Сказка – это удивительный жанр

Сказка – это удивительный жанр. Русский философ Ильин сказал: «Сказка – это сон, приснившийся нации». Действительно, в сновидениях иногда люди видят сюжеты, похожие на фрагменты сказок или на какие-то древние ри­туалы. Исследователи фольклора считают, что знакомые нам с детства сюжеты волшебных сказок действительно имеют отношение к древнейшим обрядам и ритуалам. А природа этих древних ритуалов связана с глубинными механизмами формирования символического поведения и образного мышления. Сказки, как и сновидения, в некотором смысле обращаются непосред­ственно к механизмам бессознательного. В этом их большая сила. И в то же время это выразительные, художественные тексты, которые дос­тавляют при чтении эстетическое удовольствие.

Сюжеты волшебных сказок странны с точки зрения рационально­го сознания. Действие их происходит в особом пространстве — «в не­котором царстве, в некотором государстве...» и закономерности их не­возможны в привычном мире — в них животные разговаривают, Баба-Яга пытается съесть мальчика, героя можно сварить в котле — и после этого он остается жив... И это рассказывается как ПОДЛИННАЯ ис­тория, а не как сравнение или метафора... То есть существует мир, который функционирует по таким правилам. Отчасти это может быть понято как правила функционирования образных структур бессозна­тельного, либо проявления архетипического плана, но такое объясне­ние всегда оказывается недостаточным и остается некоторая тайна...

То, что образы сказок обращаются одновременно к двум уровням — к уровню сознания и к уровню подсознательного, причем область бессознательного представлена в большей степени, требует интуитив­ного чувства формы или точного знания структуры сюжета сказки при использовании ее в психокоррекционной работе.

С помощью удачной метафоры можно быстро найти способ кор­рекции эмоционального состояния или подсказать содержательный вы­ход из трудной ситуации. Но при неблагоприятном стечении обстоя­тельств парадоксальное или противоречивое сочетание сознаваемых и неосознаваемых смыслов текста сказки может быть источником серь­езной психической травмы или как минимум замешательства у клиен­та Двойственная природа образов и сюжетов сказок (рациональная и архаическая, относящаяся к сфере действия мифологического созна­ния) требует определенных стратегий при выборе сюжета и способе использования этого сюжета.

Стратегии работы со сказками

1. Использование сказки как метафоры. Текст и образы сказки вы­зывают свободные ассоциации, которые касаются личной психической жизни человека,… 2. Рисование по мотивам сказки. Свободные ассоциации проявля­ются в рисунке,… 3. «Почему герой так поступил?» —то есть более активная работа с текстом, где обсуждение поведения и мотивов персонажа…

Механизмы воздействия сказок

Волшебные сказки описывают глубинный человеческий опыт про­хождения эмоциональных кризисов и преодоления страха. Они выпол­няют ту же функцию, которую в древности выполняли ритуалы — то есть, дают человеку опору в условиях неопределенного эмоциональ­ного опыта и подготавливают его к кризисным переживаниям. Ритуалы излучаются антропологами и этнографами, и достаточно хорошо описаны для некоторых архаических культур. При всей экзо­тике ритуальных форм поражает единообразие и универсальность ос­новных структур ритуала. Сущность и форма ритуала более доступна европейцам не в непосредственной форме, но в виде текстов волшеб­ных сказок. Известно, что сказки этих циклов появляются, когда пере­стают выполняться основные формы ритуала. В литературе встречаются две противоположные «гипотезы» от­носительно происхождения ритуалов и сходства их основных культурных элементов в разных культурах.

Первая — существовал некоторый древний источник, так сказать, ПРА-РИТУАЛ, который распространился по всей земле.

Каждая из известных волшебных сказок содержит свой «ключ», то есть информацию о типе дезадаптации и способе проживания опреде­ленного кризиса. К… В течение нескольких лет автор проводил экспериментальный се­минар,…

Есть ли образ, который не являлся бы архетипическим?

