НОВЫЙ ПОИСК ШВЕЙЦАРИЯ

 

1

Для того чтобы рассказать, зачем я доехав в Швейца­рию, придется начать издалека.

Вы знаете: в 90-х годах прошлого века идеологи либе­рального народничества, любившие называть себя друзья­ми народа, печатали в «Русском богатстве» одну за другой статьи, в которых искажали учение Маркса, в неверном свете представляли взгляды русской социал-демократии.

И вот приехавший из Самары двадцатитрехлетний Вла­димир Ильич Ульянов, войдя в один из петербургских марксистских кружков и вскоре став признанным руково­дителем петербургских марксистов, проанализировал серию статей народников Михайловского, Кривенко и Южакова, стал развивать положения, о которых уже доклады­вал в самарском кружке, и в 1894 году написал глубочай­ший труд, где подверг резкой критике народников, всю совокупность их идейных и экономических взглядов. Вы знаете эту ленинскую работу. Она называется «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демокра­тов?» Ленин показал в этом труде, что будущее России принадлежит рабочему классу, и впервые провозгласил неизбежность в России победоносной коммунистической революции.

 

Работа состояла из трех частей: в первой Ленин вы­ступал с критикой статей Михайловского, вторая часть за­ключала полемику с Южаковым, третья опровергала пи­сания Кривенко.

Решено было распространить этот труд. Но как? За дело взялся студент Петербургского технологиче­ского института Алексей Александрович Ганшин вместе со своими московскими друзьями и родственниками — студентами Масленниковыми. Ленин передал Ганшину рукопись. Ее перепечатали на машинке,— изготовили из нее три тетрадки в половину писчего листа. А затем раз­множили этот машинописный текст на автокопиисте или мимеографе. Работа осуществлялась во Владимирской губернии, в имении отца Ганшина — Горках (ныне это Ярославская область), а позже — в Москве. Но изготовле­ны были тогда только два выпуска, содержащие полемику с Михайловским и Южаковым. Третий остался ненапеча­танным.

Одновременно в Петербурге шло размножение той же работы на гектографе. Петербургские копии заключали в себе уже все три выпуска. В общей сложности первый выпуск, по мнению специалистов, насчитывал около двух­сот семидесяти пяти экземпляров, второй, считается, около ста пятидесяти, а вот третий был оттиснут только в пяти­десяти. Чтобы сбить полицию с толку, на обложке этих петербургских оттисков было указано: «Издание провин­циальной группы социал-демократов».

Напечатаны были эти тетрадочки на желтоватой бу­маге. И в среде социал-демократов — первых читателей этой работы Ленина — назывались «желтенькими тет­радками».

 

Поскольку полиция зорко следила за выпуском неле­гальных изданий, передавались эти тетрадки из рук в руки с соблюдением всевозможных предосторожностей. И толь­ко проверенным людям. Хранить эту литературу было опасно. С конца 90-х годов эти тетрадки полностью исчез­ли из обращения. Когда после Октябрьской революции. стали искать эту ленинскую работу, оказалось, что ни ру­кописи нет, ни одной копии до нас не дошло. В конце 1922 года были найдены первая и третья части из тех, что были изготовлены на гектографе. Вторая же часть, с кри­тикой народника Южакова, исчезла. Впоследствии еще два раза были обнаружены «желтенькие тетрадки», и сно­ва — первая и третья части. А вторая так и не найдена. До сих пор. Возникли даже сомнения: был ли переведен на гектограф второй выпуск замечательного ленинского труда?

Эти сомнения поддерживаются тем обстоятельством, что из пятидесяти экземпляров третьего выпуска найдены три, а второй, коего изготовлено было, как считается, поч­ти полтораста, не обнаружен ни разу. Так был ли он из­дан тогда?

Но тут следует обратить внимание на то, что эти сомнения зародились несколько десятилетий спустя с того времени, когда размножался текст ленинского труда. И что до этого ни у кого из сподвижников Ле­нина не возникало даже сомнения в том, что работа была размножена целиком и содержала в себе все три части.

С каждой новой находкой первой и третьей тетрадей возрастает сомнение в существовании второй. Психологи­чески это совершенно понятно. Но в тексте и первой части и заключительной Ленин неоднократно ссылается на вто­рую; без нее труд был бы неполон. И достаточных основа­ний считать, что в 1894 году размножались только фраг­менты этого основополагающего ленинского труда, а не весь его текст целиком,— таких оснований нет. При этом важно иметь в виду, что из оттисков, изготовленных Ган­шиным и Масленниковыми во владимирских Горках и в Москве, до нас не дошла не только вторая часть, но и первая. И если бы не было параллельных петербургских оттисков на гектографе, то и первая часть ленинского тру­да осталась бы нам неизвестной. Это, однако, не означало бы, что первого выпуска не существовало в природе.

И по­этому есть все основания не соглашаться с темп, кто со­мневается в существовании копии второй части, направ­ленной Лениным против политико-экономических взглядов народника Южакова. Тем более что, по всему судя, вторая тетрадь из тех, что были размножены на гектографе, была известна жандармам. Вот почему с особой настойчивостью надо продолжать поиски второй части, равно как до сих пор не разысканного ленинского автографа.

С того времени, как я впервые прочел ленинскую ра­боту «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» и, заглянув в примечания, узнал, что текст второго выпуска не обнаружен, я никогда об этом не забывал. Знал, что собиратели ленинского архива ищут это утерянное звено, что существует целая литература о том, когда писалась и как распространялась работа и ка­ково было содержание утерянной части. Но дело это тре­бует не только весьма тонких соображений. Оно требует больших специальных познаний. И я не включался в него.

Но вот однажды зимой, в Кисловодске, в санаторий «Красные камни», где я лечился, приехал из Орджоникид­зе, чтобы меня повидать, старый мой друг, талантливый исследователь лермонтовской поэзии Девлет Азаматович Гиреев. Родная тетка его живет в Кисловодске, Гиреев предложил мне ее навестить.

— Она говорила, что твой отец был известным петер­бургским адвокатом до революции. Она, оказывается, зна­ла его, слышала его речи. Пойдем на полчасика!

Пошли. Купили коробку конфет.

Тетушка Девлета Гиреева — Вера Георгиевна Пеховская — милая, живая, радушная. Интересная собеседница. Ну... отец был, конечно, много лучше меня,— этого она скрыть не могла,— и внешне был презентабельнее, и го­раздо моложе, чем я теперь. Она знала его совсем юной девушкой, когда жила в Петербурге, встречала в доме Юрия Макаровича Тищенко, с дочерью которого была очень дружна.

— А вы что? Жили у Тищенко? — спрашиваю.

— Нет,— сказала Вера Георгиевна.— Я воспитывалась в семье Южакова.

— Южакова?

— Да, Сергея Николаевича.

— Он к «Русскому богатству» отношение имел?

— Самое близкое. В большой дружбе был с Коро­ленко.

— А умер когда? В девятьсот десятом году? — говорю.

— Да, в девятьсот десятом!

И тут у меня в мозгу что-то зажглось: ведь в южаковской библиотеке могла находиться та часть гектографиро­ванного издания ленинского труда, которая была направ­лена как раз против него, Южакова. Социал-демократов преследовали, им хранить тетрадки, призывавшие к революции, было опасно. А Южаков предлагал добиваться у правительства легальных реформ. Он мог не опасаться жандармов, ему не страшен был обыск, он мог безопасно хранить у себя направленную против него ленинскую ра­боту.

— А библиотека его,— спрашиваю,— куда девалась, не знаете?

— О, библиотека была у него огромная! Он ведь изда­вал энциклопедический лексикон, был всесторонне образо­ванным человеком. Библиотека перешла к его сыну Нико­лаю Сергеевичу. А когда Николай Сергеевич переехал в Швейцарию, библиотеку увез с собой.

— Когда это было?

— Да вскоре после смерти отца, Сергея Николаевича, еще до той мировой войны.

— И что, в Россию Николай Сергеевич не возвращался?

— Нет, он остался в Швейцарии. А уж после револю­ции я точных сведений о нем не имела.

 

...С того дня Швейцария застряла в моей голове. И стремление найти утраченную часть ленинского труда крепло во мне все больше и больше.

Я обратился в Союз писателей. Обратился в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Меня поддержали. В институте напомнили, что вторую часть «Друзей народа» ищут давно, что насчет ее гектографированного экземпля­ра существуют сомнения. Однако все обсудили, признали, что поиски южаковской библиотеки следует обязательно предпринять.

Конечно, мало вероятия было рассчитывать на встречу в Швейцарии с человеком, покинувшим Россию почти шестьдесят лет назад, и притом в зрелом возрасте. Естест­веннее было бы допустить, что его нет на свете, не говоря о том, что еще раньше он мог и покинуть Швейцарию, мог уступить свою библиотеку другому, распродать ее, нако­нец. Сложность этого поиска и в том еще заключается, что на «желтеньких тетрадках» нет имени автора, только название «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Но, увы, это название ничего не может сказать тому, кто не читал Ленина, а тем более не знает русского языка. Словом, сложностей можно было представить себе достаточно.

 

Пятнадцатого ноября 1969 года я вылетел по маршруту Москва — Вена — Цюрих вместе с Зинаидой Алексеевной Левиной. Она работает в Институте марксизма-ленинизма более тридцати лет, специальность ее — биография Ленина.

В Швейцарии бывала уже. Под ее редакцией вышла кни­га «Ленин в Женеве», подготовлена к печати книга «Ле­нин в Берне и Цюрихе». Я понимал, что это спутник неза­менимый, способный на месте, без книг и без консульта­ций, решить любой из вопросов, которые могли возникнуть у меня в ходе поисков. Но сверх того она оказалась еще очень контактным и умным, энергичным, милым и жизне­радостным человеком. Работать и путешествовать с ней необыкновенно легко.

В продолжение двадцати трех дней впервые знакомил­ся я со страной, известной мне дотоле по изображениям и книгам. Порой, однако, казалось, что я ношу ее в памя­ти. В Кларане, высоко над Женевским озером, Чайковский инструментовал «Евгения Онегина», здесь же, в Кларане; написал свой знаменитый скрипичный концерт. В Цюрихе жил Рихард Вагнер. Близ Люцерна рождалось его «Кольцо Нибелунгов». Пребывание в Швейцарии побудило Льва Николаевича Толстого написать свой «Люцерн».

Непода­леку от Люцерна — вилла, где жил и творил Рахманинов. В Лугано похоронен дирижер Бруно Вальтер. В Женеве родился великий Руссо, побывал Байрон. Замок Шильон на Женевском озере вдохновил его на создание поэмы про шильонского узника. Рядом, в Веве,— вилла Чаплина. На вилле «Ольга» в Вильнёв трудился Ромен Роллан. Мы знаем Швейцарию по книгам швейцарских писателей на­чиная от Конрада Фердинанда Майера до Дюрренматта, по романам Хемингуэя, Томаса Манна и Федина. И, ко­нечно, всегда вспоминаем о том, что именно здесь, в Же­неве, с 1865 года выходил «Колокол», который издавали Герцен и Огарев, что здесь была их «Вольная русская ти­пография». Что именно тут зародилась и потом стала печа­таться «Искра», которую редактировал Ленин. Что здесь, в Швейцарии, в общей сложности он провел около семи лет.

 

Представление о Ленине «там, в эмиграции», превра­щается тут в «здесь, в Женеве», на старинной и узкой Гранд-Рю, в «Сосиете де Лектюр» — в «Обществе любите­лей чтения», где он занимался, делал выписки, снимал книги с этих вот полок, сидел за этим столом, распи­сывался в этой книге...

И без всяких усилий воображения Ленин является перед вашим мысленным взором живой, совершенно живой, в различных поворотах,— стремитель­ный и спокойный, сосредоточенный и общительный, бес­конечно деликатный и скромный и в то же время страстно-непримиримый к врагам и ко всем, кто слова­ми о революции и народе маскирует леность мысли, не­решительность, неискренность, половинчатость, трусость. В Цюрихе жаль уходить от дома на Шпигельгассе, 14, где у сапожника Каммерера Ленин и Крупская снимали комнату в последний период своего пребывания в Швей­царии. В 1928 году этот дом был отмечен мемориаль­ной доской. Переулочек узкий, крутой, но перед ленин­ским домом — ровное место и маленькая квадратная пло­щадь. Дома почти все старинные — XV век, XVII. На многих — мемориальные доски. В соседнем в 1837 году скончался Георг Бюхнер, юный писатель, что создал «Общество человеческих прав» и бежал из Германии, со­чинив воззвание к крестьянам, слова из которого: «Мир хижинам, война дворцам»,— стали навсегда революционным призывом.

В XVIII веке чуть дальше, в этом же переулке, жил знаменитый Лафатер, физиономист, вошедший в историю с легендой о том, что по чертам лица мог предсказывать судьбу человека. Тут гостил H. M. Карамзин, рассказав­ший об этом в «Письмах русского путешественника». На доме, замыкающем переулок, доска в память великого педагога Иоганна Генриха Песталоцци; наискосок — ка­баре «Вольтер», где в годы первой мировой войны собира­лись художники и писатели-«дадаисты», представлявшие модное декадентское течение тех лет. А вообще старый Цюрих — район рабочих, мастеровых, мелких служащих, мелких торговцев, людей недостаточных. Здесь Ленину было проще жить — и по средствам, и люди его окружали простые, люди труда.

Тут — в Женеве, в Берне, в Цюрихе, в Лозанне — об­нимаешь в представлении своем подвиг жизни Ленина, жизни вдали от России, ради нее, ради ее великой судьбы, ради будущего, ради тех, чьим трудом живет человечество, у кого украдены достижения трудов. С ясностью думаешь о подвиге этом ради идеи, овладевшей им с юных лет.

И Швейцария становится в нашем представлении еще бо­лее значительной, ибо особое красноречие обретают для нас ее города, ее улицы, ее дома, названия, маршруты, ланд­шафты. Целые периоды ленинской жизни и истории выпе­стованной им партии обретают здесь удивительную кон­кретность и воплощаются для нас не только во времени, но и в пространстве.

Поиск наш осложняется тем, что Швейцария состоит из двадцати двух кантонов. И в каждом — свой архив, свой учет и своя кантональная библиотека. Правда, феде­ральная полиция тоже ведет учет населения, но архивы свои хранит в течение двадцати лет. Поэтому с ее помощью можно выяснить только одно: находился ли Южаков в Швейцарии с сорок девятого по шестьдесят девятый год, Или не находился. Обо всем этом я узнал в Берне, в феде­ральном полицейском управлении, куда меня привез наш вице-консул Владимир Михайлович Карсов. Выражая ему благодарность, хочу тут же добавить: при словах «мы», «мы с Левиной» — каждый раз надо иметь в виду помощь наших дипломатических работников — посла Анатолия Се­меновича Чистякова, Зои Васильевны Мироновой, воз­главляющей в Женеве Советское представительство при ООН, второго секретаря посольства Костикова Анатолия Сергеевича, сотрудника представительства Вячеслава Ва­димовича Жаркова — «Вячвада», как называли мы его сокращенно, сотрудника посольства Виктора Киселева. И переводчицу «Интуриста» Марину Эразмовну Павчинскую надо поблагодарить от души.

Начать поиск решено было с Женевы. Именно в этой — романской — части Швейцарии селилась, по преимущест­ву, русская дореволюционная эмиграция.

Наши расспросы о Южакове вызвали интерес у очень многих людей, которые согласились помочь нам и делали это, не жалея времени,— щедро, с охотой. Сейчас еще рано называть имена. Нам помогали без расчета попасть в газету. Это надо было бы каждый раз оговаривать особо: опасаясь повредить поиску, мы не делали этого. Ограни­чусь тем, что скажу: мы побывали в Женеве, Лозанне, Берне, Цюрихе, Базеле, Нёвшателе, Люцерне, Лугано, Монтрё, Веве, Кларане, Швице, Интерлакене, Мюррене...

В библиотеках Швейцарии мы просмотрели адресные кни­ги наиболее крупных городов за годы 1914 и 1920 — иска­ли Николая Сергеевича Южакова во всех возможных ва­риантах начертания его трудного имени и в немецкой и во французской транскрипциях. Мы обращались в адрес­ные столы. Нам помогали библиофилы, книготорговцы, библиотекари, ученые-историки, литераторы, музейные работники, архивисты, переводчики из ООН, рабочие, деловые люди, врачи, адвокаты, банковские чиновники, педа­гоги, полицейские чиновники и даже служители право­славной церкви. И, разумеется, люди из среды старой, дореволюционной эмиграции, которые могли знать Южа­кова. Нам давали советы, ради нас наши новые знакомые связывались по телефону с другими городами и странами, чтобы выяснить, не ушла ли южаковская библиотека туда. От одного нить тянулась к другому. Иной раз нам сообща­ли, что кто-то интересуется Южаковым: оказыва­лось — мы.

Однажды нас вызвали из Берна в Женеву. Известный адвокат сообщил нашей знакомой, что отец его — русский священник — знает что-то о судьбе рубакинского насле­дия и о судьбе южаковских книг. Примчались. Историю узнали печальную. Но сперва уясним, при чем тут Рубакин?

 

Знаменитый библиофил-просветитель Николай Алек­сандрович Рубакин, высланный царским правительством из России, владел уникальной библиотекой — около 100 тысяч книг. Это была его вторая библиотека. Первая, которую он подарил в Петербурге «Лиге образования», на­считывала 130 тысяч томов. Вторую библиотеку он перевез в Швейцарию, где его книгами пользовался и Владимир Ильич. Ленин высоко ценил просветительскую деятель­ность Рубакина и в 1914 году написал рецензию на его труд «Среди книг».

 

Рубакин так и остался в Швейцарии, умер в Лозанне в 1946 году. Но прах его покоится в Москве, на Новоде­вичьем кладбище. Библиотеку свою и большую часть ар­хива он завещал Ленинской библиотеке в Москве. И они поступили туда. Другая часть архива — это уже рассказывал мне настоятель — была подарена Рубакиным секре­тарше — мадемуазель Мари Бетманн. Эта часть оставалась в Кларане. Мадемуазель Бетманн — Рубакин, очевидно, об этом не знал — состояла членом религиозной секты и завещала этой секте драгоценные рубакинскне бумаги. Несколько лет назад Бетманн умерла, а секта вскоре перебралась па Кубу. Оттуда — в Испанию, в Барселону, и, не желая таскать за собой написанное на непонят­ном им языке, члены секты сожгли рубакинское насле­дие... Может быть, там были материалы из южаковской библиотеки?

Я спрашивал в Лозанне Юрия Николаевича Рубакина, сына замечательного библиофила. Нет, книг там, кажется, не было. Брат его, Александр Николаевич Рубакин, живу­щий в Москве, уже описал эту историю. Оснований счи­тать, что в погибшей части рубакинского собрания было что-то от Южакова, у нас пока нет.

Искали мы, однако, не одного Южакова. Искали неиз­вестные материалы о пребывании в Швейцарии Ленина и людей, его окружавших. Искали ленинские автографы.

Нам удалось побывать в одном доме и вести перегово­ры о передаче в Институт марксизма-ленинизма в Москве, ленинских материалов. Нам показали их. Среди них — не­известное письмо Ленина, оригинал.

В другом месте мы посетили дочь человека, в годы эмиграции очень близкого к Ленину. Владимир Ильич и Надежда Константиновна Крупская очень любили его и его семью. Мы видели подлинное, еще неизвестное ленин­ское письмо. Так же бережно хранит дочь странички, ис­писанные рукою Ленина, неизвестный рисунок с натуры, сделанный в 1915 году,— Ленин с газетой в руках. Мо­жете представить себе, что мы испытывали, разглядывая ленинские материалы, расспрашивая интереснейшую собеседницу нашу, слушая ее талантливые, живые расска­зы о Ленине. Да, все, что она хранит, она обещала пере­дать нам, нашей стране.

Наши швейцарские друзья подарили нам четырнадцать фотографий — копии ленинских автографов, некоторые из них исследователям были еще неизвестны.

Мой старый знакомый профессор Мартин Винклер, от которого несколько лет назад я получил автографы и ри­сунки Лермонтова, переехал из Федеративной Республики Германии в итальянскую Швейцарию и поселился в Лугано. Мы повидались и с ним.

— В Асконе, на берегу Лаго Маджиоре, живет фрау Висс,— сказал он.— Ее муж близко знал Ленина и очень любил его. Поезжайте в Аскону. У нее могут быть письма.

Мы позвонили в Аскону.

— Мой муж,— отвечала нам фрау Висс,— давно оста­вил меня. Впоследствии он женился на Хильди Гуртнер. Он умер. Но архив у нее. Живет она в Бернском кантоне, в городе Мюррен. Вам следует увидеться с ней.

Вернулись в Берн, соединяемся с Мюрреном. Взволнованно и, как показалось нам, радостно нас приветствует та, к которой нас направляли. Она приглашает нас при­ехать к ней в Мюррен. Ехать надо через Тун, Интерлакен. Потом подняться по двум канатным дорогам. Мюррен — это напротив Юнгфрау, почти 1700 метров над уровнем моря. Она встретит нас на верхней площадке. Но пообе­дать просит внизу.

— Я буду в русском платке,— предупреждает она.

Едем втроем — с нами Марина Павчинская. Обедаем в Штехельберге.

Здесь сурово. Невольно сравниваю горы с Кавказом. Похожего мало. Но если Луганское озеро и удивительной красоты городок, стеснившийся в чаще гор, отдаленно на­поминают озеро Рица, то здешнее ущелье — теснины Баксана.

Колесико бежит вверх по канату, кабина покачивает­ся, иногда запинается. Долина уходит вниз, набегает туман. Пересадка. В новой кабине мы должны перепрыгнуть на противоположную стену.

Звонки. Приближается верхняя станция. Нас встречает женщина, пожилая, с пронзительным взглядом, с каким-то, я бы сказал, знойным цветом лица: Хильди Гуртнер или Хильди Висс. Она — в русском платке, в куртке в брюках, с натруженными руками. Ведет нас... не знаю, как лучше сказать: по улицам городка? местечка? поселка? Две церкви, триста пятьдесят жителей. Глубокий снег. Зима. Все окутано легким туманом. Фрау Висс дорогой рассказывает: сдает летом комнаты — наезжают туристы А сейчас закончила ремонт крыши — пришлось заменить всю дранку, старая совершенно сгнила. На это ушли два­дцатилетние сбережения. Зато старой дранкой можно бу­дет топить и сэкономить на топливе.

В доме холодно. Но радушие, искренность, доброта этой женщины удивительны. Она говорит о муже. Еще отец его отказался от частицы «фон» — Висс. Отто последовал его примеру. Потом вступил в партию. Ленина встречал в Цюрихе, будучи совсем молодым. С первой женой развелся давно. В 1929 году уехал в Москву. Он — юрист, читал в Московском университете курс права. Полюбил чудесную женщину — Валентину. В 1937 году вернулся в Швейца­рию, в Мюррен. Был убит разлукой с Москвой. Потерял волю к жизни. Она, Хильди Гуртнер, его утешала. Время прошло — поженились. Он занимался литературой — переводил на немецкий язык русских классиков и советских писателей. В 1960 году ездили оба в Москву. Он мечтая вернуться на Красную площадь. И, увидев ее, зарыдал. Она показывает мне его записную книжку, где отмече­но все, что они тогда видели. Последняя запись:

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек...

Вскоре он умер.

Хильди Висс любит музыку, играет на пианино. Так, для себя. И поет. Чаще всего — песни Брамса. Сейчас она выбирает для нас пластинку — Второй концерт Брамса в исполнении Рихтера.

За окном падает снег — медленный, крупный. Смер­кается. Звучит полное глубокого покоя и мысли брамсовское и рихтеровское анданте. На столе — фрукты и рус­ские пирожки, которые мы захватили с собой. Напротив нас — женщина большой скромности и прекрасной души.

К ней приезжала из Москвы Валентина.

— Мы пригласили Маргарет Висс из Асконы. Мы лю­бим друг друга. Мы — самые близкие люди. И нам необхо­димо встречаться втроем. Мы так хорошо вспоминаем его. Но теперь, когда на крышу ушли последние сбережения...

 

Поздно. Надо спускаться. Она смотрит на нас с тоской прекрасными, добрыми и пронзительными глазами:

— Вас трое. Вы будете разговаривать. А что буду де­лать я со своими впечатлениями, когда останусь одна? Что же я буду делать?..

Я говорю ей:

— Мы не нашли у вас писем Ленина. Но мы счастли­вы, что повидали и успели полюбить вас. Она возражает:

— Писем Ленина вы не нашли — это правда. Но ведь да этой высоте как друзей свел нас Ленин!

И она старается обхватить нас, всех троих сразу, и при­жать к своему сердцу.

Вернемся к «Друзьям народа».

 

Библиотека Южакова в Швейцарии пока не разыскана. Этого имени не помнят ни в Женеве, ни в Берне, ни в Ло­занне, ни в Цюрихе, ни в других городах даже те, кто более полувека занят книжной торговлей и знает в стране каждого крупного библиофила. Может быть (как знать!), у Южакова была дочь, библиотека перешла к ней, а она замужем за швейцарцем, фамилия которого остается нам неизвестной. А возможно, Южаков давно переехал — во Францию, в Германию, в Соединенные Штаты и умер там? Сомнений у меня нет — следы библиотеки найдутся. Не могут кануть бесследно тысячи книг. И сегодня я обращаюсь ко всем, кто прочтет эти строки: если вам известно что-нибудь про Николая Сергеевича Южакова или про библиотеку его — сообщите это сведение в редак­цию «Литературной газеты». Это к тем, кто живет за гра­ницей.

 

Но почему нам ограничивать поиски заграницей? Ведь оттисков второго выпуска ленинской работы было, как уже сказано, около ста пятидесяти, во всяком случае, не менее ста. Хоть один-то из них мог уцелеть у нас, в нашей стра­не?! А кроме того, известно: ленинскую работу усердно переписывали от руки. И трудно представить, что оттиски и копии пропали бесследно, все до единого. Может быть, и лежит еще более от времени пожелтевшая «желтенькая тетрадка» среди старых книг? Или заложена в книгу? Или затерялась среди старых бумаг, которые принадлежали когда-то участникам нелегальных кружков, грамотным рабочим, студентам, курсантам? Может быть, она затеря­лась у ваших знакомых? А может быть, лежит у вас, в ва­шем доме? Напомню; эту работу читали тогда в Москве, Петербурге, Тифлисе, Владимире, Пензе, Чернигове, Кие­ве, Томске, Полтаве, в Вильно, в Ростове. Это известно точно. Вероятно, читали в Самаре. Из сообщений полиции и охранки известно, что в 90-е годы сочинения Ленина нелегально распространялись в Казани, Баку, Тифлисе, Одессе, Екатеринбурге (ныне Свердловске), в Архангель­ске, Новгороде, Перми, Красноярске, Иркутске, Кронштад­те, Воронеже, Вологде, Барнауле... Утраченный выпуск может лежать в архиве вашего города.

Может обнару­житься в вашей публичной библиотеке, вплетенный в старую книгу. Надо искать среди брошюр, оттисков, выре­зок из журналов. Есть сведения, что в 1925 году извест­ный книговед и оценщик букинистических редкостей Алексей Иванович Кудрявцев в Петроградском книжном фонде обнаружил и тогда же передал в Публичную биб­лиотеку тетрадь, заключавшую прокламации петербург­ского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», сшитые вместе со вторым выпуском работы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» Искали. Пока что по этим указаниям не обнаружили. Но эта тетрадь ведь может еще и найтись!

Поверьте: никто не решится категорически утвер­ждать, что часть вторая ленинского труда исчезла бесслед­но и навсегда. Надо искать! Искать одновременно и в Со­ветском Союзе, и за границей. А параллельно и рукопись этой работы Ленина! Я предлагаю: примемся вместе за дело! Попадутся на глаза старые бумаги, сложенные в углу старые книги — вспомните: желтенькая тетрадка, в половину листа. На обложке — крупные машинописные буквы «Что такое «друзья народа» и как они воюют про­тив социал-демократов?». И сверху римская цифра — II.

Начнем этот поиск с помощью Всесоюзного радио!

 

1969