ТАЙНЫЕ СЛУГИ

(ИСТОРИЯ ЯПОНСКОГО ШПИОНАЖА)

Перевод с английского

 

Автор книги, англичанин, в годы второй мировой войны был сотрудником английской разведки. После войны им написано несколько книг о разведке. Книга «Тайные слуги» написана по японским архивным материалам. В ней кратко излагается история японского шпионажа. Автор приводит много интересных фактов о работе японских шпионов в различных странах.

Книга представляет интерес для широкого круга читателей.

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

 

Сразу же после окончания второй мировой войны американские империалисты, стремясь вновь превратить Японию в опасный очаг войны на Дальнем Востоке, начали возрождать японский милитаризм. Империалистические круги США, навязав Японии неравноправные договоры и соглашения, толкают ее на путь агрессивной войны против стран социалистического лагеря, и прежде всего против Советского Союза и Китайской Народной Республики.

В июне 1960 года США, вопреки воле японского народа, вынудили Японию ратифицировать «договор безопасности», который фактически является военным договором, открыто закрепляющим японо-американский военный союз. По этому договору Япония обязалась восстановить свою военную промышленность, постоянно наращивать военный потенциал и увеличить вооруженные силы.

В соответствии с агрессивным военным договором японское правительство разработало шестилетний план перевооружения страны. По этому плану военные расходы Японии к 1965 году превысят 300 миллиардов иен в год. Намечено также значительное увеличение вооруженных сил и оснащение их ракетно-ядерным оружием.

Милитаризация Японии сопровождается усилением шовинистической пропаганды и возрождением реваншистских и фашистских организаций. По опубликованным в Японии данным, уже в 1960 году в стране насчитывалось 350 организаций фашистского толка, активно выступающих за политику военных авантюр, террор и подавление демократического движения в стране.

Реакционная политика правящих кругов Японии встречает все более решительное сопротивление самых широких слоев населения. Японский народ, испытавший на себе ужасы атомных бомбардировок, понимает, что военный союз с американскими империалистами грозит стране национальной катастрофой. И он гневно выступает против военного договора с США. О масштабах выступлений японского народа красноречиво свидетельствуют две цифры: в общенациональной политической стачке — протесте против договора 4 июня 1960 года участвовало 5,6 миллиона человек, а 22 июня — более 6 миллионов.

Трудящиеся Японии добились ухода Киси, заключившего военный договор с США, с поста премьер-министра. Они не пустили в свою страну бывшего тогда президентом США Эйзенхауэра, правительство которого запятнало себя провокационными актами против миролюбивых государств.

Однако правящие круги Японии, игнорируя волю народа и идя на поводу у США, по-прежнему придерживаются политики ремилитаризации страны и военного союза с американскими империалистами.

«Империалисты, — говорит Н. С. Хрущев в отчете Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза XXII съезду партии, — стремятся вовлечь все страны в гонку вооружений, привязать экономику других стран к своей, направить ее на рельсы милитаризации. Такая линия особенно ярко выражена в политике Соединенных Штатов Америки по отношению к Западной Германии и Японии. Империалисты США сознательно толкают Западную Германию на путь гонки вооружений. Им выгодно в случае развязывания войны расплачиваться за новую авантюру главным образом кровью немецкого народа, в то же время они рассчитывают такой политикой истощить экономику Западной Германии и таким образом ослабить ее конкурентную способность на мировых рынках. Примерно такая же политика проводится и в отношении Японии».

Правящие круги Японии все больше и больше втягиваются в орбиту агрессивных планов и замыслов американского империализма. В ноябре 1961 года в курортном японском городке Хаконе состоялись американо-японские переговоры. Со стороны США в них участвовали: государственный секретарь Раск, министры внутренних дел, торговли, труда, заместитель министра финансов и председатель экономического совета при президенте.

По сообщениям печати, представители США на переговорах преследовали цель в еще большей степени втянуть Японию в свои агрессивные планы. Они стремились, в частности, сколотить под американской эгидой новый агрессивный военный блок в составе Японии, Южной Кореи, чанкайшистской клики на Тайване и Южного Вьетнама.

Нынешняя политика правительства Японии таит в себе угрозу для японского народа. Она свидетельствует о том, что японские правящие круги не сделали надлежащих выводов из сокрушительного поражения, которое потерпела Япония во второй мировой войне.

Агрессивный курс японских правящих кругов, их военный союз с американскими империалистами требуют от миролюбивых народов усиления бдительности. Исторический опыт свидетельствует о том, что японский милитаризм, готовя и проводя агрессию против других народов, всегда широко использовал разведку. И нет сомнения, что, встав на путь ремилитаризации и подготовки новой экспансии, Япония будет активизировать и расширять деятельность шпионской службы.

Предлагаемая вниманию советского читателя книга Р. Сета «Тайные слуги» рассказывает о японском шпионаже. Читатель найдет в ней описание некоторых приемов и методов японской шпионской службы. Знание этих методов и приемов может помочь советским людям в разоблачении агентуры поджигателей войны и пресечении ее подрывной деятельности.

Р. Сет описывает деятельность японского шпионажа на фоне захватнических войн, которые подготавливал и вел японский империализм в течение пятидесяти лет, начиная с конца XIX века и кончая нападением на Пирл-Харбор.

В первых главах книги автор делает попытку показать исторические корни современного японского шпионажа. По его утверждению, японский шпионаж является слепком с иностранного образца. А образцом Сет считает разведывательную службу Пруссии времен Бисмарка, возглавляемую Штибером. Действительно, с восьмидесятых годов прошлого века вооруженные силы Японии с помощью германских инструкторов начали реорганизовываться на прусский манер. И японская шпионская служба, несомненно, в какой-то мере заимствовала опыт прусского шпионажа. Но было бы ошибкой представлять японский шпионаж только как копию с прусского образца.

Японский шпионаж берет свое начало в феодальную эпоху Токугава (XVII век), когда в Японии был создан исключительно разветвленный и сильный полицейский аппарат. В его состав входили специальные чиновники — «мэцукэ» (буквально — «смотрящие»), осуществлявшие тайную и явную слежку за всеми должностными лицами и населением. Именно система мэцукэ является родоначальницей японского шпионажа. Однако подрывная деятельность Японии против других стран и народов особенно развернулась в более позднее время — когда японский империализм начал вести агрессивные войны.

Фактический материал, собранный в книге Р. Сета, позволяет сделать некоторые обобщения о характере деятельности, о приемах и методах шпионской службы Японии.

Прежде всего надо отметить, что большое место в деятельности японских шпионов занимало добывание информации, необходимой военному руководству страны для подготовки и ведения агрессивных войн. В книге Р. Сета «Тайные слуги» содержатся примеры того, что представляла собою эта информация. Все, что имело хоть малейшее отношение к военному потенциалу, и особенно вооруженным силам вероятного противника, собиралось и отправлялось в Токио. Японских агентов, действовавших в иностранных государствах, интересовал и калибр орудий на военных кораблях, и состояние дорог, и система водоснабжения крупных городов, и содержание тактических занятий войск, их дислокация и численность, а также характер оборонительных сооружений и т. п.

Немалое место в деятельности японской агентуры занимали диверсии. Шпионская служба Японии изучала, например, предприятия и учреждения на территории будущего противника, которые с началом войны должны были стать объектами диверсии, и готовила на месте, то есть на чужой территории, кадры диверсантов.

Японская агентура вела работу по разложению и подрыву морального состояния населения страны вероятного противника. Делалось это путем создания на его территории домов терпимости, опиумокурилен, игорных домов и т. п. Автор приводит много таких фактов.

