Паустовский К.Г. Коротко о себе

Паустовский К.Г. Коротко о себе Родился я в 1892 году в Москве, вГранатном переулке, в семье жедезнодорожного статистика. Отец мой, несмотря на профессию,требовавшую трезвого взгляда на вещи, был неисправимым мечтателем. Он невыносил никаких тягостей и забот. Очевидно, из-за этих своих свойств отец долгоне уживался на одном месте. После Москвы он служил в Пскове, в Вильнои, наконец, более или менее прочно осел в Киеве, на Юго-Западной железнойдороге.Моя мать - дочь служащего на сахарномзаводе - была женщиной властной и неласковой.

Всю жизнь она держалась твердыхвзглядов , сводившихся преимущественно к задачам воспитания детей. Неласковость ее была напускная. Мать былаубеждена, что только при строгом и суровом обращении с детьми можно выраститьиз них что-нибудь путное . Семья наша была большая и разнообразная,склонная к занятиям искусством. В семье много пели, играли на рояле,благоговейно любили театр. До сих пор я хожу в театр, как на праздник.Учился я в Киеве, в классической гимназии.Нашему выпуску повезло у нас были хорошие учителя так называемых гуманитарныхнаук - русской словесности, истории и психологии.

Литературу мы знали и любилии, конечно, больше времени тратили на чтение книг, нежели на приготовлениеуроков. Лучшим временем - порой безудержныхмечтаний, увлечений и бессонных ночей - была киевская весна, ослепительная инежная весна Украины.Она тонула в росистой сирени, в чуть липкой первой зеленикиевских садов, в запахе тополе и розовых свечах старых каштанов.

В такие весны нельзя было не влюбляться вгимназисток с тяжелыми косами и не писать стихов. И я писал их без всякогоудержу, по два-три стихотворения в день. В нашей семье, по тогдашнему временисчитавшейся передовой и либеральной, много говорили о народе, но подразумевалипод ним преимущественно крестьян. О рабочих, о пролетариате говорили редко.Вто время при слове пролетариат я представлял себе огромные и дымные заводы -Путиловский, Обуховский и Ижорский как будто весь русский рабочий класс былсобран только в Петербурге и именно на этих заводах.

Когда я был в шестом классе, семья нашараспалась, и с тех пор я сам должен был зарабатывать себе на жизнь и ученье. Перебивался я довольно тяжелым трудом, такназываемым репетиторством.В последнем классе гимназии я написалпервый рассказ и напечатал его в киевском литературном журнале Огни . Этобыло, насколько я помню, в 1911 году. С тех пор решение стать писателемзавладело мной так крепко, что я начал подчинять свою жизнь этой единственнойцели.

В 1912 году я окончил гимназию, два годапробыл в Киевском университете и работал и зиму и лето все тем же репетитором,вернее, домашним учителем. К тому времени я уже довольно многопоездил по стране у отца были бесплатные железнодорожные билеты . В 1914 году я перевелся в Московскийуниверситет и переехал в Москву. Началась первая мировая война. Меня какмладшего сына в семье в армию по тогдашним законам не взяли.Шла война, и невозможно было сидеть наскучноватых университетских лекциях. Я томился в унылой московской квартире ирвался наружу, в гущу жизни, о которой так мало знал. Я пристрастился в то время к московскимтрактирам.

Там за пять копеек можно было заказать пару чая и седеть весь деньв людском гомоне, звоне чашек и бряцающем грохоте машины - оркестриона. Трактиры были народными сборищами.Коготолько я там не встречал! Извозчиков, Юродивых, крестьян, рабочих, толстовцев,молочниц, цыган, белошвеек, ремесленников, студентов, проституток и бородатыхсолдат - ополченцев . Тогда у меня уже созрело решение оставитьна время писание туманных своих рассказов и уйти в жизнь . Я воспользовался первой же возможностьювырваться из скудного своего домашнего обихода и поступил вожатым на московскийтрамвай.

Поздней осенью 1914 года в Москве началиформировать несколько тыловых санитарных поездов. Я ушел с трамвая и поступилсанитаром на один из этих поездов. Мы брали раненых в Москве и развозили ихпо глубоким тыловым городам.Тогда я впервые узнал и всем сердцем и навсегдаполюбил среднюю полосу России с ее низким и, как тогда мне казалось,сиротливыми, но милыми небесами, с молочным дымком деревень, ленивымколокольным звоном, поземками и скрипом розвальней, мелколесьем и унавоженнымигородами - Ярославлем, Нижним Новгородом, Арзамасом, Тамбовом, Симбирском иСамарой.

Во время работы на санитарном поезде яслышал от раненых множество замечательных рассказов и разговоров по всяческимповодам.В 1915 году всю нашу студенческую командуперевели с тылового поезда на полевой.

Теперь мы брали раненых вблизи местабоев, в Польше и Галиции, и отвозили их в Гомель и Киев. Осенью 1915 года я перешел с поезда вполевой санитарный отряд и прошел с ним длинный путь отступления от Люблина вПольше до городка Несвижа в Белоруссии. В отряде из попавшегося мне засаленногообрывка газеты я узнал, что в один и тот же день были убиты на разных фронтахдва моих брата.Я остался у матери совершенно один, кроме полуслепой и больноймоей сестры.

Я вернулся к матери, но долго не смогвысидеть в Москве и снова начал свою скитальческую жизнь. Февральская революция застала меня вглухом городке Ефремове бывшей Тульской губернии. Я тотчас уехал в Москву, где уже шлишумные митинги на всех перекрестках, но главным образом около памятниковПушкину и Сковелеву.Я начал работать репортером в газетах, неспал и не ел, носился по митингам и впервые познакомился с двумя писателями -другом Чехова Гиляровским, и начинающим писателем - волгарем Яковлевым.

После Октябрьской революции и переездаСоветского правительства в Москву я часто бывал на заседаниях ЦИКа, несколькораз слышал Ленина, был свидетелем всех событий в Москве в то небывалое, молодоеи бурное время. Потом опять скитания по югу страны, сноваКиев, служба в Красной Армии в караульном полку, бои со всякими отпетымиатаманами. Из Киева я уехал в Одессу, начал работатьтам в газете Моряк - пожалуй, самой оригинальной из всех тогдашних советскихгазет.Она печаталась на обороте разноцветных листов от чайных бандеролей.

В Одессе я впервые попал в среду молодыхписателей. Среди сотрудников Моряка были Катаев, Ильф, Багрицкий, Шенгели, ЛевСлавин, Бабель, Андрей Соболь, Семен Кирсанов и даже престарелый писательЮшкевич. В Одессе я жил у самого моря, и многописал, но еще не печатался, считая, что еще не добился умения овладевать любымматериалом и жанром.Вскоре мною снова овладела муза дальнихстранствий . Я уехал из Одессы, жил в Сухуме, в Батуми, в Тбилиси, был вЭривани, Баку и Джульфе, пока, наконец, не вернулся в Москву.

Несколько лет я работал в Москвередактором РОСТа и уже начал время от времени печататься. Первой моей книгой был сборник рассказов Встречные корабли . Почти каждая моя книга - это поездка. Или,вернее, каждая поездка - это книга.После поездки в Поти я написал Колхиду ,после изучения берегов Черноморья - Черное море , после жизни в Карелии и вПетрозаводске - Судьбу Шарля Лонсевиля и Озерный фронт . Во время Великой Отечественной войны я былвоенным корреспондентом на Южном фронте и тоже изъездил множество мест. У каждого писателя своя манера жить иписать.

Что касается меня, то для плодотворной работы мне нужно две вещи поездки по стране и сосредоточенность.В послевоенные годы я много ездил поЗападу был в Польше, Чехословакии, Болгарии, Турции, Италии - жил на островеКапри, в Турине, Риме, в Париже и на юге Франции - в Авиньоне и Арле. Был вАнглии, Бельгии - в Брюсселе и Остенде Голландии, Швеции и мимоходом еще вдругих странах.