«Жили-были дед да баба, и была у них курочка ряба... Снесла курочка яичко, да не простое, а золотое. Дед бил-бил, не разбил. Баба била-била, не… 2. Вообще полярность ПРОСТОЕ-ЗОЛОТОЕ — не такая уж про­стая в нашей… Итак, что же происходит, когда человек воспринимает сказку? Счи­тается, что «психологический ответ» приходит с трех…

Пример работы экспериментальной группы по исследованию волшебной сказки

Итак, народные волшебные сказки — это такие истории, где с героем происходят мало понятные обыденному сознанию происшествия — он общается с Бабой-Ягой, попадает в удивительные ситуации, например, в Тридесятое царство, имеет дело с волшебными предметами. И когда современный человек слушает такую историю, с ним тоже происходят удивительные события. Например, историю о Крошечке-Хаврошечке или Гусях-Лебедях. Сначала, как и можно было ожидать, проявляются проекции личности, так сказать, поверхностного слоя — то, что актуально сейчас, потом то, что происходит со мной в моих контактах с миром, то, что я могу осознать как свою роль. Например, что значит для меня быть птицей. Но — можно почувствовать, что есть что-то еще — дальше.

Следующий уровень — это, может быть, уровень культурных мо­тивов и сценариев, уровень экзистенциальных смыслов. Например, что такое летать и не летать.

Но — любопытство говорит — есть что-то еще — дальше, то, что трудно выразить словом, или опознать на уровне эмоций, но легко ощу­тить телом... и ты как будто знаешь это всегда. И этот следующий уровень — некоторый простой и полный энер­гии уровень, где я как будто знаю тайный смысл происходящего — без всяких объяснений, но знание это — особое: например, я знаю, что смысл птицы — быть переносчиком — (связным).

Итак — работа в группе: участники вспоминают сказку и из числа «персонажей» сказки выбирают те, которые наиболее сильно отзыва­ются на уровне эмоций, лучше всего — те, которые пугают или кажут­ся «странными» (как ни удивительно, опыт показал, что с сюжетами волшебных сказок связано гораздо больше негативных переживаний, чем позитивных. Причем позитивные переживания чаще относятся к понятным на бытовом уровне событиям — например, Золушка выхо­дит замуж за принца, а негативные переживания более связаны с дей­ствительно странными персонажами — или ситуациями — например, зачем было Ивану вариться в трех котлах).

После выбора персонажей (перечень персонажей в «Крошечке-Хаврошечке»: поле, глаз, корова, мясо, кости коровы, нож, вода...) участ­ники группы идентифицируются с ними, и начинается коллективное действие... «Я — кости коровы...» В этом действии все персонажи на уровне движения, тактильных фантазий и интеллектуальных установок проживают сюжет и свои трансформации в рамках этого сюжета. «Что я делаю в этой истории? Какой смысл во мне для главного героя? и каков ПРАВИЛЬНЫЙ процесс моего взаимодействия с другими пер­сонажами?». И мы оказываемся в мире, правила которого нам кажется знакомы­ми «от природы» и в то же время не слишком похожими на привычные моральные и социальные обстоятельства жизни и даже физические законы этого мира несколько иные (в этом мире нет солнца, хотя есть свет, нет причинно-следственных связей и времени в привычном по­нимании, нет смерти). Я испытала действительное потрясение, когда впервые услышала от участницы следующие слова (она была в образе «Печки»): «Я знаю (Я чувствую), КАК я ПРАВИЛЬНО должна посту­пать, но я с этим не согласна, я так не думаю». Интересны случаи, когда с разных уровней проекции участник го­ворит о противоположных тенденциях одного и того же образа. На­пример, ковшик на озере на уровне личностных проекций символизи­ровал чувство одиночества, покинутости и страх потери чего-то жиз­ненно важного, а на глубинном уровне — тему женского начала, есте­ственного контакта с миром и естественного «отдавания». Как будто бы под беспокойной поверхностью переживаний, мотивов, конфлик­тов и потребностей обыденной жизни есть знание о глубинном ПРА­ВИЛЬНОМ устройстве мира, и это знание дает человеку ориентацию в пространстве мира... Прикосновение к этому знанию — интересно и возможно целительно, и рассказать о нем можно простыми и дос­тупными словами: «Яблоня должна иметь золотые яблочки, а мясо ко­ровы есть нельзя, и в котлы надо прыгать сначала в горячий, а потом в холодный, а не наоборот...» А память об этом мире простых законо­мерностей у нас всегда с собой — это единство телесных ощущений и слова.

Сказка «Гуси-Лебеди». Группа выбрала эту сказку — детская сказ­ка, интересно, почему все так произошло, о чем это...

Действительно, странная история, не похожая на обыденную жизнь. Я прошу участников выбрать себе персонажей, принять ПОЗУ этого персонажа, почувствовать Я-ЭТО-ОН, сказать несколько слов от име­ни этого персонажа, которые могли бы быть его девизом, эти слова должны быть о том — что я делаю, к чему стремлюсь... Первое пре­пятствие — трудно перейти от зрительного образа к телесному ощу­щению.

