Реферат Курсовая Конспект
С. С. Гагарин. Несчастный случай - раздел Литература, Военные Приключения ...
|
ВОЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
сборник под общим названием «Три лица Януса»
СТАНИСЛАВ СЕМЕНОВИЧ ГАГАРИН
БРЕМЯ ОБВИНЕНИЯ
ДВЕРЬ ОСТАЛАСЬ ОТКРЫТОЙ...
Был конец августа, время, когда в Поморск приходили теплые ясные дни, которыми здешний климат редко баловал. В половине шестого вечера в подъезд дома, в котором жил диспетчер Поморского торгового порта Василий Подпасков, вошла молодая, хорошо одетая, привлекательная женщина.
Ровно через четверть часа к подъезду подкатило такси. Нетерпеливый пассажир на ходу раскрыл дверцу, и машина еще не застопорила ход, а он уже стоял на ступенях, мгновение помедлил, поглядев по сторонам, и тут же исчез в дверях.
Минут через пять входная дверь неожиданно распахнулась, из подъезда выбежала та же молодая женщина и стремглав бросилась по улице, но, заметив удивленные взгляды редких на этой тихой улице прохожих, она заставила себя сменить безудержный бег на быстрые шаги.
Вскоре из дома вышел человек, приехавший на такси. Глубоко засунув руки в карманы плаща, он постоял в нерешительности у подъезда, словно раздумывая, куда пойти, затем повернулся и медленно побрел вдоль улицы.
Но был еще и третий. Он прошел в дом после того, как ушел мужчина в плаще.
Василий Подпасков еще третьего дня собирался прикрепить к входной двери цепочку и набить кусок кожи, чтоб дверь не открывалась самопроизвольно, когда она не заперта на ключ.
Но в тот день его задержали в порту неотложные дела, вернулся он поздно, стучать молотком на весь дом было неудобно.
На второй день Подпасков ждал жену старпома с теплохода «Уральские горы» Танечку Яковлеву – она покупала у него шубку. Тут уж было не до двери. А на третий... На третий день диспетчера Василия Подпаскова уже не было в живых.
Дверь осталась незамкнутой, ночью отошла. А около семи часов утра следующего дня сосед из верхней квартиры спускался по лестнице за молоком. Приоткрытая дверь насторожила его. Смерть, по-видимому, умеет каким-то особенным способом заявлять о своем присутствии. Сосед потоптался у порога, крикнул негромко, «Дверь-то открыта, эй!..» – и, не получив ответа, полный еще неясных, но явно дурных предчувствий, вошел в квартиру. За молоком сосед не пошел. Он плотно затворил за собой дверь, а когда она вновь отошла, заложил в притвор свернутый кусок газеты из пачки, лежавшей в прихожей. Затем спустился вниз к будке с телефоном-автоматом, по «02» сообщил о случившемся и остался у подъезда ждать милицию.
Через полчаса в квартире Подпаскова – впрочем, это была не его квартира, он снимал ее у хозяев, уехавших работать на остров Шпицберген, – уже работала оперативная группа.
Судебно-медицинский эксперт закончил обследование трупа, криминалисты успели уже зафиксировать положение трупа во всех ракурсах, осмотрели одежду. Судмедэксперт разрешил отправить труп в морг, обратился к Леденеву:
– Юрий Алексеевич, пролом затылочной части черепа, проникающее повреждение мозга осколками костей, смерть наступила мгновенно...
– Когда? – спросил Леденев.
– Часов десять – двенадцать назад.
– И чем?
Врач недоуменно глянул на него. Не в обычае майора торопиться – ведь не новичок, знает, что эксперт все разложит по полочкам, а после вскрытия и письменное заключение представит.
– Гм, часов десять – двенадцать назад этому человеку проломили череп твердым тупым предметом, довольно тяжелым и с гладкой поверхностью: мелких повреждений на коже черепа нет, соприкоснувшаяся с орудием убийства поверхность просто вдавлена. – Судмедэксперт замолчал и пожал плечами. – Диаметр пораженного участка составляет примерно пять сантиметров, форма округлая, – добавил он. – Большего пока, к сожалению, сказать не могу...
Ему показалось, будто Леденев и не слушает вовсе, и врач обиженно поджал губы. Юрий Алексеевич встрепенулся, обменялся взглядом с капитаном Кордой, тот кивнул, и майор развел руками:
– Извините, доктор... Я выслушал вас внимательно, большое спасибо. Учтем то, что вы сказали нам. Последний вопрос: в каком положении находился этот человек в момент убийства?
– Он стоял, и, поскольку удар нанесен в верхнюю часть черепа, можно предположить, что убийца высокого роста, по крайней мере, сантиметров на десять выше жертвы, а ведь и этот парень не из малорослых...
– Еще раз спасибо. Вы отправляетесь в морг?
– Да, буду потрошить там голубчика, авось найду еще что-нибудь занимательное для вас, – со свойственным некоторым медикам цинизмом сказал врач.
Он знал, что Леденев не любит такого тона, и это было его маленькой местью майору за пренебрежительный вид, с которым, как показалось эксперту, тот воспринял его медицинское заключение. Леденев не ответил, врач повернулся и вышел.
