Лекции по общей психологии Серия основана в 1998 году

Лекции по общей психологии

Л.Б. ИТЕЛЬСОН

ШЖИ

 

Учебное пособие

Москва Минск ACT ХАРВЕСТ

УДК 159.923 ББК 88.5 И 92

Серия основана в 1998 году

Ительсон Л. Б.

И 92 Лекции по общей психологии: Учебное пособие. — М.: ООО «Издательство АСТ», Мн.: Харвест, 2002. — 896 с. — (Библиотека практической психологии).

ISBN 5-17-010764-1.

Лев Борисович Ительсон (1926—1974) прожил мало, однако успел многое сделать. В частности, он был одним из первых ученых, внедрявших кибернетические и математические методы в психологическую науку.

Его фундаментальный труд «Лекции по общей психологии» вошел в золотой фонд отечественной психологии. Блестящий по форме, глубокий по содержанию, он абсолютно не устарел несмотря на то, что создан около 30 лет назад.

Предлагаемая книга интересна и в высшей степени полезна преподавателям, аспирантам, студентам, а также практическим психологам и всем тем, кто интересуется психологической наукой.

УДК 159.923 ББК 88.5

© Составление и редакция серии. А. Е. Тарас, 2000

ISBN 5-17-010764-1 (ACT) ISBN 985-13-0768-8 (Харвест)

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Единство и вместе с тем противоречие объективного и субъективного, материального и идеального, внешних детерминаций и внутренних мотиваций, наблюдаемого — поведенческого и ненаблюдаемого — психического в деятельности человека и его личности обуславливает главную методологическую трудность психологических исследований. Как показывает вузовская практика, этим же определяются многие затруднения, которые испытывают студенты при изучении и осмысливании курса психологии.

Один из путей преодоления этих трудностей заключается, на наш взгляд, в перестройке логической структуры курса психологии. Ее суть заключается в том, что ознакомление студентов с содержанием психологической науки начинается не с максимально отвлеченных философских абстракций (сознания и бытия, идеального и материального и т. д.), и не с интроспективных понятий психических функций (восприятия, представления, мышления и т. д.), а с объективных фактов поведения и деятельности. Анализ этих конкретных, поддающихся наблюдению и экспериментальному исследованию фактов, позволяет постепенно восходить к концептуализации их сущности, выявлению и формулировке природы и закономерностей тех ненаблюдаемых идеальных процессов, которые синтезируются в понятии психической деятельности.

Многолетний опыт экспериментального преподавания показал, что такое построение курса психологии значительно облегчает его сознательное усвоение студентами, повышает интерес к нему и существенно изменяет отношение студентов к психологии. Предлагаемые лекции представляют собой итог описанной работы. Они не имеют целью дублировать учебник общей психологии, но ставят задачи, которые выдвигаются именно перед лекционным курсом, читаемым в вузе. Главные из них:

1. Выделить и по возможности глубоко раскрыть узловые, а также особо трудные для студентов проблемы и вопросы курса. Соответственно, автор не ставит своей целью охватить все темы и вопросы программы, а сосредотачивается на ключевых ее вопросах, центральных для понимания сущности психической деятельности, ее структур и механизмов, для овладения логикой и методологией психологической науки, ее понятийным и операциональным аппаратом.

2. Дополнить и обогатить знания студентов по изучаемому в курсе психологии материалу современными научными данными, а также ввести их в курс современных психологических исследований и экспериментальных работ в различных областях психологической науки.

3. Способствовать» развитию творческого мышления и творческого сознательного подхода к изучаемой науке. С этой целью в лекциях сопоставляются различные психологические теории и концепции, сделана попытка показа методологии психологического анализа и построения психологической теории, освещаются нерешенные вопросы психологической науки и обсуждаются пути их экспериментального исследования и решения.

4. Пробудить интерес к психологии у студентов, побудить их к исследовательской работе в области психологии. С этой целью автор отступает от канонов строгого «академического» изложения, ведет изложение в живой разговорной форме, привлекает широкий иллюстративный материал, пытается раскрыть перспективы и значение психологической теории для практики, в частности, для практики обучения и воспитания.

Таким образом, предлагаемый цикл лекций следует рассматривать как попытку дополнения и синтеза основных психологических знаний, которые должен получить студент в курсе общей психологии.

Проф. Л.Б. Ительсон

 

ЛЕКЦИЯ I

ж-мтшчт ичитни** mwnmimwwwi'inwHi w1"к-*-учи

ПРЕДМЕТ ПСИХОЛОГИИ

И все-таки, на мой взгляд, самые удивительные, далеко еще не раскрытые до конца тайны заключаются не в Космосе, и не в атомном ядре, и даже не в… Человек — вот самое великое чудо из всех чудес, которые нас окружают.… Между тем, познать свойства человека, познать механизмы, определяющие его поведение, познать законы, управляющие его…

ЛЕКЦИЯ II

ТИПЫ И УРОВНИ ПРИСПОСОБИТЕЛЬНОГО

Поведения

Напомним наше исходное предварительное определение психики. Это — аппарат отражения реальности и регулирования поведения организма в соответствии с… Отсюда вытекает, что структура любого целесообразного приспособительного… Подробнее с результатами исследований мы познакомимся позже. А сейчас остановимся на другом. Приглядимся к схеме…

ЛЕКЦИЯ III

' . ■*' zfft .-V ^v'^-^*v - »v- ■’W-ft*ог~£ДО-„* ■ » M Wl^lriNV*» М» Ш*<чА^«А^да*41(*1

СТРУКТУРЫ ОСНОВНЫХ ТИПОВ ПРИСПОСОБИТЕЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ

Итак, мы с вами вкратце ознакомились с тремя основными способами переработки внешней информации в поведение, которые до сегодняшнего дня «придумала»… Пока мы знаем только одно: что такие три способа выработки поведения… Попробуем теперь, насколько сумеем, разобраться в их механизмах.

ЛЕКЦИЯ IV

. жг.Х' a. wiwn-ww^nr.^ -- - ..

СТРУКТУРЫ основных типов

2. СТРУКТУРА НАВЫКОВ Теперь попробуем разобраться в механизме обучаемого поведения или навыков. Основным звеном, из которого вырастает обучаемое поведение, является механизм условных рефлексов. Что это такое?

СТРУКТУРЫ основных типов

3. СТРУКТУРА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ Теперь мы перейдем к самому трудному вопросу — попытаемся разобраться в… Почему самому трудному? Потому что до сих пор, во всех уже рассмотренных типах поведения, связь между свойствами…

ЛЕКЦИЯ VI

СТРУКТУРА И УРОВНИ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Мы рассматривали, как договорились, только внешние проявления психической деятельности. Однако, сегодня мы увидим, что накопленные при этом знания и… Обычно для этой цели используют следующий метод. Рассматривают, что действует… Анализируя и сопоставляя полученные объективные данные, пытаются установить, что должна выделять (отражать) психика в…

ЛЕКЦИЯ VII

СОЦИАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ЖИВЫХ ОРГАНИЗМОВ

Социальное поведение абсолютно необходимо для любого достаточно высокоорганизованного животного. Оно должно как-то вступать во взаимодействие с себе… В этом социальном поведении у животных обнаруживаются новые черты и механизмы… Цель социального поведения та же самая, что и любого поведения — это выживание. Выжить и приспо-

ЛЕКЦИЯ VIII

ТИПЫ И УРОВНИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Итак, на прошлой лекции мы установили, что поведение человека существенно отличается от поведения животных. Если последнее целиком определяется… Этот тип поведения настолько специфичен, что для его обозначения мы будем в… Деятельность — это та форма активного отношения к действительности, через которую устанавливается реальная связь между…

ЛЕКЦИЯ IX

ТИПЫ И УРОВНИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

На прошлой лекции, рассматривая трудовую деятельность, мы обнаружили, что эта деятельность для ее регулирования требует особой формы отражения… Исследование практических отношений к действительности, которые возникают в… Но этот ответ относится лишь к филогенезу сознания, т.е. к тому, как возникла и сформировалась эта форма психического…

ЛЕКЦИЯ X

УЧЕНИЕ

1. СТРУКТУРА ДЕЙСТВИЯ И НАВЫК.

ФОРМИРОВАНИЕ ПРЕДМЕТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

На прошлой лекции, рассматривая поведение и деятельность ребенка, мы столкнулись с одним кардинальным фактором. Кроме нескольких элементарных безусловных рефлексов, все наблюдаемые затем формы поведения и виды деятельности сначала у ребенка отсутствуют. Практическое и коммуникативное поведение, ориентировочная и исследовательская деятельность, хватание и манипулирование, ползание, ходьба, речь и игра, труд и социальные взаимодействия появляются и начинают развиваться только через определенное время после рождения. Причем, каждая форма поведения и каждый вид деятельности имеют свои «критические» периоды возникновения, свои темпы формирования и свои этапы перестройки и усложнения.

С этой точки зрения они являются фактами развития ребенка, обусловленного определенными врожденными предпосылками и генетическими программами, ростом и анатомо-физиологическим созреванием его организма, формированием и усложнением функциональных механизмов его высшей нервной деятельности.

Но, вместе с тем, почти ни одна из этих форм поведения, ни один из этих видов деятельности не появляются автоматически, сами по себе, независимо от условий внешней среды. Все они зарождаются и развиваются на основе практического и социального опыта ребенка, в результате его взаимодействия с окружающими людьми и вещами.

С этой точки зрения все основные изменения поведения и деятельности ребенка в процессе его «превращения в человека» являются фактами научения.

Человек не рождается человеком. Он научается им быть! Это и понятно. Человеческое поведение определяется социальным, а не биологическим опытом. Но социальный опыт не может быть передан биологическим путем. Он определяется не свойствами организма, а свойствами общества, в котором живет человек. Биологически могут быть переданы по наследству лишь определенные свойства организма, нужные для практического освоения им социального опыта, человеческих форм поведения и деятельности.

Это освобождение поведения от жесткой предопределенности врожденными биологическими свойствами составляет важнейшее преимущество. Благодаря ему эволюция видов поведения и способов деятельности человека начинает все более определяться не биологическим развитием его организма, а историческим развитием общества.

Таким образом, научение выступает как ведущий фактор развития, с помощью которого у детеныша вида «хомо сапиенс» формируются человеческие формы поведения и отражения реальности, происходит процесс превращения биологической особи в субъекта человеческого отношения к миру.

Исходные механизмы научения у ребенка, как мы видели, те же, что у животных. Это — подражание окружающим, плюс исследовательские и практические пробы. В основе того и другого лежат наблюдение и использование уже освоенных действий. Корректировка достигнутыми результатами ведет к их совершенствованию и перестройке. А эти перестроенные новые действия, в свою очередь, открывают наблюдению новые стороны вещей.

Но тут включается решающий фактор, коренным образом отличающий условия, в которых происходит развитие ребенка. Мир, с которым он взаимодействует — это человеческий мир. Он навязывает ребенку человеческие способы обращения с вещами, внедряет в него человеческие формы поведения, требует от него отношений к окружающему, выработанных общественной практикой.

Активными носителями этого общественного воздействия на развитие ребенка являются взрослые. Они организуют его деятельность и поведение, направляют их в рамки общественной практики человечества. Этот активный процесс направления деятельности и поведения ребенка на освоение им общественного опыта человечества называют обучением. Взятый с точки зрения его влияния на развитие ребенка, этот процесс называют воспитанием.

Основные средства, с помощью которых он осуществляется, это — показ и объяснение, поощрение и наказание, постановка задач и предъявление требований, проверка и исправление.

С помощью этих действий взрослые управляют познавательной и практической деятельностью ребенка, вызывая ее, направляя, контролируя, корректируя и тем самым формируя.

Как все это делается и какими средствами, на каком материале и с какой целью, какая информация сообщается и какие действия осваиваются — всеми этими вопросами занимается особая наука — педагогика. И мы их поэтому не будем здесь затрагивать. Отметим только одну новую интересную идею, которая разрабатывается последние годы в этой области под названием программированного обучения.

Эта идея заключается в передаче части обучающих действий самим материальным средствам обучения — специальным программированным учебникам и, так называемым, обучающим машинам. Особенность этих средств заключается в том, что они не только сообщают информацию, но и дозируют ее, ставят перед учащимися вопросы и задачи, указывают, какие действия следует совершать для освоения информации и решения задач, а также контролируют правильность выполнения этих действий и (иногда) оценивают их результат.

Таким образом, научение человека всегда осуществляется в значительной мере через обучение. Если научение является универсальным компонентом любой деятельности, с помощью которой человек приспособляется к окружающей его общественной среде, то обучение является универсальным компонентом любых воздействий, с помощью которых общественная среда приспособляет к себе деятельность и поведение человека.

Однако, во всех видах деятельности ребенка, которые мы до сих пор рассматривали, этот конечный результат — освоение общественного опыта — не совпадал с целями самой деятельности. Ребенок манипулирует вещами и играет не для того, чтобы чему-то научиться.

Когда он делает первые шаги и пытается произнести свои первые слова, им не движут цели научиться ходить и говорить. Его действия направлены на удовлетворение определенных непосредственных потребностей в исследовании, активности, овладении вещами, воздействии на окружающих и т.д. Освоение соответствующих действий и информации выступает поэтому для него «лично» не как цель, а лишь как средство удовлетворения соответствующих потребностей.

Но наступает время, когда в жизнь ребенка входит особый вид деятельности. Это — деятельность, непосредственной целью которой является само освоение определенной информации, действий, форм поведения. Такая специфическая деятельность субъекта, направленная на научение, имеющая своей целью научение, именуется учением.

Она включает в себя: а) усвоение информации о значимых свойствах мира, необходимой для успешной организации интеллектуальной и практической деятельности, б) освоение самих приемов и операций, из которых складывается эта деятельность, в) овладение способами использования этой информации для правильного выбора и контроля этих приемов и операций в соответствии с поставленной целью.

Продукты первого процесса называют знаниями, второго — навыками, третьего — умениями.

Отличие учения от всех других видов деятельности заключается, однако, не в этих его продуктах. Ведь научение сопровождает, как мы видели, все виды деятельности человека. Неверно будет искать это отличие и в активной организации процесса научения со стороны общества. Социальное обучение, как мы видели, сопровождает взаимодействие человека с окружающим миром во всех видах его деятельности.

Отличие учения от других видов деятельности кроется не во внешнем (результатах, организации и т.д.), а во внутреннем — в отношении субъекта к совершаемым действиям. Это отношение заключается в сознаваемой установке на овладение определенными знаниями, умениями, навыками.

Таким образом, учение имеет место там, где действия человека управляются сознательной целью усвоить определенные знания, навыки, умения.

Отсюда видно, что учение, так же как труд, является специфически человеческой деятельностью. У животных возможно лишь научение. Да и у человека учение возможно лишь на той ступени, когда он овладевает способностью регулировать свои действия сознаваемой идеальной целью. Как мы видели в прошлой лекции, эта способность достигает достаточного развития лишь к 4—5 годам, формируясь на базе предшествующих видов деятельности — игры, речи, практического поведения и др.

Отсюда видно, также, что первым исходным условием для формирования у ребенка учебной деятельности является создание у него сознательных установок на усвоение определенных знаний, умений и навыков, превращение этих установок в цели его деятельности. Можно, конечно, учить в форме игры. Но нельзя учиться, играючи.

Несомненно также, что сама жизнь учит многому. Но переживания человека, его труд и борьба не становятся от этого учебными. Жизнедеятельность нельзя превратить в тренировочное упражнение, ибо она остается тогда деятельностью, но перестанет быть жизнью.

На непонимании этого различия между научением и учением споткнулись многие ученые-педагоги. Они наблюдали, как трудно бывает учение и насколько легче иногда те же знания, умения и навыки усваиваются ребенком в игре, практическом поведении, трудовой деятельности. Отсюда, казалось, вытекало, что «школа учения» малопродуктивна. Она напрасно «мучает» детей и значительно выгоднее осуществлять обучение в форме игровой, бытовой, трудовой, исследовательской и прочих видов «естественной» деятельности ребенка. Так родились идеи всяческих «школ действия», «школ

труда», «исследовательских методов», методов «пр< тов», драматизации» и т.д. (Лай, Кершенштейнер, Д1 Наторп и др.).

Общим для всех этих педагогических систем яв ется то, что они «отменяют» учение как самосгояте. ную особую деятельность и заменяют его научен и t как побочным продуктом других видов деятельное!

Обосновано ли такое намерение? Чтобы ответить! этот вопрос, надо выяснить, какую роль играет учебно деятельность в развитии ребенка. Для этого рассмотрим подробнее структуру и развитие учебной деятельности.

Первый наблюдаемый ее компонент составляет, как мы видели, освоение предметных действий, т.е. формирование навыков.

Любое предметное действие складывается из определенных движений, связанных в пространстве и времени. Так, например, действие — написание буквы «а» складывается из зажимания ручки (карандаша) большим, указательным и средним пальцами, расположенными определенным образом по отношению к ручке и друг к другу. Далее — подъема ручки над бумагой и опускания на бумагу до соприкосновения с ней пера в определенном месте. Затем — круговое движение пером слева — направо вверх и далее против часовой стрелки, остановки в исходной верхней точке, движения вниз по наклонной прямой, поворота направо при дохожде-нии до нижнего уровня окружности и завершения дуговым движением слева направо.

Анализ предметных движений человека показывает, что, несмотря на внешнее многообразие, все они складываются, как правило, из трех простых элементов — «взять», «переместить», «отпустить» плюс вспомогательные движения корпуса (наклоны, повороты) и ног (поднять, опустить, нажать, переместить).

В разных видах движений эти элементы отличаются своей траекторией, длительностью, силой, скорость*), темпом (числом повторений за определенное время) и тем, какими частями тела они выполняются. С точки зрения качества движения характеризуются точностью, меткостью, ловкостью и координированностью.

Кроме предметных движений, в деятельности человека участвуют движения, обеспечивающие установку

и сохранение позы (стояние, сидение и т.д.), перемещение (ходьба, бег и т.д.), коммуникацию. К средствам последней относятся выразительные движения (мимика и пантомимика), смысловые жесты, наконец, речевые движения.

В указанных типах движений, кроме рук и ног, участвуют мышцы корпуса и лица, гортань, голосовые связки и др.

Таким образом, освоение предметного (или иного внешнего) действия заключается в овладении определенной системой движений.

Какой системой, каких движений?

Это зависит от цели действия и свойств предмета, на который она направлена.

Так например, чтобы взять стакан, надо строить движения иначе, чем чтобы взять карандаш. Ходьба на лыжах требует иного построения движений, чем ходьба пешком. Перемещение тяжелого груза определяет иную работу мышц, чем перемещение легкого пакета. Забивание большого гвоздя к потолку требует иной системы движений, чем прибивание его к полу.

Во всех этих примерах цель действия та же, но объекты его различны. И это различие объектов обуславливает разную структуру движений и мышечной деятельности. Исследования выдающихся советских физиологов П.К. Анохина, Н.А. Бернштейна, Э.А. Ас-ратьяна показали, что работа мышц управляется не только непосредственной задачей движений, но всегда и условиями, в которых оно осуществляется. Мышцы «подстраивают» свою активность к величине поднимаемой тяжести, сопротивлению отталкиваемого предмета, силе отдачи в рычагах суставов и т.д., так чтобы обеспечить заданное направление и скорость движений.

Более того, само выполнение движения непрерывно контролируется и корректируется сопоставлением его результатов с конечной целью действия. Больные, у которых нарушены такой контроль и корректировка, оказываются неспособны успешно выполнять даже самые простые действия. Они все время «промахиваются» мимо стакана, когда пытаются взять его со стола. Проносят стакан мимо рта, пытаясь напиться, и не могут поставить его на указанное место. Они садятся мимо стульев, режут ножом пальцы вместо хлеба, неспособны провести черту, придерживаясь строчки, и т.д.

Каким же образом происходит этот контроль? Здесь многое еще неясно. Бесспорно лишь одно — что это происходит с помощью органов чувств (зрения, слуха, мышечного чувства и т.д.). Именно органы чувств выступают в роли канала обратной связи, по которому непрерывно собирается информация о результатах совершаемых движений.

Исследования показали, что сама скорость научения и его качество тесно зависят от количества этой контрольной информации. Например, в лабиринтном опыте, где возможны были ошибки (8), все крысы на первой попытке совершали в среднем 6—6,5 ошибочных поворотов. Но зрячие крысы научались безошибочно проходить лабиринт уже после 4-х попыток. Слепые достигали высшего уровня научения лишь после 20 попыток, и самое лучшее, чего они могли добиться, это одна ошибка на попытку. Наилучшее достижение для слепо-глухих крыс составляло в среднем 3 ошибки на попытку и достигалось оно после 30 попыток. Крысы, лишенные зрения, слуха и обоняния не достигали результата, лучшего, чем в среднем 5 ошибок на попытку (после 30-40 попыток).

У людей роль сенсорного контроля движений хорошо иллюстрируется опытами, в которых испытуемый должен очертить контур геометрической фигуры — например, шестиконечной звезды, глядя на ее отражение в зеркале. Как правило, это сначала никак не удается сделать безошибочно, потому что движения карандаша, которые он видит в зеркале, направлены в сторону, противоположную той, в которую движется его рука. Только по мере тренировки испытуемый научается использовать данные зрения и правильно координировать их с движениями рук.

Еще интереснее с этой точки зрения опыты Р. Хелда. В них испытуемому надевали призматические очки, которые искажали картину положения предметов, их формы и движений руки по сравнению с действительностью. Оказалось, что в этом случае человек совершенно теряет способность правильно управлять своими движениями (брать предметы, касаться их, ставить на заданное место и т.д.) Лишь после длительной тренировки он научался корректировать эти искажения. Если же зрительные сигналы еще запаздывали примерно на 0,27 секунды, то адаптации к искажениям не удавалось достичь уже никакой тренировкой. Кстати, оказалось, что и животные, лишенные активных движений, не могли управлять движениями своей лапы, если они ее не видели.

Отсюда видно, что управление движениями осуществляется по принципу обратной связи. Каналом этой связи служат органы чувств, а источником информации — определенные воспринимаемые признаки предметов и движений, которые играют роль ориентиров действия.

Такую форму обратной связи П.К. Анохин назвал обратной афферентацией.

Из сказанного видно, что освоение предметного (или иного внешнего) действия не ограничивается овладением способами выполнения определенной системы движений.

Оно необходимо включает в себя освоение способов сенсорного контроля и корректировки движений в соответствии с их текущими результатами и свойствами объектов действия. Основой этого процесса является усвоение чувственных ориентиров, информирующих мозг о состоянии внешней среды, протекании в ней движений и его результатах.

Так кузнец соразмеряет силу удара молота со степенью нагрева поковки, определяя ее на глаз по цвету раскаленного металла. Плотник силу нажима на рубанок и скорость движения им соразмеряет с меняющимся мускульным ощущением сопротивления дерева. Крановщик проводит груз по сложной и наиболее выгодной траектории, координируя ее строго соразмерными и беспрерывными движениями рук и ног под контролем зрения. Шофер, тормозя машину, координирует силу нажатия на тормоз со скоростью движения, состоянием дороги, весом машины и т.д.

Все эти ориентиры, однако, определяют, как мы видели, движения не сами по себе, а в соответствии с целью действия.

Так, например, использование циркуля для вычерчивания кругов и для измерения отрезков требуют разных систем движения. Движения карандашом при написании буквы «а» иные, чем при написании буквы «о». Система движений опоздавшего пассажира, который бежит за автобусом, никак не устроит бегуна, собирающегося побить рекорд.

Во всех этих случаях мы имеем те же объекты действий (циркуль, карандаш, бумагу) или даже те же действия (бег). Но цели этих действий различны и поэтому различны системы движений, из которых они складываются.

Таким образом, структура движений, из которых состоит действие, в конечном счете управляется и регулируется его целью. Именно с точки зрения цели и оцениваются результаты выполняемых движений и производится их корректировка. Именно цель действия определяет, какие свойства и состояния вещей становятся ориентирами его выполнения, контроля и коррекции.

Но целью у человека чаще всего является то, что в данный момент отсутствует. Следовательно, она представлена в мозгу каким-то образом, моделью, нервными связями или иным способом. Именно с этой моделью желаемого будущего сопоставляются результаты действия. Она управляет рисунком движений и корректирует его.

Так, даже в простом случае, когда человек берет стакан воды и подносит к губам, чтобы напиться, действия его управляются какими-то моделями желательного результата — питья, а также того пути, который должна рука пройти к стакану и затем — со стаканом к губам. Эти модели предстоящего действия и его результатов, которые предваряют в мозгу само действие, физиологи называли «опережающим отражением», «акцептором действия», (П.К. Анохин), «моделью потребного будущего», «двигательной задачей» (Н.А. Бернштейн), «нужным значением» и «моделью будущего» (Миттелыитедт, У. Эшби), «образцом» и.т»д.

Разнообразие названий отражает разнообразие предлагаемых гипотез о том, что представляют собой эти модели, как они складываются в мозгу и функционируют. Достоверно мы всего этого не знаем. Но что само такое предварительное представление будущих действий и их ожидаемого результата в мозгу каким-то образом осуществляется, вполне достоверно. Без этого, как мы видели, невозможна была бы трудовая деятельность. Более того, без этого необъяснимым было бы даже антиципирующее поведение животных.

Рассмотренные три стороны любого действия можно соответственно назвать его моторными (двигательными), сенсорными (чувственными) и центральными компонентами. Соответственно, функции, которые они выполняют в осуществлении действия, могут быть определены как исполнение, контроль и регулирование.

Способы исполнения, контроля и регулирования действий, которыми пользуется человек в ходе деятельности, называют приемами этой деятельности.

Каждая из этих функций у человека может реализовываться сознательно и бессознательно. Так, например, система движений гортани, необходимая, чтобы произнести слово, совершенно не сознается человеком. Не сознаются, как правило, те сложные сочетания мышечных сокращений и растяжений, которые необходимы для выполнения любого движения. Их моделирование мозгом происходит, по-видимому, где-то на чисто физиологическом уровне.

Но зато звучание слова, которое человек собирается произнести, всегда предвосхищается на уровне сознания. Всегда осознаются, как правило, конечные цели действий, а также общий их характер. Например, человек, едущий на велосипеде, не может этого делать совершенно в бессознательном состоянии. Он должен представлять в целом куда едет, каким путем, с какой скоростью и т.д. То же относится к любым трудовым, игровым и прочим действиям. Наконец, некоторые действия могут выполняться как на уровне сознательного, так и на уровне бессознательного регулирования. Например, ходьба — типичный пример автоматизированной деятельности, большая часть движений в которой осуществляется бессознательно. Но при ходьбе по канату исполнение этих движений, их сенсорный контроль и центральное регулирование становятся (особенно у неумелого канатоходца) объектом самого напряженного сознавания.

Возможно и обратное явление, когда определенные стороны действия требуют сначала детальной сознательной регуляции, а затем начинают выполняться при все меньшем участии сознания —* как говорят о таких случаях, автоматизируются.

Именно такую частичную автоматизированность выполнения определенных действий у человека называют навыком.

Понятие человеческого навыка, по-существу, относительно. С одной стороны, фактически любое действие человека частично автоматизировано, поскольку человек никогда не сознает до конца всех элементов его регуляции, исполнения и контроля — например, необходимых мышечных сокращений. С другой стороны, никакое действие человека не бывает до конца автоматизированным, потому что как элемент деятельности в конечном счете оно вызывается и управляется сознательной целью.

Поэтому определение навыка у человека может быть дано лишь применительно к некоторой точке отсчета — так сказать, «в координатах научения». Если принять за начало отсчета соотношение сознательного и бессознательного компонентов движений в начале научения, то увеличение удельного веса бессознательного компонента в результате научения будет показателем формирования навыка.

Мы говорим — объема бессознательной регуляции именно движений. Потому что регуляция движений и регуляция действий это не то же самое. Возрастающая автоматизация движений может сопровождаться одновременным расширением сознательной регуляции действий, в которые входят эти движения.

Так, например, автоматизация движений, с помощью которых велосипедист удерживает машину в равновесии, позволяет ему перенести внимание на окружающее уличное движение, профиль дороги и т.д. и на этой основе более сознательно регулировать свои действия. Аналогично, автоматизированное движение пианиста при нахождении нужных клавиш позволяет резко повысить уровень сознательного управления выполнением действий в целом, нюансировать игру в соответствии с творческим замыслом произведения.

Вообще, по-видимому, о чистом навыке, как механизме поведения, можно говорить лишь у животных. У человека же любая деятельность, кроме патологических случаев, в конечном счете управляется сознанием.

Автоматизация тех или иных компонентов действия лишь смещает объект сознательной регуляции, выдвигает в круг сознания общие цели действия, условия его выполнения, контроль и оценку его результатов.

Изменения структуры действия, которые становятся возможными благодаря этому, сводятся к следующему.

Изменения приемов исполнения движений.

Устраняются лишние и ненужные движения. Так, например, начиная учиться опиливанию, ученик совершает при этой операции множество лишних движений:… Появляется совмещение, т.е. одновременное выполнение движений обеими руками…

Изменения приемов сенсорного контроля над действием.

Вырабатываются специальные сенсорные синтезы, которые позволяют определять соотношение различных величин, определяющих характер движений. Например,… Развивается способность быстро различать и выделять ориентиры, важные для… Таким образом, по мере освоения действия появляется возможность для более точного и быстрого непосредственного…

Изменения приемов центрального регулирования действия.

Некоторые расчеты, решения и другие интеллектуальные операции начинают осуществляться быстро и слитно («интуитивно»). Так, например, восприняв на… Появляются все шире антиципации. Благодаря этому внутренняя подготовка к… Как возникают эти изменения в приемах действия, каков их психологический механизм?

ЛЕКЦИЯ XI

УЧЕНИЕ

(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

2. ЗНАНИЯ И УМЕНИЯ. ФОРМИРОВАНИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

В прошлой лекции мы подошли к важному выводу о системности человеческих действий и решающем ее влиянии на процесс освоения новых действий. Проявление этого влияния мы увидели в фактах взаимодействия навыков, в частности, переноса приемов исполнения и сенсорного контроля действия.

Отрыв, отделение действия от тех условий, в которых оно сформировалось, и перенос его в новые условия, на новые объекты представляет собой очень важное событие с далеко идущими последствиями.

Как мы уже знаем, в ряде случаев оно позволяет сразу, без проб и ошибок, успешно решать новые типы задач, т.е. открывает пути к принципиально новому типу адаптивного поведения — интеллектуальному. В связи с такой его важностью, подобное действие, отделившееся от конкретных условий, в которых оно возникло, мы будем обозначать особым термином — операция.

Мы уже видели, что такое превращение действия в операцию, т.е. его перенос возможен только на основе определенной центральной (психологической) деятельности: усмотрения сходства, обобщения и т.д.

Но возможен и перенос самих приемов центральной регуляции действия, т.е. превращение психических действий в операции. Так, в опытах с «зеркальным рисованием» по контуру навыки корректировки движения, выработанные при рисовании левой рукой, сказывались при переходе к рисованию правой рукой. Этим же объясняется тот факт, что характерные признаки почерка сохраняются у человека, какими бы буквами он ни писал. Более того, они обнаруживаются и при письме левой рукой, при письме карандашом, зажатым в зубы, и даже зажатым между пальцами ноги.

Сходство структур центральной регуляции объясняет, почему языки, сходные по грамматическому строю и лексическому составу (например, английский и немецкий, русский и украинский), осваиваются легче. Этот же тип переноса позволяет применять освоенные вычислительные приемы к самым различным числам, использовать общие формулы для решения различных задач и т.д. В конечном счете он лежит в основе автоматического применения приемов логического мышления при осмысливании, рассуждении, решении задач и т.д.

Неудивительно, что проблема переноса является одной из центральных проблем педагогической психологии. Правильно и успешно осуществлять перенос освоенных действий на новые задачи — значит быстро и с минимумом ошибок осваивать новые виды деятельности. Чем шире круг объектов, к которым человек может правильно применить освоенные действия, тем шире круг задач, которые он в состоянии решить на основе имеющихся навыков. Проще говоря, чем шире и точнее перенос освоенных действий у человека, тем большему он научился, тем плодотворнее результаты его учения, тем эффективнее они помогают ему в его деятельности.

Что же служит источником этого важнейшего явления?

Все существующие теории по этому поводу можно разделить на две группы. Одна из них видит источники переноса в свойствах самих объектов и условий действия. Если у нового объекта или ситуации имеются элементы или стороны, которые уже встречались в опыте, то они вызывают «срабатывание» соответствующих навыков. Иными словами, навык переносится с одной ситуации на другую преимущественно на основе общности их элементов.

Так, после заучивания системы движений А Б В Г Д Ж 3 И легко усвоить действия, включающие движения АБВГДЖЗИКУ, потому что большинство из них уже усвоены ранее. Имея навыки умножения однозначных чисел и сложения многозначных, можно освоить умножение многозначных чисел, потому что оно основано на употреблении перечисленных ранее навыков. Вообще, школьник научается истории, физике, биологии и другим предметам, потому что употреблению большинства слов и символов, используемых при этом, он научился ранее. Основателем изложенной точки зрения был Торндайк.

Другая группа теорий (идущих от Джедда) видит источник переноса в свойствах и способностях субъекта действия — человека. С точки зрения этих теорий перенос происходит на основе применения человеком общих принципов к решению различных родственных задач. Эта идея доказывается тем, что понимание принципа решения задачи, как правило, сразу обеспечивает выбор, т.е. перенос на нее правильных действий.

Что можно сказать об этих теориях?

Каждая из них верно отмечает некоторые условия, при которых облегчается перенос навыков. Однако, обе они касаются только внешней стороны дела.

Конечно, включение уже освоенных приемов облегчает формирование нового навыка. Применение общего принципа, со своей стороны, облегчает выбор подходящих приемов. В обоих случаях объективной основой переноса является сходство целей, объектов или условий осваиваемого действия и действий, которые уже освоены человеком.

Но одного этого объективного сходства недостаточно. Чтобы перенос состоялся, субъект должен обнаружить, усмотреть или понять сходство, т.е. обладать соответствующей способностью к сопоставлению и обобщению. С другой стороны, этой способности, самой по себе, недостаточно тоже. Надо, чтобы было к чему ее применить, т.е. чтобы в психике были как-то представлены, отражены объекты, условия и цели действий.

Как представлены? Именно как объекты, условия и цели действий. Что это значит? Это значит, что вещи, явления и ситуации действительности должны быть представлены признаками, которые обнаруживаются при тех или иных действиях над ними и определяют приемы по отношению к ним.

Такая система психических моделей, представительствующих вещи, явления и ситуации через свойства, которые они обнаруживают при взаимодействии с человеком, выступая в качестве объектов, условий и целей его действия, именуется опытом.

Именно в этом смысле можно сказать, что любой перенос навыков основывается на опыте. Или иначе — что опыт позволяет человеку целесообразно действовать в новых для него ситуациях по отношению к новым для него вещам и явлениям.

Возможность эта основывается на том, что психика классифицирует бесконечное разнообразие вещей и явлений реальности с точки зрения их отношения к конечному числу целей, которые ставит перед собой человек, и действий, которые он осуществляет. Поэтому набор признаков, с помощью которых психика моделирует вещи, т.е. алфавит, в котором она описывает реальность, всегда конечен. Соответственно, каждый признак в нем является обобщенным. Он повторяется в множестве различных вещей, явлений и ситуаций. Это повторение определенного обобщенного признака (или признаков) в различных вещах, явлениях или ситуациях и представляет собой их сходство. То самое сходство, которое обуславливает перенос старых приемов действия в новые ситуации, на новые вещи и явления.

Но сходство сходству рознь, и перенос переносу рознь. Ведь отрицательный перенос, т.е. ошибочные действия, тоже основывается на сходстве.

Так, например, ошибки шведского шофера при переходе с левостороннего на правостороннее движение вызваны вовсе не тем, что он «усмотрел» сходство там, где его нет. Сходство есть. Объект управления — машина — остался тем же. Цель та же. Способы управления — те же. Изменилась только ситуация, и, соответственно, приемы центральной регуляции действий. Вот этого различия психика еще не научилась «усматривать», и поэтому пускает в ход старые навыки сенсорной и центральной регуляции, закрепленные в опыте.

Следовательно, для успешного «правильного» переноса действий мало одного лишь сходства вещей, явлений или целей, ситуаций с точки зрения тех или иных обобщенных признаков. Надо, чтобы это сходство обеспечивало при использовании сходных действий сходные результаты. Такие признаки (свойства), наличие которых у вещей (явлений, ситуаций) обеспечивает при применении к ним сходных действий сходные результаты, называют существенными.

Так, например, применение к разным треугольникам той же операции — суммирования внутренних углов — всегда дает тот же результат — 180°. Соответственно — это существенный признак. Аналогично, какой бы газ мы ни помещали в замкнутый сосуд, он всегда будет занимать весь объем. Это — существенный признак газа. Какие бы преобразования энергии мы ни осуществляли, ее общая величина остается неизменной. Это — существенное свойство нашей Вселенной и т.п.

Разумеется, что существенность признака (свойства) зависит от того, какие действия мы имеем в виду и какие результаты нас интересуют. Например, если мы поместим в сосуд животное и накачаем кислород, то оно останется в живых, а если накачаем азот, умрет. С точки зрения этого признака указанные два газа окажутся существенно различны. Иными словами, существенность признака всегда реализуется лишь в пределах определенных целей, объектов и условий соответствующего воздействия на вещи, явления, ситуации. Формулировки существенного признака в сочетании с указанием операций, которые его выявляют, а также целей, объектов и условий, в рамках которых он существует, именуют научным законом.

Системы психических моделей, представительствующих существенные признаки (свойства) вещей, явлений и ситуаций реальности, а также определяющие их научные законы, именуют знаниями.

Отсюда видна разница между опытом и знаниями. Опыт шире. Он обуславливает любой перенос действий, в том числе и отрицательный. Знания представляют собой опыт, систематизированный по линиям общих свойств реальности, существенных для практической и познавательной деятельности человечества. Они составляют основу правильного успешного переноса действий при столкновении с новыми объектами, условиями и задачами.

Таким образом, формирование и усвоение соответствующих знаний составляет предпосылку целесообразной и эффективной деятельности человека при столкновении с новыми объектами, ситуациями, задачами.

Как же происходит этот процесс?

Общий ответ мы получили уже ранее. Формирование и усвоение знаний происходит в процессе и на основе деятельности человека, которая выявляет свойства и связи элементов реальности, инвариантные к определенным их преобразованиям. Причем, процесс этот может происходит на базе любой деятельности, к которой способен человек. Это может быть предметная деятельность. Например, манипулирование предметами, механическая их обработка, химическое соединение и разложение, сборка и разборка, взвешивание, измерение, взаимное перемещение и т.д. Это может быть перцептивная деятельность. Например, рассматривание, слушание, наблюдение, слежение и т.д. Наконец, это может быть символическая деятельность. Например, изображение, называние, обозначение, словесное описание, высказывания, повторение слов и высказываний и т.д.

Обычно все эти виды деятельности в процессе учения тесно переплетены. Так, усваивая классификацию растений, ученик рассматривает их (перцептивная деятельность), отделяет основные части цветка (предметная деятельность), описывает то, что видит (речевая), зарисовывает (предметная и перцептивная), называет их (речевая) и т.д. В разных случаях соотношение этих видов деятельности различно. Так, при усвоении трудовых знаний, важнейшим их источником является предметная и перцептивная деятельность, а знания в области истории формируются в основном на базе речевой и перцептивной деятельности и т.д.

Но как бы ни соотносились названные виды деятельности в процессе учения, все они являются лишь предпосылкой формирования знаний. Они могут стать источником знаний, а могут и не стать.

Для того, чтобы знания возникли, необходимо, чтобы психика человека извлекла из выполняемой деятельности и ее результатов информацию о соответствующих существенных свойствах реальности и построила внутренние модели этих свойств реальности. Иными словами, для формирования знаний необходима одновременная активная внутренняя психическая деятельность субъекта по сбору и переработке информации, которая возникает благодаря внешней деятельности.

Механизмы этой психической деятельности мы уже видели. Они включают семантическую и статистическую фильтрацию сигналов с точки зрения их значимости, их анализ и синтез, формирование на этой основе алфавитов значимых свойств реальности и словаря ее объектов и т.д.

Итог этой деятельности — формирование в психике системы моделей, представительствующих свойства и связи элементов реальности, инвариантных к определенным их преобразованиям в рамках соответствующих практических, перцептивных или символических действий.

Так, например, при перестановке кубика, его рассматривании с разных сторон, назывании разными словами форма кубика и другие его свойства (цвет, твердость, вес и т.д.) не меняются.

Эта инвариантность свойств кубика к его перемещениям в реальности и зрительном пространстве выделяет его как самостоятельный объект, моделируемый в психике представлением о кубике и словом «кубик».

Выделение психикой элементов реальности по признаку инвариантности их свойств к операции перемещения в пространстве составляет операцию классификации реальности на объекты.

Аналогично, количество объектов не меняется при их перестановке. Эта инварианта закрепляется в понятии числа.

Можно показать, что таким же образом выделяются категории размера, формы, массы, пространства, времени и др., как существенных свойств вещей и явлений.

Переработка информации о реальности, получаемой из деятельности, в значительной части сводится к выделению в ней этих существенных свойств, т.е. классификации элементов реальности на объекты по признакам размера, массы, формы, положения в пространстве, функции, способов употребления и т.д.

Объекты, инвариантные к данному преобразованию по одному свойству, могут варьировать по другим. Так, например, кубики, одинаковые по форме, могут варьировать по размеру, так что их можно расположить в ряд по увеличению (или уменьшению) размера. Такая операция сопоставления объектов по вариации в них определенных признаков именуется сериацией.

Известный швейцарский психолог Пиаже показал, что большинство операций, с помощью которых психика извлекает информацию об инвариантах реальности, можно свести к классификации и сериации.

Это — очень важный вывод, потому что свойства операций сериации и классификации можно описать математически. Дело в том, что математика, по-суще-ству, представляет собой анализ видов и схем всех возможных (точнее, мыслимых) инвариантных преобразований, какие могут быть осуществлены вообще над объектами. Любое уравнение, любой математический вывод представляет собой преобразование или цепь преобразований, сохраняющих инвариантным определенный признак исходного выражения (например, величину, или отношение величин, или форму, или пространственные отношения и т.п.).

Более того, математика устанавливает сами условия, при которых некоторые самые общие признаки объектов (например, форма, величина, изменение и др.) сохраняют инвариантность к определенным преобразованиям. Один из разделов математики, который занимается этим вопросом — теория групп.

Под группой в ней понимается совокупность объектов, некоторый признак которых остается неизменным при определенном преобразовании любого из этих объектов.

Под преобразованием при этом понимают замену по определенному правилу одних элементов некоторого множества другими элементами того же или другого множества.

