Россия, май - июнь 2004 года
Бурные события, описанные в вышеозначенных главах, были подведены к общему знаменателю в офисе Коляна Ковалева уцелевшими участниками двух путешествий. К несчастью, самого хозяина офисного помещения среди них не было.
Зато нашлись два Ключа, которые удалось достать такой ценой и в таких неоднозначных и порой откровенно дурацких условиях. Фрагмент посоха пророка Моисея, похожий на змею, и кинжал с несколькими каплями крови Цезаря были торжественно уложены в сейф. Непосредственно после этого Женя Афанасьев заявил, что с него хватит. К нему тотчас же присоединился и сержант Васягин, который до сих пор не нашел сил снять с себя дубовый венок. Да и тогу содрали с него только в отделении, когда он пришел на работу отметиться.
Инфернал Добродеев, еще не успевший отойти отличных неудач в Древнем Риме, покосился на него, кажется, с непониманием. А белокурый Альдаир сказал:
- Непонятны мне слова твои, человек. Только что вернулись мы из дальних миров, успешно добыв то зачем мы туда отправлялись. Наши собратья и твой собрат, - он показал на Васягина, сидевшего с выпученными глазами уставившись в одну точку, - тоже выполнили предначертанное. Нам сопутствует успех. И теперь ты говоришь, что все это нужно заканчивать! Объясни же!!
Афанасьев вскочил, как заведенная кукла, и в режиме Щелкунчика, воюющего с мышиным королем, проскакал по офису. Он был взвинчен донельзя. Даже осознание того, что дионы в принципе могут стереть его в порошок или, скажем, испепелить в самом печальном и буквальном смысле этих слов, ничуть не охлаждало.
- Успех?! - воскликнул он. - Это вы называете успехом? Посмотрите на Васю Васягина! Был бы ум, он давно бы с него сошел! Вспомните Коляна Ковалева, который остался там, с этими проклятыми жрецами и с этим фараоном Рамсесом, меломаном, чтоб его!.. Я понимаю, что вам, кандидатам в боги, все равно! А ведь он остался там, ТАМ, черт знает где!..
- Прошу не… - в очередной раз пискнул Добродеев, но сейчас Афанасьев, обычно добродушный и корректный, и дослушивать его не стал:
- Три тысячи лет, три с лишним тысячи лет, даже представить себе страшно! Сейчас, когда мы тут с вами говорим, от него, наверное, не то что косточек не осталось, а и вообще! Как мне вместить вот в эту голову, - Женя выразительно постучал по своему черепу, - что парень, с которым я вырос и учился в школе, стал современником Рамсеса и Моисея, что он жил и умер гораздо раньше Христа, Александра Македонского и Цезаря!!
- И о Цезаре тоже не надо, - вставил неисправимый Астарот Вельзевулович и тут же получил увесистый пинок от бога-пенсионера Вотана Боровича.
- Как хотите, - продолжал Афанасьев, - конечно, вы сильнее, но я еще найду на вас управу, если вы будете продолжать творить беспредел! А не я, так другие люди, которые не захотят, чтобы их оболванивали вот такие нечесаные претенденты на мировое господство!
При этих словах поднял голову даже Поджо, в своей ненасытной манере что-то непрерывно жевавший не обращая внимания на окружающих. Альдаир гневно раздул ноздри, Эллер взялся за молот, но одного удержала быстрая Галлена, а другого - вторая дионка, Анни.
Это дало Афанасьеву возможность продолжить свою горячую и невыдержанную речь.
- Я думаю, что если вам в ваших странствиях во времени непременно нужны люди, то вы сколько угодно можете их навербовать тут же! - проговорил он. - Уж с кем, с кем, а с проходимцами в нашей стране все в порядке. Впрочем, кто сказал, что вы обязательно должны искать добровольцев в нашей стране? Можете попробовать в других. Тем более что на Западе сейчас скучно, нужны развлечения. Только не удивляйтесь, если какой-нибудь америкашка потребует у вас страховку и контракт. А если будете грубить и допускать потраву всякими козлами Тангриснирами джипов, то на вас еще и в суд подадут.
Бледный Афанасьев бухнулся в кресло. Эстафету перехватил Васягин. Он произнес:
- Это самое… я хотел сказать, что - да. Хватит с меня этих… из истории. Один Брут чего стоит. Да и Цезарь… э-эх! - Представитель российских органов правопорядка укоризненно покачал головой, украшенной дубовым венком за спасение римского гражданина, и умолк.
