Реферат Курсовая Конспект
СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИМЕННОГО СЛОЖЕНИЯ - раздел Лингвистика, ОБЩАЯ ЛИНГВИСТИКА Как В Практике Описания, Так И В Теории Классов Форм Всегда Считалось, Ч...
|
Как в практике описания, так и в теории классов форм всегда считалось, что именное сложение относится к мофологии и является такой же разновидностью образования имен, как и деривация. Никто не будет оспаривать, что формальные особенности сложных слов в самом деле принадлежат морфологии имени, в частности тому ее разделу, который охватывает характерные изменения именной основы в диапазоне от ее состояния как несвязанной (свободной) формы к ее состоянию как члена сложного имени, поскольку эти изменения являются одним из показателей (часто единственным) сложения. С этой точки зрения сложные имена в основных языках предоставляют для описания обильный материал. Они были широко описаны и часто подробнейшим образом анализировались.
Йо морфологический анализ оставляет без ответа, а по существу,
даже не позволяет поставить основной вопрос: какова функция
сложных имен? Что делает их возможными и почему они необхо
димы? В языке, состоящем из простых знаков, существование еди
ниц из двух соединенных знаков вызывает вопрос: где общий источ
ник сложных имен и откуда происходит разнообразие их форм?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо, по нашему мнению, рас
сматривать сложные имена уже не как морфологические типы, а
как синтаксические структуры. Именное сложение—это микро
синтаксис. Каждый тип сложных имен следует изучать как транс
формацию какого-либо типа синтаксически свободного высказы
вания. *
Под этим углом зрения ниже рассматриваются основные классы сложных имен в том виде, в каком они установлены во всех языках, с целью выявить специфические синтаксические основы каждого класса и в конечном счете обнаружить их общую функцию.
Мы исходим из того принципиального положения, что сложное имя заключает в себе всегда два и только два слова. Из функции сложения исключаются (как, впрочем, довольно широко принято) префиксы и превербы, поведение и роль которых носят совершенно иной характер. Но из двух компонентов сложного имени один сам может быть сложным: нем. Bleistifthalter, англ. cocktail-mixer, греч. TpiaxovTa-sxT)g» «тридцатилетний». Сложное имя, становящееся компонентом сложного имени, считается за один компонент; в новом сложном имени компонентов опять будет только два.
При анализе сложных имен следует различать два фактора, которые подчиняются разным условиям: логическое отношение и формальную структуру. Последняя зависит от первого. Структура формируется отношением. Только логическое отношение дает критерии для функциональной классификации типов сложных имен.
Таким образом, отношение, выявляемое между двумя компонентами, должно рассматриваться как первый, наиболее общий критерий, которому все другие критерии будут подчинены. Мы выделим два больших основных класса: сложные имена, где отношение устанавливается между двумя компонентами и лежит в одном измерении с ними, и сложные имена, где отношение выходит за пределы обоих компонентов и, включая их в новую функцию, само видоизменяется. Все другие классы будут принадлежать этим двум как их подклассы.
Первый большой класс содержит сложные имена, в которых отношение целиком и полностью устанавливается между двумя компонентами. Эти последние образуют (по-разному) и отграничивают (постоянно) соответствующую синтаксическую структуру.
1. Прежде всего в силу простоты его бинарной структуры укажем здесь тип, называемый двандва («пара»), соединяющий два равноправных существительных в единицу, которую мы назовем парообразующей (couplante). Ведийский язык дает классические примеры этого: dyavaprthivt «небо-земля», pitaramatara «отец-мать», mitravaruna «Митра-Варуна»; в греческом языке vo%8-■rifxepov «(продолжительность) ночь-день, сутки». Особенность двандва состоит в том, что оба члена равноправны. Именно этим отношением и определяется их специфика. Они, следовательно, не образуют совместно синтаксической конструкции в собственном смысле слова, но объединяются отношением сочинения, анализ которого относился бы уже к общей теории бессоюзного сочинения. Поэтому двандва не допускает сведения двух членов к одному или главенства одного из компонентов над другим, кроме отношения предшествования, закрепленного традицией, но, впрочем, обратимого: pitaramatara или matara-pitara. Объединение двух имен реализует бессоюзную связь как синтаксическую черту и, кроме того, служит
лексическим способом выражения для синтетической формы так называемого эллиптического двойственного числа: dySvS «небо (+ земля)», mitra" «Митра (+ Варуна)».
2. Другой тип представляют собой сложные имена, объединяющие два существительных: oiseau-rnouche «колибри», chien-loup «волкодав», poisson-chat «com», papier-monnaie «бумажные деньги» и т. д. Между ним и типом двандва есть существенное различие: этот тип обозначает не два, а один реальный предмет. Но он обозначает его двумя соединенными знаками, из которых и тот и другой именные. Необходимо выявить связь между двумя членами, а затем синтаксическую конструкцию, которой создается новая единица.
Из двух членов название дает всегда первый: oiseau-mouche — это oiseau «птица», poisson-chat — это poisson «рыба». Второй член служит видовым определением первого, прилагая к нему имя другого класса. Но между двумя [экстралингвистическими] референтами существует лишь дизъюнктивное отношение: мухи не являются разрядом птиц, а кошки — разрядом рыб. Существо, обозначаемое как oiseau-mouche, следовательно, является по внешним признакам членом двух различных классов, которые, однако, и не однородны, и не симметричны, и даже не близки друг другу. Если это двойное обозначение остается тем не менее непротиворечивым, то это объясняется тем, что устанавливаемое им отношение является не логическим и не грамматическим, а семантическим. Предмет, обозначенный таким способом, неодинаково связан с обоими классами. Одному классу он принадлежит по своей природе, другому приписывается в переносном смысле. Oiseau-mouche — это действительно птица, но такая птица, которая имеет некоторое сходство с мухой. Papier-monnaie— это бумага, а не монета, так как свойством монеты является ее материал (металл), форма (отдельный предмет особого вида), знак (чекан); тем не менее именно бумага, имеющая некоторую аналогию с монетой, заменяет ее. Таким образом, лексические знаки типа oiseau-mouche, papier-monnaie несут в себе две категории; одна отражает объективную природу вещей, другая — фигуру мысли. Роль этих сложных имен заключается в том, чтобы объединить в одном выделяющем наименовании классификацию по реальным признакам и классификацию по внешнему сходству. Этим доказывается, что отношение устанавливается между вещами, а не между знаками.
Мы видим и синтаксическую конструкцию, которая лежит в основе этих сложных имен. Oiseau-mouche сводится к определительной синтагме: oiseau qui est une mouche «птица, которая является мухой», papier-monnaie—papier qui est de la monnaie «бумага, которая является монетой (деньгами)». В этом типе построения связка qui est «который (-ая, -ое) является (есть)» между двумя лексемами, судя по тому смыслу, который она порождает, предполагает особую функцию глагола etre «быть». Это не логический показатель тождества между двумя классами, поскольку условия употребления
требовали бы такого определения: эта пропозициональная функция формы «х, который есть г/», применяется здесь к реальному предмету, и, однако, референты х и у несовместимы — что было бы противоречивым.
Отношение, устанавливаемое посредством глагола «быть», должно скорее пониматься здесь как отношение семантического уподобления двух различных понятий на основе какой-либо общей черты, которая имплицитно содержится в них, но не указывается. Между «птицей» и «мухой» это будет семантический признак «маленький размер», между «бумагой» и «монетой» — семантический признак «установленный законом денежный знак». Как отождествление по сходству между называемым объектом и сравниваемым объектом эта конструкция, не соответствующая ни одному из логических значений глагола «быть», отражается в сложном имени через простое соположение двух образующих его знаков — способ описательный и экспрессивный. Как лексическая единица это сложное слово имеет часто эквивалентом простой знак: oiseau-mouche и colibri «колибри», poisson-chat и silure «com», papier-monnaie и assignat «ассигнация» (или billet de banque «банковский билет» — сложное имя другого типа). Можно сделать вывод, что это сложное имя и поддерживающая его свободная конструкция имеют функцией представлять интуитивно воспринимаемое отношение подобия между называемым предметом и каким-либо предметом другого класса и выражать это отношение подобия в форме двойного знака, первый член которого — определяемое-уподобляемое, а второй — определяющее-уподобляющее. Так в номенклатуре устанавливается новый класс, в котором способ обозначения, объединяя два уже известных знака в новую единицу, делает экономию на отдельном едином знаке, либо оставляя его в качестве только запасного, либо вообще вытесняя (oiseau-mouche рядом с colibri), либо, когда он остается, по-новому дифференцируя его: так от исходного имени martin, в просторечии обозначающего воробья, образуются martin-pecheur «мартин-рыбак (зимородок)», затем martin-chasseur «мартин-охот-ник».
3. Третий тип этого класса — сложные имена с отношением за висимости, члены которых являются двумя существительными, связанными определительным отношением (отношением детерминации) англ. arrow-head «острие стрелы», греч. о1хо-Ьеоя6хг$ «хозяин до ма», санскр. raja-putra- «сын царя». Основой сложного имени яв ляется свободная синтаксическая группа с определяющим в генитиве и определяемым в номинативе (каким бы образом ни осущест влялось формально это отношение, для простоты указанное здесь в терминах падежных флексий).
Из всех классов сложения этот класс со всех точек зрения обна руживает самую ясную и непосредственную связь со свободной синтаксической базой, вплоть до того, что иногда сложное имя и синтагма оказываются, по-видимому, взаимозаменяемыми по
желанию. Если это так, то в той мере, в какой сложное имя и синтагма допускают свободный и безразличный выбор, можно считать этот тип сложного имени плеонастическим и поставить под вопрос его законность по отношению к синтагме. И однако, он развился, а в некоторых случаях был и продуктивным. В чем же могла заключаться его функция? Этот вопрос еще не ставился. Речь идет о том, чтобы найти критерий различения сложного имени и синтагмы, то есть принцип, на котором базируется отбор компонентов этих сложных имен.
Чтобы обнаружить его, следует прежде всего рассмотреть список сложных имен этого класса и установить, из каких категорий берутся компоненты сложных имен этого типа. Здесь древние индоевропейские языки представляют особенно удобное поле для наблюдений. Как известно, первоначально этот тип был редким и узко ограниченным. В ведийском и древнегреческом языках он имеет только небольшое число своих представителей 1. Для ведийского языка приводят лишь около десятка примеров. На самом деле это еще слишком много 2. Мы оставим для рассмотрения, как достоверные, лишь три-четыре изначальных сложных имени (composes-souches). Сама их редкость делает их особым типом и побуждает рассматривать каждое в отдельности.
Прежде всего, существует компонент -pati «начальник, хозяин», очень продуктивный, имеющий уже в Ригведе целую парадигму: dampati- «хозяин дома» (греч. 8га-п6хщ), vis-pati- «глава рода», jSs-pati- «глава семьи» и т. д. Засвидетельствованы также putra-«сын» в raja-putra- «сын царя», brahma-putra- «сын брамина» и rajan- «царь» в jana-r&jan- «царь племени».
На основе этого короткого списка, в котором содержится большинство первоначальных примеров, уже можно составить точное представление об отношении, которое предстоит определить. Сложные имена, у которых второй компонент «глава», «сын» или «царь», в логике характеризуются как функция с двумя переменными: «быть сыном» — не самостоятельный предикат, он требует дополнительного аргумента, без которого он неполон, так что «сын», «глава», «царь» обязательно значит «сын того-то», «глава того-то», «царь того-то».
1 Ср. Wackernagel, Altind. Gramm., II, 1, стр. 241, § 97.
1 Так, из небольшого списка, который Вакернагель дает по Арнольду для самых древних частей Ригведы, нужно было бы изъять многие примеры: nava-jvara-, raaha-dhana-, maha-vira- содержат прилагательные в качестве первого компонента и относятся, следовательно, к той же категории, что и candra-mas-(ср. Wackernagel, § 101); devaksatra- (RV. V 64,7) надо считать именем собственным, вслед за Гельднером (Geldner, trad, ad loc.) и Рену (Renou, Et. ved. et pan., V, 1959, стр. 80; VII, 1960, стр. 45), и в качестве такового его лучше рассматривать как бахуврихи: «в котором k§atra происходит из devas»; dru-pada — бахуврихи «с деревянной ногой», как на это уже указывал А. Дебруннер (A. D е-brunner, Nachtrage zu Wackernagel, II, 2, стр. 34—35); о divo-dasa- и hiranya-ratha- см. ниже.
Имена, принадлежащие к этой логической категории, прежде всего указывают на родство или на связь с какой-нибудь социальной группой. Этот признак присутствует также в собственном имени divo-dssa- «слуга неба» (с divo < divas ген., синтагма, превратившаяся в собственное имя). Отсюда сначала весьма ограниченное количество сложных имен этого типа. Однако иногда он получает неожиданное пополнение. Удивляет, например, в нем hiranya-ratha-«золотая повозка», и возникает вопрос, каким образом hira-nya-ratha- может войти в тот же класс, что и raja-putra- «сын царя», при разнице в логическом статусе между ratha- «повозка» и putra-«сын». Связь проясняется с помощью контекстуального значения hiranya-ratha- (RV. I 30, 16): не «повозка, сделанная из золота», а «повозка, полная золота» («goldbeladener Wagen» — Вакернагель; «ein Wagen voll Gold» — Гельднер); ratha- взято здесь как название вместилища; лучше было бы перевести: «повозка золота». Тогда Ыгапуа-гаШй- становится симметричным с raja-putra-. Такие функции, как в charretee de (foin) «повозка (сена)», poignee de (grain) «горсть (зерна)», имеют ту же логическую структуру, что и fUs de (roi) «сын (царя)», chef de (famille) «глава (семьи)», и отношение содержащее — содержимое можно уподобить отношению член— совокупность, будь то отношение англ. head «голова» к arrow «стрела» в arrow-head (букв, «голова стрелы») или отношение санскр. pati- «хозяин» к dam- «дом, семья» в dam-pati- «хозяин дома».
Итак, этот класс сложных имен выражает функции с двумя переменными в синтаксической форме предикации: «х есть у-а» (х est de у), реализуемое как «сын (есть) царя», «глава (есть) семьи». Сложное имя составляется из имен существительных, которые являются по своей природе относительными терминами, требующими дополнительных терминов, такими, как термины родства или социального положения. Это первоначальное ядро увеличивается за счет обозначений, входящих в другие семантические категории, но приобретающих благодаря своему употреблению то же самое логическое отношение к своим дополнительным терминам. Таким образом, одновременно устанавливается принципиальная граница между сложным именем так называемого именного определения (детерминации) и синтагмой: эта последняя не подвержена никакому логическому ограничению и может объединять этим синтаксическим отношением имена любых классов.
4. Тип, который можно было бы назвать классическим,— это сложное имя с первым именным, определяющим, членом и вторым глагольным, определяемым: греч. inn6-6aiog «укротитель лошадей», лат. signi-fer «знаменосец», санскр. havir-ad- «кто вкушает жертвоприношение», др.-перс. ar§ti-bara- «копьеносец», angl. shoe-maker «сапожник», русск. медв-едь «медоед». То же самое отношение, но с обратным порядком компонентов и с невозможностью для говорящего выбирать порядок,— во французском типе porte-monnaie «портмоне» (букв, «носитель денег»). Столь же ясное, сколь и
S46
широко распространенное, это образование основывается на свободном предложении с личной формой переходного глагола, управляющего именным членом: греч. inn6-8aio<i «он укрощает лошадей», лат. signi-fer «он несет знамя» и т. д. 8.
Мы встречаемся, однако, с одной любопытной аномалией. Каким бы очевидным ни казалось отношение, устанавливаемое между этим сложным именем и свободным предложением с переходным глаголом, оно не может объяснить существование параллельного типа, в котором те же элементы объединены тем же внутренним отношением, но в обратной последовательности: глагольное определяемое + определяющий номинатив, и, однако, с тем же общим смыслом. Этот тип представлен в большинстве древних индоевропейских языков, особенно в греческом и в индо-иранских: греч. ap^s-xaxog «являющийся источником бедствий», cpepe-oixog «который носит свой дом», санскр. trasa-dasyu имя собств. «который устрашает врага», k§ayat-vira- «который командует людьми», др.-перс. xSayar&an-имя собств. (х§ауа-аг§ап-) «который командует героями», авест. baro-zaoOra- «который приносит жертву». По-видимому, этот тип также предполагает свободную конструкцию .из переходного глагола и его дополнения: греч. cpepe-oixoc; «он носит свой дом», санскр. trasa-dasyu- «он устрашает врага» и т. д.
Оба типа сложных имен, формально различающиеся порядком следования компонентов, всегда рассматривались как сходные и функционально, и по смыслу. Лингвисты, которым приходилось их описывать, считают их синонимами, тем более что в обратном порядке иногда могут идти те же лексемы, и, таким образом, мы располагаем обратимыми сложными именами; например, авест. Ьаго. zaoBra- и zao9ra. bara-, и оба означают «который приносит (bara) жертву (zaoBra-)». Вопрос о каком-либо возможном различии между тем и другим порядками компонентов нигде даже не поднимался.
Однако трудно представить себе, чтобы оба порядка сложения, именной член + глагольный член или глагольный член + именной член, могли заменять друг друга по желанию говорящего и чтобы они находились друг к другу в отношениях свободного варьирования. Подобный плеоназм заведомо не мог бы быть терпим в таком языке, где сложение подчиняется твердо установленным нормам. Еще менее понятно, почему они развивались именно так, если они являются лишь простыми стилистическими вариантами.
Следует поставить вопрос, каким образом и один, и другой тип сложных имен, различающиеся порядком компонентов, могут
3 Достаточно добавить, поскольку описание сложных имен самих по себе не наша цель, что отношение «объект + глагольно-переходное имя» превращается в пассивное управление, когда глагольным членом сложного имени является прилагательное на -*to- или пассивное причастие: английское hand-made, греч. %eipo-JtoiTytog, лат. manu-factus «сделанный руками», и что глагольная непереходная функция появляется в санскр. rathe-§tha «кто стоит на колеснице». Синтаксис трех диатез отражается таким образом в сложных именах.
основываться на одной и той же свободной конструкции — предикативной форме в настоящем времени. В самой основе этой конструкции должна существовать двойственная синтаксическая возможность, которая продолжается в двух разных последовательностях компонентов сложных имен.
Действительно, это предположение подтверждается синтаксисом высказывания. Мы имеем в виду не изменение порядка следования глагола и дополнения, поскольку этот порядок свободен, не обусловлен и не влияет на смысл, а двойственное значение, присущее форме настоящего времени. В формах типа «он носит, несет...» можно видеть или вневременное настоящее определения: «он несет он носит... = он носитель...» или актуальное настоящее описания: «он несет, он носит... = он совершает действие несения, ношения». Такова искомая разница между греческим сложным именем на -фброе «носитель по призванию или по природе» (определение) и сложным именем на срерг-» (тот), кто несет действительно» (описание).
Значение первого типа едва ли нуждается в доказательствах. Само обилие сложных имен на -фброс, выделяет везде «носить» как функцию: Xaocpopog «(дорога), которая несет народ (= людная)»; есостфброд «(звезда), которая приводит зарю, Lucifer»; фсоафброд «(светило, божество), которое приводит свет»; харлофброс, «(дерево, место), которое производит плоды» и т. д.
Будет, однако, полезно осветить собственное значение сложных имен на ферг- в их текстуальном употреблении. Геродот характеризует названием ферг-oixoi скифов-кочевников, которые, живя на повозках, «перевозят свой дом», и здесь это слово выражает процесс в его реализации и наблюдаемую деятельность людей 4. У Пиндара a|iicA,axiai фергшпхн (Pyth. 2, 31) — это «заблуждения, которые (действительно) несли с собою горе». Так же и прилагательное фереууиод определяет того, «кто действительно дает ручательство, кто достоин доверия, надежный». С другими глагольными основами: e%s0ufiog «кто сдерживает свои страсти»; ex<Mppcov «кто оставляет при себе свои мысли, благоразумный». Очень показательно в своем контексте гомеровское apxsxaxog «кто был причиной зла», определение, примененное к конкретному объекту, связанному с конкретным событием: ...VTjag ... apxexaxoug, a'i яйсть xaxov Tpcoeacri yevovTO 01 t' ahxS> «...эти корабли... причины несчастий, которые были горем для всех троянцев и для него тоже» (Е 62—64); относительное предложение представляется аналитическим переводом этого сложного имени. Напомним, для сопоставления и для контраста, что -apxog как второй член указывает на постоянное качество «главы, начальника» (vayapxog «начальник флота, адмирал»), а -е%од — на функ-
4 В поэтической речи (pepsoixog служит кеннингом для обозначения многих животных, носящих раковину; ср. Н. Troxler,Sprache undWortschatz He_iods, Zurich, 1964, стр. 22.
