СОВРЕМЕННЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

ПЕТЕР КУТТЕР

 

СОВРЕМЕННЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ БЕССОЗНАТЕЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ

 

 

Рекомендовано в качестве учебного пособия для дополнительного образования Министерством образования Российской Федерации

Б.С.К. Санкт-Петербург 1997

 

Предисловие к русскому изданию

 

Улучшение политического климата в мире способствует восстановлению нарушенных международных связей, устраняет предрассудки в отношениях между государствами и общественными системами и благотворно влияет на развитие научного знания, что с полным правом следует отнести и к психоанализу.

В свое время российский психоанализ оказался одной из многочисленных жертв большевизма, а позже стал неугоден национал-социалистическому режиму психоанализ немецкий . Диктаторские режимы, утвердившиеся в Аргентине и Чили, оказали столь же удручающее влияние на развитие психоанализа в этих странах.

Являясь не только медицинской практикой, но и культурологической теорией психоанализ в состоянии помочь лучше разобраться в исторической динамике подобных политических процессов. Помощь эта может заключаться и во вскрытии аспектов стыда и скорби, от которых ранее приходилось защищаться, а также в обнаружении латентных предрассудков и собственных черт в образе врага, что сулит возможность позитивных общественных преобразований в направлении мультикультурального общества. Для Германии решение проблем такого рода стало особенно актуальным после объединения двух немецких государств в 1989 году.

Великий мир с его казавшимися прежде необозримыми и бесконечными просторами доступен теперь не только воображению, но и, благодаря современным средствам массовой информации, вполне обозрим.

Прежде отдельные нации самостоятельно выбирали те или иные пути развития, теперь они находятся в постоянном, многостороннем взаимодействии. Современные разработки теории систем убедительно свидетельствуют о том, что ни одно действие в какой-либо стране не проходит для других стран бесследно и имеет для них те или иные последствия. Речь идет не столько о каузальных процессах с присущими им причинно-следственными связями, сколько о процессах циркулярных, малейшее изменение в которых влияет на политическую систему в целом.

В таком общественно-политическом контексте научное сообщество также ориентируется уже не национально, а мультикультурально или интернационально. В свое время и психоанализ, возникнувший в Вене, быстро перешагнул границы Австрии и стал достоянием мировой культуры...

Международное распространение и развитие психоанализа привело, однако, не только к разрушению барьеров непонимания, но к многочисленным расколам, начало которым положили расхождения во взглядах между тремя «китами» психоаналитического движения — Зигмундом Фрейдом, Альфредом Адлером и Карлом Густавом Юнгом. В дальнейшем противоречия преследовали психоаналитиков и в других странах, разводя в разные стороны не только социально ориентированных политических критиков, но и совершенно не политизированные клинические структуры и психотерапевтические учреждения.

Россия не стала исключением на этой стезе размежеваний. После распада Советского Союза единая Психоаналитическая Ассоциация тоже распалась на ряд региональных объединений. В мае 1995 года «Российская психоаналитическая ассоциация» отделилась от «Русского («Арбатского») психоаналитического общества» (Москва). В Петербурге действуют две независимые психоаналитические структуры: «Восточно-Европейский институт психоанализа» и «Санкт-Петербургское психоаналитическое общество» с издательским «Информационным центром психоаналитической культуры». В Ростове-на-Дону существует «Ростовская психоаналитическая ассоциация» и даже в далеком сибирском городе Томске интересуются современным психоанализом.

В связи с этим есть все основания полагать, что книга «Современный психоанализ», написанная в Германии в 1989 году для широкой публики, вызовет интерес и в России.

Что касается энтузиазма и пионерского духа, царящих в Москве, Петербурге и Ростове, то автор убедился в этом лично в 1994, 1995 и 1996 годах. В этой связи невольно вспоминается тот энтузиазм, с которым в Германии после катастрофы 1945 года на протяжении всех 50-х годов приветствовали иностранных психоаналитиков, возвращавших психоанализ на родину. Подобно тому, как в свое время Германия извлекла пользу из контактов с психоаналитиками Великобритании, Голландии и США, русские коллеги обретают упущенный опыт из контактов с западными психоаналитиками.

Предлагаемая книга представляет собой адаптированное введение в сложную область знания. Побудительным мотивом к ее написанию послужили лекции и семинары, которые я в течение двадцати лет проводил во Франкфуртском университете. Вопросы студентов заставляли меня искать на них точные ответы, прояснять не ясное, пытаться устранить противоречия и заполнить существующие пробелы. Хотя научного (позитивного) обоснования верности теории и практики психоанализа нет, тем не менее, последний постоянно оправдывает себя в практической жизни. Очевидную пользу из психоанализа извлекают и такие смежные дисциплины, как социология, педагогика, психотерапия и другие.

Я хочу выразить свою особую благодарность Сергею Панкову и Валерию Зеленскому за их кропотливый труд по переводу и редактированию рукописи, Роланду Кнаппе из издательства Клетт-Котта за предоставление прав на публикацию, немецкому фонду Inter Nationes за великодушную финансовую поддержку и петербургскому издательству «Б.С.К.» за усилия по изданию книги.

Ряд московских коллег оказывали помощь на разных этапах осуществления издательского проекта. Особенно я благодарен Марине Игельник, Якову Обухову, Сергею Назаряну и Арону Белкину.

Надеюсь, что книга найдет своих читателей в России и не только поможет их профессиональному росту, но и принесет им ощущение большей полноты собственного бытия.

 

ПЕТЕР КУТТЕР, Штутгарт, ноябрь, 1996 г.

 

ВСТУПЛЕНИЕ

 

Почему необходимо еще одно введение в психоанализ?

 

Мы исходим из того, что многочисленные введения в психоанализ нуждаются в уточнениях. Иначе говоря, некоторые из них, как, например, популярные работы Чарльза Бреннера (1967), Густава Балли (1961), или Лоуренса С. Куби (1956), уже успели устареть. В связи с этим на книжном рынке появились новые работы: «Глубинная психология» Зигфрида Эльхарда (1971), «Фундаментальный курс психоанализа» Себастьяна Гопперта (1978), «Введение в учение о неврозах и психосоматическую медицину» Свена Олафа Гоффмана и Герда Гохапфеля (1984); отличный актуальный обзор психоанализа, выполненный Вольфгангом Мертенсом (1981), сжатая и точная информация о психоанализе Франкфуртского Института Зигмунда Фрейда (Мук и другие, 1974). К событиям на книжном рынке можно отнести «Учебник психоаналитической терапии» Гельмута Томэ и Хорста Кэхеля (1985), первый том которого («Основные положения»), составленный в сотрудничестве со многими учеными, знакомит не только с основными положениями психоанализа, но и подробно излагает сущность таких специальных понятий, как перенесение, соответствие, смещение, первичное интервью и толкование сновидений, вырабатывает определенные правила психоаналитической терапии, глубоко и обстоятельно выявляет пути развития и цели психоанализа.

В Институте психоанализа на факультете психологии Франкфуртского университета, где я преподаю с 1974 года, имеется большой выбор психоаналитической литературы; это хорошее подспорье студентам-психологам, которые наряду с классическими психологическими дисциплинами — психологической диагностикой, клинической психологией, педагогической психологией,— сдают экзамены по профессиональной и организационной психологии, равно как и по психоанализу. Некоторые из перечисленных книг годятся для этих целей, некоторые, как выясняется в процессе работы со студентами, для учебных целей зачастую не подходят. По отдельным экзаменационным темам, которые изучаются в рамках психоанализа (таким, как теория личности и учение о болезнях), написан целый ряд монографий, подавляющее большинство которых для студентов слишком сложно.

Будущие психоаналитики вряд ли обойдутся университетским образованием. Студенты основного курса (психологии) и параллельного курса (психоанализа) могут и должны получать фундаментальные сведения о теории и практике психоанализа. Теории личности, учении о болезнях, теории психических отклонений, о психоаналитических методах лечения и консультирования, а также о бесчисленных возможностях приложения психоанализа к общественной жизни и политике, к литературе и искусству, к антропологии и философии. Долгое время я довольствовался тем, что при подготовке к экзамену студенты изучали по меньшей мере одну книгу в каждой из названных областей, однако и такого рода нагрузка оказывалась (по сравнению с другими дисциплинами) чрезмерной, по причине всеобъемлющего характера предмета изучения.

Это соображение стало отправным пунктом для моей работы над введением в психоанализ, которое, с одной стороны, дополнило бы сжатую информацию книг Чарльза Бреннера, Вольфганга Мертенса и авторской группы Института Зигмунда Фрейда, а с другой — не претендовало бы на роль учебника, большая часть которых написана, собственно говоря, для практикующих психоаналитиков. Как образцы таких учебников можно привести пятое издание «Психоаналитического учения о болезнях» Вольфганга Лоха и «Учебник психоаналитической терапии» Гельмута Томэ и Хорста Кэхеля.

Размышляя о содержании этой книги, я в первую очередь руководствовался интересами студентов, с 1974 года посещавших мои лекции и семинары во Франкфуртском университете. Так появилось научно обоснованное введение в психоанализ, которое предназначено для широкого круга читателей и вместе с тем может послужить пособием для тех, кто работает в области социальной психологии и медицины. Все читатели, интересующиеся психоанализом и психологией, получат при чтении книги необходимые сведения независимо от их собственных занятий, будь то социальная работа, медицина, психология или какая-то другая область деятельности.

Впрочем, книга будет полезной и для студентов последних курсов и для практикующих психоаналитиков. Она позволит им составить общее представление о предмете и освежить в памяти уже имеющиеся знания, а отчасти и расширить их.

Цели и содержание предлагаемой книги во многом отличны от моей предыдущей работы «Психоанализ — подтверждения, методы, теория и применение» (Kutter, 1984), в которой я сравнил между собой многочисленные статьи последних лет, с тем чтобы проследить, что именно в психоанализе оправдало себя, а что — нет. Кроме того, я коснулся важнейших аспектов психоанализа как метода и теории. Что касается практического применения психоанализа, то я рассматривал только те его аспекты, которые меня в тот момент интересовали, в частности, вклад психоанализа в групповую терапию и в решение общественных проблем.

В предлагаемой книге речь пойдет о другом. Материал, из которого она возникла,— это лекционные и семинарские заметки, которые настолько выкристаллизировались в ходе бесконечных обсуждений со студентами университета, что буквально взывали стать книгой.

 

«Новая старая критика» психоанализа

 

Стимулом к написанию этой книги послужили и появившиеся в последнее время многочисленные критические статьи, которые берут психоанализ в перекрестный огонь уничижительной критики, долженствующей в буквальном смысле его уничтожить. Двадцать лет назад на пресс-конференции Недели психотерапии в Линдау в присутствии ежегодно собирающейся здесь гильдии академических (по большей части неориентированных на психоанализ) психологов, один журналист предрекал, что через какие-то десять лет «психоанализ Фрейда» утратит всякое значение и уступит свое место таким новым направлениям в психологии, как поведенческая терапия, психология познания и теория обучения. В 1969 году журналист Рупрехт Сказа-Вайс процитировал в газете «Штуттгартер Цайтунг» (№ 110, с. 37) диагноз известного гамбурского психолога и психотерапевта Рейнхарда Тауша, который звучал так: «Смерть через десять лет». Пророчества не сбылись. Психоанализ существовал и продолжает существовать по сей день, и во многом продвинулся вперед. Впрочем, и другие направления психологии не стоят на одном месте.

Ситуация в области психотерапии и психоанализа за последние десять лет решительно изменилась. Теперь не ищут объяснения всему высокому и низкому в человеческой душе на запутанных тропах психоаналитической интерпретации, а, напротив, делают упор на экспериментальных и естественнонаучных методах, на серии наукообразных опытов, благодаря которым студенты американских колледжей, равно как и студенты немецких психологических факультетов университетов овладевают все большим числом надежных и серьезных аналитических методов исследования. Следствие этого, переход от чисто статистического подхода к числовым оценкам и выявлению норм отклонений. Разумеется, таким образом можно узнать массу интересных подробностей, которые, однако, имеют для терапии слишком малое практическое значение.

Напротив, теория и практика психоанализа находят себе применение в повседневной работе, в психоаналитических консультациях, в психотерапевтических н психосоматических клиниках, в работе свободно практикующих психотерапевтов. Это живой обновляющийся организм. Критики упрекают психоанализ за его недостаточную научную обоснованность и слабую эффективность методов лечения. Но попытки представить психоанализ «глубокомысленным шарлатанством», как это делает Дитер Е. Циммер (1986). Доказать, подобно Гансу Юргену Айзенку (1985), полную неэффективность его методов, или охарактеризовать его как антинаучную теорию — такова сквозная идея книги Кристофа Т. Эшенредера «Здесь Фрейд ошибался» (1984) — неосновательны уже потому, что полученные психоаналитическими средствами результаты проверяются методами, которые составляют противоположность психоанализу и к бессознательным процессам не применимы.

Айзенк и другие критики психоанализа — превосходные знатоки статистических методов психологии восприятия, психологии обучения и психологии памяти. Они прекрасно знают психологию познания, психологию мотиваций и психологию эмоций. Используя эти методы, они упускают, однако, из виду как раз то, чем занимается психоанализ, а именно бессознательные процессы и то, как они протекают в «темных тайниках души» между наблюдаемым извне стимулом, с одной стороны, и разрядкой, с другой. Критики психоанализа поступают с бессознательными процессами примерно так, как поступили бы физики, задумав средствами классической физики (механики, электроники) ответить на вопросы современной теоретической физики, например, теорию атомного ядра.

Чтобы не отвечать на полемическое «Нападение на империю царя Эдипа» («Шпигель», 1984) столь же полемическим изложением, следует наглядно и научно обосновать теорию, методы и применение психоанализа, а чтобы воспользоваться плодами этой работы, необходима известная непредвзятость. Читатель, придерживающийся противоположных психоанализу взглядов, скорее всего воспримет эту книгу как очередное изложение психоаналитической теории. Но если непретенциозное освещение предмета в этой книге заставит хотя бы немногим скептикам задуматься над своей собственной позицией, то главная ее цель будет достигнута.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ, СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ИХ ОТРАЖЕНИЕ В ЗЕРКАЛЕ ЛИТЕРАТУРЫ И КИНО

Наши повседневные конфликты   Из повседневной жизни всем известно, как тяжело быть аутсайдером в группе, переживать равнодушие, оказаться…

II. ДЕРЕВО ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ

 

Корни психоанализа: естественные науки, литература и философия

 

Наше изложение психоанализа начнем с того, что сравним его с древом познания: ствол, состоящий, естественно, из произведений Фрейда, уходит своими корнями в Вену конца 19 века. Проследить все эти корни было бы, конечно, интересно, но заняло бы здесь слишком много места. Они произрастают как из естественных наук, так и из философии и поэзии, они питают ствол произведений Зигмунда Фрейда, из которого возникли ветви и побеги. Прежде всего, следует упомянуть эволюционное учение Дарвина и биогенетический закон Геккеля, который Фрейд запечатлел в памяти еще в свои школьные годы. Еще один корень произрастает из физиологического института в Брюкке, где Фрейд написал свою первую научную статью и познакомился с Иозефом Брейером. Следующий корень психоанализа происходит из Франции, из больницы Сальпетриер в Париже, где Фрейд, молодой врач столкнулся у знаменитого психиатра Шарко с весьма распространенной тогда болезнью — истерией и познакомился с гипнозом как методом исследования и лечения.

На протяжении своего естественнонаучного периода Фрейд мыслил в рамках медицинской модели болезней, которая отыскивала причины заболеваний, исходя из причинно-следственных принципов, и боролась с симптомами тем, что устраняла их причины (в случае, туберкулеза, например,— палочки Коха, а в случае сифилиса — бледные спирохеты).

С другой стороны, интересы Фрейда касались литературы и искусства, его восхищала археология, он проявлял философские интересы к самопознанию*. Он многое почерпнул из духа своего времени, переработав и интегрировав его в своих книгах; но мы не всегда в состоянии определить сейчас происхождение вдохновлявших его источников.

Большое влияние оказали на него также следующие великие личности: философ, математик и публицист Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646 — 1716), создатель учения о монадах — мельчайших духовно-психических частицах, которые очень разнообразно функционируют в пределах тела, но, в конечном счете, являются неделимыми.

Врач и естествоиспытатель Карл-Кустав Карус (1789 — 1869), установивший, что бессознательная психическая деятельность проявляется через переживания и сны («Лекции о психологии», 1831).

Философ Эдуард фон Гартманн (1842 — 1906). В частности его вышедшая в 1869 году трехтомная «Философия бессознательного» .

Философ и педагог Иоганн Фридрих Гербарт (1776 — 1841), в главном труде которого («Всеобщая метафизика», 2 т.т., 1828/29) описаны «влечения», которые могут быть вытеснены «за порог сознания».

Сюда же следует добавить и Артура Шопенгауэра (1819), чья «воля к жизни» имеет много общего с Фрейдовским «влечением» или, например, с «Эросом».

Но оставим обильные корни и обратимся к стволу дерева психоаналитического познания.

_____________________________________________________________________

* Как, в частности, узнал Потер Брюкиср (1961 — 63), в круг чтения Фрейда входили «Потерянный рай» Мильтона, «Дон Кихот» Сервантеса, «Том Джонс» Фильдинга, романы Чарльза Диккенса, книги Вильгельма Буша и «Нильс Лин» Иенса Петсра Якобсона. Фрейд изучал также сочинение Гете «Природа», читал Платона и Грильнарцера (см.: Имра Германн, 1974).

-----------------------------------------------------------------------------------------------------

 

Ствол психоанализа: Зигмунд Фрейд и группа первых психоаналитиков

Зигмунд Фрейд

Зигмунд Фрейд начал с решения загадки истерии. Неврологические причины в виде органических поражений нервной системы с естественнонаучной точки…   Естественнонаучная сторона

Первые ветви: Адлер, Штекель, Юнг

Появление суровых для того времени истин о человеческой сексуальности заранее предполагало их неприятие. После того, как напуганный своей… Альфред Адлер выдвинул понятие «органической неполноценности», которая… Адлера особенно интересовала проблема агрессивного поведения людей, которой Фрейд пренебрегал. Сюда следует добавить…

Возвращение к стволу: теория инстинктов и теория травм

Психоаналитическая теория инстинктов   Мы рассмотрели ранние ответвления психоаналитического дерева, забыв о его стволе, как это сделали в свое время первые…

Ветви психоанализа: современное развитие теории отношений

6.1. Сандор Ференци и Михаэль Балинт. Венгерская школа   К стволу психоанализа несомненно следует добавить достижения Сандора Ференци в области психоаналитической теории с…

Психология

 

Биология Социология

Таблица 4. Положение психоанализа между биологией, социологией и психологией (Лоренцер, 1985).   В следующей главе я расскажу о немецкой ветви дерева психоаналитического познания, а именно о ветви, созданной…

III. РАЗВИТИЕ ПСИХОАНАЛИЗА В ГЕРМАНИИ

Эта глава отражает субъективный взгляд автора, который родился в 30-е годы во времена национал-социализма и сразу по окончании войны в поисках… Тогда в научной психологии ФРГ и Западного Берлина доминировал не… В поисках информации, имеющей отношение к пониманию психической природы болезней, с которыми я столкнулся в период…

Немецкое психоаналитическое объединение переосмысливает нацистское прошлое

Очень высоко я оцениваю усилия Маргарет Мичерлих-Нильсен, направленные на выявление роли психоанализа во времена национал-социализма. В этой связи…  

Значение психоанализа для педагогики, философии и богословия

Отстранение от больничного ухода (смотри приложение «Упорядочение больничных касс») не помешало таким заслуженным психоаналитакам, как Гюнтер… Психоанализ подтолкнул таких значительных философов, как Юрген Хабермас… Таким образом, психоаналитическая сцена в Германии вовсе не ограничивается, как утверждают авторы «Полемического…

Психоанализ в университете — шансы для взаимных инициатив

Гаральд Леопольд-Левенталь — родом из Вены, колыбели психоанализа,— издал в 1987 году пособие по психоанализу. В юбилейном сборнике в его честь под… С другой стороны, перед психоанализом стоит вопрос о критическом изучении его… Совместная работа психологов и психоаналитиков, напротив, оставляет желать много лучшего. В США Мэтью Х. Эрдели (1985)…

Является ли психоанализ наукой?

Используя дерево психоаналитического познания, мы проследили развитие психоанализа на протяжении десятилетий, прошедших после его открытия Фрейдом,… Чтобы ответить на этот вопрос, следует представить себе общую панораму наук и… Сначала в университете преподавали только признанные церковью науки. Изучая которые школяры, тогдашние студенты,…

Различие между естественными и гуманитарными науками

  Интерпретационные науки  

Освобождающие науки

Прежде чем перейти к психоанализу, я хочу упомянуть еще одно научное направление, которое находится между нередко обвиняемыми в позитивизме…  

Позиция психоанализа

Наблюдая психоанализ как бы извне, с научно-теоретической точки зрения, не так-то просто указать его место в системе наук. Порой создается… Следуя психоаналитику Гейнцу Гартманну (1972), психоанализ можно… Но с таким же правом можно поместить психоанализ в ряд идеографических наук, ссылаясь на единственный в своем роде и…

Речь в защиту психоанализа перед родственными ему науками

В этой книге я произношу речь в защиту психоанализа перед родственными ему науками. Вместе с тем, я хочу исповедаться в том, что я в… Если психоаналитики и впредь будут собираться лишь в своих собственных… ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЛИЧНОСТИ

Предварительные замечания

В психоанализе понятия личности, лица, персоны и характера употребляются различным образом. В то время как одни рассматривают «персону» в качестве… Сегодня современная психология рассматривает личность в определенном контексте… В современном психоанализе личность проявляется в определенной динамике, как нечто, воспринимаемое с помощью…

Образ человека по Фрейду

Образ человека у Фрейда сначала определялся влечениями как управляющими силами. Доминирующее место отводилось половому влечению. Проявление этого… Всякий, при условии внутренней честности, отыщет в личной жизни массу примеров… Возвратимся, однако, к серьезным теоретическим положениям.

Я

u

Оно

не подчиненное Я

 

Таблица 7. «Я», сжатое и довлеемое «Сверх-Я» и «Оно». Бессознательные связи между «Оно» и «Сверх-Я».

 

Положение вещей, однако, может предстать в ином свете, если рассматривать «Я» не искаженным детскими или невротическими нарушениями. А, напротив,— как отлично развитое, «зрелое» «Я». Подобное «зрелое» «Я» является носителем сознания. Посредником между порывами инстинктивного «ветра», дующего из «Оно» и локализованными в «Сверх-Я» предписаниями и запретами. Кроме того, «Я» является «органом» проверки, перепроверки и окончательного принятия решений. Органом, который расследует конфликты, вытекающие из периодически повторяющихся требований «Оно» и «Сверх-Я». «Я» опробует то или иное компромиссное решение, в результате чего-либо подтверждает или отвергает его. Решение принимается совершенно сознательно.

При этом исполнение инстинктивного желания или предписаний Сверх-Я» может быть также отсрочено или перенесено на будущее. Компромисс может быть достигнут и путем частичного отказа от желания либо частичного удовлетворения в социально приемлемой форме, т.е. в «сублимированном» виде. При таких благоприятных обстоятельствах потенциалы «Оно» полностью находятся в распоряжении «Я». В связи с этим «Я» ощущает себя действенным и обогащенным, поскольку отражаемые им эротические, чувственные или страстные порывы интегрированы в «Я».

По отношению к «Сверх-Я» зрелое, здоровое «Я» также автономно, поскольку оно сознательно решает, имеет ли смысл соблюдать в той или иной ситуации выдвигаемые «Сверх-Я» запреты. Кроме того, «Я» решает вопросы целесообразности принятия каких-либо предубеждений и возможности их критической перепроверки. Тем самым происходит превращение предубеждений в сознательное мнение — убеждение.

В натянутых отношениях с «Я» находятся также и не упомянутые еще идеалы нашей личности. В структурной модели они либо локализованы в «Сверх-Я», либо представляют собой отдельную инстанцию. «Я» перепроверяет их на возможность реального осуществления и выбирает пути их возможного достижения. Иначе говоря, оно ставит вопрос: что лучше,— благодаря решительным действиям приблизиться к идеалу или приравнять идеал к реальному поведению?

«Я», «Оно», «Сверх-Я» и «Идеал» зрелой личности четко отделены друг от друга и не втянуты в тягостные конфликты, характерные для ребенка и невротика. «Я» в качестве «стержня личности» претерпевает на протяжении жизни человека множественные изменения вследствие того, что ему приходится усваивать обширные области, принадлежащие «Оно» и «Сверх-Я». Совсем в духе изречения Фрейда,— «Там где было «Оно» стало «Я». «Сверх-Я» перестает располагаться над «Я», а, скорее, находится рядом. Таким образом, в психоанализе, понятие «Я» идентично понятию личности, что соответствует определению Фрейда, представившему «Я» как «понятие» связной организации душевных процессов в личности .

В этой связи вспоминается наглядный пример с всадником и конем, который использовал еще Платон. Данный образ достаточно живо воспроизводит разбираемые здесь отношения «сила — слабость». Можно представить, что неопытный в искусстве верховой езды ребенок будет подчиняться коню, в то время как искусный наездник использует силу коня в своих интересах. Пример со всадником выдвигает две альтернативы: если всадник умеет управлять конем, тогда его силы («Я») возрастают приобретением части силы лошади; в противном случае всадник («Я») терпит поражение, чувствует себя бессильным, слабым и полностью отданным на произвол самого коня («Оно»).

На первом рисунке (?) инстинктивная сторона интегрирована в личность, признан примат генитальности. Эрогенные зоны, включая связанную с ними чувственность, при этом также блокированы, как и связанные с ними желания и мотивы. Они находятся в распоряжении (по мере надобности) в той или иной определенно заданной ситуации. У человека есть власть и контроль, с помощью которых можно, действуя активно, управлять исходящими из «Оно» импульсами; такая модель личности вероятно понравится читателю, поскольку «Я» в данном случае выступает в качестве сильной инстанции, той личностной составляющей, которая мыслит, чувствует и поступает относительно автономно. Она крепко держит коня за поводья, может обуздать и укротить его, когда это понадобится. Зависимость от реальности, от биологически заданных инстинктивных порывов «Оно», от требований «Сверх Я» и от претензий наших идеалов, прежде препятствовавшая автономии «Я», в значительной степени ликвидируется, что является целью любого психоанализа (см. табл. 8).

 

 

Таблица 8. «Я», свободное от «Сверх-Я» и «Оно», умеющее использовать их в своих интересах; Идеалы и «Сверх-Я» частично интегрированы в «Я», частично находятся извне, но тем не менее не управляют «Я».

 

3. Дальнейшее развитие теории Фрейда

 

3.1. Современные психоаналитические аспекты сексуальности

 

В десятилетия, последовавшие за смертью Фрейда, психоаналитическая теория сексуальности обогатилась многочисленными новыми вкладами, была усовершенствована и дифференцирована. Это, в частности, подтверждает и книга Мартина С. Бергмана «Анатомия любви» (1987), в которой наглядно описана неспособность любить, а также разнообразные формы мазохистской, садистической, нарцистической, платонической и сублимированной любви. В последние десятилетия появилось много литературы на тему женской сексуальности, что было вызвано женским движением 70-х годов. Женщины привнесли некоторые изменения в классическую точку зрения Фрейда, и мужская сексуальность, единственно «правившая бал» в «эпоху патриархата» — как мера и ориентация – лишилась своей монополии. В социологических, педагогических, психологических и политических кругах большие изменения произвела открытая дискуссия на тему феномена гомосексуальности, освободившая впоследствии многих от прежних предрассудков и выдвинувшая новые точки зрения.

Имеет смысл начать с общей проблемы половой идентичности, затем рассмотреть некоторые аспекты разнообразной литературы о женской сексуальности, после чего перейти к теме мужской сексуальности, чтобы в конце концов обратиться ко все еще спорной теме гомосексуальности.

Половая идентичность

 

Если мы хотим сколь нибудь широко понять женское и мужское половое развитие и его нарушения, то нам следует обратить внимание на три следующих аспекта половой идентичности:

1. Биологический аспект, т.е. определенный физиологический пол мужчины или женщины с относящимися к нему первичными и вторичными половыми признаками.

2. Общественные половые стереотипы или клише, по которым определяется, что является женским, а что мужским. Сверх того, существуют, как известно, различные мнения по этому поводу в разных группировках, слоях и группах. К этому же относятся перемены в мнениях по поводу женского и мужского на протяжении всего исторического развития. Различным восприятиям мужского и женского соответствует господствующее законодательство, закон о семье, уголовный кодекс, практика распределения заработной платы, разделение труда в промышленности, торговле, сельском хозяйстве и на общественной службе. По традиционному разделению ролей женщине отводится роль домохозяйки и матери, а мужчине — профессиональная жизнь. Это типичное половое разделение мужчины и женщины рассматривается в психологии по-разному: различия в агрессивном поведении, уровне активности, доминантности и импульсивности, принимается во внимание страх и тревога, относящиеся как к послушанию, так и к протесту и к пространственному восприятию. Согласно тесту Гиссена женщины предстают скорее боязливыми, заботливыми, уступчивыми, менее честолюбивыми, более слабыми, аккуратными, более депрессивными и более утомляющимися, чем мужчины, у которых доминируют твердость, господство, меньший страх и большее честолюбие. Таким образом, старые стереотипы ролей мужчины и женщины по их собственной оценке все еще остаются в силе, несмотря на известные изменения в этой области.

3. Психическое самосознание себя как мужчины или женщины. Психолог и психоаналитик Роберт И. Штолер, который занимался проблемой половой идентичности, указывал в целом ряде своих работ (1968, 1973, 1975а, 1975), в частности, на чувство, при котором индивид вполне определенно ощущает себя либо мужчиной, либо женщиной. Это по большей части зависит от родителей, но также и от влияния группы сверстников. Так, уважение к отцу способствует раскрытию мужской идентичности, а к матери — женской. Если дочь испытывает проблемы с женской идентичностью матери, тогда это с большой вероятностью скажется впоследствии в виде «ломаной идентичности»

Не следует упускать из виду, что мы, во время своего развития, в большей или меньшей степени идентифицируем себя с важнейшими участниками отношений. При этом в любом обществе принципиально важное значение для обоих полов имеет первый объект отношений — универсальный объект — мать.

Это обстоятельство играет значительную роль в развитии половой идентичности как мужчины, так и женщины: в начале развития дочь идентифицирует личность матери со своим полом, а сын — с полом противоположным. Это представляет для мальчиков опасность феминизации, которой противостоят с помощью: отделения от матери, обращения к отцу или путем дезидентификации, т. е. обратного изъятия идентификации.

Опасность для дочери по отношению к матери заключается в «недостаточном разграничении». Чтобы не стать его жертвой, дочь со своей стороны нуждается в особенных усилиях в форме «постоянной работы по разграничению».

Исходная ситуация отношения детей к матери содержит в себе как недостатки, так и преимущества для каждого пола. Женщина имеет шанс на стабильную женскую «эго — идентичность», поскольку ей легче, будучи рожденной женщиной, идентифицироваться с ней, чтобы прийти к стабильной половой идентичности. Опасность же сохраняется в чрезмерном «соединении» и недостаточном разграничении при нечетких границах личности, что может препятствовать развитию автономии и независимости.

В начале своей жизни мужчина вынужден идентифицировать себя с лицом противоположного пола. При слишком большой идентификации с матерью ему угрожает феминизация. Это, правда, имеет и свое преимущество, заключающееся в стимулировании у него желания отмежеваться от противоположного пола и тем самым развить в себе большую автономность.

Рано или поздно в поле зрения растущего ребенка попадает мужская Персона, как правило, отец. При его отсутствии в роли мужского начата могут выступать дядя, дедушка или другие родственники мужского пола. Предпосылкой для идентификации с «отцовской фигурой» является преимущественно хорошее отношение к ней. Идентификация оказывается прочной, если в ее основе лежит положительное отношение к «отцовской фигуре». Подчеркнуто мужественный отец будет способствовать раскрытию половой идентичности мальчика, а слабый, фемининный отец, напротив, усложнит этот процесс. Для девочки слишком сильная идентификация с отцом несет опасность чрезмерной «маскулинизации». В то же время в отношениях с отцом дочь получает наилучший шанс понять разницу полов и тем самым достигнуть «отграничения».

Наряду с идентификацией с мужским и женским началом для самоосознания ребенком своей половой роли, немаловажное значение имеют сами повседневные отношения с отцом или матерью. Весьма значимо и отцовское восхищение растущей дочерью как женщиной, и то, как мать поощряет развивающееся мужское начало сына. Не стоит удивляться силе и стойкости классических стереотипов, если в семье одобряют лишь традиционные игры (для дочери — игра в куклы, для сына — игра в автомобили).

В этой области родители послевоенных десятилетий кое-чему научились. Они позволяют своим детям параллельно с традиционными ролями опробовать в игре и новые формы поведения. Это позволяет расширять половую идентичность на другие области, которые ранее считались привилегией другого пола (например: вязание и приготовление пищи — для мужчины и вождение машины — типичная мужская профессия — для женщины).

Самоосознание определенной половой идентичности во многом зависит от бессознательных фантазий о том, что слывет мужским или женским. Мальчик в подобной ситуации находится в более выигрышном положении, поскольку он без труда определяет свою половую принадлежность, наблюдая и касаясь своего полового члена. Девочке же в этом отношении приходится тяжелее в виду отсутствия зримых признаков пола. Как известно, Фрейд выстроил на этом основании свою теорию «зависти к пенису». Впрочем, зависть к пенису угасает, как только девочка обнаруживает, что внутри своего тела она также имеет вполне выраженные половые органы. Анализ пациенток в психоанализе свидетельствует, что у женщин чаще всего отсутствуют положительные фантазии относительно своих половых органов. Подчас женщины представляют их в виде полости, содержащей мочу, грязь, кровь, полости, из которой наряду с этим появляются дети. Но как только женщина включается в психоаналитический процесс, у нее появляются образные картины. Одна пациентка представляла женские гениталии в виде цветков лотоса или ларца с сокровищами, который следует открыть. Жорж Деверо в своей книге «Баубо. Мифическая вульва» (1981) собрал коллективные фантазии о женских гениталиях и, таким образом, пришел к выводу, что последние могут быть использованы как оружие против мужчины путем их внезапного обнажения, что, в известной степени, аналогично мужскому эксгибиционизму.

Проблемы с половой идентичностью, как правило, являются результатом нарушения идентификации в период развития: чрезмерная идентификация мальчика с матерью может привести к феминизации, а дочери с отцом — к маскулинизации.

К указанной проблеме относятся и последствия идентификаций, ставших необходимыми в результате защиты от невыносимой тревоги. Широко известна кастрационная тревога — «страх кастрации» — мальчиков. Являясь маленькими эдипами, они желают спать с матерью, боятся папиного наказания и, чтобы избежать его, с самого начала отрекаются от своей мужественности и ведут себя скорее пассивно, т. е. «по-женски».

Аналог со стороны женщин состоит в том, что женщина из страха взять на себя женскую роль предпочитает развиваться маскулинно. Страх при этом может иметь различные причины. Он может проистекать из того, что «быть женщиной» значит «беременеть и рожать детей» или «взять на себя все те неприятности, которые пережила мать», т. е. быть подвластной мужчине, сохранять обязательство вступать с ним в половые сношения и т. п.

Отсутствие одной из персон того или иного пола, как это случается в неполных семьях или в семьях с часто отсутствующим отцом, разумеется, неблагоприятно для развития зрелой половой идентичности. Растущий в такой семье ребенок мужского пола может испытывать серьезные сложности с развитием по мужскому типу.

Один лечившийся у меня мужчина, отец которого погиб во время войны, когда ребенку не было еще и года, демонстрировал, тем не менее, что отсутствие непосредственного «переживания отца» успешно компенсируется фантазиями о нем, основанными на рассказах об отце других людей. Однако подобные случаи скорее оказываются исключением, чем правилом. Опыт показывает, что отсутствие отцов – (?)

она кажется себе жалкой и ненужной. В соответствии с Фрейдом здесь берет свое начало широко распространенный женский комплекс неполноценности.

€Как мы убедились, такой комплекс может развиться из опыта, приобретаемого дочерью в общении с матерью; этот опыт противостоит устойчивому чувству уверенности в себе, в своей половой принадлежности. Негативный опыт такого рода случается гораздо чаще, чем это принято считать в классическом анализе: «маленькое» отличие (изначально устанавливаемое девочкой) не имело бы столь «большого» значения, если бы мать была более уверена в своей женской идентичности. Негативная оценка женщины, в соответствии с тем, как она ощущается матерью и воспринимается дочерью, еще более возрастает, если она дополняется соответствующим невысоким мнением отца.

Не следует недооценивать в этой связи неочевидность восприятия женских гениталий, в отличие от мужских. Особенно в состоянии эрекции. Отсутствие ощущения гениталий представляет для девочек определенные трудности, о чем свидетельствует анализ девушек и взрослых женщин, а органическое ощущение скрытого внутри влагалища и непосредственно присоединенных к нему фаллопиевых труб и яичников выражено достаточно смутно. Более или менее детальное образное представление о женских гениталиях может быть получено лишь путем собственного исследования с помощью пальца или, как в женских группах, путем визуального наблюдения. Иногда такое представление можно получить с помощью врача — гинеколога, способного зримо продемонстрировать картину возбужденного состояния женщины. Тогда женщина почувствует себя не «пустой» в генитальной области, а выстроит более адекватный образ собственного тела, в котором гениталии будут представлены достаточно подробно. При этом закладываются благоприятные предпосылки для переживания не только женской сексуальности, но и для последующей возможной беременности, родов и воспитания ребенка.

Если женская сексуальность будет оцениваться по этим принципам, тогда мы сможем забыть раннюю фаллическую ориентацию психоанализа. Фрейдовские положения о «зависти к пенису» и женском комплексе неполноценности отвергаются многочисленными авторами — феминистками. Движение «женского протеста» включает в свои ряды следующие имена: Симона де Бовуар (1960), Нэнси Чодороу (1978), Суламифь Файрстоун (1970), Бэтти Фридон (1963), Люси Иригерей (1977), Джульетт Митчелл (1976), Урсула Шой (1977), Рената Шлезир (1981) и Алис Шварцер (1975). Между тем существуют попытки положить начало синтезу двух экстремальных позиций, что находит свое выражение, к примеру, у Маргарет Мичерлих-Нильсен (1985).

Стоит упомянуть об особом значении смены объекта в развитии здоровой женской сексуальности. Последнее означает, (следуя высказываниям Фрейда в его работе о женской сексуальности), что рано или поздно женщина переориентируется с первого объекта (матери) на второй объект (отец).

В патологических случаях, когда имеют место неврозы связи (см. гл. VI 3.3.), первичная связь с матерью сохраняется в своем перманентном виде, характеризуемом как торможение в развитии. Последнее усугубляется негативным опытом в отношениях с отцом. Смене ориентации с матери на отца, напротив, способствует негативный опыт в отношениях с матерью и позитивный — с отцом.

Ранний психоанализ, полностью фиксируясь на плохо исследованных на тот момент патологических случаях, полагал, что девочка не развивается дальше из-за того, что она — в отличие от мальчика — не страдает от кастрационной тревоги. Поэтому у нее нет необходимости (по причинам защитного характера, а не из специфических особенностей развития) идентифицировать себя с отцом. Сейчас стало очевидным, что решающим фактором в развитии здорового женского сексуального поведения является оценка роли женщины обществом. Насколько уверенно чувствует себя мать в той или иной ситуации как женщина, как отец и другие люди — мужчины и женщины — ведут себя с подрастающей девочкой и насколько естественно приобщены к этому ее гениталии (если они вообще к этому приобщены).

 

Мужская сексуальность

 

Возникшая в психоанализе теория сексуальности тождественна теории мужской сексуальности. Она по сути «фаллократическая», т. е. прославляющая мужской член, ориентированная на мужские гениталии. Тем самым данная теория представляет своеобразное выражение мужской гордости по отношению к лишенной пениса женщине. Эта гордость, вне всякого сомнения санкционированная общественным мнением, способствует развитию у мужчины здорового чувства собственного достоинства. Фаллократическая ориентация дает, однако, и повод для некоторой переоценки собственной значимости. Крайним выражением такой переоценки может служить описанный Гансом Эбергардом Рихтером «комплекс бога» (1979), при котором превозносится все мужское, а все женское обесценивается. Подобное самовозвеличивание может приводить к большим техническим успехам — небоскребам, самолетам, полетам на луну и к звездам, но одновременно — и к саморазрушающему началу,— например, изобретению атомного оружия.

Негативное воздействие на мужскую чувственность оказывают и некоторые ограничения: нацеленность на профессиональные достижения и успехи, отрицание проявления чувств вообще, в особенности таких тонких их проявлений, как любовь, ласка или печаль. Сомнительный мужской образец демонстрирует, например, Хемингуэй. «Мужчины без женщин» должны стойко выдерживать соперничество с природой («Старик и море»), демонстрировать сверхчеловеческие подвиги на войне («По ком звонит колокол») и оставаться в результате в проигрыше («Победитель не получает ничего»).

В психоаналитическом лечении мужчины, поэтому, требуется некоторое время для повторного раскрытия в нем подавленных предшествующим воспитанием чувств, чтобы получить доступ к собственным ощущениям и тем самым создать условия для развития наполненных чувствами отношений с другими людьми. Рейбен Фаин в своей недавно вышедшей книге (1987) подробно описал возможные судьбы мужской сексуальности. К примеру, одна состоит в том, что маменькин сынок развивается в папиного соперника; другая изображает мужчину, играющего роль Дон-Жуана с его напускным превосходством по отношению к женщинам. Типичные супружеские конфликты, напротив, очень далеки от общепринятых представлений о мужском идеале. Здесь главным оказывается — и по докладам Кинси (1948, 1953) и по рапортам Хайт (1976) — вопрос о мужской неверности. Последняя объясняется неудовлетворенной в моногамии мужской сексуальностью, удовлетворение которой мужчина пытается обрести с другими женщинами. Не находя удовлетворения в узаконенном браке, мужчина стремится «к новым ощущениям», и весь опыт повторяется снова «и так до бесконечности».

В настоящий момент женская эмансипация бросает вызов мужской сексуальности: женщины раскрывают свое собственное право на сексуальность. Это ставит мужчину в непривычную ситуацию, вызывающую у него страх. Это сказывается, в частности, в возрастании нарушений мужской сексуальности: импотенции, преждевременном семяизвержении, неспособности быть откровенным с женщиной и посвящать себя ей.

Тем самым широкая область сексуальности сужается. Однако удивляться этому не следует, поскольку профессиональные интересы мужчин не оставляют им времени для занятия сексом. Они тратят все свои силы на общественной службе, которая приносит им славу и почет и которая одновременно все дальше и больше отдаляет их от отношений с женщинами, от других людей, отчуждает от собственной мужской сексуальности. Такие мужчины часто добиваются больших успехов на работе. Однако, они также часто страдают от нарцистических расстройств личности (см. гл. IV. 3.1.), связанных с одиночеством и неспособностью любить. Возможно, у политиков это выражено ярче, чем у других людей, что демонстрирует нам Рейбен Фаин на примере Уинстона Черчилля, Ричарда Никсона и Кеннеди. Однако и в областях искусства, и спорта найдется множество примеров того, как ради великих целей жертвуют сексуальностью, совсем в духе фрейдовской теории сублимации, согласно которой сексуальные потребности могут удовлетворяться, сдвигаясь в сторону сексуально акцептированной деятельности, а не через секс, как таковой. Как показало исследование Бригитты Митташ (1987), поэты оказываются гораздо ближе к своим эмоциональным сексуальным потребностям, нежели ученые. Слабое утешение, однако.

 

Гомосексуальность

 

Женская гомосексуальность содержит, как правило, латентную «связь с матерью». Либо более молодая женщина «примыкает» к старшей, представляющей для нее мать, либо старшая в своих чувствах к молодой воспроизводит отношения «мать — дитя» с позиции матери. Подобные отношения между женщинами дают основания усматривать невротическую «связь» в контексте заторможенного развития, состоящего в том, что женщина бессознательно боится смены «объекта» любви на мужчину и по привычке держится за мать. К невротическим формам гомосексуальных отношений между женщинами следует скорее отнести те, в которых мужчина по причине бессознательного страха вообще исключен из сферы отношений. В этом случае мужчину избегают, как объект фобический. Структура подобной женской гомосексуальности, таким образом, сравнима с фобией (см. гл. IV. 2.4.)

-115-

Лесбийские отношения, в которых обе партнерши в равной степени сливаются друг с другом в результате сильных бессознательных регрессивных процессов, бывают связаны с не совсем четкими личностными границами между обеими. Классификационно их можно было бы отнести с известной долей сомнения ближе к психотическим проявлениям; впрочем, подобные расстройства можно в принципе наблюдать и в отношениях гетеросексуальных. Преимущества женской сексуальности кроются скорее всего в особой форме нежности, встречаемой гораздо реже в отношениях между мужчиной и женщиной. Книга Верены Штефан «Линька» («Стягивание кожи», 1975) или сравнительно недавно изданная книга Марины Гамбарофф «Скажи мне, как сильно ты меня любишь?» (1987) дают этому красноречивое свидетельство.

О лесбийских отношениях в узком смысле этого слова мы говорим тогда, когда важнейшую роль играет генитальная сексуальность. В каком объеме это встречается в том или ином случае, расценить с большей вероятностью трудно, к тому же в самом психоанализе имеется совсем немного аутентичной информации о фактических отношениях между женщинами при лесбийских связях. Того, кто желает получить об этом более обширную информацию, я отсылаю к книгам Шарлотты Вольф (1973), Д. Х. Розен (1974), Л. Барбах (1975) и Х. Норвуд (1985).

О мужской гомосексуальности известно больше. Наряду с женской она расценивается как вариант отношений, точно также способных — как и гетеросексуальные отношения — быть и нормальными, и патологическими. К нормальным относятся те гомосексуальные связи, относительно которых мужчины занимают сознательную позицию. Тогда в рамках психоаналитической теории личности речь идет об эффективном расширении личных переживаний, т. е. об однополых отношениях, которые — как свидетельствуют многочисленные примеры мужской дружбы — не ограничиваются, скажем, состязанием мужчин друг с другом в футбол, но могут демонстрировать регулярные спонтанные реакции после забитого мяча, выражающиеся в обниманиях, дружеских похлопываниях и т. п. Между тем существуют и такие отношения между мужчинами, которые (как, например, в Голландии) могут приводить даже к гомосексуальным бракам.

Зачастую отношения между мужчинами характеризуются, однако, редуцированной сексуальностью, способной выражаться в борьбе, брутальных половых актах и взаимных нападениях, как это впечатляюще продемонстрировано в фильме Райнера Вернера Фассбиндера «Кирель». Выявляющиеся в психоаналитическом лечении мужчин разнообразные патологические процессы позволяют считать психоаналитический подход к мужской гомосексуальности как к явлению отчасти патологическому правильным. Но лишь отчасти, ибо было бы неверно переносить патологические проявления у отдельных личностей на мужскую гомосексуальность в целом. Адекватным представляется и психоаналитическое объяснение патологических проявлений гомосексуальности. Прежде всего,— это невроз, при котором нерешенные эдиповы конфликты влекут за собой непреодолимый страх женского пола. Женщин в этом случае стараются избегать по аналогии с фобическим объектом. Тем самым гомосексуальные отношения полностью соответствуют бессознательным процессам при фобиях, описанным мною в главе VI 2.4. Последовательная интерпретация заключается в том, что гомосексуальность у мужчин происходит от очень рано возникших доэдиповых конфликтов. Гомосексуалист столь невротически перерабатывает нарушенные отношения мать — дитя, что бессознательно идентифицирует себя с матерью. Подобное объяснение представляется верным, когда мужчина-гомосексуалист ощущает в себе женское начало. При этом он вовсе не обязан выглядеть как женщина, о чем имеют обыкновение выражаться в гомосексуальных кругах. Этой феминной форме мужской гомосексуальности присуще тесное родство с трансвестизмом — желанием одеваться как женщина — или с транссексуализмом — желанием стать женщиной.

Сексуальные отношения между мужчинами, которые лишены всякого женского или материнского компонента, указывают на то, что сексуального контакта с мужчиной ищут лишь потому, что не имеют такового с женщиной из-за бессознательного страха перед ней.

Иногда играют роль и обусловленные развитием или из «соображений защиты» идентификации с отцовской фигурой, когда молодой человек любим настолько, насколько он стремится быть любимым отцом. Здесь я сошлюсь на приводимый Фрейдом (3. Фрейд, 1911) случай латентного нарцистического желания президента сената Шребера по отношению к гомосексуального другу.

Очень часто гомосексуальное поведение может возникать как следствие, собственно, дефицита отношений с отцом. Тогда гомосексуальный партнер, как правило, более старший мужчина, призван заменить

-117-

страстно желаемое с детства, но не получаемое удовлетворение от общения с отцом. Элизабет Р. Моберли решительно настаивает на такой точке зрения в своей книге (1983); данная позиция согласуется с моим мнением о «неврозе дефицита» (см. гл. VI 3.3.). Гомосексуальные отношения — это еще и попытки наверстать пропуски в отношениях с отцом или все же довести до благополучного исхода неисцеленные раны в бессознательной попытке самоисцеления. Сходным образом мыслит Фриц Моргенталер (1974) в отношении к определенным проявлениям гомосексуальности, испытывающей такого рода дефициты в психических структурах, которые затем восполняются гомосексуальным партнером. В этом смысле гомосексуалисты представляются людьми, достойными сочувствия,— их детство было лишено элементарного человеческого общения и теперь они отчаянно пытаются компенсировать свою недостачу в гомосексуальных отношениях.

Надеюсь, что в приведенном изложении мне удалось по возможности непредвзято познакомить читателей с тем, что мы знаем на сегодняшний день о мужской и женской сексуальности. Кто желает получить более подробную информацию, тому я посоветую воспользоваться книгой Фрица Моргенталера «Гомосексуальность, гетеросексуальность, перверсия» (1984).

 

3.2. Развитие структурной модели

 

Эмоциональность и телесность

Касаясь эмоций, аффектов или чувств, мы получаем схематический образ человека, характеризующийся следующими особенностями: человек пережил травму (травматическая модель), наряду с сознательными им управляют и бессознательные влечения (топографическая модель), причем те или иные области различаются (структурная модель), а, кроме того,— человек состоит из скелета, крови и плоти. В 1978 году я выпустил книгу о «Человеческих страстях», в которой описал любовь и ненависть, ревность и зависть, а также жадность, месть, любопытство и восхищение.* Поэтому здесь стоит ограничиться

_____________________________________________________________________

* Книга вышла в 1989 году под названием «Страсти. Психоанализ чувств» в виде карманного издания,

-------------------------------------------------------------------------------------------------------

следующим: социализация в человеческом сообществе рассчитана на способность людей к адаптации, приспособлению. Согласно Винникоту (1965, 1965) такой человек живет не своим «истинным», а по большей части своим «ошибочным Я». Это всегда «Я» подавленное, неспособное развиваться, «Я», которое — в данном аспекте — не имеет доступа к своим чувствам, эмоциям и аффектам. В рамках психоаналитической теории объект-отношений это означает, что человек не имеет доступа к своим чувствам как по отношению к другим людям, так и по отношению к самому себе. В этой перспективе перед человеком встает устрашающий выбор, как это убедительно описывает Макс Фриш в книге «Homo Faber» — быть «Homo Faber» или «homo sentiens», т.е человеком чувствующим. Декартово «Cogito, ergo sum» (мыслю, следовательно, существую) можно было бы дополнить — «Sento, ergo sum» (чувствую, значит существую — нем.—).

Психоанализ долгое время пренебрегал миром эмоций, прежде всего в «классические» времена «психологии Я» (см. ** 5.). Лишь в 70-е годы аффекты впервые стали использоваться в анализе. Аффекты служат не только отправной точкой влечений, они обогащают межчеловеческие отношения, делают их в первую очередь человеческими. Кроме того, они оживляют психоаналитическую практику. Поэтому психоаналитикам не следует чураться страстей.

Современная теория аффектов учитывает в отдельности первичные аффекты: радость, печаль, гнев, страх, отвращение, изумление, интерес и стыд. В каждом из этих аффектов объединены телесные (психологически-гормональные и моторные, т. е. иннервированные мускулатурой) компоненты, выражающие аффект экспрессивно в мимике и жестикуляции, а также когнитивные составляющие. Последние осознаются чувственным образом. Они поражают нас (пассивно), а мы испытываем их (активно). Что касается социальных измерений, то они управляют мерой близости и отдаления: в радости мы хотим обняться, в отвращении — отдалиться от человека.

Мы переживаем аффекты и в отношении самих себя. Испытываем чувство внутреннего стыда, когда не соответствуем собственным идеалам. В этом случае стыд наполнен смыслом, он становится сигналом. Стыд, однако, может нарушать отношение к себе и к окружающим,

-119-

например, если мать фрустрирует своего ребенка именно в тот момент, когда он горд своими успехами, говоря ему: «И не стыдно тебе!». Ребенок неизбежно свяжет свою радость от успеха с горьким стыдом, что впоследствии может легко повториться в сходной ситуации.

То, что в действительности психоанализ непростительно упустил, так это телесность. Психоанализ ведет речь со ссылкой на представления и фантазии, а тело при этом остается, фактически, не у дел. Тем самым повторяется то, что многие из наших пациентов пережили от родителей, будучи детьми, а именно — слабую заботу о своем теле. Каким же образом пациенты научатся находить в психоанализе правильное отношение к своему телу, если на психоаналитической кушетке повторяется их детский опыт «утраченной телесности».

Оставляемые психоанализом пробелы заполняются иными методами, непосредственно концентрирующимися на теле:— «концентративная двигательная терапия» — «функциональное расслабление» — биоэнергетика. Однако и сами психоаналитики уже заметили свои упущения: Дитер Айке (1973) вынес на рассмотрение идею «тело как партнер». Выступая как тело в субъектной форме, мы имеем тело и в качестве объекта. И здесь налицо субъектно-объектные разногласия с телом. Мы можем любить или ненавидеть свое тело, точно так же, как другого человека,— уважать его или презирать, хорошо или плохо с ним обращаться. Эльмар Брэлер (1986) пишет о «телесном существовании» как об аспекте, упущенном медициной. Зигфрид Цепф (1986) повторяет эту мысль в книге «Тело — место преступления. Расследование. Критика психоаналитической психосоматики». Лично я во времена своего сотрудничества в психосоматической клинике занимался вопросами теории и практики психосоматических нарушений (1980, 1984). Сегодня налицо усилившийся интерес психоаналитиков к телу, к образу, который мы составляем о своем теле, к его развитию, к нарушениям его функций.

Ранние опыты, связанные с телом, влияют на наши переживания, в особенности, в связи с сексуальным поведением, с отношением к здоровью и болезни. С определенной уверенностью можно сказать — наша личность не может быть полной без тела. Это и имел в виду Фрейд, когда писал в «Я и Оно» (1923. Русский пер. Фрейд, 1989, с. 380):

«"Я" прежде всего — телесно». Способ обращения нашей матери с нашим телом (при кормлении, ношении на руках, уходе), в то время «когда мы еще не пришли к осознанию собственного «Я», стойко влияет на отношение к нашему телу — обращается ли она с нами легко и свободно или судорожно и с трудом. Расставив новые акценты, психоанализ сделал устаревшей дуалистическую теорию влечений с ее ориентацией исключительно на сексуальность и агрессивность. Конечно, последняя и сейчас еще может представлять достаточно дифференцированную картину человека как и в 30-е годы. Сексуальность и агрессивность по-прежнему важны. Но сегодня в современном психоанализе мы рассматриваем дифференцированного человека как живое существо, не чуждое страстей, человека, находящегося в «сети отношений», на которые он реагирует и на которые влияет в своей сознательной деятельности, имея при этом бессознательные желания, фантазии и обилие чувств.

 

Психоаналитическая теория идентичности

 

В подходе Эриксона к идентичности (1950) структурная модель Фрейда рассматривается как учение об идентичности, поскольку она включает в себя социологические аспекты. Идентичность — это сумма того, что делает нас неизменной личностью, которая остается относительно стабильной во времени, в пространстве и обществе. Она является результатом борьбы внутри нас «инстинктивных требований» и требований общества, идущих от извне, и может — как «Я» в структурной модели Фрейда,— быть относительно суженной и лабильной, или оказываться сравнительно широкой и стабильной.

Согласно Эриксону учитываются и общественные влияния. Так, к примеру, есть существенная разница между евреем, живущим в антисемитском окружении (как меньшинство в большинстве) и тем, кто живет в большинстве, имея возможность считать меньшинства козлами отпущения. В той или иной обстановке человек принимает или не принимает отведенные ему обществом роли. В благоприятном случае роли и сформировавшаяся самоидентичность согласуются, в неблагоприятном — они расходятся. Сейчас, например, молодые люди часто вынуждены заниматься профессией, которая не подходит их идентичности. Ролевые и идентификационные конфликты в таком случае неизбежны.

-121-

Конфликты происходят и в случае социального роста, когда, например, человек с идентичностью, развившейся в рабочей среде, неожиданно попадает в окружение буржуазного общества. Здесь могут возникать страхи из-за опасности не сойтись с представителями буржуазии и в то же время сохраняется чувство вины по отношению к классу, из которого человек вышел.

Не менее тяжелы проблемы половой идентичности, в частности, исследованные Робертом И. Штоллером (1968, 1975). Сама проблема проистекает не только из слабо стабилизированного соматического фундамента, но вырастает в результате воспитания и общественного влияния. Название одной из книг, имеющих непосредственное отношение к женскому движению высказывает эту мысль напрямую: «Мы не родились девочками, нас сделали такими» (1977). Таким образом между биологической природой и обществом возникает личностное осознание и желание быть мужчиной или женщиной, что находится, как показывает проблема т. н. транссексуализма, в относительной независимости от пола заданного биологически.

 

Психология самости и теория объект-отношений

 

В психологии самости Когута на передний план выдвинуты нарцистические желания «самосохранения», «самоосуществления» и «самосознания». В соответствии с этим подходом здоровое самосознание личности является следствием сложного ее развития. При этом первоначальные детские фантазии о большом значении себя и родителей трансформируются на протяжении долгого времени,— сопутствуемые постоянными коррективами,— в образы реалистические (1974). Если стремления к самосовершенствованию последовательно н хорошо интегрируются в сознательную личность, тогда результатом явится способность к сочувствию, творчеству и юмору. Если нарцистнческие устремления, напротив, останутся бессознательными, то это приведет к нарцистическим личностным расстройствам, которые будут рассмотрены в следующей главе.

В теории объект-отношений Лондонской школы и Отто Кернберга вполне в соответствии с «интерактивной теорией» Альфреда Лоренцера (1971) важными признаются отношения, формирующие личность, между людьми. Личность развивается не изолировано от окружения, а в нерасторжимой связи с ним. При этом влияние на нее оказывается вплоть до зрелого возраста в форме т. н. «образцов отношений», прежде всего отношений между ребенком и матерью. Если в них преобладают любовь и понимание, то это, как констатировал Гете и подтвердил Фрейд, ведет к относительной компенсации: «Если ребенок был неоспоримым любимцем матери, то в его жизни сохраняются такие пленительные чувства, такая уверенность в успехе, какие нередко действительно влекут за собой успех» (Фрейд, 1917.). Если же, напротив, общения с матерью не хватает, то развиваются многообразные расстройства (см. гл. VI).

Синтез различных теорий личности в психоанализе не представляет особых трудностей, поскольку нам требуется лишь объединить уже названные аспекты, чтобы добиться совокупного образа личности: архаические инстинкты, выраженные в сексуальности и агрессивности, являющиеся ее фундаментом; нормы, ценности и идеалы, представляющие «надстройку»; в центре располагается «Самость», обладающее чувством самости, которое выражено в нарцистической удовлетворенности и самоуверенности. Нашим исполнительным органом является при этом «Я», различаемое в «я-чувстве», которое делает нас способными направлять наш корабль между Сциллой взрывных инстинктов и влечений и Харибдой давящих запретов. Разумеется, при этом во внимание постоянно принимаются те или иные обстоятельства господствующей реальности. Это образ человека, в равной степени не сводимый ни к «инстинктивному существу», ни к бытию, управляемому исключительно внутренними нормами. Человек здесь проявляется гораздо сложнее и глубже; он выступает как личность, в прямом смысле этого слова, уверенная в себе, способная столь же конструктивно противостоять ежедневным требованиям со стороны окружающего мира, как и оказывающаяся в состоянии действовать активно; и делать это, не находясь в изоляции, а будучи в тесных социальных контактах с другими людьми: в личных отношениях, в больших и малых группах, которые определяют нас точно так же, как и мы определяем их. Подобная личность в состоянии развивать в себе и сексуальные и агрессивные инстинкты, но в постоянном соперничестве с другими влечениями, так что они не только интегрируются

-123-

в личность, но и позволяют существование таких дифференцированных чувств, как способности любить или, перефразируя название популярной книги Эриха Фромма (1959) «Искусство любви», искусства любить.

 

3.3. Специальные теории личности

 

Дифференцированная психология личности

 

Единственность в своем роде и непохожесть одного человека на другого настолько очевидны, что на этом строится даже паспортная система. Аналитик встречается со своими анализандами, не имея о них никакого предварительного мнения, предрассудка, заранее заданных схем, и всякий раз получает новую информацию. Не случайно Теодор Рейк назвал свою вышедшую в 1935 году книгу о вскрытии и понимании бессознательных процессов «Изумленная психология». Тем не менее психоаналитику в его работе вполне могут помогать постоянно хранящиеся в его памяти определенные человеческие типы, что в духе старого учения о характерах или «на слуху» у современной дифференцированной психологии. Правда, при этом сохраняется опасность загнать пациента под определенную схему. Так называемый «Labeling appoach» в социологии, т.е. подход, характеризующий личность с помощью определенных ярлыков, по заслугам получил надлежащую критику. Однако, я не собираюсь здесь заниматься типологическими опровержениями. В конечном счете, речь идет о том, чтобы читатель мог лучше ориентироваться в многообразии душевных процессов посредством представления об определенных типах личностей.

Начнем с описанного Фрейдом в 1908 году т. н. канального» или «навязчивого» характера, который в психоанализе называется анальным вследствие того, что с психогенетической точки зрения его особенности тесно связаны с процессами, вращающимися вокруг выделений и слежения за чистотой анального отверстия. Речь идет о человеке, который с раннего возраста воспитан в духе чистоплотности, чрезвычайно собран, бережлив и довольно-таки упрям. Психоанализ рассматривает данные черты характера частично как продолжение первоначальных побуждений (упрямство), частично как реакции по отношению к первоначальным противоположностям: аккуратность против неаккуратности, бережливость против широты и щедрости натуры. Подобные интерпретации характерного поведения убеждают психоаналитика в своей непосредственности вследствие того, что он привык в своей каждодневной практике наблюдать регрессивно оживляющиеся «инстинктивные влечения» и метаморфозы. Не имея основательного психоаналитического опыта, можно, пожалуй, испытать удивление при взгляде на подобные взаимосвязи. Между тем непосредственные наблюдения за детьми предоставляют необходимые доказательства для подобной точки зрения.

Оральный характер, возможно, воспринимается легче, поскольку причинно-следственная связь актуального поведения взрослого с детским поведением здесь более ясна: речь идет о людях, которые по причине слишком долгого кормления грудью в младенческом возрасте, склонны к бессознательном упорству в стремлении что-либо получить: какие-либо собственные усилия не обязательны, «все должно приходить само собой». Сегодняшнее общество потребления делает слишком много для того, чтобы облегчить подобным людям их «упорное» существование в своих «оральных привычках». Не случайно питье, еда и курение столь легко приобретают характер пагубной привычки, своеобразной «мании». В сублимированной форме это проявляется в ненасытном стремлении к «пище духовной», к которой мы влечемся, чтобы насытиться, как делали это с «пищей телесной», будучи детьми. Вариант «орального» характера распознается в поведении, которое, говоря обиходным языком, знаменуется «прокусыванием») и «прожевыванием». Здесь достаточно очевидна связь с ролью жевания в детском возрасте. Существуют люди, научившиеся медленно, однако усердно жевать в раннем детстве. И уже в зрелом возрасте, находясь в сходном положении, они способны пережевывать проблему до тех пор, пока она не будет решена. Другим терпения явно не достает, и они быстро заглатывают полученное, будучи не в состоянии пережевывать его сколь-нибудь продолжительно. Здесь с очевидностью просматривается параллель с манерой и способом работы разных людей. Всякий из нас прекрасно знаком с людьми, стремящимися нетерпеливо «проглотить» все, попадающееся им на пути, и с теми, которые так долго «пережевывают жесткую вещь», пока она не будет готова к употреблению.

Понятие генитального характера принадлежит еще старой гвардии психоаналитиков. В зрелом возрасте у людей такого типа сказываются

-125-

непосредственно детские переживания «свободы перемещения» или, напротив, полного торможения. Вильгельм Рейх назвал характеры таких людей, находящихся между свободой и сексуальным торможением, «инстинктивными» или «инстинкт-заторможенными». В этом случае детское поведение продолжается либо непосредственно во взрослом возрасте, либо оно тормозится внешними влияниями.

Разумеется не всякому будет по вкусу, если понятия, имеющие отношение к учению о болезнях, переносятся в область «нормальной» психологии. Такое положение, строго говоря, означает, что мы определяемся по образу и подобию тех процессов, которые мы обнаружили и описали у наших пациентов. Однако, если подойти к этому вопросу непредвзято, то, по крайней мере, отдельные черты или элементы болезненных проявлений сможем обнаружить и у себя. Вспомним, например, как из страха мы избегаем угрожающей ситуации, как, порой, навязчиво контролируем свое поведение, вспомним депрессивное настроение, склонности к маниакальному поведению или граничащую иногда с заблуждением сверхчувствительность, позволяющую нам переоценивать объективные высказывания других людей в отношении самих себя. В соответствии с этим можно говорить о фобическом, навязчивом, маниакальном или параноидальном и депрессивном характерах. В рамках неопсихоанализа часто встречаются подразделения на истерические, навязчивые, депрессивные и шизоидные структуры. Тем самым можно сказать, что в перспективе особенности, свойственные психопатологическим проявлениям, можно рассматривать, в смысле типологии, в контексте учения о характерах. Прилагательное «истерический», которое, к сожалению, приняло в бытовом языке довольно уничижительное значение, обозначает свойство личности, обнаруживаемое у людей, которые любят разыгрывать сцены, с удовольствием находятся в центре внимания и при этом усваивают черты «прекрасной индифферентности». Проявление такой индифферентности дает основания видеть за внешним показным безразличием скрытое неравнодушие, в частности, к эротике. В этом смысле истерическая структура может быть поставлена в один ряд между «инстинктивным» и «инстинкт-заторможенным» характером, как у Вильгельма Рейха, поскольку здесь сексуально-эротические составляющие в равной степени находят и свое выражение, и скрыты за показным равнодушием.

Общеизвестно, что Навязчивая структура была отнесена Фрейдом к «анальному» характеру, поэтому, не задерживаясь на ней, я хотел бы упомянуть вкратце депрессивную структуру. Она характерна для людей, в той или иной степени пребывающих «не в духе», в подавленном настроении. Такие люди преимущественно пессимистичны, постоянно ожидают разочарований и тем самым часто сами их провоцируют («Руководство как быть несчастным», 1985). Постоянные ничем непреодолимые разочарования в других людях, потеря важнейших участников отношений и бессознательное чувство вины создают и поддерживают депрессивное состояние. Последнее никогда не бывает статичным, никогда не обходится без влияний и, как показывает ежедневный психоаналитический опыт, возникает в результате динамического бессознательного процесса и может быть успешно преобразовано с помощью психоанализа.

В своей сути последнее рассуждение относится и к шизоидной структуре — понятию, пугающему, вероятно, тем, что оно напоминает о шизофрении. Страх этот вполне обоснован, поскольку родство с шизофренией постулировано уже фактически самим названием. Шизоидные люди холодны, дистанцированы, застенчивы, недоверчивы, неконтактны и оторваны от жизни. Всякий знает подобных людей и даже, вполне вероятно, обнаружит некоторые черты в самом себе. Это открытие, разумеется, не более приятно, чем обнаружение у себя т. н. «истерических» черт.

Вследствие их политического значения я не хочу обойти вниманием два типа характера, а именно первоначально описанный Вильгельмом Рейхом т. н. обывательский характер. Он очень хорошо подходит к нашему обществу, ориентированному на успех, поскольку его психическая структура идеальным образом соответствует требованиям этого общества и прямо-таки олицетворяет собой все добродетели: долг, послушание, пуританскую этику, откладывание любого удовольствия напоследок, на «после работы», прославление способностей и принципа достижения успеха (1932). То, что такие люди существовали и продолжают существовать сейчас, дает достаточно подтвердений правильности подобного определения данного характера. В конце концов, все мы выросли в обществе, которое ориентировано на достижение и успех, и поэтому, в той или иной мере, испытали на себе его влияние.

Переход от обывательского к мазохистскому характеру достаточно малозаметен. К последнему добавляется готовность к страданию.

-127-

Если страдание культивируется до такой степени, что оно принимает характер удовольствия, то обозначение «мазохистский» окажется в полном соответствии с определением. Речь здесь идет о людях, которых с самого детства столь много «дрессировали», что им не оставалось никакой иной возможности давать волю своим сексуальным «инстинктивным желаниям», не говоря уже об агрессивных; они могли испытать нечто из запрещенных удовольствий лишь в извращенной форме, а именно, путем страдания. Это люди неплохо относятся к авторитарным системам, политические ли они или конфессиональные, все равно. Отчасти, это связано с привычкой родителей подвергать детей телесным наказаниям. И совсем не случайно родители с трудом расстаются с подобной привычкой.

Связи между тоталитарными общественными структурами и структурами характера станут еще очевиднее, если в заключение мы обратимся к т.н. авторитарному характеру, а именно к описанной в 1950 г. Теодором В. Адорно, Бруно Беттелгеймом, Эльзой Френкель-Брунсвик, Марией Ягода и другими — авторитарной личности.

Под авторитарными понимают людей, в значительной степени подверженных предрассудкам, воспринимающих для себя суждения других в виде собственных предрассудков, людей, которые выше всего ценят общепринятое, не признают чужого, воспринимая лишь себя и свою группу. Склонность к критике подавляется в зародыше. Человек с характером авторитарного типа рано научается приспосабливаться и подчиняться. В политической сфере такие люди ведут себя лояльно по отношению к государству и его режиму. В сущности они всегда стоят на стороне государства, на стороне носителей власти. В тоже время для подобного типа характерно требование от других, нижестоящих, такого же подчинения себе или соответствующей вышестоящей инстанции, короче, силе. Родители любят таких детей. Авторитарно структурированные государства требуют подобного поведения от своих подданных.

Как показали статистические данные, полученные исследованиями Адорно и его коллег, подобный характерологический тип получает высокие оценки по трем, используемым авторами исследования, шкалам, а именно, по шкале эгоцентризма, антисемитизма и фашизма. Это означает, что с авторитарным поведением связана не только переоценка собственной нации или народа, но также и заниженная оценка или вообще презрение к другим нациям или народам, в особенности, к национальным меньшинствам. При этом становится очевидным, что подобным людям наряду с эгоцентрическими и антисемитскими присущи и фашистские черты. Сюда присовокупляется предрасположенность к антидемократическим идеям, стремление стойко придерживаться консервативных ценностей, связанная с авторитарностью подчиненность, часто незаметная во внешнем поведении; всегда находящаяся наготове и вспыхивающая под покровительством диктатора агрессивность и, в конечном итоге, готовность к деструктивному поведению, к разрушению. Анализ характеров фашистских лидеров Эйхманна и Геса показывает присутствие в них среди прочего, постоянной готовности терзать, пытать и убивать. Во времена национал-социализма такие характеры в созвучии с его расовой идеологией, получали возможность высвобождения своих деструктивных импульсов.

Однако не будем обманываться относительно самих себя. Подобные черты скрыты в каждом из нас. Исследование социального психолога Стенли Мильграма недвусмысленно показывает, как легко нормативное влияние группы может способствовать жестокому поведению. Две трети участников в экспериментальном исследовании были убеждены в правильности всего, исходящего от властных структур. Именно эта часть испытуемых гораздо охотнее подчинялась приказу наказывать (мнимому наказанию) других электрошоком. Они шли на это с особенной легкостью прежде всего тогда, когда были уверены, что наказываемое лицо им незнакомо и находится в другом помещении.

Параллели с манипулируемым характером, или с извне руководимой личностью очевидны. Речь идет о людях, не имеющих собственного мнения и всякий раз неизменно приспосабливащихся к внешним обстоятельствам. Возможно, некоторые читатели помнят превосходный фильм Вуди Аллена, в котором подобный тип представлен в юмористическом облике. В таких людях мы без труда узнаем тип «попутчика», встречавшегося не только во времена национал-социализма, но отыскать который и сейчас не представляет особого труда. Александр Мичерлих никогда не уставал клеймить подобное поведение и занимался вскрытием его причин; факт, дающий достаточное основание для того, чтобы не терять надежду найти причины появления таких характеров не только в семейной сфере (вынужденное приспосабливание из-за избиений), но и в политической (воспитание в духе подданничества). Имеет смысл, отринув возможный страх, взглянуть в глаза неприятной правде и

-129-

констатировать присутствие в нас некоторых отрицательных черт представленных здесь неприукрашенных типов характеров. Тем самым мы будем способствовать развитию критического мышления, ликвидации предрассудков и замене их на самостоятельные мнения. Мы сможем тогда напрямую, без всякой утайки, раскрыть в себе неприятные и болезненные особенности и создать предпосылки к тому, чтобы не вводить в заблуждение ни себя, ни других.

 

Теории развития личности

 

Со времен выхода в свет «Трех очерков по теории сексуальности» Зигмунда Фрейда (1905) психоанализ не единожды поднимал вопрос о раннем человеческом развитии. В рамках данного введения у меня нет возможности подробно остановиться на этом вопросе в связи с его обширностью. Поэтому я отсылаю читателя к превосходному обзору Дитера Ольмейера (1973). На сегодняшний момент наряду с общеизвестным подразделением Зигмундом Фрейдом человеческой сексуальности на фазы (учение о фазах) чаще других обсуждаются теории развития Дональда В. Винникота (1965, 1965) и Маргарет Малер (1975). Марта Бекай(1981) представила их в своем докладе на 32 Интернациональном психоаналитическом конгрессе в Хельсинки, сведя в наглядную таблицу.

-131-

VI ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ О БОЛЕЗНЯХ

 

Предварительные замечания

Существует масса разнообразных возможностей включения психоаналитического учения о болезнях в введение в психоанализ. Мы могли бы ориентироваться по… Серьезные нарушения в отношениях между матерью и ребенком ведут к усилиям по… Здесь важно предостеречь читателя от попыток представить обусловленные психикой заболевания, опираясь на…

Классическое учение о неврозах

 

2.1. Страхи механизмы защиты

 

В причинно-следственной цепи между первоначальными эдиповыми обстоятельствами и позднейшими невротическими расстройствами сущестственную роль играют страх и защитные механизмы. Без страха нет и невроза.

Страх может одолеть нас молниеносно, целиком охватить всю личность, не давая ей никакой возможности контролировать этот словно автоматический приступ. Мы беспомощны перед ним, подчинены ему.

Паника возникает тогда, когда контроль страха полностью перестает действовать. Здесь мы попадаем в давно вроде бы преодоленное состояние детского беспомощного страха. Однако в то же время страх может быть осмысленным и целесообразным сигналом об опасности; мы ощущаем его и в силу наших душевных возможностей перерабатываем, чтобы затем иметь возможность надлежащим образом противостоять не только самому страху, но и стоящей за ним опасности.

Упомянутый в начале главы неконтролируемый, автоматически протекающий страх с паникой соответствует очень ранней, архаической ступени развития. Способность к сигнальному страху, напротив, предполагает известную зрелость личности. В то время как страх автоматический способен подавить «Я», сигнальный страх состоит у «Я» на службе, поскольку предупреждает его об опасности.

Подобная защита от опасностей предполагает, однако, способность реально им противостоять. Эта способность еще не сформировалась в детском возрасте. Отсюда и очевидность широкой распространенности детского страха, о чем знает каждый из нас по собственным детским воспоминаниям или может регулярно наблюдать как у своих собственных детей, так и у отпрысков своих ближних: страх темноты, страх остаться одному, страх привидений, способных преследовать и убивать, страх перед грозой, страх перед возможными грабителями и т.п. У детского «Я» нет, увы, в распоряжении никаких способов поведения, чтобы противостоять этим страхам надлежащим образом.

Исходя из насущной необходимости, ребенок изобретает психические механизмы, которые — если они действуют — защищают его от страха. Тем самым страх становится по меньшей мере переносимым, хотя и это дается известной ценой, о чем мы вскорости тоже будем вести

-135-

речь. «Я» словно выстраивает для своей защиты стену, долженствующую отделить его от опасности, дать возможность в случае необходимости спрятаться за ней. Для этого защитная стена должна выглядеть достаточно мощной (продолжая наше сравнение), способной отразить страх. Опасность же не всегда возникает извне. Она может проникать и изнутри, из личных психических сфер. Таким образом, следует различать защитные стены по отношению к внешним опасностям и такие же стены против опасностей внутренних.

Первоначально психоанализ искал причины невротических нарушений во внешней травматизации (сравни: теория травмы, гл. 2). Позднее он достаточно активно занялся построением психоаналитического подхода в виде теории влечений, т.е. стал рассматривать лишь возникающие внутри нас инстинктивные побуждения, особенно сексуальные и агрессивные, в качестве причины психических нарушений,

Очевидно, что идеей «защитных» стен занимались психоаналитики, не согласные с теорией инстинктивных побуждений. На психоаналитическом языке (в особенности благодаря превосходной систематизации Анны Фрейд) «защитные стены» получили название защитных механизмов. К ним в первую очередь относится известное понятие вытеснения. Это активное мероприятие «Я», состоящее в том, что напирающие из бессознательного влечения вытесняются из сознания точно так же, как вынырнувший на поверхность воды предмет снова скрывается под водой. Такое сравнение особенно наглядно демонстрирует сущность процесса вытеснения. Представьте себе пробку, которую вы желаете утопить в воде. Пробка выталкивается на поверхность воды с такой же силой, какую вы прикладываете, чтобы утопить ее. Поэтому требуется особенное усилие, чтобы длительно удерживать под водой такую вещь, как пробка, которая благодаря своей стойкой плавучести вытесняется из воды на поверхность. Почему же она остается под водой? Перейдем от физики к психологии и ответим: потому что, если пробка всплывет — страх возникнет снова.

Какие защитные формы страха мы различаем? Страх наказания, страх повреждения, например, много упоминавшийся в раннем психоанализе страх малышей перед воображаемой кастрацией, страх быть пристыженным (точнее, страх стыда), страх потерять расположение важнейшего участника отношений. Страх, характерный для серьезных нарушений — это страх истинной или предполагаемой потери важных для человека лиц. Вот мы и познакомились со всей палитрой страхов, играющих важную роль в возникновении невротических нарушений. Так что же удерживает пробку под водой? Аффективные порывы, но равно и чувство вины и чувство стыда. Теперь мы в состоянии проследить сложные бессознательные процессы, протекающие в нас. Влечения точно пробка выталкиваются наверх. Это провоцирует страх, чувство стыда или чувство вины. Поэтому необходимо защищаться не только от этих влечений, но и от чувства вины и стыда.

Я хочу перечислить здесь некоторые распространенные защитные механизмы соответственно с тем, как они систематизированы в психоанализе. Те, кому они покажутся несколько странными, получат возможность перепроверить их на самом себе или на пациентах с невротическими расстройствами.

Теперь, когда мы разобрались в каком опасном положении находится «Я», которое (уважаемый читатель простит мне этот сильный пример) словно измазано калом и, угнетаемо требованиями «Оно», становится понятным, что «Я» из страха быть наказанным всеми силами старается избежать реализации этих требований. Пользуясь психоаналитическим выражением, мы говорим о формировании реакции, когда «Я» реагирует в форме антиреакции. Это означает: на попытки измазать его калом «Я» отвечает в форме резкого противодействия, а именно, оно становится фанатиком чистоты.

В другом защитном механизме, именуемом термином изоляция, представление или фантазия, связанные с влечениями, изолируются от связанного с этим аффекта. Им может являться непосредственно сам аффект страха. Однако это могут быть и аффекты, связанные с чувствами вины и стыда или аффекты радости и печали. Тогда изоляция состоит в том, что связанные с этим представления изолируются от относящегося к ним аффекта. Практический пример из обыденной жизни: я зол на друга и потому хочу его оскорбить. Чтобы сохранить дружбу я изолирую свой гнев от представления «друг». Невротический выигрыш состоит тогда в том, что аффект гнева изолирован от понятия друг. В результате гнев становится во много раз менее, опасен, чем гнев, связанный с понятием друг.

При защитном механизме — смещении — страх проявляется уже не при первоначально вызвавшей его ситуации, например, перед отцом, который жестоко обращается с ребенком, а сдвинут, к примеру, на собаку в ситуации, когда ребенку угрожает собака. Этот защитный механизм, особенно проявляющийся при фобиях, все-таки,

-137-

в конечном итоге, достигает того, что страх перед жестоким отцом исчезает. Если ребенок не встречает собаку, то он абсолютно свободен от страха.

Смещение чаще всего происходит во сне, когда болезненное для сознания содержание сдвигается на нечто менее болезненное. Однако и жизнь полна такими смещениями: стоит нам только обратить внимание на то, к каким изощренностям склонны мы в этом смысле, когда не можем уже больше вспомнить неприятного нам имени, теряем что-нибудь, оговариваемся. Фрейд весьма наглядно описал подобные случаи в своей «Психопатологии обыденной жизни» (1901).

Еще один важный защитный механизм — «проекция». Он состоит в том, что мы защищаемся от инстинктивных побуждений, которые нам неприятны, тем, что просто-напросто проецируем их на других лиц, т. е. отодвигаем от себя. При этом мы начинаем воспринимать лицо, на которое проецируем то или иное влечение, не таким, каковым оно в действительности является, а искаженно, т. е. именно таким, каким оно выглядит согласно нашему представлению.

Психоаналитический опыт свидетельствует, что такие проекционные механизмы необычайно распространены. Тем не менее их наличие может быть не доказано в экспериментально-психологических исследованиях. Однако негативный результат связан еще и с тем, что условия экспериментально-психологических опытов в отличие от условий психоаналитической ситуации не годятся для того, чтобы доказывать наличие подобных бессознательно протекающих процессов. В процессе психоаналитического лечения доказательства наличия проекций обнаруживаются достаточно легко, и, например, в групповом психоаналитическом лечении сразу становится очевидно, когда большинство лиц стремятся сделать «козлом отпущения» определенную персону. После осуществления этих попыток они констатируют, что углядели в этой персоне нечто такое, что изначально присуще совсем не ей, а им самим.

Изменившееся посредством проекции восприятие другого человека, разумеется, должно после осознания самого процесса точно соответствовать изменению восприятия собственной личности, которое теперь уже способно регистрировать первоначально спроецированные на другую личность составляющие собственной персоны. Например, собственные влечения, скажем, предосудительные сексуальные или агрессивные импульсы.

Впрочем, защитный механизм проекции, в отличие от защитных механизмов вытеснения, формирования реакции и изоляции, постоянно включает в свои усилия по защите другую личность. Тем самым речь идет уже о т. н. межличностном защитном механизме, в отличие от тех, что функционируют лишь в нас самих — интрапсихических или моноличностных защитных механизмов,— вытеснение, формирование реакции или изоляция. Однако проекции могут включать в себя не только других людей, но и социальные институты и учреждения, даже общество в целом, или его часть, скажем, правительство, парламент, суд или школу, семью, сельское хозяйство. Всегда, когда сильно очерняются, или сильно идеализируются подобные организации, мы в праве подозревать здесь процесс бессознательной проекции. В этой связи психоанализ может внести важный вклад и в реалистическое восприятие политических процессов. Ими ведают в первую очередь политологи и социологи. Однако психоаналитики могли бы при особенно преувеличенных, бросающихся в глаза или часто повторяющихся идеализациях, или, наоборот, девальвациях определенных учреждений нашего общества осторожно высказать подозрение: не действуют ли тут бессознательно проективные процессы, например, при экстремальном очернении государства и его аппарата террористами или чересчур преувеличенная его идеализация консервативными гражданами (обывателями). Подходящие примеры находятся как во внешней, международной политике, так и во внутренней, всякий раз демонстрируя особенности, позволяющие четко подозревать наличие проективных процессов. Более подробно мы поговорим об этом в 9 главе, где речь пойдет о применении психоанализа к политическим процессам.

 

2.2. Классическая истерия или конверсионный невроз

 

Эдипов комплекс, конверсия, симптомы

 

Достигнув темы истерии, мы подошли к изначальному вопросу, который был поставлен на заре становления психоанализа как отдельного психотерапевтического направления. С изучения истерии психоанализ начал и свое исследование неврозов. Центральным конфликтом является уже множество раз упоминавшееся тройственное отношение

-139-

между ребенком, матерью и отцом. Со стороны малыша это означает: «Я хочу «спать» с мамой». Инстинктивные побуждения или влечения, организующие подобную форму детского отношения, представляют сексуальную, а в узком смысле, генитальную природу, т. е. они ориентируются на гениталии и половое совокупление. Одновременно это включает в себя ревностное желание ребенка удалить отца, которого он считает помехой на пути своего вожделения, хотя вовсе не означает желания его непосредственного физического устранения. В связи с идеей сексуального союза ребенка с матерью речь идет об инцесте или об инцестном желании.

Как показывают бесчисленные аналитические случаи, подобные влечения актуализируются с большей или меньшей силой в определенные годы в детстве. В качестве вытесненных воспоминаний они могут снова всплывать на поверхность из бессознательной области, или их присутствие обнаруживается при повторной манифестации в «переносе». Когда, например, пациентка психоанализа, представленная в тройственном конфликте в роли девочки, реагирует на жену психоаналитика — зачастую бессознательно — с ревностью и в своих фантазиях мечтает переспать с ним, тогда наше подозрение имеет полное право на существование, и мы можем вполне разглядеть здесь повторение влечения, изначально относившегося к отцу.

Сюда (к предосудительным влечениям) примыкает страх быть наказанным за подобное желание. Страхи не всегда относятся к гениталиям непосредственно, как предполагает часто цитируемая в психоанализе идея кастрационной тревоги, а к тому, что вообще способно нанести вред телу, например, побои, которые, увы, еще частенько случаются. Кроме того из-за своего желания ребенок может лишиться необходимых ему любви и общения (страх потери любви , а это действует еще болезненней.

При истерии подобные влечения из страха перед наказанием полностью исключаются из сознания путем вытеснения. В результате атмосфера разряжается и сознание освобождается от предосудительных турбулентных (от турбулентный — буйный, хаотичный) импульсов. Где же пребывают вытесненные инстинктивные желания, страхи и связанное с ними возбуждение? Они не могут обратиться в ничто. Посредством дальнейших бессознательных (патологических) процессов, т. е. типичного для истерии способа «формирования компромисса», влечения превращаются в истерические симптомы или, выражаясь психоаналитическим языком, конвертируются. Отсюда и происходит понятие конверсионный невроз, обозначающее классическую истерию.

Для некоторых понятие «конверсии» может показаться не совсем ясным, поскольку здесь приходится соглашаться с тем, что психические процессы могут преобразовываться в телесные. Однако, если исходить из того, что влечения всегда связаны с телесным возбуждением, то проблема отпадет сама собой. Так, нас может , буквально, «лихорадить» от возбуждения, когда мы отправляемся на встречу, от которой надеемся получить исполнение наших сексуальных желаний. Причем, «лихорадить» уже от одной только фантазии по поводу предстоящего. Телесные возбуждения, связанные с влечениями, автоматически активизируют те органы, которые должны принимать участие в реализации тех или иных инстинктивных побуждений. В случае сексуальных желаний это, разумеется, в первую очередь половые органы. Исследования Мастерса и Джонсона (1966) доказали это научным путем.

«Смещение» подобных возбуждений с половых на другие органы в психологическом эксперименте вряд ли не докажешь. В каждодневной практике, однако, психоаналитики постоянно наблюдают так называемые «генитализации», проявляющиеся через «смещение». Я вспоминаю об одном своем пациенте, чертежнике, генитальные возбуждения которого проявлялись в виде нарушения двигательной функции правой руки. В другом случае, все члены тела женщины-пациентки болели оттого, что изначально локализованные в генитальной области боли, связанные с неудовлетворением сексуального желания, превратились в результате бессознательной «конверсии» и «смещения» в «боли в конечностях».

Доказательства для названного бессознательного процесса находятся тогда, когда процесс смещения переводится с помощью анализа в обратном направлении, т. е. возбужденными становятся не те органы, ^а которые бессознательно было сдвинуто возбуждение, а то «первоначальное место», к которому и имеет отношение исходное возбуждение, т. е. в генитальную область. По данной схеме можно распределить многообразные истерические симптомы:

— не объективируемые головные боли, объясняемые тем, что неослабевающее сексуальное возбуждение «ударяет», так сказать, в голову;

— желудочные колики, когда не может быть ослаблено «раздражение» в желудке;

-141-

— «истерическая» рвота, когда связанное с сексуальным влечением чувство отвращения выражается не прямо, а через рвоту, совсем в духе того, что «меня от этого тошнит»;

— зрительные и слуховые расстройства, легко объясняемые тем, что нужно не увидеть, не заметить, не расслышать запрещенные инстинктивные желания, чтобы не беспокоить ими сознание.

По традиции, симптомы считаются «меньшим злом» по сравнению со злом «гораздо большими, а именно, сексуальными влечениями, которые сами не воспринимают относящиеся к ним запреты и связанные с этим конфликты. Впрочем, истерические симптомы следуют не по принципу неврологически обусловленных параличей и контрактур, связанных с закономерностями неврологии, а популярным представлениям о теле. У нашего чертежника было прежде всего онемение предплечья, соответствовавшее в его случае напряжению члена, а у женщины-пациентки боли в руках и ногах не были обозначены определенными суставами или соответствующими зонами иннервации.

Если рассматривать сексуальные фантазии в нерасторжимой связи с сопровождающими их телесными процессами, то остававшаяся долгое время неразрешимой проблема «конверсионного» невроза, получает свое объяснение. Она кажется нерешаемой лишь до тех пор, пока мы держимся за очень удобную для нашего мышления идею разделения души и тела. В детском возрасте все мы пережили нерасторжимую связь представлений с ощущениями, а ощущений — с относящимися к ним представлениями.

 

Тип исполняющий желания. Мстительный тип

 

Наряду с телесными функциональными расстройствами и органическими не объективируемыми болями, при истерии существуют, однако, нарушения, относящиеся исключительно к психической области. К примеру, нарушения сознания, при которых мы уже не в силах воспринимать отдельные события; кроме этого, расстройства памяти и способности вспоминать, когда речь идет о событиях или переживаниях прошлого. Сюда присоединяются заполняющие всю личностную сферу фантазии, способные управлять поведением человека бессознательным путем. С подобным мы уже сталкивались в рамках психоаналитического учения о личности при т. н. «истерическом» характере. Склонность, этого характера к театральным инсценировкам и сверхвозбудимости, к эротическим двусмысленностям описаны в главе V. 3.3.

Рассмотрим теперь так называемый тип исполняющий желания. Это, например, женщина, которая исполняет свои бессознательные желания быть мужчиной тем, что ведет себя как мужчина. Возможно, некоторые знают и другой, описанный Куипером (1968) тип нежно кастрирующей женщины; последняя ведет себя ласково по отношению к мужчине, но делает это лишь затем, чтобы получить возможность «кастрировать» его при удобном случае. К примеру, вначале она возбуждает его сексуальным образом, однако, затем отказывает ему в сексуальном удовлетворении, унижая, тем самым, его «мужское начало». Процессы подобной девальвации относятся не только к женщинам: мужчина тоже может воплощать свои неисполненные желания в специфическом поведении, надеясь таким путем заполучить желаемое: стремиться постоянно быть в центре внимания, обрести любовь окружающих или стоять выше других на лестнице успехов.

О мстительном типе мы говорим, когда бессознательная месть определяет все поведение человека, что показано, скажем, на примере Электры, которая не может перенести убийство своего любимого отца Агамемнона. Всю дальнейшую жизнь она мечтает о мести, пока брат Орест не исполняет, наконец, ее желания, убивая Клитемнестру. В более мягкой форме поведение такой женщины проявляется в том, что она стремится отомстить бросившему ее партнеру (мужу, другу), «отшивая» нового поклонника по образцу того, как ее «отшил» предыдущий.

Каждый может без труда обнаружить в своем окружении подобные типы. Видеть женщин бессознательно стремящихся к убийству мужчины, мужчин, которые подобно Дон Жуану используют женщин лишь для достижения своих целей: чтобы ими восхищались, а они чувствовали себя победителями. Желание соблазнить женщину при этом часто полностью соответствует бессознательному мотиву мести.

Общественные факторы

 

Истерический симптом с его подспудным смыслом, рассмотренный через призму общественной перспективы, всегда наполнен внешним социальным «звучанием». Это звучание можно истолковать приблизительно так: «Основанные вашей (читай, патриархальной) культурой запреты сексуальных желаний — это чересчур. Подобного не

-143-

вынесет ни одна женщина!» С этой точки зрения истерический симптом не только результат вытеснения индивидуальных сексуальных желаний. Частые истерические симптомы в конце XIX века были результатом общественного подавления. Двойная мораль того времени позволяла мужчине реализовывать свои сексуальные желания с другими женщинами или с проститутками, запрещая это женщинам. По сравнению с мужчинами женщинам приходилось затрачивать значительно большие усилия на «вытеснение», что, в известной мере, и объясняет частоту истерических симптомов у женщин прошлого века.

Сейчас во времена большей либерализации сексуального поведения такую функцию выполняют либо агрессивные, либо нарцистические желания, которые, оставаясь не удовлетворенными, выражаются косвенно в тех или иных симптомах и манифестном поведении, скажем, посредством постоянной критики других, контроля и мелочных придирок, ставящих заслуги любого человека под сомнение. Такое поведение проявляется как истерическое особенно тогда, когда само отношение находит себе косвенное выражение в каком-нибудь симптоме, например, в головной боли. Тогда головные боли могут приобретать бессознательное значение: «Ты не обращаешь на меня достаточного внимания. Поскольку тебе все равно, я отношусь к тебе критически».

Разбирающиеся в психоанализе читатели без труда отыщут примеры описанного поведения в кругу своих знакомых. Примеры, подтверждающие психоаналитические теории об истерических или конверсионных неврозах. Поэтому больше нет необходимости продолжать здесь тему «истерий» и можно перейти к следующему классическому неврозу, исследованному психоанализом.

 

2.3. Неврозы навязчивых состояний

 

Симптомы

 

В отличие от истерии здесь мы перемещается исключительно в сфере психического. Мышление в данном случае проявляется характерным образом — навязчивым повтором одних и тех же мыслей, при том, что человек сам отдает себе отчет в бессмысленности происходящего. Существуют также навязчивые состояния: пересчет, повторение предложения или размышление над тем или иным положением вещей, сопровождающееся сомнением относительно степени их реальности. Одного пациента, страдавшего неврозом навязчивого состояния, как будто заставляли постоянно артикулировать, систематизировать и соблюдать определенные правила. По отношению к навязчивым мыслям и фантазиям чувствительность и телесные ощущения полностью оттесняются. Наряду с навязчивыми мыслями могут встречаться навязчивые действия, как, например, случай навязчивого мытья рук, одежды или посуды. В ситуации острого проявления навязчивости пациенту требуется значительно больше времени для одевания или раздевания, поскольку все действия должны строго соответствовать определенному порядку, который ни в коем случае не должен быть нарушен.

Здесь просматриваются очевидные параллели между неврозом навязчивого состояния и религиозной практикой или суевериями, когда, например, определенные жесты призваны изгонять бесов или вызывать милость всевышнего и т. п.

В заключение упомянем о навязчивых влечениях и импульсах. Сюда относятся внезапные побуждения, которые особенно пугают пациентов, поскольку не согласуются с их сознанием. Приведем в качестве примера внезапную внутреннюю директиву — импульс: взять лежащий на кухне нож и зарезать им собственного ребенка, коснуться груди и гениталий привлекательной ученицы, вступить в половую связь с козой, плюнуть в лицо первому встречному, помочиться у всех на глазах на надгробный памятник и т. д. Все примеры взяты из, личной психоаналитической практики.

 

Психодинамика

 

В предыстории подобных пациентов обнаруживается сильное притеснение любых сексуальных и агрессивных импульсов, часто сопровождающееся отсутствием эмоциональных отношений с родителями (бесчувственное, лишенное любви родительское поведение). Обычно мать в таких случаях воспринимается как фигура воображаемая, а отец — как инстанция наказания.

Чрезвычайно часто исполнение всех экспансивных, а в особенности, моторных потребностей, наталкивается на препятствия в виде угрозы наказания. Свидетельства пациентов наводят на мысль, что невроз навязчивого состояния является ответом на травматизирующее влияние со стороны окружения. Однако, с другой стороны,

-145-

пациенты демонстрируют и свои личные качества и потребности, прежде всего ярко выраженное любопытство, например, желание рассмотреть вплоть до последнего уголка кабинет психоаналитика. Сюда же относятся выходящая из-под самоконтроля потребность в демонстративном онанировании, стремление соблазнять как можно больше женщин, а в случае женщины — отдаваться как можно большему числу мужчин. У пациентов, страдающих неврозами навязчивых состояний, постоянно обнаруживаются, описанные Фрейдом (1913), «садистические фантазии об избиении», соответствующие им «садистические восприятия коитуса» как жестокого и враждебного противостояния, а также «вытесненные гомосексуальные влечения» (Фрейд, 1918.). Страхи избиения, гонения, наказания за предосудительные влечения, а также строгие заповеди и запреты часто осознаются и самими пациентами. Сложнее дело обстоит с осознанием таких навязчивых импульсов, как, например, желание убить своего ребенка или совершить с кем-либо извращенные половые действия. Вполне очевидно, что пациент может осознать это лишь после преодоления провоцируемого стыдом сопротивления.

 

Психогенез

 

В психогенезе неврозов навязчивого состояния после оживления классической тройственной ситуации между ребенком, матерью и отцом происходит регрессия на предшествующую «анальную» ступень развития, поскольку относящиеся к генитальной фазе желания инцеста и устранения были слишком угрожающими для детского «Я». Стараясь избежать угрожающих ему генитальных импульсов, ребенок попадает из огня да в полымя. Поскольку начинают действовать относящиеся к «анальной» фазе садистические импульсы, которые вызывают у ребенка еще больший страх. Поэтому при неврозе навязчивых состояний мобилизуются наиболее действенные защитные механизмы: изоляция и формирование реакции, чтобы ребенок смог выдержать угрожающее ему состояние. Аффекты как бы отцепляются от мышления — изоляция аффекта, мышление с навязчивой сверхдобросовестностью приводится в порядок, поскольку в любом случае следует избегать «хаотичного» фантазирования и детских желаний («формирование реакции»). В связи с регрессией от генитальной к анальной форме, желания любить и быть любимым заменяются желаниями господствовать или подчиняться, бить или подвергаться избиениям, мучить или быть мучимым.

Вместе с навязчивыми симптомами (навязчивые мысли, навязчивые действия, навязчивые импульсы и побуждения) посредством названных защитных механизмов (изоляция, особенно изоляция аффектов, формирование реакции, регрессия) из сознания изгоняются все болезненные, угрожающие, формирующие страх и поддерживающие его побуждения: болезненное чувство стыда, чувство вины, раскаяния, страх наказания, преследования и, не в последнюю очередь, сами угнетенные влечения. Если эти влечения слишком напирают и защита из-за этого становится порой проницаемой, то неприятный опыт может повториться снова, когда часть инстинктов доберется до сознания. Примером такого рода служит фраза, произнесенная пациентом после незначительного «прокола»: «Прости грехи мои, распутный козел». В слове «распутный козел» в концентрированной форме содержится одновременно как сексуальный так и агрессивный элемент.

 

«Человек-крыса»

 

О навязчивом характере, в котором угадывались черты, свойственные и «нормальному» человеку, речь шла в главе V. 3.3. Что касается ярко выраженных случаев неврозов навязчивого состояния, то для «нормы» они могут показаться, напротив, чуждыми. Известные примеры этих неврозов, описанные Фрейдом, это т. н. «человек-крыса» (1909) и «человек-волк» (1918).

«Человек-крыса» страдал оттого, что опасался, как бы не произошло ничего плохого с его отцом и одной уважаемой им дамой. Он постоянно ощущал навязчивый импульс перерезать себе горло бритвой. Тогдашний анализ обнаружил, наряду со многими другими деталями, первоначальную, связанную с симптомом, инстинктивную сексуальную потребность овладеть женщиной, устранить отца и, в связи с этими предосудительными влечениями, желание самостоятельно наказать себя, перерезав себе горло. Необычайное прозвище — «человек-крыса» — закрепилось за пациентом оттого, что у него была фантазия, наличие которой он смог установить лишь после преодоления величайшего сопротивления, поскольку она казалась ему самому причудливой и чуждой: «Я сижу на ночном горшке, в котором находятся крысы,

-147-

которые вонзаются в мой зад». В момент, когда пациент открыл это психоаналитику у того промелькнуло предположение, что это странное происшествие относится не к пациенту, а к его отцу, в смысле реакции мести за то, что, как предполагал пациент, отец возражал бы против удовлетворения его сексуальных желаний. Я думаю, что читатели сами смогут закончить эту интерпретацию. Читая многие фрейдовские толкования, у меня самого складывается впечатление, что порой они проистекают скорее из фантазии самого Фрейда, чем следуют за ассоциациями пациента.

 

«Человек-волк»

 

В психоанализе стал очень известен сон «человека-волка». «Человек-волк» наблюдает в открытое окно множество волков, которые неподвижно сидят на дереве. Анализ установил в интерпретации этого сновидения скрытые и осуждаемые сознанием гомосексуальные желания по отношению к отцу, желания, которые достигают своего апогея в фантазиях, полных сладострастия, наряду со страхом совершить коитус с отцом подобно женщине.

В связи с этой фантазией имело место воспоминание о волнующем переживании детства: маленький мальчик наблюдал сзади моющую пол няню Грушу. Это его сильно возбудило. Дальнейшие ассоциации с воспоминанием вели к фантазии о том, чтобы увидеть страстно совокупляющихся родителей — в действительности или лишь в фантазии, оставалось под вопросом. Эта т. н. «первичная сцена» пугала и возбуждала ребенка настолько, что он, находясь под влиянием внутренних запретов на то, чтобы увидеть нечто подобное, отгонял от себя все связанные с этим мысли и чувства. Последнее удалось ему ценой целого ряда невротических симптомов, которые особенно манифестно проявились в совершении религиозно окрашенных действий. Подобное часто приводит к характерным комбинациям, вроде высказывания моего пациента — «Прости мне грехи мои, распутный козел»,— например, «Бог и кал» или «Бог и свинья», комбинации, которые ввиду строгих запретов на подобные кощунственные выражения неизбежно влекут за собой соответственные покаянные действия.

До сих пор важная в образовании будущих психоаналитиков показательная история о «Человеке-волке» была критически дополнена в более поздних публикациях (1972; русский перевод см. Человек-волк и Зигмунд Фрейд. Киев. 1996). С психологической стороны эту историю избрали как пример того, что психоанализ ни в коем случае не в состоянии научно объяснить невротическое поведение (1972). Действительно, анализ Фрейдом случая «человека-волка» выявляет на современный взгляд целый ряд недостатков. Скорее всего Фрейд находился под чересчур сильным влиянием господствовавшей над ним в то время теорией эдипового комплекса и рассматривал многослойный материал, предоставляемый ему пациентами, преимущественно в этом духе. Роль покинутого ребенка, ищущего компромисс с помощью горничной и других слуг, была распознана столь же недостаточно, как и социальная проблематика отношений между барчуком и зависимыми от помещика работниками и прислугой. Проблематичным остается вопрос — соответствовало ли действительности толкование, данное Фрейдом «волкам» как символу скрытой за этим сексуальности родителей в прародительской сцене, или ближе к истине были другие интерпретации. Поэтому случай «человека-волка» вообще не годится в качестве доказательства «за» и «против» психоанализа. Сравните также «Разговоры» с человеком-волком» (1980).

 

Дальнейшая казуистика

 

В связи с этим я предпочел бы вернуться к личным клиническим примерам, в которых я сам имею возможность перепроверить собственные интерпретации реакций пациента:

42-летний старший преподаватель испытывал болезненную потребность соблюдать ограничение скорости при поездках на автомобиле (при этом он дополнительно наслаждался маленьким садистическим удовольствием, когда за ним собирался целый хвост автомобилей). После преодоления внутреннего сопротивления он вспомнил о гомосексуальных действиях, которые он пережил с соседским мальчиком, когда ему было шесть лет. Ему удалось установить, что он всегда испытывал желание овладеть сзади козой его родителей. Подобные воспоминания были для него не менее шокирующими, чем импульсы «безнравственно» прикасаться к стоящей перед ним школьнице. Он вырос в религиозной среде, в которой строго-настрого были запрещены не то что сексуальные стремления, а просто любое удовольствие. Уже одно представление о сексуальном действии было предосудительным («Кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействует с нею в душе своей». Матф. 5, 28). Осознание шокировавших

-149-

его инстинктивных порывов с помощью психоаналитика помогло ему впоследствии расценивать свои желания уже не как нечто скверное. Дополнительный опрос, проведенный через десять лет, показал, что симптомы не возобновились.

31-летний бизнесмен, имеющий двух детей, испытывал навязчивый страх перед желанием их убить при одном взгляде на лежащий на столе нож. Во время анализа он припомнил, как в детстве отец ездил с ним на велосипедную прогулку. Ему было три с половиной года, он сидел на детском сидении, и вдруг нога его попала между спицами переднего колеса. Трагическим следствием этого происшествия стало то, что нога осталась покалеченной; маленький мальчик и без того обозлившийся на отца, чувствовал, что тот пренебрегает им. После несчастного случая он ощущал себя пострадавшим от отца. В то же время он боялся, что отец сделает ему за это замечание, у него появилось чувство вины из-за своих враждебных импульсов по отношению к отцу. В этой перспективе можно понять и пугавшее его желание убить собственных детей, как «смещение» желания убить отца — интерпретация, убедившая пациента. Столь же рассудительно он воспринял интерпретации, направленные в сторону того, что он сам наказывает себя своими навязчивыми импульсами. Возможно, уже тогда он бессознательно наказал себя, «случайно» сунув ногу между спиц. Затем пациент осознал, что, в действительности, причин для того, чтобы ощущать себя виноватым было больше, поскольку отец предпочитал его другим братьям и сестрам, а на третьем году жизни он занял место отца возле матери. Вследствие этого случай был поставлен в эдипальную схему, желающего мать и отстраняющего отца, ребенка. Катамнез через десять лет показал, что и в этом случае анализ прошел успешно.

 

2.4. Фобии

 

Определение

 

Обращаясь к фобиям, мы оказываемся еще ближе к основе всякого невроза, а именно к страху. Выражение фобия и обозначает не что иное, как голый страх. Сложные иностранные слова вроде клаустрофобии или агорафобии описывают лишь конкретные обстоятельства, при которых возникает страх. Это ситуации, предметы, часто животные, возбуждающие страхи.

Защита от страха при фобиях состоит в том, что первоначальный страх — бессознательный страх — смещается на определенные, вызывающие его ситуации или объекты. Выигрыш бессознательных защитных процессов состоит в том, что теперь уже ощущается не страх в первоначальной ситуации, а страх вторичный вследствие бессознательного защитного процесса «смещения» в иную ситуацию. Это может быть, к примеру, переход через широкую площадь, которого можно и избежать. Правда, мнимый выигрыш освобождения от симптома приобретается дорогой ценой существенной несвободы передвижения.

Если страх появляется вне связи с определенной ситуацией или объектом, тогда мы говорим о простом невротическом страхе. Здесь никакая защита не действует; при истерии это происходит путем «вытеснения», при неврозе навязчивого состояния — посредством «формирования реакции», «аффект-изоляции» или регрессии, при фобиях — с помощью «смещения».

 

Особые формы

 

Следует особо отметить специфические формы фобий, ибо они случаются чаще и обусловливают определенные страдания: — Эритрофобия, страх покраснеть.

— Сердечная фобия, страх заболеть сердечным заболеванием.

— Канцерофобия, страх заболеть раком.

— СПИДо-фобия, страх заразиться С П И Дом, и

— Радио-фобия, страх пострадать от радиоактивного излучения.

Подобные страхи, разумеется, нельзя отнести к совершенно необоснованным, однако, если они выражены экстремально, то велика вероятность того, что речь идет по меньшей мере о невротическом наслоении.

 

Эдипова динамика

 

Сколь разнообразны фобические картины, столь же многосторонни и психические причины: в классической психоаналитической перспективе это конечно эдипов комплекс, стоящий у истоков всякого страха. При этом прежде всего имеются в виду инцестуозные желания: желание сына овладеть матерью и желание дочери сексуально сблизиться с отцом и в то же время одержать верх над лицом соответственно своего пола.

Противоположные стремления, которые рассматриваются как «негативный» эдипов комплекс, отторгаются скорее, чем влечения, относящиеся к «позитивному» эдипову комплексу — тройственному конфликту между ребенком, матерью и отцом. Имеются в виду гомосексуальные

-151-

влечения дочери к матери, а сына — к отцу, в том или ином случае совмещенные с негативными чувствами по отношению к родителям противоположного пола. Как подтверждают новые исследования и свидетельствуют многочисленные истории болезней последнего времени намного чаще причиной появления фобий являются конфликты, предшествующие эдиповым обстоятельствам.

Однако, как и прежде, существуют случаи, соответствующие классическим образцам эдипова конфликта: желания сексуальных приключений, вследствие чего люди совершенно сознательно рыскают по пресловутым улицам и площадям таким, как, например, франкфуртский привокзальный квартал. Люди, страдающие от той или иной фобии, могут бессознательно допускать подобные желания из-за внутренних запретов на них. Последние, в принципе, так же, как и при истерии, вытесняются из сознания. Однако последствия защиты, в отличие от истерии, не нарушают телесные функции. Сама защита в гораздо большей степени сказывается на возникновении страха перед определенными объектами или ситуациями. Именно в связи с этим у таких людей появляется необходимость любыми средствами избегать каких-либо объектов (например, пауков) или ситуаций (например, перехода через большую площадь). По моему опыту за сексуальным искушением не всегда стоит, выдвинутое Фрейдом в центр эдиповой перспективы, инцестуозное желание. Тут хватает и желания мужчины «покорить» другую женщину или желания женщины «заполучить» мужчину.

Никто не сможет утверждать, что не наблюдал подобных желаний у своих друзей или у себя самого. Тем самым они подтверждены с достаточной надежностью. В отличие от этого, широко цитируемая фрейдовская история о «маленьком Гансе» (1909), в своей интерпретации выглядит порой слишком надуманной: здесь речь идет об опрокидывающемся коне, который очень пугает маленького Ганса. Затем путем косвенного анализа — через отца — Фрейд раскрыл скрытый за сознательным страхом (перед конем) бессознательный страх (быть наказанным отцом).

Смышленый читатель тут же самостоятельно угадает: маленький Ганс боится быть наказанным отцом, поскольку он хочет «переспать» с матерью. И в действительности находятся пункты, подтверждающие эту интерпретацию. Например, высказывания маленького мальчика о том, что он хотел бы приукрасить маму или поиграть со своим «Wiwimache’om», детское обозначение для его полового члена. Оба этих действия вызывают у него страх, поскольку они запрещены, причем он ожидает за это наказание от отца, которого боится как верховной силы. Соперничество между сыном и отцом проявляется во многих пунктах истории, когда Ганс, например, говорит: «Раньше я был мамой, а теперь я папа». Он совершенно как Эдип занимает место отца рядом с матерью. Фобия маленького Ганса состоит не только в страхе пострадать от коня, но и в том, что он не может выйти из дома. С помощью этого он бессознательно облегчает себе возможность исполнения желания стать любовником матери. То, что желание оставаться с матерью может иметь глубоко лежащие мотивы, доказал целый ряд психоаналитических исследований после Фрейда.

 

Доэдиповы факторы

 

Глубоко лежащие причины невроза маленького Ганса — это нарушения отношений мать-дитя. Их тем самым уже нельзя отнести к «классическому» неврозу, основная причина которого эдипов комплекс. В параграфе «Современные "пост-классические" неврозы» мы еще встретимся с фобиями. А теперь обратимся к пасынку учения о неврозах, который, однако, вследствие частоты подобных случаев и большого доставляемого ими страдания, кроющегося в них, заслуживает нашего внимания.

 

2.5. Депрессивный невроз или невротическая депрессия

 

Разграничение

 

По моей оценке до 10% общего народонаселения страдает депрессивным неврозом. Шепанк (1987) обнаружил в своем очень важном социальном исследовании Мангеймского института душевного здоровья среди 26% обусловленных психикой заболеваний более 4% подобных случаев. В отличие от нормальной человеческой печали невротическая депрессия — это заболевание, в сравнении с которым психотическая депрессия относительно безвредна.

Симптомами депрессивного невроза являются: мрачное подавленное настроение, скука, отсутствие проявлений какого-либо энтузиазма и

-153-

более или менее выраженная тенденция к отстраненности от всего внешнего. Причины депрессивного состояния, в котором оказывается человек, как правило, им не осознаются. При анализе обнаруживаются четыре психодинамические особенности.

 

Четыре важнейших фактора

 

1. Переживание потери, состоящее в том, что умерло важное лицо, участник отношений. Однако подобное переживание может возникать и тогда, когда нас разочаровывает дорогой нам человек, или когда мы сами разочаровались в себе. Наступает разочарование в тех или иных прежде господствовавших надеждах, иными словами, мы чувствуем себя обманувшимися в своих ожиданиях. Надежда на встречу с подругой, которая затем разочаровывает, надежда на успех в работе, спорте или творчестве. В каждом из этих случаев мы что-то теряем, чего-то не можем найти. В результате появляется чувство печали — мы расстроены.

2. Тема вины. За депрессивными чувствами часто кроется чувство вины самого разного происхождения. Например, мы плохо подумали о каком-то важном для нас человеке, рассердились на него. Появляется чувство вины за эти мысли, в особенности, в тех случаях, когда данный человек относится к нам с симпатией. Кроме того, за чувством вины часто кроются мощные желания устранить соперника, будь то арена любви или профессиональная деятельность. Однако мы вытесняем чувство вины, так что в сознании остается одна лишь печаль.

3. Агрессивность. Ненависть к сопернику по большей части считается явлением предосудительным. Поэтому она легко вытесняется из сознания. При этом, в духе уже описанного Фрейдом (1915) характерного защитного механизма «обращения», ненависть может легко обращаться и против своего носителя, становясь ненавистью к себе. Далее это ведет к следующему шагу — грусти, поскольку наше самоуважение не позволяет вынести подобное чувство. Всякий раз при анализе случаев невротической депрессии констатируются самообвинения и самоукоры, не имеющие под собой никакого логического обоснования. Различные интерпретации того, отчего современной личности присущи самообвинения и самоукоры, часто полностью сходятся. Мы желаем защитить дорогого нам человека от наших обвинений с помощью обвинения себя вместо него.

4. Проблема самооценки. Она появляется после нанесения оскорбления нашей личности. Когда, к примеру, кто-то нас пристыдил, указал на ошибку или когда нас обошли, или мы были осуждены в каком-то очень важном для нас деле. Оскорбления действуют тем сильнее, чем больше у нас оснований надеяться на доброе к нам отношение. Зачастую это несправедливые оскорбления, ущемляющие нас в правах и оттого, понятно, оставляющие в нас печальное чувство, связанное не только с самим оскорблением, но и с разочарованием по поводу нелицеприятной оценки других людей. Поэтому проблемы самооценки и потерь разделить весьма сложно, чаще всего они смешаны друг с другом. Поэтому проблемой самооценки или темой нарциссизма мы займемся в следующей главе.

 

Современные «пост-классические» неврозы

 

3.1. Нарциссический невроз

 

Определение

 

Первоначально нарциссизм был понятием психиатрическим. В психиатрии нарциссизм обозначает психическое состояние, в котором любима не другая личность, а своя собственная. Выражение произошло от имени Нарцисс, юноши из греческого мифа, который после нерадостной жизни и множества разочарований в любви влюбился, в конце концов, в самого себя и сделался от этого настолько несчастным, что умер. История Нарцисса сама по себе достаточно ясно передает суть нарциссической проблематики, что не следует лишать читателя знакомства с основными ее эпизодами.

Трагическая история о самовлюбленности Нарцисса находится в той части «Метаморфоз» Овидия, где идет разговор о любви вообще: в представлении Овидия Юнона и Юпитер в шутливой манере обсуждают преимущества любви и ставят друг перед другом различные вопросы, например, кто скорее в состоянии ощутить сексуальное наслаждение: мужчина или женщина? Юпитер утверждает, что женщины в данном случае находятся в лучшем положении, чем мужчины. Спрашивают об этом Терезия, прожившего семь лет в обличьи женщины, и тот подтверждает мнение Юпитера.

-155-

 

Миф о Нарциссе

 

Нарцисс родился в результате изнасилования матери. Он был нежеланным ребенком, который, как гласит древний миф, «любви заслуживал, но не получал». Его имя — Нарцисс — происходит от персидского слова «nargis», от которого произошло также и слово «наркоз», имеющее много значений: быть неподвижным, окоченелым, одурманенным, парализованным. С самого начала Нарциссу угрожает смерть. По словам Оракула он сможет избежать смерти лишь в том случае, если останется бесчувственен и холоден ко всем другим людям.

Став юношей, Нарцисс исполняется страстным любовным желанием, но «никто не в состоянии встрепенуть красавца, ни один юноша, ни одна девушка». На охоте он встретил прекрасную нимфу Эхо, трагизм положения которой состоял в том, что она не могла самостоятельно говорить. Она могла лишь повторять то, что говорили другие. Эхо влюбилась в Нарцисса, последовала за ним, но не могла начать с ним разговор. Нарцисс, остающийся холодным по совету Оракула,— условие, которое позволяет ему оставаться в живых,— тоже не может обратиться к ней. Эхо приближается к нему, но он в паническом страхе пускается от нее в бегство: «Прочь, прочь руки!» Нежное прикосновение невыносимо для него: «Лучше бы я умер». Трагическая история его жизни завершается тем, что Эхо превращается в камень, а Нарцисс в цветок: «Тем, что я люблю, я не могу овладеть. Любви мешает грандиозное заблуждение ... То, что я люблю — я сам!»

Что может сообщить нам сегодня греческий миф о Нарциссе? В моей интерпретации это предупреждение об опасности слишком сильной самовлюбленности и недостатка любви. Когда Юнона и Юпитер спорят об этом, обсуждают, кто больше любит — мужчина или женщина, речь идет исключительно о личном удовольствии, а не о удовольствии другого. Если Нарцисс был нежелательным ребенком, то ему досталось слишком мало любви. Поэтому в раннем детстве он не почувствовал, что есть любовь и чем она может быть. В связи с этим он воспринимает Эхо как опасность, а не как возможность полюбить и быть любимым. Когда же он в конце концов смотрит в воду и видит свое отражение, то принимает его за другого человека и хочет полюбить его. Когда же Нарцисс убеждается, что это была иллюзия, то разочаровывается. Я считаю, что он умер от горя по утаенной от него любви.

Когда любовь скрыта от нас, когда мы так и не находим никого, кто бы смог полюбить нас, нам остается последний выход — любовь к себе. В раннем психоанализе Нарцисс олицетворял переходную стадию душевного развития. Следовательно, путь к любви к другому человеку пролегает через любовь к себе. Отто Ранк считал, что любовь к себе в особенности присуща гомосексуалистам и женщинам. Фрейд, со своей стороны, всерьез размышлял над такими фундаментальными вопросами, как возможности проведения границы между любовью к себе и любовью к другому. Находятся ли эти формы любви в отношении взаимодополнительности, а именно, чем сильнее любовь к себе, тем слабее любовь к объекту (как психоаналитики выражаются по поводу любви к другому человеку).

 

Случай Шребера

 

Фрейд обнаружил (1911) высокий уровень любви к себе в автобиографически описанном случае паранойи, известном как случай Шребера. Фрейд вообще подозревал подобные вещи как при шизофренических расстройствах так и при ипохондрии. В этих патологических случаях собственная личность становится объектом любви за счет отношения к другим людям. В смысле теории либидо, теории об энергетическом замещении влечений, собственная личность замещается нарцистическим либидо или «либидо самости».

Что является выводом из этих психоаналитических соображений? То, что любовь к объекту и любовь к себе диалектически связаны между собой. Они равно изначальны и всесторонне влияют друг на друга (Эрих Фромм «Искусство любви»). Происходит ли одна ценой другой — вопрос не мало значимый, поскольку в действительности существуют случаи, когда собственная личность делается предметом любви за счет других людей. По моему опыту, находящему свое подтверждение в греческом мифе о Нарциссе, это случается как следствие отсутствия любви в детстве.

 

Здоровый и патологический нарциссизм

 

Среди прочего имеет смысл разделить нарциссизм на здоровый и патологический, хотя провести между ними границу достаточно трудно. Во всяком случае хорошее отношение к себе, хорошая оценка себя и уделение себе внимания являются показателями психического здоровья. В этой перспективе здоровая любовь к себе является предпосылкой способности полюбить другого человека. О патологическом нарциссизме можно говорить лишь тогда, когда

-157-

имеют место крайние формы «замещения» других людей собственной личностью.

В современном психоанализе нарцистическими характеризуются проблемы, которые вращаются вокруг нашего чувства самооценки и уважения к к себе. Подобные проблемы не возникают, когда мы находимся в согласии с собой, а проще говоря, хорошо себя чувствуем. Тогда наступает чувство спокойной самоуверенности. Между нашими самоощущениями и самоидеалами не возникает каких бы то ни было больших разногласий. И вместе с тем мы чувствуем себя достаточно уважаемыми и ценимыми другими людьми. Аффективное состояние в связи с этим оказывается здоровым чувством собственного достоинства, положительной самооценки.

Когда мы говорим о нарциссизме или нарциссических феноменах, следует различать:

1. Патологическое состояние любви к себе, которое возникает за счет любви к объекту;

2. Переходную фазу на протяжении детского развития, когда ребенок слишком занят собой, можно сказать — эгоистичен;

3. Субъективная благорасположенность или аффективное состояние, в котором мы чувствуем себя благополучно и уверенно.

Я рассматриваю нарцистическую проблематику в психодинамической перспективе в рамках сферы нарцистической регуляции, которая, как свод правил, регулирует уровень нашего чувства самооценки: уровень зависит от соответствия, которое на данный момент существует между самообразом и образом того, кем мы хотели бы быть, нашим идеальным образом. Если между идеальным и реальным образами существует большое расхождение или разлад, тогда мы чувствуем себя пристыженными и неполноценными по отношению к своим идеалам.

Тогда у нас нет возможности правильно воспринимать себя, любить и ценить. Нашему чувству самооценки в той или иной степени наносится вред. Если же у нас нет надежд на достижение идеального образа, то появляются переживания беспомощности и беззащитности, за которыми следуют депрессивные чувства (сравни: депрессивные неврозы или невротические депрессии в параграфе 2.5.). Рассматривая это в структурной форме, можно придти к выводу, что мы имеем дело, с «самостью», или точнее, с образом «Я», пострадавшим от нарцистических нарушений. Центральная психодинамика — нарцистически нарушенное «Я», т. е. «Я», которому причинен вред в самооценке.

 

Основные нарциссические потребности

 

Понять нарциссические нарушения можно еще глубже, если наряду с нарциссической сферой регуляции между Идеальным-Я и Реальным-Я дополнительно принять во внимание отношение к объекту. Здесь мы можем говорить о круге субъектно-объектных законов, который безупречен, когда мы свободно и независимо двигаемся к объекту или от него. Но он нарушается тогда, когда в той или иной степени существует зависимость от объекта. Тогда возле нас обязательно и постоянно должно находиться другое лицо, при этом все время обращать на нас внимание, хвалить, восторгаться. Без подобного общения мы уже не можем чувствовать себя уверенно. Мы будем ощущать себя нелюбимыми и несчастными. Здесь, наряду с зависимостью от объекта, находит свое выражение ущербная любовь к себе. Здоровая любовь к себе как раз и призвана спасать от подобного несчастья, связанного с тем, что однажды мы испытаем отсутствие поддержки извне.

Однако правильным было бы оценить себя и других следующим образом: всякий человек, в том числе и здоровый взрослый, а не только ребенок, зависит от других людей, которые важны для него, и для которых он тоже важен. Нет ошибки, если сказать, что аналогично половому влечению существует потребность, заключающаяся в желании быть любимым, что наряду с чувством голода она составляет фундаментальный ряд потребностей.

Английское слово «needs» напрямую указывает, что речь идет об элементарной потребности, об элементарной необходимости, неудовлетворение которой, вызывает страдания. Если нет хотя бы минимальной сатисфакции этой данной от природы нарцистической потребности, нам не будет хватать элементарной уверенности, будет не доставать того, что придает нам ощущение внутренней устойчивости.

Важен вопрос, существует ли подлинная уверенность в себе, или мы лишь воображаем себя уверенными в плане иллюзии или мечты. Еще детьми мы научились — на это особенно ссылается Когут — компенсировать свою беззащитность и бессилие выстраиванием внутри себя «грандиозного» нарцистического образа, позволяющего переносить неминуемые состояния беззащитности и бессилия гораздо легче.

Грандиозные представления, следуя Когуту, могут, однако, иметь отношения и к родителям и к другим важным для нас лицам, -которые

-159-

переживаются нами в величественной идеализированной форме. Это чувство позволяет нам, будучи детьми столь великолепных родителей, ощущать свое великолепие, поскольку в их великолепии мы имеем свою долю. Нечто подобное мы переживаем и в повседневной жизни, когда нарцистическим путем возвышаем какую-либо личность из своего окружения, чтобы окунуться в лучи ее великолепия.

 

Заблуждения, разочарования, обиды

 

Очевидно, что подобные иллюзорные решения рано или поздно вызовут такое же разочарование, как детская вера в младенца Христа или Деда Мороза. При этом важно отметить, что подобные дез-иллюзирования или разочарования предуготовлены нам важными участниками отношений, и требуется их поддержка для того, чтобы иметь возможность относительно безболезненно разобраться с собственным разочарованием. Если у нас будет достаточно времени и благоприятные внешние условия для того, чтобы иметь возможность переработать подобные неизбежные разочарования, тогда нарциссический завышенный образ будет все более и более приближаться к реальности. В этом случае из него сможет развится то, что Когут назвал когерентным, т. е. стабильным «Я», с чем, собственно, и связано чувство собственного достоинства.

Крупные разочарования, увы, не редкие в человеческой жизни, наоборот, ведут к серьезным кризисам, связанным с лабильным чувством собственного достоинства, в патологических случаях мы имеем, названные Когутом нарцистические расстройства личности, характеризующиеся тем, что личность оказывается не когерентной, а преломленой в самой себе, т. е. фрагментированной.

Причиняющие нам вред обиды подробно описаны в книгах Алисы Миллер, прежде всего в «Драме одаренного ребенка и поиске истинного «Я» (1979). В своей второй книге «В начале было воспитание» (1980) в качестве причин нарциссических нарушений она называет не сочувственные, не учитывающие ранимость детской души и ее потребность в любви отношения многих родителей, и даже пренебрежительное отношение многих родителей и воспитателей к своим детям или ученикам. В генезе нарцистических расстройств огромную роль играет травматизирующее поведение важнейших участников отношений. Тем самым нарцистические расстройства, в согласии с до-классической травматической моделью неврозов, являются травматическими неврозами, т.е. неврозами, причинами которых являются нарциссические обиды и оскорбления самости. Иными словами: нарцистические расстройства это следствия травматического воздействия на ранимую детскую психику.

Таким образом, современная психология самости Гейнца Когута выстроена в традициях травматической теории 3. Фрейда, получившей свое развитие в венгерской школе психоанализа Сандора Ференци и Михаэля Балинта. В теории Балинта первичная любовь к объекту (1973) — это любовь, которая стремится заполучить любовь объекта и удовлетворяется только тогда, когда ребенок получает эту любовь. Балинт рассматривает это состояние как первоначальное состояние младенца. У него нет первичного нарциссизма, вторичный же нарциссизм возникает тогда, когда фрустрируется первичная любовь к объекту.

Полагаю, читатель согласится со мной, если я, следуя за Балинтом, буду исходить из того, что первично мы нуждаемся в любви к объекту в смысле экзистентной необходимости. Это утверждение соответствует действительности, в особенности, в детском возрасте, в зрелом возрасте такое соответствие проявляется в меньшей степени, поскольку здесь мы уже развили более или менее устойчивое чувство собственного достоинства.

 

Нарцистические неврозы

 

В качестве нарцистических неврозов мы отличаем от остальных невротических расстройств такие психические нарушения, при которых реактивируются описанные Когутом ранние детские нарцистические структуры; или же последние переживаются снова уже в патологической форме. Как и дети, пациенты с подобными симптомами чувствуют себя великолепными, единственными в своем роде, омнипотентными или всемогущими вследствие реактивных бессознательных психических процессов. Они ожидают — ошибочно — от других людей отношения, соответствующего их восприятию самих себя. Если такового не случается, они очень быстро разочаровываются, реагируют депрессивно или агрессивно. Они постоянно находятся в бессознательных поисках утраченного времени своего могущества и великолепия.

У страдающих нарцистических личностей эти поиски выражены сильнее всего. Это могут подтвердить многие аналитики, вне зависимости

-161-

от их отношения к вкладу Когута в науку. В идеализированном переносе на психоаналитика осуществляется идеализация пациента, т.е. психоаналитик рассматривается как нарцистически завышенный объект, от которого пациент ждет такого же великолепия, какого в свое время он ждал от родителей.

Легко догадаться, что подобная иллюзия не может долго сохраняться в силе, и рано или поздно сменяется разочарованием. Однако в анализе пациент имеет шанс, что психоаналитик посочувствует ему и поддержит его больше, чем бессердечные родители своего ребенка; тем самым психоаналитик поможет ему переработать неизбежные нарцистические обиды.

 

Применение психоаналитической теории нарциссизма в педагогике и обществе

 

В виду большого практического значения для воспитания психоаналитическая теория нарциссизма особенно интенсивно обсуждается в педагогических кругах. Примером этого могут служить книги «Пубертат и нарцистизм» (1975), «Нарцисс: новый социализированный тип» (1979).

Дополнительно к этому учителя часто наблюдают в школах учеников, которые чересчур заняты собой, не могут сконцентрироваться на занятиях и тем самым косвенно представляют для них трудности. Применяя идею нарциссизма в педагогике, авторы ищут объяснение для нарцистических нарушений, которыми, по их оценке, чаще страдают школьники. Они находят объяснение в том, что названо ими новым социализационным типом, речь идет об обойденном в эмоциональном отношении и неуверенном ребенке, который растет под фрустрирующим воздействием доминирующей матери, испытывая разочарование в эмоционально тусклом отце. По мнению авторов, при подобных социализационных условиях стабильное чувство собственного достоинства не может развиться, поскольку прежде всего отсутствуют достойные идеалы для подражания.

В подобной психоаналитической перспективе, женщины стремятся бессознательно быть хорошими матерями, однако, рискуют вызвать разочарование, если потребуют слишком много от своих чад. Мужчинам также не трудно представить себе эмоционально тусклого отца собственного семейства, которому мало что можно доверить.

Психоанализ дает возможность понять некоторые проблемы совместной межчеловеческой жизни. Вспомним о партнере — любовнике, цепляющемся за женщину, вешающегося на нее как дитя на мать; вспомним домочадцев, впадающих в глубокую неуверенность, когда искренние нежные отношения вдруг становятся натянутыми. Такие люди сильно зависят от постоянной нарцистической подпитки. Они хотят, чтобы их постоянно лелеяли, уважали, восхищались ими. Подобные люди есть в ближайшем окружении у каждого. Они всегда стремятся к обеспеченности, ничего при этом не делая. Они не способны переносить конфликты, выносить волнение, обходить кризисы и решать неизбежные любовные конфликты. Предпочитают стремиться «обратно в рай», как совместно охарактеризовали их Кремериус, Моргенгальтер, Ротшильд и другие участники Цюрихского психоаналитического семинара (1983).

На этом семинаре, кстати, делались попытки представить новую нарцистическую теорию психоанализа как идеологию. Высказывались опасения, что в связи с идеей о новом социализационном типе многие молодые люди будут безосновательно опорочены; звучали упреки и в адрес Когута, в частности, в том, что он антиисторичен и сам является невротиком. Я считаю, что такая деструктивная критика бьет далеко мимо цели и не могу к ней присоединиться. Личное знакомство с Когутом позволило мне убедиться в том, как заботливо стремится он понять анализируемых им людей, как постоянно критически проверяет свои собственные мысли и действия, несмотря на его всегдашнее убеждение, что благодаря своему пониманию нарцистических расстройств, он нашел новый подход к недоступным до этого психическим нарушениям и к людям, ими страдающим.

Резкое неприятие Когута и его учения отдельными психоаналитиками, возможно, объясняется еще и тем, что Когут затрагивает личные недостатки психотерапевтов и аналитиков, дефекты, состоящие в том, что невозможно сколь-нибудь глубоко и точно понять пациентов при отсутствия эмпатии, а значит, невозможно и достаточно успешное их лечение. Для меня вклады Когута в развитие психоанализа очень важны. Его разработки помогают мне лучше понять моих пациентов, проявлять с ними больше терпения особенно тогда, когда речь идет о замене их ущербного чувства самооценки на здоровое чувство самопринятия. В заключение приведу еще один пример нарцистического невроза:

-163-

40-летний архитектор испытывал трудности относительно своей собственной идентичности (лишь в позднем детстве он узнал, что человек, которого он воспринимал как отца, вовсе не его отец, настоящий же отец — это «дядя»). Став взрослым и сойдясь с женщиной, обращавшейся с ним как мать, этот человек почувствовал сильную неуверенность в себе. Его сомнения выражались в замедленном мышлении, в мучительных раздумьях о простых вещах, он чувствовал себя неуверенно в обществе, подозревал у себя «нарушение сердечного ритма», не отвечал элементарным требованиям обыденной жизни. Его симптомы объяснились отсутствием взрослого участия в детстве, непониманием взрослых и многочисленными душевными травмами.

В процессе психоанализа было интересно наблюдать, как личные мысли и действия, чувства и переживания находятся в центре внимания обоих участников. При этом пациент мог наверстать упущенное в детстве и приобрести опыт того, как другие люди интересуются им, интересуются его мыслями и действиями, чувствами и телесными ощущениями. Он работал с большой отдачей и старался дополнить анализ, заключавшийся по существу в обычном разговоре, возможностями собственного развития: учительница йоги способствовала его новому самопознанию, учитель по лыжам — новому владению телом, мастер по плаванию научил его плавать, чего он не умел в детстве и чего очень боялся. Большое значение имел и фактор «выговаривания»: в течении многих часов нужно было слушать его рассказы о своих новых опытах и физических переживаниях, сочувствовать ему, находить слова для общения и вызывать у него такое чувство, которое помогло бы ему наверстать нечто жизненно важное. В дальнейшем, стабилизировав свой здоровый нарциссизм, этот пациент стал развиваться совершенно неожиданным образом. Он не только нашел новую партнершу, с которой смог построить отношения на принципе взаимного уважения, но и пережил плодотворный расцвет своей творческой деятельности. Это ли не доказательство того, что при достаточно длительном и терпеливом участии и эмпатии можно достичь значительных психоаналитических результатов.

 

3.2. Пограничные случаи

 

Симптоматика

 

Под пограничными случаями понимают психические нарушения, которые располагаются между неврозом и психозом, т.е. на границе — (Boderline (англ.) — пограничная полоса). Такой диагноз раньше ставился редко, однако, сейчас ставится чаще, благодаря работам Отто Ф. Кернберга (1975, 1976) и монографии Кристы Роде-Дахсерс (1979).

В отличие от симптомов «классических» неврозов симптомы «пограничных случаев» или «состояний» относятся не к объективным телесным недомоганиям, а скорее напоминают симптомы навязчивых состояний, фобий, депрессивных состояний. Сюда относятся и фантазии о собственном величии, выраженная занятость собой, характерные для нарцистических нарушений личности.

В связи с этим весьма нелегко выделить что-то типичное для пограничных случаев. В области симптоматики это прежде всего чувство пустоты и бессмысленности. Кроме того, пациенты чувствуют себя беззащитными и зависимыми от воли других, которым они, однако, завидуют, поскольку считают этих «других людей», менее страдающими от чувства опустошенности и бессмысленности, чем они сами. Отсюда вполне ясно почему подобные пограничные личности часто ощущают сильные чувства зависти по отношению к другим людям. Сознаться в зависти и «опустошенности», однако,— перспектива достаточно болезненная и унизительная; от таких чувств защищаются сообразно с психоаналитическим учением о защите. Поэтому мы переходим к психодинамике пограничных случаев.

 

Сфера защиты

 

Для того чтобы не воспринимать всю глубину внутренней пустоты и, всю меру беззащитности и бессилия, существует защитный механизм, играющий центральную роль в современном психоанализе, а именно: расщепление.

Чтобы понять, что понимает под этим определением психоанализ, нужно начать издалека и кое-что пояснить. Следует представить, что наряду с чувствами опустошенности и бессмысленности в психике пограничной личности функционируют и другие чувства, а именно идеи величия, т. е. представления о собственной грандиозности и совершенстве, имеющие место при нарцистических нарушениях личности в своем чистом виде. Защитная функция «расщепления» состоит в том, что личность одновременно раскалывается на две части; одна часть чувствует себя совершенной и великолепной, другая — опустошенной и бессмысленной. Усилия защиты состоят в том, чтобы содержать обе противоречивые области в отделенном друг от друга состоянии. Картина «Самости» пограничной личности характеризуется тем самым расщеплением на две части. При этом в какое-то определенное время

сознательной является только одна из частей, а другая остается бессознательной и наоборот. Характерные особенности пограничных личностей заключаются, таким образом, в том, что состояния собственной грандиозности и беспомощности, опустошенности и бессилия могут быстро меняться местами.

Наряду с противоречивыми образами себя самого, в психике пограничных случаев функционируют также противоречивые образы важнейших участников отношений: временами они тоже кажутся либо очень выдающимися, великолепными, идеальными фигурами, либо принципиально плохими и ни на что не способными. Подобные представления могут столь же быстро меняться местами.

В отношении к другим сказываются быстро сменяющиеся интерактивные образцы: первый — при котором собственный образ воспринимается как великолепный, в тоже время как к другому человеку относятся пренебрежительно, считают его ничтожным и самозависимым; второй — когда себя воспринимают ничтожным, а другого как совершенство.

Чтобы представить себе воплощение таких теоретических образцов отношений, можно обратиться к реальным примерам, связанным с сильными аффектами. Уже упоминалась зависть неимущего к имущему. Следует включить сюда гнев, презрение, все формы недооценки, например, издевательство, высмеивание и т. д. Против других могут направляться те чувства, которые в следующий раз будут направлены против себя. Если же благодаря защитному механизму «расщепления», обесценивающие и другие процессы хорошо отделены друг от друга и не вызывают взаимных нарушений, тогда все личностное «устройство» может действовать относительно благополучно.

Особенно беспрепятственно оно функционирует тогда, когда человеку с пограничным случаем удается включить в это «устройство» другое лицо в смысле межличностной защиты. Им будет человек, которым восхищаются и которого идеализируют в тот момент, когда одновременно хоть сколько-нибудь ценят и себя. В противном случае другое лицо будут недооценивать именно в тот момент, когда высоко оценивается, идеализируется собственный образ. Последующая иллюстрация позволит нам отличить вертикальное расщепление от расщепления горизонтального; вертикальное расщепление отделяет обесцененное Я и парт-объект от соответствующих областей Я и объекта, в то время, как горизонтальное расщепление поддерживает в разделенном состоянии однородные образы Я и объекта (см. табл. 10).

Подобная множественно «расщепленная» личность не способна излучать уверенность, она прежде всего ненадежна. Результатом оказывается личность, не уверенная в себе, слабая. Она слаба, даже если из-за высокой интеллигентности и не производит такого впечатления на первый взгляд. Интеллигентные пациенты с пограничными нарушениями как раз обыгрывают свои слабости, прельщая ими свое окружение.

В межличностных отношениях их недостатки, тем не менее, сказываются довольно быстро. Прежде всего это выражается в частых сменах идеализации и обесценивания. Сексуальные, агрессивные и перверсивные влечения часто подталкивают к искаженному удовлетворению. Согласно моему опыту, это чаще всего приводит к садистским побуждениям, связанным с обесцениванием другого лица, и происходит особенно болезненно, если ранее это лицо идеализировали.

Вертикальное расщепление разделяет обесценивающие (плохие) и идеализирующие (хорошие) Я-и парт-объекты друг от друга. Горизонтальное расщепление поддерживает взаимное разделение Я-представлений и объект-представлений.

В клиническом плане существует четыре ситуации:

1. Индивид сознательно переживает себя как существо великолепное, совершенное, воспринимает объект как идеальный (представления о плохом Я и плохом объекте исключаются посредством вертикального расщепления).

2. Индивид сознательно переживает себя как существо достойное презрения, аналогичное переживание в связи с объектом: налицо состояние депрессии (идеализированные Я- и объект-представления защищены с помощью вертикального расщепления).

3. Индивид сознательно переживает себя как существо идеальное, а объект — как презренное (плохие составляющие Я бессознательны из-за вертикального расщепления. Идеальные объект-составляющие равным образом бессознательны по отношению к плохому объекту из-за вертикального расщепления. Хороший объект защищен от Я, переживаемого как идеальное, горизонтальным расщеплением).

4. Индивид сознательно переживает себя как существо неполноценное, а объект — как идеальное (идеальные Я-составляющие бессознательны по отношению к неполноценно переживаемому Я с помощью вертикального расщепления. Плохие объект-составляющие защищены от хороших объект-составляющих с помощью вертикального расщепления. А по отношению к плохому Я — посредством расщепления горизонтального ).

-167-

Таблица 10. Структура пограничной личности, модифицированная по Кернбергу (1975).

 

Причины

 

В связи с чем это происходит? — спросит читатель. Возможный ответ таков: это случается тогда, когда в детстве ребенок получает слишком мало любви и/или во многих смыслах переживает плохое с ним обращение, если не сказать — жестокое. И здесь я хочу перейти непосредственно к клиническим примерам:

39-летняя учительница жаловалась на усталость, головные боли и неспособность более или менее сносно переносить свою обыденную деятельность. Внутренне она чувствовала опустошение и ощущала себя глупой.

Кроме того, она испытывала садистические припадки в отношении к мужчинам, которым в своих фантазиях желала отрезать член, именно тогда, когда те вожделели женщину. Она боялась темноты, воды, высоты, глубины и незнакомых людей.

Более чем 500-часовой анализ привел к ярко выраженному состоянию ступора или клинча между анализандом и аналитиком. Поначалу женщина чувствовала себя значительно выше аналитика и вообще считала его мало на что способным. Затем ситуация изменилась с точностью до наоборот: она стала ощущать собственное бессилие, зависимость и потребность в помощи, а психоаналитика рассматривать как совершенно независимое, полное сил и власти существо. Он казался пациентке мужчиной, который мучает, унижает женщин, утаивает от них их хорошие качества, стремится показать им лишь то, что они ничего не стоят, что они зависимы и нуждаются в помощи.

Особенность подобных отношений оказалась повторением прошлых отношений между дочерью и отцом. Она ощущала, что отец ее использует, злоупотребляет ею, постоянно компрометирует и унижает. Позже выяснилось даже, что отец отвел одиннадцатилетнюю дочь в лес и хотел ее изнасиловать. Воспоминания, относящиеся к этому эпизоду, были столь реалистичны, что альтернатива фантазии (а речь здесь шла в первую очередь именно о возможной фантазии) отпадала, как неправдоподобная.

Характерное для пограничных случаев совмещение обесценивания и идеализации относилось в этом конкретном случае к отцу и собственной персоне, проявляясь в характерной эмотивной смене: то пациентка чувствовала себя выше своего отца, осмелившегося совершать над ней подобные инцестные действия, то казалась сама себе последней дрянью, в то время как отец идеализировался.

Образец отношений во взаимодействии между дочерью и матерью повторился как идеализированный с одной, и обесценивающий, с другой стороны: мать тоже, правда, бессознательно использовала дочь для своих целей. Она чувствовала себя с мужем весьма неуверенно и поэтому ей доставляло удовольствие чувствовать превосходство — мнимое — хотя бы над своей дочерью.

В процессе анализа пациентка припомнила, как ее очень тесно спеленали и привязали к кровати, и как мать держала ее во время купания под водой. При этом пациентка переживала рецидив детского страха быть убитой. Этот страх был настолько для нее невыносим, что она предпочла бы убить себя сама, лишь бы прекратить его.

Нет ничего странного, что перенеся столько лишений и неприятностей в детстве, травматизированный ими человек не мог чувствовать себя хорошо. В общении с другими людьми она бессознательно воспроизводила свое травматизированное поведение. И не могла жить нормально хотя бы уже потому, что постоянные, непреодолимые травмирующие обстоятельства все

время расходовали душевную энергию, которой оставалось слишком мало для того, чтобы вести нормальное существование.

Так, пациентка призналась, что выбрав профессию учительницы, она стала идеализировать себя, явно превысив свои способности. Попытка обучиться другой профессии не удалась в результате органической неспособности вступать в контакт с другими людьми и строить с ними здоровые отношения. Анализ не удался и прервался по причине внешних обстоятельств. Тем не менее пациентка обрела внутреннее равновесие, приобщившись к церкви. Она нашла в церковном храме замену поддерживающей ее матери, а в Боге,— любящего отца, не испытывая страх быть используемой ими так, как это драматически произошло с ее настоящими родителями.

 

3.3. Неврозы недостачи и неврозы связи

 

Неврозы недостачи

 

Обозначение — невроз недостачи — кажется мне имеющим больший смысл, чем нарцистическое расстройство личности или пограничная личность, ибо в слове «недостаток» выражается именно то обстоятельство, что людям, страдающим подобным неврозом, действительно чего-то не хватает, а именно: любви и участия (1975).

Временами у меня складывается впечатление, что этот невеселый факт скрыт под многочисленными искусными описаниями бессознательных процессов, протекающих у подобных пациентов. Фактическое наличие «нехватки» (дефицита) становится непосредственно очевидным, когда мы вспомним о том, что именно отсутствовало у вышеописанной пациентки: мать не любила ее и поэтому охотно предоставляла в распоряжение отца. Отец, со своей стороны, злоупотреблял дочерью для личных целей. Таким образом, она не имела возможности идентифицировать себя ни с отцом ни с матерью; результатом этого стала большая неуверенность в собственной женской половой идентичности, связанная со склонностью причинять вред мужчинам. Кроме того, пациентка была совершенно не способна развить в себе материнские чувства, поскольку, не имея возможности идентифицировать себя с матерью, не могла уверенно чувствовать себя в роли женщины.

Идентификация с отцом была также затруднена. Однако для девочки, так же, как и для мальчика, необходима возможность позитивной идентификации с отцом, чтобы в последствии стать зрелой личностью. Важно распознавать и оценивать хорошие черты отца, постепенно и незаметно абсорбируя их в свою личность.

Таким образом, в основе неврозов недостачи лежат недостатки в идентификации с. матерью и отцом. По моему опыту весьма часты и всякого рода нарушения , что скорее всего связано с дефицитом «настоящих» поведенческих образцов для подражания. Маргар Мичерлих (1978) даже пишет о конце эпохи образцов для подражания. Особенно большой дефицит в этой области испытывает поколение тридцатых, чьи отец или мать активно действовали во времена Третьего Рейха или пассивно ему пособничали.

 

Неврозы связей

 

Понятие невроз связи подчеркивает момент бессознательной связи ребенка с самыми первыми участниками отношений. Чаще всего это мать, с которой дочь или сын не могут расстаться. Отделение тем сложнее, чем меньше свободы получает ребенок от матери, чем больше она держится за ребенка, преследуя свои личные цели. Если же, несмотря на это, дочь или сын отделяются, то чаще всего возникает неизбежный конфликт на почве вины.

Если отец как третье лицо, осложняет каким-либо образом процесс отделения от матери, проблема отделения еще более возрастает. В каждом таком случае разделение ведет к чувству вины. Его можно избежать лишь тогда, когда ребенок сохраняет верность матери.

Многие нарушения отношений у партнеров основываются на том, что подобные бессознательные связи продолжают существовать и далее. Новые отношения бессознательно рушатся во имя сохранения первоначальных — с отцом или матерью. Это частая причина нарушения отношений у женщин, которым не посчастливилось войти в удовлетворяющие их контакты с мужчиной. Конечно, это относится и к мужчинам, которые вследствие своей бессознательной связи с матерью не в состоянии завязать зрелые отношения с женщиной.

Другое невротическое разрешение связи с матерью или отцом в форме «невроза связи» состоит в том, что отца или мать ищут в бессознательном переносе в партнере и каждый раз надеются, что нашли; надеются во всяком случае столь долго, сколько партнер или партнерша подыгрывают этой «перенесенной» роли. Эрик Берн (1974) и

Юрг Вилли (1975) описали примеры подобных отношений. Нетрудно понять о чем здесь идет речь, поскольку отчасти это происходит с каждым. Кроме того, всякий из нас знает людей, ведущих себя подобным образом.

Впрочем, к представленным здесь неврозам с легкостью можно отнести и пациентов с фобическими симптомами; они равным образом связаны с важнейшими участниками отношений. Партнер должен, в смысле «объекта-заместителя» или «замены», замещать и играть роль постоянного спутника. Отсутствие спутника приводит к состоянию страха. Таким образом, «фобические» люди лишены возможности самостоятельно ощущать уверенность, если они не получают поддержку извне. Поскольку опыта такой уверенности эти люди в детстве не получили, они и во взрослом возрасте зависят от уверенности заботящихся о них людей. Поскольку в детстве необходимого участия взрослых недоставало, они не способны выстроить в себе чувства уверенности и независимости, приобретаемые по мере взросления в присутствии других.

Следующий случай школьной фобии с выраженным страхом по отношению к школе демонстрирует особенно впечатляюще, как тесно может переплетаться поведение матери с развитием фобии у ребенка.

Поступившего в школу семилетнего ребенка его соученики стали дразнить из-за легкого заикания, и постепенно он превратился в аутсайдера и козла отпущения. Как следствие у ребенка перед походами в школу стал появляться все возраставший страх. Какое-то время он еще мог ходить туда в сопровождении матери. Затем оказался не в силах делать и это.

Причину нарушения прежде всего искали в самом ребенке, в возможных фантазиях о наказаниях и преследовании. Ребенок боялся привидений, угрожавших его съесть. В процессе психоаналитического лечения ребенка и сопутствующего — матери, выяснилось, однако, что причина кроется в матери, которая переживала свой брак как очень несчастливый. Поэтому она искала в сыне замену своему мужу.

На этапе терапии следовало сделать связь между матерью и сыном осознанной, чтобы оба участника освободились от взаимного «зажима». Ради большей точности стоит упомянуть, что непосредственно отцу было предписано не только принять на себя роль мужа своей жены, но также и роль отца по отношению к сыну, демонстрирующего своему чаду существование множества интересных вещей помимо «зацикленности» на матери.

Сильная связь с материнской фигурой и страх отделения от матери отмечаются и в анализах взрослых пациентов. Здесь наряду со страхами особо важное значение имеет включение в анализ и патологий участника отношений. Зачастую достаточно и того, что другой член семьи принимает участие в лечении в режиме семейной терапии.

Обстоятельства случаев, в которых мать, слабо ощущая поддержку своего супруга, завладевает ребенком (в качестве замены мужу), постоянно всплывают в психоаналитической практике.

Теперь мы приближаемся к области, от которой исходит некое, кажущееся многим угрожающим, очарование. Речь пойдет о несколько зловещей, но тем не менее, весьма интересной области психозов.

 

Учение о психозах

4.1. Предварительные замечания   В отличие от классических неврозов психозы представлены в психоанализе не столь широко. Лишь относительно немногие…

Психосоматические расстройства

5.1. Формы патологий   В отличие от психических манифестаций, характерных для шизофрении, заболевание может проявляться в телесных…

Делинквентное поведение

6.1. Общественные аспекты   Делинквентное и криминальное поведение поддерживается посредством многоуровневых общественных процессов. Поэтому стоит…

Алкогольная и наркотическая зависимость

7.1. Алкоголизм   Определение

Так называемые перверсии

8.1. Очевидное поведение   Переходя к теме перверсий, мы снова касаемся базового влечения, а именно, сексуальности (ср. V. 3.1.). Речь о…

Резюме

 

Рассмотрением безотрадного феномена перверсий мы завершили знакомство со своеобразным «бестиарием» человеческого поведения с различными отклонениями и нарушениями. К сожалению, неприятная правда о человеческих возможностях имеет место быть. И здесь важно проникнуться чувствами людей, которые оказываются в кругу нашего рассмотрения.

Я надеюсь, что с помощью психоанализа эта цель в той или иной степени достигнута. Существуют теории, которые могли бы иначе (лучше или хуже вопрос отдельный) объяснить некоторые аспекты многообразных психических нарушений. Преимущество психоанализа перед когнитивной или поведенческой терапией состоит, однако, в том, что он (психоанализ) решительным образом увязан с бессознательными процессами. Это позволяет ему достигать и широкого по охвату, и одновременно глубокого понимания человеческих переживаний и действий.

В заключение хочу выразить надежду, что мне удалось показать следующее: даже в самом безумном на первый взгляд поведении шизофренического больного есть определенный смысл. «Общество, маргина-лизировавшее «жуликов», преступников или перверсивные личности, находится в весьма «деликатном» положении. Люди с невротическими нарушениями, пациенты, страдающие от психосоматических нарушений, заслуживают нашего самого пристального внимания.

«Человеческое, слишком человеческое» призывает нас, по возможности, отыскать, наконец, в их чуждом доселе переживании, нечто такое, что в основе своей составляет общечеловеческое начало. Прежде всего это упомянутые Карлом Ясперсом «пограничные ситуации» борьбы, страдания, вины и смерти. От пограничных ситуаций не гарантирован никто. Казалось бы, они разрывают зарубцованные раны детства и заставляют человека переживать сложные ситуации так, словно он вновь ребенок.

Порой, невроз — наименьшее из возможных зол. И хотя радоваться и здесь особенно не приходится, остается уповать на подоплеку защищенного детства и не слишком травмирующую внешнюю реальность.

Различия между отдельными расстройствами

Эдиповы причины классических неврозов подаются лечению классическим психоаналитическим лечением относительно легко. С психосоматическими больными дело обстоит сложнее, ибо последние стремятся избежать угрозы заполучить ярлык органического заболевания. В случае делинквентного поведения угроза становится социальным знаком — общественным приговором. Проблема наркоманов заключается прежде всего в том, что в социальном плане они оказываются аутсайдерами в обществе: из-за нелегального распространения наркотиков его потребитель вынужден стать делинквентной личностью и рано или поздно заслужить общественный приговор и его исполнение. Больные психозом платят за сомнительный выигрыш бегства в фантазии полным разрушением связей с реальностью, на что общественные учреждения реагируют тем, что в случае необходимости в принудительном порядке помещают таких людей в психиатрические клиники.

Таким образом, всякий личностный «грех» обретает свое место в общественном сознании:

— неврозы — психоаналитическую клинику, или клинику неврозов

— психозы — психиатрическую клинику,

— делинквентность — тюремное заключение, а

— злоупотребление наркотиками или — перверсивное поведение, если и не тюремное заключение, или психиатрию, то соответствующую маргинальную среду (см. табл. 13).

-223-

Таким образом, я продемонстрировал читателю как выглядит безрадостный мир психических расстройств. Общественность должна быть информирована об этом, поскольку правдивая информация — это необходимая предпосылка для безотлагательных перемен.

Ясно, что отношения, сложившиеся в традиционных обществах, вряд ли изменятся по мановению волшебной палочки, но важно стремление постоянно поддерживать осознание происходящего в обществе. При этом вовсе не стоит предаваться иллюзиям и подобно тому, как это происходило во времена студенческого движения, строить утопии, не имеющие шанса быть реализованными, сколь тяжело ни было бы в этом сознаться (ср. гл. 1Х. 5.1.). Но из-за этого нам не стоит и впадать в пессимизм Фрейда, нашедший себе выражение в работе «Неудовлетворенность культурой» (1930). Мы вполне можем терпеливо и целеустремленно анализировать как предопределенные биологически, так и санкционированные обществом фактические отношения, т.е. в первую очередь вскрывать, сознательно понимать и обозначать, не боясь правды. Вторым шагом может стать перепроверка того, что может быть изменено, а что — нет. Третьим шагом мы изменим то, что поддается изменению, например, сложные неврозы отдельного пациента посредством терпеливой «тяжелой работы» психоанализа, безотрадные семейные отношения лиц с наркотической зависимостью посредством последовательной семейной терапии, а причиняющую вред изоляцию лиц страдающих психозами, делинквентных личностей, наркоманов, алкоголиков и извращенцев посредством открытой общественной работы.

 

VII. ДИАГНОСТИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ В ПСИХОАНАЛИЗЕ

 

Предварительные замечания

Важнейшим диагностическим методом в психоанализе является разговор, диалог. Аналитик начинает говорить с пациентом, задает ему те или иные вопросы,… Диагноз это прежде всего исследование и, учитывая, что разговор в психоанализе… -225-

Психоаналитическое интервью

2.1. Метод и необходимые условия   Хотя слово интервью незамедлительно вызывает ассоциацию со своего рода «опросом», какие часто проводятся в прессе и на…

Психоаналитически ориентированные методы тестирования

  В этой связи широкую известность получил тест Роршаха, в течение которого… Так, например, люди, страдающие классическими неврозами (см. VI. 2.), обнаруживают, как правило, хорошо…

VIII. Психоаналитические методы лечения и консультации

 

 

Отличия от других видов терапии

Такое положение позволяет выбирать практически любые методы лечения, включая непсихоаналитические. Однако многие психологи, первоначально… Сложившаяся ситуация способствует выработке нового взгляда на психоанализ и…  

Условия, необходимые для успешного применения психоаналитических методов

2.1. Со стороны психоаналитика   Важнейшим фактором успешного применения психоаналитического истода наряду с внешними условиями терапии представляется…

Психоаналитическая ситуация

В своей книге «Психоаналитическая ситуация» Лео Стоун (1973) говорит в этой связи, в частности, о характерном для психоаналитического сеанса… -255-  

Психоаналитический метод в узком смысле

Суть психоаналитического метода во многом определяется существованием в нем двух парных, биполярных концепций: концепции «желания и сопротивления» и…   4.1. Желание и сопротивление

Экскурс: опытные, экстремальные и смешанные формы психоанализа и поведенческой терапии. Сравнительный анализ

 

В заключение этой главы необходимо еще раз обратиться к сравнительному анализу психоаналитической, разговорной и поведенческой терапий и рассмотреть на их примере соотношение герменевтного и естественнонаучного подходов в психоаналитическом знании в целом (см. табл. 14). Первый пункт таблицы отведен чисто герменевтному психоанализу,

 

Собственно психоанализ

1. Герменевтный психоанализ, концентрирующийся исключительно вокруг фантазий и их скрытого содержания.   2. Психоанализ как психоаналитическая психотерапия, в процессе которой принимаются во внимание теоретические…

Собственно поведенческая терапия

Таблица 14. Психотерапевтические методы: психоанализ, поведенческая терапия и смешанные формы терапии. -269- включающему в себя 1,2,3 и 4 ступени понимания, результатом которого оказывается составление предварительного…

Другие формы психоаналитической терапии

6.1. Психоаналитическая психотерапия   Существуют две точки зрения на психоаналитическую терапию в контексте ее связи с самим психоанализом:

Применение психоанализа

7.1. В медицине   Несмотря на то, что книга Михаэля и Энид Балинт, вышедшая в 1961 году на английском, а год спустя — на немецком…

IX. ПСИХОАНАЛИЗ ВНЕ КЛИНИКИ И КОНСУЛЬТАЦИОННОГО КАБИНЕТА С ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ИНСТРУМЕНТАРИЕМ В ПОЛИТИКЕ И ОБЩЕСТВЕ

 

Методологические проблемы

Как видно из предшествующей главы, метод психоанализа, нацеленный на осознание бессознательного, может быть с успехом применен и к небольшим группам… Если самый главный методологический принцип состоит в том, что метод должен… Если же пойти еще дальше и сделать предметом психоаналитического исследования процессы, протекающие между группами,…

Общественная критика Фрейда

В процессе проводимого им психоанализа Фрейд установил у своих пациентов следующее: по большей части они были больны оттого, что были не в состоянии… Если в рамках психоаналитического лечения удавалось релятивиро-вать оковы… Однако, не останавливаясь на достигнутом, Фрейд нашел ответ на вопрос «где лежат причины столь жесткого диктата…

Психоаналитическое исследование предрассудков и проблемы меньшинств

Предрассудки — это «предварительные мнения или мнения, которые мы, не проверяя, перенимаем у других. В случае соответствия действительности,… Для объяснения предрассудков много сделал критический подход, разработанный в… Некоторые читатели вспомнят, вероятно, о расовом заблуждении национал-социализма, подобном коллективной психопатологии…

Вклад А. и М. Мичерлих в решение актуальных процессов в ФРГ

Если мы зададимся вопросом, почему в истории немецкого народа между 1933 и 1945 гг. имела место столь жестокая реальность, почему были убиты… Как мог такой вождь вызвать подобное восхищение, если при разумном подходе его… Не стоит удивляться, что при подобной предыстории после войны люди коллективно отрекались от дел и чудовищных…

Примеры движения за эмансипацию

 

5.1. Студенческие выступления

 

Если психоаналитически подойти к этому особенному общественному феномену, то речь тогда снова пойдет о возможных бессознательных составляющих поведения тех, кто с 1968 по приблизительно 1978 гг. участвовал в том, что получило название студенческого движения, культурной революции и университетских волнений. Движение исходило от Социалистического Германского Студенческого Союза (SDS) и внепарламентской оппозиции (АРО). Оно воспламенилось как вследствие нежеланных законов, так и из-за гибели во время антишахской демонстрации в Брелине студента Бенно Онезорга. Студенческое движение получило импульсы и от движения хиппи, распространенного по ту сторону Атлантики, и от Парижской весны 1968 г. — майские беспорядки.

Я как очевидец имел отношения со студентами с 1970 по 1971 гг. в Штутгартском университете, с 1972 по 1974 гг.— в наиболее революционно настроенном Свободном Берлинском университете, и с 1974 — во Франкфурте. Я очень хорошо помню время демонстраций, занятий ректоратов, «перманентных» дискуссий, общественных протестов, сидячих, стоячих забастовок в вузах. Вскоре SDS и АРО сменили кадровые коммунистические группировки: Коммунистический Союз Западной Германии (KBW), марксисты-ленинисты и другие коммунистические группировки. Непосредственно работая на месте событий, я мог наблюдать ситуацию и имел возможность на личном опыте почувствовать, что это такое, когда воинствующие марксистские группировки бойкотируют лекции.

Отчасти я должен признать правоту протестовавших студентов, поскольку лекционные залы в университетах крупных городов были действительно переполнены. Некоторые университетские структуры закостенели и не отвечали требованиям реальности. Руководство учебных заведений в большинстве случаев было чрезвычайно консервативно и упрямо сохраняло старые, из поколения в поколение передающиеся принципы, поддержанные субординацией. Оно оказалось не в состоянии занять достаточно независимую позицию в отношении к протестующим студентам.

Следствием этого явился всеобщий протест со стороны студентов и общее разочарование в авторитетах («Не доверять никому старше тридцати!»). Студенты видели, что их не воспринимают всерьез и чувствовали себя в большой степени не понятыми в своем желании улучшить мир, а часто и оскорбленными, и недооцененными. В целях противодействия они объединились в группы и преследовали цель эмансипации, т. е. освобождения от цепей унаследованных отношений. Их требования включали в себя получение самоуправления с соотношением по меньшей мере трети студентов к преподавателям. Путем к достижению этой цели стало активное и пассивное сопротивление. Текущие требования и решительные резолюции сменяли друг друга одно за другим. В конце концов последовало целенаправленное использование силы.

Это было похоже на настоящую гражданскую революцию, на справедливое сопротивление несправедливым отношениям, на здоровый протест против «больных» университетов с их «патогенным», т. е. болезнетворным климатом (MachlerЕ., 1969). И вместе с тем это были сознательно проводимые и рационально управляемые мероприятия.

Не играли ли, однако, в них определенной роли бессознательные процессы. Мне с самого начала бросалось в глаза, что учащиеся того времени чувствовали себя сильными лишь в группе, смело говорили и фанатично стремились к поставленной цели — изменению господствующих отношений — лишь под защитой других .

Реальные обстоятельства рисовались лишь в черных тонах. Умозрительные воображаемые новые отношения, наоборот, представлялись исключительно в светлых красках. Не кроется ли в этом «черно-белом» делении раскольный экстремизм весьма сложных, более многокрасочных отношений? Такие расколы часто наблюдаются в группах, идеализирующих себя и проклинающих других. Разве у группы не присутствует бессознательное стремление компенсировать собственное чувство неполноценности или недооценки желанием принадлежать к более выдающейся «революционной» группе? Разве не может быть так, что личное чувство опустошенности наполняется политическим содержанием?

-305-

Личный опыт в обращении со студентами и студенческими группами вполне позволяет мне ответить на этот вопрос утвердительно. Я убедился в том, что двусторонние отношения отходили на задний план и предпочтение отдавалось работе в группе. Так, например, учащиеся по социальной педагогике и воспитанию подростков Свободного Берлинского университета в подавляющем большинстве выбрали из двух возможностей — «работа с индивидом» или «работа с группой» — работу с группой. Они избегали отношений с представителями власти и точно так же — боязливо — относились к двусторонним отношениям вообще. Однажды студенты не зашли в помещение, в котором должно было состояться заседание четырех групп самопознания, не зашли лишь потому, что — как им сказали — там находились четыре руководителя этих семинаров. Аффективно взбудораженные групповые дискуссии напоминали мне катартические процессы в терапевтических группах: повышенная активность, иррациональные действия, замещающие и навязчивые действия. Все, даже отдаленно напоминающее о подчинении или зависимости, панически избегалось. Мышление зачастую носило нереальный характер, по форме выглядело очень абстрактным, а по содержанию представляло пересказ прочитанных произведений Маркса и Энгельса и Франкфуртской школы. Когда в те времена я пытался применить к описанным отношениям психоаналитические категории, то большинство активных студентов заявляло, что это ограниченная патологизация и криминализация, в то время как другие более сдержанные учащиеся скорее склонны были со мной согласиться. Что касается группы, то господствующие в ней фантазии всемогущества и мания величия заставляют задуматься о нерешенных проблемах самооценки, о навязчивом восстании против авторитетов, о неразрешенных эдиповых конфликтах с отцовской фигурой.

Если к этому прибавить выводы, полученные из психоаналитической практики отдельных пациентов того времени, то подозрения на наличие бессознательных невротических процессов еще более усилятся. Отцы учащихся тогдашнего поколения очень часто были участниками войны, не редко — погибшими на фронте. В связи с этим дети, тесно связанные с матерью, испытывали страх по отношению к отцовской фигуре.

Выйдя из процесса собственной социализации с лабильной неустойчивой диспозицией и ориентацией, такие студенты развили повышенную чувствительность по отношению ко всему тому, что исходило от авторитетов. Группа заменяла мать. В группе они желали изменить в лучшую сторону мир, опустошенный отцами.

В этой психоаналитической перспективе общие волнения можно назвать действиями патологическими, а именно, более или менее бессознательными действиями сопротивления по отношению к болезненно переживаемой внутренней психической лабильности и неуверенности в себе, по отношению к желанию отца. Действиями и одновременного освобождения от связи с матерью.

Дистанция во времени дает нам сегодня возможность гораздо спокойнее рассуждать о том, что же разыгралось между восставшими студентами и тогдашними общественными и научными авторитетами. Мой собственный вывод сводится к мысли, гласящей: восставшие студенты словом и делом бросили упрек отцам. Они заявили: «Вы бросили нас на произвол судьбы, вы постоянно совершали ошибки, развязывали войны, эксплуатировали людей!» Здесь можно предположить, основываясь на концепции переноса и контрпереноса в психоанализе, что студенты заняли позицию детей, упрекающих своих профессоров, в которых они видели отцов, в том, что, собственно, было адресовано собственным отцам. Таким образом в действительности упреки относились не к ученым авторитетам, а к отцам.

Этому переносу соответствовал и мой тогдашний контрперенос. В то же время я допускал, что отцы, со своей стороны, отчасти бессознательно вступили в конфликт со студентами, ассоциируя их со своими детьми, выступая в известном смысле в роли Лая по отношению к своему сыну Эдипу; иначе трудно объяснить некоторые достаточно аффектные контрмеры авторитетных лиц.

Несмотря на эти бессознательные составляющие студенческого движения, я не хочу оставлять вне внимания их влияние (в смысле реформы) на зачерствевшую структуру университетских учреждений. Речь идет об эффективном общественном инновационном процессе, через который обновлялись устаревшие социальные порядки и осуществлялись конструктивные перемены, такие, например, как приход демократии на смену авторитарным решениям, приоритет критического мышления вместо некритических предрассудков, появление ответственных политических действий на смену политической апатии, большее участие учащихся в процессе принятия решений вместо пассивного подчинения и большее освещение принятых решений вместо «возни» за закрытыми дверями.

-307-

5.2. Эмансипация женщины

 

Я поведу здесь речь прежде всего о возможных бессознательных составляющих, протекающих внутри «женского движения», равно как и между ним и другими сообществами. О значении понятия «женское движение» читателя проинформирует любой справочник*.

Исходная ситуация, как она определяется с социологической точки зрения, на деле требует реформ: женщины в сравнении с мужчинами все еще намного чаще вынуждены довольствоваться выполнением т. н. «низких» (неквалифицированных) работ, получать меньшее жалование и быть более — нежели мужчины — связанными с детьми, несмотря на то, что в 1949 г. в (статья 3, абзац 2) Конституции им предоставлены абсолютно равные права. Поэтому у женского движения есть солидные реальные основания двигаться к поставленной цели — освобождению от зависимости и опеки.

Со всем этим трудно не согласиться и в психоаналитическом смысле, поскольку всякий раз с грустью убеждаешься в том, насколько, не замечая того, женщины все еще подчинены мужчинам.

В студенческой группе самопознания, в которой было семь женщин и один мужчина, сеансы длились три дня, пока женщины с помощью интерпретаций мужчины-руководителя не открыли, что они до сих пор как женщины, пребывали в зависимости от мужчины.

В действительности женщины чаще оказываются пассивными жертвами еще и потому, что очень рано усваивают приоритетность приспособления перед возможностью сопротивляться. Поэтому Урсула Шой была права, когда выбрала для своей книги о раннем детском воспитании провокационное заглавие «Мы не родились девочками — нас ими сделали» (1977). Двигаясь в этом же направлении, Алис Миллер (1975) выбрала не менее провокационное название, намекающее на известную и пресловутую концепцию зависти к пенису — «Маленькое отличие и его большие последствия. Женщины о себе — начало освобождения». В своей книге «Иллюзия женственности или

_____________________________________________________________________

*Женское движение — это специфическое общественно-реформаторское движение женщин, имеющее своей целью добиться равных с мужчинами прав в производстве, образовании и политике. Оно направлено прежде всего против существующих в определенных общественных кругах норм, состоящих в том, что женщина предназначена и должна воспитываться лишь для того, чтобы выйти замуж или заниматься т. н. «женскими профессиями»: сестра милосердия, учительница, детский врач и т. д.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------

самоосвобождение женщины, эмансипаторная концепция» (1963) Бетти Фридан относит представления о традиционной роли женщины как домохозяйки, к одной из иллюзий, служащей лишь для «повышения сбыта».

В отличие от этой феминистской литературы, книги некоторых психоаналитиков-женщин более сдержаны и специальны; они добиваются большей информации о женской, о страхе перед эмансипацией о влиянии ранних отношений мать-дочь и прежде всего о проблеме женской агрессивности.

То, какую роль играют у мужчин бессознательные процессы в отношении женского движения, стало ясно мне самому в процессе моей работы в качестве руководителя групп самопознания и личностного роста. В этих группах женщины долго учились признавать и разрушать свои привитые воспитанием страхи перед мужчинами (в переносе на мужчину — руководителя группы и на других мужчин, участников группы). В то же время они прояснили для мужчин тот факт, что значит постоянно жить в мире, где доминирует другой пол, вплоть до языкового прессинга. Выяснилось, например, что во время своих лекций я всегда выбираю мужские грамматические формы такие, как, к примеру, психоаналитик, или пациент. Тем самым мне стало ясно, что значит жить в мире, где все именуется по родовым признакам противоположного пола.

Моему воображению представилось, что значила бы для меня ситуация, в которой я слышал бы лишь: «психоаналитичка», или «пациентка». Посредством идентификации с женщиной у меня появилась возможность понять кое-что из того, что значит для женщины жить в мире, в котором доминируют мужчины.

Ясно, что необходима гигантская разъяснительная работа среди мужчин и в обществе вообще, которая, если и может быть проведена, то лишь вопреки, в частности, мужскому сопротивлению, поскольку нелегко отказываться от наследственных, коренных, воспринимаемых как должное привилегий, поделиться властью и начать относиться к женщинам, как к равноправным партнершам в личном и профессиональном плане.

Однако и со стороны женщин существуют некоторые проявления женского движения, близкие по действию к бессознательным защитным механизмам. Как показывают психоаналитические исследования,

-309-

за отказом от мужчин часто кроются бессознательные импульсы мести. Своим отказом женщины мстят мужчинам за свое вековое притеснение.

Как на лекциях, так и в группах личностного роста — особенно тогда, когда в большую «пленарную группу» собираются четыре, до того раздельно работавшие группы — постоянно приходится слышать, что сейчас наступили времена, когда патриархат заменяется матриархатом, т. е. мужское господство сменяется господством женским.

На плоскости актуальных взаимодействий можно наблюдать, что женщины из разных групп сближаются, объединяются и исключают мужчин. Их признают чужаками, которым нечего делать в женском обществе. Тем самым в духе типичнейшей групподинамической закономерности, идеализируется собственная группа, а «плохой» объявляется группа «чужая».

По большей части женщины объединяются бессознательно, объясняя это тем, что : «Не наша вина, если мы не понимаем друг друга и даже враждуем. Это на совести мужчины, он наш враг». Здесь женщинам следовало бы задаться вопросом, не участвуют ли в их борьбе против мужского господства бессознательные проекции личной агрессивности на мужчину? Я всегда именно так понимал Зигмунда Фрейда и Александра Мичерлиха и в своей психоаналитической практике постоянно находил тому подтверждение — агрессивность говорит во всех нас. Если враждебное отношение женщин к мужчинам или мужчин к женщинам, молодежи по отношению к старикам и наоборот будет нормой — мы ничего не добьемся. В нынешнее время следует обратиться к себе самому, ощутить собственные агрессивные импульсы, обновиться и тем самым сделать отношения более конструктивными.

Я хотел бы сослаться еще на два пункта: 1) на влияние женского движения на воспитание детей и 2) на связанную с этим опасность для ребенка.

 

Возможное влияние на воспитание

 

Недостаточно того, чтобы мужчины и женщины имели одинаковые права. Они должны иметь также и равные возможности. Я вовсе не хочу здесь ссылаться на биологические различия между мужчиной и женщиной. Это не входит в задачи психоаналитика. Скорее я хочу со всей осторожностью задать следующий вопрос: разве не существует различий между людьми вообще, а тем самым и между мужчинами и женщинами, или между женщинами и женщинами, мужчинами и мужчинами. Я допускаю, что возможности обусловлены воспитанием. Существуют, конечно, внутренние установки, большей частью нами не осознаваемые, которые заставляют нас, будучи родителями, хвалить дочь, если та играет с куклами и — по меньшей мере — не хвалить, когда она, как мальчик, интересуется машинками. С другой стороны, мы радуемся, когда сын отстаивает себя в противостоянии с другими и поддерживаем это поведение, в то время как подобному поведению дочери не отдаем должного. Вывод из этого таков — сделать эти основные образцы и поведенческие схемы при воспитании сознательными, чтобы предоставить каждому полу развивать свои личные способности по возможности беспрепятственно.

 

Возможные опасности для ребенка

 

Другой пункт, о котором я не хочу умалчивать, даже сознавая весь риск быть раскритикованным феминистками,— это возможная в нашем случае опасность для ребенка. Алленбахские исследования показывают, что сейчас женщины видят для себя в получении той или иной профессии большие шансы, чем в браке и семье. Другая часть женщин желает сейчас всего — и детей, и профессии. В основном никто не имеет ничего против. Однако если ребенком жертвуют в угоду профессии, такое положение выглядит весьма сомнительным. Разумеется, нельзя упускать того, что и без женской эмансипации существуют покинутые дети. Однако я вспоминаю многих пациенток, основной жалобой которых было то, что мать пренебрегала ими из-за своей работы. Не всегда происходит именно так, но такое вполне может быть. Важные для этого случая инстинктивные желания, потребности и нужды рассмотрены выше (ср: гл. VI. 3.1.).

Также должно быть ясно, к каким пагубным последствиям может привести недостаток необходимых удовлетворений этих элементарных желаний: к неврозам, психозам, делинквентному поведению, употреблению наркотиков и психосоматическим заболеваниям (ср.:гл. VI. 9). Если высказать предупреждение (в смысле предварительного, своего рода, профилактического заключения), что подобным образом будут порождаться все новые и новые психосоматические нарушения, то тогда нам следует всерьез задаться вопросом, кто отвечает за элементарное обращение с нашими детьми? Мужчины больше не могут полагаться на

-311-

женщин. Женщины же в еще большей степени перестают полагаться на мужчин. Выходом из этой проблемы становится передача детей частным профессионалам или соответствующим воспитательным учреждениям. «Няня» заботится о ребенке за определенное вознаграждение, пока его родители работают, или же ребенка доставляют утром в детский сад, приют и т.п., а вечером забирают. Конечно, хорошо, что при таких обстоятельствах ребенок может кроме родителей знакомиться и общаться и с другими людьми. Однако, я считаю, что здесь доминируют недостатки, а именно родительская оставленность. Для примера я предоставлю слово одной из пациенток: «Почему моя мать всегда оставляла меня с няней? Я что не была для нее достаточно важна? Работа была важнее меня?» Так что детские сады и приюты не могут считаться решением проблемы.

И мужчины, и женщины должны искать иные пути для того, чтобы предоставить детям необходимое участие. Частичная занятость и для мужчин, и для женщин, уже ставшая сегодня реальностью в привилегированных профессиях учителя, художника, сотрудника со свободным графиком может стать лучшим решением этой проблемы. Иначе цена эмансипации женщин окажется слишком высокой.

 

5.3. Движение за мир

 

В то время как многие представители военных кругов полагают, что полное уничтожение ядерных вооружений может привести к международной нестабильности, к кризисам, а при определенных обстоятельствах и к опасности вспышки войны, представители движения за мир придерживаются противоположной точки зрения. Они с озадаченностью, заботой и страхом следят за эскалацией напряженности на востоке и западе. Они не верят в равновесие запугивания или в политику силы. Особенно после т. н. «двойного решения» НАТО и после установки Першинг-2, и наземных ракетных установок движение за мир предприняло все возможное, чтобы вынести на широкое обсуждение проблему политики безопасности, мобилизовать население против установки ракет и любым способом удалить как старые, так и новые средства массового уничтожения. Предложенное со стороны военных кругов число систем носителей и боеголовок было поставлено под сомнение. Блокировались арсеналы американской армии, в ФРГ проводились сидячие демонстрации и акции гражданского неповиновения, в особенности, активность этих акций была велика осенью 1983 года. Рассматривались новые стратегии разоружения, основывались объединения для борьбы с угрозой атомной войны. Многочисленные союзы между отдельными национальными движениями за мир внутри европейского сообщества придавали надежды движению за мир.

Психоаналитики, со своей стороны, выступили в поддержку разумной идеи мирного движения. Они интерпретировали гонку вооружений на основании психоаналитической теории как «иррациональную эскалацию взвинчивания вооружений» и «многосторонние жесты угрозы». Они опасались «безумного обострения международного положения». Психоаналитики из мирного движения опасались «отказа от защитной стратегии» и «прорыва вытесненного конфликтного потенциала» и интерпретировали движение за мир как «необходимую реакцию ... на угрозу насильственного уничтожения человечества».

Многие аналитики присоединились к этим призывам. Другие организовывали заседания «Мир и война глазами психоанализа» (ср. доклад Пассе и Модена, 1983) и писали на эту тему книги (Рихтер, 1982). Мирное движение получило сильную поддержку от большинства политических сторон. Исходя из высокого политического престижа, движение за мир призвало к «непослушанию с умом», к морально обоснованному протесту и к преднамеренным нарушениям определенных норм закона (Habermas, 1983). Тем самым движение за мир должно было ограничить диктат политиков и юристов там, где правительство, призванное соблюдать государственные законы, на деле нарушает права граждан.

Психоаналитики, политики и философы однозначно заняли пацифистскую позицию. Никто не оспаривает добрую волю этого хорошего дела. Несмотря на это, я хочу здесь, как и при разборе студенческого и женского движений, попытаться проанализировать происходящее с внепартийной, нейтральной позиции. При этом я постараюсь, исходя из полученного мною опыта при анализе бессознательных процессов в больших и малых группах, описать результаты, которые получаются в той или иной позиции.

Что касается международных отношений, то я, как и Зигмунд Фрейд, усматриваю в этом конфликты интересов между государствами, соперничество за лучшее вооружение и психологическое превосходство. В то же время я исхожу из того, что, как это было упомянуто выше (гл. V. 2.1.) «агрессивные наклонности людей не могут быть просто

-313-

уничтожены» (Фрейд, 1933), поскольку объем действующих на нас в раннем возрасте неудач не уменьшается, а со временем только возрастает. В своей вступительной франкфуртской лекции Александр Мичерлих (1969) предостерегал от чересчур легкомысленного восприятия «недостаточного миролюбия» людей и допущения концентрации власти в политике.

Позднее страх, появившийся вследствие экзистентной угрозы из-за возможности ядерной войны, вызвал интерес и ряда других психоаналитиков (1983). Этот страх столь угрожающ, что ведет скорее к политической апатии, чем к усилению активных действий с целью противостоять угрозе. Некоторые психоаналитики усматривают в угрозе самоуничтожения человечества действие сил инстинкта смерти, который толкает людей точно леммингов в море на верную гибель. Многие усматривают в этом и исполнение апокалипсиса в духе исполняющегося пророчества (Mahler Е, 1982). Иные в ФРГ делают акцент на Фрейдовской идее враждебного мышления, причем склонны видеть «врага» в Советском Союзе, а «друга» в США: врага, которого нужно победить, и друга, с которым себя слепо идентифицируют и которому подчиняются по «традиции повиновения».

Нетрудно идентифицировать себя с мирным движением и занять его позицию. Я разделяю беспокойство пацифистов, их серьезную озабоченность и тревогу. Я тоже согласен с движением за мир в том, что множество образов врагов является бессознательным процессом, ведущим к искажению образа реальности, и в результате возникает картина, совершенно расходящаяся с реальностью. Однако за этим «да» следует ограничительное «но»: как психоаналитик, я не могу говорить о движении за мир, упуская из виду подозрения в проективном искажении реальности представителями данного движения. Эта догадка становится особенно обоснованной тогда, когда интерпретации психоаналитиков, подвизавшихся в мирном движении, чересчур отдаляются от реальности, когда, к примеру, видят лишь ошибки США и не замечают ошибок СССР. Как я говорил уже ранее, хотя и по другому поводу (ср.: гл. IX. 3,), предрассудки могут превращаться в мнения, если, прежде чем судить, мы осуществим проверку.

Элементы воображения, играющие роль в нашем представлении, мы можем перепроверить, сравнив фантазию и реальность. Подобное сравнение, конечно, затруднено. Особенно тяжело оценить, что соответствует действительности, а что — нет, из того, что мы ежедневно узнаем о большой и малой политике из средств массовой информации. Лично я чувствую себя в этом отношении полным дилетантом и не отважился бы на психоаналитическую интерпретацию весьма сложных политических процессов без профессиональной поддержки политологов или социологов. Речь здесь идет о системах, взаимно влияющих друг на друга, системах, стремящихся усилить свою власть или, по меньшей мере, ее сохранить. Конечно, следует учесть, что в странах западной демократии в систему власти встроен целый ряд контрольных инстанций, таких, как деление власти на судебную, исполнительную и законодательную, с прессой, радио и телевидением в качестве четвертой власти. Несмотря на это, понять действие этих контрольных систем для непрофессионала очень трудно.

Поэтому я не хочу спешить переносить категории, имеющие отношение к межчеловеческой жизни, например подчинение, к отношениям между США и ФРГ. Прежде чем говорить об образе врага, будь то США или СССР, я бы проверил это в сотрудничестве с политиками и политологами, чтобы реально расценивать политические отношения. Только тогда я бы мог догадываться и предполагать возможные бессознательные многосторонние проекции.

По временам у меня складывается такое впечатление, что стоящие близко к мирному движению психоаналитики не могут договориться, поскольку у них отсутствует профессиональная компетенция в общественных и политических вопросах, они чересчур склонны превышать свои профессиональные полномочия, часто желают сделать вид, что владеют вопросом лучше, чем политики.

Однако будучи психоаналитиками, мы должны научиться в нашей ежедневной работе тому, что, прежде чем у нас появится вообще возможность подумать об интерпретации, нам следует собрать достаточное количество информации. Из работы с малыми и большими группами мы научились тому, что процессы, протекающие в группах, следует прежде всего наблюдать с различных позиций, в различных перспективах, прежде чем мы составим себе о них какое-либо мнение.

Во время дискуссии со студентами, организованной ASTA и Факультетом психологии, я высказал несколько соображений на тему проблематики войны и мира, которые я и хотел бы здесь привести в заключение.

Мир — это не только отсутствие войны, он должен быть определяем и позитивным образом. Наше влияние на это, увы, весьма ограничено:

-315-

мы можем высказываться печатно и устно, непосредственно принимать участие в парламентах и правительствах и информировать о взаимосвязях, открытых той или иной наукой. Психоанализ, со своей стороны, может предложить следующую информацию:

На политические решения могут оказывать воздействие бессознательные эмоциональные процессы. Не исключается опасность эскалации посредством потери контроля из-за раздражения и фрустрации. С другой стороны, возникшее из превосходства угрожающее поведение, может создать мирные отношения. Если я не хочу, чтобы кто-нибудь на меня напал, целесообразно принимать меры предосторожности. Именно такова точка зрения реального политика.

Однако было бы бессмысленным постоянно поддерживать боеготовность, когда у другого нет никаких серьезных намерений нападать. В этом заключены противоречия.

Если все это протекает в очень архаичной плоскости, тогда имеет смысл точка зрения реального политика. Если же, напротив, движение происходит в «зрелой», разумно-управляемой плоскости, то более адекватным будет не продолжать гонку вооружений и не ожидать ежечасного нападения от врага.

Лично я не теряю в этом смысле надежды на то, что межчеловеческие мышление и поступки развиваются в истории от «незрелой» к более «зрелой» ступени развития, тем более что благоразумие всех участников уже возросло, враждебные государства в целях рационирования ресурсов и с целью предотвращения возможного уничтожения других и себя, вынуждены контактировать друг с другом.

Однако не стоит, как и прежде, недооценивать бессознательные процессы зависти и стремления к обладанию, равно как и подавленный страх смерти, который может выражаться не только в фантазиях на тему катастроф, но и в опрометчивых политических действиях. В производстве все более сложных систем вооружения играют роль не только экономические и политические интересы, а, вероятно, еще и более или менее бессознательное наслаждение и удовлетворение властью, приключением, запугиванием, угрозой и даже уничтожением. Я напоминаю об идеях Мичерлиха по поводу жестокости (ср.: гл. IX. 4.).

С другой стороны, страх, бессилие и беспомощность могут легко приводить к превентивной активности под девизом: «Нападение — лучшая защита». Это всеобщая закономерность, которая выражается не только в международных отношениях, но также и в мирном движении.

Я не могу избавиться от ощущения, что подобные процессы при такой активности принимают в этом участие, по меньшей мере, отчасти. Однако подвергнуться воздействию со стороны бессознательных процессов могут не только действия, но и восприятия.

Поэтому очень важно перепроверять существующую опасность, которая заставляет нас испытывать страх на предмет ее реальной обоснованности.

Страх, согласно сигнальной теории страха Фрейда,— осмысленный сигнал. Поэтому страх перед ядерной угрозой — это осмысленный страх, если он заставляет нас вступать в диалог, жестко и открыто вести переговоры, чтобы таким здравым способом прийти к решению проблемы, созданной ядерной угрозой. Наоборот, менее здравым было бы в этой ситуации впасть в панику или, как три известные обезьяны, заткнуть уши, закрыть глаза и молчать.

Психоанализ может быть, со своей профессиональной стороны, особенно полезен тогда, когда речь идет о том, чтобы выявить бессознательные составляющие политических действий. Это преимущественно работает там, где в нашей общественной жизни бессознательные составляющие играют роль в больших группах и между различными группировками. Если мы сделаем сознательно известным тот факт, в каком объеме мы как просвещенные люди склонны, подобно невротикам, перерабатывать опасности невротически, защищаться, вытеснять, отрекаться и проецировать, мы сможем воспринимать опасность такой, какова она есть, оценивать ее реалистически и действовать соответственно обстановке. Таким образом, обоснование и перспектива состоит в том, что увеличивая знания и расширяя опыт, мы совершаем все необходимое для предотвращения какого-либо конфликта.

-317-

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

Новации и гримасы психоаналитической эволюции

 

Конец XX века во многих отношениях является временем переходным не только в невротизированной общественными бурями и коллизиями России, но и во всем мире. Но в России в особенности. Последнее десятилетие выдвинуло в области гуманитарной мысли ряд таких вопросов, направлений и построений, которые ранее казались навсегда утраченными. Это касается и современного психоанализа, пережившего свое рождение где-то полвека назад в качестве радикального пересмотра устаревших положений метапсихологии Зигмунда Фрейда, а ныне вступающего в новый фазис своего развития. Психоанализ, как в мире, так и в нашем Отечестве, постоянно систематизируется, ищет новые методы, стремится выйти либо из многолетней и в этом смысле печальной роли достаточно аморфного эмпирического искусства, в значительной степени зависящего от индивидуального дара, психологического чутья или вдохновения, либо вообще выкарабкаться из идеологического подполья. Но теперь, опираясь на твердую почву государственной поддержки, хочется надеяться, что недалек тот день, когда психоанализ не просто разовьется (наряду с женской и семейной) в обширную сеть региональных консультаций, но и сделается предметом университетского преподавания. Каким он будет, этот наш отечественный, обласканный государством, психоанализ? Сие есть тайна великая. Сиречь, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что...

Но если без шуток, то дело действительно потихоньку движется. Кадры врачей-психотерапевтов и психологов аналитической ориентации растут год от года, наметились отдельные сообщества и группы в Москве, Петербурге, Ростове-на-Дону, Томске, Твери и других городах. Уже упрочилась репутация ряда специалистов, вокруг которых группируются эти сообщества. В частности, в Петербурге на стенах домов висит множество объявлений, в которых народ в массовом порядке приглашается на курсы психоаналитиков. Появились и скептики, противники и насмешники разного рода — куда уж без них,— уже само появление которых указывает на значительность и важность нового направления. Еще Фрейд отметил это в своем письме к Юнгу: «Каждый раз, когда нас высмеивают, во мне растет уверенность, что мы делаем великое дело». Юнг, впрочем, отвечает: «Чем большую известность получит психоанализ, тем больше профессионально непригодных врачей будут этим заниматься и, естественно, сталкиваться с неудачами. А относить неудачи будут на ваш счет и на счет вашего учения.» Словом, процесс пошел, и многое уже составляет некий исторический фон.

В данном послесловии в мои намерения как раз и входит представить современный психоанализ как процесс исторический, как процесс становления и развития со всеми его удачами и ушибами, успехами и контузиями. Мы столь долго жили, одержимые мифом прогресса, принимая его за нечто само собой разумеющееся «хорошее», распевая «завтра будет лучше, чем вчера» и считая психоаналитическое основание, оставленное нам нашими великими предшественниками, неколебимым и прочным монолитом, что пора наконец осознать свою одержимость именно как таковую, как психоаналитическую «семейную» небылицу. Более трезвый взгляд на нашу собственную историю может дать и несколько иную картину. Не будем забывать, что не осознающие своей истории, обречены ее повторять...

Итак, название моего наблюдательного пункта: динамика психического и социального. Академическая психология рассматривает психику человека как одиночную структуру, обреченную на лабораторный контекст. В психоанализе мы имеем дело с психологией, по крайней мере, двоих. Но в этой установке на двоих всегда присутствует еще кто-то. То есть, если заглянуть под психоаналитическую кушетку или аналитический стул, то там всегда можно кого-то обнаружить. В анализе мы всегда оказываемся в интерактивном аналитическом поле (сродни «переходной области» Винникота), в котором аналитик преследует извечную задачу поддержания связи между внутренним и внешним мирами, но при одновременной их разъединенности. Всегда остается давление, угрожающее вытолкнуть нас из аналитического поля, и любая сдача позиции угрожает утрате динамического напряжения, которое, собственно, и составляет аналитический процесс как таковой.

Сейчас мы переживаем этап институционализации психоанализа, этап формирования психоаналитических учреждений: учебных и терапевтических.

-319-

И здесь достаточно важно представлять их природу, идеологическую ориентацию и проводимую политику, их способность к динамическому развитию и необходимому изменению, степень их сопротивляемости и косности. Кто-то из западных философов заметил однажды, что «учреждение — это протяженность и тень одного человека». В каком-то смысле все мы вышли из «психоаналитической шинели» Фрейда, хотя каждый при этом сел в свой «синий троллейбус». Великий Фрейд принес в психоанализ основные метафоры XIX века, овладевшие общественным сознанием в веке XX. Гидравлическая и паровая энергии дали нам модели работы мыслительного аппарата; геологические срезы указали на пласты сознания и бессознательного, археология открыла специфику и общность культурного прошлого, антропология — психику первобытного человека. Немецкая философия Канта и Гегеля, Гартмана, Шопенгауэра и Ницше, немецкая нейрофизиология и французская психиатрия дали Фрейду основание для построения психической модели, динамизм которой осуществлялся за счет глубинных подсознательных сил.

Именно история помогает нам увидеть этапы появления изначальной психоаналитической модели,, демонстрируя, как психическая жизнь возникает в мире, концептуализированном языком физики и физиологии, то есть в языковом контексте, созданном Коперником, Галилеем, Ньютоном. А на границе современного психоанализа уже маячит фигура Людвига Витгенштейна...

Наша историческая перспектива позволяет нам признать силу и настойчивость многих метафор в [развитии современного психоанализа. Здесь и понятие об обратной связи, взятое из кибернетики и гипотеза о лингвистической относительности Сепира-Уорфа, и синергетические констелляции и паттерны, позволяющие личности уникальным для нее образом справляться с хаосом, и многое другое. Что же мы можем добавить, а если необходимо, то и изменить в этих великих поучениях, имея дело с психоаналитическим материалом? Вопрос риторический, но ясно одно: если психоаналитическое обучение будет игнорировать эти и множество других современных проблем, то оно обречено на изоляцию и замкнутость, итогом которых явятся утрата силы и живой справедливости.

В своей одержимости прогрессом люди все время изобретают и совершенствуют инструментарий, способствующий его ходу, его эволюции. И здесь они чем-то напоминают дрожжевые расы, которые незаметно стремятся больше работать на себя, на собственное выживание и самосохранение, перерабатывая, к примеру, сахар в алкоголь. В медицине это выглядит таким образом, что врач, леча больного, старается лечить самого себя. Покупатель мешает продавцу торговать, политик — воевать воину. Организации, находящиеся на пути к институционализации, постепенно, и как правило, становятся менее эффективными в своей работе, порождая недовольство, провоцируя призывы к изменениям и реформам. Развивается внутреннее напряжение между теми, кто составляет «истэблишмент», кто пожинает плоды прав, приобретенных тем или иным учреждением, и реформаторами, стремящимися снова превратить учреждение в более эффективный работоспособный инструмент. В результате такого развития напряжения может наступить кульминационный кризис с тремя последующими возможными результатами. Либо осуществится реформа, либо наступит реакция, либо произойдет уклонение или уход.

Реформа заново инструментализирует учреждение. В случае реакции торжествует истэблишмент. При уходе само учреждение остается, но его функции осуществляются новой инструментальной структурой.

Внутри самого учреждения существует постоянное динамическое напряжение, которое можно обозначить как напряжение между организацией и упорядочиванием. Термин «организация» происходит от слова организм, что означает жизнь, развитие, изменение. Упорядочивание имеет корневое значение «порядок» и преобладает в воинских подразделениях, в церковных иерархиях, некоторых политических сектах, библиотеках и на кладбищах. Реки, леса и озера не упорядочены, а организованы. Пожарная команда или Государственная Дума, напротив, упорядочены. Упорядоченные системы тщательно блюдут иерархию, поскольку призваны сохранять привилегии и власть.

Покойный Уинстон Черчилль говаривал в свое время по поводу бывшего Советского Союза, что, дескать, в этой стране ничего нельзя, а то, что можно, то обязательно... Это полушутливое высказывание видного политика невольно вспоминается в связи с одним из последних событий в отечественном психоанализе. Как известно, психоанализ снова попал в государственный рескрипт: 19 июля 1996 года случился Указ Президента Российской Федерации «О возрождении и развитии философского, клинического и прикладного психоанализа». Произошла вещь неслыханная: психоанализ сделался вещью обязательной к исполнению... Государство вновь бесцеремонно сунулось — на этот раз с «осчастливывающим» кувшинным (так и хочется сказать) лицом и

-321-

закоснеть в выводах. Однажды и вы отметили свойственную мне гиб кость суждений как признак продолжающегося развития.

Под вашими замечаниями относительно терапии я безоговорочно готов подписаться. Мой опыт сходен с вашим, и я по той же причине не рискую публично утверждать больше того, что «дают преимущества моего метода». Я ни в коем случае не берусь утверждать, что излечима любая истерия, не говоря уже обо всем остальном, объединяемом этим словом. Поскольку меня совершенно не интересовал вопрос о частоте положительных результатов лечения, я нередко брался и за такие случаи, которые граничат с психопатологией и с формами бреда (бред наблюдения, эрейтофобия и т.д.), и при этом выяснил, по меньшей мере, то, что одни и те же механизмы действуют и за пределами истерии и неврозов навязчивых состояний. Недоброжелателям бесполезно что-либо объяснять; поэтому кое-что из того, что выходит за рамки терапии и ее механизмов, я предпочел сохранить для себя или представить таким образом, чтобы меня поняли только люди сведущие. От вашего внимания не ускользнет, что случаи положительных результатов лечения достигнуты благодаря фиксации господствующего в бессознательном либидо (перенос), которое особенно большую роль играет при истерии. Оно дает энергию для восприятия и перевода бессознательного; там, где исследователь наталкивается на сопротивление, пациент перестает стараться и не слушает, когда мы излагаем ему найденный нами перевод. Речь, собственнно, идет об исцелении любовью....

Сердечно преданный вам д-р Фрейд

 

ВАЛЕРИЙ ЗЕЛЕНСКИЙ