Поднялся Вотан Борович. Этот не отступил от своего пещерного мировоззрения и изъяснился следующим замечательным образом:
- Окаянные! Как посмели вы словом перечить великим дионам, вернувшимся на эти земли, дабы вновь утвердить тут могучую власть свою! Да за один неприязненный взгляд в сторону повелителей сего мира достойны вы смерти жуткой и быстрой, словно молния! Что из того, что один из вас истаял в глубинах времен, аки снежинка? Разве не все вы, черви, умираете так быстро, что нельзя и разглядеть, кто вы такие и зачем явились в сей мир! Прожил я на этом свете семь с половиной тысяч лет по вашему летосчислению и никогда еще не слышал слов столь дерзновенных и кощунственных!
- Отец богов, - кротко сказала Галлена, сегодня выступавшая в роли умиротворительницы, - понимаю и разделяю ваш гнев, однако же хочу и сама высказаться. Можно понять скорбь этого человека. Он потерял своего друга. И никто не ведает, как можно вернуть его, потому что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, нельзя дважды попасть в один и тот же перекресток миров.
В углу что-то бормотал себе под нос Добродеев…
- Велики опасности, связанные с добычей Ключей Всевластия, - продолжала Галлена, - а храбрость и сила людей ограничены, и куда меньше они, чем у родившихся на Аль Дионне!
- Но они отказываются повиноваться, - прорычал свирепый Эллер, - я уже привязался к этим людишкам, в чем повинно доброе мое сердце… но если они не хотят помогать нам, не проще ли найти других?
- Нет, - возразил Альдаир. - Нельзя. Все предопределено в этом мире. Если, вернувшись в этот мир с Аль Дионны, встретили мы именно этих людей, значит, не сможем мы обойтись без них. Ведь не может же могучий слон обойтись без птиц, которые чистят его шкуру! И не можем мы отпустить их. - У Афанасьева закружилась голова.
- Так это что же, - пробормотал он, - мы от вас никуда не денемся, что ли? Пока вы нас всех не разменяете? Интересно, куда меня всунут? В Средневековье, на костер? А может, к хану Батыю… он как раз, как говорят, был очень мил в обращении с лицами славянской крови. Ну уж нет! Я лучше здесь подохну! По крайней мере, буду точно уверен, что не умру в году до нашей эры!
- Упаднические настроения, - сказала Галлена. - Но только мне кажется, что он во многом прав. А?
Вотан Борович снова принялся подниматься в полный рост.
- Прав?! - заревел он. - Прав в том, что отказывается повиноваться нам, богам этого мира?!
- Пока что кандидатам в боги, - поправила его морально подкованная Галлена. - А ты сам прекрасно знаешь, мудрый Вотан, что, если именно им, этим людям, предопределено возвести нас на вершину могущества, то без их помощи нам не обойтись. Понимаешь, я выслушала Альдаира и Женю, - она заговорщически подмигнула Афанасьеву, - и начала приходить кое к каким выводам. Некоторые из них вам не понравятся, уважаемые собратья.
Поджо жевал. Альдаир застыл в ожидании. Вотан Борович обеими руками гневно натягивал шляпу на лоб. Сидящий в углу кандидат сатанинских наук затыкал пальцем правое ухо, из которого почему-то валил дым. Женя Афанасьев тревожно глядел на Галлену, кривя рот.
- Во-первых, - проговорила Галлена, - мы можем удерживаться в инородном времени несколько меньше, чем думали. Не двое суток, а примерно до полутора. Потом нас выкидывает. И происходит это всегда неожиданно. Далее. Оба раза - и в Древнем Риме, и в Египте - нас выносило не только в нужное время и в нужное место, нет!.. Нас выносило к нужному человеку. Сразу! Первая партия встретилась с пророком Моисеем и просто не узнала его, потому что жрец Месу еще НЕ СТАЛ пророком Моисеем и сам еще не знал, что он им будет! Второй раз мы оказались на арене Большого цирка, в почетной ложе которого сидел второй нужный нам человек - Цезарь. Он, кстати, на какую-то часть наш родственник, уважаемые дионы. Ну и в-третьих. Я понимаю, что во всем этом - в задаче, что мы себе поставили, в методах ее выполнения, в том, кто принимает в этом участие, есть элементы Высшей Предопределенности. Люди называют это Божьей волей, что ли. Так вот, оба Ключа - и посох, и кинжал - добыли люди. Люди, а не мы, дионы!