цию «носитель, держатель, обладатель» (окгятоо%ос, «скиптроно-сец» — царь или герольд; рофбоохо? «жезлоносец» — судья, судебный исполнитель).
Эта интерпретация согласуется с двумя особенностями, свойственными этим сложным именам с первым глагольным и управляющим членом. Одна особенность заключается в том, что они обозначают одушевленные существа или предметы не как носителей какой-либо функции — эта функция могла бы им принадлежать, никогда не реализуясь в действии, — но как действительно выполняющих или выполнивших названное действие и тем самым как существа или предметы особые и определенные. Следовательно — и это вторая характерная черта,— этот способ образования создает определения, которые подходят для индивидов, а не для классов, и которые описывают их через осуществляемые ими действия, а не через их потенциальные функции.
Вот почему этот тип сложения создает большое количество индивидуальных собственных имен, особенно в греческом и индо-иранском: греч. Mevs-Яаод, 'Ayk-Xaoq,, 'Apxe-^aog, Meve-xappig, ТХт]-лтбЯецос; и т. д.; вед. Trasa-dasyu-; др.-перс. Daraya-vahu- «кто поддерживает добро (благо)» (=Darius); XSayarSan- «кто царствует над воинами» (= Xerxes); авест. UxSyat-arata- «кто увеличивает порядок» (имя старшего сына Заратустры) и т. д.
Различение двух разновидностей сложных имен с внутренним управлением в зависимости от порядка следования управляющего и управляемого сведено, таким образом, к его синтаксическому основанию, которое представляет собой совмещение двух значимо-стей в глагольной форме свободного высказывания в настоящем
времени.
Более того, эта возможность производить две разновидности сложных имен из одних и тех же компонентов в свою очередь разъясняет синтаксическую структуру свободного высказывания. Сложные имена типа oixo-фиЯа! «сторож дома», 9са>ат.Г1-ф6род «носитель смерти» опираются на высказывания «он сторожит дом; он несет смерть». Но здесь настоящее время «он сторожит; он несет» представляет собой в действительности трансформацию предикативного оборота «он — сторож; он — носитель», который дает этой конструкции одновременно логическое и синтаксическое обоснование; глагольная форма настоящего времени содержит, следовательно, предикацию неотъемлемого свойства. Но в типе фера-о1ход исходное свободное высказывание «он несет свой дом» не является трансформацией какого-либо базового предикативного высказывания; оно формирует только описание. Здесь глагольная форма настоящего времени не утверждает какого-либо свойства бытия, она предици-рует актуальный процесс.
Поле этого различения не ограничивается сложными именами. Оно охватывает другие способы именного образования. Как производные с синтаксическим основанием, оба класса имен деятеля (соот-
ветственно на -terи на -tor) и оба класса имен действия (соответственно на -tu- и на -ti-) распределяются согласно тому же принципу 5, что и оба класса отглагольных сложных имен. Таким образом, выявлено крупное членение в категории глагола, которое связано с основной природой глагола в настоящем времени и распространяется вплоть до именной деривации.
II
Второй большой класс — это класс сложных имен, в которых отношение между обоими компонентами некоторым образом выходит за их пределы.
5. Это сложные имена, называемые бахуврихи, широко распространенный тип, несколько примеров из которого мы приведем: англ. blue-eyed (голубой + глаз) «голубоглазый»; греч. xuvo-хгфаЯод (собака + голова) «пёсьеголовая (обезьяна)»; лат. quadru-pes (четыре + нога) «четвероногое (животное)»; вед. ugra-bshu-(сильный + рука) «(бог) сильнорукий»; др.-перс, tigra-xauda- (заостренный + шлем) «(Сакас) острошлемый»; яз. пайут cinanwavi"-tots (койот + голова) «(человек) с головой койота, crazy-headed person»e; франц. rouge-gorge (красный + грудь) «красногрудка (птица малиновка)».
Определение этих сложных имен всегда представляло трудности, хотя эмпирический анализ не вызывает разногласий. Они получили много названий. Наименование бахуврихи, менее всего обязывающее, в санскрите обозначает класс через одного из его представителей. Употребляют также термин «экзоцентрическое сложное имя», то есть такое, «центр которого находится вне его», что не проясняет отношения, последнее лишь выводится за пределы сложного имени. Более ясен, по крайней мере в своем непосредственном значении, термин «посессивное сложное имя», который содержит, как мы увидим дальше, частицу истины, но и он остается приблизительным, плохо определенным и в общем неадекватным. Ни одно из этих обозначений на самом деле не отражает особенности предмета, который надлежит определить.
Причина этого в том, что, в отличие от других классов, простых по синтаксической конструкции, этот класс основан на сложной синтаксической конструкции. Возьмем, например, такой пример бахуврихи, как гомеровское ар->ир6-то£од «(бог) сребролукий». Он восходит к аналитическому предложению «его лук — серебряный» (или, что то же самое, «у него [он имеет] серебряный лук»). Однако —и это важный момент — это предложение не является
6 Е. Benveniste, Noms d'agent et noms d'action en indo-europeen, P., 1948, 1 re partie.
6 Пример взят у Сэпира, который классифицирует его как «бахуврихи» (Е. Sapir, Southern Paiute), стр. 74.
простым и, не будучи простым, оно не может рассматриваться как конечное основание сложного имени. Мы считаем, что «его лук серебряный» — это стяжение двух логически предшествующих и синтаксически различных предложений, сочленяющим звеном между которыми является местоименный член «его» (или глагол «он имеет»). Одно из них — предикативное предложение качества: «лук серебряный»; другое — предикативное предложение принадлежности: «серебряный лук принадлежит кому-то (х)». Это последнее предложение способно иметь формальный вариант: «х имеет серебряный лук» ?. Атрибутивное предложение имеет своим признаком предикат существования «быть у (принадлежать)» (etre а), который необходимо предполагает носителя атрибута, выраженного или невыраженного. Обнаруживается, следовательно, что стяженное предложение «его лук серебряный» включает как необходимый фактор конструкции актуального или потенциального носителя атрибута при «быть у (принадлежать)». Это свойство и определяет синтаксическую структуру бахуврихи*.
Яркое подтверждение тому, что это сложное имя основывается на атрибутивной конструкции, мы находим в материале разных языков, где имеется особая синтаксическая группа, которая предваряет, в некотором роде атрибутивное сложное имя и в которой функцию атрибуции берет на себя посессивное выражение. Так обстоит дело в ирландском языке, где с этой целью употребляется посессивная форма а третьего лица: Cailti cruaid a chri «К. крепкий его тело, К. с крепким телом»; ben... sion a gruad «женщина наперстянка (цветок) ее щека, со щекой цвета наперстянки (= с алыми щеками)» *. Это обычный оборот в семитских языках, где он образует ядро «относительного предложения» 10: mra?atun hasanun ahu-ha «женщина прекрасный ее (-ha) брат; т. е., брат которой прекрасен». В древнетурецком языке: qal-i kortlam «мой (господин) его-бровь (qaS-i) [есть] красивая, т. е. с красивыми бровями» u ; тур. kizi gtizal afandi «человек его-дочь [есть)] красивая, т. е. с красивой дочерью» 12; dam-iqirmizi ev «дом его-крыша (dam-i) [есть] красная, т. е. дом с красной крышей» 13. Можно было бы привести
I В Другой работе мы говорили о связи между «иметь» и «быть у кого-либо»!
см. в наст. кн. гл. XVII.
8 Свойство, смутно угадываемое теми, кто определяет эти сложные имена как «посессивные». Но почти все прилагательные можно было бы назвать «посессивными», поскольку синтаксически они согласуются с существительным, которое является как бы «обладателем качества».
в Обычно это выражение описывается как «генитив относительного местоимения», что годится только для языков описания, как современные западные языки. Примеры см.: J. Vendryes, Grammaire du vieux irlandais, § 646, стр. 341; Thur-neysen, A grammar of Old Irish, § 507, стр. 321; Lewis-Pedersen, A Concise Comparative Celtic Grammar, § 392, стр. 239.
10 См. в наст, книге гл. XVII.
II A. von Gab a in, Alttiirkische Grammatik, 2-е изд., 1950, § 403.
12 К. Gronbech, Der turkische Sprachbau, I, стр. 86.
1? J. Deny, Grammaire de la langue turque, § 354, стр. 230.
много других параллелей 14. Эта конструкция в ирландском языке сосуществует со сложными именами типа бахуврихи, где прилагательное в предикативной функции предшествует существительному и где суффиксом -ech отмечается атрибуция; например, cran-suil-ech «dunkel-aug-ig, темно-глаз-ый». Сравнение сложного имени cran-suil-ech с синтаксической группой (beich) bee a nert «(пчёлы) маленькая [есть] их (а) сила; т. е. слабосильные» обнаруживает полный параллелизм этих двух приемов: они обладают одновременно предикативным значением, выраженным порядком элементов, и атрибутивным значением, выраженным посессивным а и суффиксом -ech.
Так выявляется атрибутивная функция, которую в бахуврихи выполняет суффикс. Поразительную иллюстрацию этому дает вед. deva-patnl, которое означает не «хозяйка (госпожа) богов», а «(та), которая мужем имеет бога (=жена какого-либо бога)». Женский род -patnl в действительности представляет собой «муж» с суффиксом атрибуции, и так как носитель атрибута—существо женского рода, то суффикс необходимо имеет форму -Г. Однако нужно отметить, что атрибуция имеет объектом не pati- «муж», а скрытую предикацию *deva-pati-«бог [есть] муж», так что (в форме атрибуции к носителю атрибута женского рода) deva-patnl будет означать аналитически: «бог-муж у (нее)», что является сочетанием обеих предикаций. Эта синтаксическая структура является основой семантических отношений: сложное имя deva-patnl (бахуврихи) всегда женского рода; оно не может иметь мужского рода 15, в то время как grha-patni (татпуруша) «хозяйка дома» — это женский род от grha-pati- «хозяин дома», поскольку это сложное имя основывается на конструкции «он (она) есть хозяин того-то» (ср. выше). Этим од-ноплановое grha-patni коренным образом отличается от двуплано-вого deva-patnl (ср. ниже).
Рассмотрим кратко следствия этого определения бахуврихи.
1. В отношении числа компонентов формальная структура этого сложного имени не изоморфна ее синтаксической структуре. Формальная структура двучленна (два члена морфологического единства) — синтаксическая структура трехчленна; кроме двух выраженных членов, она включает невыраженный, но необходимый член — это носитель атрибута.
14 См., в частности, G. Deeters, IF, 60, 1952, стр. 47 и ел., который собрал разные образцы этих конструкций (стр. 51 и ел. о кавказских языках).
16 Его необходимая и исключительная принадлежность к женскому роду не только индивидуальный факт и следствие контекстных причин, но и связана с тем, что все сложные имена на -patni в Ригведе — бахуврихи (ср. Wackernagel, цит. соч. II, I, § 38Ь, стр. 90). В самом деле, в Ригведе не существует patni «супруга» как женский род от pati- «супруг», но лишь patni «хозяйка, госпожа», женский род от pati- «хозяин, господин». Редкие примеры с patni «супруга», приводимые словарями, все относятся к миру божеств и могут значить также и «хозяйка, госпожа». Равным образом следует признать бахуврихи вед. sa-patni, авест. ha-pa9nl «наложница» при анализе «(та), которая имеет общим (sa-, ha-) супруга; т. е. которая делит супруга с другой женщиной».
2. Такая асимметрия зависит от особой природы конструкции,
являющейся стяженным предложением. Как выражение атрибутив
ного отношения, эта конструкция приводит в действие две составля
ющие: функцию атрибутируемого, синтаксическую подъединицу,
являющуюся носителем предикации качества («лук серебряный»),
и функцию носителя атрибута («серебряный лук у.... (принадле
жит...)»).
3. Существенно различение двух планов предикации. Природа
этих планов неодинакова:
предикация качества «лук серебряный» (в греч. аруир6то|ос,), «рука сильная» (в санскр. ugra-bahu-) является синтаксической функцией, устанавливаемой между знаками;
предикация атрибуции «серебряный лук у... (принадлежит...)», «сильная рука у... (принадлежит...)» является семантической функцией, устанавливаемой между знаками и референтами.
4. Тем самым можно логически обосновать установленное выше
различие между двумя большими классами, которые охватывают
все множество сложных имен:
все сложные имена, относящиеся к первому классу, являются предикативными именами качества и имеют только синтаксическую функцию, включая так называемые сложные имена управления; они одноплановы;
все сложные имена второго класса (бахуврихи) сочетают синтаксическую функцию и семантическую функцию; они дву-
плановы.
5. Двуплановые сложные имена (бахуврихи) определяются как
носители двойной предикации — качества и атрибуции. Их сле
дует, таким образом, заново интерпретировать в новой логической
структуре, которая бинарна в ином смысле: компонент, указываю
щий на атрибуцию (это форма сложного имени в целом), и компо
нент, указывающий на носителя атрибута, внутренне присущий
форме сложения. Функцию носителя атрибута может в случае не
обходимости выполнять отдельный аргумент («Аполлон сребролу-
кий») или, при отсутствии такового, его субститут, местоимение или
анафорический член, занимающий место пустой функции: «(тот),
кто имеет...»
6. Это синтаксическое отношение атрибуции имеет коррелят
в морфологии сложного имени: изменение формального класса за
трагивает определяемый субстантивный компонент. Свободная
форма жен. p. xecpaX-q «голова»становится в (xuvo-) xecpouog «пёсь-
еголовый»— xecpauog, -т], -ov; -oi, -ai, -a, т. е. варьируется в роде и
числе; свободная латинская форма среднего рода caput «голова»
становится -ceps в (bi-)ceps «(дву)главый».
Показателем этого изменения класса может быть апофоническое чередование или присоединение одного или двух суффиксов: свободная форма нем. Auge «глаз» становится -aug-ig в (blau-)augig «голубоглазый»; свободная форма англ, eye «глаз» делается -eyed
в (blue-)eyed «голубоглазый»; свободная форма BeHrep.szem «глаз» становится -szem-u в kek-szem-ii «голубоглазый» и т. д. Это формальный показатель атрибутивной функции, возложенной на базовое предикативное предложение.
7. Двуплановая структура и природа сложного имени здесь
соответствуют друг другу. Отношение, которое было бы однопла-
новым, только бытийным или только атрибутивным, могло бы соз
дать в именной форме не сложное имя, а лишь производное — дери
ват. Это видно, если транспонировать отдельно то и другое в имен
ную форму: il est enfant «он дитя» дает enfantin «детский»; il a arme
«он имеет оружие» дает аппё «вооруженный». Только сочетание
предикации качества и предикации атрибуции может создать форму
именного сложения.
8. Между двумя планами существует иерархия; сначала бы
тийная функция, затем атрибутивная функция: предмет может «быть
у...» (= принадлежать) лишь постольку, поскольку он «есть такой-
то или такой-то». Атрибутивная функция возлагается только на
предикативную синтагму «быть таким-то».
Из проведенного анализа вытекает несколько выводов, которые касаются природы и функции сложных имен, как мы их определили исходя из их внутриязыковых отношений 1в.
Язык — не застывший реестр, который каждому говорящему остается только приводить в действие для целей своего собственного высказывания. Язык сам по себе—средоточие непрестанной работы, которая воздействует на формальный аппарат, трансформирует его категории и создает новые классы. Сложные имена являются одним из этих трансформационных классов. Они представляют собой трансформацию некоторых типовых, простых или сложных, предложений в именные знаки.
Создание сложных имен, следовательно, нельзя больше объяснять простым непосредственным соединением двух уже существующих знаков. Если бы именное сложение было, как его всегда представляют, процессом морфологического характера, то нельзя было бы понять, почему оно имеет место, по-видимому, во всех языках и каким образом могли возникнуть эти немногочисленные формальные классы, столь сходные между собой в самых разных языках. Все дело в том, что импульс, приведший к появлению сложных имен, исходил не из морфологии, в рамках которой он не диктовался никакой необходимостью; начальной точкой были синтаксические конструкции с их разновидностями предикации. Именно
19 Эти выводы во многих отношениях идут дальше выводов доклада, сделанного уже давно и к тому же ограниченного материалом сложных имен типа детерминации, который кратко изложен в BSL, 44 (1947—48), «Proces-verbaux», стр. XLII.
Синтаксическая модель открывает возможность для появления морфологического сложного имени и производит его путем трансформации. Предложение в его различных типах вторгается таким образом в сферу имени.
Следовательно, нужно признать за сложными именами особое положение. Обычно их помещают вместе с производными в «образование существительных», тогда как их скорее нужно было бы включить в новую главу теории форм, посвященную явлению, которое можно было бы назвать «метаморфизм»: под ним мы понимаем процесс трансформации одних классов в другие.
Этот процесс, рассматриваемый в функционировании языка, соответствует определенной функции, которая выявляется при сравнении синтагматики предложения с синтагматикой сложного имени. Как мы видели, синтаксическая модель всегда несет простую или сложную предикацию; эта последняя по своей природе выражает актуальный процесс. С того момента как предложение трансформируется в сложное имя и члены предложения становятся компонентами сложного имени, предикация переходит в латентное состояние, а актуальное высказывание становится потенциальным (виртуальным). Таково следствие процесса трансформации.
Теперь функцию сложного имени можно определить так: транспонировать актуальное отношение предикации, выраженное базовым предложением в виртуальное. Именно этой функции отвечают и формальные характеристики сложного имени. Все, что может указывать на актуальную ситуацию, в нем стирается: глагольная предикация становится лишь имплицитной, первый компонент, лишенный всяких признаков падежа, числа, рода, сведен к семантеме, второй компонент, на который опирается синтагматическое отношение, принимает новую форму и новое окончание, показатели статуса прилагательного, получаемые сложным именем. Все это доказательства виртуализирующей функции, которую принимает на себя новый именной знак.
Переходя таким образом в формальный класс имени, свободное предложение неизбежно сужает свои синтаксические возможности. Разумеется, невозможно, чтобы два компонента сложного имени сохранили все богатство синтаксических связей, которые может иметь свободное предложение. Тем не менее сложные имена способны к большему разнообразию, чем это может показаться, и большое число их разновидностей, отмечаемое грамматиками, как раз и соответствует разным типам предложений. Приведем только один пример: вед. vajra-hasta- (дубинка + рука) означает «(держащий) дубинку (в своей) руке»; оно восходит к стяженному предложению «рука, (держащая) дубинку, принадлежит (ему)», что равнозначно «чья рука держит дубинку». В двуплановом сложном имени это предполагает первичное предложение «рука (держит) дубинку», то есть вместо предикации посредством глагола «быть» ее лексический вариант с глаголами «иметь, держать»,
Но это относительное обеднение синтаксического выражения при его преобразовании в именное выражение компенсируется разнообразием комбинаций, которые сложное имя предоставляет языку. Сложное имя дает возможность употреблять целые предложения как прилагательные или существительные и вводить их в этом новом качестве в другие предложения. Так создается, в частности, обширный и постоянно открытый список описательных сложных имен, служащих средством классификации, способных стать научными наименованиями и поэтическими эпитетами, и, помимо того, что они обогащают лексику, они способствуют метаморфической деятельности — этой, быть может, самой своеобразной работе языка.
9 Бенвенио»
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
ОБЩАЯ ЛИНГВИСТИКА... Под редакцией с вступительной статьей и комментарием Ю С Степанова... Издательство Прогресс Москва ЭМИЛЬ БЕНВЕНИСТ И ЛИНГВИСТИКА НА ПУТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИМЕННОГО СЛОЖЕНИЯ
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов