Влияние постсимволизма на раннюю лирику Перелешина. Мастерство Перелешина складывалось не без влияния русского акмеиз¬ма, но это было, скорее всего, формальное влияние, касающиеся "построе¬ния" стиха, адамизм же Гумилева, как он сам признавался позднее, ему был чужд. Эту же мысль он высказывал и раньше в одном из писем, в котором, в частности, отмечал: "Начал я ученичеством у Гумилева, считал себя акмеи¬стом (но не "адамистом"), а с 1967 года, когда Мэри (Ю. В. Крузенштерн-Петерец) втолкнула меня обратно в литературу, стал постепенно отхо¬дить от чистого акмеизма.
Однако, в форме пошел даже дальше Гумилева.
Запретил себе неточные рифмы и прочие вольности. Из Иваска (или через не¬го от кого-то другого) воспринял учение о благозвучии: и как теперь легко стало писать "./6,c.149/ Для нас это откровение "позднего". Перелешина интересно еще и тем, что оно является откровенным свидетельством эстетического и формального "довления" одного из значимых нереалистических течений начала XX века над поэзией писателей, чье творчество начинало складываться в 30-40-е годы (независимо от политических взглядов и пребывания их в мет¬рополии или в зарубежье). Одним из таких писателей был глубоко чтимый Перелешиным А. П. Ладинский (1896-1961) - поэт-постакмеист, продолжаю¬щий в своем творчестве традиции петербургского "Цеха поэтов". Известно, какое влияние оказали футуризм и акмеизм на дальневосточную эмигрант¬скую поэзию, но высказывание Перелешина позволяет делать определенные выводы при анализе его произведений "китайского" периода творчества, со¬относя их с образной системой акмеизма и поэзии Н. Гумилева, как организа¬тора и теоретика этого течения.
Для Перелешина, вероятно, даже название его первого сборника этимологически восходило не к китайскому "Дао" - Путь (что может, и было бы естественно в окружении китайской культурной языковой среды), а к первой же книге стихов Гумилева "Путь конквистадоров", в свою очередь, как известно, созданную под влиянием творчества В. Я. Брюсова.
Здесь даже можно сравнить сонет Гумилёва «Я конквистадор…» С сонетом Перелешина «Двойник». Я римлянин и мой отчётлив шаг… /5,с.26/. Таким образом, в поле нашего зрения оказывается художественная система символизма.
Именно поэтому достаточно высокая оценка, данная первому поэтическому сборнику В. Перелешина, во многом относится к уже прошедшей испытание временем поэтике А. Блока. В. Брюсова, Н. Гумилева (позднее появятся другие любимые образцы). Это, конечно же, не значит, что сборник "В пути" в целом получился подражательным, что не раз случалось в истории поэзии.
Но то, что опыт автора, жизненный и творческий, навеян литературой и желанием "соответствовать", несомненно для самого доброго критика. Однако, очевидное влияние первого поэтического сборника Н.Гумилева, где главенствует образ «конквистадора в панцире железном», «шествующего над пропастями и безднами», трансформируется у Перелешина в иное чувство и мироощущение.
Лирический герой Перелешина находиться в вечном конфликте с самим собой и окружающим его миром. Словно полемизируя со своим учителем, Перелешин переносит акцент на отсутствие романтизма в серой и скучной жизни тех кто «таясь по кабинетам, под гнетом умных и тяжелых книг», пытается вымолить у прежней музы вдохновение. Лирический герой здесь так же выступает от имени целого поколения, остающихся лишь "кондотьерами" - наемниками у истинно живо¬го чувства.
Открывающее сборник стихотворение "Вечный Рим"(1932)/1,c.3-4/ можно считать данью уважения к гению А. Блока, но в то же время оно вполне само¬стоятельно в понимании одной из главных тем любого талантливого поэта - темы родины, России. Религиозный взгляд на судьбу России в лучших традициях русского символизма у Перелешина раскрывается через Противопоставление "растлен¬ной Москвы" и "богоборческого Петербурга" "вечному Риму", откуда Божья милость дышала "благодатью на Город и Мир" (за этими строчками словно бы читаются "Urbi et Orbi" В. Я. Брюсова). О, Россия, не имя ли Божье Отошло от растленной Москвы, Отошло от тебя в бездорожье По сугробам полей снеговых? И бесовским прославили хором Завыванья ботнических пург Без Исаакиевского собора Богоборческий Петербург.
Однако, эпически заявленная в самом начале сборника тема России, в дальнейшем не получает своего развития и звучит лишь опосредовано. Ведущими темами становятся творчество, философские размышления о любви, о при¬звании, о смысле бытия и Божественного промысла.
Неслучайно уже в этом сборнике ясно прослеживаются богоискательские мотивы, которые более четко определятся во втором сборнике "Добрый улей", подписанном кроме основного псевдонима еще одним "Монах Герман". Перелешин так напишет об этом и о дальнейших своих "духовных" исканиях: "Не случайно линия поисков соприкосновения с миром запредельным впервые зазвучала в моем первом значительном стихотворении "Вечный Рим", возникшем у меня, когда мне было девятнадцать лет. Остались эти поиски и на все последующие годы. Принимали они разные формы от почти совершенной догматической чистоты до богоборчества, от веры до неверия со всеми промежуточными этапами со¬мнений, скептицизма, уклона то в гностицизм, то в буддизм, от "Крестного Пути" до почти шутливого "Апокрифа". Важно, что философская и христиан¬ская проблематика всегда меня волновала и, если не избегать затасканного словоупотребления, вдохновляла". /1,c.17/ Вторая книга стихов Перелешина "Добрый улей", как уже отмеча¬лось, развивает темы и мотивы, намеченные в первом сборнике.
Творческий псевдоним "Монах Герман" лишь повторяет принятое Перелешиным церков¬ное имя Герман.
И здесь мы переходим к третьей части нашей работы. 3