КОНЦЕПЦИЯ Л. В. ЩЕРБЫ

Вопрос о разных аспектах семантического содержания в осве­щении Л. В. Щербы связан с характеристикой направлений грам­матического описания в плане активного и пассивного сиятак-24

сиса. Когда Л. В. Щерба пишет о возможности построения «идео­логической грамматики», т. е. грамматики, «исходящей из семан­тической стороны, независимо от того или иного конкретного языка»,⁷³ он фактически вычленяет соответствующий аспект се­мантического содержания, рассматриваемого независимо от того или иного конкретного языка. Когда же Л. В. Щерба характери­зует пассивный аспект синтаксиса, при котором «приходится ис­ходить из форм слов, исследуя их синтаксическое значение»,⁷⁴ то здесь выделяется тот аспект семантического содержания, который связан с конкретными средствами конкретного языка. В пассив­ном синтаксисе исходным пунктом являются синтаксические вы- • разительные средства и изучаются синтаксические значения этих средств. В активном же синтаксисе исходным пунктом является мысль и рассматривается вопрос о том, какими средствами она выражается. Некоторые из примеров Л. В. Щербы: «Как выража­ется независимость действия от воли какого-либо лица действую­щего? Как выражается предикативное качественное определение предмета (в русском языке причастными оборотами и оборотами с который и т. д.)? Как выражается количество вещества?».⁷⁵

В работах Л. В. Щербы явно выражено внимание к связи мыслительного содержания с формами языка: «В силу диалекти­ческого единства формы и содержания мысль наша находится в плену у форм языка, и освободить ее от этого плена можно только посредством сравнения с иными формами ее выражения в каком-либо другом языке».⁷⁶ И в другом месте: «Чем сложнее мысль, тем больше требуется умения для извлечения ее из форм языка».⁷⁷ Это очень важное положение: мысль рассматривается не отдельно от форм языка — она заключена в самих этих фор­мах, откуда ее извлекает лингвист посредством сравнения с дру­гими формами ее выражения.

Применительно к исследованию языковых значений важную роль играют мысли Л. В. Щербы об объективном существовании категорий и их классификации в языковой действительности.⁷⁸

⁷³ Ще рб а Л. В. Очередные проблемы языковедения. — В кн.:
Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, с. 48.

⁷⁴ Там же, с. 56.
⁷⁶ Там же.

⁷⁶ Щ е р б а Л. В. К вопросу о распространении в СССР знания ино­
странных языков и о состоянии филологического образования. (Докладная
записка, 1944). — В кн.: Щерба Л. В. Избранные работы по языкознанию
и фонетике. Т. I. Л., 1958, с. 27.

⁷⁷ Там же, с. 26.

⁷⁸ Уже А. А. Потебня писал о существовании «рядов явлений»
в языке: «Говорящий может не отдавать себе отчета в том, что есть в его
языке склонение, и, однако, склонение в нем действительно существует
в виде более тесной ассоциации известных форм между собою, чем с дру­
гими формами. Без своего ведома говорящий при употреблении данного
слова принимает в соображение то большее, то меньшее число рядов яв­
лений в языке» (Из записок..., с. 44).

По отношению к частям речи этот принцип — по существу прин­цип языковой онтологии, онтологической естественной классифи­кации — раскрывается так: «... в вопросе о „частях речи" иссле­дователю вовсе не приходится классифицировать слова по каким-либо ученым и очень умным, по предвзятым принципам, а он должен разыскивать, какая классификация особенно настойчиво навязывается самой языковой системой, или точнее, — ибо дело вовсе не в „классификации", — под какую общую категорию подводится то или иное лексическое значение в каждом отдель­ном случае, или еще иначе, какие общие категории разли­чаются в данной языковой системе».⁷⁹ Этот принцип распростра­няется не только на части речи, но и на все грамматические кате­гории, понимаемые Л. В. Щербой как «те группы однообразия в языке, под которые подводятся единичные явления».⁸⁰ Помысли Л. В. Щербы, «грамматика в сущности сводится к описанию су­ществующих в языке категорий».⁸¹

Говоря о существующих в языке категориях, Л. В. Щерба имеет в виду единство их значения и внешних выразителей.⁸² Однако в этом единстве при обязательном наличии внешних вы­разителей («Если их нет, то нет в данной языковой системе и са­мих категорий» ⁸³) ведущая роль отводится значению — с той точки зрения, что имено оно является основой для подведения того или иного слова под данную категорию: «.. .если в языковой системе какая-либо категория нашла себе полное выражение, то уже один смысл заставляет нас подводить то или другое слово под данную категорию».⁸⁴ Таким образом, мысли Л. В. Щербы об объективном существовании в языке определенных категорий в том их членении, которое навязывается самой языковой систе­мой, имеют прямое отношение к категориальным значениям. Этот принцип, несомненно, действителен для исследования языковых значений в целом. Тезис об их объективном существовании в том членении и тех связях, которые заключены в системе данного языка, — это один из основных методологических принципов ис­следования языковой семантики.

Для теории значения существенна концепция Л. В. Щербы о трех аспектах языковых явлений — речевой деятельности (про­цессах говорения и понимания), языковой системе и языковом материале (текстах). Из всего содержания работы Л. В. Щербы

⁷⁹ Щерба Л. В. О частях речи в русском языке. — В кн.:
Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность, с. 78—79.

⁸⁰ Щ е р б а Л. В. О служебном и самостоятельном значении грамма­
тики как учебного предмета. — В кн.: Щерба Л. В. Избранные работы
по русскому языку. М., 1957, с. 12.

⁸¹ Там же, с. 12.

⁸² См.: Щерба Л. В. О частях речи..., с. 79—80, 99.

⁸³ Там же, с. 79.

⁸⁴ Там же, с. 80, Ср. мысли А. А. Потебни, изложенные в разделе «По
чем узнается присутствие грамматической формы в данном слове?» (Из
записок..., с. 39—45).

вытекает, что эти три аспекта могут быть выделены и в области значений. Непосредственно об этом идет речь при характеристике схемы анализа, в которой исходным пунктом является лингвисти­ческий эксперимент над создаваемыми текстами (языковым ма­териалом), а конечным резутьтатом— выводы о значениях данной формы в языковой системе.⁸⁵ Важно суждение о том, что значения той или иной формы нельзя констатировать путем непосредствен­ного самонаблюдения.⁸⁶ В более общем виде Л. В. Щерба фор­мулирует вывод, который, несомненно, относится и к значениям форм: «...все языковые величины, с которыми мы оперируем в словаре и грамматике, будучи концептами, в непосредст­венном опыте (ни в психологическом, ни в физиологическом) нам вовсе не даны, а могут выводиться нами лишь из процессов говорения и понимания, которые я называю в такой их функции „языковым материалом" (третий аспект языковых явлений)».⁸⁷ Не будучи данными в непосредственном опыте и непосредствен­ном самонаблюдении, значения той или иной формы выводятся для языковой системы в результате эксперимента: «... экспери­ментируя, т. е. создавая разные примеры, ставя исследуемую форму в самые разнообразные условия и наблюдая получающиеся при этом „смыслы", можно сделать несомненные выводы об этих „значениях" и даже об их относительной яркости».⁸⁸

Постановка вопроса о значениях в процессе говорения и по­нимания предполагает необходимость выхода за пределы собст­венно языковых значений и обращения к смыслу высказывания, к соотнесению значений форм и выражаемого смысла.⁸⁹ В связи с этим возникает особый вопрос о соотношении между семанти­ческим содержанием (в разных его аспектах) в процессе говоре­ния и семантическим содержанием в процессе понимания. Спе­циального исследования заслуживает отношение между разными аспектами семантического содержания в речевой деятельности и соответствующими сторонами семантического содержания в язы­ковом материале (текстах). Думается, что при разработке всех этих вопросов не следует идти по пути резкого размежевания и изолированного рассмотрения разных форм существования значе­ний, в частности, «системно-языковых» значений и значений в процессе речевой деятельности (речевых значений и смыслов). Важно сохранить и попытаться развить применительно к значе­ниям тот принцип единства и взаимосвязи разных аспектов язы­ковых явлений, который играет существенную роль в концепции Л. В. Щербы.

⁸⁵ См.: Щерба Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об
эксперименте в языкознании. — В кн.: Щерба Л. В. Языковая система
п речевая деятельность, с. 33—34.

⁸⁶ См. там же, с. 33.

⁸⁷ Там же, с. 26.

⁸⁸ Там же, с. 33.

⁸⁹ См., в частности: Потебня А. А. Мысль и язык, с. 106, 139—144.

КОНЦЕПЦИЯ И. И. МЕЩАНИНОВА

Излагая в работах 40-х годов теорию понятийных категорий, И. И. Мещанинов выдвигал на передний план все то, что в этих категориях связано с языком, с «языковой передачей», в которой особое внимание уделяется наличию определенной системы. При­знак системы в языковом выявлении того или иного понятия рас­сматривается И. И. Мещаниновым как обязательный и необходи­мый признак понятийной категории, как критерий ее выделения. Если этот признак отсутствует, то, по мысли И. И. Мещанинова, речь может идти о понятии, существующем в сознании и переда­ваемом языковыми средствами, но не о понятийной категории. Таким образом, понятийные категории рассматриваются И. И. Ме­щаниновым в «языковой проекции», в языковом выявлении, имеющем характер системы. Эта мысль настойчиво подчеркива­ется И. И. Мещаниновым: «... выражая в языке нормы действи­тельного сознания, эти понятия отражают общие категории мыш­ления в его реальном выявлении, в данном случае в языке. Таким понятиям, образующим в языке определенную систему, присваи­вается мною наименование понятийных категорий. Всякое поня­тие, существующее в сознании человека, может быть передано средствами языка. Оно может быть выражено описательно, может быть передано семантикою отдельного слова, может в своей язы­ковой передаче образовать в нем определенную систему. В по­следнем случае выступает понятийная категория. Она передается не через язык, а в самом языке, не только его средствами, а в самой его материальной части. Таким образом, не всякое пе­редаваемое языком понятие является понятийною категориею. Ею становится такое понятие, которое выступает в языковом строе и получает в нем определенное построение. Последнее на­ходит свое выражение в определенной лексической, морфологиче­ской или синтаксической системе».⁹⁰

Вместе с тем И. И. Мещанинов обращал внимание и на соб­ственно понятийную, мыслительную сторону выделяемых им ка­тегорий. Он подчеркивал, что понятийные категории выражают в языке нормы действующего сознания, отражают общие катего­рии мышления.⁹¹ В теории И. И. Мещанинова (так же как и в концепции понятийных категорий, выдвинутой О. Есперсе­ном⁹²), отразилась сложная, двойственная природа рассматривае­мых мыслительно-языковых отношений.

⁹⁰ Мещанинов И. И. Понятийные категории в языке. — Труды
Военного ин-та иностр. языков, 1945, № 1, с. 15.

⁹¹ См. там же, с. 14—15.

⁹² См.: Есперсен О. Философия грамматики. М., 1*958. О. Есперсен,
с одной стороны, характеризует понятийные категории как внеязыковые,
универсальные, относящиеся к миру универсальной логики (см. с. 57—
59), а с другой, подчеркивает, что при установлении понятийных категорий
необходимо сосредоточить внимание на уже установленных синтаксиче-

 

В этой двойственности заключены предпосылки возможной даль­нейшей дифференциации. Такая дифференциация отчасти наме­тилась в более поздних работах И. И. Мещанинова, где специально выделяется собственно понятийный, логический аспект — в логи­ческих категориях. И. И. Мещанинов проводит различие между логическими и логико-грамматическими категориями, образуемыми соединением логического содержания с его грамматическим выра­жением. Он пишет: «Логические категории сохраняют свое само­стоятельное значение, независимое от синтаксической конструкции предложения, и устанавливают связь языка с мышлением, переда­вая логическое содержание образуемым в языке грамматическим построениям».⁹³ И далее: «В предложении выступают граммати­чески передаваемые категории мышления, выражающие дей­ствующее лицо, само действие и связанные с ними члены выска­зывания».⁹⁴ В понятии же логико-грамматических категорий подчеркивается связь логического содержания с грамматическим выражением: «Логическое содержание, соединяемое с его грам­матическим выражением, образует в языке не обособленные, а со­вместно выступающие логико-грамматические категории».⁹⁵ Именно с логико-грамматическими категориями (с особой их раз­новидностью) соотносит И. И. Мещанинов те понятийные катего­рии, о которых он писал в работах 40-х годов: «В таком положе­нии выделяется среди используемых языком логико-грамматиче­ских категорий особая их разновидность — „понятийные катего­рии", которые выдвигались мною в моих предыдущих работах».⁹⁶ Что касается той важнейшей стороны теории И. И. Мещани­нова (40-х годов), которая связана с понятием системы в языко­вой передаче понятийных категорий, то она нашла отражение в тех современных работах, в которых специальное внимание уде­ляется структуре функционально-семантических (грамматико-лек-сических и т. п.) полей. Об этом речь будет идти ниже, при рас­смотрении современной литературы вопроса.

КОНЦЕПЦИЯ В. В. ВИНОГРАДОВА

Грамматическое учение В. В. Виноградова пронизано идеей связи и взаимодействия грамматики и лексики, прежде всего грамматических и лексических значений: «... в реальной истории

ских категориях: «... было бы неправильным приступать к делу, не принимая во внимание существование языка вообще, классифицируя пред­меты и понятия безотносительно к их языковому выражению» (с. 60).

⁹³ Мещанинов И. И. Соотношение логических и грамматических
категорий. — В кн.: «Язык и мышление». М., 1967, с. 9.

⁹⁴ Там же, с. 11.

⁹⁵ Там же, с. 12.

⁹⁶ Там же, с. 16. Ср. также: Мещанинов И. И. Типология струк­
туры предложения. — Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та им. А. И. Герцена,

языка грамматические и лексические формы и значения органи­чески связаны, постоянно влияют друг на друга. Поэтому изуче­ние грамматического строя языка без учета лексической его сто­роны, без учета взаимодействия лексических и грамматических значений невозможно».⁹⁷ Тем самым одним из центральных, ос­новных объектов грамматического анализа оказывается область собственно языковых значений, соотношение разных типов и аспектов этих значений, их взаимодействие в целостной семан­тической структуре языковых единиц.

В. В. Виноградов исходит из принципа множественности, сложности и многообразия аспектов семантической структуры. Он показывает, насколько сложны и разнообразны «те воплощен­ные в звуковой комплекс слова элементы мысли или мышления, которые прикрываются общим именем „значения"».⁹⁸

На основе анализа семантической структуры слова, прежде всего различий в характере сочетания и взаимодействия лексиче­ских и грамматических значений, строится учение о структурно-семантических типах слов, включающее (как более частный и производный компонент) и теорию частей речи.⁹⁹ Тот же принцип во многих отношениях определяет подход к определению сущ­ности формы слова. Аспекты этого понятия определяются в за­висимости от различий между типами слов, в частности от харак­терного для каждого из этих типов соотношения грамматических и лексических значений. Раскрывается неоднородность способов выражения грамматических значений и самого характера этих значений у разных семантических типов слов.¹⁰⁰

Одним из аспектов собственно языковой грамматической се­мантики, привлекавших к себе внимание В. В. Виноградова, яви­лись формы и способы существования грамматических значений. Развивая ту тенденцию, которая была представлена в предшест­вующей грамматической традиции, в частности в грамматической концепции А. М. Пешковского, В. В. Виноградов последова­тельно раскрывает содержательное и структурное многообразие грамматических значений. Так, характеристика значений падеж­ных форм русского языка отражает многообразие семантических структур разных падежей. Используется не одна модель описа­ния падежных значений, а несколько разных способов описания, в зависимости от типа системно-структурной организации данного значения.¹⁰¹

В грамматической концепции В. В. Виноградова представлен не только путь от формы к значению, но и путь от семантического содержания к различным (не только грамматическим, но и лек­сическим) средствам его выражения. С этим направлением ана­лиза связана разработка вопроса о категории модальности в рус­ском языке, то же направление анализа играет важную роль в учении о синтаксических категориях модальности, времени и лица как компонентах предикативности.

Модальность трактуется В. В. Виноградовым как семантиче­ская категория, имеющая языковой характер; обращается внима­ние не только на содержание категории модальности, но и на «формы ее обнаружения»: «...категория модальности предложе­ния принадлежит к числу основных, центральных языковых ка­тегорий, в разных формах обнаруживающихся в языках разных систем. Вместе с тем эта категория — из типа тех категорий, кото­рые акад. И. И. Мещанинов назвал „понятийными категориями"... Семантическая категория модальности в языках разных си­стем имеет смешанный лексико-грамматический характер. В язы­ках европейской системы она охватывает всю ткань речи».¹⁰² Ана­лизируя средства выражения модальности в русском языке, В. В. Виноградов обращает внимание на то, что «различия в спо­собах выражения этой категории отчасти связаны с внутренними различиями в самих ее спнтаксико-семантических функциях, в ее функционально-синтаксическом существе».¹⁰³ При этом в центре внимания оказывается соотношение и взаимодействие разных способов выражения данной категории. Фактически на материале модальности В. В. Виноградовым выявлены многие признаки тех языковых единств, которые позднее стали рассмат­риваться рядом исследователей как функционально-семантиче­ские (грамматико-лексические) поля. .

Теория предикативности строится В. В. Виноградовым на функциональной основе. Центром и вместе с тем исходным пунк­том этой теории является определение предикативности с точки зрения ее значения и назначения: «... значение и назначение об­щей категории предикативности, формирующей предложение, заключается в отнесении содержания предложения к действитель­ности».¹⁰⁴ От функции предикативности теоретический анализ об­ращается к ее выражению и конкретизации в категориях модаль­ности, времени и лица, получающих «широкое синтаксическое истолкование, далеко выходящее за пределы соответствующих мор-

 

1967, т. 354. Вопросы общего языкознания. Материалы республиканского семинара преподавателей общего языкознания, с. 87—108.

⁹⁷ Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение
о слове). 2-е изд. М., 1972, с. 12.

⁹⁸ Там же, с. 16.

⁹⁹ См. там же, с. 30—32, 38—43.

¹⁰⁰ См. там же, с. 32—37.

¹⁰¹ См. там же, с. 141—146.

¹⁰² В и н о г р а д о в В. В. О категории модальности и модальных сло­
вах в русском языке. — В кн.: Виноградов В. В. Избранные труды.
Исследования по русской грамматике. М., 1975, с. 55.

¹⁰³ Там же, с. 58.

¹⁰⁴ В и н о г р а д о в В. В. Основные вопросы синтаксиса предложения
(На материале русского языка). —В кн.: Виноградов В. В. Избран­
ные труды. Исследования по русской грамматике, с. 267.

дуемых значений, в стремлении раскрыть многообразие аспектов языковой грамматической семантики, в общей тенденции к по­строению собственно лингвистической, а не логической или логи­зированной теорий грамматического содержания.

Выделим в рассмотренных выше концепциях отечественной (русской и советской) языковедческой традиции некоторые поло­жения, которые нам особенно важно подчеркнуть в связи с обсу­ждением вопроса о соотношении мыслительного и собственно язы­кового аспектов семантического содержания. Эти положения и выводы, на наш взгляд, имеют актуальное значение для совре­менного этапа разработки данного вопроса.

1. Важен прежде всего самый факт вычленения, различения
языкового и мыслительного содержания (ср. такие понятия, как
«содержание языка» и «внеязычное значение», «внеязычное со­
держание» у А. А. Потебни, «языковое мышление» и «внеязыко-
вые семантические представления» у И. А. Бодуэна де Куртенэ,
языковые и «общелогические» значения у А. М. Пешковского,
«синтаксическое значение форм слов» и «семантическая сторона»,
из которой исходит идеологическая грамматика «независимо от
того или иного конкретного языка» у Л. В. Щербы).

2. Выявлены разные аспекты соотношения языкового и мысли­
тельного содержания:

 

1) содержание языка есть форма по отношению к «внеязыч-
ному значению»; языковое содержание состоит из символов вне-
язычного значения; значение слов является «способом представ­
ления внеязычного содержания» (А. А. Потебня);

2) внеязыковые представления отражаются в языковом мыш- ,
лении, неязыковое знание находит отражение в языковом знании
(И. А. Бодуэн де Куртенэ);

3) там, где «с логической стороны» выражено «совершенно
одно и то же», каждая из форм сохраняет свое основное значение
(А. М. Пешковский);

4) логические категории «просвечивают более или менее за­
вуалированно во всех гораздо более многочисленных и сложных
категориях языка» (А. М. Пешковский).

3. Поставлен вопрос о способах выявления мыслительного со­
держания:

а) путем сопоставления выражений, имеющих нечто общее
в своем содержании, и отвлечения от содержательных различий
(«Чтобы получить внеязычное содержание, нужно бы отвлечься
от всего того, что определяет роль слова в речи, напр, от всякого
различия в выражениях... „кому носить меч", „чье дело ношеньс
меча"...» — А. А. Потебня);

б) посредством сравнения с иными формами выражения мысли
(находящейся «в плену у форм языка») в каком-либо другом
языке (Л. В. Щерба).

