Реферат Курсовая Конспект
ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ НАХОДКА - раздел Литература, С. С. Гагарин. Несчастный случай – Ты Разве Не Знаком С Обстоятельствами Этого «Несчастного С...
|
– Ты разве не знаком с обстоятельствами этого «несчастного случая»? Я отослал подробное изложение сути дела Щербакову.
– Читал я «подробное изложение сути дела», читал, Вадим... Но ты ведь сам знаешь, что бумага – это одно, а живой человек – другое, даже если разговор идет об одном и том же. Так что ты уж, будь добр, расскажи мне обо всем по порядку.
Королев, встретив Андрея Ивановича в аэропорту, тотчас отвез его в гостиницу, отказавшись отвечать на какие-либо вопросы, пока тот не отдохнет с дороги. Гуков не спорил. Он понимал, что уставшей после самолета головой много не насоображаешь. Но в десять часов по местному времени он был уже на ногах и звонил Королеву о своей готовности приступить к делу. Вадим Николаевич предложил встретиться в номере у Гукова, и сейчас они сидели за столом, открыв одну из бутылок холодного пива, принесенного Королевым. День обещал быть жарким.
– Понимаешь, – начал рассказывать начальник горотдела, – поначалу никому и в голову не приходило, что здесь тонко организованное убийство. Рядовой несчастный случай. Утонула молодая женщина, красивая – пожалуй, первая красавица Рубежанска, – жалко, конечно, но что делать! Летом на воде бывает такое, хотя и спасатели дежурят.
– Как все это происходило? – спросил Гуков. – Были крики о помощи, попытки спасти, свидетели случившегося?.. Словом, как можно подробнее, Вадим.
Королев помрачнел, насупился, хмыкнул.
– Подробности, – повторил он ворчливо, – подробности... Я и сам бы хотел получить их, Андрей. Не было никаких криков о помощи, никто не бросался спасать Ирину Вагай. А свидетели... Свидетель был только один. Парень со спасательной станции, некий Тимофей Старцев, рубежанский, так сказать, олимпиец, мастер спорта по гребле. С его помощью и обнаружили труп Вагай.
– Безнадежный труп?
– Пытались делать искусственное дыхание по разным системам на берегу, но безрезультатно. А Старцев дал на допросе такое объяснение: «Объезжал я границу безопасной зоны и увидел человека, плывущего к середине озера. Ну, конечно, погреб за нарушителем, чтоб вернуть его в зону. Когда оставалось метров пятьдесят – на глаз прикинул, – повернулся к пловцу и увидел, что впереди никого нет. Бросил весла, стал смотреть вокруг – может быть, нырнул пловец... Подождал минуты две, никто не показался на поверхности. Усомнился было: не почудилось ли? Потом погреб к берегу, поднял на спасательной станции тревогу, а место обозначил: выбросил из лодки спасательный круг...»
– Таинственная история, – заметил Андрей Иванович.
– Тайн здесь хоть отбавляй, – махнул рукою Королев. – Надо отдать должное спасателям: работать они умеют. Двое ребят в аквалангах примчались на указанное Старцевым место в моторке и в считанные минуты на дне озера – глубина там не более четырех метров – нашли Ирину Вагай, точнее, труп этой женщины.
– Старцев умеет работать с аквалангом?
– Умеет. Но аппарат ему не доверили. По словам начальника спасательной станции, уж очень он был взволнован, потрясен случившимся. А когда выяснилось, что утопленница – Ирина Вагай, Старцев едва в обморок не упал, дурно ему стало. Ведь они были близко знакомы. Тимофей Старцев считался одним из поклонников Вагай, был, как говорили раньше, ее ухажером.
– Ты сказал, «одним из поклонников». Их было достаточно?
– Более чем достаточно. Правда, по нашим сведениям, вряд ли кто из них мог похвастаться реальным успехом. Вагай умела держать мужчин на расстоянии.
– Но мы отклонились, – заметил Гуков.
– Да, – сказал Вадим Николаевич. – Так вот. Доставили утопленницу на берег, вызвали «скорую», а до приезда пытались что-либо сделать сами. Тщетно. Врач «скорой помощи» определил наступление смерти от удушья, судебно-медицинский эксперт подтвердил заключение после обязательного вскрытия. Дело бы так и прошло, да повернул все другой случай. Дай мне свою московскую сигарету, Андрей.
– Бросил я, – виновато улыбнулся Гуков и развел руками.
– Ладно, – сказал Королев. – А я вот слабак. – Он достал пачку сигарет «Дорожные» и закурил. – Родителей у Вагай не оказалось, – продолжал рассказ Королев. – Воспитывалась она у тетки, проживающей в городе Лида, в Белоруссии. Тетку известили о случившемся телеграммой, а пока суд да дело, вскрыли квартиру погибшей, чтобы в последний путь было во что обрядить, да и вещички ее следовало описать на всякий случай, до передачи родственнице. Тогда-то все и началось. Работник милиции обнаружил конверт с подписанным нашим адресом. Это насторожило. Стали разбирать бумаги на столе. Ничего стоящего не нашли. Догадались заглянуть в ведро для мусора и там разыскали три смятых листка. Все три были началом заявления опять-таки к нам. Но дальше слов: «Я хочу сообщить...» – заявительница не пошла. Не решилась Ирина Вагай писать дальше. Тут уж осмотр превратился в тщательный обыск, который дал главное: копии секретной документации из закрытой лаборатории комбината «Рубежанскникель».
– Режиссер интересуется проблемами производства никеля, – заметил Гуков. – Странное любопытство. Прямо скажем, странное...
– Гм, – сказал Вадим Николаевич, – более чем странное. Такие странности бьют по шее твоего покорного слугу в первую очередь. Словом, приняли мы этот «несчастный случай» к производству. Повторная судебно-медицинская экспертиза заявила, что Ирину Вагай утопили.
Гуков молчал. Ему было непривычно видеть старого товарища таким раздраженным, осунувшимся, беспокойным. Видимо, Вадим Николаевич с трудом привыкал к самостоятельной работе. Он один нес ответственность за все происходящее на его участке, а это иное дело по сравнению с тем, когда работаешь в аппарате и спрашивают с тебя лишь за те дела, которые ведешь сам.
«Хорошо, что Василий Кузьмич послал сюда именно меня, – подумал Гуков. – С незнакомым Вадиму было бы трудней».
– Я хотел бы взглянуть на оба заключения и побеседовать с экспертами-медиками, – сказал Андрей Иванович.
– Сделаем, – кивнул Королев. – Ну что еще? Мы выяснили круг знакомых Ирины Вагай. Конечно, у нее было много знакомых на комбинате. С ее приходом во Дворец культуры по-настоящему заработал народный театр. Спектакли Вагай высоко оценили в Каменогореке, областном центре. Она – талантливый режиссер и быстро сумела пленить наш Рубежанск. Были разговоры о поездке в Москву. Смерть Ирины Вагай искренне огорчила рубежанцев. Да... Мы установили ее связи с работниками закрытой лаборатории. Хорошо была знакома Ирина с заместителем завлаба инженером Муратовым. Тимофей Старцев ревниво утверждал, что к Муратову Ирина была более благосклонна, нежели к нему. Муратова не было в Рубежанске в день убийства. Он прилетел в одном самолете с тобой.
– Уж не сидел ли я рядом с ним?
– Точно. Мы ведем его от самой Москвы.
– Значит, и меня «вели» тоже? – Гунов рассмеялся. – Лихо! А что, есть против Муратова нечто серьезное?
– Одни, так сказать, гипотетические предпосылки. Он имеет доступ к секретным материалам и был близок с погибшей. Это все.
– А Старцев?
– За ним тоже ничего. Держим под наблюдением. Парень крепко переживал смерть Вагай. Может быть, притворялся... Раза два напился. Старцева даже от показательных соревнований отстранили. Сейчас будто успокоился.
– Попытки связаться с Вагай, письма, телеграммы в ее адрес?
– Пока ничего. За исключением одного. Труп ее отправили в морг для вскрытия, а квартиру опечатывать пришли утром. Пригласили в понятые дворничиху. Она и рассказала работникам милиции, что около двух часов ночи к ней прибежала соседка, просила унять подвыпившего мужа. Это из квартиры этажом выше. Дворничиха поднялась в квартиру, утихомирила буяна, выпила с благодарной женой стакан чаю с вареньем на кухне и отправилась домой. На площадке, где находилась квартира Вагай, увидела молодого человека, который склонился у двери. Был он, сказала дворничиха, как будто пьян. Кепка, надвинутая на лоб, очки и черная бородка. «Вроде не рубежанский», – сказала она. На вопрос, что ему здесь надо, парень пробормотал неразборчивое в ответ и спустился, пошатываясь, вниз. Как ни странно, но дворничиха ничего еще не знала о смерти Ирины Вагай.
– Думаешь, пришли за документами? – спросил Гуков.
– Допускаю. А почему бы и нет? Мы пригласили дворничиху в милицию, устроили так, чтоб она видела тех, кто связан был с Ириной Вагай. Женщина ни в ком не опознала ночного «гостя».
– Борода – примета довольно условная, – сказал Андрей Иванович. – Хотя такие случаи бывали в нашей практике. Помнишь Никельград?
– Ну как же! – отозвался Королев. – Тогда нам подставили мнимого убийцу, но улик хватало.
– Ладно... Начнем все сначала, поищем кончик, который надо потянуть, чтоб клубок размотался. Не размотается – с другого конца потянем. Главное – спокойствие, Вадим! Пусть враги волнуются, им все равно труднее, нежели нам.
– Разве что этим утешимся... Ты на пляж пойдешь?
– Думаю пойти, поглядеть натуру.
– Нам вместе появляться не стоит. Враги, конечно, знают меня в лицо. Буду в отделе. Вернешься – позвони мне.
Гуков хотел ответить, что это ему подходит, но не успел – зазвонил телефон.
Андрей Иванович поднял трубку и передал Королеву.
– Спрашивают тебя, твои, должно быть, парни.
– Да, – сказал в трубку Королев. – Так... Понятно... Так... Понял...
Гуков с тревогой смотрел на вытянувшееся лицо Вадима, его глаза, которые сузились, стали жесткими, свинцового цвета.
– Хорошо. Сейчас буду.
Королев отнял от уха трубку, странно посмотрел на нее, осторожно опустил на рычаг, со всхлипом, судорожно вздохнул.
– Ну, товарищ из Центра, – тихо сказал он, – на пляж мы поедем вместе. Только что убит Тимофей Старцев.
«И НА ПЛЯЖЕ УБИВАЮТ»
Его убили ударом ножа в сердце.
– Точный удар, – сказал судебно-медицинский эксперт, осмотрев тело Тимофея Старцева. – Профессионально сработано, чисто.
– Вы меня утешили, Иван Пантелеевич, – буркнул Королев.
– Смерть наступила примерно два часа назад. Дело тут ясное, по моей, разумеется, части. Ну а подробности сообщу позднее, когда позволите забрать труп для исследования. Вопросы ставите обычные: другие травмы, яды, алкоголь?
– Пока да. – Королев повернулся к Гукову: – Думаю, что можно увезти труп.
– Конечно. Только...
– Я уже распорядился. Вывезут незаметно. Об этом никто не знает, кроме наших, начальника спасательной станции и одного старика. – Он подозвал молодого сотрудника: – Действуйте, Мелешин, действуйте так, как я вам сказал. Где эти люди? Начальника станции вы предупредили?
– Конечно. И он, и этот старик на турбазе, рядом, Вадим Николаевич. Находятся в отдельных комнатах, ребята из угрозыска присматривают за ними.
Труп Старцева аккуратно завернули и вынесли к машине, которую подогнали к сараю, где хранился спасательный инвентарь и где произошло убийство. До этого сарай был тщательно обследован оперативной группой, но только ни орудия убийства, ни каких-либо следов, могущих навести на преступника, обнаружено пока не было.
Гуков и Королев остались вдвоем.
– Что скажешь, Андрей Иванович? – спросил Вадим Николаевич.
Гуков развел руками, медленно огляделся вокруг.
– Что тут сказать, – проговорил он после минутной паузы. – Оказывается, и на пляже убивают.
– Выходит, так, – угрюмо буркнул Королев. – А вот и начальник спасательной станции.
К ним подходил невысокий полный мужчина с выпуклой грудью и задорным хохолком на голове. Он был взволнован, беспокойно теребил в руках светлую летнюю шляпу.
– Весьма огорчен, весьма... Такое событие! – Начальник спасательной станции надел шляпу, потом спохватился, виновато улыбнулся и сдернул ее с головы: – Готов к вашим вопросам. Хотя все это мне... Да... Словом... Весьма неприятно!
– Скажите, пожалуйста, кто сообщил вам о смерти Старцева? – спросил Гуков.
– Наш сторож, Пахомов Федор Матвеевич. «Убили, начальник, нашего Тимку...» – сказал он мне. Я мигом на склад. Так и есть. Не дышит наш Тимофей. Позвонил в милицию...
– Что он за человек, этот сторож? Расскажите о нем. Пахомов, вы говорите? – переспросил Андрей Иванович.
– Пахомов и есть. Странный человек, но добрый. Дед Пахом – его так называют. Работник отменный, службу знает, сам бывший флотский, только вот... – Начальник станции замялся.
– Ну-ну, говорите! – поощрил его Королев.
– Знаете ли, выпивает, – застенчиво улыбаясь и почему-то шепотом произнес начальник станции.
Гуков и Королев обменялись взглядами.
– И крепко? – спросил Королев.
– Не то чтобы... Пьяным его не назовешь, только вот запашок всегда в наличии.
– Ну, ладно. Пойдемте в ваш кабинет, – устало проговорил Вадим Николаевич. – Подпишете там протокол.
Труп Тимофея Старцева обнаружил сторож спасательной станции Федор Матвеевич Пахомов. Опустившийся, неопрятный старик, закоренелый пьяница, ухитрявшийся постоянно находиться в состоянии подпития.
Для тех, кто окружал Пахомова, он оставался старым чудаковатым алкашом или попросту чокнутым дедом, на которого порой находили приступы активной деятельности. Тогда все на спасательной станции ходило ходуном: дед Пахом затевал большой аврал, мокрую приборку. Он с остервенением махал шваброй, мыл с мылом крашеные стены, не забыв подключить к этим работам весь штат станции.
Дед Пахом служил в свое время на флоте, и поэтому уснащал речь морскими словечками и был виртуозен по части сочного боцманского мата... А в общем, стариком дед Пахом был безвредным, отходчивым. Главное, мог поправить по утрам молодые разгульные головы, втайне изготовляя особое зелье, именуемое им «бормотушкой». Жаждущие опохмелиться парни относились к старику с душевной симпатией. Но порой сторож станции напускал на себя профессорский вид и начинал говорить так, словно выступал на международном симпозиуме, и приходил в ярость, когда кто-нибудь, еще не предупрежденный заранее, называл его вдруг дедом Пахомом.
– Попрошу не искажать моего имени, молодой человек! – выпаливал громко в лицо незадачливому собеседнику дед Пахом. – Меня зовут Федором Матвеевичем!
Старика хорошо знали в городе, он был своего рода примечательностью Рубежанска, хотя вряд ли кто мог рассказать историю его жизни, и все судили о ней по тем байкам, которыми он удостаивал слушателей.
Гуков был предупрежден по поводу особенностей характера деда Пахома, и Андрей Иванович начал допрос старика с исключительной любезностью. Он вошел в комнату, где ждал допроса Пахомов, вежливо поздоровался, уселся за стол и сказал:
– Меня зовут Андреем Ивановичем. Мне поручено расследование убийство гражданина Старцева, а поскольку вы единственный свидетель, то ваши показания...
– Свидетелем убийства я не был, – перебил его Пахомов. – Мною обнаружен труп – и только. Чего не надо – не лепите.
– Совершенно верно, – улыбнулся Гуков, ответив точно в такой же тональности, в какой говорил с ним сторож. – Вы правы, Федор Матвеевич. Я выразился не совсем так, как мне хотелось. Неудачно сформулировал.
– Вам нельзя ошибаться в формулировках, гражданин следователь, – буркнул Пахомов.
– Почему «гражданин», а не «товарищ», Федор Матвеевич? – продолжая улыбаться, спросил Гуков. – Я хочу сказать: работали у «хозяина»? Приходилось бывать в заключении?
– Нет, – сказал Пахомов. – От «хозяина» и его щедрот бог миловал... Сидеть я не сидел, а слышать приходилось, что именно так вас следует величать.
– Это неверно. Можете называть меня просто Андреем Ивановичем или товарищ Гуков, как вам больше нравится. Да... Вы, конечно, понимаете, Федор Матвеевич, что для нас важны мельчайшие подробности, поэтому, будьте любезны, расскажите, пожалуйста, как все было.
– Могу и рассказать, мне это нетрудно, отчего же, раз надо. Я ведь сторожем здесь служу, значит, должен обладать повышенной, так сказать, бдительностью. Как все это было? Сейчас припомню. Так... Ночную вахту сдаю в восемь утра, сдаю дежурному спасателю, он приходит на час раньше других. Сегодня дежурил... должен был дежурить Старцев. Пришел Тимофей за десять минут – я их так приучил, салаг, пораньше, значит, приходить, как на флоте принимают вахту. Ну вот. Принял он у меня плавсредства, моторный сарай и тот, где его... Ну, понимаете... Принять принял, а расписаться в журнале забыл. Вернее, заторопился за пивом – на турбазе, здесь вот, значит, бочку открыли. «Обожди, – говорит, – дед Пахом, голова со вчерашнего трещит, дай мне баллон, я за пивком сгоняю». Ну дал ему трехлитровую банку, а сам решил свою голову прочистить и пошел к себе пропустить баночку «бормотушки».
– Чего-чего? – изумленно переспросил Гуков.
– «Бормотушки». Сие питие изготовляется мною в медицинских целях сугубо для личного потребления. Помогает от любой хворобы, и том числе и душевной. И хорошо снимает утреннюю головную боль.
– Это вы про похмелье?
– Про то самое.
– Знаете, Федор Матвеевич, на английский язык слово «похмелье» так и переводится: утренняя головная боль.
– В языках я не искушен, начальник.
– Андрей Иванович... – подсказал Гуков. – Мы же договорились...
– Ах да... Так вот, «бормотушка» оченно при похмелье помогает. Могу и вас попользовать при случае... Андрей Иванович. – Старик с явной насмешкой глянул на Гукова.
– Спасибо, – спокойно сказал Андрей Иванович. – Как-нибудь воспользуюсь вашим любезным предложением. Итак, Старцев отправился за пивом...
Дед Пахом поскреб пальцами заросшую недельной щетиной щеку, потом сдвинул на глаза засаленную кепку блином, почесал затылок.
– Никуда он не успел отправиться, бедолага, – горестно вздохнул старик. – Так и умер с тяжелой головой, не опохмелившись. Уж лучше б я ему «бормотушки» налил...
– Значит, за пивом Старцев не ходил?
– Нет. А вы разве не видели в сарае стеклянную банку?
– Была такая.
– Вот ее я ему и дал. Она так и стояла там, пустая, когда увидел его... Не успел он за пивом. Пока я пробу с «бормотушки» снимал, время шло, уже и Лев Григорьевич, наш начальник, должен был подойти, а Тимофея нет, и в журнале он не расписался. Пошел я было на турбазу, а потом решил, что так негоже: и меня на станции не будет, и дежурный пропал. Смотрю, Лев Григорьевич идет. Поздоровались. Где дежурный, спрашивает. Тут, говорю, где-то. Принесите, говорит начальник, вахтенный журнал. Он, начальник, как раз по субботам его смотрит и замечания свои оставляет. Сейчас, говорю, принесу. И тут пришла мне в голову мысль: Тимофей ведь пиво принес, сидит и пьет в сарае для спасательного инвентаря. Пошел я в сарай, открываю дверь – пусто. Потом уже рассмотрел: лежит Тимофей лицом вниз, а баллон пустой в стороне валяется. Ну, думаю, дела, с пива парень упился, принял на старые дрожжи. Признаться, взъярился я на Тимофея, подскочил к нему, за плечо рванул, поворотил к себе, а у него глаза открыты, а видеть – не видит. Да... Перепугался, было дело. Оставил все как есть, сарай сообразил закрыть на замок, а сам ко Льву Григорьевичу. Шуму поднимать не стал, все сделал по субординации, доложил начальству...
– Вы правильно поступили, Федор Матвеевич, ни к чему об этом знать всем. Люди к вам на пляж отдыхать идут, незачем омрачать их такими новостями.
– Это точно, – сказал Пахомов. – У нас тут вон девица на прошлой неделе утонула, а теперь вот такое дело.
– С девицей-то все просто, – отмахнулся Гуков, – там несчастный случай, а здесь – другое. Скажите, вы не видели посторонних на территории станции, Федор Матвеевич?
– Никого не было, – твердо сказал старик. – Я б и не позволил разгуливать посторонним...
– Ну а когда вы принимали свое целебное средство, мог кто-нибудь войти сюда?
– Не доверяете, значит, старику, намекаете, значит... Ну да ладно. Вообще-то, ворота у нас закрыты, калитка тогда была на щеколде, вывеска висит: «Посторонним вход запрещен». Но войти-то могут, и в заборе дыры, денег нам на ремонт не дают. Экономят на спасении, мать их за ногу!
– Так мог кто-либо проникнуть на станцию?
– Мог, – несколько сникшим голосом сказал старик. – Мог, конечно, только прошу учесть, что дежурство я сдал... Тимофею.
– Но ведь Старцев в журнале не расписался? – усмехнулся Гуков.
– Это точно, – сокрушенно покачал головой Пахомов. – Не успел он расписаться, все торопился за пивом, голову поправить.
– Как вы думаете, Федор Матвеевич, кто мог убить Старцева?
Старик развел руками:
– Ума не приложу. Тимофей – парень добрый, врагов у него не припомню. Спортсмен хороший. В городе его ценят. Правда...
Он замолчал.
– Продолжайте, продолжайте, Федор Матвеевич, – попросил Гуков.
– А что там греха таить! – махнул рукой дед Пахом. – Бабник он был отменный, это вам всякий скажет. Ну, конечно, с такой мужской статью немудрено бабником сделаться. Бывало, по пляжу в плавках идет – ну чистый Аполлон, поверите, глаз отвести бабоньки не могут. Конечно, и обиженные могли быть среди мужиков.
– Вы кого-нибудь знаете? Из обиженных...
Дед Пахом отвернулся:
– Особого учета не вел, мне это без надобности. Только уж очень был Тимка неразборчивый кобеляка. У ближнего мог жену увести. А сказано было в древности: не пожелай жены ближнего своего. А он всех желал... Да. Вот наш Лев Григорьевич – святой человек, мухи не обидит. И справедлив! И жена у него – королева. Понятное дело, за ноги никого не держал, только видел, что и наша начальница по Тимке млела, это точно. Да и кто из ихнего слабого полу при виде его не млел!..
Гукова так и подмывало спросить старика, не знает ли тот чего-нибудь об отношениях Ирины Вагай и убитого Старцева, но Андрей Иванович понимал, что никто не должен догадываться об их интересе к «несчастному случаю», происшедшему на прошлой неделе, к той истории, которая стала уже забываться всеми, кроме тех, кого это теперь непосредственно касалось.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
На сайте allrefs.net читайте: " С. С. Гагарин. Несчастный случай"
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ НАХОДКА
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов