Звук и смысл

Начнем с самого элементарного уровня строения языка -уровня фонетического. В психолингвистике есть особый раздел, посвященный исследованию соотношения в языковом сознаний звука и смысла - фоносемантика.

Чуть ли не с первых этапов появления языковедческих исследований известны две точки зрения на проблему связи звука речи и слова с одной стороны, и значения - с другой. По мнению большинства ученых, звук сам по себе значения не несет, набор фонем в разных языках далеко не всегда совпадает, звуковой состав различных языков различен. А это значит, что звуковой облик слов условен (конвенционален). В самом деле: понятие о столе в русском языке представляет сочетание звуков «с-т-о-л», в немецком же - Tisch, в английском - table и т. д. Ничего общего, если не считать одного звука [т]. Странно было бы полагать, что один-единственный звук может иметь какое-нибудь значение, которое имеют, скажем, слова, морфемы в их составе (морфема а, например, в русском и украинском языках имеет значение грамматиче-

ского рода: она, изба,, пошла и др.). Так что упомянутая выше точка зрения лингвистов хорошо, казалось бы, аргументирована. Но вот оказывается, что в представлении известного французского поэта-символиста гласные звуки обладают значениями ... цвета:

А — черно, Е - бело, У - зеленое, И - ярко-красное,

О— небесного цвета! Вот так, что ни день, что ни час,

Ваши скрытые свойства - беру я на цвет и на глаз,

Вас на цвет и на запах я пробую, гласные!

(Артур Рембо «Гласные». Пер. Л. Мартынова)

Уж не пригрезилось все это сверхчувствительному поэту?

Поиски, однако, показали, что и для многих музыкантов существует несомненная постоянная связь между музыкальными звуками (и тональностями) и цветом. О такой связи писал литовский художник и композитор Микалоюс Чюрленис (1875-1911), а русский композитор Александр Скрябин (1872-1915), интереснейшие: эксперименты которого продолжают у нас в стране и за рубежом, известен еще и как изобретатель цветомузыки. Но все же музыкальные звуки - это одно; а звуки речи - другое, хотя между ними есть общие компоненты.

Рассмотрим соотношение звука речи и смысла на простых примерах. Не задумываясь, ответьте на вопросы:

-Какой звук больше - И или О?

-Какой звук грубее - И или Р?

-Какой звук светлее - О или Ы

Подавляющее большинство носителей русского языка в ответах на поставленные вопросы будет единодушно. Конечно же, О «больше» Я, а Р «грубее». О, натурально, «светлее», чем Ы. В чем тут фокус?

Можно предположить, что звуки речи в сознании не безразличны к смыслу. Из подобной гипотезы исходил лингвист А. П. Журавлев.

Большому числу испытуемых (в общей сложности - многим тысячам) студентов, школьников, лиц, представляющих различные другие социальные группы (пол, возраст, род занятий), были предложены записанные на листах бумаги все «звучащие буквы» русского алфавита. А перпендикулярно каждой звукобукве располагалась следующая шкала свойств: тихий, громкий; светлый, темный; сильный, слабый; тусклый, блестящий; шероховатый, гладкий, большой, маленький и т. д. На пересечении строк «буквы» и «свойства» в клетку испытуемый должен был поста-

 

вить знак «+» (если данное свойство казалось ему подходящим для характеристики звукобуквы) или «-» (если свойство никак со звукобуквой не ассоциировалось). Большинство испытуемых было уверено, что никакой связи между звукобуквами и предложенными свойствами нет и быть не может. Но так как задание надо было выполнить, то плюсы и минусы расставлялись («как Бог на душу положит» - так объяснил один из испытуемых). Методика, которой пользовался Журавлев, восходит к известному в психологии методу «семантического дифференциала», создал который американский психолингвист Ч. Осгуд.

В итоге многочисленных опытов оказалось, однако, что число плюсов и минусов распределилось не в случайном порядке, как это бывает, допустим, в распределении выпаданий «орла» и «решки» при подбрасывании монет в большом числе опытов (в этих случаях число разных выпаданий равно отношению 50 к 50, т. е. вероятность выпадания каждой стороны монеты равна 0,5). Практически никто из испытуемых не оценил звукобуквы «щ» и «ш» как «светлые», «гладкие», «ы» - как «нежный», «и» - как «большой» и пр. Компьютерная обработка результатов опытов подтвердила именно единодушие большинства испытуемых относительно перечисленных выше свойств. Следовательно, связь между звучанием речевых фрагментов и зрнтельно-осязательными образами реальна. Искомые созначения звуков речи также, следовательно реальны.

Так А. П. Журавлев доказал, что звуки речи содержательны, значимы. Значение, которое передают звуки речи называется фонетическим значением.

Но как фонетическое значение соотносится со значением лексическим, понятийным?

Обратимся к алфавитному списку слов нашего языка.

А(г)укать, ахать

Бормотать, бухать, бубнить

Гикать, гудеть гоготать, грохот

Долдонить

Зудеть

Жужжать

Икать

Клецать, кукарекать крякать

Лопотать

Охать

Пищать, прыскать

Рычать

Свистеть, сюсюкать

Топать

Ухать

Фукать, фыркать

Хрустеть, хрю кать, хлопать

Цыкать, цокать

Чирикать

Шуршать шипеть, шорох

Легко заметить, что все эти единицы русского языка являются звукоподражательными, почти все - глаголами, и что почти все они означают фонации, производимые человеком или животными. Ясно также, что приведены далеко не все подобные единицы нашего языка и совсем не показаны гнезда слов, образованные на такого рода корнях.

Возьмем слово «барабан» (явно звукоподражательное, хотя и не русского происхождения) и посмотрим производные: барабанить, барабанщик, пробарабанил, забарабанил... Так вот, в каждом современном развитом языке насчитывается до 2-х - 3-х тысяч таких слов, а это - много. Удельный же вес таких слов в некоторых языках очень велик и доныне, например, в нанайском языке России, в языке эве в Судане (Африка). Невольно вспоминается так называемая «звукоподражательная теория» происхождения языка человека, известная со времен античности и средневековой эпохи (о ней у нас еще пойдет речь в одной из глав). Противники этой теории выдвигают к ней претензии-вопросы: а как же возникли обозначения «незвучащих» предметов? Как возникли наименования абстрактных понятий типа «класс млекопитающих» или «отношение»? Как могли появиться цифровые обозначения чисел и само число?

На первый взгляд, претензии серьезные, если считать, что человеческий язык возник сразу в том приблизительно виде, в каком мы наблюдаем его сегодня. Но такое представление неправомерно и антиэволюционно: не мог и не может первобытный язык иметь знаки для обозначения абстрактных понятий, которых и быть не могло в мышлении первобытного человека. Поэтому и в так называемых «примитивных языках» сегодняшнего дня мало единиц для обозначения абстрактного. Даже в. иероглифах современного (отнюдь не примитивного, но одного из древнейших) китайского языка иероглиф для обозначения понятия «дерево» по своей форме начертания похож на рисунок дерева, а для обозначения понятия «лес» пользуются изображением трех иероглифов «дерево». Согласитесь, что это проще и конкретнее, чем некая флексия для обозначения множественного числа в русском, французском или английском языках. Такой иероглифический принцип, как в китайском, следует считать принципом «примарной (первичной) мотивации» формы знака. Аналогично этому форму знака языка типа «хрюшка» или «дрожать» следует также считать примарно мотивированной: «хрюшка» - от фонации жи-

вотного (хрю-хрю), а сочетание «др» как бы копирует (в других . языках: тр, гр и т п.) слышимые и неслышимые колебания с помощью вибрирующего движения кончика языка. Вот эти как бы «копии»-ассоциации называются в лингвистике «идеофонами». К ним относятся обозначения быстрого мелькания, искрения, быстрого движения вообще: «фьють - и нету!» - говорим мы, как будто слышим звук вспорхнувшей птицы; а речь может идти совсем не о ней, а о промчавшемся велосипедисте или бегуне. Подробно и всесторонне различные виды звукового символизма на материале самых различных языков проанализировал в серии своих работ профессор С. В. Воронин.

В детской речи и в поэтическом творчестве очень нередки случаи изобретения звукоподражаний и идеофонов. Это тоже знаменательный факт - почему-то ребенку или поэту мало уже имеющихся форм языка!

«Тиндиликал мандолиной, дундудел виолончелью» - написал В. Маяковский. Почему бы не написать «заговорил, подражая мандолине и виолончели»? Да потому, что звукоподражание само по себе короче и выразительнее, чем более длительное и вяловатое описание другими словами. По той же причине Дениска из «Денискиных рассказов» писателя В. Драгунского изобретает множество своих собственных звукоподражаний, которые из контекста прекрасно понимают все читатели. Вот и еще один факт в пользу «теории звукоподражания»: речь первобытного человека была преимущественно ситуативной (отсюда понятно, что именно называется в речи); звукоподражать (чтобы быть понятым) куда легче, чем изобретать «условный знак». Не случайно же в детской речи недавнего времени слово «тик-так» служит для обозначения часов, которые показывали (и давали слушать) ребенку. Современные часы-табло уже невозможно назвать «тик-так»...

Звуковой облик слова может быть ориентирован не только на звукоподражание. Один из авторов настоящей книги в конце 60-х годов для подтверждения этой мысли провел опыт, который мы предлагаем нашим читателям. На страницах газеты «Неделя» были опубликованы рисунки несуществующих животных, различные геометрические фигуры и т. д. Параллельно рисункам приводились несуществующие слова (квазислова), которые были специально подобраны в соответствии с фоносемантическими данными по характеру рисунков. Читатели должны были определить, кто есть кто? Мы предлагаем читателям нашей книги провести аналогич-

ные эксперименты со своими родными и знакомыми (см. рисунок на стр.15. Ключ для решения - в конце параграфа). Опыты показали, что звуки слова способны передавать самые различные признаковые свойства объектов, этим словом обозначаемых.

Какова же психологическая природа подобного явления?

Отечественный психолог и нейролингвист с мировым именем Александр Романович Лурия сообщил однажды своим студентам на лекции удивительную вещь. Он попросил вдуматься в словосочетания русского и других языков, где совместно обозначаются ощущения и восприятия свойств и явлений. Например, теплое слово (слово воспринимается на слух или зрительно, а температура - через рецепторы нашей кожи), холодный взгляд (взгляд воспринимается зрительно, а температура опять-таки кожей), соленая шутка, горький упрек, сладкая ложь (здесь всюду обозначаются вкусовые ощущения, которых, казалось бы, быть не может). Один из знакомых А. Р. Лурия пациентов пожаловался ему, что на пути к месту службы ему приходится проходить мимо «нестерпимо кислого забора». Психологу показали этот забор - он был ядовито-зеленого цвета, неприятного для глаз, но не Вызывавшего у ученого никаких вкусовых ощущений.

 

Наташе Ростовой из «Войны и мира» Л. Н. Толстого казалось, что ее близкие люди как-то странно связываются в ее восприятии с определенными цветами и даже определенными предметами (перечитав роман, вы сможете точно узнать, как это было у Наташи). «Странно» - ибо такого рода ассоциации возникают лишь у немногих людей. Но вышеприведенные словосочетания русского языка не вызывают у нас никакого протеста! Значит, они закономерны, отвечают каким-то нашим неосознанным ассоциациям. А тут еще: кричащая одежда, влажный шепот, резкий (от слова резать) звук, мягкий контур («мягкий»- - это осязательное ощущение, а «контур» - зрительное), почему-то жесткий мороз, легкое касание («касание» - осязательное ощущение, а «легкий» - качество гравитационного ощущения), тяжелый взгляд, тонкая улыбка... Если познакомиться с музыкальной терминологией, то окажется, что аккорд может быть «пряным», «вкусным», нота может быть взята «остро», играть можно «горячо» или «холодновато» и т. д. и т. п.

А. Р. Лурия предположил, что психофизиологический механизм такого рода связи ощущений, зафиксированных в языке, состоит в том, что нервные импульсы, идущие от наших рецепторов (органов чувств) в подкорковой зоне, друг друга индуцируют (возбуждают), так как нейропроводящие пути близко расположены друг от друга. Возникающее так со-ощущение было названо термином «синестезия» (это и есть точный перевод слова «со-ощущение»), который и вошел в современную психологию и психолингвистику для использования его на всех языках в научном мире.

Механизм действия синестезии в речевой деятельности хорошо иллюстрируется опытами Е. И. Красниковой. Двум группам испытуемых для прочтения был предложен текст (якобы газетная заметка), отличающийся только двумя словами. Приведем полностью оба варианта.

Жертва служебного долга

1

Одна из западных воскресных газет - «Нибджет фейдж» извинилась перед читателями за то, что в очередном номере отсутствует постоянная рубрика. «Куда пойти поесть», рекламирующая рестораны, кафе, бары. Редакция пояснила, что репортер, поставляющий материалы для этой рубрики, заболел, отравившись в ресторане «Чоффет» при исполнении служебных обязанностей.

2

Одна из западных воскресных газет - «Хэммен мод» извинилась перед читателями за то, что в очередном номере отсутствует постоянная рубрика «Куда пойти поесть», рекламирующая рестораны, кафе, бары. Редакция пояснила, что репортер, поставляющий материалы для этой рубрики, заболел, отравившись в ресторане «Хэддок» при исполнении служебных обязанностей.

 

Участникам эксперимента был задан странный, на первый взгляд, вопрос: «Каким, по вашему мнению блюдом отравился репортер — горячим или холодным?» Интереснее всего то, что ответы были поразительно единообразны: большинство испытуемых первой группы ответило «Мне кажется, что репортер отравился горячим блюдом»; во второй группе столь же единодушно отвечали «Мне кажется, что репортер отравился холодным блюдом».

Подсказкой испытуемым были слова «Нибджет фейч», «Чоффет» и «Хэмен мод», «Хзддок». Если суммировать фонетические значения звуков, из которых состоят эти слова (по данным А. П. Журавлева), то оказывается, что первые два - составлены главным образом из «горячих звуков», а два вторых - из «холодных». Синестезический эффект стал причиной выбора участниками опыта «горячего» или «холодного» варианта.

Прежде чем делать вывод, опишем еще один аналогичный эксперимент. Опять-таки двум группам участников были предложены два почти идентичных текста:

1

...На этом озере летом хороша ловля и поплавочными удочками, и спиннингами, разумеется, если есть лодка, которую вам мажет предоставить местная турбаза «Зиппег».

2

...На этом озере летом хороша ловля и поплавочными удочками, и спиннингами, разумеется, если есть лодка, которую вам может предоставить местная турбаза «Эвеллоуп».

Вопрос на этот раз был таким: «Какие берега у этого озера -изрезанные или округлые?» И опять испытуемые разных групп, не сговариваясь, ответили одинаково. Те, кто читал первый вариант, утверждали, что, по их мнению, у озера берега изрезанные; те, кому был предложен вариант второй, - округлые. Анализ фоносемантической структуры слов «Зиппег» и «Эвелоуп» (которые, как и в первом случае, были, естественно подобраны заранее) показывает, что первое состоит из «угловатых» звуков, а второе - из звуков «округлых».

Результаты описанных экспериментов подтвердили данные, полученные А. П. Журавлевым. Они показали, во-первых, что фонетическое значение имеют не только изолированно взятые звуки, но и слова, во-вторых, что фоносемантическое наполнение текста способно на бессознательном уровне влиять на ход смыслового восприятия сообщения.

Пытаясь определить характер взаимоотношения фонетического и лексического значения слова, А. П. Журавлев опять обратился к помощи электронно-вычислительной техники. Он использовал формулу, по которой может определять суммарное фоносемантическое наполнение слова не только человек, но и ЭВМ. Компьютерный анализ существенно ускорил исследовательский процесс. Он позволил в считанные минуты выявлять фонетическое содержание групп слов и даже значительных по объему текстов.

Первыми словами, которые были подвергнуты компьютерному анализу, были обозначения звуковых явлений. Вот характеристики звучания этих лексем.

Аккорд - красивый, яркий, громкий

Бас - мужественный, сильный, громкий

Взрыв - большой, грубый, сильный, страшный, громкий

Гром - грубый, сильный, злой

Грохот - грубый, сильный, шероховатый

Звон-громкий

Лепет - хороший, маленький, нежный, слабый, тихий

Набат - сильный, громкий

Окрик - громкий

Писк - маленький, слабый, тихий

Рокот - большой, грубый, активный, сильный, страшный, громкий

Тишь – тихий

Треск - шероховатый, угловатый

Храп - плохой, грубый, шероховатый

Шелест - шероховатый, тихий

Эхо - громкий

Как видим, здесь соответствие лексического и фонетического значений проявляется достаточно отчетливо. А как быть с другими, «нормальными» словами русского языка? Компьютерный анализ показал, что значительная часть (употребим такую осторожную формулировку) лексики по своему звуковому наполнению соответствует понятийному содержанию. Приведем наугад примеры из книги А. П. Журавлева.

Арбуз - большой, гладкий

Алмаз - красивый, гладкий, яркий

Береза - светлый, яркий

Борьба — мужественный, активный, сильный

Волна - активный, гладкий, округлый.

Добро - хороший, сильный, величественный

Золото - светлый, величественный

Кощунство - темный, страшный, низменный

Любовь- хороший,нежный,

Мимоза - нежный, женственный

Невеста - нежный, светлый, красивый

Печаль - тусклый, печальный, тихий.

Паук - темный, страшный,тусклый, тихий

Разум - активный, сильный, величественный, могучий

Река - сильный, быстрый, подвижный

Свобода - активный, сильный, величественный, яркий

Тюльпан - нежный, красивый

Хитрец-низменный

Хулиган - плохой, грубый, низменный

Чудовище - страшный, светлый

Юла-округлый

Ягуар - активный, сильный, красивый

Приведенные примеры показывают, что звуковая форма слов часто несет в себе как бы «поддержку» понятийного содержания слова, помогая слушателю лучше усвоить словарное значение.

Кстати сказать, такое ф

оносемантическое сопровождение обычно в использовании экспрессивно-стилистической лексики. Это утверждение можно проиллюстрировать анализом фонетического значения разных обозначений одного и того же предмета

Шкала	красивый - - - - отталкивающий
Слова	2.0	2.4	2.9	3.3	3.5
Оценка	лик	лицо	морда	рыло	харя

(синонимического ряда), например, слова «лицо». Дадим оценку (используя пятибалльную систему) звукам, которые входят в эти слова, по одному параметру - «красивый - отталкивающий».

По мере изменения экспрессивно-стилистического значения слова изменяется и его фонетическое значение, от «красивого» в возвышенном слове лик до отталкивающего в слове - харя.

Итак, мы убедились в том, что фонетические средства языка в речевой деятельности выступают достаточно эффективным и действенным средством передачи информации, средством воздействия на процесс восприятия речевого сообщения.

Законы фоносемантики наиболее наглядно проявляются в художественных - главным образом, стихотворных - текстах. Обычно это разного рода звуковые образы, созданные посредством звукоподражания. Достаточно вспомнить начало стихотворения К. Бальмонта «Камыши».

Полночной порою в болотной глуши

Чуть слышно, бесшумно шуршат камыши...

Нагнетание шипящих согласных создает ощущение шуршания.

Более сложные фоносемантические поэтические опыты мы можем найти у Велимира Хлебникова. Хлебников - наиболее «психолингвистический» поэт. В своих художественных экспериментах, в эстетических декларациях он во многом предугадал направление поисков теории речевой деятельности и даже предвосхитил ее открытия. Поэт мечтал создать универсальный «заумный язык» - язык, основанный только на общих для всех людей фонетических значений.

Язык, считал Хлебников, подобен игре, в которой «из тряпочек звука сшиты куклы для всех вещей мира. Люди, говорящие на одном языке, - участники этой игры. Для людей, говорящих на другом языке, такие звуковые куклы - просто собрание звуковых тряпочек. Итак, слово - звуковая кукла, словарь - собрание игрушек. Но язык естественно развивался из немногих основных единиц азбуки; согласные и гласные звуки были струнами этой игры в звуковые куклы. А если брать сочетания этих звуков в вольном порядке, например: бобэоби или дыр бул щ<ы>л, или Манч! Манч! чи брео зо! - то такие слова не принадлежат ни к

какому языку, но в то же время что-то говорят, что-то неуловимое, но все-таки существующее».

Свои замыслы поэт пытался воплотить в своих творениях. Вот, к примеру, ставшее классическим «заумное» стихотворение.

Бобэоби пелись губы,

Вээоми пелись взоры,

Пиээо пелись брови,

Лиэээй пелся облик,

Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.

Так на холсте каких-то соответствий

Вне протяжения жило Лицо.

В начале нашего рассказа о фоносемантике мы привели стихотворение Артура Рембо, построенного на синестезических связях звука и цвета. Теперь, после знакомства с результатами психолингвистических исследования проблемы «звук и смысл» читателя уже не может удивить ход поэтической мысли французского символиста. Более того, мы можем сравнить его цветозвуковые образы с научными данными. Опыты А. П. Журавлева показали, что гласные имеют в сознании людей следующий соответствия:

А - густо-красный

Я - ярко-красный

О - светло-желтый или белый

Е - зеленый

Э - зеленоватый

И - синий

Й-синеватый.

У - темно-синий, сине-зеленый, лиловый

Ю - голубоватый, сиреневый

Ы - мрачный тёмно-коричневый или чёрный

Как видим, цветоощущение Рембо не соответствует среднестатистическим нормам. Как показали исследования Л. П. Прокофьевой, индивидуальная синестезия присуща и некоторым русским литераторам, например, В. Набокову. Однако, чтобы восстановить справедливость, мы закончим разговор о фоносемантике цитатой из более «правильного» стихотворения поэта-филолога В. Г. Руделева, которое так и называется «Звуки».

Язык -

это слов драгоценные россыпи.

Только они

что-то и значат:

«Что вы читаете, принц? -

Слова, слова, слова...»

Но

как прекрасны

составляющие слов-

красное А -

упругое,

как резиновый мячик,

зеленое У-

вытянутое, как пальма,

синее И-

нежное,

как воздушный шар,

желтое О —

как молодой подсолнух.

О серебряные соноры

Р и Л!

О синее Н,

вырезанное из фольги.

О коричневые Г, К, X:

первое -

из гладкой кожи,

второе-

из замши,

третье - ласковый бархат.

Мы бежали на Волхонку

слушать, как звучат

вырезанные сепаратором звуки.

В отдельности!

А вот ключ к заданию с рисунками:

А	Б	В	Г	Д	Е
а2	а2	а1	а1	а2	а2
б1	б1	б2	б1	б1	б1
					с3