«Я вижу яблоню, она с зелеными листиками, красивая...» (то, что легко дается ребенку — просто притвориться объектом, деревом — без дополнительных ассоциаций или комментариев — трудно взрос­лому).

Второе препятствие — опыт интеллектуальной работы, куль­турные и личные ассоциации. Например, что такое печка — дом, теп­ло, воспоминания детства, русская печь с пирогами, в «голландке» нель­зя испечь хлебов... Я говорю: «Просто СТАНЬ этим персонажем, по­чувствуй, подвигайся, догадайся — какая часть тела напряжена, какое движение, какая тема подсказывается позой...» ...Один из первых персонажей — ПЕЧКА. Жесты, позы, (акцент — низ живота) «Я — печка, моя задача — сохранять тепло, вмещать... » Вопросы к ПЕЧКЕ: — Что Ты делаешь для девочки? Опасна Ты для девочки или нет? Что будет, если она съест Твой пирожок? Когда Ты появилась здесь? Чем Ты была раньше? Знаешь ли Ты бабу-ягу?.. и так далее. Из ответов ПЕЧКИ: ...безопасна, и если девочка съест мои пиро­жок — она станет частью меня, останется здесь НАВСЕГДА, ей будет хорошо и спокойно... Участник: Да, это действительно отказ от деятельности, от цели в жизни, от достижения, возвращение в материнскую утробу спрятать­ся в собственное чрево — а надо — идти, рисковать, принять вызов... тревожиться, спасать действовать...

Итак, мы доходим до ИЗБУШКИ НА КУРЬИХ НОЖКАХ. В этом эпизоде действуют ПОЛЯНКА, (ОГРАДА ИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОС­ТЕЙ — каждый знает, какая ограда у этой избушки), ЗОЛОТЫЕ ЯБ­ЛОЧКИ, принадлежащие БАБЕ-ЯГЕ (сама она в эпизоде не показыва­ется, только присутствует как наблюдатель).

Участники: БАБА-ЯГА съест мальчика? Это ОПАСНОЕ место? (во­обще говоря, нет сказки, в которой БАБА-ЯГА была бы успешна в съедании мальчиков или девочек, если учесть мощность образа, можно предположить, что это и не входило в ее намерения — или было прак­тически невозможно — как выразился один из участников — БАБА-ЯГА это как диктор в телевизоре — здесь и не здесь. Во всяком случае, потрогать ее не удается). Вопросы к ИЗБУШКЕ (которая неуловимо напоминает повадками КУРОЧКУ-РЯБУ — не зря в одной из версий сказки девочка сыплет зернышки перед ИЗБУШКОЙ): Опасное это место или нет? и другие.

Из ответов ИЗБУШКИ: ... Место для мальчика безопасное... мо­жет играть яблочками вечно, не взрослея... для девочки — испыта­ние. Безопасно, но она должна бояться.

Участники: мальчик уже в ТОМ МИРЕ, вечное блаженство, уме­реть молодым, и еще — это логика матери — чтобы ребенок никогда не взрослел...

Комментарий культурологический: есть сходство универсальных процессов, они описываются одним алгоритмом и поэтому просвечи­вают один в другом: Роды (рождение). Инициация (или символиче­ское рождение для новых жизненных программ, ритуальное в древно­сти или почти банальное и многократное в обыденной жизни — «умереть для старого, чтобы родиться для нового», Смерть (рождение в ТОТ МИР). И ритуалы для оформления соответствующих процессов удивительно симметричны. Греховность (принадлежность ТОМУ МИ­РУ) роженицы в разных (в том числе архаических) культурах.

Мы уже прошли несколько иерархических уровней в этих образ­ах: 1. Деревня, где живет семья 2. Поле, Лес 3. ПЕЧКА, ЯБЛОНЯ, РЕЧ­КА (иногда они признаются, что являются формой предъявления са­мой БАБЫ-ЯГИ) 4. ПОЛЯНКА, ОГРАДА, ИЗБУШКА (ГУСИ-ЛЕБЕ­ДИ) 5. ЗОЛОТЫЕ ЯБЛОЧКИ (дальше — 6. БАБА-ЯГА). На высших иерархических уровнях культурные ассоциации и «глубинная инфор­мация» все сильнее различаются, здесь можно доверять только «те­лесной архаической памяти». Единственный алгоритм: «Я вижу» — («я познаю») — «Я становлюсь этим и имею информацию».

ЗОЛОТЫЕ ЯБЛОЧКИ. ...Сейчас каждый участник группы может почувствовать себя девочкой, которая стоит перед ИЗБУШКОЙ и ви­дит братца, играющего ЗОЛОТЫМИ ЯБЛОЧКАМИ.

ЗОЛОТОЕ ЯБЛОЧКО: ...Я—целостное ощущение мира... вся ин­формация... ответ на любой вопрос во мне... Я-ВСЕ... (Меня непра­вильно выносить из этого места). Участники: Но почему именно ЯБ­ЛОКО? Хотя это понятно — Яблоко сада Гесперид, Яблоко мирового дерева. Яблоко познания Добра и Зла (понятно — не груша или пер­сик) совершенная форма сфера, золотое, Парис и Елена... А что будет — если унести его в деревню (кто-то попробовал — и вышло странно­вато — либо яблоко становилось обыкновенным, съедобным — либо возвращало обладателя назад к ИЗБУШКЕ, один раз, правда, превра­тилось в Золотое Яблоко в основании креста на куполе церкви) — ко­нечно, это известная история — пытаться управлять мудростью мира как объектом, управлять миром с помощью знания, побояться СТАТЬ ею, но взять с собой, положить на полку в избушке, как ЗОЛОТОЕ ЯИЧКО — хочу — разобью, хочу — так смотреть буду, иметь ЗОЛО­ТУЮ РЫБКУ «на посылках». И что же происходит потом с каждым? Кто-то скажет — Девочка стала взрослой — хотя жизнь ее как будто и не изменилась, просто она стала ХОЗЯЙКОЙ МИРА, ЖЕНЩИНОЙ — хотя это не имеет отноше­ния к сексу. Это новый характер отношения с ТЕМ МИРОМ — иной, чем у ребенка — РЕБЕНОК просто играет с предметами ТОГО МИРА, так как принадлежит ему. Все возвращаются в ДЕРЕВНЮ —легко проходя в новом статусе через контакт с ПЕЧКОЙ, РЕЧКОЙ, ЯБЛОНЕЙ — теперь ОНИ дают свою энергию человеку, который вступает с ними в контакт — но не имеют власти диктовать свои условия (теперь ими можно пользовать­ся). Участники, так становятся шаманами — так человек проходит ини­циацию — так взрослый вступает в контакт с миром духовного опыта — или бессознательного — или в трансперсональную сферу. Работа со сказкой закончена — или только начинается ... Каждый образ на глубинном уровне имеет свою собственную «энер­гию» (приходится вспомнить, что юнгианцы говорят о некоей биоло­гической энергии архетипов), свою задачу и место в общей системе образов (очень похоже на «функции» Проппа) и эта энергия пронизы­вает более поверхностные слои, внося вклад в бытование и личные проекции, связанные с этим образом. Замечательно, что далеко не все персонажи и образы текста мож­но найти на глубинном уровне. Некоторые исчезают или трансформи­руются на более поверхностных уровнях. И это отличает сказки на­родные (те, которые сохранили свою форму) от сказок авторских. Если обратиться уже не к спонтанному опыту проживания сказки, как психокоррекционным задачам, то приходится существенно менять способ работы. На первый план выходит противоречие между универ­сальной схемой развертывания проекций сюжета и индивидуальной системой проекций, представленных в конкретной работе над сюже­том. Исследуются и отрабатываются в сессии места наибольшей на­пряженности и конфликтов в таких противоречивых сочетаниях.

Как правильно пользоваться волшебными сказками?

Достаточно сказать, что контакт с глубинным уровнем сказки не совсем прост. Действительно, события, которые происходят в волшеб­ной сказке, не совсем обычны с точки зрения бытового сознания. Баба-Яга хочет поместить мальчика в печку и испечь его, великан-людо­ед пытается съесть детей, братья убивают и рубят на куски брата из жадности, волк глотает девочку, притворившись ее бабушкой.

Эти действия абсолютно непонятны и враждебны «рационально­му» плану сознания, так как это действия, невозможные и недопусти­мые, если представить себе, что события происходят в реальной жиз­ни, в нашем городе, например. Эти же описания совершенно логичны и «правильны», безусловно, приемлемы, когда они «считаются» подсознательными механизмами по тем правилам, которые действитель­ны для метафор или сновидений. Об этих правилах подробнее можно поговорить отдельно, достаточно знать, что они отличаются от правил «понимания», действующих для бытового уровня восприятия. Поэтому поколения детей в разных странах слушают эти истории, а взрослые рассказываютих, и, несмотря на «странность» и «жесто­кость» этих рассказываемых событий, в психике ребенка происходит нечто чрезвычайно важное — он приучается «разряжать» свои стра­хи, делать свой эмоциональный мир более гибким и эффективным. Взрослые находят в сказке подсознательную опору в эмоциональ­ных переживаниях, но более заметны эти механизмы у детей. Дети охотно слушают страшные волшебные сказки, в которых с героями происходят ужасные события, иногда даже смерть, но потом герой возвращается живой и невредимый, пройдя через все испыта­ния и победив всех врагов. Они пугаются за героя, сопереживают ему и учатся в символиче­ской форме кое-каким важным вещам, даже не замечая этого. То, чему они могут научиться в сказках, невозможно полностью заменить ра­циональным обучением, так как символический план непосредствен­но обращается к бессознательному. Например, одна молодая мама за­ботилась о том, чтобы се дочка выросла доброй девочкой и не знала о царящих в мире несправедливости и зле. Поэтому мама, рассказывая девочке сказки, всегда выбрасывала «страшные» эпизоды например, девочка в Красной Шапочке не была съедена волком, а убежала. Когда девочке исполнилось пять лет, ее пришлось вести на кон­сультацию к психологу — девочка была чрезвычайно пугливой и не могла общаться с детьми и взрослыми. Оказалось, что, убирая из ска­зок «страшные» эпизоды, заботливая мама убрала нечто полезное: кон­фликт и способность ему противостоять, способность противодейст­вовать внешнему миру, страх за героя и ожидание развязки, опыт смерти и возрождения... Сказка после таких изменений не смогла выполнять свою психотерапевтическую функцию.

Итак, функции волшебной сказки следующие:

- психологически готовить человека к напряженным эмоциональным ситуациям (подготовка идет на бессознательном символическом уровне);

- символическое отреагирование физиологических и эмоциональ­ных стрессов, полученных в пренатальный период, в момент родов и в раннем детском возрасте («Красная Шапочка» — отработка символи­ческих родов);

- принять в символической форме свою физическую активность и способность действовать в кризисных ситуациях и осуществлять пси­хическую регуляцию себя в ситуациях замешательства. Итак, напра­шивается некоторый вывод — система символической «профилакти­ческой» психотерапии, психотерапия сказкой, предтеча современных методик, в том числе гештальт подхода — существует как минимум несколько тысячелетий. Единственное условие пользования этой эффективной системой — отказ от интеллектуальных интерпретаций и полноценное приня­тие всей гаммы переживаний, через которые ведет система образов волшебной сказки главного героя (Внимание! Речь идет только о древ­них сюжетах). А наилучший способ употребления просто слушать и переживать, как в детстве. При таком понимании природы и механизма действия сказки в сто­роне (то есть в большей степени в рамках интерпретации и в меньшей степени влияя на практику) остается опыт аналитической интерпре­тации образов и символов сказки в традициях Юнгианского подхода или психоанализа. Акценты смещаются с поиска конфликтных зон на проживание полноценного универсального процесса в символической форме, получение опыта прохода сквозь страх и возрождение. То есть наилучший способ оказать психологическую помощь человеку — с помощью сказки — это позволить, чтобы сказка сама выполнила свою древнюю психотерапевтическую функцию. Если речь идет о ребенке — просто читать ребенку сказки на ночь, без переделок, и тем самым запускать глубинный процесс. Если взрослый — опереться на мета­фору и попробовать ОСВОИТЬ глубинную стратегию в первозданном виде. Наиболее неприятны, и бесполезны в этом смысле именно переделки и «улучшения» сказок, предпринятые с луч­шими намерениями, например, уговорить Волка не есть Красную Ша­почку. Все должно пройти так, как заложено в древнем ритуале. Таким образом, если Волк должен съесть героиню, с которой идентифицируется слушатель, в этой сказке — быть съеденной — наилуч­ший вариант действия, чтобы открылся путь к трансформации и раз­витию на новом уровне. То есть народные волшебные сказки надо просто ПРОЖИВАТЬ, не обсуждая мотивы и эмоции их героев. Любая переделка сюжета ос­лабляет целостность композиции на подсознательном уровне, даже ес­ли выигрывает в понятности и приемлемости с точки зрения совре­менного «рационального».