В ряде стран японская агентура создавала пятую колонну из числа предателей и изменников. В Китае в годы второй мировой войны японской разведке удалось завербовать к себе на службу целый ряд членов гоминьдановской партии и отдельных милитаристов. Прояпонское марионеточное правительство Ван Цзи-вея является тому примером.

Ведя подготовку к агрессии, японская разведка создавала на территории стран, намечаемых к захвату, склады оружия, готовила посадочные площадки для самолетов, подбирала кадры проводников, изучала медико-санитарное состояние и т. п.

В число задач японских шпионов входила также организация инцидентов, которые давали японской военщине повод для вооруженного вмешательства в дела других стран или для начала войны. Особенно богата такими провокационными актами история японской агрессии в Китае. Захвату Маньчжурии в 1931 году, попытке оккупировать Шанхай в 1932 году, началу военных действий в Китае в 1937 году предшествовали инциденты, спровоцированные японской разведкой.

Японская шпионская служба, наконец, широко занималась террористической деятельностью, о чем также рассказывается в книге Р. Сета.

Из кого же состояла многочисленная армия японских шпионов?

Часть агентуры была завербована из числа местных граждан той или иной страны. Так, Р. Сет рассказывает о двух американцах, платных агентах японской разведки, — писаре военно-морского флота Гарри Томпсоне и морском офицере Джоне Фарнсуорте. Значительную часть составляли сами японцы. Японская разведка старалась выбрать своему агенту такую профессию, которая давала бы ему возможность широко общаться с населением. Японские шпионы выступали в самых различных ролях: дипломатов, аккредитованных при японских представительствах за границей, торговцев всех калибров — от лоточников до владельцев крупных магазинов и фирм, промышленников, рестораторов, туристов, врачей, рыбаков, парикмахеров, слуг и т. п.

На страницах книги «Тайные слуги» читатель найдет примеры того, какое значение в деле подготовки шпионской агентуры из японцев имела идеологическая обработка в духе крайнего шовинизма. Автор рассказывает о нескольких молодых японцах, которых одурачили шовинистической пропагандой и превратили в исполнительных, фанатичных агентов японской шпионской службы.

Р. Сет пытается представить японскую разведку настолько могущественной, вездесущей и всезнающей организацией, что создается впечатление, будто в ее деятельности он видит чуть ли не главную причину всех временных военных успехов японского милитаризма. Рассмотрим два примера, которым Р. Сет уделяет много внимания:

1. Деятельность японской агентуры в царской России в период русско-японской войны 1904—1905 годов.

2. Активность японского шпионажа в США в годы, предшествовавшие Пирл-Харбору.

Существовали ли на самом деле в царской России люди, о которых пишет Р. Сет? В частности, реальны ли полковая дама, ставшая любовницей японского шпиона, и простоватый болтун-повар, снабдивший японского агента данными о новом русском военном корабле? Или эти люди — плод фантазии автора?

Трудно ответить на данный вопрос, да он и не столь важен.

Несомненно, вследствие беспечности, потери бдительности и прямой продажности чинов военного и гражданского аппарата царского правительства японцам удалось насадить на территории России, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, разветвленную шпионскую сеть. Японская агентура получала данные военного характера. Однако, несмотря на все это, японская разведка, вопреки утверждениям Р. Сета, не справилась с главной задачей, стоявшей перед ней. Она не смогла точно определить состав и численность русской армии.

В книге А. И. Сорокина «Русско-японская война 1904—1905 гг.» по этому поводу говорится:

«Но несмотря на благоприятные условия, японская разведка, коварная по методам своей работы, действовала все же плохо. Так, Ноги (японский генерал. — Г. Г.) вплоть до падения Порт-Артура считал, что его гарнизон в августе — сентябре не превышал 15—20 тыс. человек. Или, наоборот, во время первого полугодия войны японцы вдвое преувеличивали силы русских на Дальнем Востоке, в январе они считали, что русские имеют полевых войск 120 тыс., а фактически имелось немногим более 60 тыс.; в первой половине июля они предполагали, что русские войска насчитывают 300 тыс., когда в действительности было 150 тыс. Это, несомненно, отразилось на темпах их продвижения»[1].

Английский военный писатель Лиддел Гарт следующим образом оценивает силы сторон к концу русско-японской войны:

«Японцы были настолько истощены в результате последнего безуспешного сражения под Мукденом, что были рады заключить мир с русскими, которые вели войну без всякого воодушевления, не втянув в нее и одной десятой доли своих наличных сил»[2].

Таким образом, приведенные примеры показывают, что Р. Сет явно преувеличивает успехи японской разведки во время русско-японской войны.

Обратимся ко второму примеру, к деятельности японской шпионской службы в США.

С тридцатых годов нашего века японская разведка начала наводнять территорию США своей агентурой. В дополнение к фактам, изложенным Р. Сетом, небесполезно прибавить свидетельство американских журналистов М. Сейерса и А. Кана[3].

По их утверждению, член общества «Черный дракон» (кокурюкай) Иидзука, работник японского консульства, прибывший в США в 1937 году, организовал «Лигу японских военнослужащих», насчитывавшую к 1941 году 7200 членов, и «Императорскую лигу дружбы», в которую входило 4800 человек. Обе эти лиги стали центрами шпионских организаций, орудовавших на Западном побережье США и на Гавайских островах.

После начала военных действий на Тихом океане во время обысков, произведенных американской контрразведкой в домах японцев, проживающих в США, были обнаружены запасы оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, карты, схемы, мощные фотоаппараты, средства сигнализации, коротковолновые радиостанции.

М. Сейерс и А. Кан утверждают, что японские консульства в американских городах являлись центрами шпионско-диверсионной деятельности, поддерживающими постоянную связь с бесчисленными японскими рыболовными судами, которые плавали в американских водах. Эти «рыболовные» суда были оборудованы мощными двигателями, коротковолновыми радиоустановками и сложными приспособлениями для промера глубин. Их команды состояли из агентов японской морской разведки.

По свидетельству М. Сейерса и А. Кана, импортные и экспортные компании, принадлежавшие японцам и находившиеся в США, также занимались сбором информации для военной разведки Японии.

О чем же свидетельствует столь широкий размах активности японской разведки на территории США? О больших достоинствах японской шпионской службы? Или, может быть, об искусстве японской агентуры?

Отнюдь нет. Японские шпионы действовали грубо, нагло, почти открыто. Их действия, как это отмечает и Р. Сет, были замечены американскими властями. И тем не менее решительных мер к пресечению шпионской и подрывной деятельности японской разведки на территории США вплоть до начала военных действий на Тихом океане они не принимали.

Чем же объясняется столь странное поведение со стороны американцев?

Ответ один: антисоветской политикой влиятельных кругов США, их стремлением не вызывать осложнений в отношениях между Японией и США, их внешнеполитическим курсом на то, чтобы столкнуть Японию с СССР.

Как известно, американское правительство вело с японцами переговоры до дня нападения последних на Пирл-Харбор. Правящие круги США не теряли надежды в ходе этих переговоров договориться с японскими милитаристами и натравить их на Советский Союз. США до самого Пирл-Харбора вооружали Японию и способствовали ее агрессивным действиям в Китае. А аресты разоблаченных японских агентов, по мнению определенных кругов, могли вызвать ненужные недоразумения в отношениях с Японией и отвлечь ее от подготовки нападения на СССР. Именно поэтому государственный департамент противился таким арестам. Примеры этого приводятся в книге Р. Сета.

Следовательно, дело не в том, что японская разведка была очень сильна, как это утверждает Р. Сет. Ее успехи объясняются прямым попустительством милитаристских кругов США, стремившихся натравить Японию на Советский Союз.

