Творчество Беляева как основоположника советской фантастики

Творчество Беляева как основоположника советской фантастики. В молодости заболел тяжелой болезнью позвоночника и большую часть жизни провел прикованным к постели; м. б именно поэтому героями НФ прозы Б. стали люди, обладающие “сверхспособностями”: плавающие в море как рыбы, летающие как птицы, общающиеся без помощи слов. Дебютировал р-зом “Голова профессора Доуэля” (1925), позже переработанным в одном. роман (1937). Лучшие романы Б. — “Остров погибших кораблей” (1926), “Последний человек из Атлантиды” (1927), “Человек-амфибия” (1928), “Властелин мира” (1929), “Ариэль”(1941) и др. — несмотря на очевидные политические и научные анахронизмы, смогли выдержать проверку временем, многократно переиздавались и вошли в “золотую библиотечку” подросткового чтения.

Но Беляев безудержно увлечён театром, некоторое время он играет на смоленской сцене. Но недолго, вскоре он поступает в Демидовский юридический лицей в Ярославле.

Закончив его, он получил должность помощника присяжного поверенного и возвращается в Смоленск. И вот скоплены деньги, и он отправляется в заграничное путешествие: Венеция, Рим, Марсель, Тулон, Париж. В Россию Беляев возвращается с массою ярких впечатлений. В 1915-ом, на 31-ом году жизни, Беляев заболевает: туберкулёз позвоночника. Мать – Маргарита Константиновна Беляева – увозит его в Ялту. Постельный режим С 1917 г. – в гипсе! В 1919 году умирает его мать, и Александр Романович, тяжело больной, не может даже проводить её на кладбище.

В 1921-ом всё-таки встаёт на ноги. Работает инспектором по делам несовершеннолетних в Ялтинском уголовном розыске, воспитателем в детском доме, позднее, в Москве – служащим в народном комиссариате почты и телеграфа, юрисконсультом в Наркомпрессе.

Вечерами пишет. И вот, в 1925 году в 3-ем номере “Всемирного следопыта” появляется неведомый дотоле фантаст А. Беляев. К появлению первого рассказа фантасту было уже сорок. Это был рассказ “Голова профессора Доуэля”. А болезнь снова уложила его на 3,5 года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. Но пожилой, скованный гуттаперчевым ортопедическим корсетом, человек этот в 1932 году поехал работать в Мурманск – плавать на рыболовном траулере.

И не потому, что требовалось пополнить запас жизненных впечатлений. Нет! Просто заработать на хлеб. А в 1941 г. – перед самой войной – в издательстве “Современный писатель” вышла последняя при жизни писателя книга – роман “Ариэль”. Между первым и последним произведениями уместилось 16 лет. 16 лет – и около ста рассказов, множество очерков, статей, рецензий, пьес, сценариев, повестей, наконец, 17 романов. Последние годы писатель-фантаст жил в городе Пушкино, что под Ленинградом (ныне Санкт-Петербург). Немцы быстро взяли этот маленький городок.

Начались тяжелые дни. Продуктовые запасы понемногу истощались, и семья Беляевых начала голодать. Глава семьи – Александр Беляев – начал сдавать первым. В конце декабря 1941года он слёг, а 6-го января 1942 г. скончался. Откуда же черпал писатель-фантаст свои неисчерпаемые запасы фантазии? Давайте понаблюдаем ход событий некоторых его произведений. Рассмотрим роман “Тайна его глаза” Мориса Ренара. Он рассказывает о судьбе молодого француза, потерявшего на войне зрение.

А таинственный доктор Прозоп заменяет ему глаза аппаратами, которые улавливают электричество. Но точно так же – лишь электрический облик внешнего мира – видит и электромонтёр Доббель в рассказе Беляева “Невидимый свет”! Заимствование? Темы, пожалуй, да. Но не сюжета. Можно найти литературные параллели и для некоторых других произведений А. Беляева. С его романом “Властелин мира” можно было бы, например, сопоставить повесть “Машина ужаса” В. Орловского.

В пару беляевскому “Хойти-Тойти” можно было бы подобрать ещё роман М. Райнера “Новый зверь”. Но в своих произведениях он не только перенимает чужие идеи. Он разрабатывает в своих рассказах приём парадоксально-эксперементальной ситуации: “Что было бы, если бы?…”. Что произойдёт, если замедлится скорость света (“Светопреставление”)? Или исчезнет притяжение земли (“Над бездной”)? Или будут побеждены вездесущие коварные микробы (“Нетленный мир”)? Или человек сумеет расправиться с потребностью во сне (“Человек, который не спит”)? Книги Беляева будили интерес к науке и учили добру и мужеству, заражали всепоглощающей жаждой познания.

Это качество и находило живой отклик в сердцах читателей. Он начинал свой литературный путь как театральный критик, а стал писателем-фантастом. 16 лет поисков, надежд. Разочарований. Больших творческих удач и неудач. Горьких вынужденных перерывов. Но не только физические преграды вставали на его пути. Находились люди в корне отрицавшие фантастику.

Почти не обнаруживается статей 20-30 годов, проникнутых хотя бы долей симпатии к творчеству Александра Беляева – едва ли не единственного писателя, предвоенной нашей литературы, столь преданно и целеустремлённо посвятившего себя разработке трудного жанра. Даже и сейчас становится до боли обидно за писателя, к труду которого с таким непониманием относились при его жизни. Становится особо ощутима та горечь, с которою он чувствовал себя забытым писателем, забытым коллегами, непонятым критиками.

Большой это дар – видеть “то, что временем скрыто”. А. Беляев в совершенстве владел этим даром. И он не растерял его, не растратил на полпути: сберечь этот редкий дар позволила ему безграничная читательская любовь к его книгам. Имя Александра Беляева, одного из первопроходцев советской фантастики, заняло прочное и заслуженное место в истории нашей литературы. Жил когда-то во Франции такой писатель – Жан де Ла Ир. Так вот, в одном из его романов, а именно “Иктанер и Моизета”, талантливый учёный Оксус приживляет человеку акульи жабры.

И тот вольготно, почти как рыба, чувствует себя в водной стихии. Роман этот, по-видимому, попался в руки когда-то молодому Беляеву. Но он ещё и не помышлял тогда о литературном поприще, а потому роман де Ла Ира попался ему и отложился в памяти. Но однажды Александр Романович прочитал в одной из газет заметку о судебном процессе, проходившем в Буэнос-Айресе. Судили чудо-хирурга профессора Сальватора, который с согласия родителей проводил экспериментальные операции на детях индейцев – делал, например, более подвижными суставы рук и ног. Сальватора осудили на 10 лет, обвинив его в том, что он искажает образ божий.

Эта газетная заметка напомнила о старой книге, породив желание написать о том же, но – лучше. Именно она натолкнула писателя на мысль написать роман “Человек-амфибия” (1928). Воздадим должное таланту писателя Беляева: забытый ныне роман де Ла Ира, герой которого оставался лишь случайным научным феноменом, жертвой преступного эксперимента, попросту бессилен соперничать с “Человеком-амфибией”, романом не только остросоциальным, но и провидческим. “Первая рыба среди людей и первый человек среди рыб, Ихтиандр не мог не чувствовать одиночества говорил беляевский Сальватор на суде. – Но если бы следом за ним и другие люди проникли в океан, жизнь стала бы совершенно иной. Тогда люди легко победили бы могучую стихию воды… Эта пустыня с её неистощимыми запасами пищи и промышленного сырья могла бы вместить миллионы, миллиарды человек…” Разве не эта глубоко человеческая цель экспериментов профессора Сальватора является главной в книге Беляева? И главной в наши дни, когда вполне реальный герой морских глубин – прославленный океанограф Жак Ив Кусто – публично заявляет: “Рано или поздно человечество поселится на дне моря; наш опыт – начало большого вторжения.

В океане появятся города, больницы, театры… Я вижу новую расу “Гомо Акватикус” - грядущее поколение, рождённое в подводных деревнях и окончательно приспособившееся к новой окружающей среде.” Но критики в один голос обвиняли “Человека-амфибию” в научной и художественной несостоятельности.

Так, критик А. Ивич писал : “В этой научно-беспредметной повести вместе с тем нет ни социального, ни философского содержания… “Человек-амфибия” оказался развлекательным романом, книгой лёгкого чтения… Автор оторвался от реальных законов природы, и его фантазии не имеют никаких оснований на осуществление даже в отдалённом будущем.” А роман этот, опубликованный в 1928 году журналом “Вокруг света”, в читательской анкете был признан лучшим произведением за 5 лет работы журнала.

В том же 1928 году он вышел отдельной книгой.

И тут же был дважды переиздан – настолько велик был спрос на эту книгу! В 1925 году, в 3-ем номере только-только возникшего “Всемирного следопыта” был напечатан первый рассказ Беляева – “Голова профессора Доуэля” - первоначальный вариант его едва ли не самого знаменитого ныне романа.

Где же скрываются истоки замысла этого романа? Например, содержание рассказа немецкого фантаста начала нашего века Карла Груннерта “Голова мистера Стайла”, сводится к следующему… Появляются в популярной газете острые публицистические статьи, стилем своим заставляющие вспомнить талантливого журналиста, погибшего незадолго до того в железнодорожной катастрофе. И выясняется: доктору Мэджишену удалось вернуть и сохранить жизнь отделённой от туловища голове. Позднее Мэджишен конструирует и приспособления, с помощью которых “погибший” печатает свои статьи.

Что ж, и этот рассказ мог быть прочитан Беляевым и сохранён в памяти. Прибавим к этому популярный в дореволюционные времена аттракцион «живая голова 2». Можно вспомнить и рассказ малоизвестной русской писательницы В. Желиховской “Человек с приклеенной головой”, в котором умелец-хирург доктор Себаллос то же оживлял – крайне вульгарно – погибшего. Впрочем, мотив “живой головы” в русской литературе можно было выводить ещё из “Руслана и Людмилы”: ведь именно с нею сталкивает Пушкин своего героя.

Но ясно, что натолкнули Беляева на мысль о первом его фантастическом рассказе, переросшем в последствии в широко известный роман, конечно же не только, и не столько литературные ассоциации, сколько, прежде всего, обстоятельства собственной жизни. “Голова профессора Доуля” писал он в одной из своих статей произведение в значительной степени автобиографическое. Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать.

Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, всё же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни “головы без тела”, которого я совершенно не чувствовал… Вот когда я передумал и перечувствовал всё, что может испытывать “голова без тела” От сюда-то и идёт то жгучее впечатление достоверности происходящего, с каким читается “Голова профессора Доуэля”. Разработка этого сюжета, ставшего под пером Беляева неизмеримо глубже и значительнее всех предшествующих литературных вариаций, явилась для писателя своеобразным вызовом собственной болезни, физической беспомощности, которую преодолевало неукротимое мужество духа. Ну а как вели себя критики? Я. Рыкачёв писал: “По своему типу “Голова профессора Доуэля”, если можно так выразиться, роман переводной: именно для западной развлекательной фантастики, характерно привлечение псевдонаучного материала…” А между тем, это замечательное произведение выдержало испытание временем и оказалось вовсе не псевдонаучным.

Среди читателей Беляева был в студенческие годы известный наш хирург В. П. Демихов.

Тот самый доктор, который словно беляевский Сальватор, подсаживал собакам вторые головы. И они жили, эти вторые, и даже покусывали за ухо тех, к кому были “подселены”. Далекая южная страна взбудоражена появлением в прибрежных водах таинственного серебристого существа, которого молва окрестила "морским дьяволом". Владелец шхуны для ловли жемчуга, жестокий и властный Дон Педро, решает выследить и поймать это существо.

Тем временем его невеста, прекрасная Гуттиэре, знакомится со странным молодым человеком по имени Ихтиандр Такова завязка этой блистательной романтической драмы, снятой по мотивам фантастического романа Александра Беляева "Человек-амфибия". Этот фильм - один из самых кассовых за всю историю российского кинематографа, лента, которую можно смотреть вновь и вновь. Масштабные, уникальные для своего времени подводные съемки, виртуозная режиссура, волнующая музыка и песни композитора Андрея Петрова, прекрасная работа художников, первоклассный актерский ансамбль - вот еще далеко не все достоинства этой картины.

А молодые актеры Владимир Коренев (Ихтиандр) и Анастасия Вертинская (Гуттиэре) стали кумирами нескольких поколений российских зрителей - по сути, первыми "секс-символами" шестидесятых годов 1936 год начинается публикацией «Звезды КЭЦ», которую автор посвящает памяти Циолковского. «Звезда КЭЦ» - это прощальный привет одного фантаста другому. В этом же году заново пишется второй вариант «Головы профессора Доуэля», и в мае «Вокруг света» начинает печатать роман с рисунками одного из любимых художников Беляева, Фитингофа, умевшего чувствовать эпоху и характеры персонажей и читать текст писателя.

Второй вариант - зрелая книга. Беляев уже прошел через опыты Эвальда, Гаскеля, Волера, Брюхоненко… Валентин Стеблин, ученый и близкий знакомый Беляева, спорил с ним не один вечер, обсуждая проблемы оживления органов тела и возможность их автономного существования.

Новый «Доуэль» станет символом ученого в буржуазном обществе – талантливой, но беспомощной головы. В «Доуэле» - трагедия инженера Дизеля, обокраденного и убитого конкурентами, и видоизмененная будущая трагедия Эйнштейна, решившегося на искания в области ядерной энергии, имея в виду лишь борьбу с фашизмом, и беспомощного и потрясенного, когда Пентагон, этот многоголовый Керн, сбросил атомные бомбы на мирные города Японии… В начале 1938 года Беляев расстается с редакцией «Вокруг света». Последнее, что в этом году он печатает в «Вокруг света» это рассказ «Невидимый свет» и «Рогатый мамонт» и роман «Лаборатория Дубльвэ». Одиннадцать самых интенсивных творческих лет (с годовым перерывом) и публикация большинства романов навсегда связывают имя Александра Беляева с названием журнала.

Вот каким рисует писателя в предпоследний год его жизни человек, сотрудничавший вместе с ним в газете «Большевисткий листок»: «Скромно обставлен кабинет.

Полупоходная койка. По стенам – картины с фантастическими изображениями. Мерно гудит ламповый приемник. Настольный телефон и книги… книги… книги… Ими завалены стол, этажерка, шкаф и до потолка вся соседняя комната – библиотека. На койке лежит человек с высоки лбом, лохматыми черными бровями, из-под которых смотрят ясные, проницательные глаза…» Вот самая последняя заметка Александра Беляева, напечатанная в «большевистком листке» 26 июня 1941 года: «Труд создает, война разрушает. Нам навязали войну-разрушительницу.

Что ж? Будем разрушать разрушителей. Наша армия докажет врагу, что рабочие и крестьяне, из которых она состоит, умеют не только строить заводы и фабрики, но и разрушать «фабрики войны».