Роль Ломоносова в формировании русского языка

Роль Ломоносова в формировании русского языка.

Великой исторической заслугой Ломоносова было преобразование русского языка. Ломоносов первый стал научно изучать русский язык во всем его многообразии. Он изучал вопросы грамматики и стихосложения, разрабатывал основы риторики и стилистики и закладывал основы русской научной терминологии для самых различных наук, от хи¬мии и физики до горного дела и мореплавания.

Петровские реформы внесли в русскую жизнь множество новых понятий и наводнили язык вар¬варизмами (иноземными словами), которыми без разбору начиняли свою речь представители господ¬ствующих классов. Тяжеловесный синтаксис, следующий иностран¬ным формам речи, в котором плохо усвоенные, нескладные и неуклюжие иностранные слова при¬чудливо сочетались с обветшалыми церковносла¬вянскими речениями, пестрота и разнобой в право¬писании, отсутствие каких-либо твердых правил грамматики — все это становилось серьезной по¬мехой для дальнейшего развития русской культуры и требовало решительного и неотложного упорядо¬чения.

На долю Ломоносова выпала поистине гигантская работа, сделавшая его подлинным со¬здателем русского поэтического языка и языка рус¬ской науки. Ломоносов оказал неоценимую услугу русской науке, заложив правильные основы для построения и развития научной и технической терминологии.

Для этого ему пришлось преодолеть почти неис¬числимые трудности и препятствия. «Принужден я был, — пишет Ломоносов в предисловии к своему переводу «Волфианской експерименталыюй физи¬ки», — искать слов для наименования некоторых физических инструментов, действий и натуральных вещей, которые хотя сперва покажутся несколько странны, однако надеюсь, что они со временем чрез употребленное знакомее будут». Главное требование, которое выдвигал при этом Ломоносов и которым он сам неуклон¬но руководствовался, было исходить из свойств и особенностей русского языка и прежде всего в нем самом искать необходимых средств для выражения новых понятий и терминов, создаваемых наукой.

Ломоносов был убежден, что русский язык так бо¬гат и гибок, что в нем всегда можно найти нужные и точные слова для обозначения любых понятий и нам не для чего для этого обращаться к ино¬странцам. «Тончайшие философские воображения и рассуждения, — писал Ломоносов, — многораз¬личные естественные свойства и перемены, бываю¬щие в сем видимом строении мира и в человеческих обращениях, имеют у нас пристойные и вещь выра¬жающие речи. И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному своему н нем искусству приписать долженствуем.

Кто от часу далее в нем углубляется тот увидит безмерно широкое поле или, лучше сказать, едва пределы имеющее море». Ломоносов с большим тактом и тонким ощуще¬нием русского языка умело находил среди самых простых и обыденных слов такие, которые оказа¬лись вполне пригодными для выражения научных понятий.

Такие слова, как опыт, движение, наблю¬дение, явление, частицы, легко и свободно вошли с помощью Ломоносова в научный язык. Ломоносов закрепил русские обозначения для множества пред¬метов и понятий и ввел их во всеобщее употребле¬ние: земная ось, преломление лучей, законы дви¬жения, равновесие тел, зажигательное стекло, магнитная стрелка, негашеная известь, кисло¬та и т. д. Уже в переводе с латинского на русский «Экспериментальной физики» Х.Вольфа свыше ста новых терминов (сферический, теплотворная материя, зажигательное стекло), о чем сам Ломоносов писал в предисловии и др. Этот перевод представлял значительную трудность, так как целый ряд научных понятий не имел еще в русском языке соответствующего выражения. Считая, что «довольство русского слова и собственным своим достатком велико», Ломоносов старался заменить иноязычные термины наиболее точными русскими аналогами (лат. tubus opticus - рус. зрительная груба), вплоть до терминализации диалектных форм (луда - подводный камень). Но обязательный перевод специальных терминов на русский язык не был для Ломоносова самоцелью.

Без перевода оставались слова и сочетания, к которым невозможно было подыскать равнозначное русское слово, а также термины, уже получившие к тому времени широкое распространение во многих языках мира. Кроме того, Ломоносов активно выступал против абсурдных алогичных терминов типа теплота студеная, свет темный.

При вводе нового термина важно было дать ему четкое, семантически строгое объяснение, поэтому неизмеримо возрастала роль контекста.

При этом Ломоносов использовал принцип постепенного терминологизирования, последовательно раскрывая в контексте значение слова, еще не ставшего термином. Остановившись на каком-то слове или словосочетании, Ломоносов постоянно использовал его во всех научных трудах, стремясь к закрепленности, однозначности терминологических единиц (употребление слова тягость, выбранного им из вариантов тягость, тяжесть, тяжелостъ, тяжелина, встречающихся в работах его предшественников). В выборе вариантов выразилось и его стремление к словесной краткости: преобладают термины однословные, реже двусловные.

Важно подчеркнуть, что Ломоносов определил наиболее продуктивные для терминологии словообразовательные схемы: 1. Путем суффиксации (тягость); 2. Путем сочетания слов (зажигательное стекло, зрительная труба, преломленный луч). Ломоносов при разработке терминологии держался следующих точно выраженных научных положений: а) чужестранные слова научные и термины надо переводить на русский язык; б) оставлять непереведенными слова лишь в случае невозможности подыскать вполне равнозначное русское слово или когда иностранное слово получило всеобщее распространение; в) в этом случае придавать иностранному слову форму, наиболее сродную русскому языку.

По этим правилам и составлялись М. В. Ломоносовым научные термины, громадное большинство которых и до сих пор продолжает обслуживать точное знание.

Он постоянно доказывал, что нам нет никакой нужды пользоваться непонятными народу ино¬странными словами, когда для этого уже существу¬ют или легко можно создать ни в чем им не уступающие русские. И, например, вместо «антлия пневматическая» будет вполне уместно название «воздушный насос». Борясь за чистоту русского научного языка, Ломоносов либо прямо переводил иностранный термин на русский язык, либо просто восстанавливал в своих правах слоил и обозначе¬ния, вытесненные невежественными и не желающи¬ми знать русский язык иностранцами. Так, он снова водворил в русский технический язык такие слова, как чертеж вместо привившегося было «абрис», рудник вместе «бергверк», кровля вместо «дак», косяк вместо «пиляра», маятник вместо «перпендикула» и т. д. Этому бессмысленному засорению на¬учного и технического языка в угоду иностранцам Ломоносов противопоставил живую и творческую стихию русского народного языка.

Создавая русскую научную терминологию, Ло¬моносов проявляет большую смелость, находчи¬вость и неистощимую изобретательность.

Некоторые предложенные им обозначения хотя и не привились или были вытеснены другими, все же свидетельствуют о напряженности его поисков, большом творческом процессе. «Отличавший», «отонченный», «оредевший воздух» — ищет Ломоносов русское слово для того понятия, которое мы сейчас назы¬ваем — «разреженный воздух», «окружное течение крови» (циркуляция,), «безвоздушное место» (ва¬куум), «густой свет» (интенсивный), «управительная сила магнита», «зыблющееся движение» (вол¬новое), «коловратное движение» (вращательное), «завостроватая фигура» (конусообразная) и многое другое.

В тех же случаях, когда иностранные слова прочно вошли в научный обиход или ввести их представлялось почему-либо необходимым, Ломо¬носов старался придать им наиболее простую и свойственную русскому языку форму. Еще меньше, разумеется, чем в научном языке, допускал Ломоносов злоупотребление иностранными словами в быту и литературе. Его до глубины души возмущали дворянские попугаи, научившиеся с гре¬хом пополам стрекотать по-французски и щеголяв¬шие к месту и не к месту иностранными словечка¬ми. Ломоносов предупреждал, что без нужды перенимаемые иностранные слова представляют опасность для здорового развития национальной культуры, что они незаметно, как плевелы, засоря¬ют русский язык, «вкрадываются к нам нечувстви¬тельно, искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и к упадку преклоняют». Поэтому он настойчиво призывает заботиться о чистоте русского языка и давать отпор всем, кто вносит в него «оные непри¬стойности».