СТРУКТУРА СОЦИАЛЬНОЙ СТРАТИФИКАЦИЕЙ ТЕНДЕНЦИИ СОЦИАЛЬНОЙ МОБИЛЬНОСТИ

Есть один хороший способ составить представление о структу­ре социальной стратификации западного общества - это рассмот­ретьее динамические процессы и типы ее перемен. Поэтому, крат­ко охарактеризовав некоторые из ряда различных измерений этой структуры, я бегло обрисую перемены, происходившие в каждом из

Барбер Бернард - американский социолог. 190

этих измерений в ходе истории Запада начиная с времен средне­вековья; далее я покажу, каким образом эти перемены влияли на процессы и тенденции мобильности. Разумеется, всегда существо­вали и сохраняются до сих пор некоторые национальные различия в этих переменах, процессах и тенденциях. Но сейчас для меня важно опустить эти различия и сделать упор на преобладающие черты сходства, которые .уже имеются в настоящее время и кото­рые будут неуклонно возрастать.

Первым среди ряда равнозначных измерений стратификации. которые мы собираемся рассмотреть, является престиж профес­сий. Во всех обществах мужчина - глава семьи (и своих ближай­ших родственников) дифференциально оценивается в категориях функционального вклада, вносимого им в общество в «производительных» ролях, которым он посвящает свое более или менее полное рабочее время. Подобные роли всегда различаются по величине их функционального вклада и соответственно диффе­ренциально оцениваются, то есть наделяются различным прести­жем. В наше время мы называем все такие роли «профессиями»., но в прошлом некоторые из этих ролей, например религиозные или военные, могли и не подпадать под такое определение. Однако принцип оставался тем же...

На протяжении последних шести-семи веков в западном обще­стве произошли коренные изменения в структуре профессиональ­ного престижа. В прежние времена военные, землевладельческие, хозяйственные, правительственные и религиозно-официальные роли оценивались несколько выше, чем коммерческие, промыш­ленные, научные, преподавательские и всевозможные прочие профессиональные роли. Это совсем не значит в противополож­ность тому, как изображает иной раз дело утвердившаяся идеоло­гия нашей эпохи, что последние из перечисленных ролей не наде­лялись вообще никаким престижем. Но в силу того, что они были относительно менее ценимы, люди стремились переместиться са­ми или поместить своих сыновей в роли первой из упомянутых ка­тегорий, как только им представлялась такая возможность. В наше время последние из упомянутых ролей, как правило, обладают та­ким же престижем, как и первые. Следовательно, ныне через эти последние роли осуществляется большая социальная мобиль­ность, чем прежде, и лица, получившие такую мобильность, обычно не считают переход в традиционно более престижные роли пред­почтительным по сравнению с дальнейшим пребыванием в своих «современных» ролях...

Второе измерение стратификационной структуры состоит 'в ранжировании по степени власти и могущества. Власть (authority) можно определить как законную способность к достижению целей в социальных системах, а могущество (power) - как ее незаконное подобие. Вполне очевидно, что и то и другое играет функциональ­ную (а при некоторых обстоятельствах и дисфункциональную) роль во всех социальных системах, больших и малых. В любых общест­вах некоторые роли заключают в себе больше власти или могуще­ства, другие - меньше, в результате чего происходит стратифика­ция их структур.

До самого недавнего времени стратификация власти и могу­щества в западных странах имела характер остроконечного пика, причем весьма значительная доля и того и другого находилась в руках высшей знати и духовенства... Мобильность в структуре вла­сти и могущества для отдельных представителей буржуазии обыч­но означала попасть в дворянские роли в индивидуальном качест­ве, а не объединиться с другими представителями буржуазии как класса, выступающего против дворянства. Однако мало-помалу, а в некоторых местах, например во Франции, и довольно внезапно, все большая доля власти и могущества переносилась ив прави­тельственных, клерикальных и землевладельческих ролей в более современные. Кроме того, с постепенным предоставлением права голоса большинству населения в западном обществе власть и мо­гущество подверглись еще более широкому дроблению, причем низшие группы служащих и рабочий класс увеличили свое относи­тельное влияние. Когда большинство людей имеет право голоса и существует демократический, политический и социальный процесс, массы, состоящие из средних и низших слоев населения, могут объединить свои индивидуальные малые доли власти и оказывать общее влияние, достаточно сильное для того, чтобы по меньшей мере уравновешивать влияние высших социальных классов, а по­рой и брать над ними верх. Этот новый шаблон структуры власти и могущества предоставляет людям в средних и ниАших слоях обще­ства более широкие возможности для мобильности как в самой этой структуре, так и в других видах стратификационной структуры постольку, поскольку на них оказывает воздействие измерение, касающееся зласти и могущества.

