Введение ГЛАВА ПЕРВАЯ. Дилогия П.И. Мельникова “В лесах” и “На горах” - в золотом фонде русской национальной культуры §1. Очерк жизни и творчества П.И. Мельникова §2. История создания дилогии §3. Основные герои романов “В лесах” и “На горах” П.И. Мельникова §4. Дилогия П.И. Мельникова в контексте русской литературы второй половины XIX века §5. П.И. Мельников в оценке русской критики ГЛАВА ВТОРАЯ. Языковые особенности дилогии П.И. Мельникова “В лесах” и “На горах” §1. Выразительные средства языка §2. Фольклорные мотивы в дилогии 1. Истоки фольклорности в творчестве П.И. Мельникова 2. Фольклорность языка дилогии §3. Лексические особенности дилогии Заключение ПРИЛОЖЕНИЯ Приложение 1. Таблица Приложение 2. Петров день в Заволжье (инсценировка старинного обряда по роману П.И. Мельникова “В лесах”) Приложение 3. Кроссворд по дилогии П.И. Мельникова “В лесах” и “На горах” Список использованной литературы Раскольников скиты заповедные, Патриархальность мирных их семей, Обряды их; вдоль Волги вековые Леса и ширь синеющих степей, Затворниц юных песни хоровые И их любовь в тиши монастырей… А. Измайлов.
Введение Вклад П.И. Мельникова (А. Печерского) в русскую литературу значителен.
Не много найдется писателей, которые до конца дней своих сохраняли такую тесную связь с провинцией и служили делу изучения народной жизни и народного языка.
Созданные им произведения сыграли важную роль в литературе XIX века и до настоящего времени сохраняют как литературную, так и историческую значимость. П.И. Мельников являлся представителем этнографической школы, что, несомненно, сказывалось на языковой личности писателя.Талантливое использование всех богатств родного языка, а также творческое обогащение и расширение его за счет использования элементов народной речи, создание ярких и выразительных образов, имеющих, как правило, фольклорную основу все это характерно для творческой манеры писателя. К сожалению, произведениям П.И. Мельникова не уделяется должного внимания ни в школьных, ни в вузовских курсах литератур.
Их особенности в области языка недостаточно определены и изучены, хотя эта проблема не раз привлекала внимание исследователей.Работы А. Зморовича, П. Усова, А. Скабичевского, С. Венгерова, А. Богдановича, А. Измайлова, Л. Аннинского и других литературоведов способствовали более глубокому изучению языковой личности писателя.
Целью данной работы является характеристика языковых особенностей дилогии П.И. Мельникова “В лесах” и “На горах”. Актуальность дипломной работы определяется стремлением современного общества к возрождению русской национальной культуры, что невозможно без тщательного изучения творчества таких писателей, как П.И. Мельников. Не случайно его дилогия “В лесах” и “На горах” – в золотом фонде русской национальной культуры.В качестве источников работы использовались: текст дилогии, биографические очерки писателя, фрагменты переписки автора, литературоведческие работы.
Основным методом работы является описательно-аналитический, предполагающий наблюдение над языковыми факторами их описание.Структура работы : введение, две главы (“Дилогия П.И. Мельникова “В лесах” и “На горах” - в золотом фонде русской национальной культуры”, “Языковые особенности дилогии П.И. Мельникова “В лесах” и “На горах”), заключение и приложение. ГЛАВА ПЕРВАЯ Дилогия П.И. Мельникова “В лесах” и “На горах” - в золотом фонде русской национальной культуры § 1. Очерк жизни и творчества Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропреходящими: рассказ, повесть, роман, поэма, лирическое стихотворение — словом, все, что написано настоящим художником, поначалу приковывает наше внимание своей жизненной непосредственностью: вымышленные герои живут в нашем воображении, мы судим об их поступках и мыслях, грустим и радуемся, сочувствуем и негодуем.
Но вот перевернута последняя страница книги, мы возвращаемся к повседневным нашим делам и заботам; но люди и события, о которых мы узнали при чтении, не перестают волновать нас. Вспоминать о полюбившихся образах — это едва ли не самое прекрасное в нашем общении с миром литературы.
И не только потому, что тут мы заново переживаем первые впечатления; с этими воспоминаниями наступает черед неторопливых раздумий обо всем, что образует коренные основы нашего бытия в мире — о смысле и тайнах человеческих отношений, о бесконечном многообразии жизни, о вечном ее обновлении, о силе зла, о неисчерпаемости и нетленности прекрасного на земле При этом рано или поздно, так или иначе, но неизбежно возникает мысль о писателе, который своим искусством возвысил наши чувства и обогатил наш разум.
Естественнее всего, конечно, искать его черты в том, что он создал, то есть в его произведениях.Ведь в конце концов, как и о всяком человеке, о писателе судят по его делам, а слова поэта, говорил Пушкин,— это и есть его дело. Однако очень часто личность писателя по разным причинам запечатлевается в его творчестве в таких сложных, а иногда, кажется, даже в преднамеренно завуалированных формах, что бывает чрезвычайно трудно более или менее отчетливо представить себе ее конкретные очертания.
И в этих случаях просто необходимо заглянуть за страницы книги и узнать, какова была жизнь писателя, потому что только в ней можно найти источники всех тех качеств, которые удивляют, радуют, озадачивают, а порою и огорчают нас в его произведениях.
Открывая первые страницы какого-либо издания Павла Ивановича Мельникова, мы видим репродукцию его портрета, который был написан художником И.Н. Крамским по заказу Третьякова.На нас смотрит “человек с чисто-русскими, широкими, крупными чертами лица, лишенный красоты в прямом ее понимании, но одухотворенный красотой умных, прекрасных глаз, внимательно всматривающихся из - под слегка взброшенных бровей, как бывает у “бывалых”, “ce6е на уме” купцов.
Русская борода широко опушила все лицо и, скрывая черты рта и подбородка, как бы оттенила большой и благородный лоб. И на всем этом — на складках губ, на этом высоком лбе,— природа положила печать высокой интеллигентности и в то же время чего-то типично-русского, какого-то добродушного юмора, живой и беззлобной усмешки, которая вот-вот слегка поведет губу под густым усом и пробежит мгновенным огоньком в этих умных, чутких, хоть и немолодых глазах ” [Измайлов, 1909, с. 2]. Читая произведения Мельникова, мы не можем не удивляться широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.
Он представляется нам человеком незаурядного ума и богатейшего жизненного опыта. И не удивительно, что в наших глазах сам писатель становится героем в подлинном смысле этого слова.Потому-то мы и хотели бы знать о нем как можно больше. Павел Иванович Мельников родился 25 октября 1818 года (старого стиля) в Нижнем Новгороде в семье офицера местного гарнизона Ивана Ивановича Мельникова (1788-1837). Отец писателя принадлежал к старинному, но обедневшему дворянскому роду. Род Мельникова возник, по преданию, на Дону; Мельников гордился “чисто русской кровью” и знал предков “до времен запорожской вольницы” [Шешунова, 1994, c. 578]. Из статской службы Иван Иванович перешел в земское войско, а оттуда в 1813 году — в действующую армию (офицер Великолуцкого полка), в составе которой участвовал в заграничном походе 1813—1814 годов.
После окончания войны он был переведен в нижегородский гарнизон.
Женившись и получив за женой небольшое именье, Иван Иванович вскоре после рождения первенца (будущего писателя) вышел в отставку и определился служить по дворянским выборам — сперва в небольшом городке Нижегородской губернии Лукоянове, а позднее — в Семенове—одном из уездных городов, того самого нижегородского Заволжья, где происходит действие крупнейших произведений Мельникова-Печерского — “В лесах” и “На горах”. Мать, Анна Павловна (1790-1835) – дочь надворного советника П.П. Сергеева (в честь него был назван Мельников), избиравшегося 36 лет подряд исправником Нижнего Новгорода, но, вопреки обычаю, ничего не нажившего на этом посту; “ образовал себя чтением” и собрал большую библиотеку.
Умирая, Сергеев завещал внукам читать “Деяния Петра Великого” и чтить его, что побудило Мельникова с ранних лет полюбить историю [Шешунова, 1994, c. 578]. В доме Мельниковых была обстановка, характерная для малосостоятельных дворянских семей. Тут не было ни гувернеров, ни учителей, получающих большое содержание.
Будущий писатель рос в окружении людей из народа, с самого раннего детства незаметно привыкая к народной речи, узнавая народные обычаи и нравы. Воспитанием и первоначальным обучением детей занималась мать писателя — Анна Павловна.В молодости она получила скудное образование, но потом много и с увлечением читала и эту свою страсть передала старшему сыну. Павел Иванович был первенцем, имел двух братьев (оба офицеры; Николай в 1844 году убит на Кавказе, Федор дослужился до полковника и умер в 60-х годах в Брянске) и двух сестер (Надежда и Анна). Детские годы провел в “лесном городке” Семенове, окруженном старообрядческими скитами, и “с ранних лет напитался впечатлениями той природы и того быта, которые впоследствии изобразил”. По мнению сына-биографа, Мельников рос в атмосфере “доверчивого патриотизма” [Мещеряков, 1977, с. 4]. Однако сам Мельников находил свое воспитание “чисто французским”: “мой гувернер … давал мне такие уроки, что это ужас. Когда я был 14 лет, я с жаром читал Вольтера, его sermon de cinguantes знал наизусть, песни Беранже были у меня в памяти; презрение ко всему русскому считал я обязанностью” [Мещеряков, 1977, с. 5]. В 1829 году Мельников был определен в нижегородскую мужскую гимназию.
Он учился в одну из самых мрачных эпох в жизни русского общества.
После восстания декабристов правящие круги России всеми средствами стремились подавить подлинное просвещение, которое коноводы реакции считали источником всякой крамолы.
С неуемной жестокостью правительство Николая I преследовало все, что заключало в себе хотя бы малейшие признаки живой мысли. В гимназическом преподавании насаждался схоластический шаблон и бессмысленная, отупляющая зубрежка; розга и карцер были главными средствами “воспитательного” воздействия. Нижегородская гимназия в этом смысле не составляла исключения.Учителя были “люты”, редко обходились без розог и площадных ругательств” [Еремин, 1976, с. 7]. Мельников в своих воспоминаниях рассказал весьма характерный для обстановки тех лет эпизод. Вместе с одноклассниками он решил устроить свой театр.
С увлечением разучивали они и декламировали популярные пьесы тогдашнего репертуара. Но об этих невинных занятиях учеников узнало учебное начальство. Наказание последовало немедленно.Драматическую труппу под присмотром солдат отправили к директору С ними расправились по тогдашнему обычаю довольно круто Из ребяческой шалости сумели раздуть страшную историю.
В городе рассказывали, будто одиннадцати- и двенадцатилетние мальчики, составили опасный заговор для ниспровержения существующего порядка. Для Мельникова увлечение театром имело еще и особое значение: тут впервые обнаружилась его художественная одаренность.В драматической труппе он был не только актером, но и автором. Мельников вспоминал добрым словом только одного гимназического учителя — словесника Александра Васильевича Савельева, пришедшего на смену учителю-рутинеру.
В отношениях Савельева с гимназистами-старшеклассниками не было той отпугивающей казенной непроницаемости, которая была свойственна большинству тогдашних преподавателей. В классе он читал Пушкина, Дельвига, Баратынского, давал своим ученикам произведения этих поэтов на дом [Еремин, 1976, с. 8]. В 1834 году Мельников поступил на словесный факультет Казанского университета.Мельников был студентом в ту пору, когда над университетами тяготел строжайший жандармский надзор, когда самые дикие расправы над студентами, заподозренными в склонности к вольнодумству, были будничным явлением.
Казанский университет в то время переживал своеобразную полосу своей истории. Ректором тогда был великий математик Н. И. Лобачевский. Не жалея сил, стремился он укрепить научный авторитет университета. С благоговением готовился Мельников переступить университетский порог.Однако в первый же день занятий его постигло глубокое разочарование: профессор читал свою лекцию, рассчитанную на зубрежку.
Но с детства приобретенная страсть к чтению еще в гимназии помогала ему хоть немного отдыхать от зубрежки и приучала к самодеятельности. Так для него творчество Пушкина было той школой, в которой начали вырабатываться художественные вкусы Мельникова; в этой школе началось и его гражданское самоопределение.В университете Мельников, как его пожизненные друзья В.П. Васильев, А.И. Артемьев и К.О. Александров-Дольник (впоследствии все трое востоковеды, Артемьев также статистик), увлекся Востоком: учил персидский, арабский и монгольский языки. В 1835 году переведен по бедности на казенный кошт. Мельников был одним из лучших студентов своего курса.
В 1837 году Мельников окончил университет со степенью кандидата; после стажировки за границей ему прочили место на кафедре славянских наречий.Произошло нечто такое, о чем и сам Мельников говорил неохотно и его биографы обыкновенно ограничивались неясными намеками. Известно только, что на одной из студенческих вечеринок Мельников вел себя, по мнению университетского начальства, получившего соответствующий донос, весьма предосудительно.
О характере “преступления” можно судить по тому, какое последовало наказание: заграничная поездка была отменена, а “преступник” в сопровождении солдата отправлен в захолустный Шадринск.Правда, по дороге к месту своего назначения он получил новое “милостивое” распоряжение, согласно которому он назначался старшим учителем в пермской гимназии.
Но Мельников превосходно понимал, что и эта “милость” была все-таки ссылкой. [Шешунова, 1994, с. 578]. Весной 1839 года ему удалось выхлопотать разрешение переехать в родной Нижний Новгород. Здесь он был назначен на должность старшего учителя гимназии.Учительствовал Мельников сравнительно недолго (1839-1846). На первых порах он с юношеским увлечением стремился ввести в преподавание подлинную научность; в своих отношениях с учащимися он хотел следовать наиболее прогрессивным педагогическим идеям того времени и увлекал тех немногих, кто сам стремился к знаниям (в их числе – К.Н. Бестужев-Рюмин, с которым Мельников всю жизнь сохранял добрые отношения). Но в этих своих стремлениях он оказался одиноким. Тогдашние гимназические преподаватели большей частью были людьми малообразованными и равнодушными. “В гимназии вспоминал позднее Мельников то есть в обществе учителей, я был почти лишним человеком.
В это время директор, инспектор и многие учителя были из семинаристов старого покроя, несносные в классе, дравшие и бившие учеников нещадно (каждую субботу была “недельная расправа”, и много розог изводилось) и низкопоклонничавшие не только перед высшими чинами губернской администрации, но и перед советниками” то есть перед мелкой чиновничьей сошкой.
Но взаимная неприязнь между Мельниковым и его сослуживцами обусловливалась не только различием в педагогических взглядах и приемах.Большинство преподавателей гимназии в своих литературных вкусах и политических убеждениях было крайне реакционно. “Пушкин, по их мнению,— писал Мельников,— пустомеля, не имеющий изящного вкуса, и притом вольнодумец, Лермонтов — мальчишка, которому необходимы розги. Гоголь — сальный марака, а Белинский — сумасшедший человек, который сам не знает, что пишет” [Еремин, 1976, с. 7-8]. В годы учительства Мельников был библиотекарем гимназии, правителем дел Нижегородского статистического комитета, членом тюремного комитета, преподавал историю в училище для детей канцелярии.
Первая публикация – “Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь”, девять очерков по истории и экономике края от Саратовской пустыни до Перми. В Нижнем Новгороде Павел Иванович сблизился с В.И. Далем и архиепископом Иаковом – знатоком раскола.
Занимался по преимуществу методическим изучением истории, статистики и археологии, разбором архивов, которых до него никто не касался; начал ряд исторических трудов, ни один из них не закончил: “История Владимиро-Суздальского княжества” (отрывок — “Отечественные записки”, 1840, № 7), “Империя и варвары” (отрывок, “Литературная газета”, 1840, № 61), “Персия при Сасанидах” (отрывок, “Литературная газета”, 1840, № 103); переводил Краледворскую рукопись и чешскую грамматику.
В 1839 на славянофильской почве подружился с графом Д. Н. Толстым (в то время директором Нижегородской ярмарки), который разделял интерес Мельникова к расколу и учил его польскому языку (Мельников перевел стихотворение А. Мицкевича “Великий художник” — “Литературная газета”, 1840, 10 июля) [Шешунова, 1994, с. 578]. В 1839 году в Петербурге начал выходить обновленный журнал “Отечественные записки”, издатели которого — А. А. Краевский и В. Ф. Одоевский — не уставали напоминать о своей былой близости к Пушкину и о своей решимости бороться против Булгарина и его союзников — Н. И. Греча, состоявшего так же, как и Булгарин, в связи с тайной полицией, и О. И. Сенковского — ловкого, но беспринципного журналиста и критика, редактировавшего тогда самый распространенный журнал — “Библиотека для чтения”. Именно в “Отечественных записках” Мельников и напечатал в 1839 году свое первое произведение — “Дорожные записки”. Он сотрудничал в “Отечественных записках” вплоть до 1844 года, то есть как раз в те годы, когда этот журнал под руководством Белинского стал трибуной революционной мысли.
Литературные взгляды Мельникова формировались в переходный период от романтизма к реализму.
Это оказало определенное влияние на замысел первого крупного беллетристического произведения Мельникова — его романа “Торин”, который состоял из пяти очерков и рассказов: “Звезда Троеславля”, “Новый исправник”, “Ивановская красавица”, “Заочная любовь” и “Он ли это?”. В этих рассказах описана провинциальная жизнь в губернских городах, а в эпилоге — жизнь в деревне.
Все рассказы рисуют сатирическую картину нравов и выдают “невыносимое” подражание Н. В. Гоголю [Аннинский, 1988, с. 198]. Вскоре Павел Иванович писал брату: “Никогда не прощу себе, что я напечатал такую гадость” [Шешунова, 1994, с. 579], однако в1858 использовал некоторые сюжетные элементы этой публикации в рассказе “Именинный пирог” (“Русский вестник”, № 2). Работая над “Ториным”, писатель боялся “первым опытом сделать промах” и, убедившись в неудаче, на 12 лет оставил беллетристику, сосредоточившись на служебной карьере [Шешунова, 1994, с. 580]. С 1841 Мельников — корреспондент Археологической комиссии; в 1843 произвел изыскания о потомстве К. Минина и впервые обнаружил его полное имя. С 1846 член Русского географического общества, с 1847 член-корреспондент Общества сельского хозяйства.
В 1845 Мельников по приглашению Нижегородского губернатора князя М. А. Урусова принял редакцию неофициальной части “Нижегородских губернских ведомостей, где проработал до 1850 года. Среди сотрудников были: М. В. Авдеев и В. А. Соллогуб, однако, по признанию писателя первые девять месяцев — от “первого слова до последнего”, а далее “две трети газеты были им писаны ”. В основном это были исторические и этнографические очерки краеведческого характера, которые Мельников не подписывал (о Нижнем Новгороде в “смутное время”, о Нижегородской ярмарке и тому подобное) [Шешунова, 1994, с. 580]. Под статьей “Концерты на Нижегородском театре” (1850, № 17) впервые появился придуманный В. И. Далем псевдоним “Печерский”, так как Павел Иванович жил на Печерской улице.
В 1847 М. с успехом читал бесплатные лекции по истории.
По воспоминаниям современников, умел “сильно действовать на слушателей” (от предводителя дворянства до семинаристов) и возбудить в них “сочувствие к истории края”, которое старался сделать достоянием общественного сознания [Мещеряков, 1977, с. 8]. С 1841 по 1848 годы был женат на дочери арзамасского помещика Лидии Николаевне Белокопытовой.
Все 7 детей от этого брака умерли во младенчестве, затем последовала и смерть болезненной жены, годами не покидавшей комнаты.В годы вдовства Мельников “считался блестящим кавалером”, но с репутацией “не вполне безукоризненной” из-за “клубных похождений” [Шешунова, 1994, с. 580]. Поэтому, когда Павел Иванович на маскараде, в костюме восточного мага, посватался к шестнадцатилетней красавице Елене Андреевне Рубинской (сироте, воспитанной прадедом-немцем в лютеранском духе), в городе поднялась “целая буря”. Невесту отправили в монастырь, где подвергли длительным увещаниям, не поколебавшим, однако, ее решимости выйти за Мельникова.
В 1852 писатель писал ей: “Я честолюбив, но брошу в грязь всевозможную почесть и славу; я горд, но готов поклониться негодяю, если б от этого зависело наше соединение” [Шешунова, 1994, с. 580]. В 1853 отец Н. А. Добролюбова обвенчал Рубинскую с Мельниковым в ее нижегородском имении Ляхово.
Шаферами были, со слов Елены Андреевны, “граф Соллогуб и Аксаков” [Шешунова, 1994, с. 580]. От этого брака было три сына: старший, Андрей — археолог, этнограф, биограф Мельникова и три дочери.Мать внушала детям “безграничное благоговение к отцу и его делу”, которое испытывала сама, и была “невидимым рычагом” и нравственной опорой писателя.
Он так же горячо любил жену и делился с ней всеми мыслями [Шешунова, 1994, с. 580]. Известно, что склонность к художественному творчеству у Мельникова обнаружилась довольно рано. Однако с детских лет с ней соперничал глубокий его интерес к истории. Будучи учителем нижегородской гимназии, Мельников начал изучение истории своего родного города.Он много работал в местных архивах, и это вскоре принесло ему известность в ученых кругах Петербурга и Москвы.
Эти историко-краеведческие занятия и возбудили его интерес к “расколу”, поскольку в Нижегородской губернии старообрядцы составляли тогда весьма значительную и в известной степени влиятельную часть населения.Первые шаги в изучении “раскола”, как очень важного и своеобразного явления русской жизни, в значительной степени облегчались для Мельникова тем, что он многое в нравах и обычаях старообрядцев знал еще с детских лет.