Фонология

§ 39. В фонологии до сих пор были распространены преимуществен­но исследовательские модели, т. е. модели, которые прежде всего описыва­ют, каким образом можно выяснить систему фонем данного языка. Такие модели предоставляют в распоряжение лингвиста ряд рекомендаций, отве­чающих на вопрос: какие операции следует произвести над текстом, чтобы установить систему фонем данного языка?

Поскольку фонемы суть кратчайшие единицы плана выражения, то в качестве первого шага анализа следует расчленить текст на минимальные сегменты.

В языкознании существуют направления (прежде всего это относит­ся к дескриптивной лингвистике), представители которых считают, что к сегментации звучащего текста следует подходить как к собственно физи­ческой процедуре: нужно отыскать такие признаки акустического порядка, которые позволили бы расчленить звуковую цепь на минимальные сегмен­ты. Очевидно, при этом предполагается, что, коль скоро носитель языка прекрасно слышит, из каких звуков слагается то или иное слово, он всегда может вычленить эти звуки, и необходимо лишь под эти интуитивные знания подвести определенную «материальную базу» в виде упомянутых выше критериев сегментации.

Следует, однако, со всей отчетливостью подчеркнуть: впечатление носителя языка о том, что фонетически текст слагается из отдельных звуков, есть иллюзия. В действительности речевой поток представляет собой непрерывный континуум, где границы между сегментами, соответ­ствующими отдельным фонемам, сплошь и рядом либо вообще отсутству­ют[20], либо не выражены сколько-нибудь определенно. Поэтому весьма часто собственно физические критерии сегментации или невозможны, или дают членение речевого потока, не имеющее никаких лингвистических соответствий. Что же касается убежденности носителя языка в том, что он слышит отдельные звуки и границы между ними, то это объясняется знанием языка: зная язык и владея его системой фонем, человек все слышимое в речи воспринимает в терминах членов этой системы; даже в тех (вполне обычных) случаях, когда сам воспринимаемый акустический ре-/33//34/чевой сигнал нечеток, недостаточен, слушающий, опознавая слово благодаря части признаков и контексту, тем самым опознает его звуковой облик и получает иллюзию, что слышит все его «отдельные звуки».

§ 40. Таким образом, подход к фонологической сегментации текста с чисто физической стороны невозможен. Чтобы осуществить указанную сегментацию, фонолог должен привлечь лингвистические критерии. Необходимость привлечения лингвистических критериев вытекает из знаковой природы языка и существования двойного членения. Фонемы не являются знаками, функция же их состоит в том, чтобы формировать знаки (вернее, десигнаторы). Поэтому существенные с лингвистической точки зрения свойства фонем мы сможем выяснить тогда, когда проследим, каким образом фонемы выполняют свою функцию, т. е. каким образом они функционируют в составе знаков. В частности, чтобы выяснить, как речевая цепь членится на минимальные сегменты с фонологической точки зрения, необходимо рассмотреть, как членится она с морфологической точки зрения. При таком подходе фонологическая сегментация оказывается производной от сегментации морфологической. Эту точку зрения последовательно развивает школа Л. В. Щербы.

Описанная концепция практически означает, что для определения фонологической границы нужно выяснить, где проходит граница морфологическая: когда нам необходимо знать, имеем мы дело с фонологически единым сегментом или с последовательностью таких сегментов, следует определить, дели´м ли данный сегмент морфологической границей. Например, сравним слово Meister в немецком языке и слово майстер в украинском языке. В обоих словах присутствует звучание [ai»] или [aj], немецкий и украинский варианты которого не тождественны[21], но вполне сопоставимы. В украинском языке это звучание с фонологической точки зрения делится на два минимальных сегмента, [a] и [j], поскольку [aj] представляет собой сочетание, которое может быть расчленено морфологической границей: например, в слове питай ‘спрашивай’ а и й — это два самостоятельных аффикса. Что же касается немецкого языка, то [ai»] здесь фонологически неделимо, является дифтонгом: в немецком языке невозможно найти случай, где бы внутри [ai»] проходила морфологическая граница.

Морфологическая граница — это не всегда граница морфемная. Такая граница — с соответствующими следствиями для фонологии — может обеспечиваться и морфологизованными чередованиями наподобие чередований sing — sang — sung в английском языке, где наличие чередований свидетельствует о членимости указанных слов на [s], [i] (или [æ], [Ã]) и [ŋ]. /34//35/

Следует подчеркнуть, что описанные процедуры по самой своей природе не могут механически применяться к тексту как к «акустическому сигналу». Их использование предполагает, что лингвист владеет информацией о мельчайших значимых единицах языка — морфемах, их границах и взаимоотношениях. Это не означает, однако, что на данной стадии должна быть известна вся морфология: нужен лишь некоторый минимум морфологической информации, необходимый и достаточный для целей фонологического анализа.

§ 41. Последовательно применяя критерий морфологизованной, или функциональной, сегментации, мы получаем текст, расчлененный на фонологически минимальные сегменты, или фоны.

Процедура сегментации обеспечивает вычленение минимальных сегментов, однако число фонем заведомо меньше, чем число выделенных таким образом фонов: в речевой цепи фонемы представлены своими вариантами (аллофонами), и нужно установить, какие сегменты являются вариантами одной и той же фонемы, или, иначе говоря, какие из сегментов могут быть отождествлены как представители одной фонемы.

§ 41.1. В лингвистике имеются два типа критериев отождествления сегментов. К первому типу принадлежат критерии дополнительной ди­стрибуции (дополнительного распределения) и свободного варьирования.

Дистрибуцией называют распределение единиц относительно друг друга и/или относительно каких-либо других единиц. Например, ди­стрибуция звонких согласных в русском языке такова, что они сочетаются с гласными, сонантами, другими звонкими согласными, не сочетаются с глухими согласными и не встречаются в исходе слова перед паузой.

Дополнительная дистрибуция — это такое отношение еди­ниц, когда каждая из них возможна только в своем окружении, контексте и ни в каком другом.

Если обозначить два сегмента через x и y, а их окружение соответственно через A — B и C — D, то можно сказать: x и y находятся в отношении дополнительной дистрибуции, если x встречается в окружении A — B и не встречается в окружении C — D, а y, наоборот, встречается в окружении C — D и не встречается в окружении A — B. Например, в русском языке [æ] возможно в окружении мягких (сядь), но невозможно в окружении твердых, в то время как [a] встречается в окружении твердых (сад), но не в окружении мягких.

Из отношения дополнительной дистрибуции следует вывод, что данные сегменты суть варианты одной и той же фонемы. Так, русские [æ] и [a] суть варианты фонемы /a/.

Свободное варьирование — это такое отношение сегментов, когда они поддаются взаимозамене: вместо одного всегда может быть употреблен другой. Например, начальный /35//36/ [а] в русском языке можно всегда заменить на [^/a], гласный со смычногортанным началом и наоборот: [ana] и [^/ana] — она. Отношение свободного варьирования также свидетельствует о принадлежности сегментов одной фонеме. Так, русские [a] и [^/a] суть варианты фонемы /а/.

§ 41.2. Другой тип критериев отождествления сегментов основан на соображении функционального характера: согласно этому критерию, отождествляются те сегменты, которые чередуются в составе означающего одной и той же морфемы. Например, одна и та же приставка, орфографически передающаяся как о, может реализоваться в качестве сегмента [a] или [^/a] (осадок), [aⁱ][22] (осядет), [ⁱaⁱ], иначе [æ] (муть осядет) и т. д. Следовательно, все эти сегменты признаются вариантами фонемы /a/.

Применение этого критерия имеет два ограничения. Первое из них, признаваемое обеими отечественными фонологическими школами, Московской и школой Л. В. Щербы, состоит в том, что отождествлять разрешается только сегменты, находящиеся в отношении так называемого живого фонетического чередования. Под живыми понимаются такие чередования, которые определяются исключительно фонологическим окружением и происходят автоматически при изменении этого окружения. Например, звонкие в русском языке автоматически заменяются глухими перед другими глухими и перед паузой, ср. разбить — рассыпать, нога — ног [nok]. Что же касается, например, замены [g] на [ž] (нога — ноженька), то она не может быть объяснена изменением фонологического контекста[23], [g] не переходит автоматически в [ž] при изменении фонологического окружения. Соответственно [z] — [s], [g] — [k] — живые фонетические чередования, а [g] — [ž] — нет; это так называемое историческое чередование.

Требование второго ограничения выдвигается школой Щербы. С точки зрения ее представителей, можно отождествлять только такие сегменты, взаимозамена которых всегда вызывается изменением окружения и никогда не нарушает тождества морфемы. Например, замена [t] на [t°] (огубленное [t]) и наоборот всегда вызывается изменением окружения, так как [t°] появляется только перед огубленными гласными, ср. плита [pl’ita] — плитой [pl’it°oj]; кроме того, нет таких случаев, когда замена [t] на [t°] (или наоборот) давала бы новую морфему. В отличие от этого [g] и [k], например, хотя чередуются в составе одной и той же морфемы в случаях типа нога — ног, рога — рог, не могут быть отождествлены, поскольку в других случаях замена [g] на [k] не вызвана изменением контекста и нарушает /36//37/ тождество морфемы, ср. гол — кол. Московская фонологическая школа не знает этого ограничения и считает возможным и необходимым отождествление звонких и глухих в исходе морфемы в случаях типа рога — рог и др.

Указанное различие между школами обусловлено тем, что Московская школа не рассматривает фонемы «сами по себе», но всегда лишь в составе означающих определенных морфем, поэтому [k] морфемы рог и [k] морфемы кол получают разную интерпретацию. Школа Щербы, однако, исходит из того, что фонемы — относительно самостоятельные, автономные единицы, качественная характеристика которых не определяется полностью отнесенностью к той или иной морфеме (см. также ниже, §§ 48.1–48.3).

§ 41.3. Как можно заметить из изложенного выше, два типа критериев отождествления сегментов по существу не противопоставлены. Как свободное варьирование, так и дополнительная дистрибуция отражают разновидности чередования, или мены, сегментов: при свободном варьировании происходит случайная мена сегментов, не вызванная изменением контекста, а в случае дополнительной дистрибуции — вынужденная мена, обусловленная изменением контекста. Следует только добавить, что для отождествления сегментов необходимо, чтобы их мена осуществлялась в составе одной морфемы, и ввести два ограничения, сформулированные выше в § 41.2. В итоге мы получим объединение критериев обоих типов.

§ 42. В результате применения указанных критериев выделяются классы, или группы, фонологически тождественных сегментов. Каждому такому классу соответствует абстрактный объект, который и является фонемой. Построение такого абстрактного объекта аналогично в общем тому, как создаются общие понятия, например, березы или сосны, которым в реальной действительности соответствуют различные разновидности конкретных экземпляров этих деревьев. В этом смысле, например, фонема /a/ отдельное существование имеет только как объект лингвистической теории, будучи представлена в реальной действительности своими текстовыми реализациями.

Ситуация несколько иная при психо- и нейролингвистическом подходе. Здесь каждой фонеме соответствует некий элемент психолингвистической системы и отвечающие ему неврологические связи (ср. § 6).

§ 43. Полученное множество фонем, как таковое, представляет собой набор, или инвентарь, но не систему. Чтобы получить систему фонем, необходимо вскрыть связи и отношения между ними. Наиболее распространенным способом установления и представления фонологической структуры языка является описание фонем по их дифференциальным признакам. Дифферен-/37//38/циальными называют такие признаки, которые различают по крайней мере две фонемы в данном языке. Естественно, что фонемы, характеризующиеся частично сходным набором дифференциальных признаков, объединяются в группы (подклассы); в итоге обнаруживается определенная организация внутри общего класса фонем, т. е. структура этой системы.

Каждой фонеме соответствует свой собственный набор дифференциальных признаков, который отличает ее от любой другой фонемы данного языка. Например, русская фонема /b/ характеризуется следующими дифференциальными признаками: губная (что отличает ее от /d/, /g/), смычная (что отличает ее от /v/), твердая (что отличает ее от /b’/), звонкая (что отличает ее от /p/), неносовая (что отличает ее от /m/)[24]. Такие признаки, как «губно-губная», «непридыхательная», не являются дифференциальными для фонемы /b/, хотя они реально присущи текстовым реализациям этой фонемы: дело в том, что губно-зубной /v/ данная фонема противопоставлена не как губно-губная губно-зубной, а как смычная — щелевой, придыхательных же в русском языке нет вообще. Признаки такого типа называют интегральными.

§ 44. Существует теория, разработанная в основном Р. Якобсоном, согласно которой все дифференциальные признаки являются бинарными, или двоичными, т. е. каждый дифференциальный признак может принимать только два значения, например, может быть признак «звонкость/глухость», но не может быть признака «высокий подъем/средний подъем/низкий подъем». Иначе говоря, все существующие оппозиции Р. Якобсон и его сторонники сводят к привативным (см. § 47). Эту концепцию называют теорией дихотомической фонологии.

Сторонники обсуждаемой теории полагают, что можно установить такой набор дифференциальных признаков, который был бы пригоден для описания фонем любого языка. В настоящее время в литературе высказываются разные точки зрения относительно того, каким должен быть такой набор с количественной и качественной точек зрения. В последних работах содержатся перечни признаков, насчитывающие три-четыре десятка единиц. Однако в первых трудах, посвященных теории дихотомической фонологии, приводится набор из 12 дифференциальных признаков. Именно этот набор дается ниже. Поскольку в дихотомической фонологии важное значение придается установлению акустических и артикуляторных коррелятов дифференциальных признаков (см. § 46), в описание признаков включены /38//39/ также некоторые фонетические характеристики, которые им соответствуют.

§ 44.1. Все признаки делятся на два класса — признаки звучности и признаки тона.

Следующие характеристики относятся к признакам звучности.

1. «Гласность/негласность». Для звуков, которые выступают представителями фонем, обладающих признаком «гласность», характерна четкая формантная структура, т. е. наличие ярко выраженных областей усиления в спектре. Напротив, признак «негласность» не требует наличия четкой формантной структуры.

2. «Согласность/несогласность». Признак «согласность» предполагает общий низкий уровень энергии, признак «несогласность» — общий высокий уровень энергии. С артикуляционной точки зрения здесь важно наличие/отсутствие преграды в голосовом тракте.

Гласные фонемы характеризуются как гласные, несогласные; согласные фонемы — как негласные, согласные.

Наряду с этим плавные и дрожащие (типа /l/ и /r/) характеризуются как гласные, согласные, так как соответствующие звуки обладают формантной структурой, но относительно низким общим уровнем энергии.

Так называемые глайды — фонемы типа английского, немецкого и т. п. /h/ и гортанной смычки — характеризуются как негласные, несогласные[25].

3. «Компактность/диффузность». Компактность с акустической точки зрения характеризуется наличием концентрации энергии в центральной части спектра. Это выражается прежде всего в том, что первая форманта занимает высокое положение, а вторая — низкое, они часто смыкаются, образуя одну область усиления. С артикуляторной точки зрения компактные представлены звуками, у которых отношение объема первой полости рта ко второй относительно больше (чем у диффузных). Примером компактных могут служить /a/ среди гласных и /k/ среди согласных.

Диффузность предполагает отсутствие центральной области концентрации энергии в спектре. Обычно первая форманта низкая, а вторая — высокая. К диффузным относятся, например, /i/ среди гласных и /t/ среди согласных.

4. «Напряженность/ненапряженность». Напряженные образуются при большем звуковом давлении, при большем напряжении стенок голосового тракта, они обычно обладают большей длительностью. Среди согласных к напряженным относятся, например, /p/, /t/, /k/ и др. в английском языке (где важна, как считают, именно напряженность, а не неучастие голоса). /39//40/

5. «Звонкость/глухость». Фонетическое содержание этого признака, по-видимому, ясно: звонкость предполагает участие в произнесении голоса, работу голосовых связок, а глухость — отсутствие голоса, работы голосовых связок. Этот признак различает, например, русские /d/ — /t/, /b/ — /p/ и т. д.

6. «Назальность/ртовость». Акустические корреляты этого признака довольно сложны. Проще описать артикуляторные корреляты, которые состоят во включении/отключении дополнительного носового резонатора. Среди гласных по данному признаку различаются носовые/ртовые гласные французского, польского языков; широко представлены в разных языках носовые/неносовые согласные типа
/m/ — /b/, /n/ — /d/ и т. д.

7. «Прерывность/непрерывность». С артикуляторной точки зрения признак «прерывность» характеризуется резким приступом, резким размыканием преграды или перерывами фонации. Прерывностью характеризуются смычные и дрожащие, в то время как непрерывные — это щелевые и плавные.

8. «Резкость/нерезкость». Резкость предполагает большую по сравнению с нерезкостью интенсивность шума. Резкие смычные — это аффрикаты; например, /t/ отличается от /c/ как нерезкая от резкой. Среди щелевых, например, круглощелевые типа английской /s/ отличаются от плоскощелевых типа английской /θ/.

9. «Глоттализованность/неглоттализованность». Этот признак основан на участии в артикуляции дополнительного гортанно-смычного элемента. Наиболее ярким примером противопоставления согласных по этому признаку являются так называемые абруптивы, отмечающиеся в ряде языков Кавказа, например, /t^// в отличие от /t/ в кабардино-черкесском и других языках.

Остальные три признака относятся к тоновым. Это следующие признаки.

10. «Низкий тон/высокий тон». С акустической точки зрения звуки низкого тона характеризуются преобладанием концентрации энергии в нижних, а высокого — в высоких областях спектра. Артикуляторно для звуков низкого тона характерен больший объем ртового резонатора и меньшая его расчлененность. Это имеет место при произнесении губных и заднеязычных — в отличие от переднеязычных и среднеязычных. Соответственно /p/, /k/ выступают в качестве низких, а /t/, /ć/ — в качестве высоких.

11. «Бемольность/небемольность». Бемольность обозначает понижение некоторых или даже всех формант спектра. Обычно это происходит в результате лабиализации — огубления. Считается, что аналогичный эффект вызывает фарингализация (сужение стенок глотки) и веляризация (поднятие задней части языка к нёбу). Бемольные гласные — это огубленные, в отличие от неогубленных, например: /y/ — /i/.

12. «Диезность/недиезность». Диезность обозначает повыше-/40//41/ние или усиление части высоких формант (начиная со второй). Артикуляторно диезность выражается прежде всего в палатализации (поднятии средней части языка к нёбу). Русские мягкие согласные отличаются от твердых, как диезные от простых.

§ 44.2. Результаты фонологического анализа в терминах двоичных дифференциальных признаков принято отражать в виде матрицы — прямоугольной схемы, в левом столбце которой записываются дифференциальные признаки, а в верхней строке — фонемы (или наоборот). На пересечении столбца и строки ставится знак «плюс», если для данной фонемы признак принимает положительное значение, знак «минус», если признак принимает отрицательное значение, и знак «нуль», если для данной фонемы признак избыточен, иррелевантен (является интегральным или вообще не может быть применен для характеристики фонемы). Ниже приведен фрагмент матрицы для части согласных фонем русского языка (см. табл.).

Таблица

Фонемы   Дифференциальные признаки	j	t	d	t’	d’	n	n’	c
Гласность/негласность	–	–	–	–	–	–	–	–
Согласность/несогласность	–	+	+	+	+	+	+	+
Резкость/нерезкость		–	–	–	–	–	–	+
Звонкость/глухость		–	+	–	+
Назальность/ртовость		–	–	–	–	+	+
Прерывность/непрерывность		+	+	+	+			+
Низкий тон/высокий тон		–	–	–	–	–	–	–
Диезность/недиезность		–	–	+	+	–	+

§ 44.3. Следует отметить, что принцип бинарности — сведение всех признаков к двоичным и, следовательно, всех оппозиций к привативным — в литературе не раз подвергался критике. Указывалось, что с чисто логической точки зрения не составляет, разумеется, труда расчленить признак типа «высокий/средний/низкий подъем» на двоичные признаки: «высокий/невысокий» и «низкий/ненизкий» («средний» при этом окажется «невысоким» и «ненизким»), однако вряд ли это будет оправданным с лингвистической точки зрения, так как лингвистически интересным /41//42/ является именно троичность данного признака[26], отличающая его от подлинно двоичных признаков типа «назальность/ртовость».

В ряде работ указывается также на то, что соотношение дифференциальных признаков с их акустическими и артикуляторными коррелятами в действительности гораздо сложнее, нежели это описывается в трудах по дихотомической фонологии (ср. § 46).

§ 45. Возможность описания каждой фонемы через ее дифференциальные признаки породила ныне широко распространенное определение фонемы как «пучка дифференциальных признаков». Такое понимание фонемы, однако, неприемлемо по двум по крайней мере причинам. Во-первых, если фонема — пучок дифференциальных признаков, то дифференциальные признаки должны выделяться до того, как установлен состав фонем, а это явно невозможно, поскольку невозможно определение признака объекта до определения самого объекта, носителя данного признака. Во-вторых, признаки принципиально нелинейны, т. е. лишены протяженности; соответственно нелинейным должен оказаться и пучок таких признаков — фонема. Функция же фонем состоит в том, чтобы формировать означающие морфем, которые принципиально линейны, поэтому при понимании фонемы как пучка дифференциальных признаков трудно объяснить переход от фонемы к означающему морфемы.

§ 46. Необходимо подчеркнуть, что традиционные названия дифференциальных признаков типа «звонкость» и «мягкость» не следует понимать как свидетельство их собственно физической, фонетической природы. Дифференциальные признаки столь же абстрактны, сколь абстрактны сами фонемы. Их обозначения в общем условны[27]. Дифференциальные признаки имеют фонетические корреляты, причем для фонем разных классов один и тот же дифференциальный признак может характеризоваться разными фонетическими коррелятами. Например, в русском языке фонологическому признаку «мягкость» фонетически отвечает: для щелевых согласных — усиление (в сравнении с аналогичными твердыми) полосы 2000–3000 гц и ослабление полосы 1000–2000 гц; для носовых и /p’/, /b’/ — наличие i‑образного переходного участка к гласному; для переднеязычных и заднеязычных смычных неносовых — появление специфической щелевой фазы. /42//43/

§ 47. В системе фонемы находятся в отношении оппозиции. Оппозиции можно усматривать не только между отдельными фонемами, но также между подсистемами фонологической системы.

Из существующих типов оппозиции наиболее важными являются привативные и пропорциональные. Привативная оппозиция существует между двумя фонемами, из которых одна характеризуется наличием, а другая — отсутствием данного дифференциального признака, т. е. одна характеризуется положительным, а другая — отрицательным значением признака. Например, в русском языке /m/ — /b/ находятся в отношении привативной оппозиции, так как /m/ — носовая, а /b/ — неносовая. То же самое можно сказать о глухих и звонких (звонких/незвонких), твердых и мягких (мягких/немягких) и т. п.

Член оппозиции, который отмечен присутствием (положительным значением) признака, называется маркированным; член оппозиции, для которого данный признак отсутствует (принимает отрицательное значение), именуется немаркированным.

Пропорциональные оппозиции важны потому, что именно они дают ясно проявляющиеся группировки фонем: под пропорциональными понимаются оппозиции, существующие между несколькими парами фонем. Каждая из пар данной группы характеризуется одним и тем же дифференциальным признаком. Получаются как бы пропорции типа /b/ : /p/ = /d/ : /t/ = /z/ : /s/ = /ž/ : /š/ и т. д., так как все члены пар противопоставлены по признаку «звонкость/глухость»: для первого члена пары этот признак получает положительное значение («звонкая»), для второго — отрицательное значение («глухая»). Соответственно в фонологической системе выделяются подклассы звонких и глухих фонем.

§ 48. Выше освещался исследовательский подход к фонологии. Остановимся теперь на некоторых вопросах, связанных с аналитическим подходом, т. е. таким, который описывает переход «текст → смысл».

Здесь прежде всего интересен вопрос о фонологической трактовке сегментов в слабой позиции, который является основным пунктом расхождения фонологических школ. Слабая позиция — это позиция, в которой возможны не все фонемы, входящие в данную оппозицию. Сильной называют такую позицию, в которой возможны все фонемы, входящие в данную оппозицию. Так, в русском языке конец слова — это слабая позиция с точки зрения звонкости/глухости, поскольку звонкие здесь невозможны.

Вопрос о фонологической трактовке сегментов принадлежит именно аналитическому аспекту: чтобы придать смысловую интерпретацию отрезку текста, необходимо предварительно, как /43//44/ утверждалось выше, соотнести его элементы с единицами системы; для звуковых элементов это означает их соотнесение с членами системы фонем, т. е осуществление их фонологической интерпретации (трактовки).

§ 48.1. Проиллюстрируем проблему фонологической трактовки сегментов в слабой позиции на примере русских шумных смычных. В русских словах типа рог, с точки зрения представителей школы Л. В. Щербы, в абсолютном исходе присутствует фонема /k/, а с точки зрения приверженцев Московской школы, — фонема /g/. По мнению представителен школы Л. В. Щербы, фонологическая интерпретация такого конечного сегмента, как /k/ определяется тем, что коль скоро в системе фонем русского языка есть фонема /k/ и известны ее дифференциальные признаки, то, обнаружив в тексте сегмент с соответствующими признаками (вернее, их коррелятами), следует фиксировать фонему /k/.

§ 48.2. Концепция Московской школы в данном вопросе основывается, по существу, на двух соображениях. Первое состоит в том, что качественная определенность каждой фонемы вытекает из ее противопоставленности другим фонемам, т. е. из оппозиций, в которые она входит. Если же в данной позиции противопоставления нет и быть не может (конечному сегменту [k] не противопоставлен конечный сегмент [g]), то дать фонологическую интерпретацию такому сегменту, рассматривая только данную позицию, невозможно.

Чтобы решить этот вопрос, принимается, что фонологическая интерпретация сегмента в слабой позиции определяется фонологической интерпретацией сегмента, с которым он чередуется в сильной позиции в составе той же морфемы[28]. Поэтому конечная фонема слова рог, по мнению представителей Московской школы, определяется как /g/, поскольку конечный [k] в слабой позиции здесь чередуется с [g] в сильной позиции: рог — рога. Иначе говоря, [k] в рог — это вариант фонемы /g/ а [k] в рок — это вариант фонемы /k/.

Это и является вторым соображением, обосновывающим позицию Московской школы. Его можно упрощенно сформулировать так: «одна морфема — одна фонема», т. е. из тождества морфемы следует тождество фонемного состава ее означающего[29]. /44//45/

§ 48.3. Указанные соображения, на которых основана позиция Московской школы, связаны, очевидно, с неразличением подходов —аналитического и исследовательского

Прежде всего нужно заметить, что оппозиции — это отношения фонем в системе. Когда мы решаем вопрос о фонологической интерпретации сегмента, то это, как говорилось выше, есть одна из процедур в рамках перехода «текст → смысл», осуществляемого через заданную систему: уже известна система, известны оппозиции и дифференциальные признаки, остается соотнести с ними признаки сегмента текста (что и является основным принципом подхода школы Щербы); тогда конечный [k] будет признан представителем фонемы /k/ вне зависимости от того, возможен ли в данной позиции [g].

Что касается тезиса «одна морфема — одна фонема», то здесь также аналитический подход смешивается с исследовательским, а кроме того, наблюдается неразличение идентификации фонем и идентификации морфем. Сегменты действительно отождествляются на основе тождества морфемы (см. об этом выше, §§ 41.2, 41.3). Но это — процедура, принадлежащая исследовательскому подходу, фонологическая же трактовка сегмента заключается в отождествлении его не с другим сегментом текста, а с элементом системы — фонемой.

Когда же для достижения фонологической трактовки сегмента обращаются к сильной позиции, то в этом случае не сегмент в слабой позиции отождествляется с одной из фонем системы, а вариант морфемы, означающее которого содержит этот сегмент, идентифицируется с другим вариантом морфемы: вариант /rok/ — с вариантом /rog/ (ср. также ниже). Поэтому данная процедура, по существу, выходит за рамки фонологии.

§ 48.4. Особую позицию в данном вопросе, в известной степени промежуточную между позициями Московской школы и школой Л. В. Щербы, занимает Р. И. Аванесов[30].

Р. И. Аванесов решает вопрос о фонологической трактовке сегмента в зависимости от того, рассматривается этот сегмент в составе словоформы или морфемы. Р. И. Аванесов расценивает фонему как минимальный элемент (сегмент) звуковой оболочки словоформы и считает, что тождество (т. е. сохранение) словоформы определяет тождество фонем, образующих ее звуковую оболочку. Поэтому в словоформе рог отмечаются фонемы /r‑o‑k/, а в слове рóга — фонемы /r‑o‑g‑ъ/[31]. Вместе с тем утверждается, что фонема /k/ из рог не эквивалентна фонеме /k/, /45//46/ например, в слове кот: первая является слабой фонемой, так как она находится в слабой позиции, а начальная фонема слова кот — это сильная фонема, так как она находится в сильной позиции[32]. По этой же причине конечная /k/ в слове рог не эквивалентна /g/ в слове рога, если мы берем их в составе словоформ.

Когда же мы рассматриваем минимальные сегменты в составе морфемы, то, по Аванесову, вступает в силу иной закон: из тождества морфемы следует тождество фонемных рядов — минимальным элементом морфемы выступает именно фонемный ряд, под которым понимается совокупность сильных и слабых фонем, чередующихся в данной позиции в составе данной морфемы без нарушения ее тождества[33] (если таких чередований нет, то фонемный ряд может включать одну фонему — сильную или слабую). Так, конечным элементом морфемы рог является фонемный ряд /g/ — /k/ — /g’/ (ср. рога — рог — о роге). Сильная фонема «возглавляет» фонемный ряд. Например, в морфеме вот начальный элемент представлен фонемным рядом /v/, состоящим из одной сильной фонемы, а в морфеме стакан третий элемент представлен фонемным рядом, состоящим из одной слабой фонемы /ъ/.

В систему фонем языка входят только сильные фонемы. Что же касается слабых фонем, то они всегда выступают лишь в составе звуковых оболочек словоформ и как члены тех или иных фонемных рядов. Фонемный ряд, по Аванесову, есть единица, связывающая фонологические единицы и морфологические.

Если в звуковые оболочки словоформ входят лишь сильные фонемы, то не только, как сказано выше, из тождества словоформ следует тождество фонемного состава их звуковых оболочек, но и наоборот, из тождества фонемного состава звуковых оболочек следует тождество словоформ. Если же в формировании звуковых оболочек словоформ участвуют также и слабые фонемы, то из их тождества, как правило, не следует тождество словоформ: такие слабые фонемы обычно принадлежат разным фонемным рядам, а это, в свою очередь, означает, что соответствующие словоформы включают разные морфемы. Например, звуковые оболочки словоформ валы и волы тождественны, но если учесть их морфемное строение, то окажется, что первый гласный первой словоформы входит в фонемный ряд /a/ — /Ã/ — /ъ/, а тот же гласный во второй словоформе входит в фонемный ряд /o/ — /Ã/ — /ъ/. Таким образом, здесь представлены две омонимичные словоформы, но, очевидно, неомонимичные последовательности морфем.

§ 48.5. В концепции Р. И. Аванесова, по существу, отсутству-/46//47/ет последовательное различение аналитического и исследовательского подходов, а также разграничение отождествления фонем и отождествления морфем.

С одной стороны, в изложенной теории исследуется вопрос об отождествлении сегментов друг с другом на основании тождества/нетождества морфемы и словоформы. Это — операция, принадлежащая исследовательскому подходу, и здесь Аванесов, по-видимому, не признает, что в результате анализа можно говорить о фонемах, как таковых, которые, будучи членами системы, выполняют конституирующую функцию. Иначе не было бы надобности утверждать, что кроме фонем, которые являются членами системы и обладают конституирующей функцией (сильные фонемы), есть еще фонемы (слабые), которые также выполняют конституирующую функцию, но членами системы не являются. Иначе говоря, как и представители Московской школы, Аванесов не только начинает со значимых единиц, но и в конце анализа не выделяет фонему как независимую единицу, как член собственной системы.

С другой стороны, в теории Р. И. Аванесова исследуется вопрос, к какому элементу относится сегмент в данной позиции, а это уже сфера аналитического подхода. Поскольку, как уже было сказано, не всякий сегмент, по Аванесову, может быть отождествлен непосредственно с элементом системы, то некоторые из них — сегменты в слабой позиции — идентифицируются с одним из фонемных рядов, т. е., по существу, отождествляются морфемы, а не фонемы (так как фонемный ряд не существует вне морфемы).

Различие с подходом Московской школы состоит здесь в том, что для представителей Московской школы рог и рок, по-видимому, не омонимы: если под омонимами понимать единицы с совпадающим планом выражения и различающимся планом содержания, то план выражения, согласно точке зрения представителей Московской школы, здесь различается — /rog/ и /rok/; для Р. И. Аванесова эти единицы — омонимы как словоформы (планом выражения этих словоформ является одна и та же последовательность сильных и слабых фонем), но не омонимы как морфемы (так как конечные элементы представлены разными фонемными рядами).

И в концепции Московской школы, и в концепции Аванесова (во втором случае) план выражения оказывается не соотнесен с восприятием: невозможно отрицать, что рог и рок вне контекста не различаются в восприятии.

§ 48.6. Существенно иное решение предлагает для фонологической интерпретации сегментов в слабой позиции Пражская школа. Согласно концепции Пражской школы, здесь происходит нейтрализация оппозиции глухих и звонких фонем, т. е. исчезновение противопоставления их друг другу. В результате нельзя утверждать ни того, что в данной позиции представлены звон-/47//48/кие фонемы, ни того, что там представлены глухие фонемы. Вместо этого следует говорить о соответствующих архифонемах. Архифонема — это общее фонологическое содержание фонем, противопоставленность которых в данной позиции нейтрализуется; указанное общее фонологическое содержание описывается теми дифференциальными признаками, которые остаются, если вычесть признак (или признаки), по которому происходит нейтрализация. Так, результат нейтрализации /g/ и /k/ — появление в абсолютном исходе архифонемы /K/, характеризующейся признаками «заднеязычная, смычная, твердая», т. е. теми признаками, которые являются общими для /g/ и /k/ при их противопоставленности по признаку «звонкость/глухость».

Чтобы оценить эту концепцию, рассмотрим понятие нейтрализации. Нейтрализация — это контекстуально обусловленное уничтожение оппозиции, такое положение, когда под влиянием контекста, т. е. в слабой с данной точки зрения позиции, утрачивается различие между двумя (или более) единицами, которые в другом контексте, в сильной позиции, противопоставлены. Что же перестает различаться, скажем, в нашем примере? Перестают различаться морфемы: эти морфемы противопоставлены в вариантах рог-а — рок‑а, но перестают различаться в варианте /rok/ — рог и рок. Что же касается фонем, то различие между ними вообще не может быть утрачено, так как для этого требуется совпадение означающих при возникающей неоднозначности означаемого, но у фонем нет означающего и означаемого, это единицы незнаковые.

При замене варианта /rog/ на вариант /rok/ происходит нейтрализация морфем, вызванная чередованием фонем, которое, в свою очередь, обусловлено контекстом, позицией[34]. Такова точка зрения школы Щербы. Понятие архифонемы оказывается, таким образом, излишним.

§ 49. До сих пор рассматривались вопросы традиционной фонологии. Однако существует целый ряд языков, среди них китайский, вьетнамский, бирманский и многие другие, к фонологическим единицам которых само понятие фонемы, строго говоря, неприменимо.

Эти языки, так называемые слоговые, можно выделить, если ввести следующие два признака, которые для удобства сформулируем в виде вопросов: (A) возможны ли в данном языке морфемы, означающие которых представлены единицами, меньшими, чем слог? (B) возможна ли в данном языке ресиллабация, /48//49/ т. е. перемещение слоговой границы?[35]. Для современных индоевропейских, тюркских, финно-угорских и других языков признак (A) принимает положительное значение. Так, в русском языке имеются морфемы в, к, л, мзд, которые фонологически меньше слога. Как показывают примеры, приведенные в прим. 16, для русского языка признак (B) также принимает положительное значение, ресиллабация здесь возможна. Аналогично обстоит дело и в других индоевропейских, тюркских, финно-угорских языках.

Что же касается большинства языков Китая и Индокитая, то для этих языков значения обоих признаков отрицательны. Морфемы, которые фонологически были бы меньше слога, здесь невозможны. Точно так же невозможна ресиллабация. Например, во вьетнамском языке сочетание /bak/ + /aø/ дает /bak‑aø/, а не */ba‑kaø/, как это было бы, например, в русском языке.

§ 50. Из признака (A) следует, что минимальной единицей, способной сформировать означающее морфемы, в слоговых языках выступает слог, а не фонема (что имеет место в русском и других языках).

Однако с точки зрения функциональной сегментации слог в слоговых языках не является нечленимой единицей. Хотя из признаков (A) и (B) следует невозможность морфемной границы внутри слога, в слоговых языках наблюдаются морфологизованные чередования, полуповторы и некоторые другие явления, в которых участвуют отдельные элементы слога, а не слог как целое. В результате возникает возможность усматривать морфологическую и отсюда фонологическую границу внутри слога. Например, в бирманском языке имеются пары типа /ħa/ ‘падать’ — /ħ‛a/ ‘ронять’, где каузатив образуется за счет чередования согласных.

Во всех таких случаях морфологическая граница делит слог на две части: инициаль, т. е. начальный согласный (реже группу согласных), и финаль, т. е. остальную часть слога, независимо от степени ее фонетической сложности. Например, китайский слог /xu9an/ членится на инициаль /x/ и финаль /u9an/.

Таким образом, если в неслоговых языках типа русского фонема является минимальной единицей и с точки зрения конститутивности, или способности формировать означающие морфемы, и с точки зрения функциональной сегментации, то в слоговых языках единицей, минимальной по конститутивности, является слог, а единицами, минимальными с точки зрения сегментации, выступают инициаль и финаль. Поскольку указанные два свой-/49//50/ства принадлежат к числу существенных, можно утверждать, что полного аналога фонемы в слоговых языках нет.

§ 51. В фонологии принято различать сегментные и супрасегментные, или просодичеcкие, единицы (средства). К числу сегментных единиц относятся фонемы, слоги, для слоговых языков — инициали и финали. Просодические средства выступают как разного рода способы организации сегментных единиц в более крупные единства, а также для различения языковых знаков. К области просодики относятся ударение, тон, интонация.

§ 51.1. Сущность ударения состоит в выделении каким-либо фонетическим способом одного из слогов многосложного слова[36]. В языках типа русского это сопровождается одновременной редукцией всех остальных слогов, чем достигается, в частности, фонетическое единство слова и его относительная выделенность в потоке речи.

От ударения следует четко отличать тон. В литературе по общему языкознанию китайский, например, язык нередко определяется как язык с политоническим ударением, что неверно. Тон есть характеристика, прежде всего мелодическая, каждого слога в слове. Зная тон одного слога слова, нельзя, в общем случае, определить тон другого слога (слогов). Ударение же есть характеристика одного из слогов слова; зная место ударения и число слогов, можно определить просодические характеристики остальных слогов слова.

Для политонического ударения характерно, что ударный слог может выделяться несколькими, функционально самостоятельными способами. Это может сказываться на смыслоразличении. Например, в шведском языке словá regel ‘правило’ и regel ‘задвижка’ не омонимы, хотя в обоих случаях ударен первый слог: в первом слове он характеризуется относительно ровным тоном голоса, а во втором — отчетливым понижением тона.

Тоны различают лексические (реже грамматические) значения, например, в бирманском языке: sa¹ ‘начинать’, sа² ‘письмо’, sа³ ‘есть’, sа⁴ ‘быть острым (о пище)’. Для ударения различение лексических значений слов (типа мукá — мýка в русском языке) явно относится к побочным функциям.

§ 51.2. Интонация является основным способом фонетической организации потока речи. Не случайно изучение интонации называют «синтаксической фонетикой». Средствами интонации выступают изменение мелодики, длительности, интенсивности, ритма, паузировки. Интонационные контуры, создаваемые разными типами интонации, могут быть означающими самостоятельных знаков. Например, определенного типа повышение основного тона голоса в разных языках, в частности в русском, является означающим знака, означаемым которого выступает грамматическое значение вопросительности.

ЛИТЕРАТУРА

Аванесов Р. И. Кратчайшая звуковая единица в составе слова и морфемы. — А. А. Реформатский. Из истории отечественной фонологии. М., 1970.

Аванесов Р. И., Сидоров В. Н. Система фонем русского языка. — А. А. Реформатский. Из истории отечественной фонологии. М., 1970.

Бондарко Л. В., Зиндер Л. Р. О некоторых дифференциальных признаках русских согласных фонем. — «Вопросы языкознания». 1966, № 1.

Гордина М. В. О различных функциональных звуковых единицах языка. — «Исследования по фонологии». М., 1966.

Зиндер Л. Р. Основные фонологические школы. — Вопросы общего языкознания. М., 1967.

Касевич В. Б. О соотношении незнаковых и знаковых единиц в слоговых и неслоговых языках. — Проблемы семантики. М., 1974.

Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М., 1960.

Якобсон Р., Фант Г., Халле М. Введение в анализ речи. — «Новое в лингвистике». Вып. 2, М., 1962.