КОНЦЕПЦИИ С.Л. РУБИНШТЕЙНА

С.Л. Рубинштейн (1889-1960) вошел в историю как выдающийся психолог и

философ, методолог и теоретик, научные труды которого представляют собой органическое единство философски фундированной теории, эксперимента и педагогической

практики. Он создал самобытную философско-психологическую концепцию человека, его сознания (вообще психики) и деятельности, свободы и творчества, познания и речи, идеального, субъективного и объективного. Он выдвинул и систематически разработал субъектнодеятельностный подход в психологической науке и общефилософский принцип детерминизма (внешние причины действуют через внутренние условия). Многие его фундаментальные достижения сохраняют свою силу и актуальность для новейшей науки, особенно для человекознания. По-новому разрабатывая наиболее глубокие и в этом смысле вечные проблемы философии и

психологии, он навсегда останется современником всех, кто продвигает их дальше. Идущая от философии проблема субъекта и его активности (деятельности, общения, созерцания и т.д.) систематически и последовательно разработана и разрабатывается в психологии главным образом на методологической основе субъектно-деятельностного подхода. Он восходит прежде всего к известной статье С.Л. Рубинштейна

"Принцип творческой самодеятельности", впервые опубликованной в Одессе в 1922 г.

В 1994 г. в "Историко-философском ежегоднике" впервые напечатана очень

близкая по содержанию к этой статье 1922 г. рубинштейновская рукопись 1917-18 гг.

[II]. В данной работе 28-летний Рубинштейн анализирует достижения и недостатки неокантианской философии в той ее версии, которая была создана главой Марбургской школы Г. Когеном (1842-1918), и развивает ряд своих идей о субъекте, его деятельности и т.д. Рубинштейн очень хорошо узнал в период учебы в Марбургском университете Когена и глубоко уважал его как одного из своих учителей и как одного из референтов (оппонентов?) при защите своей докторской диссертации (см. дальше). Уже тогда Рубинштейн начал прокладывать свой оригинальный путь в науке и, имея перед собой образец высокой философской культуры в лице Г. Когена и

П. Наторпа, он, однако, не стал их правоверным учеником-неокантианцем.

 

В своей рукописи 1917-18 гг. Рубинштейн не соглашается прежде всего с основной идеей идущего от Платона и Канта когеновского идеализма: "Познание становится prius'OM [первым, первичным, предшествующим - Авт.] в объективно-логическом смысле, и бытие оказывается производной функцией понания" [II. С. 231]. Если для Когена "бытие покоится не в самом себе", поскольку "мысль создает основу бытия",то для Рубинштейна никакой конечный комплекс понятий и определений не может исчерпать бытие. "Оно есть бесконечное Нечто, таящее в себе никаким конечным комплексом определений неисчерпаемую содержательность, которая поэтому

полагает бесконечный процесс познания, т.е. бесконечную систему знания" [Там же.С. 241]. Рубинштейн категорически возражает против исходного фундаментального положения идеализма о том, что "бытие не существует, а полагается мыслью", что "мысли ничего не может быть дано, мысль сама порождает все свое содержание, содержание бытия". Вместе с тем он отвергает и материализм, который "совершил уже свое опустошительное шествие", а также другую, "более утонченную форму натурализма" - психологизм.

 

' Тем самым Рубинштейн прокладывал "третий путь" в философии - третий по отношению к идеализму

и материализму. Ясно, что после революции он мог называть этот путь только диалектическим

материализмом.

 

Принципиально важной является трактовка Рубинштейном социальной сущности человека и его деятельности. Развивая дальше некоторые идеи Когена в ходе осмысления данной проблемы с позиций этики, Рубинштейн писал: "Этический субъект самоопределяется, и, самоопределяясь, он впервые самоосуществляется в своих деяниях. Но этическое Деяние человека предполагает другого человека как другой этический субъект (другого этического субъекта? - Авт.). Потому что этическое деяние существует только в отношении к человеку как личности, в отношении к вещи

есть лишь действие, есть лишь какой-нибудь физический или психический акт, но не деяние. Деяние есть лишь в отношении человека к человеку, и в отношении человека к человеку есть только деяние ... Самоопределение делает абсолютно очевидным, что этический субъект не есть изолированный индивидуум, это был бы абстрактный индивидуум, т.е. абстракция, а не индивидуум. Я не существую без другого; я и другой сопринадлежны".

 

Всю эту систему идей о субъекте и его деяниях Рубинштейн развивет дальше в своей вышеупомянутой статье 1922 г. В целом общая исходная позиция автора такова: существует "объективное бытие, некоторое самостоятельное целое", относительно завершенное и имеющее "в себе обоснованное существование". Задача науки состоит в том, чтобы познать бытие - "познать то, что есть, так, как оно есть". С этих позиций в статье критикуется "общая схема" идеализма, который превращает бытие только в содержание сознания, мир - только в "мое" представление.

На такой основе Рубинштейн раскрывает сложнейшую диалектику объективного и субъективного, т.е. одну из главных характеристик деятельности (прежде всего познавательной). По его мнению, необходимо, но недостаточно ограничиваться слишком общим утверждением, что объективность знания состоит в независимости его предмета от познания. Он показывает, что в "реалистической" философской системе (т.е. по существу в метафизическом материализме), например у Д. Локка, это общее

утверждение ошибочно конкретизируется через соотношение вторичных (субъективных) и первичных качеств, поскольку лишь первичные относятся к объективному бытию. Рубинштейн справедливо критикует подобные неверные точки зрения за то, что они устанавливают как бы "обратную пропорциональность" между субъективным и объективным в познавательной деятельности субъекта: чем больше сфера познаваемого содержания (например, вторичные качества) обнаруживает свою зависимость от познающего субъекта, тем дальше соответственно этому отодвигает-

ся сфера объективного бытия.

 

В данном отношении особенно резкой критики, по мнению Рубинштейна, заслуживает позитивизм, доводящий до предела вышеуказанную обратно пропорциональную зависимость. С точки зрения позитивиста (и в частности, эмпирика), объективным может быть лишь то, что дано непосредственно, т.е. помимо познавательной деятельности субъекта, которая тем самым как бы стремится к нулю (если же знание получено в результате такой деятельности, оно признается лишь субъективным и потому неадекватным). Очень отчетливо эта позитивистская трактовка объективности выступает на примере чувственного познания. Последнее характеризуется как

чистая рецептивность, т.е. полная пассивность и антипод (отрицание) деятельности. В итоге деятельность вовсе изгоняется из познания, поскольку она, будучи всегда субъективной (т.е. осуществляемой только субъектом), якобы, лишь искажает объективность знания. Но тогда неизбежен конфликт между объективностью знания и творческой самодеятельностью субъекта. Разрешение данного конфликта и является главной задачей статьи.

 

Таким образом, критикуя и преодолевая локковскую, позитивистскую, а затем также и кантовскую теории, Рубинштейн показывает, что все они в той или иной степени пытаются реализовать общий критерий объективности познания, но делают это неадекватно, поскольку не учитывают подлинной диалектики объективного и субъективного, характеризующей любую деятельность субъекта. Иначе говоря, Рубинштейн возражает здесь не вообще против вышеуказанного критерия объективности знания, а только против ошибочных трактовок этого критерия. Например, он справедливо критикует И. Канта за то, что для него данный критерий выступает лишь как негативный и чисто внешний - без учета сложнейших содержательных соотношений между субъектом и объектом, раскрываемых в ходе деятельности даже на уровне чувственности, не являющейся тем самым пассивной рецептивностью.

Особенно важна и до сих пор весьма актуальна критика Рубинштейном известного кантовского положения о том, что "связь - единственное из представлений, которое не может быть дано объектом". Автор преодолевает это неверное положение Канта, противопоставляя ему иное, - правда, как он сам пишет, еще довольно абстрактное понимание объективности: объективность какого-либо комплекса содержаний должна

определяться взаимоотношениями элементов того же комплекса, тем самым завершенного в своем собственном содержании. Иначе говоря, элементы его содержания не являются внешними друг для друга; напротив: они включаются друг в друга и отношения, существенные для данного объекта, не находятся вне него (вопреки Канту). На этой основе Рубинштейн стремится преодолеть справедливо критикуемый им конфликт между объективностью знания и творческой самодеятельностью субъекта.

По его мнению, между ними нет антагонизма: объективность не только не исключает, а, наоборот, предполагает творческую самодеятельность, поскольку объективное знание не должно быть пассивным созерцанием непосредственной данности; оно является конструктивным, т.е. конструируется, создается, формируется в ходе творческой самодеятельности. Тем самым между объективным и субъективным

намечается как бы "прямая (а не обратная) пропорциональность": чем более активен в своей деятельности субъект, тем более объективным станобится конструируемое им знание об объекте. Рубинштейн тоже ратует за "объективизм", который познает "то, что есть, так, как оно есть", но он не отождествляет его с пассивизмом, который "приемлет то, что дано, так, как оно дано". Всю эту сложнейшую проблематику Рубинштейн разработал намного более глубоко, детально и четко в своих последующих рукописях, статьях и книгах, и прежде всего в обеих своих философских монографиях "Бытие и сознание" (1957) и "Человек и мир" (1973), где были наиболее строго и точно соотнесены друг с другом онтологический (бытие) и гносеологический (объект) аспекты проблемы. По Рубинштейну, "бытие существует и независимо от субъекта, но в качестве объекта оно соотносительно с субъектом. Вещи, существующие независимо от субъекта,

становятся объектами по мере того, как субъект вступает в связь с вещью и она выступает в процессе познания и действия как вещь для нас". (Наст. изд. С. 40.)

Началом всей этой философско-психологической концепции и является статья 1922 г. В заключение статьи Рубинштейн раскрывает уже совсем общее понимание деятельности (не только познавательной) в соотношении с личностью и дает первую формулировку своего будущего принципа единства сознания и деятельности, вообще субъектно-деятельностного подхода: "Итак, субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть: направлением его деятельности можно определять и формировать его самого.

На этом только зиждется возможность педагогики, по крайней мере, педагогики в большом стиле". В процитированной весьма сжатой формулировке уже содержится ядро всей будущей теории Рубинштейна, которую он неотступно разрабатывал на протяжении последующих почти 40 лет. Главная идея этой теории состоит в том, что человек и его психика формируются, развиваются и проявляются в деятельности. По мнению

Рубинштейна, деятельность характеризуется прежде всего следующими особенностями: 1) это всегда деятельность субъекта (т.е. человека, а не животного и не машины), точнее, субъектов, осуществляющих совместную деятельность; 2) деятельность есть взаимодействие субъекта с объектом, т.е. она необходимо является предметной, содержательной; 3) она всегда является творческой и 4) самостоятельной. Отметим пока очень кратко, что самостоятельность здесь вовсе не противостоит совместности.

Напротив, именно в совместной деятельности реализуется ее самостоятельность.

Рубинштейн уже в этой статье 1922 г. исходит из того, что, например, учение есть совместное исследование, проводимое учителем и учениками.

Лишь при таком широком и многостороннем подходе к деятельности можно

раскрыть ее формирующую, созидательную роль в развитии человека. "В творчестве созидается и сам творец, - подчеркивает Рубинштейн. - Есть только один путь – если есть путь - для создания большой личности: большая работа над большим творением.

Личность тем значительнее, чем больше ее сфера действия, тот мир, в котором она живет..." Для того чтобы правильно понять и оценить все новаторство и глубину этой

зарождающейся философско-психологической концепции Рубинштейна, необходимо хотя бы кратко раскрыть тот общий исторический контекст, в котором проходила первая стадия ее становления. Известно, что проблема деятельности как специфической активности, присущей лишь человеку, впервые глубоко и систематически была поставлена и разработана в немецкой классической философии от Канта до Гегеля.

Особенно значительна в данном отношении заслуга Гегеля, который начал раскрывать сущность труда (т.е. важнейшего вида деятельности) и пришел к пониманию человека как результата его собственного труда. Однако в системе гегелевской философии человек выступает, как известно, лишь в виде духа или самосознания.

Гегель исходит из "чистого" мышления, "чистого" сознания, т.е. природа и весь предметный мир, порождаемый человеческой деятельностью, являются отчуждением этого духа. Такова суть объективного идеализма. Иначе говоря, согласно идеализму, человек начинает с "чистой деятельности", определяемой лишь чисто духовным субъектом - безотносительно к материальному объекту. Эта идеалистическая трактовка деятельности неприемлема для Рубинштейна. В статье 1922 г. он продолжает критику спиритуалистической теории деятельности. В частности, он отмечает, что большие исторические религии понимали и умели ценить определяющую, формирующую роль действий и вообще деятельности. Как известно, религиозный культ и есть попытка породить у верующих соответствующее умонастроение именно путем организации ритуальных действий. Однако все подобные действия, призванные служить проводниками божественного воздействия на человека,

"могли быть лишь символическими актами: как деяния они были чисто фиктивны", отмечает Рубинштейн. В противоположность этому, справедливо критикуемому им пониманию деятельности как чисто фиктивной активности, он ратует за реальную, жизненно значимую, подлинную деятельность, в ходе которой человек формируется и развивается как реально действующий субъект. Этим обусловливается подход Рубинштейна к воспитанию и самовоспитанию людей: "Организацией не символизирующих и уподобляющих, а реальных, творческих деяний определять образ человека - вот путь и такова задача педагогики".

Процитированное положение Рубинштейна имеет огромное принципиальное значение. Прекрасно понимая, что символические акты и вообще символы и знаки играют, конечно, очень большую роль в жизни людей, он вместе с тем сразу же выступает против абсолютизации этой роли. Главное для него - не сами по себе символы и знаки, а именно реальная деятельность субъекта (разумеется, создающего и использующего эти символические средства в своей деятельности).

Таким образом, представленный в статье 1922 г. (и отчасти в предшествующей рукописи 1917-1918 гг.) принцип творческой самодеятельности (ядро будущего субъектно-деятельностного подхода) Рубинштейн разрабатывает прежде всего с

учетом сильных и слабых сторон немецкой классической философии. (Детальный анализ гегелевской философии - во многом критический - Рубинштейн осуществил в

своей докторской диссертации [20], защищенной в Марбурге в 1913 г.) Философская

система Гегеля не оказала существенного влияния на развитие психологической науки,

однако, глубоко разработанная им проблематика деятельности начинает проникать в

20-30-е годы нашего столетия в эту науку через учение К. Маркса, через его

принципиально новую философскую систему, преобразовавшую всю названную

проблематику.

Свою философскую систему Маркс создавал в процессе все более глубокого

позитивного преодоления ограниченности и идеализма и материализма, одновременно

развивая их достижения. В "Тезисах о Фейербахе" (1845) он писал: "Главный

недостаток всего предшествовавшего материализма (включая и фейербаховский)

заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в

форме объекта, или в форме созерцания, а не как чувственно-человеческая

деятельность, практика; не субъективно. Поэтому деятельная сторона, в противо-

положность материализму, развивалась абстрактно идеализмом, который, конечно, не

знает действительной, чувственной деятельности как таковой" [9. С. 261]. Отсюда

закономерно вытекает по-прежнему перспективный, принципиально важный (и для

психологии) вывод Маркса о важнейшей роли практической (и теоретической)

деятельности в формировании, самоизменении, саморазвитии человека и его психики.

Однако становление этого принципа деятельности в качестве нового направления в

развитии психологической науки очень сильно осложнилось историческими и

социально-политическими условиями, значительно и весьма сурово повлиявшими на

судьбы многих (прежде всего гуманитарно-общественных) наук. После 1917 г. в

России и затем в ряде других стран учение Маркса было превращено в государст-

венную идеологию и даже своеобразную "религию", предельно догматизировано и во

многом извращено.

После октябрьского переворота 1917 г. и окончания гражданской войны часть

советских психологов, по-видимому, искренне, другая - напротив, под влиянием

политической конъюнктуры, пыталась разрабатывать психологическую науку с

позиций философии Маркса. Но эти первые попытки вначале были довольно наив-

ными и малопродуктивными; к тому же общая философская и методологическая

культура большинства психологов оставалась тогда невысокой.

Например, К.Н. Корнилов выдвинул в качестве марксистской психологии свое

учение о реакциях ("реактологию"), обобщающее его экспериментальные исследо-

вания, начатые еще до революции. Оно представляло собой эклектический синтез

интроспективной концепции сознания и бихевористской трактовки поведения человека

как совокупности реакций, осуществленный в основном в рамках механистической

поведенческой теории.

Иную позицию с самого начала занимал Рубинштейн. Еще до революции он хорошо

знал "Капитал" и некоторые другие работы Маркса и его последователей (в

частности, по своим беседам с Г.В. Плехановым, жившим тогда в Швейцарии). В

своих рукописях на рубеже 10-20-х годов Рубинштейн учитывал и анализировал

некоторые философские идеи Маркса, однако, в своих немногочисленных печатных

работах 20-х годов он нигде не цитировал Маркса, поскольку не видел достаточной

идейной близости между его целостной философской позицией и своей общей точкой

зрения. Даже в вышеупомянутой статье "Принцип творческой самодеятельности"

(1922 г.), где намечается оригинальная трактовка субъекта и его деятельности,

Рубинштейн в силу тех же причин не делает ссылок на Маркса, хотя они очень

помогли бы ему в конъюнктурно-прагматическом смысле.

 

Положение существенно изменилось, когда в 1927-1932 гг. впервые были

опубликованы "Экономическо-философские рукописи 1844 г.", в которых отчетливо и

очень подробно (в отличие от "Капитала"), Маркс раскрывает свое отношение к

философской системе Гегеля, свой подход к проблеме человека и его деятельности.

Здесь же наиболее полно представлена и система его высказываний о психологии.

Теперь Рубинштейн, будучи высококвалифицированным философом и психологом,

увидел определенную идейную близость между своими и Марксовыми воззрениями на

сильные и слабые стороны немецкой классической философии, на проблемы субъекта

и его изначально практической деятельности, на историческое развитие человеческой

психики и т.д.

Поэтому в своей знаменитой статье "Проблемы психологии в трудах К. Маркса"

(1933-1934) и в "Основах психологии" (1935) Рубинштейн не конъюнктурно, а

искренне, научно и аргументированно использует и оригинально развивает по-новому

открывшуюся теперь Ма^ксову философию для углубления и дальнейшей разработки

своего субъектно-деятельностного подхода, предложенного в статье 1922 г. и в

рукописи 1917-18 гг.

Анализируя философские произведения Маркса, Рубинштейн выделяет в них,

принимает и использует для развития своей концепции, в первую очередь, те

фундаментальные положения, которые раскрывают диалектику взаимодействия

субъекта с объектом - прежде всего диалектику изначально практической деятель-

ности людей. Последняя выступает для Маркса как опредмечивание субъекта, т.е.

как процесс объективирования, объективного выявления и раскрытия сущностных сил

человека.

Фундаментальная идея молодого Маркса о том, что, объективируясь, проявляясь в

продуктах своей деятельности, формируя их, человек вместе с тем формирует,

развивает, а отчасти впервые порождает и самого себя, свое сознание и вообще

психику, особенно близка Рубинштейну. Она наиболее созвучна его статье 1922 г., в

которой он, еще не зная ранних работ Маркса, резко критиковал широко распро-

страненное, закрепленное Кантом, но одностороннее понимание деятельности,

согласно которому "субъект лишь проявляется в своих деяниях, а не ими также сам

создается". При таком неверном понимании получается, что человек и его способности

существуют уже как готовые и данные до и независимо от его деятельности, в

которой они, якобы, только обнаруживаются. В отличие от этого Рубинштейн уже в

1922 г., развивая свой принцип деятельности, специально подчеркивает, что человек и

его психика именно формируются в процессе большой работы над большим

творением.