- Ну, вообще да, - вдруг гулко сказал Эллер. - Пока братец Альдаир валялся в хижине тамошнего… этого… патологоанатома… двое людей не только разузнали, что и к чему, но и подзаработать звонкого злата успели! - хитро подмигнул он Жене Афанасьеву.
Журналист, который еще не успел продать браслет и окупить тем самым материальный и моральный ущерб, недовольно отвернулся. Мысли его вернулись к девяностокилограммовому золотому быку, спрятанному в незапамятные времена в древней земле. Правда, перед глазами возникло лицо Коляна Ковалева, и в мозгу совестливого Афанасьева прозвучали слова: "Нет, ну в натуре, братан! Меня, значит, тут запарафинили, у этих египтян, а ты о голдовой скотине рогатой думаешь? Чтобы, значит, бабло за нее срубить? Западло это!"
Галлена продолжала свои высокомудрые рассуждения:
- Следовательно, мыслю я так. Люди эти, пусть осталось их двое, нужны нам. И если Женя говорит, что он стал и что не может пока что продолжать работу, то должны к нему прислушаться, а не орать, выпучив глаза… Глаз, - поправилась она, покосившись на увечного Вотана Боровича, единственное око которого сияло воинственным огнем. - И если Женя и Василий хотят отдохнуть и избыть печаль, а также вернуть своего друга, а также извлечь собственную выгоду, которая предполагалась ими изначально… так мы должны помочь им в этом!
И она обворожительно улыбнулась всем присутствующим.
- Чувствуется происхождение, - пробурчал из угла Добродеев, - папенькина кровь… Босс тоже силен искушать. Лапша на ушах так и виснет!..
Честно говоря, Афанасьев не смог устоять перед напором Галлены. У нее был огромный дар убеждения. Наверное, Добродеев был прав: все-таки в ее жилах текла кровь существа, широко известного в мире под именем Люцифер.
В поисках Ключей с подачи Галлены и примкнувших к ней Эллера и Альдаира был объявлен перерыв. Васягину был выхлопотан отпуск, и его направили в элитный санаторий подлечиться. А Женя Афанасьев в один прекрасный день отправился к родственникам пропавшего Коляна Ковалева.
- Здрасти-и, Анатоль Анатолич!
Лысая ушастая голова, торчавшая из-за стола, зашевелилась. Лопухообразные уши, казалось, зашевелились отдельно от головы.
- А-а, Женя, - задвигался большой выразительный рот, и из тени вынырнул весь обладатель перечисленных органов. - Заходи! Тебе горничная открыла? Не понимаю я этих горничных. Это Колькины буржуазные замашки - прислугу мне нанял. А она в науке ничего не смыслит. Кстати, что-то его долго не было. Не звонит не заходит. Были бы живы мой брат Алексей, его отец, и Наташа, его мать… не вырос бы таким болваном!
- Почему же болваном? - слабо запротестовал Афанасьев. - Бизнесменом стал крупным, одним из самых серьезных в городе, деньги зарабатывает. Офис открыл, фирму солидную держит. А я вот без копейки сижу. Хоть вы меня болваном и не называете, дядя Толя.
Анатолий Анатольевич Ковалев, родной дядя Коляна Ковалева, оглядел Афанасьева цепким взглядом поверх очков с ног до головы.
- Что-то ты не похож на человека, сидящего без копейки, - негромко сказал он.
Афанасьев недавно удачно продал египетский браслет, хотя и подозревал, что его накололи по полной программе, дав не больше трети истинной стоимости вещи. Однако же в его карман перекочевали несколько пачек баксов - сумма, которую Женя не заработал за всю предыдущую жизнь. В связи с этим он приоделся, сходил в модный парикмахерский салон, приобрел ноутбук и дорогой сотовый телефон и вообще выглядел щеголем. Именно поэтому Анатолий Анатольевич не согласился с утверждением Жени насчет "без копейки".
Женя слабо пожал плечами. Он еще рассчитывал съездить в Египет (в современный, конечно!) и попытаться найти золотую статую, которую они с Коляном спрятали в укромном месте три с половиной тысячи лет тому назад. "О, как это убийственно звучит!" - патетически подумал богатенький Женя Афанасьев.
Анатолий Анатольевич встал из-за своего огромного стола и несколько раз прошелся по кабинету.
- С Колькой, что ли, дела повел? - спросил он, с веселой свирепостью глядя на Женю. - Раньше в потертых джинсах ходил и деньжат до зарплаты стрелял, а теперь - поди ж ты! - лорд из Букингемского дворца! Или по крайней мере щеголь с Елисейских полей! Кстати, о Елисейских полях! - возвысил он голос и с таинственным видом поднял кверху указательный палец правой руки.
