Марк Твен

Марк Твен Оглавление Введение 1. Первая книга Марка Твена 2. Гротеск в ранних произведениях Твена 3. Американизм в работах Твена. Простаки за границей 4. Особенности юмористических произведений Марка Твена Заключение Введение Марк Твен родился в деревне Флорида, штат Миссури, в 1835 году. Марк Твен - лишь псевдоним Сэмюэля Лэнгхорна Клеменса, и первая заметка, подписанная знаменитым псевдонимом, относится к 1863 г. Сэмюэль Клеменс происходил из семьи, чья судьба тесно переплелась с американским фронтиром - границей цивилизованных земель Америки.

Детские годы писателя прошли на Миссисипи, в городке Ганнибал, известном читателям всего мира под именем Санкт-Петербурга. Ганнибал в ту пору был последним форпостом цивилизации, дальше шли почти неосвоенные земли. На другом 6epегy Миссисипи начинались территории - свободные от рабовладения. История словно специально позаботилась о том, чтобы в этом захолустье наглядно выступили главные конфликты американской жизни прошлого столетия.

Через Ганнибал пролегал путь переселенцев на Запад, и путь рабов, которых везли по реке на хлопковые плантации в ее низовьях, и путь беглых невольников. С 12 лет Сэмюэль Клеменс работал учеником печатника, продавал газеты, водил пароходы по Миссисипи, работал секретарем у брата в штате Невада, в канцелярии губернатора, золотоискателем. Затем он приобщился к журналистике, а в 1867 году началась его карьера профессионального писателя.

В 1888 году Клеменс закончил Йельский университет в Нью-Хэйвене штат Коннектикут, там же получил почетный диплом доктора литературы. Марк Твен был представителем демократического направления литературы США, и именно демократическое мироощущение Твена и помогло ему создать произведения, представляющие из себя сплав достижений предшествующего искусства Америки, не став при этом подражателем авторитетам или простым продолжателем традиций. Его творчество, отчасти подготовленное и романтиками и реалистами 50-х годов, стало точкой скрещения разнородных художественных тенденций, в произведениях Твена возник полностью естественный синтез романтизма и реализма, составляющий одно из условий возникновения большого реалистического искусства.

Но романтизм был не довеском к реализму Твена, а органическим качеством его мировосприятия, определившим весь внутренний строй его произведений. Даже при поверхностном соприкосновении с ними ощущается, как и во всех явлениях высокого реализма, умение объединить романтически прекрасное с реалистически повседневным. Это произвело решающий сдвиг в художественном развитии Америки.

В произведениях Твена американский реализм обрел характерный для него художественный облик со всеми его определяющими чертами гротескностью, символикой, метафоричностью, внутренним лиризмом и близостью к природе. При этом наследник великих американских романтиков XIX в. был и их убежденным и непримиримым противником. Его борьба с романтизмом носила на редкость целеустремленный и постоянный характер и продолжалась на протяжении всего его творческого пути. Вслед за романтиками он воспевал красоту естественных, не изуродованных цивилизацией явлений жизни, разделял их ненависть ко всему фальшивому, искусственному, однако все эти черты он находил и в произведениях самих романтиков.

Его столкновение с ними произошло на основе разного понимания главной задачи искусства - задачи воспроизведения жизненной правды. Связь Твена с трудовой Америкой, скрепленная жизненным опытом, уже с самого начала его писательской деятельности определила живую силу его творческого воображения.

Подлинный сын своего народа, он обладал той ясностью взгляда, той конкретностью поэтического мышления, которая составляла характерную черту народного мироощущения. Поистине у него был ясный взгляд на жизнь и он лучше знал ее и меньше был введен в заблуждение ее показными сторонами, чем любой американец. Эти особенности мировосприятия Твена и позволили ему взглянуть на свою страну глазами непредубежденного человека. 1.

Первая книга Марка Твена

Первая книга Марка Твена. Мы отчетливо можем себе представить и этот поселок в несколько кривых ... Этот Уилер сам из Калавераса, он ее видел своими глазами и все запомни... Подобный способ изложения наталкивает читателя и на некоторые дополнит... Он рассказывает лучше, ярче, сочнее и, так же как и автор, умеет видет...

Гротеск в ранних произведениях Твена

На мнимой авторской серьезности основывается весь юмористический колор... Выдумка? Конечно. Тут и преувеличения ничуть не скрываемые, и герой-простак, которому вз... Тут и походя брошенное шефом газеты замечание, которое на весах юмора,... Ее издателя несколько раз избивали на улице и в конце концов прикончил...

Американизм в работах Твена. Простаки за границей

Позиция Твена во многом представляется ограниченной и односторонней, е... Мудрено ли, что в конце концов пассажиры Квакер Сити начинают возражат... Подчеркнутая гиперболизация образов - одна из самых характерных особен... Верблюд жует пальто Твена у истоков Иордана, многоженство мормонов сро... На девственной почве Запада мифы плодятся с невиданной быстротой, и в ...

литература. В лице дикого юмориста Запада народная Америка - живая, здоровая, непосредственная - шумно и бесцеремонно утверждала себя в литературе. На ранней стадии своего творчества Твен еще не до конца осознал глубину пропасти, отделявшей эту Америку простых людей от другой Америки - стяжателей, филистеров и лицемеров.

Но ростки бунтарских настроений уже пробиваются в его веселых пустячках. В самой манере Твена видеть вещи и говорить о них заключался вызов ханжеской, лицемерной, фарисейской морали американского обывателя. Все искусственное и надуманное, всякая предвзятость суждений вызывают у писателя протест. Ему ненавистны догматы, каноны, штампы, любые попытки пригладить жизнь, придать ей мещански благовоспитанный облик.

Уже на начальном этапе своей деятельности Твен выступает как последовательный и непримиримый враг фальшиволицемерного, ханжеского благочестия буржуазной Америки. Даже в это время юмор не являлся для Твена самоцелью и должен был играть в его творчестве отчасти служебную роль. У этого, казалось бы, столь беззаботного писателя было очень четкое представление о характере своей творческой миссии как юмориста. Он твердо верил, что чистые юмористы не выживают и если юморист хочет, чтобы его произведения жили вечно, он должен учить и проповедовать. Даже самые его безобидные юморески выполняют особое социальнокритическое задание они служат орудием разрушения догматов, условностей и всех видов лжи и фальши как в жизни, так и в литературе. В процессе освобождения от моральных, религиозных и литературных стандартов жизненная реальность как бы впервые находила свой истинный облик.

С любознательностью Колумба Твен открывал новую Америку, в каждой самой скромной подробности ее будничного быта обнаруживая неожиданное и занимательное содержание.

В этом, как и во многом другом, он был последователем газетных юмористов. Двигаясь вдоль колеи, проложенной ими, он, подобно им, умел придать самым общеизвестным истинам и сверхбанальным ситуациям оттенок неожиданности и сенсационности. При всем том реалистическое новаторство Твена не только несводимо к приемам газетного юмора, но в смысле своего художественного уровня несоизмеримо с ним. При всей полноте сюжетных совпадений рассказов Твена с другими произведениями американской юмористики они непохожи ни на один из своих прообразов.

Даже в самых незначительных из его ранних рассказов проявляется несравненное умение Твена проникать в душу явлений, изображать их в индивидуальной неповторимости, во всем богатстве их реального бытия. В гротескных, фантастических рассказах писателя закладывались основы поэтики реализма в формах, поражающих своей свежестью и новизной.

Его образы обладают огромной выпуклостью и рельефностью, метафоры сочны и красочны до предела, его сравнения отличаются неожиданностью и меткостью. В метафорической структуре его речи есть нечто от синкретического мышления. Он обладает несравненным умением сочетать несочетаемое, воспринимать явления жизни в комплексе, делая это с непринужденностью и простотой, свойственной целостному, наивному, мифотворческому сознанию. В рассказах Твена лягушка дергает плечом наподобие француза, переворачивается, как оладья на сковородке, карманные часы отдают, как дедовское ружье, и вынуждают своего обладателя положить на грудь слой ваты. Поразительная наблюдательность Твена, предельная острота его поэтического видения проявляются во внимании к деталям, в стремлении к подробному и точному их воспроизведению.

Его крошечные рассказы на диво вместительны. Штриховые зарисовки сделаны здесь со скрупулезной точностью, с обстоятельностью, казалось бы почти невозможной. Писатель успевает заметить, что сердитый старик, ворвавшийся в редакцию сельскохозяйственной газеты, прежде чем пустить в дело палку, ставит шляпу на пол и вынимает из кармана красный шелковый платок. Свистопляска, происходящая в другой редакции - теннесийской газеты Утренняя заря и Боевой клич округа Джонсон, не мешает ему разглядеть и трехногий стул, на котором сидел ответственный редактор, раскачиваясь и задрав ноги на сосновый стол и еще один сосновый стол и еще один колченогий стул, заваленные ворохом газет, бумаг и рукописей. Он видит и деревянный ящик с песком, и чугунную печку с дверцей, державшейся на одной верхней петле, и костюм редактора, датируемый приблизительно 1848 годом, и его косматую шевелюру, порядком взлохмаченную, вследствие того, что энергичный деятель прессы в поисках нужного слова часто запускал руки в волосы. Реалистическая убедительность всех этих невинных наблюдений особенно оттеняющая фантастичность и гротескность изображаемых событий, пластическая выпуклость беглых твеновских зарисовок поистине не имели параллелей в современной ему американской юмористике.

В этом легко убедиться, сравнив юмореску Твена Мои часы 1870 с близким к, ней по содержанию рассказом юмориста 40-х годов Филдса.

Героем рассказа является некий бедняк, на последние деньги купивший часы, обладавшие, согласно уверению продавца, превосходным ходом. Но сделав эту покупку, он убеждается в том, что его надули самым безжалостным образом.

Отныне его жизнь превращается в бесконечную цепь визитов к мошенникам-часовщикам, которые на все жалобы своего незадачливого клиента отвечают одной и той же фразой Часы нуждаются в чистке. Услышав это заверение чуть ли не в сотый раз, бедняк приходит в отчаяние и отказывается от дальнейшей борьбы с судьбой, подсунувшей ему под видом часов некое орудие пытки.

Сопоставляя рассказ Твена с типичным произведением рядового американского юмориста, можно осознать величину дистанции, разделявшей рассказы великого писателя и характерные образцы традиционного газетного юмора.

Внутри одной и той же сюжетной схемы происходит полное перераспределение акцентов. В рассказе Филдса все часовщики однолики, все говорят одно и то же в рассказе Твена и сами они, и их реакции - разнообразны и индивидуальны. Один из них берет часы с выражением свирепой радости и стремительно набрасывается на них, другой совершает свое черное дело невозмутимо и безжалостно, третий сообщает, что механизм вспучило, четвертый утверждает, что нужно поставить заплаты да недурно бы подкинуть подошвы и т. д. Кроме этих многочисленных героев здесь есть и еще один герой - сами часы. У них есть своя физиономия, своя ярко выраженная индивидуальность, и писателя чрезвычайно интересуют все ее проявления.

Его явно занимают инициатива часов, их внутренняя раскованность, размах их деятельности, в результате которой они как бы получают власть над той силой, которой они призваны служить, над самим временем. Уходя вперед, они опережают современную эру на тысячелетия, отставая - они плетутся в далеком прошлом.

Октябрьский листопад крутился в воздухе, а они уже радовались ноябрьскому снегу. Они торопили со взносом денег на квартиру, с уплатой по разным счетам. Я незаметно отстал от времени и очутился на прошлой неделе. Вскоре я понял, что один-одинехонек болтаюсь посредине позапрошлой недели, а весь мир скрылся из виду далеко впереди. Я уже поймал себя на том, что в грудь мою закралось какое-то смутное влечение, нечто вроде товарищеских чувств к мумии фараона в музее, и что мне хочется поболтать с этим фараоном, посплетничать с ним на злободневные темы. В отношении Твена к часам есть нечто и от любознательности первооткрывателя, и от наивного любопытства ребенка, который ломает и портит вещь, чтобы узнать, как она устроена.

Это впервые увиденное им устройство он демонстрирует во всех его деталях. Открывая мир заново, писатель подвергает рассмотрению каждое из явлений его жизни, стараясь при этом не упустить ни одной микроскопической подробности, касающейся объекта его внимания.

Приближая предмет к читателю, он всегда стремится повернуть его какой-то особой, новой, неожиданной стороной. Иногда эта цель достигается посредством смещения пропорций. Дабы освежить характер читательского восприятия, Твен демонстрирует явление в увеличенном виде. Одной из важнейших сторон его изобразительной манеры является особый эпически неторопливый ритм повествования. Так, в Укрощении велосипеда одно ультранезначительное событие в жизни героя, о котором, казалось бы, и говорить-то не стоит, разрастается до масштабов своеобразной Илиады, излагается с учетом всех его перипетий, периодов и этапов.

Мы тронулись с места значительно быстрее, тут же наехали на кирпич, я перелетел через руль, свалился головой вниз, инструктору на спину, и увидел, что машина порхает в воздухе, застилая от меня солнце. Подобный отстраненный ракурс восприятия, позволяющий как бы обновить представления о привычных, примелькавшихся, по-будничному незначительных событиях жизни, распространяется на явления не только материального, но и духовного мира читателя.

Несравненный мастер комического диалога Марк Твен любит уточнять смысл отвлеченных понятий, подвергая их буквальной расшифровке. Так, война, происходящая в мире теннессийской журналистики, из метафоры превращается в живую реальность и входит в маленький мирок газетной редакции во всеоружии своих кровавых атрибутов резни, выстрелов, насилия, увечий и т. д. Предельная конкретность этой хроникальной зарисовки помогает Твену с большой точностью и полнотой воссоздать гангстерские нравы американской прессы.

Переключение объекта в новый план, составляющее один из главных художественных приемов Твена в его рассказах, происходит и благодаря особым повествовательным принципам. В них чаще всего присутствует рассказчик, и именно это обстоятельство содействует созданию их юмористически отстраненного рисунка. Писатель особенно любит показывать действительность через восприятие простодушного, непосредственного человека, простака, который видит все вещи в их истинном виде и в бесхитростной, наивной манере повествует о своих жизненных впечатлениях.

Этот прием имеет для Твена огромное, почти универсальное значение. Простак является центральным героем подавляющего большинства его рассказов и повестей. Присутствие этого персонажа определяет повествовательную манеру Твена с ее особой устной интонацией. Даже в тех произведениях, где нет героя-рассказчика как самостоятельно действующего персонажа, сохраняется тот же нарочито наивный тон, та же эпическая объективность летописца, с которой автор описывает самые нелепые и смешные происшествия. Твен создал маску простака, человека доверчивого, неискушенного, недалекого и на каждом шагу попадающего в положения крайне нелепые, но не унывающего при любых передрягах и к тому же способного при всей своей неопытности да и глуповатости в нужный момент как бы мимоходом обронить словцо или замечание, бьющее в самую точку.

Из столкновения наивной логики простака с логикой существующих жизненных отношений и рождается комический эффект рассказов Твена. В сознании простака все явления преломляются самым неожиданным образом.

Он видит мир по-своему, совершенно иначе, чем другие люди. Именно поэтому Твен так любит манеру повествования от первого лица. Она позволяет ему раскрыть внутренний мир героев и показать комическое несоответствие их жизненных представлений с законами жизни окружающего мира. Излюбленный образ творчества Твена - простак -ведет свое происхождение от разных источников. Важнейшими из них являются традиция западного фольклора.

Простак - один из постоянных персонажей американских юморесок. Его простота и наивность служат не только поводом для создания разнообразных комических ситуаций, но и маской, за которой скрывается ироническая ухмылка по адресу официального кодекса приличий. Дискредитация джентльменских правил поведения осуществлялась в формах своеобразной клоунады, создававших предпосылки и для сценического использования этого приема.

Не случайно поэтому маска простака особенно широкое применение получила у рассказчиков юмористов, в числе которых длительное время находился и Твен. Опыт, приобретенный писателем на этом поприще, несомненно, помог ему найти своего комического героя и, обогатив традиционный образ множеством новых красок, поднять его до уровня большого реалистического искусства Америки. Образы твеновских простаков возникли в точке скрещения просветительской и фольклорной традиций, и в художественном отношении этот синтез оказался чрезвычайно плодотворным.

Он стал почвой, на которой произросло великое множество характеров, являющих собою бесчисленные разновидности комедийного характера простака. У Твена есть простаки легкомысленные, простаки серьезные, простаки верующие вдохновенные идиоты, простаки скептики, простаки лукавые, под простотой которых скрывается немалая доля хитрости и плутовства.

Но при всем бесконечном разнообразии этих психологических нюансов большинству из них присуще очень важное качество - способность к естественным реакциям и непредвзятым суждениям. Бесхитростное дитя природы простак Твена обладает природным здравым смыслом в сколь бы нелепых формах ни реализовалось это ценнейшее свойство. Правда, его наивность и бесхитростность нередко внушают ему излишнее доверие к окружающему миру. Преисполненный самых оптимистических надежд, он блуждает по бюрократическим лабиринтам американских правительственных учреждений, уповая на то, что суровые представители власти великодушно оплатят некий доставшийся ему по наследству счет Подлинная история великого говяжьего контракта , 1870 . Благоговея перед мудростью полицейских и детективов, он отдает в их распоряжение все свое состояние и остается гол как сокол.

Но при всей нелепости жизненных представлений простаков их устами нередко глаголет истина. В их наивности подчас скрыта немалая доля здравого смысла, лукавства и иронии.

Вот беспредельно наивный молодой человек, который служит секретарем у министра Когда я служил секретарем , 1868 . Он ведет официальную переписку с избирателями своего принципала. В тоне дружеской грубоватой фамильярности, с развязностью и непринужденностью, совершенно неуместной для деловой корреспонденции, он пишет им Джентльмены! Какого черта вам понадобилась почтовая контора Что вам действительно необходимо - так это удобная тюрьма. И пожалуй, в этом поразительном по своей неожиданности заявлении есть изрядная доля правды.

Быть может, не лишены основания и соображения другого героя Твена - секретаря сенатской комиссии по конхиологии, который считает, что увеселительная поездка адмирала Фарагута вокруг Европы стоит стране слишком дорого и что если уж нужны поездки такого рода для офицеров морского флота, то дешевле и лучше было бы организовать для них прогулку на плотах по Миссисипи Почему я подал в отставку. Во всех этих бесхитростных, невинных рассказах уже слышатся саркастические нотки.

Характерная схема рассказа о простаках в редакции Твена приобретала неисчерпаемые сатирические возможности. В ходе творческой эволюции писателя они проявлялись с растущей отчетливостью. Этот процесс начался очень рано, фактически в конце 60х - начале 70х годов. Уже в ранних рассказах Твена простак был фигурой отчасти опасной для американского образа жизни. Его не застланный предубеждениями взор проникал в скрытые глубины общественной жизни США. Попеременно становясь то незадачливым претендентом на пост губернатора Как меня выбирали в губернаторы , 1870 , то бедным трудящимся китайцем, жестоко притесняемым в стране свободы Приятель Голдсмита снова в чужой стране , 1870 , то робким, доверчивым сотрудником буйной американской прессы Журналистика в Теннеси , 1869 , простак в соответствии с привилегией дураков, шутов и клоунов выбалтывал горькие истины относительно отечественных порядков.

Сам того, по-видимому, не замечая, он говорил о продажности прессы, о комедии выборов, о фиктивности парламентаризма, о засилье шарлатанства и невежества Как я редактировал сельскохозяйственную газету , 1870 . С простецкой бесцеремонностью он вторгался в неприкасаемую область религии, показывая, что истинным содержавшем этого слова в США являются лицемерие, ханжество? и стяжательское своекорыстие.

Кто есть бог, истинный и единый вопрошает писатель Деньги - вот бог Золото, банкноты, акции Исправленный катехизис , 87 . Картина, которая создавалась из многообразия наивных впечатлений простаков, была несовместима не только с традицией благопристойности, но и с официальной концепцией относительно, совершенств американской цивилизации.

Уже в самом начале своей деятельности Твен распознал ее деспотическую сущность и способность к разрушению нравственных первооснов человеческой личности. В его рассказах корруптирующему воздействию американского образа жизни подвергаются не только дети мальчик из рассказа Возмутительное преследование мальчика , 1870 , с благословения и одобрения взрослых швыряющий камень во всеми гонимого китайца, но и взрослые, в том числе даже закаленный в боях редактор, чья бурная энергия это прекрасное национальное качество оборачивается кровожадным стремлением к физическому истреблению конкурентов.

Пропущенные сквозь наивное естественное сознание простака, впечатления американской жизни создавали представление о противоестественности господствующего порядка вещей, о стране, в которой все поставлено на голову.

Все с большей определенностью Твен утверждает, что насилие над здравым смыслом, над естественной природой вещей является законом духовной, интеллектуальной жизни Америки. Так, Венера Капитолийская из произведения заурядного американского скульптора превращается в античную статую, созданную неизвестным, но гениальным художником, и в процессе этого преображения теряет нос, ухо и несколько пальцев на руке Венера Капитолийская , 1869 . Здесь великий Бенджамин Франклин, который сделал столько достопримечательного для своей страны и прославил ее юное имя во многих землях, славится прежде всего как автор пошлых трюизмов, надоевших всем еще до Вавилонского столпотворения Покойный Бенджамин Франклин , 1870 . Здесь сапожники танцуют в балете, артисты балета шьют сапоги Как я редактировал сельскохозяйственную газету, полицейский подвергает аресту не преступника, а его жертву Чем занимается полиция , 1866 . В ходе эволюции простака заметным образом варьируется и сама тональность его бесхитростных рассуждений, в них все отчетливее слышится нота вполне осознанной едкой иронии.

Кто пишет отзывы о книгах? Люди, которые сами не написали ни одной книги.

Кто стряпает тяжеловесные передовицы по финансовым вопросам? Проходимцы, у которых никогда не было ни гроша в кармане. Кто пишет о битвах с индейцами? Господа, не отличающие вигвама от вампума, которым никогда в жизни не приходилось бежать опрометью, спасаясь от томагавка, или выдергивать стрелы из тела своих сородичей, чтобы развести на привале костер.

Кто пишет проникновенные воззвания насчет трезвости и громче всех вопит о вреде пьянства? Люди, которые протрезвятся только в гробу. Кто редактирует сельскохозяйственную газету? Чаще всего неудачники, которым не повезло по части поэзии, бульварных романов в желтых обложках, сенсационных мелодрам, хроники и которые остановились на сельском хозяйстве, усмотрев в нем временное пристанище на пути к дому призрения Как я редактировал сельскохозяйственную газету. Совершенно ясно, что эту желчную тираду произносит умный и проницательный человек, и дебош, учиненный им в редакции сельскохозяйственной газеты, есть форма его сознательного протеста против парадоксов американской жизни.

Он, писавший статьи об арбузных деревьях, хорошо знает, на какой почве произрастают эти диковинные экземпляры отечественной флоры. Также на этом этапе в самом веселом писателе Америки временами просыпается гневный и беспощадный сатирик.

Не случайно в 1869 г. в одном из своих писем он дает сочувственную оценку Свифту. Бедный Свифт пишет он под спокойной поверхностью его просто написанной книги струится поток яда - кипящее море его несравненной ненависти. В сущности эта характеристика в какой-то мере применима и к самому Твену, даже на начальной стадии его творчества. Постепенно достигнув высшей точки своего накала, эта яростная стихия наконец выплеснулась на страницы его романа Позолоченный век 1873 . В этом произведении, давшем имя целой эпохе, Твен и его соавтор Чарлз Дадли Уорнер впервые покажут реальное состояние американского общества, в котором вмести ожидаемого золотого воцарился позолоченный век. Период оптимистических надежд и освободительных порывов пришел к концу.

На почве, расчищенной гражданской войной, началась оргия буржуазного стяжательства. Быстрый рост промышленности, железнодорожного строительства и торговли на Северо-Американском континенте сопровождался невиданным разгулом мошенничества и шарлатанства.

Начало 70-х годов ознаменовалось предпринимательской лихорадкой, принимавшей самые разнообразные виды и формы. Дух обмана и спекуляции проник во все области деловой жизни США. Акционерные общества, банковские объединения, торговые компании возникали на каждом шагу, оспаривая друг у друга право на грабеж и расхищение национальных богатств. Именно в это время в Америке окончательно сложился культ успеха, и его реальный результат - богатство получило значение всеобъемлющего нравственного критерия.

Для тех, кто исповедовал это циничное кредо, оно было прямым выражением национального духа. Они видели в нем органическое продолжение славных традиций пионерства. Погоня за наживой открыто рекомендовалась в качестве той формы деятельности, которая наиболее соответствовала бодрому, практическому складу американского Адама. Обо всех этих головокружительных сдвигах, происшедших в жизни страны и в ее сознании, и возвестит роман Твена. Став поворотной точкой в литературном развитии Америки, он явится одним из первых произведений эпохи, проникших в самые источники гнили, замутившей американскую жизнь. Из всех романов, вышедших в 60-70х годах пишет известный прогрессивный американский критик Ф. Фонер Позолоченный век единственный, в котором авторы отважились обратиться к насущным проблемам столетия, разоблачить широко охватившую страну коррупцию и породившие ее силы и призвать народ к бдительности, показав ему распространенный в обществе упадок нравов. Заключение Марк Твен быстро получил славу первого юмориста Америки, и слава эта с течением времени крепла и ширилась, но в то время мало кто заметил, что твеновский юмор изменялся.

Его ранние рассказы, Простаки за границей, книга невадских очерков Налегке 1872 , написанный в соавторстве с Ч.Д. Уорнером роман Позолоченный век 1873 , произведения, относящие к жанру комедийной прозы - новеллы Мои часы , Журналистика в Теннесси закрепили за их автором репутацию блестящего, хотя и беззлобного остроумца.

Но впереди еще Приключений Тома Сойера, которые завершат первый период творчества Твена и изменят мнение читателей о нем. Репутация Марка Твена как легкого юмориста, как мы можем увидеть, проанализировав все, что писалось о его произведениях выше, основана на поверхностном восприятии ранних твеновских книг. Сам же Твен был убежден, что в литературе нельзя быть только юмористом - необходимо и учить, и проповедовать. Говоря это, он подразумевал, что комическое произведение художественно состоятельно лишь при условии, что содержит в себе целостный образ мира и выражает определенный взгляд на жизнь.

В раннем творчестве Твена эго условие выполнено.

За немногими исключениями, его первые книги подчинены пародийной установке, а предметом пародии оказывается все безжизненное, косное, ходульное, вся умозрительная, книжная словесность с ее непременным разграничением явлений действительности на достойные и недостойные изображения, с ее омертвевшими пропорциями драматического и смешного, патетики и обыденности, непосредственности и чистой условности.

Твен ниспровергает каноны романтической эстетики, подчас вступая в прямой споре такими ее приверженцами, как В. Скотт и Дж. Ф. Купер, но обычно предпочитая пародирование- откровенное или скрытое. Его пародийная тональность оказывается знаком смены романтизма новой, реалистической художественной системой. Раннее творчество Твена становится решающим звеном этого перехода литература вбирает в себя обширнейшую область низменной действительности-прежде всего повседневность фронтира и провинции причем осваивает этот материал в формах народной смеховой культуры или особенно тесно с нею связанной газетной юмористики Дальнего Запада.

С помощью Твена происходит подлинный художественный переворот. Бурлеск, шарж, фарс, гротеск, нелепица, материализация метафоры и другие характерные черты смеховой культуры американского народа под пером Твена впервые становятся не только достоянием литературы, но и фундаментом поэтики утверждающегося реализма.

Антилитературность молодого Твена, его подчеркнутая непочтительность к художественным авторитетам, к любым правилам, по которым создается настоящее искусство, как и язвительные насмешки над европейской цивилизацией - все это в конечном счете порождалось близостью писателя тому мироощущению, которое отличало широкие народные массы и было особенно живучим на фронтире. Вместе с тем сарказм Твена несет в себе мощный заряд оптимизма.

Еще не поколеблена его вера в особую историческую миссию Америки как земного святилища для рядового человека, как образец истинной демократии, которая создает великую культуру, не оглядываясь на предшествующий опыт человечества. Исторически объяснимые верования и иллюзии, укоренившиеся в народном сознании, обретают в Твене самого талантливого выразителя. Но под знаком постепенно нарастающего сомнения в обоснованности этих чаяний пройдет вся остальная его творческая жизнь. Бурная жизнерадостность его первых книг в итоге сменится мизантропическими настроениями, столь сильными в посмертно опубликованной повести-притче Таинственный незнакомец The Mysterious Stranger, 1916.