 

* * *

 

Читатель, несомненно, заметит, что свою повесть о японском шпионаже Р. Сет пытается исторически обосновать. Однако исторические изыскания автора — самая слабая часть книги: они поверхностны, грешат неточностью, часто научно несостоятельны. Автор не поднялся до понимания причин излагаемых им исторических событий или извратил их сознательно. В частности, он преувеличивает роль отдельных людей, особенно таких одиозных личностей, как Штибер и Доихара. На самом деле их роль и значение в событиях, участниками которых они были, неизмеримо скромнее, чем это изображено в книге «Тайные слуги». В характеристике, которую им дает Р. Сет, не получило должного отражения и то, что и Штибер и Доихара — преступники, повинные в отравлениях и убийствах многих людей.

Рассказывая о деятельности японских шпионов, Р. Сет одновременно описывает ряд исторических событий.

Многие из них сопровождались отторжением чужих территорий и порабощением народов. В таких событиях отразилась захватническая политика империалистических хищников.

Но излагая факты агрессии против того или иного народа, Сет не называет вещи своими именами, не вскрывает грабительский характер действий захватчиков. На исторические события он смотрит глазами западных колонизаторов, которые декларациями о своей якобы цивилизаторской роли в восточных странах прикрывали самые грубые акты агрессии против них.

Естественно, что в книге о японском шпионаже автор уделил значительное внимание фактам из новой и новейшей истории Японии. Но при этом Р. Сет умолчал о главном историческом уроке. Захватнические войны, которые беспрерывно вели японские империалисты, все их агрессивные действия против других народов могли иметь место только при условии поддержки и помощи со стороны империалистических государств.

Помощь и поддержка со стороны западных держав — вот основная причина временных успехов милитаристской Японии в агрессивных войнах, которые она вела до 1945 года, когда Япония была вынуждена возвратить грабительски захваченные ею чужие территории.

Однако Р. Сет умалчивает об этой помощи и совершенно необоснованно выдвигает на первый план в качестве причины, определившей временные успехи Японии в прошлых войнах, деятельность японской разведки.

Книга Сета — это очерки о деятельности японских шпионов. Но поскольку исторические экскурсы автора занимают в ней немало места, следует предупредить читателя о необходимости критического подхода к работе Р. Сета в целом и к ее исторической части в особенности.

 

* * *

 

Американские империалисты и их партнеры по военным союзам страшатся мирного экономического соревнования со странами социалистического лагеря, препятствуют смягчению международной напряженности, а наиболее агрессивные из них делают ставку на ракетно-ядерную войну, как на средство решения внешнеполитических проблем.

Разведки империалистических стран прилагают неимоверные усилия, чтобы проникнуть в государственные и военные секреты СССР.

Забрасываемые в СССР иностранные агенты имеют задачу — завладеть нашими государственными секретами. Выполняя свою грязную работу, они стараются использовать слабости и недостатки отдельных граждан: беспечность, ротозейство, болтливость, хвастливость, склонность к выпивке и т. п.

Но в конечном итоге шпионы терпят неудачу, ибо сталкиваются с высокими морально-политическими качествами советских людей, патриотизмом и преданностью социалистической Родине, Коммунистической партии, Советскому правительству, великому делу коммунизма.

Терпя неудачу за неудачей, провал за провалом на советской земле и в советском небе, империалистические разведки, тем не менее, продолжают попытки вести разведку в нашей стране.

В борьбе с подрывной деятельностью иностранных шпионов сильнейшим оружием советских людей всегда являлась и является высокая революционная бдительность.

Быть бдительным — означает постоянную готовность разоблачать все хитросплетения, намерения и замыслы иностранных агентов, умение распознавать шпионов, в какую бы одежду они ни рядились.

Быть бдительным — это всегда быть начеку, на страже интересов Советского государства.

Бдительность — важнейшее качество советского человека, воспитанное годами борьбы с заклятыми врагами нашей Родины, пытавшимися явно и тайно, войной и подрывными действиями повернуть историю вспять и снова надеть на нас ярмо капиталистического рабства.

С возрождением милитаризма в Японии японский шпионаж вновь представляет опасность для народов. Надо помнить о коварных, грязных методах, которые он применял в прошлом.

О необходимости быть бдительным предупреждает и рассказанная в настоящей книге история черных дел тайных слуг японского империализма — шпионов.

 

Г. Г л е г о р е в

ОТ АВТОРА

 

Когда я собирал материал для задуманной мною краткой истории о мировом шпионаже — «Шпионы за работой», меня удивило почти полное отсутствие данных о японском шпионаже. В меру своих способностей я решил восполнить этот пробел и обратился за помощью в японское посольство в Лондоне. Оно направило мою просьбу в Токио. Министерство иностранных дел Японии с сожалением ответило, что те архивы японской разведки, которые уцелели во время бомбардировок авиацией союзников, по-видимому, безнадежно утеряны.

Я уже был готов отказаться от своего намерения, как вдруг японское посольство в Лондоне сообщило мне, что в Вашингтоне в распоряжении американского правительства находится большое количество документов японского министерства иностранных дел и что библиотека конгресса опубликовала их перечень.

Тогда я переключил свою активность на американское посольство в Лондоне и благодаря энергичным и настойчивым усилиям моего хорошего друга доктора Боуэна Эванса из информационной службы США, которому очень, признателен за это, смог ознакомиться с перечнем японских документов, опубликованным библиотекой конгресса. Ознакомление с перечнем подсказало, что визит в Вашингтон может оказаться весьма полезным для моей работы.

Поездка состоялась, и я выражаю благодарность директору библиотеки конгресса и многочисленным ее сотрудникам, в особенности доктору Эдвину Билю из отдела востоковедения, за оказанную мне любезную и бескорыстную помощь.

В такой же мере я признателен сотрудникам государственного департамента США и английского министерства иностранных дел.

Большая часть сведений, освещающих ранний период деятельности разведки Японии, почерпнута из японских документов, на которые я ссылался выше. Материалами для освещения более позднего периода ее истории послужили многочисленные печатные источники.

Я позволил себе некоторую вольность в драматизации отдельных событий, но в основе каждого из них лежат подлинные факты.

 

Р. С е т

Глава 1

НАЧАЛО КОНЦА

 

Воскресенье 7 декабря 1941 года, 7 часов 55 минут утра.

Мансарда небольшого дома, откуда видна гавань Пирл-Харбор, крупнейшая тихоокеанская база американского военно-морского флота. Руфь Кюн разговаривает со своим отцом, наблюдая в бинокль за 86 военными кораблями Соединенных Штатов, безмятежно расположившимися на рейде этой одной из самых больших естественных якорных стоянок мира.

— Самолеты приближаются! — сказала Руфь.

Доктор Бернард Юлиус Отто Кюн почувствовал легкую дрожь.

— Единственное, о чем я молюсь, так это чтобы японцам удалось провести подводную лодку через заграждения, — проговорил он. — А если нет?..

— Они сделают это, — резко прервала его девушка. — Самолеты! Приготовься!

С северо-востока внезапно, словно свалившись из глубины небес, появились первые японские самолеты[4]. Сначала это были черные точки на озаренном солнцем темно-голубом безоблачном небе. Гул моторов нарастал, и точки увеличивались в размерах.

Сквозь великолепные стекла цейссовского бинокля девушка вскоре увидела, как самолеты разбились на группы, каждая из которых взяла свой курс: одна повернула к аэродромам сухопутных войск в Уилер и Хихэм Филд, другая направилась в сторону гидроаэродрома военно-морских сил в бухте Канэохэ, третья устремилась к находящимся внизу кораблям.

Шум моторов самолетов нарушил тишину, царившую в Пирл-Харборе. В этот ранний час военные и гражданское население базы на кораблях и на суше только просыпались. Из окна мансарды Руфь Кюн видела одинокие фигуры ранних путников: какого-нибудь армейского повара, который спешил на свою кухню, чтобы успеть приготовить завтрак, или солдата, только что сменившегося с ночного дежурства.

