Стриатум

Чувствительный корешок

Двигательный'' корешок

Рис.1. Главные чувствительные и двига­тельные ядра экстрапирамидной систе­мы. Схема связей и проводящих путей: двигательные пути — сплошные, чувст­вительные — пунктирные стрелки

Чувствительными (или рецепторны-ми) центрами уровня В служат самые боль-

шие из внутримозговых ядер (см. рис.1): это пара нервноклеточных скоплений, но­сящих старинное анатомическое название зрительных бугров или, по-латыни, таля-мусов. Эпитет "зрительные" — очень не­удачный, отразивший в себе всю глубину неведения тех давнишних ученых, которые были первыми путешественниками по деб­рям мозга и окрестили именами все обра­зования, встречавшиеся им на пути. Как раз к зрительным нервам и к зрению та-лямусы, как оказалось впоследствии, име­ют очень слабое касательство.

Талямусам очень пристало название мозговых центров. В них собираются со всех без исключения пунктов тела нервные проводящие пути всей осязательной чув­ствительности с множеством ее подразде­лений: чувством прикосновения, давления, тепла — холода, боли и т.д. и всей сустав-но-мышечной чувствительности, которой мы, еще во втором очерке, присвоили назва­ние проприоцептивной. Все эти нервные пути прибывают в талямусы непосред­ственно от чувствительных нервных окон­чаний в коже, мышцах, сухожилиях и обо­лочках суставов, без каких-либо перерывов или промежуточных станций. Поэтому талямусы получают всю чувствительную сигнализацию указанных видов самым прямым и быстрым порядком, так сказать, из первых рук.

Исторически талямусы были еще бога­че. По своему строению они очень напоми­нают собою большие мировые столицы. Как вокруг Москвы или Нью-Йорка посте­пенно создались целые семейства предмес­тий и пригородов, почти слившихся с сами­ми этими мировыми центрами и образовав­ших вкупе с ними огромные скопления ("Большая Москва", "Большой Нью-Йорк" и т.п.), — так приблизительно получилось и с талямусами. Если причислить к ним мелкие нервные ядра и ядрышки, примы­кающие к ним со всех сторон, то окажет­ся, что эта система "больших талямусов" включает в себя буквально всю телесную чувствительность без изъятия. В "пригоро­ды" талямусов сходятся и зрительные не­рвы, и слуховые, и обонятельные; к ним же подходят и те нервные ветви, которые свя­зывают головной мозг с нервным оборудо­ванием внутренностей и, значит, доводят до "больших талямусов" и сигнализацию внутренностной чувствительности.

Легко представить себе, что при таком абсолютно всестороннем и прямом чув­ствительном оснащении талямусы стали действительно "центрами" всей телесной рецепторики, и ни один отдел мозга не был в состоянии соперничать с ними по части сенсорных коррекций. Пока не су­ществовало ни телерецепторики, ни попе­речнополосатых мышц, ни локомоций, мало-мальски заслуживающих этого на­звания, природа кое-как обходилась без сенсорных коррекций. Но уж зато, когда они потребовались неотвратимо, эволюция создала для них первым же делом орган, действительно честно отвечающий свое­му назначению. Зато ни один уровень, ни уже описанный А, ни один из последую­щих более новых, не имеет способности управлять такими обширными, всеобъем­лющими синергиями, как описываемый сейчас уровень В. Такие движения, как бег, прыжки, кувыркания, упражнения на снарядах, борьба, плавание и так далее, воз­можны только благодаря богатствам ин­формации, собираемой талямусами.

Неумолимая "энцефализация" нало­жила свою руку и на уровень В. Прово­дящие нервные пути телерецепторов, ор­ганов зрения, слуха и обоняния, делают у человека в области талямусов лишь пе­ресадку, перепряжку и направляются далее, кверху, в кору мозговых полушарий, захватывая в ней большие, тонко расчле­ненные территории. Контактная чув­ствительность, осязание, боль, суставно-мышечное чувство тоже пробили себе пути в кору и основали там свои круп­ные представительства, но они сохранили все-таки тесную связь с главными ядра­ми талямусов, куда их сигналы заходят в первую очередь на своем пути от раз­ных точек тела. По части же дальнодей-ствующих рецепторов талямусы высших млекопитающих и человека сильно сле­поваты и глуховаты.

Этим перекочеванием объясняется и обеднение списка движений, самостоятель­но выполняемых уровнем В. Он сохранил влиятельнейшее положение в качестве фонового уровня; это видно хотя бы из только что сделанного беглого перечня движений с крупными синергиями, необ­ходимо заинтересованных в нем, но для положения ведущего уровня ему, с его под­слеповатостью, уже многого не хватает.

Уровень мышечно-суставных увязок (В). Его отправления

Для того, чтобы ясно представить себе служебное положение и рабочую нагруз­ку уровня В у человека, просмотрим спер­ва вкратце его плюсы и минусы.

Главный плюс этого уровня уже ука­зан. Это — его исключительная, не повто­рившаяся ни в одном из позднейших уров­ней способность управлять большими хорами мышц, большими синергиями <...>.

Движения, лежащие на ответственнос­ти других, более высоких уровней, несрав­ненно более сдержанны и скупы в отноше­нии одновременно запрягаемых ими мышц, если только они не делают займа из уров­ня В, привлекая его в качестве фона, на­пример, при всякого рода локомоциях. Указанная особая способность уровня В де­лает его, так сказать, главным пультом уп­равления по всем мышечным двигателям нашего тела. Он выступает в роли важней­шего фона отнюдь не только тогда, когда требуется мобилизация всех сотен мышц тела, сверху и донизу; не будучи таким гордым, он с готовностью берет на себя вся­кие синергии, даже в пределах одной толь­ко руки (например, в действиях письма, вязания крючком, завязывания узелка од­ной рукой).

