Концепция системной динамической локализации высших психических функций

При рассмотрении данной концепции мы должны остановиться на важном как для физиологии, так и для психологии понятии «функция». В физиологии понятие «функция» имеет два основных значения. Как правило, в классической физиологии под функцией понималась «работа» определенной ткани или органа (например, функцией поджелудочной железы является выделение инсулина). В неклассической физиологии функцией называлась приспособительная деятельность целого организма: например, функция дыхания, функция пищеварения. Так понимаемые функции нельзя считать работой строго определенного органа: это сложный результат совместной деятельности целой системы органов, мышц и нервных центров. К примеру, дыхание может быть обеспечено функционированием разных групп мышц, которые при определенных условиях могут брать на себя большую или меньшую работу. У беременных женщин, например, в силу понятных причин в осуществлении дыхания практически не участвуют брюшные мышцы, тогда как участников хора, напротив, учат дышать, используя именно их (для певца важно набирать в легкие воздух незаметно для слушателя, не используя грудные мышцы и мышцы плечевого пояса). То же относится, например, и к обеспечению изменения положения тела в пространстве, за которое могут отвечать разные группы мышц.

Таким образом, речь идет уже о сложнейшей функциональной системе органов и нервных центров, каждый из которых входит в эту систему, обеспечивая какую-либо сторону ее работы. Термин «функциональная система» ввел в физиологию известный отечественный исследователь П.К.Анохин, которого можно также рассматривать как представителя неклассической физиологии. А. Р.Лурия, используя эти идеи и опираясь на концепцию Л. С. Выготского, создал свою теорию системной динамической локализации высших психических функций.

Концепция А. Р.Лурия диалектически разрешает противоречие между двумя противоположными точками зрения на решение проблемы локализации психических функций в головном мозге, а

именно между позициями «узкого локализационизма» и «антило-кализационизма». Первой точки зрения придерживался, например, австрийский врач и анатом Ф.А. Галль, чьи идеи о точной локализации отдельных психических «способностей» (таких, например, как «влечение к вину», «остроумие», «дружба и общительность» и т.д.) в строго определенных участках головного мозга широко распространились на рубеже XVIII и XIX вв. Согласно этой точке зрения, мозг представляет сумму автономно работающих участков, что вполне соответствовало господствовавшему в это время в психологии принципу элементаризма. Умозрительная концепция Ф.А. Галля получила, казалось бы, мощное эмпирическое подтверждение уже во второй половине XIX в., когда французский анатом П. Брока установил четкую связь конкретного нарушения речи, названного моторной афазией (больной понимал речь других, но не был способен к артикулированной речи), с поражением задней трети нижней лобной извилины левого полушария головного мозга.

П. Брока обнародовал свое открытие в 1861 г. Спустя 13 лет немецкий психиатр К. Вернике установил связь между поражением задней трети верхней височной извилины левого же полушария и нарушением понимания речи. После этого многие психиатры и неврологи стали настойчиво искать «мозговые центры», отвечающие за строго определенные функции. Однако параллельно этим поискам накапливались факты, которые говорили о том, что мозг работает как единое целое. Французский ученый Ж. П. Флу-ранс, удаляя участки головного мозга у птиц, еще в первой половине XIX в. обратил внимание на то, что нарушенные в результате такой операции психические функции восстанавливаются (причем скорость и успешность восстановления функций зависят не от того, где удален участок мозга, а от того, какого он объема), и сделал вывод, что кора головного мозга представляет собой однородное целое. Но он не учел, что кора больших полушарий у птиц недостаточно дифференцирована. Однако благодаря этим исследованиям и аналогичным экспериментам более позднего времени (немецкого физиолога Ф. Гольца в 70-е гг. XIX в., который удалял участки головного мозга у собак; американского невролога К. Леш-ли в конце 20-х гг. XX в. и др.) возникли и укрепились идеи целостного подхода к решению проблемы локализации. Идеи о том, что мозг работает как единое (и однородное) целое, находили сочувствие у гештальтпсихологов и представителей других школ целостной психологии. Так возникла позиция «антилокализацио-низма» — убеждение в том, что не существует жесткой локализации тех или иных психических функций в отдельных участках мозга: за их отправление отвечает весь мозг «целиком».