Так, например, сложение целых чисел дает в результате опять-таки целое число. Соответственно, целые числа составляют группу относительно операции сложения. Нетрудно заметить, что они же составляют группу и относительно операции умножения.

Математическое исследование позволило установить общие условия, при которых те или иные совокупности объектов (множества) образуют группу относительно некоторого преобразования. Они сводятся к следующему: 1) Применение данной операции к любому элементу множества дает элемент того же множества; 2) Для любых трех элементов множества выполняется сочетательный (ассоциативный) закон: a+(b+c)=(a+b)+c, т.е.

результат не зависит от порядка выполнения операции; 3) В множестве существует нейтральный («единичный») элемент (е) такой, что а+е=а; 4) Для любого элемента а в множестве существует обратный элемент (—а) такой, что (а) + (—а) =е.

Нетрудно заметить, что множество целых чисел отвечает этим условиям (причем, роль нейтрального элемента при нем играет 0).

Суть всех этих условий сводится к тому, что они обеспечивают возможность обратного преобразования объекта, полученного с помощью групповой операции, в исходный объект.

Например, 5+4 = 9.

Обратная операция: 9+ (-*-4) =5.

Раз мы можем, применяя ту же операцию, обратить полученный «продукт» в исходный объект, значит, в «продукте» сохранилось то свойство объекта, которое обусловливало принадлежность его к данной совокупности.

Отсюда видно, что инвариантность свойств объектов к некоторому преобразованию обнаруживается в обратимости его результатов. Пиаже показал, что операции классификации и сериации также подчиняются описанным условиям, т.е. представляют собой группы.

Это открывает возможность для логико-математического описания тех преобразований, на основе которых формируются инварианты реальности при ее классификации в терминах классов, объектов, чисел, величин, пространственных отношений, связей во времени и других существенных признаков.

Иными словами, открывается возможность для логико-математического описания структуры человеческого знания о реальности.

Формирование знаний о реальности выступает с этой точки зрения как освоение особого способа преобразования информации, получаемой в ходе деятельности. А именно — выделение в ней групп объектов, обладающих признаками, инвариантными относительно определенных операций над этими объектами.

Источником соответствующей информации, по мнению Пиаже, является деятельность. Она же является первым выражением тех операций, с помощью которых обнаруживаются инварианты, т.е. существенные, устойчивые свойства реальности.

Сначала (до двух лет) — это сенсомоторная, условно-рефлекторная деятельность. Ей соответствует отражение реальности в форме связей между восприятиями и определенными системами ответных движений. От двух до семи — это управление действиями с помощью представлений. Ей соответствует, так называемый, дооперациональный интеллект, в котором существенные свойства вещей воплощаются их наглядными образами. Оперирование информацией на этой стадии выступает как внутреннее воспроизведение (представление) соответствующих действий над вещами.

Третья стадия (от 8 до 11 лет) — стадия конкретных операций, когда классификация и сериация уже могут осуществляться на основе их существенных признаков, но при опоре на реальные образы вещей. На этой стадии знания приобретают характер логических структур. Но операции, с помощью которых эти структуры выявляются и применяются, носят еще конкретный предметный характер. Они неразрывно связаны с представлениями о соответствующих реальных действиях над конкретными вещами.

Только на четвертой стадии (от 11 — 12 до 14—15 лет) модели существенных свойств вещей освобождаются от образов самих вещей. Интеллект приобретает способность оперировать с самими этими моделями отношений вещей. Интеллектуальные операции освобождаются от представления о соответствующих реальных действиях. Они управляются правилами соответствующих групповых преобразований, т.е. превращаются в формальные, логические операции.

Сейчас не время рассматривать в деталях саму психическую деятельность, с помощью которой это достигается. Этим мы займемся на следующих лекциях.

Сегодня нам достаточно подчеркнуть, что такая деятельность необходима. Учение может рассматриваться с этой точки зрения как процесс управления психической деятельностью, вызывающий в ней процессы, нужные для формирования знаний.

Как же происходит это управление? Оно осуществляется извне — соответствующими воздействиями со стороны обучающих и организованной ими внешней среды — и изнутри — собственными психическими действиями самого учащегося.

Первая сторона сводится к организации педагогом внешней деятельности учащегося — его предметных, перцептивных и речевых действий. Это — предмет педагогики, и мы не будем им заниматься.

Отметим только, что важнейшими ее проблемами являются: а) создание мотиваций у ученика, побуждающих его к соответствующей деятельности, б) сообщение информации, необходимой для успешного выполнения этой деятельности, в) выбор видов деятельности, наиболее подходящих для формирования соответствующих знаний, г) организация самой деятельности так, чтобы обеспечить выявление и закрепление существенной информации, т.е. дозирование и распределение информации, повторений, упражнений, контроля и др.

Вторая сторона — управление учащимся собственной внутренней психической деятельностью — составляет уже предмет психологии учения. Без такого управления нет учения, как сознательного целенаправленного процесса.

Степень сознательности этого саморегулирования может быть различна в зависимости оттого, насколько ученик овладел соответствующими психическими операциями. Но там, где оно есть, основным средством такого самоуправления ходом психической деятельности является слово, речь.

Именно речь является, как мы видели, тем действием, в котором реализуется выделение психикой определенных объектов, свойств, ситуаций реальности. Так, например, чтобы физически отделить часть предмета, надо ее отрезать. Но, чтобы выделить эту часть вещи для психики, достаточно обозначить ее особым словом.

Таким образом, предметная деятельность человека позволяет ему осваивать системы целесообразных движений и заставляет вещи раскрывать перед ним их свойства и связи, значимые для практической деятельности. Речевые действия выделяют эти свойства и связи для сознания, фиксируют их и представительствуют для психики. Таким образом, речевые действия моделируют значения вещей.

Это надо очень четко понять. Знание всегда опирается на выделение существенных в определенном отношении признаков объектов, т.е. тех их свойств, которые остаются неизменными при определенных преобразованиях этих объектов. Поэтому модели объектов, представленных знаниями, не являются копиями той или иной конкретной вещи. Эти модели суть «идеальные объекты». Они представляют определенные устойчивые сочетания существенных свойств. Поэтому они могут быть приложены к множеству различных вещей, в которых имеет место такое сочетание соответствующих свойств. И вместе с тем, они не исчерпывают ни одной реальной вещи, потому что она обладает всегда еще множеством других свойств.

Так, например, понятие «маятник» выделяет существенное свойство (колебания в одной или двух плоскостях, постоянство периода колебаний и др.), которые имеются у множества разных вещей. Вместе с тем оно не исчерпывает свойств ни одной реальной вещи, являющейся маятником (например, цвет, материал, конструкцию и т.д.). С этой точки зрения понятие и знание вообще выглядит как «идеальная конструкция», самостоятельно существующая лишь в речевом плане.

Освоение знаний выступает с этой точки зрения внешне как освоение соответствующих систем речевых действий. Самоуправление психики при учебной деятельности реализуется, соответственно, как слушание, заучивание, рассказывание — короче, как направленная активная или пассивная речевая деятельность.

Но эта речевая деятельность приводит к формированию знаний и выражает определенные знания только в том случае, если она связана с соответствующими психическими действиями — с выделением (анализом) и связыванием (синтезом) определенных существенных свойств и отношений реальности. Иными словами, когда ей (речи) соответствуют определенные операции психики по переработке информации о реальности, содержащейся в опыте субъекта и результатах его деятельности.

Таким образом, усвоение знаний есть одновременно всегда усвоение идеальных операций над информацией, с помощью которых строятся обобщенные модели объектов как сочетаний определенных существенных признаков.

Как происходит усвоение таких операций? Оно идет, главным образом, через демонстрацию, контроль и корректировку применения слов к предметам и друг к другу.

Так, например, знание «что такое перпендикуляр» может быть сформировано на основе следующих действий: 1) сбор сенсорной информации (показ рисунка), 2) выделение в рисунке существенных признаков с помощью их речевых символов (например, «прямая», «угол в 90°» и т.п. (объяснения), 3) проверка и корректировка правильности применения этих речевых действий к различным объектам (упражнение).

Усвоение правильного употребления речевых символов по отношению к вещам означает правильное выделение их существенных свойств и связей. Оно является свидетельством и выражением правильного отбора и переработки информации, получаемой от объектов реальности.

Соответственно, описанный выше процесс усвоения правильных употреблений слов по отношению к вещам неразрывно связан с формированием психических операций, необходимых для соответствующего отбора и переработки информации о вещах.

Этот процесс формирования внутренних психических операций в связи с внешними предметными и речевыми действиями называют в психологии интерио-ризацией.

Термин этот был введен Пиаже. Он происходит от латинского слова «интернус» — внутренний, и означает превращение внешнего физического во внутреннее психическое. Интериоризация — это основа формирования психических действий и образуемых с их помощью обобщенных моделей реальности — знаний.

Суть этого процесса состоит в том, что предметные и перцептивные действия над объектами заменяются идеальными психическими операциями над существенными свойствами этих объектов, т.е. физическое оперирование заменяется идеальным оперированием значениями.

Пиаже представлял себе этот процесс как простой переход внешнего во внутреннее. Сначала соответствующие операции осуществляются ребенком физически, а затем переходят в идеальный план и заменяются их логическими отображениями. Так как идеальное оперирование свободно от физических ограничений, исходный пункт идеальной операции всегда может быть восстановлен путем применения к ее результатам обратной, противоположной операции. Таким образом, система «прямая операция» — «обратная операция» позволяет сохранять инвариантность идеальных объектов. Поэтому продукты идеальных операций всегда суть отображения существенных, т.е. инвариантных, сторон вещей и явлений.

Из того, что мы говорили ранее, видно, однако, что процесс интериоризации не так прямолинеен, как полагал Пиаже. В своих рассуждениях он упустил, что процесс этот идет через слово. Поэтому у него оставалось необъясненным главное — как происходит переход внешнего во внутреннее, практических операций — в идеальные, объекта — в его существенные признаки.

Орудием этого перехода служит слово, а его средством — речевое действие. Слово уже несет в себе и выделение существенных свойств вещей и способы оперирования информацией, выработанные практикой человечества. Поэтому усвоение употреблений слов есть одновременно усвоение существенных свойств вещей и способов оперирования информацией.

Речевое действие — вот перекресток, на котором встречаются внешняя предметная и внутренняя психическая деятельность. Оно принадлежит и той и другой, так как служит для соотнесения этих двух видов деятельности. Поэтому речевое действие является основным орудием интериоризации. Если предметно-сенсор-ная деятельность — источник знаний, то речевая деятельность — орудие их формирования. И с этой точки зрения она же — основа онтогенеза психических операций как операций конструирования знаний.

Любое поведение в новых условиях или по отношению к новым объектам основывается, как мы видели, на переносе. Перенос же опирается на сходство условий или вещей по признакам, существенным для целей деятельности.

Сходство это может быть сознаваемым или несознаваемым. Сознавание может распространяться на цели действия, на способы действия, наконец, на связи вещей, которые лежат в основе их преобразования.

Чем сложнее деятельность, чем отдаленнее цели и чем более сложных преобразований объектов они требуют, тем обширнее становится промежуточная интеллектуальная деятельность, необходимая, чтобы обеспечить успешный перенос.

Но в любом случае такой перенос можно рассматривать как использование имеющихся знаний для выбора приемов действия в соответствии с поставленной целью. Этот процесс называют умением.

Таким образом, умения можно определить, как регулирование действий по отношению к объектам знаниями об их свойствах.

Как это возможно?

Мы уже знаем, что свойства вещей — это способы их употребления, их взаимодействия друг на друга, их существенные инвариантные к определенным воздействиям отношения. Таким образом, знание свойств вещей уже содержит в себе предпосылку для выбора действий, так как позволяет предвосхищать результаты определенных действий по отношению к этим вещам.

Переход на этой основе от внутреннего — психического к внешнему — предметному называют экстерио-ризацией (от слова «экстернус» внешний).

Экстериоризация — это воплощение знаний в поведении, идеальных операций в физических действиях. Ее исходный пункт составляет переработка информации на идеальном уровне. Ее итог — регулирование практических действий результатами этой идеальной деятельности.

Однако, сам по себе этот процесс еще не гарантирует умений. Ведь экстериориоризация означает переход от психических моделей к реальным объектам, от понятий о существенных свойствах вещей — к самим вещам, от знаний о способах действия с вещами к самим действиям.

Но мы уже видели, что знания о вещах и вещи не тождественны. Знания выделяют разные свойства вещей, существенные в разных отношениях и для разных целей и видов преобразования.

Чтобы экстериоризация знаний стала основой правильного выбора действий, т.е. умения, надо, чтобы эти знания были правильно отобраны и правильно приложены. Иными словами, нужно: а) чтобы вещи действительно имели те свойства, которые отображены в данном знании, б) чтобы эти признаки были существенны для тех целей, которые стоят перед действием, в) чтобы это действие обеспечивало преобразования объекта, нужные для достижения цели.

Например, имеется задача — определить объем данного тела. Чтобы ее решить, необходимо прежде всего выяснить, к какому классу геометрических тел оно относится. Затем вспомнить, как вычисляется объем таких тел. Определить отсюда, какие измерения следует сделать. Далее — измерить соответствующие размеры на этом теле. И, наконец, произвести над ним необходимые операции.

Отсюда видно, что применение знаний, кроме самих знаний, требует овладения еще целым рядом сведений и операций. Во-первых, необходимо знание сенсорных признаков, которые свидетельствуют о принадлежности предмета к тому или иному классу «идеальных объектов». Именно эти признаки определяют, какую психическую модель можно использовать как выражение свойств предмета, существенных для поставленной цели. Так же, как при регуляции действия, эти чувственные признаки играют роль ориентиров. Но если в навыке такие ориентиры играли роль регуляторов практиче ской деятельности, в рассматриваемом случае они выступают как регуляторы интеллектуальной, психической деятельности.

Значит, необходимо овладение психическими операциями, которые требуются для выявления соответствующих ориентировочных признаков предмета. Это — операции по переработке чувственной информации в информацию о свойствах предмета, существенных для решаемой задачи.

Наконец, нужно знать, какие преобразования предмета с данными существенными признаками обеспечивают достижение цели, т.е. уметь соотносить свойства предмета со способами решения задачи. И, естественно, требуется владение самими этими способами преобразования предмета.

Итак, термином умение обозначается владение сложной системой психических и практических действий, необходимых для целесообразной регуляции действий имеющимися у субъекта знаниями. Эта система включает обзор знаний, связанных с задачей; выделение ориентиров соответствующих свойств предмета; исследование на этой основе предмета; выявление его существенных для задачи свойств; определение на этой основе системы преобразований, ведущих к решению задачи; осуществление самих преобразований; контроль результатов поставленной целью и корректировку на этой основе всего описанного процесса.

Формирование умений представляет собой овладение всей описанной системой операций по переработке информации, содержащейся в знаниях, и информации, получаемой от предмета, ее сопоставлению и соотнесению с действиями.

Процесс такого формирования, т.е. научения умениям, может осуществляться разными путями. Их можно свести кдвум крайним случаям. В первом — учащийся имеет необходимые знания. Перед ним ставятся задачи на их применение. И учащийся сам ищет ориентиры, способы переработки информации и приемы деятельности. Этот путь наиболее распространен сегодня в обучении, хотя и является наименее эффективным.

Второй путь заключается в том, что обучающий управляет психической деятельностью учащегося, необходимой для применения знаний. В этом случае педагог знакомит учащегося с ориентирами отбора признаков и операций, организует его деятельность по переработке и использованию полученной информации для решения поставленных задач.

Этот путь интенсивно разрабатывается сегодня в современной педагогической психологии проф. П.Я. Гальпериным, Л.Н. Ландой, Н.Ф. Талызиной, Н.А. Менчин-ской, Д.Б. Элькониным и другими.

Наиболее интересные для психологии результаты получены здесь проф. П.Я. Гальпериным. Он обнаружил, что умения успешнее всего формируются, когда освоение ориентировочной основы действия происходит поэтапно. На первом этапе ориентиры существенных признаков предмета предъявляются ученику в готовом виде, а операции по их выделению осуществляются в форме предметных действий.

Так, например, задача 5+3=? решается ребенком сначала на предметных ориентирах — палочках — практическим действием — их складыванием.

На втором этапе ориентиры убираются и предметные операции заменяются речевыми действиями. В приведенном примере убираются палочки и ребенок заменяет их словесным анализом слагаемых, а складывание — словесными действиями: «Тройка — это три единицы; пять да один — шесть; шесть да один — семь; семь и один — восемь».

Наконец, на третьем этапе отпадают и словесные действия, заменяясь мыслительными операциями, протекающими по все более свернутой схеме: «Пять и три — восемь».

В методике поэтапного формирования используются и обнаруживаются общие закономерности формирования психической деятельности у человека в онтогенезе. Это — интериоризация предметных операций и их результатов в форме идеальных операций и образов

(1) и (2) экстериоризация этих психических процессов и их идеальных результатов в форме целесообразных предметных действий.

Орудием обоих этих процесов является слово, которое представительствует соответствующие значения, и речь, которая воплощает оперирование ими. Объектом их является сенсорная информация от вещей и действий, собственного тела и речи. Выделение в них ориентировочных признаков соответствующих значений является базой для их интериоризации в структуре психических образов и экстериоризации в структуре предметных действий.

По-существу, мы имеем здесь специфически человеческое проявление уже известных нам механизмов перекодирования: 1) Из кода предметных восприятий и действий индивида в код общественных значений и символических действий; 2) «Обратно» — из кода общественных значений и символических действий в код предметных восприятий и действий индивида.

Первый процесс — от реального к идеальному — можно назвать процессом идеализации. Второй — обратный — процессом объективации. В первом физическая форма кодовых сигналов, из которых извлекается информация, это — вещи, действующие на субъекта, и действия субъекта в отношении вещей. Во втором — слова и речь, т.е. представители общественного опыта классификации вещей и действий по отношению к ним.

Таким образом, процесс идеализации нужно рассматривать как интериоризацию результатов взаимодействия индивида с реальностью в терминах общественного опыта. Объективацию же можно рассматривать как опосредование взаимодействия индивида с реальностью экстериоризацией этого общественного опыта. Средством, с помощью которого интериоризация и экстериоризация принимают специфически человеческую форму идеализации и объективации, является включение речевой деятельности субъекта. Предметная деятельность обнаруживает свойства вещей и способы обращения с ними. Речевая деятельность выделяет и фиксирует среди этих свойств и действий общественно-значимые, т.е. включает опыт индивида в общественный опыт человечества.

Вот этот процесс детерминирования содержания и деятельности психики общественным опытом человечества и составляет, в конечном счете, суть обучения. Оно, как мы видели, перестраивает сам механизм функционирования психики от условно-рефлекторного реагирования на биологические сигналы и чувственной классификации реальности в терминах состояний организма — к идеализации и объективации, как способов классификации реальности в терминах общественного опыта и целесообразных действий на основе общественно-значимых целей и объективных свойств реальности.

ЛЕКЦИЯ XII

о анатомо-Физиологические МЕХАНИЗМЫ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

ЛЕКЦИЯ XIII

Сенсорное отражение. Сигналы и информация. Анализаторы. Виды и свойства ощущений. Функции и механизмы ощущений

ЛЕКЦИЯ XIV

• cr v- <->. , л>к'..ь. г.*»;::.»».

ЭМОЦИИ

Сенсорное отражение. Значение и оценка сигналов. Виды и свойства эмоций.

Функции и механизмы эмоций

В тринадцатой лекции мы показали, что для осуществления инстинктивного поведения нервной системе достаточно способности отражать определенные отдельные сигнальные свойства окружающих вещей и явлений. Там же мы увидели, что психика кодирует информацию об этих свойствах реальности, передаваемую нервными сигналами, в форме особых субъективных переживаний — ощущений.

Перейдем теперь к обучаемому поведению и посмотрим, какой информации о внешнем мире оно требует.

Рассмотрим два случая. Первый — когда навык уже сформирован. В этом случае данный сигнал автоматически вызывает соответствующие условно-рефлекторные реакции. Собака истекает слюной при виде загоревшейся лампочки. Крыса жмет на педаль, почувствовав голод. Заяц дает стрекача, услышав лай собак. Машинистка отстукивает буквы, содержащиеся в тексте. Это означает, что между отражениями соответствующих свойств среды и программами ответных действий в нервной системе имеются зафиксированные связи.

При этом, по-видимому, в принципе неважно, откуда взялась сама связь — является она врожденной (как в инстинкте) или приобретенной (как в навыке). Коль скоро эта связь имеется, соответствующая цепочка «сигнал — ответное поведение» автоматически срабатывает. Итак, при наличии в нервной системе зафиксированных связей между данными стимулами и определенными ответными реакциями для психики в принципе достаточно способности отражать сигнальные свойства вещей и явлений.

Мы видели уже, что психической формой такого отражения являются ощущения. Следовательно, когда навык сформирован, для реализации соответствующего целесообразного поведения достаточно кода ощущений. Организм в этом случае работает, как бесстрастный автомат, реагирующий на внешние или внутренние раздражители, т.е. сигналы из среды или (и) организма.

Ситуация, однако, резко меняется, если мы поставим вопрос: а как образуются сами эти сигнальные связи?

Пока речь идет об инстинктивном поведении, все ясно. Связи, которые порождают это поведение, заложены в строении самой нервной системы. Они зафиксированы наследственностью, так сказать, записаны организму «на роду».

Ну, а как обстоит дело с приобретенными связями? Они возникли и зафиксировались благодаря опыту. Почему? Потому что они, эти связи, отражали свойства вещей, формы поведения и отношения между ними, полезные для организма, помогающие ему целесообразно приспособиться к изменчивому окружающему миру.

Следовательно, для формирования новых, не врожденных, но полезных связей нервной системе необходим еще один механизм. Механизм, который, так сказать, сортировал бы свойства вещей и ответных действий на полезные и вредные для индивида. Механизм, который выделял бы свойства вещей, оказавшиеся важными для целесообразных реакций на окружающий мир, и фиксировал бы ответные действия, оказавшиеся полезными для приспособления к этим свойствам вещей. Короче говоря, речь идет о механизме, который непрерывно осуществлял бы оценку той информации, которую приносят ощущения, с точки зрения ее значения для целесообразного поведения организма.

Отметим себе, что речь идет не просто об отражении определенных объективных свойств вещей и действий, а именно об отражении их значения для приспособления данного живого существа к окружающему миру. Нетрудно заметить, что ощущения сами по себе этого не дают.

Они сообщают лишь об определенных событиях во внешнем мире или в организме. Например, ощущение красного цвета, возникающее при зажигании лампочки, само по себе не несет собаке никакой информации о полезности или вредности этого явления, о том, как надо на него реагировать. Чтобы это событие превратилась в сигнал для определенной реакции, нужно еще что-то. Что?

В четвертой лекции, говоря о структуре условных рефлексов, мы называли это «что-то» подкреплением (положительным или отрицательным). Именно подкрепление оказалось основным, решающим условием выделения сигнальных свойств вещей и целесообразных реакций, формирования или торможения связей между ними. Таким подкреплением в приведенном выше случае может быть пища. Это — положительное подкрепление. Но подкрепление может быть и отрицательным. Например, если вслед за зажиганием красной лампочки собака будет получать сильный удар электрическим током. Тогда красный свет станет сигналом опасности. Соответствующее ощущение свяжется с оборонительной реакцией. Собака станет отвечать на зажигание лампочки воем, попытками вырваться и убежать и т.п.

Все это — описание процесса подкрепления с внешней стороны, в терминах действующих раздражителей и наблюдаемого ответного поведения. А теперь мы попробуем от внешнего перейти к внутреннему.

Начнем с организма в целом. Что происходит в нем при подкреплении? Происходят определенные изменения его жизнедеятельности, т.е. обмена веществ, функционирования органов и клеток и т.д. Эти изменения могут быть полезными, как, например, при утолении голода. А могут быть вредными, как, например, при воздействии электрического тока.

Теперь перейдем к тому, что происходит при этом в нервной системе. Мы знаем, что одной из ее функций является сбор, передача и переработка информации о состояниях организма. Значит, изменение состояния организма под действием подкрепления отразится каким-то образом в изменении состояний его нервной системы.

Факты свидетельствуют, что положительные и отрицательные подкрепления действуют по-разному. В частности, первые вызывают реакцию приближения, «притягивание к объекту, а вторые — реакцию удаления, «избегания».

Значит, нервная система обладает способностью «различать» состояния организма, полезные или вредные для его существования. Иначе говоря, кроме информации о состоянии и функционировании организма, нервная система как-то кодирует также и информацию о биологическом значении этих состояний для организма, об «улучшении» или «ухудшении» его функционирования.

Действительно, новейшие физиологические исследования свидетельствуют, что при изменении состояния организма от «лучшего» к «худшему» (и обратно) в определенных нервных центрах происходит смена знака потенциала нейронов. Нейроны, которые имели отрицательный потенциал (т.е. находились в фазе покоя), приобретают положительный заряд (т.е. возбуждаются), и обратно. При этом нейроны реагируют именно на качество состояний организма (полезность — вредность), а не на то, в каких именно органах оно возникает, чем вызывается и т.д. Группы таких нейронов обнаружены, в частности, в гипоталамусе, таламусе и некоторых других участках мозга. Но об этом подробнее мы поговорим позже. А сейчас перейдем к третьему звену внутреннего — психике.

В прошлых двух лекциях мы видели, что изменения структуры нейронных состояний мозга кодируются психикой в форме субъективных переживаний. Значение этого перекодирования заключается в том, что новый (психический) код освобождает информацию от той конкретной формы электрохимических импульсов, в которой ее передает нервная система. Психические переживания уже не содержат в себе никаких «видимых» следов тех мозаик электрохимических состояний, с которыми они связаны. Своей модальностью, качеством, интенсивностью и структурой они кодируют свойства и состояния самой нервной системы. Так в фотокарточке «исчезают» свойства световых волн, которые ее «породили», и остается отображение структурных свойств самого предмета — его формы, относительной величины, отражательной способности и т.д. (Сравнение это, как и всякое сравнение, конечно, хромает. Но идею оно все же иллюстрирует.)

Итак, если в мозгу имеются специальные нейроны, реагирующие на биологическое значение различных состояний организма, то можно ожидать, что реакции этих нейронов будут кодироваться в психике специальными субъективными переживаниями особой модальности. Особенность этих переживаний будет заключаться в том, что их качество отображает не сами состояния и процессы в организме, а биологическое значение этих органических состояний и процессов (полезны-вред-ны для существования индивида или вида).

Существуют ли такие специфические переживания? Самонаблюдение и высказывания людей свидетельствуют, что да — существуют! Это, прежде всего, переживания приятного-неприятного, или, в другой терминологии, удовольствия и страдания. Нетрудно заметить, что они точно соответствуют нашему предположительному описанию. Эти переживания не дают никакой информации об объективных свойствах самого предмета-раздражителя. Не сообщают они ничего и о том, какие именно процессы протекают в организме. Все их содержание сводится лишь к оценке состояний организма как положительных или отрицательных. Причем, эта оценка выражается именно в самом качестве переживания (а также его интенсивности).

Такую форму переживаний называют эмоциями. Словами описать, в чем она заключается, невозможно. Также, как невозможно выразить, чем отличается переживание, называемое ощущением света, например, от звука. Здесь можно только сослаться на внутренний опыт, который имеет каждый человек. Потому мы и называем переживания субъективными, т.е. такими, которые мажет испытывать лишь сам субъект, а извне их нельзя ни наблюдать, ни регистрировать приборами, ни измерять.

Итак, эмоции — это субъективные переживания, в форме которых психика кодирует значения раздражителей для организма. Две основных модальности этих переживаний: приятное-неприятное (удовольствие-страдание). Нетрудно заметить, что они подразделяют мир иначе, чем ощущения. Модальности ощущений кодируют объективные физические и химические свойства раздражителей. Они разделяют воздействия среды по видам энергии, с помощью которых эти воздействия осуществляются (электромагнитная — свет, упругие колебания — звук и т.д.). Модальности эмоций кодируют биологические свойства раздражителей. Они разделяют воздействия среды по состояниям организма, которые эти воздействия вызывают (полезные-приятное, вредные-неприятное).

Как же возникают сами эти модальности эмоций? В последние годы физиологи вплотную приблизились к ответу на этот вопрос. При микроэлектродных экспериментах обнаружилось, что раздражение некоторых точек в гипоталамусе вызывает у животных поведение, характерное для эмоций возбуждения, страха, ярости и т.п. Эти точки получили название «центров наказания». Так, кошка, у которой возбуждают «центр наказания», выгибает спину, топорщит шерсть, фырчит, выпускает когти, т.е. проявляет все симптомы страха и ярости. Обнаружены были и точки, вызывающие, по-видимому, приятные переживания или успокоение. Их назвали «центрами поощрения». Крыса, которая, нажимая на педаль, могла включать ток и возбуждать у себя такой центр, занималась этим непрерывно. Она отказывалась от пищи, воды, самца и совершала тысячи нажатий, пока не засыпала обессиленная от нервного истощения.

Очень демонстративны в этом отношении опыты психолога Дельгадо. Он вживлял микроэлектроды в череп быка. Одни электроды входили в центры наказания, другие — в центры поощрения. Каждый электрод был снабжен крохотным приемником, настроенным на определенную длину волны. У экспериментатора в руках радиопередатчик. Вот он включает «волну ярости». Возбуждается «центр наказания» и бык с налитыми кровью глазами бросается на экспериментатора. Вот разъяренное животное уже в двух-трех метрах от него. Но тут экспериментатор нажимает другую кнопку. И бык мгновенно, как вкопанный, останавливается, опускает голову и спокойно бредет прочь.

Значит, все зависит оттого, куда направятся нервные импульсы. Если они поступят в нейроны, являющиеся Центрами поощрения, то возбуждение будет переживаться как удовольствие. Если же импульсы возбудят нейроны, которые входят в состав центров наказания, то это будет переживаться как страдание.

Прямым доказательством этого служат опыты с вживлением микроэлектродов в глубокие (древние) области мозга людям. Конечно, в отличие от крыс, такие опыты над людьми не проводят с целью чисто исследовательского эксперимента. Однако, для лечения некоторых нервных заболеваний подобный метод в последние годы применяется.

При этом иногда микроэлектроды попадают в указанные центры. И тогда неврологи получают возможность собирать высказывания пациентов о том, что они чувствуют. Оказалось, что прямое электрическое раздражение центров поощрения вызывает переживания, которые пациент описывает как «успокоение», «радость», «огромное удовлетворение». При раздражении же центров наказания пациенты сообщают о тревоге, беспокойстве, подавленности, страхе, ужасе.

Отсюда видно, что для формирования модальности эмоций нервная система пользуется тем же способом, что и для ощущений — разнесением (локацией) афферентных импульсов в пространстве мозга. Но конечными адресатами для импульсов, порождающих модальности ощущения, служат нейроны сенсорных зон. А для импульсов, порождающих модальности эмоций, такими адресатами являются определенные зоны в таламусе, гипоталамусе и некоторых соседних с ними участках.

Значит, первый, грубый анализ и кодирование состояний организма (полезное-вредное) осуществляются соответствующей адресацией импульсов афферентной системы. Возбуждения, вызванные полезными для организма изменениями, активизируют центры поощрения, и это кодируется психикой как приятное переживание. Возбуждения, вызванные вредными для организма изменениями, отправляются в центры наказания, их «пробуждение» переживается как неприятные эмоции.

Почему так происходит? Ответом на это будет: потому что так устроен организм. Врожденные, генетически обусловленные нервные пути в нем таковы, что полезные сдвиги жизнедеятельности организма возбуждают нервы, идущие к центрам поощрения (удовольствия), а вредные — к центрам наказания (страдания). Возможно, что такими путями являются симпатический и парасимпатический отделы вегетативной нервной системы (см. лекцию XII). В частности, есть факты, свидетельствующие, что раздражения симпатической системы вызывают отрицательные эмоции, а раздражения парасимпатической — положительные (Шир и Крогер, Бовард). С другой стороны, именно парасимпатическая нервная система играет ведущую роль в регулировании основной жизнедеятельности организма (пищеварение и размножение). А симпатическая играет ведущую роль в оборонительных и других реакциях, направленных на самосохранение. Наконец, именно в гипоталамусе заканчиваются пути, ведущие от вегетативной нервной системы в головной мозг. В гипоталамусе же расположены высшие центры, регулирующие деятельность вегетативной нервной системы. Причем, активность ее парасимпатического отдела связана, в основном, с передней частью гипоталамуса, а симпатического — с его задней и средней частью.

До сих пор мы, следуя общему методу, о котором говорили в XIII лекции, рассматривали лишь некоторые общие внешние, наблюдаемые физиологические стороны эмоций. Теперь попробуем сделать следующий шаг. Обратимся к внутренней их стороне, т.е. переживаниям, которые наблюдает в себе человек, испытывающий эмоции.

Прежде всего поставим такой вопрос: существуют ли психические переживания, которые соответствуют рассмотренным физиологическим процессам, т.е. непосредственно отражают в эмоциональных модальностях (приятного-неприятного) только общую оценку состояния индивида (хорошее или плохое)?

Самонаблюдения и показания других людей дают основания утверждать, что такие эмоциональные переживания действительно существуют. Мы называем их настроениями. Отличительные черты этих переживаний заключаются в следующем:

1. Они диффузны, т.е. нерасчлененны, как бы наполняют всего человека, составляют общий фон всех его остальных переживаний.

2. Они непредметны. На них влияет внешний мир (например, удачи или, наоборот, неудачи). Но сами настроения не сознаются как относящиеся к какому-нибудь определенному объекту, а переживаются как общее внутреннее «душевное» состояние.

3. Они неорганичны. На них влияют состояния организма (примеры: болезнь, опьянение). Но сами настроения не воспринимаются, как определенные ощущения от организма, а лишь как некое общее «самочувствие».

4. Они оценочны. Настроение как бы накладывается на все остальные переживания. Оно не искажает их, а окрашивает определенным общим отношением к ним, придает им определенное общее значение, общую интерпретацию. Так, охваченный хандрой человек все видит в «мрачном свете». И погода кажется ему пасмурной, и люди отталкивающими, и краски мира блеклыми. А для человека, находящегося в приподнятом настроении, та же погода видится приятной, люди — симпатичными, краски мира — живыми и радостными.

Как видим, свойства настроений действительно соответствуют тем функциям эмоций, которые мы уже успели рассмотреть. Настроения сами по себе не отражают ни причин, которые их породили, ни определенных свойств вещей окружающего мира, ни состояний определенных внутренних органов. Единственное, что они отражают — это оценку общего состояния человека в целом.

Мы еще не знаем, являются ли настроения единственным видом эмоциональных переживаний, к которым способен человек. Поэтому поступим осторожно и скажем так: настроения являются первой формой эмоциональных переживаний человека. К таковым их позволяет отнести то, что все настроения протекают в рамках основных эмоциональных модальностей, т.е. переживаются как приятные или неприятные (или смешанные).

Как и сенсорные переживания (ощущения), настроения могут различаться по качеству. Так, например, отрицательные состояния могут переживаться как подавленность и как тревога, как страх и как уныние и т.п. Положительные настроения тоже могут переживаться по-разному; например, как удовлетворенность, или как бодрость, или как веселость и т.д.

В зависимости от качества переживания различают виды настроений. Хотя основные виды настроений знакомы каждому человеку по его собственному опыту, сформулировать и перечислить их — задача довольно трудная. При классификации ощущений мы могли хотя бы опираться на объективное основание — свойства раздражителей, которые они отражают. Настроения же, как мы видели, непредметны и неорганичны, т.е. как раз не отражают в своих качествах никаких объективных свойств раздражителей. Те же внешние и внутренние раздражители могут вызвать самые различные настроения, и наоборот. Кроме того, настроения диффузны, сливаются с другими переживаниями. Все это делает их различия очень зыбкими, расплывчатыми, трудно уловимыми и еще труднее выразимыми. Недаром все поэты и писатели так жалуются на мучительную невыразимость «сокровенных движений души»! И недаром настроения лучше всего передаются музыкой, которая прямо обращается к возбуждениям нервной системы, минуя их обозначение и описание через слово.

К сожалению, мы не можем пользоваться в научных классификациях музыкой. Поэтому все же попробуем дать хотя бы грубое подразделение основных видов настроений сухим языком терминов.

Прежде всего, по-видимому, настроения своим качеством кодируют степень удовлетворения основных потребностей индивида. Опять-таки очень грубо, здесь можно различить три таких степени, дающие общие качества настроений:

1) высшее, оптимальное удовлетворение — ему отвечают приподнятые настроения, отражающие высокий уровень жизнедеятельности;

2) среднее, нормальное удовлетворение — ему отвечают ровные настроения, отражающие обычный уровень жизнедеятельности;

3) низкое, недостаточное удовлетворение — ему отвечают подавленные настроения, отражающие угнетение жизнедеятельности.

В свою очередь, конкретное качество (окраска) каждого из этих типов настроений иногда зависит, по-видимому, от того, какая именно потребность преобладает. Так, например, подавленные настроения, отражающие неудовлетворение потребности в самосохранении, имеют преимущественно характер тревоги; половой потребности — томления, тоски; потребности в информации — скуки и т.д.

Однако, большинство настроений отражают суммарную оценку характера жизнедеятельности. Поэтому их невозможно связать с какой-то определенной потребностью. Такие обобщенные переживания для высших уровней жизнедеятельности: удовольствие, подъем, бодрость, веселость (эйфория). Для средних уровней: спокойствие, комфорт. Для низших уровней: уныние, подавленность, печаль, равнодушие.

Как мы уже говорили, настроение окрашивает собой и все восприятие мира и восприятие человеком самого себя. Такая окраска самовосприятия приподнятым настроением имеет форму удовлетворенности, а подавленным — неудовлетворенности. Окраска настроением всего восприятия мира выступает в формах: серьезности, оптимизма, пессимизма, нигилизма, юмора и др. (Хаулз).

Качества настроений, по-видимому, обуславливаются тем же способом, что и их модальность. Они зависят от того, какие участки эмоциональных зон возбуждаются. Иначе говоря, и здесь, видимо, существует специализация нейронов. Одни «заведуют» переживаниями тревоги. Возбуждение других переживается как удовольствие и т.д. Так, например, наблюдения над людьми показывают, что раздражение одних точек вызывают переживание «общего покоя», «удовлетворенности», других — «веселости», третьих — сексуального наслаждения. Аналогично, среди центров наказания одни точки порождают чувство тревоги, беспокойства, другие — подавленности, третьи — испуга и ужаса и т.д.

Правда, здесь не все обстоит так просто. Например, «перераздражение», т.е. усиление стимуляции, центров удовольствия обычно приводит к появлению отрицательных переживаний. Вообще характерно, что точки, вызывающие противоположные эмоции, расположены, как правило, вперемешку и очень близко друг к другу. Зачастую достаточно отступить на пол миллиметра от точки, стимуляция которой вызывала переживание бурной радости, как у пациента возникает столь же острое переживание страха. Все эти «эмоциональные точки», в свою очередь, тесно перемешаны с точками и участками, которые «заведуют» потребностями и органическими ощущениями (например, голода, насыщения, боли, удушья и т.п.)- Здесь же «намешаны» еще и участки, заведующие регуляцией органических функций (пищеварения, обмена веществ и др.). Так, например, в гипоталамусе есть центр наказания, раздражение которого вызывает чувство напряжения (тревоги). Совсем рядом с ним расположен маленький участок, электрическое раздражение которого повышает выделение соляной кислоты в желудке. Именно этому «неудачному соседству», мы, по-видимому, обязаны так называемым «психогенным» язвам желудка, которые возникают в результате длительных эмоциональных напряжений, волнений и т.п. (следует упомянуть также, что эмоциональные участки, кроме гипоталамуса, имеются и во многих областях коры больших полушарий, в древней коре, гиппокампе и некоторых подкорковых участках — ядрах).

Вряд ли весь этот сложный «коктейль» намешан природой случайно и бессмысленно. Скорее, наоборот, широкий разброс эмоциональных центров по различным отделам мозга, соседство этих центров с участками афферентации и эфферентации (т.е. отражения и регулирования) всех основных функций организма имеют глубокое значение. Они обеспечивают непрерывную оценку протекания всех сторон жизнедеятельности организма. Как десятки тысяч зорких наблюдателей, стоят эти «эмоциональные нейроны» на страже благополучия организма, сигнализируя психике в коде эмоциональных переживаний: «как приятно — все в порядке!», или, наоборот: «тревога — что-то разладилось!»

Но вряд ли будет много пользы от часовых, на крики которых никто не отзывается. Сообщения сторожевых центров становятся сигналами, если кто-то их принимает, если в ответ осуществляются какие-то меры, короче, если в связи с ними что-то происходит.

Так вот, происходит ли что-то с организмом или поведением в связи с появлением эмоциональных переживаний? Да, происходит!

И очень многое.

В организме разыгрывается целая цепь событий. Иногда настолько мощных, что один психолог назвал их «вегетативной бурей». Эта буря выражается в сдвиге и резком изменении функционирования внутренних органов и почти всех показателей жизнедеятельности организма-кровообращения, дыхания, пищеварения, внутренней секреции. В частности, изменяется частота сердечных сокращений. (Сердце «бешено бьется» или, наоборот, «замирает».) Изменяются частота и глубина дыхания (человек «задыхается» или у него «перехватывает дыхание»). Изменяется работа пищеварительного и мочевого тракта (знаменитое «сердце ушло в пятки» — это фактически ощущение опускания желудка, помянем еще и «медвежью болезнь»). Соответственно изменяются кровяное давление и наполнение сосудов (человек «краснеет» или «бледнеет», его «бросает в жар и в холод»), газообмен, обмен веществ и энергетический обмен. Изменяется внутренняя секреция (выбрасывается дополнительный адреналин или норадреналин и др. гормоны). Изменяется внешняя секреция: выделение слезных желез («плач»), слюнных желез («пересыхает во рту»), потовых желез («вспотел от волнения») и др. Вступают в действие некоторые мышечные реакции: зрачковая (расширяется или сужается зрачок), тремор (дрожь), пиломоторная («гусиная кожа»), соматическое напряжение (человек «каменеет» или, наоборот, обессиливает — «подгибаются ноги») и др. Изменяется и электрическая деятельность мозга (нарушается синхронизация альфа-ритмов и появляются быстрые бета-ритмы). Короче, изменения охватывают весь организм.

Одновременно наблюдаются определенные типичные изменения внешнего поведения. Эти формы внешнего поведения, связанные с эмоциями, называют экспрессивными (выразительными) движениями. Именно по ним мы обычно судим о чувствах, которые переживает человек. Примером таких выразительных движений могут служить смех, нахмуривание бровей, сжимание кулаков, стискивание зубов и т.д. Это — мимические выразительные движения. Пантомимические выразительные движения охватывают все тело. К ним относятся, например, сжимание кулаков, топанье ногами, схватывание своей головы, опускание ее («повесил нос»), отшатывание и т.п. Далее следует упомянуть выразительные звуки — вопли, стоны, смех, междометия, интонацию речи и т.п. Наконец, эмоции могут выражаться в действиях (бегство, нападение, настороженность и т.д.).

Именно по внешним проявлениям органических изменений и по выразительному поведению мы судим об эмоциях других людей, а также животных. Правда, связь этих проявлений с эмоциями неоднозначна. Так, например, вегетативные реакции для всех отрицательных эмоций очень сходны. В общем все они выражают разные степени возбуждения симпатического отдела вегетативной нервной системы. Еще неопределеннее обстоит дело с положительными эмоциями. Они, по-видимому, связаны со средними возбуждениями парасимпатической системы. Но специфические сдвиги, которые им соответствуют в организме, вообще незначительны и трудно поддаются регистрации. Выразительное поведение более специфично. Однако, у людей оно во многом зависит от научения и особенностей культуры. Так, на пример, у европейцев широко открытые глаза — знак удивления, у китайцев — выражение недовольства. А удивление выражается у китайца высовыванием языка. У европейцев почесать за ухом или щеку — это выражение недоумения, у китайцев — это выражение счастья. Мы хлопаем в ладоши от радости. У китайцев этот жест выражает заботу, разочарование. В нашем обществе плюнуть на кого-то — это символ презрения; у представителей же племени масаи — это выражение любви и благословения. Поцелуй, как выражение любви, по-видимому, не существовал у древних, а также у народов Азии и т.д. Так что во всех этих случаях имеют место не непосредственные врожденные эмоциональные реакции, а результаты научения.

Итак, мы имеем уже два ряда наблюдаемых событий, в которые включены эмоциональные переживания. Первый ряд — положительные или отрицательные сдвиги в функционировании организма, о которых сообщают эмоции. Второй ряд — изменения в жизнедеятельности и поведении организма, которые сообщают об эмоциях.

Какую же роль играют в этих событиях эмоции?

Выше, рассматривая деятельность центров эмоций, мы сравнивали их с часовыми, сторожащими организм. Сами эмоции можно тогда сравнить с действиями этих часовых, которыми они отвечают на обнаруженные полезные или вредные сдвиги в жизнедеятельности организма. Спрашивается, в чем же заключаются эти действия, какова их роль в управлении функционированием и поведением организма?

Теоретически здесь имеются три возможных ответа:

1. Эмоциональные центры играют роль наблюдателей. Их задача лишь оценивать обстановку. В этом случае эмоции не вмешиваются в саму жизнедеятельность, а лишь сообщают высшим инстанциям мозга общую оценку того, что происходит в организме.

2. Эмоциональные центры играют роль часовых. Их задача поднимать тревогу, когда возникает угроза нормальной жизнедеятельности, и давать отбой, когда все приходит в порядок. В этом случае эмоции мобилизуют высшие инстанции мозга на деятельность, отвечающую состоянию организма.

3. Эмоциональные центры играют роль передовой охраны. Их задача первыми организовывать оборону организма или переключать его на нормальную деятельность по минованию угрозы. В этом случае эмоции организуют первые реакции организма, пока в это дело еще не включились высшие инстанции мозга.

Разные теории эмоций, существующие в психологии, по-разному, оценивают каждую из этих трех возможностей.

Так, одна группа теорий, опирающаяся на работы психологов Джемса и Ланге, считает правильным первый ответ. По их мнению, восприятие обстановки непосредственно вызывает соответствующие изменения в организме и телесные действия, а эти изменения и действия ощущаются как эмоции. Сам Джемс так обосновывает свою теорию: «Здравый смысл говорит: мы потеряли свое имущество, огорчены и плачем; мы встречаем медведя, пугаемся и убегаем; нас оскорбил противник, мы приходим в ярость и бросаемся на него. Защищаемая здесь гипотеза утверждает, однако, что эта последовательность ошибочна, что одно психическое состояние не может быть непосредственно вызвано другим; что между ними сначала должно наступить телесное изменение (подчеркнуто мной — Л.И.) и что поэтому следует утверждать, мы печальны, потому что мы плачем, сердимся, потому что деремся, испуганы, потому что дрожим».

Переведя высказывания Джемса на современный язык (а он писал это в 1920 г.), суть его теории можно сформулировать так: сигнал о событии, имеющем значение для организма, вызывает в нем ответные реакции. Эти реакции организма отражаются психикой, как эмоциональное переживание. Так, например, вид медведя — сигнал опасности. Организм реагирует на него повышением кровяного давления, учащением сердцебиения, дрожью, бегством и т.д. Эти изменения в организме переживаются нами как чувство страха, т.е. в форме эмоции. Таким образом, эмоция выступает в роли информатора психики о состояниях организма.

Нетрудно заметить, что это утверждение Джемса подтверждается многими фактами, о которых мы говорили раньше (например, опыты с электростимуляцией и химическим воздействием на центры эмоций и вегетативную нервную систему). Оно близко к условно-рефлекторному пониманию поведения (раздражитель-сигнал — ответное поведение организма — реакция). Наконец, в аргументации Джемса содержится чрезвычайно важное утверждение, что психические переживания не могут непосредственно порождать друг друга, а только через телесные. Так, например, восприятие медведя не может вызывать переживание страха. Нужно чтобы в организме наступили физиологические состояния, которые переживаются психикой как чувство страха.

Если мы с этим не согласимся, то придется рассматривать психические явления (ощущения, эмоции) как самостоятельные, которые могут существовать сами по себе, вызывать друг друга, как причина вызывает следствие и т.д. Но ведь психические явления существуют только как отражения материальных. Они — только код, которым выражается информация об определенных материальных процессах в нервной системе и в - организме. Значит, чтобы появилось такое психическое переживание, как эмоция, надо, чтобы в организме протекали какие-то материальные («телесные») процессы, которые это переживание отражает.

Этот важнейший принцип следует хорошо запомнить: любые психические явления представляют переживания каких-то материальных процессов в организме; поэтому психические явления могут возникать и реализовываться только через определенную деятельность организма. Стоит хоть на шаг отступить от этого принципа, и мы рано или поздно должны будем принять призрачный мир самостоятельной, нематериальной души, в котором бродят существующие сами по себе ощущения, чувства, мысли, желания и т.д.

Существуют и прямые эксперименты, подтверждающие идею Джемса. Если в беседе с человеком, к которому мы совсем не испытываем ненависти, начать «разыгрывать» гнев — повышать голос, кричать, размахивать кулаками, то постепенно может действительно возникнуть эмоция гнева, злобы, ярости. Точно так же, «разогревая» себя через внешние выразительные действия, можно впасть в подлинную печаль, возбудить в себе радостный подъем и т.п. На этом основаны некоторые методы тренировки актеров. На этом же основано доведение себя до исступления, огромного эмоционального подъема или, наоборот, полной отрешенности с помощью танцев, ритуалов, специальных поз в разных религиозных сектах (и некоторых современных танцах!).

Всего этого, однако, еще далеко недостаточно, чтобы принять теорию Джемса-Ланге вполне. Приведенные подкрепляющие факты и соображения свидетельствуют лишь об одном: теория Джемса-Ланге верно подмечает и подчеркивает, что материальной основой эмоциональных переживаний являются физиологические состояния и экспрессивные действия организма.

Но теория эта никак не объясняет, для чего нужны эмоции. Она даже не объясняет форму, в которой протекают эмоциональные переживания. Действительно, мы видели, что и тревога, и гнев, и ярость, и страх вызывают в общем сходные физиологические сдвиги. Почему же они переживаются по-разному? Если же виной тому выразительные движения, то непонятно, почему у китайца и у европейца одинаковое движение (поднимание бровей) переживаются по-разному: у одного — в форме негодования, у другого — в форме удивления.

Все дело в том, что у Джемса происходит подтасовка. Эмоциональные переживания кодируют жизнедеятельность организма. Это верно. Но Джемс отсюда делает вывод: эмоциональные переживания отражают жизнедеятельность организма. А это уже неверно. Это все равно, что утверждать, будто буквы отражают смысл слова. Нет, они только кодируют звуки, из которых состоит слово!

Одной из попыток преодолеть указанные ошибки теории Джемса-Ланге представляют так называемые активационные теории (Шеррингтон, Линдслей, Юнг, Маккарди, Мэгун и др.). Эти теории принимают вторую точку зрения (эмоциональные центры — часовые, поднимающие тревогу).

Основанием для нее служат прежде всего данные об участии симпатической нервной системы в возникновении эмоций. Напомним, главные изменения в организме, регистрируемые при появлении эмоций: увеличение или уменьшение против нормы сердечного ритма, дыхания, кровяного давления, обмена и т.д. Физиологии известно, что все эти изменения вызываются, главным образом, необычно высокой или низкой активацией симпатической системы. Но физиологии также известно, что симпатическая нервная система — это тот отдел, который помогает организму справляться с перегрузками, повышенной деятельностью, неблагоприятными условиями. Например, тормозится пищеварение — организм должен действовать, обороняться, проявлять активность. Выбрасывается адреналин — соответственно повышается кровяной обмен, сахар выбрасывается в кровь, создается запас энергии для действия. Отсюда, как мы говорим, у разгневанного человека появляется сверхчеловеческая сила, или как будто крылья вырастают от радости, то есть происходит увеличение энергетических ресурсов организма. Повышается свертываемость крови — тоже понятно. Если в борьбе будет нанесено ранение, кровь быстрее свернется и меньше будут последствия этой травмы. Как видите, описанные реакции организма носят явно выраженный подготовительный характер к борьбе, к действию.

Отсюда вытекает вывод: эмоция, активизируя или подавляя симпатическую систему, подготовляет организм к предстоящей борьбе за существование. Или, наоборот, когда угроза исчезла, подготовляет организм к нормализации его жизнедеятельности. Так бегун волнуется перед стартом. Если мы замерим его газообмен, кровяное давление, сахар в крови и т.д., то увидим, что они на таком уровне, как будто он уже бежит. Эмоция, возбудив симпатическую систему, заранее подготовила его организм к предстоящей нагрузке. Таким образом, эмоция выступает как усилитель. Слабые сигналы угрозы или удовлетворения из внешнего мира и организма она поднимает до такого высокого уровня, что они потрясают весь организм, изменяют всю его жизнедеятельность. Благодаря этому механизм эмоций позволяет предвосхищать предстоящие события и условия жизнедеятельности и заранее подготовлять к ним организм.

Особенное подкрепление эта теория получила после открытия ретикулярной формации мозга в 50-х годах нашего века (см. лекцию XII). Как вы еще, надеюсь, помните, эта сетчатая формация находится в стволовой части мозга, где скрещиваются связи между всеми крупными отделами головного мозга. К ней же идут «отводы» от афферентных и эфферентных нервов, соединяющих мозг со всеми участками организма. Надеюсь, вы также помните, что эта ретикулярная формация играет в деятельности мозга роль своеобразного фильтра и усилителя. Чтобы определенные участки мозга начали реагировать на сигналы, поступающие из внешнего мира и организма, эти сигналы должны быть усилены ретикулярной формацией (т.е. возбудить ее и вызвать ее ответные импульсы). Чтобы команды мозга были выполнены организмом, они тоже должны «получить санкцию» ретикулярной формации и быть усилены ею.

Так был найден в мозгу сам «орган», осуществляющий активацию. Прямые опыты показали, что электрическое раздражение ретикулярной формации порождает точно такую же электроэнцефалограмму, как при эмоции (бета-ритмы). Более того, они вызывают повышение эмоционального возбуждения и соответствующие выразительные движения, а также сдвиги в функциях организма.

Открытия, связанные с активационной теорией, как видим, очень важны. Они приближают нас к пониманию биологического назначения эмоций — подготовлять организм к предстоящим условиям жизнедеятельности и приспособлять его жизнедеятельность к этим условиям. Факты, собранные этой теорией, показывают, что на уровне эмоций действует тот же общий принцип работы психики: она обеспечивает приспособление организма к внешнему миру путем предвосхищения предстоящих изменений условий жизнедеятельности и упреждающей подготовки к ним. На данном уровне отражения одним из средств такого реагирования на будущее оказываются эмоции.

Однако, при всех достоинствах, теория активации тоже имеет немало недостатков. Прежде всего она не объясняет, откуда «знает» ретикулярная формация о предстоящих изменениях условий жизнедеятельности. Далее, она не объясняет, как ретикулярная формация «выбирает», какие упреждающие состояния усилить. Эмоции выступают в этой теории только как средства включения и усиления определенных реакций. Но неясно остается, как выбираются сами эмоции. Наконец, активация или дезактивация организма ретикулярной формацией носит в этой теории генеральный, общий характер. Поэтому теория активации не может объяснить качества, т.е. разнообразие эмоциональных переживаний.

Где же искать ответы на эти вопросы? Для этого зададимся сначала вопросом — от чего зависят различия эмоций. По-видимому, они зависят от характера раздражителей, на которые реагирует организм. Одни из них сигнализируют о текущих состояниях организма: происходящем удовлетворении острой потребности, или полной удовлетворенности основных потребностей, или, наоборот, об их неудовлетворенности. Соответственно, это переживается как удовольствие, наслаждение, или как комфорт, спокойствие, или как неудовольствие, страдание. Другие раздражители сигнализируют о возможности или невозможности удовлетворения важных потребностей. Это, соответственно переживается как восторг, радость, оптимизм, или, наоборот, подавленность, печаль, отчаяние, горе. Третьи сигнализируют об угрозе нормальной жизнедеятельности. В этом случае возникают переживания возбуждения, гнева, ярости, или, наоборот, тревоги, страхи и т.д.

Значит, при помощи эмоций раздражители, действующие на нервную систему, превращаются в сигналы наступивших или назревающих специфических изменений в жизнедеятельности организма. Эмоции выступают как форма текущего или опережающего отражения характера воздействий среды на жизнедеятельность индивида. Онн (эмоции) в форме специфических субъективных переживаний кодируют значения определенных ситуаций внешнего мира для жизнедеятельности человека. Так мы выходим за пределы самого реагирующего организма к его взаимодействию с окружающим миром.

Здесь уже не обойдешься одной вегетативной нервной системой, ретикулярной формацией, центрами удовольствия-неудовольствия и внутренними состояниями организма. Чтобы различать внешние раздражители, узнавать их, связывать с соответствующими реакциями, мозг должен уметь отражать объективные свойства (признаки) этих раздражителей. На первом уровне отражательной деятельности, который мы сейчас рассматриваем, это достигается, как мы знаем, с помощью ощущений.

Значит, связь между физическими свойствами вещей и их биологическими значениями должна выступать в психике как связь между ощущениями и эмоциями. Имеется ли в действительности такая связь? Да, наблюдения и эксперимент свидетельствуют, что имеется!

Так, например, ощущение сладкого одновременно сопровождается переживанием приятного. Скребущий звук сопровождается у некоторых людей неприятным чувством, со всеми его вегетативными проявлениями («мурашки» по коже, мышечное напряжение и т.п.). Красный цвет возбуждает, зеленый успокаивает, а синий угнетает настроение. Ласковые прикосновения приятны, а некоторым доставляет удовольствие щекотание. Если взять более высокие, человеческие проявления эмоций, то увидим, что одни сочетания красок или звуков переживаются, как приятные, другие, как неприятные; одни из них вызывают радость, подъем; другие — тревогу, страх; третьи — успокоение и т.д.

При этом эмоция не «сопровождает» ощущения, не «следует за ним», а как бы «окрашивает» сами ощущения, «пронизывает» их. Эмоция не «возникает в связи с ощущениями», а сами ощущения переживаются как эмоциональные — приятные или неприятные, пугающие или радующие, тревожащие или успокаивающие.

Такая специфическая форма эмоциональных переживаний носит наименование аффективного тона ощущений. Аффективный тон ощущений представляет переживания, отличающиеся от настроений.

Мы видели, что настроения диффузны и непредметны. Они не связаны с какими-нибудь конкретными раздражителями и неопределенны: характеризуются лишь качеством, интенсивностью и длительностью. Аффективные тона ощущений связаны уже с определенными конкретными раздражителями. Они переживаются, пока действуют эти раздражители. Их качество и интенсивность зависят от качества и интенсивности раздражителя.

Если настроения дают общий эмоциональный фон «мироощущения», то аффективные тона составляют как бы эмоциональные качества ощущений, получаемых от мира. В них как бы переживается оценка той ситуации, в которой находится человек. Поэтому, если настроения обращены «вовнутрь», аффективные тона ощущений обращены «вовне». Настроения, так сказать, сообщают, насколько хорошо обстоят дела в самом человеке. Аффективные тона ощущений сообщают, насколько хорошо для человека обстоят дела в окружающем его мире.

При этом аффективные тона еще тоже непредметны. Они оценивают ощущения от вещей, а не сами вещи. Так, когда мы испытываем удовольствие от музыки, это переживание направлено на сами звуковые ощущения, а не на музыкальные инструменты или музыкантов. Сравните, насколько это отличается, например, от удовольствия музыканта, получившего редкую скрипку, когда чувство вызывается именно самим предметом, а не ощущениями, получаемыми от него.

Модальности аффективных тонов такие же, как у настроений: приятно-неприятно. Но так как они связаны с внешним миром, добавляются, по-видимому, еще две модальности: привлекательность-непривлекательность. Приятные раздражители «влекут к себе», а неприятные — отталкивают.

Соответственно, кроме известных нам видов эмоций, в аффективных тонах добавляются еще такие как симпатия (притяжение), отвращение, интерес, ожидание и т.п. Но в общем, по-видимому, качества аффективных тонов те же, что мы рассматривали (тревога, страх, беспокойство, печаль, радость, комфорт и т.д.). И классификация видов эмоциональных переживаний, данная для настроений, годится и для аффективных тонов.

Так же как настроения, аффективные тона имеют определенную интенсивность и длительность. Но, в отличие от настроений, они связаны с определенными раздражениями извне. Поэтому интенсивность и длительность аффективных тонов связаны со свойствами стимула. С этой точки зрения, внешним раздражителям могут быть приписаны определенные эмоциональные характеристики.

Во-первых, не все стимулы вызывают аффективные переживания. Так, например, не насыщены обычно никаким аффективным тоном привычные звуки уличного движения за окном, привычная окраска окружающих домов, привычные действия и т.п. С этой точки зрения можно подразделить и раздражители на эмоци-огенные и нейтральные. Не случайно, по-видимому, во всех примерах эмоционально нейтральных стимулов приходилось добавлять слова «обычный», «привычный». Любой неожиданный раздражитель является, как правило, эмоциональным. Он вызывает ощущения, окрашенные аффективным тоном (хотя бы, например, интереса, ожидания и т.п.).

Во-вторых, аффективные переживания, вызванные разными раздражителями, могут различаться по устойчивости и интенсивности. Например, удовольствие от хорошей музыки может длиться часами, а удовольствие от сладкого торта быстро исчерпывается или переходит в отвращение. Аналогично, с интенсивностью: острый запах сыра может вызвать лишь легкое отвращение, а запах гниющей падали быть непереносимым. В соответствии с указанным различием эмоциогенность раздражителей может варьировать от поверхностной до глубокой.

Как же возникают аффективные тона ощущений?

Ответ на этот вопрос пытаются дать, так называемые, таламические теории эмоций (Кеннон, Хед, Берд и др.). С точки зрения этих теорий, «специфическое качество эмоций добавляется к простому ощущению, когда возбуждаются таламические процессы» (Кэннон). Представить это можно следующим образом. Возбуждения от рецепторов сначала поступают в таламус. Если они нейтральные, то они беспрепятственно идут даль>-ше в кору. Если же они эмоциональные, то они возбуждают таламус. Это таламическое возбуждение идет вниз *— на нервную систему, порождая выразительные движения, и вверх — в кору, где переживается как эмоциональный тон, добавляясь к ощущениям. То же относится к информации о выполненной реакции и ее результатах. Если соответствующие раздражения эмоциональны, то они возбуждают таламус. И тогда оценка результатов действия приобретает эмоциональный оттенок. Вот откуда разнообразие эмоций. Вегетативные реакции однообразны для самых разных эмоций. Но выразительные движения специфичны для каждой из них.

Возникает вопрос, а чем определяется эмоциогенность раздражителя? Кэннон отвечает: она может быть врожденной или приобретенной. При врожденной срабатывает безусловный рефлекс. Нервная система устроена так, что данный раздражитель возбуждает соответствующие центры таламуса. Так, например, определенные раздражители (запах самки) или раздражение определенных участков тела автоматически вызывают у животных возбуждение центра половых эмоций в таламусе.

При приобретенной эмоциогенности срабатывает условный рефлекс. В этом случае возбуждение проходит в кору полушарий, а кора посылает импульсы соответствующих возбуждений в таламус, который, «просыпаясь», шлет обратно в кору эмоцию. Почему? Потому что в коре образовалась соответствующая временная связь этого стимула с возбуждением таламуса. Так индивид научается, какими чувствами реагировать на какие раздражители. Например, изучение показало, что дети не боятся змей. Страх перед змеями и мышами у детей формируется через наблюдения за реакцией родителей, через научение, через страшные сказки и т.п. Точно так же некоторые страхи перед громом, молнией, темной комнатой у одних детей формируются, у других — нет. Аналогично, для положительных переживаний. Например, вряд ли вы сочтете за деликатес лошадиную колбасу, или сушеных мух, или раковины слизняков. Между тем, лошадиная колбаса была деликатесом (т.е. вызывала приятный аффективный тон) у татар, сушеные мухи — китайцев, устрицы и лягушки — для французов.

Как видим, данная теория делает еще шаг вперед. Она рассматривает эмоции как результат взаимодействия коры с таламусом и объясняет разнообразие эмоциональных переживаний. При этом кора выступает как орган отражения свойств внешнего мира. Она — носитель оценок стимулов и программ поведения, накопленных путем обучения. Таламус выступает как носитель врожденных программ общих приспособительных реакций организма. Он — орган непосредственной оценки воздействий внешнего мира, а также состояний организма и прямой реакции на них. Общий характер их взаимодействия, по Кэннону, заключается в антагонизме: кора тормозит таламус, и обратно. В общем, приобретенные знания и программы поведения доминируют над древними, врожденными отношениями к миру и реакциями. Последние прорываются только тогда, когда кора не может справиться с ситуацией. Например, когда ей «неизвестно как действовать» (нет опыта и соответствующих программ), или предпринимаемые действия не дают эффекта (программы негодны, мир изменился и т.п.). Но зато, когда бразды правления взял таламус, летят кувырком все приобретенные корой значения и нормы действия. Так, например, мы теряемся, впадаем в панику, приходим в ярость, когда встречаем непреодолимую угрозу (нет программ действия), или когда все наши усилия не достигают цели (имеющиеся программы неэффективны). Поэтому, когда могущественная эмоция ослепляет человека, он совершает дикие и бессмысленные действия: плачет, бьется в судорогах, душит обидчика, впадает в окаменение (возвращение к древним формам реагирования).

Приведенные примеры говорят о том, что в таламической теории имеется зерно истины. О том же говорят и некоторые экспериментальные факты. Например, кошки, у которых удалена кора полушарий, проявляют повышенную возбудимость, частые вспышки ярости и страха по малейшим поводам и т.п. Кроме того, есть данные, что центры, заведующие внешним выражением эмоций, действительно расположены в таламусе.

Однако, есть факты и против этой теории. Во-пер-вых, основная масса центров удовольствия и наказания расположена, как мы уже знаем, не в таламусе (они есть в гипоталамусе, мозжечке и многих других отделах). Во-вторых, опять-таки не таламус, а гипоталамус оказывает главное влияние на вегетативную нервную систему. Таламус же «заведует» максимум некоторыми выразительными движениями. Так что фактически дело обстоит намного сложнее, и в формирование эмоции вносят свой вклад все отделы мозга.

Но главное — другое. Из всех этих теорий неясно, почему возникают эмоции и для чего они нужны. Вспомним универсальную схему поведения живых организмов, с которой мы начали наш курс (см. лекцию II). Свойства внешнего мира отражаются психикой. В соответствии с этими свойствами выбираются программы ответного поведения. Оно осуществляется. Психика отражает и оценивает результаты. Полезные свойства отмечаются и полезные действия закрепляются, вредные и безразличные отбрасываются. Так формируются все более правильные картины реальности и все более эффективные программы поведения.

А причем тут эмоции?

Некоторые ученые так и отвечают — не причем! Так, например, американские психологи Хебб и Ходж, французские Клапаред и Жане прямо говорят, что эмоции — это просто нарушение нормальной нервной активности в коре. Они возникают, когда у животного или человека нет готовых программ реагирования на данную ситуацию. Тогда происходит бессмысленный разряд энергии, который дезорганизует действия и мышление. Эмоция выглядит здесь, как жест отчаяния, которым реагируем мозг на непонятную, неожиданную или безвыходную ситуацию, в которой он не знает, как действовать. Она представляет собой врожденную реакцию на неразрешимый конфликт между тем, что человек знает и может и тем, чего от него требует жизнь.

Теории такого рода можно назвать конфликтными теориями эмоций.

В советской психологической науке такую теорию развивает П.В. Симонов. Однако, он не делает отсюда пессимистического вывода, что эмоции не нужны или бесполезны. По мнению Симонова, эмоция как раз помогает организму выходить из таких, казалось бы, безвыходных положений. Он пишет: «Существует притча о двух лягушках, попавших в банку со сметаной. Одна из лягушек, убедившись, что выбраться из банки невозможно, прекратила сопротивление и погибла. Другая продолжала биться, хотя се прыжки и казались бессмысленными. Под ударами лягушачьих лапок сметана постепенно загустела, превратилась в комок твердого масла. Лягушка влезла на него и ... выпрыгнула из банки».

Эта маленькая сказка, — говорит Симонов, — иллюстрирует две самые характерные черты эмоционального напряжения. Эмоция возникает при недостатке сведений, необходимых для достижения цели. Замещая, компенсируя этот недостаток, она обеспечивает продолжение действий, способствует поиску новой информации и тем самым повышает надежность живой системы. Исходя из цели действий, Симонов объясняет и разнообразие эмоций. Например, когда цель — обладание каким-то предметом, а информации о способах достижения цели не хватает, возникают эмоции беспокойства, печали, горя, отчаяния. Когда цель — избегание или защита, то в тех же условиях возникают настороженность, тревога, страх, паника и т.д. Положительные эмоции возникают, по Симонову, при избытке информации. Например, не ожидал человек большого выигрыша, а выиграл в лотерею «Волгу». Здесь цель — обладание, а информации больше, чем надо. Результат: восторг, счастье, радость!

По-видимому, многое в этих наблюдениях верно. Привычное, обыденное, стереотипное действие, действительно, протекает обычно без эмоций. Но из-за чего? Из-за достаточности информации или просто, потому что оно осуществляется автоматически при минимальном участии сознания. Неясно и с положительными эмоциями. Как, например, понять «избыток информации» о средствах достижения цели у счастливого обладателя «Волги»? А если бы он точно знал, что выиграет «Волгу», то он бы не радовался?

Но главные неясности конфликтных теорий не в этом. Главное в том, что все они опускают механизм эмоций ниже условно-рефлекторного уровня и даже ниже инстинктивного уровня. Нет необходимой информации или нет подходящих программ, а действовать надо — вот тогда и включаются эмоции. Эмоции выступают, таким образом, как самые древние, неспециализированные формы инстинктивного поведения. Получается, что стоит лишь образоваться специальному инстинкту или навыку, которые обеспечат целесообразное поведение, как эмоция становится ненужной, лишней, вредной.

Почему же такая сверхдревняя форма реагирования сохраняется и процветает у современного человека? Почему развитие культуры не сокращает, а наоборот, расширяет и обогащает палитру человеческих эмоций? Почему без страсти, без богатства чувств немыслима полноценная человеческая личность?

Все дело в том, что почти все существующие теории эмоций останавливаются где-то в самом начале пути. Теория Джемса-Ланге показывает, что эмоции отражают состояния организма. И на этом останавливается. Теории активации добавляет, что эмоции способствуют мобилизации сил организма для предстоящих действий, или наоборот, переключению организма на нормальную деятельность. Таламические теории доказывают, что эта эмоциональная мобилизация (или демобилизация) организма контролируется корой полушарий. Конфликтные теории разъясняют, что контроль этот выражается в использовании эмоциональных реакций, когда кора не может сама справиться с ситуацией (нет нужного времени, или знаний, или программ действия). Информационная теория объясняет, что эти эмоциональные реакции обеспечивают продолжение деятельности и поиск информации в ситуациях, неразрешимых имеющимся способам.

Ну, а дальше? Итак, мозг убедился, что ситуация для него неразрешима. Таламус включил эмоциональные реакции. Эти реакции мобилизовали организм. Мобилизованный организм начал отчаянно действовать по древним программам бегства или атаки, овладения или успокоения, поиска или замирания. Действуя таким образом, он наткнулся или не наткнулся на решение задачи, т.е. собрал определенную информацию о новой ситуации, с которой ранее не встречался. А дальше?

Мы с вами знаем, что именно дальше происходит самое главное. Полезные, удачные действия, которые способствуют достижению данной цели в данной ситуации, закрепляются. Вредные и бесполезные отсеиваются. Отличительные признаки ситуации выделяются, запоминаются и связываются с соответствующим поведением, т.е. превращаются в сигналы (см. лекции II и IV).

Как же различает психика полезные, вредные и нейтральные свойства вещей? Мы знаем уже, что такими индикаторами служат переживания удовольствия-стра-дания-безразличия. Если ощущения сообщают о собственных объективных свойствах вещей, то модальности аффективного тона ощущений сообщают о значениях этих объективных свойств (вещей) для организма. Итак, вывод первый: с помощью эмоциональных переживаний психика оценивает и классифицирует свойства вещей по их значению для жизнедеятельности организма.

Удовольствие и страдание могут быть связаны с удовлетворением или неудовлетворением различных нужд организма. Мы видели, что в зависимости от того, какие именно нужды удовлетворяются (не удовлетворяются), изменяется качество эмоциональных переживаний. Например, угроза жизнедеятельности организма переживается как страх, удовлетворение половой потребности — как сексуальное наслаждение и т.д. Отсюда второй вывод: качество аффективных тонов сообщает

о том, для каких целей (нужд) организма имеют значение данные объективные свойства вещей.

Мы знаем, что действия, которые осуществляет организм, тоже отражаются в коре в форме проприоцеп-тивных ощущений (мышечных, положения, движения, органических и т.д.). Результатами этих действий являются изменения окружающего мира и состояний организма. Эти изменения могут быть полезны или вредны для жизнедеятельности организма. Соответственно, проприоцептивные ощущения приобретают определенный аффективный тон, т.е. переживаются как приятные или неприятные, сопровождаются страхом, или яростью, или радостью и т.д. Отсюда вывод третий: эмоциональные переживания осуществляют также оценку и классификацию действий, совершаемых индивидом, по значению их результатов для его жизнедеятельности.

Наши три вывода позволяют понять, что отражают эмоциональные переживания, т.е. о чем они сообщают.

Следующий вопрос, в какой форме происходит это отражение? На него мы тоже получили уже ответ. Оно происходит в форме эмоциональных модальностей и качеств субъективных переживаний. При этом модальности эмоций кодируют значение раздражителя и ответных действий для жизнедеятельности индивида в целом. А качества эмоций кодируют значения раздражителя и ответных действий для отдельных сторон жизнедеятельности организма (определенных его нужд, потребностей, целей).

Далее, встает вопрос, каким образом возникает эмоциональное отражение. Из того материала, который мы рассмотрели, на этот вопрос тоже можно уже дать определенный ответ. Непосредственной основой эмоциональных переживаний являются процессы возбуждения в некоторых отделах подкорки и древнего мозга (таламусе, гипоталамусе, миндалине, ретикулярной формации и др.). При этом одни участки ответственны главным образом за общую модальность эмоции (ретикулярная формация, миндалина), другие — за специфические качества эмоций (таламус, гипоталамус). Но все эти отделы головного мозга, в свою очередь, отражают и регулируют процессы, происходящие в вегетативной нервной системе и центральной нервной системе. А процессы, протекающие в этих нервных системах, в свою очередь отражают жизнедеятельность организма — функционирование его внутренних органов и совершаемые им внешние движения (см. лекцию XII).

Таким образом, в конечном счете, основой эмоциональных переживаний оказываются состояния организма, его жизнедеятельность. Информация о них проходит длинную цепочку перекодирований и переработки, пока, наконец, принимает в психике форму эмоционального переживания. При этом, по-видимому, эмоциональным переживаниям отвечают не всякие действия и состояния организма, а некоторые вполне определенные, которые мы назвали индикаторами эмоций. Так, например, отрицательные эмоции связаны, как мы видели, с определенной системой сдвигов в телесных функциях (повышение или понижение кровяного давления, частоты сердцебиений и дыхания, секреции адреналина или норадреналина и т.д.). Они же связаны с определенной системой мышечных движений (напряжение мышц, бегство, атака и т.д.).

Таким образом, материальной основой эмоций, в конечном счете, являются определенные телесные процессы₉ а именно системы органических эмоциональных реакций и мышечных выразительных движений.

Именно эти телесные процессы обуславливают, в конечном счете, те субъективные переживания, которые мы называем эмоцией.

Спрашивается, откуда они взялись эти специфические органические и мышечные процессы? Здесь, по-видимому, отчасти правы те теории, которые рассматривают эмоциональные реакции как древнейшие доинстинктивные формы приспособления живого к окружающему миру. Если спуститься далеко вниз по лестнице развития живых существ, то мы дойдем до такой ступеньки, где еще нет психики, нет нервной системы (или, по крайней мере, центральной нервной системы), нет рецепторов и способности дифференцировать раздражители внешнего мира, а также реакции на них. Пример — амебы, гидры и другие простейшие.

На этой стадии раздражители прямо действуют на организм и автоматически вызывают в нем общие глобальные органические и двигательные реакции — изменение обмена веществ, приближение и поглощение (питание), удаление или замирание (самосохранение) и т.п. Такое приспособительное реагирование мы обнаружили, рассматривая поведение, когда изучали, например, тропизмы, патии и таксисы (см. лекцию II). Проходят миллионы лет. Организмы обзаводятся куда более тонкими и совершенными механизмами регулирования поведения. У них формируется нервная система. Наконец, возникает психика, как инструмент тончайшего анализа и синтеза свойств внешнего мира, обнаружения и отражения его связей, формирования и организации поведения в соответствии с ними. Но древние механизмы прямого реагирования на благоприятные и неблагоприятные воздействия на организм не исчезают. Они заложены в самых основах строения всего живого. И когда тонкие аппараты нервно-психического регулирования оказываются не в состоянии справиться с задачей, организм включает свой последний резерв — древние механизмы слепого, но могучего целостного эмоционального реагирования.

В этом, как мы сказали, представители конфликтной теории эмоций правы. Но они неправы, когда считают, что к этому и сводится все назначение эмоциональных реакций. Природа никогда не оставляет древние устаревшие способности организма просто так «про запас». На каждой следующей ступени эволюции она использует то, что унаследовала от предыдущей, но по-новому, для новых целей.

Резервная функция эмоциональных реакций действительно существует. Но это для редких чрезвычайных случаев. И не в ней главное назначение этих реакций. Главное в другом. Эмоциональные реакции снабжают психику особой формой переживаний, отличающихся от ощущений. И психика использует эту особую форму переживаний как специальный код для отображения определенных важных свойств внешнего мира, которые не отражаются ощущениями. Такими важными свойствами вещей и действий являются их значения для удовлетворения определенных нужд индивида. Ощущения, идущие извне, не содержат информации об этих свойствах внешних раздражителей. И психика использует для кодирования информации о них переживания, идущие «изнутри», вызываемые собственными телесными действиями организма.

Все нервные пути двусторонни. Они включают подачу возбуждений «снизу — вверх» (афферентацию) и «сверху — вниз» (эфферентацию). Определенные сдвиги в жизнедеятельности организма возбуждают соответствующие эмоциональные центры подкорки и переживаются как эмоции. Но действительно и обратное: возбуждение определенных эмоциональных центров подкорки вызывает соответствующие сдвиги в жизнедеятельности организма. И это тоже переживается как соответствующая эмоция.

Для младенца, по-видимому, верно утверждение Джемса. Младенец плачем реагирует на голод, и этот плач вызывает соответствующую эмоцию. Младенцу «грустно, потому что он плачет». Но затем все переворачивается. Отсутствие матери включает центр отрицательных эмоций. А этот центр возбуждает симпатическую систему, которая запускает, в частности, слезные железы. Ребенок «плачет, потому что ему грустно». Само переживание грусти по-прежнему имеет основой соответствующие вегетативные реакции. Но запущены они уже из центра. Кем? Конечно, главным режиссером нашего поведения — корой головного мозга.

Поэтому неверно думать, что эмоции «сидят в центрах подкорки». В этих центрах располагаются лишь отражение и регуляция телесных эмоциональных реакций. А эмоциональные переживания разыгрываются в коре. Она отражает события, протекающие в подкорке, вегетативной системе и организме специфическим кодом чувствований. А может и запускать эти события. И, действительно, стоит коре выключиться (пример — глубокий сон под наркозом), как те же сдвиги жизнедеятельности не будут переживаться, «вегетативные бури» останутся, а эмоции исчезнут. Аналогичные явления наблюдаются при некоторых психических заболеваниях, например, апатии. В организме при этом могут протекать соответствующие вегетативные процессы. А человек полностью теряет способность переживать чувства, хотя все остальные психические способности (ощущать, воспринимать, мыслить и др.) сохраняются. Наконец, при прямых раздражениях вегетативной нервной системы человек часто замечает отличие своих переживаний от «подлинных» чувств. Он говорит «чувствую, как будто бы я испытываю гнев».

Из всего сказанного вытекают три важных вывода, которые нам очень понадобятся в дальнейшем:

1. Когда требуется отобразить определенные свойства реальности, которые не даны непосредственно в ощущениях, психика использует для этой цели переживания, вызываемые собственной деятельностью организма.

2. Эти субъективные телесные (и двигательные) переживания превращаются в код, с помощью которого психика фиксирует информацию о важных, но неощутимых, объективных свойствах реальности.

3. Соответствующие действия организма становятся средством вызвать в психике эти информативные переживания и выразить их, т.е. приобретают символический характер, становятся физическим языком для сообщения, передачи и приема соответствующей информации.

Так психика справляется с неразрешимой, казалось бы, задачей ощутить неощутимое, отобразить то, что не имеет образа, материально воплотить то, что является нематериальным.

Теперь мы можем вплотную подойти к пониманию роли эмоций в формировании целесообразного поведения живых существ. В структуре условных рефлексов эмоции представляют психическое отражение награды (наказания).

Таким образом, эмоции, на рассматриваемом нами уровне отражения представляют психический механизм селекции, отбора и кодирования (отображения) значимых свойств раздражителей и целесообразных реакций на них организма.

Возникает вопрос, а для чего нужен этот механизм? Действительно, к чему живым существам это промежуточное психическое звено регуляции поведения? Почему эта регуляция не может целиком автоматически протекать на физиологическом уровне по схеме «раз-дражение-реакция»? Или, в крайнем случае, почему для этой цели недостаточно промежуточного психического звена в виде ощущений, т.е. схемы: сигналы о свойствах раздражителей — соответствующие им ответные действия?

Мы видели, что в психологии есть теории, которые ограничиваются этими схемами поведения (бихевиоризм, условно-рефлекторные концепции). Для них эмоциональные переживания, действительно, выступают как ненужные или даже вредные побочные «продукты» взаимодействия организма с окружающей средой. Как своего рода «тень», отбрасываемая в психику физиологическими процессами организма и не играющая никакой роли в формировании его поведения. (В психологии такие побочные сопровождающие психические переживания называют эпифеноменами.)

Так ли это? Чтобы ответить, рассмотрим, чем отличается эмоциональная форма отражения от физиологической и сенсорной (т.е. ощущений). Для этого обратимся к условиям их возникновения. Физиологическое отражение представляет возбуждение, порождаемое в нервной системе действиями раздражителя. Сенсорное отражение представляет объективные свойства раздражителя, действующие на рецепторы. В обоих случаях источник и характер отражательных процессов и переживаний зависят не столько от деятельности организма, сколько от свойств объектов, которые на него воздействуют. И физиологическое и сенсорное отражения кодируют свойства объектов, непосредственно воздействующие на организм.

Совсем иначе обстоит дело с эмоциональными переживаниями. Непосредственно они, как мы видели, кодируют определенные собственные действия организма — его эмоциональные телесные реакции и выразительные движения. Указанные собственные действия организма до некоторой степени находятся в его власти. Грубо говоря, чтобы возникло переживание (ощущение) красного цвета, мозгу надо дождаться, когда перед глазами появится красный объект. (Следует помнить, что мы говорим пока лишь о первом уровне непосредственного отражения.) Чтобы возникло переживание ярости, возбуждения, мозгу достаточно подать команду эндокринным железам, симпатической нервной системе и мышцам, выбросить адреналин, повысить уровень обмена веществ и энергии, совершить «угрожающие» движения и т.д.

Команды эти подают, как мы знаем, эмоциональные центры. Значит, достаточно мозгу связать определенные ощущения с возбуждением определенных эмоциональных центров, как организм выдаст соответствующие реакции и возникнет переживание ярости, возбуждения. При этом вовсе не обязательно, чтобы организму уже был нанесен вред. Ощущение может отображать лишь сигнальное свойство, т.е. сообщать о появлении предмета, который может нанести вред. Так, кошка реагирует яростью на появление собаки до того, как последняя фактически начала нападение. Более того, эмоциональная реакция может возникнуть в ответ на сигнал о появлении предмета, относительно которого просто неизвестно, является ли он безопасным. Так животное пугается при появлении любого нового для него раздражителя. Например, громкого звука, надвигающегося неизвестного существа и т.п.

Таким образом, относительная свобода организма в распоряжении своими внутренними процессами и внешними движениями позволяет использовать некоторые из них для формирования психических отражений ожидаемого будущего. Первой ступенью таких отражений и являются эмоции. Они позволяют, как мы видели, непосредственно оценивать не только текущее воздействие среды на организм (о чем сообщают ощущения), но и те вероятные воздействия, которых можно ожидать от окружающего мира (об этом сами по себе ощущения не сообщают!).

Таким образом, эмоциональное отражение вносит существенно новую возможность в регуляцию поведения. Благодаря эмоциям живому существу не надо дожидаться, пока в его жизнедеятельности наступят определенные, полезные или вредные, изменения. Аффективный тон ощущений заранее сигнализирует о том, «чего можно ожидать» от внешнего мира, заранее подготовляет организм и соответствующее ответное поведение. Таким образом, на первом уровне психической деятельности именно эмоции оказываются средствами опережающего отражения предстоящих событий и упреждающего регулирования поведения до наступления самих этих событий.

Опять психика решает, казалось бы, неразрешимую задачу. Она не только ощущает «неощутимое», отражает то, что не имеет образа, воплощает нематериальное — значения объектов для организма. Психика ухитряется ощутить то, чего вообще еще нет, отобразить то, что не появилось, воплотить то, что еще не приобрело плоти.

Итак, суммируя, можно сказать, что эмоциональные переживания на рассматриваемом уровне представляют собой психический механизм, с помощью которого:

а) отражается и оценивается значение раздражителей для организма;

б) обеспечивается отбор сигналов, сообщающих о свойствах среды, имеющих значение для жизнедеятельности организма;

в) обеспечивается мобилизация общих приспособительных реакций организма (обороны, поиска информации и ответных действий, прекращения активности и т.п.);

г) обеспечиваются отбор и закрепление целесообразных действий в данной ситуации;

д) обеспечиваются опережающее отражение предстоящих значимых изменений среды и упреждающее регулирование поведения.

Отсюда видно, что эмоциональное отражение выступает как опосредующее звено между воздействиями внешнего мира и ответным приспособительным поведением организма. Через него осуществляется прямая связь со средой. Если мозг «не знаком» с ситуацией и не имеет для нее готовых программ поведения, то эмоции обеспечивают общую мобилизацию организма. Они организуют тотальную его оборону и поиск подходящих форм поведения. Или, обратно, «бьют отбой», сигнализируют об удовлетворении нужд и потребностей, о достижении целей жизнедеятельности. Через эмоции осуществляется и обратная связь. Они выражают оценку результатов поведения, обеспечивают отбор значимых сигналов и целесообразных ответных действий.

Таким образом, эмоции, в отличие от инстинктов и навыков, обеспечивают приспособление организма к изменениям привычной среды. Здесь можно выделить 2 случая:

1 случай. Эмоции включаются, когда у организма нет специальной программы ответного поведения, подходящей для данной ситуации. В этом случае эмоции обеспечивают общее охранительное поведение, поиск информации и формирование адекватного специфического поведения. Они осуществляют общую оценку информации, мобилизацию активности организма, отбор полезных сигналов и реакций.

2 случай. У организма есть в его репертуаре «знание» поступивших сигналов и соответствующие программы ответных реакций. В этом случае эмоции обеспечивают проверку соответствия этих сигналов и реакций условиям среды, подкрепление или торможение этих сигналов и реакций и т.д.

Таким образом, эмоции обеспечивают формирование условных рефлексов и навыков, а также обеспечивают или прекращают их функционирование. Сами эмоциональные переживания представляют новый код психики, обобщающий свойства вещей с точки зрения их отношения к определенным действиям организма. Они как бы оценивают с точки зрения организма, как отвечают вещи на те или иные действия (и тем самым оценивают также эти действия).

С этой точки зрения, эмоции несут определенную новую информацию о реальности. Они сообщают о таких ее общих отношениях, которые обнаруживаются посредством деятельности и не могут быть обнаружены при простом «созерцании», т.е. одними лишь ощущениями.

Такая переработка информации о внешнем мире, при помощи которой выделяются (абстрагируются) определенные общие отношения реальности (и организма), называется мышлением.

Животные мыслят! Это утверждение для вас, наверное, неожиданно. Мы привыкли связывать мышление с сознанием, речью, понятиями, рассуждениями, логическими доказательствами. Ничего этого нет у животных, которые «сидят» преимущественно на уровне рефлекторного поведения. Откуда же здесь взяться мышлению?

Оно и «берется» из того арсенала нервных механизмов, которым обладают животные — из условных рефлексов.

Так, например, павловская собака, у которой выработан условный пищевой рефлекс на красный свет, реагирует сначала пищевым поведением на вспышку любого цвета. Так козел в опытах Бехтерева, заслышав звонок, сигнализирующий о предстоящем ударе тока в заднюю ногу, начинает весь дергаться в станке. Это — следствия внутреннего, чисто физиологического процесса. В соответствии со свойствами нервной системы возбуждение иррадиирует, растекается из участка, где оно возникло, в участки, которые с ним связаны.

Но дальше уже начинаются явления, которые зависят от условий внешнего мира. Если остальные цвета не подкрепляются пищей, то постепенно реакции на них тормозятся. И в конце концов собака начинает реагировать только на красный свет, оставаясь равнодушной к остальным. Также и козел. После ряда повторов, он реагирует на звонок лишь отдергиванием ноги. Все остальные бесполезные движения исчезают. Происходит дифференцировка стимулов и реакций.

Какие именно дифференцировки и генерализации формируются, зависит от подкреплений и неподкреплений, т.е. от ответов среды на действия животного. В поведении это отражается закреплением или торможением определенных стимулов и реакций. В психике это отражается модальностями и качествами эмоциональных переживаний (приятно-неприятно, страх-ярость и т.д.).

Таким образом, оценочные эмоциональные переживания формируются непосредственно через действия организма и непосредственно управляют формированием этих действий. Поэтому рассматриваемый способ переработки информации имеет своеобразный характер аффективно-двигательного мышления. Такое мышление обобщенно отражает значения определенных свойств вещей для жизнедеятельности организма, обнаруженные через действия. Оно классифицирует вещи, объединяет и разделяет их на группы по результатам для организма, которые дают определенные действия над этими вещами. Оно управляется действиями и выражается в них. Оно опирается на новую обобщенную форму отношений с действительностью — эмоциональные реакции. С помощью этих реакций оно формирует новую форму отражения действительности — эмоциональные переживания. Это — новый код отражения, более высокий и обобщенный по сравнению с ощущениями. Поэтому его можно рассматривать как вторую ступень чувственного отражения реальности психикой.

Вот этот переход от низших, частных, непосредственных форм отражений реальности к более высоким, обобщенным, опосредованным (активностью индивида) формам отражения называют иерархическим перекодированием информации. Оно составляет главную тайну психической деятельности. Мы будем дальше все время встречаться с этим процессом, когда станем рассматривать переход от ощущений к восприятиям, от восприятий к представлениям, от представлений к понятиям. Поэтому стоит поближе присмотреться к тому, какие выводы позволяет сделать рассмотренный материал относительно процессов кодирования и перекодирования информации психикой, т.е. о закономерностях формирования ею отражений действительности и их переработки.

1. Эта переработка заключается в образовании психических переживаний, которые отображает результаты селекции, дифференцировки, объединения и обобщения исходной информации.

2. Селекция, дифференцировка, объединение и обобщение осуществляются по линиям отношений вещей и организма, имеющих определенное значение для его жизнедеятельности и приспособления к среде.

3. Эти отношения и значения вещей обнаруживаются при определенных действиях с ними. Таким образом фильтрация и перекодирование информации осуществляются через деятельность, управляются ею и отражают ее результаты.

4. Отражения этой деятельности и ее результатов в психике составляют новый тип переживаний. Эти переживания становятся новым кодом, с помощью которого отображаются выделенные обобщенные отношения и значения вещей и действий, обнаруженные посредством деятельности.

5. Новые коды (например, эмоции) выступают как особые переживания, отличающиеся по модальности и качествам от исходных (ощущений). Вместе с тем, они неразрывно связаны с исходными формами отражения: вызываются ими и, обратно, вызывают их.

6. Высший код носит своеобразный характер. Его базой являются не действия вещей на организм, а действия самого организма (внутренние и внешние). Поэтому непосредственно он выступает как программа определенных собственных действий организма на определенные сигналы среды, т.е. некоторая система рефлекторных связей.

7. Когда высшие коды сформировались, они становятся орудием опережающего отражения и упреждающей регуляции, т.е. начинают управлять поведением и действиями. Они представительствуют, что следует ожидать от объекта и определенных действий по отношению к нему. Тем самым они обеспечивают упреждающую подготовку к ответным действиям и выбор программы этих действий, становятся часовыми пусковых сигналов и дирижерами их отбора.

12 3ак. 214?

ЛЕКЦИЯ XV

Восприятия

Перцептивные категории, атрибуты и модели. Функции восприятия Первый сенсорный уровень отражения действительности, рассмотренный в XIII и XIV лекциях, можно охарактеризовать как…

П_л_ги AOAJ

Рис. 13 4. Замкнутость структуры. Действие этого фактора иллюстрируется рисунком 14.… 5. Согласованное поведение элементов, т.е.

ЛЕКЦИЯ XVI

Перцептивной деятельность

Коррекция. Дополнение. Фильтрация. Узнавание и предметные значения. Обследование и вероятностные оценки. Формирование перцептивного образа Итак, мы обнаружили, что восприятия отражают уже не характер непосредственного… Как же происходит этот процесс? Каким образом изменчивый, переливчатый, текучий поток ощущений перерабатывается в…

Предметно-действенное мышление

Сенсо-моторный интеллект. Его структуры и развитие В прошлой лекции мы узнали, что представляют собой восприятия и как происходит… Теперь взглянем на те же процессы с другой точки зрения, так сказать, извне. Зададимся вопросом, как влияет появление…

ЛЕКЦИЯ XVIII

р»а«»

ПРЕДСТЙВЛСНИП

Сущность и функции представлений. Смысл и семиотические отношения. Имитация и чувственное моделирование. Формирование представлений Итак, в предыдущих лекциях мы рассмотрели перцептивный уровень отражательной… Однако, для адаптирующего поведения такой уровень отражательной деятельности уже недостаточен. Чтобы приспособить…

ЛЕКЦИЯ XIX

ОБРАЗНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Трансформации представлений. Ассоциации. Идеальное экспериментирование. Структура и операции образного мышления.… В предыдущей лекции мы говорили о неустойчивости представлений в том смысле, что сам представляемый образ все время…

ЛЕКЦИЯ XX

щиiwjHrtwiiKM'.r уътытг* i,, ттж1»штярштттшшж*ж&*а&татш*п0*ш'&ж

СЛОВО, ЯЗЫК И РЕЧЬ

Парадигматические и лингвистические значения. Семантические классы и поля. Генезис вербальных значений. Структура языка и речевой деятельности Итак, в прошлой лекции мы расстались с представлениями в самый драматический… Такое превращение может достигаться, как мы видели, двумя способами. Первый из них — метафориза-ция, когда образ…

ЛЕКЦИЯ XXI

ЭМПИРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ И СМЫСЛ

В прошлой лекции мы видели, что, начиная с отображения наглядных представлений о реальности, слова приобретают все более переносное и,… Возникает вопрос: если таким словам и словосочетаниям не отвечают уже… Многочисленные исследования этого вопроса дают результат совсем неожиданный: значение слова отображается самим словом,…

ЛЕКЦИЯ XXII

.рые-шкмииишщжю* цщиммииам я^ттшшшеяилтттещгъггъп'.'чнвтм

Эмпирическое мышление

значений. Обнаружение и использование отношений. Решение задач. Операции и структуры эмпирического мышления. Рассудок На прошлой лекции мы видели, что в значениях закреплено огромное количество информации о действительности. В них…

UJ

|_|_

I I

Рис. 39

Можно еще сказать, что все приведенные примеры задач очень искусственны и не похожи на то, с чем мы сталкиваемся в жизни. Но, во-первых, от этого они не перестают быть задачами, а, во-вторых, вот отрывок из протокола опыта:

Протокол решения задачи по сборке велосипедного звонка. Испытуемый П.В. 13 лет.

1. Осматривает предложенные детали, последовательно переводя взор с одной на другую. Берет в руки основание корпуса,

2. Почти одновременно другой рукой берет ротор и надевает его на ось ротора вверх зубчаткой.

3. Производит функциональную пробу, поворачивая ротор вокруг оси. Ротор свободно поворачивается и, ударяя по оси рычага, производит слабый звон (!).

4. Надевает рычаг осевым отверстием на ось ротора

и, поворачивая его вокруг этой оси, производит функциональную пробу. Ротор при этом остается неподвижным, а кнопка цепляется за ось рычага.

5. Снимает рычаг и ротор. Переворачивает ротор и надевает его на ось ротора правильно. Надевает рычаг на ось ротора, повернув его на 180°. Производит функциональную пробу. Эффекта нет.

6. Надевает рычаг на ось рычага, повернув его верхней плоскостью вниз. Пытается ввести в зацепление зубцы ротора и рычага, но не может. Снимает и переворачивает ротор, который был надет правильно.

7. Снимает и устанавливает правильно ротор, затем — рычаг. (Облегченно вздыхает, улыбается). Теперь пружинку...

8. Надевает цилиндрическую часть пружины на ось ротора. Производит пробу поворотом рычага. Ожидаемого эффекта упругости нет. Зацепляет крючок пружины на ось рычага. Производит функциональную пробу. Эффекта упругого соединения нет.

9. Зацепил крючок пружины за отверстие в шайбе ротора, ищет, куда бы зацепить другой ее крючок. Находит сосок на корпусе ротора.

10. Отцепил пружину от ротора и установил ее правильно. Пробует «звонить» — получается. Довольно улыбаясь, навинчивает колпачок — «Вот и все!».

Решение задачи найдено самостоятельно и выполнено правильно за 9 минут.

Опыты эти проводились у нас в лаборатории B.C. Ивашкиным. Нетрудно заметить, что и здесь решение достигается путем проб, с помощью которых проверяются разные варианты решения и накопляется информация о свойствах, взаимном расположении и функциях деталей звонка.

Но это уже задача, очень близкая к жизни. Наладчики и ремонтники, техники и конструкторы повседневно сталкиваются с такого рода задачами в своей деятельности. Например, перед наладчиком встает такая задача. Резец дробит обрабатываемую поверхность детали. В чем дело? Решение достигается перебором возможных причин: вибрация детали в патроне; вибрация резца или резцедержателя; тугой и рывками ход суппорта; зазор в подшипниках шпинделя; зазор в направляющих суппорта и пр. Наладчик проверяет каждый из этих вариантов, сопоставляя с характером дефектов детали, а затем практически на станке.

Исследования психологов показали, что в решении такого рода задач наладчиками и ремонтниками наблюдаются те же две основных стратегии, что при угадывании числа. Цри этом упорядочение перебора производится обычно в соответствии с частотой проверяемых вариантов в практике, т.е. начинают с наиболее частых причин данного дефекта, затем переходят к более редким и т.д.

И ученый нередко решает свои задачи аналогичным путем, выясняя, как природа отвечает на его предположения.

Примерно так же решают задачи и играют начинающие и очень плохие шахматисты: «А что если я пойду пешкой? Он меня съест. А я ему сделаю шах.» и т.д.

В общем, значения данных, подходящие для решения задачи, в принципе могут быть обнаружены просто перебором различных свойств объектов и отношений, которые входят в условия задачи. Причем эти свойства и отношения могут выявляться как теоретически — анализом значений соответствующих данных задач, так и практически — выяснением этих значений через эксперимент.

Однако в любых случаях этот путь поиска в данных задачи значений, подходящих для ее решения, посредством перебора — плохой и не очень «умный» путь решения задач.

Дело в том, что у каждого объекта в принципе можно выявить бесчисленное множество свойств и отношений. Причем, в большинстве случаев «на лбу» у объекта не написано, какие из этих свойств и отношений имеют значение для решения данной задачи. В школе и в учебных задачах — это еще не так заметно, потому что там, как правило, задачи искусственные. В них специально выделены только те данные, которые имеют значения для задачи.

В жизни это не так. Уже в такой предельно упрощенной и формальной модели жизненной борьбы, как шахматы, попытки достижения цели игры путем перебора и проверки возможных решений сталкиваются с неисчислимостью возможных вариантов. Этот путь практически становится невозможен или заведомо неэффективен. Решение таких задач путем перебора оказывается не под силу даже электронным вычислительным машинам, совершающим миллионы операций в секунду. Тем более сказанное относится, по-видимому, к сложным содержательным задачам, которые ставят перед человеком жизнь, его трудовая и творческая деятельность.

Но человек-то справляется ведь с такими задачами. Правда, одним людям это удается лучше, другим — хуже. И не с любой задачей каждый справится. Но все-таки, худо-бедно, с каким-то средним уровнем познавательных и практических жизненных и трудовых задач все мы в общем справляемся.

Как же это удается человеку? Первый простейший ответ, который здесь приходит на ум: значит что-то есть у человека, чего нет у электронных машин. Дана ему, так сказать, некая способность решать задачу, сразу уз-ревая значение ее данных, без мучительных проб и перебора.

Именно такой ответ на рассматриваемую проблему предложили гештальт-психологи.

Способность сразу непосредственно усматривать в ус-ловиях задачи значения, необходимые для ее решения,

гештальтисты назвали инсайтом. По-другому инсайт можно определить как способность усматривать отношение и свойства данных, имеющих решающее значение для задачи.

Существует ли в действительности у человека такая способность? Похоже, что да! Простейшим примером может служить случай, который наблюдал психолог Вертгеймер.

В одном опыте пятилетнему ребенку он дал задачу: определить площадь параллелограмма (рис. 40).

Испытуемая знала, как определяется площадь прямоугольника (произведение длины двух смежных сторон). Она решала задачу следующим образом (Протокол опыта, рис. 41):

«Не знаю, как это сделать». После минуты молчания указывает на левую область, отмеченную штриховкой: «Это здесь не хорошо...». Затем, указывая на область справа: «И здесь не хорошо». Неуверенно говорит: «Я могла бы здесь исправить... но». Вдруг восклицает: «Можно взять ножницы? Что плохо там, как раз то, что надо, здесь. Подходит». Она берет ножницы, разрезает по вертикали и прикладывает левый край к правому.

Задача решена правильно. Если перевести это решение в геометрические и алгебраические понятия, то оно означает, что площадь параллелограмма равна произведению его основания на высоту. Но ребенок не знает еще этих понятий. Он решает задачу не посредством их, а прямым преобразованием формы фигуры, т.е. перестройкой зрительной структуры исходных данных.

Здесь же, по мнению Вертгеймера, заключался ответ на вопрос, как происходит, в чем заключается «усмотрение».

Оно заключается в такой перестройке (переструкту-рировании) данных, благодаря которой обнаруживаются их свойства и отношения, важные для решения задачи.

Само решение Вертгеймер понимал в том духе, как ребенок у него решил задачу с параллелограммом. Решение — это перестройка данных, благодаря которой на передний план выступают отношения, существенные для решения задачи. Эта перестройка достигается изменением подхода к данным, переменой терминов, в которых описывается и интерпретируется ситуация, сменой принципов, на которых основываются гипотезы о путях решения.

Так, например, задача: «Решите устно, чему равняется полторы трети от ста», оказывается трудна и для взрослых. Между тем, достаточно перестроить исходные данные, заметив, что полтора равно 3/2, как задача решается сразу:

. — = — ; 100- -L = 50. 3 2’ 2

Это — хороший пример результатов, к которым приводит простая смена терминов, описывающих ситуацию (3/2 вместо полтора), и изменение благодаря этому используемых значений.

Примером изменения подхода может служить мгновенное решение шестилетним ГаусСом следующей задачи: Найти сумму всех чисел натурального типа от 1 до 100. В то время как остальные школьники решали ее последовательным сложением (1+2=3; 3+3=6; 6+4=10; 10+5=15 и т.д.), Гаусс заметил общую закономерность: сумма симметричных чисел равна 101 (1 + 100=101; 2+99=101; 3+98= 101 и т.д.). Отсюда сразу вытекает решение: (100х101):2=5050.

А вот как решаются задачи, данные на рис. 36, 37 (см. рис. 42, 43).

В случае с точками следует отказаться от мысли, что все линии должны проходить в пространстве, ограниченном точками. В случае же со спичками надо отказаться от идеи, что полученные квадраты должны быть равны и находиться рядом (т.е. здесь надо освободиться от предвзятых требований, которые не содержатся в условиях, а являются «привнесенными» значениями слов «провести через» и «три квадрата»).

Нетрудно увидеть, что в обоих случаях для решения достаточно изменить принцип решения.

О том же говорит исследование мышления шахматистов. Оно показывает, что хорошие шахматисты видят не отдельные фигуры, а позицию в целом, как некоторое сочетание признаков, свойств и возможностей. И отсюда исходят в решении задачи.

Каждому человеку по собственному опыту знакомо переживание такого озарения, когда вдруг «все становится на свои места», делается «отчетливо видно», в чем суть задачи и как следует действовать. Понятие инсай-та и описывает это психологическое переживание.

Несомненно, такое переживание бывает и участвует в решении задач. Но объяснять им что-либо очень трудно, так как само оно нуждается в объяснении. И прежде всего требует объяснения главный пункт: как человек обнаруживает свойства и отношения данных, нужные для решения задачи, и откуда он узнает, что именно эти свойства имеют решающее значение?

Определенный шаг вперед в разрешении этой проблемы позволяют сделать эксперименты и выводы психолога Дункера. Дункер давал испытуемым самые разные задачи следующих типов:

1. Практические задачи.

а) Задача с Х-лучами. Как применить Х-лучи, которые при большой интенсивности разрушают живые ткани, чтобы излечить человека от внутренней раковой опухоли (например, в желудке)?

б) Задача о маятнике. Колебания маятника должны быть строго периодичны. Время одного отклонения зависит среди прочего от длины маятника, а последняя, в свою очередь, зависит от температуры. Нагревание вызывает расширение, а остывание — сжатие, хотя у разных материалов в разной степени. Таким образом, каждое изменение температуры будет изменять длину маятника. Но часы должны идти абсолютно точно. Как можно этого достичь?

2. Математические задачи.

а) Задача о 13. Почему все шестизначные числа вида 276276, 591591, 112112 делятся на 13?

б) Задача о высотах. Если основания всех трех высот в треугольнике соединить отрезками, то получится треугольник, вершины которого лежат на этих основаниях. Почему эти вершины делят стороны этого треугольника пополам?

в) Чему равна площадь квадрата, в который вписан круг радиусом в 2 см?

3. Задачи механические или «инструментальные».

а) Задача с буравчиком. Надо подвесить рядом три веревки на деревянном карнизе под потолком («для эксперимента по восприятию пространства»). Испытуемому предлагается использовать для этой цели любые из лежащих перед ним предметов, в числе которых есть два коротких крюка с нарезкой и буравчик.

б) Задача с ящиком. На двери надо поместить на высоте глаз рядом три маленьких свечки (для «экспериментов со зрением»). На столе среди прочих вещей лежит три маленьких коробочки величиной со спичечную, различающихся по цвету.

Решая задачи, испытуемый одновременно «думает вслух», так что экспериментатор в какой-то степени может следить за ходом его мысли (или, по крайней мере, за сознаванием им хода своей мысли).

Вот для примера типичный протокол хода решения одним из испытуемых задачи об Х-лучах:

«1. Пустить лучи через пищевод.

2. Сделать здоровые ткани нечувствительными к лучам путем введения химических веществ.

3. Путем операции вывести желудок наружу.

4. Надо уменьшить интенсивность лучей, когда они проходят через здоровые ткани, например, (можно так?) полностью включить лучи лишь тогда, когда они достигнут опухоли. (Экспериментатор: неверное представление, лучи — не шприц).

5. Взять что-либо неорганическое (не пропускающее лучей) и защитить таким образом здоровые стенки желудка. (Экспериментатор: надо защитить не только стенки желудка).

6. Что-нибудь одно: или лучи должны пройти внутрь, или желудок должен быть снаружи. Может быть, можно изменить местоположение желудка? Но как? Путем давления? Нет.

7. Ввести (в полость живота) трубочку? (Экспериментатор: что, вообще говоря, делают, когда надо вызвать каким-либо агентом на определенном месте такое действие, которое надо избежать на пути, ведущем к этому месту?)

8. Нейтрализуют действие на этом пути. Я все время стараюсь это сделать.

13. Стойте... Широкий и слабый пучок света пропустить через линзу таким образом, чтобы опухоль оказалась в фокусе... под сильным действием лучей».

Из протокола видно, что решение не достигается одним внезапным «озарением», а идет через целый ряд попыток. С другой стороны, видно, что все эти попытки не представляют собой слепых случайных проб. Каждая из них представляет вариант решения, опирающийся подспудно на какие-то подразумеваемые свойства исходных данных. Например, первое решение основано на предположении, что пищевод прямо впадает в желудок. Второе решение предполагает, что есть вещества, которые могут изолировать живые ткани от лучей. Четвертое решение подразумевает, что лучи можно включать и выключать по пути их следования.

Нетрудно заметить, что здесь работает тот же механизм включения и использования наших дополнительных знаний о свойствах объектов, участвующих в задаче. Только эти «знания» ошибочны. Отсюда ошибки в решениях.

При этом выявляются, вычленяются такие свойства, отношения и операции, которые могут быть использованы для решения данной задачи. Но вычленение определенных свойств, отношений и операций — это анализ. Таким образом, в состав решения задач входит не только усмотрение свойств целого (синтез), но и процессы анализа. Анализа чего?

Во-первых, анализа искомого, т.е. цели, с точки зрения того, какими оно свойствами обладает. В ходе этого анализа человек пытается ответить на вопросы: «Что собственно требуется?», «Каким должен быть искомый результат?», «Что делают в подобных случаях?» и т.д.

Навстречу ему идет анализ ситуации, анализ исходных данных. Он направлен на выявление свойств, отвечающих требованиям задачи, и свойств, противоречащих этим требованиям. (Дункер называет их «элементами материала».)

Таким образом, мышление в ходе решения задач выступает не просто как мысленное экспериментирование, идеальные пробы и ошибки, и не как чистое «озарение». Оно представляет собой сознательный анализ ситуации, осмысливание данных задачи, выяснение их значения и целенаправленные попытки соответственно использовать те или иные свойства этих данных для получения требуемого результата, для достижения цели.

Итоги всей этой деятельности зависят, по-видимому, от двух факторов. Прежде всего — от того, истинны или ложны значения, приписываемые данным задачи, т.е. отражают ли они подлинные свойства соответствующих объектов. Примером ошибок, которые возникают из нарушений этого условия, могут быть неверные решения задачи с Х-лучами (например, когда считают пищевод трубой, прямо ведущей в желудок и т.п.).

Но этой истинности недостаточно. Значения должны быть еще подходящими для решения данной задачи. Примером, когда это условие нарушается, может служить следующий опыт, проведенный у нас в лаборатории B.C. Ивашкиным.

Испытуемым ставилась задача: «Пользуясь масштабной линейкой, измерьте с наибольшей точностью диаметр данной проволоки».

Испытуемым дается линейка с ценой деления в 1 мм и отрезок медной проволоки длиною около 1 м и диаметром в 0,6 мм.

При этом делается замечание: «Существует способ, с помощью которого, пользуясь только линейкой, можно измерить диаметр проволоки с точностью до сотых и даже тысячных долей миллиметра. Постарайтесь найти этот способ».

Оптимальное решение задачи состоит в следующем: надо, начиная от любого деления линейки, намотать на нее несколько десятков витков проволоки, затем уплотнить их и произвести отсчет длины намотки. Длину намотки разделить на число витков.

Решение этой задачи без помощи экспериментатора было найдено только тремя испытуемыми. Остальные испытуемые, сделав несколько неудачных попыток, уже на 5-й — 8-й минуте отказались продолжать поиски решения.

Здесь испытуемый не сочиняет чепухи, вроде пищевода, впадающего в желудок, или лучей, включаемых в желудке. Линейкой действительно мерят, прикладывая ее к объекту. Только вся беда в том, что длина здесь не причем, а ширину прикладыванием поперек проволоки не измеришь. Испытуемый придает значение не тем свойствам, которые ведут к решению задачи.

А почему? Потому что эти свойства привычны. Они прочно связаны в обыденной жизни с данными вещами как их значения. Помните? «Вот это — стул. На нем сидят. Вот это — стол. За ним едят.» А вот это — линейка. Ее прикладывают к вещи, которую мерят...

И здесь мы получаем ответ на вопрос, откуда берутся те свойства и отношения, которые анализ добывает из условий задачи и ее требований. Эти свойства черпаются из привычных значений, которыми наполняют вещи человеческая общественная практика, обучение, наконец, язык.

Именно это делало очень трудным для большинства людей, например, решение задачи с буравчиком. В ней надо «догадаться» использовать буравчик в качестве третьего крюка, привинтив его к карнизу, и задача решена. Но для этого надо перешагнуть через привычное значение буравчика, закрепленное за ним в практике.

Аналогичные трудности наблюдались, когда в задачах от испытуемых требовалось использовать коробку в качестве платформы, плоскогубцы в качестве ножек для столика, маятник стенных часов как молот, а скрепки — как крючки (разогнув).

Опыты другого психолога (Майера) показали, что состоятельно и обратное положение. Если какие-то свойства и способы действия уже использовались человеком в его опыте, то задачи на сборку, конструирование и необычное использование свойств вещей решаются легче.

Между прочим, очень интересен тот факт, что шизофреники решают такие задачи, требующие привлечения и учета непривычных свойств объекта (как задача Секейля со свечой на весах) лучше, чем нормальные люди.

Это связано, по-видимому, как раз с тем, что у шизофреников, как мы видели, расшатан механизм «здравого» смысла, т.е. привычных значений и критериев практики, на которых такие значения основываются.

Как же происходят анализ ситуации (материала), анализ цели и выявление их значений, важных для решения задачи? Рассмотрим это на конкретном примере решения задачи «о двух пачках мороженого». Оно складывается из приблизительно следующих рассуждений.

Анализ данных. 1) Обе пачки содержат по 100 гр. Значит, мороженого в обеих пачках одинаковое количество.

2) Мороженое заполняет обе пачки полностью, т.е. весь их объем. Значит, объем обеих пачек одинаков. 3) Значит, пачки различаются только формой.

Анализ цели. 1) Мороженое тает быстрее, если пачка получает больше тепла за то же время. Значит, надо определить, в какой пачке мороженое получит за то же время больше тепла. 2) Количество поступающего тепла зависит от поверхности пачки.

Анализ операций. 1) Надо сравнить поверхность обеих пачек. Устанавливаем — при равных объемах куб имеет большую поверхность, чем цилиндр. 2) Значит в кубической пачке мороженое получит больше тепла. Устанавливаем — при равной массе (100 г) в кубической коробке мороженое растает быстрее (подразумевается — при всех прочих равных условиях).

Можно заметить, что процесс анализа и выявления новых значений осуществляется внешне в виде словесной переформулировки условий и требований задачи до тех пор, пока между ними не обнаружится связь.

Но почему вообще разные формулировки могут быть приложены к тем же самым условиям и требованиям, к тем же самым объектам и ситуациям? Потому что объекты и ситуации при этом остаются те же. Но каждое новое их определение, каждая новая их формулировка указывает на какие-то новые свойства этих объектов и ситуации, характеризует их в каком-то новом отношении.

Так, например, при анализе данных в «задаче о двух пачках мороженого» сведения о том, что в каждой пачке имеется по 100 г мороженого, переформулируются в указание, что мороженого в обеих пачках одинаковое количество. Указание, что обе пачки полны, переводится в формулировку, что оно заполняет весь объем пачек.

Нетрудно заметить, что факты при этих переформулировках сохраняются. Но изменяются их значения. Так, сведения о весе мороженого (100 г) переводятся в информацию о количестве вещества. Сведения о том, как заполнены пачки, переводятся в термины объема вещества и т.д.

Таким образом, с лингвистической точки зрения возможность переформулировки основывается на смене коннотатов слов при сохранении их денотатов. А с точки зрения характеристики объектов мы имеем при переформулировках изменение интенцальных значений при сохранении тех же экстенциальных значений.

Нетрудно заметить, что в данном случае переформулировки заменяют определенные конкретные свойства данных объектов и ситуаций их более обобщенными категориальными характеристиками. Свойства конкретных данных формулируются в обобщенном виде. И где-то они достигают такой степени общности, что относятся к одной категории и поэтому уже могут сравниваться и связываться.

Так, например, конкретные данные типа: 100 грамм, наполненная пачка, мороженое — не связываются и не сопоставляются. Но когда их переводят в общие категории количества вещества и объема, к ним становятся приложимы наши общие знания о соотношениях количеств и объемов вещества. (В данном случае знание, что у одинаковых веществ при тех же условиях одинаковое количество вещества имеет одинаковый объем.)

Далее, тем же способом, таяние переформулируется в более общих категориях теплопоглощения и количества тепла, конкретная форма пачек — в общей категории поверхности и т.д. Применительно к ним используются общие знания о зависимости поглощения тепла от поверхности; таяния — от количества тепла и т.д. И так до тех пор, пока не сведем условия и требования задачи к общим категориям и на этой основе устанавливаем отношения, которые существуют между данным и искомым.

Вот это отношение между данным и искомым, связь между условиями и требованиями называется «основным отношением» задачи (C.JI. Рубинштейн). Отыскание его и составляет решение задачи. Когда оно найдено, остается только подставить конкретные данные объектов, фигурирующих в условиях, чтобы получить ответ.

Например, дана следующая задача: «Когда токарь-скоростник Б. повысил скорость резания чугуна на 1690 м/сек, то время на обработку детали сократилось с 25 до 2,5 минут. Какой скорости резания он добился?

Что мы делаем, решая ее? Во-первых, обобщим данные, отбрасывая в них конкретные черты (что речь идет о чугуне, о токаре, о детали и т.д.). Остаются лишь категории, общие для условий и вопроса задачи, а именно, величины: «скорость (резания)» и «время (обработки)». Этому служит замена их символами V и /.

Собираем, что известно из условий об искомом:

а) что это — скорость;

б) что она на 1690 м/сек больше, чем исходная (v=v₂ - 1690).

Теперь устанавливаем основное отношение задачи. Это — отношение между скоростью резания (v) и временем обработки детали (/). Оно является отношением обратной пропорциональности (чем быстрее резание, тем меньше времени уходит на обработку каждой детали).

Достаточно это обнаружить, чтобы стало ясно решение задачи. Пользуясь принятым в алгебре способом выражения отношения обратной пропорциональности, записываем:

*2 _ _gL *1 *2 *

Теперь остается подставить только конкретные данные из условий задачи

2,5 1690

25 ’

чтобы получить ответ: токарь Б. добился скорости 1820 м/сек.

Как же происходит отыскание основного отношения задачи?

Мы уже видели, что практически этот поиск может протекать в трех формах:

1) путем последовательного испробования различных свойств исходных данных и различных их связей с искомым через идеальное или практическое экспериментирование;

2) путем одновременного схватывания отношений, исходных данных и требований задачи через наглядное или смысловое моделирование ее структуры в целом;

3) путем последовательного анализа условий и требований задачи в свете их обобщения связей и отношений.

Первый путь соответствует тому способу решения задач, который получил наименование метода проб и ошибок. Второй путь соответствует инсайту. Третий путь — это решение задач методом рассуждения.

Нетрудно заметить, что рассмотренные способы решения отображают ступени все более глубокого проникновения в связи и отношения условий и требований задачи и все более полного их осознавания. Например, слепой перебор явно имеет место в том случае, когда отношения условий задачи и ее требований не сознаются и не обнаружены (не отражены) психикой. Ин-сайт имеет место, когда основное отношение задачи каким-то образом обнаружено, отражено, промоделировано «в голове», но еще не сознано самим человеком. Наконец, рассуждение и последовательный анализ имеют место, когда само отображение основных отношений задачи, их обнаружение и моделирование происходят через и с помощью их осознавания (а значит, речевой реализации).

Рассмотренные процессы определенным образом организованы и сочетаются по-разному в ходе решения задачи. Соответственно, сама интеллектуальная деятельность по решению задачи распадается на более или менее отчетливые или смазанные, самостоятельные или слитные, развернутые или свернутые компоненты.

Каждый из таких компонентов можно охарактеризовать двояко: (а) исходя из внешних наблюдаемых результатов — тогда мы будем называть его этапом решения задачи, (б) исходя из составляющих его внутренних процессов переработки информации — тогда мы будем называть его фазой интеллектуальной деятельности.

По-видимому, не требует особых доказательств, что первым или исходным звеном в цепочке рассматриваемых компонентов является возникновение проблемной ситуации. Проблемная ситуация возникает тогда, когда привычных автоматических действий и навыков оказывается недостаточно для осмысливания ситуации или целесообразного действия в ней. Это может произойти, потому что неясно, как можно достичь в данных условиях поставленной цели. (Например, задачи с образованием 3-х квадратов из 9-ти отниманием спичек, задача Секейя и др.). Это может случиться, потому что неясно, с какими объектами мы имеем дело, или каковы их свойства (пример — задача Дункера с Х-лучами). Это может получиться из-за того, что нам непонятны причины происшедших событий или возникших обстоятельств (например: задача с лилипутом).

В общем можно сказать, что проблемная ситуация имеет место везде, где неочевидны какие-то связи и отношения вещей, явлений, их значений, между ними имеет место «пробел», разрыв. В таких случаях, когда связь «очам не видна», человек вынужден включать второе «зрение ума», т.е. решать задачу умо-зрительно, с помощью усмотрения неочевидных связей разумом, заполняя пробелы и связывая разорванное путем деятельности мышления.

С точки зрения внутренних состояний, возникновение проблемной ситуации сигнализируется общим ощущением, что «что-то не так», чувством тревоги, неизвестности, неожиданности, непонятности происходящего, или предлагаемой ситуации, или имеющейся информации и т.д. Именно это общее смутное чувство дает толчок к вступлению в игру деятельности мышления, выделяет ситуацию, которой ему следует заняться.

Мышление начинает анализировать ситуацию, расчленяет в ней, хотя бы предварительно, и формулирует известное и неизвестное, данное и искомое, определяет, что о них известно. В результате такой деятельности формулируется задача в собственном смысле слова. С субъективной стороны определенные данные задачи выступают как условия умственной деятельности, а ее требование (что надо выяснить, узнать, доказать, вычислить и т.д.) выступает как цель этой умственной деятельности. Определение этой цели, т.е. постановка вопроса, и придает смысл условиям задачи, ставит их в определенные отношения. Именно вопрос определяет, для чего даны те или иные условия, что надо делать с этими данными, в каком направлении их анализировать. Короче, именно формулировка задачи представляет собой осмысливание проблемы, наполнение проблемной ситуации определенным значением.

Так, например, 9 точек, данных в задаче на рис. 36, сами по себе не имеют никакого смысла. Они приобретают определенное значение лишь в сочетании с требованием провести через них определенным образом ломаную линию.

Это иллюстрируется примерами больных с поражениями лобных отделов мозга, «ведающих» смыслом.

Такому больному дается задача: «Хозяйка за 5 дней тратит 6 литров керосина. Сколько литров она потратит за 30 дней?» Больной правильно повторяет ее.

— Расскажите, как вы будете решать задачу.

— Что же ее решать... ведь все известно... ведь все известно. Узнавать здесь нечего. (А. Лурия). (По-види-мому, отсюда ясно, почему, чем человек тупее, тем для него меньше на свете проблем.)

Когда задача сформулирована, осуществляется анализ задачи, который включает, как мы видели, анализ данных (условий) и анализ цели (требований). С субъективной стороны этот анализ представляет ориентировку в условиях. Она включает, как мы тоже видели, извлечение информации о свойствах и отношениях данных и искомого и сопоставление их друг с другом.

Иногда, если обнаруженные свойства достаточны, чтобы отнести задачу к известному типу, для которого есть стандартный способ решения, собственно мыслительная деятельность на этом кончается. Далее в дело уже вступают навыки, и вообще все действия можно передать машине.

Если же такого стандартного способа человеку не известно, деятельность мышления продолжается. Из тех предварительных характеристик неизвестного, которые получены в результате анализа задачи, формулируется предположение, гипотеза о том, каким, по-видимому, должно быть решение. С субъективной стороны это выступает как частичное предвосхищение человеком характера решения (антиципация). Ничего удивительного в таком предвосхищении нет. Оно становится возможным, потому что данные связаны с искомым определенными отношениями. Чем больше мы узнаем об этих отношениях (с помощью анализа, обобщения и сравнения данных и искомого), тем полнее мы определяем искомое (пока не «загоним его совсем в угол»).

От того, сколько таких косвенных данных о характер искомого мы заметили, нашли, смогли собрать к данному моменту, зависят правильность, отчетливость, полнота и отдаленность нашего предвосхищения.

Но каким бы оно ни было, именно это предвосхищение характера требуемого результата является основой для оценки условий, отбора из них тех или иных сторон и свойств и главное — для формирования предположения о способах достижения решения. С субъективной стороны — это выступает как наметка общей программы решения (стратегии) и последовательности конкретных операций, которые обеспечивают эту программу (тактики).

В зависимости от того, как далеко заходит наше предвосхищение, насколько оно полно и правильно, будут находиться полнота, правильность и «дальнобойность» нашей программы.

Если у нас предвосхищение результата очень смутно и туманно, или слишком общо, решение идет путем направленного перебора. (Пример, задача с угадыванием задуманного числа с вопросами «больше?», «меньше?».)

Если предвосхищение простирается не более чем на результаты одной-двух операций, то имеем решение путем проб и ошибок. (Пример, как играет начинающий шахматист.)

Если предвосхищение простирается на характер самого конечного результата, но недостаточно полно, то программа является сначала обобщенной и уточняется по ходу решения. Мы имеем путь последовательного анализа.

Наконец, если характер основного отношения, а значит и характер искомого, усматриваются в какой-то момент целиком, мы имеем сразу «озарение» о всей программе решения, т.е. решение принимает форму инсайта.

Естественно, что отнюдь не обязательно и далеко не всякая наша догадка, предвосхищение, программа решения и ее тактика будут правильны. Поэтому необходимый компонент решения это контроль и проверка всех звеньев решения, осуществляемые через: 1) анализ соответствия фактических свойств данных предполагаемым, 2) сопоставление фактических результатов выполняемых действий с ожидаемыми.

Теперь мы видим, что разные способы решения возникают в связи с различиями в степени выявления нами связей данного с искомым и, соответственно, полноты намечаемой программы его получения. Сам же механизм процесса един во всех его многоликих проявлениях. Такой процесс идеальной переработки информации, основанный на использовании человеком известных значений и заданных значений, направленный на решение конкретных задач, называют эмпирическим мышлением.

Эмпирическое мышление направлено на использование известных связей и привычных общепринятых значений для осмысливания и объяснения определенных конкретных ситуаций и отношений вещей и явлений. Так, например, наш знакомый X. говорит: «Завтра будет дождь». Мы спрашиваем: «Почему?» X. отвечает: «Потому что закат был багровым».

X. не обосновывает связи между багровым закатом и дождем. Он просто знает из опыта, что эти явления часто совпадают. Его утверждение является эмпирическим.

Ученик, получив для умножения два многозначных числа, начинает умножать и складывать их поразрядно. Он не знает или давно позабыл, почему так следует делать. Но знает, что так полагается умножать многозначные числа, и результат получается правильный. Его программа является эмпирической.

Споря с товарищем, я утверждаю, что найденный гриб съедобный, потому, что у него губчатый низ шляпки. Я не сознаю при этом, что мое доказательство опирается на отношение включения классов, а руководствуюсь просто чувством убедительности моих доводов. Моя логика является эмпирической.

Нетрудно заметить, что эмпирическое мышление во многих случаях неплохо справляется со своими задачами и большая часть нашего мышления протекает на его уровне.

Однако, при этом не следует забывать и о его ограничениях. Основанное на привычке и вере, оно легко может приводить к суевериям и предрассудкам (примета о «черной кошке», «пустых ведрах» и т.п. тоже продукты эмпирического мышления). Оно «лениво» и не проверяет своих привычных способов осмысливания мира и решения задач. Наконец, самое главное, оно, сводя все ситуации к известным и привычным и не испытывая стремления проверять свои основы, легко ведет к догматизму

Мы уже видели, что эмпирическое мышление осуществляется с помощью тех же процессов, которые формируют используемые им значения, т.е. с помощью ана-лиза, синтеза, сопоставления, абстрагирования, обобщения, наименования.

Когда эти процессы применяются описанными способами для решения задач, то они выступают как операции эмпирического мышления.

Конкретная форма, в которой реализуются эти операции, зависит от материала задачи. Так, например, мы видели, что оперирование ботаническим материалом и классами (вид, семейство и т.п.) требует выделения одних признаков (функциональных частей растений: корня, ствола, листьев, цветов, плодов), с помощью сопоставления и объединения их по определенным принципам (по форме листьев, числу тычинок, способу оплодотворения и т.д.). Использование же арифметических понятий требует выделения, сопоставления и объединения совсем иных признаков (например, числа объектов в множестве, количественных отношений, последовательности операций и т.д.).

Такие конкретные формы применения общих мыслительных операций, определяемые характером значений, с которыми имеет дело мышление, называют приемами умственной деятельности.

Приемы эти объединяются в системы, которые называют способами решения задач. Способы решения определяются обычно типом отношений между данными и отношений данных к искомому.

В соответствии с типом отношений, зафиксированных в условиях, в каждой области науки и практики различают некоторые типовые задачи и типовые способы решения. (Так, например, типовым способом является решение задач на движение, «наполнение бассейнов» и др. способом «приведения к одной части» и т.п.)

Если задача типовая, то главная сложность ее заключается в распознавании у нее известного типа отношений данных. Коль скоро он распознан, тогда типовой способ решения сразу используется (или автоматически срабатывает).

Если же задача не является типовой, то ее называют эвристической. В этом случае надо искать и основное отношение задачи и способ ее решения.

Чем же отличаются механизмы применения сравнения, анализа, синтеза, абстрагирования и обобщения при решении задач от их протекания при формировании значений? В первом случае они направлены на реальные объекты, перерабатывают информацию, полученную из реальности, т.е. носят характер идеальных, но эмпирических операций. А при решении задач те же действия сравнения, синтеза, анализа и т.д. направлены, как мы видели, на значения объектов и ситуаций. С помощью этих действий перерабатывается информация об объектах и ситуациях, извлеченная из их значений, т.е. действия носят характер идеальных семантических (смысловых) операций.

Естественно, что это изменяет характер и способ функционирования тех же мыслительных операций, превращает их в качественно иные идеальные процессы. Посмотрим сначала, как изменяются процессы анализа. Он выступает теперь как анализ значений объекта, т.е. обнаружение, отыскание у объекта все новых значений. Но значения закреплены в словах и высказываниях. Значит, анализ теперь выступает как связывание с объектом все новых и новых слов и высказываний, т.е. как переформулировки тех обозначений данных и искомого, которые даны в условиях задачи.

Но ведь каждое обозначение и каждое определение закрепляют какие-то свойства объекта. Так, например, один и тот же отрезок в равнобедренном треугольнике может обозначаться и как высота, и как медиана, и как биссектриса. Хотя обозначаемый объект здесь остается тем же, но каждое новое обозначение выделяет и фиксирует другие его свойства (высота — что данный отрезок образует прямой угол с основанием треугольника, медиана — что этот же отрезок делит основание пополам и т.д.). Аналогично платоновское определение человека как «двуногого без перьев» и аристотелевское — как «общественного животного», хотя относятся к тем же объектам, однако выделяют у них совсем разные свойства.

Но ведь именно различение, выделение различных свойств объекта и есть его анализ. Таким образом, обозначение разными терминами и разные определения того же объекта выступают как средства анализа его свойства. Если вдуматься, в этом нет ничего удивительного. Значения слов и высказываний закрепляют результаты эмпирического анализа реальности. Поэтому они затем могут выступать как средства ее идеального анализа. Обозначая тот же объект разными словами и определяя его по-разному, мы просто используем результаты предшествующих исследований того же объекта, закрепленные в его различных определениях и обозначениях, т.е. реализуем свои знания (и знания человечества) о свойствах данного объекта.

Но мы уже знаем, что на уровне значений разные свойства представляют собой характеристики «поведения объекта» в разных его отношениях к другим вещам и их воздействиям. Соответственно, мыслительная деятельность при решении любой задачи заключается в преобразованиях объекта мышления, выделении в нем все новых сторон и свойств, закрепленных в значениях и обозначаемых словами. Этот процесс идет с помощью операций анализа-синтеза, абстрагирования-обобщения до тех пор, пока не сформируется модель той стороны объекта, которая существенна для решения данной задачи. При этом каждый шаг, открывая новые стороны объекта, движет мышление вперед, определяет его следующий шаг. Поскольку новые стороны объекта отражены в новых высказываниях, мышление при решении задачи, с точки зрения его формы, и протекает как многократные переформулировки задачи.

Проиллюстрируем это примером из опытов психолога Анциферовой.

Дан четырехугольник (ABCD), середины сторон которого соединены между собой (рис. 46).

Требуется доказать, что полученная фигура — параллелограмм.

Вот ход попыток ее решения одним из испытуемых:

1. Значит, требуется доказать, что противоположные стороны равны и параллельны (1-я переформулйровка задачи, опирающаяся на определение параллелограмма).

2. Докажем равенство

О треугольников MBN и LKD, &MAL и ANCK (2-я переформулировка, направленная на доказательство искомого равенства сторон MN и LK_y ML и NK, опирается на введение этих отрезков в новые связи).

3. Обнаруживается, что это невозможно. Отрезки MB и BN, NC и СКи т.д., составляющие стороны треугольников, не равны. Равны по условиям отрезки ВМ и МА, и LD и т.д. (Проверка показывает ошибочность выдвинутой гипотезы).

4. Отсюда вытекает пропорциональность отрезков, лежащих на противоположных сторонах, т.е. AL:LD=BNNC BM:MA=CK:KD. (3-я переформулировка отношений данных из терминов равенства в термины пропорциональности).

5. Проведем прямую МК и докажем, что она параллельна основанию по теореме о средней линии четырехугольника. (Новая переформулировка задачи, основанная на попытке свести отношения к категории параллельности сторон, являющейся другим свойством параллелограмма. Сначала испытуемый пытался использовать свойство равенства сторон параллелограмма).

6. Обнаруживается, что полученная «средняя линия» не имеет никакого отношения к параллельности сторон четырехугольника MNLK, входящей в требования задачи...»

Предоставим читателю самому двигаться дальше и решать эту задачу, наблюдая за ходом и характером своих попыток.

Здесь же отметим, что каждый шаг представляет постановку элементов задачи в новые отношения, установление между ними новых связей. Но связывание, установление отношений — это синтез.

Таким образом, анализ — выявление различных свойств элементов задачи — идет с помощью синтеза — установления все новых связей этих элементов и их характеристик во все новых и новых отношениях.

Этот процесс C.Л. Рубинштейн назвал «анализом через синтез». По-видимому, именно анализ через синтез является той формой, в которой проявляются процессы анализа и синтеза при решении задач. Анализ через синтез — это механизм, с помощью которого происходит использование значений объектов и зафиксированных в них знаний о реальности для раскрытия «в уме» свойств действительности. Короче, анализ через синтез — это, по-видимому, один из важнейших механизмов проблемного мышления, как классификация и сериация — важнейшие механизмы эмпирического мышления.

Аналогично, существенные отличия обнаруживаются и в характере процессов абстрагирования — обобщения, когда они используются как инструменты решения задач, как операции использования значений.

В частности, например, Н.А. Менчинская и ее сотрудники показали, что при решении задач абстрагирование и обобщение управляются условиями и требованиями задачи. Они направлены, как мы видели, на выявление отношений, существенных для задачи, отвлечение их от конкретных особенностей ее материала и представление этих отношений в обобщенной форме. Такие процессы Н.А. Менчинская назвала вторичным абстрагированием и обобщением.

Первичное абстрагирование осуществляется от конкретных свойств реальных объектов, не значимых для деятельности человека. Оно относится к самой реальности и носит эмпирический характер. Вторичное же абстрагирование относится уже к значениям, т.е. к свойствам, которые первичное абстрагирование в свое время выделило у реальности. Из этих свойств вторичное абстрагирование выделяет те, которые существенны именно для данной конкретной задачи.

Аналогично вторичное обобщение объединяет именно те признаки объектов и формулирует те категории их отношений, которые существенны для данной конкретной задачи.

Но как можно анализировать и синтезировать, абстрагировать и обобщать значения? Ведь значения — это не вещи. Над ними нельзя произвести практических операций расчленения, соединения, замены и т.д. А значит, нельзя проверить, что получается. Откуда же мы это знаем?

Чтобы найти ответ, присмотримся, как происходят сами эти действия над значениями. Мы уже видели, что эти действия имеют характер рассуждений, определений, формулировок и переформулировок. То есть они выступают в форме языковых действий, как операции над словами и высказываниями. Например, замены одних слов другими (так, вместо «параллелограмм» используют слово «четырехугольник»); замены слова высказыванием (например: «параллелограмм — это четырехугольник, противоположные стороны которого параллельны»); замены высказываний словом (например, вместо «линия, разделяющая угол пополам» — «биссектриса»); замены высказываний высказываниями (например, высказывание «стороны четырехугольника ABCD образуют с ними равные соответственные и накрест лежащие углы»); изменения слов и высказываний и т.д.

Поэтому исходный вопрос может быть заменен другим, эквивалентным. Как и почему мы можем применительно к тем же объектам и ситуациям использовать разные слова и высказывания, заменять одни слова или высказывания другими и т.д.?

Почему мы объективно имеем право это делать, понятно. При таких заменах, если они произведены правильно, мы просто переходим от одних свойств тех же объектов к другим их свойствам, от одних их отношений к другим. Все это — просто замена соответствующих идеальных операций над вещами (анализа, синтеза и т.д.), физическими операциями над словами (замены, соединения, изменения, т.е. определения, формулировки, переформулировки и т.д.).

Но вот в чем вопрос: откуда мы знаем, что те или иные замены слов и высказываний в отношении данных объектов допустимы, а другие недопустимы? Ведь мы не производим каждый раз соответствующих экспериментальных проверок и наблюдений над объектами. Более того, мы часто даже и не представляем себе соответствующих объектов. Мы просто знаем, что так будет верно сказать, а так — неверно.

Так, мы называем собаку «собакой», а дурака — «дураком» (если это безопасно) просто, потому что уверены: перед нами собака, перед нами дурак. На данной ступени отражения человек практически никогда не занимается анализом всей совокупности признаков, позволяющих обозначить объект данным словом и высказыванием. Часто он даже и не может их осознать. Наличие соответствующих реальных оснований осознается лишь в этой интуитивной форме чувства верности наименования, справедливости определения, убедительности рассуждения.

Так, когда-то опытом и обучением в меня внедрялось, что «наполнено» и «занимает объем» — это то же самое, то есть одним словом можно заменить другое. Тогда же реальная связь пространственных свойств тел закрепилось для меня в высказывании «разные тела одинакового объема различаются поверхностью» и т.д. Теперь я не должен обращаться к исследованию реальности, чтобы убеждаться, что это так. Я в это верю. И эта вера закрепляется для меня в чувстве верности замены слов «мороженое наполняет» словами «мороженое занимает объем» и т.д. Так я решаю задачу о двух пачках мороженого, оперируя только словами и опираясь только на убедительность и очевидность их сочетаний и замен.

Вот, оказывается, какой путь проходят реальность и действия над нею в ходе интериоризации и переработки до языкового уровня отношения. Результаты практических действий над вещами (например, разъединения, связывания) отражаются в результатах идеальных действий над представлениями вещей (например, анализе, синтезе). А результаты идеальных действий отображаются определенными правилами замены и соединения слов, т.е. синтаксисом допустимых связей.

Таким образом, интериоризация — это не просто пе-решифровка действий: из практических в идеальные. Это — смена самих способов действия: из практических в языковые, из прагматических связей — в синтаксические. Это означает, что все практические действия, с помощью которых мы обнаруживали данные свойства и связи вещей или явлений, выпадают. Связываются прямо исходные условия и результат. Примерно так, как у нас складывается формула «семью восемь — пятьдесят шесть», без повторения в уме всех действий по складыванию восьмерок (а еще раньше — единичек), которые когда-то привели нас к этой формуле.

Советский психолог П.Я. Гальперин так и назвал этот случай «умственными действиями по формуле». Он писал о таких действиях: «Когда в умственном плане действие сокращается до формулы, последовательные преобразования исходных данных уже не производятся, а лишь имеются в виду». И далее «В умственном плане предметное содержание действия представлено не чувственными образами, а лексическими значениями речи, которая тоже сокращена до формулы».

Таким образом, отображение реальных связей вещей, обнаруженных практическими действиями, происходит теперь через синтаксические связи, т.е. связи словесных значений.

А что остается от самих действий, которые обнаружили и доказали эти связи? Чувство очевидности, убедительности одних связей слов и высказываний, и неубедительности, неверности — других. Так сказать, когда-то мы убеждались в верности таких связей значений с помощью действий. Теперь — от этих действий осталось только обеспеченное ими убеждение в верности определенных связей слов, соответствующих таким связям значений.

Такие сложившиеся формулы-связи значений (принципов) и объектов (ситуаций), к которым они применимы, исследовались советским психологом П. Шеваревым. Он же дал им наименование обобщенных ассоциаций. Почему — это мы увидим позже. Он установил, что обобщенные ассоциации могут быть трех основных типов.

1. Полувариантные. Они связывают определенные признаки различных конкретных объектов с их наименованием соответствующими словами. Например, когда человек видит определенную фигуру и осознает: «Это — треугольник», у него срабатывает полувари-антная ассоциация. Конкретные объекты, которые ее

24 'Зак 2143 вызывают, различны. Это могут быть остроугольные, тупоугольные, большие, маленькие и другие треугольники. Но как только человек осознает наличие в любом из них соответствующих общих родовых признаков, автоматически возникает и сознавание, что это треугольник.

2. Абстрактно-вариантные. Эти ассоциации, наоборот, связывают общие признаки с конкретными особенностями объекта. Например, то, что «кит — млекопитающее», приводит к высказыванию, что «он дышит воздухом». Или другой пример. Надо сложить числа

+

Сознавание, что оба числа многозначные, сразу ассоциируется с операцией «сложение столбиком», т.е. выделением сначала чисел 5 и 3, их сложением и т.д.

3. Конкретно-вариативные. Эти ассоциации связывают конкретные особенности объекта с конкретными действиями над ним. Например, сознавание, что выражение (а² — Ь²) является разностью квадратов, влечет за собой сознавание того, что это выражение можно заменить формулой (а+b) • (а — b). Такого рода ассоциации играют важную роль при решении типовых задач и вообще при применении к конкретным случаям тех или иных формул или правил (математических, логических и др.).

Общим для всех рассмотренных случаев является то, что само правило, обусловливающее замену одних значений объектов другими, обычно не сознается. Оно автоматически реализуется в психических действиях человека, в «движении» его представлений и понятий, в его речевых и практических актах. Именно это дает основание считать указанные связи ассоциативными.

Соответственно, мышление можно рассматривать как «срабатывание» (актуализацию — по терминологии психологов) определенных обобщенных ассоциаций. Но ведь каждый объект имеет множество свойств и, значит, может вызывать множество различных ассоциаций. Например, тот же рисунок может вызвать полувариан-тные ассоциации: «геометрическая фигура», «треугольник», «прямоугольный треугольник». В свою очередь, то же самое понятие «треугольник» имеет абстрактновариантные ассоциации: «сумма углов равна 180^е», «площадь равна половине произведения основания на высоту», «против большей стороны лежит больший угол» и т.д.

От чего же зависит, какая из этих ассоциаций актуализируется («срабатывает»)? По-видимому, это зависит от того, какое из указанных свойств существенно для решаемой задачи. Следовательно, более точно эмпирическое мышление можно определить как актуализацию определенных обобщенных ассоциаций в соответствии с задачей. Например, если нужно определить площадь треугольника, актуализируется ассоциация «площадь равна половине произведения высоты на основание», а не ассоциация «сумма углов равна 180°».

С этой точки зрения «хорошее», т.е. правильное, успешное, эффективное мышление заключается в актуализации тех обобщенных ассоциаций, которые соответствуют решаемой задаче. Отсюда вытекает, что обучение эффективному мышлению требует не просто ознакомления с определенными общими свойствами или отношениями объектов. Оно требует еще усвоения того, для каких задач эти свойства существенны.

Обозначим буквой А определенный объект (например, треугольник), буквой Д с индексом — определенные действия над объектом (например, Д, — «вычесть из 180° сумму двух известных углов», Д₂ — «умножить длину основания на высоту и разделить на два» и т.д.). Буквой 3 с индексом обозначим различные задачи «на треугольники» (например, 3_] — «определить неизвестный угол», 3₂ — «определить площадь» и т.д.).

Тогда при определении площади треугольника (АЗ_г) будет актуализировать следующая обобщенная ассоциация

Развитие мышления с этой точки зрения означает формирование у человека такого рода связей между определенными объектами и задачами, с одной стороны, и соответствующими ответными действиями, с другой, т.е. формирование ассоциаций типа

А 3 ->Д .

х у ^ху

Заметим, что и сами свойства объекта, лежащие в основе решения, здесь не обязательно сознавать и формулировать. Эти свойства закрепляются в самой ассоциации. Так, например, мы производим сложение многозначных чисел столбиком, не сознавая тех свойств десятичного счисления, которыми пользуемся. Аналогично, обычно в умозаключениях мы не формулируем большой посылки, которая лежит в основе вывода. Реальная психологическая форма таких умозаключений: «12 делится на 6, потому что делится на 2 и наЗ». Большая посылка — «Все числа, которые без остатка делятся на 2 и на 3, делятся без остатка и на 6» — обычно не формулируется. Она «подразумевается». Это значит, что она не сознается специально, а просто закрепляется в ассоциации:

Объект А_х (число 12). Задача З₃ (проверить делимость на 6). -* Действие Д₁₃ (проверить делимость на 2 и делимость на 3).

Формирование операциональных структур мышления представляет собой, с этой точки зрения, закрепление правил решения определенных классов задач в самой структуре мыслительной деятельности, в системах связей, которые определяют ее протекание. Путь здесь такой. Сначала осознаются и объект, и задача, и свойства объекта, которые определяют принципы решения задачи, и сами эти принципы, и вытекающий из них способ решения. Затем по мере упражнения способ и принципы решения закрепляются в определенных системах устойчивых мозговых связей. «В голове» как бы образуется готовый, автоматически действующий механизм, который, получив соответствующие исходные данные и задачу, сразу срабатывает и осуществляет все необходимые для решения действия над этими исходными данными, «не задумываясь», а часто и не осознавая, почему он так делает. Система таких ассоциативных механизмов для решения определенных классов задач и составляет операциональную структуру мышления.

При этом, по-видимому, не обязательно, чтобы задачи были типовыми и способ их решения был заведомо известен. Можно сформировать такие же ассоциативные механизмы и для поиска неизвестных способов решения, для анализа и синтеза исходных данных и т.д.

В последние годы излагаемая концепция получила свое педагогическое приложение в различных теориях алгоритмизации обучения (Л. Ланда, С. Шапиро и другие). Суть их заключается в том, что учащегося обучают не только понятиям о существенных свойствах определенных объектов, но и учат правилам, по которым эти свойства связываются с действиями, необходимыми для решения определенных задач (алгоритмам).

Например, при изучении видов простого предложения дается алгоритм типа: «1. Проверь, имеется ли в предложении сказуемое. Если нет, то предложение назывное. 2. Если да, то проверь, имеется ли подлежащее. Если да, то предложение личное первого типа. 3. Если нет, то... и т.д.».

По мере упражнения этот алгоритм автоматизируется, т.е. при встрече с простым предложением (А) и задачей определить его тип (3,) он сразу реализуется как способ мыслительной деятельности в этой ситуации (Д). Складывается как бы специализированный умственный навык, или специальный мыслительный механизм, предназначенный для решения такого рода задач. Нетрудно заметить, что его можно описать как ассоциативную структуру типа

АА лху.

О том, что такие связи значений, отражающие в связях слов связи объектов и их свойств, действительно постепенно формируются у человека,… Как показал П.Я. Гальперин, это развитие начинается с практического освоения… На первом этапе эти ориентиры (существенные признаки) предмета обнаруживаются человеком эмпирически в самих ситуациях…

ЛЕКЦИЯ XXIII

ПОНЯТИЙ И ТЕРМИНЫ

Отношения понятий. Суждения. Законы. Системы. Логические отношения Мы остановились в прошлой лекции на ситуации, когда психика от операций над вещами переходит к операциям над…

X о

 

Верный ответ: фигура 3. Здесь правило такое: фигуры в третьем столбце получены вычитанием фигур второго столбца из фигур первого. Вот какая операция лежит в основе правила.

А теперь давайте разберемся. Почему мы, собственно, утверждаем, что подходят, например, именно рисунок Гъ первой задаче, рисунок 3 — во второй и т.д.? На основании самого сходства или различия отдельных рисунков, т.е. на основании отношения этих рисунков? Нет! Мы делаем вывод на основании того, что рисунок Г относится к четвертому рисунку серии, так же как четвертый рисунок относится к третьему, так же как третий рисунок относится ко второму, а второй — к первому.

Иными словами, мы основываемся не на сходстве самих соседних рисунков, а на сходстве отношений соседних рисунков, т.е. на определенном отношении отношений этих рисунков.

При этом сами отношения объектов (в нашем случае рисунков) могут устанавливаться по самым различным признакам (в наших примерах: наличие тех или иных деталей, форма, расположение, сочетание и др.) и носить самый различный характер (сходство, различие, дополнение, пересечение и пр.). Важно одно, чтобы эти отношения изменялись от рисунка к рисунку по одинаковому правилу.

Следовательно, отношение отношений можно еще определить как правило или закон изменения отношений объектов, т.е. их определенных свойств. В наших задачах такими правилами были, например, добавление частей тела по одной, начиная с левой стороны (задача

1), вычитание фигур третьего столбца из первого (задача 3) и т.д.

Во всех случаях правило показывало, как (т.е. с помощью каких действий, каких преобразований) изданной фигуры получают следующую. Таким образом, отношение отношений можно рассматривать еще как способ преобразования объектов, создающий между ними определенные отношения. Или иначе — способ преобразования, с помощью которого из данного объекта получается определенный новый объект с заданными свойствами.

Отсюда становится ясно, почему обнаружение отношений рисунков позволяло нам предсказать, каким должен быть следующий рисунок серии, позволяло вывести его из предыдущих. Это становилось возможным, потому что, хотя в серии менялись рисунки, хотя изменялись их отношения друг к другу, но само правило этих изменений оставалось неизменным. Таким образом, отношение отношений, или закон, можно еще описывать как то, что остается неизменным в изменениях, устойчивым в текущем, общим в различающемся, абсолютным в относительном.

А что остается неизменным? Неизменность чего, собственно, устанавливают правило или закон? Мы видели, что это — неизменность способа преобразования объектов, устанавливаемая правилом или законом. Неизменное в изменяющемся именуется, как мы знаем, инвариантным. Следовательно, отношение отношений, соответственно, правило, закон изменения могут быть определены еще как инварианты определенных преобразований объектов или явлений.

Вот теперь мы можем дать предварительный ответ на вопрос, которым начали лекцию: какую сторону действительности отражают устойчивые связи значений. Они отражают совсем особые отношения объектов, а именно — законы, по которым протекают их изменения при определенных условиях, и способы, которыми могут быть изменены определенным образом их свойства (отношения).

Теперь мы видим, что приносит с собой эта новая ступень отражения действительности — обнаружение в ней отношения отношений. На ступени значений психика отражает и фиксирует сами свойства вещей или явлений, которые они обнаруживают в различных отношениях. Найдя же отношения отношений, психика фиксирует уже нечто более глубокое и существенное — как зависят свойства объекта от различных воздействий на него, т.е. от отношений, в которые он включен.

Как же обнаруживает человек эти отношения отношений? Вернемся к нашим модельным задачам и рассмотрим их с этой точки зрения. Нетрудно заметить, что правило изменения рисунков не содержалось в самих отдельных рисунках. Следовательно, это правило не извлекается из восприятий и представлений как таковых. Не содержится оно и в отдельных свойствах рисунков или наших знаниях о них. Следовательно, оно не выводится из значений.

Итак, отношение отношений мы не воспринимаем, не представляем, не знаем? А что же? Мы его понимаем.

Вот оно, наконец, обозначение для того нового, более глубокого способа отражения реальности и постижения ее свойств, с которым мы знакомимся на этой лекции.

Понимание — оно не сводится ни к тому, что мы видим и представляем, ни к тому, что мы знаем и смыслим. Как же мы до него добираемся?

Вернемся опять к нашим задачам-моделям. Хотя понимание и не сводится к тому, что мы видим, но путь к нему явно начинался в этих задачах с восприятий. Ведь данные этих задач — сами рисунки — мы видим, можем сохранять в памяти и представлять себе вместе и порознь. Это позволяет разобраться в их основных чертах, охарактеризовать в определенных категориях, сопоставить между собой и установить их отношения. Результаты всей этой аналитико-синтетической, абстрагирующей, обобщающей и категоризующей деятельности дают значения, которые закрепляются в словах (например, для первой задачи: «головка», «ручки», «животик», «ножки», «слева», «справа», «одно», «две» и т.д.). Далее сопоставление идет уже на уровне этих значений, т.е. в словесных категориях. И на основе этого сопоставления значений достигается, наконец, понимание правила, а с его помощью конструируется решение.

Где-то здесь и зарыта собака — в том интервале, который у нас туманно и маловразумительно отграничен словами: «далее идет сопоставление значений... и на основе этого сопоставления достигается... понимание правила». Поэтому вернемся к нему опять и попробуем выяснить, что за события разыгрываются под флагами «сопоставления значений» и «выведения правила» в борьбе разума за понимание законов мира, в котором он существует и действует.

Соответственно, мы пропустим весь подготовительный этап умственной деятельности, с которым уже знакомы по прошлым лекциям: выявление отдельных свойств рисунков, их сопоставление, квалификацию их отношений (есть-нет, больше-меньше, справа-слева и т.д.), т.е. весь механизм эмпирического анализа, синтеза, сопоставления, абстрагирования и обобщения, с помощью которого обнаруживаются отношения и

фиксируются в словах. Например, для рисунков второй задачи таким способом мы устанавливаем, что в каждом из них два элемента, что один из них — точка, а другой — штрих или дуга, что точка в одном рисунке находится слева, во втором — под, в третьем — справа, а в четвертом над вторым элементом. Иначе говоря, мы устанавливаем свойства каждого из рисунков по категориям состава, числа элементов, формы элементов и их взаимного расположения.

Пусть все это эмпирическое исследование самих рисунков уже осуществлено. Тогда, вслед за ним, собственно, и начинается этап умственной деятельности, который ведет к обнаружению и установлению правила или закона, ведет к пониманию.

Мы уже видели, что он начинается с расчленения и характеристики по отдельности отношений, существующих между исследуемыми объектами. В нашем случае это была характеристика отношений, которые имели место между отдельными рисунками. Например, для второй задачи: «В первом рисунке серии имеется точка и во втором имеется точка. Но в первом рисунке она справа от второго элемента (штриха), а во втором рисунке — под вторым элементом (дугой). Вторые элементы различны. В первом рисунке — это штрих, а во втором—дуга. Но по этому признаку (форма второго элемента) первый рисунок сходен с третьим. В обоих второй элемент — штрих. Однако, в первом рисунке он слева от точки, а в третьем рисунке — справа. Второй рисунок, в свою очередь, похож по второму элементу на четвертый. В обоих — это дуга. Во втором рисунке она над точкой, а в четвертом под точкой. Но на обоих она расположена выпуклостью вверх. Второй рисунок сходен с третьим лишь наличием в обоих общего элемента — точки, а по всем остальным признакам они различны. То же можно сказать об отношении третьего и четвертого рисунков».

Нетрудно заметить, что, если на первом этапе анализируются свойства (отношения) самих рисунков (по категориям числа, формы и взаимного расположения элементов), то теперь происходит анализ этих выявленных анализом отношений рисунков по определенным категориям. Иначе говоря, происходит анализ отношений свойств, тогда как на эмпирическом этапе происходит анализ самих свойств.

Следующий шаг заключается в сопоставлении этих выявленных анализом отношений по определенным кате» гориям. Например, для нашего случая — по их сходству и различию. Он идет примерно так: «Все рисунки одинаковы в отношении количества элементов — их два. Все рисунки одинаковы в отношении формы одного из этих двух элементов. Это — точка. В отношении формы обоих элементов одинаковы рисунки первый и третий (на обоих штрих и точка) и второй — четвертый (на обоих дуга и точка). В отношении взаимного расположения элементов все рисунки различны. Но у двух из них (1 и 3) различие идет по горизонтали (слева — справа), а у двух — по вертикали (снизу — сверху)».

Нетрудно увидеть, что здесь происходит уже сопоставление не самих свойств отдельных рисунков, а отношений этих свойств. Иными словами, перед нами синтез (сопоставление) отношений, который обнаруживает их отношения.

Далее из результатов этого сопоставления мы выделяем и отделяем те отношения отношений, которые действительны для всей серии, т.е. являются инвариантами преобразований рисунков, составляют правило их изменения. В рассматриваемом случае такими инвариантами оказываются следующие правила: «Форма второго элемента повторяется через один рисунок. Изменение взаимного расположения элементов по различным принципам также происходит через рисунок: в нечетных — по горизонтали, в четных — по вертикали. Таким образом, все совпадающие моменты (форма, принцип изменения взаимного положения) имеют место через рисунок. Или иначе, правилом изменения рисунков является повторение через рисунок формы второго элемента и изменения положения второго элемента — для нечетных по горизонтали, для четных — по вертикали».

Отсюда видно, что выделение, отделение и фиксирование инварианты преобразования, или правила изменения представляет абстрагирование отношения отношений.

Наконец, когда общее правило установлено, мы можем с его помощью построить, определить или отличить все предметы, которые ему подчиняются, подпадают под это правило. Например, для нашей задачи, мы, исходя из правила, учитываем, что следующий пятый рисунок будет нечетный. Следовательно, вторым элементом в нем должен быть штрих и, так как на третьем рисунке штрих справа, на пятом он должен быть слева. Отсюда искомый ответ: пятым должен быть рисунок «Г».

Сила найденного правила отнюдь не ограничивается возможностью правильно отобрать подходящий объект или построить пятый рисунок серии. Оно позволяет нам продолжать серию до бесконечности и однозначно определять любой рисунок в ней. Например, пусть нас интересует, каков 3951-й рисунок. Из того, что он нечетный, сразу ясно, что его элементами будут точка и штрих. Разделим его номер на четыре: 3951:4=987 (и 3 в остатке). Значит, он должен быть такой же, как третий рисунок в нашей серии (точка справа от штриха). Аналогично можно точно определить вид любого рисунка, относящегося к данной серии, если известен его порядковый номер.

Отсюда видно, что правило, т.е. определенное отношение отношений, может распространяться на сколько угодно объектов, задавать бесконечное множество объектов (точнее, в данном случае — числовое множество). Но такое распространение некоторого признака на множество объектов, или, по-другому, отображение некоторого признака на множество объектов, или, по-другому, отграничение некоторого множества объектов, обладающих данными признаками, называется обобщением.

Итак, в нашем случае мыслительный процесс, как и при эмпирическом мышлении, завершается обобщением. Но нетрудно заметить, что это обобщение особого рода по сравнению с эмпирическим. Оно объединяет не объекты с некими определенными устойчивыми свойствами, а объекты, свойства которых задаются определенным правилом. Сами эти свойства могут быть очень различны. Более того, они обязательно различны, а одинаковым, общим является закон их вариаций — отношение их отношений друг к другу.

Такого типа обобщение представляет поэтому обобщение отношения отношений. Отображение такой общности правил или законов, которым подчиняются отношения некоторого круга объектов, называют понятием.

По-другому можно сказать, что понятие — это отображение свойств объектов, инвариантных к определенным преобразованиям.

К определению сущности понятия можно подойти еще иначе. Что такое правило? В наших примерах видно было, что это — описание способа, как образовать искомую фигуру изданных или, иначе, как эти фигуры образуются друг из друга. Обобщая эту сторону дела, можно сказать, что понятие отображает происхождение данного типа объектов, способ их порождения, правила «изготовления» определенных свойств или отношений объектов. Таким образом, в самом своем существе, в том, как и что они выделяют и отражают в окружающем мире, понятия несут неизгладимый отпечаток своего происхождения из деятельности, и прежде всего труда. Человек постигал природу вещей, изготовляя и изменяя их, реализуя в веществе природы свои цели. Поэтому вещи и вся природа поворачивались к нему этой своей стороной, проявляли свою сущность через такое взаимодействие с человеком. «Как это делается?» — стало мерилом, с которым его психика подходит к вещам и явлениям окружающего мира. «Как из одного становится другое» превратилось в способ, которым его психика отображает свойства, отношения и связи действительности.

То, что мы понимаем — закон, которому подчиняются отношения данных вещей и явлений, или, что то же: свойства объектов, инвариантные к определенным преобразованиям, называют содержанием понятия. То, к чему относится это понимание — сами объекты, отношения которых подчиняются этому закону — называют объемом понятия.

Не нужно думать, что этими объектами служат сами вещи и явления. Напомним, ведь понятия отображают отношения не самих вещей и явлений, а их значений, т.е. обобщенных свойств и отношений. Поэтому, в отличие от значений, объем понятий составляют не физические объекты — вещи и явления — а идеальные объекты: значения, обобщенные свойства и отношения вещей и явлений. Поэтому модели объектов, представленные понятиями, не являются копиями той или иной конкретной вещи. Эти модели суть «идеальные объекты», отображающие те или иные правила сочетания определенных свойств. Следовательно, они могут быть приложены к множеству различных вещей, в которых имеет место такое сочетание соответствующих свойств. И вместе с тем понятия не исчерпывают ни одной реальной вещи, потому что она всегда обладает еще множеством других свойств.

Так, например, понятие «маятника» отображает определенные свойства (колебания в одной или двух плоскостях, постоянство периода колебаний и др.), которые имеются у множества разных вещей. Вместе с тем оно не исчерпывает свойств ни одной реальной вещи, являющейся маятником (например, цвет, материал, конструкцию и т.д.). С этой точки зрения понятие выглядит как «идеальная конструкция», самостоятельно существующая лишь в речевом плане.

Тут как бы еще шаг вверх — от чувственной реальности, и вглубь — к объективным законам действительности. Эмпирическое мышление имеет еще дело с самими чувственными вещами и явлениями. От них оно поднимается к идеальным отражениям общих свойств и отношений конкретных объектов — к значениям. Понятийное мышление с самого начала имеет уже дело с этими идеальными значениями. Оно исследует их, а не сами вещи. От них, значений, оно отправляется. Их свойства и отношения устанавливает и фиксирует в понятиях. Поэтому понятийное мышление может быть определено еще как рациональное или теоретическое. И все рассмотренные идеальные операции, которыми оно пользуется, можно назвать, соответственно, теоретическим анализом, теоретическим синтезом, теоретическим сопоставлением, теоретической абстракцией и теоретическим обобщением. Закон изменения, способ происхождения, правило создания, «изготовления» определенного круга вещей или явлений можно переформулировать еще по другому, как условия, при которых существуют определенные объекты, свойства и отношения, или иначе, способы их существования.

Поэтому отношения отношений, или инварианты, закрепляемые в содержании понятий, можно рассматривать также как признаки, необходимые для существования объектов, охватываемых этим понятием, или, по-другому, как существенные признаки. Это — еще одно отличие понятий от вербальных значений. Значения фиксируют значимые свойства реальности, а понятия — существенные.

Существенность определенных инвариант реальности может проявляться, обнаруживаться и, соответственно, определяться по-разному. Она может проявляться в одинаковом реагировании объектов на определенные преобразования. С этой точки зрения в качестве существенных выступают такие признаки (свойства) вещей (явлений, ситуаций), наличие которых обеспечивает при применении к ним сходных действий сходные результаты.

Так, например применение к разным треугольникам одной и той же операции — суммирования внутренних углов — всегда дает один и тот же результат — 1 80°. Соответственно — это их существенный признак. Аналогично, какой бы газ мы ни помещали в замкнутый сосуд, он всегда будет занимать весь объем. Это — существенный признак газа. Какие бы преобразования энергии мы ни осуществляли, ее общая величина остается неизменной. Это — существенное свойство нашей Вселенной и т.д.

Разумеется, существенность признака (свойства) зависит от того, какие действия мы имеем в виду и какие их результаты нас интересуют. Иными словами, существенное всегда реализуется лишь в пределах определенных целей, объектов и условий соответствующего воздействия на вещи, явления и ситуации. Формулировка существенного признака в сочетании с указанием операций, которые его выявляют, а также целей, объектов и условий, в рамках которых он существует, именуют научным законом. Соответственно, понятия можно определить как системы психических моделей, представительствующих существенные признаки (свойства) вещей, явлений и ситуаций реальности, а также определяющие их правила и законы.

Существенность признаков может выступать и как инвариантность отображаемых ими отношений между различными предметами, явлениями или их элементами.

Первыми на это обратили внимание гештальтисты. С их точки зрения, существенные признаки — это общие отношения между различными предметами (явлениями) или их элементами. Так, например, существенные признаки треугольника — это отношение между его частями (состоит из трех отрезков, замкнут, сумма всех углов равна 180° и т.д.).

Соотношение элементов предмета или явления называют его структурой. Отсюда понятие представляет собой отображение определенной структуры предметов или явлений.

Разные предметы, явления и ситуации при различных конкретных свойствах могут иметь одинаковые структуры. Это составляет основу общности понятий. Так, например, понятие «млекопитающие» отображает определенную структуру некоторого множества организмов: есть четыре конечности, скелет, головной и спинной мозг, молочные железы и т.д., но не конкретную форму этих частей организма, которая у разных млекопитающих может быть очень различна (сравним, например, конечности у кита, собаки и человека). Аналогично самые разные предметы могут иметь структуру шара или цилиндра, сочетаться разными способами в группы с определенным количеством объектов и т.д. Отсюда широчайшая общность соответствующих математических понятий.

Структуры представляют одну из форм отношения отношений. В одних случаях эти структуры имеют значение для выполнения предметами определенных функций. А в других — несущественны для этих функций.

Так, например, если взять функцию размножения, то для млекопитающих существенно выкармливание детенышей. Для перемещения им необходимы конечности. Соответственно, молочные железы, четыре конечности являются структурными признаками млекопитающих, существенными для указанных функций. А вот наличие волосяного покрова является с этой точки зрения несущественным признаком. Аналогично, ассоциативность существенна для выполнения сложения нескольких чисел. А то, что сумма иногда имеет большую величину, чем слагаемые, несущественно для этих целей. Значит, существенность признака зависит от того, с точки зрения какой функции он рассматривается. Признаки, необходимые для реализации определенных функций, называют функциональной структурой предмета или явления. Отсюда следует, что понятия выделяют и закрепляют функциональные структуры вещей и явлений. Так, например, линейка, используемая для измерения, относится к множеству предметов, которые обозначаются понятием «измерительные приспособления». Та же линейка, используемая для проведения прямых отрезков, попадает в категорию «чертежных приспособлений». А если линейка употребляется, чтобы отшлепать нерадивого ребенка, она уже включается в объем совершенно другого понятия — «орудие наказания» и т.д.

Значит, образование новых понятий не обязательно связано с обнаружением новых вещей. Оно связано с выявлением структурных свойств, существенных для выполнения теми же вещами какой-нибудь новой функции (или, наоборот, для осуществления «старой» функции новыми вещами). Следовательно, новые понятия закрепляют обнаруженные новые функциональные структуры вещей и явлений. Так, например, распространение операции вычитания на случаи типа (2 — 5) закрепляется в понятии «отрицательных чисел». Структурные черты осуществления функции размножения без слияния мужских и женских половых клеток закрепляются понятием «партеногенеза» и т.п.

Суть этого процесса — повышение степени организованности информации, полученной из внешнего мира. При этом под повышением организованности понимается такая перестройка психического содержания, благодаря которой оно объединяется и расчленяется в структуры наиболее простые, целостные, компактные, замкнутые, устойчивые во времени, законченные и однородные.

Отсюда видно, что в отличие от значений понятия не «выводятся из опыта», а изобретаются, конструируются, чтобы достичь максимальной организации имеющейся информации в соответствии с поставленной задачей.

Причем, какие признаки структуры становятся главными, зависит от выделяемой функции предметов или от задачи, которую требуется разрешить с их помощью.

Соответственно, такой путь называют инвентивным образованием понятий. Практически он заключается в использовании уже имеющихся знаний с новой точки зрения для выработки новых классификаций объектов, отыскивания новых способов решения новых задач и т.д.

О том, что такой путь образования понятий действительно существует, свидетельствует вся история науки. Время от времени в ней, как поворотные пункты, возникают новые понятия, которые позволяют по-новому взглянуть на все факты, накопленные в определенной области знаний. Такие понятия перестраивают структуру всей этой области знаний, организуют и объединяют факты и понятия, которые до того казались разрозненными и самостоятельными. Такими «изобретениями» были, например, понятия «инерции», «энергии», «дифференциала», «интеграла» и др.

Как же осуществляется инвентивное образование понятий? Исследования показывают, что это может достигаться:

1. Переходом на другую ступень организации, когда ранее самостоятельные совокупности становятся частями более широкого целого, или наоборот. Например, переход от понятий «млекопитающие», «птицы», «пресмыкающиеся» и т.д. к понятию «позвоночные». Нетрудно заметить, что это совпадает с процессом объединения или обобщения. Обратный процесс — расчленение или конкретизация.

2. Изменением принципа организации, когда координация (сочетание элементов внутри данной совокупности) заменяется их субординацией (подчинением) или обратно. Так, например, сначала целые и дробные числа являются для ученика равноправными самостоятельными разновидностями чисел (координация). С введением понятия «рационального числа» целые числа превращаются в частный случай дробей, т.е. становятся видовым понятием, подчиненным более общему родовому понятию дробного числа (субординация). Такой процесс называют центрированием, а обратный ему — децентрированием.

3. Перецентрированием, т.е. выдвижением в качестве существенных тех элементов, которые были второстепенными, и обратно. Так, например, при переходе от понятия тождественных треугольников к понятию подобных, размеры соответственных сторон становятся второстепенным, а размеры соответствующих углов — главным признаком объединения.

Напомним, что «вещами», с которыми имеют дело понятия, являются идеальные объекты, а именно значения, т.е. идеальные отражения определенных общих свойств вещей и явлений. Поэтому, когда говорят, что в понятии закреплены закон связи, правило порождения, способ «изготовления» определенных объектов, речь идет фактически о способах построения идеальных объектов, о существенных отличительных признаках этих идеальных объектов, о структурах и функциях идеальных объектов.

Так, например, в природе не существует такого самостоятельного объекта, как «окружность». В природе есть круглые предметы. Общая им всем форма закреплена в значении слова «круг». А «окружность»? Этот термин фиксирует уже определенное понятие: «геометрическое место точек на плоскости, равноудаленных от данной точки (О), называемой центром».

Значения «круглый», «круг» могут быть обнаружены сопоставлением множества реальных округлых предметов, которые мы видим на каждом шагу: колеса автомобилей, стекла очков на носу прохожего, пуговицы на его пальто, циферблат электрических часов на столбе и т.д. Значение слов «круг», «круглый» мы как бы видим во всех этих вещах. Но, как справедливо отмечает А.И. Ракитов, геометрическое место точек, отвечающее определению окружности, вы не сможете увидеть даже в самый сильный микроскоп.

Все дело в том, что понятие «окружность» относится уже не к вещам, а к значениям слов «круг», «круглый». В нем, в понятии «окружности», раскрывается и фиксируется то, что определяет форму всех кругов, то, что делает их кругами.

Нетрудно заметить, что то же самое можно переформулировать по-другому, сказав, что приведенное понятие фиксирует и раскрывает существенные свойства формы «круга», структуру его формы, инвариантные отношения его элементов, способ построения «круга», условия, при которых существует «круг» и т.д.

В начале лекции мы видели, что принципиально это достигается с помощью тех же процессов, что и формирование значений — а именно координированной системой операций анализа — синтеза — сопоставления — абстрагирования — обобщения. Но на ступени, когда «изготовляются» понятия, все эти действия осуществляются уже над значениями, т.е. не над вещами, а над отношениями вещей, отраженными в психике.

С помощью операций анализа, синтеза, сравнения и т.д. мы теперь исследуем, выделяем и закрепляем не свойства круглых вещей вообще, а только отделенной от них в уме «круглости», т.е. некоторого одного свойства — формы некоторого идеального объекта — «круга» как такового. Поэтому те же процессы приобретают иные свойства и работают по-другому.

Чтобы разобраться в этом, возьмем опять простейший «модельный» пример. Например, рассмотрим, как образуется приведенное выше понятие окружности.

Начнем с анализа. Мы видели, что на рассматриваемой ступени он выступает в виде анализа отношений как неких идеальных объектов мысли, обозначаемых словами, или, по-другому, как анализ значений. Сказать это нетрудно, чего только нельзя сказать! Но вот понять намного труднее.

Ведь отношение, свойство, значение — это не вещь, которую можно расчленить, разложить, разъединить физически на элементы или даже идеально — на свойства различных категорий, т.е. в разных отношениях. Так, например, круглые вещи можно разбирать, разъединять физически. Можно различать в них идеально разные свойства, в том числе «круглость». Но как расчленить саму круглость? Как различить в ней отдельные свойства и стороны. Ведь здесь речь идет уже об анализе разных отношений отношения, составных свойств свойства, различных значений значения.

В чем психологическая суть такого анализа и как он осуществляется? Вернемся к нашей модели — понятию окружности. Конечно, саму «округлость» никакими операциями, ни практическими, ни идеальными, не разложить на элементы или свойства. Но зато можно осуществлять определенные операции над различными круглыми телами и их изображениями или представлениями.

При этом одни результаты будут наблюдаться у всех таких круглых объектов, а другие — нет. Например, будем пересекать их прямой. У любых круглых тел граница будет пересекаться этой прямой в двух точках (если прямая проходит внутри круга, т.е. является секущей). А вот взвешивание разных круглых тел или измерение поверхности разных кругов даст разные результаты. Аналогично, у любого круга все прямые, которые делят его пополам, окажутся пересекающимися внутри круга в одной точке (центре). Все их отрезки, заключенные внутри круга, окажутся равны друг другу. Построенный на таком отрезке (диаметре) треугольник всегда окажется прямым и т.д.

Вот эти результаты определенных операций (пересечения прямой, измерения прямых, проходящих через центр и т.д.), одинаковые для разных круглых объектов, мы можем считать свойствами, которые неразрывно связаны с «круглостью», или проще — свойствами самой круглости.

Нахождение таких свойств и есть анализ свойств «круглости».

Аналогично, например, у всех объектов, именуемых «газами», мы обнаруживаем при помещении в любой замкнутый сосуд способность занимать весь объем. При объемном сжатии их объем уменьшается. При нагревании они все расширяются. При сдвиге (например, скольжении одного слоя над другим) их деформация может расти неограниченно без возникновения противодействия в виде упругих сил. Соответственно, все эти свойства могут рассматриваться как признаки «газа», а вот например, воздействие на живое (ядовитость, нейтральность, полезность), цвет, вес неодинаковы у разных газов. Поэтому они не могут рассматриваться как элементы значения «газа» вообще.

Достигнутое нами понимание можно еще углубить. Для этого напомним, что свойства объектов суть их проявления, их «поведение» в определенных отношениях, их реагирование на определенные воздействия.

При этом «поведение» объекта определяется, с одной стороны, теми отношениями, в которые он попал в данный момент. А с другой — его собственной природой, его способами реагировать на воздействия.

По-видимому, те формы поведения, те свойства, которые неизменно наблюдаются у всех объектов данного класса, выражают их собственную природу. А те свойства, которые встречаются только иногда, обусловлены случайными внешними обстоятельствами, той конкретной системой отношений, в которую попал именно данный объект.

С этой точки зрения, теоретический анализ представляет не только выявление и различение общих свойств некоторого класса объектов, но и отвлечение от единичных особенностей, вызванных случайными обстоятельствами, в которых возник, развивался и находится каждый отдельный объект этого класса.

Нетрудно заметить, что в отличие от эмпирического анализа, который опирается на конкретное, теоретический анализ неразрывно связан с абстракцией. Он основан на отвлечении от случайных конкретных свойств единичных вещей и явлений. Он различает, расчленяет, дифференцирует только те свойства, которые являются общими у всего круга объектов данного класса и, соответственно, содержатся в их значении.

Теоретический анализ есть поэтому анализ абстракций, или анализ на базе абстракции. Таков способ решения психикой задачи, которую мир ставит перед мышлением. Задача эта заключается в том, чтобы подвергнуть анализу суммарный итоговый эффект еще не известных воздействий на вещь, расчленить различные воздействия, которым подвергаются вещи, выделив из них основные, вычленить в суммарном эффекте каждого из воздействий на вещь внутренние свойства вещи (явления), преломляясь через которые, эти воздействия дают данный эффект, и, таким образом, определить внутрен^ ние, т.е. собственные, свойства вещей или явлений (C.JI. Рубинштейн).

Эту особую природу теоретического анализа, его опору на абстракцию вы уже, наверное, чувствуете на себе. Теоретический анализ самого процесса теоретического анализа завел нас в изрядные абстракции. Но «такова селяви», как говорят шутники, перефразируя французов (c’est la vie — такова жизнь). Если нельзя узнать вкус пудинга, не попробовав его, то и «вкус» анализа абстракций нельзя отведать без абстрагирования.

Однако, необходимое не всегда приятно (как, впрочем, и приятное не всегда необходимо). Поэтому, слегка пригубив абстрактные высоты теоретического анализа, вернемся к более ощутимым реальностям конкретных примеров и фактов.

По-видимому, каждый помнит еще из школьной геометрии, что обнаружением и различением общих свойств кругов дело не кончается. Следующий (или одновременный) шаг — эго выяснение, какие из абстрактных (общих) свойств, обнаруженных у кругов, встречаются только у круглых объектов, присущи только форме круга, а какие имеют место и у объектов иной формы.

Для этого круги сопоставляют с «не кругами». При этом обнаруживается, что, например, пересечение прямой контура в двух точках наблюдается не только у круга, но и у овала, квадрата, правильного восьмиугольника и т.д. (Это свойство потом отдельно закрепляется понятием «выпуклого многоугольника»). А вот такие признаки, как наличие одного центра и равенство радиусов, т;е. любых расстояний от этого центра до контура, имеются только у круга.

Если их нет, то круг не существует. Это — способ существования круга, суть его структуры. Соответственно, указанные признаки являются существенными для формы объектов, которые мы называем круглыми.

Нетрудно заметить, что в обнаружении этих обстоятельств участвовали процессы сопоставления и синтеза. Мы уже знаем, что на концептуальной ступени отражения эти процессы носят характер сопоставления отношений (т.е. общих свойств) и синтеза отношений (т.е. общих свойств).

Поэтому к ним приложимы все те вопросы, которые нас интересовали по поводу анализа отношений.

Займемся сначала сопоставлением. В чем его суть на данном этапе, какую форму оно имеет, как производится и к чему приводит?

Часть ответов на эти вопросы мы уже получили в нашем примере. Сопоставление отношений осуществляется через сравнение различных классов объектов с точки зрения отношения у них определенных свойств, или иначе, с точки зрения характеристик этих классов в различных отношениях, или еще иначе, по результатам определенных преобразований этих классов.

Здесь отчетливо выступает особенность ступени теоретических понятий. Так же, как на ступени эмпирических значений (иногда их называют обыденными понятиями), мы имеем здесь дело с классами объектов, объединенных общими в некоторых отношениях свойствами. Но на ступени эмпирических значений классы выступают как множества отдельных объектов, и умственные действия относятся к этим реальным единичным объектам или их представлениям. На ступени теоретических понятий классы выступают как целое, как своеобразные идеальные объекты, и все умственные действия направляются на эти объекты, существующие только в голове — на классы в целом, признаки класса в целом, отношения классов в целом и т.д. Поэтому иногда эмпирическую ступень называют еще конкретным уровнем, а теоретическую — абстрактным уровнем отражения.

Соответственно, на эмпирическом уровне процесс сопоставления направлен на отношение отдельных конкретных объектов. Такая его форма называется сравнением. На теоретическом уровне сопоставляются классы объектов. Такая форма сопоставления может быть названа соотнесением.

Если вы помните, сравнение обнаруживало одинаковость, подобие, сходство или различие отдельных вещей и явлений по определенным свойствам. Какие же отношения между признаками классов может установить их соотнесение?

Ясно, что это не может быть, например, отношение одинаковости. Классы — это не конкретные вещи, которые существуют во множестве экземпляров. Каждый класс существует только «в одном экземпляре». Поэтому они не могут быть одинаковы. Так, например, различные экземпляры автомобилей марки «Москвич-402» одинаковы по конструкции. Но все они составляют один класс «Москвич-402». Этот класс не может иметь отношения «одинаковость по конструкции» ни с каким другим классом, иначе он будет неотличим от этого другого класса и составит с ним один класс по этому признаку. По той же причине есть бесконечное множество четных чисел — но только один класс «Четное число», миллиарды людей, но только один класс «Человечество» и т.д.

Причина этого в том, что класс фиксирует отличия

некоторого множества объектов от всех остальных в определенных отношениях. Эти отличительные свойства вещей и составляют признаки их класса. Поэтому никакой класс не может быть одинаков с каким-нибудь другим классом по своим признакам.

Значит ли это, что над классами нельзя производить операции замены, которая лежит в основе признака (отношения) одинаковости? Нет, не значит.

Так, например, когда речь идет о принципах устройства двигателя, класс «Москвич-402» можно заменить классом «Волга», «Жигули» и т.д., поскольку принципы конструкции двигателя у всех этих классов автомобилей одинаковы. Точно так же, например, с точки зрения практической несжимаемости, одинаковы вещества, относимые как к классу «вода», так и к классу «масла» и т.д.

Значит, сами классы всегда различны. Но объекты, которые входят в разные классы, могут быть в чем-то одинаковы. Тогда один класс в соответствующем отношении может быть заменен другим.

Такое отношение полной взаимной заменимости классов в определенном отношении называют эквивалентностью (равноценностью). Нетрудно заметить, что оно является выражением отношения «одинаковости» для таких идеальных объектов, как классы. Однако, классы — вещи идеальные. «Увидеть» их одинаковость невозможно. Поэтому мы вынуждены формулировать отношение эквивалентности через термины операций замены одного класса другим классом.

С этой точки зрения отношение эквивалентности двух и более классов характеризуется следующими свойствами.

1. Каждый класс всегда эквивалентен самому себе. Это свойство называют рефлексивностью и записывают

х ~ х.

2. Если х-у, тоу~ х. Это свойство именуют симметричностью.

3. Если х ~ у и у ~ z, то х ~ z. Это свойство называют транзитивностью.

Таким образом, эквивалентность представляет рефлексивное, симметричное и транзитивное отношение классов. Нетрудно заметить, что вся эта совокупность характеристик выражает просто условия, обеспечивающие возможность полной взаимной замены классами х, у, z друг друга в определенном отношении (Л).

Соответственно, частичная взаимозаменимость выступает на уровне классов как отношение рефлексивности и симметричности. (Но не обязательно транзитивности.) Например, по образу жизни дельфины частично одинаковы с человеком (живородящие, дышат воздухом). Они же, дельфины, по образу жизни частично одинаковы с рыбами (живут в воде). Но отсюда не следует, что человек одинаков с рыбами по какому-нибудь из указанных признаков образа жизни.

Такое отношение классов называется толерантностью. Нетрудно заметить, что оно является выражением отношения «сходности» для таких абстрактных объектов, как классы.

Градуированное по некоторому признаку различие объектов мы называли подобностью. На уровне классов ему отвечает отношение порядка. Это отношение характеризуется транзитивностью, антирефлексивностью и антисимметричностью (строгий порядок), т.е.

1) х не < х;

2) если х < у, то у не < х;

3) если х < у и у < z, то х < Z-

Пример: 1) Калий не активнее калия. 2) Если калий активнее натрия, то натрий не активнее калия. 3) Если калий активнее натрия и натрий активнее кальция, то калий активнее кальция.

Итак, в отношении классов сопоставление выступает как соотнесение и имеет своим результатом обнаружение эквивалентности, толерантности или упорядоченности классов, или, наоборот, их несоответствия.

Такое соотнесение данного класса с другими представляет теоретический синтез. Он позволяет выяснить, какие из признаков, обнаруженных анализом, есть также и у других классов, а какие — только у данного. Таким образом, теоретический синтез обнаруживает и объединяет существенные признаки класса, или иначе условия его существования (например, для круга такими условиями являются наличие одного центра, равенство расстояний от него до контура и расположения центра и всего контура в одной плоскости).

Выделение и отделение этого существенного представляет теоретическую абстракцию. Такая абстракция, как отмечал С.Л. Рубинштейн, «всегда есть отвлечение существенных свойств предмета или явлений от несущественных...»

Как и все идеальные действия, процесс теоретической абстракции тоже отражает определенные стороны практической деятельности. Только это иные стороны, чем отражаемые эмпирической абстракцией.

Практический корень эмпирической абстракции — трудовая деятельность, отделение, разделение, преобразование, позволяющие отделять части и элементы вещей. Практическая основа теоретической абстракции — эксперимент, при котором мы сохраняем условия, от коих надо отвлечься, неизменными, константными.

Если наблюдение и практический опыт являются способами обнаружения отношений (т.е. свойств) вещей или явлений, то эксперимент представляет способ обнаружения отношений (т.е. законов изменения свойств).

Так, например, вычленяя отдельно такое существенное свойство газа, как связь, между изменениями его объема и давления, мы оставляем остальные признаки (например, температуру, состав и др.) неизменными. То есть берем только одни изотермические отношения и отвлекаемся от всех других отношений. Когда мы хотим выделить другое существенное свойство газа — связь между изменениями его объема и температурой, мы, наоборот, сохраняем неизменным давление и тем самым устраняем влияние этого фактора.

Мысль здесь как бы повторяет или исследует соответствующий реальный эксперимент с газами.

Отсюда видно, что существенные свойства объектов выступают на данном уровне отражения в виде правила или закона их изменения при определенных воздействиях, в форме определенной связи или отношения их сторон и свойств.

Теоретическая абстракция как бы воспроизводит результаты экспериментального выделения и исследования соответствующих связей и отношений между определенными свойствами вещей и явлений.

Однако есть и здесь одно коренное отличие. Практически в реальном эксперименте мы принципиально никогда не сможем удержать температуру или давление газа строго постоянными. Хоть ничтожные, но колебания здесь будут за счет изменения множества внешних и внутренних условий эксперимента.

А вот идеально, «в уме» мы можем это сделать, можем мыслить все условия, кроме, например, давления, абсолютно одинаковыми. И тогда связь, которую мы выведем, будет описывать идеальный случай, т.е. идеальное поведение газа. Мы получим абстрактные признаки или идеальные свойства газа, т.е. каким он был бы, если бы его не «портили» разные случайные конкретные влияния и особенности.

То же самое можно увидеть и на нашем модельном примере теоретического исследования «круглости». И здесь выявленные отдельные существенные свойства выражают связи различных сторон (элементов) круглой формы (например, равенство расстояний от центра до контура, совпадение точек пересечения всех диаметров и т.д.). И здесь эти существенные свойства обнаруживаются экспериментированием. И здесь абстракция описывает идеальный, предельный случай.

Действительно, ведь фактически на свете не существует таких круглых тел, у которых все радиусы равны и имеется точно один центр. Даже в наиболее тщательно изготовленных металлических дисках расстояние от центра до двух любых точек на контуре отличаются друг от друга, хотя и на тысячные доли миллиметра. Совершенствуя станки, измерительные приборы и способы обработки, мыв будущем наверняка сумеем сделать эти колебания еще меньше. Но все равно практически уничтожить неодинаковость расстояний от центра до точек контура люди не смогут никогда. Этому принципиально препятствует прерывное, зернистое, молекулярное строение твердых тел.

Значит, «истинный» круг, у которого все точки контура находятся на одинаковом расстоянии от центра, невозможно ни встретить в природе, ни изготовить. Его можно только помыслить. Он может существовать только в мысли в виде идеального объекта. Его можно изготовить только мысленно, путем идеализации фактических отношений.

Суть этой идеализации заключается в том, что мы выделяем какие-нибудь определенные изменения предметов или явлений, отвлекаемся от всего, что фактически им препятствует, и доводим соответствующие изменения «в уме» до конца. Так, например, мы можем, последовательно дробя тело, все уменьшать и уменьшать размеры его частичек. Однако, мы не можем фактически сделать их меньше размера элементарной частицы: ядра, электрона и т.д. Но в «уме» мы можем продолжить этот процесс в бесконечность, пока не дойдем до частицы, не имеющей длины, ширины и высоты.

Такой процесс называют еще предельным переходом. Он основан на абстракции от реальных возможностей и ограничений вещей и процессов, он «как бы показывает материальным вещам и процессам, во что они могли бы превратиться, если бы им это позволили законы природы» (Ракитин).

Таким образом, теоретическая абстракция не просто выделяет и отделяет определенные свойства и отношения реальных вещей. Она выделяет определенный закон изменения свойств (отношений) вещей (процессов). Она отвлекается от всех остальных законов, которым подчинены данные свойства (отношения) вещей (процессов). Таким образом, она доводит соответствующее изменение до его логического конца. В результате возникает «в уме» некий «идеальный объект», в котором данное свойство, данный закон реализованы в чистом виде.

Например, идеальная «окружность» представляет в уме форму, которая получилась бы, если бы удалось сделать все расстояния от центра до контура одинаковыми. «Точка» представляет объект, который получился бы, если бы удалось до бесконечности провести дробление тела. «Инерциальное движение» представляет движение, каким оно было бы, если бы полностью удалось изолировать тело от воздействия всех внешних сил и т.д.

Отражения таких идеальных объектов в психике называют абстрактными понятиями. Область абстрактных понятий — это особый мир идеальных объектов, у которых в чистом виде реализованы все «лучшие», т.е. закономерные, правилосообразные черты, какие можно заметить только в «нечистом», «искаженном» помехами виде у «грубых» реальных вещей и явлений. Поэтому каждое понятие содержит, как отмечал В.И. Ленин, и некоторый отлет от действительности, некоторую долю воображения. Поэтому понятия выводятся не просто (как значения) из действий с предметами, а из определенных гипотез о законах, управляющих ими, из предположения, что получилось бы, если бы объекты подчинялись бы только данному закону в чистом виде. Поэтому понятия в определенной мере придумываются, изобретаются для закрепления нашего понимания мира. Но это не означает, что понятия не имеют отношения к реальности, составляют какой-то особый самостоятельный воображаемый мир. Нет, понятия всегда есть понятия о реальных вещах, они фиксируют в чистом виде гипотезы об определенных зависимостях и способах существования реальных явлений. Поэтому они контролируются реальностью.

Можно заметить, что понятия составляют как бы набор эталонов, моделей объектов, реализующих определенные законы, т.е. отношения отношений. Соответственно, они выступают как орудия организации окружающего мира, как мерила для его оценки, как средства для выявления соответствующих его законов.

Если вы помните, примерно так же на образном уровне выступали эталонные перцептивные свойства и образы. Они позволяли сразу узнавать в воспринимаемых объектах определенные чувственные свойства и структуры (цвет, форму, упругость и т.д.). Абстрактные понятия воплощают в идеальных объектах алфавит эталонных закономерностей и связей действительности. Тем самым они дают как бы идеальные эталонные выражения того, каким должен быть объект, подчиняющийся соответствующему закону. Поэтому, сопоставляя с ними реальные вещи и процессы, можно узнавать в этих вещах и процессах определенные категории закономерных связей, т.е. существенных свойств.

Нетрудно заметить, что образование теоретических понятий представляет собой одновременно с абстрагированием от реальности также широчайшее ее обобщение, так как оно объединяет «под одной крышей» все вещи и процессы, подчиняющиеся тому же закону, или, иначе, имеющие те же существенные свойства.

Отсюда видно, что обобщение отношения отношений, или иначе, теоретическое обобщение представляет особый способ, а именно обобщение через абстракцию. Оно не сводится, как эмпирическое обобщение, к простому отбору наблюдаемых общих свойств вещей или явлений. Теоретическое обобщение — это всегда и преобразование вещей или явлений, их идеализация. «Общее понятие, будучи продуктом научной абстракции, «идеализирует» явления, оно берет их не такими, какими они непосредственно даны, а в чистом виде, не осложненном, не замаскированном сторонними, привходящими обстоятельствами» (C.J1. Рубинштейн).

Таким образом, любое научное понятие, с одной стороны, обозначает определенный широкий круг явлений и предметов, подчиняющихся некоторому закону (т.е. характеризуемых определенной связью между изменениями их свойств). С другой стороны, любое понятие содержит в себе закрепление определенной зависимости, определенного закона, так как оно воплощает действие этой зависимости, этого закона.

Так, например, научное понятие идеального «газа» обозначает все тела, подчиняющиеся законам Бойля-Мариотта и Гей-Люссака. Но оно же тем самым фиксирует эти законы, воплощает их в «идеальной модели», представляющей понятие «идеального газа», аналогично понятие «массы инерции» не только означает некоторое общее свойство тел, но скрыто содержит в себе второй закон Ньютона (ибо его воплощает и из него выводится и т.д.).

Таким образом, на абстрактном, теоретическом уровне общее представляет закон существования частного, особенного, а не просто внешнее сходство или наличие тождественных свойств, частей и т.п.

Это составляет силу и достоинство абстрактных понятий. Но это же составляет их слабость. Они слишком многого требуют от действительности. Они требуют, чтобы определенная выделенная сторона ее связей существовала и действовала только одна, в чистом виде, независимо от других. Но это не соответствует действительной природе связей вещей и явлений. И это несоответствие проявляется в противоречиях, к которым приходит осмысливание действительности, основанное на односторонних абстрактных понятиях.

Такие противоречия абстрактного умозрительного познавания связей и свойств реальности обнаружили уже древние греки. В частности, философское направление, получившее наименование элейцев или элеатов. Один из этих элеатов философ Зенон сформулировал их в так называемых апориях. Вот одна из них: «апория стрелы». Чтобы пролететь свой путь до цели, стрела должна сначала пролететь половину этого пути. Но до этого она должна пролететь половину этой половины. И так далее до бесконечности, пока не дойдем до участка нулевой длины. Но на нулевом расстоянии нет движения. Стрела находится в покое. Однако из бесконечного числа неподвижных состояний нельзя сложить движения.

Так ум приводит нас к выводу, что стрела не движется. Однако, глаза (да и наше тело, если стрела попала в нас) свидетельствуют, что стрела летит. Так «истина ума» вступает в противоречие с «истиной чувств».

Аналогичный характер носит «апория об Ахиллесе и черепахе», где подобным же способом доказывается, что Ахиллес не сможет догнать черепаху (пока он добежит до места, с которого «стартовала» черепаха, та пройдет на сколько-то вперед; пока он пробежит этот кусочек, черепаха успеет еще насколько-то от него продвинуться и т.д. до бесконечности).

Все эти и им подобные апории, казавшиеся такими безвыходными древним мудрецам, фактически просто отражают идеализованный предельный характер абстрактных понятий. Например, апория стрелы вытекает из предположения, что время и пространство действительно могут дробиться бесконечно. Но это допускается только в их идеализованных абстрактных понятиях, отвлеченных от всех свойств реальных тел, кроме их протяженности и длительности. Фактически, однако, такая бесконечная делимость невозможна, потому что пространство и время есть характеристики материальных тел, а материальные тела не могут дробиться до бесконечности и существовать бесконечно малое время.

В новое время противоречия такого рода были тщательно собраны, систематизированы и проанализированы немецким философом Иммануилом Кантом под названием антиномий. Они заключаются в возможности одинаково доказать такие противоречащие друг другу утверждения как «Вселенная вечна и бесконечна» и «Вселенная имеет начало во времени и границы в пространстве», «Любое вещество может быть разложено на более простые элементы» и «Не всякое вещество может быть разложено на более простые элементы» и т.д.

Кант показал, что эти противоречия вытекают из самой природы абстрактного теоретического мышления. Далее, другой великий немецкий философ Гегель показал, что эти противоречия присущи каждому абстрактному понятию. Они вытекают из ограниченности, односторонности абстрактных понятий. И они-то заставляют мышление двигаться вперед, создавать понятия все более богатые и содержательные.

Наконец, Маркс, совершив великий переворот в философии, показал, что эта противоречивость абстрактных понятий вызвана тем, что они отрывают друг от друга и отдельно отражают неразрывные противоположные стороны реального движения и развития вещей и явлений. Возьмем для примера такие понятия, как действие и противодействие, причину и следствие, новое и старое, возникновение и гибель, жизнь и смерть. Абстрактно они противоположны. Но в реальном движении и развитии вещей и явлений обозначаемые ими стороны неразрывно связаны и переходят друг в друга. Действие А выступает для В как противодействие и обратно. Всякая причина является следствием каких-то других причин, а всякое следствие порождает новые следствия, т.е. само становится причиной. Аналогично любое новое станет когда-то старым, а все старое было когда-то ново. Возникновение любой вещи, организма, общества, звезды, галактики означает вместе гибель того, из чего они возникли, и обратно. Сама жизнь есть непрерывное умирание клеток, организмов, поколений. Но это умирание есть и непрерывное рождение новых клеток, новых организмов, новых поколений.

Надо сказать, что эта особенность концептуального (понятийного) отражения реальности мало кого беспокоила многие тысячелетия, кроме философов. Но вот с начала XX века, когда наука начала исследовать систему своих теоретических понятий, с этим их свойством вплотную столкнулись ученые. Сначала это были математики, которые вдруг к своему ужасу обнаружили, что их основные понятия и прославленная безупречная логика иногда приводят к противоречиям. Примером может служить одно из основных понятий математики «множество». Противоречие, к которому оно приводит, это так называемый парадокс Рассела.

Он формулируется следующим образом: Дано множество (А) всех множеств, которые не включают в себя самих себя. Каким оно будет? Предположим, что оно является множеством, которое не включает себя. Тогда оно должно входить в число тех множеств, которые включает, т.е. быть множеством, включающим себя. Предположим теперь, что оно относится к множествам, которые включают себя. Тогда по определению он не может входить в число множеств, которые включают себя. Итак, в обоих случаях мы приходим к противоречию.

Наверное, некоторым из вас трудно следить за всеми этими хитросплетениями абстрактных рассуждений. Поэтому проиллюстрируем суть парадокса на более конкретном его воплощении. В городе Xимеется один единственный парикмахер, который бреет всех, кто не бреется сам. (Это конкретный пример множества всех множеств, которые не включают себя.) Ну, а как обстоит дело с самим парикмахером? Предположим, он бреется сам. Тогда он относится к числу тех, кого он не должен брить. Предположим, что он не бреется сам. Тогда он относится к числу тех, кого должен брить.

Прошло еще несколько десятилетий, и с той же трудностью столкнулись физики. Оказалось, что их фундаментальные понятия «волна» и «частица», «непрерывность» и «прерывность (дискретность)», «причинность» и «случайность», «явление» и «наблюдение» каждое в отдельности приводят к противоречиям и с логикой и с опытом.

Великий физик современности Нильс Бор показал, что и эти противоречия вытекают из односторонности абстрактных понятий. Нельзя спрашивать об электроне «Волна или частица?», потому что таких раздельных свойств у него нет. Только единство этих двух противоположных понятий отображает действительное реальное свойство электрона.

Это положение Бор назвал принципом дополнительности. Он гласит (блестяще подтверждая марксистскую диалектику): всякое истинно глубокое явление природы требует для своего определения по крайней мере двух взаимоисключающих дополнительных понятий.

Сегодня становится все яснее, что это относится, по-видимому, к любым абстрактным понятиям, которыми оперирует наука. Так, например, в психологической теории такими взаимно дополнительными понятиями являются, по-видимому, анализ и синтез, сравнение и обобщение, абстрактное и конкретное, отношение и свойство, форма и содержание, субъективное и объективное и др. Они не обозначают разных свойств или процессов, а отражают разные стороны того же свойства и разные законы того же процесса, выступают как учеты отдельных сторон движения.

Значит, понятия устроены таким образом, что только совместно могут отражать определенные стороны действительности. Неверно представлять себе дело так, будто каждое абстрактное понятие отражает одну какую-то связь или сторону реальности. Одно понятие само по себе, как мы видели, и соответствует и не соответствует реальности. Оно образовано путем идеализации, с помощью предельного перехода. Фактически вещи и явления никогда не бывают такими, как их изображают понятия. Надо обязательно учесть и то, что мешает вещам стать такими, как требует от них идеальное понятие, т. е. надо отразить также противоположные тенденции, направления в развитии и движении вещей. Этому и служат дополнительные понятия.

Так, например, само понятие «масса инерции» ничего реального не означает, потому что во вселенной нет тел, на которые не воздействовало бы никаких сил. Оно приобретает смысл, когда его соотносят с «силой», которой тело «сопротивляется». В свою очередь само по себе понятие «силы» ничего реального не означает. Оно определяется как «причина изменения движения» и приобретает смысл только в отношении к изменению количества движения.

Отсюда видно, что «масса инерции» и «сила» являются дополнительными понятиями. Они оба относятся к реальному явлению изменения движения тел. Одно образовано выделением в чистом виде аспекта «появления у тел ускорения», а другое — аспекта «сопротивления тел ускорению». Вот это мысленное разложение реального факта изменения движения на два противоположных аспекта и закреплено в дополнительных по нятиях «массы» и «силы». Соотношение между нимг реальных телах и устанавливается вторым законом ) г тона.

Практическое разделение этих аспектов, их отдельное существование у реальных тел так же невозможно, как отделение выпуклости дуги снаружи от ее вогнутости внутри, как отрыв приближения бегуна на прямой к финишу — от его удаления со старта, как разделение энергии, несущей ракету вперед — от энергии газов, рвущихся из сопла назад.

Отсюда видно, что фактические свойства действительности и ее реальные законы отражаются только сочетанием и соотношениями соответствующих дополнительных понятий. Отдельное понятие не соотносимо с реальностью. Реальные законы и явления отражаются лишь соотношениями понятий. Так, например, понятия «массы инерции», «силы», «ускорения» соотносятся с реальным движением через второй закон Ньютона (Р=та).

Это означает, что реальное предметное содержание понятия получают только в системе. Иными словами, в отличие от значений, объем и содержание отдельного понятия принципиально не могут быть установлены остенсивно, т.е. указанием на соответствующие понятию реальные объекты, потому что таких объектов не существует.

Так, например, значение «стол» можно выяснить, указав на соответствующие вещи: «Вот это — стол. И вот это — стол. А это — не стол». Но нет такой вещи, в которую можно ткнуть пальцем и сказать: «Вот это — «масса», а это — «инерция» и это — «инерция», а вот это —не «инерция». Что такое «инерция», нельзя увидеть, а можно только понять. Это можно только объяснить, т.е. раскрыть через соотнесение с другими понятиями.

Это различие понял уже тридцать веков тому назад древнегреческий философ Сократ й с завидным упорством пытался внедрить в умы современников. Как рассказывает Платон, его ученик, Сократ ловил своих сограждан везде, где мог: на улицах, на площади, на рынке и приставал к ним с вопросами вроде: «Скажи мне, высокочтимый и мудрый Антиох, что такое красота?», или «Что такое справедливость?», или «Что такое добродетель? и т.п.

Польщенный собеседник начинал с воодушевлением объяснять. Но Сократ постепенно наводящими («со-критическими») вопросами загонял того в угол, пока «мудрый Антиох» не обнаруживал, что он может толь* ко привести примеры красивой лошади, красивой женщины, красивой картины, добродетельного человека, справедливого поступка. Но не может определить, что такое «красота», «добродетель», «справедливость».

Говоря современным языком, сограждане Сократа знали значения этих слов, но не имели соответствующих понятий. Сократ утешал их тем, что и он сам не знает. Но все же так надоел, что сограждане отправили его на тот свет, так и не разобравшись в понятиях красоты, добра и справедливости. Люди вообще почему-то плохо переносят, когда им доказывают, что они не имеют именно этих понятий. Впрочем, по-видимому, у сограждан Сократа были и более веские причины.

Итак, содержание понятия и его объем могут быть установлены только через соотнесение, связывание его с другими понятиями. Понятие обретает свой смысл только в системе понятий. Эта черта концептуального отражения так и называется системностью понятий.

Установление отношений понятий, т.е. их связей, называется суждением. Следовательно, объем и содержание понятия раскрываются и выражаются в суждениях.

Какие же собственные связи понятий могут устанавливаться суждениями?

Главные случаи здесь такие:

1. Суждение может отрицать связь между данными понятиями. Например, «изменение движения системы в целом не может быть следствием действия внутренних сил», «дельфины не рыбы», «флогистон не существует» и т.п. В этом случае между понятиями устанавливается отношение несовместимости, т.е. полной несовместимости в определенном отношении. Несоот-носимость эта может иметь характер дополнительности. Тогда говорят об отношении противоположности (контрастности) понятий. (Пример: «Электрон выступает как волна или частица».) Но она (несовместимость) может иметь и характер простого отрицания. Тогда говорят об отношении противоречивости (контрадиктор-ности) понятий. (Пример: «натуральное число является или четным или нечетным.)

2. Суждение может утверждать связь между данными понятиями. В этом случае между понятиями будет

иметь место отношение совместимости, т.е. соотносимое™ в определенных отношениях.

Эта совместимость, в свою очередь, может быть полной, т.е. одно понятие всегда может быть заменено другим. Установление такого отношения понятий называют определением (например, «масса инерции есть величина, пропорциональная ускорению, которое тело получает под действием данной силы»). Само устанавливаемое при этом отношение понятий называется равнозначностью.

Однако, совместимость понятий, устанавливаемая суждением, может быть и неполной, т.е. в одних случаях данные понятия выступают как взаимозаменимые, а в других нет. Пример такого отношения: «Движение тела может быть равномерным или ускоренным (движением)».

Здесь понятия «равномерное движение», — «ускоренное движение» оба можно заменить понятием «движение». Но каждым из них не всегда можно заменять понятие движения. В одних случаях можно заменять понятие «движение» понятием «равномерное», а в других — понятием «ускоренное». Такое отношение понятий называют подчинением (субординацией) понятий. Понятия «ускоренное движение» и понятия «равномерное движение» подчинены понятию «движение».

Подчиненное понятие называют видом, а подчиняющее — родом. Установление между понятиями отношения вида к роду называют обобщением, а установление отношения рода к виду — ограничением. (Примеры. Обобщение: «Вещество и поле — формы материи». Ограничение: «К рациональным числам относятся натуральные числа».)

Когда устанавливается отношение к одному роду нескольких видов, то такое отношение называется соподчинением (координацией) понятий. (Пример: «Масса, сила, скорость, ускорение, количество движения, импульс, координаты и траектория — характеристики механического движения тел».) Установление такого отношения понятий в суждении называется делением понятия (родового).

Наконец, совместимость понятий может быть частичной «в обе стороны». Такое отношение называют «перекрещиванием понятий». (Пример: «Некоторые четные числа делятся на 3».)

Из всего сказанного видно, что структура суждений уже иная, чем высказываний. В высказываниях содержание упорядочивается по категориям «деятель», «действие (состояние)», «объект действия» и т.д. В суждениях содержание упорядочивается по линиям: понятие — приписываемое ему содержание — отношение между ними. Поэтому общую форму суждений можно записать так: (S—P или SRP). Первое понятие называют субъектом, второе (Р) — предикатом, а третий элемент (R) — связкой или отношением.

Формально это можно описать, обозначив раскрываемые понятия малыми латинскими буквами в скобках. Приписываемое содержание (признаки) обозначим большой буквой перед скобкой. Например, суждение: «четные числа (а) делятся на два (Р)» можно изобразить так: Р(а).

Тогда суждения существования будут изображаться: Р. Суждения свойства: Р(а). Суждения отношения: Р(а,Ь) и т.д.

Значения по объему могут выражаться специальными приставками — кванторами. Для всеобщих суждений — это квантор у (все), для частных 3 (некоторые).

Например, «все положительные числа больше отрицательных»:

у(а,Ь)Р(а,Ь).

Отсюда, кстати, еще раз видно, что характер, объем и истинность отношения понятий в суждении не содержатся в самих понятиях, а обусловливаются их связью, т.е. формой суждения. Потому-то их можно выразить отдельно, независимо от содержания понятий, из которых состоит суждение.

Подробным анализом этих отношений между понятиями, формулировкой правил для установления таких отношений и т.д. занимается логика.

Нас же здесь интересует другая сторона дела: психологическая суть этих отношений. Нетрудно заметить, что они соответствуют определенным отношениям множеств и операциям над ними. Так, например, несовместимость понятий носит тот же характер, что и исключение множеств. Равнозначность понятий отвечает тождеству, т.е. совпадению множеств; подчинение —включению, перекрещивание — частичному совпадению.

Однако здесь, на абстрактном уровне, мы имеем дело не с множествами реальных элементов, а с понятиями, т.е. идеальными объектами. Они, как мы видели, единичны и неделимы. Поэтому они не могут совпадать, включаться друг в друга и т.п. Соответствующие отношения реальных множеств отражаются на этом уровне как отношение равнозначности, рода и вида, противоречия, противоположности и т.д.

Итак, отношения понятий, устанавливаемые в суждениях, суть идеальные отражения определенных реальных отношений, существующих между множествами. Здесь, на теоретическом уровне, они выступают как отношения значений (равнозначность, противоречивость и т.д.), а не как отношения элементов множеств (совпадение, включение и т.д.).

До сих пор мы оставались строго в рамках абстрактного уровня и рассматривали только возможные отношения самих понятий в суждениях. Но установление некоторого отношения понятий представляет лишь средство, чтобы выразить определенные закономерности действительности, определенные реальные отношения свойств у вещей и явлений.

Таким образом, суждение относится уже к действительности. Оно может утверждать или отрицать действительные или, наоборот, несуществующие связи вещей и явлений. Эти возможные отношения суждения к реальности закрепляются в понятиях его истинности или ложности (двузначная логика), истинности — ложности — неопределенности (трехзначная логика), разных степеней вероятности истинности или ложности (многозначная логика) и т.д.

Далее в суждении закрепляется еще определенная дополнительная информация о характере утверждаемых (отрицаемых) им реальных связей и закономерностей, отношений и свойств.

Во-первых, это — информация о характере самого утверждения (отрицания). Просто допускаются (отвергаются) в нем данные свойства (или связь) объектов как возможные («существование жизни на Марсе возможно»), или фиксируются как существующие («вода образуется соединением двух молекул водорода и одной — кислорода»), или постулируются как необходимые («сумма углов треугольника в эвклидовой геометрии равна 180°»). Соответственно, по модальности суждения могут быть подразделены на суждения возможности, суждения действительности и необходимости.

Во-вторых, суждение содержит дополнительную информацию о характере утверждаемых (отрицаемых) связей. А именно, известно ли о них только то, что они существуют. Или известно, что они являются свойствами определенных объектов. Или утверждается (отрицается), что они представляют отношения объектов. Этот признак называют экзистенциальной характеристикой суждений. С точки зрения этого признака суждения, как мы видим, можно подразделить на: а) суждения существования («трансцендентные числа существуют»), б) суждения свойства («трансцендентные числа не могут быть выражены конечной последовательностью цифр»), в) суждения отношения («падение напряжения на любом участке в цепи постоянного тока пропорционально сопротивлению этого участка»).

Далее, в суждении может содержаться информация о реальном объеме утверждаемой связи: относится она ко всем объектам, подпадающим под данные понятия, или только к части их. По этому признаку суждения можно подразделить на частные («некоторые металлы тяжелее воды») и общие («все металлы электропроводны»).

Мы и здесь не будем вдаваться во всякие дотошные подробности, которые исследуют логики, а отметим только два общих важнейших психологических фактора.

1. При связывании понятий в суждениях не только раскрывается содержание и объем понятий, но и их отношение к реальности.

2, При связывании определенных понятий в суждениях возникает новая информация, которой нет в самих этих понятиях. Это, в частности, информация о соотношении данных понятий, об отношении их к реальности, об отношениях реальных объектов, подпадающих подданные понятия и т.д. Указанная информация содержится в концептуальных отношениях, истинностных, модальных, экзистенциальных и объемных характеристиках суждений. Так как этой информации нет в составляющих понятиях, ее можно рассматривать как собственные формальные значения суждений, которые выражаются определенными сочетаниями, связями понятий, а не в самих понятиях.

Как же отображаются, фиксируются, реализуются понятия практически? В чем они выражаются?

Чтобы ответить на этот вопрос, проследим все опять с самого начала. Формирование понятий, как мы видели, начинается с исследования отношений значений. Но значения — это не вещи. Самостоятельно существуют и закрепляются они только в словах.

Соответственно, отношения значений закрепляются в определенных сочетаниях (отношениях) слов. Когда определенные отношения значений закрепляются в понятии, тем самым происходит выделение строго определенного сочетания слов, выражающего это отношение значений. (Такое строго определенное сочетание слов называют определением понятия.)

Затем такое строго определенное сочетание слов заменяется одним языковым знаком. Это — языковой знак более высокого уровня, чем слова, так как он обозначает уже некоторое определенное сочетание слов (т.е. знаков предыдущего уровня). Такой языковой знак называют термином.

Таким образом, термины выступают как языковые знаки второго порядка (или «второго яруса»). Они означают определенные сочетания («отмеченные кортежи») знаков первого порядка, т.е. слов. Здесь мы встречаем опять все тот же общий закон иерархического перекодирования: знаки более высокого кода обозначают определенные сочетания знаков предыдущего яруса.

Такой языковой знак второго порядка — термин — обозначает уже определенные понятия. Его денотатом являются не сами вещи, а определенное отношение значений. Его содержание раскрывается не через фактические примеры, т.е. связь с вещами, а через определение, т.е. связь со значениями и другими понятиями.

Главная тонкость и основное затруднение здесь заключаются в том, что термины внешне «выглядят» так же, как «обычные» слова, а иногда и совпадают по звучанию с теми или иными словами обыденного языка. И все-таки, при всем внешнем сходстве, это, как говорится, «совсем другой нарзан».

Так, например, слово «свет» может служить и как обычное слово и как термин. В первом случае его значение (коннотат) раскрывается для человека в примерах или образах объектов и ситуаций, имеющих это свойство (например, горящая лампочка, солнце, сияющие витрины и т.п.)* Во втором случае его содержание составляет определенное отношение понятий, которое раскрывается через определенное словосочетание («интервал электромагнитных волн с частотой 0,4-0,8 мк»).

Значения слов фиксируют эмпирический конкретный уровень отражения. Содержания терминов фиксируют теоретический абстрактный уровень отражения. Разница эта возникла вместе с появлением современной науки. Вот как формулировал ее еще Ньютон применительно, например, к категории времени: «Абсолютное, истинное, математическое время, само по себе и по самой своей сущности, безо всякого отношения к чему-либо внешнему протекает равномерно и иначе называется длительностью. Относительное, кажущееся или обыденное время есть или точная, или изменчивая, постигаемая чувствами внешняя, совершаемая при посредстве какого-либо движения мера продолжительности, употребляемая в обычной жизни вместо истинного математического времени, как-то: час, день, месяц, год».

Примерно так же можно сказать практически о любом научном термине, выражающем абстрактное понятие, в отличие от тождественного слова, выражающего обыденное значение, как-то: «сила», «масса», «вещество», «теплота», «число», «множество», «жизнь» т.д.

Это внешнее совпадение языковых знаков, глубоко различных по своей природе, давно уже служит источником немалых бед. Одна из них имеет место, когда термины принимают за однозвучные с ними знакомые слова. Тогда у человека возникает обманчивое ощущение знания и понимания того, о чем он в действительности не имеет ни малейшего понятия. Это очень помогает уверенности суждений. Так возникает воинствующее невежество, из века в век наносившее неисчислимые беды людям на их и без того нелегком пути познания.

Противоположная беда рождается от чрезмерной учености, когда абстрактные научные понятия принимают за полные копии самой реальности. Тогда уже абсолютно пренебрежительно относятся к живым свидетельствам фактов, считая, что они «неистинны», а только кажущиеся. Мы видели, что в такую ошибку впал даже сам великий Ньютон, провозгласив идеальное «мыслимое» время истинным, пренебрежительно отбросив реальное время, измеряемое движением, как кажущееся. Понадобился гений Эйнштейна, чтобы поправить эту ошибку гениального Ньютона.

Впрочем, Ньютон сам глубоко сомневался в абсолютной справедливости своих понятий. А вот там, где действуют личности калибром поменьше, из такой ошибки возникают ученая самоуверенность и непререкаемый апломб. Потому что абсолютная вера в истинность только абстрактных понятий позволяет чихать на их противоречие реальности, считая все это «кажущимся». Так возникает другая злобная химера, сопровождавшая каждый шаг человеческой мысли вперед и терзавшая его носителей — воинствующий догматизм.

Все сказанное относится и к самой психологической науке, которой эти химеры принесли немало горестей (и психологам тоже), от замены в ней науки пустой и развязной болтовней на уровне жизненного опыта толковой домохозяйки — до замены всей реальной сложности духовной и практической деятельности человека схематическим функционированием нескольких тощих абстракций.

Спасение науки, и с нею человеческого познания мира, от двух этих одинаково унылых «исходов в пустоту» требует, по-видимому, обязательного возвращения от абстракций к реальному миру в его фактических свойствах и закономерностях. Но, вместе с тем, это возвращение должно происходить на уровне обобщенных знаний о мире, достигнутых и закрепленных в абстрактных понятиях.

Как Одиссею надо вернуться на родную землю Итаку, откуда он когда-то отправился в далекие страны, познание должно в конце концов возвратиться к реальности. Но из своих дальних и необычных странствий в других мирах оно вернется иным — холоднее и суше, но бесконечно более мудрым и понимающим.

Но к этой новой странице Одиссеи человеческого духа мы перейдем с вами в следующей лекции.

ЛЕКЦИЯ XXIV

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

Одиссей возвращается на свою родину Итаку. Познание возвращается из идеальных миров, которые оно создало, к живой реальности, которая его породила.… В каждом из понятий, приобретенных человечеством на этом пути, сконденсирована… Нетрудно понять, какое огромное значение имеет такая информация для регулирования целенаправленной деятельности людей,…

Р V fa V 0] — Кр V g)V г].

Первое из них закрепляется следующей формулой: [(Р-»?)ЛР] -+q. Пример: «Если х — положительное число, то 2хтоже положительное число; х — положительное число.» Если оба этих…

Р я) ■* (я •* р).

Из высказывания «если сегодня понедельник, то завтра вторник», вытекает, что «если не завтра вторник, то не сегодня понедельник». Нетрудно заметить, что это высказывание также истинно, как исходное, из… Отсюда же видно, что (как и в случае силлогизма) истинность выводного высказывания не зависит от содержания исходных…

Сpfl>)MqVq). (О

По законам логического умножения имеем: (pf~P)A(qTq) = (pAq)V(pAq)V{pAq)V(pAq). (2) 12 3 4

R (P/q) =pWq, R (PAq) =~pAq и т. д.

Это соответствует нейтрализации эффекта операции. В описанном эксперименте этой операции соответствует предположение об увеличении удельного веса воды и таким образом обратного давления на поршень.

4. Коррелятивность (С). Это преобразование заменяет на обратную операцию конъюнкции и дизъюнкции, но не изменяет утверждения и отрицания. Значит

C(pV</) = PAq, C(p/q) =pV q-

Это соответствует равноценности результатов разных операций. В описанном эксперименте, как уже отмечено, этому соответствует снижение плотности воды.

Пиаже показал, что всестороннюю и полноценную проверку гипотезы можно формально описать как применение логической группы указанных операций.

Из наших примеров видно, что источник указанных операций — определенные практические преобразования объектов. В теоретическом мышлении они заменяются преобразованиями высказываний, устанавливающими между ними отношения тождества, отрицания, реципрокности и коррелятивности.

Почему именно эти отношения? Потому что именно такие преобразования как бы возвращают измененный объект в исходное состояние. Тем самым они обнаруживают «через обратную операцию», как и благодаря чему происходят наблюдаемые изменения объекта (или, по крайней мере, благодаря чему они могли бы происходить). Например, если удаление дополнительного груза повышает уровень воды, это означает, что причиной, определяющей уровень, может быть давление.

Правда, когда эти преобразования осуществляются над высказываниями, реальный объект фактически этим, конечно, не изменяется. В таких условиях операция логического «возвращения к исходному высказыванию» устанавливает, что речь идет о том же объекте, только о его разных аспектах и возможностях. Так, в описанном эксперименте разные обратные преобразования высказываний показывали, что все разные названные факторы: удельный вес воды, давление груза и т.д. относятся к тому же объекту — гидравлическому насосу.

Понятно, что и сама группа JNRC выступает лишь как идеальная познавательная модель. Человек не сознает ни самих этих операций, ни их системы. Но он действует так, как если бы операции теоретического мышления в определенной мере отвечали этой модели.

В общем, можно заметить, что деятельность теоретического мышления имеет характер идеального экспериментирования, направленного на выявление законов взаимодействия и изменения вещей и явлений (т.е. «отношений их отношений»). Осуществляется оно с помощью операций над соответствующими высказываниями о реальности, истинность которых уже установлена (логические операции). Это экспериментирование осуществляется по определенной схеме (гипотетико-дедуктивный метод). Оно включает образование по определенным правилам возможных сочетаний высказываний — гипотез (решетка). Далее следует постановка высказываний в каждом из этих сочетаний в исследуемые отношения (интерпретация). Наконец, проверка результатов этих отношений с помощью определенной системы идеальных или практических действий (группа JNRC).

А теперь взглянем на полученный итог с иной точки зрения. Мы уже отмечали, что различные «возможности» вещей закреплены в различных понятиях. Образование всех возможных комбинаций высказываний об объекте означает формулирование всех его «возможностей» (т.е. законов изменения, способов существования), закрепленных в понятиях. Таким образом, все логически возможные комбинации высказываний об объекте представляют объединение всего, что может быть известно о его структуре; короче — представляет воспроизведение объекта в системе высказываний о нем.

Отсюда видно, что логика, гипотетико-дедуктивный метод, комбинаторная решетка высказываний и группа операций JNRC, также как и элементы умозаключения, представляют способы, которыми теоретическое мышление строит системы понятий, т.е. воспроизводит реальность в полноте ее сторон, связей и отношений, ее законов и изменений через системы высказываний, средствами языка науки. Так, разум в идеальном плане реконструирует реальность во всей полноте возможных отношений объектов в форме координированной иерархической системы понятий через систему высказываний, связанных отношением выводимости.

Такая система высказываний именуется, как мы знаем, теорией. Последовательное выведение одних предложений теории из других называют объяснением. Так, например, если мы выводим скорость движения ракеты из законов механики и термодинамики, мы тем самым объясняем наблюдаемое ее движение.

То же самое выведение скорости ракеты из законов механики, примененное для расчета и конструирования новой ракеты, будет уже иметь характер предвидения.

Отсюда видно, что структура объяснения и структура предвидения совпадают. Различие их только во времени, к которому они относятся. Объяснение относит теорию к тому, что есть, а предвидение относит ее к тому, что будет.

Вот почему так высока стоимость теоретического объяснения. Уметь объяснить — значит уметь предвидеть. А уметь предвидеть — значит уметь управлять событиями, уметь правильно определять пути к цели, уметь преобразовывать мир в соответствии с постановленными целями.

Так, главным способом решения задач на уровне теоретического мышления становится объяснение законов изменения объектов и отсюда предвидение последствий определенных воздействий на вещи и явления. Теоретическое мышление как бы строит на бумаге из слов и в голове из понятий модель основных связей и взаимодействий вселенной и, исследуя эту модель, ищет ответа на вопросы о том, что будет с теми или иными объектами при тех или иных условиях, почему они, эти объекты, такие, как они есть, и что надо с ними сделать, дабы они стали такими, как мы хотим.

Рассказывают, что однажды жена Альберта Эйнштейна посетила одну из больших астрономических обсерваторий. Ее поразили гигантские телескопы и другие сложнейшие приборы, и она спросила, зачем это все. Ей ответили, что с помощью этих приборов выясняют, как устроена вселенная. «Странно, — сказала супруга великого физика, — моему мужу для этого достаточно оборотной стороны старого конверта».

Этот забавный анекдот хорошо иллюстрирует различие в способах познания мира эмпирическим и теоретическим мышлением. Но, дабы верно его истолковать, следует напомнить, что сами понятия чисто эмпирического и чисто теоретического мышления находятся в отношении дополнительности. Они — лишь абстракции от разных сторон познавательной деятельности человека. И только вместе отражают действительный характер живого человеческого мышления. Философ и психолог Айвор Монтегью образно писал об этом: «С организмом науки дело обстоит точно так же, как с организмом животного, который требует двух групп органов, одной группы для добывания пищи, а другой — для ее переваривания и усвоения. Эмпирики добывают пищу для науки, а теоретики переваривают и усваивают ее. Без пищи в форме новых фактов и закономерностей наука умерла бы от голода, но без способности включать эти факты и закономерности в свою систему наука умерла бы от несварения».

ЛЕКЦИЯ XXV

ФОРМАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Формы. Структуры. Интуиция и творческое мышление. Синтез основных ступеней познания. Динамические модели. Безумные идеи Итак, мышление — всегда деятельность. Оно устанавливает и обнаруживает различные отношения объектов с помощью…

PMY+P

символы р и q означают любые высказывания.

В первом условии группы операций, дающей классификацию,

А + А = А

знак А означает любой класс объектов.

В группе JNRC операций, проверяющих гипотезы, символы J, N, R и С есть знаки определенных операций над любыми высказываниями и т.д.

Итак, рассматриваемые символы не имеют определенных собственных значений. Они могут означать любой определенный объект мысли некоторого типа (класс, понятие, высказывание, суждение). Круг объектов мысли, которые могут составить значение применяемых знаков, называют их областью определения или пространством значений.

Единственное категорическое требование здесь — это, чтобы одинаковые по форме символы заменялись всегда теми же самыми объектами, или классами, или словами, или терминами, или высказываниями (значениями, понятиями, суждениями), а различающиеся по форме символы — разными.

Таким образом, внешняя форма знаков приобретает здесь иную функцию. У слов и терминов их определенная звуковая или графическая форма служит для того, чтобы выделить и зафиксировать определенные значения и понятия. У рассматриваемых символов внешняя форма не отвечает никаким определенным значениям.

Она служит только для того, чтобы зафиксировать одинаковость или неодинаковость означаемого.

Нетрудно увидеть, что мы имеем здесь дело со знаками особого типа. Такие знаки называют переменными. Это не слова и не термины, не суждения и не высказывания, а новый, иной язык мышления.

Что он выражает? Раньше, чем ответить на этот вопрос, вернемся к рассмотрению приведенной схемы силлогизма, закона упрощения, группы JNRC и т.п. Можно заметить, что в этих схемах встречаются еще знаки другого типа, чем переменные. Например: «+», «—», «V», «а» и др. Эти знаки не означают никаких объектов, а обозначают определенные операции над объектами мысли. Например, «+» означает сочетание классов, «—» приписывание признака, «а» — конъюнкцию высказываний и т.д. Поэтому значения таких знаков называют операторами.

Операторы устанавливают между переменными определенные отношения или связи. Например, операция

А + л = л

устанавливает, как мы уже знаем, отношение рефлексивности. Операция

(рЛя)-+р

устанавливает отношение следования истинности р из истинйости q и т.д.

Таким образом, в определенных сочетаниях (отмеченных кортежах) переменных и операторов мы получаем различные модели того самого процесса, который столь тщательно упрятывается и скрывается мозгом: как вообще определенные идеальные операции над объектами мысли устанавливают между этими объектами определенные логические связи и отношения. И затем далее — как вообще эти логические связи и отношения позволяют устанавливать реальные свойства и отношения вещей и явлений.

Мы употребляли слово «вообще», потому что в этих моделях отображаются операции не над определенными объектами мысли или словами (высказываниями). В них устанавливаются не связи определенных значений, суждений, слов, терминов, высказываний. Нет! В них моделируются операции и связи, какие возможны для объектов или классов слов и высказываний вообще. Иными словами, моделируются возможные устройства (структуры) объектов и суждений о них, классификаций реальности и высказываний о ней, связей реальности и их выводов и т.д.

Поэтому такие сочетания переменных и операторов не являются суждениями, высказываниями, умозаключениями или выводами. Они отображают лишь формы, которые могут иметь суждения, высказывания, выводы и т.д. Соответственно, их именуют по-новому. В логике их называют пропозициональными функциями. В лингвистике — формами. В математике — формулами.

Так, например, что означает математическая формула: х=а*у? О каких объектах она говорит? На эти вопросы нельзя ответить, пока не определено, какие значения можно подставить на место фигурирующих в ней переменных. Если это будут целые числа, то формула описывает отношения между числами, возникающие при операции умножения (сомножителей и произведения). Если х будет означать «силу» (/), а — массу (т), а у — укорение (а), то формула превращается в высказывание о связи физических величин: силы, массы инерции и ускорения. Если вместо х подставить V(напряжение), а вместо а и у подставить I (сила тока) и R (сопротивление), то получим зависимость напряжения, силы тока и сопротивления проводника, утверждаемую законом Ома и т.д.

Далее — подставляя определенные значения силы тока и сопротивления, мы сможем получить значение напряжения для определенного конкретного случая и т.д.

Или возьмем первую формулу группы классификации:

Л+л=л.

Здесь вместо А можно подставить «класс объектов», а вместо «+» операцию сочетания. Тогда формула будет истинна. Но можно А принять за обозначение высказывания (р), знак «+» за обозначение дизъюнкции (v), знак «=» за эквивалентность (~). Тогда формула будет означать определенную логическую связь высказываний и тоже будет истинна. Однако, если истолковать А как обозначение целого числа, «+» как сложение, а «=» как равенство, то формула опять станет высказыванием, но будет ложна.

Таким образом, формы сами по себе не являются ни истинными, ни ложными. Они не являются высказываниями и, следовательно, не утверждают (и не отрицают) никаких свойств ни у каких объектов.

Что же они отображают? Что является их объектом?

Их объектом являются сами операции и отношения, используемые языком и мышлением для организации, описания и отображения реальности.

Здесь мышление как бы поднимается еще на ступеньку выше, чем в своей теоретической форме. Ведь что делает теоретическое мышление? Выводит одни свойства вещей из других на основе установленных между ними отношений. А как эти отношения устанавливались? При помощи определенных операций над вещами. Так, вот, теперь мышление определяет сами отношения безотносительно к объектам, которые могут в этих отношениях находиться. Определяет отношения через операции, которые их порождают, а не через объекты, которые могут находиться в этих отношениях.

Таким образом удается выяснить, как строятся и, значит, как устроены отношения, обнаруживаемые у объектов мышления, т.е. какова их структура. Поэтому данную ступень отражательной деятельности психики можно назвать структурным отражением.

Что же отражает психика на этой ступени? Первый ответ, который здесь приходит на ум, это, что мышление на данной ступени отражает само себя, т.е. свою собственную структуру.

Действительно, данная ступень характерна тем, что человек осознает и формулирует те правила, которым следует его мысль, и подчиняет свое мышление этим правилам.

Далее, как мы видели, структурные отражения оторваны от реальных значений и даже от значения истинности, т.е. как-будто лишены всяких связей с действительностью. Они поэтому выглядят как чисто мысленные конструкции, построенные с помощью идеальных операций. Например, математику иногда так и называют — наукой о всех возможных законосообразных отношениях, какие можно помыслить.

Все это в какой-то мере верно. Но это только первый, самый внешний слой истины. А чтобы добраться до нее, копнем глубже.

Мы уже установили, что формы фиксируют те стороны рассуждения, доказательства, вывода, заключения, которые остаются неизменными при любых заменах фигурирующих в них слов, понятий, суждений, высказываний. Иными словами, формы отображают инварианты рассуждений и доказательств.

Это означает, что формы отображают единые правила, определяющие разнообразные связи высказываний. Они выражают устойчивые законы протекания понятийного мышления. Они фиксируют способ существования логического мышления, как оно устроено, как оно строит свои понятийные модели и теории. Короче говоря, формы отражают определенные общие отношения, возможные между любыми высказываниями/

Теперь напомним, что высказывания на ступени теоретического мышления выражают суждения, т.е. определенные отношения понятий. Следовательно, форма выступает как отображение отношений отношений понятий.

Однако, понятия, в свою очередь, отображают, как мы видели, определенные отношения значений, т.е. свойств. Следовательно, по отношению к ступени вербального отражения формы выступают как отношения отношений отношений значений, т.е. категориальных свойств вещей и явлений.

Но и категориальные свойства вещей или явлений, т.е. их значения, представляют определенные отношения самих этих вещей и явлений. Отсюда формы представляют отношения отношений отношений отношений вещей и явлений.

Вот какая длинная цепь обобщений и вместе абстракций протягивается между формами и реальными вещами, между структурным отражением и чувственным

* Нетрудно заметить, что переменные, операторы и формы выполняют здесь ту же функцию, какую на концептуальной ступени выполняли понятия, суждения и высказывания. Они отражают инварианты, правила, законы, способы существования и конструирования объектов. Только на уровне структурного отношения такими объектами являются уже сами понятия, суждения и высказывания.

опытом. И при каждом переходе от одного ее звена к другому происходит смена непосредственных объектов аналитико-синтетической деятельности мозга, а вместе и смена кодов психического отражения результатов этой деятельности.

Невольно возникает вопрос — что это дает? Для чего такая длинная цепь обобщений результатов предыдущих обобщений, отвлечений от продуктов предыдущих абстракций, превращений итогов предыдущей ступени отражения в исходные объекты следующей. К чему эта вечная неудовлетворенность человека возможностями познания и создание все новых и все более отвлеченных его ступеней? Не уводит ли этот путь человека все дальше от живой действительности в мир все более призрачных и отвлеченных конструкций его собственной мысли? Не ведет ли эта «дорога никуда» в пустоту, туда, где человек будет «знать все ни о чем»? Ведь и сегодня уже говорят про математику, что это наука, которая учит, как доказывать неизвестно что неизвестно о чем. А про философов — что это люди, которые в абсолютно темной комнате ищут абсолютно черную кошку, которой там нет.

Неизвестные авторы этих афоризмов так не жалуют математиков и философов, потому что именно их науки первыми подошли к ступени структурного отражения и объединились с ней в таких областях, как математическая логика, теория абстрактных автоматов, семиотика и др.

Между тем, старый евангельский вопрос «камо гря-деши?» (куда идешь), обращенный к человеческому разуму, звучит особенно остро именно для этой его ступени. Для ступени, где мышление как-будто совсем отрывается от реальности, а исследует лишь возможные формы и отношения своих собственных произвольных конструкций. Для ступени, где уже нет ни утверждения, ни отрицания, ни истины, ни лжи, ни определенных объектов или понятий, ни даже определенных высказываний или суждений о них. Воистину, как-будто, знание ни о чем!

Именно такие страхи и сомнения сбили с толку некоторых философов и психологов, привели их к выводу, что мышление — это что-то вроде игры мозга с конструкциями, которые он сам придумывает, по правилам, которые он сам для себя устанавливает.

Ошибка этих философов и психологов в том, что они рассматривали лишь одну ступень знакового отражения — структурную. Они видели только одно звено познания. И по нему пытались судить о природе познавательной деятельности, оторвав это звено от всей цепи, которая образует процесс познания.

А начало-то этой цепи, как мы видели, намертво закреплено в реальности! Как бы длинна ни была многозвенная цепь отражения и как бы они ни вилась, а начало у нее есть. И это начало — живая действительность, с которой так или иначе взаимодействует человек.

Уход ко все более абстрактным отношениям представляет одновременно охват все более широкого круга связей.

Например, отношение «длиннее» возможно у всех вещей, *имеющих определенную протяженность» (уровень значений). Но оно относится только к одному их свойству — «длине». Отношение «более» намного абстрактнее. В нем не указано уже, к какому реальному свойству вещей оно относится (уровень понятий). Зато оно и может быть применено к любым свойствам вещей («более длинный, чем», «более умный, чем» и т.д.). Наконец, отношение «транзитивность» совсем абстрактно (уровень структур). В нем не указано даже, к каким отношениям свойств оно относится. Поэтому оно применимо для описания любых отношений любых объектов [(aRbhbRc)^*aRc].

Отсюда же видно и второе — уход к отношениям, все более далеким от непосредственного чувственного опыта, представляет одновременно приближение ко все более глубоким объективным отношениям вещей.

Как это все достигается? Как создаются такие отношения «пятой степени» и в каких формах они осознаются человеком?

Рассмотрим для примера отношение эквивалентности (обозначается «-»).

Чтобы представить, построить, описать определенное отношение, человек должен опереться на какие-то реальные образцы такого отношения. Одним из реальных образцов отношения эквивалентности служит, как вы, надеюсь, помните, отношение одинаковости.

А что такое одинаковость?

Это можно объяснить только примерами. Вот, два «москвича» одного выпуска одинаковы. Две буквы «а» в тексте этой книги одинаковы. Отрезки в 100 см и 1 м одинаковы. Произведения 4-6 и 12-2 одинаковы и т.д.

Это психологическое положение закреплено современной математикой и математической логикой в логическом принципе: Задать отношение — значит указать, между какими объектами оно выполняется.

Вот он, тот конец цепи, который зацеплен за реальность! В каких бы высотах ни витала затем мысль, она будет молчаливо иметь в виду этот исходный набор примеров, которым она определила для себя данное отношение. Установив отношение, надо исследовать его само по себе, «как таковое», безотносительно к объектам. Надо установить его существенные признаки, т.е. сформировать понятие отношения.

Что это значит? Это значит выявить способ существования данного отношения. Или проще — установить, что делает это отношение именно данным отношением. Например, что делает отношение произведений 4-6 и 12-2 именно отношением одинаковости, а не сходства, или порядка, или противоречия и т.д.

Путь к этому тот же, какой мы видели на предыдущих ступенях познания — через операции. Берут пары различных объектов, о которых известно, что они находятся (или не находятся) в данном отношении (например, равны или не равны). Совершают над ними определенные действия, не изменяя самих объектов. И смотрят результат: сохранилось данное отношение или нет.

Таким образом, сами объекты не играют здесь роли. Результаты должны быть состоятельны для любых. Такие результаты и принимают за свойство соответствующего отношения.

А дальше производятся абстракция и обобщение. Любые объекты заменяются переменными. Отношение заменяется оператором. Получается форма. Например, в нашем случае

Возможные операции над ней:

1. Отражение: х~х.

2. Обращение: х~у-у~х.

3. Перенос: х-у — y~z-

4. Ассоциации: x~(y~z) и др.

Результаты этих операций рассматриваются как свойства отношений. Для нашего случая:

1. (х~х)лх — рефлексивность.

2. (х~у)л{у~х) — симметричность.

3. (х~у) л (y~z) л (x~z) —транзитивность.

4- [у~(;у~*)]л[(х~у)~г] — ассоциативность и др.

Отношение мыслится как особая абстрактная «вещь» с определенными выше свойствами. И для ее обозначения вводится специальный термин: «эквивалентность».

Формулы 1-4 и т.п. принимаются как аксиомы, т.е. недоказываемые утверждения о данном отношении, вроде бы произвольно принятые автором и свободно придуманные им для игры с символами.

Так обрываются связи с источником структурных отражений — реальностью. И все начинает выглядеть как чистое «творение духа». Между тем, это только так изображаются и формулируются итоги деятельности мышления. А само оно, как мы видели, протекает теми же путями и функционирует теми же способами, что и отражательная деятельность на предыдущих ступенях. И здесь, как и там, мы видим анализ отношений объектов и синтез выявленных свойств, абстрагирование этих свойств и обобщение их в форме идеальных объектов с такими свойствами. Но на ступени структурного отражения объектами этих процессов являются уже отношения понятий и высказываний, представляющие итоги всех предшествующих ступеней познавательных процессов. Отсюда особенности его содержания (отражает пятую степень отражения) и его формы (реализуется в переменных, операторах и формах).

Разумеется, на этом дело не останавливается. Как только «объекты пятой степени» (операторы и формы) сформированы и их свойства выяснены, начинается исследование отношений и связей между ними. Например, эквивалентности выстраиваются в цепи, суммируются, сочетаются и объединяются друг с другом, а затем с другими сформулированными отношениями (например, порядком, толерантностью и др.). Так образуются новые более сложные отношения и системы отношений, выявляются их свойства (например, если объединение отношений эквивалентности опять эквивалентно, то это представляет отношение когерентности, имеющее свои свойства и т.д.).

Нетрудно заметить, что здесь уже возникают отношения «шестой степени». Такие отношения формальных отношений образуют иерархические системы. Эти иерархические системы формальных отношений называют знаковыми структурами или просто структурами. Процесс построения и использования таких структур из логических форм называют формальным мышлением.

Нетрудно заметить сходство между теорией и структурой.

Структура строится так же, как теория — путем выведения. И так же, как теория, она представляет собой иерархическую систему. Только в теории фигурируют понятия и термины, суждения и высказывания, а в структуре — переменные, операторы и формы.

Теория строится путем выведения из данных понятий, суждений и высказываний всех возможных новых понятий, суждений и высказываний по определенным формальным правилам. Она отображает, таким образом, все связи, имеющиеся между данной совокупностью понятий, суждений и высказываний. А структура строится путем выведения самих возможных правил выведения, т.е. всех форм, в которых может протекать выведение одних понятий, суждений или высказываний из других.

Таким образом, структура отображает связи, существующие между всевозможными логическими связями.

Она составляет логику логики (как это иногда называют металогику, т.е. «сверхлогику», «внелогику»), или теорию теорий (метатеорию).

Каков же реальный смысл формальной структуры по сравнению с содержательной теорией?

В теории, как мы видели, реальный смысл выведения новых понятий, суждений и высказываний заключается в переходе к отображению все новых сторон, все новых связей и законов определенной области реальности, охватываемой данной теорией. При этом система понятий (суждений, высказываний) теории представляет отображение в логической форме тех общих связей, которые существуют между разными законами и изменениями данной области реальности. Выведение одних понятий (суждений, высказываний) из других, при помощи которого организуется их система, представляет логический способ установления таких связей.

Структура же с помощью выведения устанавливает систему логических форм. Следовательно, она отображает связи между теми общими формами, в которых наше мышление и язык вообще способны выражать отношения между различными законами, изменениями, сторонами реальности.

Но ведь установление связей между различными законами и сторонами реальности представляет способ теоретического воспроизведения реальности в полноте ее многогранных связей и отношений, способ реконструкции действительности в целом из тех знаний о ее отдельные сторонах, которые закреплены в абстрактных понятиях. Значит, структура отображает способ, которым теоретическое мышление воспроизводит определенную реальность во всех ее возможных отношениях.

Иначе говоря, структура представляет ту сеть логических отношений, в которой теоретическое мышление воспроизводит связи различных сторон реальности на уровне понятий. Этой системой логических форм закреплено знание о структуре нашей вселенной в целом, достигнутое человечеством на стадии абстрактных понятий. (Так же, как в системе категорий закрепляется знание человечества о структуре вселенной на уровне конкретных значений.) Например, оператор л закрепляет знание о том, что есть признаки (свойства, законы), которые только совместно обеспечивают существование определенного объекта (или его возникновение, или его изменение и т.д.). Так же как на ступени значений, например, категория времени закрепляет знание о связности и непрерывности существования объекта (или его изменения, возникновения и т.д.).

По-другому и короче все это можно выразить, сказав, что структура отображает определенную возможную общую конструкцию объектов и отношений нашего мира в целом. Являясь в первом приближении моделью структуры теоретического мышления, во втором приближении она представляет обобщенную структуру той модели реальности, на которую опирается теоретическое мышление. Или, если хотите, под которую теоретическое мышление подгоняет реальность.

Так, например, закон тождества (р-*р) предполагает, что объекты в нашем мире имеют достаточно устойчивые свойства. («Если истинно, что сила — причина ускорения, то истинно, что сила — причина ускорения.») Закон противоречия р /р (ложно, что истинно р и не-/?) предполагает взаимное исключение противоположных свойств и объектов (например, «ложно, что сумма углов треугольника равна 180° и не равна 180°») и т.д.

Что эти логические формы представляют именно гипотезы об определенном устройстве мира, выраженные через отношения понятий и высказываний, драматически обнаружилось в нашем веке, когда наука подошла к отношениям реальности, не получившим отражения в сложившихся логических структурах. Так, например, оказалось, что закон тождества не) годится для многих рассуждений в квантовой механике. Высказывания, вроде «если данный электрон находится в точке (х, у, z), то этот электрон находится в точке (х, у, Z)» оказались в ней бессмысленны. И причина была не в мышлении, а в том, что электрону нельзя приписать индивидуальности в том смысле, как объектам нашего макромира (например, нашему приятелю Ивану Ивановичу). Точно так же ошибочными оказались высказывания, вроде «Ложно, что электрон — частица и не-частица». Закон противоречия здесь не годился и т.п.

Для тех, кто считал, что мышление диктует законы миру, это было трагедией. Им казалось, что рухнула сама возможность понять и объяснить мир. Но для тех, кто понимал, что логические структуры лишь отражают структуры реальности, ничего страшного не произошло. Случившееся просто означало, что для этих новых областей реальности надо создать новые логические структуры, новые способы рассуждения, отвечающие структуре микромира (и мегамира, т.е. вселенной, тоже). Такие структуры и способы были созданы и успешно «работают», позволяя строить в названных областях подтверждаемые опытом теории.

Отсюда видно, что если теорию можно было рассматривать как своеобразную «идеальную машину» для производства новых знаний, то формальную структуру (металогику, метатеорию) можно представить как своеобразную «знаковую машину» для производства новых теорий.

Этим определяется обратный путь от «абстракции шестой степени», каковой является отражение мира в формальных структурах, к абстракциям более низких ступеней: пятой степени — теориям, четвертой степени — понятиям, третьей степени — эмпирическим значениям и т.п.

Первый шаг на этом пути представляет создание по общим правилам металогики определенной частной структуры, которая будет служить формальной моделью теории об интересующем нас куске реальности.

Для этого отбираются главные отношения, наиболее общие для этого куска реальности. Они представляются в чистом формальном виде, т.е. через переменные и операторы, независимо от их объектов. Так, например, в языке можно выделить, следуя Ю. Шрейдеру, такие главные отношения:

1. Следование: х,<Су_{.

2. Управление: x_t -*■ y_t.

3. Согласование: xflxj.

4. Однородность: x_ty (xj).

5. Вхождение: , *>,...)•

Далее «придумываются» и постулируются определенные свойства этих отношений (формально, т.е. через переменные и операторы), так чтобы они были возможно ближе к тем языковым связям, которые «имеются в виду».

Так, следование определяется как отношение совершенно строгого порядка, т.е. транзитивное, антиреф-лексивное, асимметричное и антисимметричное.

Управление определяется следующим образом:

1. Если х, -*• х₂ -*• ... дс_п, (при п>2), то невозможно дс, -* х_п (антитранзитивность).

2. Существует единственный элемент х, для которого соотношение у -*■ х не выполнено ни при каком у.

3. Для всякого х существует не более одного такого у, что у -* х и т.д.

Определив таким образом все перечисленные ранее отношения, мы переходим к их сочетаниям и комбинациям. Образуем новые составные отношения, выводим их частные случаи. Так мы получаем структуру, составляющую формальную модель нашей теории языка.

Можно спросить, конечно, а для чего нужна эта ступень? Почему, извлекая из наблюдений над языком набор исходных отношений и их свойств, мы упорно делаем вид, что рассуждаем только об операторах, о знаках и ничего не знаем (и знать не хотим) о языке.

А дело в том, что такая «очистка» позволяет нам сводить исходные отношения к комбинации (пересечению) определенных элементарных формальных свойств: транзитивности, симметричности, порядка и т.д. Соответственно, с одной стороны, мы может использовать все, что знаем об этих свойствах, которые суть просто определенные правила вывода. С другой, мы в этих выводах еще не ограничены реальными свойствами конкретных объектов: слов, фраз и т.д. и можем развертывать систему выводов, не задумываясь, какие объекты и отношения имеются в виду. Таким образом, полученная структура будет годиться не только для языка. Она будет годиться для любой системы объектов, между которыми имеются перечисленные ранее отношения.

Один из создателей математики — математик Гильберт пояснял это таким примером. В построенной им формальной модели геометрии есть следующая аксиома:

Vx, Vу' zl2 / Ryz).

Напомним, что у означает «для всех», £f — «существует такой..., что», х, у — переменные одного рода, z — другого рода; R — отношение. Все вместе можно прочесть приблизительно так: «Для всякого объекта х и для всякого объекта у существует такой объект z, что отношение R имеет место как между х и z, так и между у и г».

Если мы заменим переменные х и у термином «точка», а переменную z — «прямой линией», отношение

R — термином «провести через», то эту формулу можно прочесть: «Через любые две точки можно провести прямую линию». Так вот, Гильберт отметил, что если в этой формуле заменить термин «точка» термином «пивная кружка», термин «прямая линия» — термином «стол», а отношение «провести через...» — отношением «стоять на...», то получится столь же строгое непротиворечивое положение: «Любые две кружки стоят на столе». Совершив такие же замены в остальных аксиомах, можно было бы вывести из них систему теорем, раскрывающих разные отношения и различные свойства кружек, столов и т.п. Как замечает А.И. Ракитин, «содержание такой «геометрии» могло бы совершенно не соответствовать действительности, но отказать ей в теоретическом смысле было бы нельзя».

Отсюда виден смысл формальной структуры, т.е. что она отражает. Она отображает определенную возможную конструкцию некоторого отрезка реальности. Возможность означает здесь соответствие этого отрезка реальности общей конструкции мира, закрепленной в использованной логике.

Отсюда же видно, в чем заключается следующий шаг возвращения к реальности, от которой отвлечена (и вместе с тем извлечена) данная формальная система. Это — подстановка вместо переменных и операторов определенных терминов.

Термины, как мы знаем, обозначают понятия. Таким образом, подстановка определенных терминов вместо переменных и операторов означает отношение данной формальной схемы к определенным классам объектов и отношений. Такую операцию называют интерпретацией формальной модели на определенном множестве объектов и отношений.

Например, отношения, установленные выше для формальной модели языка, могут интерпретироваться так: переменные — слова и фразы; следование — расстановка слов в фразе; управление — грамматическая зависимость одного слова от другого (типа «видеть друга», «встречаться с другом») и т.д.

Интерпретация, по-существу, представляет гипотезу, что закономерности и отношения данного отрезка действительности подчиняются тем общим связям, которые закреплены в формальной схеме.

Из примеров видно, что интерпретация заключается в подстановке на место переменных и операторов терминов определенной научной теории (геометрии, лингвистики, химии, физики и т.д.).

Поэтому интерпретация дает систему связей между понятиями и высказываний, т.е. дает уже определенную содержательную теорию. В одном из наших примеров — теорию пространственных отношений, геометрию; в другом — языковых отношений, лингвистику и т.д. Это — теоретическая интерпретация.

Далее, утверждения полученной теории могут быть наполнены эмпирическим значением, т.е. соотнесены с данными эксперимента и наблюдения и т.д. (эмпирическая интерпретация). Но это все мы уже знаем. Эти ступени мы уже прошли, и как там все происходит, примерно себе представляем.

Таким образом, на рассматриваемой ступени абстракция и идеализация принимают характер формализации, т.е. отвлечения от всяких объектов вообще. Обобщение становится обобщением отношений и принимает форму конструирования формальных объектов через сочетание операций (отношений). Соответственно, анализ принимает формальный характер различения знаков, а синтез — их связывания в системы, т.е. выступают как вычленение исходных аксиом и дедуктивное построение структуры.

Характерная черта научного познания на сегодняшнем этапе его развития — это переход к ступени структурного отражения средствами формального мышления. Такой путь прошла к сегодняшнему дню математика, завершив осознание своей собственной структуры в математической логике. Решительно движется по этому пути языкознание в форме структурной и математической лингвистики. Здесь же можно назвать некоторые отделы математической физики, математической биологии, кибернетики и др. Даже психология, как мы видели на примере Пиаже, начинает нащупывать этот путь. Все это — не просто очередное дальнейшее развитие различных отраслей науки. Это — скачок человеческого познания к новым формам отражения реальности и новым способам мышления.

Между прочим, все вы заметили, наверное, какую-то особую затрудненность, которая возникает при попытке понимания и описания данной ступени мышления. И в этом нет ничего удивительного. По отношению к структурному отражению мира мы находимся сейчас примерно в том положении, в каком современники Сократа находились по отношению к понятийному. Формальное мышление только формируется сейчас в недрах науки, как теоретическое мышление лишь начинало складываться при Сократе в рамках философии.

Но уже сейчас этот способ отражения реальности и переработки информации о ней обещает подъем на новую ступень всего нашего познания и понимания действительности. В формальном мышлении человек получает орудие для отображения структуры своих научных теорий и тем самым для познания того устройства действительности, которое воплощается в системах научных понятий. Формальное мышление освобождает от необходимости опираться на смутные чувства достоверности, убедительности, интуитивной очевидности и т.д. Оно заменяет смутное движение «идей» в голове физическим оперированием символами по определенным строгим правилам.

Это открывает возможности для передачи электронным вычислительным машинам многих видов переработки информации, которые ранее считались суверенным царством абстрактного мышления. Если теоретическое мышление выступало как «психическая машина» для порождения идеальных моделей реальности, то формальное мышление выступает как знаковая машина, изготовляющая модели таких «психических машин», т.е. модели систем теоретического мышления.

Начав с нескольких общих отношений, операций, аксиом и правил вывода, формальное мышление, ставя их во все новые и новые всевозможные отношения друг к другу, может строить бесконечную систему теорем и выводов. Причем, этой системе теорем и выводов отвечает в свою очередь бесчисленное множество теоретических интерпретаций, т.е. систем законов реальности.

Неудивительно, что мощь этой новой формы мышления показалась вначале безграничной. Два столетия тому назад так же безграничны казались возможности понятийного мышления. Тогда Лагранж выражал гордую уверенность, что полная картина устройства вселенной сможет быть построена из абстрактных понятий ньютоновой механики и, следовательно, понята, объяснена и предсказана во всем ее прошлом, настоящем и будущем, вплоть до движения каждого отдельного атома. В начале двадцатого века такие же надежды вызвало бурное развитие формального мышления. Теперь ожидали, что полная картина устройства вселенной (включая само мышление человека) сможет быть построена из формальных структур математики.

Но в 30-х годах над этими ожиданиями прогремел гром великой теоремы Геделя. Проанализировав структуру самого формального мышления, Гедель доказал, что в любой достаточно сложной формальной системе всегда могут быть сформулированы истинные положения, которые не могут быть выведены (т.е. доказаны) в рамках этой системы (т.е. на основе ее исходных аксиом и правил выведения). Иначе говоря, структурное отражение реальности по самой своей природе всегда неполно. Какой бы набор аксиом мы ни принимали, какую бы разветвленную формальную систему ни строили, они никогда не исчерпают богатства тех отношений и форм связи, которыми располагает реальность. Любая знаковая структура, построенная формальным мышлением, является и всегда будет лишь неполным отражением, лишь частичной моделью подлинной структуры реальности.

Итак, промоделировав само себя, мышление обнаружило, что его возможности всегда ограничены. Снова открылась неисчерпаемая глубина ленинской мысли о том, что «человек не может охватить — отразить — отобразить природы всей, полностью, ее «непосредственной цельности», он может лишь вечно приближаться к этому, создавая абстракции, понятия, законы, научную картину мира и т.д. и т.п.» (Философские тетради, стр. 157).

И тут возникает коренной вопрос: если любая структура логического мышления неполна и не позволяет вывести некоторые истинные положения, то как же все-таки человеку удается вывести такие положения?

Если перевести это на язык психологии, то суть этого вопроса можно изложить следующим образом. Понятийное мышление воссоздает картину вселенной, складывая ее из понятий. Систему связей реальности оно отображает в форме системы связей понятий, т.е. в форме теории. Формальное мышление воссоздает картину вселенной, складывая ее из форм. Систему связей реальности оно отображает в виде системы операций над формами, т.е. структуры.

Значит, в обоих случаях надо, чтобы имелись уже исходные «кирпичики» — понятия или операторы, подходящие для того, чтобы построить здание соответствующей теории или знаковой структуры.

Ну, а если таких подходящих «кирпичиков» не имеется? Если у человека нет понятий и операторов, пригодных для отображения тех отношений реальности, с которыми он имеет дело?

Такой случай возникает, когда человек сталкивается с задачами или фактами, для которых в категориальных, логических или операциональных структурах его мышления нет подходящих значений, понятий и операторов. Если все дело лишь в том, что данный человек не владеет необходимыми значениями, понятиями или операторами, то вопрос решается обучением. И задачи становятся для человека разрешимыми, факты понятными, а положения доказуемыми.

Но может случиться так, что отношения вещей, которые обнаружил человек, еще неизвестны человечеству (или, по крайней мере, оно не обращало на них внимания). Может также случиться, что задачи, с которыми человек столкнулся, не могут быть решены с помощью известных человечеству методов. Тогда эти отношения еще не закреплены в понятиях, а способы решения задачи — в существующих операторах мышления.

И все-таки человек способен решать такие «неразрешимые» задачи и способен понять такие «непонятные» отношения! Порукой тому вся история познания мира человечеством. Значит, у психики человека имеется еще какой-то особый механизм переработки информации, какие-то особые типы познавательных процессов. Вот эти механизмы переработки информации, эти познавательные процессы, позволяющие понимать «непонятные» отношения и решать «неразрешимые» задачи, называют творческим мышлением.

О его формах и операциональных структурах пока почти ничего не известно. Слова типа «озарение», «вдохновение», «интуиция» и т.п. лишь описывают тот факт, что творческое мышление на своем первом этапе не может целиком протекать в форме понятий и логических операций. Ведь необходимых для этого понятий и операций еще не существует. Эти слова обозначают только, что результатом творческого мышления является не просто применение известных представлений, значений и операций, а создание новых образов, значений и способов решения задач, причем таких, которые обнаруживают новые свойства действительности или дают новые способы ее преобразования.

Этим творческое мышление принципиально отличается от проблемного, которое тоже дает решение новых задач, но на основе известных понятий и методов.

Повторяем, о формах и механизмах творческого мышления пока практически ничего не известно. С этой точки зрения оно само относится к тем фактам, для познания которых еще не создано ни адекватных понятий, ни соответствующих методов.

По-видимому, главное для него — нешаблонность, т.е. способность охватывать реальность во всех ее отношениях, а не только тех, которые закреплены в привычных понятиях и представлениях.

Далее, чтобы полнее обнаружить свойства определенной области действительности, надо, по-видимому, знать все основные факты, относящиеся к ней. Чтобы обнаружить неадекватность охватывающих их объяснений, понятий и операторов мышления, надо владеть этими понятиями и операциями. Отсюда огромная роль знаний и мыслительных навыков в творческом мышлении.

Наконец, факты и явления, которые не укладываются в понятии, должны как-то отражаться сознанием, перерабатываться, организовываться и усваиваться мозгом. Возможности для этого дает, по-видимому, образное мышление. Оно не ограничено железными рамками логики и поэтому допускает любые, самые необычные, непонятные, фантастические для трезвого логического мышления соотнесения, объединения и преобразования представлений о вещах и явлениях. Отсюда вытекает важная роль образного мышления и фантазии в творчестве.

Из сказанного явствует, что творческое мышление, по-видимому, как бы синтезирует или впитывает в себя все знания о действительности, которые дает каждый из уровней ее психического отражения (восприятия, представления, знания, понятия, операторы). Оно использует также все способы переработки информации о реальности, которые имеются в распоряжении мозга (сенсорное и образное мышление, эмпирическое и теоретическое, языковое и формальное).

О том, как все это происходит, повторяем, известно очень мало, и то больше — о внешней стороне. Так, накопленные в изобилии наблюдения над творческим процессом у известных ученых, изобретателей, писателей, деятелей искусства и др. позволили указать ряд этапов, которые он, по-видимому, проходит, или скорее, пожалуй, компонентов, которые в нем встречаются. К ним относятся:

1. Подготовка. Она заключается в ознакомлении человека с ситуацией, задачей, необходимыми фактами, знаниями, понятиями и т.д.

2. Созревание. Этот процесс протекает где-то за рамками сознания. В ходе его происходит какая-то внутренняя переработка накопленных данных, внезапно всплывают какие-то предположения, обрывки и «кусочные» предвосхищения конечного результата, способов решения задачи и т.д.

3. Озарение. Это — внезапно возникающее понимание «сути дела», путей решения задачи, характера результата, связей между имеющимися данными и т.д.

4. Проверка. Этот процесс заключается в развернутой последовательной разработке и проверке результатов озарения, их пересмотре, необходимых исправлениях и дополнениях и т.д.

Мы не будем приводить многочисленных примеров, которыми можно проиллюстрировать эти компоненты творческого процесса. Во-первых, потому что такие примеры во множестве известны каждому из вас. Во-вторых, потому что все они описывают лишь внешнюю обстановку творчества или субъективные переживания, связанные с ним. Один ученый прочел столько-то сотен книг, а другой сделал столько-то тысяч экспериментов, один трудился столько-то лет, а другой пропутешествовал столько-то километров, пока сделали свое открытие, создали свою теорию, написали свой труд и т.п. К одному решающая идея пришла во сне, к другому — в ванне, к третьему — во время прогулки в горах и т.д. Один при этом испытывал огромный душевный подъем, другой плясал и хлопал в ладоши и т.д., и т.п.

Классическая сжатая формула всех этих описаний содержится в самонаблюдении выдающегося советского математика А. Колмогорова. Вот как он описывает этапы работы математика над какой-нибудь проблемой: «Сначала, по-видимому, возникает желание исследовать тот или иной вопрос, затем какое-то приблизительное, неведомо откуда возникшее представление о том, что мы надеемся получить в результате наших поисков и какими путями нам, может быть, удастся этого достичь, и уже на следующем этапе мы пускаем в ход свой внутренний «арифмометр» формально-логического рассуждения».

Протекающие в «голове» на первом этапе процессы, благодаря которым возникает приблизительное представление о характере и способах решения, называют интуицией.

Что же такое интуиция?

Исследование истории науки, техники, искусства, а также психологические эксперименты показывают, что ни эмпирические, ни теоретические, ни формальное мышление сами по себе не могут обеспечить озарения, не могут осуществить скачка через «барьер» сложившихся значений, понятий, операций, способов мышления и деятельности к новым, до того неведомым. Они не могут этого сделать по самой своей природе, так как протекают в форме сложившихся значений и понятий, в рамках имеющихся структур и способов деятельности мышления.

Отсюда видно, что интуиция представляет особый способ отражения реальности и переработки информации, отличающийся от всех известных нам уже видов познания и мышления. Вернее будет сказать так: исследование творческого мышления показало, что в нем участвуют какие-то неизвестные нам процессы отражения реальности и переработки информации о ней, отличающиеся от образного, эмпирического, теоретического и формального мышления. Для отличения и обозначения этих особых процессов и придумали особое слово «интуиция».

А что стоит за этим словом?

К сожалению, пока психология почти ничего не может ответить на этот вопрос. Можно только указать некоторые отличительные черты этого способа отражения реальности и выдвинуть некоторые гипотезы о его сущности.

Прежде всего можно отметить, что процессы, из которых складывается здесь переработка информации, т.е. интуитивное мышление, протекают в основном бессознательно («решение возникает неведомо откуда»). Впрочем, мы видели, что это характерно и для других видов мышления.

Далее, можно указать ряд принципиальных отличий интуитивного познания от знакового.

Знаковое отражение расчленяет и выстраивает в цепочку отдельные стороны, свойства и связи действительности, закрепляя их в особых категориях, понятиях и операторах.

Например, на уровне значений мы примерно так отображаем вещь: «мячик — красный, круглый, упругий, большой, прыгает». Фактически все эти свойства есть у мячика одновременно, и таким мы его видим. Но словесное мышление может отобразить вещь, какой мы видим, только «через рассказ», разложив ее свойства во времени, последовательно переходя от одного свойства к другому. То же относится, как мы видели, и ко всем остальным ступеням знакового мышления.

Нетрудно заметить, что приобретая новые знания об объективных свойствах и отношениях вещей, мы кое-что теряем при переходе от образного уровня к знаковому уровню отражения. Образное отражение похоже на объект в том смысле, что воспроизводит одновременно «параллельно» все сочетание его чувственных свойств. Оно как бы имитирует объект, конструирует аналогичную ему модель из ощущений. Знаковое отражение не похоже на объект. Оно расчленяет отдельные общие стороны объектов, т.е. является дискретным. Воспроизводит оно объект последовательно с помощью операций идеального связывания цепочки соответствующих знаков.

Если рассматривать отражение объекта как его психическую модель, все сказанное можно сформулировать следующим образом. На уровне образного отражения психика воспроизводит реальность через имитацию, а на уровне знакового — через операции. Образные модели реальности имеют непрерывный аналоговый характер, а знаковые — дискретный операциональный характер. Образные развертываются в пространстве, а знаковые — во времени.

Но и это не все различия. Маркс сказал, что на свете нет ничего неподвижного, кроме абстракции движения. И здесь сформулировано еще одно важное отличие знакового отражения от образного. Мы непосредственно видим движение и изменение свойств вещей, мы переживаем его как непрерывные связные изменения их образов. Например, мы видим, как переходят друг в друга цвета спектра. Для знакового отражения это невозможно. Изменение оно может описать, только раздробив его на отдельные «куски», через цепочку отдельных слов, терминов, операторов, т.е. дискретно. (Например, красный — светло-красный — оранжевый — желтый и т.д.)

Каждое значение и понятие фиксируют один какой-то момент, одну какую-то сторону вещей, их связей и т.д. С этой точки зрения, значения и понятия похожи на ряд моментальных снимков. Чтобы получше рассмотреть отдельные свойства вещей, они абстрагируются не только от их связей, но и от их изменений.

К чему мы проводили эти сопоставления? А к тому, что интуиция часто выглядит так, как будто она возвращает человека к живому целостному отражению реальности, но не поверхностно-чувственному, а наполненному всем богатством знаний, полученных на ступенях эмпирического, теоретического и формального ее исследования. Так, например, все, даже самые абстрактные науки, стремятся выразить свои конечные результаты в целостных образных моделях. Физик Л. Пономарев так пишет об этом: «При углублении и уточнении системы научных знаний мы вынуждены все дальше и дальше отходить от непосредственных чувственных восприятий и от понятий, которые возникли на их основе. Такой процесс абстракции необходим, но не следует-огорчаться по этому поводу, коль скоро наш разум способен понять даже то, чего мы не в состоянии представить.

Но даже эту «абстрактную реальность» человек всегда пытается представить наглядно, т.е. свести ее к небольшому числу проверенных образов. Такое стремление заложено в человеке очень глубоко, и поэтому у физиков постепенно развилась своя, причудливая система образов, которая почти наверное ничему реальному в природе не соответствует, о которой нельзя рассказать словами, но которая тем не менее помогает им отыскивать связи между явлениями в моменты наивысшего напряжения мысли.»

Эту же черту интуиции отмечали многие выдающиеся философы и ученые. Так, например, Декарт определял интуицию как своеобразное «интеллектуальное видение». Спиноза считал, что при помощи интуиции интеллект непосредственно видит всеобщие и необходимые свойства и связи вещей, а не выводит их через формальные рассуждения и умозаключения.

Настойчиво подчеркивал особенности и роль интуиции в научном творчестве А. Эйнштейн. «Для меня не подлежит сомнению, — писал он, — что наше мышление протекает, в основном минуя символы (слова) и к тому же бессознательно». Именно интуитивные процессы составляют, по его мнению, основу открытий общих базисных законов физики: «К этим законам ведет не логический путь, а только основанная на проникновении в суть интуиция».

Те же черты интуиции обнаруживали в своих исследованиях психологи. Так, например, Дж. Бруннер выявил, что основная тенденция интуитивного мышления — восприятие всей проблемы и проблемной ситуации в целом. Другая ее черта, отмечаемая Бруннером, нами уже указывалась: ответ возникает как бы сам по себе. Не сознаются ни пути, которые к нему привели, ни даже знания, на которых он основывается.

Итак, мы имеем, с одной стороны, целостное отражение определенной ситуации, объекта, системы отношений, впитавшее в себя и объединившее все знания, опыт, наблюдения, понятия человека об этих ситуациях, объектах, системах отношений. По-видимому, его можно представить как синтез итогов всех уровней познания объекта в одной единой системе мозговых связей.

Что такой процесс действительно может происходить в мозге, установил выдающийся русский физиолог А. А. Ухтомский. Он показал, что в тех случаях, когда в центральной нервной системе создается господствующий устойчивый мощный очаг возбуждений, этот очаг приобретает способность привлекать к себе любые нервные импульсы, приходящие в центральную систему. Иными словами, образуются связи господствующего очага со всеми нервными центрами и сетями, которые так или иначе активизируются за время существования этого очага. Такой очаг возбуждений Ухтомский назвал доминантой.

Нетрудно увидеть, что доминанта может представлять физиологическую основу синтеза в единой системе нервных связей всех итогов отражения определенных объектов. Для этого нужно, чтобы данная проблема создавала мощный очаг устойчивого возбуждения в мозге в течение достаточно длительного времени. Все факты, знания, понятия, опыт — все, что за это время будет отражаться в мозгу и возбуждать те или иные его центры, будет стягиваться к доминанте, «впитываться» ею, включаться в систему связей с ней.

Отсюда становится понятна роль этапов подготовки и созревания в творчестве и важность для него вдохновенного стремления к цели. Этим же может объясняться бессознательный характер интуитивных процессов — ведь формирование доминанты протекает на уровне и по законам физиологических процессов.

Образовавшееся в мозге целостное всестороннее отображение проблемной ситуации, ее объектов и их отношений некоторые психологи предлагают именовать мозговой информационной динамической моделью (В. Пушкин, А. Фельдбаум). В отличие от опыта, теории и структуры, эта модель носит аналоговый характер, и тем подобна восприятиям или представлениям. Она составляет как бы целостный образ исследуемых объектов или системы отношений и функционирует по тем же законам, как эти объекты или системы.

Вместо того, чтобы экспериментировать над самими вещами, мозг экспериментирует над этой моделью, пока она не примет требуемый характер. Тогда мозг допустит ее в сознание, и это будет решением проблемы.

Упрощенно говоря, эта гипотеза представляет динамическую информационную модель как кусок реальности, воспроизведенный в мозге в виде системы нервных связей. Здесь, в мозге, он продолжает жить своей реальной жизнью, но в призрачной форме психических отражений и физико-химическом виде нервных импульсов. Потому-то интуитивная модель — динамическая (работающая) и аналоговая (имитирующая), в отличие от статических дискретных моделей, даваемых понятиями и значениями.

И в этом-то весь фокус. В этом все главное отличие интуитивного мышления от теоретического и формального. Теоретическое и формальное мышление ищут необходимые для решения сочетания свойств, соединяя по-разному имеющиеся понятия и операторы в соответствии с определенными правилами. Динамическая модель сама пробегает разные возможные свои состояния и в соответствии с законами функционирования своего объекта. Поэтому она может работать без участия сознания, автоматически. В сознании же должны удерживаться только требования задачи. И как только модель добежит до состояния, в котором совпадает с этими требованиями, контрольное устройство сработает, прожектор сознания ярко вспыхнет и осветит этот целостный эмоционально-образно-понятийный образ подходящего решения.

Отсюда видна и роль случайных аналогий в интуитивных решениях, которую давно отмечали психологи. Так, Кекуле открыл циклическую формулу бензола по аналогии с увиденными им обезьянами, которые висели в клетке, сцепившись лапами. При виде этой картины у Кекуле возникла другая — «умозрительная» модель: обезьяны — атомы углерода, их лапы — валентности, которыми эти атомы сцепляются между собой, а их хвосты — свободные валентности углерода, которые насыщаются водородом. В прошлых лекциях мы приводили пример, как Браун, увидев паутину между ветвями, пришел к идее висячего моста, а вот еще пример, как П. Дирак предположил существование античастицы — позитрона. «Он вспомнил одну задачу, которую решил когда-то на математическом конкурсе. Вот описание этой задачи. Трое рыбаков, ловивших рыбу ночью, были застигнуты бурей и остались на острове, чтобы дождаться утра. Когда буря утихла, один из рыбаков решил покинуть остров, забрав треть улова. Он разделил улов на три части, а одну оставшуюся рыбу выбросил обратно в море. Затем проснулся второй рыбак, который ничего не подозревал, также начал делить улов на три равные части, после чего у него также одна рыба оказалась лишней, и он выбросил ее в воду. То же сделал и третий рыбак. Участники конкурса должны были подсчитать число рыб, которое удовлетворяло бы условиям этой задачи. У Дирака получилось, что рыбаки выловили минус две рыбы. Ответ был чисто формальным и тем не менее единственно правильным. Этих-то отрицательных рыб и вспомнил Дирак, когда заявил, что «электроны с отрицательной энергией» так же реальны, как и электроны с положительной энергией».

Во всех этих случаях увиденная ситуация дала как бы схему для кристаллизации целостной модели решения или ситуации, дающей решение. Причем, эта модель уже строится не только из чувственных образов, но вообще из знаний (например, валентности, позитроны — это уже не чувственные образы). Такие образы, воплощающие знания, добытые уже на уровне эмпирического, теоретического и формального мышления, представляют, например, современные модели атома, вселенной, химического строения вещества, электромагнитных процессов и др. Разницу между ними и ступенью чувственного восприятия хорошо выразил Пушкин в следующем стихотворении:

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.

Другой смолчал и стал пред ним ходить.

Сильнее бы не мог он возразить;

Хвалили все ответ замысловатый.

Но, господа, забавный случай сей

Другой пример на память мне приводит:

Ведь каждый день пред нами солнце ходит,

Однако ж прав упрямый Галилей.

Приведенная гипотеза не единственная возможная. Она отражает лишь одну сторону интуиции. Другая сторона творческого мышления заключается, как мы видели, в коренной новизне, необычайности образов и значений, которые оно создает, понятий и операций, которыми оно пользуется. С этой его особенностью связано другое предположение о природе творческого акта. Оно опирается на открытые в последние десятилетия факты внутренних замыканий временных нервных связей и самовозбуждения нейронов.

Мы уже говорили о них ранее. Оба эти факта говорят о значительно большой собственной спонтанной активности нервной системы, чем предполагали раньше. Они означают, что мозг в принципе обладает способностью не только перерабатывать готовую, но и генерировать новую информацию. Он может создавать новые, не встречавшиеся в его опыте образы, комбинации значений, связи понятий и слов и т.д.

Ряд наблюдений позволяют предполагать, что особенно мощно это самовозбуждение возникает у мозга именно в проблемных ситуациях, с которыми он не может справиться при помощи имеющихся представлений, категорий, понятий, опыта, способов мышления и реагирования и т.д.

Практически это наблюдается, например, в сновидениях, грезах, бреде, так называемой скачке идей. Ведь все эти случаи тоже являются реакциями человека на неразрешенные личные и жизненные проблемы. Отсюда видны некоторые корни сопоставления безумия и вдохновения, безумца и гения. Оба реагируют на ситуацию, неразрешимую имеющимися средствами, взрывом самовозбуждения мозга и необычайных его замыканий.

Но разница есть и весьма существенная. Эта разница — прежде всего в критериях контроля. Как бы хаотично и бредово ни шел перебор, у здорового человека имеется своеобразный фильтр реалистичности, осмысленности, логичности. Этим фильтром в сознание пропускаются только комбинации и варианты, совместимые с опытом человека, его представлениями о реальности и ее законах, с требованиями логики мышления и возможностями практики и т.д.

Научное открытие постоянно требует сегодня «безумных идей», т.е. идей, выходящих за рамки привычных готовых представлений и понятий. Но как один из недругов сказал о Гамлете, «в его безумии есть своя логика». Это логика — учет непреложных фактов, установленных наукой, доказанных ею законов и неразрывной цепи ее понятийной системы.

Правда, когда этот фильтр слишком густой, он может задерживать и стоящие идеи. Об этом говорится в старой шутке, как делаются изобретения. Все специалисты знают, что этого нельзя сделать. Но приходит невежда, который не знает, что этого нельзя сделать, и делает.

Как бы там ни было, но теоретическое интуитивное мышление представляет высшую известную сегодня ступень познавательной деятельности человека. Объединяя в целостном образе итоги всех ступеней отражательной деятельности интеллекта, оно вместе с тем по своим целям и характеру прямо противоположно как образному, так и понятийному логическому мышлению, в том числе и проблемному. Главная задача последних — сводить все факты, с которыми встречается человек, к известным представлениям, значениям, понятиям, а все задачи — к известным способам решения, имеющимся теориям и структурам.

Творческое мышление, наоборот, требует подвергать все используемые понятия и методы жесточайшей критике и оценке. Оно требует от человека видеть ограниченность любых имеющихся понятий и методов, их схематичность и неполноту по сравнению с подлинной реальностью и задачами, которые она ставит. Оно требует от человека видеть различие между реальными фактами и представлениями о них. Оно помогает ему «прорываться» сквозь рамки мнимого «понимания», создаваемого словами, к интеллектуальному «видению», создаваемому взаимодействием с самими вещами и явлениями. Оно требует смелости при выходе за рамки привычных, само собой разумеющихся, освященных «здравым смыслом» или авторитетами представлений, взглядов, способов мышления.

И вместе с тем оно требует величайшей осторожности, самоотверженности и критичности в оценке новых творений. Оно ищет не веру, а доказательства; не подтверждения, а истину; не успокоение, а вечное беспокойство; не завершение, а всегда начало пути. Короче, оно требует от человека всегда, везде, во всем не подгонять факты под готовые представления о них, а проверять эти представления фактами; не придумывать искусственный мир, пригодный для понимания, а создавать понимание, пригодное для реального мира.

Впрочем, легко перечислять, чего требует творческое мышление. Вопрос заключается в том, как этого можно достичь. На этот вопрос сегодня еще нет настоящего ответа. И поэтому личности, способные к подлинному творчеству, а не просто к решению задач, вспыхивают пока на дороге человечества редко и случайно, как факелы, загоревшиеся от неведомого огня.

Здесь, в области творческого мышления, сверкают самые высокие вершины человеческого гения. Начав с узенького мирка, ограниченного крохотной общиной, человек вышел сегодня в просторы вселенной, прорвался в глубины атома. Он обуздывает силы, создающие солнца, расшифровывает тайну жизни и все смелее поглядывает на загадку собственного духа.

Где же конец пути? Вселенная безгранична. Серебристые стрелы наших космических кораблей проникли пока лишь в узенькие окрестности нашей крохотной общины — Земли. Бесконечна Одиссея человечества. Бесконечна уходящая вширь и ввысь дорога его разума и могущества. И чем выше, тем круче ступени, тем труднее путь. Но тем ярче блеск открывающихся ему новых галактик. Вперед и выше!

ПРИЛОЖЕНИЕ

А.Е. Тарас

СИСТЕМНАЯ КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТИ

1. ЧТО ТАКОЕ ЛИЧНОСТЬ Прежде всего необходимо уяснить сущность научных понятий «человек» и… Человек — это социально-биологическое существо, сочетающее в себе в неразрывном единстве физическое и психическое,…

СПОСОБНОСТИ

Способности — это такие особенности личности (такой синтез психологических элементов всех трех блоков), которые обеспечивают успешность выполнения… «Количественно одинаковые» (т. е. одинаковые по уровню развития) способности у… Весьма живучи предрассудки об унаследовании детьми способностей своих родителей. Например, дети интеллигентов часто…

БЛОК БИОСОЦИАЛЬНЫХ КАЧЕСТВ

Интеллект и мышление

Одним из трех основных атрибутов сознания, наряду с переживанием (т.е. эмоциями) и отношением (т.е. волей), является познание. Процесс познавательной деятельности индивида называют мышлением, а ее структуру — интеллектом.

У животных имеется так называемое наглядно-действенное мышление, связанное с непосредственным (физическим, чувственным) опробованием свойств объектов или преобразованием ситуации. У человека таким мышлением обладает младенец. Следующая ступень развития, это наглядно-образное мышление, протекающее на основе отображения в психике не только непосредственно данной ситуации, но и предыдущих. Оно тесно связано с памятью и воображением.

Высшей ступенью развития мышления, свойственной только человеку, является словесно-логическое, функционирующее на основе средств языка, использующее понятия и логические конструкции. Словесно-логическое мышление протекает в виде особых умственных операций: анализа, синтеза, сравнения, обобщения, абстракции и конкретизации.

У нормального взрослого человека наглядно-действенное, наглядно-образное и словесно-логическое мышление представляют составные части (компоненты) единого целого. Первые два из этих компонентов позволяют, в основном, познавать внешние стороны предметов и явлений материальной действительности (цвет, форму, размеры, движение, положение в пространстве, свойства, изменение ситуации). Проникать же внутрь этих предметов и явлений, устанавливать связи и отношения между ними можно лишь с помощью словесно-логического мышления. Благодаря ему человек решает не только текущие задачи, но и предвидит будущее.

Изучая мышление как процесс познавательной деятельности, психологи выделяют следующие его разновидности: сознательное мышление и бессознательное, реалистическое и аутистическое (т.е. связанное с уходом от действительности в свой внутренний мир), теоретическое (абстрактное) и эмпирическое (практическое), творческое (продуктивное) и консервативное (репродуктивное, стереотипное), логическое (аналитическое) и интуитивное, произвольное и непроизвольное. Подобная дифференциация определяется уровнями обобщения и характером средств, используемых мышлением, степенью его активности, адекватности материальной действительности и т.д.

Мышление каждого человека имеет ряд индивидуальных особенностей. На практике наиболее важными из них являются такие, как скорость решения умственных задач; степень самостоятельности при их решении; гибкость (т.е. умение изменять намеченный план решения задач, если он не удовлетворяет изменившимся условиям); глубина, позволяющая заметить и держать под своим контролем большое количество связей и отношений между объектами; критичность (т.е. сравнение различных вариантов решения с целью выбора наилучшего). Всеобщей особенностью человеческого мышления является его единство с речью. Однако, отождествлять их нельзя, т.к. мышление это процесс отражения, а речь — процесс общения.

Что касается интеллекта, то его обычно определяют как относительно устойчивую структуру познавательной деятельности индивида, обеспечивающую адекватное взаимодействие с окружающей материальной действительностью и направленное преобразование этой действительности. Интеллект проявляется в системе умственных операций, присущих данному индивиду, в стиле и стратегии решения им различных проблем, в эффективности подхода к решению той или иной ситуации и т.д. Наиболее широко распространено понимание интеллекта как общей способности решать задачи разного рода, соответствующие различным ситуациям, и успешно приспосабливаться к требованиям, диктуемым этими ситуациями.

Иными словами, уровень интеллектуального развития личности — это то, в какой мере она может решать разнообразные задачи различной степени сложности. Для выявления этого уровня созданы специальные методики, так называемые интеллектуальные тесты. Самые известные среди них — тесты швейцарского ученого Р. Мейли (1928 г.), англичанина Д. Равена (1936 г.), американца Д. Векслера (1939 г.) и немца Р. Амтхауэра (1953 г.).

Утверждение, что с помощью интеллектуальных тестов можно измерить степень развития интеллекта, многие психологи долгое время отрицали. Они говорили: как можно измерять интеллект, если еще нет полной ясности в том, что он из себя представляет? Английский психолог Г. Айзенк по этому поводу остроумно сказал, что градусник стали использовать задолго до того, как разобрались в том, что такое теплота. Тесты — такой же инструмент, как и градусник. Ими пользуются во всем мире, хотя повсюду продолжаются споры о том, что же такое интеллект. Одно другому не мешает.

На основе длительной практики использования тестов, психологам удалось выявить следующие компоненты интеллекта:

1) способность понимать идеи и выражать это понимание в словах;

2) богатство словарного запаса;

3) способность предвидеть и благодаря этому планировать свои действия;

4) способность извлекать уроки из прошлого опыта;

5) память;

6) способность быстро и правильно производить счетные операции;

7) способность воспринимать пространственные отношения и связи:

8) способность усматривать сходство и различие в предметах и явлениях.

Таким образом, все многообразие интеллектуальной i жизни личности представляет собой результат комбинирования относительно ограниченного числа компонентов —* частных познавательных функций.

Не требует специального доказательства тезис, что у разных людей эти функции развиты в разной мере — у одних больше, у других меньше. Следовательно, с помощью интеллектуальных тестов можно по степени развития частных познавательных функций выделить группы лиц с разным уровнем способности к выполнению определенного вида умственной деятельности. При этом индивидуальные результаты можно соотносить с групповыми и таким образом оценивать.

Например, по тесту Д. Равена испытуемые распределяются следующим образом: средний интеллект 100—110 баллов (статистическая норма); интеллект выше среднего 110—120; высокий интеллект 120—140 баллов; исключительно высокий интеллект характеризуют значения свыше 140 баллов. 90—100 баллов, это интеллект ниже среднего. Слабый показывает 80—90 баллов. Значения ниже 80 баллов говорят об умственной отсталости.

Эмоции и чувства

Все на свете — и то, без чего в самом деле нельзя жить, и разные пустяки, — человек воспринимает эмоционально, т.е. как переживание. По своей силе эти переживания колеблются от едва уловимых настроений до всепоглощающей страсти или бурного аффекта, а по длительности бывают кратковременными или устойчивыми.

Эмоций можно выделить бесчисленное множество. Но, подобно тому, как все богатство цветовой палитры проистекает от смешения трех или четырех основных цветов, так и все бесконечное разнообразие эмоциональной жизни обусловлено смешением нескольких первичных, или базисных эмоций. Каждая эмоция имеет свою валентность (модальность, знак). В зависимости от этой валентности выделяют четыре пары базисных эмоций, противоположных друг другу по своему знаку. Пары эти выглядят следующим образом: удовольствие — отвращение, радость — горе, уверенность — страх, торжество — ярость (П.В. Симонов).

Как установил американский психолог Г. Шлосберг, шкала эмоций является, в сущности, не линейной, а круговой. Поэтому лучше всего представить ее следующим образом (по кругу, слева направо): торжество — удовольствие — радость - страх - ярость — отвращение — горе — уверенность — торжество.

Кстати, эта круговая схема наглядно подтверждает правомерность традиционного деления всех эмоций на положительные (стенические) и отрицательные (астенические). К первым относятся те, которые способствуют внутреннему подъему, придают человеку бодрость, энергию, уверенность. Если же возникающие эмоции ослабляют волю, снижают активность, предрасполагают к пассивно-оборонительным действиям, их относят к астеническим.

Базисные (первичные) эмоции человека совпадают с эмоциями животных. Однако в отличие от животных у человека на основе эмоций (имеющих, как правило, ситуативный характер) формируются и более сложные переживания, называемые чувствами. Чувства определяются не только непосредственно текущим моментом, но также прошлым и будущим человеческой жизни. Традиционно выделяют 4 основных группы чувств: нравственные, интеллектуальные, практические и эстетические.

Особенностью эмоций и чувств является их тесная связь с потребностями. Например, когда человеку удается получить желаемое, достичь намеченного результата, то он переживает эмоцию удовольствия, а следовательно и чувство удовлетворения. И наоборот, если у него это не получается, то он начинает злиться, либо впадает в тоску и т.п.

Что же в таком случае эмоции? Согласно теории известного советского исследователя П.В. Симонова, «эмоция есть отражение мозгом человека и животных какой-либо актуальной потребности (ее качества и величины) и вероятности (возможности) ее удовлетворения, которую мозг оценивает на основе генетического и ранее приобретенного индивидуального опыта».

Смысл этого определения в следующем. И человек, и животные — это такие существа, которые всегда, в любой момент своей жизни, в чем-то нуждаются (например, в пище, в отдыхе, в безопасности, в общении, в признании окружающими и т.д.). Поэтому для удовлетворения своих многочисленных потребностей они постоянно предпринимают какие-то действия. А для того, чтобы эти действия были успешными, индивиду недостаточно иметь объективную информацию о среде (в т.ч. и о внутренней среде его организма) как таковой. Ему необходимо выделить из этой среды то, что объективно для него значимо в плане удовлетворения наиболее актуальной потребности (или потребностей).

Иными словами, мозг, работая как своеобразный биологический компьютер, постоянно распределяет потребности организма и личности по степени их значимости и оценивает вероятность их удовлетворения. Этот процесс распределения и оценки есть эмоциональная жизнь. Благодаря ему обеспечивается избирательность («пристрастность») психического отражения действительности. Выступая посредником между мотивационной сферой (волей) и познавательными процессами (интеллектом), эмоции не только выделяют значимое в психических образах, отражающих действительность, но также фиксируют изменения этого значимого в результате деятельности человека или в результате изменений ситуации, происходящих независимо от индивида.

При этом значимая информация выделяется и оценивается (т.е. переживается) не только в сфере настоящего, но также в сферах прошлого и будущего. И не только в реальном пространстве, но и в идеальном (ирреальном), например, в мечтах, фантазиях, воспоминаниях и т.д. Поэтому благодаря эмоциям человек может не только заранее представить, но и буквально пережить возможные последствия предпринимаемых действий, или напротив, переживать из-за того, что происходило в прошлом. Так, обеспечивая избирательность психического отражения действительности, эмоции регулируют жизнедеятельность индивида. Справедливость этого тезиса подтверждается массой житейских и научных данных.

В результате длительного научения эмоциональной сферы личности, психологи выделили 3 главные ее характеристики, или качества. Это эмоциональный тонус, эмоциональная возбудимость и эмоциональная устойчивость. Эмоциональный тонус — это то настроение, в каком пребывает данный индивид (бодрое, подавленное, спокойное и т.д.) в процессе повседневной жизни, а также при встрече с объективными трудностями и различного рода неудачами, неприятностями, обидами (неуверенность, растерянность, угнетенность или же уверенность в себе, повышенная активность и т.п.). Внешне эмоциональный тонус обычно выражается в виде мимики, пантомимики (жестикуляции), изменении тона голоса и вегетативных реакций (бледность, покраснение, выделение пота, дрожь, тремор, чрезмерное напряжение или расслабление мышц и т.д.).

Эмоциональная возбудимость (или сензитивность) личности — это степень ее чувствительности к воздействию всякого рода факторов. Об этом качестве можно судить по тому, насколько данный индивид впечатлителен — тяжело ли переживает даже мелкие неудачи, осознание допущенной ошибки; всегда ли смена настроения (т.е. эмоционального тонуса) зависит от известных причин или же настроение может меняться без всякого повода; бывают ли вспышки гнева из-за незначительной причины: вызывают ли раздражение разного рода помехи, возражения, или наоборот, ко всему относится спокойно: если раздражителен, то раздражение возникает постепенно или вспыхивает мгновенно; подкатывает ли «комок к горлу», навертываются ли слезы при чтении книг, прослушивании музыки, просмотре кинофильмов: как ведет себя при вынужденном ожидании — спокойно или нервничает и т. д.

и, наконец, эмоциональная устойчивость — это такое свойство (качество) личности, которое обеспечивает стабильность стенических эмоций. Для того, чтобы оценить это качество, надо знать, как себя ведет данная личность в стрессовых ситуациях и после них. Если личность эмоционально устойчива, то у нее не возникает ни излишнего возбуждения, ни апатии, отсутствует (или успешно подавляется) чувство страха, нет растерянности, скованности, сохраняется оптимистическое настроение. Напротив, эмоционально неустойчивая личность в стрессовых ситуациях характеризуется преобладанием негативных (астенических) эмоций, перевозбуждением либо апатией, ухудшением самочувствия, упадком сил, быстрым истощением нервной системы и т. д.

Эмоциональное состояние человека в значительной мере определяет состояние его здоровья. Общеизвестно, что сильные переживания могут вызвать инфаркт или инсульт; более слабые, но длительные астенические эмоции ведут к различным невротическим и телесным заболеваниям. Поэтому так важно уметь управлять своими эмоциями и чувствами.

Волевые качества личности

До сих пор нет общепринятого определения воли, так же как нет общепринятого определения личности или характера. Известный советский исследователь психологии воли В.И. Селиванов определяет волю следующим образом: воля — это «сознательное регулирование человеком своего поведения и деятельности, выраженное в умении преодолевать внутренние и внешние трудности при совершении целенаправленных действий и поступков».

Всякий нормальный человек обладает волей, т.е. умением или способностью целенаправленно совершать свои действия. Поэтому термин «безвольный человек» не является научным. Безвольных людей не бывает, а есть слабовольные, импульсивные и упрямые. Импульсивные — это те, кто действует «очертя голову», упрямые же отличаются тем, что бессмысленно настаивают на своем наперекор всему и всем. Тех людей, которые умеют сознательно бороться с возникающими трудностями, и доводить задуманное до конца испокон века называют волевыми.

Понятие «воля» по своему содержанию уже, чем понятие «сознание». Поэтому не сознание является свойствами воли, а напротив, воля — это одно из свойств (сторон, функций) сознания. Согласно теории В. И. Селиванова, значение и смысл действия представлены в сознании личности в их единстве. На этом основании данная теория утверждает относительную независимость действий личности от сложившейся мотивации, признает за человеком способность и умение сознательно выбирать варианты поведения, соответствующие необходимости (нередко вопреки актуальным и сильным потребностям либо мотивам).

Неправильно связывать силу воли с нравственной устойчивостью или направленностью личности. Волевая личность может быть как «хорошей», так и «злой». Сила воли, как таковая, тут не при чем.

Не является воля и потребностью, как это утверждает П. В. Симонов. Да, источник активности людей — потребности. Однако, прежде чем проявиться вовне в действиях и поступках, они отражаются в сознании в форме мотивов и целей. Благодаря этому личность получает возможность сознательно организовать свое поведение как в соответствии с потребностями, так и относительно независимо от доминирующей в данный момент потребности (если эта потребность осознается как противоречащая личной или общественной необходимости). В свое время еще И.М. Сеченов утверждал, что воля — не потребность (хотя бы неосознанная), а деятельная сторона разума и морального чувства, т.е. сознания.

Таким образом, суть волевого поведения — это сознательное подчинение своих поступков ведущим мотивам, долговременным планам, решениям, вытекающим из общей оценки ситуации. Но абсолютное подчинение поступков разуму наблюдается очень редко, ведь на поведение человека оказывает влияние множество факторов. Некоторые из них побуждают совершать определенные действия до, а не после осмысления их возможных последствий, например, стремление немедленно испытать удовольствие, или желание избежать физических страданий, душевных переживаний и т. д. Так, вместо того, чтобы выполнять запланированную работу, человек нередко смотрит интересную телепередачу; не идет к зубному врачу, хотя этот визит давно назрел.

Сиюминутные побуждения зачастую оказываются более сильными, чем стремление сделать что-то важное, нужное. Между намеченными целями и сиюминутными желаниями происходит в таких случаях борьба. На нее расходуется немалая нервная энергия. У слабовольных людей такая борьба происходит постоянно, в результате чего они много душевных сил тратят непроизвольно, на пустяки. И наоборот, чем сильнее у человека воля, тем легче он подавляет отвлекающие сиюминутные побуждения, тем меньше испытывает негативных (астенических) эмоций из-за недостаточной эффективности своей деятельности, из-за неспособности управлять самим собой.

Волевые качества личности оцениваются в зависимости от того, насколько индивид целеустремлен и упорен в преодолении трудностей, стоящих на пути к поставленным целям; доводит ли он дело до конца в повседневной работе или вначале принимается за него энергично, а затем быстро охладевает; насколько решителен в своих делах; как переносит физическую боль и моральные страдания; что более ему свойственно — колебания при принятии решений, излишне быстрые или продуманные решения; насколько дисциплинирован в различных видах деятельности и т. д.

На основе такого рода оценки можно выделить три основных волевых качества личности — ее активность, организованность и стойкость. Активность определяется такими чертами, как инициатива, предприимчивость, самостоятельность, решительность, готовность к риску, изворотливость и т.п. Организованность складывается из выдержки, дисциплинированности, аккуратности, привычки к самоконтролю. Стойкость есть результат слияния мужества, смелости, упорства, настойчивости, исполнительности, терпеливости, выносливости. Ни одно из этих качеств не является врожденным. Все они формируются в процессе тренировки и «закалки» воли в повседневной жизни, а также путем целенаправленного воспитания и самовоспитания.

БЛОК ИДЕАЛЬНЫХ КАЧЕСТВ

Как известно, в любом обществе различные социальные группы разделяют те или иные моральные нормы, правовые принципы, политические идеи, философские и религиозные представления, эстетические идеалы, высоко ценят те или иные материальные и социально-экономические блага. В своей совокупности все эти нормы, идеалы, принципы, оценки образуют общественную систему ценностей. В процессе социализации каждый индивид, усваивает какие-то компоненты этой системы, которые в его сознании принимают вид ценностных ориентаций. При этом ценностные ориентации конкретной личности в решающей мере определяются теми ценностями, которые приняты референтными (т.е. наиболее значимыми для нее) группами людей и от-дельными лицами.

К числу такого рода ориентаций можно отнести определенные концепции добра и зла, истины, справедливости, личной свободы, ответственности, красоты, здоровья и т.п. Интегративной ценностной ориентацией, объединяющей все другие, является индивидуальная концепция смысла жизни. Наличие ее личность переживает в высшей степени положительно. Напротив, отсутствие или крушение осознанного смысла жизни личности чрезвычайно опасно для нее как в моральном плане, так и в плане психического здоровья.

Ценностные ориентации личности, это не просто некоторая сумма знаний, а своего рода система взаимосвязанных представлений, понятий, идей, убеждений, идеалов, запретов, принимаемых индивидом для себя в качестве собственных внутренних ориентиров. Структура системы этих ориентаций сугубо индивидуальна, субъективна в том смысле, что они образуют законы той логики, по которой переживает, мыслит и действует данный индивид. Иными словами, это такое знание, которое функционирует как идеальная модель своего собственного поведения, а также поведения других людей. Поэтому именно ценностные ориентации личности являются для нее эталоном оценки общественных процессов, своих собственных и чужих поступков.

СОДЕРЖАНИЕ

ЛЕКЦИЯ XII

1

Любую возможную цепочку языковых знаков называют в лингвистике кортежем. Такие кортежи, которые в целом имеют смысл, называют отмеченными.

(обратно)

2

Кстати, в некоторых индо-европейских языках оно уже отмерло, как в английском. Да и в русском начинает расшатываться. Например, «врач» и он и она и т.п.