рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

ПРОБЛЕМЫ КОММУНИКАЦИИ

ПРОБЛЕМЫ КОММУНИКАЦИИ - раздел Лингвистика, ОБЩАЯ ЛИНГВИСТИКА ...


за «Acta Linguistica», IV, вып. 3 (М44), стр. V. Те же идеи Л. Ельмслев раз­вивает в статье на английском языке «Structural Analysis of Language», в: «Studia' Linguistica», 1947, стр. 69 и ел. Ср. такке «Proceedings of the VIII-th International Congress of Linguists», Oslo, 1958, стр 636 и ел.

33 См. их общий обзор в нашей стлъе «Новые тенденции в общей лингвисти­
ке», «Journal de Psychologies, 1954, стр. 130 и ел. (см. II главу настоящей книги,
стр. 37—43).

34 A. Martinet, Economie des chmgements phonetiques, Berne, 1955, стр. 11
(русский перевод: А. Мартине, Прикшп экономии в фонетических изменениях,
М., 1960, стр. 27).

35 Интересное сопоставление точекзрения проведено А. Мартине (A. Marti­
net, Structural Linguistics, «Anthropology Today», изд. Kroeber, Chicago, 1953,
стр. 574 и ел.). Теперь можно найти несюлько определений, собранных Э. П. Хэм-
пом (Eric P. Hamp, A Glossary of American Technical Linguistic Usage, Utrecht —
Anvers, 1957 — русский перевод: Э. Ьмп, Словарь американской лингвистиче­
ской терминологии, М., «Прогресс», 1)64, статья «Структура»).


ГЛАВ А V СЕМИОЛОГИЯ ЯЗЫКА

Семиологии предстоит многое сделать уже только для того, чтобы установить свои гра­ницы.

Ф. де Соссюр *

С того времени, как Пирс и Соссюр, эти два полярно различных гения, ничего не зная друг о друге и почти одновременно 2 пришли к мысли о возможности самостоятельной науки о знаках и способ­ствовали разработке ее основ, возникла важнейшая проблема, которая в условиях царящей в этой области неразберихи не полу­чила еще окончательной формулировки и, собственно, не была отчетливо поставлена: каково место языка среди знаковых систем?

В форме semeiotic Пирс возродил понятие St]fX8icoTi>t-fi, которое Джон Локк, исходивший из логики и трактовавший саму логику как теорию языка, применял к науке о знаках и значениях. Раз­работке этого понятия Пирс посвятил всю жизнь. Огромное коли­чество заметок свидетельствует о его настойчивом стремлении подвергнуть анализу в рамках семиотики не только логические, мате­матические и физические понятия, но также понятия психологи­ческие и религиозные. Эта никогда не оставлявшая его мысль постепенно обрастала все более усложняющимся аппаратом оп­ределений, направленных на то, чтобы распределить все сущее, мыслимое и переживаемое между различными категориями знаков. Для построения такой «универсальной алгебры отношений» 3 Пирс установил трихотомическое деление знаков на иконические знаки, знаки-индексы и знаки-символы. Эта трихотомия — почти все, что

1 Рукописная заметка, опубликованная в «Cahiers F. de Saussure», 16, 1957,
стр. 19.

2 Чарльз Пирс (1839—1914); Фердинанд де Соссюр (1857—1913).

3 «Моя универсальная алгебра отношений с лежащими в ее основе обозначе­
ниями 2 и И обладает способностью расширяться, так чтобы охватить все; то же
самое, и даже в еще большей степени, хотя и не в идеале, относится к системе
экзистенциальных графов» (С. S. Peirce, Selected Writings, ed. Philip P. Wie­
ner, Dover Publication, 1958, стр. 389).


осталось сегодня от сложнейших логических построений, воздвиг­нутых на ее основе.

Относительно языка Пирс не формулирует никаких точных и специальных определений. Для него язык — повсюду и нигде. Если он и уделял внимание языку, то никогда не интересовался его функционированием. Язык сводится для него к словам, а эти последние и есть знаки, но они не составляют отдельной категории или хотя бы некоторого самостоятельного подвида знаков. Слова по большей части относятся к «символам»; некоторые, например указательные местоимения, расцениваются как «индексы» и на этом основании попадают в один класс с соответствующими же­стами, например с указательным жестом. Пирс, следовательно, никак не учитывал того, что подобный жест понятен универсально, тогда как указательное местоимение составляет часть особой си­стемы звуковых знаков, т. е. человеческого языка, и далее — часть особой системы какого-то конкретного языка. Кроме того, одно и то же слово как «знак» может выступать в нескольких разновид­ностях: в качестве квалификатора (qualisign), в качестве сингуля-тора (sinsign), в качестве классификатора (legisign) 4. Одно не ясно, какую конструктивную пользу можно извлечь из подобных разграничений и чем они могли бы помочь лингвисту при построе­нии семиологии языка как системы. В конечном счете трудность, которая препятствует всякому конкретному применению идей Пирса, за исключением его широкоизвестной, но имеющей слишком общий характер трихотомии, заключается в том, что принцип знака постулируется как основа устройства всего мира и одновре­менно действует и как принцип определения каждого отдельного элемента, и как принцип объяснения целого, взятого абстрактно или конкретно. Человек в целом есть знак, его мысль — знак *, его эмоция — знак 6. Но если все эти знаки выступают как знаки

4 «Взятый сам по себе, знак выступает либо, во-первых, как проявление чего-либо вовне (appearance), и тогда я называю его кеалификатором (qualisign); либо, во-вторых, является отдельным предметом или событием, и тогда я называю его сингулятором (sinsign, где sin — первый слог слов semel «один раз», simul «вместе», singular «единственный» и т. п.); либо, в-третьих, как знак некоторого общего типа, и тогда я называю его классификатором (legisign). Когда в большинстве слу­чаев мы употребляем термин «слово», говоря, что the (определенный артикль)—это одно «слово», a an (неопределенный артикль) — другое, то «слово» — это знак-классификатор. Однако, если мы говорим, что на какой-то странице книги 250 «слов», из которых 20 — the, то термин «слово» выступает как знак-сингулятор. Сингулятор, который таким способом воплощает в себе классификатор, я обозна-чаютермином «копия» (replica) классификатора» (Пирс, цит. соч., стр. 391).

^ «...слово или знак, которые использует человек, есть сам человек. Ибо, если каждая мысль — это знак, а жизнь представляет собой цепь мыслей, то связанные друг с другом эти факты доказывают, что человек есть знак; таким образом, то, что каждая мысль является внешним (external) знаком, доказывает, что и человек представляет собой внешний знак» (Пирс, цит. соч., стр. 71).

6 «Все, что представляет для нас хоть малейший интерес, вызывает в нас особую, пусть даже незначительную, вмоцию. Эта эмоция является знаком и предикатом вещи» (Пирс, цит. соч., стр. в7).


друг друга, то могут ли они в конечном счете быть знаками чего-то, что само не было бы знаком? Найдем ли мы такую точку опоры, где устанавливалось бы первичное знаковое отношение? Построенное Пирсом семиотическое здание не может включать само себя в свое определение. Чтобы в этом умножении знаков до бесконечности не растворилось само понятие знака, нужно, чтобы где-то в мире су­ществовало различие между знаком и означаемым. Необходимо, следовательно, чтобы знак входил в некоторую систему знаков и в ней получал осмысление. Это и есть условие означивания (signi-fiance). Отсюда следует вывод, который противостоит идеям Пирса: все знаки не могут ни функционировать одинаково, ни принад­лежать к одной-единственной системе. Следует строить несколько знаковых систем и между этими системами устанавливать отно­шения различия и сходства.

Именно в этом пункте и теоретически и практически Соссюр выступает как полная антитеза Пирсу. У Соссюра теоретическое построение исходит из языка и рассматривает язык как объект исключительный. Язык исследуется ради него самого, а наука о языке получает три основные задачи: 1) синхронически и диахро­нически описывать все известные языки; 2) выявлять общие за­коны, действующие в языках; 3) установить свои границы и опре­делить самое себя 7.

За внешней логичностью этой программы не была замечена одна странная особенность, которая между тем и придает ей силу и дерзновенность: в качестве третьей задачи лингвистика должна определить самое себя. Эта задача, если ее осознать во всей глубине, вбирает в себя обе предыдущие и в некотором смысле отменяет их. Может ли лингвистика установить свои границы и определить самое себя иначе, как установив границы и определив свой объект, язык? Но может ли она в таком случае выполнять две другие свои задачи, указанные в качестве первых, а именно описание языков и изучение их истории? Как может лингвистика «обнаружить те силы, которые действуют некоторым постоянным и универсальным образом во всех языках, и вскрыть те общие законы, к которым можно свести все частные явления в истории», если она не начнет с определения своих собственных ресурсов и возможностей, то есть с определения некоторой подлежащей ведению лингвистики сферы из области речевой деятельности, а значит, с определения природы и отличительных свойств языка? В этом требовании все необходимо связано одно с другим, и лингвист не может решать одну из этих задач без прочих, не может никакую из них довести до конца, если прежде не осознал язык как самостоятельный объект среди других объектов науки. В таком осознании состоит предва-

'■ F. de Saussure, Cours de linguistique generate, 4-е изд., стр. 21. [Прим. ред.: Бенвенист указывает стр. и цитирует 4-е франц. издание «Курса», мы же даем стр. и перевод по русскому изданию: Ф. де Соссюр, Курс общей лингвистики, перев. А. М. Сухотина, М., 1933. Здесь стр. 32.]


рительное условие всякого последующего познавательного шага в лингвистике, и задача «установить свои границы и определить самое себя» не только не лежит в том же плане, что две другие, не только не предполагает их осуществленными, но, напротив, она требует от лингвистики выйти за пределы этих других задач и ставит их достижение в зависимость от своего собственного решения. В этом огромное новаторство соссюровской программы. Обратив­шись к «Курсу», нетрудно убедиться, что для Соссюра наука о языке возможна лишь на таком пути: открывая свой объект, в конце концов познать самое себя.

В таком случае все начинается с вопроса: «В чем же состоит и целостный и конкретный объект лингвистики?» 8 — и первый шаг направлен на то, чтобы опровергнуть все ранее существовав­шие ответы: «С какой бы стороны ни подходить к вопросу, нигде ясно перед нами не обнаруживается целостный объект лингви­стики» 9. Расчистив таким образом почву, Соссюр формулирует первое требование метода: нужно отделить язык от речевой дея­тельности. Почему? Задумаемся над несколькими строками, в которых в неявном виде проскальзывают важнейшие идеи: «Взятая в целом, речевая деятельность многоформенна и разносистемна; вторгаясь в несколько областей, в область физики, физиологии и психики, она, креме того, относится и к индивидуальной и к социальной сфере; ее нельзя отнести ни к одной из категорий че­ловеческой жизни, так как она сама по себе не представляет ни­чего единого.

Язык, наоборот, есть замкнутое целое и дает базу для класси­фикации. Отводя ему первое место среди всех и всяких явлений речевой деятельности, мы тем самым вносим естественный порядок в такую область, которая иначе разграничена быть не может» 10.

Соссюр стремится открыть единый принцип, на котором осно­вано все многообразие речевой деятельности. Только эта единая основа даст возможность определить место речевой деятельности среди явлений человеческой жизни. Сведение речевой деятель­ности (langage) к языку (langue) удовлетворяет этим двум требо­ваниям: оно позволяет принять язык как единую основу в много­образии и тем самым найти место языка среди явлений человече­ской жизни. Так вводятся два понятия — принцип единства, принцип классификации, которые в свою очередь предваряют понятие семиологии.

И то и другое понятия необходимы для становления лингви­стики как науки: нельзя представить себе науки, не имеющей определенного объекта, не различающей четко своей области ис­следования. Но это не только стремление к научной строгости, а и

8 «Курс», стр. 23 (стр. 33 русск. изд.).

ур р (р ру д) «Курс», стр. 23 (стр. 34 русск. изд.).

9 «Курс», стр. 24 (стр. 34 русск. изд.).

10

К 23 ( 34 )


нечто большее: речь идет о статусе изучения всей совокупности явлений человеческой жизни.

И в этом отношении новаторство соссюровского подхода не было достаточно осознано. Ведь речь идет не о том, чтобы решить, к чему ближе лингвистика — к психологии или социологии, и не о том, чтобы найти ей место среди существующих наук. Проблема поставлена на качественно ином уровне и сформулирована в таких терминах, которые вводят новую систему понятий: лингвистика составляет часть науки, целиком пока еще не существующей,—■ семиологии, которая будет заниматься и другими системами того же типа, действующими в человеческом обществе. Здесь следует привести то место из «Курса», в котором сформулирована эта мысль:

«Язык есть система знаков, выражающих идеи, а следовательно, его можно сравнивать с письмом, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами учтивости, с военными сиг­налами и т. д. и т. п. Он только наиважнейшая из этих систем.

Можно, таким образом, мыслить себе науку, изучающую жизнь знаков внутри общества; такая наука явилась бы частью социаль­ной психологии, а следовательно, и общей психологии; мы назвали бы ее семиология (от греч. OTj[xeTov— «знак»). Она должна открыть нам, в чем заключаются знаки, какими законами они управляются. Поскольку она еще не существует, нельзя сказать, чем она будет; но она имеет право на существование, место ее определено заранее. Лингвистика только часть этой общей науки; законы, которые откроет семиология, будут применимы и к лингвистике, и эта последняя таким образом окажется отнесенной к вполне опреде­ленной области в совокупности явлений человеческой жизни.

Точно определить место семиологии — задача психолога , задача лингвиста сводится к выяснению того, что выделяет язык как особую систему в совокупности семиологических явлений. Вопрос этот будет разобран ниже; пока запомним лишь одно: если нам впервые удастся найти место лингвистике среди наук, это только потому, что мы связали ее с семиологией» 12.

Этот отрывок требовал бы обширных комментариев, главное будет вытекать из наших дальнейших рассуждений. Теперь же мы только подчеркнем основные отличительные черты семиологии, как ее понимал Соссюр, как он представлял ее себе задолго до того, как изложил вопрос в своих лекциях 13.

Язык во всех своих аспектах предстает как двойственная сущ­ность: являясь институтом социальным, он реализуется индивидом; в аспекте речи он непрерывен, но состоит из отдельных единиц.

11 Здесь Соссюр делает ссылку на книгу Ad. Naville, Classification des
sciences, 2-е изд., стр. 104.

12 «Курс», стр. 33—34 (стр. 40 русск. изд.).

13 Это понятие и сам термин встречаются уже в рукописной заметке Соссюра,
датированной 1894 г. и опубликованной Р. Годелем: R. Qodel, Sources manus-
crites, стр. 46 (ср. там же, стр. 37).


Дело в том, что язык независим от фоно-акустического механизма речи; он представляет собой «систему знаков, в которой единст­венно существенным является соединение смысла и акустического образа, причем оба эти элемента знака в равной мере психичны» ". На чем же основаны единство языка и принцип его функциониро­вания? На его семиотическом характере. Этим определяется его природа, и также благодаря этому он входит в совокупность систем того же типа.

Для Соссюра, в отличие от Пирса, знак — явление прежде всего языковое, и уже из лингвистики понятие знака распростра­няется затем дальше, на определенные разряды явлений индиви­дуальной и социальной жизни человека. Так очерчивается зна­ковая область. Эта область, помимо языка, включает системы, ана­логичные системе языка. Некоторые из них Соссюр называет. Все они имеют характер знаковых систем. Язык «только наиважней­шая из этих систем». В каком отношении важнейшая? Просто ли потому, что в общественной жизни язык занимает большее место, чем какая бы то ни было другая система? Этот вопрос остался у Соссюра без ответа.

В то время как суждения Соссюра об отношении языка и других знаковых систем вполне определенны, они становятся менее чет­кими, когда речь идет об отношении между лингвистикой и семио­логией, наукой о знаковых системах. Судьба лингвистики — быть связанной с семиологией, которая сама «явилась бы частью соци­альной, а следовательно, и общей психологии». Но чтобы узнать, «в чем заключаются знаки, какими законами они управляются», нужно ждать, пока семиология, «наука, изучающая жизнь знаков внутри общества», появится. Определение самого знака Соссюр, таким образом, делает задачей будущей науки. Тем не менее для лингвистики он разрабатывает орудие ее особой семиологии — понятие языкового знака: «Для нас... лингвистическая проблема есть прежде всего проблема семиологическая, и весь ход наших рассуждений получает свой смысл от этого основного положения»16.

Принцип, согласно которому языковой знак «произволен», положенный в основу лингвистики, вместе с тем связывает линг­вистику с семиологией. В общем виде, главным объектом семио­логии будет «совокупность систем, основанных на произвольности знака» 16. Отсюда следует, что среди множества систем выражения первенствующее положение принадлежит языку:

«Можно... сказать, что знаки целиком произвольные лучше других реализуют принцип семиологического процесса; вот по­чему язык, самая сложная и самая распространенная из всех си­стем выражения, вместе с тем и наиболее характерна из них всех;


в этом смысле лингвистика может служить прототипом вообще всей семиологии, хотя язык только одна из многих семиологических систем» и.

Итак, с полной ясностью формулируя самую идею необходи­мой связи лингвистики с семиологией, Соссюр воздерживается от определения характера этой связи, указывая лишь на принцип «произвольности знака», который, как он считает, является осно­вополагающим принципом для всех систем выражения, и прежде всего для языка. Семиология как наука о знаках остается у Сос­сюра некоторой перспективой, а наиболее определенные ее черты копируются с лингвистики.

Касаясь систем, которые наряду с языком подлежат ведению семиологии, Соссюр ограничивается беглым упоминанием неко­торых из них, далеко не исчерпывая их перечня, поскольку не выдвигает никакого разграничительного критерия: «письмо, аз­бука для глухонемых, символические обряды, формы учтивости, военные сигналы и т. д.» 18. В другом месте он говорит о возмож­ности рассматривать обряды, обычаи и т. д. как знаки 19.

Приступая к этой огромной проблеме в той точке, в какой она оставлена Соссюром, мы хотели бы подчеркнуть, что если мы ставим целью продвинуться дальше по пути анализа и укрепить основы семиологии, то необходимо прежде всего разработать некоторую предварительную классификацию.

О письменности мы не будем здесь говорить, оставив этот труд­ный вопрос для специального рассмотрения. Что касается симво­лических обрядов и форм вежливости, то закономерно спросить, являются ли они самостоятельными системами? Можно ли их в самом деле поставить в один ряд с языком? Они вступают в се-миологическое отношение лишь через посредство речи: «мифа», который сопутствует «обряду»; «протокола», который регламен­тирует формы вежливости. Эти знаки в процессе их появления и становления как системы уже предполагают существование языка, благодаря которому они производятся и интерпретируются. Сле­довательно, в той иерархии, которую нам предстоит установить, они составляют особый разряд. Мы видим уже, что отношения между системами знаков составят объект семиологии не в меньшей степени, чем сами системы знаков.

Здесь мы оставляем общие рассуждения и можем приступить наконец к центральной проблеме семиологии — к вопросу о по­ложении языка среди знаковых систем. Нельзя создать надежную теорию, пока не выяснены понятие знака и место знака в тех си­стемах, в которых его уже теперь можно изучать. Мы полагаем, что такое рассмотрение следует начать с систем нелингвистических,


 


14 «Курс», стр. 32 (стр. 39 русск. изд.).

16 «Курс», стр. 34—35 (стр. 41 русск. изд.).

16 «Курс», стр. 100 (стр. 79 русск. изд.).


17 «Курс», стр. 109 (стр. 79 русск. изд.).

18 См. выше, стр. 73.

19 «Курс», стр. 35 (стр. 41 русск. изд.).


 




II

Роль знака заключается в том, чтобы репрезентировать, заме­щать какую-либо вещь, выступая ее субститутом для сознания. Всякое более или менее точное определение, которое, в частности, разграничивало бы несколько разновидностей знаков, предпола­гает выяснение основополагающего принципа науки о знаках, семиологии, и предварительную работу в этом направлении. До­статочно хоть с некоторым вниманием приглядеться к нашему поведению, к условиям интеллектуальной и социальной жизни, к семейным и родственным отношениям и к связям в сфере произ­водства и обмена, как мы увидим, что в каждый момент исполь­зуем сразу несколько систем знаков: прежде всего знаки языка, овладение которыми начинается раньше всего, с первыми шагами сознательной жизни; знаки письменности; «знаки вежливости», признательности, общения во всех их разновидностях и иерархи­ческих связях; знаки, регулирующие движение транспортных средств; «внешние знаки», указывающие на общественное поло­жение человека; «денежные знаки», мерила и показатели эконо­мической жизни; знаки культовые, обрядовые, религиозные; знаки искусства в их разновидностях (музыка, изобразительные искус­ства),— короче говоря, даже если ограничиться чисто эмпириче­ским перечнем, становится ясным, что вся наша жизнь заключена в сети знаков и мы обусловлены ими до такой степени, что нельзя было бы упразднить ни одну из них без того, чтобы не поставить под угрозу равновесие и общества и отдельного человека. Эти знаки порождаются и множатся в силу внутренней необходимости, которая, должно быть, отвечает также и требованиям нашей пси­хической организации. Но если знаки формируются столь много­численными и столь различными способами, то каков принцип, на основе которого можно было бы упорядочить их отношения и разграничить их системы?

Общим признаком всех таких систем и критерием их отнесения к семиологии является их свойство означать, или означивание (signifiance), их сложение из единиц означивания, или знаков. Задача заключается теперь в том, чтобы описать их различитель­ные признаки.

Всякая семиологическая система характеризуется:

(1) операторным способом;

(2) сферой действия;

(3) природой и числом знаков;

(4) типом функционирования.

Каждый из этих признаков содержит некоторое число разно­видностей .

Операторный способ — способ, посредством которого система воздействует, а именно то ощущение (зрение, слух и т. д.), через которое она воспринимается.


Сфера действия — область, в которой система является обяза­тельной, признается и воздействует на поведение.

Природа и число знаков есть производные от вышеназванных условий.

Тип функционирования — отношение, которое соединяет знаки и придает им различительную (дистинктивную) функцию.

Проверим это определение на элементарной системе — системе дорожных световых сигналов:

— операторный способ системы — визуальный, обычно днев­
ной и под открытым небом;

— сфера действия — передвижение транспортных средств на
дорогах;

 

— знаки системы образуются цветовой оппозицией зеленый ~
красный (иногда с промежуточной фазой — желтый, имеющей зна­
чение простого перехода от одного к другому), то есть система
бинарна;

— тип функционирования — отношение альтернации (и ни­
когда не одновременности) зеленого ~ красного, означающей «путь
открыт» ~ «путь закрыт» либо в форме предписания: «двигай­
тесь» ~ «стойте».

Данная система допускает расширение или перенос, но это касается только одного из четырех указанных признаков: сферы действия. Ее можно применить в речной навигации, в обозначении фарватеров, на взлетных дорожках аэродромов и т. п. при условии сохранения той же цветовой оппозиции в том же значении. В целях удобства физическую природу знаков можно видоизменять, но только временно 20.

Входящие в это определение признаки образуют две группы: два первых, операторные средства и сфера применения, представ­ляют внешние, материальные свойства системы; два последних, касающиеся знаков и типа их функционирования, указывают внутренние, семиотические свойства. Первые допускают варьи­рование или приспособление, два других — нет. Данная струк­турная форма обрисовывает каноническую модель бинарной си­стемы, которую мы находим, например, в способах голосования с помощью белых и черных шаров, посредством вставания и сидения и т. п., то есть во всех ситуациях, где альтернатива могла бы быть выражена (однако не выражается) в языковых терминах как да ~ нет.

Теперь мы уже можем выделить два принципа, которые харак­теризуют отношения между семиотическими системами.

Первый принцип может быть назван принципом неизбыточности в сосуществовании систем. Между семиотическими системами не

20 Материальные помехи (туман) могут вынудить к применению замещающих средств, например звуковых сигналов вместо визуальных, но эти временные сред­ства не изменяют нормальных условий в целом.



существует «синонимии»; нельзя «сказать одно и то же» с помощью слов и с помощью музыки, то есть с помощью систем с неодина­ковой базой.

Иными словами, две семиотические системы разного типа вза-имонеобратимы. В приведенном примере у речи и у музыки есть сходство: производство звуков и факт воздействия на слух, но это сходство не может перевесить'различий в природе единиц этих систем и различий в типах их функционирования, как будет пока­зано ниже. Таким образом, необратимость систем с разной базой является причиной неизбыточности в мире знаковых систем. Че­ловек не располагает несколькими различными системами для передачи одного и того же содержания.

Напротив, графический алфавит, азбука Брайля или Морзе или алфавит глухонемых являются взаимообратимыми системами, поскольку у них одинаковая база, основанная на принципе ал­фавита: одна буква — один знак.

Второй принцип вытекает из первого и является его логическим завершением.

Две системы могут иметь один и тот же знак, и это не ведет ни к синонимии, ни к избыточности, иными словами, существенно не субстанциальное тождество знака, а лишь его функциональное отличие. Красный цвет в бинарной системе дорожной сигнали­зации не имеет ничего общего с красным цветом трехцветного флага, так же как белый цвет этого флага не имеет ничего общего с белым цветом траура в Китае. Значимость знака определяется только системой, в которую он включен. Надсистемных знаков не бы­вает.

Но если так, то не представляют ли собой знаковые системы замкнутые миры, связанные между собой лишь отношением сосу­ществования, и то, быть может, случайного? Здесь мы сформули­руем новое требование метода. Необходимо, чтобы отношение между семиотическими системами само носило семиотический характер. Оно определяется прежде всего воздействием одной и той же культурной среды, которая тем или иным способом по­рождает и питает все присущие ей системы. Но это лишь внешняя связь, которая еще не предполагает с необходимостью взаимообус­ловленности отдельных систем. Есть и другая связь, которая характеризуется тем, может ли данная семиотическая система интерпретировать самое себя или должна получать свою интерпре­тацию от какой-то другой системы. Таким образом, семиотическое отношение между системами проявляется как соотношение между системой интерпретирующей и системой интерпретируемой. В ши­роком смысле именно это соотношение мы должны констатировать между знаками языка и другими знаками, употребляющимися в жизни общества; знаки, имеющие хождение в обществе, могут быть полностью интерпретированы посредством знаков языка, но не наоборот. Язык, таким образом, выступает как интерпретант


общества и. В узком смысле графический алфавит можно рас­сматривать как интерпретант азбуки Морзе или Брайля, в силу того что у него самая широкая сфера действия и несмотря на вза­имную обратимость всех трех систем.

Из сказанного мы можем сделать вывод, что по логике вещей все семиотические подсистемы внутри общества будут системами, интерпретируемыми языком, поскольку общество все их включает в себя и само общество интерпретируется через язык. Уже в этом отношении выявляется фундаментальная асимметрия, и мы можем вскрыть ее первопричину: особое положение языка в мире знако­вых систем. Если обозначить все множество этих систем символом S, а язык — L, то обращение всегда происходит в направлении S -> L и никогда наоборот. Мы получили общий принцип иерар­хии, который надлежит ввести в классификацию семиотических систем и с помощью которого будет строиться семиологическая

теория.

Чтобы ярче оттенить различия между типами семиотических систем, рассмотрим теперь под тем же углом зрения систему со­всем иного порядка, систему музыки. Здесь мы обнаруживаем отличия главным образом в природе «знаков» и способе их функ­ционирования.

Музыка складывается из звуков, которые тогда имеют музы­кальный статус, когда называются и расцениваются как ноты. В музыке нет единиц, непосредственно сопоставимых со «знаками» языка. Ноты упорядочиваются в рамках гаммы, в которую они входят в определенном числе как дискретные, обособленные друг от друга элементы, каждый из которых характеризуется постоян­ным числом колебаний в единицу времени. Гаммы содержат одни и те же ноты на разных высотах, которые определяются числами колебаний в геометрической прогрессии, причем интервалы ос­таются неизменными.

Музыкальные звуки могут производиться монофонически и полифонически, изолированно или одновременно (аккорды), неза­висимо от интервалов, которые разделяют их в соответствующих гаммах. Нет никаких ограничений ни для количества звуков, производимых одновременно набором инструментов, ни для поряд­ка, частоты или протяженности их комбинаций. Композитор сво­бодно организует звуки в определенный речевой поток, который не ограничивается никакой «грамматической» условностью и под­чиняется своему собственному «синтаксису».

Итак, мы видим, в каком аспекте музыкальная система допу­скает семиотическую трактовку, а в каком нет. Она организуется на основе группы звуков, образующих гамму, которая в свою очередь состоит из нот. Ноты обладают дифференциальной значи­мостью только внутри гаммы, а сама гамма есть совокупность,

21 Это положение будет развито в другой работе [см. комментарий].


повторяющаяся в нескольких высотах (рекуррентное множество в разных высотах), она имеет отличительную тоновую характери­стику, указанную ключом.

Базовой единицей, следовательно, будет нота, различительная и оппозитивная единица звучания, но она приобретает такую значимость лишь в гамме, фиксирующей парадигму нот. Является ли такая единица семиотической? Можно считать, что она является семиотической единицей в своем типе, так как образует там ряд оппозиций. Но в таком случае она никак не связана с семиотикой языкового знака, и действительно, она необратима в единицы языка какого бы то ни было уровня.

Другая аналогия, в то же время вскрывающая и глубокое раз­личие сравниваемых систем, состоит в следующем. Музыка — это система, которая развертывается по двум осям: оси одновремен­ности и оси последовательности. Здесь можно было бы видеть аналогию с функционированием языка также на двух осях — пара­дигматической и синтагматической. Однако ось одновременности в музыке противоречит самому принципу парадигматики в языке, который представляет собой принцип селекции (отбора), исклю­чающий всякую внутрисегментную одновременность; точно так же и ось последовательности в музыке не совпадает с синтагмати­ческой осью языка, потому что музыкальная последовательность совместима с одновременностью звуков и потому что она, кроме того, не подчинена никаким требованиям слияния или выпадения, которые касались бы или одного какого-то звука или какой-либо совокупности звуков. Таким образом, музыкальная комбинато­рика, определяемая гармонией и контрапунктом, не имеет экви­валента в языке, в котором как парадигма, так и синтагма подчи­няются специфическим правилам упорядочения: правилам совме­стимости, избирательности, повторяемости (рекуррентности) и т. д.; от этих правил зависит и частотность и статистическая предска­зуемость, с одной стороны, и возможность строить понятные вы­сказывания — с другой. Это различие в свойствах не связано с какой-либо частной музыкальной системой или с выбранным зву­ковым диапазоном; в додекафонической серии оно проявляется столь же четко, как и в диатонии.

В итоге мы можем сказать, что если рассматривать музыку как некий «язык», то это такой язык, у которого есть синтаксис, но нет семиотики. Рассмотренное противопоставление позволяет уже заранее выделить позитивный и обязательный признак линг­вистической семиологии, который потребуется нам в дальнейшем.

Перейдем теперь к другой области — необъятной области ис­кусств, именуемых изобразительными, где мы ограничимся тем, что попытаемся установить, не могут ли какие-нибудь сходства или расхождения пролить свет на семиологию языка. Здесь с самого начала мы сталкиваемся с одной принципиальной трудностью: лежит ли в основе всех этих искусств нечто общее, кроме расплыв-


чатого понятия «изобразительное»? Можно ли в каждом или хотя бы в одном из них обнаружить формальный элемент, который можно было бы назвать единицей рассматриваемой системы? Но что такое единица живописи или рисунка? Фигура, линия, цвет? И вообще, имеет ли смысл вопрос, поставленный таким образом?

Теперь самое время сформулировать необходимые условия для сравнения систем разных типов. Всякая семиотическая система, основанная на знаках, обязательно должна содержать: 1) конечный набор знаков, 2) правила их аранжировки (упорядочения) в фигуры, 3) последние независимо от природы и количества речевых произ­ведений, которые данная система позволяет создавать. Ни одно из всего множества изобразительных искусств, по-видимому, не от­вечает такой модели. Самое большее, мы можем найти лишь неко­торое приближение к ней в индивидуальном творчестве того или иного художника; но тогда речь шла бы уже не об общих и постоян­ных условиях, а о какой-то индивидуальной характеристике, что еще больше увело бы нас от языка.

Таким образом, понятие единицы занимает центральное место в рассматриваемой проблематике 22 и никакая серьезная теория не может быть построена, если она уклоняется от решения во­проса об элементарной единице, так как всякая система, несущая значение, должна определяться на основе используемого ею спо­соба передачи этого значения. Подобная система, следовательно, должна содержать единицы, которыми она оперирует для произ-

22 Мы считали не только бесполезным, но невозможным усложнять здесь из­ложение наших личных взглядов обсуждением предшествующих теорий. Инфор­мированный читатель увидит, в частности, наши расхождения с Луи Ельмслевом по некоторым существенным пунктам. То, что он называет семиотикой (semiotics), определяется как «иерархия, каждый сегмент которой допускает дальнейшее деление на классы, определяемые на основе их взаимной реляции таким образом, что любой из этих классов допускает деление на дериваты, определяемые на основе взаимной мутации» («Prolegomena to a Theory of Language», transl. by Whitfield, 1961, стр.106; русский переводЮ. К- Лекомцевав сб. «Новоев лингвистике», вып. I М., I960, стр. 385). Подобное определение приемлемо лишь в случае полного согла­сия с принципами глоссематики в целом. Рассуждения того же автора (цит. соч., стр. 109; русск. изд., стр. 373 и ел.) относительно места языка среди семиотиче­ских структур, относительно границ между семиотикой и не-семиотикой отражает весьма предварительную и не вполне определившуюся точку зрения. Вполне можно принять его предложение исследовать под тем же углом зрения разные семиотиче­ские дисциплины: «представляется необходимым и перспективным выработать об­щий подход к широкому комплексу научных дисциплин — от изучения литерату­ры, искусства, музыки и всеобщей истории вплоть до математической логики и ма­тематики,— с тем чтобы с точки зрения этого единого подхода указанные науки были сконцентрированы вокруг некоторого ядра лингвистически сформулирован­ных проблем» (цит. соч., стр. 108). Но эта обширная задача остается благим поже­ланием до тех пор, пока не разработаны теоретические основы сопоставления систем. Именно это мы здесь и пытаемся сделать. Из более новых работ сошлемся на Ч. Морриса (Charles Morris, Signification and Significance, 1964, стр. 62), ко­торый ограничился замечанием, что для многих лингвистов (он называет некото­рых из них) языкознание составляет часть семиотики, однако он не определяет положения языка под этим углом зрения.


водства «смысла» и с помощью которых определенным образом характеризует произведенный «смысл». При этом возникают два вопроса:

1) Можно ли выделить предельные единицы во всех семиотиче­
ских системах?

2) В тех системах, где такие единицы существуют, являются

ли они знаками}

Единица и знак — явления разного характера. Знак необхо­димо представляет собой единицу, но единица может и не быть знаком. Мы с уверенностью можем утверждать по крайней мере следующее: язык состоит из единиц, и эти единицы являются зна­ками. Но как обстоит дело в других семиотических системах?

Рассмотрим сначала функционирование так называемых худо­жественных систем, то есть систем, использующих образ и звук, причем сознательно не будем принимать во внимание их эстетиче­скую функцию. Музыкальный «язык» состоит из комбинаций и последовательностей различным образом соединенных звуков; эле­ментарная единица, звук, не является знаком; каждый звук оп­ределяется только своим положением на шкале высот, и ни один из них не обладает функцией означивания. Это типичный пример единиц, которые не являются знаками, не служат для обозначе­ния, а представляют собой лишь ступени внутри произвольно уста­новленного диапазона на некоторой шкале. Здесь мы обнаружи­ваем принцип разграничения: системы, в которых можно выделить единицы, распадаются на две группы — системы с означивающими единицами и системы с единицами не означивающими. В первую группу попадает язык, во вторую — музыка 23.

В изобразительных искусствах, основанных на представлении неподвижных или подвижных изображений (живопись, графика, скульптура и т. д.), существование каких-либо единиц становится проблематичным. Каков должен быть их характер? Если речь идет о цветовых соотношениях, то следует признать, что цвета, так же как и звуки, располагаются в некую шкалу, основные ступени которой идентифицируются по их названиям. Но они не означивают, а являются означиваемыми; они не имеют референта и ни с чем не соотносятся каким-либо однозначным способом. Ху­дожник по своей прихоти выбирает, соединяет и располагает их на холсте, и в конечном счете только в композиции, в результате отбора и аранжировки, они определенным образом организуются и, говоря

23 Роланд Харвег (R. Harweg, Language and Music, an Immanent and Sign Theoretic Approach, «Foundations of Language», 4, 1968, стр. 270 и ел.) считает, что «теоретический знаковый подход не пригоден для изучения музыки, поскольку дает для этого лишь негативные суждения, «негативные» в логическом, а не в оце­ночном смысле. Все, что можно сказать при таком подходе, заключается в утверж­дении, что музыка не является сигнификативно-репрезентативной системой, какую представляет собой язык» (стр. 273). Однако его суждению недостает теоретической базы. Мы же здесь как раз и рассматриваем вопрос об интерсемиотической приме­нимости понятия «знак».


специальным языком, приобретают «значение». Таким образом, художник творит свою собственную семиотику: в расположении мазков на холсте он создает свои оппозиции, которые он сам делает значимыми в пределах их собственного яруса, он не получает гото­вого и признанного набора знаков и не устанавливает его сам. Материал, то есть цвет, обладает свойством безграничных градаций оттенков, ни одну из которых нельзя приравнять к языковому «знаку».

Итак, что касается изобразительных искусств, то они принад­лежат уже к другому уровню, уровню изображения, где линия, цвет, движение сочетаются друг с другом и образуют единое целое, подчиняющееся своим собственным закономерностям. Сюда отно­сятся разные системы большой сложности, применительно к ко­торым определение знака будет уточняться лишь по мере развития семиологии, которая сама представляется пока неясной.

Отношения означивания в «языке» искусства следует искать внутри данной композиции. Искусство здесь всегда предстает как отдельное произведение искусства, в пределах которого его создатель свободно устанавливает оппозиции и значимости, само­властно распоряжается их игрой, не ожидая заранее ни «ответа», ни противоречий, которые ему придется устранять, а руководст­вуясь только внутренним видением, которое он должен воплотить в соответствии с какими-то осознанными или не осознанными им критериями, которые сами найдут выражение лишь в композиции в целом.

Можно, следовательно, провести различие между системами, которым свойство означивания прядает автор, и системами, где означивание присуще уже первичным элементам в изолированном состоянии, независимо от тех связей, в которые они могут вступать друг с другом. В системах первого рода свойство означивания возникает на основе отношений, образующих свой замкнутый мир, во второй группе оно неотделимо от самих знаков. Процесс озна­чивания в искусстве, таким образом, никогда не опирается на какое-либо соглашение, которое одинаково понималось бы отпра­вителем и получателем 2i. Здесь каждый раз приходится заново

24 Мечислав Валлис (Mieczysfaw Wall is, Mediaeval Art as a Language, «Actes du 5-eCongres International d'Esthetique», Amsterdam, 1964, стр. 427 (при­меч.); «La notion de champ semantique et son application a la theorie de Г Art», «Science de 1'art», numero special, 1966, стр. З и ел.) делает интересные наблюдения над знаками иконического типа на материале средневекового искусства: он разли­чает «словарь» и правила «синтаксиса». В средневековой скульптуре можно, конеч­но, выделить определенный Набор иконических знаков, который соответствует тем или иным религиозным темам, известным теологическим или этическим доктри­нам. Однако содержание, передаваемое ими, условно, и возникает оно в столь же условной сфере, где фигуры занимают символические места в соответствии с при­вычными представлениями того времени. Кроме того, изображаемые сцены яв­ляются иконической транспозицией преданий или притч, то есть воспроизводят первоначальный словесный текст. Подлинно семиологическая проблема, которая, насколько нам известно, еще не была поставлена, заключалась бы в исследовании


вскрывать условия этого соглашения, число которых безгранично, характер непредвидим и которые изобретаются заново для каждого произведения. Одним словом, они не поддаются фиксации в виде какой-либо устойчивой системы. В языке, напротив, мы находим означивание как таковое, лежащее в основе всякого общения, языковой коммуникации, а значит, и всякой культуры.

Если продолжить таким образом наши рассуждения, то можно, используя несколько метафор, провести аналогию между испол­нением музыкальной композиции и производством высказываний в языке; можно говорить о музыкальном «речевом потоке», который расчленяется на «фразы», разделенные «паузами» или «молчанием» и отмеченные определенной «темой». В изобразительных искус­ствах также можно искать принципы своеобразной морфологии и синтаксиса 25. Но в одном по крайней мере можно быть уве­ренным: никакая семиология звука, цвета, образа не может фор­мулироваться в звуках, в цвете, в образах. Любая семиология нелингвистической системы должна использовать для своего ис­толкования язык, а значит, она может существовать только бла­годаря семиологии языка и только в ней самой. Тот факт, что язык в этом случае выступает как орудие, а не как объект анализа, ничуть не меняет данной ситуации, которая и определяет отно­шения между всеми семиотическими системами: язык есть интер-претант всех других семиотических систем — как лингвистических, так и нелингвистических.

Теперь предстоит определить возможности и характер отноше­ний между семиотическими системами. Мы устанавливаем три типа отношений.

1) Система может порождать другую систему. Обычный язык порождает логико-математический формализованный язык, обыч­ное письмо порождает стенографию, обычный алфавит—азбуку Брайля. Отношение порождения (engendrement) имеет место между двумя сосуществующими во времени различными, но однотипными системами, из которых одна строится на основе первой и выполняет какую-либо более частную и специальную функцию. Нужно четко отличать это отношение порождения от отношения деривации, которое предполагает эволюцию и переход во времени от одной

того, как осуществляется такая транспозиция словесного выражения в икониче-ский вид, каковы возможные переходы от одной системы к другой и в какой мере такое сопоставление может способствовать определению соответствий между зна­ками разного рода.

25 Возможность применения семиологических категорий к изобразительным средствам и приемам кино подверглась интересному рассмотрению в работе: Chr. Metz, Essais sur la signification au cinema, Paris, 1968, стр. 66 и ел.; 84 и ел.; 95 и ел.; в книге J. L. Schef f er, Scenographie d'un tableau, Paris, 1969, дается опыт семиологического «чтения» произведения живописи, аналогичный анализу «текста». Эти исследования свидетельствуют уже о появлении оригинально-семио­тического подхода к категориям нелингвистической семиологии и сферам ее дей­ствия.


системы к другой. Так, иероглифическое и демотическое письмо связаны отношением деривации, но не порождения. История систем письменности дает множество примеров деривации.

2) Второй тип отношения — отношение гомологии, устанавли­
вающее корреляцию между частями двух семиотических систем.
В отличие от предыдущего это отношение не констатируется, а
вводится на основании связей, которые можно обнаружить или
установить между двумя разными системами. Характер гомоло­
гичного соответствия может варьироваться, быть интуитивным
или осознанным, субстанциальным или структурным, логическим
или поэтическим. «Запахи, цвета и звуки отвечают друг другу».
Эти «соответствия» есть только у Бодлера, они организуют его
поэтический мир и отражающую этот мир систему образов. Соот­
ветствия, которые видит Панофски между готической архитектурой
и схоластической философией, носят понятийно-логический харак­
тер 26. Исследователи отмечают также гомологическое соответствие
письма и ритуальных жестов в Китае. Две какие-нибудь лингви­
стические системы различного строения могут обнаруживать либо
частичные, либо весьма обширные гомологии. Все зависит от спосо­
ба, каким устанавливают обе системы, от используемых парамет­
ров, от сфер, где обнаруживают действие этих систем. В зависи­
мости от этих условий установленная гомология либо послужит
основой для объединения обеих сфер и этой функциональной ролью
ограничится, либо произведет новый вид семиотических значимо-
стей. Ни самая применимость этого отношения, ни его объем не
могут быть установлены заранее.

3) Третье отношение между семиотическими системами назовем
отношением интерпретирования. Этим термином мы обозначим
отношение, которое устанавливается между интерпретирующей
и интерпретируемой системами. С точки зрения языка это фунда­
ментальное отношение разделяет системы на две группы: системы
артикулирующие (самочленящиеся) и имеющие тем самым свою
собственную семиотику, и системы артикулируемые (несамочленя-
щиеся), семиотический характер которых выявляется только при
наложении на них решетки какой-либо другой системы выражения.
Так вводится и обосновывается тот принцип, согласно которому
язык есть интерпретант всех семиотических систем. Никакая
другая система не располагает соответствующим «языком», с по­
мощью которого она могла бы сама создавать свои категории (са-
мокатегоризоваться) и самоинтерпретироваться в соответствии со
своими семиотическими отличиями, тогда как язык в принципе
может категоризовать и интерпретировать все, включая и самого
себя.

26 Erwin Panofsky, Architecture gothique et pensee scolastique, trad. P. Bourdieu, Paris, 1967, стр. 104 и ел.; ср. П. Бурдьё, там же, стр. 152 и ел.; он упоминает подмеченное Р. Маришалем (R. Marichal) соответствие между готическим письмом и готической архитектурой.


Становится понятным, чем отличается семиологическое отно­шение от всякого другого, и в частности от социологического. Если, например, задаться вопросом— являющимся, кстати, темой непрестанных дискуссий — о соотношении языка и общества и о характере их взаимозависимости, то социолог, а возможно, и вся­кий, кто рассматривает этот вопрос в терминах пространственных отношений, отметит, что язык функционирует внутри общества, которое включает его в себя; он сделает отсюда вывод, что обще­ство — это целое, а язык — часть. Но семиологический подход меняет это отношение на обратное, потому что только язык и дает обществу возможность существования. Язык—это то, что соеди­няет людей в единое целое, это основа всех тех отношений, кото­рые в свою очередь лежат в основе общества. В этом смысле можно сказать, что язык включает в себя общество 27. Таким образом, отношение интерпретирования, являющееся семиологическим, про­тивоположно отношению включения — социологическому. Послед­нее, объективируя внешние зависимости, точно так же овеществ­ляет и язык и общество, тогда как первое отношение устанавливает их взаимозависимость на основе их способности к семиотизации.

Тем самым получает подтверждение критерий, выдвинутый нами выше при определении отношений между семиотическими системами, согласно которому эти отношения сами должны носить семиотический характер. Необратимое отношение интерпретиро­вания, которое включает в язык прочие системы, удовлетворяет этому условию.

Язык дает нам единственный пример системы, которая явля­ется семиотической одновременно и по своей формальной структуре, и по своему функционированию:

1) он реализуется в высказывании, которое имеет референтом
определенную вне его лежащую ситуацию: говорить — это всегда
говорить о чем-то;

2) в формальной структуре он состоит из отдельных единиц,
каждая из которых есть знак;

3) он воспроизводится и воспринимается каждым членом кол­
лектива на основе одних и тех же референтных связей;

4) он представляет собой единственную форму реализации меж­
субъектной коммуникации.

По этим причинам язык является системой с наиболее ярко выраженным семиотическим характером. Именно в языке возни­кает понятие знаковой функции, и только язык дает ей образцовое воплощение. Отсюда вытекает способность языка — и он эту спо­собность реализует — сообщать другим системам знаковые свой­ства и тем самым свойство быть системами, передающими значение. Иными словами, язык выполняет семиотическое моделирование,

27 Мы разбираем это отношение подробнее в докладе, сделанном в октябре 1968 г. в Конвеньо Оливетти (появится в печати в 1969 г.).


основу которого можно искать также только в языке. Природа языка, его репрезентативная функция, динамизм, роль в жизни коллектива делают его своего рода универсальной семиотической матрицей, такой моделирующей структурой, у которой другие структуры заимствуют основные свойства устройства и функциони­рования.

Чем обусловлена указанная особенность? Можно ли объяс­нить, почему язык выступает как интерпретант по отношению к любой означивающей системе? Просто ли потому, что он является наиболее общей системой, что у него самая широкая сфера дейст­вия, что он применяется чаще других и практически с наибольшей эффективностью? Отнюдь нет, такое в прагматическом отношении доминирующее положение языка есть следствие, а не причина его превосходства как означивающей системы, и только семиологиче­ский принцип может объяснить истоки этого превосходства. Мы вскроем этот принцип, осознав тот факт, что язык передает значение специфическим способом, присущим только ему и не повторяю­щимся ни в какой другой системе. Он обладает свойством двойного означивания. Эта модель не имеет аналогий. Язык сочетает два разных способа означивания, один из которых мы называем семио­тическим, а другой — семантическим способом 28.

Семиотическим называется способ означивания, присущий язы­ковому знаку и придающий ему статус целостной единицы. Для нужд анализа допустимо рассматривать две стороны знака по от­дельности, но по отношению к процессу означивания знак всегда остается целостной единицей. Чтобы опознать знак, достаточно решить вопрос о существовании, ответом на который будет либо «да», либо «нет»: дерево, песня, мыть, нерв, желтый, на — сущест­вуют, *мерево, *пасня, *дыть, *берв, *волтый, *са — не сущест­вуют *. И лишь потом, для определения, знак сравнивают либо с частично сходными означающими — мыть ~ муть, или мыть ~ выть, или мыть ~ мыт, либо с близкими означаемыми — мыть ~ чистить или мыть ~ стирать. Всякое в строгом смысле термина семиотическое исследование обязательно проходит следующие

28 Это разграничение было впервые предложено на заседании открытия XIII конгресса Общества философии французского языка в Женеве 3 сентября 1966 г. Доклад опубликован в Материалах этого конгресса [см. Библиографию, № 39.— Прим. ред.]. В нем представлено завершение анализа, предпринятого ра­нее в статье «Уровни лингвистического анализа» [см. в наст, сборнике, стр. 129.— Прим. ред.]. Чтобы сделать указанное разграничение отчетливее, мы предпочли бы выбрать термины, внешне менее схожие друг с другом, чем семиотический и семан­тический, так как и тот и другой несут здесь определенный технический смысл. Однако в то же время необходимо было, чтобы и тот и другой термин ассоцииро­вался с понятием «сема», с которым оба они связаны, хотя и по-разному. Этот терминологический вопрос не должен быть помехой для тех, кто хотел бы оценить перспективы нашего анализа в целом.

* Здесь и ниже русские примеры заменяют соответствующие французские.— Прим. ред.


этапы: выделение и идентификация единиц, описание их различи­тельных признаков, отыскание все более и более тонких критериев их разграничения. В результате каждый знак будет находить все более четкую характеристику присущего ему означивания внутри некоторой совокупности или множества знаков. Взятый сам по себе, знак представляет чистое тождество с самим собой и чистое отличие от любого другого, он является означивающей основой языка, необходимым материалом выражения. Он существует в том случае, если опознается как означивающее всей совокупностью членов данного языкового коллектива и если у каждого вызывает в общем одинаковые ассоциации и одинаковые противопостав­ления. Таков характер семиотического способа и сфера его дей­ствия.

Говоря о семантическом способе, мы имеем в виду специфиче­ский способ означивания, который порождается речью. Возникаю­щие здесь проблемы связаны с ролью языка как производителя сообщений. Сообщение не сводится к простой последовательности единиц, которые допускали бы идентификацию каждая в отдель­ности; смысл не появляется в результате сложения знаков, а как раз наоборот, смысл («речевое намерение») реализуется как целое и разделяется на отдельные «знаки», какими являются слова. Кроме того, семантическое означивание основано на всех референтных связях, в то время как означивание семиотическое в принципе свободной независимо от всякой референции.Семантический аспект принадлежит сфере высказывания и миру речи.

Тот факт, что дело касается именно двух разных рядов поня­тий, двух познавательных областей, можно подкрепить и указа­нием на различие в критериях, которые предъявляют тот и другой способ к своим единицам. Семиотическое (знак) должно быть узнано, семантическое (речь) должно быть понято. Различие между узна­ванием и пониманием связано с двумя отдельными свойствами разума: способностью воспринимать тождество предыдущего и настоящего, с одной стороны, и способностью воспринимать зна­чение какого-либо нового высказывания, с другой. При патологи­ческих нарушениях речевой деятельности эти две способности часто разрываются.

Итак, язык — это единственная система, где означивание про­текает в двух разных измерениях. В других системах означивание одномерно: оно имеет либо семиотический характер (жесты вежли­вости; mudras), без семантики; либо семантический (художествен­ные способы выражения), без семиотики. Привилегированное положение языка заключается в его свойстве осуществлять одно­временно и означивание знаков и означивание высказывания. Отсюда и проистекает его главная способность, способность со­здавать второй уровень высказывания, когда становится возмож­ным высказывать нечто означивающее о самом означивании. В этой метаязыковой способности и лежит источник отношения интерпре-


тирования, благодаря которому язык включает в себя другие системы.

Когда Соссюр определил язык как систему знаков, он заложил основы языковой семиологии. Однако теперь мы видим, что, хотя знак действительно соответствует означивающим единицам языка, принцип знака нельзя считать единственным принципом языка в его функционировании для познания. Соссюр не игнорировал высказывания, но оно, очевидно, вызывало у него серьезные затруд­нения, и он отнес его к «речи» («parole») 29, что ничуть не помогало решению проблемы, так как вопрос именно в том и состоит, чтобы выяснить, можно ли, и если можно, то как, от знака переходить к речи. В действительности мир знаков замкнут. От знака к вы­сказыванию нет перехода ни путем образования синтагм (syntag-mation), ни каким-либо другим. Их разделяет непереходимая грань. Поэтому следует признать, что в языке есть две разные области, каждая из которых для своего изучения требует отдельного ап­парата понятий. Для области, названной нами семиотической, основу исследования составит соссюровская теория языкового знака. Семантическую же область следует рассматривать отдельно. Для ее исследования необходим новый аппарат понятий и опреде­лений.

Развитие семиологии языка было задержано, как это ни парадок­сально, самим орудием ее создания — знаком. Нельзя было отка­заться от идеи языкового знака без того, чтобы тем самым не от­бросить самую важную особенность языка; но нельзя было также и распространить эту идею на целое речевое произведение, не вступив в противоречие с определением знака как минимальной единицы.

Итак, мы приходим к выводу, что нужно преодолеть соссю-ровское понимание знака как единственного принципа, от кото­рого будто бы зависит и структура языка и его функционирование. Это преодоление должно идти в двух направлениях:

во внутриязыковом (интралингвистическом) анализе — в на­правлении нового измерения означивания, означивания в плане речевого сообщения, названного нами семантическим и отличного от плана, связанного со знаком, то есть семиотического;-

в надъязыковом (транслингвистическом) анализе текстов и ху­дожественных произведений — в направлении разработки метасе-мантики, которая будет надстраиваться над семантикой высказы­вания.

Это будет семиология «второго поколения», и ее понятия и методы смогут содействовать развитию других ветвей общей се­миологии.

28 Ср. «Курс», стр. 148, 172 (стр. 122 и др. русск. изд.), и замечания Р. Годеля в «Current Trends in Linguistics», III, Theoretical Foundations, 1966, стр. 490 и ел.


Г Л А В А VI ПРИРОДА ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА

Теория языкового знака, ныне явно или неявно принятая в большинстве сочинений по общей лингвистике, ведет свое начало от Ф. де Соссюра. И положение Соссюра о том, что природа знака произвольна, принимается в качестве очевидной истины, хотя и не эксплицитной, но на деле никем не оспариваемой. Эта формули­ровка получила быстрое признание. Всякий разговор о природе знака или о свойствах речи начинается с заявления о произвольном характере языкового знака. Этот принцип столь важен, что, о какой бы стороне лингвистики мы ни размышляли, мы обязательно с ним сталкиваемся. Тот факт, что на него повсюду ссылаются и всегда принимают за самоочевидный, и побуждает попытаться по крайней мере понять, какой смысл вкладывал в этот принцип Соссюр и какова природа фактов, служащих доказатель­ствами.

В «Курсе общей лингвистики» * это определение мотивируется очень просто. Знаком называют «целое, являющееся результатом ассоциации означающего (=акустического образа) и означаемого (=понятия)...» «Так, понятие «сестра» внутренне никак не связано с последовательностью звуков s-6-r, которая служит ее означаю­щим; это понятие с таким же успехом могло бы быть представлено каким угодно означающим, о чем свидетельствуют различия между языками и само существование разных языков: так, для означа­емого «бык» в качестве означающего по одну сторону границы выступает b-o-f (boeuf), а по другую— o-k-s (Ochs)» (стр. 102). Это говорит о том, что «связь, объединяющая означающее и означаемое,

1 Зде

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

ОБЩАЯ ЛИНГВИСТИКА

ОБЩАЯ ЛИНГВИСТИКА... Под редакцией с вступительной статьей и комментарием Ю С Степанова... Издательство Прогресс Москва ЭМИЛЬ БЕНВЕНИСТ И ЛИНГВИСТИКА НА ПУТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ПРОБЛЕМЫ КОММУНИКАЦИИ

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

ЛИНГВИСТИКА НА ПУТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
ГЛАВА I ВЗГЛЯД НА РАЗВИТИЕ ЛИНГВИСТИКИ I В течение последних лет исследования языка и языков претер­пели значительные изменения, которые заставляют еще шире

КОММУНИКАЦИЯ В МИРЕ ЖИВОТНЫХ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЯЗЫК
В применении к животному миру понятие языка используется только из-за смешения терминов. Как известно, до сих пор не уда­лось установить, имеют ли какие-нибудь животные хотя бы в за­чаточной ф

ЯЗЫКОВЫЕ СТРУКТУРЫ И ИХ АНАЛИЗ

I. К ОБРАЗОВАНИЮ КОРНЕВОГО ПЕРФЕКТА В ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ
В зависимости от того, рассматривают ли ее в синхронном плане или исследуют ее происхождение, морфология латинского корневого перфекта ' предстает в двух резко различных видах: как простая и относи

II. ГЕРМАНСКИЕ ПЕРФЕКТО-ПРЕЗЕНСЫ
В германском имеется группа глаголов смешанного спряжения (сильный презенс и слабый претерит), называемых перфектно-презентными глаголами, которые давно уже рассматриваются как продолжение индоевро

ЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СИСТЕМЫ ПРЕДЛОГОВ В ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ
В своем капитальном труде «Категория падежей» (I, стр. 127 и ел.) Луи Ельмслев установил основные черты «сублогической системы», которая определяет различия падежей в любом языке и позволяет выявит

К АНАЛИЗУ ПАДЕЖНЫХ ФУНКЦИЙ: ЛАТИНСКИЙ ГЕНИТИВ
Среди опубликованных в последние годы исследований о син­таксисе падежей одним из самых значительных является работа А. В. де Гроота, посвященная латинскому генитиву1. Благодаря ярко выр

СИНТАКСИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ
ГЛАВА XIV ИМЕННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ Со времени появления широко известной статьи А. Мейе, в которой было определено место именного предложения в системах индоевропейских яз

ПАССИВНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ ПЕРФЕКТА ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
I ЛО1 логичных явлений за пределами индоевропейских языков. Мы I постараемся представить факты в истинном свете и предложим I совершенно иное их объяснение. &nbs

ГЛАГОЛЫ «БЫТЬ» И «ИМЕТЬ» И ИХ ФУНКЦИИ В ЯЗЫКЕ
Изучение предложений с глаголом «быть» осложняется труд­ностью, если не невозможностью, дать удовлетворительное опреде­ление природы и функций глагола «быть». Прежде всего, является ли «быть»

ОТНОСИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КАК ПРОБЛЕМА ОБЩЕГО СИНТАКСИСА
 

СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИМЕННОГО СЛОЖЕНИЯ
Как в практике описания, так и в теории классов форм всегда считалось, что именное сложение относится к мофологии и яв­ляется такой же разновидностью образования имен, как и дерива­ция. Никто

ЧЕЛОВЕК В ЯЗЫКЕ
ГЛАВА XX СТРУКТУРА ОТНОШЕНИЙ ЛИЦА В ГЛАГОЛЕ Глагол наряду с местоимением представл

ОТНОШЕНИЯ ВРЕМЕНИ ВО ФРАНЦУЗСКОМ ГЛАГОЛЕ
Совокупность личных форм французского глагола традиционно подразделяется на определенное число временных парадигм, назы­ваемых present «настоящее время»; imparfait «имперфект», «прошед­шее несоверш

I. ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ
...Среди языков мира индоевропейская семья языков является удобным объектом для самых обширных в пространстве и времени, самых разнообразных и глубоких исследований в силу того, что эти языки распр

Бенвенист
в силу внутреннего развития этого языка, благодаря переводам и прямому калькированию послужили образцом для установления аналогичных отношений в латинском языке. Здесь делается также

Quot; Збб
Делается понятным, что образ завершенного процесса роста, результатом которого является тел

ПОНЯТИЕ «РИТМ» В ЕГО ЯЗЫКОВОМ ВЫРАЖЕНИИ
Исследование отношения слов, обозначающих различные дви­жения и жесты, к психическим явлениям, связанным с этими дви­жениями, параллельное изучение смысла слов и вызываемых эти­ми словами представл

БИБЛИОГРАФИЯ РАБОТЭ. БЕНВЕНИСТА
Воснову настоящей «Библиографии» положен список, составленный самим Э. Бенвенистом в 1960 г. в связи с его избранием во Французскую академию наук. По разделам общей и индоевропейск

Дополнение
180) La forme et le sens dans le langage, « Le langage », II. Actes du XIII-e Congres des Societes de philosophie de langue francaise, Neuchatel, 1967, cp. № 39. 181)M

КОММЕНТАРИЙ
Издательство „Прогресс, 1974 г. Комментарий имеет целью ввести работы Э. Бенвениста в контекст современ­ной советской лингвистики и особенно показать точки близости и схождений ф

ЛИНГВИСТИКА НА ПУТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
ГЛАВА I ВЗГЛЯД НА РАЗВИТИЕ ЛИНГВИСТИКИ (БИБЛИОГРАФИЯ,№ 36) Этот обзор, рассчитанный на широкого читателя, может служить хорошим введением ко всей

ПРОБЛЕМЫ КОММУНИКАЦИИ
ГЛАВА V СЕМИОЛОГИЯ ЯЗЫКА (БИБЛИОГРАФИЯ, № 42) Из множества проблем, связанных со становлением новой науки — семио­тики, или, как в соответствии с французской трад

КОММУНИКАЦИЯ В МИРЕ ЖИВОТНЫХ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЯЗЫК
(БИБЛИОГРАФИЯ, № 22) В данной работе Бенвенист несколько нарушает цеховые традиции французской лингвистической школы. Парижское лингвистическое общество уже в своем уставе

ИНДОЕВРОПЕЙСКОГО ПЕРФЕКТА
(БИБЛИОГРАФИЯ, № 58) В первой части работы Бенвенист блестяще демонстрирует применение своей «теории индоевропейского корня» к конкретному анализу. Сама теория в связи с о

ЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СИСТЕМЫ ПРЕДЛОГОВ В ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ
(БИБЛИОГРАФИЯ, № 86) В оригинале статья называется «Сублогическая система...» То, что автор, вслед за Л. Ельмслевом, называет этим термином в применении к материалу данной

СИНТАКСИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ
ГЛАВА XIV ИМЕННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ (БИБЛИОГРАФИЯ, № 21) Как почти всегда у Бенвениста, рассматриваемый вопрос включается в ряд более общих проблем. Первый круг проблем — принци

ПАССИВНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ ПЕРФЕКТА ПЕРЕХОДНОГО ГЛАГОЛА
(БИБЛИОГРАФИЯ, № 61) Как уже было отмечено во Вступ. статье, проблема перфекта—один из узло­вых пунктов современной теории языка. Бенвенист посвятил ей много работ — см. п

ОТНОСИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КАК ПРОБЛЕМА ОБЩЕГО СИНТАКСИСА
(БИБЛИОГРАФИЯ, № 28) Вэтой главе Бенвенист развивает свою концепцию типологического изучения синтаксиса. В этом общетеоретическом плане работа является ка

ЧЕЛОВЕК В ЯЗЫКЕ
ГЛАВА XX СТРУКТУРА ОТНОШЕНИЙ ЛИЦА В ГЛАГОЛЕ (БИБЛИОГРАФИЯ, № 18) Глава не случайно открывает данный раздел: она не только освещает специ­альный вопрос о категории

ФОРМАЛЬНЫЙ АППАРАТ ВЫСКАЗЫВАНИЯ
(БИБЛИОГРАФИЯ, № 182) Работа (1970 г.) посвящена тому аспекту языка, который лишь в самое послед­нее время стал предметом изучения в мировой лингвистике и логике,— «языку

СЛОВАРЬ ИНДОЕВРОПЕЙСКИХ СОЦИАЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ
ИЗВЛЕЧЕНИЯ (БИБЛИОГРАФИЯ, № 15) Эта последняя по времени крупная работа Бенвениста состоит из двух томов: Т. 1, «Экономика, родственные отношения, общество», т. 2, «Власть

Синтаксические функции
Глава XIV. Именное предложение........................................................................ 167 Глава XV. Активный и средний залог в глаголе ...................

Человек в языке
Глава XX. Структура отношений лица в глаголе ........................... 259 Глава XXI. Отношения времени во французском глаголе............................................. 270 Г

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги