Ч. Дарвин ВЫРАЖЕНИЕ ЭМОЦИЙ У ЧЕЛОВЕКА И ЖИВОТНЫХ

Я описал главные выразительные движения у человека и не­которые выразительные движения у низших животных. Я пы­тался также объяснить происхождение или развитие этих дви­жений, опираясь на 3 принципа.

Первый принцип гласит: если движения, полезные для удов­летворения какого-нибудь ощущения, повторяются часто, то они становятся настолько привычными, что выполняются всякий раз, когда мы испытываем то же самое желание или ощущение, хотя бы в очень слабой степени, независимо от того, полезны ли эти движения или нет.

Второй принцип — это принцип антитезы. Привычка произволь­но выполнять противоположные движения под влиянием проти­воположных импульсов прочно установилась у нас благодаря всей практике нашей жизни. Поэтому, если мы, согласно первому на­шему принципу, неизменно выполняем определенные действия при определенном душевном состоянии, то при возникновении проти­воположного настроения мы должны обнаружить сильную и не­произвольную тенденцию к выполнению прямо противоположных действий независимо от того, полезны ли они или нет^

Согласно третьему принципу, возбужденная нервная система оказывает непосредственное воздействие на тело независимо от воли и в значительной мере независимо от привычки. Опыт пока­зывает, что нервная сила возникает и освобождается при всяком возбуждении цереброспинальной системы. Направление, по кото­рому распространяется эта нервная сила, определяется по необ­ходимости теми путями, которые связывают нервные клетки друг с другом и с различными частями тела. Но на это направление сильно влияет также и привычка, так как нервная сила легче все­го распространяется по привычным путям. <.. >

Если движения какого бы то ни было рода неизменно сопро­вождают какие-либо душевные состояния, мы сразу же усматри­ваем в них выразительные движения. К ннм могут быть отнесены движения какой-либо части тела, например: виляние хвостом у собаки, пожимание плечами у человека, поднятие волос дыбом, выступание пота, изменение капиллярного кровообращения, за-

трудненное дыхание и голосовые или иные звуки... У человека ды­хательные органы имеют особо важное .значение в качестве сред­ства не только прямого, но в еще большей степени косвенного вы­ражения эмоций.

В интересующей нас проблеме найдется немного вопросов, более интересных, чем вопрос о той необыкновенно сложной це­пи явлений, которая приводит к некоторым выразительным дви­жениям. Для примера достаточно напомнить о таком движении, как наклонное положение бровей у человека, который страдает от горя или тревоги... Легкие движения... или же такие движения, как едва заметное опускание углов рта, должны рассматриваться как последние следы или остатки более резко выраженных в про­шлом движений, имевших понятный смысл. Для нас эти движе­ния полны значения, как выразительные движения, подобно тому как любые рудиментарные органы полны значения для естество­испытателя, пытающегося классифицировать и установить генеа­логию организмов.

Все признают, что главные выразительные движения, произво­димые человеком и низшими животными, в настоящее время носят врожденный или наследственный характер; другими сло­вами, этим движениям не обучаются. Некоторые из них так мало зависят от обучения или подражания, что начиная с самых пер­вых дней и на протяжении всей жизни они находятся совершенно вне нашего контроля; сюда относятся, например, такие явления, как ослабление тонуса кожных артерий при покраснении и уси­ление деятельности сердца при гневе... Одних этих фактов доста­точно для доказательства того, что многие из наших наиболее важных выражений не заучены нами; но примечательно при этом то, что некоторые из них, будучи, несомненно, врожденными, начинают выполняться с полнотой и совершенством не сразу, а после определенной индивидуальной практики; таковы, например, плач и смех. Наследственная передача большинства наших выра­зительных движений объясняет тот факт, что слепорожденные производят их столь же хорошо, как и зрячие... Таким образом, мы можем понять и тот факт, что молодые и старые представители совершенно различных человеческих рас, а также и различных видов животных выражают одинаковые душевные состояния од­ними и теми же движениями, <•. •>

Однако если мы обратимся к нашим собственным, не столь обычным телодвижениям, которые мы привыкли считать искусст­венными или условными, каковы, например, пожимание плечами в знак невозможности что-то сделать или поднимание рук с рас­крытыми ладонями и вытянутыми пальцами в знак удивления, то мы, быть может, чересчур поражаемся, когда узнаем, что эти движения врожденны. Мы можем заключить о наследственной передаче этих и некоторых других движений из того, что их про­изводят очень маленькие дети, слепорожденные и представители большей части совершенно различных человеческих рас. Следует таюк^ помнить, что вновь приобретенные и в высшей степени

своеобразные ужимки, ассоциированные . с'определенными ду­шевными состояниями, становятся свойственными, как известно, некоторым лицам, а затем передаются их потомкам и в некоторых случаях даже не одному поколению¹.

Но существуют и такие жесты, которые представляются нам настолько естественными, что мы легко могли бы признать их врожденными, но жесты эти, видимо, были заучены подобно сло­вам языка... Данные относительно наследственной передачи таких движений, как кивок головой и покачивание головой из стороны в сторону, выражающих утверждение и отрицание, сомнитель­ны, ибо эти знаки не всеобщи; однако они распространены на­столько, что едва ли были независимо приобретены всеми инди­видами столь многочисленных рас.

Перейдем к рассмотрению вопроса, в какой мере воля и со­знание участвовали в развитии различных выразительных дви­жений. Насколько мы можем судить, лишь небольшое число вы­разительных движений, подобных только что упомянутым, заучи­вается каждым индивидом, т. е. сознательно и произвольно вы­полняется в ранние годы жизни для определенной цели или в подражание другим, и лишь потом становятся привычными... Тем не менее все движения, объясняемые с точки зрения выдвинутого нами первого принципа, выполнялись некогда произвольно с оп­ределенной целью: избавления от опасности, облегчения горя или удовлетворения какого-нибудь желания. Например, едва ли мож­но сомневаться в том, что животные, прибегающие в драке к по­мощи зубов, приобрели привычку в состоянии ярости оттягивать уши назад и плотно прижимать их к голове, вследствие того что предки этих животных неизменно делали это, чтобы защитить уши и не дать врагам разорвать их; ведь те животные, которые в драке не пускают в дело зубы, не выражают своей ярости подоб­ным движением. Мы можем сделать весьма правдоподобное за­ключение, что и сами мы приобрели привычку сокращать мышцы вокруг глаз при тихом и не сопровождаемом громкими звуками плаче вследствие того, что наши предки, особенно в младенче­стве, испытывали при крике неприятные ощущения в глазах. Да­лее, некоторые в высшей степени выразительные движения воз­никли в результате попытки сдержать другие выразительные движения или воспрепятствовать их обнаружению; так, наклон­ное положение бровей и опускание углов рта возникает в резуль­тате усилия помешать приближающемуся приступу крика или сдержать его, когда он уже наступил. В этом случае совершенно очевидно, что сознание и воля первоначально участвовали в раз­витии этих движений; но и в этом, и в других подобных случаях мы так же мало сознаем, какие именно мышцы приходят в дей­ствие, как и при выполнении самых обыкновенных произвольных движений.

¹ Ч. Дарвин не раскрывает причин а условий, в которых происходит на­следование выразительных движений. Впрочем, этот вопрос не исследован и до настоящего времени. (Здесь и далее. — Прим. сост.)

15 Зака* 5162

225

Когда животное взъерошивает шерсть, принимает угрожаю­щую позу и издает свирепые звуки, чтобы испугать врага, мы видим любопытное сочетание движений, которые первоначально были произвольными, с движениями непроизвольными. Впрочем, возможно, что таинственная сила воли могла влиять даже на не­произвольные движения в строгом смысле этого слова, как на­пример, на поднятие волос дыбом. <...>

Способность членов одного и того же племени общаться меж­ду собой при помощи языка играла первостепенную роль в раз­витии человека, а выразительные движения лица и тела оказыва­ли в этом отношении большую помощь языку¹. Мы убеждаемся в этом сразу, когда разговариваем о важном предмете с человеком, лицо которого замкнуто. Тем не менее, насколько я мог заметить, нет основания полагать, чтобы какие-либо мышцы развились или даже изменились исключительно ради выражения эмоций,.. Я не мог также найти основании для предположения, что какие-либо наследственные движения, служащие теперь способом выражения эмоций, первоначально выполнялись произвольно и сознательно для специальной цели, подобно жестам и языку пальцев, кото­рыми пользуются глухонемые. Напротив, всякое подлинное или. наследственное выразительное движение имело, по-видимому, какое-нибудь естественное и не зависящее от специальной цели происхождение. Но будучи однажды приобретены, такие движения могут применяться сознательно и произвольно как средство об­щения. Даже маленькие дети при внимательном за ними уходе замечают в очень раннем возрасте, что их крик приносит им об­легчение, и поэтому скоро начинают прибегать к нему произволь­но. Часто можно видеть, как человек произвольно поднимает бро­ви, чтобы выразить удивление, пли улыбается, желая выразить притворное удовольствие или согласие. У человека часто возни­кает желание произвести некоторые телодвижения демонстратив­но или напоказ, и с этой целью он поднимает вытянутые руки с широко раздвинутыми пальцами над головой, желая выразить удивление, или же поднимает плечи до ушей, стремясь этим по­казать, что он не может или не хочет что-либо сделать. Склонность к таким движениям усиливается или увеличивается от произволь­ного или многократного их выполнения; склонность эта может стать наследственной.

Быть может, стоит еще рассмотреть вопрос о том, не приоб­рели ли широкое распространение те движения, которые перво­начально употреблялись только одним или несколькими индиви­дами для выражения определенного душевного состояния, и не сделались ли они всеобщими благодаря сознательному или бес­сознательному подражанию. Несомненно, человек очень склонен

¹ Ч. Дарвин подробно описывает внешние проявления эмоциональных со­стояний. Но «языку жестов» он не отводит решающей роли в общении между людьми. Выразительные движения он рассматривает как средство, усиливающее н оттеняющее смысл вербального общения.

к. подражанию независимо от своей сознательной воли. Эта склон­ность проявляется са-мым необыкновенным образом при некото­рых мозговых заболеваниях. <\ . .>

В предшествующих замечаниях и во всей этой книге я часто испытывал большие затруднения в вопросе о правильном приме­нении таких терминов, как воля, сознание и намерение. Дейст­вия, которые сначала были произвольными, вскоре становятся привычными и, наконец, наследственными; тогда они могут вы­полняться даже против воли. Хотя они часто обнаруживают ду­шевное состояние, но это не было ни первоначальной целью, ни ожидаемым последствием. Даже фраза: «Некоторые движения служат способом выражения» — может ввести в заблуждение, так как здесь предполагается, что в этом состояла первоначаль­ная цель или сущность движения. А между тем это, кажется, бы­вало редко нли никогда не бывало; движение сначала или прино­сило прямую пользу, или являлось косвенным последствием воз­бужденного состояния чувствующих центров. Ребенок может кричать намеренно или инстинктивно, чтобы показать, что ему нужна пища; но у него нет ни желания, ни намерения придавать чертам лица ту своеобразную форму, которая так ярко выражает страдание, и тем не менее некоторые из наиболее характерных человеческих выражений, как было выше объяснено, явились ре­зультатом крика.