Опять-таки благодаря теснейшей свя­зи уровня В со всей рецепторикой движе­ния под его управлением получаются все­гда очень складными и стройными. Они выходят грациозно даже у совсем не гра­циозных людей. Они прекрасно налажены не только в каждый данный момент; этот же уровень мастерски организует движе­ния и во времени, управляет ритмом дви­жения, обеспечивает чередование работы мышц сгибателей и разгибателей и т.д. Что еще очень характерно для движений, за управление которыми берется этот уро­вень, — это необычайная, отчеканенная оди­наковость последовательных повторений движения (так называемых циклов его) при всевозможных ритмических движениях. Последовательные шаги при ходьбе или беге получаются одинаковыми, как моне­ты одной и той же чеканки: последова­тельные циклы движений при работе пи-

лои, напильником, косой, молотом и т.д. похожи друг на друга гораздо больше, чем две капли воды.

Это свойство очень тесно связано с об­разованием двигательных навыков и с автоматизацией движений <...>.

При таких богатых возможностях, ка­залось бы, уровень мышечно-суставных увязок (В) мог бы управлять очень боль­шим числом всякого рода движений. Препятствием для этого оказывается уже упомянутый пробел в его чувственной ин­формации: он плохо связан у человека с телерецепторами зрения и слуха, нервные пути которых ушли от него кверху. По­этому, как очень легко представить себе, он прекрасно приспособлен к тому, чтобы обеспечить всю внутреннюю увязку дви­жения, согласовать между собою поведе­ние мышц, наладить нужные синергии и т. д. Но приноровить скомпанованное та­ким порядком сложное и стройное дви­жение к внешним условиям, к реальной окружающей обстановке — вот это ему не по силам.

В качестве примера взглянем на ходь­бу. Даже при выпрямленной, двуногой по­ходке, присущей человеку, в этот двигатель­ный акт втянуты все четыре конечности, качающиеся взад и вперед в общем рит­ме. Нет такой мышцы во всем теле, кото­рая не была бы как-то вовлечена в работу либо опорную, либо основную динамичес­кую шагательную. Если бы человек ока­зался вдруг где-то в межзвездном беспре­дельном пространстве, то, наверное, уровень В сумел бы без добавочной помощи обеспе­чить ему в этом "отсутствии всякой об­становки" точное выполнение всех движе­ний нормальной ходьбы. К сожалению, только она была бы там бесполезной. Дей­ствительная же ходьба, от которой может получиться реальный прок, совершается по какой-то поверхности, в каком-то направ­лении, в каких-то условиях: почва твер­дая, мягкая, скользкая, неровная и т. д.; под ногою то камешек, то канавка, то лужа, то ступенька, в пути то уклон, то поворот, то порыв ветра, то встречный пешеход... На все это нужно своевременно и соответ­ственно откликаться. В первую голову для всего этого нужны сигналы телерецепто­ров; главное же, как увидим в следующем разделе, даже не они сами по себе (слепые могут же ходить без помощи зрения!), а

особенная форма организации всех вне­шних впечатлений в целом, до которой уровень В "не дорос" и которая одна толь­ко в состоянии доставить потребные для всего перечисленного сенсорные коррек­ции.

Здесь напрашивается одно сравнение, которое лучше всего пояснит роль уровня В и его слабые места. В движениях, подоб­ных ходьбе, бегу и т. д., этот уровень дела­ет то же, что бортмеханик на самолете: следит за правильной работой и главных ведущих моторов, и всех вспомогательных механизмов на борту, и всех приборов уп­равления, и т. д. Роль же ведущего уровня при ходьбе или беге (это будет, как уви­дим ниже, уровень С) — это роль летчика-пилота, который ведет машину по требуе­мому курсу, выравнивает ее при качаниях, воздушных ямах, переменах ветра и т. д., уже не заботясь о том, что творится внут­ри машины. Уровень В неоценим для внут­реннего управления движением, когда ка­кой-либо из вышестоящих уровней берет на себя его пилотирование.

Как призванный фоновый уровень, он работает по большей части без привлече­ния сознания — это вообще участь всех фонов. Многое в его отправлениях непро­извольно, полностью или в какой-то мере, хотя они несравненно более доступны для произвольного вмешательства, чем глубо­кие, "подземные", тонические фоны из уров­ня А. Нельзя, конечно, ожидать, чтобы в уровне мышечно-суставных увязок име­лись в каком-то заранее заготовленном виде фоновые, вспомогательные координа­ции для всевозможных движений и навы­ков, приобретаемых человеком в течение его жизни. Этого и нет на самом деле. Уровень В хорошо приспособлен у челове­ка к усвоению жизненного опыта, к пост­роению новых координации и хранению их в сокровищнице двигательной памяти. (Это будет рассмотрено подробнее в следу­ющем очерке). К зрелому возрасту уро­вень В бывает переполнен всевозможными фонами, выработанными им по заявкам вышележащих уровней, которым эти фоны требовались по ходу выработки навыков. Эти "фоны на заказ" и есть то, что называ­ется автоматизмами (о них будет речь ниже). Нет ничего удивительного, что та­кой обогащенный всяческими "заказны­ми" фонами зрелый уровень В легко мо-

жет подобрать в своей, так сказать, фоно­теке прекрасно подходящие или, на худой конец, более или менее подходящие фоны для очень многих незнакомых или непри­вычных движений, с которыми человек столкнется впервые в эту пору своей жиз­ни. Это дает ему большую маневренность, легкость овладения самыми различными навыками и сноровками и очень увеличи­вает его средства к быстрой ориентировке в любом положении. Человеку с хорошо разработанной коллекцией фонов в "фо­нотеке" уровня В несравненно легче, чем другому, без промедления найти дви­гательный выход из любого положения. А это, как мы видели во вступительном очерке, и есть первоначальное и самое ос­новное определение ловкости.

Анализ следующих вышестоящих уров­ней построения покажет, что двигательные возможности, заключенные в хорошо раз­витом уровне В, не есть еще сама ловкость, но это необходимейшие предпосылки для нее. В дальнейшем придется в связи с про­водимой нами классификацией движений по уровням расчленить проявления лов­кости на два больших класса, один из ко­торых мы будем называть телесною лов­костью, а другой — ручной ловкостью, предметной ловкостью или ручной сноров­кой. Мы увидим тогда, что двигательные средства уровня В являются важнейшей и единственной опорой для первой и одною из важных предпосылок для второй. Са­мое качество телесной ловкости мы впер­вые отчетливо обнаружим в ближайшем следующем уровне С. Но один этот уро­вень, если он будет предоставлен самому себе или будет обречен опираться в своей работе на плохой беспомощный уровень мы-шечно-суставных увязок, в состоянии бу­дет сделать по части ловкости не больше, чем смелейший и искуснейший рыцарь, если он оседлает себе для турнира хромую клячу.

После всего сказанного читатель уже не будет удивлен, увидев список самостоя­тельных движений, ведущихся на уровне В, осыпавшемся, как дерево осенью. Боль­шая часть того двигательного слоя, кото­рым он ведал когда-то, ушла от него к вышестоящим отделам мозга.

Что ему осталось по части самостоя­тельных движений? Полунепроизвольные, полунеосознаваемые двигательные акты в

преобладающей части — более нежели второстепенной жизненной значимости.

Осталась в его ведении мимика <...>. Осталась пантомима или мимика телод­вижений — те выразительные непроизволь­ные жесты, сопровождающие и речь и все поведение, на. которые сравнительно ску­пы сдержанные северяне и которыми пе­ресыщен весь обиход живых, темперамент­ных жителей юга. <...>

Остается уровню В, наконец, из этой же группы движений — пластика, не движе­ния западноевропейского, бального танца или народной пляски, близкие скорее к локомоторным актам, а танцевальные дви­жения ленивого Востока, то тягучие, пол­ные сладостной истомы, то прорывающие­ся змеистым, страстным устремлением. Дальше пройдут перед нами движения ласки, нежности, осуществленной страсти; движения расправления своего тела, потя­гивания, зевка; кое-что из вольногимнас-тических телодвижений в духе Мюллера; наконец, ряд привычных, у каждого чело­века своих, полумашинальных жестов вро­де почесывания за ухом, верчения пугови­цы, поигрывания перстами, как у толстого Увара Ивановича из тургеневского "Нака­нуне", и т.п. (эта последняя группа жестов, по существу, очень близка к вилянию хво­стом у четвероногих). Вот более или ме­нее и все, что уровень В может нам предъя­вить.

Совсем другая картина получается, когда мы берем в руки список его же фо­новых выступлений. Здесь уровень В пре­ображается, приосанивается и показывает себя во всем блеске и разнообразии своих дарований. Из изложенного уже ясен стиль и смысл его фоновой работы; перечисле­ние же конкретных примеров будет гораз­до более уместным в следующих разделах, при характеристиках самих движений, которые он вспомогательно обслуживает.

Уровень пространства (С). Его строение

"Другим его преимуществом была спо­собность верно оценивать время и расстоя­ние. Он, понятно, не делал этого сознатель­но. Все было автоматично. Его глаза видели верно, а нервы верно передавали видимое его мозгу. Он обладал наилучшей, далеко наи­лучшей нервной, умственной и мышечной координацией. Когда его глаза препровож-

дали в мозг движущееся изображение дей­ствия, то мозг его, без осознаваемого усилия, знал уже то пространство, в котором зак­лючено действие, и то время, которое требу­ется, чтобы выполнить его".

(Джек Лондон "Белый Клык")

<...> Новый уровень построения вхо­дит в приемную на наш очередной смотр.

Это — чрезвычайно интересный и сложный уровень. Он имел бы право на наше пристальное внимание уже потому, что в нем мы впервые сталкиваемся с но­сителем огромных, богатейших списков самостоятельных движений, а не одних только фонов, как было сплошь раньше. К тому же, как это скоро выяснится, имен­но в нем нашли себе опору очень многие из движений, интересных для физкультур­ника: почти вся гимнастика, легкая атле­тика, акробатика и еще многое, не говоря о фонах, которыми он обслуживает всю об­ласть физической культуры.

Уровень С не так-то просто разгадать и осмыслить у человека с первого взгля­да. Он значительно сложнее предыдущих по своему строению и производит впечат­ление какого-то двойственного, двойного. Он обладает двумя очень разнородными и никак не связанными между собой си­стемами двигательных нервных центров в мозгу и двумя же не менее разнохарак­терными системами чувственной, сенсор­ной сигнализации. Он имеет такой вид, как будто полностью занимает в голов­ном мозгу два этажа. Между тем это, вне всякого сомнения, один уровень, а не два отдельных, и при этом уровень очень слит­ный, цельный, обнаруживающий чрезвы­чайно характерные, больше нигде не по­вторяющиеся черты.