Третье измерение стратификационной структуры составляет доход или богатство. Различные профессиональные роли в обще­стве обладают разной способностью к получению дохода и к нако­плению богатства в виде капитала. Столь же различны в силу се­мейных связей и шансы на получение богатства в наследство.

Иной раз роли, обладающие высоким престижем и властью, на­пример роль папы Римского, способны принести лишь незначи­тельный денежный доход. Иной же раз роли низкого престижа, на­пример роли воров, могут способствовать накоплению больших сумм денег. Происходящая в результате этого стратификация по доходу и богатству может приобрести либо пирамидальную, либо ромбовидную форму, с более или менее выраженными пиками в том и другом случаях.'В целом западное общество эволюциониру­ет от более пирамидального к более ромбовидному типу стратифи­кационной структуры по доходу и богатству, хотя даже при новой форме сохраняется значительная пикообразность, пожалуй не меньшая, чем раньше...

Доход и приобретенное либо унаследованное богатство всегда служили средством как для все большего обогащения, так и для приобретения за деньги доступа к более высокооцениваемым ро­лям, как это имеет место при «покупке» образования, либо аристо­кратических титулов, либо женихов и невест (например, когда до­чери богатых родителей выходят замуж за небогатых, но пользую­щихся престижем аристократов). Таким образом, как в прошлом, так и в настоящем деньги занимали большое место в ряде процес­сов мобильности. Но не исключена возможность, что в западном обществе значение денег будет уменьшаться по мере того, как доступ к образованию да и к самим высокооцениваемым ролям ставится во все более прямую зависимость от проявляемых спо­собностей. Возможно, мы эволюционируем в сторону того, что

Майкл Янг назвал «меритократией»*, в которой деньги играют очень незначительную роль в процессах социального размещения и мобильности. Причем, как он полушутя-полусерьезно отметил, подобное общество не свободно от своих собственных специфиче­ских социальных напряжений и дисфункциональных воздействий.

Четвертое измерение стратификационной структуры - это об­разование или знание. Люди в обществе всегда пользовались не­одинаковым доступом, к образованию и знанию, что имело важные последствия не только для выполнения ими различных ролей, на­значенных им с рождения, но также и для их возможностей продви­гаться в те из других, зачастую более престижных ролей, для вы­полнения которых они наилучшим образом приспособлены благо­даря своим «природным» талантам. Стратификация образования и

*'6т английского merit - «заслуга», «достоинство».-Прим. пе-рев.

знания в западном обществе вплоть до самого последнего времени носила ярко выраженный пирамидальный характер. Только с XIX века всеобщая грамотность стала рассматриваться в качестве со­циально необходимой и морально желательной цели; и даже сего­дня полное равенство возможностей в области получения образо­вания остается, несмотря на весь прогресс, достигнутый в этом направлении, скорее надеждой, чем реальностью... Однако соци­альные потребности управления высокоспециализированными ин­дустриальными обществами, равно как и введение все более ре­шительных эгалитарных норм, заставляют во все большей степени предоставлять равные возможности в области образования. Опять-таки на социальном горизонте вырисовывается перспектива «меритократии», которая занимает свое место наиболее пре­стижных и авторитетных частях общества благодаря своему праву на равный доступ к возможностям в области образования и благо­даря продемонстрированной ею способности максимально исполь­зовать эти возможности.

о Религиозная или ритуальная чистота представляет собой пя­тое измерение стратификационной структуры. В категориях функ­ционально значимых религиозных идей, господствующих в том или ином обществе, люди могут в большей или меньшей степени обла­дать высокоценимыми качествами религиозной или ритуальной чистоты. В индуистском обществе в том, что касается этого изме­рения стратификационной структуры, существует заметное нера­венство, имеющее значительные последствия также и для других стратификационных измерений. В западном же обществе, где хри­стианская вера видеале нашла выражение в таких принципах, как «братство людей во Христе» и «священство всех верующих», это имело своим важным последствием значительное уменьшение фактического неравенства в данном измерении и даже создание с помощью этой концепции равенства по религиозной и ритуальной чистоте определенной основы для более далеко идущего социаль­ного, экономического и политического равенства. В реальной соци­альной действительности неравенство в других измерениях стра­тификации, вероятно, постоянно мешало осуществлению христи­анского идеала полного равенства е| религиозной и ритуальной чистоте, причем в прошлом, пожалуй, в большей степени, чем ны­не, хотя нам по-прежнему еще далеко до наступления «царствия божия» в этом отношении. Впрочем, идеал христианского и так на­зываемого гражданского равенства (который отчасти уходит свои­ми корнями в христианскую веру) носил радикальный характер и имел далеко идущие последствия для всех измерений стратифика-

ционной структуры в американском обществе, особенно за послед­ние 100-200 лет.

