Проблема ответственности за преступление. В этом последнем романе писатель, как и прежде, демонстрирует глубокое проникновение в душу каждого из своих героев, вскрывает подлинные, а не мнимые мотивы их поступков.
Вновь, как и в Преступлении и наказании, возникает вопрос о возможности преступления, о разрешении преступления по совести.
Конфликт обостряется тем, что на этот раз в виде жертвы выступает Федор Карамазов - человек в высшей степени развращенный, циничный, отвратительный, но - отец. Братья Карамазовы несут на себе тяжкий крест - карамазовскую натуру. А она, как говорит на суде прокурор, безудержна ей нужно одновременно и ощущение низости падения, и ощущение высшего благородства.
Две бездны, две бездны, господа, в один и тот же момент - без того мы несчастны и неудовлетворены, существование наше неполно. Мы широки, широки как вся наша матушка Россия, мы все вместим и со всем уживемся 2, 414 . Но тема ответственности за преступление решается Достоевским в Карамазовых на ином, если можно так сказать, более евангельском уровне, чем в Преступлении и наказании. Братья, каждый по-своему, переживают единую трагедию, у них общая вина и общее искупление. Не только Иван со своей идеей все позволено, не только Дмитрий в своем безудержьи страстей, но и тихий мальчик Алеша ответственны за убийство отца. Все они сознательно или полусознательно желали его смерти, и их желание толкнуло Смердякова на злодеяние он был их послушным орудием.
Убийственная мысль Ивана превратилась в разрушительную страсть Дмитрия и в преступное действие Смердякова. Они виноваты активно, Алеша - пассивно. Он знал - и допустил, мог спасти отца - и не спас. Общее преступление братьев влечет за собой и общее наказание. Автором судится не только и не столько сам поступок, сколько мысль, желание.
Непосредственный убийца Смердяков, поднявший руку на своего отца, в сущности, даже не предстает перед судом. Он осужден уже заранее, изначально, потому-то и кончает жизнь, как Иуда в петле. Дмитрий искупает свою вину ссылкой на каторгу, Иван - распадением личности и явлением черта, Алеша - страшным духовным кризисом. Ибо подлинному суду подлежат не только дела, но и помыслы человеческие.
Вы слышали, что сказано древним не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду кто же скажет брату своему рака, подлежит синедриону а кто скажет безумный, подлежит геенне огненной Евангелие от Матфея, 5 21, 22 . Но роман, как и всегда у Достоевского, говорит еще и об очищающей силе страдания. И Митя, приговоренный к каторге юридически безвинно, осознает, что духовная его вина перед убитым отцом неоспорима и что именно за эту невидимую миру вину наказывает его Господь видимым образом.
И хотя роман обрывается как бы на полуслове планами брата Ивана и Катерины Ивановны освободить Митю с этапа и вместе с Грушей отправить в Америку, читатель явственно ощущает, что этим планам не суждено будет сбыться. Да и слишком уж русский человек Митя Карамазов, чтобы найти свое счастье в Америке. Ненавижу я эту Америку уже теперь Россию люблю, Алексей, русского Бога люблю, хоть я сам и подлец! 2, 487, 488 - говорит он брату на свидании после суда. И действительно, бежать с каторги Мите Карамазову было не суждено.
Во второй, ненаписанной, части романа, по воспоминаниям Анны Григорьевны Достоевской, действие переносилось в восьмидесятые годы. Алеша уже являлся не юношей, а зрелым человеком, пережившим сложную душевную драму с Лизой Хохлаковой, Митя же возвращался с каторги 2, примечания, стр. 501 . По сути дела, именно Митя Карамазов является героем, сознательно приносящим себя в жертву.
Или, во всяком случае, сознательно соглашающимся на такую жертву, сознательно идущим по пути искупления собственного греха и греха своих братьев. 5