Облик русской деревни

Облик русской деревни. Постепенно произошла здесь подмена интересов живого, конкретного человека интересами государственными, казенными.

Уже не пекли хлеба, не торговали ничем съестным – стол стал скуден и беден. Колхозники «до самых белых мух все в колхоз, все в колхоз», а сено для своих коров приходилось набирать уже из-под снега. Новый председатель начал с того, что обрезал всем инвалидам огороды, и огромные площади земли пустовали за заборами. Долгие годы жила Матрена без рубля, а когда надоумили ее добиваться пенсии, она уже и рада не была: гоняли ее с бумагами по канцеляриям несколько месяцев – «то за точкой, то за запятой». А более опытные в жизни соседки подвели итог ее пенсионным мытарствам: «Государство – оно минутное.

Сегодня, вишь дало, а завтра отымет»3. Все это привело к тому, что произошло искажение, смещение самого главного в жизни – нравственных устоев и понятий. Как получилось, горько размышляет автор, «что добром нашим, народным или моим, странно называет язык имущество наше. – 1 Бондаренко В. Стержневая словесность // Наш современник.– 1989. – № 12. –с.174 2 Латынина А. Солженицын и мы // Новый мир.– 1990.– № 1.– с. 249. 3 Солженицын А.И. Матренин двор, СПб, 1999, – с. 162 И его-то терять считается перед людьми постыдно и глупо»1. Жадность, зависть друг к другу и озлобленность движут людьми. Когда разбирали Матренину горницу, «все работали, как безумные, в том ожесточении, какое бывает у людей, когда пахнет большими деньгами или ждут большого угощения.

Кричали друг на друга, спорили»2. «И шли года, как плыла вода…» Вот и не стало Матрены. «Убит родной человек»3,– не скрывает своего горя герой-рассказчик.

Значительное место в рассказе писатель отводит сцене похорон Матрены. И это не случайно. В доме Матрены в последний раз собрались все родные и знакомые, в чьем окружении прожила она свою жизнь. И казалось, что уходит Матрена из жизни, так никем и не понятая, никем по-человечески не оплаканная. Даже из народных обрядов прощания с человеком ушло настоящее чувство, человеческое начало.

Плач превратился в своего рода политику, обрядные нормы неприятно поражают своей «холодно-продуманной» упорядоченностью. На поминальном ужине много пили, громко говорили, «совсем уже не о Матрене». По обычаю пропели «Вечную память», но «голоса были хриплы, розны, лица пьяны, и никто в эту вечную память уже не вкладывал чувства»4. Несомненно, самая страшная фигура в рассказе – Фаддей, этот «ненасытный старик», потерявший элементарную человеческую жалость, обуреваемый единственной жаждой наживы.

Даже на горницу «легло проклятие с тех пор, как руки Фаддея ухватились ее ломать»5. Такое ли уж страшное зло этот Фаддей, пересчитывающий каждое бревнышко, свозящий остатки горницы с переезда чуть ли не в день похорон? В XIX веке он, вероятно, сошел бы за тургеневского Хоря из «Хоря и Калиныча» или хозяина притынного кабака в «Певцах»… При Столыпине он стал бы цивилизованным фермером. В Тальнове, пережившем и вакханалию коллективизации, и поборы послевоенных лет, этот тип скопидома, крепкого хозяина, конечно, «озверел», обрел черты весьма жутковатого хищника.

Что ему стоило уговорить бессребреницу Матрену, которая каждую весну впрягалась с бабами в плуг, чтобы вспахать огороды, и никаких денег не брала! Но особого злодейства в его жадности, примет – 1 Солженицын А.И. Матренин двор, СПб, 1999, – с. 184 2 там же, с. 173 3 там же, с. 179 4 там же, с. 186 5 там же, с. 183 «антихриста» в нем все же нет… Вероятно, Фаддей в юности был совершенно другой – не случайно же его любила Матрена.

И в том, что к старости он изменился неузнаваемо, есть некая доля вины и самой Матрены. И она это чувствовала, многое ему прощала. Вовсе не дожидалась она Фаддея с фронта, похоронила в мыслях прежде времени – и обозлился Фаддей на весь мир, сгоняя всю свою обиду и злость на жене, найденной им второй Матрене. А дальше – больше… На похоронах Матрены и сына был он мрачен одной тяжкой думой – спасти горницу от огня и от Матрениных сестер. Но для многих читателей более страшным показалось другое: «Перебрав тальновских,– пишет автор,– я понял, что Фаддей был в деревне такой не один»1. А вот Матрена – такая – была совершенно одна. И возникает вопрос: – Есть ли в гибели Матрены некая закономерность, или это стечение случайных обстоятельств, достоверное воспроизведение автором реального факта? ( Известно, что у Матрены Солженицына был прототип – Матрена Васильевна Захарова, жизнь и смерть которой легли в основу рассказа. ) Большинство мнений сходится в одном: смерть Матрены неизбежна и закономерна.

Смерть героини – это некий рубеж, это обрыв еще державшихся при Матрене нравственных связей.

Возможно, это начало распада, гибели нравственных устоев, которые крепила своей жизнью Матрена. В связи с этим выводом следует признать, что взгляд Солженицына на деревню тех лет ( рассказ написан в 1959 году ) отличается суровой и жестокой правдой. Если учесть, что 50–60-е годы «деревенская проза» в целом еще видела в деревне хранительницу духовных и нравственных ценностей народной жизни, то отличие солженицынской поэзии очевидно. Первоначальное ( авторское ) название рассказа – «Не стоит село без праведника» – несло в себе основную идейную нагрузку.

А. Твардовский предложил ради публикации более нейтральное название – «Матренин двор». В этом названии есть глубокий смысл. Если оттолкнуться от широких понятий «колхозный двор», «крестьянский двор», то в этом же ряду будет и «Матренин двор» как символ особого устройства жизни, особого мира. Матрена, единственная в деревне, живет в своем мире: она устраивает свою жизнь трудом, честностью, добротой и терпением, сохранив свою – 1 Солженицын А.И. Матренин двор, СПб, 1999, – с. 184 душу и внутреннюю свободу.

По-народному мудрая, рассудительная, умеющая ценить доброту и красоту, улыбчивая и общительная по нраву, Матрена сумела противостоять злу и насилию, сохранив свой «двор». Так логически выстраивается ассоциативная цепочка: Матренин двор – Матренин мир – особый мир праведника.

Мир духовности, добра, милосердия, о котором писали еще Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой. Но гибнет Матрена – и рушится этот мир: растаскивают по бревнышку ее дом, с жадностью делят ее скромные пожитки. И некому защитить Матренин двор, никто даже не задумывается, что с уходом Матрены уходит из жизни что-то очень ценное и важное, не поддающееся дележу и примитивной житейской оценке. «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город.

Ни вся земля наша.»1 «То, что Солженицын принес в литературу – не узкая правда, ни правда сообщения… Солженицын не просто сказал правду, он создал язык, в котором нуждалось время, – и произошла переориентация всей литературы, воспользовавшейся этим языком»2. Астафьев считал, что наша деревенская проза вышла из «Матрениного двора». И далее: Овечкин, Абрамов, Тендряков… – 1 Солженицын А.И. Матренин двор, СПб, 1999, – с. 188 2 Латынина А. Солженицын и мы // Новый мир. – 1990. № 1. – с. 243