Самость в сновидениях

Мы уже говорили о том, как в сновидениях появляются мандалы в те моменты жизни, когда душа стремится к восстановлению своей целост­ности. Многие из мандал отражают попытку «заключить круг в квадрат». Подобным образом в такие моменты у людей появляются ощущении я где присутствуют сочетания из трех и четырех объектов или группы из трех и человек. Если помните, Юнг рассматривал а некую Троицу как неполную четверицу, в которой отсутствовал женский элемент. В цикле сновидений сны с тремя объектами появляются в тот момент, когда только начинает зарождаться некое решение проблемы. Стоит решению продвинуться так далеко, что будет уже готова к исцелению, «троичность» сновидениях уступит место четверичности

Иногда мандалы появляются в непосредственно в форме абстрактных геометрических фигур, например в виде квадрата, заключенного внутри круга, или треугольника квадрата (или в более экзотических вариациях). Однако наиболее часто образ мандалы вплетается в саму ткань сновидения. Мой друг рассказал мне свое сновидение, где он играл в карты, использовались три колоды. У него на руках находилось 8 «троек». (Если 4 прогрессирует до 8, 16, 32 и т. д., это указывает на то, что в решении проблемы имеет место прогресс; например в сновидениях 8 - это нечто вроде «супер-четверки»). Образ заключения круга в квадрат может принять форму сновидения, когда группа людей движется по кругу в квадратной комнате. В первых снах такого цикла комната часто имеет гипертрофированную прямоугольную форму, которая в последующих сновидениях медленно преобразуется в квадратную. Люди будут совершать круговые дви­жения по комнате в направлении часовой стрел­ки (вправо, в сторону сознания) в том случае, ког­да какой-то вопрос уже поднимается в сознании, или против часовой стрелки (влево, в сторону бес­сознательного), если сновидец «сдает позиции», от­ступая от осознанности к бессознательному.

При восстановлении целостности в душе сно­видения часто являют некий драматический при­мер мандалы: например остров круглой формы, в центре которого город, занимающий квадратную площадь. В центре города находятся еще груп­пы объектов круглой и квадратной формы, и вен­чается все это замком или церковью и т. п. Сам Юнг видел такое сновидение в критический мо­мент процесса развития, и оно помогло ученому приблизиться к пониманию Самости.

... Само собой разумеется, что Самость обладает также собственной териоморфной символикой. Наиболее распростра­ненными образами в современных снови­дениях являются, как в моем опыте, слон, лошадь, бык, медведь, белая и черная пти­цы, рыбы и змеи. Иногда встречаются че­репахи, улитки, пауки и жуки. Основны­ми растительными символами являют­ся цветок и дерево. Из неорганических объектов наиболее распространены гора и озеро.

К. Юнг

Териоморфные сновидения, в которых Самость «драпируется» в форму животного, часто имеют «нуминозное» (божественное) происхождение, оставляющее у сновидца чувство благоговения. «Нуминозное» ощущение явно намного превос­ходит содержание сновидения и служит указа­нием на мощную архетипическую силу символа. Такие сновидения часто знаменуют самое раннее проявление Самости, сходное с начальным появ­лением Тени в нечеловеческом образе. Однако реакцией на появление в сновидении животных, олицетворяющих Самость, являются изумление и восторг (или восторг, смешанный со страхом), а не отвращение, которое мы испытываем к Тени в нечеловеческом воплощении.

Когда животное обнаруживает некую отстра­ненность, словно мир, в котором оно живет, почти или совсем не имеет связей с родом человеческим, это знак того, что животное представляет собой Самость. Рептилии являются типичным воплощением хладнокровия. Из предшествующе­го обсуждения триединой модели мозга, создан­ной Полом Маклином, мы поняли, что в нас зало­жен «мозг рептилии», который познает реальность в целом так же, как рептилии воспринимали ее четверть миллиарда лет назад. Это было очень давно, однако к тому времени жизнь эволюциони­ровала уже в течение двух или трех миллиар­дов лет. Самость отражает не только краткий отрезок истории человечества (который мы обычно отождествляем со всей историей), но и все, что происходило в эти истекшие два-три миллиарда лет.

Рептилии — особенно змеи — часто появляют­ся в сновидениях в момент начала нового жиз­ненного цикла. Они напоминают о двух недели­мых аспектах Самости: об инстинктивной силе и о мудрости. Первое мудрое приближение к Са­мости заключается в том, чтобы воспринимать ее как цельный разум/организм, и это Организм с большой буквы, в качестве указания на то, что мы подразумеваем нечто большее, чем просто некий механизм. Саморегуляция души гораздо больше сродни саморегуляции организма, чем какому-то независимому наблюдателю, который со стороны внимательно следит за каждым нашим поступком.

Однако как только мы начинаем полагать, что душу можно свести к некоей сверхгормональной реакции, душа внезапно поражает нас глубиной знания, которое заключено в ней. Юнг часто от­мечал, что, возможно, мудрее рассматривать Са­мость как Бога, а не как инстинкт. Говоря это, он опять-таки не имел в виду метафизического суж­дения, а видел, что почтительное отношение к бессознательному привносит в жизнь положи­тельный аспект.

Животные как воплощения Самости занима­ют основное место в трансформациях, происхо­дящих в сновидениях. Знаменитый рассказ Каф­ки «Метаморфоза», главный герой которого од­нажды утром обнаруживает, что превратился в жука, являет пример распространенного для сно­видений образа трансформации. После того как мы пережили коренное изменение в своей жизни, особенно если осознали, что оно происходило на самом деле, мир начинает казаться нам таким незнакомым и чужим, что гротескный и нечелове­ческий образ — наподобие жука Кафки - представ­ляется единственно подходящим для этой жизни. Распространенными образами, олицетворяю­щими Самость, являются гора, океан и дерево. Но Самость может также проявляться и в более про­стых, не столь причудливых формах, например, в виде цветка (часто это роза), спокойного озера, извилистой тропинки. Юнг исследовал образ дерева в сновидениях и рисунках своих пациен­тов, а также в мифологических сюжетах, и опуб­ликовал полученные результаты в большом эссе «Философское древо».

 

Рис 3 Животное-Самость за решеткой. Поскольку наш опыт общения с Самостью часто воспринимает нечеловеческие и ужасные образы, Са­мость в сновидениях часто предстает в виде сильного животного, подоб­ного льву или медведю. Поскольку мы испытываем страх, то должны стараться сдерживать эту мощную инстинктивную сторону самих себя С помощью решетки, скрытой от сознания. Однако в конце концов она всегда вырывается. (Ил. Г. Доре к «Дон-Кихоту Ламанчскому»).

...Если мандала может быть описана как символ Самости в поперечном сече­нии, то дерево можно назвать «видом Самости в профиль»: Самость, изобража­емая как процесс роста.

К. Юнг

Дерево исключительно точно передает Са­мость как «процесс роста». Ствол дерева жи­вет и растет в том мире, который знаком нам и в котором живем и развиваемся все мы. Из этой как бы фиксированной точки дерево растет в двух направлениях - в землю и небо. Корни вра­стают глубоко в землю, которая символизирует инстинктивную «почву» всей жизни. (Оторван­ные от своих инстинктов, мы гибнем точно так же, как лишенное корней дерево.) Но дереву в рав­ной мере необходимо расти вверх, в небо, чтобы своими ветвями и листьями впитывать солнечную энергию. Эта картинка идеально соответствует потребности людей в духовных ценностях; без глубокой и постоянной связи с чем-то надчеловеческим мы все увянем и погибнем.

Дерево является настолько хорошей метафо­рой, что часто появляется в сновидениях в клю­чевые моменты нашего развития. Один паци­ент увидел во сне, как гуляет в варке, где рас­тет много деревьев. Присмотревшись внима­тельнее, он видит, что корни деревьев не толь­ко находятся в земле, но во многих местах выступают на поверхность. Присмотревшись еще, понимает, что все деревья связаны единой корневой системой. Затем он постепенно осоз­нает, что корневая система распространилась по всей планете, охватив все деревья во всех ле­сах и парках, - прекрасный образ полной взаи­мосвязи всего в жизни.

Я уже упоминал, что животные воплощения Самости возникают в ключевые моменты транс­формаций, протекающих в нашей жизни. Два таких ключевых момента наступают, когда мы:

1) интегрировали свою Тень и перешли далее. к отношениям с Анимой/Анимусом;

2) когда интегрировали сизигию и теперь имеем дело непосредственно с Самостью.

На каждом этапе у нас, вероятно, будут сны, отражающие переходные моменты нашей жизни посредством видимых трансформаций в сновиде­ниях. В таких снах скорее всего будет присут­ствовать некий образ, олицетворяющий Самость. Например, в момент интеграции Тени моему па­циенту приснился сон, где он увидел, как кто-то бродит по берегу моря. Внезапно другой чело­век, которого мой сновидец определил как шпи­она (т. е. Тень), подбежал к стоявшему на берегу, схватил его и увлек под воду. Минуту спустя на поверхность выбрался только первый, но снови­дец знал, что на самом деле это был шпион. В момент прозрения сновидец, человек на берегу и шпион слились в единое целое. Затем сновидец обнаружил, что плавает в огромном бассейне с красивой женщиной (его Аиима). На краю бас­сейна стоит и наблюдает; за ними ее дедушка, мудрый и властный человек (Самость).

В сновидении, олицетворяющем интеграцию Анимы, один мой пациент увидел крохотных мужчину и женщину (Аиима), ростом не больше нескольких дюймов - однако во сне это не вы­звало у него удивления. Затем в комнате появи­лась крупная ящерица - варан, длиной несколь­ко футов. Мужчина стоял далеко от женщины, держался настороже, но не был напуган. Жен­щина запаниковала, бросилась бежать, но упала на пол. Варан приблизился к женщине, растаял, превратившись в облачко, и вошел внутрь ее через рот. Казалось, с женщиной в мгновение ока произошла полная трансформация, затем снова возник варан, хотя теперь он выглядел совсем не так, как раньше. Мужчина находился слишком далеко, чтобы помочь женщине, и наблюдал за всем происходящим несколько отстраненно.

Сновидения, олицетворяющие трансформацию, выглядят пугающими для пробуждающегося со­знания. Однако в таких снах ощущается чувство правоты — еще один явный признак присутствия Самости.

« Мана-персона »

...мана-персона — это существо, обладающее некими сверхъестественными и колдовскими силами (тапа), наделенное волшебными познаниями и могуществом.

К. Юнг

После того как Анима/Анимус интегрирова­ны в личность, возникает переходная фигура, ко­торая являет собой предвоплощение Самости, фактически низшую ее «версию». Юнг называл ее либо <<мана-персона>>, либо «маг».

Меланезийцы используют слово «мана» для обозначения некоей безличной сверхъестественной силы, овладевающей людьми или предметами. Антропологи быстро поняли, что это прекрасный общий термин, и стали использовать слово для описания широкого спектра схожих верований в традхщиошгых культурах. Юнг, в свою очередь, взял термин у антропологов. И Юнг и антропологи, бе­зусловно, сошлись бы во мнении о том, что «мана» находится в уме ее обладателя, а не в самом объек­те. Однако, как мне кажется, большинство антро­пологов рассматривает «ману» как производное культуры; вроде бы некий человек или предмет обладает «маной» только потому, что люди его культуры верят, что он ею обладает. В противовес этому мнению Юнг утверждает, что человек или объект обладает «маной», потому что она представ­ляет некий архетип; за свою невероятно долгую историю архетипы аккумулировали «ману» в себе. Во второй главе мы говорили о том, как Юнг пришел к обнаружению комплексов в человечес­кой душе (психике). Как вы помните, он понял, что если «отшелушить» несущие эмоциональный за­ряд личные ассоциации, которые группируются в комплексы (например, комплекс Матери или Отца), то оказывается, что энергия не отводится в сторо­ну, а, напротив, открывается безличная, архетипи-ческая «сердцевина», обладающая еще более сильным эмоциональным зарядом. Сначала Юнг воспользовался словом «либидо» (термин, который у Фрейда обозначал сексуальную энергию) для описания этой энергии, но не ограничивал «либи­до» только сексуальной энергией. Позднее для обозначения безличной энергии Юнг использовал слово «мана»; еще чаще он называл ее просто — «энергия». Далее в этой книге я буду употреб­лять оба термина: и «мана», и «энергия».

Ключевым представляется осознание того, что архетипы обладают «маной» и она не имеет ни­чего общего с личными эмоциональными архетипическими связями. Чем далее углубляемся мы в коллективное бессознательное, тем сильнее ста­новится «мана».

В начале процесса индивидуации, когда мы сталкиваемся с Тенью, нам приходится бороться не только с личными проблемами, но также с коллективным архетипом пугающего образа «другого» человека, который лежит в основе на­ших личных страхов.

Постепенно, по мере общения с Тенью, мы при ходим к осознанию, что гнев и отвращение на самом деле гнездятся в нас самих. Как только с глаз спадает пелена наших собственных проекций, мы обнаруживаем, что у нас есть надежды и жела­ния, способности и возможности, выходящие за рамки нашего исходного собственного вообража­емого образа. Теперь мы ощущаем, что наш соб­ственный образ лишен чего-то, незавершен. Но, несмотря на коллективную фигуру Тени, извест­ную во всех культурах, интегрировав ее, мы пока еще глубоко не заходим в коллективное бессоз­нательное. Наша борьба с Тенью в основном протекает в личном бессознательном.

В случае с Анимой / Анимусом мы имеем дело с коллективным опытом, хотя сначала соприкасаем­ся с теневым аспектом Анимы/Анимуса, который также представляет собой борьбу с нашим лич­ным бессознательным. Затем, даже когда мы при­ближаемся к архетипическому аспекту Анимы/ Анимуса, мы по большей части имеем дело с лич­ными трудностями во взаимоотношениях. Одна­ко реальная сила Анимы/Анимуса исходит из коллективного опыта человечества, связанного с проблемой взаимоотношений, особенно между мужчиной и женщиной.

Наша борьба с сизигией Анимы/Анимуса гораздо труднее борьбы с Тенью, потому что си­зигия продвигает нас на один шаг вперед в бес­сознательное. Соответственно Анима/Анимус обладает гораздо большей энергией, чем Тень. Самость отстоит еще дальше от сознания и, сле­довательно, еще труднее поддается сознательному постижению как часть индивидуальной души и обладает еще более мощной энергией.

Тени мы говорим: «Это не я», — и кривимся от отвращения. Аннме/Аиимусу мы говорим: «Это не я», — но, как правило, заинтересованы (хотя, возможно, интерес смешивается со страхом). Самости мы говорим; «Это не я», — и склоняем перед ней голову или и страхе бежим прочь. Самость определенно кажется выходящей за рам­ки возможное гей человеческого осознания. Но тем не менее Самость является также частью нас; без нее мы не были бы вполне людьми.

Люди, которым достало мужества и удачи, что­бы интегрировать Аниму/Анимуса, «поглощают» массу коллективной энергии, не предназначенной им, и в конце концов обнаруживают, что она в высшей степени «неудобоварима». При первой попытке усвоить ее они исполняются гордости и думают, что стали обладателями тайного знания, выходящего далеко за пределы познания, доступ­ного нормальным мужчинам и женщинам. По определению Юнга, такие люди «раздуваются», наполняются «маной», которая им не принадлежит.

Людям, сознательно двигающимся по пути индивидуации, желательно научиться понимать, когда их «раздувает». Тем, кто привносит «нуминозные» фигуры бессознательного в созна­ние путем интерпретации сновидений, активной имагинации и т. п., свойственно испытывать по­переменные приступы «раздутости» и депрес­сии. Этого так же невозможно избежать, как ос­таться сухим, нырнув в океан. Необходимо на­учиться распознавать, когда мы становимся слишком «переполнены» сами собой, своей зна­чимостью, и сознательно подавлять в себе «раз­дутость», как бы спускать пар, или осознавать депрессивное состояние и возобновлять нару­шенные связи с миром.

Важно понять, что надчеловеческая энергия, ощущаемая нами, не наша - она принадлежит коллективной истории человечества и содержит­ся внутри архетипов. Все время, находясь в пле­ну архетипа, мы остаемся в буквальном смысле «нечеловеками», лишь плоскими фигурами, созда­вавшимися веками и подходящими для всех вре­мен и ситуаций. Попав в «тиски» архетипа, мы не в состоянии развиваться, не в состоянии из­меняться.

К сожалению, многим людям так и не удается миновать стадию «мана-персоны». Такие люди «облачаются в мантию» волшебника или колду­на, гуру или наставника, мудреца или чародейки. Или проецируют подобный образ на кого-либо другого, а на себя принимают такую же ограни­ченную роль ученика мастера (мудреца, чародея). Ни одна из указанных двух ролей не предвеща­ет успешного результата. Оба результата особен­но характерны для духовных традиций, которым не свойствен постепенный прогресс от отношений с Тенью до отношений с Анимой/Анимусом, а важны попытки достичь непосредственно некоей конечной цели — Света, Нирваны, единения с Богом и т. п.

Борьба с Тенью и сизигией помогает обрести психическую и моральную силу, облегчающую задачу преодолеть «мана-псрсону». Люди, интег­рировавшие в свою личность Тень, никогда не забудут, насколько обманчивыми могут быть наши мысли и желания. Люди, интегрировавшие в свою личность Аниму/Аиимус, никогда не забудут, насколько обманчивыми могут быть наши чувства и ценности. Сдержанность, являющаяся результа­том подобного опыта, представляет собой хоро­шую броню против самоуверенности.