Обследование места происшествия продолжалось. На бутылке шампанского, что стояла на столе, были обнаружены отпечатки пальцев. Оказались они и на стенках двух бокалов, один из которых был не допит, на нем виднелись следы губной помады. Специалисты из научно-технического отдела тщательно фиксировали следы пальцев, переносили их на следокопировальную пленку и аккуратно упаковывали для доставки в лабораторию.
Обнаружили большое количество вещей иностранного производства: женские кофточки, нейлоновые сорочки, гибралтарские ковры, шубы из синтетического меха. В карманах куртки-пальто – она висела в шкафу – оказалась крупная сумма советских денег, сто двадцать пять английских фунтов и две сотни долларов.
Один из сотрудников, прибывших с Леденевым, уже писал протокол осмотра места происшествия, начав, как обычно, с даты, должности, повода к осмотру, характера происшествия, фамилий участников и т. д.
– Любопытная находка, – проговорил Алексей Николаевич Корда, подходя к Леденеву с картонной коробкой в руках.
Майор открыл коробку и увидел, что она доверчу наполнена мужскими париками. Здесь были волосы блондина, шатена, брюнета и самых разных промежуточных оттенков. Леденев приподнял разноцветную кучу волос и обнаружил на дне коробки набор очков.
– Да, – сказал он, – с таким реквизитом можно менять обличье по десятку раз в день...
– Осмотрю двор, – сказал Корда Леденеву.
– Попробуй, – откликнулся тот.
Капитан вышел, а Юрий Алексеевич принялся перебирать на столе стопку специальной литературы.
Здесь были учебники по грузовому делу, пособия по организации диспетчерской службы, внушительная монография «Морские карты», наставления, инструкции, сборник материалов по технике безопасности. Майор внимательно просмотрел все это, и вдруг руки его дрогнули: перед ним были «Правила обслуживания корпуса судна».
Леденев помедлил, унимая волнение, и раскрыл брошюру, заранее настраивая себя на неудачу.
Так оно и было. Страницы 23-я и 24-я оказались на месте.
И все-таки интуиция подсказывала Юрию Алексеевичу, что ниточку он почти ухватил, что смерть Подпаскова каким-то образом связана с недавними событиями в Палтусовой губе.
– Товарищи, – обратился майор, – никто из вас не видел здесь коробки с противоветровыми спичками?
Домой Юрий Алексеевич возвращался поздно – задержался у полковника Бирюкова, где подробно изложил содержание проведенных им следственных действий. Самым существенным, пожалуй, было то, что в коробке противоветровых спичек не хватало ровно пяти штук. Спички были похожи на обнаруженные у Палтусовой губы. А когда капитан Корда совершенно случайно заглянул за дверь котельной, он нашел круглый медный шар. В него ввинчивалась ручка с ребристой поверхностью, другой конец ручки тоже имел резьбу, что позволяло предполагать наличие второго такого шара, словом, это была самодельная гантель весом шесть килограммов, без второго шара. Она и послужила орудием убийства, на поверхности шара эксперты нашли следы человеческой кожи и волос. Это было уже что-то, но тем не менее не отвечало на вопрос: кто убил и почему?
Шел уже десятый час вечера, когда Леденев в дурном расположении духа возвращался домой. Вечером это время можно было назвать лишь относительно, так как солнце лишь подтянулось ближе к горизонту и продолжало заливать светом разбросанные по сопкам и берегу залива разноцветные дома Поморска.
Леденев открыл дверь своим ключом, чтоб не беспокоить жену. Но Вера Васильевна обычно слышала, как входил Юрий Алексеевич, и спешила в переднюю. На этот раз никто Юрия Алексеевича не встретил, и он решил, что жены нет дома, разулся и прошел в комнату. Тут-то он увидел Танечку Яковлеву, с опущенной головой, лицо закрыто ладонями, и жену. Она смотрела на соседку, и в глазах ее были и страх, и жалость, и сомнение.
На звук открываемой двери Вера Васильевна обернулась, увидела мужа.
– Юра, – сказала она, – наконец-то...
Таня встала, отняла руки от заплаканного лица и вновь закрылась. Плечи ее вздрагивали.
– В чем дело? – спросил Леденев. – Случилось что?
Вера Васильевна подошла к нему и, взяв за лацкан пиджака, подвела к жене старпома.
– Вот, – сказала Вера Васильевна, – она тебе расскажет сама. Говори, Таня, все говори, не бойся...
И Таня, плача, заикаясь, бессвязно повторяя отдельные фразы, начала рассказывать.
...Позавчера она условилась с диспетчером торгового порта Подпасковым прийти к нему на квартиру, чтобы взглянуть на заграничную шубу. Ее она хотела приобрести у диспетчера для учительницы, своей подруги по школе.
...Подпасков встретил ее весьма любезно, он вообще: слыл человеком в высшей степени обходительным. Показав шубу и назначив цену, диспетчер достал бутылку шампанского и предложил обмыть сделку. Яковлева заколебалась было, но потом решила, что ничего предосудительного в этом не будет.
Она выпила половину бокала, когда в прихожей раздался мелодичный звонок. Звонок у диспетчера Подпаскова был музыкальный. Хозяин недовольно поморщился, встал из-за стола и вышел. Было слышно, как он открывает дверь. И в ту же минуту он вдруг вновь оказался в комнате, а из прихожей надвигалась на него огромная фигура Валерия Николаевича Яковлева.
Таня никогда не видела мужа таким разъяренным. Старпом страшно глянул на нее – у женщины будто оборвалось внутри, она съежилась и похолодела.
– Иди домой! – вскричал Валерий Николаевич.
Едва не теряя сознания, Таня выскользнула из комнаты, скатилась по лестнице и: бросилась по улице стремглав. Как добралась домой, Таня не помнит. Весь вечер она просидела дома, в страхе ожидая мужа, но он не пришел. Наступила ночь. Ее Таня провела без сна. Но Валерий Николаевич так и не пришел. Утром Таня набралась духу и позвонила в порт, на «Уральские горы». Но на судне ничего о старпоме не знали. Кажется, сказали ей, он в пароходстве по каким-то судовым делам.
А днем она узнала о том, что диспетчер Подпасков убит... Таню охватил ужас. Она поняла, что после ее бегства из квартиры диспетчера там произошло нечто страшное, и Таня чувствовала свою косвенную вину во всем случившемся.
«Что делать?» – спрашивала она себя и не могла найти ответа. Вконец запутавшаяся женщина, раздавленная свалившимися на нее событиями, вспомнила о Вере Васильевне...
И вот обе женщины ждали Юрия Алексеевича, надеясь на его совет и помощь...
– Значит, вы не видели его больше? – спросил Леденев.
– Нет, не видела, – сказала Таня. – Где он? Что с ним сейчас?
– Это я и хотел бы знать... Скажите, Таня, Валерий Николаевич очень ревнив? Я хочу спросить: были ли подобные сцены в вашей жизни?
– Вообще-то, он порой ревновал меня, – ответила Таня. – Но до сцен не доходило. Валерий знал, что оснований для ревности у него нет.
– Что вы делали в тот момент, когда вошел ваш муж? Постарайтесь припомнить все мелочи.
Таня задумалась, поморщила лоб.
– Я сидела за столом... И пила шампанское... Ну, успела сделать глоток...
– Вы поставили бокал снова на стол?
– Подождите... не помню...
– Понятно, – сказал Леденев. – Извините, мне нужно позвонить.
Он вышел в комнату, где стоял телефон, плотно притворил дверь. Таня снова заплакала, и Вера Васильевна принялась успокаивать ее. Вернувшийся Леденев минуту помолчал и затем произнес, стараясь говорить помягче:
– Вам придется поехать сейчас со мной, Татьяна Андреевна. Сейчас подойдет машина.
– Вы... вы хотите... хотите арестовать меня? – пролепетала Яковлева.
Она смотрела на Леденена широко раскрытыми глазами. Вера Васильевна сделала шаг по направлению к мужу и хотела что-то сказать, но Юрий Алексеевич успокаивающим жестом остановил ее.
– Что вы, Татьяна Андреевна! – возразил он. – Просто необходимо уточнить кое-какие детали, и сделать это нужно в официальной обстановке. То, что вы рассказали мне, весьма важно. Поймите, вы можете очень помочь нам. Будьте мужественной, Таня!
– Дактилоскопическая экспертиза подтвердила идентичность отпечатков на бокале с отпечатками пальцев Яковлевой. Следовательно, мы можем доверять ее рассказу, товарищ полковник.
– Конечно, Какой резон этой женщине придумывать историю, которая, между прочим, отнюдь не возвышает ее. Кстати, вы ее отправили домой, Юрий Алексеевич?
– Отправил. Только не домой, а к себе. Татьяна Яковлева дружит с моей женой. Пусть побудет с нею. Жену я предупредил... А мне, видать, до утра не выбраться.
– Это точно, майор, не выбраться... Группа собралась?
– Все в сборе.
– Ну так давай всех сюда. Проведем оперативное совещание. Да, вот еще что. Необходимо выставить пост наблюдения за квартирой Яковлева. А лучше устроить засаду прямо на квартире. Возможно, старпом появится дома. Посылай туда людей, Юрий Алексеевич, с ордером на арест Яковлева. А товарищи из группы пусть заходят.
Сотрудники один за другим входили в кабинет полковника Бирюкова.
– Товарищи, – сказал Василий Пименович, – выяснились обстоятельства, которые не позволяют нам ждать утра. Майор Леденев доложит сейчас обо всем, затем пусть каждый выскажет свои соображения.
Когда Юрий Алексеевич ознакомил собравшихся с показаниями Татьяны Андреевны Яковлевой и добавил, что экспертиза установила идентичность отпечатков пальцев, сотрудники стали задавать вопросы.
– Что он за человек, этот старпом? – спросил капитан Корда.
– Мой сосед, – ответил Леденев. – Человек не очень общительный. Хороший капитан. На «Уральские горы» пошел с понижением, но по собственному желанию, это мы уже уточнили.
– Мотив? – спросил кто-то.
– Хотел почаще бывать дома... И жена настояла, – ответил Леденев.
– Эту причину легко выдвинуть как прикрытие, – возразил капитан Корда. – А подоплека могла быть и иной... Скажем, регулярное сообщение с иностранным портом.
– Хорошо, принимается к сведению, – сказал полковник Бирюков. – Но мы уже стали высказываться. Тогда обменяемся сложившимися у присутствующих мнениями. Начнем с тебя, Юрий Алексеевич.
– Показания Яковлевой и факт исчезновения старпома, – начал Леденев, – дают нам все основания для задержания последнего в качестве подозреваемого в убийстве диспетчера Подпаскова. Мотивы убийства? Возможно, старпома известили о визите его жены к Подпаскову, присовокупив при этом такие «подробности», которые привели к приступу бешеной ревности и последующему убийству. В этом случае мы имеем рядовое преступление, которое пойдет по разряду бытовых.
– Нужно задержать старпома «Уральских гор», – сказал Бирюков. – Отправляйте, Юрий Алексеевич, людей к нему на квартиру. Объявите розыск Яковлева по городу. Размножьте немедленно фотографию старпома. Пусть особенно внимательно смотрят на вокзале, в аэропорту, на автобусной станции. Действуйте без промедления, времени у нас нет.
Обыск в каюте старшего помощника капитана теплохода «Уральские горы» полковник Бирюков приказал произвести капитану Корде.
Когда Корда вышел, чтобы во главе оперативной группы отправиться в порт, Бирюков подошел к Леденеву и положил руку ему на плечо.
– Недоумеваешь, поди, майор? – сказал он. – Почему, мол, отставил меня полковник?.. Тут, Юрий Алексеевич, соображеньице есть в отношении тебя, а исходя из существа некоторых намерений моих, нельзя тебе и носа казать на «Уральские горы». Понял?
В эту ночь на теплоходе «Уральские горы» вахту нес третий штурман. Он объяснил капитану Корде, что старпома Яковлева не видел в течение всего дня, а на вахту заступил утром, в восемь ноль-ноль, с подъемом флага.
Штурман был из молодых выпускников Поморской высшей мореходки, к визитам людей профессии Корды, да еще в сопровождении целой свиты сотрудников, не привык и очень смущался. И уж совсем растерялся, когда Алексей Николаевич предъявил ему ордер на обыск. Обследование такого судна, как «Уральские горы», – дело нелегкое. Люди Корды уже устали, когда он понял, что Яковлева на теплоходе нет, и решил приступить к обыску старпомовской каюты, у дверей которой с самого начала была выставлена охрана.
Второй помощник капитана Нечевин, недавно вернувшийся с берега и свободный сегодня от вахты, был приглашен капитаном Кордой в понятые. Присутствовал при обыске дежурный представитель капитана порта, а также и вахтенный штурман. Когда в рундуке Яковлева нашли медную гантель и шар, отвернутый от второй, капитан Корда, тихонько присвистнув, записал в протоколе, что изымает ее, и дал осмотреть понятым. В это время Михаил Нечевин шагнул вперед и поднял руку, словно намереваясь обратиться к Корде.
– Вы хотели что-то сказать? – спросил его Алексей Николаевич.
– Нет, нет, ничего...
Нечевин смешался и отступил к дверям старпомовской каюты, где теснились представители судна.
– Нет, – повторил он, – я так...
Новое совещание у полковника Бирюкова началось в седьмом часу утра. Капитан Корда вернулся из порта, доставив неопровержимую улику: вторую часть медной самодельной гантели, которая подошла к найденной на месте преступления.
Алексей Николаевич не забыл тут же, на судне, предъявить гантели членам экипажа, которые подтвердили: да, они принадлежат их старшему помощнику Валерию Николаевичу Яковлеву – он по утрам выходит на палубу для разминки. Моторист Колотухин показал также, что эти гантели он и токарь Свинтицкий изготавливали в судовой мастерской для «чифа».
СЕМЕН ДЫНЕЦ РАССКАЗЫВАЕТ...
Семен Гаврилович Дынец вошел в зал Центральной телефонной станции, обвел глазами томящихся в ожидании переговоров людей, мысленно выразил им сочувствие и направился к окошечку, где принимали плату за телефонные переговоры в кредит – Мария Михайловна задолжала в этом месяце, беспрерывно вызывая Москву, их непутевого сына, выкинувшего такой немыслимый фортель.
У окошечка стояла небольшая очередь. Семен Гаврилович встал за высокой тоненькой блондинкой, которая нетерпеливо вертела головой, вздыхала: ей, видимо, не хватало времени, а очередь подвигалась недостаточно быстро.
Девушка наконец не выдержала, рванулась в сторону и едва не бегом покинула зал. Дынец обрадовался, что очередь стала короче: ведь и он торопился тоже, и тут впереди стоящий гражданин стянул соломенную шляпу с головы, носовым платком обтер вспотевшую голову – дни в Рубежанске стояли жаркие, – и глаза Семена Гавриловича уставились в коротко остриженный затылок.
...В лагере для перемещенных лиц Семен Дынец познакомился с Дмитрием Ковалевым. Он был старше Семена на пять лет, попал в окружение под Харьковом в сорок втором году, помыкал горя вдоволь, но сдаваться не собирался, дважды совершал побег, едва не попал в газовую камеру, а теперь рвался на Родину.
Диму Ковалева начали обрабатывать одним из первых. Однажды он не вернулся в барак... Только на утро Дынец узнал, что его друг дал в морду одному типу, который предлагал ему «особую работу». Ковалева избили охранники и бросили в карцер.
Через несколько дней Ковалев вернулся и рассказал Семену, как пытались его завербовать в разведку. Видимо, он рассказывал об этом не одному Семену. Деятели из специальной службы не могли допустить утечки такой информации... Однажды Диму Ковалева нашли на окраине лагеря с ножом в сердце. Официальное расследование гласило, что этот русский был убит дружками из-за неуплаты карточного долга. На том дело и закрыли, хотя всем было известно, что Ковалев и карт-то никогда не держал в руках.
Дынец скоро понял, что перед ним два пути. Первый – предательство. Он знал по рассказам Ковалева, чего потребуют от него новые хозяева. Второй – отказаться от вербовки и разделить участь Димы. А ведь он так молод и давно не видел родного дома, Белую Церковь, родителей...
Где же выход? Может быть, есть и третий путь? А почему бы ему и не быть? Ведь он, Семен Дынец, может и переиграть этих типов! Он согласится только для вида, только чтоб выбраться отсюда, а уж потом найдется момент, когда он окажет им: «Ауфвидерзеен» – и смоется к своим. Так и решил Семен Дынец поступить, когда дойдет очередь до него. Но вскоре его оптимизм заметно поубавился, когда Семену предложили подписать официальное обязательство работать на иностранную разведку.
Обработку вел молодой сотрудник секретной службы. Он ежедневно приезжал в лагерь, подолгу беседовал с выбранными им кандидатами. Этот сотрудник занимался и предварительным оформлением документов. Затем он отвозил новичков в особое место, где они проходили карантин перед зачислением в разведывательную школу. Звали этого человека Крафт. Он одинаково хорошо говорил по-немецки, по-английски и по-русски. Но хотя Крафт носил немецкую фамилию, повадки выдавали в нем янки. Был он бесцеремонен, нагл и пренебрежителен даже к английскому караулу, охранявшему лагерь перемещенных лиц.
Возил Крафта развеселый и лихой, постоянно находящийся под хмельком капрал по имени Абрахам, звали его все попросту Эб.
– Ну вот и все, дорогой Сеня, – оказал Крафт, взяв у Семена отпечатки всех десяти пальцев и правой ладони. – Теперь ты оформлен по всем правилам, готовый кандидат в зэки. Так ведь у вас называют тюремную братию?
– Я не знаю, – сказал Дынец. – В тюрьме не был.
– Ах да, ты ведь покинул Россию на заре туманной юности. Но теперь ты настоящий мужчина, и я верю, что скоро докажешь это. Не правда ли, парень?
Он был просто ясновидцем, этот бодрый, неунывающий Крафт:
– Сейчас мы отвезем тебя с Эбом в Кёнитц, там есть премиленькое местечко. В Кёнитце ты отдохнешь, покроешь жирком свои лагерные косточки, поваляешься в мягкой постели – словом, побываешь в санатории. А там – учеба и тренировка. Мы сделаем из тебя сверхчеловека. – Он сложил документы, оформленные на Семена, в портфель, щелкнул замком: – Сейчас поедем. Эб, где ты?
– Можно мне собрать вещи? – робко спросил Дынец.
– Нет, дорогой мой, в барак ты уже не вернешься. С этим покончено раз и навсегда. В Кёнитце ты получишь новые вещи, там все для тебя будет «новое, все сменишь, кроме шкуры... Ха-ха! Но где мой Эб?
Вошел начальник караула и сообщил, едва улыбаясь, что капрал Эб пребывает в состоянии полной невменяемости и вести машину, естественно, не может. О том, что Эба с молчаливого согласия офицера специально напоили английские солдаты, говорить он Крафту, понятное дело, не стал.
– Где машина? – зло спросил Крафт и разразился руганью.
– Здесь, мистер Крафт.
– Идемте, Дынец, – сказал. Крафт. – Я отвезу вас сам.
Семен решился на побег, когда открытый джип, ведомый Крафтом, пересекал один из альпийских отрогов.
Дорога была пустынной. Она огибала возвышенность. Слева – отвесная стена, справа – глубокий провал, по самому дну которого бежала горная речка. Семен сидел позади водителя. В дороге он заметил гаечный ключ под сиденьем и теперь потихоньку выуживал его ногой поближе к себе.
Крафт резко затормозил на повороте. Семена бросило вперед. «Теперь самое время», – подумал Дынец. Он нагнулся и ощутил в ладони маслянистую поверхность гаечного ключа. Изо всех сил зажал его в руке. Потом Семен, не замахиваясь, изо всех сил ударил ключом в коротко остриженный затылок Крафта.
Крафт дернулся под ударом. Он не опустил рук с баранки. Машина продолжала бежать по дороге. Потом Крафт посунулся грудью к рулевой колонке и уронил на нее голову. Нога водителя соскользнула с педали газа, мотор заглох. Теперь джип двигался по инерции. Семен схватил желтый портфель – он стоял впереди, рядом с сиденьем Крафта, – и прыгнул влево, на дорогу, к отвесной стене. Не устояв на ногах, Семен упал, не выпуская портфеля из рук. Приподняв голову, он увидел, как вихляющий джип проехал еще метров тридцать, затем тело Крафта стало валиться вправо, выворачивая руль. Машина накренилась и исчезла в пропасти.
До Семена донесся лязг и скрежет. Потом все стихло. Он медленно поднялся и бросился бежать по дороге.
Человек не стал надевать на голову шляпу.
Подошла его очередь, он склонился перед окошком и сказал:
– Мне бы, барышня, талончик на разговор. Село Крутиха, пять минут.
Дынец снова вздрогнул. Он и голос узнал... Его, Крафта, голос! Да что там голос, когда он явственно рассмотрел шрам на коротко остриженном затылке! Затылок этот навсегда врезался в его память, снился ему в ночных кошмарах... Семен Гаврилович покрылся испариной, ноги его противно дрожали. Когда Крафт отошел от окошечка, дважды повернувшись лицом к Семену Гавриловичу, Дынец едва не лишился сознания. Он не мог произнести ни слова, заикался, протягивая счета для оплаты, и в полном смятении вышел из зала. Тут он снова заметил Крафта у входной двери и принял решение.
Через некоторое время Семен Гаврилович рассказывал Королеву и Гукову историю своей жизни, историю неудавшейся вербовки. А главное, он поведал им о неожиданной встрече с Крафтом, которого считал погибшим. И вдруг Крафт здесь, в Рубежанске!
– Вы рисковали, Семен Гаврилович, – сказал Гуков. – Ведь он мог тоже узнать вас, этот Крафт. Впрочем, не исключено, что вы обознались.
– Нет-нет, – с жаром заговорил Дынец, – я не обознался! И смею вас уверить, что Крафт не узнал меня и не заметил, как я проводил его до самого дома. А имя, которое он носит сейчас, узнал случайно...
– В любом случае вы поступили мужественно, Семен Гаврилович, – сказал Королев. – Конечно, вам следовало рассказать о попытке завербовать вас иностранной разведкой еще тогда, когда вы сумели добраться до советской комендатуры... Но я хорошо понимаю, почему вы этого не сделали.
– Ведь я не хотел его убивать, только оглушить, – тихо произнес Дынец. – А потом машина упала в пропасть...
– Вы оказали нам неоценимую услугу, – сказал Андрей Иванович. – Но давайте условимся: вы больше никаких самостоятельных действий не предпринимаете.
КАК ВЕРЕВОЧКЕ НЕ ВИТЬСЯ...
Новехонький «Икарус» по добротной асфальтированной дороге быстро примчал Малахова из Крутихи в Рубежанск, и прямо с автобусной станции Сергей Сергеевич направился на железнодорожный вокзал.
Сейчас Мерлин не очень заботился об установлении факта наблюдения за собой – он считал, что если раньше его не обнаружили, то теперь у местных чекистов и вовсе не было причин пришивать ему хвост. Слежку за собой он бы в той же Крутихе сумел заметить.
Мерлину было невдомек, что вели его еще с той самой минуты, когда он, приземлившись на Шереметьевском аэродроме, прошел пограничный контрольно-пропускной пункт. Вначале это было обычное профилактическое мероприятие. Не прошла незамеченной и встреча Мерлина с Кэйтом в универмаге «Москва». Правда, о чем они говорили друг с другом, установить не удалось. Но вот Мерлин, сменив обличье и документы, выезжает в Рубежанск. Это уже настораживало, свидетельствовало о причастности «туриста» к делу Ирины Вагай.
Теперь Мерлина опекали особенно тщательно. Но делали это так, чтоб он, этот специалист высшей квалификации, ни о чем не мог догадаться.
На экране было видно, как Сергей Сергеевич открывает шкаф номер сто двадцать девять и достает оттуда свой портфель.
– У нас есть пленка, на которой изображено, как этот «бородач» Ковров кладет в портфель сверток и достает деньги. И коробку пустую из озера выудили тоже. Все улики их связи между собой налицо.
– Не спорю, – сказал Гуков. – Но для нас не менее важно выйти с такими же уликами на Кэйта. Его кипучей деятельности в Москве давно пора положить конец. Поэтому-то Василий Кузьмич и дал нам команду проводить этого «корреспондента» обратно в столицу.
– Так, – сказал Королев, – это мне все понятно. Смотри-смотри, он что-то оставляет в шкафу!
– Газета, кажется, – произнес Гуков. – И ящик закрывает. Ставит на код... Видимо, это сигнал резиденту: все, мол, в порядке, товар получен, отбываю восвояси.
– Но господину Крафту уже не придется сюда больше заглянуть, – заметил Королев. – Голова не болит, Андрей?
– Все прошло. Крепко он меня обошел вчера. Я иду по его следам, а он по моим. Говорят, тигры применяют к своим преследователям подобный приёмчик.
– А он и есть тигр, – сказал Королев. – И еще какой тигр! Так и не промолвил до сих пор ни слова...
– Жалко, что мы взяли его вчера, – посетовал Андрей Иванович. – Глядишь, сегодня он вышел бы на связь с этим «корреспондентом» и дал бы нам новые улики.
– Что ж, прикажешь ждать, пока он тебя освежует? – сердито буркнул Королев. – И так был на волоске от смерти.
– Да, Василию я жизнью обязан. Вовремя подоспел.
– Говорит Четвертый, – произнес голос из динамика. – «Корреспондент» заходит на почту.
– Шестому пройти за ним, – распорядился Королев, – а Пятому быть наготове изъять любую корреспонденцию, которую подаст объект. Пятый, сразу доложите, что он будет отправлять.
– Либо сообщение об окончании операции, – сказал Гуков, – либо сами материалы.
Вскоре Королеву доложили, что отправлена заказная бандероль по адресу: гор. Каменогорск, Главпочтамт, до востребования, Конторовскому Демиду Францевичу.
– Еще одна птичка в наших сетях, – заметил Королев, – хотя это может быть и непосвященный человек.
– Надо послать туда кого-нибудь для связи с каменогорцами, – сказал Гуков.
– Распорядитесь, – обратился Королев к заместителю и, кивнув Гукову, добавил: – Занимайтесь им сами, товарищи москвичи.
– Там есть кому заняться. Его уже ждут, – отозвался Андрей Иванович. – Твой работник готов выехать вместе с «корреспондентом»?
– С утра ждет команды. В одном вагоне поедет.
Сообщили, что «корреспондент» взял билет на фирменный поезд до Москвы.
– Отправление через сорок минут. Дождемся отхода, Андрей?
– Да уж проводим. Можно и на перрон выйти, поглядеть на гражданина Малахова, так сказать, в натуре.
– Останьтесь здесь, – сказал Королев вернувшемуся заместителю, – руководите операцией, а мы с Андреем Ивановичем прогуляемся на перрон.
«По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. С полгода назад я был на товарищеской вечеринке, устроенной режиссером народного театра Ириной Вагай по случаю премьеры. Находясь в состоянии опьянения, я высказывал некоторые мысли, которые свидетельствовали о моем недовольстве своим положением, говорил о желании иметь много денег, чтобы жить настоящей жизнью. Как оказалось впоследствии, мои слова были записаны незаметным для меня образом на магнитофонную пленку. Спустя несколько дней я получил от Вагай приглашение навестить ее. Надо сказать, что я этому несколько удивился, так как не подозревал о ее интересе ко мне, счел этот интерес чисто женским, мне было лестно получить такое приглашение, и я не задумываясь принял его. У себя на квартире Ирина Вагай приняла меня весьма приветливо, угощала французским коньяком, хотя я и принес с собой хорошее вино и конфеты. Затем она начала разговор о том, что я живу ниже своих возможностей, а имеется случай разом вырваться из этого полунищенского существования.
Я сказал, что готов на все, если за это хорошо заплатят. Тогда безо всяких предисловий Ирина Вагай предложила мне достать материалы, раскрывающие суть открытия инженера Кравченко. Я знал о том, что лаборатория «Сигма» уже работает над этой темой, но ответил Вагай отказом. Тогда она дала мне прослушать запись моих высказываний, а затем показала листок бумаги, в котором говорилось, что я даю обязательство сотрудничать с ними, и стояла моя собственноручная подпись. Я подумал, что этого всего мало, чтоб меня шантажировать, значит, фирма, которую представляет Вагай, не солидная. Так и заявил ей... Тогда Ирина Вагай усмехнулась и показала мне фотографии, где я был снят в лесу вместе с дочкой одного из наших инженеров».
ВОПРОС. Что предосудительного было в этой фотографии?
ОТВЕТ. По ней можно было сделать вывод об интимности наших отношений, а девица эта еще училась в школе... Ирина Вагай предупредила меня, что в случав моего отказа сотрудничать с нею, эта фотография будет размножена тиражом в сотню штук и всюду разослана, включая родителей этой самой девицы и прокуратуру. Я понял тогда, что уголовной ответственности мне все равно не избежать. Одновременно Ирина Вагай назвала сумму гонорара за мою услугу, и я согласился, тем более что Ирина Вагай убедила меня, что это не обычный шпионаж, а промышленный, никакого ущерба, мол, своим я не принесу. Таким образом, я стал работать на Ирину Вагай, вернее, на тех, кто стоял за нею. Мне же она определила кличку Святой, и пароль, по которому со мной должны были связаться, минуя Вагай, если возникнет в этом необходимость.
ВОПРОС. Каким образом вы добыли секретные материалы?
ОТВЕТ. Подобраться к лаборатории «Сигма» было трудно. Я постепенно накапливал сведения, так как в качестве начальника лаборатории научной организации труда имел доступ повсюду, в том числе и в закрытую лабораторию. Но тайна секретных работ скрывалась в сейфе, которым могли пользоваться только завлаб Горшков, Кравченко и инженер Муратов. Мы решили с Ириной Вагай использовать последнего, так как известно было о его чувствах к режиссеру. Был разработан следующий план. Выбирается время, когда Горшкова и Кравченко не будет в лаборатории. Я вхожу к Муратову, затеваю разговор. И в этот момент звонит Ирина Вагай и просит Муратова срочно выйти к ней из лаборатории, для входа в которую у нее нет пропуска. Я знал, что, приходя к себе в кабинет, Муратов снимает пиджак, в котором лежат ключи, вешает на спинку стула и поверх сорочки надевает белый халат. Важно было организовать так, чтобы пиджак с ключами висел на стуле, а я находился в это время в кабинете. И нам это удалось. Не знаю, что сказала Ирина Вагай Муратову, только он выбежал после ее звонка из кабинета. Вагай обещала задержать его не менее чем на четверть часа. Этого оказалось достаточно. Я взял муратовские ключи, прошел в кабинет Горшкова. Ключ к замку у меня был подготовлен заранее – это дело несложное. Я вскрыл сейф и быстро записал то, что мне было нужно. По образованию я инженер-металлург, и мне не понадобилось долго разбираться в сути открытия Кравченко. Достаточно было взглянуть на его формулы хоть одним глазом да черкнуть для памяти в блокноте. Тем более что я заранее готовился по этой проблеме. Но тут я едва не попался, так как в момент возвращения Муратова только собирался положить ключи обратно – и не успел этого сделать. Правда, Муратов был сильно взволнован, и я, выбрав подходящую минуту, когда он отвернулся, положил ключи в карман пиджака, но не в тот, где они лежали, тут уж было не до точности! Не знаю, заметил ли это инженер Муратов...»
– Заметил, – сказал Андрей Иванович, откладывая в сторону протокол допроса Коврова. – Поздно, правда, но заметил. Мы долго тогда беседовали с Михаилом Сергеевичем во Дворце культуры. Так или иначе, но я подвел его память к этой истории, и он вспомнил про странный вызов по телефону. Тогда Ирина Вагай объявила ему, что ждет ребенка, а потом, продержав необходимое время, заявила, что пошутила... Вспомнил Муратов и про необычное поведение Коврова. Его и тогда смутило, что ключи оказались не в том кармане. Но Михаилу Сергеевичу и в голову не могло прийти подозревать Коврова.
– А кому могло прийти? – проговорил Королев. – И откуда только берутся такие подонки?! На все готов за деньги... И сам ведь так заявил! Кстати, как ты думаешь, кто его сфотографировал тогда в лесу?
– Это мог сделать и Тимофей Старцев по заданию Крафта, а может быть, и дед Пахом выследил Коврова. Кстати, Святой попался и на том, что не знал как следует закона. Ирина Вагай процитировала ему статью уголовного кодекса, где говорится об ответственности за связь с лицом, не достигшим половой зрелости. А поскольку девице не было восемнадцати, Вагай подвела Коврова под эту статью. Но дело ведь не в возрасте, а в ее фактическом развитии. Мне показали юную пассию Святого. Думается, что уголовная ответственность Коврову явно не грозила.
– Да, Ковров глупо попался... Впрочем, они не случайно обратили внимание именно на него, – сказал Королев. – И Муратова вовремя нам удалось отвести от дела. Хорошо, что мы сумели установить, как мотался те два часа Михаил Сергеевич в поисках лекарства для дочери. А на Коврова мы вышли благодаря тебе, Андрей.
– Послушай, Вадим, не будем делить лавры, а?
– Не будем, – согласился Королев. – А Крафт все молчит...
– Ну, это тебе не Ковров! Правда, Святой – тоже мне ухарь купец. Захотел облапошить самого Крафта, подсунуть ему липу. А его прежде раскрыли как миленького. Крафт молчит? Ничего, заговорит в Москве. Василий Кузьмич не зря распорядился отправить Крафта и Коврова к себе. Ребята вышли через «корреспондента» Малахова прямо на Кэйта. Теперь этому дипломату хана. Объявят его персона нон грата и вышлют из страны.
– Вот и Семена Гавриловича просят приехать в Москву, – сказал Королев.
– Дынец для нас – просто находка, – заметил Андрей Иванович. – Здесь Крафт не захотел его признать... Что ж, может быть, и забыл. Хотя вряд ли забудешь такой удар по черепу. Но в Москве свидетельство Семена Гавриловича будет подкреплено документами – в наших архивах найдется кое-что о тех временах и о тогдашней деятельности Крафта. Трудно ему придется, не вывернется.
– Сегодня я отправлю всех в Москву, – сказал Королев.
СОДЕРЖАНИЕ
Три лица Януса
Несчастный случай
Бремя обвинения
Черный занавес
Станислав Семенович Гагарин
– Конец работы –
Используемые теги: Гагарин, Несчастный, случай0.061
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: С. С. Гагарин. Несчастный случай
Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов