Соссюр начал свою учебу в коллеже Хофвила недалеко от Берна, где ранее учился А. Пикте, автор работы Origines indo-europeennes. Essai depale-ontologie linguistique (In 2 vol. Geneve, 1859-1863). Он стал одним из опекунов Соссюра в период его детства. Соссюр познакомился с ним в возрасте 12—13 лет, во время летнего отдыха на даче в Маланье (Версуа). Соссюр сам рассказывает о своих разговорах со старым ученым, о своем еще детском энтузиазме относительно лингвистической палеонтологии и этимологии, усиленном его дедом по материнской линии, Александром Жозефом де Пурта-ле, конструктором-любителем, строившим яхты согласно тонким математическим законам и, по словам Соссюра, автором этимологии, не более прочных, чем его яхты, погружавшиеся в волны Лемана, едва их спускали на воду. Как бы то ни было, преданный отныне лингвистике, благодаря Пикте и своему деду, в 1870 г. Соссюр поступает в институт Мартин, где профессор Миллене, умерший в девяностолетнем возрасте немногим ранее 1913 г., приобщает его к греческому языку на основе грамматики Хааса. Изучив этот язык (он знал к тому времени французский, немецкий, английский и латинский языки), Соссюр решается попробовать заняться «общей системой языка» и в 1872 г. заканчивает рукопись, названную Essai sw les tongues, посвященную Пикте. Основной ее тезис заключается в том, что, исходяиз анализа любого языка, можно добраться до двух- и трехконсонантных корней, если исходитьиз условия, что ρ = b =/= ν, k = g = ch, t = d ·= th. «Доказательств» было множество. Например, R — К было «универсальным знаком неограниченного могущества: rex, reps; ρήγνυμι; Rache, rugen; и т. д.», как напомнит об этом сам Соссюр в своих Воспоминаниях [Souvenirs].
Пикте любезно откликнулся на старания мальчика, предлагая ему упорно продолжать изучение языков, но держаться подальше от «любой универсальной системы языка». Влияние ученого, которому было в то время более семидесяти лет, на молодого юношу должно быть имело масштабы, гораздо большие, чем этот эпизод. Пикте рассказывал ему о своих исследованиях, о своих интересах: учитывая, что он был другом и соратником Кузена и другом В. фон Шлегеля (которого он познакомил с французской и швейцарской культурой с помощью своей подруги Альбертины-Андриен, тети Фердинанда) и что он занимался эстетикой в духе теорий своих учителей-идеалистов·—Гегеля, и в особенности Шеллинга, вполне вероятно, что он является первым посредником между Соссюром и романтической и идеалистической культурой. Если это не более чем гипотеза, то, напротив, совершенно точно, что Соссюр нашел в нем пример того, как надо жить: в 1878 г., через три года после смерти автора, вышло второе издание книги Пикте, и Соссюр написал на него рецензию («Journal de Geneve», 17,19 и 21 апреля 1878 г. = Recueil. 391-402), в которой,
10 семье и среде, в которой рос С., см. Champignion М., Cuvier, Anon.: Saussure (Nicolas de), S. (Horace-Benedicte de), S. (Nicolas-Theodor de) // Biographic universelle ancienne et moderae. Paris, s. d. Vol. 38. P. 75-79; Saussure // Nouvelle biographic generale. Vol. 43. Paris, 1867; Meillet 1913. CLXV (= P. d. S. 69: исправить «дед» на «прадед»), David 1913, De Crue // P. d. S. 15-23, Streitberg 1914.204, Brunei 1930. Сведения о двух домах Соссюра можно найти в любом путеводителе по Женеве, даже в кратком. Цитаты Н. A. L. Fisher взяты из Storia d'Europa. Vol. II, Ie nd. Ban, 1938. P. 125, 129.
как кажется, можно найти секрет призвания того, кого Бенвенист называл «основоположником»:
Казалось бы, следует отказаться от попыток найти в работах, настолько разнообразных, что мы назвали лишь наиболее значительные, ту секретную нить, общую идею, соединяющую в одно целое все продукты одного мозга. И однако, если присмотреться более внимательно, можно без труда увидеть, что все работы Пикте появились из одного и того же очага мысли. Прежде всего, он обладал неуемной любознательностью, питал пристрастие к исследованиям, находящимся на дальних рубежах человеческого знания. Пикте останавливался перед всеми сфинксами и размышлял над всеми тайнами... Кажется, что известные факты являются лишь базой для открытия неизвестного, членами уравнения, которое надо составить и, если возможно, решить... Именно здесь, на границе воображения и науки, предпочитала развиваться его мысль (Rec. 394-395).
Осенью 1872 г. его родители решают, что мальчик еще недостаточно «созрел» для гимназии, и заставляют его проучиться один год в публичном коллеже. В эти годы молодой человек выглядел следующим образом:
Его очаровывала, гипнотизировала любая проблема: он смотрел на нее с разных сторон, копал вглубь, не оставлял ее до тех пор, пока не формулировал для себя и для своих друзей решение, которое он излагал с резкостью суждений, удивительной для подростка, каким он тогда был. После этого он заявлял, что истина может быть иной и даже противоположной. Таким образом, поскольку он не только стремился к безапелляционности суждений, но и испытывал уважение к истине, то через несколько мгновений после того, как он высказал свое мнение, можно было подумать, что он выстроил все это только для того, чтобы показать, насколько непрочен тезис, не имеющий достаточных оснований (Davide).
Его вкус к антитезам представляется скорее врожденной привычной, чем влиянием образования.
Однажды в классе читали отрывок из Геродота, и этот еще «недостаточно зрелый» юноша столкнулся с формой третьего лица множественного числа одного из многочисленных «исключений» греческой грамматики: τετάχαται.
В тот момент, когда я увидел форму... мое внимание, обычно крайне рассеянное, что было естественным в этот год повторения, было разбужено необычайным образом, так как я только что произвел следующие рассуждения... λεγαμεθα: λέγονται, следовательно τετάγμεθα: τετάχαται, и, следовательно, Ν = ε.
Таким образом, в шестнадцать лет, за три года до Бругмана, Соссюр открыл в предыстории греческих форм назальный сонант.
В 1873 г. он записывается в гимназию; и, следуя советам Пикте, в 1874 г. он начинает изучать санскрит по грамматике Боппа, найденной в Публичной библиотеке Женевы. Возможно, именно к этим годам относится первый контакт с Полем Ольтамаром, профессором латинского языка и литературы в университете Женевы и индианистом3. В библиотеке
3Возможно, Поль Ольтамар является тем персонажем, на который намекает Ф. де Крю в своей речи (F. d. S. 1 б): «Этот достойный потомок выдающихся ученых [Соссюр]... получив образование в Женеве, в особенности на лекциях добровольного гида, большого друга, которого я вижу здесь... и т. д.». Профессор Годель писал мне (частное письмо от 20 января 1967 г.): «Я проконсультировался у г-на Леопольда Готье, который, на основании своих собственных воспоминаний и воспоминаний профессора Поль-Е. Мартена, говорит мне, что персонажем, указанным деканом де Крю, вероятно, является Поль Ольтамар».
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ
филологического факультета Соссюр находит второе издание Grundzuge der griechischen Etymologic [Основы греческой этимологии] Курциуса.
В 1875 г., в возрасте 18 лет, он оставляет гимназию: исполняя желание родителей и соблюдая семейную традицию, он записывается на курс физики и химии университета Женевы. Но его интересуют совершенно другие области, исследованием которых занимался его недавно умерший учитель Пикте. Одновременно он посещает курс философии и истории искусств и намеревается продолжить занятия лингвистикой. На филологическом факультете профессором «лингвистики и филологии» уже в течение двух лет является Жозеф Вертгеймер, сменивший некого Краусса, преподававшего с 1869 по 1873 гг. тот же самый предмет, называвшийся «филология», затем — «сравнительная лингвистика». Вертгеймер (Сульц, 1833 — Женева, 1908) будет возглавлять кафедру до 1905 г., когда на его место придет Фердинанд де Соссюр. Будучи теологом и главным раввином Женевы в течение более полувека, Вертгеймер был недалек от полного невежества в области лингвистики. За тридцать лет преподавания его единственным трудом был небольшой опус Лингвистика. Речь, произнесенная 30 октября 1877 г. на открытии курса лингвистики (Женева, 1877)—плохо замаскированный плагиат (SM. 29) лекции М. Бреаля De laforme et de laforiction des mots [О форме и о функции слов] (Paris, 1866). Соссюр, обладающий здравым смыслом, избегает профессора лингвистики и, напротив, посещает лекции по греческой и латинской грамматике приват-доцента Луиса Мореля, практически повторяющего то, что он узнал в прошлом году в Лейпциге, на практических занятиях и семинарах Георга Курциуса. Соссюр ведет долгие разговоры с Морелем, особенно по вопросу, который занимает его уже в течение трех лет: Курциус в своих Grundzuge приходит к корням с -п- в таких случаях, как μεμαώς, но что он говорит об альфе τετάχαται, τατ^ς? Но Морель не дает удовлетворительного ответа. Соссюр находит Vergleichende Grammatik [Сравнительную грамматику} Боппа: открытие звонкого -г- древнеиндийского языка выводит его на верный путь (если возможно bhrtas, почему бы не допустить также и *tntas'!)·, но затем он отклоняется от правильного пути, принимая ошибочную теорию Боппа о более позднем характере типа bhrtas no отношению к греческому φερτός. Бопп является величайшим авторитетом для молодого женевца: у Соссюра пропадает желание искать другие доказательства существования первоначального назального сонанта. Во всяком случае, Соссюр сделал свой выбор. Весной 1876 г. через своего друга Леопольда Фора он направляет Абелю Бергэню просьбу записать его в основанное недавно Парижское лингвистическое общество. 13 мая 1876 г. он принят и, таким образом, фигурирует в списке членов Общества на 1 января 1878 г. как студент философии, живущий в Лейпциге, Хоспитальштрассе, 12: М. S. L. (Записки Лингвистического общества) 1878. 3). В 1876 г. многие женевские друзья Соссюра (Эдуард Фавр, Люсьен, Рауль и Эдмонд Готье) изучают теологию и право в Лейпциге; родители Соссюра отвечают согласием на выбор молодого человека. Он может поехать в знаменитый немецкий университет и, самое главное, изучать там лингвистику .
4По этому параграфу см.: Saussure. Souvenirs. 16-20, а также Streitberg 1914.204;
fsvnIIF. d. S. 27-28; йоте/е 1913. 37; Meillet 1913 (= F. d. S. 70-71; заменить «гимназия» на «публичный коллеж» и τατός на τετάχαται; но важно само свидетельство, так как оно показывает, какое значение этому эпизоду придавал Соссюр); Bally 1913. О Вертгеймере см. также: Diction, hist. et biograph. de la Suisse; о Пикте — в основном отчет от 1878 г. и, в частности, с. 391,394,395 в Recueil. Essai sur les langues упоминается в Souvenirs. 16 как Systems generate du langage, но назван ibid. 19 Essai..., и
3. Лейпциг и «мемуар» [«MEMOIRE»]
В Лейпциге Соссюр прожил 4 года, включая длительный период пребывания в Берлине, с осени 1876 до первого семестра 1880 г. В течение 1876 г. (Streitberg 1914. 204) до приезда в Лейпциг он готовит свои первые доклады для Общества: первый был прочитан в Париже на заседании 13 января 1877 r..nM.S.L. 1877 содержит различные заметки 19-летнего студента '.Lesuffixe
-Т- [Суффикс -Г-] (197 et sv. = Rec. 339-352) и 5кг ипе classe de verbes latins en
-eo [О группе латинских глаголов на -ео] (179-192 =/?ес. 353-369), «еще час-тично отмеченные теориями предшествующей эпохи» (Meillet), «не показывающие когтей льва» (Streitberg); однако намечаются уже некоторые тенденции: он «ссылается на авторитет» Боппа, но цитирует Compendium Шлейхера (Rec. 352), соблюдаядистанцию, принимая скорее критическую позицию Бреаля (Meilllet. Linguistique historique et linguistique generate. 2. 218).
Осенью 1876 г. Соссюр приезжает в Лейпциг. Он отправляется к Г. Хюбшману, чтобы посещать privatissimum no древнеперсидскому языку, и великий иранист во время их разговора интересуется его мнением относительно гипотезы, сформулированной К. Бругманом. Согласно этой гипотезе -ε-в таких формах, как τήτ^ς, восходит к первоначальному назальному сонанту, превратившемуся в -т- в германских языках. Это открытие вызвало у молодого женевца разные чувства: разочарование (это чувствуется в отчете, хотя и ироническом, в Souvenirs. 20-21) от потери преимуществ, которые могло бы дать ему это открытие, но одновременно и новая вера в свои возможности. Первым доказательством этого является третья работа, написанная Сос-сюром для Общества (La transformation latine de П en ss suppose-t-il т in-termediaire st? [Предполагает ли превращение латинского tt е ss промежуточное st?]. См.: М. S. L. 1877. 3. 293-298 = Rec. 379-390)6 и особенно четвертая, написанная в ноябре-декабре 1876 г. (Streitberg 1914. 204). Наиболее обоснованный результат последней (Essai d'une distinction des differents a indo-europeens [Очерк о различении различных индоевропейских а]. См.: М. S. L. 1877. 3. 359-370 = Rec. 379-390), одновременно появившийся также и у других (это станет основой намеков Остхофа в работе Die neuste Sprachvorschung. 14, безосновательность которых показал Streitberg 1914. 204-206), — приписывание гласных тембра е индоевропейскому языку, на основании различной обработки задненёбных звуков древнеиндийского языка перед а, соответствующими а, о греческого и латинского языков, и перед а, соответствующими греческим и латинским е. С первых страниц молодой автор извиняется за пробелы в своих знаниях и обещает провести «последующее и более обширное исследование этой темы». После прочтения своего доклада в Париже Соссюр посвящает себя написанию Memoire; уже в течение года он вращается в научной среде Лейпцига.
Помимо лекций Хюбшмана по древнеперсидскому языку, Соссюр посещает лекции Виндиша по древнеирландскому языку (записи этих лекций он хранит в тетрадях, названных им Altirische Gtammatik. SM. 15), лекции Брауна по истории немецкого языка,А. Лескина по истории славянского и
именно так называет его Bally 1913 (= Le langage etc. 3' ed. 147), видевший рукопись этой работы, впоследствии утерянную. О дате: Балли говорит о возрасте 17 лет, т. е. — в 1874 г., но происшедший в этот год эпизод с реконструкцией назального сонанта и знание санскрита показывают нам гораздо большую зрелость Соссюра в плане теории и техники, так что предпочтительней дата 1872 г., указанная в Souvenirs. Впрочем, по-видимому, при написании Essai санскрит не использовался, так что знание этого языка (1874 г.) может быть взята как подходящий крайний срок.
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ
литовского: отношения с Лескином имеют большое значение, так как первый сторонник тезиса младограмматиков о слепом характере фонетических законов (До/е///1965. 160, 171) был также переводчиком Уитни (см. ниже с. 248) и другом Нурена (см. ниже с. 291). И самое главное, теперь Соссюр может слушать Г. Курциуса, на семинарах которого он делает два Vortrage [нем, доклада], один из которых посвящен «оккультному» аблауту типа λαθείν:
λέλαθα, δάμνε-μεν: δάμνη-μι. Бругман (из лекций которого Соссюр прослушал лишь одну, о чем он пишет в Souvenirs, и лишь две лекции Остгофа), не присутствовавший на семинаре, на следующий день подошел к Соссюру и потребовал указать ему другие случаи чередования типа status: stator, что доказывает, по мнению Соссюра (Souvenirs. 21-23), насколько идеи Бругмана об аблауте были еще расплывчаты.
Сразу, или почти сразу, возникает некоторое напряжение в отношениях Соссюра с молодыми профессорами Лейпцига: постоянное сожаление о назальных сонантах, первые намеки Остгофа, затем горячая полемика, начатая последним против Соссюра и Мёллера и дошедшая до оскорбления (см. ниже), заговор молчания, встретивший Memoirs, — это лишь отдельные примеры его проявления. Не случайно единственным новым другом Соссюра в Лейпциге, не считая специалиста по эпиграфике Теодора Баунака, стал Рудольф Кегель, ученик Брауна и противник Бругмана. В течение двух семестров 1877 г. и первого семестра 1878г. Соссюр пишет несколько незначительных работ (Exceptuins au rhotacism II М. S. L. 1877. 3. 299; / U = ES, OS II М. S. L. 1877. 3.299 = Rec. 376, 377-378) и Memoire. В июле 1878 г. Соссюр едет в Берлин, где слушает курс лекций специалиста по санскриту Германа Олденберга и кельтолога и индианиста Генриха Циммера, переводчика Уитни (оба они были в тот период приват-доцентами). Соссюр возвращается в Лейпциг в конце 1879 г. (Souvenirs. 15; Streitberg 1914. 210). К тому времени прошел уже год с момента публикации Memoirs, и, несмотря на все проявления враждебности, имя Соссюра стало известно: незадолго до защиты диссертации молодой человек приходит на лекции одного германиста в Лейпциге, Ф. Царнке, который благожелательно спрашивает его, не является ли он родственником автора Memoire, знаменитого швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра (De Crue II F.d.S. 16; Wackemagel 1916. 165).
Memoire sur Ie systems primitif des voyelles dans les langues in-do-europeennes [Мемуар о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках] выходит в свет в Лейпциге, в 1878 г. (дата фронтисписа— 1879 г.; переиздание в Париже, 1887 г.). В преамбуле мы видим черты, которые станут типичными для поведения Соссюра в науке:
Изучение многочисленных форм, в которых проявляется то, что называют индоевропейским а,— такова ближайшая цель этой небольшой работы: другие гласные будут рассматриваться лишь постольку, поскольку явления, характерные для е, предоставят для этого повод. Но если, дойдя до конца очерченной таким образом области, картина индоевропейской системы гласных постепенно изменится на наших глазах и если мы увидим, что вся она группируется вокруг а, занимает иное отношение к ней, ясно, что в радиус нашего наблюдения фактически попадет вся система гласных в ее совокупности, и, значит, на первой странице должно быть написано ее название.
Нет ни одного предмета, о котором было бы больше споров: мнения делятся почти до бесконечности, различные авторы редко представляют свои идеи с совершенной точностью. К этому добавляется то, что вопрос, касающийся а, связан с рядом проблем фонетики и морфологии, часть из них ожидают своего разрешения, а многие еще даже не были поставлены. Итак, в ходе нашего странствования нам придется пройти по наиболее невозделанным участкам индоевропейской лингвистики. Если тем не менее мы решаемся на это,
будучи изначально убеждены, что наша неопытность не заблудится в лабиринте, мы делаем это потому, что для того, кто занимается этими исследованиями, рассмотрение подобных вопросов не является дерзостью, как это часто говорят: это необходимость, это первая школа, которую следует пройти;
ведь здесь речь идет не о спекуляциях возвышенного порядка, а о поиске элементарных данных, без которых все плывет, все является произвольным и неточным (Memoire. 1-2 = Rec. 3).
Выводы Memoire были неоднократно обобщены (Meillel 1913; Streitberg l9H;Meillet 1937.473^75; Waterman 1963.43-48; Bimbaum 1957.7-8; Leroy 1965.56-59; Vallini 1969): рамки совпадений между гласными фонемами исторических языков, можно сказать, окончательно определены; выделена двойная функция, гласная и согласная, серии артикуляций: речь идет о сонантах */, *и, */, *г, *т, *п; общему индоевропейскому языку присвоены две формы чередования гласных (нуль, е/о, е/о и А/а, е, о), вторая из них сведена к первой посредством присвоения элементу А (определенному по аналогии с латинским и греческим а = древнеинд. а и иранск. ι) функции «сонантного коэффициента», имеющего свойство соединяться с вершиной предшествующего слога и давать длинное соответствие (так, *а< *аА, *ё< *еА и т. д.), что проясняет структуру двусложных корней и позволяет выделить долгие сонанты.
Судьба Memoire состоит из контрастов: история с Царнке достоверно показывает, что работа, с ее «блестящим открытием», быстро привлекла к молодому человеку восхищенное внимание специалистов, выраженное, например, Л. Аве, в то время являвшимся профессором Коллеж де Франс, в его рецензии («Journal de Geneve», 25 февраля 1879 г.), или, на другом юнце Европы, М. Кру-шевским (см. ниже прим. 6). Но реакция светил немецкой лингвистики того времени была недоброжелательной. Молодой скандинав Г. Мёллер, которому мы обязаны названием элемента A sva indogermanicum, принял соссюровский тезис. Остгоф начал критику его и Соссюра, тон которой становился все более резким: «Однако сам принцип Соссюра—звук е (ai) во всех корнях без исключения—я должен признать в реальности ошибочным. Я должен отметить большое остроумие автора, проявленное в формулировании и осуществлении этого принципа, хотя сам этот принцип сверх меры пронизан искусственной и навязчивой комбинаторикой последовательностей» (Morphol. Untersuch. aufd. Gebiete der idg. Sprachen. Leipzig, 1879. Vol. II. 125-126); в IV томе той же работы (Leipzig, 1881) Остгоф вновь критикует «необходимость системы», о которой говорит Соссюр (Memoire. 163), и называет его труд «misslungene» [нем. неудачным], унезрелым», vein radicaler irrtum» [нем. е корне ошибочным] (Ор. cit. 215. № 1. 279,331,246-348).
Однако, явно контрастируя с этой критикой, отдельные положения Memoirs используются, без указания автора, в трактатах некоторых младограмматиков, таких как Griechische Grammatik (Leipzig, 1880) Густава Мейе-ра, первым осознавшего значение разработок и открытий десяти предшествующих лет, по мнению Мейе (Meillet 1937. 477), но также «первого из тех, кто игнорировал мое имя», как с горечью напишет Соссюр (Sow. 23) в 1903 г . Однако эти случаи частичного присвоения, приспособления
5Мы сталкиваемся с сопротивлением и умалчиванием теории е как сонантного коэффициента а е о (Мет. 135 = Rec. 127 et sv.), благодаря которой два типа чередования были сведены в общую формулу. Среди тех, кто представляет собой исключение, следует напомнить имена исследователей, первыми попытавшихся интерпретировать э как ла-рингальный звук: Fick N. II Gott. Gelehn. Anzeig. 1880.437; Moller Н. Zur Conjugation... Die Entstehung des о // Paul und Braune's Beitrage, zur Gesch. d. deutschen Sprache und Lit. 1880. 7.492, note 2; Pedersen Н. Das Prasensinfix η II I. F. 1893.2.285-332, в частности, 292;
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗЛМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ
показывают наилучшим образом, насколько официальные представители лингвистики того времени не понимали сущности теории и позиции Сос-сюра (Meillet 1913 // F. d. S. 74; De Crue II F. d. S. 16; Streitberg 1914. 208;
Sommerfeld 1962. 297). Совокупность соссюровской теории получила рассмотрение в серьезном немецком труде лишь с появлением Ablaut Хирта (1900 г.). А эффективное использование идей Соссюра (не считая А. Г. Ну-рена) началось лишь с появлением S indo-europeen eth hittite (Symbolae in honorem J. Rozwadowski, I. Cracovie, 1927. 95-104), с Etudes indo-europeen-nes (I. Cracovie, 1927, в частности р. 27-76) Ежи Куриловича и, наконец, Origines de la formation des noms en indo-europeen (1, Paris, 1935) Эмиля Бенвениста, подчеркнувшего, насколько после Соссюра проблема индоевропейских форм была обойдена вниманием (Origines Г).
Опыт, полученный Соссюром при написании Memoire, выходит за рамки одного лишь заголовка. Как и у его друга Г. Мёллера, у Соссюра появляется желание оставить лингвистику и посвятить себя германской эпопее (ClunyA. Chamito-Semitique et indo-europeen // Melanges de linguis-tiuqe ecc. Ginneken. Paris, 1937. 141-147, 142); подтверждение тому дает, по крайней мере, относительно самого себя (и Карла Вернера), сам Мёллер, переживающий около 1880 г. кризис, побуждающий его заняться сравнительным изучением индоевропейского и семитского языков (MollerH. Semitische und Indogennanisch. 1. Т. Konsonanten. Copenhague, 1906 [но 1907]. VIII—IX). По мнению Годеля (предисловие к Souv. 14), мы, напротив, не имеем точных данных относительно Соссюра, так, явные признаки упадка духа обнаруживаются лишь в 1894 г., но в связи с проблемами общей лингвистики (см. ниже с. 262 ), и нет уверенности в том, что Соссюр занимался «Песнью о Нибелунгах» до 1900 г. (однако в программах парижских лекций, таких, какими их представляет Fleury 1965. 54-66, интерес к литературным документам на древнем и средневековом немецком очевиден: см. ниже с. 251). Несомненно, столь незначительная симпатия, неоднократно проявляемая Соссюром по отношению к «чудовищной глупости немцев» (Souv.; Lettres. 121-123, Notes. 59), большей частью была следствием отношения ученых Лейпцига.
Memoire значительно повлиял на формирование Соссюра (Grammont 1933. 153-154; Birnbaum 1957. 8; Lepschy 1966.42-43,48): исследования, которые он проводил для этой работы, побуждали его к синтезу (Havel 1908), к выделению «элементарных данных», превращали его в «основоположника» (Benveniste 1963. 8). Кроме того, в ходе исследований он столкнулся с проблемами реконструкции лингвистической системы, обязательно асубстанциальной, поскольку ее реализация в речи не известна, он приходит к рассмотрению чистых оппозиционных и реляционных единиц, а затем к анализу их совместного функционирования, «системному», а не как изолированных атомов (Hjelmslev 1942. 37 etsv.; 1944. 141; 1947.
Notes de phonetique historique. mdoeuropeen et semitique // Revue de phonetique. 1912. 2. 101-132; Pedersen Н. Vergleich. Gramm. d. keltischen Spr. 2 vol. Gottingen, 1903, Vol. I. 173,177.0 других исключениях, среди которых выделяется имя Нурена см.: Wackema-gelJ. Altindische Gramm. Gottingen, 1897. Vol. 1. 81; Debvnner A. II Wackernagel J. Op. cit. Nachtrage zu B. Gottingen, 1957. Vol. 1.46-47; Polome Е. The Laryngeal Theory So Far:
A Critical Bibliographical Survey // Evidence for Laryngeals. La Haye, 1965. 9-78. Но общее отношение лингвистов к Memoire, так же как позже к К. О. Л., можно выразить фразой С. J. S. Marstrander по поводу первых работ Куриловича: «Лингвистика это не математика, систему языка не всегда можно определить с помощью уравнений» («Norsk Tidsskrift for Sprogvidenskap». 1929. 3.290-296, 290).
72; 1951.59-60; \96\Л9; Buyssens 1961. 20 etsv.; Kukenheim 1962. 68; De-rossi 1965.9 etsv.), что, впрочем, «витало в воздухе», по мнению Collinder 1962. 13 (но ср. Buyssens 1961. 18).
В феврале 1880 г. (Meillet 1913) Соссюр защищает диссертацию De I 'emploi du genitifabsolu en sanserif [Об использования абсолютного генитива в санскрите} (Geneve, 1881, переиздано в Rec. 269-338). Те, кто уже получил «эстетическое удовольствие» (Wackernagel) от чтения Memoire, приняли диссертацию как доказательство филологического мастерства, но не придавая ей особого значения с концептуальной или методологической точки зрения. Это неверно. В первую очередь, выбор темы из области синтаксиса, то есть из области, проигнорированной Боппом и его последователями, последователями Шлейхера и младограмматиками, а позже большей частью структурной лингвистики Европы и Америки (Meillet 1937. 477; DeMauro 1966. 177 et sv.), заслуживает внимания. Во-вторых, в противоположность предшествующей специальной литературе, посвятившей абсолютному генитиву, с точки зрения сравнительного исследования, лишь беглые заметки (Rec. 271-272), Соссюр предполагает определить значение конструкции, поместив ее в определенное состояние языка, согласно направлению исследования, выбранному ранее Уитни (впрочем, упоминаемого в начале работы: Rec. 272). С этой точки зрения, значение абсолютного генитива определено посредством выявления его «особых характеристик» (Rec. 275), «его дистинктивного характера» (278) «по сравнению с использованием абсолютного локатива» (275). Итак, можно констатировать, что даже в лингвистической области, состоящей из конкретных проявлений, а не только в вынужденно материализованной атмосфере реконструированного индоевропейского языка (что позволяет нам поправить Buyssens 1961. 20 et sv.), Соссюр демонстрирует свою новую точку зрения, согласно которой значение единицы языка является реляционным и оппозитивным. Наконец, присутствие ключевого слова (дистинктивный характер) и замечания относительно терминов, использованных в описании (Rec. 273), показывают, сколь рано Соссюр начал уделять внимание проблемам терминологии.
Блестящая защита диссертации завершилась присвоением ему степени доктора Summa cum laude et disseratione egregia (De Crue II F. d. S. 16).
Э. Фавр, соратник по учебе, оставил такие воспоминания об этой защите: «Если бы он не был таким скромным, они вполне могли бы поменяться местами: молодой экзаменуемый мог бы вполне сам посадить на "скамейку для допроса" своих экзаменаторов» (F. d. S. 30). И он продолжает:
Его знания были универсальны: ни одна из тем, будь то поэзия или литература, политика или изящные искусства, история или естественные науки,— ничто не было ему чуждо. Он сочинял стихи, рисовал. Он не знал искусства блефа, отвратительного слова, обозначающего отвратительные вещи; он был скромным, добросовестным, искренним и прямым. Мы, его товарищи по учебе, знали это по опыту. [Souv. 20]
Нам не известны мотивы, но мы можем догадаться, что побудило молодого доктора из Лейпцига (уже находящегося в плохих отношениях с некоторыми немецкими специалистами и, напротив, уже имеющего отношения со средой Общества) продолжить учебу в Париже. Во всяком случае, до отъезда в Париж Соссюр успевает выдержать еще одно важное испытание: путешествие в Литву. Бенвенист (1965. 23) подчеркивает, что
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗЛМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ
это темный период его биографии6. Конечно, многие вещи нам не известны: точный период (в промежутке между мартом и сентябрем 1880 г.), места, которые он посетил. Было бы не совсем верно утверждать, что мы не знаем, «что он там изучал». С одной стороны, мы можем утверждать, что Соссюр in loco [на месте] разработал понятия, использованные им впоследствии либо в своих лекциях, посвященных литовскому языку, в 1888-1889 гг. в Париже (Пеигу 1965. 66) и в 1901-1902 гг. в Женеве (см. ниже), либо при составлении карты литовских диалектов, обещанной, но, по-видимому, так и не отправленной Р. Готьо (Lettres. 100). С другой стороны, мы располагаем тремя весьма интересными свидетельствами относительно этого путешествия:
а) Что касается литовского языка, столь ценного для изучения индоевропейского языка, он отправился изучать его на месте и взял из него материал для своих наиболее проницательных исследований (Bally // F. d. S. 53).
б) Будучи совсем молодым он создал один метод: при изучении лингвистики он заменил письменное доказательство устным свидетельством, и в один прекрасный день он прибыл в Литву для изучения диалектов, сохранивших до наших дней крайне архаичный индоевропейский вид (Favre II F. d. S. 31).
β).. .Молодой доктор из Лейпцига приехал в Литву для изучения во всех их устных разновидностях диалектов, сохранивших до наших дней весьма архаичный индоевропейский вид, чьи нюансированные вокалические инф-лексии должны были открыть ему некоторые секреты из истории человеческой речи. Итак, он один из первых начал это непосредственное изучение языка, столь радикально изменившее методы и проблемы лингвистики. Через некоторое время Соссюр приехал в Париж... (Muret 1913 // F. d. S. 43).
Благодаря точным совпадениям в этих трех свидетельствах, мы можем увидеть, каково было мнение самого Соссюра относительно этого опыта: 1) литовский язык был важен вследствие его архаизма для изучения индоевропейского языка (а, б, в); 2) еще более важен тот факт, что Соссюр приезжает непосредственно на место (а); 3) таким образом, одним из первых (е) он создал метод (б), заменивший письменное доказательство устным (б), косвенное изучение языка — изучением непосредственным (е), то есть это изучение базируется у него на устных свидетельствах (б), на человеческой речи (е).
6Дата этого периода, продолжавшегося с марта по сентябрь 1880 г., выявлена на основании свидетельства Мюре (F. d. S. 43), цитируемого полностью несколько ниже. Оно принято Бенвенистом. Но у других есть сомнения. Ж. Редар (в статье для «Journal de Geneve» от 22.02.1963, о существовании которой я узнал благодаря Р. Го-делю) относит это путешествие к 1888-1889 гг., когда «по причинам, связанным со здоровьем, Соссюр попросил и ему был предоставлен отпуск на один год» (Fleury 1965.41, со ссылками на документы из архива). По мнению Годеля (частное письмо от 01.07.1970), заключение Редара «весьма вероятно», поскольку «невозможно, чтобы Соссюр провел весь это год в бездеятельности». Однако это обоснование представляется слишком хрупким, чтобы подвергнуть сомнению ясное свидетельство Мюре. Добавим к этому, что в 1888-1889 гг. Соссюр читает лекции «пяти ученикам, выразившим желание заняться изучением литовского языка» (Fleury 1965.66), следовательно, его знание литовского языка должно быть уже достаточно непосредственным и полным, чтобы позволить ему (вспомним о его крайней скрупулезности и точности) давать уроки и «обучать» этому языку. Таким образом, дата 1888-1889 гг. является крайним сроком для путешествия в Литву с целью учебы, которое, исходя из вышеизложенного, представляется более уместным по-прежнему относить к 1880 г., как это утверждал Мюре.
Столкнувшись с такой интерпретацией и отодвинув в сторону сомнения Бенвениста, вполне преодолимые, мы открываем для себя совершенно отличную позицию наиболее авторитетного специалиста по соссюровскому учению. Годель (5М 33) в целом считает, что фраза, начинающая предисловие К. О. Л., согласно которой проблемы лингвистики «настойчиво» сопровождали Соссюра «в течение всей его жизни», является преувеличением и утверждает, в частности, что Соссюр занялся радикальной критикой использовавшихся методов и вопросами общей лингвистики лишь по прибытии в Париж. Однако проведенный нами анализ Memoire, докторской диссертации и свидетельств относительно путешествия в Литву ставит утверждение Годеля под сомнение. Остается обсудить еще один момент. Соссюр сам подчеркивал, какое значение имел в его глазах «американец Уитни», в частности в том, что касается фундаментальных ориентации лингвистики; Годель недооценил точное свидетельство Сеше относительно даты встречи Соссюра с Уитни. По словам Сеше (1917.9), «в это период [года жизни в Лейпциге] на ход его мыслей, несомненно, большое влияние оказала одна книга, она указала ему верное направление: мы имеем в виду работу американского санк-ритиста Уитни La vie du langage [Жизнь языка} (опубликованную в 1875 г.)». По мнению Годеля, «слово „несомненно" показывает, что речь идет скорее о предположении, чем об информации, полученной от самого Соссюра», и Годель добавляет, что нет уверенности в том, что книги Уитни наделали много шума в Лейпциге: «Соссюр мог ознакомиться с ними лишь несколько позже». В этом можно не согласиться с Годелем.
Уитни (1827 — 7 июня 1894; см. о нем: Bender Н.Н.// Dictionary of American Biography. Londres; New York, 1936. Vol. 20; и обширный портрет Terra-cini 1949. 73-121) был хорошо известен как санкритист в Германии, где он в 1850 г. совершенствовал свое образование в Берлине, с Боппом, и в Лейпциге (в частности), с Рудольфом Рогом. В сотрудничестве с Рогом он подготовил издание /1(дагго Veda Samhita (Berlin, 1856), за которым последовало/1/р-habelische Verzeichnis der Versanfange der Atharva-Samhita (Indische Studien. 1857. 4). Деятельность Уитни как индианиста, в целом высоко оцененная в Германии (см., например, Schweizer-Siedler Н. II KZ. п. F. I. 1873. 269-272), получила официальное признание, и в 1870 г. Берлинская Академия вручила ему премию Боппа. Наконец, именно в период пребывания Соссюра в Лейпциге вышла работа Уитни A Sanskrit Grammar, Including both the Classical Language, and the Older Dialects of Veda andBrahmana (Bibliothekin-dogermanischer Grammatiken. Leipzig: Ed. Breitkopfund Hartel, 1879. Vol. 2). Работа опубликована одновременно с ее переводом на немецкий язык, сделанным Циммером, берлинским учителем Соссюра. Из уже упоминаемого отрывка диссертации (Rec. 272) очевидно, что Соссюр ознакомился с Sanskrit Grammar, в действительности наделавшей много шума в немецких кругах, в основном по причине оригинальности своей методологической направленности: А. Хиллебрандт, давший весьма одобрительную рецензию (Bezzenberger Beitrage. 1880.5.338-345), называет ее «вехой в истории грамматики древнеиндийского языка», хваля ее за то, что в противоположность традиционным сравнительным работам она стремится быть и является «исследованием состояний языка» (338). Невозможно предположить, что такая черта могла ускользнуть от теоретика синхронии. Впрочем, факт, что влияние на Соссюра относится уже к годам пребывания последнего в Лейпциге, признан сегодня, с присущей ему честностью, и самим Годелем в «Journal de Geneve. Samedi litteraire». 110 (11-12 мая 1968 г.).
Мы не располагаем настолько же достоверными фактами (не считая свидетельства Сеше), чтобы утверждать, что Соссюр был знаком с
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф ДЕ СОССЮРЕ
теоретическими работами Уитни. Однако мы позволим себе обсудить еще раз этот вопрос. Теоретическими работами Уитни (ссылки на них в различных источниках и различных очерках часто искажаются) являются:
1. Language and the Study of Language. Twelve Lectures on the Principles of Linguistic Science by W. D. W. Londres, 1867 (лекции, прочитанные в 1863 г.);
2. Life and Growth of Language. Londres, 1875;
3. Language and its Study with Special Reference to the Indoeuropean Family of Languages. Seven Lectures by W. D. W. Londres, 1876; 2° ed. 1880 (сокращенное издание первой работы).
По-видимому, первая работа не была переведена на немецкий язык (но она была широко прокомментирована: Clemm W. II К2. 1869. 18. 119-125);
вторая работа в год своей публикации вышла также и на французском языке (La vie du langage. Paris, 1875), а на следующий год на итальянском языке в переводе F. D'Ovidio (Milan, 1876) и на немецком (Leben und Wachstum der Sprache (Жизнь и развитие языка). Leipzig, 1876) в переводе учителя Соссюра Августа Лескина; сокращенное переиздание первой работы, соответствующее третьей работе, было подготовлено в 1874 г.: Die Sprachwissenschaft fV. D.W.'s Vorlesungen uber die Principien der vergleichenden Sprachforschung.fir das deutsche Publikum bearbeitet und erweitert van J. J. (Julius Jolly). Munich, 1874 (с предисловием об Уитни и его теориях. III—XVII). В тот же год, 18 февраля 1874 г., в G G A. (205-218) выходит длинная статья Жолли об Уитни, ориенталисте и специалисте по общей лингвистике.
Почти невероятно, что настолько распространенные труды, на такую тему и принадлежащие автору, которого учителя Соссюра и он сам знали и восхищались им, не были бы замечены Соссюром. Чтобы утверждать это, нам придется, помимо прочего, отказаться от недвусмысленного свидетельства Сеше. Конечно, даже вне связи с Уитни-теоретиком, теоретические интересы Соссюра являются общепризнанными и доказанными, но можно смело довериться Сеше и допустить, что за годы жизни в Германии эти интересы к общей теории языка (в 1894 г. Соссюр скажет, что они присутствуют в его голове «уже давно») нашли точку опоры в трудах американского ориенталиста, создателя статической лингвистики.
4. Париж: школа и «общество»
Осенью 1880 г. Соссюр поселяется в Париже (в 1881 г. он живет на ул. Одеон, д. 3). Помимо прочих, его товарищем по учебе является Френсис Крю (F. d.S. 21). Он посещает лекции Мишеля Бреаля и, начиная с февраля 1881 г., в Ecole des Hautes Etudes, лекции по иранскому языку Ж. Дармстете-ра, по санскриту — А. Бергэня (оба несколько прохладно отзываются о новичке В своих годовых отчетах) и, наконец, лекции по латинской филологии Луи Аве, уже высказывавшего свое восхищение Соссюром и прекрасно характеризовавшего его в своем отчете за 1881 г. (Fleury 1965. 39). Эдуард Фавр вспоминает: «Однажды, как мне рассказывали, один профессор, начиная работу с темой, уже изучавшейся Соссюром, пригласил последнего прийти и занять его место. Женевский студент прочитал лекцию» (F. d. S. 31); вероятно, этим профессором был Аве. Действительно, в ходе лекций Аве Соссюр выступал на тему о η и т и о «гласных» задненёбных (Fleury 1965. 40). Авторитет Соссюра быстро утверждается. Бреаль уступает ему свой курс лекций: 30 октября 1881 г., в 24 года, он единогласно назначен «лектором по готскому и древневерхненемецкому языкам» (М. S. L. 1884. 5. XIII; Gauthiot II F. d. S. 75). Курс лекций начинается 5 ноября (Muret II F. d. S.).
На практике речь идет о начале «курса германских языков» (Gauthiot. 90;
Meilllet II F. d. S.I 5). Зарплата (одобренная Счетной палатой, несмотря на некоторые трудности, поскольку Соссюр должен был принять французское гражданство, а он этого не сделал) сначала составляет 2 000 франков. Затем, поскольку программа курса расширяется и начиная с 1888 г. должность Соссюра обозначается просто как «лектор», без пояснений, зарплата увеличивается сначала до 2 500, а затем до 3 000 франков (Fleury 1965.40-41).
О количестве и «качестве» слушателей парижских лекций довольно много писалось (Meillet 1913 = F. d. S. 76; Muret 1913 = F. d. S. 43-44; Gauthiot 1914 = F. d. S. 90-92). Однако эти утверждения имеют меньше значения, чем результаты более поздних исследований (Fleury 1965. 53-67). За девять лет количество учеников достигло 112, число очень большое, учитывая, что преподавание исторической и сравнительной лингвистики во французском университете предпринималось впервые (Benveniste 1965. 22) и что молодой ученый, как мы это увидим, не довольствовался тем, что у него были слушатели, и требовал от них личных еженедельных работ. Но качество важно так же, как и количество. 40 учеников были иностранцами: 16 немцев, 9 швейцарцев (среди которых лингвисты и филологи М. Meylan, Н. Micheli, Е. Muret, G de Blonay), 4 румын (М. Callo'fano, М. Demetrescu, J. Dianu или Diano, D. Evolceanu), 4 бельгийцев (среди которых один из наиболее многообещающих учеников, скоропостижно скончавшийся, F. Motil, L. J. Parmentier и индианист L. de La Vallee-Poussin), 2 русских (Ф. Браун, И. Гольдштейн), 2 венгров (Ch. Gerecz, I. Kont), 2 голландцев (G В. Huet, A. G van Hamel), швед A. Enander, австриец J. Kirste. Среди французов, помимо представителей мира литературы, таких как поэт Пьер Кийар и Марсель Швоб, преподавателей лицеев и многочисленных преподавателей университетов, выделяется около двадцати преподавателей лингвистики, классической филологии, ке-льтологии, индианистики и славистики: Е. М. Audouin, P. Воуег (1887-1891), ArseneDannesteter(1881-1892), Н. G Dottin(1886-1891), Е. Emault,A. Jacob (1887-1888), Е. Ch. Lange, Н. Lebegue, L. Leger (1881-1882), P. Lejay, S. Levi, Н. Lichtenberger (1883-1884), F. Lot (1890-1891), Н. Pemot (1890-1891), J. Psic-hari (1887-1888). Ученые записки о Брауне, родившемся в 1862 г. в Санкт-Петербурге и названном Федором, сначала занимавшемся в России германистикой, затем в Германии (под именем Фридрих) — славистикой, и умершем в Германии, были собраны Lepschy G. Contribute all' identificazione degli as-coltatori di Saussure a Parigi: Fedor-Friedrich Braun // Studi е saggi linguistici. 1969.32. 206-210.
Следует отдельно упомянуть G Е. Guieysse, посещавшего лекции, начиная с 1887 г. и, по-видимому, бывшего любимым учеником Соссюра, оплакивавшего его потерю в 1889 г., L. L. Duvau, который по предложению самого Соссюра /юлжен был прийти ему на смену на посту преподавателя Ecole des Hautes Etudes (ум. 14 июля 1903 г.), Мориса Граммона (посещавшего лекции последнего года), Поля Пасси (посещавшего их в период между 1885 и 1887 гг.) и Антуана Мейе, записавшегося в Ecole des Hautes Etudes в 1885 г., посещавшего лекции начиная с 1887 г. и заменившего Соссюра в 1889-1890 гг., когда тот получил отпуск по причине проблем со здоровьем (или чтобы отправиться в Литву? [Redard]).
Говоря о значении Соссюра для французской лингвистической школы, а значит, и для мировой культуры, следует на первое место поставить его педагогический талант.
Он читал свои лекции в Высшей школе... Он испытывал природную неприязнь к торжественным формулировкам, а также к ссорам, часто грубым, ученого мира... (De Сгие II F. d. S. 17).
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ
Он... блестяще преподавал в течение десятка лет, был несравненным авторитетом среди стольких выдающихся учителей, одним из тех, кого слушали и любили более всего. В его лекциях мы восхищались широтой и надежностью информации, строгостью методов, сочетанием общих взглядов с точными подробностями, ясностью речи, величайшей легкостью, непринужденностью и элегантностью. Через тридцать лет я вспоминаю о нем, как об одной из величайших радостей, которые мне довелось испытать в своей жизни (Muret II F. d. S. 43-44).
Ф. де Соссюр действительно был настоящим учителем: чтобы быть учителем, недостаточно знать учебник и хорошо рассказывать его содержание перед студентами; необходимо иметь учение и методику и представлять науку с личностным акцентом. Образование, которое студенты получали от Ф. д. С., имело большое значение: они формировали свой разум и готовились работать;
его формулировки и определения оставались в памяти как проводники и модели. И он заставлял полюбить и почувствовать науку, которую он преподавал;
его поэтический образ мысли часто придавал высказываниям образную форму и их уже невозможно было забыть. За деталью, которую он представлял нашему вниманию, угадывался целый мир общих идей и впечатлений; при этом казалось, что он никогда не давал в своих лекция уже готовых истин: он тщательно подготавливал то, что он собирался сказать, но законченный вид его идеи принимали лишь тогда, когда он говорил; он находил формы их выражения в процессе самого выражения; слушатель соединялся с этой мыслью, находящейся в процессе формулирования, рождающейся перед ним, и которая в момент, когда она обретала наиболее точные и захватывающие формы, заставляла ожидать форм еще более точных и захватывающих. Сама его личность заставляла любить науку; было удивительно, как эти синие глаза, полные тайн, могут видеть реальность с такой строгой точностью; его мелодичный приглушенный голос лишал грамматические факты их сухости и резкости; глядя на его аристократическое изящество и молодость, нельзя было и предположить, что лингвистику можно упрекать в недостатке жизненности (Meilleti/f.d.S. 76-77).
Соссюр постоянно контактирует со своими учениками: после лекции они должны выполнить «практические упражнения», «составить... грамматику на основании определенного текста», «по очереди интерпретировать тексты», выполнять «упражнения на чтение» и т. д. (об отношении Соссюра к ученикам см. Fleury 1965.56,57,59 и т. д.). И поэтому через тридцать или сорок лет ученики, даже не лингвисты, вспоминают о его лекциях (Benveniste 1965. 27).
Лекции 1881-1887 гг. посвящены готскому и древневерхненемецкому языкам, в 1887-1888 гг. курс расширяется за счет сравнительной грамматики греческого и латинского языков; на следующий год к ним добавляется литовский, и таким образом лекции практически становятся курсом по индоевропейской лингвистике (Gauthiot II F. d. S. 90 и Fleury 1965. 53-67).
Каждый год Соссюр составлял краткие отчеты по своему обучению (изданные Fleury, cit.), в которых просматривается «доктрина, дававшая материал для его методики преподавания» (Benveniste 1965. 29). Дуализм «физиологической» и «исторической» точек зрения явно утверждается и доминирует уже в курсе лекций 1881 г. (Fleuryl 965.5 5). Здесь и в последую-щих курсах конечной целью становится «выявление дистинктивных признаков готского языка в среде германской семьи» (Ibid. 56). Бенвенист (Ор. cit. 29) отмечает, что выражение «дистинктивные признаки» является «на удивление современным»: в действительности, Соссюр уже использовал соответствующим образом термин «дистинктивная характеристика» в своей диссертации (выше, 245). Сам Бенвенист привлекает внимание к заключительному отчету о втором парижском курсе лекций:
Сходство диалектов, либо между собой, либо с современным немецким, таит в себе опасность. О смысле фраз довольно легко догадаться, поэтому грамматические особенности ускользают из поля зрения. Отсюда часто весьма расплывчатое представление о формах и правилах... Начинающий должен сам составить свою грамматику на основе определенного текста и взять себе за правило не выходите за ее рамки. Здесь интерпретация касалась исключительно отрывков, довольно длинных, из поэмы Отфрида. Лишь в конце года, после достаточного ознакомления с грамматикой Отфрида, ученикам был предложен текст Татиана и Исидора, в котором они должны были найти различия с уже известным им диалектом (Fleury 1965.57).
Бенвенист комментирует (1965. 30-31):
Мы видим здесь неявно выраженный принцип синхронического описания, примененный к состоянию данного языка или текста: это предполагает, и здесь тоже, дифференцированное определение состояний языка или диалектов. Это подразумевает, что особенности одного языка находятся в отношениях между собой и их не следует рассматривать изолированно. .. Соссюр обучал своих учеников гораздо большему, нежели прежняя сравнительная грамматика, где сравнивали лишь разрозненные формы в бессвязных совпадениях, он обучал студентов описательному методу, который он отличал уже от исторического анализа...
Возможно, что это желание экспериментального сочетания лингвистического анализа с общими проблемами спасает Соссюра от «кризиса», о котором мы упоминали (выше 244): конечно, в лекциях присутствуют также и литературные интересы (например, к Песне о Хильдебранте, прочитанной в 1883-1884 гг.), но эти отношения чаще всего проявляются в форме сожаления по поводу того факта, что в течение года не предоставляется возможности читать тексты на скандинавских языках (Fleury 1965. 61) или на средневерхненемецком языке (включенные в программу относительно поздно, в 1887-1888 гг.: Fleury 1965. 65).
Однако интерес к общей лингвистике представлял собой не только скрытую предрасположенность к ясным описательным формулировкам, к проницательному историческому анализу. Мейе напишет (1916. 33):
Я ни разу не присутствовал на лекциях Ф. де Соссюра по общей лингвистике. Но мысль Ф. де Соссюра сделала свой выбор очень рано... Теории, которые он излагал в своем курсе обшей лингвистики [в Женеве], уже лежали в основе его лекции по сравнительной грамматике двадцатью годами ранее в Ecole des Hautes Etudes, которые я посещал. Я нахожу их сейчас такими, какими их уже тогда часто можно было себе представить.
Но в 1885-1886 гг., за два года до того, как Мейе начал посещать лекции Соссюра, курс имел характер весьма необычный:
Поскольку большинство учеников прослушали лекции прошлого года, стало возможным продвинуться гораздо дальше, чем обычно, и в направлении, более научном, в изучении грамматики готского языка. Это изучение... и несколько лекций, посвященных общим положениям о лингвистическом методе и жизни языка, заняли весь первый семестр и часть второго (Fleury 1965.62).
Лекции посещает также и будущий фонетист Поль Пасси, чья работа Etudes sur changements phonetiques et leurs caracteres generaux [О фонетических изменениях и их общих характеристиках] (Paris, 1890, в особенности р. 227), по справедливости получившая положительную оценку Нурена (ниже с. 293), была названа «наиболее ясным изложением функционалист-ской теории фонетических изменений» (Martinet 1955. 42).
Помимо лекций в Сорбонне, Соссюр работает также и для Лингвистического общества. Являясь его постоянным и известным членом (выше, с. 240), он лично присутствует на заседаниях с 4 декабря 1880 г. (Meillet II
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗЛМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ
F. d. S. 75), вскоре начинает заниматься административной деятельностью (Benveniste 1965. 24) и делает доклады на заседаниях 22 января и 28 мая 1881 г. об арийско-европеиских корнях на eiua (Rec. 600), 3 декабря 1881 г.— о фонетике фрибурского говора (Rec. 600-601; на этом заседании присутствовал Бодуэн, см. ниже), 4 февраля 1882 г. — опять о говоре Фрибура (Rec. 601). Именно к первому году пребывания в Париже относится запись в М. S. L. 1881. 4.132 (Rec. 403) ο Άγεμέμνων<*Άγή-μενμων (в связи с санскритским топ-то — «тысль»). На заседании 16 декабря 1882 г. Л. Аве оставляет пост заместителя секретаря. Его занимает Соссюр.
До самого его отъезда из Парижа все протоколы заседаний составлены им с присущей ему строгой элегантностью; но в этих протоколах весьма редко упоминаются замечания, посредством которых Ф. де Соссюр с исключительной скромностью и вежливостью указывал слабые места докладов, которые он только что прослушал, или отмечал их достоинства (Meillet II F. d. S. 75-76).
В этот же период Соссюр весьма тщательно исполняет обязанности директора «Записок Лингвистического общества» (М. S. L.), следя за редакцией и обеспечивая корректуру. Заседания общества с Бреалем, Бергенем, Аве и иностранными членами являются средой, в которой формируется стиль соссюровской школы. Среди иностранцев следует особо отметить И. Бодуэна де Куртенэ, неоднократно встречавшегося с Соссюром и познакомившего его с работами Н. В. Крушевского7.
Jan Ignacy (или по-русски Иван Александрович) Бодуэн де Куртенэ родился в 1845 г. в окрестностях Варшавы, где он учился, совершенствуясь затем в Праге, Иене, Берлине, Санкт-Петербурге. Начиная с 1874 г. он преподает в Казани, где его учеником становится Крушевский. Бодуэн занимается в основном филологией. Три соссюровских текста отсылают непосредственно к Бодуэну де Куртенэ: 1) письмо Соссюра Бодуэну де Куртенэ от 16 октября 1889 г., частично опубликованное в Н. Слюсарева 1963.28, написанное, вероятно, после долгой паузы в отношениях вследствие «эпистолофобии» Соссюра: «Я не знаю [поправка Бенвениста; Слюсарева прочитала не/е nesaispas—«я не знаю», sje ne vaispas — «я не поеду»], могу ли я надеяться, что вы помните нашу встречу, весьма приятную для меня, в Париже семь лет назад» (см. ниже); 2) в вводной лекции курса 1891 г. в Женеве (SM 37, 51, прим. 42 и Соссюр Notes 66): «Лингвисты, охватывающие почти все языки мира, сделавшие когда-либо хоть один шаг к познанию языка,, это не Фридрих Мюллер из венского университета и подобные ему; имена, которые следовало бы назвать здесь, это имена таких романистов, как г-н Гастон Пари, г-н Поль Мейер, г-н Шухардт, имена таких германистов, как г-н Герман Пауль, имена представителей русской школы, занимающейся специально русским и славянскими языками, таких как г-да И. Бодуэн де Куртенэ и Крушевский»; 3) в записях 1908 г. для рецензии на работу Сеше PiOgrananeset Methodes: «Бо-дуэн де Кургенэ и Крушевский были ближе всех к теоретическому видению языка; и это не вы-ходя за рамки чисто лингвистических утверждений; они впрочем не знали обобщенности взглядов, присущей западным лингвистам» (SM 51).
Слюсарева дает другое доказательство знакомства женевца с польским лингвистом — фрагмент письмаБ.деК.Ж. Карловичу от 21 ноября 1881 г., в котором, говоря о заседании, в ходе которого он был избран членом Общества, Бодуэн пишет, что «де Соссюр также там присутствовал». Benveniste 1964. 129-130 дает различные важные уточнения по этому поводу: в действительности, 19 ноября 1881 г. Б. де К. был лишь представлен (A. Chodzko и Н. Gaidoz) Обществу и принял участие в заседании в качестве «присутствующего иностранца», Соссюр на нем не присутствовал. Напротив, когда 3 декабря 1881 г. он был избран членом общества, Соссюр присутствовал (М. S. L. 1884. 5. VI).; в ходе этих двух первых и последующих заседаний: 17 декабря 1881 г., 7 января, 4 марта и 4 ноября 1882 г. Бодуэн представил Обществу свои публикации и
публикации Крушевского (список их есть в В. S. L. 1881. S. LI). Письмо Карловичу подразумевает, что Соссюр уже был хорошо известен в среде Бодуэна. В любом случае, он слушал фонологический анализ диалекта Фрибура, представленный Соссюром 3 декабря 1881 г., и Соссюр слушал 17 декабря 1881 г. и 7 января 1882 г. доклад Бодуэна «о различных положениях славянской фонетики».
Понятие фонемы, введенное в 1873 г. А. Дюфриш-Деженетгом и известное Соссюру через Л. Аве, было передано двум русским ученым (Τι-ubeckoj 1933.229; Jakobson 1967.14, 17, 19) прежде всего посредством Memoire (работа, на которую, так же как и на работы Бругмана, Крушевский дает положительную рецензию, именно с точки зрения методики:
Крушевский Н. Новейшие открытия в области арио-европейского вокализма // Русский филологический вестник. 1880. 4. 33-45). С другой стороны, вполне вероятно, что Versuch einer TheoriephonetischerAllemationen. Ein Kapitel aus der Psychophonetik (Strasbourg, 1895) Бодуэна могли укрепить Соссюра в убеждении (появляющемся уже, как мы показывали, в парижском курсе лекций 1881 г.: см. выше с. 250) относительно разделения двух дисциплин: одной, относящейся к звукам, другой — к дифференционным единицам (чтобы принять его, но несколько смягчив, Lepschy 1966.60-61), и что Соссюр нашел несколько подсказок (относительно синтагматики и ассоциативности, системного характера языковых явлений и тд.) при чтении работ Крушевского: его докторской диссертации (раскритикованной немецкими журналами и, несомненно, поэтому еще больше понравившейся Соссюру!) Uber die Lcaitabwechslung. Казань, 1881, и, возможно, Очерки науки о языке (Казань, 1883; пер. на нем. F. Techmer, Prinzipien der Sprachentwiddung II Internationale Zeitschrift fur allgemeine Sprachwissenschaft. 1884. /. 11, 22; 1885. 2. 33-44; 1886. 3. 555-566; 1890. 5. 77-88.). Этот вопрос обсуждался множество раз с целью подчеркнуть или приуменьшить долг представителей Пражской школы перед их славянскими предшественниками, отвергнуть или признать их долг перед Соссюром (Treuecfay 1933. 243 etsv:, Jakobson 1953; 7α-kobson 1962. 232-233; Jakobson 1967; и см. также Vendryes 1950. 446; Hjelmslev 1951. 60;
Martinet 1953.577; Malmberg 1954.22; Scerba 1957.94-95; Belardi 1959.66 et sv.; Чикобава 1959. 86-87; Ламютьев 1961; Collinder 1962.13; Benveniste 1964.129-130; Pisani 1966.297;
Lepschy \ 966.60-62).
Этот вопрос заслуживает повторного глубокого обсуждения, включающего в себя развитие сравнения позиций Соссюра и двух славянских лингвистов: Б. де К. (начатое Н. G. SchogL 1966.18,29), и Крушевского (Jakobson 1967 считает, что последний намного превзошел своего учителя Б. де К.). Помимо возможных отдельных подсказок, из знакомства с Б. де К. Соссюр должно быть вынес осознание того, что не он один понимал важность общей теории языка и лингвистической теории. Письмо, отправленное 2 мая 1882 г. Крушевским Бодуэну во Францию, могло бы вполне, если так можно выразиться, принадлежать Соссюру. Сообщая учителю то, что впоследствии будет включено в Очерк..., Крушевский писал: «Я не знаю, как будет называться моя работа; тема ее заключается в следующем: 1) наряду с существующей ныне наукой о языке, необходима другая наука, более общая, подобная феноменологии языка; 2) предвидение (неосознанное) этой науки можно увидеть в недавно созданной группе младограмматиков, но принципы, которые они отстаивают, либо не подходят для того, чтобы на их основании создать науку такого типа, либо являются недостаточными; 3) прочные основы этой науки можно найти в самом языке» (Baudouin de CourtenayJ. Szkice jezykoznawcze. Варшава, 1904. 4-135; цит. по: Jakobson 1967.7). Подтверждая свое согласие с выраженным здесь мнением, Соссюр как в 1891, так и в 1908 г. в особенности настаивает на том факте, что основной заслугой Бодуэна и Крушевского является разработка общего «теоретического взгляда». Это самое главное. Крушевский пришел в лингвистику из серьезной философской школы, возглавляемой М. М. Троицким, «фанатичным специалистом по английской мысли от Бэкона до Локка, Юма и Милла» (Jakobson 1967. 2), и из слов Бодуэна мы знаем, что Крушевский совершенствовал свое образование посредством кропотливого чтения, конспектирования и внесения изменений в работы великих эмпириков XVIII в. Крушевский является звеном, соединяющим структуралистскую концепцию Соссюра с великими лингвистическими концепциями европейской философии до Канта.
БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ
Десять лет, проведенных в Париже, были также относительно плодотворными на записи и исследования, иногда весьма краткие, но все представляющие собой «ein Kabinettsstuck» [шедевр] (Wackemagel).
1884 г.: Une loi rithmique de la langue grecque [Ритмический закон в греческом языке}, это закон Соссюра о трибрахии, Melanges Graus 737-748 = Rec. 464-476); письмо об арийских словах, обозначающих родство, опубликованное в Giraud-Teulon A. Les origines du mariage et de la fa-mille. Geneve, 1884. 494-503 (= Rec. 477-480); записи в М. S. L. 1884. 5:
Vedique libuji-paleoslave lobuzati, Sudo, vieux-haut-allemand murg murgi (соответственно 232, 418,449 = Rec. 404, 405, 406-407).
1885 г.: 5 декабря сообщение о lex βουκαλος (Rec. 417-418).
1887 г.: Comparatifs et superlatifs germaniques de laforme inferus, infi-mus [Германский компаратив и суперлатив форм inferius, infimus] (Me/. Renier et sv. = Rec. 481-489); доклад Обществу (17 декабря) о сходстве латинского callis и древневерхненемецкого holz (Rec. 601); 8 января и 2 апреля 1887 г. — Sur un point de laphonetique des consonnes en indo-europeen [О согласных в индоевропейском праязыке} (М. S. L. 1889. 6. 246-257 = Rec. 420-432).
1888 г.: доклад о латинском герундии (14 января 1888 г. = Rec. 601).
1889 г.: том VI М. S. L. содержит записи, уже частично цитировавшиеся, поскольку они принадлежат прошлым годам, об άδήν, Indus, ελκυών:
нем. Schwalbe, νυστάζω, λύθρον, ίμβηρις, κρήνη, санскрит—stoka-s; о сравнительной степени σώφρων; о готском wilwan (Rec. 408—419, 433-434). К этому же году относятся записи