Ранжирование по родственным и этническим группам состав­ляет последнее наше измерение стратификационной структуры. Во всех обществах родственные группы - и их продолжения в форме этнических групп - выполняют независимые и существенно важные функции: воспроизводство потомства, социализация детей и обеспечение психологической, социальной и моральной под­держки в отношениях между родителями и детьми, самими родите­лями, братьями и сестрами и прочими родственниками, состав­ляющими расширенные формы семьи, и этнической группой в це­лом. Родственные и этнические группы в свете того, каким образом они выполняют эти и другие функции для всего общества и- мест­ных сообщностей, в которых они живут, оцениваются по-разному, именно как родственные и этнические группы, совершенно отдель­но" от их профессионального престижа, степени власти или могу-

, щества, уровня дохода или богатства. В результате этого повсюду, где существует этническая разнородность, происходит стратифи-, кация родственных и этнических групп. Эти различия в ранге влия­ют на самооценку членов конкретных семей и на отношение к ним

-со стороны других. ,

В более раннюю эпоху истории западного общества эта диф­ференцированная оценка родственных и этнических групп не толь­ко признавалась, но даже окружалась ореолом в качестве оплота стабильности общества. Однако позднее, по мере того как в запад­ном обществе распространились и утвердились эгалитарные нор­мы, как в реальной действительности, так и в моральных идеалах возникла известная тенденция к принижению роли родственных и этнических групп. Партикуляристский характер связи с родствен­ными и этническими группами пришел в противоречие с универса­листскими нормами западного общества. Тем не менее необходи­мые функции родственных и этнических групп сохранились, и их пришлось признать даже перед лицом их несовместимости с пол­ным осуществлением универсалистских норм. Связь с определен­ными семьями и этническими группами по-прежнему считается достоинством или недостатком как в различных видах социального взаимодействия, так и в сфере возможностей получения доступа к разнообразной социальной мобильности. До тех пор пока функции родственных и этнических групп не будут заменены универсалист­скими функциональными альтернативами - а пока ничего подобно­го не наблюдается, - эти группы будут и впредь дифференциально оцениваться и будет сохраняться определенный шаблон компро-

мисса между этими оценками и требованиями универсалистских норм. Если семья в западном обществе больше и не занимает сво­его прежнего исключительного положения, она все же по-прежнему пользуется известным почетом и имеет некоторые важные послед­ствия и как собственно стратификационная структура, и как фактор, влияющий на другие стратификационные измерения и процессы.

Не будучи сами по себе независимым измерением стратифи­кационной структуры в том смысле, в каком таковыми являются шесть рассмотренных нами измерений, господствующие в общест­ве институционализованные нормы относительно^ мобильности оказывают важное независимое влияние на объем и степень со­вершающейся в данном обществе мобильности. Разумеется, дру­гие факторы, такие, как соответствующие структуры возможностей, также являются важными детерминантами...

Как указывалось выше, несмотря на существование христиан-ского.идеала - равенства всех людей, господствующим типом нор­мы относительно социальной мобильности до самого последнего времени была в западном обществе так называемая «кастовая» норма, то есть норма, не одобряющая социальную мобильность. Человек может стремиться к социальной мобильности лично для себя, но на общих основаниях такая мобильность не одобрялась в качестве морального блага для всех. Пожалуй, лишь в прошлом веке произошел сдвиг в сторону преобладания типа нормы, полу­чившей название нормы «открытого класса», которая одобряет мо­бильностьв принципе. Прежний тип нормы опирался на органиче­скую идеологию общества, которая оправдывала не только относи­тельную неподвижность социальной структуры в целом, но и неиз­менность положения, занимаемого в ней каждым человеком. Тип нормы открытого класса находит оправдание в идеологии, которая отдает предпочтение «изменениям» или «пршэессу»»в обществе и которая утверждает, что индивидуальная мобильность, основы­вающаяся на заслугах, является как необходимой предпосылкой этого прогресса, так и неотъемлемым правом личности. Тип нормы открытого класса явно представляет собой фактор, способствую­щий увеличению объема мобильности в новейший период истории западного общества.

То, что в социологическом анализе получило .название «стиль жизни», опять-таки является,не столько независимым измерением социальной стратификации,'' сколькоиндикатором (термин Ла-зарсфельда) одного или нескольких из этих рассмотренных нами измерений. Иными словами, стиль жизни складывается из таких

поступков людей и таких предметов собственности, которые истол­ковываются ими самими и окружающими как показатели или сим­волы положения, .занимаемого ими в той или иной стратификаци­онной структуре. Почти любой вид поведения, или любой предмет собственности, либо предмет'роскоши может стать показателем или составной: частью совокупности показателей стиля жизни, строящегося по классовому типу. Однако легче всего замечаются и чаще всего вызывают разговоры такие предметы потребления, ко­торые бросаются в глаза. Вот почему, говоря о различиях в соци­ально-классовых стилях жизни, американский социолог-экономист Торстейн Веблен употреблял выражение «заметное потребление». В наиболее общем социологическом смысле, применимом ко всем обществам, заметное потребление свойственно.любым классам.

В силу пирамидального распределения богатства и относи­тельной дефицитности потребительских товаров в более ранние периоды'истории западного общества различия в стилях жизни разных общественных классов носили гораздо более ярко выра­женный характер, чем сегодня...

На протяжении последнего столетия, несмотря на возникнове­ние экономики массового потребления, классовые различия в сТй-лях жизни в западном обществе не исчезли, но приняли несколько более тонкую форму, чем раньше. Именно это мы имеем в виду, говоря сегодня о «малозаметном потреблении», под которым мы подразумеваем не полностью незаметное потребление, а лишь относительно менее заметное потребление. Под влиянием эгали­тарных норм в наше время большее число людей по сравнению с прошлым пытается по крайней мере немного уменьшить относи­тельную заметность своего потребления, связанного с классовым положением, хотя нам еще далеко до воплощения в жизнь той или иной утопии в этбм отношении, ожидаемой или действительной. Вообще же можно утверждать, что заметное потребление или раз­личия в классовых стилях жизни будут в той или иной форме суще­ствовать и впредь, но что возникла и сохраняется тенденция в на­правлении того, что я назыраюшаблоном грубого равенства и тонкого неравенства. Эта тенденция отражает и подкрепляет аналогичные изменения в самих стратификационных структурах. Если и создается впечатление, что теперь исчезли различия по части престижа, власти, дохода или стиля жизни, это впечатление обычно оказывается иллюзорным и рассеивается при более при­стальном взгляде на реальную социальную действительность.

Теперь мне хотелось бы более подробно остановиться на из­менениях в объеме и типах мобильности в западном обществе. Социальная мобильность, направленная как вверх, так и вниз, имеет место тогда, когда мужчина - глава семьи (и своих ближай­ших родственников) занимает более высокое или более низкое по­ложение, чем его отец, в структуре относительных рангов по каким бы то ни было из различных стратификационных измерений. Судя по всему, мобильность вверх и вниз существовала и существует в некотором объеме во всех обществах, и, конечно, в западном об­ществе на протяжении его длительной истории не было недостатка ни в той, ни в другой. В силу недавно начавшегося расширения структуры возможностей западного общества в последнее время, вероятно, имеет место большая мобильность вверх, чем в более отдаленном прошлом, но это вопрос степени, а не абсолютных различий. Как в прошлом, так и в настоящем мобильность осуще­ствлялась и осуществляется в небольшой степени, иначе говоря, движение вверх или вниз касается лишь немногих рангов во всей шкале рангов любых стратификационных измерений. Впрочем, и в прошлом и в настоящем имел и имеет место также и определен­ный объем мобильности, осуществляемой в очень большой степе­ни, то есть с самых или почти с самых низов до самой вершины или почти до самой вершины, и наоборот. Произошло ли в настоя­щее время значительное увеличение объема мобильности, осуще­ствляющейся в высокой степени, это по-прежнему является откры­тым эмпирическим вопросом. Так или иначе, как в прошлом, так и в настоящем высокая степень мобильности представляет собой яв­ление, затрагивающее сравнительно незначительный процент лю­дей, мобильных хоть в какой-нибудь мере...

На протяжении истории западного общества несколько изме­нились также и процессы или каналы социальной мобильности. Как мы уже указывали ранее, в последнее время относительно боль­ший объем мобильности, вероятно, осуще^сйляется' через более современные профессиональные роли, хотя традиционные роли, скажем религиозные, военные и правительственные, продолжают служить каналами мобильности в модернизованной форме. Длявсех ролей константой является возрастающее значение об­разования в процессах мобильности. По мере того как эгалитарные нормы расширяли равенство в области доступа к возможностям получения образования, а обществу требовалось все больше и больше высокообразованных людей для укомплектования его из­менившейся структуры, системы и процессы образования станови­лись все более важными определяющими факторами социальной

мобильности. В результате постоянно выдвигаются все более на­стойчивые требования расширения системы образования на всех ее уровнях как в наиболее современных странах западного обще­ства, так и в быстро модернизирующихся странах других районов мира.

Нам остается рассмотреть одну, последнюю тему - изменения в форме западных стратификационных структур. Если каждого из мужчин - глав семьи (или своих прямых родственников) в любом обществе подвергнуть измерению по какой-либо из отдельных шкал социальной стратификации, совокупность этих измерений даст в результате распределение относительных рангов, которое можно представить в виде структурной фигуры наподобие того, как гауссовская кривая нормального распределения представляется фигурой колоколообразной формы. По целому ряду причин, свя­занных" с такими вопросами, как потребности социальных систем и распределение талантов у индивидов, занимающих то или иное положение в социальных системах, структуры относительных ран­гов обладают некоторой - большей или меньшей - степенью ие­рархии, то есть более или менее крутым заострением к вершине. С учетом факта иерархии двумя основными фигурами, образую­щимися при распределении стратификационных рангов, являются пирамида и ромб. Эти две фигуры показывают, что всегда имеется меньшинство, занимающее ранги ближе к вершине, - «элита» или совокупность «элит». Однако в пирамидальной фигуре, кроме того, сравнительно немного людей обладают средними рангами, а масса населения находится в низших рангах. В противоположность этому ромбовидная фигура характеризуется пропорционально большим сосредоточением людей в средних рангах, чем в низших, хотя в низших рангах остается достаточное количество лиц, чтобы обра­зовать заострение в нижней части ромбовидной в основе своей фигуры. >

...западное общество проделало эволюцию преимущественно от пирамидального типа структуры в ее различных стратификаци­онных измерениях к преимущественно ромбовидному типу. По ме­ре развития специализации в разделении труда и повышения средних уровней квалификации и ответственности в различных «производительных» или профессиональных областях в западном обществе "увеличилась доля ролей среднего ранга. Благодаря взаимодействующим процессам социальной эволюции появилось пропорционально большее количество положений среднего ранга в таких стратификационных измерениях, как власть и могущество, доход и богатство. Это обычно и имеют в виду, говоря, что запад-

мое общество характеризуется понятием «средний класс», а имен­но что самый большой процент населения принадлежит по своему рангу к верхней, средней и нижней частям средних^ слоев, а не к остроконечной верхушке или основанию стратификационных пира­мид. Процент людей, принадлежащих к средним рангам, столь ве­лик, что авторы некоторых трудов об обществе, в особенности про­тивники этой недавно возникшей тенденции, ввели в употребление термин «средняя масса». В обществе современного типа, хроноло­гическим и типологическим предтечей которого является западное общество, огромное большинство людей будет принадлежать к средним рангам, и их позиции сплошь и рядом будут символизиро­ваться «белыми воротничками». Мы не хотим этим сказать, что устранены все трудности сравнительной оценки, - далеко нет. Как и всегда, проводятся различия в рангах - своих собственных и окружающих людей, но, когда множество лиц занимают близкие ДРУ Другу положения в средних рангах, эти различия носят более детальный и тонкий характер.

Изменение пирамидальной в основе своей фигуры в стратифи­кационных структурах западного общества преимущественно на ромбовидную означало постоянное расширение структур возмож­ностей для лиц, находящихся в низших слоях общества; (По мере того как относительное количество положений в средних рангах продолжало увеличиваться, возрастало в силу этого и число воз­можностей для социальной мобильности вверх, возможностей, созданных меняющейся формой социальной системы, в отличие от таких возможностей, которые могут быть созданы самими индиви­дами даже в сравнительно статичном типе стратификационной структуры. В настоящее время, как и в прошлом, существует неко­торая мобильность вниз, но, надо полагать, что сравнительный объем мобильности вверх увеличивается по мере расширения структур возможностей в западном обществе. Так, "расширение происходит в различных странах различными темпами и в различ­ные периоды истории, и, хотя подобное расширение, по-видимому, имеет социологический предел, оно, вероятно, пока будет продол­жаться в большинстве районов западного общества. Но основопо­лагающая тенденция остается прежней.

Американская социология. Перспективы, проблемы, методы: