Анализ эпиграфа к роману. В эпиграф романа Братья Карамазовы Достоевский выносит слова Христа Истинно, истинно говорю вам если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно а если умрет, то принесет много плода. Евангелие от Иоанна, 12 24 Введение в эпиграфе можно было опустить, но почему-то Достоевский его оставляет.
И, думается, не случайно. Истинность нравственных ориентиров и ценностей Царства Божия для автора романа абсолютна и несомненна.
Все же остальное именно в наш текущий момент приводит его в некоторое недоумение. Для Достоевского важно значение эпиграфа. Конец цитаты в эпиграфе Если пшеничное зерно - суть романа, вывод по результатам исследования писателя. Мы полагаем, что следует особенно отметить источник эпиграфа Евангелие от Иоанна. Почему Достоевский ссылается на Евангелие от Иоанна, а не от Матфея, или Луки? Контекст в Евангелии от Иоанна - эллины пришли к Иисусу.
Подчеркнем, что не иудеи, а язычники, то есть весь остальной мир, все человечество. Иисус говорит Пришел час прославиться Сыну Человеческому. И далее Иоанн. 12 26 Кто Мне служит, Мне да последует, и где Я, там и слуга мой будет и кто мне служит, того почтит Отец Мой. Несколько ранее в этой главе фарисеи говорят между собой Видите ли, что не успеваете ничего? Весь мир идет за Ним. Ключевые слова у Иоанна душа, мир. Слова эпиграфа вводятся в Евангелие словами о часе славы Сына Человеческого.
Час славы - это и есть Царство. Матфей приводит притчу полностью, и контекст иной. Иисус учит народ, говоря притчами. Притча о сеятеле глава 13, стихи 3 - 8. Христос заключает ее словами Кто имеет уши слышать, да слышит! Ученики спрашивают, почему Он говорит притчами? Потому что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют. Далее Он раскрывает значение притчи о сеятеле, говоря, что семя - это слово о Царстве. Итак, Евангелие от Матфея 13 3 - семя есть Царство Небесное, там же 13 31 - Царство Небесное подобно зерну.
Семя же - вера Матфей. 17 20 если вы будете иметь веру. У Луки семя, принесшее плод это те, которые, услышавши слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении. В одном семантическом поле оказываются слова эпиграфа и у Луки терпение и умрет скорбь в Евангелии от Марка. Слово умрет в Евангелии от Иоанна встречается еще дважды в 11 главе, предшествующей цитате из 12 главы.
Иоанн 11 25, 26 Я есмь воскресение и жизнь верующий в Меня, если и умрет, оживет И всякий живущий и верующий в меня не умрет вовек. Интересно то, что в обоих случаях и у Луки, и у Иоанна слова негативной окраски имеют позитивную коннотацию. В цитате из Иоанна конкретное противопоставление если не умрет - плохо, но если умрет - хорошо. Земля, или почва, в которую попадает семя - сердце человеческое, душа. Рискнем предположить, что Евангелие от Иоанна - наиболее соответствует духу Православной церкви, поэтому, самое русское, обращенное к таинственной русской душе, наиболее отвечающее христианским взглядам самого Достоевского Дабы всякий верующий не погиб Иоанн. 3 16 . Книга эта наиболее светло, возвышенно и победоносно возвещает о реальности Царствия Божия уже и сейчас, и о нем, еще только грядущем.
Христианство Достоевского по словам Н. А. Бердяева не мрачное христианство, это белое, иоанново христианство. Именно Достоевский много дает для христианства будущего, для торжества вечного Евангелия, религии свободы и любви Н.А. Бердяев Философия творчества, культуры, искусства.
Т. 1, стр. 149 Несомненно то, что Достоевский избрал эпиграфом к роману цитату, наиболее отвечающую своему Я верую. Таким образом, самим эпиграфом Достоевский определяет общую тему Братьев Карамазовых, поле своего творческого исследования. Можно выделить понятия, относящиеся к этому полю Царство Божие Царство Небесное - не от мира сего. В противоположность ему - мир, не разумеющий, не слышащий, бесплодный.
Душа, по мнению Достоевского, неопределенное, невыяснившееся. Но при этом идеал почвы для восприятия слова Божия, для принятия Царства Божия Достоевскому вполне очевиден - чистое, терпеливое сердце, человек, ненавидящий душу свою в мире сем. Но главное - не эти абстрактные понятия, а сам процесс отречения от плотского я для принесения высшего плода. Можно выделить и другой аспект эпиграфа. Идея жертвенности, выраженная в ней иносказательно, детализируется далее в Евангелии и трактуется в плане альтруистическом Любящий душу свою погубит ее а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную Евангелие от Иоанна, 12 25 . Такова диалектика жертвенности, высказанная в крайней форме.
Чтобы сохранить душу свою в жизнь вечную, надо не только пренебречь личным, преодолеть эгоизм, но и, жертвуя собой, страдать, надо с радостью принять вину всех на себя, надо уметь жертвовать собой в пользу всех. Эти мысли составляют символ веры, нравственное кредо Достоевского. 3 Анализ стиля повестовователя Теперь проанализируем стиль повествования в романе Братья Карамазовы. Житийная ориентация повествователя Достоевского определенно сказывается во вступлении к Братьям Карамазовым От автора, где повествователь в тоне интимной беседы с читателем объясняет ему причину, побудившую его взяться за роман, и назидательную цель своего рассказа, а также сомнения и беспокойства, которые в нем предстоящий труд вызывает Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении.
А именно хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы Ну а коль прочтут роман и не увидят, не согласятся с примечательностью моего Алексея Федоровича? Говорю так, потому что с прискорбием это предвижу. Для меня он примечателен Дело в том, что это, пожалуй, и деятель, но деятель неопределенный, невыяснившийся.
Впрочем, странно бы требовать в такое время, как наше, от людей ясности.
Одно, пожалуй, довольно несомненно это человек странный, даже чудак 1, 31 . В отличие от житийного вступления вступление Братьев Карамазовых лишь меняет характер существенных для жития формул и модернизирует их. Так, беспокойство житийного повествователя относится только к слабости его самого и никогда не распространяется на житийного героя, тогда как повествователь Достоевского считает нужным настаивать на примечательности Алексея Федоровича, волнуется, что читатель ее не заметит или не примет.
Доверительный тон вступления, обращенный к читателю, указание дидактической установки рассказа, так же как и в житийном повествовании, соотносятся с теми отступлениями, где рассказчик переходит к новой теме или посвящает читателя в свои писательские намерения Об этом жизни Мити до катастрофы я теперь распространяться не стану, тем более что много еще придется рассказывать об этом первенце Федора Павловича, а теперь лишь ограничиваюсь самыми необходимыми о нем сведениями, без которых мне и романа начать невозможно 1, 40 Но, пока перейду к этому роману нужно еще рассказать и об остальных двух сыновьях Федора Павловича, братьях Мити, и объяснить, откуда те-то взялись 1,41 и вот жаль, что чувствую себя на этой дороге не довольно компетентным и твердым.
Попробую, однако, сообщить малыми словами и в поверхностном изложении 1, 42 . Приведенные примеры переходов от одной темы к другой или от отступления к основному повествованию представляют модернизацию незатейливых переходов житийного рассказа. Общий взволнованный тон повествователя Достоевского, чрезвычайно взволнованного в тех обстоятельствах катастрофы, которые он излагает, не только не противоречат его житийной ориентации, но, напротив, ее, продолжает.
Дело в том, что агиографическое житийное повествование, в отличие от летописного несмотря на всю их, близость, не может быть бесстрастным.
Оно проникнуто выраженным отношением к предмету - либо благоговейным и сочувственным если речь идет о положительных героях жития, либо явно отрицательным. Оно же с большим основанием и широтой, чем летопись, включает религиозно-философские рассуждения, моралистические сентенции и тирады. Наконец, повествователь Братьев Карамазовых, как и житийный повествователь, при всей его близости к главным героям романа, на всем его протяжении от них отделен. Он не допускается до непосредственного общения с ними, которое неизбежно снизило бы их, равно как и всю произошедшую с ними катастрофу, до уровня ординарного уголовного происшествия и потому помешало бы высокой авторской задаче, его стремлению представить в главных своих героях некий морально-философский синтез современной ему России.
В то же время в характер житийного повествователя Братьев Карамазовых привнесены черты современного автору интеллигентного обывателя и резонера, хорошо осведомленного в вопросах текущей действительности. Автор сознательно соединяет эти архаичные и новейшие элементы в своем вымышленном рассказчике на основании наивности и простодушия того и другого характеров, составляющих его образ.
В сообщение о скандальной подробности биографии того или иного героя он вставляет житийное повествуют или по преданию, в спокойную неприхотливую житийную фразу - современное слово люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились у нас, по нашим русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за тысячу лет 1, 58, 59 . Таким образом, не только проблематика, но и стиль романа Братья Карамазовы связаны с христианством и христианскими источниками. 4