Концепция А. Р.Лурия диалектически «снимает» противоречие между этими крайними позициями, каждая из которых несет в

себе свою «правду» и в то же время в абсолютном смысле слова неверна. Опираясь на идеи своих предшественников в неврологии (среди них А. Р.Лурия особенно выделял английского невролога Х.Джексона), в физиологии (П.К.Анохина и А.А.Ухтомского) и в психологии (Л.С.Выготского), он приходит к выводу, что мозг действительно работает как «единое целое», но не однородное, а системно организованное целое. При решении субъектом конкретной задачи каждый раз оказываются «задействованными» разные участки коры его головного мозга.

При этом, если нарушается работа какого-либо звена этой системы, разлаживается работа всей системы, но каждый раз по-разному в зависимости от конкретного поражения. Для примера рассмотрим некоторые нарушения сложнейшей деятельности письма. Для ее осуществления необходима работа самых разных участков головного мозга. Одни участки мозга отвечают за акустический анализ звукового состава слов (при их поражении будут смешиваться близкие по звучанию фонемы, сложные звукосочетания восприниматься как шумы и пр.), другие — за «перешифровку» полученных результатов в зрительно-пространственные схемы (при их поражении окажется невозможным, например, правильное пространственное расположение элементов букв), третьи — за организацию общей кинетической организации движений (при их поражении могут наблюдаться трудности при переходе от одной графемы к другой) и т.п.

Таким образом, выпадение «собственной» функции конкретного участка мозга ведет к определенному нарушению работы всей системы в целом, однако благодаря функциональным перестройкам могут наблюдаться компенсации (до определенных пределов) возникшего дефекта. Так, например, если поражены вторичные корковые зоны зрительного анализатора (18-е и 19-е поля) и у больного наблюдается невозможность узнавания предметов с помощью зрения (у него возникает зрительная предметная агнозия), это вовсе не означает, что больной вообще теряет способность воспринимать значения предметов. Те же предметы можно распознать с помощью подключения иных звеньев системы — например, дать испытуемому возможность опознать данные предметы с помощью осязания.

Чем более сложна психическая функция, тем более «широко» она локализована в структурах мозга. Отдельные элементы этой системы могут (до известных пределов) заменять друг друга при решении одной и той же задачи. При этом мозговая локализация изменяется в онтогенезе. Мозговая организация речи у взрослого человека (правши) существенно отличается от таковой у детей 5 — 6 лет, не владеющих еще грамотой. Это обусловлено как раз прижизненным характером формирования высших психических функций, изменением их структуры на разных возрастных ступе-

нях и соответственно изменением их локализации в мозге. Поражение одних и тех же мозговых зон в разном возрасте может привести к разным последствиям у ребенка и взрослого человека. Так, например, поражение «низших» сенсорных отделов коры в раннем детстве может привести к недоразвитию познавательных функций, тогда как то же самое поражение у взрослых может быть скомпенсировано влиянием уже сложившихся высших функциональных систем. При этом сами мозговые структуры развиваются при «включении» их в решение различных психологических задач. Известно, что при поражении лобных долей головного мозга расстраиваются произвольная и волевая регуляция психических функций, управляемость и целесообразность поведения в целом. Однако, когда ребенок рождается, у него нет произвольного поведения не потому, что лобные доли еще не «созрели», а потому, что развитие произвольности у ребенка происходит благодаря совместной деятельности со взрослым, процессам знакового «опосредствования» и т.п. Именно благодаря построению у ребенка соответствующих систем ВПФ мозг развивается в онтогенезе специфически человеческим образом и окончательно формируется только к 12—14 годам.

Характеристика системной работы головного мозга была бы неполной, если бы мы не остановились на трех выделяемых А. Р.Лу-рия «блоках мозга» [79]. Они, несомненно, работают согласованно, но решают каждый свои задачи.

Первый — так называемый энергетический блок мозга, или блок регуляции тонуса и бодрствования, — отвечает за оптимальное состояние коры, необходимое как для переработки и сохранения информации (за что отвечает второй блок мозга), так и для планирования и контроля деятельности субъекта (что обеспечивает третий блок мозга). Кстати говоря, измененные состояния сознания вызываются, вероятно, намеренными (искусственными) или непреднамеренными изменениями закономерностей работы именно этого блока мозга (см. главу 7). В него входят образования верхних отделов ствола мозга (имеются в виду структуры гипоталамуса, зрительные бугры и ретикулярная формация, которые обеспечивают двустороннюю связь этих подкорковых образований с корой) и структуры древней, или лимбической, коры, также связанные с вышеперечисленными отделами ствола (а именно образования, входящие в так называемый гиппокампов круг, — гип-покамп, мамиллярные тела и др.). Поддержание тонуса коры в оптимальном состоянии зависит от информации, поступающей от органов чувств, от интерорецепторов, реагирующих на отклонения от постоянства внутренней среды организма, и от идущих сверху вниз влияний высших образований коры, которые обеспечивают произвольную регуляцию человеческого поведения. Известно, например, что до известных пределов усилием воли чело-

век может поддерживать бодрствующее состояние даже в условиях, когда нервная система истощена от трудной работы и человек чувствует, что засыпает.

Второй блок, называемый А. Р.Лурия блоком приема, переработки и хранения информации, физиологически обеспечивает деятельность субъекта, имеющую своей целью познание свойств и закономерностей окружающего мира.

Он включает в свой состав мозговые структуры, расположенные в задних отделах головного мозга (теменной, височной и затылочной областях). Первоначально модально-специфическая информация поступает от рецепторов (соответственно кожных, слуховых и зрительных) в первичные (проекционные) зоны коры головного мозга. В них имеются высокоспециализированные нейроны, реагирующие лишь на отдельные признаки внешних раздражителей. Раздражение этих участков головного мозга (например, при операциях на мозге) в области «зрительной коры» (17-е поле) приводит к возникновению у человека отдельных зрительных ощущений — светящихся шаров или точек и т.п. При этом имеет место соматотопическая проекция отдельных рецепторных поверхностей на участки первичной коры. Так, корковое представительство кожного анализатора имеет четко различающиеся зоны клеток, перерабатывающих информацию, идущую от конкретных кожных рецепторов: например, кожные рецепторы левой ноги имеют свою корковую проекцию в верхних отделах задней центральной извилины правого полушария (в силу перекреста волокон в стволе мозга), а кожные рецепторы правой ноги, напротив, «представлены» в соответствующих участках задней центральной извилины левого полушария. Кожные рецепторы рук имеют свое корковое представительство в средних отделах, а кожные рецепторы лица, языка и губ — в нижних частях этих же извилин. При этом площадь территории, занимаемой проекцией рецепторов тех или иных кожных зон, пропорциональна не размерам соответствующих частей тела, а их значимости для деятельности субъекта. Так, значительную часть площади занимают проекции рецепторов губ и языка, а также больших пальцев рук в силу их особой значимости для деятельности человека, в то время как проекция кожных рецепторов ног занимает не столь существенное место. Клетки первичных зон анализаторов выполняют функцию анализа поступающей в органы чувств информации.

Вторичные, «гностические» участки коры, расположенные недалеко от первичных зон, осуществляют функцию синтеза полученной и проанализированной первичными участками коры информации. Соматотопическая проекция в этих зонах уже отсутствует. Раздражение клеток вторичных полей коры приводит к появлению образов предметов (цветов, бабочек, мелодий и пр.). Нарушения в работе этих зон приводят к нарушениям предметно-

го восприятия, получившим название агнозий (мы уже рассматривали случай зрительной предметной агнозии, когда больной с подобным поражением не узнает предмет, хотя и может его описать).

Наконец, существуют так называемые третичные зоны коры головного мозга, которые являются специфически человеческим образованием и очень поздно созревают в онтогенезе. Они расположены на границах корковых представительств трех рассмотренных нами анализаторов (кожного, зрительного и слухового), т.е. на границах теменной, затылочной и височной областей, и осуществляют синтез информации от разных анализаторов. Повреждение этих зон приводит к нарушению сложных форм пространственного восприятия субъектом мира, затруднению в определении положения стрелок часов на циферблате, перепутыванию левой и правой сторон и т. п.

Третий блок головного мозга обеспечивает программирование, регуляцию и контроль деятельности. Обеспечивающие его работу участки головного мозга расположены в передних отделах больших полушарий (в их лобных долях). Любопытно, что соответствующие этому блоку корковые структуры также могут быть рассмотрены с точки зрения выделения первичных, вторичных и третичных зон, только эти зоны, в отличие от рассмотренного выше блока переработки и хранения информации, включаются в выполнение задач своего блока в обратном порядке: первыми в организацию работы по планированию и осуществлению необходимых программ поведения вступают третичные зоны лобной коры — специфически человеческие образования, которые созревают в онтогенезе самыми последними и формирование которых определяется овладением человеком речью, усвоением им социального опыта, в том числе нравственных ценностей и правил поведения в обществе. По сути дела, эти зоны и составляют материальный субстрат произвольной и волевой регуляции человеком своей деятельности. Нарушения работы этого блока вызывают соответствующие расстройства поведения («полевое поведение»), которые можно наблюдать у так называемых лобных больных.

Необходимая для реализации функций данного блока информация поступает затем во вторичные поля — в премоторную область, подготавливающую непосредственную реализацию двигательных импульсов с помощью работы первичных двигательных зон коры и играющую главную роль в формировании навыков (двигательных привычек), выступающих, образно говоря, «кинетической мелодией», которая включает в себя в качестве составляющих отдельные движения. Выполнять эти последние предназначены уже первичные зоны двигательной коры. Первичные поля двигательной коры имеют такое же четкое соматртопиче-ское строение, как и первичные зоны второго рассмотренного нами блока; при этом сохраняется тот же принцип не геометри-

ческого, а функционального представительства разных групп мышц в этих зонах: значительную площадь занимают корковые представительства не самых крупных мышц, а тех, которым в наибольшей степени необходимо управление.

Существуют также значимые различия между спецификой работы правого и левого полушарий мозга, которые в обычных условиях работают слаженно и согласованно, однако в отдельных случаях (при перерезке так называемого мозолистого тела, соединяющего полушария друг с другом) они начинают работать независимо друг от друга. При этом у человека (в отличие от животных) левое полушарие, являющееся «мозговым аппаратом» речи, доминирует у правшей (правое полушарие является у них подчиненным). У левшей доминирующую роль может играть правое полушарие.

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что и в концепции А. Р.Лурия (как и в работах Н.А.Берн штейна) соотношение между психическим и физиологическим предстает в форме их диалектического единства — нет ни одного психического процесса, который не был бы каким-то образом (причем весьма специфическим образом) локализован в мозговых структурах, но в то же время психическое не сводимо к физиологическому. При конкретизации этого единства следует отметить, что поставленная субъектом та или иная психологическая задача определяет систему мозговых процессов, которые будут задействованы при решении данной задачи.

Закончить разговор о возможном соотношении психического и физиологического в деятельностном подходе (который в той или иной степени развивался как в работах Н. А. Бернштейна, так и в работах А. Р.Лурия) можно очень емкой цитатой из выступления А. Н.Леонтьева в 1969 г., когда подводились итоги сделанной в его школе работы: «Если составить систему единиц, понять ее иерархически — от деятельности к операциям, функциям, то движение, формирование, развитие идет сверху вниз: от высших образований — к физиологии. Невозможно движение восхождения от мозга к неким процессикам, от процессиков к более сложным образованиям и, наконец, к сложению жизни» [28, 150]. Можно сказать еще короче: от жизни к мозгу, а не от мозга к жизни. Это означает, что в психологической теории деятельности физиологические процессы рассматриваются как то, что обеспечивает реализацию предметной по своему существу психической деятельности, но, чтобы понять суть этой последней, необходимо выйти за пределы мозга (и вообще нервных и телесных структур) в систему отношений «субъект — объект», которые реализуются разными формами деятельности субъекта.

Круг замкнулся — мы опять возвратились к необходимости поместить категорию «деятельность» в центр понятийной систе-

мы психологической науки. Только при понимании психики как функции деятельности (а не мозга как такового) можно адекватно решить и психофизиологическую проблему. Постоянно приводимые в нашей литературе определения психики как функции мозга могут быть приняты с большими оговорками (как выражение абстрактно-философской позиции не деятельностного, а вульгарного материализма). Сам по себе мозг несет в себе лишь возможность физиологической реализации психической деятельности, однако искать истоки самой этой деятельности в мозге — значит впадать в физиологический редукционизм, ограниченность которого уже вполне доказана современной наукой. Однако при решении психофизиологической проблемы можно впасть в не менее опасный для конкретно-научного ее решения философский редукционизм, на котором мы остановимся в следующем параграфе.