Дворянская усадьба как символ патриархальной России

Дворянская усадьба как символ патриархальной России. Казалось бы, Гончаров просто мастерски описал дворянскую усадьбу, одну из тысяч подобных в дореформенной России. В обстоятельных очерках воспроизведены природа этого уголка-нравы и понятия обитателей, круговорот их обычного дня и все жизни в целом.

Все и всякие проявления обломовского житья-бытья повседневный обычай, воспитание и образование, верования и идеалы, однако, интегрируются писателем в один-образ посредством проникающего всю картину главного мотива 8, 105 тишины и неподвижности, или сна, под обаятельно властью которого пребывают в Обломовке и баре, и крепостные мужики, и слуги, и, наконец, сама здешняя природа. Как все тихо сонно в деревеньках, составляющих этот участок заме чает Гончаров в начале главы, повторяя затем Та же глубокая тишина и мир лежат и на полях Тишина и невозмутимое спокойствие царствуют и в нравах людей в том краю 4, 106 . Своей кульминации этот мотив достигает в сцене послеобеденного всепоглощающего, ничем непобедимого сна, истинного подобия смерти 4, 114 В итоге разные грани изображенного чудного края не только объединяются, но и обобщаются, обретая сверхбытовой смысл одного из устойчивых - национальных и всемирных - типа, жизни.

Именно жизни патриархально-идиллической, уже знакомой нам по Обыкновенной истории вспомним благодать Грачей, но обрисованной намного обстоятельнее и шире. Впрочем, ее главными приметами и в Обломове остаются физиологические еда, сон, продолжение рода и т. п а не духовные потребности, цикличность жизненного круга в его основных биологических проявлениях родин, свадеб, похорон 4, 125 , привязанность людей к одному месту, замкнутость и равнодушие к остальному миру. Идиллическим обломовцам вместе с тем присущи мягкость, сердечность и благодаря этому человечность.

Не лишена гончаровская обломовщина и своих социально-бытовых примет крепостная зависимость крестьян от помещиков. Однако у Гончарова они не то что приглушены, но подчинены бытийно-типологическому содержанию понятия.

Настойчивое стремление и умение акцентировать в местных и частных обстоятельствах и типах какие-то коренные 8, 319 для всего человечества мотивы и характеры - вообще отличительная особенность гончаровского искусства типизации.

В Обломовке буквально все находится в запустении. Лень и жадность-отличительные черты ее обитателей. Не для всякого зажгут и свечи свечка покупалась в городе на деньги и береглась, как все покупные вещи, под ключом самой хозяйки. Огарки бережно считались и прятались. Диван в гостиной весь в пятнах, и кожаное кресло Ильи Ивановича только называется кожаным, а в самом-то деле оно-не то мочальное, не то веревочное. Обломовцы берегли тепло, поэтому в комнатах угар случался частенько. В Обломовке ведется натуральное хозяйство - каждая копейка на счету.

Как говорит автор, они знали лишь единственное употребление капиталов- держать их в сундуке. Гончаров показывает жизнь обломовцев, текущую, как покойная река. Внешне картина их жизни выглядит идиллической. Но за этим внешним благополучием писатель сумел показать надвигающуюся гибель такого крепостнического хозяйства. Описанием Обломовки Гончаров, как и Тургенев, сказал надгробное слово дворянским гнездам романы появились в печати почти одновременно. В обоих имениях господствуют патриархальные порядки, накладывающие неизгладимую печать на их обитателей.

Много общего у героев романа - Обломова и Лаврецкого. Им свойственны мягкость, добродушие, простота. Но есть и существенное различие Лаврецкий, в жилах которого текла крестьянская кровь, осуждающе относится к крепостническим порядкам, он более образован, умен. Имение Лаврецких существенно отличается от Обломовки.

В нем все поэтично, там все свидетельствовало о высокой культуре. Ничего этого нет в Обломовке. В описании быта Обломовки, детства Илюши, в обрисовке дальнейшей жизни Ильи Ильича Гончаров нетороплив и обстоятелен. От его внимательного взгляда не ускользают и мелкие детали, используемые им для более полной обрисовки образа. В этом уменье охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его-заключается сильнейшая сторона таланта Гончарова так определил своеобразие писателя Добролюбов.

У него есть изумительная способность- во всякий данный момент остановить летучее явление жизни, во всей его полноте и свежести, и держать его перед собою до тех пор, пока оно не сделается полной принадлежностью художника 12,7 . Добролюбов отмечал далее, что на все явления -жизни писатель обращал внимание. Он Гончаров ничем не увлекается исключительно, или увлекается всем одинаково. Он не поражается одной стороною предмета, одним моментом события, а вертит предмет со всех сторон, выжидает совершения всех моментов явления, и тогда уже приступает к их художественной переработке 12,9 . В Обломовке господствовала полная неподвижность мысли. Норма жизни была готова и преподана им родителями, а те приняли ее, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки, с заветом блюсти ее целость и неприкосновенность, как огонь Весты. Как что делалось при дедах и отцах, так делалось при отце Ильи Ильича, так, может быть, делается еще и теперь в Обломовке 4, 126 . Никаких идейных запросов, никакой пищи уму, никаких забот даже о материальной стороне существования - вот что характеризовало быт обломовцев.

А это в свою очередь приводило к отсутствию всякого желания трудиться.

Безделье и скука - этими словами можно охарактеризовать быт обломовцев-господ. В детстве Илюша был живым, наблюдательным мальчиком, любившим порезвиться, поиграть. Он уходит к крестьянским домам, к оврагу, взбирается на крышу, на шаткую галерею, чтобы взглянуть оттуда а речку.

В пытливом уме мальчика возникают разные вопросы. Отчего это, няня, тут темно, а там светло, а ужо будет и там светло? -спрашивает он, глядя на длинные тени от голубятни и деревьев. Но ответ получает неожиданный Оттого, батюшка, что солнце идет навстречу месяцу и не видит его, так и хмурится а ужо, как завидит издали, так и просветлеет 4, 113 . И других случаях няня и мать Илюши вместо того, чтобы дать правильные ответы, рисовали мальчику фантастические картины. Впечатлительный ум ребенка впитывал в себя все отрицательное, что окружало его. Если бы Илюша, живой и впечатлительный, был поставлен в другие условия жизни, если бы ему дали другое воспитание, из него вышел бы полноценный человек, его душевные силы получили бы высокое развитие и он мог бы сделать в жизни очень многое. 2.2.Народ в изображении И.А.Гончарова В смелости и остроте суждений о крестьянстве в русской беллетристике и поэзии 60-х годов роман Гончарова Обрыв, конечно, не может стать в один уровень с лучшими произведениями демократической литературы того времени.

Многого Гончаров недодумывал и не хотел додумывать, хотя часто и знал то, что было напечатано до Обрыва, а также одновременно с ним или вскоре после его выхода.

Так, роман Слепцова Трудное время был напечатан четырьмя годами раньше Обрыва -в 1865 г И передовая публицистика ставила эту недоговоренность в вину Гончарову и стремилась обесценить социальное содержание его романа. Но историческая справедливость требует указать, что в круге крестьянского вопроса в Обрыве находим ценные, прогрессивные суждения.

По своему художественному методу Гончаров - романист-психолог. Высочайшим достижением психологического творчества у Гончарова является образ Обломова. Но сквозь психологию здесь явственно проступала социология. Она позволяла Добролюбову и литературоведам делать из текста Обломова существенные социально-исторические выводы. Особенность таланта Гончарова сказалась и в Обрыве. Так, например, сквозь сложную, противоречивую, путаную психику Райского начинает четко проступать характерная социальность образа В Обрыве социальная тема раскрывается часто через бытопись.

Здесь вольно или невольно проявляется тот стихийный реализм, который присущ Гончарову. Сказывается и тот гуманизм, который был свойствен лично Гончарову и воспитывался в нем влияниями Белинского и натуральной школы. Мы проследим социальную тематику, как она сказалась в бытописи крепостной усадьбы Малиновки. Гончарова в критике упрекали в замалчивании крестьянской темы. И сам он готов был согласиться с этим. В предисловии к очеркам Слуги старого века 1888 Гончаров писал Мне нередко делали и доселе делают нечто вроде упрека или вопроса, зачем я, выводя в своих сочинениях лиц из всех сословий, никогда не касаюсь крестьян, не стараюсь изображать их в художественных типах пли не вникаю в их быт, экономические условия и т. п. Можно вывести из этого заключение, может быть, и выводят, что я умышленно устраняюсь от народа, не люблю, то есть не жалею его, не сочувствую его судьбе, его трудам, нуждам, горестям, словом - не болею за него. Это, де, брезгливость, барство, эпикуреизм, любовь к комфорту этим некоторые пробовали объяснить мое мнимое равнодушие к пароду. Гончаров отвечал я не знаю быта, нравов крестьян, я не знаю сельской жизни, сельского хозяйства, подробностей и условий крестьянского существования 5,67 . Но тут же Гончаров замечает, что он многократно изображал дворовых, дворню, крепостных слуг. Не говорю об очерках Слуги старого века в этих очерках Гончаров пишет о слугах вольных или, хотя из крепостных, но живущих в условиях городского быта и именно у самого Гончарова. Слуги, дворовые люди, особенно прежние крепостные- тоже народ говорил он. Мы можем сейчас же к этому добавить, что обобщающее, типизирующее творчество Гончарова действительно раскрывало в усадебной дворне характерные и существенные черты народного быта. Следует еще сказать, что Гончаров преуменьшал свои познания в жизни крестьян.

Он сам сообщает и своих воспоминаниях, что в отрочестве прожил два года в заволжском имении княгини Хованской обучаясь в школе местного священника вместе с соседними дворянскими детьми, а мальчик он был наблюдательный и впечатлительный.

Его мать управляла крепостными отставного моряка Трегубова, жительствовавшего в доме Гончаровых в Симбирске и воспитывавшего молодого Гончарова в усадьбе Гончаровой, конечно, толпились постоянно трегубовские крестьяне.

В студенческие годы в поездках в Москву и из Москвы - на каникулы в Симбирск, при медлительных и долгих переездах на лошадях по земледельческим краям России, Гончаров не мог не наблюдать крестьянского быта и труда.

Позднее, став чиновником особых поручений при симбирском губернаторе и разъезжая со своим начальником по губернии, Гончаров опять сталкивается с крестьянской жизнью.

На упреки критики в холодности в отношении к крестьянству Гончаров с достоинством возражал Сознание человеческого долга к ближнему, без сомнения, живет в сердце каждого развитого человека ив моем также тем более долга в отношении меньшой братии. Я не только не отрекаюсь от этого сознания, но питаю его в себе и - то с грустью, то с радостью, смотря по обстоятельствам наблюдаю благоприятный или неблагоприятный ход народной жизни 9,162 . Исследователь Гончарова обязан указать, что судьбы крестьянства занимали мысль писателя с первых страниц повести Счастливая ошибка 1839 , напечатанной только посмертно, Гончаров помещает диалог между молодым богатым барином и стариком-управляющим.

Барин, раздраженный своей любовной неудачей, без всяких оснований приказывает сдать в солдаты двух парней, а невесту одного из них - на крепостную фабрику в ответ на донесение сельского старосты о бедственном состоянии мужиков по случаю неурожая дает распоряжение Вздор! чтобы нынешний же год все до копейки было взыскано, а не то понимаешь В таком резком очерке крепостничество не изображалось ни в Обыкновенной истории, ни в Обломове. В Обыкновенной истории создана целая идиллия любви между камердинером Александра Адуева Евсеем и Аграфеной Ивановной, ключницей его матери, богатой помещицы.

Идиллия написана с чутким проникновением в душевную жизнь этой пары крепостных слуг. Как было обычно в жестоком крепостническом быте, барыня, по своим расчетам, не допустила формального брака Евсея и Аграфены, и они вынуждены были жить как невенчанные любовники.

Когда, по воле барыни, Евсею приказано было сопровождать барина в Петербург, своеобразно горячо проявилась их взаимная любовь.

Прощаясь, Евсей говорит Аграфене Вы у меня, что синь-порох в глазу! Если б не барская воля, так эх. Тепло описано горе Аграфены Ивановны при расставании и радость при встрече с Евсеем по возвращении его из Петербурга через восемь лет Заботился ли молодой барин Адуев о быте Евсея в Петербурге, не сказано, но упомянуто, что когда Адуев-старший неожиданно зашел утром на квартиру Адуева-младшего, то в передней увидел спящего на полу Евсея. В Обломове тепло упомянута няня Илюши. Но несравнимо значительнее фигура прославленного Захара - поднимающийся до символа образ крепостного слуги, развращенного, душевно изуродованного рабской неволей в обломовском быту. Как видим, высказывания о крестьянстве в ранних произведениях Гончарова обильны и очень благожелательны они хорошо подготовили Гончарова к социально-бытовым картинам крепостной Малиновки.

В Обрыве Гончаровым создан целый ряд портретов и характеристик крепостных слуг, и это в совокупности своей слагает комплексный образ многолюдной помещичьей, усадебной дворни, т. е. того же крепостного народа. Вот подробно охарактеризован Егорка, лакей Райского, герой людской, девичьей и всей дворни, щеголь, гитарист, озорник, наглый, циничный, распущенный.

О нем Гончаров пишет Он своего дела, которого, собственно, и не было, не делал главное его призвание и страсть - дразнить дворовых девок, трепать их, делать им всякие штуки. У двери в комнату Райского он проделал щель, чтобы подсматривать, чем занят барин, и зазывал к этим наблюдениям дворовых девок.

В образе Егорки читатель воспринимал черты развращенного барского лакея, знакомые по произведениям Тургенева. В какой грубости нравов жила дворня Малиновки, читатель узнает из рассказанного Гончаровым эпизода с тяжелобольным дворовым Мотькой До Райского и Марфиньки долетел грубый говор, грубый смех - А что, Мотька ведь ты скоро умрешь говорил не то Егорка, не то Васька Полно тебе, не греши унимал его задумчивый и набожный Яков Право, ребята, помяните мое слово продолжал первый голос у кого грудь ввалилась, волосы из дымчатых сделались красными, глаза ушли в лоб тот беспременно умрет Прощай, Мотинька мы тебе гробок сколотим да поленцо в голову положим - Нет, погоди я тебя еще вздую - отозвался голос, должно быть, Мотьки На ладан дышишь, а задоришься! Поцелуйте его, Матрена Фаддеевна вон он какой красавец лучше покойника не найдешь.

И пятна желтые на щеках прощай, Мотя - Полно бога гневить строго унимал Яков. Девки тоже вступились за больного и напали на озорника. Характеристика распущенных нравов помещичьей многолюдной дворни, не занятой производительным трудом, восполняется в Обрыве образом Марины, фрейлины Веры. С заметным преувеличением Гончаров говорит о ее бесконечных любовных похождениях, но, верный реалистической правдивости, он восполняет и исправляет свои зарисовки содержательными, ценными чертами.

Оказывается, что Марина - разносторонне одаренный человек. В дворню из деревни была взята Марина девчонкой шестнадцати лет. Проворством и способностями она превзошла всех и каждого и превзошла ожидания Бабушки.

Не было дела, которого бы она не разумела где другому надо час, ей не нужно и пяти минут. Другой только еще выслушает приказание, почешет голову, спину, а она уж на другом конце двора, уж сделала дело, и всегда отлично, и воротилась. Позовут ли ее одеть барышень, гладить, сбегать куда-нибудь, убрать, приготовить, купить, па кухне ли помочь в нее всю как будто вложена какая-то молния, рукам дана цепкость, глазу верность Она вечно двигалась, делала что-нибудь И чиста она была на руку ничего не стащит, не спрячет, не присвоит, не корыстна и не жадна Татьяна Марковна не знала ей цены 18,170 . Итак, перед нами образ щедро одаренного природой человека.

И если бы барыня Бережкова, которая не знала цены Марине, посмотрела на нее не как на крещеную собственность, а как на полноправного и равноправного человека, Марина, даже в условиях крепостной России, могла бы подняться на уровень творческого труда, как это и случалось в те времена с крепостными актерами, живописцами, музыкантами, техниками.

Этого не случилось. Хуже того, Марина попала в такие тягостные бытовые условия, которые возмущают современного советского читателя и о которых автор, Гончаров, говорит с объективным спокойствием. Мариной увлекся пожилой крепостной Савелий, управлявший у Бережковой всеми делами но имению.

Когда Савелий, полюбив Марину, женился на ней, она и не думала меняться Не прошло двух недель, как Савелий застал у себя в гостях гарнизонного унтер-офицера. Савелий взял вожжи и начал отвешивать медленные, но тяжелые удары по чему ни попало. Дворня с ужасом внимала этому истязанию Но этот урок не повел ни к чему. Марина была все та же, опять претерпевала истязание и бежала к барыне или ускользала от мужа и пряталась дня три на чердаках, по сараям, пока не проходил первый пыл. Савелий падал духом, молился богу, сидел молча, как бирюк, у себя в клетушке. Сгинуть бы ей проклятой! -мрачно говорил он. При встрече с Райским он просит отправить Марину в полицию, или хоть в Сибирь сослать, в рабочий дом, или плетьми ее высечь.

Характерно это перечисление отправить в полицию, в Сибирь сослать, исправительное учреждение - рабочий дом, плетьми высечь. Напомним, что помещики по закону подтвержденному правительством неоднократно имели право без суда и следствия ссылать в Сибирь провинившихся крепостных.

Гончаров подробно рассказывает о семейной драме Савелия и Марины. Драма осложнялась тем, что Савелий, при всем озлоблении, непреодолимо любил Марину, дарил ей гостинцы, не жалел средств на наряды. Побои довели Марину до тяжелого заболевания, и тогда же Савелий отвез ее в городскую больницу. Характерно отношение к семейной неурядице Савелия со стороны барыни, Татьяны Марковны. После одного дикого избиения Марины, когда та прибежала жаловаться помещице, Бережкова сказала присутствовавшему при этом Райскому Вот посмотри, каково ее муж отделал А за дело, негодяйка, за дело Опасаясь уголовного исхода, Татьяна Марковна готова была сослать Марину в дальнюю деревню.

Гончаров с уважением и приязнью относится к бабушке Бережковой, но не скрывает ее жестокого, деспотического хозяйствования. Оно проявлялось многообразно. Вот характеристика крепостной девочки Пашутки, исполнявшей при Бережковой роль казачка. Обязанность ее, когда Татьяна Марковна сидела в своей комнате, стоять плотно прижавшись в уголке у двери и вязать чулок, держа клубок подмышкой, но стоять смирно, не шевелясь, чуть дыша, и по возможности не спуская с барыни глаз, чтоб тотчас броситься, если барыня укажет ей пальцем, подать платок, затворить или отворить дверь, или велит позвать кого-нибудь. Ей стригут волосы коротко и одевают в платье, сделанное из старой юбки, но так, что не разберешь, задом или наперед сидело оно на ней ноги обуты в большие не по летам башмаки. Только когда барыня уезжала в город, Пашутка решалась покинуть свой пост в углу комнаты и осмеливалась поиграть с котом Серко. Из носовых платков она свивала подобие кукол и даже углем помечала, где быть глазам, где носу. Не пишет Гончаров, чтобы строгая барыня когда-нибудь приласкала девочку-казачка или дала ей что-нибудь сладенькое.

Только добродушный Райский, заходя к Татьяне Марковне, то ласково погладит Пашутку, то даст ей яблоко.

Кот Серко да подобие самодельной куклы - вот все, чем располагала девочка-казачок в своей крепостной неволе.

Она оторвана от забав дворовой детворы. О школе и помину нет. Гончаров еще добавляет Такие девочки не переводились у Бережковой. Если девочка вырастала, ее употребляли на другую, серьезную работу, а на ее место брали из деревни другую т. е. отнимали у семьи, на побегушки, для маленьких приказаний 6,90 Около кабинета барышни рядом с девочкой Пашуткой, несла свою крепостную службу старая женщина Василиса. Ей теперь уже под семьдесят лет, а взята она была на службу горничной молодой девушкой.

И вот с тех пор и до старости она словно прикована к работе в барском доме. Теперь она экономка, пользуется доверенностью и благосклонностью барыни, но личной жизни у нее нет, нет связи ни с семьей, пи с односельчанами, ни с дворней. В свободные минуты она сидит на высоком стуле и безучастно смотрит в окно-неподалеку от маленькой Пашутки, торчащей в углу. Василиса не то что полная, а рыхлая, разбухшая от вечного сидения в комнате женщина, молчаливая, но вечно что-то шепчущая, со впалыми глазами. Она неохотно расставалась со своим стулом и, подав барыне кофе, убравши ее платья в шкаф, спешила на стул, за свой чулок, глядеть задумчиво в окно на дрова, на кур и шептать.

Из дома выходить для нее было наказанием только в церковь ходила она, и то, стараясь робко, как-то стыдливо пройти через улицу, как будто боялась людских глаз Когда кто приходил посторонний в дом, она никогда не могла потом сказать, кто приходил.

Ни имени, ни фамилии приходившего она передать никогда не могла. В этом одиноком, отъединенном существовании, на протяжении десятилетий, живой человек словно костенел и замирал. В Обрыве бытописатель, реалист и гуманист создал еще более мрачный образ, лаконичную, но сильную характеристику крепостной Улиты. Эта женщина была каким-то гномом она гнездилась вечно в подземельном царстве, в погребах и подвалах, так что сама вся пропиталась подвальной сыростью. Платье ее было влажно, нос и щеки постоянно озябшие, волосы всклочены и покрыты беспорядочно смятым бумажным платком.

Около пояса грязный фартук, рукава засучены. Ее всегда увидишь, что она или возникает, как из могилы, из погреба, с кринкой, горшком, корытцем, или с полдюжиной бутылок между пальцами в обеих руках, или опускается вниз, в подвалы и погреба, прятать провизию, вино, фрукты и зелень. На солнышке ее почти не видать, и все она таится во мгле своих холодильников видно в глубине подвала только ее лицо с синевато-красным румянцем, все прочее сливается с мраком домашних пещер. С родными, жившими близко в деревне, она не встречалась месяцами.

В праздники весь дом смотрел нарядно, лишь Улита в эти дни погружалась в холодильники еще глубже, не успевая переодеться, чтобы не быть непохожею на вчерашнюю или завтрашнюю Улиту. Так человек терял связь с людьми, с обществом. Подземельное царство, подвальная сырость, тьма, холодильники, пещеры, наконец, могила - вот куда загнали человека, утратившего человеческий образ.

Как стало очевидно из вышеизложенного в главах о Малиновке Гончаров создал ряд портретов-характеристик, исполненных мастерски. Таковы, например, характеристики Марины, Пашутки образы Василисы и особенно Улиты в их обобщенной характеристике получают черты трагизма. Создание таких образов - большая, бесспорная заслуга романиста. Но не единственная! Сказанным выше не исчерпывается все, что написано Гончаровым в Обрыве о крепостных. К тому, что сказано о малиновской дворне, присоединяется характеристика лекарки из городской слободы невежественная Меланхолиха, с ведома барыни Бережковой, лечила дворню Малиновки и часто калечила своих пациентов.

Вот еще один эпизод. Гуляя по городу, Райский набрел на постройку дома, на кучу щенок, стружек, бревен и на кружок расположившихся около огромной деревянной чашки плотников. Большой каравай хлеба, накрошенный в квас лук, да кусок красноватой соленой рыбы - был весь обед. Мужики сидели смирно и молча, по очереди опускали ложки в чашку и опять клали их, жевали не торопясь, но смеялись и не болтали за обедом, а прилежно, и будто набожно, исполняли трудную работу.

Райскому хотелось нарисовать эту группу усталых, серьезных, буро-желтых лиц, эти черствые, загорелые руки, с негнущимися пальцами, крепко вросшими, будто железными ногтями, эти широко и мерно растворяющиеся рты и медленно жующие уста, и этот - поглощающий хлеб и кашу - голод. Да, голод, а не аппетит у мужиков не бывает аппетита. Аппетит вырабатывается праздностью, моционом и негой, голод - временем и тяжкой работой. Следует в полную меру оценить ту изобразительность, с какой нарисована эта жанровая картина.

Здесь словесное искусство Гончарова идет плечо в плечо с крестьянским жанром у лучших передвижников. И опять скажу, что здесь обнаружилось не только живописное мастерство Гончарова, но и его гуманная мысль. Городских плотников Гончаров настойчиво называет тоже мужиками. Он, наверно, прав, поскольку и деревенские мужики отправлялись в отхожие промыслы.

Как и плотников, Гончаров мужиками называет крепостных лесовода-барина Тушина, занятых работами по лесному хозяйству, сплаву леса на плотах, перевозке лесных материалов к заграничному транспорту. В генеалогии Райского, имевшейся в первой редакции романа и потом изъятой, упоминается крепостной гарем. В эпизоде с грехом Бабушки тоже упоминается крепостной гарем у графа. Отдельные образы исполнены в целостном идейно-композиционном замысле. Из них слагается собирательный, комплексный социальный образ Малиновки, помещичьей усадьбы, крепостного гнезда.

Тургенев, враждебно настроенный против Обрыва, писал Анненкову январь 1869 г еще не дочитав романа до конца отдыхаешь, как попадешь в дом к Татьяне Марковне и в уездный город Там есть вещи хорошие. В. П. Боткин, тоже не одобрявший Обрыва, писал Фету июнь 1869 г. А между тем, однако ж, какой талант, какая изобразительность описании! 3,56 . Талант и изобразительность, а также давние и настойчивые размышления о судьбах русского крестьянства помогли Гончарову охватить обобщающей социально-исторической мыслью единичные и дробные явления крепостной Малиновки, типизировать их. И читатель легко связывает их с той многозначительной формулой, какою автор определяет образ самой помещицы Бережковой.

Она любила повелевать, распоряжаться, действовать. Она управляла имениями, как маленьким царством, мудро, экономично, кропотливо, по деспотически и на феодальных началах 3,58 . Свяжет читатель образ крепостной Малиновки и с речью Райского, обращенной к большой петербургской барыне Беловодовой.

Противопоставляя паразитический быт помещиков тяжкому труду и бедственной жизни крепостного крестьянства, Райский говорит Беловодовой А если бы вы знали, что там, в зной, жнет беременная баба Да, а ребятишек бросила дома - они ползают с курами, поросятами, и если нет какой-нибудь дряхлой бабушки дома, то жизнь их каждую минуту висит на волоске от злой собаки, от проезжей телеги, от дождевой лужи А муж ее бьется тут же, в бороздах на пашне, или тянется с обозом в трескучий мороз, чтобы добыть хлеба, буквально хлеба - утолить голод с семьей, и между прочим внести в контору пять или десять рублей, которые потом приносят вам на подносе Вы этого не знаете вам дела нет, говорите вы 5,102 . Мысли о бедственном положении крестьян не раз занимали Райского.

В своих дилетантских живописных этюдах он пытался изобразить эту жизнь. Глядел и на ту картину, которую до того верно нарисовал Беловодовой, что она, по ее словам, дурно спала ночь На тупую задумчивость мужика, на грубую и тяжелую его работу - как он тянет ременную лямку, таща барку, или, затерявшись в бороздах нивы, шагает медленно, весь в поту, будто несет на руках и соху и лошадь вместе - или как беременная баба, спаленная зноем, возится с серпом во ржи 5,89 . Все это напоминает читателю крестьянскую тематику Некрасова и художников-передвижников, в частности Бурлаков Репина.

Вывод к второй главе Итак, вторжение капитализма в русскую жизнь влекло за собой не только перегруппировку общественных классов, но и глубокое изменение всей национальной психологии.

Капитализм не только не отрицал барство, он отрицал и архаическую технику крепостного хозяйства, а вместе с ней и архаическую патриархальную психику русского человека всех классов и всех состояний. Он вступал в русскую жизнь с новой техникой, с машиной и паром, которые повышали темп общественной жизни, требовали и культивировали во всяком человеке подвижность, предприимчивость, знание.

Ритмический и быстрый стук паровой машины разрушал сонливую и вялую жизнь натуральной Руси, повышал напряжение труда и энергии, ускорял передвижение вещей и людей, сокращал расстояние, сближал деревню с городом, города и страны друг с другом. Новый порядок вещей требовал и нового человека, умеющего считать время минутами и секундами, быстрого на подъем, способного соразмерить скорость своих движений с темпом машины, знающего, что за пределами его города находится не тридесятое царство, понимающего, что такое давление пара и что такое рычаг.

Человек, не обладавший этим качеством и сохранявший патриархальный склад психики, приспособленный к медлительному ритму докапиталистического хозяйства, становился отсталым человеком. И таких отсталых людей было много во всех классах общества. Были они и среди крепостных крестьян, и среди помещиков, и среди горожан. Обломов и является как раз таким отсталым человеком, и притом, несомненно, городского происхождения.

Его характер-плод столкновения патриархального города с городом капиталистическим. Вся его жизнь укладывается между двух граней Обломовской-старомодной, но богатой усадьбой патриархального дореформенного города и Петербургом-проводником новых веяний капиталистической жизни. Из Обломовки вынес Илья Ильич свою пассивность, свою неспособность к планомерной работе, которая развилась в нем до исключительных размеров. Там все дышало первобытной ленью, простотою нравов, тишиною и неподвижностью. Атмосфера медленной неторопливой докапиталистической жизни взрастила и выхолила в них эту лень и трудовую недисциплинированность, которая являлась национальной чертой и еще до сих пор дает знать о себе в русском человеке.

Не следует, однако, упускать из виду, что национальная черта имеет у Обломова характерную специфическую окраску. Обломовка - это не крепостное гнездо, не крепостная деревня, а городская усадьба, и это обстоятельство имеет в данном случае большое значение.

Инерция обломовцев-это не инерция раба, неохотно работающего из-под палки, инерция, к которой примешивается оттенок раздражения и злобы это не инерция барина, освобожденного даровым трудом от хозяйственных забот, инерция, к которой примешивается более или менее смутное чувство неправоты и раскаяния. Обломовская инерция свободна и непринужденна, она - чистый продукт медлительного темпа докапиталистической жизни и значительной имущественной обеспеченности. Их склонность к инерции не омрачается ни барским окриком, ни глухим раздражением, а развивается на просторе, обращаясь в ясную, безмятежную лень. Их безмятежный покой не тревожит уязвленная совесть крепостника, и оттого покой и лень становятся здесь светлым культом.

Не клеймила их жизнь, как других, ни преждевременными морщинами, ни нравственными разрушительными ударами и недугами. Добрые люди понимали ее не иначе как идеалом покоя и бездействия, нарушаемого по временам разными неприятными случайностями, как-то болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом. Этими особенными условиями обломовщины объясняется и та душевная уравновешенность, тот несокрушимый органический оптимизм, с которым проходят свой жизненный путь гончаровскнс герои.

Свое жизнерадостное настроение они вынесли из Обломовки вместе с ясной ленью. Из Обломовки вышла и такая черта психики гончаровских героев, как гражданский индифферентизм. Жизнь обломовцев стоит далеко от того основного социального конфликта, которым питается гражданская мысль эпохи.

Крепостное право-вот исходный и конечный пункт всех социальных исканий той норы. Вполне понятно, что вопрос о крепостном нраве должен был живо интересовать всех, кого это право непосредственно касалось, т. е. помещиков и крестьян. Социальный конфликт рабов и их владельцев уже с раннего детства наводил мысль на общественные вопросы. Но в Обломовке этот конфликт совсем отсутствует, сводясь к узенькой семейной форме столкновений купленной прислуги с господами.

Из своего гнезда обломовцы не выносили ни любви, ни ненависти к крепостничеству, а полное равнодушие и индифферентизм к этому жгучему вопросу эпохи. Пульс социальной жизни бился лихорадочно, заставляя гореть головы тех, кто слышал его, но он был слишком далеко от обломовцев и не отдавался в детских ушах Ильи Ильича. Не было в жизни обломовцев и другого могучего фактора гражданского воспитания, игравшего, несомненно, немалую роль в жизни лишних людей, именно традиции гражданской деятельности.

Традиция эта жила в каждой помещичьей семье, потому что до XIX века это был единственный политически дееспособный и признанный к гражданственной деятельности класс. Печорины и Рудины с детства слышали рассказы об общественных деяниях их предков. Обломовцы не могли слышать ничего подобного, потому что их класс еще не принимал активного участия в гражданском строительстве. Мысль здесь совсем глохла, и душенная жизнь сводилась к работе воображения и чувству. Но и воображение-то это должно было летать не очень далеко, и чувство сводилось к чисто семейственному нежничанью и благодушию, проистекающему от особенного рода душевного расслабления на почве беспечальной сытости.

Таковы были психологические воздействия старомодной Обломовки. Если бы устои этой обломовской жизни не были расшатаны, то все указанные психологические черты находились бы в полной гармонии с ней, и психика Ильи Ильича Обломова была бы как нельзя более гармонична, объединивши и бережно сохранивши в себе эти черты.

Из него вышел бы хороший человек старозаветной Обломовки, вполне здоровый и жизнеспособный. Он жил бы всей полнотой жизни, доступной ему по условиям времени. Жил бы, как жили его деды и отцы, которые чувствовали себя как рыба в воде в обстановке патриархальной простоты и примитивности жизни, которые, но словам Гончарова, другой жизни и не хотели, и не любили бы. Им бы жаль было, если бы обстоятельства внесли перемены в их быт, какие бы то ни было. Их загрызет тоска, если завтра не будет похоже на сегодня, а послезавтра на завтра.

Но условия изменились, и старозаветно-обломовские устои рухнули. Начиналась эра капитализма, открывавшая перед 06ломовкой новые перспективы. Значение дворянства и поместного класса падало жизнь открывала широкую дорогу для горожан, для третьего сословия и особенно для его верхов, к каким и принадлежали обломовцы. Открывались новые возможности, а следовательно, и ставились новые задачи. Место одряхлевшего поместного класса должны были занять они, в свои руки взять руководство общественным строительством.

Жизнь много давала обломовцам, а кому много дано, с того много и взыщется. Жизнь воззвала к обломовцам новым призванием, и от них теперь зависело-стоять на высоте призвания или быть ниже его, использовать возможность новой, более полной и могучей жизни или зарасти мохом в тесном мирке дряхлеющей 06ломовки. Чтобы стоять на высоте своего нового призвания, нужно было привести свою психику в гармонию с изменившимся социальным положением класса, нужно было освободиться от многого, что было вполне разумно и хорошо в докапиталистическом обломовце, и приобрести много такого, что в условиях старой обломовщины было бы и бесполезно и даже нехорошо. Для выполнения той исторической миссии, которая вставала вместе с капитализмом перед зажиточным слоем третьего сословия, психологические черты старой 06-ломовки, о которых я говорил выше, совсем не годились, представляли вредный балласт, от которого нужно было избавиться.

Теперь, чтобы стать положительным, передовым героем своей среды, необходимо было и серьезное образование, и гражданское сознание, и энергичная подвижная природа. Обломовцы смутно, инстинктом, как это всегда бывает, почувствовали это, беспокойно зашевелились и начали ориентироваться в новом положении и приспособляться к нему. Умственная неподвижность, выхоленная патриархальными пуховиками обломовского дома, отсутствие нравственной тревоги и пытливости делали для Ильи Ильича университетские науки чем-то чужим, даже враждебным, насильно ворвавшимся в его мирную жизнь.

Если Обломов представлял из себя очень упорный и плохо поддающийся университетской обработке материал, то и тогдашний университет представлял из себя плохой аппарат для воспитания обломовской души. Хотя дореформенный университет и был всесословным, но он вовсе не был бессословным и обслуживал по преимуществу дворянскую молодежь, поскольку, конечно, он не был просто официальной школой правительственных чиновников.

То, что не было проникнуто казенным духом, было пропитано духом романтизма, отвечая порывам и стремлениям прогрессивной дворянской среды.

Философский, гражданский и эстетический романтизм-вот с чем прежде всего пришлось столкнуться пробуждающемуся к новой жизни обломовцу. Взращенный на совсем иной почве, чем Обломовка, романтизм многими сторонами должен был остаться вне понимания гончаровского героя. Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что герой этот чувствовал себя в университете так же, как посланные Петром в науку за границу дворянчики все ново, чуждо, многое привлекает, еще больше непонятно, многое усваивается и перенимается, хотя без понимания, поверхностно, приноровляясь к иному уровню.

Глава 3