Проблема выбора между советским патриотизмом и христианской совестью

Проблема выбора между советским патриотизмом и христианской совестью. В соответствии с христианской традицией ставится вопрос о наказании Божием русских людей советского периода. В этом романе впервые художественно рассматривается проблема, не загромождаемая военными поражениями и удачами советского орудия. Ведь Россия впервые вела отечественную войну, не являясь христианским государством.

Не православный крест, а сатанинская звезда была нашим официальным путеводным знаком в этой войне Красные знамена и комиссары вели нас в бой, а также та самая партия, которая сокрушила перед этим христианскую Россию? Есаулов Е. Сатанинские звезды и священная война Новый мир 1994 4 с. 224 У понимает это малограмотный солдат, старается выкарабкаться из этой чертовой ямы, но еще очень глубок омут. Смерть мне гадская от Бога назначена, оттого, что комсомольчиком плевал я в лик его, иконы в костер бросал, кресты с Перхурьевской церквы веревкой сдергивал, золоту справу в центры отправлял Вот она, позолота, святая, русская на погоны пошла, нехристей украсила признается дед Финифатьев Лехе Булдакову, предрекая свою ужасную смерть смерть от Бога, который так и не смог его простить.

Прощения прошу у ево Бога день и ночь прошу, но он меня не слышит. Немецкий фашизм к началу войны для Большей части населения был просто пугалом.

Образ врага, создаваемый младшим лейтенантом Щусем, не находит никакого отклика у старообрядца Кольки Рындина. Товарищ боец! Перед тобой враг, фашист, понятно? Если ты его не убьешь, он убьет тебя. Коля же никак не может понять в себе злобы На все воля Божья. И не только он один думает так, считая немца таким же человеком. Астафьев и иронизирует по этому поводу над всем русским народом Русские отчего-то очень любят дураков, жалостливо к ним относятся, сами дураки, что ли? и в тоже время восхищается отходчивым народишком, который сумеет и обогреть и отдать последнее Заполз Лемке с отмороженными ногами на тусклый огонек в крестьянскую землю, в обобранную войной избушку, старая русская женщина, ругаясь, тыча в его запавший затылок костлявым кулаком, отмывала оккупанта теплой водой, смазывала руки его и ноги гусиным салом, перевязывала чистыми тряпицами и проводила в дорогу, сделав из полки подобие костыля, перекрестив его вослед. Теплится еще в сердцевине человека христианская мораль.

Но карает Бог невиданной карой, истребляя российский менталитетный дух и превращая скопища людей в скотину, животных, заживо лишаемых христианской души. Роман организован вокруг проблемы разлада между патриотизмом и христианской совестью.

Противоположность военного дома перед государством, солдатской чести и христианского мировидения - реальность этого художественного мира. Если советский суд противоположен Божьему суду как заведомо неправедный суд здесь не Божий, а советский, значит, защищать антихристианское государство то есть советских учителей, советских врачей и так далее в определенном - страшном - смысле означает поступать против своей христианской совести Есаулов Е. Сатанинские звезды и священная война Новый мир 1994 4 с. 224 Может быть поэтому у героев Астафьева в большинстве случаев отсутствует патриотическое воодушевление? Ведь люди из сибирской глубинки едут защищать совершенно чужое им государство, с чуждыми для них ценностями.

Родина и Бог небесный накануне самой страшной войны в российской истории оказались враждебны друг другу.

Бог мешает воевать за Родину Коле Рындину, ведь именно на советской Родине его отменили, выгнали, оплевали. Глумление над Христом стало опорой нового патриотизма, отвергающего веру, царя и отечество. В солдатских массах становится распространенной советская прибаутка Бога нет, царя не надо, мы на кочке проживем. Но тяжело и болезненно водила революционная идея в традиционные сознания.

Об этом свидетельствуют напутствия родных перед отправкой на фронт солдат усталые женщины что-то привычное наказывали, говорили то, что век и два века назад говорили уходящим на битву людям крестя украдкой служивого, взнося молчаливую молитву Богу, вновь в сердце вернувшемуся. Старшина Шпатор тоже не потерял традиционного мировоззрения Простите меня, дети, простите! Не уносите с собою зла С Богом Сильно боялся старшина, что советское перевоспитание душу живую убьет, погасит в ней быдловое существование, свет добра, справедливости, достоинства, уважения к ближнему своему, к тому, что было, есть в человеке от матери, от отца, от дома родного, от родины, России, наконец, заложено, предано, наследством завещано Такая стойкость хоть и малой части народа дает возможность возвращения Бога, преодоления разрыва между традиционным русским патриотизмом и христианской совестью, дарует надежду, что дикий огонь, зажженный провозгласителями передовых идей, возможно-таки погасить Есаулов Е. Сатанинские звезды и священная война Новый мир 1994 4 с. 237 2.2. ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРЫ В РОМАНЕ Перейдем непосредственно к рассмотрению сюжета романа и основных образов книги.

В. Астафьев любит своих главных героев.

Так он проводит через все повествование книги Колю Рындина, всячески обыгрывая габариты, аппетит, а главное, неистребимое добросердечие своего героя, безотказное и бескорыстное трудолюбие и верность товариществу, неизбывную силу. Вот, например, Коля сладко всхрапнул на политзанятиях, убаюканный блудословием замполита Мельникова Своды карантина огласил рокот - не иначе как камнепад начался над казармой, кирпичная труба рассыпалась и рухнула, покатилась по тесовой крыше. Вот он вместе с нашим знакомцем - таким же долговязым Лехой Булдаковым - тщетно пытается натянуть на себя опасно трещащее обмундирование едва напялили на озябшее сырое тело белье, гимнастерки, штаны же натянуть не смогли, шинели до колен, рукава едва достигали локтей, на груди и на брюхе не сходились насунули в ботинки до половины ноги, ходили на снятых задниках, отчего сделались еще выше. Еще нелепей, да и стоять не смогли - шатало. Дома, в Верхней Кужебаре, Коля Рындин утром съедал каравай хлеба, чугунок картошки или горшок каши с маслом, запивал все это кринкой молока.

За обедом он опоражнивал горшок щей, сковородку драчены на сметане или картошки с мясом либо жаровню с рыбой и на верхосытку уворачивал чугунок паренок из брюквы, свеклы или моркови, заливал все это крепкое питание ковшом хлебного кваса либо опять же простоквашей.

На ужин и вовсе была пища обильной капуста, грибы соленые, рыба жареная или отварная, поверху квас, когда и пиво из ржаного сусла, кулага из калины. Несгибаемая стойкость веры Коли Рындина - нравственное противостояние разгулу коммунистической бесовщины.

И, умножая Колины достоинства, писатель открывает нам еще одно, о котором не подозревал до прибытия в совхоз и сам могучий чалдон, пока не положила на него глаз разбитная Анька-повариха, залучившая молодца себе на постой.

Знает только ночь глубокая-а-а, как поладили они, р-раступись ты, рожь высокая, та-айну, свя-то сохра- ани-ы-ы пел теперь на всю деревню Осипово народ, потому что Анька-повариха убыстрила ход, нарядная, бегала к ребенку в кухню и от ребенка из кухни, громко на все село хохотала, но главное достижение было в том, что качество блюд улучшилось, кормежка доведена была до такой калории, что даже самые застенчивые парни на девок начали поглядывать тенденциозно Спасибо тебе, Коля, дорогой, порадел вставая из-за столов, накрытых чистыми клеенками, кланялись Коле Рындину сыто порыгивающие работники Да мне-то за что недоумевал Коля Рындин, но, разгадав тонкий намек, самодовольно реготал У-у, фулюганы! Испытание молодых людей казармой - так определяет главный сюжет книг Игорь Дедков, который с нетерпением встретил астафьевское произведение.

В 21-й запасной пехотный полк номер и дислокация части подлинные по воле автора вместе с очередным пополнением призывники 1924 года рождения прибывает и читатель, а потом вместе с ними, уже во 2-ой книге, отправляется на фронт.

У читателя и у критиков остаются яркие, будоражащие впечатления после всех испытаний, выпавших на голову восемнадцатилетних юнцов. Критики Л. Анненский, А. Немзер восприняли изображаемое как лагерь, лагерный ад, преисподнюю, первозданную пещеру, как проступающий мрачный опыт ГУЛАГа. За что на нас война? Где причина? За какой грех пришло это возмездие? Что же такое с людьми, с их природой, с их душой? Что за порча окаянная уводит народ с пути? Л. Аннинский Литературная газета от 3 марта 1993 года. Доброжелательное астафьевское веселье, вдохновляемое фигурой и прохождениями Коли, достигает в этом эпизоде своей кульминации.

Здесь хохочут с писателем все, связанные с Колей, персонажи. Да и сам Коля, как мы видим, не может удержаться от самодовольного реготанья. Мы тоже совсем уж готовы присоединиться к этой развеселой компании.

Однако в последний момент спохватываемся батюшки, а как же бабушка-то Секлетинья? Как отнесется она к столь непотребному поведению своего питомца? Ведь в глазах любого истого старовера, Коля в этой ситуации самый подлинный блудодей и греховодник, как и его невенчанная совратительница! Неужто наш усердный молитвенник начисто позабыл о божьих заповедях под властью немудреных Анькиных чар? Конечно, Астафьеву виднее. Тем паче, что он, как мы уже однажды сказали, стремиться быть верными натуре.

Но заноза возникающего сомнения в данном случае все же дает себя знать. Особенно имея ввиду самую главную черту Колиного характера, неизмеримо и безусловно превосходящую все прочие. Совершенно необычен и даже неожидан в астафьевской галерее персонаж Ашота Васконяня. Вс. Сурганов утверждает, что есть даже основание полагать, что перед нами воссоздана фигура совершенно реального человека, который в ту далекую новобранческую зиму стал чем-то очень близок и дорог Астафьеву, памятно поразил его воображение.

В известной мере это подтверждается тем, что в отличие от прочих героев романа. Васконян наделен точными анкетными ориентирами отец его перед войной был в Калинине главным редактором областной газеты, мать же работала заместителем заведующего отделом культуры в тамошнем облисполкоме. Кстати, с нею Астафьев дает нам возможность познакомиться в эпизоде ее приезда к сыну во время уже упомянутой зимней уборочной страды Сургаков В.С. Астафьев снова пишет о войне Литературное обозрение 1993 10 с. 2-10 Эта встреча проникнута интонациями, исполненными подрастающей печали.

Похоже, что и мать и сын понимают, что в этом мире им больше не дано, и автор не пытается уверить нас в обратном. Вместе с тем самая возможность подобного свидания, совершенно недоступная для других призывников, убеждает нас, что Васконяны - привилегированная, или, как бы мы сказали сегодня, номенклатурная семья. Мальчика возили в школу на машине, по утрам он пил кофе со сливками, еду ему готовила домработница, которая была для него и нянькой и мамкой, поскольку родителям было недосуг с ним возиться.

Однажды Васконян с характерной для него милой картавостью, даже сообщил новым товарищам, что у них, Васконянов, была в областном театре отдельная ожа то есть ложа. Парни-простофили долго не могли допереть, что это такое, прокомментировал автор эту и впрямь впечатляющую деталь васконяновского житья. Таким образом, Васконян в глазах обитателей казармы - барачных и деревенских жителей несомненный чужак, выходец из иной социальной и культурной среды, резко отличной и даже подсознательно им враждебной.

Ко всему прочему, он еще и чужак по национальному признаку отец - еврей, мать - армянка. И, разумеется Астафьев совершенно прав, утверждая, что, в силу всех названных причин, Васконян скорее всего был бы смят и уничтожен за одну, от силы, за две недели Но случилось как раз обратное. К этому долговязому, худому, доверчивому чудаку - грамотею и разумнику, по уверению писателя, прониклись почтением имеющий тягу к просветительству Бугдаков и, как и все детдомовцы, сострадающие всякому сироте, тем более обиженному.

Бабенко, Фефелов и вся их компания. Они не давали забивать Васконяна. Кто плачет, кто мучается, кто умирает в этом тяжелом тумане? А что, если вся страна наша чертова яма? А. Нелуер Сегодня от 2 марта 1993 г И в самом деле - место это адово равнодушно-злые люди, выгоняющие новобранцев из вагонов, хриплый ор, безвестность, вселенский вой иль стон, жуткий вой, исторгаемый не по своей воле и охоте тупо шагающими людскими колоннами.

Удивительно ли, что покорность судьбе тотчас овладела Лешкой Шестаковым, ввергнутым в этот кошмар мобилизацией, и душу его немедля посетило то, что должно поселяться в кармане и тюрьме всякое согласие со всем происходящим. Автор далее постоянно сравнивает два таких разных, но здесь таких одинаковых общественных местах тюрьма и казарма. Ведь даже для Лешки слово казарма не пугающее, не тревожное, а презренное. Здесь все сурово, все на уровне современной пещеры, следовательно, и пещерной жизни, пещерного быта Лешка отметил про себя Будто в берлоге, но смятения не испытал, только тупая покорность угнетала и поверх этого томили еще два желания - хотелось до ветру и поесть. Поэтому автор своей художественной силой преобразует эту казарму в дьявольское, адское убогие, полуврытые в землю, что ни пламя, ни проклятье земное, ни силы небесные не брали эти подвалы, лишь время было для них гибельно - сопревал они покорно оседали в песчаную почву со всем своим скудным скарбом, с копошащимся в них народом, точно зловещие гробы обреченно погружались в бездонные пучины. К этой сумрачной картине - закопченное жердье нар, белеющее на торцах костями, как бы уже побывавшими в могиле, с выступавшей на них серой.

Автор не забывает о своей литературой цели о самом правдивом романе о войне, но главным пока для него остается первоначальная реальность, пахнущая серой, гнилью, прахом и острой молодой мочой. Ивовые маты кишели клопами и вшами маты изломались, остро, будто ножки, протыкали тело, солдатики, обрушив их, спали в песке, в пыли, не раздеваясь.

В нескольких казармах рухнули потоками, сколько там задавило солдат - никто так и не потрудился учесть Случалось, что мертвые красноармейцы неделями лежали в полуобвалившихся землянках и на них получали пойку живые люди. Казарма с ее порядками столь отвратительна, что Аннинский с Нелцером опять дружно отметили авторскую ремарку на месте расположения 21-го полка ныне плещется рукотворное Обское море. И плещется неспроста сама материальная память о чертовой яме смыта с лица земли не Божий ли промысел Но, с другой стороны, позволительно ли, чтобы все было смыто и забыто, и дамы и Академгородка нежились на пляже, не подозревая, что где-то здесь когда-то доходили до ручки молодые сибирские ребята, и лишь обские воды скрыли на век безобразные следы их тягот и страданий? Дедков И. Объявление войны и назначение казни Дружба народов 1993 10 с. 187 Если же автор отправляет своих героев-новобранцев на сельхозработы и смягчает свой обвинительный тон веселые вояки, не менее веселые девчата, то дает им душевное затишье. Впереди их поджидало адское местечко совсем другого рода, и совсем другой вселенский вой. А пока в деревне Осипово воля вольная! Разлился солдатский строй, разбрелся Шли кто как, кто с кем в обнимку с зазнобами.

До комбайна дошли, замедлили шаг, останавливаться начали, поглядывая на кучи соломы. Итак, В.П. Астафьев начинает рассказ о войне, с месяцев, предшествующих отправке новобранцев на фронт.

Постоянными отступлениями в прошлое своих героев он раскрывает и обосновывает главное свойство существования людей в стране, пережившей 17 год, гражданскую войну, коллективизацию, политические репрессии.

Солдаты напоминают несчастных арестантов из дореволюционных времен или бродяг.

Они обезличиваются ужасным бытом, превращающимся в пылинку в сером, густом облаке пыли. Они, оторванные от дома и сбитые в кучу, в стадо, помещенные в холодное и грязное помещение, вскоре становятся ко всему равнодушными, кроме еды и сна. Теперь эта сгорбленные старички с потухшими глазами, хрипящим от простуды дыханием. Ребята - вчерашние школьники, зеленые кавалеры и работники - еще не понимали, что в казарме жизнь как таковая обезличивается человек, выполняющий обезличенные обязанности, делающий обезличенный, почти не имеющий смысла и пользы труд, сам становится безликим, этаким истуканом, давно и незамысловато кем-то вылепленным, и жизнь его превращается в серую пылинку, вращающуюся в таком же сером, густом облаке пыли. Даже великаны, вроде Коли Рындина, стали ближе к небу, чем к земле. Коля Рындин начал опадать с лица, кирпичная каленость сошла с его квадратного загривка, стекла к щекам, но и на щеках румянец объявлялся все реже и реже, разве что во время работы на морозе.

Брюхо опало, руки вроде бы удлинились, кость круче выступала на лице, в глазах все явственнее сквозила тоска. Но и до войны жизнь этих людей в большинстве была убога, унизительна, нища, состояла из стояния в очередях, получения пайков, талонов да еще из борьбы за урожай, который тут же изымался в пользу общества. Крестьянская пагубная Россия встает в горьком этом реквиеме страшный огонь, пожар войны высветил то, что сделали со страной, с людьми предшествующие поколения десятилетий с каждой главой, с каждой страницей вплетаются в повествование судьбы спецпереселенцев, которых лишили места своего на земле, детей и жен и в которых всеобщая тупая машина власти уничтожала неистребимую тягу к земле, ко крестьянскому двору, к труду, имеющему смысл Кузичева А. Прокляты и убиты Книжное обозрение 1993 31 декабря с. 19 Некоторые из новобранцев - это дети врагов народа, которые нынче пригодны умереть вместо тех, кто арестовывал, судил и расстреливал их отцов и матерей.

Леве Скорику объяснено было, что в месте энкавэдэ просочились народа, но они понесли суровое наказание за совершенную акцию против кадрового работника вооруженных сил Скорика Соломона Львовича, приносят извинения его сыну. Если он желает, пусть вернет себе прежнюю фамилию, отцовскую, и, как все юноши-патриоты, может поступать куда угодно, желательно, в училище особого свойства, где нужны такие умные и грамотные парни. Пройдут годы, и, как пишет Астафьев, благословляемая властями шушеваль окрестит себя со временем в самых резвых вояк, в самых справедливых на свете благодетелей, ототрут они локтями в конец очередей, а то и вовсе из очереди выгонят, оберут, объедят доподлинных страдальцев-фронтовиков. Погубив отцов и матерей, товарищи из военкоматов, партийных и других военных контор сразу же запамятовали, что это дети смертельной конторы, и гребли всех подряд, отодвигаясь от горячего на такое расстояние, чтобы самих не пекло. Перед нами цепочкой выстраиваются абсолютно разные образы, объединенные одним местом действия - войной сбитые с толку, обманутые солдатики племя демагогов и бездельников, трубивших славу современному советскому режиму невежественное армейское командование, не понимавшее, что времена Павла давно минули То, что годилось для прошлой войны или даже для войны с Наполеоном, следовало отменить, переустроить, упростить, да не упрощать же до полного абсурда, до убогости, нищеты, до полной безнравственности. В романе есть трагическая ирония, которая спокойно объединяет плакатные слова о светлом будущем и кусок хлеба, тюремный быт. Потом эта ирония перерастает в трагическую скорбь и гнев, рождаемые зрелищем поруганной страны.

Например, рассказ о Тоцких лагерях, откуда все резервисты, способные стоять в строю, держать оружие, были отправлены на фронт - раз они не умерли в таких условиях, значит, еще годились умирать в окопах. Или в зарисовке о тыловом командире, показывающему, что сердцем и телом, распирающем форменную одежду, он там, в сражающихся рядах, как на плакатах впереди их, с обнаженной саблей в одной руке и со знаменем в другой. Но ни разу Астафьев не спустился до грязной пародии, хотя пропагандистская беседа капитана Мельникова о победоносной войне, близка к этому.

Слова Мельникова - не его собственные слова, казенные слова, засаленные, пустопорожние, в уставе и газетах вычитанные не достигали сознания красноармейцев. Читая свои бесполезные лекции и показывая указкой на политическую карту мира, привычно молотя наклепанным языком, он спешил охватить все отросли знаний, забывая, что один человек не может знать всего - А, Буэнос-Айгес, между пгочим, не в Афгике находится.

Буэнос-Айгес - стогица Аггентины.

Аггентина всегда находивась в Южной Амегике замечал мимоходом на первых политзанятиях всезнающий Васконян.

Удержался автор и от злых карикатур, хотя выпады против основоположников государства вечной борьбы беспощадны и безжалостны.

Этот слог о жуткой реальности порой подводит нас к тому, что жить уже невозможно.

Как вынести рассказ о смерти больного солдата Попцова, забитого жестоким офицером.

Не забыть этого видения округляющихся глаз, в которых замерзли остановившиеся слезы. Сколько печали в размышлении, что и над казармой, и над родной деревней те же звезды, та же луна светит, но жизнь совершенно другая и по-другому идет. Попцов перестал мычать, с детской беззащитностью тонко вскрикнул Ай-ай начал странно распрямляться, опрокидываясь на спину, руки его сами собой высунулись из рукавов шинели, раскинулись, спонтанные каблуки скоблили снег, ноги, костляво обнажавшиеся выше раструбов ботинок, мелко дрожали, пощелкивали щиколотками.

Вся подростковая фигура разом обнажилась, сделалось видно грязную шею, просторно торчащую из воротника, на ней совсем черные толстые жилы, губы и лицо в коросте, округляющиеся глаза, в которых замерзли остановившиеся слезы, делались все прозрачнее.

С мученическим облегчением Попцов сделал короткий выдох и отвернулся ото всех, зарывшись носом в песок со снегом. Эпизод расстрела, а по сути дела, убийства, братьев Снегиревых, Снегирей - один из самых пронзительных в романе.

Буквально все персонажи кроме Володи Ямкина, отведавшего уже советского правосудия ведет в помилованье братьев, которые были виноваты только в том, что отлучились ненадолго к матери, живущей не очень далеко от казармы - Корова отелилась, мамка пишет Были бы вот дома, мамочка бы с новоселья напоила, а так, что живу, что нет, плачу по отце, да об вас, горемышных. Пришли они через четыре дня, с гостинцами для товарищей, не ожидая того, что их ждет военный суд. И не понимают эти мальчишки с тлелым цветом кожи за что такая бесстрашная сила на двух мальчишек потому их относит от этого берега, и ни весла, ни шеста, ни потеси нет, чтоб грестись к людной земле, и никто, никто руки не протягивает, Да что ж это такое? Мы же все свои, мы же наши, мы же. Это общее ожидание помилования там в высоких, строгих инстанциях поймут писали деревенские люди, газет не читающие, никаких приказов не знающие.

Может проникнутся - надеялся Щусь - инерция христианского мышления, когда приговоренные - мальчишки братья по Боговы завету. Однако категория новозаветного братства способна разрушить двухчастную структуру тоталитарного социума, отменяющего милость и возвращающегося к закону, принципиально отвергающему всякое христианское милосердие в пределах советского правосудия. Именно поэтому расстрел Снегиревых образцово-показательно восполняет неудачу предыдущего суда над дерзким блатняком Зеленцовым и методично ведет к данному финалу Погибла семья Снегиревых.

Выкорчевали благодетели еще одно русское гнездо.

Под корень Есаулов Е. Сатанинские звезды и священная война Новый мир 1994 4 с.226 Текст приговора составлен умело, по нему выходило, что на сегодняшний день страшнее, чем дезертиры Снегиревы, опозорившие всю советскую Красную Армию, подорвавшие мощь самого могучего в мире советского государства, надругавшегося над честью советского бойца, нет на свете. И произошло это страшное убийство пятеро на двух безоружных огольцов. И не помог Еремей Сереге, родившемуся на двадцать пять минут позже его, не помог им командир Скорик и комроты Шапашников безжалостная машина все захватила в свои руки и сделала людей роботами, точно исполняющими ее инструкции.

Лейтенант решительно шагнул к цели, столкнул Серегу с бровки вниз. Убитый скомкано упал на старшего брата, прильнул к нему. Лейтенант еще два раза выстрелил в цель. Еще более страшные мучения предстанут во второй книге романа Прокляты и убиты. Уже в других сценах и картинах, звучит горестное недоумение автора Не может же такой пресветлый, так приветно сияющий мир, который так недавно еще звался Божьим, быть ко всему и ко всем недобрым, безразличным, пустым, почему в нем должно быть все время напряженно, тревожно, зло, ведь он не для этого же замышлялся и создавался Кузичев А. Прокляты и убиты Книжное обозрение 1993 31 декабря с. 19 Чтобы ответить на этот вопрос, а не просто вскрикивать о мире ужас! И прочее, попытаемся вслед за Игорем Дедковым проследить некоторые особенности явления, изображенного В. Астафьевым. 2.3.