Case-study: северо-кавказские конфликты

Наиболее конфликтогенной «зоной» Российской Федерации, где споры как между отдельными этническими группами, так и между этнической группой и государством в целом, носят наиболее жесткий, радикальный характер, является Северный Кавказ, что обусловлено целым рядом факторов.

1. Геополитика. Кавказ как «порубежный» евроазиатский регион, где непосредственно соприкасаются северо-западная христианская и юго-восточная исламская цивилизации, всегда вызывал стратегический интерес у крупнейших мировых держав сначала Британской, Османской и Российской империй, а в XX веке — с одной стороны, государств-участниц НАТО и, прежде всего США, а с другой, — СССР и его правопреемницы Российской Федерации.

Особое внимание к Кавказу предопределено как его географическим местоположением, так и значительными экономическими ресурсами, в частности, нефти. Если к концу XIX века, особенно после победы в последней русско-турецкой войне, геополитический приоритет России в этом регионе признавался всеми заинтересованными сторонами, и подобная ситуация сохранялась в течение всего периода существования СССР, то распад Союзного государства коренным образом изменил кавказскую ситуацию.

Как и в начале прошлого века, правда, с несколько обновившимся составом участников, происходит новый стратегический передел этой территории, причем оставшийся за Россией Северный Кавказ в этих геополитических «играх» играет далеко не последнюю роль, хотя притязания на него впрямую никем «со стороны» не декларируются. Однако вовсе не случайно то, что как в ходе войны, так и после наступления перемирия чеченская сторона постоянно апеллирует как к мировому сообществу в целом, так и к отдельным, наиболее вероятным для себя «союзникам» — к Турции и другим исламским государствам.

2. История завоевания Северного Кавказа. Если для большинства русских, в том числе, кстати, и многих представителей власти, «покорение Кавказа» в прошлом веке это не более чем даже не исторический, а скорее социокультурный артефакт изрядно романтизированный классической литературой (вспомним, хотя бы «Хаджи Мурата» Толстого или «Бэлу» Лермонтова), то для многих представителей севером кавказских народов — это реальная политика «замирения» горцев, проводимая русским генералом Ермоловым и его последователями в течение всей кавказской войны 1817-1864 гг. Политика, которая привела к массовой, во многом вынужденной эмиграции адыгов, черкесов, других этнических групп Северного Кавказа, к изменению этнодемографической структуры региона в пользу казаков и русских в целом.

События, связанные с переживаниями «национального унижения», сохраняются в коллективной исторической памяти едва ли не лучше, чем светлые страницы прошлого, и на стадии этнической мобилизации естественным образом актуализируются, подкрепляя обиды и претензии, непримиримость в конфликте со своим историческим «завоевателем» и «обидчиком».

3. Сталинские депортации. Тот же эффект, только еще более сильный, потому что приближенный по времени, оказывает и память о насильственных «высылках» с исконных земель в казахстанские степи, в ходе которых погибли тысячи безвинных людей. Совершенно ясно, что закон о реабилитации репрессированных народов мог лишь частично смягчить трагедию, постигшую чеченцев, ингушей, балкарцев, тем более что часть их территории уже оказалась занятой не пострадавшими от репрессий соседями (в частности, осетинами и кабардинцами), которые не собирались ее возвращать прежним «хозяевам».

Непосредственные корни этнотерриториальных конфликтов между отдельными этническими группами Северного Кавказа были заложены не только самим фактом депортаций, но и в правовом отношении необеспеченной реабилитацией пострадавших.

4. Казаки. Дополнительным дестабилизирующим фактором в этом регионе является присутствие казаков, прежде всего терских, которые обладают особой субэтнической идентичностью («мы— не русские или украинцы, а казаки») и в ряде случаев выступают третьей стороной конфликта, выдвигающей собственные притязания в защиту «казачьих интересов».

Ситуацию усугубляет еще и тот факт, что в отличие от большинства русских (в частности, русского населения Грозного и других городов зоны этнических конфликтов), мигрировавших на Северный Кавказ главным образом в 30-50 годы XX века (так называемая трудовая миграция), казаки начали расселяться на землях, соседствующих с территориями горцев, уже с конца XVII века и считают себя точно таким же коренным населением Северного Кавказа, как и они.

Сегодня казачье движение, имеющее собственную организацию и военизированные формирования, не говоря уже о высокой степени этнической мобилизации (добавим, в отличие от других русских, живущих в этноконтактной среде) — это та серьезная сила, с которой приходится считаться не только конфликтующим этническим группам, но и федеральным властям. Наряду с перечисленными факторами определенное значение и для Северного Кавказа имеют экономические, экологические, демографические и культурно-языковые мотивы конфликтов, о которых уже говорилось в связи с общей обусловленностью конфликтогенности постсоветского пространства.

Однако, и это следует специально подчеркнуть, они заметно уступают по «накалу» этнополитической и социально-исторической мотивации: так, в условиях общей для СССР русификации населения «нерусских» регионов враждующие стороны конфликта чаще всего являются русскоязычными, однако культурное возрождение как бы искусственно откладывается «на потом», после достижения политических целей. Точно также слабо учитывается экономическая «выгода» достижения компромисса в конфликте, если ради нее приходится поступиться этнонациональными идеями и идеалами (это относится в полной мере и к карабахскому, и к абхазскому конфликтам), последний факт, кстати, не в полной мере учитывается федеральными органами власти, готовых идти на экономические уступки, но не на последовательное политическое решение конфликтной ситуации.

Конфликты на Северном Кавказе имеют различную степень насыщенности:

• напряженность в отношениях между соседствующими общностями, выдвижение требований элитами, не сопровождающихся однако массовой этнической мобилизацией (например, кабардино-балкарский конфликт);

• попытка силового решения конфликтной ситуации при массовой вовлеченности в конфликт членов обеих конфликтующих сторон (например, осетино-ингушский конфликт);

• полномасштабные военные действия с непосредственным вовлечением в конфликт в качестве стороны государства (чеченский конфликт). Рассмотрим их поочередно.

Кабардино-Балкарский конфликт. Кабарда вошла в Россию в 1774 году по Кючук-Кайнарджийскому договору с Турцией. В 1921 году в составе РСФСР была образована Кабардинская АО, с 1922 года объединенная Кабардино-Балкарская автономная область, в 1936 году преобразованная в автономную республику. С 1944 по 1957 гг. существовала Кабардинская АССР, а в 1957 году была восстановлена Кабардино-Балкарская АССР. С 1992 года—Кабардино-Балкарская республика в составе Российской Федерации. По данным переписи 1989 года численность кабардинцев в республике 364 тыс. чел. балкарцев — 71 тыс. чел.

Субъекты конфликта: этнические группы (два титульных народа) субъекта Российской Федерации.

Тип конфликта: статусный с перспективой перерастания в этнотерриториальный.

Стадия конфликта: статусные притязания по изменению этнической иерархии.

Уровень этнического риска: средний.

8 марта 1944 года балкарцы были изгнаны из своих жилищ и насильно вывезены в различные районы степного Казахстана, память об этой трагедии жива до сих пор, хотя непосредственных очевидцев события остается все меньше и меньше. После отмены Хрущевым репрессивных актов по отношению к балкарцам, у всех взрослых представителей этого народа была взята подписка о том, что по возвращении на Кавказ они не будут претендовать на свои прежние дома и имущества.

После выселения балкарцев передел «освободившийся» территории был осуществлен не столько в пользу ближайших соседей-кабардинцев, сколько по инициативе Л. П. Берия — в пользу Грузинской ССР. Сами балкарцы именно в этом видят истинную подоплеку депортации, официально вызванной «пособничеством с гитлеровскими оккупантами». Вплоть до начала перестройки стихийные требования со стороны пострадавших балкарцев пересмотреть сложившиеся после их высылки границы рассматривались исключительно как антисоветские выступления и подавлялись еще на стадии формулировки. Потенциально конфликтную ситуацию смягчало еще и то, что в партийно-советской структуре власти этой автономии они были в определенной мере представлены, хотя и составляли менее 10% населения республики.

За тридцать лет после возвращения балкарцев на свою историческую родину в их расселении, в уровне образования и в хозяйственном укладе произошли существенные изменения: часть горцев, чьим традиционным занятием было овцеводство и ткачество, спустилась в долины, получила образование, пополнила слой местной элиты. Кроме того места их традиционного проживания, в частности Баксанское ущелье (Приэльбрусье), в последние десятилетия стали центром альпинизма и туризма, что открыло новые возможности для профессиональной реализации балкарцев.

Таким образом, создались определенные условия для этнической мобилизации. В 1990 году состоялся съезд балкарского народа, избравший собственные органы этнонационального представительства, которые, что было достаточно предсказуемо, вступили в конфликт с Конгрессом кабардинского народа, созданным в 1991 году, — общественно-политической организацией национального движения; кабардинцев. Политическое противостояние между официальными органами власти республики, с одной стороны, и национальными движениями, — с другой, не имеет широкой поддержки со стороны рядовых граждан автономии, как кабардинцев, так и балкарцев. Тем не менее, уже в 1996 году балкарское национальное движение выдвинуло требование по отделению «балкарских территорий» от существующей автономии и образованию отдельного субъекта РФ Балкарской республики.

Латентная конфликтогенность в этом регионе обусловлена различным этническим происхождением обеих основных этнических групп «бинациональной» республики (кабардинцы вместе с адыгейцами и черкесами принадлежат к этнической общности «адыгэ», балкарцы же — алано-тюркского происхождения и родственный осетинам), и, кроме того, социально-психологическим комплексом «меньшинства» у части балкарского населения.

Осетино-ингушский конфликт. Осетия вошла в состав России, так же как и Кабарда, в 1774 году после русско-турецкой войны. В 1924 году была образован Северо-Осетинская АО (в 1922 году — Юго-Осетинская АО в составе Грузии), 1936 году преобразованная в автономную республику. С 1992 года — Республик Северная Осетия-Алания в составе Российской Федерации.

Пригородный район, составляющий около половины территории равнинной Ингушетии, перешел под юрисдикцию Северо-Осетинской АССР после депортации ингушей и упразднения Чечено-Ингушской АССР в 1944 году. После реабилитаций ингушей и восстановления автономии оставлен в составе Северной Осетии. Численность осетин, проживающих в Республике Северная Осетия-Алания — 335 тыс. чел ингушей 32,8 тыс. чел. (по данным переписи 1989 года).

Ингушетия вошла в состав России в 1810 году. В 1924 году в составе РСФСР образована Ингушская АО с центром в г. Владикавказе, в 1934 году объединена Чеченской АО в Чечено-Ингушскую АО, в 1936 году преобразованную в автономную республику. В декабре 1992 года Чечено-Ингушетия разделилась на две республики — Чеченскую и Ингушскую. Численность ингушей, проживающих в Ингушской республике 163,8 тыс. чел.

Субъекты конфликта: титульный народ республики, входящей в состав РФ (осетины) и национальное меньшинство (ингуши); Республика Северная Осетия-Алания и Ингушская республика.

Тип конфликта: экстерриториальный.

Стадия конфликта: силовые действия, ситуация «законсервирована» при неудовлетворенности обеих сторон конфликта.

Уровень этнического риска: высокий.

После депортации в 1944 году чеченцев и ингушей в Казахстан и другие регионы Средней Азии, часть территории упраздненной республики (в том числе Пригородный район, традиционно заселяемый ингушами) была передана Северо-Осетинской АССР.

Сохранение Пригородного района в составе этой автономии после реабилитации и возвращения ингушей на Кавказ в 1957 году стал источником этнонациональной напряженности, которая до середины восьмидесятых годов носила латентный, скрытый характер.

Переходу конфликта в открытую фазу противоборства сторон способствовали, во-первых, принятый в апреле 1991 года закон «О реабилитации репрессированных народов», во-вторых, образование в июне 1992 года Ингушской республики, не подкрепленное решением относительно границ нового субъекта РФ. Таким образом, совершенно очевидно, что инициировали конфликтную ситуацию непродуманные действия федеральных органов власти.

Между тем Пригородный район использовался северо-осетинскими властями для размещения беженцев из Южной Осетии, возникшая в этом районе этноконтакная ситуация (осетины, изгнанные из Грузии, с одной стороны, и ингуши, воспринимавшие данную территорию как свою «исконную землю», — с другой) не могла не привести в конечном счете к массовым действиям, направленным против ингушского населения. Ингуши вторично изгоняются из Оригородного района, на этот раз в не обустроенную Ингушетию без четких административных границ.

В целях стабилизации положения указом президента в октябре 1992 года на территории обеих конфликтующих республик вводится чрезвычайное положение, причем первый глава временной администрации Г. Хижа вместо того, чтобы найти компромиссное решение, почти недвусмысленно поддерживает позицию осетинской стороны в стремлении спровоцировать Дудаева на открытый конфликт с Москвой и, таким образом, покончить с «чеченской проблемой».

Однако Чечня не поддалась на провокацию и попыткой смягчить возникшую ситуацию (фактической депортации по этническому признаку) стал указ президента о возвращении четырех населенных пунктов ингушам и заселением их ингушскими беженцами.

О неопределенности российской позиции в этом конфликте (позже она проявилась и в ходе чеченской войны) говорит и постоянная смена глав временной администрации района чрезвычайного положения, один из которых был в августе 1993 года убит неизвестными террористами. Консервация конфликта к настоящему моменту еще не говорит о его разрешении, поэтому, несмотря на возвращение части депортированных ингушей в Пригородный район, отношения как между осетинами и ингушами, проживающими в Северной Осетии, так и между обеими республиками остаются весьма напряженными²⁰.

Итоги конфликта таковы: 600 убитых (в том числе 171 осетин, 419 ингушей и 60 чел. других национальностей), 315 чел. пропали без вести. Разрушено около 4.000 жилых домов. По данным Федеральной миграционной службы, на территории Осетии более 7.000 беженцев, в Ингушетии — около 50.000.

Чеченский конфликт. Уже при Петре I политика России в отношении Чечни приобретает колониальный характер. В последние годы правления Екатерины II российские войска заняли левый берег Терека, соорудив здесь участок Кавказской военной линии с военными крепостями от Моздока до Владикавказа. В ходе кавказской войны (1817-1864 гг.) на территории Чечни и Дагестана складывается теократическое государство — имамат Шамиля (1840), К России Чечня была присоединена в 1859 году.

В 1922 году была образована Чеченская АО, в 1934 году объединенная с Ингушской АО, а в 1936 году преобразованная в Чечено-Ингушскую АССР. В 1944 году автономия упразднена в связи с депортацией вайнахов и восстановлена после их реабилитации в 1957 году. В ноябре 1990 года сессия Верховного Совета республики приняла Декларацию о суверенитете и тем самым заявила о своих притязаниях на государственную независимость.

Численность чеченцев в автономии (1989): 734,5 тыс. чел., в Дагестане — 58 тыс. чел., общая численность на территории РФ — 899 тыс. чел.²¹

Субъекты конфликта: Чеченская республика Ичкерия и Российская Федерация.

Тип конфликта: сецесионный.

Стадия конфликта: война, приостановленная Хасавюртовскими соглашениями (сентябрь 1996 года).

Уровень этнического риска: очень высокий.

Существует немало интерпретаций чеченского конфликта, среди которых до* минирующими представляются две:

1) чеченский кризис есть результат многовековой борьбы чеченского народа против российского колониализма и неоколониализма;

2) этот конфликт есть лишь звено в цепи событий, направленных на развал Российской Федерации вслед за СССР.

В первом подходе в качестве высшей ценности выступает свобода, понимаемая в контексте национальной независимости, во втором государство и его территориальная целостность. Нельзя не заметить, что обе точки зрения вовсе не исключают друг друга: они просто отражают позиции конфликтующих сторон, и как раз их полная противоположность затрудняет поиски приемлемого компромисса.

Целесообразно выделить три этапа в развитии этого конфликта.

Первый этап. Начало чеченского конфликта следует отнести к концу 1990 года, когда демократическими силами России и национальными движениями в других республиках был выдвинут лозунг борьбы с «империей» и «имперским мышлением», поддержанный российским руководством. Именно тогда по инициативе ближайших соратников Президента России (Г. Бурбулиса, М. Полторанина и А. Руцкого) генерал-майор авиации Джохар Дудаев был приглашен возглавить Объединенный конгресс чеченского народа — основную силу, которой предназначалось сменить прежнюю партийно-советскую элиту во главе с Доку Завгаевым. В своих стратегических планах (борьба за отделение от России), до поры - до времени не афишируемых, Дудаев опирался как на радикальное крыло Конфедерации горских народов Кавказа, так и на отдельных закавказских лидеров, (в частности, 3. Гамсахурдиа, в этот же период «отложившегося» от Москвы) и весьма быстро обрел статус харизматического вождя значительной части населения горной Чечни.

Просчет российских демократов, своими руками заложивших «мину» будущего конфликта, заключался не только в незнании и непонимании вайнахской психологии в целом и менталитета генерала Дудаева, в частности, но и в иллюзиях относительно демократического характера деятельности своего «выдвиженца». Ко всему прочему совершенно не принималась в расчет память о насильственной высылке 500 тысяч чеченцев в казахстанские степи, которая, образно говоря, «пеплом Алаха» стучит в сердце каждого вайнаха — и чеченца, и ингуша.

(Жажда отмщения стала вообще самостоятельным фактором в этом кризисе, особенно с начала ведения военных действий, когда историческая «боль» отступила перед желанием отомстить за товарища, разрушенный дом, искалеченную жизнь, именно это чувство, причем с обеих сторон, постоянно воспроизводило конфликт во все более широких масштабах).

Ситуация двоевластия сохранялась в Чечне вплоть до августа 1991 года, когда поддержка Д. Завгаевым ГКЧП сыграла на руку его противникам и привела к власти Объединенный Конгресс Чеченского Народа в лице Дудаева, который, став легитимным главой республики (в выборах приняло участие 72% избирателей, причем 90% из них проголосовали за генерала), немедленно делает заявление о предоставлении Чечне полной независимости от России. На этом завершается первый этап конфликта.

Второй этап, непосредственно предшествующий началу военных действий, охватывает период с начала 1992 г. до осени 1994 г. В течение всего 1992 года под личным руководством Дудаева происходит формирование вооруженных сил Ичкерии, причем оружие частично передается чеченцам на основании заключенных с Москвой соглашений, частично захватывается боевиками. 10 солдат, убитых в феврале 1992 года в столкновениях вокруг складов с боеприпасами, стали первыми жертвами набирающего силу конфликта.

Парламент республики принимает решение об отзыве народных депутатов из состава Верховного Совета РФ, а в марте 1992 года руководство Чечни отказывается парафировать Федеративный договор наравне с другими субъектами Федерации.

На протяжении всего этого периода ведутся переговоры с российской стороной, причем Чечня неизменно настаивает на формальном признании своей независимости, а Москва столь же неизменно отказывает ей в этом, стремясь вернуть «непокорную» территорию в свое лоно. Складывается, по сути, парадоксальная ситуация, которая впоследствии, после окончания военных действий, вновь, уже в более невыигрышных для России условиях, повторится: Чечня «делает вид», что стала суверенным государством, Федерация «делает вид», что все в порядке и сохранение статуса-кво все еще достижимо.

Между тем с 1992 года в Чечне нарастает антироссийская истерия, культивируются традиции кавказской войны, кабинеты украшаются портретами Шамиля и его сподвижников, впервые выдвигается лозунг, явно в пику Москве: «Чечня — субъект Аллаха!» Однако чеченское общество при внешней, несколько показной, консолидации остается пока еще расколотым: оппозиционные силы, опирающиеся на неприкрытую поддержку Центра (в частности, Автурханов, Гантемиров, Хаджиев) в некоторых районах устанавливают параллельную власть, предпринимают попытки «выдавить» дудаевцев из Грозного.

Однако все три «похода» на Грозный терпят неудачу, более того, обнаруживается активное участие в этих действиях федеральных силовых структур, что усиливает позицию Дудаева как защитника народа от козней Москвы и ее приспешников. Атмосфера накаляется до предела и в этой ситуации Президент России 30 ноября 1994 года издает Указ № 2137 «О мерах по обеспечению конституционной законности и правопорядка на территории ЧР».

Третий этап. С этого момента начинается отсчет самого драматичного периода в ходе этого конфликта, ибо «восстановление конституционного порядка» оборачивается широкомасштабными военными действиями со значительными потерями с обеих сторон, которые, по мнению ряда экспертов, составили около 100.000 чел. Материальный ущерб не поддается точному исчислению, однако, судя по косвенным данным, превысил 5.500 млн. долларов.

Совершенно очевидно, что с декабря 1994 года возврат к исходной точке в развитии конфликта становится невозможным, причем для обеих сторон: идеология сепаратизма, так же как и идеология целостности государства как бы материализуются в убитых, пропавших без вести, измученных и искалеченных людях, в разрушенных городах и селах. Кровавый облик войны превращает стороны конфликта из оппонентов в противников это самый главный итог третьего периода чеченского кризиса.

Восприятие войны, с одной стороны, чеченцами, а с другой, — россиянами с первых дней начала военных действий диаметрально противоположно: если чеченское сопротивление обретает всенародную поддержку, перед лицом «внешнего врага» забыты распри 1992-1993 гг., и Дудаев становится в глазах граждан своей республики прямым наследником идей имама Шамиля, то Ельцин, напротив, стремительно теряет популярность в народе, а в массовом сознании (не без влияния СМИ) усиливаются пацифистские настроения. Причин тому, конечно, немало, но, пожалуй, главное различие противников состоит в «духе воинства», о котором говорил еще Суворов: свобода и независимость — это те высшие ценности, во имя которых можно пожертвовать всем, даже жизнью, однако умирать за восстановление конституционного порядка в регионе, занимающем менее 1% территории России значительно труднее.

После ликвидации с помощью авиационной ракеты генерала Дудаева, его обязанности переходят к значительно менее популярному Яндарбиеву. К середине 1995 года российские войска устанавливают контроль над важнейшими населенными пунктами Чечни (Грозным, Бамутом, Ведено и Шатоем), война как будто движется к благоприятному для России исходу.

Однако террористические акции в Буденновске, а спустя полгода в Кизляре убедительно демонстрируют, что переход чеченцев к автономным «партизанскими действиям» вынудит Россию постоянно держать в одном из своих регионов по сути «оккупационные» войска, которые должны будут постоянно сдерживать натиск боевиков, причем при полной поддержке населения.

В этих условиях, на фоне предстоящих президентских выборов 1996 года, Москва начинает склоняться к приостановке военных действий, которая официально зафиксирована в сентябре 1996 года в Хасавюрте с российской стороны—А. Лебедем, с чеченской — А. Масхадовым. 12 мая 1997 года Б. Ельцин и А. Масхадов подписывают Договор о принципах взаимоотношений Российской Федерации и Чеченской Республикой Ичкерия, в котором стороны заявляют о не применении силы при решении любых спорных вопросов²³.

Насколько был неизбежен сам конфликт? Безусловно, повышенный уровень этнического риска в Чечне всегда существовал, однако события могли пойти по значительно более «мягкому» сценарию при более продуманных, ответственных и непротиворечивых действиях российской стороны. К факторам, опосредованно усугубивших конфликтную ситуацию, на наш взгляд, относятся:

• «приглашение» генерала Дудаева в Чечню на основании ложного преставления о его якобы демократических ориентациях;

• фактическая передача сепаратистам российских вооружений, находившихся на территории Чеченской республики, на первой стадии конфликта;

• пассивность в переговорном процессе 1992-1993 гг., которая была частично обусловлена извечной русской традицией положиться на «авось» в надежде, что «все само образуется»;

• уже в самом ходе военных действий использование ошибочной тактики сочетания силового давления с переговорным процессом, которое дезориентировала российскую армию и никак не способствовала укреплению «воинского духа».

Однако основным фактором, который почти не принимался во внимание российской стороной (и, добавим, подобная позиция во многом сохраняется), стала недооценка роли этнического фактора в обеспечении стабильности в Чечне и в целом на Северном Кавказе.

Непонимание специфики национального самосознания не только чеченцев, но и других горских народов российского Кавказа, приводит к преувеличению экономических возможностей разрешения конфликта, кроме того предложения чеченской стороне исходят из представления об «внеэтничном» и «надэтничном» человеке, который даже в Западной Европе и в США еще не до конца сформировался, и уж совершенно не типичен для народов, находящихся на стадии этнической мобилизации и воспринимающих себя как жертву иноэтничной экспансии. В этих условиях «работают» абсолютно все функции этничности, которая становится «самоценностью». В этом, пожалуй, и состоит главный урок чеченского конфликта, пока еще не востребованный российскими политиками.