Хотя большинство наших выразительных движений носит врожденный или инстинктивный характер, в чем все согласны, все. же остается неясным вопрос, обладаем ли мы инстинктивной спо­собностью узнавать выразительные движения. Вообще высказы--валось предположение, что такая способность существует... Без сомнения, дети скоро начинают понимать выразительные движе­ния старших, подобно тому как животные выучиваются понимать движения человека. <.. .>

Однако чрезвычайно трудно доказать, что наши дети инстин­ктивно узнают любое выражение. Я пытался решить этот вопрос, наблюдая своего первого ребенка, который ничему не мог нау­читься от общения с другими детьми, и я убедился в том, что уже в таком раннем возрасте, когда он еще не мог ничему научиться посредством опыта, он уже стал понимать улыбку, ему приятно было ее видеть, и он отвечал на нее своей улыбкой... Когда ему было 5 месяцев, он, казалось, понимал выражение и интонацию сострадания. Когда ему было 6 месяцев и несколько дней, его няня сделала вид, будто плачет, и я видел, что лицо его мгно­венно приняло грустное выражение и углы рта сильно опустились; этот ребенок редко мог видеть другого ребенка плачущим и ни­когда не видел плачущего взрослого человека, и я сомневаюсь, мог ли он в таком раннем возрасте рассуждать об этом. Поэтому мне кажется, что именно врожденное чувство должно было под­сказать ему, что притворный плач его няни выражает горе, кото­рое благодаря инстинкту симпатии вызвало горе у него само­го. <.. .>

15*

Итак, если совершенное незнакомство с деталями не мешает нам верно н быстро узнавать различные выражения, то я не по­нимаю, каким образом этому незнакомству можно придавать зна­чение доказательства неврожденности наших знаний, как бы смутны н неопределенны они ни были¹.

Я пытался довольно подробно показать, что все главные вы­ражения, свойственные человеку, одинаковы на всем свете. Этот факт интересен, так как дает новые доказательства в пользу того предположения, что различные расы произошли от одной группы предков, строение тела которых, а в значительной мере также и душевный склад, наверное, были уже почти полностью челове­ческими еще до того периода, когда расы разъединились одна от другой. Без. сомнения, сходное строение, приспособленное для одной и той же цели, часто приобреталось различными видами независимо, благодаря факторам изменчивости и естественному отбору, но этим нельзя объяснить тесное сходство между различ­ными видами в отношении большого числа мелких деталей. Далее, если мы примем во внимание многочисленные особенности строе­ния, не имеющие отношения к выражению и совершенно сходные у всех человеческих рас, и присоединим к ннм многочисленные условия (некоторые весьма важные, а некоторые имеющие нич­тожное значение), от которых прямо или косвенно зависят выра­зительные движения, то мне представляется в высшей степени невероятным, чтобы такое большое сходство нли, скорее, тожде­ство строения было приобретено независимыми друг от друга спо­собами; а между тем это было бы неизбежно, если бы человечес­кие расы произошли от нескольких видов, первоначально разли­чавшихся между собой. Гораздо вероятнее, что многие, очень сходные черты у различных рас обусловлены наследственной пе­редачей от одной древней формы, которая уже приобрела чело­веческие признаки².

Любопытным, хотя, быть может, и праздным, представляется вопрос о том, как давно в длинном ряду наших предков были последовательно приобретены различные выразительные движе­ния, ныне проявляющиеся у человека... Мы можем с уверенностью полагать, что смех как выражение удовольствия илн радости был присущ нашим прародичам задолго до того, как они заслужили имя человека; ибо очень многие породы обезьян издают при удо­вольствии повторяющийся звук, несомненно, аналогичный наше­му смеху, н часто сопровождающийся у них вибрирующими дви­жениями челюстей и губ, причем углы рта оттягиваются назад

¹ Мысль Дарвина об узнавании выражения недостаточно логична в доказа­тельстве врожденности узнавания. Но факты, приводимые Дарвином, сохраняют значение научных материалов, ценных для понимания последовательности в развитии способности узнавать выражение лица.

¹ Убеждение Дарвина о единстве человеческих рас вновь подтверждается многими приводимыми в работе фактами о выражении эмоций ц противостоит различным лженаучным «расовым теориям».

и вверх, на щеках образуются складки и даже появляется блеск в глазах.

Подобным же образом мы можем заключить, что уже с крайне отдаленных времен страх выражался почти в той же самой фор­ме, как и теперь у человека, а именно: дрожью, поднятием волос дыбом, холодным .потом, бледностью, широко открытыми глаза­ми, расслаблением большинства мышц и пониканием или непод­вижностью всего тела.

Страдание, если оно было сильным, уже с самого начала должно было вызывать крики нли стоны, скорчивание тела и скрежет зубов. Но наши прародичи еще не проявляли тех в выс­шей степени выразительных движений черт лица, которыми со­провождаются у нас крик и плач, до тех пор, пока их органы кровообращения и дыхания и мышцы, окружающие глаза, не приобрели еще своего нынешнего строения. Слезоотделение воз­никло, по-видимому, рефлекторным путем вследствие спазмати­ческого сокращения век, а быть может, и одновременного напол­нения глазных яблок кровью во время крика. Возможно поэто­му, что плач возник довольно поздно в истории нашего развития, и этот вывод согласуется с тем фактом, что наши ближайшие предки, человекообразные обезьяны, не плачут. Но в решении этого вопроса мы должны соблюдать осторожность, ибо, посколь­ку некоторые обезьяны, не находящиеся в близком родстве с че­ловеком, плачут, эта привычка могла развиться очень давно у боковой ветки этой группы, от которой происходит человек. У наших отдаленных предков во время страдания от горя или тревоги бровн не принимали наклонного положения и углы рта не оттягивались книзу до той поры, пока они не приобрели при­вычку сдерживать крики.

Поэтому выражение горя и тревоги в высокой степени прису­ще человеку.

Уже в очень раннем периоде ярость выражалась угрожающи­ми или неистовыми жестами, покраснением кожи и блеском глаз, но нахмуривания при этом не было. Привычка нахмуриваться была, по-видимому, приобретена главным образом в связи с тем, что мышцы, сморщивающие брови, — это первые мышцы, которые сокращаются вокруг глаз, когда в младенчестве мы испытываем боль, гнев или горе, и, следовательно, здесь мы находим сходство с криком; отчасти нахмуривайие возникло в связи с защитной реакцией при затрудненном и пристальном всматривании. Пред­ставляется вероятным, что это предохраняющее от света движе­ние стало привычным лишь после того, как человек приобрел совершенно выпрямленное положение, ибо обезьяны при осле­пительном свете не хмурятся. Наши отдаленные предки, по-види­мому, чаще оскаливали зубы в состоянии ярости, чем это делает человек, даже когда он дает полную волю этому чувству, как это наблюдается у душевнобольных. Мы можем также быть почти уверенными, что наши предки оттопыривали губы, когда были не в духе нли раздосадованы, в большей степени, чем это

делают наши дети или даже дети ныне существующих диких племен.

Наши ранние предки не сразу научились держать голову пря­мо, расправлять грудь, выпрямлять плечи и сжимать кулаки, когда они испытывали негодование или бывали слегка сердиты; все они это усвоили после того, как приобрели обычную осанку и позу прямостоящего человека, а также научились драться кула­ками и дубинами. До наступления этого периода не получило раз­вития также и то движение, которое представляет собой антитезу вышеописанных: пожимание плечами при невозможности что-то сделать или при готовности терпеть. Судя по действиям обезьян, удивление в ту пору не выражалось широким раскрыванием рта, но глаза уже расширялись и брови изгибались дугой. В очень от­даленные времена отвращение выражалось сокращением мышц вокруг рта, похожим на движение при рвоте, если, разумеется, правилен высказанный мною взгляд на происхождение этого вы­ражения, а именно, что предки наши обладали н пользовались способностью произвольно и быстро извергать из желудка пищу, которая была им противна. И уже в значительно более позд­нем периоде был приобретен тот весьма утонченный способ вы­ражать презрение или пренебрежение, который проявляется в опускании век или отворачивании глаз и лица в сторону как бы с намерением отчетливо показать, что презираемый человек не заслуживает того, чтобы на него смотрели.

Из всех выражений покраснение от стыда, по-видимому, явля­ется наиболее специфической особенностью человека, и притом оно свойственно всем или почти всем человеческим расам неза­висимо от того, заметно ли или незаметно изменение цвета их кожи. Расширение мелких артерий поверхности кожи, от которо­го зависит покраснение, первоначально было, по-видимому, ре­зультатом повышенного внимания к собственной внешности, осо­бенно к лицу; этому способствовало также влияние привычки, наследственности и более легкого протекания нервной силы по привычным путям; впоследствии в силу ассоциации покраснение возникало также под влиянием повышенного внимания не только к собственной внешности, но и к своему нравственному поведе­нию. Едва ли можно сомневаться, что многие животные способ­ны воспринимать и оценивать красивые краски и даже формы, о чем свидетельствуют те старания, с которыми особи одного пола выставляют свою красоту перед другим полом. Но невозможно допустить, чтобы какое-либо животное относилось с повышенным вниманием и чувствительностью к своей внешности, пока его умственные способности не достигли уровня, равного или почти равного способностям человека. Поэтому мы можем заключить, что возникновение способности краснеть от стыда должно быть отнесено к весьма позднему периоду в длинной истории нашего развития.

Только что упомянутые факты... заставляют прийти к выводу, что большинство наших выражений было бы совершенно иным,

и не похожим на существующие, если бы строение наших органов дыхания и кровообращения, хотя бы в слабой степени,- отлича­лось от нынешнего строения этих органов. <.. .^>

Выразительные движения лица и тела независимо от их про­исхождения играют большую и важную роль в нашей жизни. Опи служат первым средством общения между матерью и ребенком; мать поощряет ребенка и направляет его на верный путь своей одобрительной улыбкой или хмурится, выражая неодобрение. Мы легко замечаем сочувствие у других по выражению их лица; это умеряет наши страдания и усиливает радости, тем самым укрепляя наши чувства друг к другу. Выразительные движения придают живость и энергию нашей речи. Они обнаруживают мыс­ли и намерения других вернее, чем слова, которые могут быть лживы... Свободное выражение эмоций посредством внешних зна­ков делает более интенсивными эти эмоции. С другой стороны, подавление внешнего проявления наших эмоций, поскольку это оказывается возможным, приводит к их смягчению. Тот, кто дает волю бурным телодвижениям, усиливает свою ярость; тот, кто не сдерживает проявления страха, будет испытывать его в уси­ленной степени; тот, кто, будучи подавлен горем, остается пас­сивным, упускает лучший способ восстановить душевное равно­весие.

Все эти выводы вытекают, с одной стороны, из факта су­ществования тесной связи между всеми эмоциями и их внешними проявлениями, с другой стороны, из факта непосредственного влияния наших усилий на сердце, а следовательно, и на мозг. Даже когда мы симулируем какую-либо эмоцию, возникает тен­денция к ее действительному переживанию. <-. .>

Мы видели, что изучение теории выражения до некоторой степени подтверждает тот вывод, что человек происходит от ка­кой-то низшей животной формы, а также подкрепляет убеждение в видовом или подвидовом единстве различных рас; впрочем, на-сколько я могу судить, в таком подтверждении едва ли есть на­добность. Мы видели также, что само по себе выражение, или, как его иногда называли, язык эмоций, без сомнения, имеет большое значение для благополучия человечества. Мы должны были бы быть очень заинтересованы в том, чтобы понять по воз­можности источник или происхождение различных выражений, которые мы можем ежечасно видеть на лицах окружающих нас людей, не говоря уже о домашних животных. Все это дает нам основание для вывода, что философия этого вопроса вполне за­служивала того внимания, которое ей _уже уделило несколько превосходных наблюдателей, и что этот предмет заслуживает дальнейшего изучения, особенно со стороны какого-нибудь да­ровитого физиолога.

Дарвин Ч.Соч., М., 1953, т. 5,

с. 909—920.

П. В. Симонов