Что до этой двойственности, то при вни­мательном анализе дело разрешается про­сто. Мы застаем уровень С у человека в переходном состоянии: в самом разгаре того самого процесса энцефализации, о ко­тором уже было у нас несколько упомина­ний. Он как раз теперь покидает верхний этаж экстрапирамидной двигательной си­стемы (эдс) — этаж уже известного нам (по птицам) стриатума, в котором он оби­тал нацело до образования у млекопитаю­щих пирамидной, новодвигательной систе­мы. Он завел дело своего переезда на другую квартиру настолько далеко, что в

его новом адресе тоже сомневаться не при­ходится: все низовые разделы корковой двигательной системы — пирамидной (пдс)

— уже полностью им освоены. Половина имущества и обстановки еще внизу, у ста­рого очага, половина расставлена по про­сторной жилплощади передних централь­ных извилин коры больших полушарий. Конечно, увидеть динамику этого пересе­ления по энцефализационному ордеру на­шей сегодняшней науке не под силу. Объек­тивному изучению мозга еще нет 150 лет, а такие переселения заведомо требуют не меньшего количества тысячелетий. Заме­тить их так же невозможно, как заметить движение часовой стрелки, проследив за ней в течение четверти секунды. Но через 100—200 тысяч лет, несомненно, уровень С человека станет уже окончательно корко­вым, пирамидным, а стриатумы отойдут скорее всего в распоряжение уровня мы-шечно-суставных увязок (В), которому они обеспечат лучшие, более тонкие и совер­шенные отправления, чем те, что доступны ему сейчас.

У преобладающей части высших мле­копитающих, уже имеющих у себя в мозгу пдс, уровень С все еще в основном гнездит­ся в системе стриатума. У этих животных (например, у кошки и собаки) полная пе­ререзка с опытной целью пирамидного проводящего пути одной стороны вызыва­ет только небольшую хромоту, проходящую через короткое время без остатка. У чело­века расстройства, вызываемые выходом пдс из строя (это часто бывает после так называемого "удара"; говорят: "с ним слу­чился удар", "его хватил удар"), не выправ­ляются до конца жизни.

Ознакомимся с работой уровня С. Класс двигательных задач, которые выз­вали его к жизни и по общему характе­ру которых мы называем его "уровнем пространства", очень стар. Он заведомо старше пдс, он старше и стриатума. Это

— тот самый класс задач, который воз­ник в связи с переходом позвоночных животных на сушу и в воздушную сти­хию и с образованием у них конечнос­тей: класс сперва главным образом од­них локомоций, а потом, с его развитием, класс вообще владения окружающим пространством. Особенно заострилась не­обходимость такого высокоразвитого осо­бого уровня пространства, когда оно ста-

ло обширным — со времени возникнове­ния телерецепторов — и притом доступ­ным во всех частях благодаря сильным рычажным конечностям, вооруженным поперечнополосатой мускулатурой. Энце-фализация переселила этот уровень из паллидумов в стриатумы; на протяжении последних страниц эволюционной исто­рии ему уже стало тесно и в стриатумах, и вот мы застигаем его между небом и землей, между эдс и пдс, на двух стульях.

Конечно, уровню пространства простор­нее и лучше в новом корковом обиталище — мы увидим это воочию на примерах дви­жений. Но он очень хорошо сумел извлечь все выгоды и из того двойственного, переход­ного положения, в котором он сейчас нахо­дится. Для тех движений, которыми он управляет, он использует обе двигательные системы — и экстрапирамидную, и пира­мидную, со всеми оттенками и особенностя­ми обеих; для своих сенсорных коррекций он опирается на чувственные сигнализации той и другой системы, а они очень замет­ным образом отличаются друг от друга и по составу, и по способу слияния и перера­ботки сырых чувственных впечатлений. Это создает ему такие богатые сенсорные "фонды", которые смело могут поспорить с фондами уровня В. Особенно богато и тон­ко расчленена чувствительная информация, которую доставляет кора полушарий моз­га для верхнего этажа обсуждаемого уров­ня пространства. Здесь имеются обширные зрительные и слуховые области (первые — в затылочных, вторые — в височных долях полушарий) и особенно развитая, подробно отображающая всю поверхность тела ося­зательная область в самом непосредствен­ном соседстве с пирамидной областью. Она же содержит в себе и представительство мышечно-суставной чувствительности. <...>

Пирамидная двигательная область коры и чувствительная область осязатель­ных и мышечно-суставных (проприоцеп-тивных) ощущений тянутся на каждом из полушарий мозга вдоль по обоим берегам глубокого, прямого оврага, называемого центральной или Роландовой бороздой; первая по переднему, вторая по заднему бе­регу. Нервные клетки — начала и концы соответственных нервных проводников — не разбросаны по этим областям коры как придется. Наоборот, здесь царит самый точ-

ный и рациональный порядок. В чувстви­тельной полосе в точности отображается все тело сверху донизу, только в дважды обращенном виде а) левая половина тела отображена в правом полушарии мозга и наоборот; б) как в правой, так и в левой области тело воспроизводится вверх нога­ми и вниз головой.

Пункты двигательной, передней, поло­сы коры приходятся против соответству­ющих пунктов задней, чувствительной, полосы, размещаясь точно наравне с ними: как раз "через дорогу" от участочка, на котором представлена, например, чувстви­тельность кожи и мышечно-суставной ос­настки бедра, находится участочек, содер­жащий двигательные нервные клетки мышц бедра и т.д.

Пункты поверхности передней, двига­тельной полосы обладают электрической раздражимостью; если подвести слабый пе­ременный ток к обнаженной поверхности мозга в пирамидной области (у человека это удобно и совершенно безвредно можно сделать во время операции на мозге), то можно получить сокращения любой мы­шечной группки тела по желанию, акку­ратно перемещая концы проводников от точки к точке. Таким именно способом и составлены карты пирамидной области <...>.

Однако та чувствительная сигнализа­ция, на которую опираются сенсорные кор­рекции разбираемого уровня, обслужива­ет его не в сыром виде. Уже была речь о том, что снизу вверх по уровням все боль­ше и больше возрастает переработка чув­ственного материала, слияние сигналов разных органов чувств друг с другом и сплетение их всех с многочисленными сле­дами прежних воспоминаний. То сложное, тонко расчлененное соединение, или син­тез, на котором покоится работа уровня С, мы называем пространственным полем.

Что такое пространственное поле?

Пространственное поле — это, во-пер­вых, точное объективное (т.е. соответству­ющее действительности) восприятие внеш­него пространства при сотрудничестве всех органов чувств, опирающемся вдоба­вок на весь прежний опыт, сохраняемый памятью.

Во-вторых, это есть своего рода владе­ние этим внешним окружающим про­странством. Мы можем без всякого тру­да и раздумья попасть пальцем в любую точку пространства, которую мы видим перед собой или ясно представляем себе. Это значит, что мы умеем мгновенно вклю­чить в работу то сочетание мышц руки, в той самой силе и последовательности, ка­кие нужны для немедленного и безоши­бочного попадания в эту точку. Конечно, такое умение мгновенно сделать "перевод" с языка нашего представления о точке пространства на язык потребного сочета­ния мышц (как говорят, "мышечной фор­мулы" движения) относится отнюдь не только к руке и пальцу. Нам также легко, не задумываясь, попасть в ту же точку пространства кончиком ноги, носом, ртом и т.п., не труднее сделать это и концом любого предмета, который мы держим в руке или в зубах. При несколько большей ловкости мы можем попасть в любую на­меченную точку и путем меткого броска. Вот это и есть то, что называется "владе­ние пространством" — вторая определя­ющая черта пространственного поля.

Нельзя обойти молчанием нескольких основных свойств пространственного поля, очень важных для уяснения работы раз­бираемого уровня построения.

Во-первых, это поле пространства, в котором мы "владеем" в указанном смыс­ле каждой точкой, обширно, простирается далеко во все стороны от нашего тела.

Во-вторых, мы с уверенностью воспри­нимаем его как нечто несдвигаемое. Ког­да мы, например, поворачиваемся кругом на полный оборот, то нам ни на мгновение не кажется, что весь окружающий мир повернулся вокруг нас, хотя сырые, непос­редственные ощущения всех органов чувств говорят нам именно это. Те случаи (на­пример, головокружение), когда нам начи­нает мерещиться, что поворачиваемся не мы, а внешний мир, мы относим, конечно, уже к болезненным нарушениям нормаль­ной работы уровня пространства.

В-третьих, мы воспринимаем внешнее пространство как совершенно однородное, одинаковое во всех своих частях. Наши глаза, как известно, изображают нам все предметы в перспективе: близкие — круп­ными, далекие — маленькими; параллель­ные между собой рельсы кажутся нашим

глазам сходящимися в одну точку на го­ризонте и т. д. И для нашего осязания, и для мышечно-суставного чувства разные точки пространства, безусловно, неравно­ценны между собой: на коже чередуются сильно и слабо чувствительные участки, с часто или редко размещенными по ним осязательными точками; мышечное чув­ство также имеет очень разную степень восприимчивости (в зависимости от поло­жения тела или конечностей и т. д.). И тем не менее, несмотря на все это, внутренняя переработка этих сырых впечатлений в мозгу так глубока, что, когда целостное и слитное восприятие пространственного поля доходит до нашего ясного сознания, все части и кусочки его становятся уже такими же однородными между собой, как в учебнике геометрии. Все те, очень много­численные, искажения действительности, которые содержатся в непосредственных показаниях органов чувств, погашаются, исключаются и выправляются настолько полно, что мы и не подозреваем о многих из них. Многие из этих искажений дей­ствительности (так называемых чувствен­ных иллюзий) и наукой-то были открыты всего лишь за последнее столетие — так полно умеет освободиться от всех них за­конченное, "набело переписанное" отобра­жение пространственного поля, каким оно попадает в наше сознание и каким оно руководит коррекциями уровня С.

К этим трем важнейшим свойствам пространственного поля — его обширности, несдвигаемости и однородности — надо до­бавить еще то, что мы отчетливо восприни­маем размеры находящихся в нем вещей и расстояния их между собой, ясно отдаем себе отчет в форме предметов, окружающих нас, верно оцениваем углы и направления, узнаем и можем воспроизвести движения (например, нарисовать) подобные друг дру­гу фигуры и формы и т. д.

Свойства движений в уровне С

Вот в этом-то пространственном поле и развертываются движения уровня С. Теперь нам легко будет уяснить себе, по­чему эти движения наделены такими, а не другими свойствами.

Они очень непохожи на те плавные, ог­ромные, гармоничные синергии, какие мы видели на витрине движений предыдуще-

го уровня В. Движения уровня простран­ства (конечно, если только они не пересы­щены фонами из уровня В) обычно скупы и кратки. Они обладают какой-то делови­той сухостью, не втягивая в дело сколько-нибудь больших мышечных коллективов. Это, так сказать, камерные выступления мускулатуры.

Типичные движения уровня простран­ства — это целевые переместителъные движения. Очень большая часть их — од­нократные. Они всегда ведут откуда-то, куда-то и зачем-то. Они переносят тело с места на место, преодолевают внешнюю силу, изменяют положение вещи. Это дви­жения, которые что-то показывают, берут, переносят, тянут, кладут, перебрасывают. Они все имеют начало и конец, приступ и исход, замах и удар или бросок. Они не­пременно приводят к какому-то определен­ному конечному результату. Даже в тех случаях, когда движения повторительные (например, вбивание гвоздя, раскладывание карт по столу, ловля мух), то за этой повто-рительностью, относящейся только к внеш­нему оформлению движений, всегда скры­вается ясный целевой финал: гвоздь будет рано или поздно вбит по шляпку, карты все выложены и мухи переловлены.

С этим свойством движений уровня С стоит сравнить то, что типично для ранее описанного уровня В: можно ли говорить о целевом результате улыбки или о ко­нечной цели, достигаемой зевком?

Вторая черта движений, ведущихся на уровне пространства, не менее выразитель­на, нежели описанный сейчас их целевой характер. Прежде всего, им присуща боль­шая или меньшая степень точности и меткости, во всяком случае, оценка каче­ства движений этого уровня прямым об­разом зависит от того, насколько они точ­ны или метки. Ехать на велосипеде надо уметь так, чтобы проехать по узкой пря­мой доске; бросить или отразить ракет­кой мяч так, чтобы этот выстрел мог потя­гаться с выстрелом Вильгельма Телля или Одиссея <...>, и т. д. Оглянемся снова на уровень В: какая может быть точность у нахмуренных бровей или у движения ре­бенка, ласкающегося к своей матери?

С другой стороны, эта же сторона дви­жений уровня пространственного поля про­является еще в одном свойстве, имеющем самое близкое отношение к ловкости.

Возьмите несколько раз подряд с одно­го и того же места какой-нибудь неболь­шой предмет, например, коробку спичек. Сделайте это быстрыми и точными движе­ниями и постарайтесь наблюдать за ними. Если вы опасаетесь, что наблюдение за со­бой сможет исказить ваши движения, сде­лайте те же наблюдения над другим ли­цом, не сообщая ему о цели опыта.

Вы непременно убедитесь, что концы всех повторяемых вами движений — мо­менты прикосновения к коробочке — очень точно сходятся в одно место, как лучи све­та собираются в фокус. Самые же пути движения руки от исходного согнутого положения к цели окажутся все непредна­меренно разными, расходящимися друг от друга больше чем на десяток сантимет­ров.

Непосредственная причина этого фак­та легко угадывается. Ответственная, смыс­ловая часть проделанных движений — это их конец, взятие коробочки. За этой час­тью и следят со всей пристальностью кор­рекции уровня С, ведущего эти движения. Промежуточные, средние части движения не имеют значения для результата — ве­дущий уровень и остается к ним совер­шенно равнодушным.

Рис.2. Взятие спичечной коробки со стола (подробности втексте)

Гораздо труднее понять то, каким об­разом такая полная беззаботность кор­рекций к средней части движения ужива­ется с их высокой бдительностью к его концу — ведь кончик движения "насажен" на его предыдущую часть, как стальное перо на ручку или как наконечник копья на древко. Если древко копья будет раз-

бол тайное и непрочное, то какой меткости можно ожидать от острия?

Не углубляясь далеко в этот сложный вопрос нервной механики, наметим толь­ко в кратких словах, как разрешается в действительности эта трудность. Мы уже говорили, что огромный, накопленный день за днем, за всю жизнь опыт выработал в нашем мозгу — именно в уровне С — на­вык быстрого и безошибочного перевода с языка представления о точке простран­ства на язык мышечной формулы движе­ния к этой точке. Каждый уголочек про­странства, до которого могут достигнуть наши конечности, так хорошо освоен нами, что все возможные способы достать до него или попасть в него для нас равны. Благо­даря этому опыту, обработанному и впи­танному в себя полушарий, нами давно до­стигнута полная взаимозаменяемость всех движений, ведущих к одной и той же про­странственной цели. И в тех случаях, ког­да нам действительно все равно, которую из тысячи мышечных формул, ведущих к пространственной точке N, включить в работу, уровень С и включает первую, ка­кая ему подвернется.

В этом свойстве заключается суще­ственная разница между поведением кор­рекций уровней В и С. Уровень мышечно-суставной увязки (В) всегда исходит из собственного тела. Его чувствительность непрерывно и обстоятельно информирует его о положениях частей тела, напряжени­ях отдельных мышц, суставных углах и т.д. Естественно, что, когда строить движение доводится ему, он всячески сообразуется с биомеханической стороной движения; со­блюдает наиболее удобный и экономный порядок включения мышц, заботится о вы­боре наиболее плавного и "обтекаемого" пути движения из того бесчисленного мно­жества возможностей, которые предостав­ляются ему обилием степеней свободы. Именно поэтому его движения обычно так складны, непринужденны, даже изящны.

Не то уровень С. Он исходит из про­странственного поля, из отметки той или другой требуемой точки пространства, рас­стилающегося перед глазами. Как сказа­но, это пространство — внешнее, обособлен­ное от нас и не зависящее от нас. Поэтому понятно, что и коррекции уровня С, направ­ляя движение, следят только за тем, как оно вписывается в это внешнее, чуждое

нашему телу пространство. Как при этом оформится биомеханическая сторона дви­жения, как будут изменяться положения суставов, даже то, удобно или неудобно рас­положатся промежуточные позы действу­ющей конечности, — до всего этого уров­ню С чрезвычайно мало дела. Ему твердо известно одно: степеней свободы у руки достаточно, чтобы кисть ее могла быть приведена в любую точку досягаемого про­странства, и даже многими способами. А как именно будут для этой цели группи­роваться между собой суставные углы — его это не касается. Может быть, как раз в этом причина известной угловатости, су­хости движений, когда их исполняет уро­вень С.

Зато полученное этой ценой двигатель­ное "владение пространством" дает нам столько преимуществ, что с избытком оку­пает эти незначительные минусы. Оно обес­печивает нам выбор среди не десятков и не сотен, а неисчислимых тысяч способов пробиться к одной и той же определенной пространственной цели. Когда движение течет без всяких осложнений (вроде взя­тия коробки со стола), то этот широкий выбор выливается просто в ненамеренное разнообразие неответственных частей дви­жения, как мы только что видели. Но если по ходу движения возникнут какие бы то ни было непредвиденные затруднения, уро­вень С тотчас же мобилизует свои широ­кие возможности (а у него есть, из чего выбирать). Там, где уровень мышечно-сус-тавной увязки, с его чеканными формула­ми движений, прекрасно припасованными к свойствам мышц и нравам суставов, встанет в тупик, там уровень пространства шутя покажет всю свою приспособитель-ность и изворотливость.

Отсюда прямо проистекает третья ха­рактерная черта движений уровня про­странства: переключаемостъ. Попасть в заданную точку пространства одинаково легко не только различными движениями одной и той же конечности, это так же легко сделать и правой и левой рукой, и локтем, и кончиком ноги, и носом и т. д.

Когда мы поднимаемся на высокую гору, мы беспрестанно переключаемся на самые разнообразные формы локомоций: движемся то шагом, то ползком, то караб­каемся, то цепляемся на руках. Гармонис­ту очень легко бывает переключиться с

одной системы гармонии на другую, хотя расположение ладов или клавишей у раз­личных систем разное. Скрипач легко переходит со скрипки на альт, хотя это требует значительных изменений в дви­жениях левой руки. Лыжники знают, сколько существует разных взаимозаме­няемых способов для поворота, торможе­ния на спуске, подъема на косогор. Число примеров можно приумножать без конца, но они все говорят об одном: как только на сцену выступает уровень пространства, он неизменно приносит с собой гибкость и маневренность. А это свойство, если оно хорошо развито, оказывает движениям серьезные услуги, делая их приспособитель­ными, "сноровистыми", "обладающими нео­споримой ловкостью".

Движения уровня пространства

После той тощей тетрадки, какою выг­лядела опись самостоятельных движений уровня мышечно-суставной увязки, полное собрание движений, управляемых уровнем пространства, выглядит неисчерпаемым морем. На этот раз речь уже идет не о фонах, которые он доставляет вышележа­щему уровню действий, а именно о само­стоятельных, законченных двигательных актах. Нет никакой возможности соста­вить что-либо вроде их каталога. Все, что здесь можно сделать, это выделить среди их изобилия самые главные и характер­ные группы так, чтобы в них уместилось все наиболее важное, и привести по каж­дой из групп по несколько типичных при­меров.

Самые старинные и основные движе­ния уровня пространства, ради которых он, несомненно, и организовался в самом начале, — это локомоции, передвижения всего тела в пространстве с одного места на другое. Перечислить их со всеми раз­новидностями, конечно, невозможно. Во главе их шествия выступают прародите­ли всех сухопутных локомоции ходьба и бег. Каждая из обеих первичных локомо­ции ответвляет от себя по целому семей­ству разновидностей: пригибной шаг, ходьба на носках, церемониальные марши, бег на различные дистанции и т.д. Их окружает толпа локомоции всевозмож­ных других видов: предок всех вообще ло­комоции на земном шаре плавание, пол-

зание, лазанье, карабкание и т. д., вплоть до ходьбы на четвереньках и на руках. За всеми этими локомоциями, состоящи­ми из бесчисленных повторений одних и тех же циклов движений (их так и назы­вают—циклическими), следует ряд локо­моции однократного, нециклического типа: всяческие прыжки в высоту, с высоты и на дальность.

Если во всех перечисленных видах ло­комоции человек выступал одной только собственной своею особой и мог бы каж­дую из них выполнять нагишом, без едино­го предмета на себе и при себе, то дальше в этой процессии локомоции мы увидим пе­редвижения, связанные с применением тех или других вещей. Перед нами проходят локомоции с простейшими приспособлени­ями: лыжи, коньки ледовые и роликовые, ходьба на ходулях, прыжки с шестом. Даль­ше — вереница локомоции, перемещающих вещи: переноска всевозможными способа­ми тяжестей на себе; затем носилки, те­лежки, санки, тачки, бурлацкая лямка и т.п. Читатель вряд ли ожидал, что в на­шем распоряжении такой объемистый каталог локомоторных передвижений.

Все эти локомоции — целостные движе­ния всего тела, не оставляющие на нем без рабочей нагрузки ни единой мышцы. Впол­не понятно, что спрос на вспомогательные фоны во всех этих движениях очень высок, особенно на фоны из уровня мышечно-сус­тавной увязки (В). Здесь, в этих сложных, обширных движениях, где требуется строй­ная, чеканная увязка между десятками су­ставов и сотнями мышц, конечно, мышечно-суставному уровню выпадает много дела. Можно смело сказать, что девять десятых всей мышечной нагрузки при ходьбе или беге приходится на долю этого фонового уровня и не более одной десятой ложится на уровень, ведущий рулевое управление этими локомоциями. Это и не удивитель­но. На автомобиле или пароходе, например, мышечная работа водителя или рулевого тоже ведь стушевывается перед рабочей мощностью, которую отдает движущая машина. Тем не менее именно эти неболь­шие по величине коррекции, управляющие всем движением, являются самыми ответ­ственными; без них как автомобиль, так и шагающий человек тотчас же преврати­лись бы в слепые разрядники энергии, бес­цельные или даже опасные. <...>

Во вторую группу естественно будет объединить такие же большие, всеобъемлю­щие движения всего тела в пространстве, как и те, что относятся к числу локомоций, но только не переносящие человека с одно­го места на другое. Эта группа составится главным образом из спортивных, гимнас­тических и плясовых движений: всякого рода упражнений на брусьях, на кольцах, на перекладине, на трапеции; всевозможных видов кувырканий, сальто и т. п. Очень многое внесут в эту группу движений ак­робатика и балет.

С этой группой мышечно-суставному фоновому уровню не меньше, а, может быть, больше хлопот, чем с предыдущей. Ходить по улицам, бегать за трамваем, прыгать с подножки приходится повсед­невно и каждому, но нельзя сказать того же об антраша и кувырках. А последние движения, помимо того что их нельзя отнести к числу привычных, предъявля­ют к координации и более высокие тре­бования. Нужные для них коррекции и мышечные синергии не формируются ес­тественным порядком в детстве, как это случается с большинством локомоций. Эти коррекции в большинстве своем тоньше и строже, они, почти в букваль­ном смысле слова, головоломнее; их при­ходится специально вырабатывать путем упражнения. Чем богаче накопленные человеком запасы, или "фонды" фонов, в мышечносуставном уровне, чем искуснее и находчивее умеет извлекать их и пользоваться ими ведущий уровень про­странства (С), тем лучше и ловче будут строиться у него движения этой группы.

От всего тела в целом переходим к его частям. В третьей группе движений, ко­торыми управляет уровень пространства, мы поместим точные, целенаправленные движения рук (и других органов) в про­странстве. Наши руки и пальцы тоже умеют "ходить" и "бегать", — это не ис­ключительная монополия ног. К очень многим движениям и в разговорной речи привились выражения: "беглость пальцев", "пальцы забегали по клавишам", "руки с рабочим инструментом заходили взад и вперед" и т. п. Встретятся в этой же груп­пе и движения, делающие основной упор не на беглость, а на точность. Это те са­мые уверенные, целенаправленные простые движения руки, которые послужили нам

первыми образцами и представителями движений уровня пространства: движения, которые что-то берут, несут, выхватывают, показывают и т.п. Они всевозможными способами перемещают вещи: куда-то кла­дут, бросают, передвигают, сталкивают их. Уровень пространства не умеет сделать с вещью ничего более сложного — на это, как увидим вскоре, нужно уже руковод­ство более высокостоящего уровня дей­ствий. Но перемещать вещи туда или сюда в пространстве — это прямая специаль­ность уровня С.

С фоновой нагрузкой мышечно-сустав-ного уровня (В) в этой группе движений дело обстоит очень неравномерно. В таких движениях, как, например, простое указы-вание, ему почти нечего делать; наоборот, в "локомоциях пальцев", как у пианиста или баяниста, он так же ответственно занят взаимной пригонкой всех мышечных со­кращений, как и в настоящей ходьбе и беге.

От передвиганий вещей естественно перейти к преодолеванию сопротивлений: здесь, в четвертой группе, мы сосредото­чим всякого рода силовые движения. Не задерживаясь на них долго, вызовем для знакомства пяток представителей их, ка­кие подвернутся первыми: подъем тяжес­ти с земли, подтягивание своего тела на кольцах, натягивание лука, работа тяже­лоатлета со штангой, кручение рукояти колодезя или лебедки. Мышечная нагруз­ка в этих движениях большая, значит, и фоновым уровням здесь много дела. Каж­дый знает по себе, насколько улучшает все эти движения выработанный навык или сноровка.

Теперь мы подходим к одной из инте­реснейших групп движений уровня про­странства: к размашно-метательным, или баллистическим, движениям. К этой же, пятой, группе принадлежат и ударные дви­жения. В самом деле, если вдуматься, дви­жение удара с размаху топором или тяже­лой кувалдой отличается от движения броска только самым последним момен­том. Если пальцы, держащие предмет, ра­зожмутся и выпустят его в тот миг, когда он движется с наибольшей скоростью, это будет бросок. Если пальцы не сделают этого легкого добавочного движения, то получит­ся удар. В основном же те и другие дви­жения очень родственны друг другу: в обе­их разновидностях задача сводится к

разгону некоторого предмета до возможно большей скорости.

Гораздо целесообразнее разбить эту группу на две части по другому признаку. Одни из размашно-метательных движений делают установку главным образом на силу удара или броска. Другие делают главный упор на их меткость. Примера­ми первых могут служить удар молото­бойца, рывок штанги, удар топором при грубой рубке, толкание ядра, метание дис­ка, молота или гранаты на дальность. Об­разцами метких баллистических движе­ний будут: метание копья или мяча в цель, движения при игре в теннис, лапту, город­ки, крокет; работа жонглера; укол шты­ком; удары кузнеца, слесаря, обойщика, тонкие ударные движения плотника, хи­рурга, механика и т. д.

Как важен для баллистических дви­жений хорошо выработанный навык, вид­но уже из того, как редко встречается уме­ние хорошо и метко ударять и метать. А раз движение нуждается в навыке, это зна­чит, что оно нуждается в фонах, — это положение мы уже установили прочно. Действительно, у размашно-метательных движений самая суть и основа — тонко слаженные синергии из уровня В. Всмот­ритесь в общеизвестную разницу между метательными жестами девочек и маль­чиков. Девочка бросает почти тем же са­мым жестом, каким она указывает, толь­ко несколько более размашистым. Это — просто распухшее движение указывания, на чистых, прямолинейных коррекциях из уровня пространства. Но когда мальчиш­ка изовьется всем телом вправо, как взво-

димая пружина, и черкнет по воздуху слож­ную кривую линию замаха наружу, назад и вниз и когда затем взметнется вперед, выстреливая своим камешком, точно ра­кетой, и с силой перекидывая свой центр тяжести на выставленную вперед левую ногу, — вот тогда перед нами хорошо отра­ботанная большая синергия мышечно-сус-тавного уровня. Здесь трудно сказать, ка­кая мускулатура в большей мере работает: правое ли плечо или левые мышцы таза (насчет последних мальчик вряд ли бы и поверил вам).

Последняя, шестая, группа движений, управляемых уровнем пространства, полу­чится у нас сборная, в нее войдут не разме­стившиеся по предыдущим группам ос­татки. Нам остается упомянуть движения прицеливания всякого рода и движения подражания и передразнивания. Когда обезьяна копирует движения человека, производящего перед ней какое-нибудь сложное предметное действие из верхнего уровня D, к которому мы сейчас перейдем, то она производит их на своем "потолоч­ном" уровне — уровне пространства, и именно поэтому у нее ничего не выходит: "Очки не действуют никак"...

Уровень действий (D). Что такое действия?

"... Уже у обезьян существует известное разделение функций между руками и нога­ми". "... Первыми пользуются преимуще­ственно для целей собирания и удержания пищи, как это уже делают некоторые низ-

Женский прием броска

Мужской прием броска