Межличностное взаимодействие как общение

Место взаимодействия в структуре общения. Интерактивная сторона общения — это условный термин, обозначающий ха­рактеристику тех компонентов обще­ния, которые связаны с взаимодействием людей, с непосредствен­ной организацией их совместной деятельности. Исследование про­блемы взаимодействия имеет в социальной психологии давнюю традицию. Интуитивно легко допустить несомненную связь, кото­рая существует между общением и взаимодействием людей, одна­ко трудно развести эти понятия и тем самым сделать эксперимен­ты более точно ориентированными. Часть авторов просто отожде­ствляют общение и взаимодействие, интерпретируя и то и другое как коммуникацию в узком смысле слова (т.е. как обмен инфор­мацией), другие рассматривают отношения между взаимодействи­ем и общением как отношение формы некоторого процесса и его содержания. Иногда предпочитают говорить о связанном, но все же самостоятельном существовании общения как коммуникации и взаимодействия как интеракции. Часть этих разночтений по­рождена терминологическими трудностями, в частности тем, что понятие «общение» употребляется то в узком, то в широком смыс­ле слова. Если придерживаться предложенной при характеристике структуры общения схемы, т.е. полагать, что общение в широком смысле слова (как реальность межличностных и общественных от­ношений) включает в себя коммуникацию в узком смысле слова (как обмен информацией), то логично допустить такую интерпре­тацию взаимодействия, когда оно предстает как другая — по срав­нению с коммуникативной — сторона общения. Какая «другая» — на этот вопрос еще надо ответить.

Если коммуникативный процесс рождается на основе некото­рой совместной деятельности, то обмен знаниями и идеями по поводу этой деятельности неизбежно предполагает, что достигну­тое взаимопонимание реализуется в новых совместных попытках развить далее деятельность, организовать ее. Участие одновремен­но многих людей в этой деятельности означает, что каждый дол­жен внести свой особый вклад в нее, что и позволяет интерпрети­ровать взаимодействие как организацию совместной деятельности.

В ходе ее для участников чрезвычайно важно не только обме­няться информацией, но и организовать «обмен действиями», спла­нировать общую деятельность. При этом планировании возможна такая регуляция действий одного индивида «планами, созревши­ми в голове другого» (Ломов, 1975. С. 132), которая и делает дея­тельность действительно совместной, когда носителем ее будет выступать уже не отдельный индивид, а группа. Таким образом, на вопрос о том, какая же «другая» сторона общения раскрывается понятием «взаимодействие», можно теперь ответить: та сторона, которая фиксирует не только обмен информацией, но и организа­цию совместных действий, позволяющих партнерам реализовать некоторую общую для них деятельность. Такое решение вопроса исключает отрыв взаимодействия от коммуникации, но исключает и отождествление их: коммуникация организуется в ходе совмест­ной деятельности, «по поводу» ее, и именно в этом процессе лю­дям необходимо обмениваться и информацией, и самой деятель­ностью, т.е. вырабатывать формы и нормы совместных действий. В истории социальной психологии существовало несколько попыток описать структуру взаимодействий. Так, например, боль­шое распространение получила так называемая теория действия, или теория социального действия, в которой в различных вариан­тах предлагалось описание индивидуального акта действия. К этой идее обращались и социологи: (М. Вебер, П. Сорокин, Т. Пар-сонс) и социальные психологи. Все фиксировали некоторые ком­поненты взаимодействия: люди, их связь, воздействие друг на дру­га и, как следствие этого, их изменения. Задача всегда формулиро­валась как поиск доминирующих факторов мотивации действий во взаимодействии.

Примером того, как реализовалась эта идея, может служить теория Т Парсонса, в которой была предпринята попытка наме­тить общий категориальный аппарат для описания структуры со­циального действия В основе социальной деятельности лежат меж­личностные взаимодействия, на них строится человеческая дея­тельность в ее широком проявлении, она — результат единичных действий. Единичное действие есть некоторый элементарный акт; из них впоследствии складываются системы действий. Каждый акт берется сам по себе, изолированно, с точки зрения абстрактной схемы, в качестве элементов которой выступают: а) деятель, б) «другой» (объект, на который направлено действие); в) нормы (по которым организуется взаимодействие), г) ценности (которые принимает каждый участник), д) ситуация (в которой совершается действие). Деятель мотивирован тем, что его действие направлено на реализацию его установок (потребностей). В отношении «дру­гого» деятель развивает систему ориентации и ожиданий, которые определены как стремлением к достижению цели, так и учетом вероятных реакций другого. Может быть выделено пять пар таких ориентации, которые дают классификацию возможных видов вза­имодействий. Предполагается, что при помощи этих пяти пар мож­но описать все виды человеческой деятельности.

Эта попытка оказалась неудачной: схема действия, раскрываю­щая его «анатомию», была настолько абстрактной, что никакого значения для эмпирического анализа различных видов действий не имела. Несостоятельной она оказалась и для эксперименталь­ной практики: на основе этой теоретической схемы было проведе­но одно-единственное исследование самим создателем концепции. Методологически некорректным здесь явился сам принцип — вы­деление некоторых абстрактных элементов структуры индивиду­ального действия. При таком подходе вообще невозможно схва­тить содержательную сторону действий, ибо она задается содержа­нием социальной деятельности в целом. Поэтому логичнее начи­нать с характеристики социальной деятельности, а от нее идти к структуре отдельных индивидуальных действий, т.е. в прямо про­тивоположном направлении (см., например: Леонтьев, 1972). На­правление же, предложенное Парсонсом, неизбежно приводит к утрате социального контекста, поскольку в нем все богатство социальной деятельности (иными словами, всей совокупности общественных отношений) выводится из психологии индивида. Другая попытка построить структуру взаимодействия связана с описанием ступеней его развития. При этом взаимодействие рас-} членяется не на элементарные акты, а на стадии, которое она проходит. Такой подход предложен, в частности, польским соци-¹-ологом Я Щепаньским Для Щепаньского центральным понятием при описании социального поведения является понятие соци­альной связи. Она может быть представлена как последователь­ное осуществление: а) пространственного контакта, б) психичес­кого контакта (по Щепаньскому, это взаимная заинтересован­ное в), в) социального контакта (здесь это — совместная деятельность), г) взаимодействия (что определяется, как «систематичес­кое, постоянное осуществление действий, имеющих целью вы­звать соответствующую реакцию со стороны партнера...»), нако­нец, д) социального отношения (взаимно сопряженных систем действий) (Щепаньский, 1969. С. 84). Хотя все сказанное отно­сится к характеристике «социальной связи», такой ее вид, как «взаимодействие», представлен наиболее полно. Выстраивание в ряд ступеней, предшествующих взаимодействию, не является слиш­ком строгим: пространственный и психический контакты в этой схеме выступают в качестве предпосылок индивидуального акта взаимодействия, и потому схема не снимает погрешностей пред­шествующей попытки. Но включение в число предпосылок взаи­модействия «социального контакта», понятого как совместная де­ятельность, во многом меняет картину: если взаимодействие воз­никает как реализация совместной деятельности, то дорога к изу­чению его содержательной стороны остается открытой. Довольно близкой к описанной схеме является схема, предложенная в оте­чественной социальной психологии В.Н. Панферовым (Панфе­ров, 1989).

Наконец, еще один подход к структурному описанию взаимо­действия представлен в транзактном анализе — направлении, пред­лагающем регулирование действий участников взаимодействия через регулирование их позиций, а также учет характера ситуаций и стиля взаимодействия (Берн, 1988). С точки зрения транзактно-го анализа каждый участник взаимодействия в принципе может занимать одну из трех позиции, которые условно можно обозна­чить как Родитель, Взрослый, Ребенок. Эти позиции ни в коей мере не связаны обязательно с соответствующей социальной ро­лью: это лишь чисто психологическое описание определенной стра­тегии во взаимодействии (позиция Ребенка может быть определе­на как позиция «Хочу!», позиция Родителя как «Надо!», позиция Взрослого — объединение «Хочу» и «Надо»). Взаимодействие эффективно тогда, когда транзакции носят «дополнительный» ха­рактер, т.е. совпадают: если партнер обращается к другому как Взрослый, то и тот отвечает с такой же позиции. Если же один из участников взаимодействия адресуется к другому с позиции Взрос­лого, а тот отвечает ему с позиции Родителя, то взаимодействие нарушается и может вообще прекратиться. В данном случае тран­закции являются «пересекающимися» Житейский пример приво­дится в следующей схеме (рис. 8).

Жена обращается к мужу с информацией. «Я порезала палец» (апелляция к Взрослому с позиции Взрослого). Если он отвечает «Сейчас перевяжем», то это ответ также с позиции Взрослого (I). Если же следует сентенция: «Вечно у тебя что-то случается», то это ответ с позиции Родителя (II), а в случае: «Что же я теперь должен делать?», демонстрируется позиция Ребенка (III) В двух последних случаях эффективность взаимодействия невелика (Кри-жанская, Третьяков, 1990). Аналогичный подход предложен и П.Н. Ершовым, который, обозначая позиции, говорит о возмож­ной «пристройке сверху» и «пристройке снизу» (Ершов, 1972)

Второй показатель эффективности — адекватное понимание ситуации (как и в случае обмена информацией) и адекватный стиль действия в ней. В социальной психологии существует много классификаций ситуаций взаимодействия. Уже упоминалась класси­фикация, предложенная в отечественной социальной психологии А.А. Леонтьевым (социально-ориентированные, предметно-ори­ентированные и личностно-ориентированные ситуации). Другие примеры приведены М. Аргайлом и Э. Берном. Аргайл называет официальные социальные события, случайные эпизодические встречи, формальные контакты на работе и в быту, асимметрич­ные ситуации (в обучении, руководстве и пр.). Э. Берн уделяет особое внимание различным ритуалам, полуритуалам (имеющим место в развлечениях) и играм (понимаемым весьма широко, вклю­чая интимные, политические игры и т.п.) (Берн, 1988}.

Каждая ситуация диктует свой стиль поведения и действий: в каждой из них человек по-разному «подает» себя, а если эта само­подача не адекватна, взаимодействие затруднено. Если стиль сфор­мирован на основе действий в какой-то конкретной ситуации, а потом механически перенесен на другую ситуацию, то, естествен­но, успех не может быть гарантирован. Различают три основных стиля действий: ритуальный, манипулятивный и гуманистический. На примере использования ритуального стиля особенно легко по­казать необходимость соотнесения стиля с ситуацией. Ритуальный стиль обычно задан некоторой культурой. Например, стиль при­ветствий, вопросов, задаваемых при встрече, характера ожидаемых ответов. Так, в американской культуре принято на вопрос: «Как дела?» отвечать «Прекрасно!»,как бы дела ни обстояли на самом деле. Для нашей культуры свойственно отвечать «по существу», притом не стесняться негативных характеристик собственного бытия («Ой, жизни нет, цены растут, транспорт не работает» и т.д.). Человек, привыкший к другому ритуалу, получив такой от­вет, будет озадачен, как взаимодействовать дальше. Что касается использования манипулятивного или гуманистического стиля вза­имодействия, то это отдельная большая проблема, особенно в прак­тической социальной психологии (Петровская, 1983).

Важно сделать общий вывод о том, что расчленение единого акта взаимодействия на такие компоненты, как позиции участни­ков, ситуация и стиль действий, также способствует более тща­тельному психологическому анализу этой стороны общения, делая определенную попытку связать ее с содержанием деятельности.

Типы взаимодействий.Существует еще один описательный подход при анализе взаимодействия — построение классификаций различных его видов. Интуитивно ясно, что практически люди вступают в бесконечное количество различных видов взаимодействия. Для экспериментальных исследований крайне важно как минимум обо­значить некоторые основные типы этих взаимодействий. Наибо­лее распространенным является дихотомическое деление всех воз­можных видов взаимодействий на два противоположных вида: ко­операция и конкуренция. Разные авторы обозначают эти два основ­ных вида различными терминами. Кроме кооперации и конкурен­ции, говорят о согласии и конфликте, приспособлении и оппози­ции, ассоциации и диссоциации и тд За всеми этими понятиями ясно виден принцип выделения различных видов взаимодействия. В первом случае анализируются такие его проявления, которые способствуют организации совместной деятельности, являются «позитивными» с этой точки зрения. Во вторую группу попадают взаимодействия, так или иначе «расшатывающие» совместную де­ятельность, представляющие собой определенного рода препятст­вия для нее.

Кооперация,или кооперативное взаимодействие, означает ко­ординацию единичных сил участников (упорядочивание, комби­нирование, суммирование этих сил). Кооперация — необходи­мый элемент совместной деятельности, порожденный ее особой природой. А.Н. Леонтьев называл две основные черты совмест­ной деятельности: а) разделение единого процесса деятельности между участниками; б) изменение деятельности каждого, т.к. ре­зультат деятельности каждого не приводит к удовлетворению его потребности, что на общепсихологическом языке означает, что «предмет» и «мотив» деятельности не совпадают (Леонтьев, 1972. С. 270-271).

Каким же образом соединяется непосредственный результат деятельности каждого участника с конечным результатом совмест­ной деятельности? Средством такого соединения являются раз­вившиеся в ходе совместной деятельности отношения, которые реализованы прежде всего в кооперации. Важным показателем «тес­ноты» кооперативного взаимодействия является включенность в него всех участников процесса. Поэтому экспериментальные исследования кооперации чаще всего имеют дело с анализом вкладов участников взаимодействия и степени их включеннос­ти в него.

Что касается другого типа взаимодействий — конкуренции,то здесь чаще всего анализ сконцентрирован на наиболее яркой ее форме, а именно на конфликте. При изучении конфликта соци­альной психологией прежде всего необходимо определение собст­венного угла зрения в этой проблеме, поскольку конфликты вы­ступают предметом исследования и в ряде других дисциплин: со­циологии, политологии и пр. Социальная психология сосредоточивает свое внимание на двух вопросах: с одной стороны, на анализе вторичных социально-пси­хологических аспектов в каждом конфликте (например, осознание конфликта его участниками); с другой — на выделении частного класса конфликтов, порождаемых специфическими социально-пси­хологическими факторами. Обе эти задачи могут быть успешно решены лишь при наличии адекватной понятийной схемы иссле­дования. Она должна охватить как минимум четыре основные ха­рактеристики конфликта: структуру, динамику, функцию и типо­логию конфликта (Петровская, 1977. С. 128).

Структура конфликта описывается по-разному разными авто­рами, но основные элементы практически принимаются всеми. Это — конфликтная ситуация, позиции участников (оппонентов), объект, «инцидент» (пусковой механизм), развитие и разрешение конфликта. Эти элементы ведут себя различно в зависимости от типа конфликта. Обыденное представление о том, что всякий кон­фликт обязательно имеет негативное значение, опровергнуто ря­дом специальных исследований. Так, в работах М. Дойча, одного из наиболее видных теоретиков конфликта, называются две раз­новидности конфликтов: деструктивные и продуктивные.

Определение деструктивного конфликта в большей степени совпадает с обыденным представлением. Именно такого типа кон­фликт ведет к рассогласованию взаимодействия, к его расшатыва­нию. Деструктивный конфликт чаще становится не зависимым от причины, его породившей, и легче приводит к переходу «на лич­ности», чем и порождает стрессы. Для него характерно специфи­ческое развитие, а именно расширение количества вовлеченных участников, их конфликтных действий, умножение количества негативных установок в адрес друг друга и остроты высказываний («экспансия» конфликта). Другая черта — «эскалация» конфликта» означает наращивание напряженности, включение все большего* числа ложных восприятий как черт и качеств оппонента, так и самих ситуаций взаимодействия, рост предубежденности против партнера. Понятно, что разрешение такого типа конфликта осо­бенно сложно, основной способ разрешения — компромисс — здесь реализуется с большими затруднениями.

Продуктивный конфликт чаще возникает в том случае, когда столкновение касается не несовместимости личностей, а порож­дено различием точек зрения на какую-либо проблему, на спосо­бы ее решения. В таком случае сам конфликт способствует фор­мированию более всестороннего понимания проблемы, а также мотивации партнера, защищающего другую точку зрения — она становится более «легитимной». Сам факт другой аргументации, признания ее законности способствует развитию элементов ко­оперативного взаимодействия внутри конфликта и тем самым от­крывает возможности его регулирования и разрешения, а значит, и нахождения оптимального решения дискутируемой проблемы.

Представление о двух возможных разновидностях конфликт­ного взаимодействия дает основание для обсуждения важнейшей общетеоретической проблемы конфликта: пониманию его приро­ды как психологического феномена. В самом деле: есть ли кон­фликт лишь форма психологического антагонизма (т.е. представ­ленное™ противоречия в сознании) или это обязательно наличие конфликтных действий (Кудрявцев, 1991. С. 37). Подробное опи­сание различных конфликтов в их сложности и многообразии по­зволяет сделать вывод о том, что оба названные компоненты есть обязательные признаки конфликта.

Проблема исследования конфликта имеет много практичес­ких приложений в плане разработки различных форм отношения к нему (разрешение конфликта, предотвращение конфликта, про­филактика его, ослабление и т.д.) и прежде всего в ситуациях де­лового общения: например в производстве (Бородкин, Каряк, 1983).

При анализе различных типов взаимодействия принципиаль­но важна проблема содержания деятельности, в рамках которой даны те или иные виды взаимодействия. Так можно констатиро­вать кооперативную форму взаимодействия не только в условиях производства, но, например, и при осуществлении каких-либо асо­циальных, противоправных поступков — совместною ограбления, кражи и т.д. Поэтому кооперация в социально-негативной дея­тельности не обязательно та форма, которую необходимо стиму­лировать: напротив, деятельность, конфликтная в условиях асоци­альной деятельности, может оцениваться позитивно. Кооперация и конкуренция лишь формы «психологического рисунка» взаимо­действия, содержание же и в том и в другом случае задается более широкой системой деятельности, куда кооперация или конкурен­ция включены. Поэтому при исследовании как кооперативных, так и конкурентных форм взаимодействия недопустимо рассмат­ривать их обе вне общего контекста деятельности.

Экспериментальные схемы регистрации взаимодействий Выделение двух полярных типов взаи­модействия играет определенную по­ложительную роль в анализе интерак­тивной стороны общения. Однако толь­ко такое дихотомическое рассмотрение видов взаимодействия ока­зывается недостаточным для экспериментальной практики. Поэ­тому в социальной психологии существуют поиски и иного рода — выделить более «мелкие» типы взаимодействия, которые могли бы быть использованы в эксперименте в качестве единицы наблюде­ния. Одна из наиболее известных попыток такого рода принадле­жит Р. Бейлсу, который разработал схему, позволяющую по еди­ному плану регистрировать различные виды взаимодействия в груп­пе. Бейлс фиксировал при помощи метода наблюдения те реаль­ные проявления взаимодействий, которые можно было увидеть в группе детей, выполняющих некоторую совместную деятельность. Первоначальный список таких видов взаимодействий оказался весь­ма обширным (насчитывал около 82 наименований) и потому был непригоден для построения эксперимента. Бейлс свел наблюдае­мые образцы взаимодействии в категории, предположив, что в принципе каждая групповая деятельность может быть описана при помощи четырех категорий, в которых зафиксированы ее прояв­ления: область позитивных эмоций, область негативных эмоций, область решения проблем и область постановки этих проблем. Тогда все зафиксированные виды взаимодействий были разнесены по четырем рубрикам:

Получившиеся 12 видов взаимодействия были оставлены Бейл-сом, с одной стороны, как тот минимум, который необходим для учета всех возможных видов взаимодействия; с другой стороны, как тот максимум, который допустим в эксперименте.

Схема Бейлса получила довольно широкое распространение, несмотря на ряд существенных критических замечаний, высказан­ных в ее адрес. Самое элементарное возражение состоит в том, что никакого логического обоснования существования именно двенадцати возможных видов не приводится, равным образом как и определения именно четырех (а не трех, пяти и т.д.) категорий. Возникает естественный вопрос: почему именно этими двенадца­тью характеристиками исчерпываются все возможные виды ин­теракций? Второе возражение касается того, что в предложенном перечне взаимодействий нет единого основания, по которому они были бы выделены: в списке присутствуют вперемешку как чисто коммуникативные проявления индивидов (например, высказыва­ние мнения), так и непосредственные проявления их в «действи­ях» (например, отталкивание другого при выполнении какого-то действия и т.д.). Главный аргумент, не позволяющий придавать этой схеме слишком большого значения, состоит в том, что в ней полностью опущена характеристика содержания общей групповой деятельности, т.е. схвачены лишь формальные моменты взаимо­действия.

Здесь мы вновь сталкиваемся с острым методологическим во­просом о том, может ли в принципе методика социально-психо­логического исследования фиксировать содержательную сторону деятельности?

В традиционных подходах подразумевается отрицательный от­вет. Более того, в известном смысле эта неспособность рассмат­ривается как отличительная особенность социальной психологии, т.е. включается в определение предмета этой дисциплины, кото­рая, согласно такой точке зрения, и должна исследовать лишь формы взаимодействий, отвечать на вопрос «Как?», но не на во­прос «Что?» делается совместно. Отрыв от содержания деятель­ности получает здесь свою легализацию. Все методики, построен­ные на основе таких исходных позиций, неизбежно будут апелли­ровать лишь к формальному аспекту взаимодействий. При отсут­ствии других методик в определенных границах они могут, есте­ственно, использоваться, но надо помнить, что все они поставля­ют данные лишь относительно одного компонента взаимодейст­вия — его формы.

Трудность фиксации в эксперименте содержательной стороны взаимодействия породила в истории социальной психологии тен­денцию упростить ситуацию анализа и обратиться преимущест­венно к исследованию взаимодействия в диаде, т.е. к взаимодейст­вию лишь двух людей. Такого рода исследования, проводимые в рамках теории «диадичесиого взаимодействия», являют собой еще один пример того, насколько даже самое тщательное изучение формы процесса мало дает для понимания его сущности. При изу­чении «диадического взаимодействия», а наиболее подробно оно исследовано американскими социальными психологами Дж. Тибо и Г. Келли, используется предложенная на основе математической теории игр «дилемма узника» (Андреева, Богомолова, Петровская, 1978). В эксперименте задается некоторая диада: два узника, нахо­дящиеся в заточении и лишенные возможности общаться. Строит­ся матрица, в которой фиксируются возможные стратегии их вза­имодействия на допросе, когда каждый будет отвечать, не зная точно, как ведет себя другой. Если принять две крайние возмож­ности их поведения: «сознаться» и «не сознаться», то, в принципе, каждый имеет именно эту альтернативу. Однако результат будет различен в зависимости от того, какой из вариантов ответа избе­рет каждый. Могут сложиться четыре ситуации из комбинаций различных стратегий «узников»: оба сознаются; первый сознается, второй не сознается; второй сознается, а первый — нет; оба не сознаются. Матрица фиксирует эти четыре возможные комбина­ции. При этом рассчитывается выигрыш, который получится при различных комбинациях этих стратегий для каждого «игрока». Этот выигрыш и является «исходом» в каждой модели игровой ситуа­ции. Применение в этом случае некоторых положений теории игр создает заманчивую перспективу не только описания, но и про­гноза поведения каждого участника взаимодействия.

Однако сейчас же возникают многочисленные ограничения, которые влечет за собой применение этой методики к анализу ре­альных ситуаций человеческого взаимодействия. Прежде всего, как известно, в теории игр рассматриваются игры двух типов: с нуле­вой суммой и с ненулевой суммой. Первый случай предполагает, что в такой игре выигрыш одного точно равен проигрышу другого, т.е. ситуацию, крайне редко встречающуюся в реальном взаимо­действии даже двух участников.

Что же касается игр с ненулевой суммой, аналогов которых можно найти значительно больше в реальных проявлениях чело­веческого взаимодействия, то аппарат их значительно сложнее и степень формализации значительно меньше. Не случайно, что их использование в социально-психологических работах встречается довольно редко. Применяемый же аппарат игр с нулевой суммой приводит к крайнему обеднению специфики социально-психоло­гического взаимодействия людей. В многочисленных ситуациях вза­имодействия при разработке стратегий своего поведения люди чрез­вычайно редко уподобляются узникам из дилеммы. Конечно, нельзя отказать этой методике в том, что в плане формального анализа стратегий взаимодействия она дает определенный материал, во всяком случае позволяет констатировать различные способы по­строения таких стратегий. Этим и объясняется возможность при­менения методики в некоторых специальных исследованиях.

Подход к взаимодействию концепции «символического интеракционизма» #н Важность интерактивной стороны обвfa щения обусловила тот факт, что в истории социальной психологии сложинаправление, которое рассматривает взаимодействие исходным пунктом всякого социально-психологического анализа. Это направление связано с именем Г. Мида, который дал направле­нию и имя — «символический интеракционизм». Выясняя со­циальную природу человеческого «Я», Мид вслед за В. Джем­сом пришел к выводу, что в становлении этого «Я» решающую
роль играет взаимодействие. Мид использовал также идею Ч. Кули о так называемом «зеркальном Я», где личность понимается как сумма психических реакций человека на мнения окружающих. Однако у Мида вопрос решается значительно сложнее. Становле­ние «Я» происходит действительно в ситуациях взаимодействия, но не потому, что люди есть простые реакции на мнения других, а потому, что в этих ситуациях формируется личность, в них она осознает себя, не просто смотрясь в других, но действуя совмест­но с ними. Моделью таких ситуаций является игра, которая у Мида выступает в двух формах: play и game. В игре человек выби­рает для себя так называемого значимого другого и ориентируется на то, как он воспринимается этим «значимым другим». В соот­ветствии с этим у человека формируется и представление о себе самом, о своем «Я». Вслед за В. Джемсом Мид разделяет это «Я» на два начала (здесь за неимением адекватных русских терминов мы сохраняем их английское наименование), «I» и «те». «I» — это импульсивная творческая сторона «Я», непосредственный от­вет на требование ситуации; «те» — это рефлексия «I», своего рода норма, контролирующая действия «I» от имени других, это усвоение личностью отношений, которые складываются в си­туации взаимодействия и которые требуют сообразовываться с ними. Постоянная рефлексия «I» при помощи «те» необходи­ма для зрелой личности, ибо именно она способствует адекват­ному восприятию личностью себя самой и своих собственных
действий.

Таким образом, центральная мысль интеракционистской кон­цепции состоит в том, что личность формируется во взаимодей­ствии с другими личностями, и механизмом этого процесса явля­ется установление контроля действий личности теми представле­ниями о ней, которые складываются у окружающих. Несмотря на важность постановки такой проблемы, в теории Мида содер­жатся существенные просчеты. Главными из них являются два Во-первых, непропорционально большое значение уделяется в этой концепции роли символов. Вся обрисованная выше канва взаимодействия детерминируется системой символов, т.е. поведе­ние человека в ситуациях взаимодействия в конечном счете обу­словлено символической интерпретацией этих ситуаций. Человек предстает как существо, обитающее в мире символов, включен­ное в знаковые ситуации. И хотя в известной степени с этим ут­верждением можно согласиться, поскольку в определенной мере общество действительно регулирует действия личностей при помощи символов, излишняя категоричность Мида приводит к тому, что вся совокупность социальных отношений, культуры — все сводится только к символам. Отсюда вытекает и второй важ­ный просчет концепции символического интеракционизма — ин­терактивный аспект общения здесь вновь отрывается от содержа­ния деятельности, вследствие чего все богатство макросоциальных отношений личности по существу игнорируется. Единствен­ным «представителем» социальных отношений остаются лишь отношения непосредственного взаимодействия. Поскольку сим­вол остается «последней» социальной детерминантой взаимодей­ствия, для анализа оказывается достаточным лишь описание дан­ного поля взаимодействий без привлечения широких социальных связей, в рамках которых данный акт взаимодействия имеет место. Происходит известное «замыкание» взаимодействия на заданную группу. Конечно, и такой аспект анализа возможен — и для социальной психологии даже заманчив, но он явно недо­статочен.

Тем не менее символический интеракционизм острее многих других теоретических ориентации социальной психологии поста­вил вопрос о социальных детерминантах взаимодействия, о его роли для формирования личности. Слабость концепции в том, что она по существу не различает в общении двух таких сторон, как обмен информацией и организация совместной деятельности. Не случайно многие приверженцы этой школы употребляют понятие «коммуникация» и «интеракция» как синонимы (см : Шибутани, 1961). Кроме того, концепция Мида вновь останавливается перед тем фактом, что любые формы, стороны, функции общения могут быть поняты лишь в контексте той реальной деятельности, в ходе которой они возникают. Если эта связь общения (или любой его стороны) с деятельностью разрывается, следствием является не­медленный отрыв рассмотрения всех этих процессов от широкого социального фона, на котором они происходят, т.е. отказ от изу­чения содержательной стороны общения.

Взаимодействие как организация совместной деятельности. Единственным условием, при котором этот содержательный момент может быть уловлен, является рассмотрение взаимодействия как формы организа­ции какой-то конкретной дея1ельности людей. Общепсихологи­ческая теория деятельности, принятая в отечественной психоло­гической науке, задает и в данном случае некоторые принципы для социально-психологического исследования. Подобно тому как в индивидуальной деятельности ее цель раскрывается не на уровне отдельных действий, а лишь на уровне деятельности как таковой, в социальной психологии смысл взаимодействий раскрывается лишь при условии включенности их в некоторую общую деятельность.

Конкретным содержанием различных форм совместной дея­тельности является определенное соотношение индивидуальных «вкладов», которые делаются участниками. Так одна из схем пред­лагает выделить три возможные формы, или модели: 1) когда каж­дый участник делает свою часть общей работы независимо от дру­гих — «совместно-индивидуальная деятельность» (пример — не­которые производственные бригады, где у каждого члена свое за­дание); 2) когда общая задача выполняется последовательно каж­дым участником — «совместно-последовательная деятельность» (пример — конвейер); 3) когда имеет место одновременное взаимо­действие каждого участника со всеми остальными — «совместно-взаимодействующая деятельность» (пример — спортивные коман­ды, научные коллективы или конструкторские бюро) (Уманский, 1980. С. 131). Психологический рисунок взаимодействия в каж­дой из этих моделей своеобразен, и дело экспериментальных ис­следований установить его в каждом конкретном случае.

Однако задача исследования взаимодействия этим не исчер­пывается. Подобно тому, как в случае анализа коммуникативной стороны общения была установлена зависимость между характе­ром коммуникации и отношениями, существующими между парт­нерами, здесь также необходимо проследить, как та или иная сис­тема взаимодействия сопряжена со сложившимися между участ­никами взаимодействия отношениями.

Общественные отношения «даны» во взаимодействии через ту реальную социальную деятельность, частью которой (или формой организации которой) взаимодействие является. Межличностные отношения также «даны» во взаимодействии: они определяют как тип взаимодействия, который возникает при данных конкретных условиях (будет ли это сотрудничество или соперничество), так и степень выраженности этого типа (будет ли это более успешное или менее успешное сотрудничество). Присущая системе межличностных отношений эмоциональ­ная основа, порождающая различные оценки, ориентации, уста­новки партнеров, определенным образом «окрашивает» взаимо­действие (Обозов, 1979). Но вместе с тем такая эмоциональная (положительная или отрицательная) окраска взаимодействия не может полностью определять факт его наличия или отсутствия: даже в условиях «плохих» межличностных отношений в группах, заданных определенной социальной деятельностью, взаимодей­ствие обязательно существует. В какой мере оно определяется межличностными отношениями и, наоборот, в какой мере оно «подчинено» выполняемой группой деятельности, зависит как от уровня развития данной группы, так и от той системы социаль­ных отношений, в которой эта группа существует. Поэтому рас­смотрение вырванного из контекста деятельности взаимодейст­вия лишено смысла. Мотивация участников взаимодействия в каждом конкретном акте выявлена быть не может именно пото­му, что порождается более широкой системой деятельности, в ус­ловиях которой оно развертывается.

Поскольку взаимодействия «одинаковы» по форме своего про­явления, в истории социальных наук уже существовала попытка построить всю систему социального знания, опираясь только на анализ формы взаимодействия (так называемая формальная соци­ология Г. Зиммеля). Убедительный пример недостаточности толь­ко формального анализа взаимодействия дает традиция, связанная с исследованием «альтруизма». Альтруизм относится к такой об­ласти проявлений человеческой личности, которые приобретают смысл лишь в системе определенной социальной деятельности. Вопрос здесь упирается в содержание нравственных категорий, а оно не может быть понято лишь из «близлежащих» проявлений взаимодействия. Является ли альтруистическим поведение чело­века, помогающего бежать злостному преступнику? Только более широкий социальный контекст позволяет ответить на этот вопрос.

При анализе взаимодействия имеет значение и тот факт, как осознается каждым участником его вклад в общую деятельность (Хараш, 1977. С. 29): именно это осознание помогает ему коррек­тировать свою стратегию. Только при этом условии может быть вскрыт психологический механизм взаимодействия, возникающий на основе взаимопонимания между его участниками. Очевидно, что от меры понимания партнерами друг друга зависит успеш­ность стратегии и тактики совместных действий, чтобы был воз­можен их «обмен». Причем, если стратегия взаимодействия оп­ределена характером тех общественных отношений, которые пред­ставлены выполняемой социальной деятельностью, то тактика взаимодействия определяется предшестувующим представлением о партнере.

Таким образом, для познания механизма взаимодействия не­обходимо выяснить, как намерения, мотивы, установки одного индивида «накладываются» на представление о партнере, и как то и другое проявляется в принятии совместного решения. Иными словами, дальнейший анализ проблемы общения требует более детального рассмотрения вопроса о том, как формируется образ партнера по общению, от точности которого зависит успех со­вместной деятельности.

Такая постановка вопроса требует перехода к рассмотре­нию третьей стороны общения, условно названной нами перцеп­тивной.

ЛИТЕРАТУРА

Андреева Г.М., Богомолова Н.Н., Петровская Л. А. Современная соци­альная психология на Западе (теоретические ориентации). М., 1978.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. Пер. с англ. М., 1988.

Бородкин Ф.М., Каряк Н.М. Внимание: конфликт! Новосибирск, 1983.

Ершов П.Н. Режиссура как практическая психология. М., 1972.

Крижанская Ю.С., Третьяков Г.П. Грамматика общения. Л., 1987.

Кудрявцев С. В. Конфликт и насильственное преступление. М., 1991.

Леонтъев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1972.

Ломов Б. Ф. Общение как проблема общей психологии // Методоло-1Ц1ческие проблемы социальной психологии. М., 1975.

Обозов Н.Н. Межличностные отношения. Л., 1979.

Уманский Л. И. Методы экспериментального исследования социаль­но-психологических феноменов. // Методология и методы социальной психологии. М., 1977.

Уманский Л. И. Психология организаторской деятельности школьни­ков. М.: Просвещение, 1980.

Хорош А. У. К определению задач и методов социальной психологии в свете принципа деятельности. // Теоретические и методологические про­блемы социальной психологии. М., 1977.

Шибутани Т. Социальная психология. Пер. с англ. М., 1961.

Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. Пер. с польск. М., 1969.