Афанасьев не удивился. Анатолий Анатольевич Ковалев, профессор истории, дядюшка Коляна Ковалева, вообще славился способностью перескакивать с предмета на предмет, с темы на тему, не имеющую к предыдущей никакого отношения.
- Кстати, о Елисейских полях!.. - продолжал он. - Гм… А Колька в командировку уехал, что ли? Я ему на сотовый звоню и домой звоню, так нет никого! А на работе какой-то болван берет трубку и несет вовсе несусветную чушь. Секретарь он у него, что ли, новый? Так вроде раньше девушки были. А этот тип мне говорит: "Не надо поминать мою родню, и бабушку в частности". Я, честно говоря, не понял и трубку повесил.
- Вы, наверное, с Добродеевым разговаривали, - еле сдерживая нервный смех, проговорил Афанасьев. - Есть там такой тип.
- Добродеев? Положительная фамилия. Наверняка прохиндей. Самый приятный и добрый человек, которого я знал, носил фамилию Злов, а жуткая мегера из соседнего подъезда, пишущая жалобы на весь дом и доводящая до истерик всех соседей, зовется Милашкина. А девичья фамилия и вовсе - Прекрасновкусова. И даст же бог такую фамилию! Как вот этому Добро…дееву.
- Да, Добродеев - тип, - согласился Афанасьев.
- Значит, Колька в командировке, раз в его офисе заправляют вот такие нахальные типы?
- В командировке, - сконфуженно ответил Женя. - В заг… в заграничную уехал… он. Да. Вы сказали: "…кстати, о Елисейских полях". Так о чем вы хотели сказать, дядя Толя?
- Да, конечно. Так вот. Тебе ведь известно, что моя сестра Катерина еще лет тридцать пять тому назад вышла замуж за француза, работавшего в посольстве в Москве, и уехала во Францию.
- Да помню я, конечно, дядя Толя. Она ведь приезжала лет восемнадцать или двадцать назад, что ли, - сказал Женя. - Я тогда маленький был, и Колька тоже. А с тетей Катей приехал ее сын, здоровенный такой балбес. Он нас старше лет на семь, ну и, конечно, воображал он перед нами ужасно.
- Вот именно! - заметно волнуясь, проговорил Анатолий Анатольевич. - Вот именно: воображал! И довоображался, черт побери мои калоши с сапогами!
При слове "черт" Афанасьев привычно оглянулся, но Добродеева, к своему вящему облегчению, нигде не увидел.
- Довоображался! - пафосно продолжал Анатолий Анатольевич. - Сидит он, милый, в психушке и только пузыри пускает! В прямом и переносном смысле. Правда, какой-то ушлый журналист сумел взять у него интервью. Бред чрезвычайный! Пишет этот журналист про раскопки, которые Жан-Люк проводил в Египте.
- Где? - вздрогнув, спросил Женя.
- В Египте! Он же археолог, а французские археологи специализируются в основном по Древнему Египту. Ну так вот, Жан-Люк Пелисье - таково его полное имя - утверждает, будто наткнулся на нетронутую гробницу египетского вельможи. Не знаю, сколько тут правды, а сколько душевной болезни, а только Жан-Люк вбил себе в голову, будто он видел на руке у египетской мумии - у египетской мумии!.. - надпись на русском - на русском!! - языке!!! Вот до чего перегрелся наш Жан-Люк в пустыне, - более спокойно закончил Анатолий Анатольевич. - Нет, он, конечно, безалаберный человек, весь в мою сестру Катерину, царствие ей небесное. И что легкомысленный, и что выпить любит и хорошо, с душой, отдохнуть - тоже знаю. Но специалист он хороший, это я точно знаю - хороший! И до чего нужно себя довести, чтобы утверждать, будто видел на руке египетской мумии татуировку на современном русском языке. Черт знает что!
- Похоже на белую горячку, - холодея и тоскуя, сказал бедный Афанасьев.
- Это ты точно сказал. К тому же в пустыне можно получить солнечный удар. Но солнечный удар - это кратковременное помутнение рассудка. А Жан-Люка доставили во французскую клинику еще позавчера. И он не желает отказаться от своих слов. Ему удалось позвонить мне, он попросил меня вмешаться, к тому же переслал по электронной почте статью этого журналиста. Беда мне с моими племянниками! - тяжело вздохнул Анатолий Анатольевич.
- Дядя Толя, а… а что за татуировка, как утверждает Жан-Люк, была на руке у… у этой мумии? - спросил Афанасьев.
Профессор Ковалев снова потряс указательным пальцем, воздевая его выше купола лысой головы:
- Вот тут-то и кроется!.. Если бы он утверждал что-то другое, то я бы еще подумал: мало ли какая татуировка могла быть на руке у мумии, может, это был не египтянин вовсе, а финикиец, шумер или хетт. Тут могли быть разовые совпадения букв современного русского и финикийского алфавитов. Так нет же!.. Жан-Люк утверждает, что у мумии на руке, во-первых, вытатуирован адмиралтейский якорь! Я служил на Черноморском флоте и такой ахинеи ни понять, ни принять не могу! А во-вторых, он заявил, что была вытатуирована надпись… подумать только!.. надпись "КОЛЯН С БАЛТИКИ"! Ну не издевательство ли!!
Вся кровь отхлынула от лица Жени Афанасьева. Он хотел что-то сказать, но только отупело качнулся в своем кресле. Анатолий Анатольевич продолжал с жаром:
- Наверняка он видел как раз такую татуировку на руке у Кольки! Колька был в прошлом году в Египте, может, они там с родственником перехлестнулись, ну и, как это водится, выпили за встречу. Все-таки Жан-Люк и Николай - двоюродные братья! И теперь Жан-Люк говорит, что у мумии - татуировка его кузена, и еще утверждает, что одна из фигурок ушебти, вложенных в гроб, оказалась… никогда не угадаешь, а? Моделькой сотового телефона, выполненной из золота!
- Какая модель телефона… была у мумии? - как в тумане спросил Женя Афанасьев. - У Кольки с собой был… этот… со встроенной фотокамерой, "Самсунг".
Анатолий Анатольевич осекся на полуслове.
- Погоди, - после длительной паузы произнес он, - ты что такое несешь? Ты тоже перегрелся? Один попал в психушку, второй как сквозь землю провалился, третий приходит и начинает говорить непонятно что… "Какая модель сотового была у мумии"! Ну как тебе не стыдно, Женя. Беда мне с этой молодежью! Да, вот сейчас Лена звонила, подруга этого вашего Васягина, говорит, что он попал в санаторий в неврологию. Дескать, нервишки у него пошаливают, и это когда еще тридцати лет толком нет! Это - что? И что тогда с вами дальше будет?
Огромным усилием воли Женя взял себя в руки.
- Анатолий Анатольевич, я это… это самое… в последнее время просто перенапрягся, наверное, - пробубнил он, стараясь не смотреть в ясные и проницательные глаза профессора Ковалева. - Дайте мне прочитать эту статью… ну, французского журналиста, которую Пелисье переслал вам по электронке.
- Она, милый мой, на французском. Ты не забыл еще этот язык?
- Н-нет.
- Садись за компьютер.
Пока Афанасьев читал, пытаясь собрать воедино расплывающиеся перед глазами, ускользающие, скачущие строчки, профессор Ковалев свирепо потирал руки и короткими перебежками передвигался по кабинету, время от времени швыряя в Женю дротики быстрых и колких взглядов. Афанасьев ясно почувствовал, как поехало, уплывая из-под него, кресло, а ноги забились теплой безвольной ватой.
Наконец он собрался с силами и посмотрел на Анатолия Анатольевича:
- Я вот что… вы, наверное, собирались ехать во Францию, да?
- Да, - резко ответил тот. - Только чтобы туда ехать, надо с собой иметь хотя бы тысячу евро! А я поиздержался, да и откуда у меня эта тысяча. Хотел с Колькой поговорить по этому поводу. Все-таки Жан-Люк ему не чужой. А Колька вдруг раз - и пропадает. Командировка!! Кстати, - наклонился Анатолий Анатольевич к сжавшемуся в кресле Афанасьеву, - он не во Францию поехал в командировку-то?
- Нет, - сказал Женя. - Не во Францию. Зато, дядя Толя, я еду во Францию. Собирался. - Конечно, Женя врал. Ни в какую Францию он не собирался до разговора с Анатолием Анатольевичем. А намеревался слетать как раз в Египет. За золотым быком Аписом. Кроме того, на следующую неделю было запланировано новое ПЕРЕМЕЩЕНИЕ. Но в свете сообщенного Анатолием Анатольевичем все вдруг потеряло свою привлеательность. По всему выходило, что этот французский Жан-Люк по невероятному стечению обстоятельств нашел в Египте мумию собственного двоюродного брата! Мумию трехтысячелетнего возраста, которая… который…
Женя выскочил из кресла, как анонимный родственник Добродеева из табакерки. Он принялся с силой тереть свой лоб, словно таким манером надеялся вернуть себе ясность рассудка. Анатолий Анатольевич смотрел на него с плохо скрываемой тревогой, а потом кинулся к шкафчику, заработал длинными руками, заблистал лысиной, и на свет божий появилась бутылочка хорошего французского коньяку.
- Это мне Жан-Люк присылал еще до всех переделок, - пояснил он. - Ну-ка, выпей вот. А то ты, я смотрю, тоже перегрелся, как мой незадачливый племянник Пелисье. Выпей и рассказывай, с чего это тебя так трясет.
- Меня не трясет, - сказал Афанасьев и клацнул зубами о край бокала с коньяком. - У меня… у меня, дядя Толя, наверное, жар. Простудился… на речке, ага. Я вам позвоню, да. Ну, я пойду, дядя Толя. У меня еще дел много. Сами понимаете, спешный отъезд… В общем, я пошел.
Афанасьев проглотил коньяк, выскочил из кабинета, не дожидаясь, пока цепкий профессор опомнится от этой сумбурной речи. Уже на пороге Женя пролаял слова прощания и провалился в сырое жерло подъезда…
- Ну что, Вася, как дела?
- Н-ничего. Кормят тут здорово, и вообще. На процедуры водят. Ленка ко мне ходит. Она хорошая.
Сказав это, Вася Васягин улыбнулся. Открытая эта улыбка свидетельствовала о том, что пострадавший за Цезаря боец идет на поправку и снова рвется в сражение. Подобное желание было выражено вслух после того, как Афанасьев, пришедший в санаторий к другу, рассказал о продаже браслета.
- Э-э, здорово, - произнес Васягин. - Не хило ты разжился в этом Египте. А я вот в Риме все прощелкал. Не то чтобы нажил, а и свое отдал.
- Что отдал? - спросил Женя.
- Часы "Полет" двум нечесаным обезьянам-галлам. Они там подрабатывают частным извозом, - пояснил Васягин. - Я бы этих уродов так штрафанул, у-у-у! А что, правда, этот Пелисье Коляна нашел?
- Да выходит, что правда. Только трехтысячелетняя мумия Коляна вряд ли нам заменит его прежнего. Я там поговорил с нашими божками, обещали помочь. Галлена пустилась в занудство насчет каких-то провалов во времени, что Колян мог провалиться из одной эпохи в другую. А одноглазый красавец Вотан Борыч снова принялся басить. Голосина-то у него - Паваротти отдыхает!
- Нет, конечно, Коляна надо вызволять, - рассуждал сержант Васягин. - Всякие там мумии и прочие копчености нам - никак. Я вот отдохну, силенок наберусь, ну и подключусь. Они у меня попляшут! - непонятно кому погрозил Васягин. - Я Брута разоблачил, я Кассия задержал, я сенатора Каску поймал за руку! Да еще в живот пнул… Про Цезаря не говорю. Так что…
- Ты уж больно расхвастался, Васька, - сказала подошедшая сбоку осанистая особа женского пола. Это была сожительница Васягина, Лена Кислятина. Последнее было не прозвищем, а фамилией, так как почтенный родитель Лены звался Ив.Ив.Кислятин. - Женька, вы бы меньше пили, а? Вот ты, я смотрю, подзаработал, приоделся. А мой-то только чушь несет про какого-то Брюта… Шампанское такое, да? Каска какая-то еще…
- Не какая-то, а какой-то, дура необразованная! - рявкнул Васягин, который и сам вовсе не являлся светочем учености. - То есть не "какой-то", а - сенатор Публий Сервилий Каска, которого я обезоружил при попытке преднамеренного убийства Цезаря!
Лена ничуть не обиделась. Несмотря на свою фамилию, она была очень добродушной и понимающей женщиной. Она выразительно покрутила пальцем у виска и проговорила:
- Тут уже на него поглядывали косо. Он за ужином с Петькой из одиннадцатого номера выпил и как пошел, как пошел! У Петьки глаза были квадратные, что твои кубики! Что Васька травил, что травил! Про чертей, про сенаторов, про…
Женя махнул рукой и, пожелав сержанту Васягину всего наилучшего, попрощавшись с улыбчивой Леной, отправился восвояси.