4. Намечено различие путей анализа «от формы к значению»
и «от значения к форме» (И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. А. Шахма-

тов, А. М. Пешковский, Л. В. Щерба, В. В. Виноградов). В на­правлении «от формы к значению» определены важные законо­мерности системных связей значений форм (А. А. Потебня, Ф. Ф. Фортунатов, А. М. Пешковский). В направлении «от значе­ния к форме» представлены интересные общие теоретические построения, в частности: о «потаенных категориях» — у И. А. Бо­дуэна де Куртенэ, о коммуникации в ее отношении к предложе­нию — у А. А. Шахматова, о категориях, имеющих морфологиче­ское обнаружение и не имеющих его — у него же, об «идеологи­ческой грамматике», об активном синтаксисе — у Л. В. Щербы, о понятийных категориях — у И. И. Мещанинова, о предикатив­ности — у В. В. Виноградова. В грамматической традиции име­ется опыт разработки отдельных семантических категорий (на­пример, категории модальности — у В. В. Виноградова).

5. Обращено внимание на различия между языками в их со­
держательной стороне —в значениях форм (Ф. Ф. Фортунатов),
в том, что «в одном языке отражаются одни группы внеязыковых
представлений, в другом — другие» (И. А. Бодуэн де Куртенэ).¹¹⁰

6. Подчеркнута в теоретическом плане важность изучения
именно языкового содержания (нередко с этим связана «антило­
гистическая» направленность изучения значений, в частности
в грамматике). Ср. у А. А. Потебни — о «старой теории (логико-
грамматической)», у А. М. Пешковского — о грамматике, которая
слишком мало знает значения языка и изучает «не те значения,
какие нужны» (общелогические, а не языковые), у В. В. Вино­
градова — о грамматике, которая «превращается в каталог внеш­
них форм речи или в отвлеченное описание элементарных логи­
ческих категорий, обнаруживаемых в языке». Такая тенденция,
безусловно, сыграла положительную роль (и до сих пор имеет
значение) в тех ситуациях, когда собственно языковые аспекты
семантического содержания либо игнорируются, либо смешива­
ются с аспектами логическими. В целом же для отечественной
языковедческой традиции характерно внимание и к собственно
логическим аспектам семантического содержания — с точки зре­
ния их отношения к языковым категориям (такова, например,
постановка вопроса о грамматике и логике у А. А. Потебни).

¹¹⁰ Разумеется, сам по себе вопрос о содержательных различиях между языками был поставлен ранее, в частности в трудах В. Гумбольдта. Мы имеем в виду те аспекты этого вопроса, которые нашли во многом своеоб­разное освещение в отечественной языковедческой традиции.

3*

Глава II

ВОПРОСЫ СООТНОШЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО И МЫСЛИТЕЛЬНОГО СОДЕРЖАНИЯ

В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Основные тенденции языковедческой традиции в освещении вопросов грамматической семантики оказали существенное влия­ние на разработку этого круга проблем в современной лингви­стической литературе. В этой работе речь идет, как правило, о со­ветской лингвистической литературе (мы продолжаем ту линию изложения, которая была намечена в предыдущей главе, посвя­щенной отечественной — русской и советской — традиции в раз­работке проблемы языкового содержания).

КОНЦЕПЦИИ СООТНОШЕНИЯ ЗНАЧЕНИЯ И СМЫСЛА

Определилось направление семантических исследований, в ко­торых анализ соотношения языкового и мыслительного содержа-¹ ния концентрируется на понятиях значения и смысла (или ана­логичных понятиях, представленных другими терминами). Кон­цепции соотношения этих понятий наряду с чертами общности характеризуются некоторыми различиями, связанными с тем, что разграничение значения и смысла проводится в разных исследо­вательских целях, с различных теоретических позиций, в разных областях исследования, например, в теории членения речевой деятельности, в психолингвистических исследованиях, в структур­ной математической лингвистике.

Одна из таких областей — теория соотношения языка и мыш­ления. В частности, в этом плане рассматривается понятие смысла в его отношении к значению в статье Н. А. Слюсаревой «Смысл как экстралингвистическое явление» (1963 г.).¹ Смысл здесь оп­ределяется как особый тип отношения между понятиями — как

¹ См.: С л ю с а р е в а Н. А. Смысл как экстралингвистическое явле­ние. — В кн.: Как подготовить интересный урок иностранного языка. М., 1963, с. 185—199. Здесь же приводятся и комментируются предшествую­щие работы, в которых рассматривается соотношение понятий значения и смысла.

 

наличие связи между ними, совокупность связей данного понятия с другими понятиями. Экстралингвистический статус смысла как явления, связанного с деятельностью мышления, по мнению автора, обусловливается следующими факторами: а) смысл может быть выражен самыми различными средствами, б) в пределах одного языка он передается средствами разных уровней языковой си­стемы (ср., например, отношение принадлежности в случаях типа англ. my sister's hand — the hand of my sister), в) он может быть выражен средствами разных языков, г) смысл может стать понятным не только из сведений, получаемых при помощи языка (имеются в виду такие явления, как «подтекст», выступающий наряду со словесным текстом, подразумевание, различные ино­сказания; речь идет также о таких внеязыковых средствах выра­жения смысла, как жест, мимика).

Устанавливая связи между смыслом и значением, Н. А. Слю-сарева подчеркивает единство этих соотносительных явлений. Бу­дучи одной из сторон, характеризующих содержание понятия, смысл выявляется, репрезентируется через значение слова. Он принадлежит мыслительной сфере и реализуется в значении, от­носящемся к внутренней стороне языка. На наш взгляд, эта ха­рактеристика взаимосвязей смысла и значения верно отражает некоторые стороны сложного отношения смысла к языку.² Сле­дует подчеркнуть, что для лингвистики в категории смысла, от­носящейся к мыслительному содержанию, представляет интерес прежде всего то, что связывает эту категорию с языком.

В работах Г. П. Мельникова вопрос о значении и смысле рас­сматривается в связи с проблемами соотношения языка и мышле­ния, теории речевой деятельности и теории языкового знака, а также применительно к более конкретным темам.

Значениями данного языка Г. П. Мельников называет аб­страктные мыслительные единицы, непосредственно связанные с акустическими образами.³ Значения языковых знаков тракту­ются как коммуникативные обобщенные образы мыслительных единиц,⁴ внеконтекстные характеристики знака,⁵ инвариантные составляющие означаемого, представляемые данным знаком.⁶ Зна­чения — это единицы узуальные и социальные, т. е. наличные и

² Развитие темы о соотношении лингвистической семантики и «семан­
тики отражения» см. в статье Н. А. Слюсаревой «Проблемы лингвистиче­
ской семантики» (Вопросы языкознания, 1973, № 5).

³ См.: Мельников Г. П. Семантика и проблемы тюркологии. —
Советская тюркология (Баку), 1971, № 6, с. 6.

⁴ См. там же, с. 14.

⁵ См.: Мельников Г. П. О типах дуализмов языкового знака. —
Научн. докл. высш. школы. Филол. науки, 1971, № 5, с. 58.

⁶ См.: Мельников Г. П., Муранивский Т. В. Системные ме­
тоды в информатике и научно-информационной деятельности.— В кн.:
Теория и практика научно-технической информации (Системные методы
в информатике и информационной практике). Материалы семинара. М.,
1973, с. 18.

в высокой степени подобные у всех членов языкового коллек­тива.⁷ Значение имеет структуру, мотивированную денотатом, «навязанную» его свойствами.⁸ Значение и акустический образ представляют собой компоненты двухсторонней языковой еди­ницы — монемы (термин «языковой знак» используется как си­ноним термина «акустический образ»).⁹ Ограниченным числом монем «обслуживается» безграничное число смысловых единиц.¹⁰ Смыслами единиц речевого акта Г. П. Мельников называет те мыслительные единицы, которые в конкретном акте речевой деятельности выражаются с помощью значений, акустических об­разов и речевых знаков.¹¹ Смысл трактуется как ситуативная ха­рактеристика знака в контексте.¹² В отличие от значения, которое является инвариантным, обязательным и узуальным, смысл знака в акте коммуникации — величина «вариативная, окказиональная, нередко абсолютно уникальная, представленная лишь в единст­венном случае употребления данного знака в данном смысле».¹³ Окказиональный смысл является образным представителем внеш­них или воображаемых объектов в их неповторимой индивиду­альности.¹⁴ Помимо окказиональных выделяются узуальные смыслы. Каждому значению соответствует набор узуальных смыс­лов.¹⁵ В словаре должно быть дано такое толкование значения, которое объясняло бы его использование в функции означаемого для определенного круга абстрактных социально значимых смыс­лов. Если ситуативный конкретный смысл творчески создается в момент номинации, то абстрактный социально значимый смысл «заготавливается» заранее и лишь воспроизводится всеми по па­мяти.¹⁶ При восприятии текста по его символам опознаются зна­чения, по значениям — узуальные смыслы, по узуальным смыс-

лам — окказиональные.

⁷ См.: Мельников Г. П. О принципиальных возможностях пере­
дачи содержания текста при машинном переводе на современных ЭВМ. —
В кн.: Теория и практика научно-технической информации. Материалы
семинара. М., 1974, с. 82.

⁸ См.: Мельников Г. П. Семантика и проблемы тюркологии, с. 10.

⁹ См. там же, с. 8.

¹⁰ См.: Мельников Г. П., Муранивский Т. В. Системные ме­
тоды в информатике...,' с. 18.

¹¹ См.: Мельников Г. П. Семантика и проблемы тюркологии, с. 8.
Под речевым знаком имеется в виду тот реально звучащий и восприни­
маемый слушателем кратчайший отрезок речевого потока, на который слу­
шатель реагирует как на значащий (см. там же, с. 7).

¹² См.: Мельников Г. П. О типах дуализмов языкового знака, с. 58.

¹³ Мельников Г. П., Муранивский Т. В. Системные методы
в информатике..., с. 19.

¹⁴ Мельников Г. П., Муранивский Т. В. Степень семантичности
современных ИПЯ. — В кн.: Теория и практика научно-технической ин­
формации. Материалы семинара. М., 1974, с. 14.

¹⁵ См.: Мельников Г. П. О принципиальных возможностях..., с. 84.

¹⁶ См.: Мельников Г. П. Семантика и проблемы тюркологии,
с. 15-16.

¹⁷ См.: Мельников Г. П. О принципиальных возможностях... с. 80.

Между значением и смыслом, по мнению Г. П. Мельникова, существуют сложные отношения, которые отчасти уже были опре­делены выше. Более полно эти отношения раскрываются в следую­щих суждениях: «Значения являются означающими для смыслов, причем связь конкретного смысла со значением всегда обусловлена ситуативно и всегда временна, основана на ассоциациях. Языко­вые знаки (акустические образы) служат означающими для зна­чений, и их связь закреплена узуально, до акта говорения, при­чем одинаково у всех членов коллектива».¹⁸ И далее: «...граница между „означаемым" и „означающим" не абсолютна, как в схеме Соссюра, а относительна: смысл есть означающее для денотата, значение — для смысла, языковой язык — для значения, а рече­вой знак — для языкового».¹⁹ «...нельзя отождествлять мышле­ние вообще с языковым мышлением. Различие в строе языков приводит к различию в способах коммуникативной классифика­ции конкретных и абстрактных смыслов и, следовательно, к спе­цифике членения смыслов на значения при передаче ситуативного содержания. Однако, в конечном счете, это содержание остается одним и тем же, независимо от того, на „каком языке" думают участники коммуникативного акта, ибо собственно языковое „ду-мание" осуществляется лишь тогда, когда, в связи с поставленной целью, говорящий выявил границы передаваемого смысла и на­чал его перекодировать в значения, а слушающий, наоборот, вклю­чился в процесс перехода от воспринятых значений к восстанов-лению смысла, подразумеваемого говорящим»/"

В этой характеристике соотношения между значением и смыс­лом особенно существенной представляется мысль о том, что смысл перекодируется говорящим в значения, а воспринятые слу­шающим значения переходят в смысл. Это очень важно для по­нимания того, что значение и смысл представляют собой не раз­ные и независимые объекты, а разные стороны, аспекты, формы существования мыслительных (мыслительно-языковых и мысли­тельно-речевых) единиц, которые оказываются способными к вза­имным переходам, к перекодированию.

Проблеме соотношения значения и смысла в деятельности об­щения посвящена статья В. А. Звегинцева и одна из глав его книги «Язык и лингвистическая теория». Следует согласиться с автором, когда он подчеркивает: значение и смысл не незави­симы друг от друга. Смысл возможен постольку, поскольку су­ществуют значения, которые тем самым подчиняют мысль опре­деленным ограничениям; значения существуют не сами по себе, а ради смысла; в деятельности общения смысловое содержание всегда представляет собой результат творческого мыслительного усилия, так как формируется в неповторяющихся ситуациях, во-

¹⁸ Мельников Г. П. Семантика и проблемы тюркологии, с. 11.

¹⁹ Там же, с. 12.

²⁰ Там же, с. 13.

шгощая в себе соотнесение данной ситуации (или образующих ее
вещей) с внутренней моделью мира, хранящейся в сознании че­
ловека; когда смысловое содержание преобразуется в предложе­
ние, происходит переход соотнесения с внутренней моделью мира
в соотнесение с той объективизированной (лингвистической) мо­
делью мира, которая фиксирована в языке.²¹ Помимо этих поло­
жений заслуживают внимания замечания об ограничениях в при­
менении перефразировки как способа «уловления» смысла. Ин­
тересен также анализ анафорических средств «нанизывания»
смыслов. -■•*--.-;.!

По мнению В. А. Звегинцева, смысл представляет собой целост­ное образование, которое «не может разбираться на части».²'^z На наш взгляд, целостность смысла высказывания не исключает, а напротив, предполагает наличие в нем определенной структуры, т. е. смысл как целое членится на составные компоненты, между которыми существуют определенные отношения и связи. Компо­ненты смысла, с нашей точки зрения, — это понятийные катего­рии, выступающие в конкретных речемыслительных реализациях и взаимодействующие друг с другом в составе смысловых ком­плексов.

Рассматривая соотношения языковых значений и смысла, В. А. Звегинцев проводит разграничение между языком в его состоянии и языком в его деятельности. При этом с точки зрения важности и перспективности исследования смысловой стороны языка абсолютное предпочтение отдается рассмотрению языка в его деятельности: в изучение включается человек, учитывается и человеческий фактор, и техника общения — в результате проб­лема смысловой стороны языка встает во весь рост. Когда же изучается язык в его состоянии, то, по мнению В. А. Звегинцева, отношение к человеку обычно носит чисто декларативный харак­тер, человек легко элиминируется и перед исследователем оста­ется лишь автономное и авторитарное образование — язык «в са­мом себе и для себя».²³ Думается, что оба аспекта изучения языка в равной степени имеют значение, они дополняют друг друга. Изучение языка в его состоянии имеет несомненный и объектив­но данный предмет — объективированные языковые образования с их планом выражения и планом содержания. Без изучения этого предмета невозможно исследование языка в его деятельности. Причем в самих языковых значениях, взятых «в их состоянии», уже заключены результаты мыслительной деятельности человека, заключено отношение человека и отношение к человеку. Это от­ражение «Я» в языковых значениях давно с успехом изучается

лингвистами, стоящими на позиции изучения языка «в его со­стоянии» (таково, например, изучение «субъективно-объектив­ных», по терминологии А. М. Пешковского, категорий).²⁴

В работах ряда лингвистов подчеркивается роль речи в прео­долении ограниченности и избирательности круга языковых средств с их значениями при передаче одного и того же, не за­висящего от особенностей конкретных языков смыслового содер­жания, при выражении бесконечного количества новых конкрет­ных смыслов. Так, В. М. Павлов, отмечая, что инвентарю языко­вых средств свойственна известная односторонность и неполнота охвата инвариантного содержания речевого мышления, пишет: «Относительность языка преодолевается речью. Это совсем не значит, что речь легко и просто преодолевает относительность языкового инструментария. Речь направлена на такое преодоле­ние, в ней дана возможность „мыслить" вещи, не отраженные или односторонне отраженные в семантике элементов языка, взя­тых порознь и в отвлечении от речевого процесса, — слов, фразео­логии, грамматических форм. Речь позволяет выйти за их пре­делы, создает новые, ситуативно и контекстуально обусловленные смыслы целых речевых отрезков, в которых смысловую лабиль­ность обнаруживают и фиксированные содержания слов».²⁵ Важ­ное значение имеет подчеркиваемый В. М. Павловым принцип взаимодействия речевого мышления с чувственным познанием. Это взаимодействие и «направляет речевое мышление на преодо­ление относительности языковых средств в борьбе за соответствие объекту».²⁶

В. 3. Панфилов, критически анализируя неогумбольдтианские концепции, также обращает внимание на то, что посредством ограниченного в каждом языке набора языковых единиц в речи выражается и такое мыслительное содержание, которое непосред­ственно не закреплено за какой-либо отдельной языковой едини­цей. Тем самым, по мысли автора, преодолевается избиратель­ность, проявляющаяся в конкретных языках в том, что набор зна­чений, фиксируемых в идеальной стороне языковых единиц и в грамматических категориях, в известной степени варьируется от языка к языку. Содержание сознания и содержательная сто­рона речи не сводится к сумме значений тех языковых единиц, посредством которых репрезентируется сознание или которые ис­пользуются в речи.²⁷

 

²¹ См.: Звегинцев В. А. Смысл и значение. — В кн.: Теоретические
и экспериментальные исследования в области структурной и прикладной
лингвистики. М., 1973, с. 97.

²² Звегинцев В. А. Язык и лингвистическая теория. М. 1973, с. 169.

²³ См.: Звегинцев В. А. Смысл..., с. 92.

²⁴ Ср. аргументацию значимости исследований в этом направлении
в статье В. Г. Адмони «Статус обобщенного грамматического значения
в системе языка» (Вопросы языкознания, 1975, № 1).

²⁵ Павлов В. М. Проблема языка и мышления в трудах Вильгельма
Гумбольдта и в неогумбольдтианском языкознании. — В кн.: Язык и мыш­
ление. М., 1967, с. 157.

²³ Там же, с. 160.

²⁷ См.: Панфилов В. 3. Философские проблемы языкознания. Гно­сеологические аспекты. М., 1977, с. 35—37.

Й. 3. Котелова показывает, чем обусловлено новое качествб содержаний речи по отношению к содержаниям языка. Сущест­венны следующие факторы: 1) модификация, обогащение содержа­ния самих языковых единиц при изменении их статуса, с одной стороны, уже на уровне словоформ, а с другой — при актуализа­ции в данном речевом отрезке; 2) порождение новых по отноше­нию к языку-системе содержаний сочетаниями словоформ, раз­нообразие которых практически бесконечно; 3) значения соеди­нений языковых единиц нетождественны простой сумме значений этих единиц; 4) в речи реализуется содержание ряда отражатель­ных систем — мышления, знания и др. и обозначаются любые действительные и мыслимые ситуации действительности. По мысли автора, в результате действия всех этих причин из конеч­ного набора лексических и грамматических единиц образуются бесконечно разнообразные речевые содержания.²⁸

С разграничением языка и речи связано рассматриваемое Б. М. Лейкиной соотношение понятий значения и интерпретации, или осмысления. Значение формальной единицы языка, представ­ляющее собой специфически языковую категорию, не зависит от речевой ситуации. Осмысление же трактуется как «преломление языковой категории значения через речевую ситуацию».²⁹ Осмыс­ление, возникающее в речи, обусловлено, помимо значения язы­ковых форм, условиями речевого общения и такими свойствами участников ситуации, как оценка обстановки речи, предшествую­щий опыт и уровень знаний, склад мышления, фонд ассоциаций.³⁰

С нашей точки зрения, в речи (как в процессах говорения и понимания, так и в результатах этих процессов — текстах) мы имеем дело со сложным соотношением речевых реализаций языко­вых значений, с одной стороны, и речевого смысла, с другой (ре­чевой смысл базируется не только на речевых реализациях языко­вых значений, но и на контекстуальной, ситуативной и энцикло­педической информации) ,³¹

Вопрос о типах семантического содержания, в зависимости от концепции членения речевой деятельности, разумеется, не исчер­пывается дихотомией «язык— речь». Существенно в данной связи обращение к таким понятиям, как система и норма (в их отно-

²⁸ См.: Котелова Н. 3. Значение слова и его сочетаемость Л., 1975,
с. 10, см. также с. 11—81, особенно с. 11—12, 19—20., 42, 52, 64—70.

²⁹ См.: Лейки на Б. М. Несколько задач по решению неоднознач­
ности и экспликации имплицитных связей. — В кн.: Вычислительная линг­
вистика. М., 1976, с. 82.

³⁰ См. там же, с. 82—83. Ср. проводимое Дж. Хыосоном разграничение
поверхностного значения (signifies Соссюра, элемент языка), глубинного
значения (трактуемого как элемент речи) и референции, понимаемой как
употребление языка в отношении к миру опыта. См.: Н е w s о n J. Under­
lying meaning, surface meaning, and reference. — In: XII. International
Linguisten-kongress. Wien, 29.8—2.9. 1977. Kurzfassungen. Wien, 1977, p. 46.

³¹ Подробнее об этом см. в главе IV, там же приведена более полная
литература по данной проблеме.

шении к речи) ,³² объективная и субъективная разновидности нормы.³³

При характерной для настоящего времени обращенности ин­тересов многих лингвистов к речи (речевому акту и тексту) и в связи с этим к речевым аспектам семантики, на наш взгляд, не только не утрачивается, но и становится особенно очевидной ак­туальность проблематики языковой системы и значения в системе языка.³⁴

Разграничение языковых значений и смысла, взаимодействие того и другого, динамические переходы от смысла к значению и от значения к смыслу — все эта проблематика находит интересное освещение в современных психологических и нейропсихологиче-ских исследованиях, развивающих концепцию Л. С. Выготского. Строя свою теорию речемыслительного процесса, Л. С. Выготский высказал ряд существенных и плодотворных идей, имеющих не­посредственное отношение к рассматриваемому нами вопросу.

Фундаментальное значение имеет идея разграничения 1) «смыслового строя внутренней речи», «смыслового синтаксиро-вания», с одной стороны, и 2) «значений внешних слов», «фази-ческого синтаксирования», «словесного синтаксиса», с другой. При этом высказывается важная мысль о том, что переход от пер­вого ко второму представляет собой преобразование, «перекон­струирование» качественно различных величин, точнее, ряд по­следовательных преобразований, осуществляющихся от одного этапа к другому: «Речевое мышление предстало нам как слож­ное динамическое целое, в котором отношение между мыслью и словом обнаружилось как движение через целый ряд внутренних планов, как переход от одного плана к другому. Мы вели анализ от самого внешнего плана к самому внутреннему. В живой драме речевого мышления движение идет обратным путем — от мотива,

³² См.: Coseriu E. Sistema, norma e «parola». — In: Studi linguistici
in onore di Vittore Pisani. I. Brescia, 1969, p. 235—253.

³³ См.: Степанов Г. В. О двух аспектах понятия языковой нормы.
(На испанском материале). — В кн.: Методы сравнительно-сопоставитель­
ного изучения современных романских языков. М., 1966, с. 226—235.
О классификации лингвистических понятий значения в их отношении
к системе, норме и речи см.: Степанов Ю. С. 1) К общей лингвистиче­
ской теории значения. — В кн.: Проблема значения в лингвистике и ло­
гике. М., 1963, с. 11—12; 2) О предпосылках лингвистической теории зна­
чения. — Вопросы языкознания, 1964, № 5, с. 71—74; Караулов Ю. Н.
Таксономия падежей и предлогов (семантика). Автореф. канд. дисс. М.,
1967, с. 7—27.

³⁴ См., например работы Т. В. Булыгиной, посвященные принципам
организации плана содержания в его отношении к плану выражения в язы­
ковой системе: Булыгина Т. В. 1) Об организации плана содержания
с точки зрения ее соответствия организации плана выражения. — В кн.:
Проблемы языкознания. Доклады и сообщения советских ученых на
X Международном конгрессе лингвистов. М., 1967, с. 62—66; 2) О некоторых
аналогиях в соотношении семантических и звуковых единиц. — Вопросы
языкознания, 1967, № 5, с. 76—86; 3) Грамматические оппозиции. — В кн.:
Исследования по общей теории грамматики. М., 1968, с. 175—231.

порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию ее во внутреннем слове, затем — в значениях,₍ внешних слов и, наконец, в словах».³⁵ В определении качествен­ных различий между смысловыми величинами и словесными зна­чениями в концепции Л. С. Выготского существенно указание на то, что «... течение и движение мысли не совпадает прямо и непо­средственно с развертыванием речи»;³⁶ «То, что в мысли содер­жится еимультанно, то в речи развертывается сукцессивно».³⁷

Понятие смысловой организации высказывания в речемысли-тельных процессах, связанных с внутренней речью (внутренним программированием, по А. А. Леонтьеву), получает интересную конкретизацию в нейролингвистическом исследовании динамиче­ской афазии, проведенном Т. В. Ахутиной (автор во многом опи­рается на концепцию Л. С. Выготского, а также на работы А. Р. Лурия, Н. И. Жинкина, и Л. С. Цветковой). Нейропсихоло-гический анализ речи больных позволил исследователю выделить два типа речевых расстройств. Первый тип вызывается наруше­нием внутреннего программирования (иными словами, смысло­вого синтаксирования), а второй возникает, в результате распада грамматического структурирования (языкового синтаксирования). При речевых расстройствах первого типа наблюдаются трудности построения развернутого высказывания и отдельных предложе­ний, трудности «компоновки смыслов» при сохранности моторных, сенсорных и грамматических компонентов речевого процесса. Для больных же с расстройствами речи второго типа характерны труд­ности грамматического оформления высказывания при первичной сохранности сенсорных и моторных компонентов речи, а также внутреннего программирования (последняя операция может быть и в состоянии легкой дисфункции).³⁸ Эти наблюдения подтверж­дают реальность и относительную автономность процессов, отра­жаемых в понятиях «смыслового синтаксирования» и «словес­ного синтаксиса», реальность различий между смысловой орга­низацией высказывания и синтаксическим структурированием. Тем самым дополнительное экспериментальное подтверждение находит и тезис о необходимости проводить различие между смыслом и языковыми значениями (развертывание последних связано со словесным синтаксисом).

В нашу задачу не входит специальный анализ психолингвисти­ческого и нейролингвистического аспектов проблемы соотноше-

³⁵ Выготский Л. С. Мышление и речь. — В кн.: Выготский Л. С.
Избранные психологические исследования. М., 1956, с. 380—381.

³⁶ Там же, с. 376.

⁸⁷ Там же, с. 378.

⁸⁸ См.: Ахутина Т. В. Нейро-лингвистический анализ динамической
афазии (К вопросу о механизмах построения связного грамматически
оформленного высказывания). М., 1975, с. 89—90. См. также: Ж ин­
ки н Н. И. Грамматика и смысл (Разбор случая семантической a<J"""™
у ребенка). — Вкн,: Язык ичеловек. М., 1970, с. 63—85,

ния разных сторон грамматической семантики. Сошлемся на интересное освещение этой проблемы в книге А. Р. Лурия.³⁹

Обратимся вновь к собственно лингвистической литературе вопроса о соотношении языковых и мыслительных аспектов се­мантического содержания применительно к грамматике.

Разграничение значения и смысла или близких понятий (при разной терминологии) начинает распространяться в некоторых направлениях структурной лингвистики, связанных с примене­нием математических методов.

Заслуживают внимания высказанные И. И. Ревзиным (в кни­ге «Современная структурная лингвистика») суждения о кате­гориальном смысле в его отношении к перифрастическому смыслу. При истолковании категориального смысла уточняется и полу­чает конкретную лингвистическую интерпретацию принятое в ло­гике понимание смысла как способа представления денотата в знаке. Категориальный смысл трактуется как тот способ пред­ставления объекта в знаке, который определяется чисто языко­выми особенностями означаемого. Речь идет о том, как взаимо­действует означаемое с данной специфической организацией озна­чающего.⁴⁰ И. И. Ревзин связывает категориальный смысл не только с «внутренней формой» в собственном смысле слова, но и с выраженными в знаке морфологическими категориями, а также с тем классом контекстов, в которых употребляется знак и кото­рые определяют скрытые, невыраженные категории знака.⁴¹ Ка­тегориальный смысл целиком связан с конкретным языком. Он возникает в конкретном языке в результате взаимодействия его специфической формы с выраженным содержанием.⁴²

Перифрастический смысл знака связывается с перифрастиче­ским набором — множеством всех знаков, в которые перифразиру­ется данный знак.⁴³ Способом фиксации перифрастического смысла является отношение трансформируемое™.⁴⁴

В противовес тем существующим формализациям, которые представляют раздельно означаемое и означающее, что связано, как отмечается в работе И. И. Ревзина, с опасностью полной по­тери категориального смысла, со сведением всякого смысла к пе­рифрастическому, И. И. Ревзин подчеркивает принципиальную важность исследования категориального смысла. Это находит отра­жение в интерпретации проблемы синонимии, в анализе катего­рий числа, рода и падежа и осмыслении иерархии грамматических категорий, в обсуждении вопросов моделирования синтаксиса,

³⁹ См.: Лурия А. Р. Основные проблемы нейролингвистнки. М., 1975,

с. 4—10, 31 и ел.

⁴⁰ См.: Ревзин И. И. Современная структурная лингвистика. Про^

демы и методы. М., 1977, с. 36—38, 244,

⁴¹ См. там же, с. 39.

⁴² См. тамже, с. 231, 238.
** См. тамже, с. 37.

** См. тамже, с. 169,

проблем изучения поэтического языка, а также вопросов теории перевода. ⁴⁵

Примечателен вывод о том, что категориальный смысл в це­лом не поддается формализации. G этим связывается суждение о невозможности полной формализации языка. Признается воз­можность частичных решений, основанных на игнорировании тех или иных аспектов категориального смысла, однако формализа­ция на основе отвлечения от этих аспектов расценивается как упрощение.⁴⁶

Обращает на себя внимание отказ от упрощенного представле­ния о существовании смысла вне текста (можно говорить лишь об общих схемах смысла, которые могут видоизменяться в про­цессе построения текста), от представления, будто построение текста сводится к языковому выражению уже готового смысла.⁴⁷

Четкое осознание разноаспектности той семантики, которую исследует синтаксис, в частности трансформационный, проявля­ется у ряда представителей современной пражской школы. Так, П. Адамец пишет о существовании двух уровней семантической структуры предложения, которые он называет 1) денотативно-семантической и 2) сигнификативно-семантической структурой. Денотативно-семантическая структура (куда относятся, напри­мер, «падежи» Ч. Филлмора, предикативные формулы Т. П. Лом-тева и т. п.) отвлекается от конкретной языковой стилизации и определяется исключительно семантическими отношениями между предикатом и его аргументами, отражающими фактические отношения между отдельными элементами означаемой действи­тельности. Денотативно-семантическая структура рассматривае­мых в качестве примера предложений—(1) Лену интересует фольклор, (2) Лена интересуется фольклором, (3) Лене интере­сен фольклор, (4) Для Лены интересен фольклор, (5) У Лены интерес к фольклору, (6) Для Лены представляет интерес фольк­лор — тождественна, а именно: носитель психической реакции (Лена) + разновидность психической реакции (интерес) + объект (и вместе с тем причина) психической реакции (фольклор). В отличие от этого сигнификативно-семантическая структура (сюда относятся, например, комплексные семантические фор­мулы Ф. Данеша) связана с конкретной языковой стилиза­цией данной действительности, с конкретными языковыми формами (а тем самым и с конкретными языками) и обычно представляет определенную спецификацию или модификацию соответствующей денотативно-семантической структуры. Эта модификация обусловлена, с одной стороны, субъективным подходом говорящего к данному денотату, а с другой — закономерностями используемого языка. Сигнификативно-семан­тическая структура рассматриваемых предложений различна,

« См. там же, с. 39—40, 127—175, 202—246.

⁴⁶ См. там же, с. 247.

⁴⁷ См. там же, с. 248.

а именно: в предложение (1) объект, затронутый возбуждением психической реакции (Лёш) + возбуждение психической реакции (интересовать) +возбудитель психической реакции (фольклор); предложение (2) имеет сигнификативно-семантическую струк­туру: носитель психической деятельности (Лена) + психическая деятельность (интересоваться) + объект психической деятель­ности (фольклор); предложения (3) и (4) имеют структуру: ре­гистратор воздействия признака (Лена) + признак «способность вызывать психическую реакцию» (интересный) +.носитель этого признака (фольклор) ,⁴⁸ Следует подчеркнуть актуальность суж­дений о разграничении уровня мыслительных содержаний и уровня языковых значений при анализе семантической и грам­матической структуры предложения, высказанных М. Докулилом и Ф. Данешем уже в 1958 г.⁴⁹

Важность разграничения языковых значений и понятийного содержания признает возглавляемая П. Сгаллом группа Центра вычислительной математики Карлова университета в Праге: «...наша цель — охарактеризовать подробнее свойства семанти­ческой (смысловой) записи, которые должны быть удовлетвори­тельны с точки зрения лингвистической адекватности (ср., на­пример, различие когнитивного содержания и собственного линг­вистического значения)».⁵⁰ П. Сгалл пишет: «С лингвистической точки зрения приходится прежде всего иметь в виду различие между языковым значением (как системой единиц, определенных структурными свойствами данного языка) и внеязыковым со­держанием (когнитивным, онтологическим, логическим)».⁵¹

Приведенные выше суждения о соотношении значения и смысла, высказываемые учеными разных направлений и школ, не представляют собой изолированных, обособленных взглядов. Во-первых, эти суждения обусловлены и подготовлены предшеству­ющей традицией; во-вторых, существует широкий круг наблю­дений, относящихся к тому же направлению в разработке дан­ного вопроса. Приведем некоторые высказывания лингвистов,

⁴⁸ См.: A d a m е с Рг. К nekterym probMmum koncepce transformacni
syntaxe slovanskych jazyku. — Slavica slovaca, roc. 7, 1972, № 3, p. 212.

⁴⁹ См.: D о k u 1 i 1 M. a Danes Fr. К t. zv. vyznamove a mluvnicko
stavbe vety. — In: О vedeckem poznani soudobych jazyku. Praha, 1958,

p. 231-246.

⁵⁰ Характеристика семантической записи предложения (разрабатывае­
мой в группе Центра вычислительной математики Карлова университета
в Праге). — В кн.: Проблемы создания и развития международной системы
научной и технической информации, вып. 2. М., 1975, с. 33. См. также:
Sgall P., Hajicova E. A «Functional» generative description (back­
ground and framework). — The prague bulletin of mathematical linguistics,

1970, 14, p. 3—30.

<