В комнату вошла мать Руфи.

— Что нужно! — не поворачиваясь от окна, выкрикнула девушка.

— Ты уверена, что нам не следует брать одежду? — спросила фрау Кюн.

— Ничего, кроме денег. Возвращайся к Гансу, сейчас начнется!

Едва она произнесла эти слова, как в их маленьком доме задребезжали оконные стекла. Через какую-то долю секунды раздался зловещий рев пикирующих бомбардировщиков, сопровождаемый грохотом первых взрывов авиационных торпед и бомб. 105 самолетов японского императорского воздушного флота атаковали корабли Тихоокеанского флота США в гавани Пирл-Харбор, авиацию на аэродроме Уилер и гидроаэродроме в бухте Канэохэ.

Руфь Кюн бросала своему отцу короткие фразы. Он четко повторял ее слова и тотчас переводил их на язык световых сигналов, которые посылал из окна дома. «Прямое попадание в линейный корабль... Один миноносец в огне», — сигналил Отто Кюн фонарем.

А на другом конце города служащий японского консульства под диктовку вице-консула Отодзиро Окудо, смотревшего в бинокль на окно мансарды Кюнов, по радио передавал эти сведения командующему японским флотом.

Атака японцев на какое-то время вызвала смятение в американских войсках. Система воздушного оповещения не действовала, и не было ни малейшего признака того, что армия и флот вели разведку или патрулирование морского побережья. Но все же скоро корабельные зенитные батареи открыли огонь. Но ни одна из наземных зенитных батарей не оказала им поддержки, так как они не были укомплектованы личным составом и не имели снарядов[5].

Корабельным зенитным батареям оказали помощь 45 самолетов военно-морской авиации, которые сумели вылететь из бухты Канэохэ, и 18 бомбардировщиков-разведчиков с авианосца, случайно прибывшего в разгар сражения. Но эта помощь была не столь уж большой.

Нападение продолжалось до 9 часов 45 минут с одним пятнадцатиминутным перерывом. Когда налет закончился, то оказалось, что японцы потеряли всего 40 самолетов. Ущерб же, нанесенный ими, был огромен. За 95 минут был выведен из строя почти весь Тихоокеанский флот США, и Япония приобрела на Дальнем Востоке превосходство на море и в воздухе, сделав невозможным объединение дальневосточных американских и английских военно-морских сил[6].

В течение 80 из этих 95 минут Руфь Кюн сообщала своему отцу о каждом успехе японских летчиков. Эти сведения шли к Отодзиро Окудо, от него — к командующему японским флотом, который на основании их отдавал приказы.

Почему же Руфь Кюн прекратила передачу сообщений за 15 минут до окончания налета?

Около 9 часов 30 минут дверь мансарды открылась.

Руфь и ее отец слышали звук открываемой двери и подумали, что снова вошла фрау Кюн. Девушка даже не повернулась, она молча продолжала рассматривать окутанную дымом гавань.

Руфь не повернула головы даже тогда, когда, за ее спиной началась какая-то возня.

И только услышав возглас отца «Майн гот!» и тут же — чужой мужской голос, крикнувший «Руки вверх!», она мгновенно обернулась и увидела прямо перед собой двух офицеров американской разведки.

Среди паники, охватившей в то утро Пирл-Харбор (только те, кто были там тогда, знают, что она собой представляла), по крайней мере два человека не потеряли голову.

По дороге в штаб эти два офицера заметили, что в окне мансарды мелькает свет. «Сигналы», — догадались они и поспешили туда. К ним присоединился еще один офицер — их сослуживец.

В маленькой гостиной, где, Кюны обычно собирались по вечерам, они застали врасплох фрау Кюн, успокаивающую своего перепуганного двенадцатилетнего сына Ганса.

Один офицер остался с матерью и сыном, двое других быстро поднялись в мансарду, где и застали отца и дочь за передачей сигналов, отец и дочь были немедленно арестованы.

Выводя Кюнов из дома, офицеры прихватили упакованные чемоданы, стоявшие наготове в конце коридора. В штабе чемоданы открыли. Их содержимое составляли только пачки денег, в том числе и японских.

Помимо сорока уничтоженных японских самолетов, американцы потопили прорвавшиеся в порт через заграждения три японские подводные лодки. Среди них оказалась подводная лодка, которая была послана за Отодзиро Скудо, персоналом консульства и семьей Кюн.

Как случилось, что Кюны стали шпионить для японцев?

Восемнадцати лет Бернард Юлиус Отто Кюн поступил на службу в немецкий имперский военно-морской флот, и его направили на крейсер. В 1915 году корабль, на котором служил Кюн, был потоплен англичанами. Кюна подобрали в волнах, и он оказался в плену в Англии. Чтобы скоротать время, Кюн начал изучать английский язык и достиг в этом замечательных успехов.

После заключения перемирия он возвратился в Германию и решил заняться медициной. Подобно многим разочаровавшимся молодым людям Германии периода двадцатых годов, он ненавидел порядки, которые не давали возможности заработать на жизнь избранной профессией. И когда нацисты стали маршировать по улицам, обещая заменить суровые условия жизни Веймарской Германии «новым порядком», он стал сначала их неутомимым слушателем, а затем ревностным приверженцем.

Кюн встретился с Генрихом Гиммлером, долбился его дружбы и получил предложение работать в гестапо, правда, на небольшом и даже, пожалуй, невыгодном посту. Но ему дали понять, что это лишь переходная ступень к должности начальника полиции в одном из крупных городов Германии.

Однако Гиммлер не сдержал своего обещания, и вместо кабинета начальника полиции доктор Кюн 15 августа 1935 года оказался на побережье Гавайских островов вместе с женой и двумя детьми — Гансом Иоахимом шести лет и восемнадцатилетней Руфью. Именно Руфь и явилась причиной столь странного изменения в служебном положении Кюна.

Старший сын Кюнов Леопольд занимал хорошее положение. Он был личным секретарем доктора Иосифа Геббельса, министра пропаганды и общественной информации.

В начале 1935 года начальник Леопольда, низенький человек с изуродованной ногой, устроил в министерстве праздничный вечер для своих сотрудников. Поскольку у Леопольда Кюна не было невесты или просто близко знакомой девушки, он пригласил на вечер в качестве партнерши свою сестру Руфь.

Непосредственность и красота девушки произвели впечатление на министра пропаганды, которому она была представлена. Маленький Геббельс пригласил Руфь Кюн танцевать и, несмотря на хромоту, танцевал хорошо.

Очень скоро семнадцатилетняя Руфь Кюн стала любовницей уродливого карлика. Связь с ней — это одно из бесчисленных похождений министра пропаганды, который не делал тайн из своих обширных любовных приключений. И разговорами о них развлекались все его соотечественники от фюрера до простого ефрейтора.

Что произошло дальше между девушкой и Геббельсом по всей вероятности навсегда останется тайной, если только Руфь Кюн, проживающая сейчас в Германии, не захочет сама рассказать об этом. Совершенно неожиданно Геббельс не только бросил юную любовницу, но и решил, что она должна покинуть Германию.

Главой факультета геополитики[7] Берлинского университета в те годы был генерал Хаусхофер[8]. Его сын Карл входил в число самых близких друзей Геббельса. Большинство студентов факультета геополитики поступали на службу в министерство иностранных дел и, как правило, становились сотрудниками шпионской службы Риббентропа.

Начиная с 1914 года генерал Хаусхофер поддерживал тесную связь с японскими разведывательными органами. В то самое время, когда произошел разрыв Геббельса с Руфью, японцы обратились с просьбой к Хаусхоферу оказать им помощь в вербовке европейцев для разведывательной деятельности.

Одна из самых больших трудностей, которую всегда испытывали руководители японского шпионажа, заключалась в цвете кожи и в других физических особенностях японцев, выделявших их за границей.

Просьба из Токио не могла не явиться для министра пропаганды счастливым совпадением. Геббельс рассказал о своем затруднении другу Карлу. Последний обратился к отцу. Генерал Хаусхофер предложил передать японской разведке не только Руфь, но и всю ее семью. Хромоногий доктор не мог рассчитывать на более удачное предложение: шокирующая его девушка удалится буквально в другую часть света.

Так семья Кюнов, за исключением Леопольда, который оставался на посту личного секретаря Геббельса до своей гибели на русском фронте, попала на побережье Тихого океана.

Свое переселение Кюны прикрывали мнимым интересом доктора Кюна к японскому языку и древней истории Гавайских островов. Они производили впечатление типичной дружной немецкой семьи и, к сожалению, не вызывали подозрений у тех, кому следовало бы заинтересоваться людьми, переселившимися сюда из такой далекой страны. И даже поездки Руфи и ее отца на соседние острова не привлекли ничьего внимания.

Посторонние могли думать, что Кюнам все благоприятствует. Жена доктора — Фридель Кюн, полная женщина в очках, относилась к мужу с уважением — это вообще одно из положительных качеств немецких женщин. Обладая острым умом, она замечала, оценивала и запоминала даже самые мелкие детали, имеющие военное значение.

Казалось, Фридель Кюн занята только благополучием своей семьи, она умела вводить в заблуждение осторожных людей, даже когда те начинали подозревать о ее настоящей роли. Дважды фрау Кюн покидала Гавайи на продолжительное время. Ее отсутствие не вызывало никаких толков, кроме сочувствия со стороны знакомых членам семьи Кюнов, которых покидала, пусть временно, столь добродетельная мать и примерная хозяйка. О, если бы заинтересованные власти знали, что оба раза она ездила в Японию в качестве курьера с секретными сведениями о морских и сухопутных оборонительных сооружениях Соединенных Штатов на Гавайских островах!

Руфь, несмотря на неудачный роман, стала еще привлекательней. Она любила теннис и плавание, отлично танцевала. Эти ее достоинства были причиной того, что вскоре по приезде в Гонолулу она начала получать приглашения на все увеселительные мероприятия. Она познакомилась со многими американскими флотскими офицерами, которые вдали от своего дома скучали без женского общества. Поклонники Руфи порой невольно разглашали исключительно важные сведения, а ее острый ум моментально фиксировал все, что представляло хоть малейший интерес.

Наблюдательные люди могли заметить, что Кюны не испытывали затруднений в деньгах. Поскольку их богатства хранились в Роттердамском банке, было сделано ошибочное заключение, будто доктор имел в Голландии значительное состояние. В настоящее время известно, что за шесть лет, с 1935 по 1941 год, Кюны получили более 100 тысяч долларов; предполагается, что это только часть вознаграждения, полученного ими за шпионаж.

Кюны работали на немцев и на японцев, причем японцы не подозревали об их связях с немецкими нацистами. Копии донесений, которые Кюны передавали японскому консулу наг Гавайях, они посылали разведке Риббентропа через генерала Хаусхофера.

В начале 1939 года Кюны из Гонолулу переехали в довольно спокойный Пирл-Харбор.

Нигде так не болтают, о чем бы то ни было, как в салонах красоты. Кюны и их начальство решили использовать в своих целях подобное заведение. Поскольку в Пирл-Харборе такого салона не было, то никто ничего не заподозрил, когда Руфь Кюн открыла косметический кабинет для жен офицеров. Эта затея явилась началом усиления японского шпионажа в южной части Тихого океана.

На встрече с Отодзиро Окудо, вице-консулом в Гонолулу, Кюнам подробно рассказали, в получении какой информации заинтересована японская императорская разведывательная служба. Основная их задача состояла в том, чтобы давать точные сведения о военно-морских силах США на Тихом океане, о дислокации этих сил, времени выхода и прибытия кораблей в тот или иной порт. Особенное внимание Кюны должны были уделить Пирл-Харбору.

Детская непосредственность и кажущаяся, наивность сына Кюнов Ганса оказались уместным дополнением к салону красоты. Отец развивал в мальчике природную любознательность и интерес к боевым кораблям, особенно к американским. Прошло немного времени, и добродушные американские моряки стали приглашать шустрого мальчика на свои корабли. Что могло быть вредного в ответах на бесчисленные вопросы Ганса. Ведь он, как и всякий ребенок, не поймет всех тех сложных вещей, которые ему говорят.

Так думали американцы — друзья Ганса.

Но сын доктора Кюна отличался наблюдательностью и сообразительностью. Он мог точно рассказать обо всем, что видел и слышал.

Количество сведений увеличивалось с такой быстротой, что Кюнам приходилось все чаще и чаще встречаться с японцами, чтобы передать им полученную информацию об изменениях в дислокации военно-морских сил США. Это могло навлечь на Кюнов подозрение. И был разработан простой код и сигнально-световая система, при помощи которой разведывательные сведения могли передаваться непосредственно японскому агенту из окна мансарды маленького дома, арендованного Кюнами в Пирл-Харборе. Опробование новой сигнальной системы, проведенное 2 декабря 1941 года, прошло успешно.

Отодзиро Окудо сам приехал в Пирл-Харбор и через своего генерального консула передал по радио японской военно-морской разведке сведения о дислокации всех американских военных кораблей в Гавайских водах.

Наблюдая в течение последующих нескольких дней за сосредоточением в водах Пирл-Харбора все большего и большего количества кораблей, Кюны, отец и дочь, едва сдерживали волнение. Волновались и их японские руководители. Командующий японским военно-морским флотом, оценивая положение, которое сложилось к 6 декабря в Пирл-Харборе, мог поздравить своих подчиненных с тем, что им сопутствует удача. Сами боги были на их стороне, убедив противника сконцентрировать бо́льшую часть своих военно-морских сил в одном месте. Это дало возможность разработать несложный план мощного воздушного удара по американским кораблям.

И план увенчался успехом. Однако люди, в значительной мере способствовавшие этому успеху, были принесены в жертву.

Кюны предстали перед судом. Все улики были против них. Среди улик фигурировали чемоданы с деньгами и копии донесений, написанных на немецком языке. И даже копия сигнального кода. Все это нашли в доме Кюнов при обыске.

Доктор Кюн, его жена и Руфь, каждый в отдельности, старались принять вину на себя и доказать, что именно он возглавлял эту небольшую шпионскую группу. Американцы приняли версию доктора и приговорили его к смерти. Фридель и Руфь оказались в тюрьме.

Доктор Кюн, стремясь спасти свою жизнь, рассказал все, что знал о шпионаже держав оси на Тихом океане. Американцы нашли его показания ценными, и 26 октября 1942 года смертный приговор был заменен пятьюдесятью годами тюремного заключения.

Но как бы ни сложилась судьба Кюнов, японская разведка одержала большую победу, победу, подготовку к которой она начала более чем за тридцать лет до их приезда в Гонолулу.

В библиотеке конгресса в Вашингтоне имеется два комплекта документов министерства иностранных дел Японии, озаглавленных «Хоноруру гумби тёса» («Военные приготовления в Гонолулу») за 1907—1926 годы и «Хаваи рикугун дзёхобу сюхо» («Еженедельные донесения разведки сухопутных войск на Гавайях») за 1922—1923 годы, в общей сложности 2318 страниц.

Пребывание Кюнов в Гонолулу и их шпионская деятельность в пользу японцев позволяет отметить два важных обстоятельства.

Во-первых, тесная связь, которую японская разведка всегда поддерживала с немецкой. В середине девятнадцатого века Япония отказалась от политики «закрытых дверей» и из средневекового феодального государства начала превращаться в высокоорганизованное современное государство. Проведение намеченного политического курса потребовало создания эффективной разведывательной системы, методы и организация которой были заимствованы у одного из крупнейших мастеров шпионажа всех времен. Пруссак Вильгельм Штибер[9] создал не только сильнейшую в мире, но и самую современную для своего времени систему шпионажа, с помощью которой Бисмарк и его монарх выковали Германскую империю.

Во-вторых, Пирл-Харбор явился блестящим завершением более чем полувековой разведывательной деятельности японцев в Гонолулу и одним из крупнейших достижений их системы шпионажа.

В этой книге показываются методы и многочисленные организации японского шпионажа с начала его возникновения в середине восьмидесятых годов прошлого столетия и до Пирл-Харбора. Мы старались описать его деятельность в столь удаленных друг от друга местах, как Санкт-Петербург и Нью-Йорк, и на таких больших территориях, как Сибирь, Центральная Азия, Китай, Маньчжурия, Тихий океан, Голландская Индия, Центральная Америка и Соединенные Штаты, и показать его связь с изменениями в японской политике.

Прежде всего обратимся к тому, что послужило образцом для японского шпионажа.

 

 

Глава 2

ОБРАЗЕЦ

 

Однажды в 1848 году король Пруссии Фридрих Вильгельм один без свиты оказался на улице во время уличных беспорядков, тогда довольно частого явления в Берлине[10]. Берлинцы устали от самодержавия, которое предки короля навязали им, а Фридрих всеми силами старался сохранить. Инцидент произошел стихийно. Кто-то узнал короля и нанес ему оскорбление. Это привлекло внимание других горожан, и вскоре робкий Фридрих оказался лицом к лицу с враждебно настроенной толпой. Он стоял, озираясь вокруг и не видя пути к спасению. О чем только думают власти? Почему не послана охрана, чтобы спасти его и наказать бунтовщиков?

Король не мог успокоить кричащих людей: он не понимал, чего они требуют. Фридрих Вильгельм ждал смерти и надеялся только на то, что она будет мгновенной.

От возмущенной толпы отделился человек и начал приближаться к королю.

— Долой тирана! — кричал он. — Смерть королю! Прикончим его сейчас же!

Тирания секретной полиции продолжалась так долго, страх перед ней был так велик, что неорганизованная толпа не решилась действовать.

От человека до короля осталось всего несколько шагов. И вот он уже стоит перед Фридрихом.

— Не бойтесь, ваше величество! — быстро прошептал человек. — Я агент полиции. Здесь мои люди, они наблюдают, чтобы с вами ничего не случилось.

— Благодарение богу, — пролепетал король.

— Смерть тирану! — вновь крикнул человек и, схватив короля за руку, потащил его за собой по тротуару. Как только они поравнялись с находившимся в нескольких метрах от места инцидента домом, человек стремительно открыл дверь, втолкнул в нее короля и немедленно последовал за ним сам.

Когда дверь была закрыта на засов, человек прислонился к ней спиной, облегченно вздохнул и вытер рукой вспотевший лоб.

— Уф! — невольно вырвалось у него. — Мы едва унесли ноги. Прошу прощения у вашего величества, я не агент полиции, но должен был так назвать себя. Вы могли бы погибнуть, если бы в последнюю минуту вас покинуло мужество.

Король перестал дрожать и улыбнулся незнакомцу.

— Вы спасли мне жизнь, — мягко произнес он, — и я благодарен вам. Могу ли я узнать имя моего храброго и находчивого спасителя?

— Вильгельм Штибер, ваше величество. Всегда готов к услугам вашего величества.

— Вильгельм Штибер, — сказал король, — я не забуду тебя.

 

* * *

 

Вильгельм Штибер родился 3 мая 1818 года. Его отец был мелким служащим в Мерзебурге, Саксония.

Вильгельму не было двадцати лет, когда герра Штибера перевели в Берлин. Там он дал образование сыну, намереваясь сделать из него лютеранского священника.

Однако, еще не завершив учения, Вильгельм решил, что у него нет призвания к духовной деятельности, и занялся юриспруденцией. На этом поприще он нашел самое лучшее применение своим умственным способностям и за короткое время сделался одним из популярнейших адвокатов по уголовным делам в Берлине. Его клиентами были самые подонки преступного мира — мелкие воры, мошенники, фальшивомонетчики, насильники.

Штибер никогда не выступал в качестве представителя обвинения. Он всегда защищал, и его успех в этой роли был феноменальным. С 1845 по 1850 год он успешно защитил в суде три тысячи своих клиентов. В чем заключался секрет его успеха как адвоката? Был ли это результат блестящего ума и красноречия? Или секрет заключался в превосходном знании юриспруденции? Бесспорно, его успехи вызывались знаниями, но не юридическими, как бы обширны последние у Штибера ни были.

Сказав королю, что он не агент полиции, Штибер не сказал всей правды. Он не являлся обычным полицейским агентом, но находился на содержании у полиции. Он был агентом-провокатором, который выслеживал объявленных вне закона радикалов, врагов монархии. Помимо этого, Штибер редактировал «Полицейский журнал». Таким образом, он был постоянно связан с полицией. Эта связь и материалы, получаемые для журнала, давали ему возможность заблаговременно знакомиться с уликами, которые полиция намеревалась выставить против его клиентов. Он приходил в суд полностью подготовленный, заранее зная все факты, которые могло привести обвинение. И удивительно, что полиции никогда не приходило на ум, что она сама поставляет Штиберу материалы, на которых он строит свои успехи в суде.

Связи Штибера с уголовными преступниками маскировали его деятельность как полицейского агента-провокатора и в то же время позволяли получать информацию о противниках монархии. Что бы ни делали радикалы, что бы ни говорили и где бы ни находились — все это было известно подонкам общества и становилось достоянием Штибера. Он выслеживал радикалов, и здесь ему сопутствовал такой же успех, как и в суде.

Но Штибер был честолюбив. Он не намеревался постоянно оставаться агентом-провокатором и защитником мелких воров. Его привлекали высокие посты, один, а то и несколько из них он намеревался занять в будущем.

Благодаря своему острому уму он умел ловко использовать в своих интересах любую представляющуюся возможность. Так случилось и в тот памятный день 1848 года. Ему было только тридцать лет, когда он стоял в толпе и смотрел на одинокого, испуганного короля. Помогая королю выбраться из неприятного положения, Штибер поставил ногу на первую ступень лестницы успеха. Фридрих Вильгельм был благодарен своему спасителю и, оказавшись в безопасности в стенах своего дворца в Потсдаме, вспомнил о нем. Вплоть до 1857 года, когда умалишенный король был отстранен от управления страной, он беспрерывно осыпал Штибера наградами.

В 1850 году Штибер был назначен комиссаром полиции. В следующем году он побывал в Англии под предлогом посещения большой выставки в Хрустальном дворце в Гайд-Парке. Настоящей же целью его поездки была слежка за деятельностью Карла Маркса и других немецких эмигрантов-революционеров, проживающих в то время в Лондоне. В 1852 году он выехал в Париж, где под видом либерала, подвизаясь в своей старой роли агента-провокатора, сумел получить список радикалов, нелегально переселившихся в Германию. Его возвращение на родину было отмечено целой серией арестов этих людей.

В течение последующих лет Штибер в своей приверженности к самодержавию почти превзошел самого самодержца. Свое рвение он направлял против революционеров, укреплял положение короля и этим постоянно поддерживал у последнего чувство благодарности к себе.

Однако любой обладающий безграничной властью полицейский, как правило, имеет столько же врагов, сколько и самодержавный монарх. После устранения от власти Фридриха Вильгельма регентство принял его брат. Регент не принадлежал к числу поклонников Штибера. Штибера сместили с поста, и он был счастлив тем, что поддержка, которую оказывал ему сошедший с ума король, спасала его от худших неприятностей.

Решив, что в целях личной безопасности благоразумно оставить на время неблагодарную страну, Штибер уехал в Санкт-Петербург. Там с 1858 по 1863 год он оказывал содействие в реорганизации русской секретной службы[11]. Он выбрал Санкт-Петербург потому, что только там надеялся найти поддержку. Несколько лет назад он сумел замять скандал, в котором была замешана жена русского атташе в Берлине.

В деятельности Штибера в этот период появилась одна особенность, которая на первый взгляд кажется странной. Однако, когда мы узнаем этого человека ближе, мы увидим, что именно эта особенность являлась признаком своеобразной гениальности Штибера. Находясь в опале и помогая русским в Санкт-Петербурге, он в то же время собирал различные военные сведения и посылал их в Берлин, где они получили высокую оценку. Будучи оптимистом и человеком, умеющим пользоваться любыми представляющимися возможностями, он верил, что испытываемые им неудачи временны и что, несомненно, наступит момент, когда он будет восстановлен на месте, принадлежащем ему по праву. Он считал, что, когда это произойдет, ему зачтут все его заслуги.

В 1863 году Штибер возвратился в Пруссию, и вскоре владелец газеты «Норддойче альгемайне цайтунг» представил его князю Отто фон Бисмарку.

В это время Бисмарк занимался разработкой планов усиления мощи Пруссии и обеспечения ей господствующей роли на европейской арене. Разгром Австрии должен был стать первым шагом в данном направлении. Осторожный и по-своему умный, Бисмарк начал подготовку к осуществлению своих планов.

Однако ни одно из мероприятий, направленных против австрийцев, не могло быть проведено в жизнь при отсутствии сведений о готовности Австрии к отражению нападения и о ее военном потенциале. Бисмарк считал, что Штибер — именно тот человек, который может организовать добывание разведывательных сведений об Австрии.

Такого случая Штибер давно ждал. Он был уверен, что если добьется успеха, то будет наверняка восстановлен в прежнем положении. Зная, что чем больше он сделает сам, тем явственней обозначатся его успехи, Штибер был готов на все, лишь бы выполнить задание Бисмарка.

В июньский день 1863 года жители маленькой австрийской деревни Брансбрук покинули свои дома, лавки и мастерские, привлеченные шумом на улице. Они увидели довольно необычную картину. По мостовой медленно двигалась лошадь, запряженная в маленькую повозку. За ней, возбужденно крича, бежали дети. Возница, человек лет сорока пяти, улыбался. Добрые жители Брансбрука раньше не видели этого человека, и их любопытство усилилось. Когда же возница остановил свою повозку перед деревенской харчевней и объявил, что продает статуэтки святых, разочарованные ребятишки разошлись, а взрослые обступили повозку.

Коробейник торговал бойко. Речь его была убедительна, остроумна, его шутки то и дело вызывали взрывы хохота. Жители один за другим начали покупать товары чужеземца: сердце мадонны или святого младенца. Торговец не жадничал, его цены были вдвое ниже цен местных уличных продавцов таких статуэток.

Когда торговля была закончена, возница отвел лошадь за харчевню, распряг и привязал ей торбу со свежим сеном. И только после этого направился в харчевню, чтобы подкрепиться.

В харчевне сидело всего несколько человек. Изредка перебрасываясь словами, они явно торопились опорожнить кружки и вернуться к. делам. Хозяин харчевни протянул коробейнику кружку с густым пивом, и тот направился к столу, за которым сидели мужчины.

— Добрый день! — приветствовал он их. — Приятная деревня и обворожительные люди здесь у вас.

В ответ мужчины пробормотали слова благодарности. Для чужестранца он, по их мнению, был довольно дружелюбен. А главное, когда говоришь с ним, пропадает эта деревенская застенчивость и неловкость. Он не то, что городские, которые всегда норовят показать свое превосходство над сельскими жителями. С коробейником через несколько минут начинаешь чувствовать себя так, будто это старый знакомый.

— Какие новости? — спросил один из мужчин.

— Ничего особенного, — ответил коробейник. — В столице, как обычно, марширует армия. Графиня фон Вебер родила сына, хотя граф не был в Вене более года. Старая история!

— Что думают в столице о Пруссии? Не приходит ли им в голову, что Бисмарк зарится на нас?

Коробейник кивнул:

— Именно так. Там считают, что Бисмарк хочет захватить нас, но наша армия лучше прусской.

— Значит, ждут войну?

— Говорят, она начнется рано или поздно. Но пока ее нет. И чем дольше не будет, тем сильнее станет наша оборона. Как вам это понравится?

Неожиданно приезжий торговец переменил тему разговора. Он вынул из кармана несколько открыток и раздал их своим собеседникам. Одну — две минуты было тихо, затем мужчины начали смеяться. Вскоре смех перешел в громкий хохот.

— Неужели это из города! — воскликнул один из собеседников.

— Ну да, — ответил торговец. — Последняя новинка. Едва ли в столице найдется знатный или состоятельный человек, который не имеет таких картинок.

— Кто же их рисует?

— Один молодой художник, причем с натуры.

— Сколько они стоят?

Коробейник назвал цену.

Мужчины возвратили ему открытки.

— Нет с собой денег. Но мы придем вечером. Оставьте для каждого из нас одну... или две.

В тот вечер хозяин харчевни получил от продажи пива небывалую выручку. В его харчевне собрались мужчины чуть ли не со всех окрестных деревень. Торговля порнографическими открытками шла не менее бойко, чем статуэтками святых. Чужеземец ловко завязывал с покупателями разговоры. Ему охотно отвечали и не замечали того, что разбалтывают сведения о численности расквартированных в ближайших деревнях солдат, об их принадлежности к тем или иным полкам, вооружении, наличии поблизости укреплений.

Жителям деревни и в голову не приходило, что, когда они отправятся спать, коробейник запишет все, что услышал от них.

На следующее утро коробейник уезжал в соседнюю деревню. Его вчерашние покупатели приветливо махали ему руками и просили поскорее приехать еще с новыми товарами. Это приятное развлечение в их однообразной жизни.

А коробейник между тем продолжал путь со своими статуэтками и порнографическими открытками. Первые открывали перед ним двери кухонь, вторые — питейных заведений. И там и тут он многое узнавал.

В течение двух лет колесил коробейник по дорогам Австрии, выспрашивая у простаков нужные ему сведения и делая пометки в своей небольшой черной книжечке. Всюду его принимали как близкого друга. Вернувшись в Берлин, он представил князю Отто фон Бисмарку, «железному» канцлеру, подробный отчет о вооруженных силах Австрии. Такую полную картину состояния военной готовности страны можно было бы составить только по документам ее генерального штаба.

Военные руководители Пруссии на основании информации коробейника разработали план войны с Австрией. 1866 год был признан подходящим для нападения годом. Семинедельный молниеносный блицкриг закончился полным разгромом военной мощи Австрии в сражении при Садове[12].

Между полицейской работой и военным шпионажем существует большое различие. Аллан Пинкертон, известный американский детектив, потерпел полную неудачу и не смог выполнить задание президента Линкольна по организации военной разведки. Крупный шпион, а таких единицы, сочетает в себе качества, которые необходимы для успешной работы в обеих областях — полицейской деятельности и военном шпионаже. Штибер очень скоро доказал, что он обладает способностями крупного шпиона.

В кампании против Австрии, которая велась на основании представленной им информации, Штибер был очень активен и сыграл важную роль. В период подготовки к войне он создал совершенно новую отрасль деятельности секретной полиции и возглавил ее. Мы считаем эту новую организацию Штибера предшественницей современной разведки. Она сохранялась в составе вооруженных сил Германии до последнего времени под названием «Гехаймфелдполицай» — «Тайная полевая полиция».

Созданная для охраны короля, его министров и генералов, тайная полиция Штибера одновременно занималась охраной военных секретов Пруссии от иностранных шпионов, то есть контрразведкой. В те дни контрразведка была новым понятием. Таков первый вклад Штибера в современную разведку. Оригинальность идей Штибера проявилась и в других его нововведениях в области разведки. Например, он создал военную цензуру. Ни одно сообщение, письмо или телеграмма не приходили с фронта, не пройдя проверки цензоров Штибера.

Александр Македонский первый ввел цензуру почты, когда его армии находились в пустынях Персии за тысячи километров от родины и угрожали восстанием. Он сделал это для того, чтобы выявить и устранить недовольных. Всегда сознавая необходимость сохранения в тайне сведений в отношении своих передвижений и планов, Александр Македонский постоянно запрещал солдатам писать письма домой. Это вызвало недовольство. Тогда Александр разрешил офицерам и солдатам написать по одному письму и обещал, что письма отвезут в Грецию специальные курьеры. Солдаты обрадовались и излили свои чувства женам и матерям.

Курьеры отправились в путь. Не проехали они и тридцати километров, как их встретили специально посланные солдаты, которые отобрали и прочли все письма. Имена тех, кто жаловался на свою судьбу, были записаны. Через несколько дней всех их убили.

Штибер, создавая военную цензуру, руководствовался другими мотивами. Речь идет о дезинформации, которой он широко пользовался.

Штибер считал, что умелое использование даже неблагоприятных фактов может способствовать поднятию морального состояния собственного народа и привести к деморализации противника. Примером того, к каким результатам приводит такое бесцеремонное и опасное обращение с фактами, служит беспокойство, вызванное в некоторых кругах британской общественности в период с 1939 по 1942 год радиопередачами из Гамбурга лорда Хау-Хау (Уильям Джойс).

Во времена Штибера обычно высшие командиры в донесениях правдиво сообщали о неудачах и потерях своих войск. Эти донесения попадали к Штиберу, и он начал занижать, в них потери и сообщать о мнимых победах. Безрассудно, заявлял он, осведомлять противника о своих потерях. Зная численность ваших войск перед началом боя, а также потери, он путем простого арифметического подсчета определит ваши силы в настоящий момент. Одинаково нелепо, по мнению Штибера, подрывать моральный дух мирного населения, сообщая ему о количестве убитых, раненых и пропавших без вести мужей или сыновей. Такие сообщения только отвлекали бы мирное население от важной обязанности обеспечивать войска всем необходимым.

Благодаря успехам, достигнутым в семинедельной войне с Австрией, Штибер вновь вошел в доверие и его назначили тайным советником.

Наполеон I считал, что тайный агент должен быть счастлив, если он получает денежное вознаграждение за свою деятельность. Он упорно отказывался наградить орденом Почетного Легиона своего крупного шпиона Шульмейстера. А именно этой награды добивался тот в течение всей своей службы Наполеону.

Прусский король Вильгельм придерживался совсем другого мнения. Он считал, что тайного агента, если только он заслуживает, следует награждать всеми знаками отличия, какие выдаются на поле боя солдатам.

 

* * *

 

После того как Наполеон I сошел с европейской сцены, Франция начала клониться к упадку. В результате государственного переворота 1851 года президент Франции Луи Наполеон стал диктатором, а через год объявил себя императором — Наполеоном III.

Малоэффективное правление Наполеона III, сопровождавшееся многими антидемократическими ограничениями, снова вызвало волнения в стране. Подобно другим диктаторам, он решил внешними завоеваниями отвлечь внимание подданных от внутренних трудностей. В этом его поддерживала честолюбивая императрица Евгения, бывшая испанская графиня.

В союзе с Англией он в 1854—1856 годах вел Крымскую войну. Позднее завоевал Савойю и Ниццу, объединившись с Пьемонтом[13] против Австрии. К заморским владениям Франции были присоединены Алжир, Сенегал и Индокитай. Честолюбивый Наполеон III, не желая останавливаться на этом, заявил, что намеревается отодвинуть восточные границы Франции до Рейна.

В течение последующих лет он начал подготавливать для этого почву с помощью пропаганды, которая ввела в заблуждение не столько Бисмарка, сколько его самого. «Железный» канцлер между тем не тратил времени зря и проводил собственные приготовления.

Вскоре, однако, выяснилось, что намерение Наполеона захватить часть территории Пруссии не пустое хвастовство. Бисмарк, желая преподать Франции не виданный ею доселе урок, решил принять самые крутые меры. Ему помогал Штибер.

И подходящий повод был найден. Испанский трон оказался свободным. Наполеон назвал своего кандидата; то же сделал король Пруссии Вильгельм. Был избран прусский кандидат. Наполеон опасался находившейся под контролем Пруссии Испании, угрожавшей юго-западным границам Франции. В случае войны совместные действия Пруссии и Испании таили в себе опасность — французская территория могла быть окружена. Наполеон потребовал смещения с испанского престола Гогенцоллерна. Это требование не было выполнено. Наполеон ограничился повторением своих старых, угроз. Бисмарк, решившись спровоцировать французского императора на войну, призвал на помощь Штибера.

В это время французский посол обратился к королю Пруссии с просьбой изложить свою точку зрения по испанскому вопросу. В то время дипломаты не всегда пользовались, шифрами. Когда в прусскую службу цензуры доставили телеграмму французского посла, в которой он сообщал ответ короля, Штибер выбросил из нее кое-что, и ответы короля были искажены.

Телеграмма Вильгельма, опубликованная в таком виде, вызвала глубокое возмущение[14].

Под давлением общественного мнения и заверений генералов, что французская армия «готова к войне до последней пуговицы на гетрах» (тогда как в действительности она была плохо обучена и только частично отмобилизована), Наполеон объявил Пруссии войну.

Между тем имей Наполеон хотя бы половину тех сведений о своих вооруженных силах, которыми располагал Штибер, он рискнул бы начать войну только в состоянии полного умопомрачения.

В течение предшествовавших войне двух лет Штибер наводнил Францию своими шпионами и знал об этой стране все. Он сам предпринял продолжительную поездку по Франции, собирая различную информацию, которая могла оказаться полезной для прусских военачальников.

Вряд ли какой-либо другой рядовой агент или руководящий деятель разведки выполнил бы подобную задачу так исчерпывающе, как это сделал Штибер. На намеченной для вторжения территории Франции его агенты взяли на учет даже поголовье скота на фермах. Офицеры прусской интендантской службы должны были точно знать, сколько коров, овец, кур и яиц каждый фермер сможет поставить для нужд прусской армии. Штибер постоянно обновлял эти сведения. И если у фермера оказывалось пять телок, тогда как по сведениям прусской разведки две недели назад их значилось восемь, агенты Штибера выясняли, куда девались три телки. Штибер точно знал о размерах сбережений у глав сельских и городских общин. Состояние и протяженность дорог, мостов, месторасположение складов оружия и боеприпасов, их виды и количество, наличие тех или иных транспортных средств, дислокация и характер укреплений — все было учтено. Казалось, ничто не ускользнуло от Штибера. Недаром он настаивал, чтобы число его агентов только в одной Франции составляло не менее сорока тысяч.

Однако это желание не могло быть удовлетворено, поскольку для такого количества агентов потребовался бы штаб и организация с численностью сотрудников, намного превосходящей численность штаба, которым когда-либо располагал Штибер. Тем не менее