Специфические аспекты фольклорного слова

(Используется материал из книги А.Т. Хроленко «Семантика фольклорного слова»)

1. Оценочность фольклорного слова.

Народно-поэтическое слово не только строит фольклорный мир, но и одновременно оценивает его. Очень часто оценочность выража­ется морфологически, при помощи префиксов и суффиксов раскует, раздонский и др.

Иногда оценочность можно понять, когда употребление слов противоречит здравому смыслу, т.е. несовместимость понятий. Осо­бенно это заметно на примере прилагательных, которые по сути яв­ляются определителями. Например, колоративные прилагательные белый, лазоревый, красный, зеленый, черный и др. выступают в функ­ции оценочных слов, теряя цветовую определенность. Именно этим объясняются примеры типа:

Под белым шатром под лазоревым,

Спит, почивает добрый молодец.

Ты мой сизенький, мой беленький голубчик.

Ты к чему рано с тепла гнезда слетаешь.

Прилагательное белый, обладающее в фольклоре предельно рас­ширенной семантикой, используется как оценочное определение (= «хорошее, красивое») к существительному поле, поскольку заметных ограничений в использовании эпитета белый в фольклоре нет (ср.: бе­ло ходить).

Прилагательное красный в фольклорных текстах употребляется не в цветовом, а в оценочном значении «красивый», «праздничный» - символ радости, светлый, яркий, праздничный и т.д. Зеленый - связан с характеристикой «весел», «хвален», «славен». Золотой и серебря­ный - знак прекрасного в природе и в мире вещей.

Оценочны и такие вещественные прилагательные, как хрусталь­ный, стеклянный (стекольный), зеркальный. Например:

Вереюшки позолоченыя

Подворотника стекольчистая.

(Шейн, № 569).

Как вы заметили, в фольклорном тексте ключевыми словами яв­ляются имена существительные и прилагательные. Яркой приметой фольклорной стилистики является тавтология. Приведем песенный пример:

Вышей-ка, Катенька, платок

Всеми шелками шелковистыми,

Всем серебром серебристым.

(Бахтин, №71).

2. Иерархический (значимостный) аспект народно-песенного слова. Одной из закономерностей фольклорной ассоциации является ценностный, или значимостный иерархизм устойчиво связанных слов:

Уж вы кудри, вы кудри мои,

Золоты кудри, серебряныя,

Через волос позолоченыя.

3. Символический аспект народно-песенного слова.

Вообще надо сказать, фольклорная символика привлекала многих ученых. А.А. Потебня полагал, что эстетические достоинства произ­ведений народной поэзии находятся в прямо пропорциональной зави­симости от символизма, и забвение последнего ведет к снижению эс­тетического достоинства фольклорной лирики. Существует такое словосочетание: яблоки огрепные-осыпные, где в одном отрезке речи используются синонимы. Невозможно представить себе русскую на­родную песню без символов, в которых косвенно воплотились эстети­ческие идеалы народа!

Под символикой понимается система изображения персонажей, их внутреннего состояния и взаимоотношений при помощи традици­онных и устойчивых иносказаний, представляющих собой различные виды замены одного предмета, действия или состояния другими предметами, действиями или состояниями.

Как показывают материалы Я. Автамонова, все слова, называю­щие растения, в русском фольклоре символичны. Например, очень многое подразумевается под словом калина. Черемуха, груша, яблоня символизируют и «жену», и «мать», и даже «отца».

Символическое и метафорическое в фольклоре подчас разграни­чить трудно, потому что одна и та же лексема, например лебедь белая, в зависимости от контекста может быть и символом, и просто по­этическим синонимом слова невеста.

4.Семиотический аспект фольклорного слова.

Исследователи заметили, что фольклорное слово не только обо­значает понятие или реалию, но и реализует семиотическую оппози­цию. Например, окно, ворота в русском фольклоре являются знаками границы между своим и чужим миром. Совместное употребление су­ществительных мед и пиво - это рефлекс древней оппозиции слад­кое/горькое. При анализе семантики фольклорной лексики всегда не­обходимо учитывать этот семиотический аспект фольклора, его оста­точную ритуальность. Например, лебедь, ворон — это и разные птицы, и «светлое» и «темное».

Семиотичность - это свойство не отдельных слов фольклорного текста, а необходимая черта каждого ключевого слова. Б.Н. Путилов, П.Г. Богатырев много размышляли о необходимости и исследова­тельских перспективах семиотического подхода к фольклору и этно­графии.

Я. Автамонов, сопоставив многочисленные символы, взятые из растительного мира, пришел к выводу, что все они распадаются на хорошие и печальные, причем преобладают символы печали. Деревья и кусты - знаки печали - противопоставлены траве - знаку «светло­го». Вода во всех видах - река, ключ и т.п. - обобщенный знак печа­ли.

5. Коннотативный аспект фольклорного слова.

Народное творчество предельно лаконично. В лингвистике при­нято следующее определение коннотации: «Дополнительное содер­жание слова (или выражения), его сопутствующие семантические или стилистические оттенки, которые накладываются на его основное значение, служат для выражения разного рода эскпрессивно-эмоционально-оценочных обертонов...».

Согласно одной из последних работ по семасиологии, коннота­ция - часть системного значения языкового знака. Она структуриро­вана и состоит из эмоционального, оценочного, экспрессивного, сти­листического и др. элементов.

А. Мейе в свое время заметил, что нельзя понять язык, не имея представления об условиях, в которых живет народность, говорящая на этом языке.

Известно, что язык является основным этническим показателем. Установлено, что на этническое самосознание влияют и природа, и климат, и рельеф местности, на которой зарождается этнос, его исто­рия, язык и культура. «Природа оставляет в душе человека неизгла­димый след, накладывает свой отпечаток на жизнь людей, их быт, труд. Язык, речевая культура хоть и в меньшей мере, но тоже под­вержены такому влиянию (для русского, проживающего в южной части страны, неизвестны многие слова, связанные, например, с ле­сом или снегом). Психологическое своеобразие этнической группы в значительной мере зависело от природной среды: от ландшафта, осо­бенностей времени года и т.д.

Место и время жизни этноса способствуют появлению и закреп­лению «стереотипов поведения», национального характера, объеди­няющего и скрепляющего всех представителей данной нации. «Сте­реотипы поведения», равно как и стереотипы мышления, актуализи­руются в языке. Язык - аккумулятор духовной энергии народа.

Но, надо заметить, что слова - это не этикетки к тем или иным реалиям мира, которые легко можно заменить другими этикетками данного или любого другого языка. Это сложнейшие миры, обуслов­ленные условиями жизни народа, миросозерцанием и национальной психологией, свойствами культуры и своеобразием исторического процесса. Слова приобретают устойчивую национально-культурную коннотацию. Слова и словосочетания типа антоновские яблоки, бере­зы России, тургеневские девушки, алые паруса имеют смысл в пол­ном объеме только на фоне знания русской культуры. «Ты - мое ва­сильковое слово» - имя сорного растения превращается в мощный ка­тализатор лирико-патриотического чувства.

Слова, обозначающие одно и то же явление, у разных народов имеют различную ценностную коннотацию. У русских и скандинавов слово солнце включает положительную оценку, у народов Средней Азии и у арабов коннотация иная. Болото у русских содержит нега­тивный оттенок, а у финнов оно вызывает такие же положительные чувства, какие слово береза у русских.

За каждым тщательно отобранным в многовековом использова­нии фольклорным словом стоит обязательное коннотативное (затекстовое) содержание.

Говоря и о смысловом и семантическом аспектах фольклорного слова, языка, надо назвать еще и мифологический аспект, ведь сама по себе песенная картина мира корнями своими уходит в мифологи­ческое сознание человека.

Говорят также об обрядовом значении элементов народной ли­рики. Исследования обрядового значения у фольклорного слова ак­тивно ведут ученые школы Н.И. Толстого, которые под текстом по­нимают не последовательность написанных или произнесенных слов, а некую последовательность действий, и обращения к предметам, имеющим символический смысл, и связанную с ними речевую после­довательность.

Считая, например, обряд таким текстом, выраженным семиоти­ческим языком культуры, выделяют в нем три формы, три кода или три стороны языка - вербальную (словесную - слова), реальную (предметную - предметы, вещи) и акциональную (действенную - дей­ствия) (Толстой, 1982, с. 63-77). В обряде, ритуале и в некоторых других культурных действиях единицы этих трех языков (кодов), а в общем «слова» единого семиотического языка часто выступают как синонимы, и потому они нередко взаимозаменяемы, а часть их может редуцироваться.

Наличие кодов рассмотрим на примере фрагмента из свадебного обряда. Например, когда невеста, умывшись, просила у подружки по­лотенце:

- Ты подай, моя голубушка,

Тонко, бело полотенышко

Утереть да лично белое!

В данном примере можно разобрать следующие коды:

вербальный - текст-обращение;

реальный - полотенце;

акциональный - утирание.

Вербальный текст является своеобразным ключом к семантике обряда. Есть обряды, в которых вербальная сторона отсутствует (на­пример, используется ритуальное молчание), есть магические дейст­вия, состоящие почти исключительно из вербального текста (загово­ры), существуют и разные пропорции вербального, реального и акционального компонентов обряда, и эти пропорции во многих случа­ях зависят от жанра обрядового текста (Толстой, 1995, 23).

Наличие в фольклорном тексте различных кодов, используемых языком культуры, одним из таковых является, например, звуковой код. Подобно другим явлениям и реалиям внешнего мира, звук может наделяться значением, становиться знаком, приобретать культурную функцию и включаться в культурный текст (С.М. Толстая). В этно­графической литературе можно найти множество примеров семиотизации разного рода звуков и шумов в народном быту и ритуальной практике славян.

Однако надо понимать, что эти коды или «языки» в повседнев­ном узусе, общении, не употреблялись и не употребляются одновре­менно, они перекодируются один на другой, «переводятся», ибо практически в коммуникации людьми используется обычно только один код, а не все сразу.

Следует также отличать обычную семантику обряда (словесную, предметную, действенную) от «поэтической» символики, т.е. от сим­волического нанизывания обрядовых (ритуальных) предметов или действующих в образе лиц (акторов), наконец, самих действий в по­этических обрядовых песнях (свадебных песнях и причитаниях, похо­ронных причитаниях, купальских, жнивных, колядных и т.п. песнях).

Каждый тип культуры вырабатывает свой символический язык и свой «образ мира», в котором и получают свои знания элементы этого языка. Язык культуры пользуется естественным языком, поэтому слова и другие единицы естественного языка приобретают в нем до­полнительную, культурную семантику. Однако единицами языка мо­гут быть не только вербальные символы, но и знаки другой природы - предметы, действия, изображения и т.п., чьи символические значе­ния могут быть тождественными семантике вербальных элементов, а создавать с ними сложное синкретическое целое.

Например, в символическом языке традиционной культуры но­сителем семантики «траур» является сам черный (иногда белый) цвет или точнее, одежда черного цвета. Но в языковом сознании предста­вителя этой культуры слово черный, чернота является не только вы­разителем семантики «черный цвет», но и вербальным символом траура, а, например, слово веник обозначает не только бытовой пред­мет, но и приобретаемые им ритуальные функции оберега от нечис­той силы и орудия защиты от нее (Виноградова, Толстая, 1993).

Рассмотрим процесс отражения окружающего мира в слове и об­ряде в бытовой сфере.

Так, в обрядах употребляются предметы обихода, такие, как хлебная лопата, борона или веник. Действия, входящие в обрядовый текст, также могут быть и обычно бывают не специально обрядовы­ми, а вполне практическими, как бег, обход, выбрасывание, сжигание, обливание водой и т.д. Они приобретают знаковую функцию вторич­но, в составе обряда, в системе культурного языка. Значительно меньше в языке культуры знаков «первичных», т.е. не имеющих утилитарного применения, а создающихся специально в культурных це­лях. Таковы, например, так называемые ритуальные предметы - сва­дебное деревце, каравай, венок, жатвенная «борода», куклы и чучела и т.д.

Предметы бытовой сферы в процессе своего создания и функ­ционирования наделялись человеком различным семантическим зна­чением (символизация бытовых предметов). Многие из них имеют устоявшуюся обрядовую функцию наряду с обычной бытовой. Одна­ко не все предметы быта и объекты внешнего мира вовлекались в систему символов и обрядности.

Каким же был критерий приобретения предметов символически-ритуального значения? Л.Н. Виноградова и С.М. Толстая справедливо отмечают, что практической основой такой символизации мог слу­жить один или несколько признаков:

- совершаемое в быту действие, например, метла для выметания нечистой силы;

- внешний вид, что имело большое значение для архаической культуры;

- принадлежность обладателю, например, веревка висельника;

- место и время бытования предмета, например, предмет, най­денный на перекрестке;

- генезис; например, в Полесье лапоть бросали на огуречные грядки, чтобы вязались огурцы.

Особое значение имели также очень старые или совсем новые предметы, предметы украденные, купленные без торга и т.д.

Таким образом, несколько разных признаков одного предмета могли порождать несколько символических значений. Это могли быть разные значения в разных территориальных областях или слож­ная обрядовая символика одного предмета на одной территории.

Одним из таких многозначных по смысловой нагрузке предметов является метла. Она выступает как атрибут изгнания нечистой силы, в чем ясно прослеживается совершаемое ею в быту действие (мете­ние, выметание из дома всего нечистого). Но, в то же время, в народ­ных поверьях и преданиях метла выступает как атрибут или символ этой нечистой силы. Здесь может играть роль взаимодействие метлы с нечистотами, как считают Л.Н. Виноградова и С.М. Толстая. Но возможно, что в данном случае важен признак генезиса, то есть, что метла связана. Выдернутый из нее прут используется в колдовских целях, суть которых состоит в перенесении (привязывании) заговора с помощью прута (пока человек не избавиться от него, заговор будет действовать). Таким образом, метла как атрибут нечистой силы мо­жет означать привязку или принадлежность к определенной группе, обладание каким-либо качеством (способностью к магии).

Это подтверждается и тем, что во многих местностях метла или веник считается обиталищем домового. Например, в Калужской об­ласти нельзя выбрасывать из дома старую метлу, «чтобы не выбро­сить хозяина». Уничтожение старой метлы может совершаться только в определенное время и в специальных местах, например, на Ивана Купалу старый веник топят в реке. Это согласуется и со спо­собом создания метел, их вяжут из определенного сорта прутьев в определенное время, в каждой территориальной области имеется своя особенность.

В разных областях метла также носит разные названия: метла, драч, дергач. Как видим, второе ее имя происходит из генезиса пред­мета - драть, дергать прутья. То есть действие (метение) и свойство создания являются ведущими в символизации уже по названию.

Следует отметить двойственность символических значений, то есть присутствие наряду с символом-тезой символа-антитезы. Метла выметает нечистую силу, она оберег, лечебный в некоторых облас­тях амулет при родах или кожных болезнях, и она же - атрибут не­чисти. В одних местностях старый веник нельзя выбрасывать, в дру­гих, например, в Сербии - нельзя вносить в новый дом, чтобы не вы­мести из него жизнь. Следует заметить также, что на севере России метлу кладут роженице при рождении девочки, а в Боснии в гаданиях веник символизирует старого мужа.

И все же можно предположить, что множество таких символиче­ских функций являются вторичными, обусловленными местными особенностями. Главными же символическими функциями можно считать две: функцию выметания и функцию связывания, причем обе они как ведущие отражены в названиях «метла» и «дергач».