большей части «белые, англосаксы, протестанты». С групповым сексом возникали проблемы, и, в конце концов, было составлено расписание на каждую ночь — кто с кем спит (слово «спит» не обязательно подразумевает секс). Одну ночь в неделю — «выходной». По ряду причин межличностные взаимодействия хотя предполагались по своему характеру сходными с ситуацией групповых тренингов, зачастую бывают язвительными и циничными, заостренными против слабых мест личности. Это далеко не гармоничный «брак».

6. Большая группа родственных коммун, история которых насчитывает свыше четырех столетий. Все общины занимаются сельским хозяйством, и каждая содержит от пятидесяти до ста тридцати членов. Неукоснительным принципом является моногамия. В качестве внешней политики укоренился пацифизм. Объединяющей силой служит религия. Высшее образование презирается. В каждой общине есть два руководителя — проповедник и распорядитель работ. Обе должности выборные. Уверен, что общинники были бы шокированы, узнав, что попали в этот список, но они, бесспорно, являются членами коммуны: все трапезы у них общие и вся собственность находится в общем владении. Живут они в отдельных домах или помещениях. Характеризуются непоколебимой верой в свое будущее, основанной на том факте, что они выдержали все гонения (одно время и в США), вызванные их отказом служить в армии и за-ставлявшие их перемещаться из страны в страну.

7. Еще одна коммуна — чистенькая, аккуратная, высокоорганизованная, насчитывающая тридцать мужчин и женщин (и только двоих детей), в которой каждый член должен заработать за день определенное количество трудовых баллов. Чтобы выполнялись все работы, больше баллов дается за такие обязанности, от которых люди предпочитают уклоняться. Некоторые члены также периодически уходят на заработки сроком в два месяца, однако им это не слишком нравится. Целью в коммуне ставят построение жизнеспособной альтернативы капитализму (и относятся к этой цели чрезвычайно серьезно), а также изменение своего личного поведения в желательную сторону. Сначала все важные решения принимались тремя «плановиками», но постепенно группа перешла к самоуправлению на основе консенсуса. Изначально коммуна состояла из десяти человек, приверженных традиционным матримониальным ценностям. Ныне почти у каждого члена коммуны есть товарищ противоположного пола, живущий в той же комнате. Порядок во всем является отличительной чертой этой коммуны.

6 - 5001

8. Значительное число коммун, по большей части городских, разбросанных по всей стране, но объединенных тремя существенными признаками: лидер с сильной харизмой; частые групповые собрания идеологического характера, предназначенные для разрушения самозащиты каждого из членов; наркотическая зависимость всех членов этих коммун. Организационная структура — жестко иерархическая, правила очень суровы. Члены коммуны со временем выдвигаются на ответственные посты, когда они, по мнению общественности и руководства, этого заслуживают.

9. Сельская коммуна с ограничением численности (не более двадцати пяти человек). Ее членов объединяют определенные восточные мистические верования. В отличие от большинства коммун, внимание сосредоточено на индивидуумах, а не на коллективе. Большое количество медитаций, в безмолвии и созерцании, хотя каждую неделю осуществляется ритуал экстатического танца. Обязанности распределяются, каждый член коммуны имеет шесть «забот». Отдельные члены коммуны несколько отдалены друг от друга, и любые проблемы решаются индивидуально. Одни члены коммуны состоят в браке, другие — нет. Они приглашают ряд религиозных гуру, однако всегда сохраняют независимость от них. Каждое лето они собирают ряд таких учителей, чтобы на протяжении двух недель впитывать их учение.¹

* * *

¹ Для тех, кому необходимо знать источники этих описаний, сообщаю: 1) «High Ridge Farm», описывается в Houriet, Book II (ссылки см. в «Библиографии»); 2) коммуна на Восточном побережье — ее посетила и поделилась со мной сведениями Натали Фухс; 3) «Morningstar», ныне почившая, описывается в Gustaitis, chap. 8; 4) коммуна в северо-западной части США — ее посетил и поделился со мной сведениями Роберт. Дж. Уиллис; 5) «Harrad West», из Houriet, Book VI; 6) гуттериты (Последователи Я. Гуттсра, ум. в 1536 г., — одна из сект анабаптистов, то есть конфессии протестантских христиан, отрицающих крещение в младенчестве. — Прим. персе.), описанные у Алларда (Allard); 7) «Twin Oaks», выстроенная по образцу книги Skinner, «Walden II» (Ср: Г. Торо. Уолден, или Жизнь в лесах (Thoreau. Walden, or Life in the Woods, 1854). — Прим. перев.), в Houriet, Book VII; 8) «Synanon» — лучшее описание, вероятно, у Яблонски (Yablonsky); 9) «Lama», из Houriet, Book VII.

Межличностные проблемы

Естественно, никакая группа человеческих существ не может жить вместе без всевозможных проблем, трений, ревности, возмущения и эмоциональных потрясений, способных разрушить гармонию совместного существования. А если группа состоит из мужчин и женщин, все проблемы только обостряются. Полезно, наверное, будет рассмотреть, как подобные проблемы решаются в конкретных случаях (не забывая, что это именно частные случаи и переходить от них к обобщениям следует с осторожно-стью). Начну я с некоторых вопросов, касающихся всех людей, независимо от их половой принадлежности.

Одной из проблем, актуальной для многих коммун, является вопрос членства в них, то есть вопрос численности. Может ли каждый человек прийти и остаться? Не следует ли ограничивать численность? Если да, то на какой основе? В R. Houriet, Book IV, красочно описывается, как одна из коммун столкнулась с этой проблемой.

Это была сельскохозяйственная коммуна, добывающая себе пропитание из скудных даров земли. Но приходило все больше и больше гостей, которые оставались в коммуне. Они создавали проблемы как внутри самой коммуны, так и в отношениях с соседями. Однако почти все члены коммуны когда-то сами были такими же пришельцами, поэтому не существовало ядра «старожилов», которые могли бы решить вопрос. Мало-помалу, при увеличении численности до пятидесяти человек, скудные ресурсы истощились, и полный крах казался уже единственно возможным исходом. Однако существовал слой обитателей, чьи философские взгляды диктовали им, что каждый приходящий должен быть принят и должен иметь возможность остаться.

Улажено дело было самым драматическим образом. Рослый и могучий парень, Большой Дэвид, созвал собрание — в качестве узаконенной процедуры. Многих людей — гостей и «сверхсрочников» — практически пришлось силком вытаскивать из их обиталищ. Когда собрание

6-

началось, великан вышел вперед и сказал: «Послушайте, я уже отчаялся. У нас тут проблема. Слишком много народу. Так вот, прожить здесь могут примерно двадцать пять человек. Мало кто из нас хоть что-то сделал, чтобы обустроить это место. Люди вроде меня — а я пришел прошлой осенью и помогал с уборкой урожая — не хотят никого выгонять. Мы этим заниматься не будем. Мы все — братья и сестры. Но мы не можем жить здесь все. Любой из вас имеет столько же прав, сколько я. Но еды не хватает и не хватает места на полу. Так как же нам быть? Я всю жизнь провел в пути. У меня никогда не было дома. Я ночевал на улице, каждый раз в новом месте. Это первое место, которое я мог бы назвать своим домом. А сейчас я вижу, как все гибнет. Мы с моей подругой походили по автострадам, и мы знаем, что это такое. У нас будет ребенок, и я не хочу, чтобы нам пришлось уходить. Но если кто-то из вас не отделится, вы нас просто загоните назад, на эти автострады. Вот почему я отчаялся» (Houriet, 1971, р. 159— 160.)

После долгих споров и аргументации за и против необходимости уменьшить численность Большой Дэвид снова взял слово: «Кто собирается уйти?» Постепенно, к всеобщему изумлению, с земли поднялось человек двадцать, и столько же осталось сидеть. В течение двух дней коммуну покинуло около тридцати человек, в том числе философ-анархист, настаивавший, чтобы в нее принимали всех. Большой Дэвид повесил у ворот табличку: «Без дела не входить». Таким своеобразным способом коммуна решила эту проблему и вернула себе способность жить на самообеспечении, хотя и пересмотрела свою философию.

Еще в одной коммуне возникла проблема взаимоотношений с местными жителями. Питер был озабочен этим вопросом, однако начал излагать суть дела слишком заумно, в таких примерно выражениях:

Питер: «Вероятно, было бы целесообразно войти в контакт с представителем стандартной общественности». Он также щеголял оборотами типа «предвидя соответ-

ствующие их возражения», «сформировав комитет, который охватывал бы весь общественный спектр», и т. д. и т. п. Его манера выражаться вывела из себя Клавдию вместе с Элейн. Клавдия закричала: «Даже не то, что ты говоришь, а то, как ты это говоришь, вот что меня убивает». Затем подошла очередь Элейн. Она словно бы счищала луковицу: «Все то время, что я тебя знаю, меня не покидало ощущение, что ты стараешься отгородить нас от жизни... Словно бы мы дети, и ты стараешься уберечь нас от бремени познания всех тех забот, которые ты взвалил себе на плечи... Это скрытая разновидность патернализма, и ты в этом главный. У тебя хватило дальновидности настоять на своем и выкупить этот участок, когда все остальные колебались. Но сейчас ты пытаешься давить на нас уже самим своим тоном...» Элейн осеклась. Молчание. «Продолжай», — сказал Питер.

Клавдия: Я не понимаю, почему ты не выйдешь вперед и не расскажешь нам, что ты чувствуешь, вместо того чтобы пичкать нас этим суконным канцелярским дерьмом. Я очень-очень редко вижу, чтобы ты показывал себя настоящего. Та ночь с музыкой — это был один случай. Ты был взволнован, разозлен, огорчен, но это был ты, настоящий ты.

Питер (мягко): Это весьма полезное замечание.

Клавдия: Дерьмовое замечание! Опять ты за свое. По одному только твоему тону можно понять, что я стараюсь впустую.

Билл (читающий руководство по разведению земляных червей): О чем вы там все говорите?

Питер (разозлившись): Не пора ли тебе вынуть голову из песка? Почему ты вечно молчишь?

Клавдия и Элейн (вместе): Вот это уже лучше.

Элейн (Питеру): Сколько я тебя знаю, ты всегда судишь самого себя и других. Каждый раз, когда мы вместе играем (Она играет на гитаре, он — на флейте. — Авт.), я ощущаю твое критическое отношение... Это все портит, и я чувствую себя вконец несчастной. Разве ты не можешь выбросить кондуит, который все время ведешь?

Уйти на каникулы подальше от этих школьных оценок и неодобрительных учительских взглядов? Я как-то зашла на кухню, когда вы с Клавдией разговаривали, не помню даже, когда и о чем вообще шла речь, но я помню этот тон... Полное впечатление разговора работника соцстраха со своей клиенткой...

Питер: Ну что ж... Благодарю за...

Он пытался говорить дальше, но Клавдия обняла его, а Элейн закрыла ему рот поцелуем (Houriet, 1971, р. 65^_66).

Это прекрасный пример как ответного, так и прямого выражения своих чувств, что для многих коммун, как и для прочих групп, служит самым лучшим средством для вскрытия и разрешения тлеющей напряженности в межличностных отношениях. Разумеется, такой диалог мог бы произойти на любом групповом тренинге, однако это не специально организованный сеанс общения и его участники продолжают день за днем жить вместе. Коль скоро чувства в самом деле выражены, как, надо полагать, произошло здесь, результатом становится превращение отрицательных чувств в не менее сильные положительные, о чем свидетельствуют поцелуй Элейн и объятия Клавдии.

Не всегда проблемы межличностных отношений затрагивают всю коммуну. Зачастую это просто трения, которые всегда имеют место между людьми, живущими в тесной близости. Возможно, магнитофонная запись разговора, состоявшегося в другой коммуне, станет неплохой иллюстрацией к моим словам.

Сэлли: Когда я жила в собственной квартире, я любила включать проигрыватель погромче, пока мыла посуду или делала что-то еще. Я из тех людей, которые занимаются творчеством под очень громкую музыку. Но в соседней комнате живет Нэд. Его спальня рядом с моей студией, и он писатель, так что ему нужна тишина. Поэтому когда я включаю музыку громко, он хочет, чтобы было потише, а это вмешательство в мою личную жизнь — ведь

я-то люблю, чтобы было громко. Получается конфликт. Знаете, здесь все зависит от того, как люди умеют договориться: ведь мы с ним можем прекрасно это уладить, но только не вводя правило, что музыку нельзя включать в какие-то часы, а просто сказав: «Послушай, сегодня мне действительно необходимо, чтобы она играла громко». И я достаточно важна для него, чтобы он уступил, или наоборот, понимаете?

Здесь люди с легкостью приспосабливаются к настрою друг друга — не в соответствии с правилами или принципами, не подчиняясь авторитетам, а просто потому, что прочувствованно относятся к потребностям друг друга в данный момент. Однако не все проблемы решаются так легко.

Опросчик: Каким образом вы решаете такие проблемы, как ревность?

Сэлли: Существуют разные виды ревности. Есть такая ревность, для которой здесь, в нашем доме, я едва ли не главный объект. Хотя я не так уж активно беру на себя роль лидера, просто я такой человек, что у меня во всех взаимоотношениях центральная роль. Я, например, состою в близких отношениях с большим числом людей — не потому, что я в этом лучше других, а потому, что для меня это важнее, чем для остальных. Некоторые тратят много времени на то, чтобы улаживать споры, общаться с людьми или радовать людей. Для меня это как бы главное занятие. Я люблю это едва ли не больше, чем все остальное. И я знаю, что кое-кто чувствует ревность или возмущение из-за такой моей центральной роли. И мне это тяжело, очень тяжело — ведь я чувствую, что мне не следует меняться. Впрочем, в моей жизни всегда была такая проблема: я просто чувствую себя не в своей тарелке, когда рядом есть кто-то, кто мне завидует. Я тогда начинаю принижать себя, замечать все свои ошибки, и ничего хорошего в этом нет... Все только хреновей

становится, понимаете? И еще насчет группового лидерства. Если у кого-нибудь здесь возникают проблемы, он, без вариантов, идет ко мне. А я-то знаю, что найдется один-другой завистник, который скажет: «Почему люди всегда обращаются к тебе? Почему они всегда идут к Сэлли? Я тоже хотел бы быть полезным». Мне это очень неприятно.

Очевидно, что это нерешенная проблема, которую ни Сэлли, ни остальные еще не пытались принять к рассмотрению, как-то уладить ее между собой. Можно надеяться, что однажды она станет темой обсуждения, которое поможет ее уладить.

Даже в студенческом общежитии (четвертый пример из девяти, приведенных в начале главы) естественным образом возникают межличностные трения. Студенты стремились избавиться от проблем сексуальных отношений, введя правило, что каждый проживающий ищет себе сексуальных партнеров вне дома. Однако все остальные проблемы не исчезли, и главная жалоба сводится к тому, что членам этой коммуны мало удается пообщаться друг с другом и поговорить о важных вещах. Похоже, глубоких отношений они избегают, и их близость в значительной мере поверхностна. Однако же они испытывают немалую привязанность к своей группе и друг к другу, что находит свое выражение в таких фразах, как «Вокруг обеденного стола благоприятные флюиды», «Я могу узнавать других людей и доверять им», «Это помогает мне лучше противостоять окружающему миру». Одна девушка добавила: «Мой пол становится хорошим дополнением к обществу парней».

Небезынтересно отметить, что здесь, по аналогии с некоторыми коммунами XIX столетия, пытались решить проблему секса, установив правило, изгоняющее секс, как слишком трудный аспект взаимоотношений, за пределы коммуны. Возможно, именно поэтому создается впечатление, что в данной коммуне, хотя она, безусловно, больше похожа на

«счастливую семью», чем «стандартная общественность», ее членам как будто не хватает глубокой близости, взаимодействия или просто общения.

Проблемы, связанные

с сексуальными отношениями

Поскольку многие коммуны решительнее всего отмежевываются от существующих социальных норм именно в области сексуальных отношений, не приходится удивляться, что самые мучительные проблемы возникают в связи с вопросами партнерства, любовных треугольников и прочих комбинаций — как быстропреходящих, так и более устойчивых.

Можно было бы привести множество примеров различных людей, имеющих самые разные проблемы в области сексуальных отношений и сексуального партнерства. Однако беседа с Лоис, входящей в одну городскую коммуну, настолько богата содержанием, что, по моему мнению, предпочтительнее взглянуть на многие грани этой проблемы ее глазами, так как она переживала эти трудности на собственном опыте. Интересно, что Лоис, несмотря на весь свой специфический опыт, считает себя вполне «стандартной». Пусть на нескольких следующих страницах Лоис сама говорит за себя, а я не буду ее прерывать, за исключением подзаголовков, указывающих, к какой теме она обращается.

Лоис около тридцати лет; она имеет высокую профессиональную квалификацию, происходит из среднего класса. Была замужем и развелась, у нее растет сын. Лоис участвовала в групповых тренингах и сама вела их. Она также побывала на летнем групповом семинаре, ставшим в некотором роде подготовкой к ее жизни в общине. После своего развода Лоис опасается глубоких привязанностей, и хотя очень близка с Борисом — мужчиной, с которым у нее достаточно серьезные отношения, — не хочет себя с ним связывать. Однако они с Борисом вместе вступили в

коммуну, где Лоис провела год в компании с пятнадцатью другими людьми. Опросчик затронул тему, составляла ли когда-нибудь ревность проблему, и первоначальное отрицание со стороны Лоис вылилось в глубокие размышления о многих аспектах межгендерных и других взаимоотношений в коммуне.

Ревность из-за интрижек партнера

-Ломе: Межгендерная ревность? Не думаю, что это такая уж большая проблема. Попробую подумать... Я определенно испытываю ревность, когда Борис занимается любовью с кем-то еще. У меня по этой части настоящее извращение, в том смысле, что я предпочитаю знать о таких делах, причем знать о них всё, включая все подробности, и тогда я как-то лучше себя чувствую, но при одном условии — чтобы, в конце концов, он заверил меня, что меня он любит больше и ему приятнее заниматься любовью со мной. Причем если я все знаю об этих его делах, уверенности у меня больше; забавно, кстати, что у него все как раз наоборот. Впрочем, такие вещи здесь делаются достаточно открыто.

Опросчик: То, что любые перемены в межгендерных отношениях внутри коммуны осуществляются открыто, входит в нормы поведения группы?

Лоис: Ну, скажем так: все мы строго из среднего класса. Мы далеко не такие, как эти психованные хиппи. Мы гораздо больше похожи на моногамные, обманывающие друг друга пары в престижных пригородах. Например, месяц или два назад мы с Борисом решили: то, что мы долгое время соблюдали моногамию, уже стало нам вредить. Мы только водим друг друга за нос, на нас давят обязательства друг перед другом, и ничего хорошего в этом нет. Поэтому мы решили покончить, хотя бы на время, с моногамией в наших взаимоотношениях. И мы объявили об этом на собрании коммуны. Тем более что Бориса уже давно подмывает пойти налево и заняться цыпоч-

нами. Подклеить цыпочку и развлечься с ней — это в его стиле, но отнюдь не в моем. Я лучше займусь любовью с тем, с кем чувствую близость, так что выбор для меня в основном ограничивался нашей коммуной. Так вот, мы говорили об этом на собрании, и главный вопрос, который возник, был: «Вы что, совсем рехнулись?» А когда Энрико заявил: «Что ж, я займусь любовью с Лоис, и знаешь, тебе лучше ответить мне взаимностью», — я ему отказала, потому что это вовсе не тот случай, когда дверь распахивается настежь, чтобы все в нее ринулись, отталкивая друг друга.

Боль, связанная со сменой партнеров

Лоис: Мы довольно «стандартные». Существует правило, что в нашей коммуне ты можешь спать, с кем хочешь. И я не могу себе представить, кто бы мог с этим не согласиться, хотя бы на чисто рассудочном уровне. Но самое смешное, что люди при этом думают, будто никаких проблем даже не может возникнуть. Как будто можно принять эту норму рассудком и сказать: «Вот и прекрасно, именно этим мы и занимаемся». Каждый раз возникает проблема. Кто-то возмущается, а кто-то просто боится или чувствует себя обделенным. Хотя я ни разу не испытывала ощущения, что это может привести к краху, то есть к тому, что люди в результате могут окончательно разойтись в разные стороны.

Опросчик: Тем или иным образом вам удается справляться с такими ситуациями?

Лоис: Да. И потом это происходит не так уж часто. Большинство людей здесь если уж состоят в определенных взаимоотношениях, то они их и придерживаются или же предпочитают свободу и занимаются этим со всеми или с кем попало, понимаете? Это происходит совсем не так, как если бы после ужина кто-то, оглядев сидящих за столом, сказал: «Ну-с, сегодня я буду спать с той-то и с той-то», — и потащил их в койку. Такого не бывает.

Возможность оргии

Лоис: Мы все время говорим о том, чтобы устроить оргию — просто большой групповой секс, — но так до сих пор и не устроили. Думаю, когда-нибудь мы ее все-таки устроим. У нас случалось что-то близкое к тому, но никогда не было такой большой группы, где каждый имеет каждого, но, наверное, все-таки будет, потому что у всех это на уме, и, мне кажется, это будет приятно. Особенно если ты женщина. Думаю, это действительно получится здорово — знаете, всю ночь напролет (от души смеется).

Любовь и ревность между женщинами

Лоис: А сейчас я вам расскажу о том, что совсем не похоже на все остальное, и это связано с тем единственным случаем, когда я испытала настоящую ревность, и все дело здесь в близости. Все дело в ней. Знаете, когда становишься с людьми все ближе и ближе, все естественнее и естественнее становится заниматься с ними любовью, чтобы физически выразить эту близость, и я ощущала это по отношению к женщинам здесь, в нашем доме, особенно по отношению к одной женщине (я с ней очень близка и раза два занималась любовью с ней и еще одним парнем). Один раз, потому что была немного пьяна, а другой — потому что очень хотела, чтобы в этом участвовал еще и Борис, у которого, кстати, не было ни малейшего представления о том, что его ждет. Мы с ней просто задумали вместе лечь в постель и забрались в постель Бориса. Это оказались, наверное, самые необычные и волнующие сексуальные переживания, какие только были у меня в этой коммуне, — ощущение безудержного желания физически раскрыться для другой женщины. Это просто восхитительно, знаете, это ощущение соприкосновения с чужим телом, во всем подобном твоему собственному. Это не мучительно, но я из-за этого немножко распсиховалась.

А потом, в одну из ночей, я выяснила еще кое-что. Можно сказать, Джен меня домогалась. Мне буквально пришлось закрыться в ванной. Я просто не могла для себя решить, останется ли у меня после этого ощущение безопасности. Я тогда приняла на себя очень пассивную роль. Все это было жутко интересно — оказалось, что это очень похоже на отношения между мужчиной и женщиной, понимаете? Позже я в некоторых случаях была более активной, а Джен — более пассивной. Это действительно очень интересные ощущения, а потом даже начинается что-то вроде ревности. Как в тот раз, когда я думала, что она, может быть, занимается любовью с другой, и мне от этого было по-настоящему плохо. Потом оказалось, что ничего такого у нее не было, однако странно было испытывать все эти чувства.

Ревность из-за близости

Лоис: Еще одна тема — Борис. Небезынтересно, какие он испытывал в связи с этим чувства, его это по-настоящему привлекало и заводило. Для него это словно погружение в онанистическую фантазию, и он чувствует ревность не из-за секса между Джен и мною, а из-за близости. Иногда доходило до обид, потому что он часто испытывал ревность из-за моего общения с другими людьми. У него в отношении меня собственнические настроения, и он не любит, когда я провожу время с другими людьми, а не с ним. Но в конце концов мы довольно-таки неплохо с этим разобрались. Как мне кажется, довольно неплохо.

Способы решения подобных проблем

Опросчик: Как вы разобрались с этим — главным образом между собой или в группе?

Лоис: Ну, я предпочитаю разбираться между собой. У меня, по сути дела, совсем нет ощущения, что кто-нибудь

в коммуне что-то понимает в моих взаимоотношениях с Борисом. Абсолютно нет такого ощущения. Я полагаю, что народ здесь не слишком хорошо его знает и что он из людей, склонных к взаимоотношениям типа «один на один», ведь он так, в сущности, привязан ко мне. Борис обратил все внимание и энергию на меня, а с другими людьми он так близко не сошелся. Поэтому и народ здесь не очень хорошо его знает.

Я думаю, окружающие имеют несколько неверное представление о наших взаимоотношениях. Мы ссоримся и деремся, дико кричим друг на друга, а потом миримся, понимаете? Я к этому отношусь совершенно нормально, но просто у других здесь ничего подобного не бывает. Для меня это как бы отдушина, и я потом острее чувствую нежность и любовь. Но окружающих это вроде бы здорово пугает. Они этого не понимают и не имеют представления, что происходит в наших отношениях. Я думаю, нам лучше разбираться со всем этим между собой или же пригласить еще одну пару или даже несколько человек, но близких нам, чтобы они пришли и помогли нам разбираться.

У меня нет ощущения, что жизнь в группе оказалась очень полезной для нас как пары. Я полагаю, что, скорее, наоборот. И вообще здесь даже есть люди, которые предпочли бы, чтобы у нас никто не объединялся в пары. И вреда они нам приносят, устраивая между мной и Борисом недоразумения, не меньше, чем пользы. Я действительно так считаю, как ни печально это звучит. По-моему, особенно это проявляется, когда другие мужчины на какое-то время начинают относиться ко мне как к своей собственности. По меньшей мере, двое или трое здесь хотели бы, чтобы мы раскололись, потому что им невмоготу, когда Борис подходит ко мне и говорит: «Пойдем, Лоис, теперь я хочу, чтобы ты была со мной», — а я встаю и иду, и они из-за этого готовы на все. Или Робин, которая пересказывает мне, чту Борис говорит Томми, моему сыну. Я, конечно же, злюсь на Бориса, и, хотя иногда она бывает абсолютно права, все равно с ее стороны поступать так не очень-то красиво.

Раскрепощенная женщина

Опросчик: Здесь, в доме, сколько пар, три?

Лоыс: Есть одна женатая пара, Робин и Бен. Они здорово изменились с тех пор, как сюда переехали. Они были моногамными на протяжении семи лет, с тех самых пор, как поженились, а когда я впервые их увидела три года назад, Бен хотел заняться этим с несколькими другими девушками, ну а Робин ужасно этого боялась и была очень расстроена. Когда мы только с ними познакомились, она переживала, что Бен вдруг западет на меня, и ничуть мне не симпатизировала, считала, что я просто ужасна, а я, собственно, не чувствовала к Бену никакого интереса. Но, что характерно, — у нее от всего этого безнадежно ехала крыша.

А позже, прошлым летом, у Бена была одна интрижка, и Робин по-настоящему расстроилась. Я тогда провела с ней весь день. Как ни странно, меня такая ситуация не пугала. Я имею в виду, для меня сделали что-то подобное, когда Борис пошел налево и занялся любовью с другой. Я провела с ней целый день, главным образом выясняя, чего она на самом деле хочет. Получилось так, будто у нее есть чистая доска и она может на ней нарисовать красивую панораму вместо того, чтобы на всем этом замкнуться, дать волю своему негодованию и какому-то чувству безысходности и при этом лишиться того, чего она хочет. И, в конечном счете, их брак стал по-настоящему открытым, может быть в большей степени, чем у любой другой пары здесь. Теперь Робин чаще вступает в связь и встречается с кем-то, чаще уходит из дома, да и вообще проводит здесь не слишком много времени. Она по этой части опережает всех остальных членов коммуны, даже холостяков. И я не очень-то хорошо понимаю, как это расценивать. Мне кажется, это не тот тип взаимоотношений, который я бы хотела для себя, — нет, я это точно знаю. Но, похоже, в данный момент ее это делает вполне счастливой. Может быть, мое недовольство ее поведением отчасти объясняется тем, что она слишком мало бывает здесь, она ведь вечно на своих свиданиях. И меня беспокоит, а вдруг Бен страдает от одиночества.

И еще, я глубоко обеспокоена, а вдруг это не то, чего Робин хочет на самом деле. Понимаете, она, может быть, считает, что должна так поступать, потому что это новая социальная норма. Насчет Робин я ни в чем не уверена. Она много рассуждает о том, что хотела бы родить ребенка. Это уж две совершенно разные вещи. Одно дело — все время шляться, а другое — сидеть как привязанная с ребенком. Это совсем разные вещи.

Мое впечатление

В рассказе Лоис меня поразило многое. Например, абсолютная, хотя и чисто рассудочная приверженность идее неограниченного сексуального экспериментирования, которая во многих случаях не подкрепляется равной по силе убежденностью, основанной на личном опыте. Борис и Лоис, Бен и Робин имеют свободу выбора на какое-то время заняться экспериментами в сексуальных отношениях, отличающихся от моногамных. Отдельные члены коммуны могут экспериментировать в самых разных отношениях — мимолетных или более устойчивых. Лоис и Джен способны вступить в гомосексуальные отношения, не испытывая при этом чувства вины. Лоис даже радует перспектива возможной сексуальной оргии в коммуне. Если говорить кратко, объединяющим фактором в отношении многих коммун является то, что они представляют собой экспериментальные лаборатории, в которых без препятствий в виде чувства вины и огласки за пределами группы, без приверженности каким-то единственно верным принципам поведения можно на опыте исследовать все многообразие сексуальных отношений. То, что для многих людей является фантазиями о разнообразных сексуальных экспериментах, здесь воплощается в реальность.¹ * * *

¹ Интересно, что, насколько я знаю, отношения между мужчиной и мужчиной гораздо менее распространены, чем отношения между женщиной и женщиной. Мне не удалось разыскать удовлетворительный рассказ о таких взаимоотношениях изнутри, хотя мне известно, что в рамках сексуального экспериментирования в коммунах они эпизодически встречаются. Почему-то мужская гомосексуальность многих людей пугает больше, чем женский гомосексуальный контакт.

Однако за все эти эксперименты приходится платить свою цену. Такие чувства, как горечь утраты, обида, ревность, жалость к себе, негодование, желание отомстить, снова и снова посещают участников экспериментов. Неважно, насколько «современны» взгляды людей и насколько сильна их рассудочная приверженность идее, — как явствует из рассказа Лоис, тот или иной человек в любом случае страдает, когда происходит смена партнеров. Причем ревность не обязательно относится именно к сексуальному поведению, она может быть связана и с такими вещами, как утрата близости, — подобную ревность Борис испытывал из-за отношений между Лоис и Джен, хотя он и находил их захватывающими и возбуждающими.

Но в лаборатории есть и свои лечебные средства, чтобы смягчать такую боль. Лоис приходит на помощь Робин, страдающей от мук ревности, точно так же, как кто-то раньше помог в подобной ситуации самой Лоис. На основе опыта Лоис и других участников коммун складывается впечатление, что очень часто такие переживания способствуют определенному скачку в личностном развитии. Показательна уверенность Лоис в невозможности того, чтобы подобный опыт «привел к краху», то есть чтобы из-за этого люди «окончательно разошлись в разные стороны». Разумеется, это слишком смелое обобщение, однако тот факт, что человек испытывает мучительные чувства, безусловно, не равносилен утверждению о том, что он серьезно травмирован.

Еще одна особенность, которую следует упомянуть, состоит в том, что перед группой открываются как конструктивные, так и деструктивные возможности. Об этом уже говорилось ранее, в кратком описании группового брака, с язвительными и циничными отношениями внутри него. Лоис конкретизирует этот момент, указывая, что в группе отсутствует понимание ее бурных, но жизнеутверждающих отношений с Борисом. И, как в любой группе, находятся люди, вполне способные причинить неприятности, распространяя нежелательную информацию, может быть правдивую, а может быть и ложную.

Здесь, как и во многих ситуациях, мы располагаем знаниями, способными эти ситуации выправить, однако не умеем адекватно свои знания применить. Подготовленный для оказания помощи человек, оказавшись в нужное время в нужном месте, способен помочь справиться с обидами, ревностью и злословием. Однако мы еще очень далеки от такого «тысячелетнего царства».

Один из пунктов, отмеченных мною в рассказе Лоис, — это жизненная необходимость понимать и принимать свои чувства, доверять им. Действительно ли Робин так блаженно счастлива в своей беспечной сексуальной жизни? Лоис в этом сомневается, да и я тоже. Поведение Робин слишком похоже на месть, которая, в свою очередь, есть завеса ее обиды. И опять же, ей почти бесспорно необходима личная психологическая помощь для раскрытия ее подлинных чувств, которые находятся под всевозможными покровами ее самозащиты. Тогда она сможет вести себя как человек цельный и искренний. Захочет ли она искать такую помощь и найдет ли ее — вопрос открытый.

Еще одно обстоятельство, которое можно уяснить себе как из высказываний Лоис, так и из других источников: большинству людей свойственна постоянная потребность в прочных взаимоотношениях. Когда Лоис указывает, что эксперименты «происходят не так уж часто» и что многие, если уж состоят в неких взаимоотношениях, эти взаимоотношения ценят, она выражает истину, которую я считаю весьма объемлющей и глубокой.

Еще один пример экспериментальных взаимоотношений

Сэму тридцать восемь лет, он разведен, во втором браке женат на Рите. У него есть дети от первого и второго браков. Семья переехала из пригорода в городскую коммуну, а что послужило причиной, вы узнаете из рассказа Риты.

Рита: Мне было очень одиноко. Когда Сэм уходил на работу, я, если у меня не было необходимости чем-то заняться или куда-то пойти, просто чувствовала себя очень одиноко. Наш дом стоял довольно далеко от соседних домов. А здесь люди все время приходят и уходят — это уже целый мир в себе.

Взаимоотношения между мужчиной и женщиной

Рита: Мы не считаем, что должны вступать в сексуальные отношения с каждым живущим в доме. Тот факт, что мы не моногамны, означает лишь, что мы открыты для различных взаимоотношений с другими людьми, но, если в доме живут люди, которые совершенно явственно ощущают, что они моногамны, и по-настоящему в это верят — что ж, вероятно, у них это получится...

Сэм: Моя женщина однажды ночью выразила это таким образом. Она сказала: «У меня не было намерения вступать в коммуну, чтобы заняться сексом с теми, кто тут живет, но если что-то такое произойдет, то и ладно». А я не хочу ни поощрять ее, ни запрещать ей...

Рита, Даг и еще один член коммуны состоят в сексуальных отношениях, и для Сэма это нелегко. Чувствуется напряженность в его отношениях с Ритой.

Опросчик: Как вы справляетесь со своей ревностью и со своими эмоциями? Или вам удалось избавиться от подобных чувств?

Сэм: Нет. Мы все еще мучаемся с ними. Как-то вечером на собрании председательница сказала: «Если у кого-то здесь были немоногамные отношения и удалось их выстроить должным образом, то, пожалуйста, расскажите нам об этом». Тогда Даг, который живет в доме, спросил: «А удалось ли кому-нибудь выстроить должным образом всю свою жизнь?» Так что мы все еще работаем над этим. И, с моей точки зрения, одна из особенностей в отношениях между Ритой, Дагом и мной, которая облегчает

их для меня, — то, что Даг пытается быть другом для меня, а не только для Риты, и мы с ним действительно считаем себя друзьями. А его отношения с Ритой вовсе не подразумевают отказ от меня, или отторжение, или что-то, для меня обидное, — они просто имеют ценность исключительно сами по себе. Мне нужно просто не забывать об этом, особенно когда взаимоотношения у них как бы на подъеме, а я чувствую себя немного одиноко.

Опросчик: Звучит так, словно с этими чувствами достаточно трудно справляться...

Сэм: Да, и после долгих лет привития своего рода романтического комплекса вы учитесь уже не шутить с этим и все такое. Но другая сторона той же монеты — я никогда не видел человека, который не тратил бы хоть сколько-то времени на фантазии о взаимоотношениях на стороне помимо своей жены или своего мужа. Поэтому я считаю, что мы сберегаем себе уйму времени, не тратя его на пустые фантазии, ведь мы все это воплощаем в наших реальных взаимоотношениях. К тому же у нас все происходит достаточно открыто, что, по-моему, намного здоровее. Это лучше, чем лицемерить и прикидываться, что у нас нет никаких взаимоотношений на стороне, когда они у нас есть. В каком-то смысле это, как мне кажется, сделало мои отношения с Ритой лучше, чем они были раньше... Я вижу, что мои отношения с ней сейчас стали лучше, чем когда бы то ни было. Поэтому, как мне представляется, тот факт, что она вступила в отношения на стороне, был полезен. Я думаю, это помогло ей лучше ощутить свое достоинство как личности, и, странное дело, это помогло мне воспринимать ее и относиться к ней как к личности с собственным достоинством.

Опросчик: Он правильно говорит?

Рита: Я не воспринимаю это таким образом.

Рита не объяснила, в чем заключаются разногласия между ними, а стала говорить о некоторых аспектах общения, и Сэм тогда переключился на другую тему.

Сэм: Я не слишком люблю ходить на прогулки. Но Рита любит гулять, и Даг — тоже, следовательно, некоторые люди любят ходить на прогулки и нуждаются в этом. Это прекрасно. Значит, люди, которые любят сидеть на месте, могут сидеть на месте.

Опросчик: Это освобождает человека от необходимости быть для другого всем сразу.

Рита: Именно.

Сэм: Именно. Я состою во взаимоотношениях с другой женщиной, которая не живет в нашей коммуне. Эти взаимоотношения не назовешь очень хорошими, и не думаю, что эту женщину я выбирал так старательно, как мог бы, — просто я влез в это, когда Рита начала встречаться с Дагом и я чувствовал себя наполовину забытым. Впрочем, там у меня все более-менее приемлемо. Правда, я сожалею, что не установил взаимоотношений с какой-нибудь женщиной, живущей тут же, в доме. Потому что мне очень трудно устраивать встречи с той женщиной, которые значат для меня больше, чем просто эпизодические сексуальные встречи. Понимаете, легче тратить время на человека, о котором хочешь заботиться, если он живет в том же доме, не устраивая из этого невесть какую проблему.

Позднее он добавил, рассуждая о взаимоотношениях на стороне: «Возможно, вы рискуете, занимаясь подобными вещами. Но вы рискуете, и когда вступаете в брак».

Комментарий

Если и нужны какие-то комментарии по поводу отношений Риты и Дага, Сэма и его партнерши на стороне, они сводятся просто к тому, что всегда приходится платить свою цену за эксперименты в формировании сексуальных отношений вне постоянного партнерства. Однако, как мудро заметил Сэм, свой риск есть и в браке.

И отношения на стороне освобождают каждого из супругов от необходимости быть для другого всем сразу, удовлетворять любую его потребность.

Образование тройки

Вот рассказ о поиске путей к тройственному союзу, которые привели к временному сексуальному соединению трех человек — Клайда, Либби и Майры. Об этом с немалой откровенностью повествуется в конфиденциальном письме Клайда. Я благодарен ему за разрешение использовать выдержки из письма.

Некоторая необычность исходных обстоятельств за-клю-чалась в том, что коммуна Клайда пригласила к себе на недельку погостить другую подобную группу. Так началась история, представленная здесь в выдержках из письма Клайда:

«Вот моя нынешняя семья: Джордж — художник, фермер, метафизик; Либби — законная жена Джорджа, женщина, с которой мы делим постель, ткачиха, садовница, мать; Минна — любовница Джорджа, также ткачиха и садовница, а особенно пекарь; Грегори — мой десятилетний сын, мальчик, который любит всех тормошить и чтобы его тормошили; Руфи — девятилетняя дочь Джорджа и Либби, очаровательное существо для любой компании и одна из самых серьезных известных мне причин, почему я здесь. И вот появляется Майра, с глазами, распахнутыми для всего нового, нежная и чувствительная, бисексуальная или лучше, наверное, сказать, «все-сексуальная».

Мы живем на природе. Снега выпало много. Руфи барахтается, скачет и проваливается, кротом роет, чтобы добраться до почтового ящика. За исключением пары инцидентов, каждый благодаря группе постоянно повышает свой запас «плавучести» — этому ощущению поддержки невозможно противиться, — и все люди, в том числе

многочисленные наши гости, находят такое признание со стороны других, которое кое-кто из них никогда в жизни не встречал. В эту неделю Либби и Минна творили на кухне чудеса, готовя обеды и ужины на двадцать одного едока, и вкус был восхитительный!

Нас с Майрой сразу потянуло друг к другу в силу некоего «предпонимания», которое, кажется, всегда возникает, когда я встречаю кого-то, с кем мог бы иметь глубокие и серьезные отношения. Кроме того, в ней было что-то темное, взывающее к моей собственной тьме, то есть к неугаса-ющему желанию обладать кем-то и отдаваться самому».

Клайд рассказывает, как он, Майра и еще несколько человек пошли на прогулку, где они с Майрой «случайно» остались наедине и занялись любовью.

«Когда мы шли назад, я увидел на дороге плачущую Либби. Меня охватило раскаяние и чувство вины. Мне пришлось сказать ей там же и тогда же, что произошло. Это были тяжелые дни, особенно из-за непредсказуемости и силы всей драмы чувств, разыгравшейся в ту неделю. Либби была совершенно подавлена вследствие того, что много работала и оставалась в стороне от всего, чем занималась группа, и вдобавок я проводил с ней слишком мало времени. Сейчас, как она выразилась, это лишь глазурь на ее торте, и ей этого не надо Мы легли в постель, немного поговорили, потом уснули — по-моему, от жуткой усталости!»

Майра и другие гости уехали, но позднее Майра вернулась на несколько дней погостить:

«Примерно за два дня до приезда Майры у Либби началось своего рода затворничество. Это было отдаление от меня и от остальных — во всех смыслах, кроме физического. Она испытывала ревность, собственнические чувства, недоверие к Майре и ненавидела себя за то, что пребывает в нелюбви... Но для меня это было время необыкновенного, прозрачного, состояния души, и

я смог оставаться рядом с нею — факт, который она признавала даже в моменты наибольшего отчуждения. Я ощущал спокойствие, любовь и полную сопричастность к ней.

Когда приехала Майра, мы проводили целые часы втроем. Либби полагала, что Майра представляет собой очень серьезную угрозу для нашей жизни, и заявила, что ей непонятно, почему бы мне не уйти и не жить с Майрой. Причем все это вызвало у нее такие противоречивые чувства, что ей было трудно даже услышать мои слова о том, что я не намерен покидать наш дом и жить с Майрой. Либби сказала, что, по ее ощущениям, Майра не интересуется здесь никем, кроме меня, и хочет нас разлучить. Майра ответила, что она, насколько сама в себе разбирается, хочет познакомиться со всеми нами, и особенно с Либби, к которой чувствует симпатию.

На этом мы прервались, так как наступил тихий час. Майра ушла в дом, а мы с Либби остались на улице, гуляли и разговаривали. Когда мы подошли к дому, оттуда выбежала Майра и воскликнула: «Вы были правы! Я выяснила, что действительно хочу разлучить вас, потому что иначе не смогу узнать каждого из вас». Это, безусловно, так и есть, однако наше общение с Майрой один на один все расценили бы как разрушающее такую, по всей видимости устоявшуюся, стабильную связь Клайд—Либби, которая была и остается благополучной и благодатной. Однако она не является и не может являться стабильной.

В ту ночь мы с Либби легли поздно, но, несмотря на усталость, сон не шел. Мы снова начали разговаривать, и я сказал: «Хотел бы я, чтобы Майра была здесь, потому что мы говорим о вещах, которые касаются всех нас». Либби ответила: «Я вроде бы тоже этого хочу». На меня навалились слабость и безволие, и я попросил Либби решить окончательно. Она сказала «да», и тогда я пошел и разбудил Майру. Она пришла, и мы провели остаток ночи в нашей постели, разговаривая и занимаясь любовью. Было

лишь несколько моментов, когда я чувствовал, что мы втроем действительно едины. Я обнаружил, что для меня существуют определенные пределы в том, чтобы заниматься таким интимным и интенсивным общением с двумя женщинами. Думаю, мы все восприняли это одинаково. Опыт этой ночи не оказался ни экстатическим, ни проникновенным открытием, но не был и негативным. Мы все уяснили, что любовь втроем не принесла нам глубокого удовлетворения. Ну и ладно.

На следующий день Майра уехала...»

Естественно, ее отъезд не уладил дела. Клайд был совершенно «убит», чувствовал жалость к себе, огорчение и ярость. Обычно, когда Либби просила его что-то починить, он мог это сделать, но здесь он столкнулся с тем, что «починить» было нельзя. После того как (при сочувственном участии Либби) его неудовлетворенность собой изжила себя и выдохлась, у них состоялось драматическое примирение. Казалось бы — конец истории. Но Клайд по-прежнему пишет Майре.

Комментарий

Я уже говорил о чувстве боли и ревности, которое возникает при любой смене партнеров или даже при одной мысли о такой возможности, так что нет необходимости в дальнейших комментариях, не считая разве что замечания, насколько сильны были эти чувства у Либби.

Меня поразила способность каждого из действующих лиц оказывать помощь другим. Клайд в самые черные минуты Либби сумел проявить «полную сопричастность к ней», и его участие оказалось настолько целительным и благотворным, насколько это вообще возможно. Он не пытался в чем-то ее заверять или утешать ее. Он просто сохранял внутреннюю сопричастность к ней в ее отчуждении, ревности и ненависти к себе. Не имело значения, что она никак на это не реагирует. Либби просто «признала» его глубокое участие в ее личных, потаенных

переживаниях. Благодаря своему большому опыту психотерапевта я знаю, что это, безусловно, самая плодотворная позиция, какую только мог занять Клайд. Где он этому научился? Откуда он мог это знать? Все это лишь подкрепляет мою уверенность в том, что очень многим людям присуще интуитивное умение оказывать помощь — умение, не уступающее возможностям самого высококвалифицированного терапевта, — и они способны реализовать его в атмосфере, в которой ощущают свободу действовать спонтанно. Тот же мотив проявляется в конце, когда Либби предлагает Клайду свои сочувствие, понимание и помощь. Не может быть сомнений, что именно свобода жизни в коммуне позволяет каждому раскрыть и реализовать свое умение помогать другим людям.

Из второй отмеченной мною особенности данной ситуации вытекают даже более глубокие следствия. Мы уже встречались с такой чертой — и с ее отсутствием — в других главах. Это — молчаливая решимость открыто жить своими чувствами — раскрывать свое подлинное «Я» и свои подлинные настроения настолько глубоко, насколько возможно. В данной истории это проявляется многими характерными способами. Клайд говорит плачущей Либби, что он только что занимался любовью с Майрой. После этого он может быть более свободным, открытым и полезным, разделяя с ней ее весьма мучительные чувства. Это проявляется в те часы, которые все трое проводят вместе за разговором, когда Либби не скрывает, что воспринимает Майру в качестве угрозы. Клайд откровенен как в отношении своих чувств к Майре, так и в отношении своего намерения жить с Либби, а Майра, «насколько сама в себе разбирается», выражает свою симпатию к ним обоим, а не желание разлучить их.

Далее, час спустя, Майра точнее определила свои чувства. Она действительно хочет разлучить их, по крайней мере настолько, чтобы иметь возможность лучше узнать каждого по отдельности. Клайд признает, что его отноше-

ния с Либби весьма благотворны, но они не могут быть стабильными.

Наконец, откровенность ночного разговора и честность Клайда при констатации того факта, что занятие любовью втроем не принесло им особенно глубокого удовлетворения. В каждой из этих ситуаций есть нечто поучительное. Эти люди испытывают муки, горе, потрясения, изумление, заботу, нежность и черное отчаяние. Но ни одно из этих чувств не окончательно, ведь сами переживания не кончаются. Они являются лишь частью процесса жизни, любви, развития — и все это происходит у них открыто.

Я так долго говорю об этом, поскольку считаю недостаточно оцененным тот факт, что здесь мы имеем дело с совершенно новым образом жизни. Раскрытие своих чувств — не только позитивных, но и негативных, не только своей любви, но и своей боли, результатов глубокого и пытливого самоанализа, — объясняющих, что в действительности происходит внутри человека, — в самом буквальном смысле новый путь. Эти молодые люди не могли узнать о нем ни от родителей, ни от учителей, ни от пред-шественников. Не могли они найти его и в какой-то восточной культуре, где придается большое значение тому, чтобы «сохранить лицо». Они не могли найти его и в европейской традиции, где в делах, тем более любовных, правилом является нечестность.

И молодежь, и люди более зрелого возраста сегодня пробуют перейти к подлинно новому образу жизни. В меня это вселяет энтузиазм и надежду. Однако я не считаю себя достаточно хорошим пророком и не берусь предсказывать, что завтра это станет отличительной особенностью нашей культуры. Все, что я могу сказать, — такая откровенность, раскрытие всего себя почти в любых ситуациях, ведет, судя по моему опыту, к личностному развитию. Могу также с уверенностью добавить, что лишь очень редко человек, узнавший эту новую жизнь, предпочтет вернуться к прежней жизни, — «за фасадом», за броней, среди

самообмана и других обманчивых «кажимостей», — к жизни, свойственной подавляющему большинству людей. Итак, мы не можем знать, что готовит будущее Клайду, Либби и Майре, за исключением того, что у каждого из них есть шанс преуспеть в развитии личности.

Что жизнь в коммуне означает для детей?

Пока лишь в немногих коммунах насчитывается значительное количество детей школьного возраста. Поэтому самые трудные проблемы у коммун еще впереди.

Что касается детей, они живут примерно так же, как и в родительском доме, — радуются, плачут, играют и ссорятся с другими детьми, проверяют непреложность запретов. В коммуне все эти процессы приобретают несколько иную нюансировку. Уже нет одного-единственного человека — матери — для участия во всех этих «событиях», всегда важных для ребенка. Зато присутствует патерналистское отношение со стороны множества людей, мужчин и женщин, которые играют свою роль в подобных ситуациях или намеренно их игнорируют. Ребенок может получить выволочку от одного из них и на время воспользоваться беспечной снисходительностью другого. Он, может быть, лишен постоянного ухода, однако живет в реальном мире реальных взрослых людей, к изменчивым отношениям которых должен приспосабливаться, подыскивая психологическую нишу для себя самого, своих потребностей и своей активности.

Одна из граней взаимоотношений, которая, по сути, вполне естественна, многим читателям покажется удивительной. А именно: дети неожиданно легко мирятся с тем фактом, что их родители иногда спят с другими партнерами. Дети принимают свой мир таким, какой он есть, тем более если этот мир признан окружающими. С другой стороны, у подростка, который провел значительную часть своей жизни в традиционном обществе и усвоил его нормы, могут возник-

нуть большие затруднения и внутренние конфликты из-за «плохого поведения» его родителей.

О жизни детей в сельской коммуне можно высказать еще два соображения. У них здесь больше возможностей вольготно побегать и поиграть друг с другом, не подвергаясь таким опасностям, как уличное движение, избыток дорогих игрушек или уличная преступность. Жизненные реалии, с которыми им приходится сталкиваться, — это по большей части суровые реалии самой Матери-природы.

В сельской коммуне ребенку отведено свое место в жизни группы. Как только у него появляется для этого достаточно сил — не позже пяти-шести лет — он может принимать участие в нескончаемых сельскохозяйственных трудах. Он чувствует себя полезным, а это ощущение стало до такой степени редкостным, что в современной культуре оно практически утрачено для ребенка из города или престижного пригорода.

Но что же в коммунах думают насчет школы? Здесь уже проводятся первые эксперименты. Сила оппозиции «истэблишменту» проявляется в том, что в некоторых коммунах не регистрируют рождение детей. И такие дети с точки зрения государства — вообще «не люди». Родители экспериментируют в области образования для своих детей, исследуя пути, чрезвычайно далекие от методов общественных школ.

Вероятно, один из потоков этого океанического течения можно увидеть вот в чем. В те дни, когда название «Хейт-Эшбери» (микрорайон в центре Сан-Франциско; с 1960-х гг. — одно из нарицательных обозначений для тусовки хиппи. — Прим. персе.) ассоциировалось с «детьми цветов» (а не с наркодилерами, киллерами, мафией и т. п.), там была основана одна «свободная школа». Сейчас, как говорят, в окрестностях Залива (Пригороды Сан-Франциско. — Прим. перев.) насчитывается шестьдесят таких школ. Пусть в них учится не так много детей, зато велико значение самого факта.

Это лишний раз подтверждает истинность тезиса, высказанного одним из первых обитателей Хейт-Эшбери, ныне живущим в коммуне: «Я могу изменить мир, изменяя самого себя, но я не могу изменить других людей». Основание «свободной школы» ставило целью удовлетворение взрослыми своих потребностей и потребностей их детей, причем в соответствии с их собственными представлениями. Это не было попыткой повлиять на систему школьного образования. Однако спустя несколько лет появились по-следова-тели. Жизнь в соответствии с собственной системой ценностей не может не оказывать влияния на окружающих. Как сказал много веков назад китайский философ Лао-Цзы: «Тот, кто навязывает себя, обладает властью малой и явной; тот, кто себя не навязывает, обладает властью великой и скрытой». Я убежден, что многие черты той жизни, которую строят для себя обитатели коммун, подтверждают истинность слов древнего мудреца.

«Семья» Мэнсона

Коль скоро мы рассматриваем коммуны в качестве экспериментов, представляется неизбежным, что многие из них кончаются полной неудачей. Несомненно, самая известная сегодня в нашей стране коммуна служит также самым грозным и суровым предостережением. «Семье» Мэнсона посвящены тысячи страниц сенсационных газетных статей, в то время как другим экспериментам с коммунами, по остаточному принципу, уделяется очень мало внимания или не уделяется вообще. Из-за этого в общественном мнении легко могут сложиться чрезвычайно искаженные представления. Так что здесь необходим некоторый комментарий.

Об этой коммуне я знаю не больше, чем любой более-менее сведущий читатель газет, поэтому мои комментарии — это далеко не заметки непосредственного участника событий. Однако я хотел бы указать на ряд очевидных обстоятельств. Прежде всего характерно, что данная

группа удовлетворяет двум обнаруженным Кантором (Kantor, 1970) на материале коммун XIX столетия критериям устойчивости. Здесь был харизматический лидер — в чем никто не сомневается, — имеющий свою идеологию, пусть даже крайне путанную и извращенную. Кроме того, сексуальное поведение членов коммуны регулировалось их руководителем, практически не оставляющим им свободы выбора. В данном случае девушки — проявляли они уступчивость или нет — обязаны были становиться сексуальными партнершами Мэнсона или других мужчин коммуны.

Возможно, этими особенностями отчасти объясняются удивительные упорство и сплоченность группы на протяжении нескончаемо долгого судебного процесса по делу об убийствах. Мы также, к своему огорчению, обнаружили, что харизма, родившаяся в тюрьмах, колониях и самых упадочных институтах, которые только смогло создать наше общество, способна привести к бессмысленным убийствам, извращенному, садистскому поведению и к поразительной дикости. Это показывает также, что употребление множества сильнодействующих наркотиков в сочетании с харизматическим — кое-кто называет его гипнотическим — вождем способно притупить все, даже самые обыкновенные социальные чувства, такие как сострадание и жалость. Несомненно, это история жестокая, пугающая, и чем больше ее подробностей раскрывается, тем ужаснее это выглядит. Особенно опечалил меня тот факт, что некоторые девушки — вопреки сообщениям прессы — имели любящих, интеллигентных рчдителей из среднего класса.

Важно, однако, чтобы мы не дали себя обмануть. Существуют тысячи коммун, которые завоевали в своем общественном окружении глубокое уважение. Они экспериментируют, строя новую жизнь, но характеризуется их групповое бытие идеализмом, а не бессмысленными садистскими убийствами. Их образ действий может шокировать многих людей, привычных к традиционным правилам

поведения, однако в них нет ничего антисоциального, как бы они ни отрицали истэблишмент. Плачевно, что в итоге первые полосы газет на долгие недели обратились к самой худшей из подобных групп.

Немного о том, что я извлек лично для себя

Позвольте мне завершить эту главу указаниями на некоторые моменты, оказавшиеся для меня полезными. Я многое приобрел в личном плане благодаря контактам с нынешними, бывшими и потенциальными членами коммун, особенно в ходе усердных исследований, предпринятых мною при компоновке этой главы. Я убежден, что эти странные наросты на теле нашей культуры окажут огромное влияние на экономические, экологические, просветитель-ские, технологические и политические аспекты современности и будущего. Я испытываю соблазн дать развернутые пояснения к только что высказанному утверждению, но воздерживаюсь от этого по двум причинам. Во-первых, это не соответствовало бы назначению данной книги. Во-вторых, я уверен, что эти следствия будут выявлены — и уже выявляются — людьми, которые гораздо теснее связаны с происходящими процессами и лучше информированы, чем я. Однако остается еще значительное коли-чество важных лично для меня соображений, к которым я и хотел бы перейти.

Первое — то, что я могу рассматривать расцвет коммун и живой интерес к ним лишь как признаки подлинной революции. Здесь, в самом сердце нашей цивилизации, которая глубоко (и, по-видимому, чистосердечно) привержена культу всяческих технических усовершенствований; прагматизму и погоне за «успехом»; культу грубой силы и насилия — будь то насилие военное, полицейское или даже криминальное — в качестве окончательного решения любых проблем; культу господства людей больших, богатых и могущественных над людьми маленькими, бедными и слабыми; отрицанию человеческого достоинства во всех

общественных институтах — от наших школ до системы социального обеспечения; идее моногамного брака и индивидуалистической семьи, и особенно — вере в то, что наша культура не может быть плоха (тем самым плодя неустранимые противоречия и всеобщее лицемерие), — здесь, вопреки всему этому, происходит тихая революция.

Здесь появляются группы людей, отрицающих насилие, не склонных к громким словам, не стремящихся к власти, полностью отвергающих все только что перечисленные мной ценности и старающихся на собственном примере выстроить новое общество в самом сердце старого. За немногими исключениями, такими как некоторые религиозные группы, коммуны не пытаются переубедить нас или за что-то нас «агитировать». В общем и целом они довольно индифферентны по отношению к политической системе, которую считают прогнившей. Они не выступают в роли реформаторов общества и не стремятся нас облагодетельствовать.

Вместо этого они пытаются осуществить нечто гораздо более трудное. Они стараются привить эту новую культуру себе самим, вжиться в эти новые ценности. Именно этим объясняется их огромная привлекательность для молодежи, предельно уставшей от общества, которое в бесчисленных ситуациях говорит одно, а делает другое — совершенно разрушительное для личности, основ человеческого достоинства и искренних взаимоотношений. Поэтому молодежь живо интересуется людьми, которые, вживую ставя эксперименты, превращают свою жизнь в лабораторию, где совершается немало ошибок, но встречаются и прекрасные, вселяющие надежду достижения.

Представляется, что коммуны имеют собственные тенденции развития, которые я, при моих скромных знаниях и опыте, хотел бы все же вынести на обсуждение.

Существует, как я полагаю, тенденция к непостоянству и изменению. Коммуны возникают и исчезают, или изменяют свой образ жизни, или придают организационную форму своей бесформенности. Для многих людей постарше это должно

7-5001

показаться признаком великой слабости, идейного разброда, отсутствия ясных целей. Однако это слабость ростка, а не омертвевшей ветви. Насколько я знаком с людьми, которые покидали коммуны, возвращаясь в «стандартное общество» или переходя в другую коммуну, они, по самому сильному моему убеждению, движутся вперед, а не назад. Даже те, кто вернулся и живет в традиционном обществе, делает это самым необычным образом, сохраняя собственную систему ценностей. Эти люди не являются и, насколько я могу судить, не станут завтра биржевыми брокерами, высокопоставленными бизнесменами или политиками. А если и станут, то придадут этим профессиям совершенно новый вид.

Существует очевидная тенденция жизни малыми общинами. Даже городские коммуны, в сущности, не принадлежат к окружающей их безличностной, роботоподобной городской среде. В таких малых группах возможны близость, подлинное общение, чувство причастности к природе, к собственному «Я», ко всем видам взаимоотношений, даже к космосу.

Еще одна тенденция — и здесь я говорю лишь предположительно — кажется, уводит коммуны от радикальной активности, от насилия, от сильнодействующих наркотиков. Марихуана — да. ЛСД — эпизодически, но все реже и реже. Разные «спиды» и героин — нет. Эти группы учатся «ловить кайф», обращаясь к природе, медитациям, дзен-буддизму, йоге, праздничным ритуалам, трансцендентному высшему сознанию. Они все лучше узнают, насколько гармонична может быть жизнь во всех ее проявлениях без стимуляции затягивающими наркотиками.

Почему уходят в коммуны?

Почему интеллигентные, образованные, умудренные жизнью люди, перед которыми открываются все возможности, предлагаемые нашим обществом, присоединяются к коммунам? С вашего позволения, я попробую изложить некоторые мотивы, представляющиеся мне актуальными.

Один из них — бегство от все возрастающего отчуждения и изоляции индивида в нашем обществе и стремление обрести личную причастность. Речь Большого Дэвида служит примером этой потребности в крайнем ее выражении. Люди хотят участвовать в глубоких, объединяющих их взаимоотношениях, которые, как мы видели, могут возникнуть не только в коммунах, но и в браке.

Безусловно, еще один мотив заключается в том, что коммуны предоставляют возможность быть целостной и цельной личностью, возможность, в современной жизни крайне редкую. Свое ценностное значение готовы приобрести все грани личности — физическая сила, профессиональные навыки, родительские таланты, интеллектуальные запросы, чувства и эмоции, идеалы и религиозные или мистические интересы — все они реализуются одновременно. Жизнь становится гораздо менее раздробленной. Это может произойти в браке или — в ограниченной степени — на групповых тренингах. Но коммуна является еще одним — и, возможно, более трудным — способом достижения целостности индивидуума и нерасчлененности его бытия.

Зачастую важной причиной выступает стремление найти благоприятную обстановку для всевозможных разновидностей сексуальных отношений: брачных отношений, более-менее продолжительного сексуального партнерства, различных сочетаний — мужчина—женщина, женщина— женщина, мужчина—мужчина. Для таких экспериментов в обычном обществе просто не хватает свободы. В коммунах для них обычно имеется атмосфера моральной поддержки, и они могут осуществляться без чувства вины — хотя, как мы видели, не без болезненных переживаний.¹ * * *

¹ Сексуальные экспериментаторы в коммунах резко отличаются от компании «свингеров» (от англ. to swing в значении «крутиться, не отставать»; «свингеры» — люди, не ограничивающие себя в удовольствиях, в том числе сексуальных; (в специфическом словоупотреблении: практикующие обмен женами (мужьями)). — Прим. перев.). Как свидетельствуют факты, «свингеры» стараются избегать всего, что может привести к глубоким отношениям, к чему-то большему, нежели чисто поверхностное знакомство.

Г

Еще один мотив, который, возможно, проясняется для самого человека лишь постепенно, состоит в том, что жизнь подобной группы, осознанно или неосознанно, представляет собой философский эксперимент в области социальных структур (или бесструктурности). Освободившись от «крысиных гонок», люди получают шанс сформировать жизнеспособную группу, которая выполняет стоящие перед ней задачи. Таким образом, в диапазоне от анархии до регулируемого бихевиоризма всходят побеги целой поросли новых обществ, каждое из которых отличается от остальных. Любая образовавшаяся группа должна справиться с проблемами выживания, самоуправления, распределения работ, сглаживания межличностных трений, урегулирования отношений с достаточно чуждым внешним миром.

Это влечет за собой еще один мотив — ощущение, что имеет место не завершающий эксперимент, а возможность чему-то научиться. Возможность личностного развития и изменения отнюдь не всегда реализуема, но она всегда присутствует как надежда.

И наконец, немалая притягательная сила заключена в отбрасывании социальных ролей. В начале этой главы я перечислял разнообразные дипломы и профессии, в прошлом характеризовавшие нынешних членов коммун. Однако в коммуне человек отнюдь не является, во-первых и в главных, выпускником Рэдклиффа, специалистом по компьютерам, психологом и т. д. Личность есть личность. Мужчина есть мужчина. Женщина есть женщина. В коммунах имеет место фундаментальное равенство, делающее аргументацию феминистского типа неактуальной, поскольку каждая женщина и каждый мужчина могут найти в группе желательную для себя экологическую нишу (интересно, что женщины очень часто предпочитают как раз «женские» роли).

Все эти мотивы выглядят в достаточной мере притягательными. Тем не менее люди покидают такие группы; коммуны, раздираемые внутренними противоречиями, приходят в упадок и превращаются в деструктивные сообщества. Почему?

Одна из самых характерных причин, на мой взгляд, состоит в том, что в коммунах зачастую не уделяется достаточного внимания проработке средств, с помощью которых можно было бы урегулировать межличностные трения, взаимные обиды и конфликты. В данной главе мы видели, что у коммун также есть возможность оказывать психотерапевтическое воздействие, но используется она далеко не всегда.

Нередко коммуны просто не в состоянии решить проблемы самообеспечения, что, впрочем, уже несколько выходит за тематические рамки данной главы.

Во многих случаях ревность выступает в качестве той недооцениваемой проблемы, которая способна подорвать единство группы. Мне, например, так и непонятно, обусловлена ли ревность чисто культурными факторами или же имеет глубокие биологические корни, наподобие рефлекса территориальности?

Для меня стало совершенно ясным — благодаря собранным мною материалам, прочитанной литературе и откровенному разговору на весьма интимные темы, воспроизведенному в следующей главе, — что намного труднее поддерживать здоровые и удовлетворительные взаимоотношения в групповом браке трех, четырех и более человек, чем в классическом брачном союзе двух супругов (как будто бы в нем мало трудностей!). Соответственно коммуны разваливаются из-за неспособности улаживать такие, чрезвычайно сложные, взаимоотношения.

Иногда не осознается серьезная потребность каждого человека в возможности уединяться для частной жизни. В коммунах эта потребность вполне может удовлетворяться, но иногда этого не происходит, и результаты бывают самые плачевные.

Зачастую, на мой взгляд, отсутствует понимание того обстоятельства, что анархическая философия, как бы она ни была хороша, к какому-то подобию успеха может привести только в том случае, когда группа состоит из людей, в высшей степени психологически зрелых. В связи с этим

попытки жить анархически, когда в группу входят люди, изломанные семьей и обществом, могут окончиться оглушительным крахом.

Иногда не хватает осознания того, что всякая идеология на практике претерпевает видоизменение. Так, коммуна «Твин Оакс», выстроенная по образцу книги Скиннера «Волден II», теперь управляется не решениями трех «плановиков», а в основном путем выработки консенсуса. Окру-жающая среда больше не должна обусловливать определенное поведение, а вместо этого индивидуум выбирает, в чем он хотел бы изменить свое поведение и какое хотел бы получить вознаграждение. Все это уже мало напоминает литературную утопию Скиннера «Волден II».

Итак, коммунам в полной мере досталась их доля трудностей и неудач. Однако неудачи эти приходят в рабочем порядке — это ошибки, на которых учатся. Возможно, коммуны осуществляют в нашей культуре одну из самых важных функций. С минимальными психологическими и финансовыми издержками для всех нас коммуны, эти социальные лаборатории, опытным путем выясняют, какими могут стать в будущем институт брака, партнерство, межличностные отношения, технология и социальная организация. Наша культура, судя по всему, не сможет продолжать существование в своем нынешнем виде. Слишком много в ней изъянов и надломов, несправедливости и лицемерия. Так какой же она будет? Надо надеяться, что коммуны, со всеми их ошибками, недостатками, неудачами и реорганизациями, окажутся полезными для исследования путей в будущее.

Переход

Я собирался сделать главу о коммунах последней большой главой в книге. Однако меня не покидает ощущение, что огромное число — если не подавляющее большинство — молодых людей, при всем их интересе к коммунам, ставят своей целью вступление в брак. Поэтому мы сейчас

перейдем к последнему рассказу о брачном союзе — рассказу, совершенно фантастическому в своем разнообразии. В нем мы встретимся со всеми вопросами, затронутыми в данной главе, а также с рядом новых. Это брак, который попросту опровергает старую пословицу «Природу человека не переделаешь». Перед нами предстанут два человека, природа которых изменилась настолько значительно, что эти две новые личности (какими они стали сейчас) лишь с трудом можно отнести к той же самой психологической вселенной, к которой принадлежали прежние две личности (какими они были на момент вступления в брак). Надеюсь, что для вас этот рассказ окажется таким же захватывающим, каким он оказался для меня.

Глава 8

Пятнадцать лет радикально меняющихся взаимоотношений

Эта беседа с Эриком и Денизой станет в книге последней, поскольку охватывает собой такую обширную проблематику и такое множество счастливых и драматических моментов, какие только можно ожидать от взаимоотношений, длящихся добрые пятнадцать лет. Вступив в брак в возрасте девятнадцати лет и двадцати одного года соответственно, супруги поначалу отдали себя в рабство всевозможным социальным ожиданиям. Через пять лет Де-низа дошла до «психического расстройства» и их взаимоотношения стали чрезвычайно холодными и неконструктивными. Психотерапия помогла Денизе восстановить свою личность, и она впервые смогла в своем браке действительно стоять на собственных ногах. Эрик, употребляя марихуану, превратился из предельно рационального интеллектуала в человека, который принимает свое «Я» в его целостности, прислушивается к своим чувствам и естественным ритмам, благодаря чему их брак стал намного крепче. С другой стороны, бывало немало моментов, когда казалось, что их брак на грани распада. Супруги осуществляли сексуальные эксперименты вне брака (и делились друг с другом своим опытом) с тем небезынтересным результатом, что по ходу дела они стали более привержены моногамии. Сейчас они готовятся начать совершенно новую жизнь в чужой стране, что вызывает у них вполне понятные опасения. Даже такое схематическое описание их брака дает некоторое представление обо всем разнообразии этого жизненного процесса — чрезвычайно гармоничного сов-

местного существования двух людей, ныне весьма самобытных личностей.

Мне хотелось бы сказать несколько слов о моих контактах с этими людьми. Впервые я увидел их у наших общих знакомых лет десять назад и, если бы меня тогда спросили, предсказал бы, что их брак — уже распадающийся — очень скоро прекратит свое существование (это к вопросу о возможностях диагноза и прогноза!).

После той первой встречи я эпизодически контактировал с Эриком на профессиональной почве, а однажды мы весьма успешно с ним сотрудничали в оргкомитете небольшой научной конференции. В нашей совместной работе было немало поводов для потенциальных разногласий, однако я нашел Эрика человеком весьма одаренным, здравомыслящим, готовым к поиску разумных компромиссов, работать с которым — одно удовольствие.

В последние годы мы встречались лишь в обществе, и довольно редко, однако меня глубоко заинтересовали изменения, происходящие в обоих супругах. Если бы наши встречи отделялись промежутком в один год, как, впрочем, нередко и бывало, у меня бы возникало полное впечатление того, что Эрик и Дениза — совсем другие люди, нежели те, кого я знал год назад. Этот процесс удивительного (для меня) преображения побудил меня написать супругам письмо с приглашением принять участие в беседе. К моей радости, они согласились, однако я оказался совершенно не готов к обилию и важности материалов, которые они предоставили мне с такой готовностью и откровенностью.

В других главах мне зачастую приходилось многое редактировать — собирать воедино связанные друг с другом части материала, даже если в беседе они шли непоследовательно. Нередко я также прерывал опрос, чтобы вставить свои замечания. Однако в случае Эрика и Денизы изложение их истории протекало так естественно и центр внимания так плавно перемещался от одного

ее важного аспекта к другому, что я практически не редактировал этот материал, не считая замены нарушающих анонимность деталей. Я просто вставил заголовки, обозначая, в какие моменты сменяется тема, чтобы облегчить читателю последующее возвращение к заинтересовавшим его местам. Итак, без долгих вступлений, я, с вашего позволения, передам слово Эрику и Денизе. От каких бы то ни было своих комментариев я воздержусь до конца главы.

Переселение первопроходцев

Эрик: Знаешь, Карл, когда мы сегодня летели сюда, мне просто пришло в голову, что этот опрос будет, в сущности, юбилейным — в следующем месяце у нас пятнадцатая годовщина свадьбы; к тому же это момент, когда мы расстаемся со всеми структурообразующими элементами нашего брака. Мы продаем наш дом и все имущество, мы прощаемся с нашими друзьями, увольняемся с работы и оставляем позиции, которые занимали в профессиональном мире, — мы покидаем страну, где мы встретились и поженились, и вступаем на совершенно новый путь, по сути в одиночестве, ведь у нас есть только мы сами, и наши дети, и какие-то наши личные качества, самые органичные. Поэтому мне кажется, что одним из важнейших аспектов нашего брака и его эволюции до настоящего момента станет то, что он больше не будет частью такой структуры, как местожительство, имущество, круг старых друзей и т. п. Отказываясь от всего этого, мы взяли и расстались с этой исправно функционирующей структурой и собираемся перейти к другой, совершенно новой. Это полный переворот в отношениях нашей супружеской пары с окружающим миром.

Я (к Денизе): Меня это просто поражает, и я хотел бы узнать, что ты думаешь о его словах.

Дениза: Я не рассматривала все это с такой точки зрения, но меня пугает наш переезд из-за того, что мы те-

перь должны будем стать самой что ни на есть малой семьей и опираться нам будет не на кого, только друг на друга. Мы не сможем получать помощь от близких друзей. В этом смысле мы чувствуем себя первопроходцами. Я не задумывалась о том, как это коснется нашего брака, конкретно нас четверых, — ведь то, к чему мы готовимся, это прыжок, причем мы не знаем в точности, куда мы попадем.

Эрик: Наш брак никогда не был безмятежным. Мы всегда много ссорились, у нас было множество конфликтов, причем очень бурных, и за последние несколько лет мы научились относиться к этому позитивно — как к движущей силе нашего личностного развития, к залогу того, что мы не заскучаем и не будем воспринимать друг друга как должное. В результате конфликты, которые были очень болезненными, теперь пробуждают в нас что-то вроде чувства юмора. Впрочем, одна из причин, благодаря которой мы научились относиться к этому с чувством юмора, заключается в том, что мы всегда знали: в нашей жизни есть нечто большее, чем одни только супружеские отношения. То есть, если я по-настоящему разозлюсь на Денизу, я на недельку отмежуюсь от нее, и она поступит точно так же — пару дней от меня отдохнет. Мы будем встречаться с друзьями или переключим наше внимание еще на какие-то вещи.

А сейчас, в последние месяц-два, мы, сталкиваясь с такой ситуацией, говорим себе: «Через каких-нибудь пару месяцев нам предстоит отправиться буквально на край света, в страну, где мы будем оторваны от всего, к чему привыкли, и все, что у нас будет, это мы сами и наши дети». И теперь, если мы начинаем из-за чего-нибудь ссориться или Дениза делает что-то не так, я сразу думаю: «Боже мой, готов ли я жить с этой женщиной где-то на краю света?»

В каком-то смысле городская жизнь и общество друзей служат убежищем на случай возникающей в браке напряженности. А когда начинаешь понимать, что такого

убежища у тебя больше не будет — по крайней мере, в течение какого-то времени, — что ты отправишься в страну, где будешь совершенно чужим и одиноким, где совсем другая, незнакомая тебе культура и вокруг очень мало людей, тогда брак становится для тебя как бы коконом.

Вот пример. Существует два вида ссор, по крайней мере у нас, и, как я подозреваю, у многих других — тоже. Один из них — когда мы обижаемся или сердимся друг на друга — нас тогда просто распирает от ненависти. И вся злость, которая долгое время скапливалась из-за самых разных неприятностей, вырывается наружу. А другой вид ссор — когда что-то задевает одного из нас за живое. Ты становишься подлинным, настоящим, спрашиваешь себя, кто мы такие, чего хотим и во что верим, и ты понимаешь, насколько нестерпимо стало поддерживать одну только видимость, мириться с нечестностью, с неосуществимостью лучших замыслов, которые со дня на день всё откладываются. И тогда ты говоришь: «Я этого добьюсь и на меньшее я не согласен».

Вот и сейчас мы сказали себе: «Господи, это необходимо как-то исправить, иначе мы просто погибнем». Ведь у нас — может быть, конечно, я выражаюсь с излишним пафосом — последний шанс решить, стоит ли нам жить вместе. Потому что сейчас мы действительно должны будем жить вместе и на ближайшие два-три года лишимся возможности играть в игры. Мы должны будем в полном смысле прилепиться друг к другу, так, как никогда раньше. Именно об этом я и говорю.

Я (к Денизе): А что ты обо всем этом думаешь?

Дениза: Я с ним согласна, хотя не думала об этом в таком ключе. То есть кое-что он мне высказал во время ссоры, но не так решительно и окончательно.

Я: Поясни немножко.

Дениза: Эрик сказал, что все эти мысли овладели им во время последней ссоры. Но они не были подсказаны мною — он сам до этого додумался. Я понимала, что нам

будет трудно, но я не думала, что это может вообще разрушить или ослабить наши брачные узы, повлиять на них больше, чем что-либо другое. В этом вся разница. Я не думаю, что это может разъединить нас больше, чем все остальное. Знаешь, мы уже прошли через огонь и воду и перед нами не раз вставал вопрос — жить или не жить нам вместе, — так что такими пустяками нас уже не проймешь.

Эрик: Я считаю наше решение очень важным, и скажу почему. Видишь ли, есть разница между тем, как едешь в другую страну ты, и тем, как еду в другую страну я. Ты достаточно хорошо знаешь, чего хочешь, и достаточно уверена, что найдешь там это. Ты ждешь, что у тебя будет сколько-то грядок и ты сможешь на них копаться, то есть заниматься простыми вещами, о которых ты так долго мечтала. И все это завязано на семье. На этот счет ты чувствуешь себя совершенно спокойно.

А я еду с совершенно другими чувствами, связанными с моей профессиональной деятельностью. Для меня ежедневные радости и ежедневный энтузиазм основаны на общении с моими настоящими друзьями, поддерживающими и подбадривающими меня, на моих профессиональных успехах, на занятиях со студентами и т. п. Это объясняется тем, что я действительно люблю ту социальную среду, в которой мы вращаемся. Но я не думаю, что так будет и там. Какое-то время, по крайней мере, мы будем чувствовать себя чужими в незнакомой стране, а я еще и очень одиноко — в интеллектуальном, профессиональном и социальном смысле. Откровенно говоря, я не думаю, что люди там окажутся такими симпатичными, что я сразу смогу найти с ними общий язык. Я думаю, что это будет очень скользкий и трудный путь к установлению дружбы, выстраиванию взаимоотношений, путь по длинному и узкому мосту. А это значит, что поддержку мне все больше и больше придется черпать в собственной семье, рассчитывая на тебя и на детей. Поэтому, видя на такую перспективу, я говорю: «Ой-ой-ой, у нас все должно быть как можно лучше. Потому что если уж и дома я буду злиться, огорчаться и чувствовать

себя неудовлетворенным, нас ждет настоящий ад». Я не смогу переключаться на что-то другое, как здесь, — вот что я имею в виду.

Три фазы их брака

Эрик: Когда мы сюда летели, у меня появилась еще одна мысль, которою, наверно, стоит поделиться. Мне пришло в голову, что в нашем браке мы прошли через три основные, главные, стадии.

Период социальных «надо»

Эрик: Для меня совершенно ясно, что в первый период брака наши поведение, ожидания и взаимоотношения в основном обусловливались набором определенных социальных норм. Я имею в виду, мы вступили в брак, имея готовые представления о том, как мы должны себя вести и что чувствовать по отношению друг к другу. Было также известно, что мы должны испытывать по отношению друг к другу в сексуальном плане, как часто нам надо заниматься любовью. Понимаешь, мы были научены — не только родителями, но всей нашей культурой, — что мужчина, если он мужчина, должен много трахаться, ну и соответственно вести себя по-мужски. И мы жили согласно этому набору социальных норм, по некоему шаблону брака, лет пять-шесть, до полного краха. В общем это оказалось для нас убийственным. Да и как еще это назвать, если Дениза дошла до психического расстройства, а я мучался и чувствовал себя совершенно несчастным?

«Чувственный» период

Эрик: И мы решительно от этого отказались. Пришло время, когда мы оба в достаточной степени оправились от кризиса, уселись друг против друга и очень спокойно сказали: «Это дерьмо, про которое нам говорили, что оно должно быть основой нашего брака, никуда не годится. Нам при-

дется найти другой способ строить наши отношения». И именно в тот момент мы начали всерьез участвовать в таких вещах, как групповые встречи и тренинги; немножко увлекаться наркотиками — травкой и ЛСД; заниматься такими вещами, как экспериментальные сексуальные отношения с другими людьми. Мы решили: позволим себе открываться навстречу любым взаимоотношениям и посмотрим, что из этого выйдет». Это был «чувственный» период нашего брака, время открытости для того, что подсказывают нам наши чувства и ощущения по поводу того, как нам на самом деле надо жить, вопреки всем социальным шаблонам.

Жизнь по внутренним ритмам

Эрик: А сейчас, я полагаю, мы вступаем в другую фазу. Чувственная жизнь — это такая штука, под которой люди обычно подразумевают чувственную восприимчивость, более глубокое проникновение в суть вещей. Теперь же мы переходим к фазе, главным принципом которой является следование естественным, внутренним, ритмам наших тел. Вот даже взять такую вещь, как еда. Мы сейчас едим, когда проголодаемся. У нас нет завтрака, обеда и ужина. Иногда мы ничего не едим, а бывает — весь день обжираемся. И мы предпочитаем заниматься любовью, когда чувствуем сексуальный подъем, желание, а не так: «Сейчас ночь, мы одни, давай трахаться» или «Мы не трахались три дня, пора бы уже». И отношения с детьми у нас стали правильнее — как-то естественнее, что ли. Сам не знаю, почему так получилось.

Конечно же, отчасти это происходит благодаря биоэнергетике и йоге, но вдобавок мы все дальше и дальше уходим от социальных стереотипов, так долго влиявших на нашу жизнь. После периода некоторого хаоса, вызванного раскрытием всех чувств, мы стали прислушиваться к самим себе, к собственной интуиции, и это помогает нам по-новому строить наши взаимоотношения. По-моему, это правильно сказано, как ты считаешь, Дениза?

Дениза: Да.

Психическое расстройство Денизы и утрата ею собственного «Я»

Я (к Денизе): Не знаю, согласна ли ты с его делением вашей совместной жизни на три фазы, но я хотел бы, чтобы ты рассказала немного о первом периоде, когда вы, по всей видимости, жили строго по правилам.

Дениза: Мое психическое расстройство произошло после пятой годовщины нашей свадьбы. До этого момента я большую часть времени проводила в каком-то розовом тумане. Я не понимала, почему муж чувствует себя несчастным и почему у нас не складывается единство, так как сама я почти все время была вполне удовлетворена своим статус-кво. Эти первые пять лет уже так далеки, их не вернуть, но я помню, насколько по-разному мы относились друг к другу накануне этого значительного события — пятой годовщины нашей совместной жизни. У меня не сохранились в памяти все несчастья, которые ты тогда переживал. Я была слишком поглощена маленьким Аланом, появившимся на втором году нашего брака, — он занимал все мое время и диктовал естественные ритмы моего дня.

Но я согласна с тобой насчет этих заморочек с социальными нормами. Я помню, как читала книжки и переносила их на практику, ожидая, что жизнь будет соответствовать социальным нормам. Мол, что признано нормальным и среднестатистическим, то и должно происходить. Я читала Спока, истово выполняя все его рекомендации. Все это продолжалось довольно долго, и мое психическое расстройство стало неким рубежом — я это вижу теперь, после прохождения курса психотерапии и перехода к новой фазе нашего брака.

Я: В этом месте я хотел бы задать один вопрос. Ты ощущала, что все получается, как и должно быть, и что ты живешь нормальной семейной жизнью — конечно же, не без своих неприятностей, однако более-менее удовлетворительно. Почему же ты дошла до психического расстройства?

Дениза (после паузы): Я тогда приписывала себе больше зрелости, чем у меня было ее на самом деле. Когда вспоминаешь, трудно даже представить, какой я тогда была ребячливой. Помню, выходя замуж, я считала себя гораздо более взрослой и думала, что намного лучше умею справляться с проблемами, чем оказалось в последующие годы. Тогда я поняла, что я совсем не такая взрослая, как думала. Я не умела улаживать конфликты, и мы все время топтались на месте. Я не могу вспомнить, когда у нас начались серьезные кризисы и в чем они заключались. Не могу восстановить ощущение, как все это было. Но я уверена, что должны были быть какие-то признаки того, что у нас что-то не заладилось, поскольку на пятую годовщину брака я ему прямо сказала: «Ну что ж, если ты так несчастен со мной, давай разведемся». Из-за чего-то ведь дело приняло такой оборот, но мне никак не...

Эрик (вмешивается): А я сказал: «Отличная идея» (смеется).

Дениза (продолжает): Но дело было не только в нашем браке — дело было в религии, в религиозных поисках, в том, что мои родители оказались неспособными понять мои искания.

Эрик: Я полагаю, что брак был вторичной причиной ее расстройства. Думаю, все началось с религиозных проблем, и она сосредоточилась на...

Я: Она происходит из довольно консервативной...

Эрик: ...ортодоксально религиозной среды. Дениза еще долгое время чувствовала себя очень виноватой, поскольку под моим влиянием отказалась от всего этого, но, в сущности, почти ничего не нашла взамен. Ведь я не верю в то, что пользоваться губной помадой — грех. А родители ее донимали: «Так во что же ты веришь? За что ты продала свое первородство? Ты отдала его слишком дешево. У Зрика нет последовательной жизненной философии», — ну и тому подобное.

В конце концов, стала чуточку больше читать и чуточку больше задумываться и смогла по-иному рассуждать о

том, во что верит. Конечно, через некоторое время она решила: «Теперь я смогу поговорить со своими родителями и найти с ними общий язык, ведь я уже в состоянии поделиться с ними тем, что происходит внутри меня». Разумеется, когда она попыталась сделать это, у нее ничего не вышло.

Я: Мне понятно все, что касается религиозного аспекта, но хотелось бы поподробнее узнать о том моменте, когда Дениза сказала: «Ну что ж, давай разведемся», — а ты ответил: «Отличная идея». Ведь именно это, по сути дела, и привело к катастрофе.

Дениза: Все это происходило одновременно. Между разговором с моими родителями и годовщиной свадьбы промежуток был буквально в два-три дня. Но я хотела бы еще добавить пару слов о том, что сейчас осознаем мы оба. Тот кризис спас наш брак. Потому что после него мы — удивительное дело — стали совершенно другими людьми. Когда я снова пришла в норму, у нас словно бы появился реальный шанс как-то наладить наши отношения. А до того — Эрик прав — мы не смогли бы ничего подобного сделать, это точно.

Я: Какой ты была до того? Ты говоришь, что потом ты действительно стала личностью и это укрепило ваш брак. А какой ты была до того?

Дениза (после долгого молчания): Меня никто об этом раньше не спрашивал и мне никогда не доводилось выражать это словами. Я, безусловно, была настоящей дочерью своих родителей, это бесспорно. Я очень многое ценила в себе, но в общем-то я себя не любила. Но мне кажется, что я была хорошим человеком.

Я: Отчасти потому, что ты вполне соответствовала требованиям родителей?

Дениза: Да, я принадлежала к пай-девочкам. Какой я была? (Пауза и нерешительность.) Трудно сказать. Я соглашалась с тем, что говорили обо мне другие, и поэтому мне сейчас трудно отвечать, ведь моя самоидентификация была основана на усвоенных мной чужих пред-

ставлениях обо мне- Сначала это были родители, потом Эрик. А когда дошло до конфликта, тогда, через пять лет брака, все это сказалось.

Эрик: В Денизе было очень мало индивидуального __ только то, что вложили в нее окружающие. Ее

родители вложили одно, я — другое, и это оказалось абсолютно несовместимо. Дениза из-за этого разрывалась на части. У нее было, так сказать, «раздвоение личности», индуцированное извне. От чего-то предстояло отказаться.

Брак, спасенный кризисами

Эрик: Знаешь, Карл, наш брак всегда спасали кризисы. Вот если выписать по порядку самые ужасные и губительные вещи, которые только могут произойти в браке, то у нас они все произошли, и эти события стали моментами самых больших наших достижений, выходов на новый уровень взаимоотношений. И практически получается так, что именно в такие кризисные периоды настолько оживаешь, становишься настолько энергичным, а где-то даже и отчаянным, что рождается нечто новое. В остальное же время просто стараешься как-то соответствовать и подстраиваться.

Я: Бывают моменты, когда приходится взглянуть проблемам в лицо.

Эрик: Когда у нее случилось расстройство — все старое ушло. Нужно было все начинать заново. Прежние предпосылки оказались ложными, и нам предстояло изыскать новые. Когда мы переживали период, о котором я уже говорил (когда У нас были связи с другими людьми), мы вступили в отношения с одной супружеской парой. Отношения эти сделались чрезвычайно драматическими и напряженными. Это стало еще одной причиной появления у нас новых представлений друг о друге, а также нового уровня откровенности между нами.

Я: И нового вида кризиса.

Эрик: Это, безусловно, был кризис. Кризис, который угрожал разрушить наш брак. Но из него родился такой уровень откровенности в нашем общении, в раскрытии друг перед другом своих мечтаний, страхов, фантазий о других партнерах — о любовных приключениях и прочем, — что это совершенно изменило саму основу наших взаимоотношений. Были еще и другие, самые настоящие кризисные ситуации.

Дениза: Мне кажется, что кризисы шли нам на пользу, потому что мы по-настоящему сильно этого хотели, — мы действительно этого добивались. Мы выдержали самый трудный этап — мы не бросились наутек. Мы не испугались. А ведь много раз гораздо легче было бросить все и бежать без оглядки. Скажем, Эрика одолевал очень сильный соблазн бросить все во время моего психического расстройства — это он мне сам сказал. И я пару раз готова была махнуть на все рукой и сбежать — во время той связи с другой парой, о которой он рассказывал. Убежать от боли. Но если можешь достаточно долго выдержать боль, будешь вознагражден. Правда, для этого и в тебе, и в отношениях обязательно должно быть что-то сильное, иначе не выдержишь. Ты должен стараться так же сильно, как испытываешь любовь.

Связующая нить — различные точки зрения

Я: Как ты считаешь, чем объясняется ваша глубокая привязанность друг к другу, которая так ощущается в твоем рассказе. Когда внешне все, казалось бы, идет прахом — ты в расстройстве чувств, а ваш брак в кризисе из-за той, другой, пары? Почему у вас не исчезает стремление стараться? Как ты, Дениза, сказала, вы действительно старались — и это произвело на меня впечатление, хотя бы как на постороннего наблюдателя. И все-таки — почему?

Дениза: Это — карма (смеется). Я убеждена, что у нас кармическая связь. В душе я в этом ничуть не сомне-

ваюсь. Если ты способен в это поверить, поверь. Это поверхностный ответ, однако я недавно поверила в реинкарнацию, и она хорошо объясняет то, что с нами происходило. Мы, безусловно, должны быть вместе.

Эрик: Думаю, одно из объяснений — самые простые социологические причины: оба мы происходим из ортодоксально религиозной среды, нам свойственно придерживаться принципов. В нашем детстве развод был немыслим, абсолютно немыслим. С этим мы выросли, такие вещи очень глубоко проникают в систему ценностей — отсюда и привязанность.

А вторая причина заключается в том, что мы очень подходим друг другу сексуально. Причем у каждого из нас было достаточно сексуального опыта с другими партнерами, чтобы понять: дело тут не в нашей неискушенности, это действительно особое свойство наших сексуальных отношений.

И еще одна причина, очень важная для меня, — мне трудно ее сформулировать, но я попытаюсь. Я ведь провожу много времени с довольно интересными людьми — с коллегами, студентами и многими другими, и все-таки время от времени они нагоняют на меня скуку. Каждый из них, без единого исключения. Меня просто утомляет их общество, и мне приятнее побыть одному. Но с Денизой у меня никогда не бывает такого чувства. Мне никогда не было скучно с ней — ни разу за все пятнадцать лет. Понимаешь, я мог ее ненавидеть, она доводила меня до исступления. Я мог думать, что она воплощение зла и моя погибель, но скучно мне с ней не было никогда.

И, знаешь, дело здесь не только в рассудочном восприятии, типа «Последний год был скучноватым», ничего подобного. Ни разу не было так, чтобы я захотел оказаться где-то в другом месте, лишь бы не с ней, просто потому, что мне стало скучно. Бывали случаи, когда я предпочел бы оказаться где-то в другом месте, потому что разозлился или что-то в этом духе, но только не из-за скуки.

Так вот, если уж в этом разбираться, то на каком-то глубинном уровне между нами существует прочная связь. Я, кстати, так же как и Дениза, верю в карму. Я полагаю, что в биологии нашего организма есть такие тайны, о которых мы не слишком-то много знаем. И еще я думаю, что между двумя людьми, когда их объединяют общие дети, устанавливается действительно тесная связь. Причем это не абстракция, не социологическое понятие, а то, что реально происходит с их биологией. У них возникает особое родство — вот таким образом, через третьих лиц, которые становятся их порождением, объединением их генов и биологии.

Дениза: Так ты, значит, думаешь, что теперь мы с тобой другие, не такие, какими были, когда только-только поженились?

Эрик: Совсем другие. И, по-моему, сейчас у нас есть еще одна причина оставаться вместе — причина, важная для любых супругов, имеющих детей. Она состоит в том, что, на мой взгляд, на каком-то глубинном уровне человек совершает страшное искажение своего статуса в мироздании, когда разрушает отношения, в которых участвуют дети.

Так что это одна из причин, из-за которых... Ну, собственно говоря, во время нашего последнего, достаточно серьезного, кризиса я готов был на разрыв, на бегство. В моих переживаниях по этому поводу со всей определенностью проявилось, что я твердо верю в такую связь и ощущаю ее. И я не смог бы разорвать ее на каком-то сознательном уровне, на рассудочном основании, понимаешь? По-моему, оба мы стали гораздо приверженнее мистицизму, но наш мистицизм несколько различается. Я больше склонен к своего рода биологическому мистицизму, а Дениза — к астральному.

«Как ты стала личностью?»

Я: Это просто замечательно. Теперь я хотел бы вернуться к другим вопросам, которые у меня накопились. Ты говорила, что до своего психического расстройства |

была личностью, как бы созданной другими. Ты упомянула, что проходила психотерапию. Она ли сделала тебя самостоятельной личностью или ты сама добилась этого с помощью ваших взаимоотношений? Словом, каким образом ты стала совершенно другой личностью?

Дениза: Прежде всего благодаря различным формам психотерапии — и это, конечно, не единственный ответ, но первоочередной. Я несколько лет проходила стандартную психотерапию, у двух разных специалистов. Потом был перерыв в полтора года, после чего я полгода проходила биоэнергетическую психотерапию у второго психотерапевта, который за это время поднаторел в биоэнергетике и стал применять оба вида психотерапии. Эти полгода стали краеугольным камнем. Результаты оказались глубже и полнее, чем за предыдущие два с половиной года, что он работал со мной, и тогда я окончательно сформировалась как самостоятельная личность. И еще я бы упомянула чтение твоей книги. Это было, по-моему, до начала курса у того психотерапевта. Твоя книга «О становлении личности» оказала на меня глубокое влияние. Благодаря ей у меня впервые зародилось подозрение, что ответ находится внутри меня, а не где-то вовне, и что я могу довериться себе. Мне вспоминается... О, это была просто фантастика, как она на меня повлияла! Это стало пробуждением моей личности — когда я прочитала книгу и осознала, что я могу доверять какой-то части себя, а затем взрастить эту часть и довести ее до полного расцвета, что и произошло в последующие годы, однако...

Наш брак в тот период тоже, конечно, имел для меня свою ценность, но... Я ведь привыкла приписывать все достижения Эрику. Так вот, в данном случае я могу кое-что отнести на его счет, но все остальное — лично мое. Это мой личный успех. Я пару раз ходила на психотерапию без его одобрения, и даже против его желания, — ив этом заключалась огромная разница. Я тогда поняла, что способна стоять на собственных ногах, хотя и не очень

твердо, и не полагаться все время на его одобрение, прежде чем что-то сделать. И для меня было достаточно важно, что я сама этого добилась. Тебя устраивает такой ответ?

Я: Ладно, если тебе придет в голову еще что-нибудь, рад буду это услышать, но пока примем это как частичный ответ. Хочу просто заметить в качестве отступления: на мой взгляд, превращение такого, я бы сказал безличностного, существа, сформированного другими людьми, в полноценную личность — это одна из самых замечательных вещей, которые только могут произойти в жизни.

Эрик: Я хотел бы сделать дополнение относительно психотерапии Денизы. Как мне представляется, первые несколько лет психотерапии у доктора Г., в сущности, помогли ей противостоять жестокой реальности и научили справляться с проблемами, так что Дениза в каком-то смысле приспособилась к жизни. Понимаешь, проблемы ее уже не слишком расстраивали, и она могла как-то с ними справляться. Благодаря этому у нее образовался некоторый досуг, чтобы начать радоваться жизни, найти в ней капельку счастья. Мы с ней стали вместе развлекаться. Мы оба стремились к таким вещам и научились жить как бы играючи. Вплоть до этого времени значительная часть ее энергии уходила на поддержание нездоровой структуры характера — как кто-то выразился. То есть она использовала энергию на поддержание своей системы самозащиты.

Однако вторая фаза психотерапии, во время которой она занималась биоэнергетикой и йогой, — это было совсем другое дело. Ничего общего ни с приспособлением, ни с борьбой. Это был путь к тому, чтобы начать фактически выращивать в себе некую силу. Понимаешь, выпустить наружу то, что зреет в тебе. Первая фаза должна была защитить ее от излишних травм при столкновении с действительностью, а следующая фаза стала началом процесса раскрытия. Ее занятия биоэнергетикой стали настоящим переломным моментом.

Эпизод с Маргарет

Однако мы еще не поговорили об эпизоде с Маргарет, который сыграл решающую роль во всем, что с ними произошло.

Дениза: Именно тогда я в первый раз сказала «нет». Я множество раз говорила «да», но никогда не говорила «нет». Это было три года назад. Я тогда еще не занималась биоэнергетикой. Я побывала только на одном семинаре, и Эрик тоже. Мы знали о ее существовании и составили себе первое впечатление, но я еще...

Эрик влюбился в студентку из своего колледжа, и несколько месяцев я не знала, что у них связь. Я тогда уехала к его родителям — отвезла им детей на месяц. Когда я вернулась, он мне все рассказал, и я почувствовала, что это сильнее, чем все те интрижки, которые были у него на стороне. И он из-за этого разрывался на части, так что, в конце концов, ему пришлось... В общем, Эрик сам об этом расскажет. Но из этого вышло...

Я: Расскажи свою часть истории, как это выглядело с твоей точки зрения.

Дениза: Я была совершенно потрясена. Я оказалась совсем к этому не готова и постаралась отгородиться. Это был не то первый, не то второй год его преподавания в другом городе. Он регулярно уезжал туда на три дня, а потом возвращался домой. А я, знаешь, очень гордилась, что мой муж располагает такой свободой и что я ему доверяю, поэтому услышать от него подобное было ужасным потрясением.

Оглядываясь назад, я думаю, что с моей стороны было очень бестолково и глупо оказаться не готовой к тому, что это произойдет, но я вела себя как страус, который прячет голову в песок.

Я: Я хотел бы кое-что уточнить. Совершенно очевидно, что дело было не в самом факте его связи с девушкой, — не это тебя потрясло, ведь такое случалось и раньше, если я правильно тебя понял. Дело было в том, что у

него действительно сложились очень серьезные отношения с этой девушкой.

Дениза: Да. Именно так. Но я хотела бы добавить вот что: одной из причин, почему это стало неожиданностью, было также то, что мы уже, наверное, пару лет не занимались никакими экспериментами в области отношений и все строже и строже придерживаясь моногамии — я, например, абсолютно. Я не понимала, что Эрик ее не придерживается в такой степени, как я. И в этом был элемент неожиданности. Ведь прошла уже пара лет с тех пор, как имело место что-либо подобное. Мы сочли продолжение этих исследований слишком болезненным, не стоящим таких эмоциональных затрат. Такой стиль жизни отнимал очень много сил, и мы решили не особенно с этим усердствовать.

В итоге я попыталась освоиться с идеей о появлении у нас трехсторонних взаимоотношений. И я зашла в своем согласии на это настолько далеко, насколько смогла. Из этого, помнится, ничего не вышло, прежде всего из-за самого Эрика. Он вовсе не хотел, чтобы отношения стали трехсторонними. Однако я не могла примириться с тем, чтобы у него были две разные жизни, отдельно с ней и со мной. Если бы все это было вместе — одно дело, но две разные жизни, в двух разных местах, с двумя разными женщинами — я просто не могла бы с этим примириться. Поэтому я сказала «нет». И точка. Это было грандиозное «нет». Я никогда в жизни не чувствовала себя такой сильной.

Эрик: Однако такой образ жизни был именно тем, к чему я стремился. Для меня это выглядело чертовски привлекательно. Иметь возможность жить с моей семьей, с Денизой, и в то же время уезжать на три дня в неделю. Жить с другой женщиной, которую я очень любил, которая совсем по-другому возбуждала меня и которая была согласна на такой образ жизни. Для меня это было очень-очень притягательно, так неотразимо притягательно, что я

на этом настаивал. Я ведь действительно говорил: «Это то, что мне нужно, такова моя природа, это то, что я хочу и могу получить, и чего ради я должен от этого отказываться?» Еще я говорил: «В таком образе жизни есть свое особое возбуждение, своя особая сила, которая мне очень нравится, — и меня это заводит».

Отказ Денизы казался порождением ревности и всех этих дремучих социальных табу. Ты наверняка знаешь, как это бывает, когда оказываешься в такого рода ситуации. Так что я сказал: «Я не собираюсь отказываться от этого шанса на совершенно особый восторг и очарование в моей жизни, чтобы, знаешь ли, жить согласно всем этим траханым правилам, которые мы давно отменили, и потакать твоему ощущению угрозы для себя». Знаешь, я не устаю твердить Денизе и считаю это правдой, что в каком-то смысле наши отношения никогда не были лучше, чем в тот период. И я сказал: «Из-за чего ты возражаешь? Возможно, все это вызвано не более чем самой заурядной ревностью и ощущением угрозы, а это чувства мелочные».

И тогда такое произошло! Дениза словно превратилась в рассвирепевшую львицу, могучую, властную, отстаивающую свое право на то, что она хочет и чего она требует, и эта ее требовательность, эта сила в ней порождали своеобразное очарование и неотразимость, которых прежде совсем не было. Понимаешь, сила личности, которой я, например, обладал. Это было проклятием нашего брака. Ну какая там у Денизы сила личности, кто она вообще? Кроме того, что она — эхо других и тому подобное. И отношения между нами стали такими энергичными и активными, что я словно бы забыл о той женщине. Я имею в виду, когда я не виделся с Маргарет три-четыре дня, а мы с Денизой погружались во все это, — понимаешь, у меня была возможность поехать и повидаться с Маргарет, но мне не хотелось, я предпочитал оставаться с Денизой и не расставаться с тем, что происходило

между нами. Именно такого рода мощь возникла в этом кризисе, потому что Дениза оказалась припертой к стенке. И вместо того чтобы рассыпаться на осколки, как это было бы раньше, она воспряла и явилась во всеоружии, в ореоле славы.

Здесь можно порассуждать о всевозможной подсознательной мотивации и о чем угодно. Но я-то знаю, что в течение многих лет, после психического расстройства у Денизы, и потом, когда это повторилось во второй и в третий раз, — все это время меня мучили ночные кошмары, что Дениза вот-вот снова сорвется, что она недостаточно сильная. Понимаешь, я знал, что должен быть очень осторожным, не делать ничего такого, что могло бы ее испугать. Я находился в ловушке, из-за ее болезни. Знаешь, для меня это был бич. Я не решался потрахаться с другой женщиной — а вдруг это чересчур испугает Де-низу и она спятит. Я не осмеливался быть слабым и безответственным и сказать: «Пропади оно пропадом, не хочу работать, хочу быть лоботрясом», — потому что Дениза бы этого не пережила. Вполне возможно, что в душе я стремился выбраться из этой ловушки. И что же, пока я пытался сделать это, Дениза оправилась, и для меня стало совершенно очевидно, что я могу больше ничего такого не бояться.

Дениза: В ту ночь, когда я хотела пойти гулять и пошла, он знал, что со мной все в порядке.

Эрик: Все это было не так просто.

Дениза (перебивает): Я так поступала и раньше.

Эрик: Да, но тогда было другое дело. Я готов был уйти и поселиться с Маргарет, но, понимаешь, твоя сила и твое очарование, когда ты настаивала на том, что ты хочешь, и явно показывала, кто ты такая, — все это меня просто сразило. Вот что произошло. Но смотри, это ведь еще один пример того, о чем я говорил, — всякое развитие в нашем браке совершалось благодаря самым ужасным кризисам.

«Я могу выбрать для себя болезнь!»

Я: Как я понял, ты — еще до ситуации с Маргарет — ощущал себя скованным по рукам и ногам из-за болезни Денизы. И я хотел бы спросить тебя, Дениза, была ли ты в самом деле больна?

Дениза: Да, у меня тоже были свои сомнения, — не знаю, правда, уместно ли в данном случае это слово, — серьезные сомнения. Я в общем-то затрудняюсь ответить на такой вопрос. Но я хочу сказать тебе одну вещь, Карл. В последний раз — это было в конце эпизода с Маргарет, и на меня вдруг накатило — мы весь вечер пили и усиленно пытались уладить нашу проблему. Это уже после того, как он решил: «Хорошо, будь по-твоему. Я останусь, я откажусь от нее». Но, в сущности, мы еще были по уши во всем этом. И тут у меня возникло чувство, что я словно бы расползаюсь, теряю собственное «Я». Ощущения самые причудливые. И, помню, я, сидя в кресле-качалке с бокалом в руке и раскачиваясь взад-вперед, сказала себе: «Эге, да у меня есть выбор. Я могу взять и расклеиться, вызвать "болезнь" и заварить всю эту кашу. В этом вопросе у меня есть выбор». Я тогда в первый раз, вспоминая свой первый срыв и два последующих, осознала, что какая-то часть моего существа сама выбирала такую линию поведения.

А затем появилось ощущение силы, что я могу это допустить, если захочу, а могу и не допустить, и осознание того, что я как раз не хочу. И за день-другой я пришла в норму. Я перестала расползаться. Но для меня это было великим открытием — понять, что существует вопрос выбора. И тогда мне пришлось по-другому оценить свои прошлые поступки, признать, что я причинила окружающим много боли, но при этом и себе тоже навредила. Впрочем, я думаю, что это больше связано со слабостью натуры — нехваткой сил для того, чтобы вынести все, что только на нее наваливается. Я до такой степени была порождением своей

среды — я имею в виду, с такой легкостью поддавалась внушениям окружающих, что могла чувствовать жалость к себе или к кому-то, с кем плохо обошлась, но лишь тогда я стала немного лучше понимать почему.

Эрик и «болезнь» Денизы

Я (к Эрику): Я планировал не говорить об этом до заключительного этапа нашей беседы, но мне очень хотелось бы услышать твои комментарии по этому поводу. Я помню, что впервые вас увидел в пляжном домике у Пита. Там была вечеринка, и вы оба на ней присутствовали, но говорил я только с тобой. Я высоко оценил тебя как личность и был весьма озадачен — а к тому моменту, когда пошел домой, и просто поражен — тем, как ты говорил о Денизе. Узнав, что я психолог, ты сообщил мне, какой у нее диагноз, и как часто ей приходится принимать лекарства, и прочее в том же духе. Но дело не в том, что ы говорил, а в том, как ты это говорил, — словно речь шла об очень хрупкой вещи и тебе приходилось постоянно об этом помнить и предельно внимательно о ней заботиться. Не то чтобы это звучало совсем пренебрежительно, но это было сказано убийственно отстраненно и совершенно не походило на какой бы то ни было брачный союз. Такое впечатление у меня сложилось, и мне интересно, как ты это прокомментируешь.

Эрик: Я сейчас вспоминаю тот период. Я тогда был одновременно очень ответственным и очень ожесточенным. Я не любил Денизу в том смысле, в каком я сейчас понимаю любовь. Я любил ее раньше, когда мы поженились, потому что она меня волновала, возбуждала и у нас было полно всех этих романтических идей. А потом, после ее психического расстройства, я просто больше не любил ее. Я хочу сказать, она стала проблемой, а проблем никто не любит, так же как и тех, кто их постоянно создает. С ней был как раз такой случай. Она превратилась в человека, который наполнял мою жизнь страхами,

опасностями, трудностями и одиночеством. Я стал ожесточенным, злым, да, это бесспорно. Но во мне, наверное, было достаточно внутренней честности, чтобы я отчаянно хотел изменить ситуацию. Понимаешь, я желал, чтобы она пришла в норму и чтобы у меня больше не было страхов. Это входит в понятие привязанности. У меня тогда была своя внутренняя стойкость, на которой мы держались часть времени, а потом у Денизы появилась своя, на которой мы держались еще сколько-то, — может быть, я еще скажу об этом несколько слов. На протяжении первых трех-четы-рех лет — фактически ее болезнь продолжалась года четыре, учитывая два следующих, — я просто-напросто тащил на своей шее чертову мартышку, то есть взвалил все себе на шею, в том числе опасность оказаться с малыми детьми и со спятившей женой на руках. Понимаешь, если не с пациенткой психиатрической лечебницы, то, по меньшей мере, с женщиной со сдвигами. Я навидался достаточно людей со сдвигами, чтобы представлять себе, какой это ад. И вот я в этом увяз. Я не сбежал и действительно изо всех сил старался делать то, что нужно. Я совершил уйму глупостей и очень много хорошего в том смысле, чтобы найти правильные источники помощи и не обманываться мыслью, будто психотерапия способна как по волшебству решить все проблемы.

Похмелье

Эрик: Дальше, после того как стало совершенно очевидным, что Дениза придет в норму, наступила пора, когда Дениза начала приходить в норму. Это было вскоре после сюжета с Гилбертом и Верой — одной супружеской парой, с которой мы на время вступили в, так сказать «четырехстороннюю», связь. Я тогда просто сломался. И я начал сильно пить, очень сильно, — каждый вечер напивался до полного ступора, а каждое утро маялся тяжким похмельем, и несколько раз доходило до форменных приступов. Алкоголь предоставлял мне такую возможность:

забираться под кровать, сворачиваться калачиком на полу, визжать, плакать, скрести ковер и мебель и отказываться что-либо делать. У меня не было работы, никаких обязанностей — ничего. И Дениза это перенесла. Я имею в виду, что она тогда взяла все в свои руки и приняла на себя ответственность. Так подверглась испытанию ее стойкость.

Дениза: Я бы хотела кое-что добавить. В эти последние два-три года, когда я стала вполне функциональной личностью, самостоятельно существующей вне зависимости от взаимоотношений с мужем, когда я впервые стала взрослой, это позволило ему быть ребенком. И за последнюю пару лет он во многих отношениях был очень ребячливым, при том что раньше у него никогда не было такой возможности. Так что расклад поменялся на обратный. Я подолгу играю роль родительницы для скрытого в нем ребенка, а когда он на время пресыщается этим, мы возвращаемся к отношениям «взрослый—взрослый». Но в наших взаимоотношениях это случилось впервые — когда моя способность быть взрослой позволила ему быть ребенком, или больным, или рехнувшимся, если ему взбрендит попсиховать или поступить безответственно. Так что он избавился от той мартышки на шее, теперь, я думаю, навсегда.

Эрик: Знаешь, Дениза, я никогда раньше об этом не задумывался. То есть я думал, что это мои успехи в профессиональной карьере позволяют мне быть ребячливым. Я считал, что достаточно преуспеваю в финансовом отношении, чтобы позволить себе некоторые вольности — играть, быть безответственным, вдруг устроить себе двухнедельный отпуск или пойти вместо работы поиграть в теннис. Я могу во многих отношениях вести себя как ребенок, но я никогда не задумывался о том, что это ты предоставляешь мне такую возможность, и ты права, это действительно так.

Дениза (со смехом): Еще бы, мерзавец!

Эрик: Я имею в виду, что ты для меня в некотором роде мама: на тебе держится дом и ты разрешаешь мне поиграть.

Я: Может быть, это подходящий момент для того, чтобы сделать перерыв. Они: Согласны.

Сексуальные партнеры со стороны

Я: Единственное, о чем я успел подумать во время перерыва, — это о том, что множество молодых людей экспериментируют со свободными отношениями, через которые вы прошли и которые не представляют для вас большого интереса. И все-таки я думаю, что многие молодые люди узнают для себя что-то полезное, если вы немного расскажете о том, какие проблемы при этом возникали и почему вы в конце концов от этого отказались.

Дениза: В первую очередь я бы поделилась таким соображением: для меня это вообще возможно только при наличии одного из самых важных условий — чтобы все три человека любили друг друга. Иными словами, когда у Эрика была любовь с Присциллой, мы с ней были как сестры. И для меня это было важнейшим условием, чтобы я могла разделить чувства Эрика. Если бы это была женщина, олицетворяющая ужасную опасность для меня и если бы я чувствовала ее превосходство, я бы даже не пыталась — для меня было бы совершенно невозможно и представить себе наши тройственные взаимоотношения. То же самое можно сказать про Эрика. Ему нужно проникнуться уважением и искренней симпатией к человеку, с которым у меня любовь, просто чтобы допустить его в свою повседневную реальность. Это первое соображение, которое приходит на ум. У меня в памяти все это отложилось очень ясно. Я по-прежнему считаю, что это осуществимо и что это обогащает жизненный опыт, усиливает ощущение полноты жизни, однако мы, похоже, слишком много с этим играли. Брак должна скреплять прочная взаимная привязанность — не может быть никаких трещин в отношениях, особенно серьезных трещин, потому что это одна из предпосылок неудачи. Когда мы вступили в

8 - 5001

отношения с одной супружеской парой, в их узах нашлось слабое звено, и все оказалось без толку — они на самом деле не были к этому готовы. Но я думаю, что, в принципе, все может быть просто очаровательно. Хотя очень трудно быть до конца уверенной в людях, с которыми имеешь дело, не говоря уже о самой себе. Так что приходится идти на такой отчаянный риск, что это просто игра с огнем. Но я убеждена, что когда-нибудь мы сможем это сделать. И с большим успехом, чем у нас получалось раньше, — я говорю не только о нас с Эриком и не только о нашем будущем. Я говорю о супружеских парах вообще.

Я: Из того, что ты сказала, следует: все четыре человека должны быть весьма зрелыми личностями, чтобы такие отношения стали вообще возможны. Позволь мне только уточнить факты, чтобы достичь полной ясности. Когда вы вступили в отношения с другой парой, у тебя были отношения с мужчиной, а у Эрика — с женщиной, так? {Она кивает.) Хорошо.

Дениза: Еще я думаю, что с четверками дело обстоит легче, чем с тройками, если не считать того, что трудно найти двух человек, связанных прочным браком. В каком-то смысле проще найти одного человека, одинокого. Мы никогда не устраивали двух треугольников. Иными словами, у Эрика была своя партнерша и у меня — свой партнер, но они просто присоединялись к нашему брачному союзу — между собой у них ничего общего не было. Одно время мы осуществляли схемы с совмещением, но они никогда толком не получались. Единственное, что плохо в тройках, — кто-то всегда чувствует себя ущемленным. А если у обоих одновременно есть значимый партнер вне брака, тогда это несколько упрощает дело.

Секс — это просто игра или что-то другое?

Эрик: Ты говоришь, что люди должны быть весьма зрелыми, чтобы заниматься этим, а ведь, может быть, наоборот, — незрелыми. Вчера в колледже я услышал от

студентов об одной ситуации. Есть такая студентка, для которой весь кайф в оргиях. Два-три мужчины и она сама или две-три женщины и мужчина, и, представляешь, она буквально проповедует такой секс. Это, мол, способ избавиться от всяких наших комплексов и т. д. Так вот, я хочу сказать, если кто-то склонен видеть в сексе только игру и ничего больше, — прекрасно. Но для нас с Дени-зой секс — это нечто намного большее, чем просто игривость, способ оттянуться и словить кайф. Для нас это — проникновенное общение, которое может испортить всякая профанация. Мне кажется, я правильно сформулировал: секс портит всякая профанация.

Ревность Эрика

Эрик: Разрешите мне кое-что рассказать о наших отношениях на стороне. У меня всегда были любовницы. Я, правда, никогда не ощущал какой-то настоятельной необходимости иметь любовницу. Я не шлялся, высматривая женщин и выискивая возможность завести интрижку, но на протяжении большей части нашего брака у меня были любовницы — просто знакомые девушки, которыми я увлекался и с которыми встречался. Это, как мне представляется, совсем не было связано с тем, как идут дела у нас с Денизой, хорошо или плохо. Похоже, здесь не было какой-то зависимости, а если и была, то, скорее, это происходило тогда, когда у нас с Денизой все шло хорошо. То есть эти случаи соответствовали периодам, когда я чувствовал себя счастливым, полным энергии, жизни и любви. И мои любовные связи, почти без исключений, приводили к положительным для меня итогам. Лишь пару раз я чувствовал, что они вредят нашим с Денизой отношениям. А еще пару раз я считал их самым лучшим из того, что только есть в мире, — как мы недавно говорили о связи с Маргарет.

Но, черт побери, я не хочу, чтобы у Денизы были любовники. Я и думать не хочу о том, что она занимается любовью с другим мужчиной. У меня всегда появляется

8*

чувство ревности. При одной только мысли о ее связи с Гасом или с Эдом меня просто наизнанку выворачивает. Но в конце концов мы пришли к своеобразному соглашению. Мы договорились, что, с учетом всей нашей системы ценностей, всего, во что мы верим, всех наших рациональных взглядов на вещи мои связи с любовницами или, если Дениза захочет, ее связи с любовниками могут дополнять наш брак, способствовать нашему развитию (нет никаких причин, чтобы они оказывались вредными для нас), однако есть одно «но» — мы не являемся свободными людьми, независимо делающими свой выбор. Есть определенные реакции, которые, по-видимому, запрограммированы в наших телах, и ревность является одной из них — непереносимая, злая ревность. Так что пару лет назад мы пришли к следующему выводу: если случится что-то подобное, то есть у нас будет любовь на стороне и это окажется серьезно, мы будем держать эти серьезные вещи при себе, не распространяясь о них. Понимаешь, мы не станем говорить: мол, ладно, давай организуем треугольник, или давай впустим еще кого-то в наш брак, или давай объединимся с другой супружеской парой. Если Дениза где-то кого-то встретит, или я где-то кого-то встречу, и эта связь окажется достаточно наэлектризованной, мы будем хранить ее втайне, а если не сможем — мы просто на это не пойдем.

Я (перебивая): Ты имеешь в виду, в тайне друг от друга?

Эрик: Именно. И на мой взгляд, это скорее всего означает, что такие связи просто будут затруднены, ведь ни один из нас не умеет хорошо хранить секреты от другого. И более того, коль скоро ты говоришь, что это должно быть тайной, ты автоматически подразумеваешь, что в определенных случаях тебе придется лгать или вводить в заблуждение. А это губительно для отношений, и, следовательно, такие обязанности ты не сможешь выполнять, но я не думаю также, что решение может заключаться в том, чтобы открыться, — ведь и это будет для нас непереносимо. Любопытная особенность еще в

том, Карл, что тот контроль, который мы с Денизой осуществляем друг за другом, — самый настоящий контроль, чтобы не было любовных связей на стороне, — вызывает у нас такие глубокие затруднения, ведь это единственный контроль, который мы позволяем себе в наших отношениях. Большинство известных мне супружеских пар в самом деле пытаются активно контролировать друг друга — поведение в обществе, стиль одежды, место работы, усердие в работе, — а мы такого не практикуем. Нам в общем-то все это чуждо. Дениза может неделями расслабляться, делать, что ей только заблагорассудится, буквально без всяких нареканий и замечаний с моей стороны. И точно так же она относится ко мне. Я могу вести себя как угодно, в диапазоне от самого безумного пророка, без одежды бегающего по пляжу, до самого солидного социолога, читающего лекции студентам, и она принимает все это как должное. До чего бы там ни доходило, представляешь?

Я: Полагаю, что один из тех факторов, которые определяют жизнеспособность и даже жизнерадостность моего собственного брака, хотя в нем есть не только радости, но и горести, как и в любом другом браке, — это как раз то, что мы как-то не ощущаем потребности друг друга контролировать. И в этом все дело. Если я хочу подурачиться, я дурачусь. Мне бы и в голову не пришло, что Хелена может возражать против этого.

Мучения и собственнические чувства Денизы

Я {поворачиваясь к Денизе): Я хотел спросить тебя вот о чем: Эрик довольно откровенно рассказал о том, что он чувствовал, когда у тебя были связи с другими мужчинами. А что ты чувствовала, когда узнавала, что у него есть какие-то связи на стороне?

Дениза: Я пытаюсь вспомнить, когда я впервые о таком узнала, и не могу...

Я (перебивая): Ты узнала об этом от него?

Дениза: Да, именно от него. Но о некоторых связях он ничего мне не рассказывал, только годы спустя. Во время эпизода с Маргарет я знала обо всем, но вплоть до этого момента о многих связях я даже не догадывалась. Я знала о самых важных из них, потому что это влияло на весь наш образ жизни. И они как раз угрожали нашему браку. Первое впечатление было таково: я ужасно расстроилась и я чувствовала себя так, будто у меня отняли что-то, что было моим по праву. Но потом боль утихла. Невыносимая боль возникает, если начинаешь возвращаться к этому, копаться и ковыряться, чтобы посмаковать, и прочувствовать, и всякое такое... Но я-то стремилась к другому, особенно потому, что речь шла о том, кого я люблю. В группе, с другим мужчиной, я узнала, что это такое, когда любишь двух человек одновременно, — совершенно по-разному, но одинаково сильно. Поэтому когда я узнала про Эрика, я понимала, что это не уменьшит его любовь ко мне. Я сравнивала его чувства со своим отношением к нему. То, что было у меня с Эдом, совсем не уменьшило моей любви к Эрику. Я просто старалась по аналогии перенести это на отношение Эрика ко мне, особенно случаи, когда я была с тем, кто мне не безразличен. Это помогло мне не считаться с болью и постараться со всем этим справиться, исповедовать принцип, в который я верила, то есть что возможно жить не с одним партнером и любить нескольких человек одновременно. Сложнее всего здесь справиться с сексуальным аспектом. Потому что это очень личное. Мы никогда не ложились в постель втроем. Всегда были отношения один на один. Именно поэтому Эрику было так трудно разбираться с двумя своими женщинами одновременно. Я уверена, что это одна из причин, ведь ты так сексуален. Я, впрочем, всегда предпочитала, чтобы это было по-домашнему, то есть так, чтобы другая женщина пришла в наш дом. Было бы прекрасно, если бы у нее были дети от Эрика. В двух случаях я была близка к таким отношениям — с Верой и Присциллой. Я хотела и могла бы это сделать.

В конечном счете, может быть, и с Маргарет, но Эрик был не в том состоянии, чтобы это вынести.

Я: Позволь мне уточнить одну вещь. Ты очень многое разъяснила, но хотелось бы несколько глубже почувствовать нюансы, например, что это была за боль, когда ты анализировала и выявляла свои чувства.

Дениза: Мне было стыдно, так как я думала, что это вызвано собственническими чувствами, и я пыталась стать выше этого. И все же я подошла к настоящей дилемме, ведь, как сказал Эрик, один из самых моих грандиозных триумфов состоялся, когда я питала сильные собственнические чувства во время его связи с Маргарет и когда во мне открылись такие силы. Что-то внутри меня по-прежнему старается справиться с этим, но, к моему удовлетворению, ничего не выходит. Но я думаю, что боль остается, потому что такие вещи воспринимаешь как удар по собственному эго. Как будто у тебя отобрали что-то, что было исконно твоим. Но если можешь проскочить эту точку...

Я: А что было отобрано?

Дениза: Ну, что-то вроде моей уверенности, основанной на пережитках старых норм, что половой акт между супругами сам по себе священен, а вмешательство человека со стороны порочит его изначальную святость. И я никак не могу отделаться от этого ощущения.

Эрик: Не думаю, что это просто религиозная норма или что-то подобное. Когда мы с Денизой занимаемся любовью — иногда, правда, мы просто трахаемся и засыпаем, — но когда мы действительно переживаем любовь друг к другу, возникают такая близость, такая полная открытость и нежность, что мы буквально сливаемся в единое существо. Если же в этом участвует несколько человек — все совсем по-другому. Уже нет такой подлинности чувств. Словно в самых глубинах сексуального слияния заложено указание, что это вещь совершенно особая, рассчитанная исключительно на двоих, — не знаю почему, но это так. Для меня это так. А если это не будет чем-то исключительным, то все будет по-другому, изменится сама суть.

Дениза: Именно об этом я и говорила. Все изменяется — и происходящее, и сама обстановка. Когда любишь двух разных людей и с обоими занимаешься сексом, причем действительно испытываешь к обоим любовь, тогда все изменяется, как ты и сказал.

Парадокс

Эрик: Это парадокс. С одной стороны, то, как мы занимались любовью прошлой ночью, и все, что я при этом чувствовал, — как я предан тебе, и к тебе привязан, и мне никого не надо, кроме тебя, — мы сливались, мы словно перетекали друг в друга. Я хочу сказать, такое значение несет в себе половой акт. Теперь, допустим сегодня вечером, я куда-нибудь отправлюсь, и займусь любовью с другой женщиной и буду переживать с ней точно такие же чувства? Это очень странно. Я имею в виду, что это не должно быть возможным. Но фактически это так, это возможно. Поэтому я и говорю о парадоксе. Мне это знакомо — испытывать сильные чувства к двум женщинам сразу. Понимаешь, совсем рядом две женщины и обеих очень сильно любишь. И все же мне кажется, тут что-то не так. Я хочу сказать, что-то здесь должно оказаться неправильным. Но будь я проклят, если знаю, что именно.

Дениза: Мне незнакомо то, о чем он говорит, — ощущение сексуального слияния с двумя сразу. Со мной никогда такого не было.

Эрик: Есть одна интересная вещь, о которой, наверное, нужно сказать в этой беседе о наших внебрачных связях. Дело в том, что у нее было сколько-то там — четыре или пять — интимных связей, но они по большей части не были удовлетворительными. Они не были радостными. Мои же отношения с другими женщинами — напротив, были вполне. Так вот, понимаешь, я не знаю, случайность это или что-то еще. И в каком-то смысле это заставляет нас по-разному относиться ко всей проблеме. Я думаю, — нет, я уверен, — что могу совершенно спокойно иметь

любовниц. Причина, по которой я от этого отказываюсь, состоит в том, что для Денизы это неприемлемо. С другой стороны, для меня тоже неприемлемо, чтобы она этим занималась.

Что такое собственнические чувства?

Я: Я хотел бы понять, что для тебя означает одно выражение, которое ты употребила. Что ты понимаешь под собственническими чувствами?

Дениза: Когда чем-то владеешь, оно должно быть при тебе. Это твое. Да, это твое. И собственность означает, что это твое.

Я: Что-то вроде бриллианта, наверное, над которым ты не властна, но он тем не менее твой — это твоя драгоценность. Или ты понимаешь собственность в таком смысле, что — вот, это мое и я могу этим распоряжаться?

Дениза: Да, очень часто я хочу распоряжаться. Я хочу сказать, что вообще склонна к этому. Попытаться от этого избавиться — одна из моих целей. Я не хочу помыкать Эриком. Ведь я понимаю, что самое большое счастье, какое я могу ему дать, — это его свобода. Но у меня есть еще одна особенность, достаточно уникальная, — моя способность делиться. Я хочу сказать, способность любить эту, другую, женщину. А вот другие женщины... У них как раз слишком сильны собственнические чувства, и они не могли бы делить Эрика со мной. Они не способны поставить себя на мое место, поэтому не могут согласиться на трехсторонние отношения.

Эрик (перебивая): Кто?

Дениза: Присцилла, например. Она сама сказала, что неспособна на это.

Эрик: Просто она очень хотела завести ребенка и боялась, что это повлечет за собой целый букет социальных проблем.

Дениза: Ну а мне довелось услышать фразу: «Будь я на твоем месте, я бы не смогла вести себя так, как ты».

Роль наркотиков

Я: Это чрезвычайно показательно и информативно. Есть еще один вопрос, который я планировал задать, хотя и не хотел прерывать вас.

(К Эрику): Как ты сказал: ты курил травку и пробовал ЛСД? Есть ли у тебя ощущение, что это имело какое-то конкретное значение, то или иное, для твоего брака?

Эрик: Мне кажется, Карл, я с тем же успехом мог бы быть иконоборцем. По-моему, нельзя исключить, что травка и ЛСД оказали на наш брак более глубокое действие, чем все прочее, о чем мы только что говорили. Отчасти потому, что кое-какие проблемы нашего брака в его первые годы — кроме тех, которые мы уже обсуждали и которые связаны с Денизой, — являлись моими личными проблемами, и травка оказалась неплохим противоядием от них. Проблемы же находились внутри меня. Я хотел, чтобы все было по-моему. Понимаешь, у меня был гипертрофированно аналитический, гипертрофированно рациональный ум, менталитет вечного спорщика, в эмоциональном ракурсе довольно сухой и безжизненный, — мне нравился сам интеллектуальный процесс. Меня не радовало мое тело, музыки я не слышал, и, конечно, Дениза все время выводила меня из себя, потому что у нее не было такого аналитического, критического, оценивающего настроя. Она могла за целый день ничего не сделать, только посидеть за пианино, поиграть с детьми, погулять по пляжу — ну, можно ли так жить!

Так вот, когда я начал курить травку, я стал говорить себе: «Эге, да ведь Дениза знает такие вещи, о которых я понятия не имею!» И только когда травка избавила меня от гипертрофированной рассудочности и помогла стать чувственно-восприимчивой личностью, наподобие Денизы, тогда я научился уважать ее способ существования, как никогда не уважал раньше. А ЛСД — это несколько другое дело. Он просто изменил мою самоидентификацию, причем достаточно сложным образом, способствующим образованию неких новых структур. Но травка сыг-

рала в нашем браке чрезвычайно важную роль. Так вот, Дениза теперь совсем не курит травку, а я курю много, почти каждый день. И это очень приятно. В каком-то смысле, когда я курю травку, наши отношения улучшаются — для меня это многое меняет — заставляет больше сосредоточиваться на том, что происходит в данный момент, и это раскрывает фибры моей души: на некоторых людей так действует алкоголь. Появляется больше желания поговорить обо всем на свете, высказать какие-то идеи, просто поболтать. Иначе я вел бы себя гораздо более формально, замкнуто, сдержанно. С помощью травки я становлюсь гораздо коммуникабельнее.

Дениза: С тех пор как он семь лет назад попробовал ЛСД и начал курить травку, у него изменились стереотипы и модели поведения. Причем они остаются такими, даже когда он не курит. Так что тебе не обязательно курить каждый день, чтобы ловить со мной кайф.

Эрик: Многие мои предпочтения, которые теперь мне свойственны, возникли у меня благодаря травке, например любовь к рок-музыке. Не то чтобы я раньше не любил ее, я даже не подозревал о ее существовании, никогда ее не слышал. Мне это было чуждо. А сейчас я по-настоящему люблю рок и еще много подобных вещей, в том же духе. Я думаю, в тот чувственный период, о котором я уже говорил, травка имела большое значение. А еще большое значение имела биоэнергетика.

Я: Позволь мне задать один вопрос, просто чтобы убедиться, что я правильно тебя понимаю. Я представляю, что ЛСД — слишком долгая история и ты не хочешь вдаваться в подробности, однако создается впечатление, что он имел больше значения для тебя, чем для твоего брака, в то время как травка реально на него повлияла. Ты превратился из сухого педанта в человека, воспринимающего свою личность как нечто целостное и ориентированное на взаимоотношения.

Эрик: Может быть, здесь уместна такая параллель. Представь себе пророка, который в одиночестве восходит

на горный пик: он созерцает мир и начинает постигать структуру мироздания — это с одной стороны. А с другой — представь себе человека, который только и знает, что петь, танцевать, есть и заниматься любовью. ЛСД больше похож на горный пик, где ты говоришь: «О, теперь мне открылись новые горизонты, и я по-иному вижу мироздание и себя, понимаю, что я значу и что значит все вокруг». А травка ближе к празднику — просто попеть, потанцевать. Это способ изменить многие свои умопостроения, стереотипы, посредством которых запрограммировано твое поведение, и раскрыться для нового межличностного, многосенсорного существования.

Дениза: В отличие от алкоголя, который сметает барьеры и делает тебя расторможенным. Алкоголь мертвит, а травка оживляет.

Молодость и «за тридцать»

Я: Следующий вопрос, безусловно, сменит тему, но все же я хочу получить эти сведения. Сколько вам лет?

Дениза: Мне тридцать четыре.

Эрик: Мне тридцать шесть.

Дениза: Нам было девятнадцать с половиной и двадцать один с половиной, когда мы поженились.

Эрик: Еще одно замечание, которое, наверное, стоит сделать: если бы я сегодня встретил Денизу такой, какой она была в свои девятнадцать, или она встретила меня таким, каким я был в двадцать один, мы бы, пожалуй, сочли друг друга очень несимпатичными людьми. Это интересная мысль, Карл, о которой мы много между собой говорили. Когда люди задумываются о браке, они обычно полагают, что супруги, если поженились очень молодыми, в своем развитии отдаляются друг от друга. А если они поженились, когда были постарше, значит, основные изменения с ними уже произошли, поэтому основа их брака более прочная. А с нами вышло так, что мы оба пережили глубокие, драматические изменения, но изменялись мы

параллельно. Поэтому ситуация у нас совершенно необычная, понимаешь?

Я: Я это очень хорошо понимаю, потому что мы с женой часто говорим в точности о том же самом. Если бы любой из нас сейчас встретил другого в том возрасте, в каком мы поженились, в двадцать два года, то, Боже мой, мы бы не захотели иметь друг с другом ничего общего. Мы бы просто ни на йоту не заинтересовались. Однако нам очень повезло в том, что мы развивались вместе. И сейчас Хелена часто повторяет слова, которым я ее научил: «Что бы только сказали об этом люди в твоем родном городе!»

Эрик: Мы думали об этом в связи с тем, что сейчас я бы обозначил в кавычках как «расстройство Денизы». То есть мы оба каждый день делаем сотни вещей, за которые лет десять назад упрятали бы друг друга в психушку. То, что раньше мы сочли бы безумием, теперь мы расцениваем как нормальную составляющую нашей жизни, потому что у нас изменились взгляды на жизнь.

Брак как процесс

Эрик (продолжает): Мне кажется, люди обычно говорят о браке как о некоем институте, считают брак структурой, а это не так: брак представляет собой процесс. Это ряд процессов, в которых люди участвуют, и никогда не знаешь, в каком направлении они пойдут. Но, по-моему, мы в состоянии определять, какими будут эти процессы. И когда думаешь о браке как о ряде процессов, которые люди решили выполнять, ну например: сексуальная жизнь, продолжение рода, взаимные экономические обязательства, совместный выбор местожительства и тому подобное — это ведь процессы весьма определенные. И тогда ты говоришь: «Отлично, значит, брак состоит из таких процессов, вот и все». Ты инициируешь их. Это и есть брак. Тогда у тебя будет совсем другое отношение к браку, чем если бы ты говорил: «Это социальный институт» или «Это некая структура».

Я: У меня по этому поводу вопросов нет, однако я буду только рад, если ты расскажешь об этом поподробнее.

Эрик: Когда мы говорим об успешности нашего брака, мы несколько легкомысленно к этому относимся, поскольку он действительно успешен и мы действительно счастливы, однако нам просто повезло. Мне только что исполнилось тридцать шесть, Денизе только что исполнилось тридцать четыре. Мы оба вполне здоровы, мы способные, мы очень симпатичные, мы гораздо лучше выглядим и более привлекательны сексуально, чем были в свои девятнадцать лет и в двадцать один год. Понимаешь, я имею в виду, что нам очень многое было дано, и нам не приходится сидеть и рассуждать, как замечательно мы постарались, для того чтобы у нас что-то получилось. Мы, во многих отношениях, жили в самых благоприятных условиях, просто под благословением. Да, конечно, мы в свое время приняли много правильных решений...

Дениза (перебивая): О'кей, но тем, как мы выглядим в свои тридцать четыре и тридцать шесть лет и что собой представляем, мы обязаны себе, так как мы постарались, чтобы это получилось. Множество разных вещей произошло именно потому, что мы решали совершить те или иные поступки. Мы сами решили прибегнуть к психотерапии или использовать определенные способы личностного развития. Так что мы можем поставить это себе в заслугу: я — за, ведь мы столько раз могли бы лопухнуться.

Я: Согласен с тобой, Дениза, ведь ты могла бы оказаться женщиной с изможденным лицом и поджатыми губами, а Эрик мог так и остаться тем педантом, каким он был, когда я его впервые увидел. Однако нет, вы оба совершенно преобразились. Согласитесь, что кое-какая ваша заслуга в этом есть. Если говорить о вашей внешности, я думаю, отчасти вы сами ее создали. Что же касается здоровья, вам просто повезло. Так что элемент везения здесь есть, этого я не отрицаю, но, с другой сторо-

ны, вы сами выстроили свой динамичный брак, это не случилось само собой, благодаря удаче, или вашей симпатичной внешности, или еще чему-то. Вы сами сделали себя симпатичными.

Выводы Эрика

Эрик: Я хотел бы кое-что сказать, Карл, это относительно нашего брака. Это будут оценки или своего рода анализ. Мы с Денизой в достаточной степени чужды условностям в социальном и интеллектуальном отношении, учитывая среду, в которой мы обитаем. Мы не придерживаемся протоптанных путей. А причина, почему мы можем себе позволить такую свободу, состоит в том, что мы черпаем для этого силы в собственной семье. Та сила, то могущество, то пристанище, которые дает нам наш брак, представляют для нас некий оплот, опору для деятельности, позволяющую нам обоим в очень многих социальных ситуациях выглядеть белыми воронами. И сдается мне, что это гораздо важнее, чем многие думают. Я, например, когда вижу человека, зажатого условностями, такого, знаешь ли, напуганного, неуверенного, не знающего, в каком направлении ему двигаться, все время оглядывающегося, что о нем подумают окружающие, — могу поспорить с кем угодно, что его брак окажется не слишком удовлетворительным. Иначе у него не было бы причин так себя вести. Он бы в чем-то нашел свой оплот, свою самоидентификацию и смысл своего бытия. А все остальное стало бы вторичным, каким оно и должно быть.

Я: Я полагаю, эта идея редко высказывалась, если высказывалась вообще, и, на мой взгляд, в ней содержится большая доля истины: если есть, выражаясь военным языком, надежная «операционная база», то можно позволить себе любые опасные «вылазки и рейды». А если нет, поневоле станешь очень осторожным.

Эрик: Меня не пугает возможность потерять работу. Моя самоидентификация не определяется моими учеными

степенями, публикациями, она определяется моей женой и детьми. Я хочу сказать, это гораздо сильнее, чем прочая чепуха.

Я: Такое встречается ужасно редко. (Пауза.) На этом мы закончим нашу беседу. Что касается меня, то мне было чрезвычайно приятно.

Комментарий

Некоторые из заключительных комментариев Эрика мастерски сформулированы и заслуживают внимательного повторного чтения. Этот совершенно уникальный брак прошел через разнообразные стрессовые ситуации, и благодаря этому партнеры, похоже, приобрели мудрость и жизненный опыт, который может оказаться поучительным для любого из нас.

Я хотел бы перечислить ряд особенностей их брака, которые показались мне наиболее примечательными, хотя вы могли извлечь для себя что-то другое и составить иное мнение. Для каждого из своих высказываний я указываю заголовок раздела, так что вы можете при желании вернуться к тексту, чтобы сверить свои суждения с моими.

Совершенно необычно то, что Эрик и Дениза выстроили в своем браке собственную вселенную, вместо того чтобы оглядываться на социальное окружение с вопросом, какими им быть и как себя вести. Они отнюдь не подстраивали свой брак под ожидания общественной среды, и даже круга давних и близких друзей. Каждый из супругов прислушивался к собственным жизненным ритмам, чтобы определить, какими будут их поведение и их взаимоотношения. Это рискованный способ существования (что они полностью признают), и многие просто не отважились бы на него или подвергли его сомнению. Супруги, однако, понимают, что общество или друзья могут служить своего рода убежищем от трудностей брака и

не намерены пользоваться этим убежищем (см. «Переселение первопроходцев» и «Жизнь по внутренним ритмам»).

Супруги на собственном опыте убедились в пагубных последствиях стараний жить в соответствии со стереотипами, навязанными им родителями и культурой. Хотя Дениза на протяжении пяти лет была «удовлетворена» своим браком, семьей и детьми и жила вполне по-конформистски, это не уберегло ее от «психического расстройства» (см.«Период социальных "надо"»).

Этот брак служит очень хорошей иллюстрацией того факта, что обычно молодые люди вступают в брак, переоценивая свою психологическую зрелость и недооценивая свою инфантильность. Это вполне естественно. Значение имеет лишь вопрос, как они преодолеют свою естественную неготовность к глубоким и длительным взаимоотношениям.

Глубокий конфликт, к которому могут привести различия в системе, особенно религиозных ценностей, со всей определенностью проявляется в жизни Денизы. Усугубляет его полная невозможность реального и свободного общения при слишком строгих религиозных взглядах, как было в случае с ее родителями.

Осознание супругами того факта, что их брак нередко спасали кризисы, я воспринял как самое поразительное утверждение. Отметим, что их брак спасал не кризис как таковой, а только то обстоятельство, что супруги использовали каждый кризис как возможность для личностного развития. Сознательно или бессознательно, в такие критические периоды они становились более открытыми друг для друга, более дифференцированными друг от друга, и в большей мере обособляясь в качестве независимых человеческих существ и тем самым подготавливая почву для перехода на новый уровень взаимоотношений. Описание двух типов ссор, которые у них происходили, явственно демонстрирует различие между ссорой в качестве выражения одного только ожесточения и ссорой в качестве

возможности для продвижения вперед (см. «Брак, спасенный кризисами»).

Как и в случае многих других рассмотренных нами брачных союзов, хорошо проиллюстрирована настоятельная, едва ли не отчаянная, необходимость стать личностью с внутренним центром оценивания, когда «правильность» или «неправильность» осуществляемых действий определяется соотнесением с собственным жизненным опытом, а не с суждениями окружающих. Как хорошо сформулировала Дениза, это означает научиться «доверять какой-то части себя, а затем взрастить эту часть и довести ее до полного расцвета». Довольно удивительно, что она достигла уровня, при котором была уже достаточно хорошо знакома с собственным «Я», чтобы ощутить, как сама позволяет ему расплываться, и где могла выбирать, поощрять ли ей свою психическую «болезнь» (см. «Как ты стала личностью?» и «Я могу выбрать для себя болезнь!»).

Один из вопросов, который, я уверен, вызовет у моих читателей энергичные споры, состоит в следующем: чем обусловлено стремление супругов преодолевать возникающие кризисы, не отступаясь и не убегая от них? Религиозным воспитанием? Культурными установками? Природной стойкостью? Или?..

Их собственные объяснения глубокой привязанности друг к другу кажутся мне несколько слабыми и зачастую противоречивыми. Для Денизы их связь друг с другом объясняется мистической «кармой», идущей, надо полагать, от прошлых инкарнаций. Для Эрика это результат ограниченных, но глубоко укоренившихся (с детства) представлений о нерасторжимости брака. Однако он также считает, что стремление улаживать конфликты возникает у них благодаря фантастически хорошим сексуальным отношениям. В другой момент он объясняет его через несколько загадочное биологическое сродство, образовавшееся благодаря рождению общих детей и общей ответ-

ственности за них. В качестве еще одного возможного толкования он выдвигает тот факт, что Дениза — единственная женщина, с которой ему не бывает скучно, хотя по временам она способна приводить его в ярость. Ни по отдельности, ни вместе взятые, эти предположения не кажутся мне достаточно удовлетворительным объяснением того совершенно очевидного факта, что супруги хотят сделать свой брак жизнеспособным и готовы пройти через конфликты, боль и разлад, чтобы этого добиться (см. «Связующая нить — различные точки зрения»).

Очень интересен процесс перемен в их сексуальных и любовных отношениях вне брака. Дениза впервые открыла для себя, что можно любить двух мужчин одновременно. Однако ее готовность примириться с частыми «интрижками» Эрика весьма необычна, особенно с учетом ее согласия делить своего мужчину с другой женщиной, к которой она относится тепло и дружелюбно. Но позднее, с ростом ее самостоятельности, она обнаружила, что не может допустить, чтобы Эрик вел две отдельные жизни, испытывая такую же любовь и привязанность к Маргарет, как к ней самой. Тогда Дениза, по словам Эрика, превратилась в «рассвирепевшую львицу», и он вдруг увидел в этой ее силе, в ее способности сказать «Нет!», в ее готовности, если придется, расстаться с ним, тот образ свободной и независимой личности, которую он всегда хотел в ней видеть, — личности, больше не склонной к «болезни», но способной быть полноправным партнером в жизни и любви. И он предпочел это той двойной жизни, которая прежде имела для него такую романтическую притягательность (см. «Эпизод с Маргарет» и «Сексуальные партнеры со стороны»).

Примечательно, что супруги, в конце концов, пришли к тому, что попытки вести сексуально свободную жизнь с другой парой отнимают чересчур много психологических сил, чтобы их продолжать. Они по-прежнему полагают, по крайней мере теоретически, что установление таких

взаимоотношений — сходных с групповым браком в некоторых коммунах — было бы весьма заманчивым, но и слишком трудным (см. «Сексуальные партнеры со стороны»).

Хотя каждый из супругов выразил согласие с тем, чтобы у другого был «значимый партнер» на стороне, постепенно выяснилось, что это всего лишь теория. Эрик в полной мере испытал самую примитивную ревность, когда узнал, что Дениза вступает в сексуальные отношения с другим мужчиной. А Дениза, хотя и стыдясь своих чувств, ощущала боль из-за его сексуальной связи с другой женщиной, несмотря на то что у нее самой были точно такие же связи с другими мужчинами. Она ощущала, что это не только лишает ее чего-то, принадлежащего ей по праву, но также противоречит — и здесь она употребляет выражение, очень странно звучащее в устах такой современной женщины, — «святости полового акта между супругами». Эрик подтверждает это в едва ли не лирическом описании их глубокой сексуальной гармонии. Однако он видит здесь парадокс, поскольку знает, что способен переживать такие же ощущения с другой женщиной (см. «Ревность Эрика», «Мучения и собственнические чувства Денизы» и «Парадокс»).

Таким образом, у супругов сформировалась довольно оригинальная установка. Если любой из них почувствует такое сильное влечение к партнеру или партнерше на стороне, что захочет довести его до соответствующей кульминации в сексуальном контакте, пусть так и будет. Однако они предпочитают хранить такие дела в тайне друг от друга просто потому, что откровенность принесла бы слишком много боли и обид. Но поскольку они в удивительной степени привержены полной откровенности друг с другом, такое коварство дается им нелегко, и в итоге они только строже придерживаются моногамии!

Сейчас супруги после весьма откровенных обсуждений и долгих серьезных и ответственных размышлений, а

также учитывая свой богатый опыт, решили, что будут контролировать друг друга в одном-единственном вопросе: «У нас не будет любовных связей с партнерами на стороне». Судя по их заявлениям, даже этот контроль — довольно поверхностный, однако такова их цель. Следует подчеркнуть — думаю, они первые бы со мной согласились, — что это их решение для них самих. Они не пытаются указывать другим людям, что им делать. Во всех остальных аспектах они предоставляют друг другу почти абсолютную свободу быть самодостаточной личностью, вести себя так, как сочтут нужным, не пытаясь в чем-то друг друга ограничивать. Это, безусловно, брак без придирок — может быть, ссоры в нем есть, но придирок — нет. Если в их отношениях и существуют какие-то собственнические чувства, супруги стараются их изжить, а не культивировать (см. «Что такое собственнические чувства?»).

Несомненно, старания супругов превратить сексуальные отношения, будь то в браке или на стороне, в нечто по-настоящему значительное отчасти объясняют то пренебрежение, с каким Эрик отзывается о псевдомудрецах, видящих в сексе просто способ избавиться от своих «комплексов». Он считает такой подход очень инфантильным и профанирующим отношения, которые, как он знает, могут подразумевать много большее.

С вашего позволения, я перейду к другой важной теме, прозвучавшей в высказываниях супругов. Эрик очень образно описывает ту ловушку, в которой оказывается человек, пытающийся нести прямую ответственность за психологическое состояние другого, близкого ему, человека. Не во власти Эрика проконтролировать или предотвратить «психическое расстройство» Денизы, однако он ощущает свою ответственность и сам подпадает под ее власть. Это «мартышка на его шее». Он уже несвободен совершать тот или иной поступок, поскольку из-за этого состояние Денизы может ухудшиться. Справедливо

ли будет утверждать, что Дениза неосознанно контролирует Эрика посредством своего поведения? В данной ситуации у нас, конечно, нет возможности ответить на этот вопрос. Многие родители оказываются в той же мучительной ситуации, что и Эрик, со своими подрастающими детьми. Ощущать свою полную ответственность, не располагая при этом ни властью, ни средствами контроля, которые составляют естественное дополнение к бремени ответственности, — вот ситуация, словно бы специально придуманная для пытки (см. «Эрик и ее "болезнь"»).

До какой степени эта ловушка держала Эрика в напряжении, видно по тому, как он сломался, убедившись в самостоятельности новой, сильной Денизы. Он действительно слегка «рехнулся», предоставив Денизе взять на себя ответственность за него.

Теперь Дениза способна не только быть равноправным партнером Эрика во всех смыслах этого слова, но и стать ему «матерью», когда он настроен поребячиться, или побыть безответственным, или «попсиховать». При этом она возвращает мужу его взрослый статус, когда он того пожелает. Так в полной мере проявляется ее личностная самореализация. Прежняя Дениза не имеет с сегодняшней Денизой ничего общего (см. «Похмелье»).

Возможно, будет отступлением от темы — однако очень важным для меня — замечание о том, что «нервные срывы», «психические расстройства», «раздвоения личности» и тому подобное не имеют отношения, за исключением довольно редких особых случаев, к психическим заболеваниям. Обстоятельства могут быть настолько тягостными, или конфликт может быть таким сильным, или собственное «Я» человека до такой степени неизученным или слабым, что эксцентричное поведение оказывается единственным способом существования, выживания в межличностном мире. Однако это состояние чрезвычайно далеко от органического заболевания. Попытка Денизы жить в качестве личности, сформированной ее

родителями, конфликт между такой ее личностью и личностью, приемлемой для Эрика, ее «психическое расстройство», а затем постепенное раскрытие и культивирование своего «Я» и, наконец, превращение в сильную, жизнестойкую, привлекательную женщину служат здесь классическим примером (см. «Я могу выбрать для себя болезнь!»).

С вашего позволения, я перейду теперь к другой теме, в которой отнюдь не чувствую себя экспертом. Для Эрика и Денизы совершенно ясно, что курение «травки» помогло Эрику обрести большую цельность личностного бытия, оценить богатство эмоциональных аспектов в образе жизни Денизы, сделать многие грани их взаимоотношений более насыщенными и гармоничными. Сходные рассказы я слышал и от других людей. Опыт употребления Эриком ЛСД, по-видимому, связан со значимыми переживаниями, однако отсутствуют свидетельства того, что он оказал хоть сколько-то заметное влияние на их брак. Тот сухой, рациональный, рассудочный Эрик, с которым я когда-то познакомился, превратился в эмоционального, сердечного, гармоничного человека. Если это в какой-то мере объясняется употреблением марихуаны, тогда она, безусловно, была полезна и для их брака, и для Эрика как личности (см. «Роль наркотиков»).

Любопытно отметить, что, по мнению каждого из супругов, если бы он сейчас встретил другого в прежнем возрасте (девятнадцати лет и двадцати одного года соответственно), он счел бы его абсолютно непривлекательным. Это один из признаков огромных перемен, и, думается, так и должно быть в любом развивающемся браке (см. «Молодость и "за тридцать"»).

Когда в конце беседы Эрик определил брак как ряд процессов, а не как социальный институт или структуру, я бы и сам не сказал лучше. Я могу лишь от всей души подчеркнуть это утверждение, добавить: «Аминь!» — и предложить его для повторного чтения.

Те же самые чувства я испытываю по поводу его последних высказываний. Брак, который постоянно преображается благодаря личностному развитию каждого из супругов, без сомнений, является одним из лучших источников уверенности, которые только может найти человек. Из этого пристанища он может пускаться в дерзновенные, творческие, исследовательские вылазки, свободно работать над преображением своего мира и идти на риск, так как знает, что всегда вернется в это пристанище взаимоотношений. Причем это пристанище должно постоянно находиться в изменении, в динамике процесса, а не в его статике. Основа такого цветущего спокойствия, на мой взгляд, — то лучшее, что есть в браке (см. «Брак как процесс» и «Выводы Эрика»).

Глава 9

Нити постоянства

и развития

Для меня после внимательного изучения материалов бесед с Эриком и Денизой, Диком и Гейл, Роем и Сильвией, Хэлом и Ирен, а также со всеми остальными, стало совершенно ясно, что некоторые взаимоотношения «функционируют», то есть оказываются удовлетворительными гармоничными, развивающимися и даже нерасторжимыми, а другие, иногда включающие в себя тех же самых людей, напротив, приносят лишь несчастье и кончаются отчуждением и разводом. И я спросил себя, нельзя ли здесь нащупать некие нити, которые помогут отличить одно от другого? Смогу ли я в каждых данных взаимоотношениях выявить аспекты, которые дадут мне уверенность, что эти взаимоотношения значимы для их участников и имеют шанс на длительное существование, или же другие аспекты, подразумевающие противоположный результат? Я хочу поделиться с вами своими мыслями на этот счет и надеюсь, что вы сможете прийти к собственным выводам, пусть даже отличным от моих.

Преданность? Привязанность?

Первая нить, которую я обнаружил, имеет какое-то отношение к двум словам, указанным в заголовке, хотя знак вопроса свидетельствует, что ни одно из них меня не удовлетворяет. Позвольте мне изложить вам ход моих мыслей на эту тему.

«Я люблю тебя»; «Мы любим друг друга». В этой книге мы встретили множество примеров, показывающих,

насколько эти утверждения лишены смысла в качестве хоть каких-то гарантий удовлетворительных или устойчивых взаимоотношений, — хотя они вполне могут соответствовать чувствам, переживаемым во взаимоотношениях самых недолговечных. Речь не идет о том, что сами по себе эти высказывания бессмысленны; в некий момент они могут быть абсолютно правдивы, однако мы видели — например, в истории Ирен (глава 5), — с какой легкостью они превращаются в «Я думала, что люблю тебя».

«Я думаю только о тебе и о твоем благе»; «Я забочусь о тебе больше, чем о самом себе». Чувства благородные. Однако мы видели, как они привели к катастрофе брак Джен-нифер и Джея (глава 1), и наблюдали бесплодные усилия Хэла сделать то, что пойдет на пользу его первой жене (глава 6). Какими бы прекрасными поначалу ни казались эти стремления, в них может утонуть собственное «Я» одного из партнеров, что для взаимоотношений фатально.

«Мы постараемся обустроить свой брак». Это тоже благое намерение, но несколько туманное и подразумевающее нечто статичное. Кое-что по этому поводу мы обнаружили в заключительной части беседы с Диком и Гейл (глава 2), однако прозвучало это не особенно убедительно. То, о чем они, в сущности, говорили, как правило, сводится к следующему тезису: «Мы приложим все усилия, чтобы сделать ящик, в котором живем, уютным». Этого недостаточно.

«Мы считаем институт брака священным, и он будет свят для нас»; «Мы дали друг другу обет быть вместе, пока смерть не разлучит нас». Хватит одного взгляда на статистику раздельного проживания и разводов, чтобы понять: как бы искренне супруги ни давали подобные обеты, они смогут их выполнить, только если взаимоотношения окажутся для них удовлетворительными. В противном случае они будут мучить и изводить сами себя и друг друга или нарушат свои обязательства —- а иногда все это вместе. Значение таких торжественных обещаний представляется мне практически нулевым.

«Мы созданы друг для друга; через наших детей нас соединяет глубокое биологическое сродство; мы полны решимости (вследствие полученного в детстве воспитания) сделать наш брак нерасторжимым». Такая многогранная приверженность друг другу весьма красноречиво описана Эриком и Денизой в предыдущей главе, и все же я искренне сомневаюсь, объясняется ли этими утверждениями долговечность их брака. Так много людей высказывали с такой же убежденностью все эти положения только для того, чтобы увидеть, как их взаимоотношения рассыпаются в прах или, еще того хуже, оставляют после себя осадок неизбывной горечи и высказанных или невысказанных обвинений.

«Я посвящаю себя работе над процессом наших взаимоотношений, которые так много для меня значат». Вот это, по моему мнению, уже немного ближе к сути понятия «привязанность». Здесь брачные взаимоотношения рассматриваются как продолжающийся процесс, а не как контракт. Совершаемые усилия направлены на личное удовлетворение, а не только на взаимное. Думается, яснее всего это видно в третьем браке Ирен (глава 5), когда Джо — спокойно, настойчиво, без помпы — целиком отдает себя процессу их взаимоотношений, хотя Ирен решительно отказывается это принять, правда только поначалу. Джо не намерен выслушивать ее «страшные истории» — рассказы о ее несчастном прошлом. Он сосредоточивается на процессе их нынешних взаимоотношений, и постепенно Ирен к нему присоединяется, после изумительного разговора со своим отражением в окне. С этого момента в их отношениях начинается процесс становления — они развиваются вне зависимости от обмена какими бы то ни было клятвами и от легализации брака.

Нечто подобное мы, я полагаю, видели у Бекки (глава 6), хотя, к сожалению, мы не познакомились с ее личными впечатлениями. Она инициирует процесс их взаимоотношений, потому что любит Хэла, избрала его, и постепенно он это осознает, несмотря на все препятствия,

которые только могут возникнуть в браке чернокожего с белой женщиной. Однако Бекки полна решимости выстроить эти взаимоотношения.

Так мало-помалу, в основном с помощью отсева, я пришел к формулировке, которая меня удовлетворяет, — на данный момент. Это попытка выразить словами — боюсь, слишком многословно — подлинное значение такого термина, как «привязанность» в его применении к взаимоотношениям. Данная формулировка, я убежден, описывает одну из нитей постоянства и развития в любых долговечных взаимоотношениях. Каждое слово в ней тщательно обдумано и имеет для меня большой вес:

«Каждый из нас посвящает себя совместной работе над процессом совершенствования наших нынешних взаимоотношений, потому что эти взаимоотношения сейчас обогащают нашу любовь и нашу жизнь, и мы хотим, чтобы они развивались». Насколько я понимаю, этим сказано все.

Возможно, ни в каких пояснениях нет необходимости, но мне просто трудно удержаться. Такая привязанность индивидуальна, однако постоянный, тяжелый, рискованный труд (это я постараюсь уточнить позже) по необходимости совершается вместе. Здесь признается, что взаимоотношения долговечны, только если это качество долговечности присуще им в каждый данный момент. Здесь не предпринимаются грандиозные попытки выявить прошлые или будущие затруднения, за исключением тех, которые делают совместную жизнь несчастливой в настоящее время. Взаимоотношения рассматриваются здесь как струящийся поток, а не статичная структура, которую можно было бы принять как данность. В центре внимания находится не столько партнер и не столько сам индивидуум (хотя об этом я тоже выскажусь позже), сколько собственно взаимоотношения, связанные с совместной жизнью и любовью между двумя людьми сейчас. Таким образом, здесь мы приближаемся к тому идеалу, который так хорошо описал Бубер и который, возможно, пострадает от сокращения цитаты, однако для меня чрезвычайно важны даже несколько фраз:

«Первичные слова Я—Ты могут быть высказаны только целостным существом... Когда человек говорит Ты, он ничего не имеет в качестве своего объекта... Он обретает свой статус в отношениях... Ты не имеет пределов (во взаимоотношениях Я—Ты). Никакая фальшь сюда не проникает; здесь колыбель Подлинной Жизни» (Buber, 1937, р. 3, 4, 7).

Когда преданность и привязанность достигаются таким способом, какой мне в конце концов удалось сформулировать, тогда, я верю, они становятся той колыбелью, в которой могут начать свое развитие подлинные близкие взаимоотношения.

Общение

Какой клубок разноречивых и противоречивых представлений ассоциируется с этим словом! Что оно только не означает! «Передай мне масло». Это общение, причем такое, дальше которого у многих супругов дело не идет. «Мама всегда говорила, что ты — скотина, и так оно и есть!» Это тоже нужно рассматривать как общение, и подобные обвинения, суждения, оценки способны, наверное, повредить взаимоотношениям больше, чем любой другой известный мне фактор. Или вспомним Сильвию, молча, без единого слова, любовно проводящую своими длинными волосами по спине Роя — это ведь тоже общение, как и безропотный взгляд, или брезгливая мина, или защитное движение первой жены Хэла, когда он хотел поцеловать ее. Невербальное общение бывает весьма выразительным.

Так что утверждать, что в браке должно быть достаточно общения, — это, в сущности, почти ничего не сказать. В любом браке, к счастью или к несчастью, происходит какое-то общение, вербальное или невербальное. И все же в этих наслоениях смыслов я обнаружил нить развития, значительно повышающего шансы на прочность отношений, на счастье. Давайте посмотрим, смогу ли я вытянуть ее, чтобы внести ясность, — прибегая, вероятно, к примерам не только положительным, но и отрицательным.

Приверженность процессу совершенствования взаимоотношений (то, что я недавно попытался сформулировать) в каком-то смысле является основой для лучшего способа общения. Однако общение обусловлено многими компонентами.

Повторяющиеся чувства

Я, пожалуй, приведу самый заурядный пример. Мужу давно не нравится, как его жена выглядит во время завтрака, — неумытая, в мятом халате, с бигуди на голове. Если он будет постоянно копить в себе эти чувства, они однажды найдут свой выход — скорее всего, в виде раздраженного упрека, например: «Почему ты по утрам вы-глядишь как ханыга?» Однако если он в достаточной мере отдает себе отчет в том, какие чувства возникают у него внутри, тогда после нескольких повторов этого своего ощущения он сможет выразить суть дела с точки зрения того, что происходит с ним: «Знаешь, я понял, что мне не нравится, как ты выглядишь по утрам». Это, безусловно, вызовет отклик, и, хотя не исключено, что последующее общение будет не слишком приятным, каждый из супругов сможет многое узнать о другом, если им удастся и дальше говорить только о своих чувствах, а не упрекать друг друга. Это не фокус и не психологическая техника — в таком качестве этот стиль общения привел бы к полному провалу. Но если основываться строго на внутренней установке: «Я хочу рассказать тебе о себе и о своих чувствах, даже если не все они положительны», — тогда практически можно гарантировать конструктивное продолжение.

Риск

Такое общение всегда предполагает риск. Вы раскрываете до тех пор неизвестную — и потому уязвимую — грань самого себя. Когда женщина, набрав в грудь воздуха, решается рискнуть и говорит своему партнеру: «Не знаю, в ком тут дело, в тебе или во мне самой, но я, в сущности, не

получаю настоящего удовлетворения от наших сексуальных отношений», — она тем самым совершает два поступка. Она подвергает риску сами взаимоотношения ради возможности их развития, а также раскрывает опасливо прячущуюся часть своего «Я», которая может быть отвергнута, или неверно истолкована, или превращена в мишень для обвинений, — словом, ставит взаимоотношения на кон. Однако опровергнуть ее высказывание невозможно. Только она сама может знать, насколько оно соответствует действительности. И оно может стать исходным фактом, перед которым поставлен каждый из супругов и который побуждает их к глубокому общению.

В предыдущих главах мы видели немало тому примеров. И Дик, и Гейл с такой легкостью умеют упрекать друг друга, но, выражая собственные чувства, связанные с сексом, встречают сочувствие и понимание партнера (глава 2). Ирен, отчаянно, всеми способами пытавшаяся создать ложный образ самой себя, в том числе с помощью имитации оргазма, постепенно приходит к умиротворенности, рассказав обо всех ужасах, которые видит в самой себе, и в ответ находит лишь любовь (глава 5).

У такого предельно уязвимого общения существует один эффект, в который большинство людей просто не могут поверить, пока сами с ним не столкнутся. Он заключается в том, что раскрытие самых глубоких чувств, которые только можно найти в своем «Я», почти неизбежно вызывает в ответ аналогичную откровенность. Когда Пег рассказывает своему мужу все, что может, о том, какая она ужасная, он в ответ делится чувствами, которые испытывагт к самому себе, и она обнаруживает, что «он тоже адски мучился» (глава 1). После такого общения остается огромный задел волнующих и впечатляющих открытий, на которые можно опираться, чтобы совершенствовать процесс взаимоотношений.

Одна из самых счастливых особенностей того стиля общения, о котором я говорю, состоит в том, что такое общение может начать один из партнеров. Это, конечно, требует отваги, но это возможно.

Вот чем закончилась моя попытка как можно лаконичнее сформулировать различные трудноуловимые тонкости второй нити, ведущей к развивающемуся партнерству. И опять же, это далеко не случайное высказывание.

«Я подвергну себя риску, стараясь раскрыть своему партнеру любые постоянно возникающие у меня чувства, позитивные или негативные, во всей глубине, какая только доступна моему собственному пониманию, в качестве живой, актуальной части меня самого. Затем я продолжу рисковать, приложив всю свою способность к сопереживанию, чтобы понять его или ее отклик, — окажется ли он обвинительным и критическим или сочувственным и откровенным».

Я бы хотел сократить и это высказывание, однако моя привычка к систематическому мышлению требует от меня учета всех мыслимых ситуаций. Как бы то ни было, я убежден, что вы обнаружите — ив этой книге, и в окружающей вас жизни, — что в тех случаях, когда наблюдается, хотя бы в зачаточном виде, это сложное явление откровенного, рискованного, внимательного общения, шансы на развивающиеся, раскрепощающие взаимоотношения неизмеримо возрастают. Особенно это заметно на примере третьего брака Ирен, а также брака Эрика и Денизы, но это должно прослеживаться и в любых взаимоотношениях, имеющих тенденцию перейти в режим процесса, то есть динамики, а не статики. Чем меньше скрытого остается во взаимоотношениях (копание в прошлом не в счет), тем лучше подготовлена почва для изменения и развития. И один из партнеров способен ввести этот мяч в игру, хотя, если общение долгое время продолжается в качестве игры в одни ворота, перспективы развития становятся сомнительными.

Отмирание социальных ролей

Один из факторов, который, как мы видели, может играть и положительную, и отрицательную роль в зависимости от придаваемого ему значения, — это набор

социальных ожиданий, присущих данной культуре или субкультуре. Жизнь, выстроенная согласно ролевым ожиданиям, представляется полностью не совместимой со взаимоотношениями, которые к чему-то движутся, находятся в процессе развития. Будем ли мы говорить о женщине из Тепоцтлана, покорной своему мужу, потому что это само собой разумеется, или о Джоан, вышедшей замуж за Макса, потому что этого ждали от нее родители и друзья, или о Дике и Гейл, которые после свадьбы внезапно обнаружили, что очутились в новых «ящиках», сколоченных не ими самими, в любом случае мы будем говорить о взаимоотношениях, которые статичны или катятся в пропасть.

Итак, в тех брачных союзах, которые стремятся к тому, чтобы стать гармоничными и успешными, ролевые ожидания имеют все меньшее и меньшее значение, пока, как в случае Эрика и Денизы, не исчезают практически полностью. Следовать (в большей или меньшей степени слепо) ролевым ожиданиям со стороны родителей или религии, своей культуры означает привести к краху специфически идущий процесс развивающихся взаимоотношений.

Это не значит, что все подобные ожидания сами по себе «плохи». В самом деле, человек может по зрелом размышлении выбрать такой образ действий, который его родители тоже считают мудрым. Но он делает это потому, что он так выбрал, а не потому, что этого ждут от него родители. И в связи с этим возникает одна хитрость: действительно ли ваши собственные чувства, ваши «естественные ритмы» склонили вас к такому образу действий или же вы дурачите самого себя, уверяя, будто бы таков ваш свободный выбор? Разобраться в своих чувствах не так-то легко. В сущности, на это уходит вся жизнь. Однако в той степени, в какой вы способны прислушиваться к собственному организму и двигаться в том направлении, которое представляется правильным и ему, и вам, в такой степени вы отходите от поведения,

9 - 5001

определяемого ролевыми ожиданиями. И в той же самой степени вы приближаетесь к сложности подлинных взаимоотношений, к гармонии совместной жизни, которая совсем не так проста, как жизнь в соответствии с ролевыми ожиданиями, но которая гораздо более удовлетворительна. Итак, на мой взгляд, это еще одна нить, объединяющая те взаимоотношения, которые находятся в процессе становления. Партнеры не позволяют себе следовать шаблону ролевых ожиданий, какими бы авторитетными те ни казались: «Мы будем жить в соответствии с собственным выбором, с самыми глубокими ощущениями нашего внутреннего существа, на какие мы только способны, но мы не будем подстраиваться под те пожелания, предписания и социальные роли, которые окружающие с таким усердием нам навязывают».

Становясь самостоятельной личностью

Во взаимоотношениях, представляющих собой процесс, один из самых важных факторов, ответственных за их подлинное развитие, может показаться и одним из самых парадоксальных. Суть дела заключается в следующем: когда каждому из партнеров удается в большей степени стать самостоятельной личностью, взаимоотношения становятся более гармоничными. Это почти то же самое, что сказать: чем независимее вы становитесь, тем больше появляется шансов на прочность вашего союза. Не следует это воспринимать слишком буквально, ведь очевидно, что точно так же может произойти и обратное. Однако почти каждый пример в нашей книге служит тому подтверждением. Живые взаимоотношения образованы двумя людьми, каждый из которых обладает собственной индивидуальностью, ценит ее и развивает. Лучше всего это иллюстрируется примером Эрика и Денизы. Когда Дениза делает первые запинающиеся шаги, уходя от прежнего своего несамостоятельного существа, сформированного ее родителями или Эриком, их брак выигрывает в своем развитии. По мере

того как она превращается в сильную и независимую личность, каждый шаг в этом направлении идет на пользу взаимоотношениям. Но что это означает — стать самостоятельной личностью? Попробую сформулировать, что это означает для меня.

Выявление собственного «Я»

В первую очередь это значит, что он/она (замучи этот мужской/женский род местоимений!) все время старается приблизиться к своему внутреннему существу, к большей близости и осведомленности — с тем и о том, что происходит внутри него самого. История Джоан — короткий и драматический пример того, как женщина узнает — слишком поздно для ее первого брака, — что у нее существуют чувства и что им вполне можно доверяться (см. главу 1). Каждый индивидуум, в конце концов, обнаруживает, что его внутренние ощущения настолько сложны и разнообразны, что вызывают совершенно различные реакции — от неконтролируемых и «сумасшедших» до стабильных и социально одобряемых.

Признание самого себя

Человек приходит к признанию в качестве подлинной части самого себя всей этой изменчивой сложности — этой безумной мозаики своих особенностей, которых ему нечего стыдиться. Он начинает владеть собой — весьма ценное приобретение. Чем больше он владеет собой, тем больше он может быть собой. Чаще всего я наблюдал этот процесс во время психотерапии или групповых тренингов, однако с тем же успехом он мог бы происходить в нашей системе образования, если бы мы только осознали, что помогать личностям стать личностями — задача гораздо более фундаментальная, чем помогать им стать математиками или переводчиками с французского или кем-нибудь еще.

Итак, если участвующая во взаимоотношениях личность с приязнью смотрит на все свои ужасные, ненормальные, отвратительные, трогательные, симпатичные и сильные стороны, то она в большей степени пригодна для взаимоотношений. Ирен и Джо из главы 5 — классический пример, стоящий повторного чтения. Однако проследить, как медленно продвигается к успеху Дениза (см. главу 8) или Рой и Сильвия (см. главу 3), значит понять, какой это сложный, многолетний и многотрудный процесс. Он подтверждает как возможность причинения боли взаимоотношениями, так и восхитительный шарм их непредсказуемости. Когда две неповторимые личности живут вместе, в близости и общении, — это что-то!

Отбрасывание масок

Практически без слов ясно, что в этом процессе он и она отказываются от фасадов, брони самозащиты и притворства. Она — уже не испуганный недоразвившийся ребенок, прячущийся под маской искушенной светской женщины. Он может показаться живым экземпляром «мачо» (от исп. — мужчина, характеризующийся напускной напористостью, агрессивностью, доминантностью. — Прим. перев.), образцом сверхмужественности, сверхсилы, но ему нет нужды отгораживаться фасадом. Внутри он зачастую оказывается ребенком, беспомощным, нуждающимся в материнской опеке, точно так же как ей по временам нужна поддержка отца, которая так много значит для испуганной маленькой девочки. Каждый может быть таким, каким временами бывает, не опасаясь, что придется застыть в этой форме навеки. Я часто предлагаю людям быть добрыми, ласковыми и заботливыми по отношению к ребенку, который всегда живет у них внутри. И если моя партнерша тоже сможет любить этого мальчишку, часть меня, это будет вдвойне хорошо и заодно поможет мне быть тем мужчиной, каким я себя ощущаю.

Освоение ценностей

Каждый из партнеров развивает в себе то, что я назвал бы «внутренним оценочным центром». Этим я хочу сказать, что ценность или значение всего, переживаемого вами на опыте, определяются не тем, что говорит ваш партнер, не суждениями ваших родителей, не правилами вашей церкви, не привитыми в школе взглядами, но одним лишь «ощущением», возникающим на самых глубоких уровнях вашего существа. Например, все эти внешние влияния, которые я сейчас перечислил, могут клонить к тому, что имеющаяся налицо ситуация с вашим супружеским сексом правильна, законна и естественна и только доказывает любовь. Всё это вы знаете. И все-таки вы можете, в самых укромных уголках вашего существа, знать еще и то, что на самом деле это манипулирование одного партнера другим, что это лишь притворство, обман, не имеющие к настоящей любви никакого отношения. Коль скоро у вас есть внутренний центр оценивания, вы полагаетесь именно на такие суждения и именно они обусловливают ваше дальнейшее поведение. Тем самым также предполагается, что вами не управляют те «надо» и «нельзя», которые наша культура во всех ее аспектах с такой готовностью подставляет вместо ценностей, обнаруженных вами в себе и для себя.

Когда личность развивается во всех описанных мною направлениях, становясь самостоятельной и неповторимой, тогда человек представляет собой достойного партнера — не раба и не рабовладельца, не тень и не эхо, не всегда начальника и не всегда подчиненного, не самоуверенного типа «понятно, какой я» и, уж бесспорно, как указал Эрик, не того, с кем бывает скучно.

Развитие обоих партнеров

И наконец, усилия, направленные на пробуждение подлинного собственного «Я», настолько себя оправдывают, что почти неизбежно вы будете уговаривать и поощрять

своего партнера последовать вашему примеру и радоваться каждому сделанному им шагу. Так приятно развиваться вместе, жить двумя неповторимыми и сплетающимися жизнями!

Должен добавить, что в случае, когда это развитие самостоятельной личности происходит только с одним из партнеров, не поощряется и не культивируется в другом, тогда увеличивающаяся дистанция между партнерами может стать непреодолимой и взаимоотношения, катящиеся прямо в пропасть, сможет спасти разве что чудо.

«Возможно»

Я хотел бы предложить, как и в предыдущих разделах, свою личную формулировку этого последнего фактора, этой вплетенной во взаимоотношения упрочняющей нити. Выбор слов опять не был легким.

«Возможно, я сумею лучше узнать и приблизиться к тому, что я в действительности представляю собой глубоко внутри. Испытывая ли ярость или ужас, чувствуя ли любовь и доброту, бывая ли обаятельным и сильным или не знающим удержу и отвратительным, — я не стану скрывать эти чувства от самого себя. Возможно, я смогу высоко оценить себя во всей своей многогранности. Возможно, я смогу стать более похожим на того, кем являюсь внутри. В таком случае я смогу жить в согласии с собственными, усвоенными на опыте, ценностями, хотя и помня обо всех нормах общества. Тогда — со всей этой многогранностью чувств, представлений и ценностей — я смогу участвовать в отношениях с моим партнером — быть достаточно свободным, чтобы выказывать свою любовь, свой гнев и свою нежность такими, какими они существуют во мне. Может быть, тогда я смогу быть настоящим партнером, поскольку я на пути к превращению в подлинную личность. И надеюсь, я смогу побудить моего партнера встать на его собственный путь, ведущий к раскрытию его неповторимой личности, с которой нас объединит любовь».

Только четыре?

Я искренне уверен, что мог бы найти много таких «нитей», которые укрепляют взаимоотношения в смысле их обогащения, а не связывания обязательствами. Однако те четыре нити, которые я описал, — это все, что я предлагаю. О некоторых вещах яснее извещает их отсутствие, нежели присутствие. Возьмем, к примеру, «взаимное удовлетворение в сексуальных отношениях», зачастую расцениваемое как sine qua поп (лат. — букв, «без чего нет», совершенно необходимое, непременное условие. — Прим. перев.) устойчивых взаимоотношений. Однако я не вижу, чтобы оно само по себе имело фундаментальное значение. Оно почти наверняка может быть достигнуто, коль скоро во взаимоотношениях прослеживаются наши четыре тоненькие ниточки. Поэтому я опускаю множество поверхностных признаков, которые часто предлагаются для описания «успешного» брака. Мне кажется, что я сумел выявить четыре элемента, более фундаментальные для причинно-следственных связей, обусловливающие процесс становления взаимоотношений, — это приверженность самому процессу взаимоотношений, риск откровенного общения на уровне глубоких внутренних чувств, отказ от жизни в соответствии с социальными ролями и стремление выявить и раскрыть свою подлинную и неповторимую личность.

Впрочем, я не тешу себя иллюзиями и не считаю данный анализ абсолютно верным или единственно верным. Я надеюсь, что вы сможете найти свои решения.

Глава 10 Так что же? Как нам быть?

Позвольте мне на время забыть о браке и о его всевозможных альтернативных вариантах, чтобы попробовать подобраться к проблеме под новым углом.

Экспериментальная лаборатория является одним из базовых элементов американского общества. Врачи и их технические коллеги тратят колоссальное количество труда и денег, исследуя причины и способы лечения или компенсации разнообразных отклонений от нормы в человеческом организме. Правительство увеличивает ассигнования на изучение онкологических заболеваний. Фармацевтические компании расходуют миллионы, а правительство добавляет к ним еще много новых миллионов, чтобы найти новые способы лечения болезни с помощью лекарств и выявить побочные эффекты и другие недостатки некоторых существующих лекарств. Это происходит потому, что мы больше не считаем мор и эпидемии проявлениями Божьего гнева, которые нужно принимать безропотно.

У нас есть космические лаборатории, посвятившие себя проблемам космических путешествий и освоения космоса, дорогой ценой научившиеся предотвращать любые человеческие ошибки и отказы техники. Миллиардов долларов недостаточно для поддержки этих дерзких исследовательских проектов, итог которых никто не может предсказать. Люди выходят в космос вопреки традиционному убеждению, что человек прикован к своей планете.

Автомобильные компании располагают самыми совершенными лабораториями, в которых исследуются все ас-

пекты конструкции современного автомобиля с целью улучшить ее, устранить недостатки и сделать езду более безопасной. Без особых правительственных понуканий они даже отзывают из продажи тысячи и тысячи автомобилей, которые могут оказаться небезопасными, хотя вероятность такого несчастного случая не превышает одной стотысячной. Мы прошли долгий путь от насмешек над автомобилистами: «Купил бы себе лошадь!» И прошли мы эту дистанцию благодаря свободно осуществляемым лабораторным экспериментам.

Любая современная отрасль промышленности оценивается, среди прочего, и по объему инвестиций в НИОКР — научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Общепризнано, что компания не может преуспевать, если не исправляет прошлых ошибок, не изыскивает новых возможностей, не изучает новых материалов для своей продукции.

Что касается сельского хозяйства, банальностью стало утверждение о том, что современная агрикультура, невероятно повысившая урожаи зерновых, производство молока, мяса и прочих продуктов, не могла бы обойтись без несметного количества институтов и лабораторий — правительственных, коммерческих, частных, — изучающих как прошлые ошибки, так и будущие возможности и поддерживаемых многочисленными финансовыми фондами.

Нет нужды в дальнейших примерах. Эксперименты играют ведущую роль во всех наших технических достижениях, и неважно, сколько традиций бывает при этом ниспровержено. Они не только признаны обществом, но и финансируются серьезными людьми и вызывают восхищение у публики. Игра называется «прогресс», и, практически без исключений, это общеизвестно и общепризнано. Все знают о революциях в здравоохранении, в сельском хозяйстве, на производстве, в военной технике, в космической технике. Мы прекрасно понимаем, что эти ненасильственные революции привнесли невероятные изменения в наш образ жизни.

Теперь давайте вернемся к теме данной книги. Брак и «нуклеарная семья» представляют собой нежизнеспособный общественный институт, малоперспективный образ жизни. Никто ведь не станет доказывать, что эта область переживает грандиозный расцвет. Нам нужны лаборатории, эксперименты, чтобы попытаться избежать прошлых ошибок и найти новые подходы.

Убежден, что в этой книге мы видели, какой масштабный лабораторный опыт в этой области осуществляется нашей молодежью. Проводятся необъявляемые и непро-славляемые исследования и эксперименты, в жизнь воплощаются новые представления о взаимоотношениях, о новых типах партнерства, люди учатся на своих ошибках и извлекают пользу из своих успехов. Они конструируют альтернативные варианты, новое будущее для находящихся в самом критическом состоянии институтов нашего общества — брака и «нуклеарной семьи». Неужели правительство поддерживает эти лаборатории своими многомиллиардными ассигнованиями, а молодые люди пользуются всеобщим уважением за эти эксперименты с новыми ценностями и новыми подходами? Эта тихая, ненасильственная революция встречает сочувствие у неравнодушной публики? Как бы не так! Каждый знает, что все обстоит в точности наоборот. Изменения в этой сфере так нас страшат, что мы ищем врагов под каждой кроватью, — нет, точнее будет сказать, в каждой кровати. Мы издаем законы и постановления, чтобы задушить этот расцветающий и многообещающий эксперимент. Мы способны только указывать на ошибки экспериментаторов и слишком напуганы, чтобы увидеть их успехи. Мы изо всех сил стараемся перекрыть кислород всякому, кто осмелится ставить эксперименты по изменению института брака. В этом отношении мы вернулись в средневековье, когда ученых — Галилея, например, — судили, признавали виновными в совершении открытия и вынуждали отречься. Мы по-прежнему считаем, что традиции, религиозные предписания и моральные кодексы, доставшиеся нам от прошлого, нару-

шить немыслимо и горе тому, чьи ценности, открытия или образ жизни им противоречат.

На мой взгляд, для нас пришло время и в этой сфере совершить переход к Двадцатому Веку, с большой буквы. Пришло время осознавать и уважать тот факт, что ненасильственные революционные эксперименты, как и эволюционные, являются счастливым, а не достойным сожаления аспектом нашей культурной жизни. Сможем ли мы признать тот факт, что и здесь речь идет о прогрессе и что нам отчаянно нужна точно такая же революция в сфере живых взаимоотношений и семейной жизни, какая произошла в промышленности, сельском хозяйстве, авиации, космонавтике и всех остальных областях? Сможем ли мы уважать наших исследователей? Это самый важный вопрос для нас. А если мы ответим «да», то что мы должны делать?

Свобода экспериментировать со взаимоотношениями

Глядя на перечень людей, чьи невероятно честные рассказы я поместил в эту книгу, я поражаюсь тому, что подавляющее их большинство в своих поисках лучших взаимоотношений по сути дела совершили — или совершают в данный момент — действия, явно противоправные с точки зрения федеральных законов, законов штата или местных постановлений. То, о чем вы прочитали на предыдущих страницах, можно определить, прибегая к старомодным обозначениям: «жизнь во грехе», «нарушение супружеской верности», «распутное и бесстыдное поведение», «прелюбодеяние», «гомосексуализм», «употребление запрещенных препаратов», даже «проституция», хотя, когда речь идет о действиях, совершаемых индивидуумом в его стремлении найти новые, лучшие, взаимоотношения, старомодные обозначения, откровенно говоря, просто смешны.

Итак, не исключено, что у нас, у нашей культуры, есть возможность сделать в поддержку этого чрезвычайно

ценного эксперимента, этих смелых экспедиций в новый космос взаимоотношений хотя бы одну вещь, а именно: избавить от нависающей тени нравственного осуждения и уголовного преследования.

Если бы нам только набраться храбрости и сказать: «Мы не будем вмешиваться», — это уже был бы значительный прогресс в нашем признании существующей реальности. Допустим, мы бы приняли билль, гласящий, что взаимоотношения любого типа, установленные взрослыми людьми по взаимному согласию, отныне являются абсолютно законными, при условии, что это не причиняет непосредственного вреда третьим лицам. Это способствовало бы открытым, а не подпольным исследованиям и позволило бы всем экспериментам в области взаимоотношений стать гласными и легальными. Не знаю, способны ли мы, наша культура, на подобный шаг? «Перемены» и «свобода», особенно когда они понимаются всерьез, — это слова, способные вызвать у американской общественности дрожь в коленках. Нам, похоже, тошно вспоминать, что наша нация сформирована сторонниками революций как ненасильственных, так и насильственных. И нам, наверное, слишком боязно будет сказать участникам взаимоотношений произвольного типа: «У вас есть свобода; мы признаем неизбежность и потенциальную полезность перемен». Однако я убежден, что общество, если бы набралось храбрости сказать хотя бы это, тем самым подготовило бы почву для революции в браке и взаимоотношениях.

Обучение межличностным взаимодействиям, общению между людьми

Одной из особенностей, которая привлекла мое внимание в столь многих примерах брачных союзов из этой книги, как и в других известных мне примерах, заключается в том, что молодые люди вступают во взаимоотношения даже без самого туманного представления о том, как жить в межличностном взаимодействии с другими людьми, —

буквально без какого бы то ни было опыта реальной межличностной коммуникации и общения. Иногда мне кажется, что наша образовательная система одной из своих главных целей ставит воспитание людей, предназначенных для жизни в изолированных клетках.

Пребывая в мечтательном настроении, я размышляю., не слишком ли самонадеянно будет обратиться к представителям нашей образовательной системы с просьбой уделить внимание еще одной, новой, цели в дополнение к тем, которые сформулированы ими с такой интеллектуальной отточенностью. Я думаю о том, согласятся ли они не только поверить, но и подтвердить на деле, что одна из целей образования — научить молодых людей жить в качестве личностей среди других личностей.

В сущности, эта моя мечта кажется мне достаточно скромной. Для ее воплощения в жизнь не потребуется вложения значительных ассигнований, построения новых зданий, расширения штата учителей. Нам просто пришлось бы изменить мышление школьных учителей, климат в школьных помещениях и — возможно, это самая трудная задача — мышление школьной администрации.

Если бы все учителя и преподаватели в начальной, средней и высшей школе смогли бы осознать и признать тот факт, что они являются обычными людьми, которым свойственно ошибаться, имеющими дело с другими людьми, которым тоже свойственно ошибаться, наша образовательная система уже наутро претерпела бы революционный переворот. Если бы только они признали, что общение между людьми — такая штука, которой предстоит продолжаться на протяжении всей их жизни и их учеников, тогда, может быть, они согласились бы включить практику реального, открытого, сочувственного общения в образовательную программу. Это стало бы грандиозной отправной точкой, начальной подготовкой для жизни среди людей.

Однако даже такие предложения нередко вызывают, как мне известно, непреодолимый страх у учителей и

I

администрации. Для учителя стать личностью, общающейся со своими учениками, означает раскрыться в качестве уязвимого человека, подверженного смене настроений, имеющего свои чувства, способного ошибаться, изредка чувствующего вдохновение. Исчезнет несменяемая и неизменная маска непогрешимости, которая представляет собой самое ценное достояние почти каждого учителя (см. в Dillon, Personal Teaching, 1971, рассказ автора о собственных первых попытках автора сбросить подобную маску).

Однако я, как и другие, особенно в последние годы, уже писал о такой возможности гуманизации школ, и мне не хотелось бы повторяться. Так что если вы заинтересовались, обратитесь к книгам: Rogers, 1969; Lyon, 1970; Leonard, 1968; Herndon, 1968, и многим другим, ссылки на которые вы найдете в этой литературе.

Теперь я хотел бы высказать новое предложение, которое мне самому не доводилось встречать раньше. Если группа серьезно настроенных родителей захочет основать «учебную лабораторию» для своих детей, почему не дать им лицензию на пробы и эксперименты? Период обучения можно ограничить пятью годами, если уж только так удастся удовлетворить бюрократов, но вообще-то мы могли бы, за исключением разумных медицинских и санитарных мер предосторожности, освободить эту группу родителей от вмешательства всякой государственной регуляции относительно программы, экзаменов, аттестации — от всего калечащего полутюремного режима. Кто мог бы протестовать против этого? Существуют только две причины. Если мы не доверяем желанию родителей дать своим детям все самое лучшее, тогда мы будем против. Если мы как бюрократы опасаемся, что в конечном итоге это может угрожать нашему статусу и всей старательно выстроенной системе аттестации учителей, одобрения учебников, а также старой гвардии педагогов, мы будем против. Однако при этом мы потеряем бесценную возможность внести разнообразие в нашу систему образования, гуманизировать ее, открыть новые перспективы. И дети, и

родители наверняка могли бы чему-то научиться в рамках такого эксперимента. Надеюсь, нас не испугает, что в таких лабораториях будут иметь место эмоциональное развитие, честное выражение своих чувств и содержательное обучение.

Обучение взаимоотношениям

В настоящее время планы ввести сексуальное воспитание в школах вызвали фурор, и если это осуществится, то, безусловно, путем прямого и честного обсуждения людьми, каждый из которых представляет собой подлинную личность.

Но еще важнее, на мой взгляд, обучение искусству взаимоотношений. Сегодня молодой человек может получить диплом колледжа, ни в малейшей степени не научившись тому, как общаться с людьми, улаживать конфликты и справляться со своим раздражением и другими негативными чувствами. Он может не иметь никакого представления о том факте, что каждому мужчине отчасти свойственны женственность, беспомощность, инфантильность, а каждой женщине — сила, независимость, зрелость, и наоборот в каждом случае.

Прочитав эту книгу, нельзя не осознать, что в современном браке, хотя бы он и представлял собой грандиозный эксперимент, супруги зачастую совершенно не подготовлены к тому, чтобы быть друг для друга партнерами. Скольких страданий, угрызений совести и ошибок можно было бы избежать, если бы молодые люди прошли хоть какое-то элементарное обучение перед тем, как вступать в такие взаимоотношения.

И снова вы, наверное, спросите: «Как это можно осуществить?», и снова у меня появится ощущение, что культура, которая уже добивается успехов в борьбе со смогом, во всяком случае могла бы хоть что-то сделать, чтобы развеять туман, окутывающий для новичков тайны взаимоотношений. Если, скажем, групповые тренинги для

преподавателей и студентов, проводимые людьми, умеющими не причинять психологического ущерба (а мы уже кое-что об этом знаем), могли бы стать частью учебного процесса, тогда было бы достигнуто многое. Раскрытие своих подлинных чувств, как позитивных, так и негативных, разрешение конфликтов и противоречий, пути к примирению с самим собой — всему этому можно научить, хотя бы в малой степени (Rogers, 1970). А если разработать средства для последующего адекватного и интеллигентного сопровождения, эти достижения можно закрепить.

Однако я описываю это лишь в качестве одного из путей — их может быть намного больше. А вдруг окажутся полезными класс творческого танца или занятия живописью и литературой? Главное, по-моему, чтобы обучение было эмпирическим, — образование «только выше воротничка» окажется совершенно недостаточным для участия в живых, изменяющихся и развивающихся взаимоотношениях.

Брак и семья как учебный ресурс

Однако мы можем дать образование для участия в межличностных взаимоотношениях не только в рамках нашей образовательной системы. Существуют различные ресурсы, в число которых входит и сама семья.

Одним из самых многообещающих — по причине наиболее непосредственной связи с проблемой — способов выглядят групповые тренинги, проводимые для молодых людей, которые «ходят вместе», готовятся вступить в брак или просто жить друг с другом. В таких обстоятельствах, как я убедился на собственном опыте, возможности весьма велики. При наличии организатора таких занятий — человека, не склонного к оценкам и умеющего помогать другим, — молодые люди смогут свободно исследовать свои различающиеся ожидания по поводу того, каковы они сами и какими будут их взаимоотношения, выявлять свои пересекающиеся цели и желания, а также самостоятель-

ные силы и возможности взаимной поддержки и помощи друг другу. Здесь может возникнуть общение на самых глубоких уровнях и могут быть предотвращены будущие трудности (см. Rogers, 1970, — общее описание таких групповых занятий и их результатов).

Мне вспоминается одна юная пара, посещавшая проводимые мною групповые тренинги. Он ощущал свое огромное превосходство над ней, чем приводил ее в шоковое состояние, и, кроме того, оба они обнаружили, что их ожидания относительно будущего брака чрезвычайно различаются. Они уже давно были друг к другу неравнодушны, некоторое время жили вместе, и все же ни один из них, по сути, никогда не раскрывал своего внутреннего «Я» другому. В то время я понимал, что результат их взаимного знакомства с весьма различающимися чувствами друг друга может быть только положительным. Или они решат, что не созданы друг для друга и «разбегутся», прежде чем получат серьезные травмы, или продолжат в общении улаживать между собой эти проблемы своих взаимоотношений. Письма, приглашение на свадьбу и рождественские открытки в последующие несколько лет засвидетельствовали, что имел место второй вариант. Таким оказался результат более открытого общения между близкими людьми.

Итак, занятия непосредственно с молодыми людьми, собирающимися вступить в брак, в условиях, располагающих к откровенному и искреннему общению, — это один из важных способов помочь им выстроить более прочные взаимоотношения.

Все большее распространение получают занятия для супружеских пар, где подходы и оказываемая помощь сходны с теми, что я только что описывал. Эти занятия могут принести многим супругам значительную пользу, но в случае глубокого разлада и плохой совместимости супругов они могут спровоцировать их отдаление друг от друга или развод. Однако для подавляющего большинства это будет только способствовать межличностному общению,

готовности открыто говорить о трудностях и улаживать их, лучшему осознанию своих слабых и сильных сторон.

Еще один связанный с семьей подход — это организация чисто семейных тренингов, проводимых на регулярной основе, когда каждый член семьи имеет право сполна высказать свои жалобы, обиды или свои добрые чувства в адрес любого другого члена семьи. Очевидно, по крайней мере, один из родителей должен уметь воспринимать, понимать и признавать такие чувства, коль скоро мы предусматриваем хоть какую-то возможность успеха для подобных попыток. И когда удается установить такую атмосферу признания, тогда не только родители узнают — зачастую впервые — о некоторых самых глубоких чувствах своих детей по отношению к ним самим и друг к другу, но и дети узнают о чувствах своих родителей. И опять же нередко оказывается, что дети впервые видят в своих родителях обыкновенных людей — подверженных ошибкам и сменам настроения, склонных то к любованию, то к критике, — и понимают, что те не просто «взрослые», то есть существа, недоступные пониманию молодежи.

На одной из кассет перечисленных в библиографии серий мать семейства рассказывает о волнующем событии, которое произошло, когда они впервые провели семейный тренинг, начавшийся со смущенного молчания и хихиканья, но постепенно выявивший совершенно никому не известные чувства, которые испытывал их старший сын. Она также рассказывает о некоторых удивительных, непредсказуемых способах, посредством которых семья, превращаясь на этих встречах в штаб по борьбе с проблемами, решила ряд вопросов, оказавшихся главными причинами недовольства, которое испытывали сразу несколько членов семьи (см.: Rogers. Cassettes on Personal Adjustment, Section 7).

По моему убеждению, подобные усилия, предпринимаемые в семейном кругу, приносят как родителям, так и детям лучшее понимание того, что значит быть человеком среди людей.

С вашего позволения, я обращусь теперь к совершенно иной области, в которой мы, я верю, могли бы добиться лучших результатов. Речь идет о проблеме детей, у которых родители в разводе. Наше нынешнее отношение к ним — это юридическая казуистика и средневековая дикость. Слишком часто все сводится к тому, что бедного младенца расчленяют надвое и отдают каждому из родителей причитающуюся ему долю. А ведь именно в этот момент своей жизни такие дети больше всего нуждаются в любви и заботе. Ребенку нужно, чтобы с ним обращались как с личностью и уважали в нем личность.

Как это можно осуществить? А возьмемся ли мы утверждать, что цивилизация, которая благодаря своим исследовательским лабораториям вывела человека в космос, пасует перед этой проблемой? Здесь должны опробоваться десятки различных решений, от усовершенствованной версии кибуца до вариантов, которые еще никому и в голову не приходили. Определенно дело здесь не в нехватке у нас воображения. Нам недостает воли и уверенности в том, что задача воспитания подлинно самостоятельного, жизнерадостного, творчески развитого, благополучного ребенка оправдывает самые грандиозные усилия в области воображения, финансирования и просто человеческих взаимоотношений.

Заключительное замечание

Эта глава преследовала только одну цель — заставить людей задуматься, как осуществить желательные перемены (даже революцию) в кризисной сфере нашей культуры, а именно, в сфере брака и всех его вариантов.

Я хочу добавить, что концепция партнерских отношений — скрепленных браком или нет — в качестве гигантского и многообещающего исследовательского эксперимента завладела мной в результате тех открытий, которые я сделал в ходе общения с супружескими парами. Эта идея отнюдь не была моей отправной точкой. Я старался

подбирать в достаточной мере репрезентативную выборку. Эти люди не казались — и не кажутся — мне необычными супружескими парами или эксцентричными личностями, не считая их удивительной готовности рассказать о своей жизни все как есть. Лишь постепенно начал я понимать, что здесь имеет место грандиозный исследовательский эксперимент, затрагивающий всех нас. Какую позицию мы займем по отношению к нему?

От себя я могу только добавить, что мой опыт общения с этими людьми вызвал у меня еще более глубокое доверие к их способности находить плодотворные, здравые решения проблем совместной жизни при наличии хотя бы половинки шанса. Эти люди станут богатейшим ресурсом для нашей страны, особенно для ее будущего, если мы сумеем откликнуться с признанием и доверием на ту знаменательную революцию, которая происходит в области человеческих взаимоотношений.

Библиография

ABBOT, ELISABETH. The fifteen joys of marriage. New York, NY: The Orion Press, 1959.

ALLARD, WILLIAM A. The Hutterites — plain people of the West. National Geographic, July 1970, 138, 98-125.

ARMOUR, R. A short history of sex. New York, NY: McGraw-Hill, 1970.

AUGSBURGER, DAVID W. Cherishable: Love and marriage. New York, NY: Pyramid Books, 1971.

BACH, G. R., & DEUTSCH, R. M. Pairing. New York, NY: Avon Books, 1970.

BARTELL, G. D. Group sex. New York, NY: Peter H. Wyden, Inc., 1971.

BEAUVOIR, SIMONE DE. The second sex. Translated and edited by H. M. Parshley. New York, NY: The Modern Library, 1968; Harmondsworth, UK, Allen Lane, Penguin Press, 1972.

BERNARD, JESSIE. The sex game. Englewood Cliffs, NY: Prentice Hall, Inc., 1968; London, UK: Leslie Frewin, 1969.

BERNE, E. Games people play. New York, NY: Grove Press, Inc., 1964; London, UK: Deutsch, 1966; Harmondsworth, UK: Allen Lane, Penguin Press, 1970.

BERTOCCI, PETER A. Sex, love and the person. New York, NY: Sheed & Ward, 1967.

BIRD, J., & BIRD, LOIS. Marriage is for grownups. Garden City, NY: Image Books (Division of Doubleday & Co., Inc.), 1971.

BOSSARD, J. H. S., & BOLL, ELEANOR S. Why marriages go wrong. New York, NY: The Ronald Press, 1958.

BREASTED, MARY. Oh! Sex education! New York, NY: Praeger Publishers, 1970; London, UK: Pall Mall Press, 1970.

BUBER, M. I and thou. Translated by R. G. Smith. Edinburgh, UK: T. & T. Clark, 1937. Also published by Charles Scribner & Son, New York, NY: 1958.

CAPON, R. F. Bed and board: Plain talk about marriage. New York, NY: Simon & Schuster, 1965.

CARDEN, M. L. Oneida: Utopian community to modern corporation. Baltimore, Md.: The Johns Hopkins Press, 1969.

CHAPMEN, A. H. Sexual manoeuvres and stratagems. New York, NY: G. P. Putnam Sons, 1969.

CHESSER, E. Is chastity outmoded? London, UK: The Windmill Press, Ltd., 1960.

CHESSER, E. Love and the married woman. New York, NY: G. P. Putnam's sons, 1969.

CHESSER, E. Unmarried love. New York, NY: David McKay Co., Inc., 1965; London, UK: Corgi Books, 1967.

CIARDI, J. I marry you. New Brunswick, NY: Rutgers University Press, 1958.

CUBER, J. F., & HARROFF, PEGGY. The significant Americans. New York, NY: Appleton-Century-Crofts, 1965.

DANIELS, ANNE K. It's never too late to love. New York, NY: Pyramid Boob, 1956.

DILLON, J. T. Personal teaching. Columbus, Ohio: Charles E. Merrill, 1971.

DONELSON, K. & DONELSON, IRENE. Married today, single tomorrow. Garden City, NY: Doubleday & Co., Inc., 1969.

DUVALL, EVELYN M. Love and the facts of life. New York, NY: Association Press, 1968.

ELLIS, A. E. Sex without guilt. New York, NY: Hillman Periodicals, Inc., 1959.

ELLIS, H. Psychology of sex. New York, NY: The New American Library, 1960.

EMRICK, D. (Ed.). The folklore of weddings and marriages. New York, NY: American Heritage Press, 1970.

FAST, J. The incompatibility of man and woman (and how to overcome it). New York, NY: M. Evans & Co., Inc., 1971.

FRANCOEUR, R. T. Utopian motherhood. (New trends in human reproduction.) Garden City, NY: Doubleday & Co., 1970.

FRIEDAN, BETTY. The feminine mystique. New York, NY: Dell Publishing Company, Inc., 1964; London, UK: Gollancz, 1971.

FROMM, E. The art of loving. New York, NY: Harper and Brothers, 1956; London, UK: Alien and Unwin, 1957.

FROMME, A. The ability to love. New York, NY: Pocket Books (Division of Simon and Schuster, Inc.), 1971.

Futurist. Vol. IV, Section 2, April, 1970.

GEDDES, DONALD P. (Ed.) An analysis of the Kinsey Reports on sexual behaviour in the human male and female. New York: The New American Library, 1959.

GORDON, T Parent effectiveness training. (The «no-lose» programme for raising children.) New York, NY: Peter H. Wyden, Inc., Publishers, 1970.

GUSTAITIS, RASA. Turning on. New York, NY: MacMillan, 1969; London, UK: Weidenfeld and Nicolson, 1969.

HALLOW AY, M. Heavens on earth: Utopian communities in America, 1680-1880. (2nd ed.) New York, NY: Dover Press, 1966.

HATHORN, RABAN, GENNE, WILIAM, R, & BRILL,MORDECAI (Eds.) Marriage: An inter-faith guide for all couples. New York, NY: Association Press, 1970.

HEDGEPATH, W., & STOCK, D. The alternative. London: Collier Books, 1970.

HERNDON, J. The way it spozed to be. New York, NY: Simon and Schuster, Inc., 1968; London, UK: Pitman and Sons, 1970.

HOURIET, ROBERT. Getting back together. New York: NY: Coward, McCann, & Geoghehan, 1971.

HOWARD, JANE. Please touch. New York, NY: McGraw-Hill, 1970.

HUNT, M. M. The affair. New York, NY: Signet Books, New American Library, 1971.

HUNT, M. M. The world of the formerly married. New York, NY: McGraw-Hill, 1966; Harmondsworth, UK: Allen Lane, Penguin Press, 1968.

IBSEN, H. A doll's house. (Translated by Peter Watts.) Baltimore, Md: Penguin Books, Inc., 1965; London, UK: French, 1950; Hart-Davis, 1965.

KANTOR, ROSABETH M. Communes. In Psychology Today. July 1970, 4, 53.

KAUFMAN, S. A. New hope for the childless couple. New York, NY: Simon and Schuster, 1970.

KLOCK, F. Apes and husbands. Alhambra, California: Borden Publishing Company, 1970.

LANDIS, J. T. Building a successful marriage. Englewood Cliffs, NY: Prentice Hall, 1968.

LARSSON, C.(Ed.) Marriage across colour lines. Chicago, III.: Johnson Publishing Company, 65.

LASH, J. P. Eleanor and Franklin. New York, NY: W. W. Norton, 1971.

LEDERER, W. J., & JACKSON, D. D. The mirage of marriage. New York, NY: Norton, 1968.

LEONARD, G. B. Education and ecstasy. New York, NY: Delacrte Press, 1968.

LEWIS, C. S. The four loves. London, UK: Collins, Fontana Books, 1960.

LEWIS, O. Tepoztlan — Village in Mexico. New York, NY: Holt, Rinehart, & Winston, 1960.

LISWOOD, REBECCA. First aid for the happy marriage. New York, NY: Pocket Bocks, 1971.

LOOMIS, MILDRED J. Go ahead and live. New York, NY: Philosophical Library, 1965.

LYON, H. C. Learning to feel — Feeling to learn. Columbus, Ohio: Charles E. Merrill, 1.71.

MOUTON, JANE Sjf & BLAKE, R. R. The marriage grid. New York, NY: McGraw-ffill, 1971.

MYNDLEY, CARC .. The divorced mother. New York, NY: McGraw-Hill, 1969. /

O'NEILL, NENA.! O'NEILL, GEORGE. Open marriage. Philadelphia,Pa.: Lippi t,M. Evans and Co.,1971.

sexual wilderness. (The contemporary relationships.) New York, NY: David

PACKARD, V. ' upheaval in male fer McKay Company, In(

PERLS, F. S. | The Real People PJ

PERLS, F. S. t The Real People P

RIMMER,R/ Robert Poteete, in*

ROGERS, С NY: Harper and P

ROGERS, G E. Merrill, 1969.

ROGERS, ( Journal of Appliec

ROGERS, С Mifflin Co., 196 Houghton Mifflin,

SAXTON, L California: Wadsw

Therapy verbatim. Lafayette, Calif.: >69.

>ut of the garbage pail. Lafayette, Calif.: 69.

onversation with. By Elyzabeth Hall & igy Today, January 1972, 5, N 8. Rogers on encounter groups. New York, 0.

-lorn to learn. Columbus, Ohio: Charles

terpersonal relationships: USA 2000. aral Science 1968, 4, N 3, 265-280.

becoming a person. Boston: Houghton Edition paperback, also published by xmdon, UK: Constable, 1967.

/idual, marriage, and the family. Belmont, ishing Co., 1968.

Sexuality and man. New York, NY: Charles Scribner's Sc 1970.

SHEDD, C. W. Letters to Philip. (On how to treat a x man.) Garden City, New York: Doubleday & Co., 1968.

SHOSTROM, E., & KAVANAUGH, J. Between man and woman: The dynamics of intersexual relationships. Los Angeles, Calif.: Nash Publishing Co., 1971.

SMITH, GERALD W. Me and you and us. New York, NY: Peter Wyden, Inc., 1971.

TENENBAUM, S. A. .A psychologist looks at marriage. New York, NY: A. S. Barnes & Company, 1968.

THORP, R., & BLAKE, R. Wives: An investigator*. Philadelphia,Pa.:Lippincott (M. Evans publisher),1971.

TOFFLER, A. Future shock. New York, NY: Random H isf 1970; London, UK: Bodley Head, 1970.

VAN DE VELDE, Т. Н. Ideal marriage: Its physiobf technique. New York, NY: Random House, 1962.

VINCK, J., & CATOIR, J. T. The challenge of love: f advice on freedom of conscience and happiness in marriaj York, NY: Hawthorne Books, 1969.

VIORSTJUDITH. It's hard to be hip over thirty an tragedies of married life. New York, NY: The New An i

Library, Inc., 1968.

WILLIAMS, MARY MCGEE. Marriage for beginners. Nt York, NY: Macmillan, 1967.

WYSE, LOIS. I love you better now. Cleveland, Ohio: Gi in. Press, 1970.

YABLONSKY, L.Synanon: The tunnel back. New > NY: Macmillan, 1965. (Now also in Pelican paperback.) gj

CASSETTES BACH, G. R. How to fight fair: Understanding aggression. ROGERS, C. R. How to use encounter group concepts. ROGERS, C. R. Personal adjustment. WHITAKER, C. What's new in husband-wife counselling?

FILMS

A doll's house.

Because that's my way.

Games people play: The practice; Games people play: The theory.

Journey into self.

Mother love.

Self-actualization.

Sessions in Gestalt therapy.

Some personal learnings about interpersonal relationships.

Three approaches to psychotherapy.

I

Глава 1

Нужно ли жениться

и выходить замуж?...........................................................13

Почему вышла замуж Джоан...........................................19

Утрата своего «Я» и ее влияние на брак........................21

Спасенный брак...............................................................27

Мой собственный брак.....................................................31

Несколько заключительных замечаний............................41

Глава 2

«Неженатая-женатая» пара.....„........ ..............................42

Ранняя стадия взаимоотношений....................................42

Комментарий....................................................................44

Совместная жизнь.................... .......................................45

Комментарий....................................................................47

Изменения, привнесенные браком ...................................48

Комментарий.............................._.....................................51

Комментарий..............................1....................................53

Некоторые проблемы взаимоотношений.........................54

Комментарий....................................................................55

Давление общественного мнения.....................................56

Комментарий.............................„.....................................57

Спор...........................................'......................................57

Комментарий...................................................................60

Сексуальные отношения ... ...............................................62

Комментарий....................................................................64

О будущем........................................................................65

Комментарий....................................................................65

Глава 3

Брак «сейчас» ............................................. ........................68

Взаимоотношения ....................I......................................70

Реакция на сексуальное раскрепощение..........................73

Сексуальная жизнь Роя и Сильвии................................76

«Застой»..........................................................................79

Некоторые цели и некоторые глубокие мысли................80

Изменчивость взаимоотношений.....................................82

Комментарий....................................................................84

Трудности в сексуальных взаимоотношениях................85

Секс на стороне...............................................................86

Две концепции брака.......................................................87

Заключение, написанное «в последнюю минуту»...........89

Глава 4

Брак «тогда»......................................................................91

Глава 5

Три брака

и одна развивающаяся личность.....................................100

Обнаруженные мной важные моменты .........................123

Глава 6

Межэтнические браки......................................................128

Отношения Хэла с его матерью....................................129

Детство Хэла и улица.................................................... 131

Школа.............................................................................132

Первый брак Хэла.........................................................133

Срыв и разрыв...............................................................136

Комментарий...................................................................139

Период между первым и вторым браками......................140

Женитьба на Бекки........................................................142

Проблемы межрасового брака........................................145

Родственники..................................................................150

Взаимоотношения в семье..............................................150

Комментарий...................................................................151

Глава 7

Коммуны

как брачный эксперимент................................................ 155

Человеческие взаимоотношения как главная тема.........155

Некоторые общие сведения о коммунах........................156

Девять лаконичных примеров.........................................158

Межличностные проблемы.............................................163

Проблемы, связанные

с сексуальными отношениями........................................ 169

Ревность из-за интрижек партнера................................170

Боль, связанная со сменой партнеров............................ 171

Возможность оргии..................., ......................................172

Любовь и ревность между женщинами...........................172

Ревность из-за близости.................................................173

Способы решения подобных проблем............................173

Раскрепощенная женщина..............................................175

Мое впечатление..................... ........................................176

Еще один пример

экспериментальных взаимоотношений...........................178

Взаимоотношения между мужчиной и женщиной..........179

Комментарий...................................................................181

Образование тройки.................... ....................................182

Комментарий...................................................................185

Что жизнь в коммуне означает для детей?...................188

«Семья» Мэнсона..........................................................190

Немного о том, что я извлек лично для себя ................192

Почему уходят в коммуны?............................................194

Переход...........................................................................198

Глава 8

Пятнадцать лет

радикально меняющихся

взаимоотношений ........................................................... 200

Переселение первопроходцев ........................................202

Три фазы их брака........................................................206

Период социальных «надо» ...........................................206

«Чувственный» период................. .................................206

Жизнь по внутренним ритмам.......................................207

Психическое расстройство Денизы

и утрата ею собственного «Я»............. 208

Брак, спасенный кризисами.............................................211

Связующая нить — различные точки зрения .... ..........212

«Как ты стала личностью?».............. ............................214

Эпизод с Маргарет.........................................................217

«Я могу выбрать для себя болезнь!».............................221

Эрик и «болезнь» Денизы............................................222

Похмелье........................................................................223

Сексуальные партнеры со стороны .......... ....................225

Секс — это просто игра или что-то другое?...............226

Ревность Эрика..............................................................227

Мучения и собственнические чувства Денизы.............229

Парадокс........................................................................232

Что такое собственнические чувства?...........................233

Роль наркотиков ............................................................234

Молодость и «за тридцать» ..........................................236

Брак как процесс...........................................................237

Выводы Эрика...............................................................239

Комментарий..................................................................240

Глава 9

Нити постоянства

и развития.......................................................................249

Преданность? Привязанность?.....................................249

Общение.........................................................................253

Повторяющиеся чувства................ ................................254

Риск................................................................................254

Отмирание социальных ролей............., ..........................256

Становясь самостоятельной личностью......... ................258

Выявление собственного «Я»........................................259

Признание самого себя..................................................259

Отбрасывание масок.................... ..................................260

Освоение ценностей................... .....................................261

Развитие обоих партнеров ................ ..............................261

«Возможно»...................................................................262

Только четыре?...................... ........................................263

Глава 10

Так что же?

Как нам быть?.................................................................264

Свобода экспериментировать

со взаимоотношениями ................. .................................267

Обучение межличностным взаимодействиям,

общению между людьми................................................268

Обучение взаимоотношениям.........................................271

Брак и семья как учебный ресурс................................272

Заключительное замечание................ ............................275

Библиография.................................................................277

Карл Роджерс ПСИХОЛОГИЯ СУПРУЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Художественный редактор Е. Савченко Технический редактор Г. Преснова Компьютерная верстка О. Омелина