БЫК ЖРЕЦУ НЕ ТОВАРИЩ

 

 

Египет, XIII век до н. э.

 

Парасхит Синуххет тяжело вздохнул и вытер пот со лба. Этим жестом он дал самому себе понять, что считает себя несчастнейшим из смертных. У Синуххета были веские причины для такого мнения. И во всем виноват покойный папаша, да не будет ему покоя на священных полях Иалу! Это именно он, покойничек, оставил ему в наследство то, из-за чего Синуххету нет покоя в этой жизни и едва ли останется в загробной! Во-первых, ремесло парасхита. Проклятое ремесло, не позволяющее ему общаться с кем бы то ни было, помимо собственной жены, злобной толстой бабы, да ее матери, длинной иссохшей старухи с языком, по сравнению с которым жало скорпиона кажется нежным лепестком розы! А во-вторых - жена, выбранная ему отцом. От нее все те беды, которых недоставало от ремесла!.. А ремесло еще то - парасхит вскрывает труп умершего для последующего бальзамирования. Ремесло парасхита передается от отца к сыну, и никто не смеет вырваться за пределы этого замкнутого круга, потому что парасхит считается нечистым и не может прикасаться к человеку другого рода занятий, если этот человек ЖИВ.

Парасхит Синуххет подозрительно покосился на застывших за его спиной людей. Они смотрели поверх него и сквозь него. Писец только что отошел от лежавшего на земле трупа. Писец обвел место слева на животе покойного, подлежащее иссечению, и отступил. Проклятые заказчики!.. Это прислужники из храма Хатор, молодцы откормленные, мясистые, быстроногие, и чтобы иметь с ними дело, нужно бегать едва ли не как могучий Хинну, лучший бегун Верхнего и Нижнего Египта, любимец самого фараона Рамсеса!

Парасхит Синуххет встал на колени рядом с телом умершего и при помощи эфиопского камня[1] начал делать разрез. Одним глазом он привычно наблюдал за тем, как подвигается работа, другой скосил на стоявших рядом мрачных здоровяков. Кто был неподвижен, кто украдкой собирал уже камни, а стоявший позади всех гигант похлопывал дубинкой (величиной с хорошенькую оглоблю) по своей громадной ладони. Жест был более чем красноречив. Синуххет поежился и подумал, что для быстрого бега нужно было съесть побольше лепешек, пусть даже подгоревших.

Левый глаз парасхита продолжал наблюдать за клиентурой, а правый зафиксировал, что процесс иссечения входит в завершающую фазу. Пора приготовиться и делать ноги. Ничего! Зато за свою работу Синуххет уже получил три медных кольца, на одно из которых можно купить себе сегодня сносный ужин: тушеное мясо газели, кувшин дешевого вина, финики, несколько лепешек. Да жене, чтобы не ворчала, - ожерелье. А этой старой ведьме Мааткахх, матери жены, нужно купить немного пальмового масла, которое она втирает в свою поясницу, скорее бы боги согнули ее в дугу!!

"А жрец Тотмекр мог бы дать и побольше, чем три медных кольца, - озлобленно думал жадный парасхит, - все-таки умер не кто-нибудь, а главный астролог храма Хатор, предсказывавший будущее по внутренностям кроликов и прочей длинноухой твари!.."

Мысли текли, а глаза продолжали наблюдать. Благодаря такой ширине обзора парасхит давно уже приобрел профессиональную болезнь - расходящееся косоглазие. Когда он общался с людьми, казалось, что одно око парасхита смотрит верх, а другое влево. Поэтому Синуххет мог врать столько, сколько ему заблагорассудится: никто не мог сказать по глазам, что он лукавит.

- Ты закончил, парасхит? - вкрадчивым голосом спросил писец.

- Еще одно движение, почтенный Рахотеп, - отозвался Синуххет и вдруг, подскочив, как шакал, которому со всей силы врезали по загривку, бросился бежать.

Он завершил работу. За ним с воплями и криками помчалась вся орава. Впереди мчался громила с дубиной и, вращая ее над головой так, что ревел воздух, испуская длинные пронзительные вопли.

Синуххету не впервой было убегать от заказчиков. Так гласил ритуал. Тот, кто нарушает целостность священной оболочки покойного, должен быть изгнан. Парасхит мчался длинными прыжками по вымощенной камнем улице, потом камень кончился, и под ногами Синуххета потянулась потрескавшаяся от зноя сухая земля. Повеяло прохладой, и парасхит выскочил на берег священного Нила. Под ногами зачавкал ил. Прибрежная грязь чередовалась с сухими, пыльными проплешинами, из которых палящее солнце уже вытянуло всю влагу. Казалось, рев погони отдалялся. Синуххет оглянулся и увидел, что за ним - шагах в тридцати - бегут только Рахотеп и верзила с дубиной. Ну что же, дешево отделался. Одна ссадина от запущенного камня и один кровоподтек на плече. Ничего. Три медных кольца - довольно приличный гонорар за эту пробежку и перечисленные повреждения. Двоюродному брату Синуххета, пьянчуге Пинему, недавно проломили череп, и все потому, что тот был нетверд на ногах, когда улепетывал от разгневанных работодателей. Давно он говорил Пинему, что пить надо меньше, особенно то пойло из пальмовых выжимок, отвратительную дешевку, которую потреблял Пинем. Пить надо меньше, а смотреть под ноги и следить за обстановкой - больше.

Подумав это, парасхит Синуххет тотчас же навернулся через что-то, буквально прыгнувшее ему под ноги, и со всего размаху растянулся на земле, окутываясь клубами удушливой мелкой пыли и надсадно кашляя. Его угораздило упасть не в грязь (что было бы куда мягче), а на одну из сухих проплешин на берегу великой реки. О боги! Птах, Хатор и мудрый Тот! Что за гадость подвернулась ему под ноги? Камень? Большая кочка?

Плодотворно порассуждать на эту тему ему не привелось. Верзила и храмовый прислужник Рахотеп настигли его и стали дубасить ногами и подручными средствами. Последнему отдавалось предпочтение. Синуххет, который никак не мог взять в толк, как же его так угораздило грохнуться оземь, только охал.

При всей своеобразности его зрения он не мог разглядеть предмет, послуживший причиной всех несчастий. Преграда полежала в пыли, потом откуда-то повалил густой дым, от земли вытянулись длинные синеватые искры, и на пятачке, где с трудом поместилась бы упитанная свинья, оказались четверо мужчин. Вповалку. Некоторое время четверка даже не могла принять вертикального положения, настолько перепутались ноги и руки этих компактно совмещенных индивидов. Из смешения тел торчали… чья-то рыжая борода, чьи-то трусы в цветочек, а венчала общее великолепие группы волосатая рука с вытатуированным якорем и надписью "Колян с Балтики".

Первым поднялся счастливый обладатель рыжей бороды. Он вытер со лба крупные капли пота, а потом принялся активно шарить рукой по собственным бокам.

- А где мой молот? - спросил он.

- Он под моим коленом, - пыхтя, отозвался Афанасьев.

- Он же висел у меня на поясе!

Знал бы великодушный Эллер, какие страдания причинил его злополучный молот ни в чем не повинному парасхиту!

- У меня тоже наушники от плеера в ушах торчали, а теперь чуть ли не в заднице, - неделикатно буркнул Колян Ковалев. - Это… типа… Альдаир, то есть Александр Сергеич, а где мои брюки? Я же был в брюках, а теперь одни трусы остались и полрубашки. А правый рукав на х… начисто пропал!!

- А у меня обувь исчезла, - сообщил Афанасьев. - Я в босоножках был, думал, что они сойдут за древнеегипетские сандалии.

- Волны реки времени поглотили ваши презренные вещи, - снисходительно отозвался белокурый Альдаир. - Возможно, они вырвутся и всплывут где-нибудь по течению в иных веках. Убери с меня свои зловонные чресла!! - рявкнул он на Коляна, взгромоздившего свой зад на могучее плечо диона. - Червь!!!

- Зловонные… - недовольно пробормотал Колян. - Тут так перекрутило, что мало не покажется. Зловонные! Я, между прочим, каждый день душ принимаю, в отличие от некоторых! И туалетная вода у меня типа из Парижу!

- Коля, не надо о Париже, - тихо попросил Афанасьев, который уже завидел свалку в нескольких шагах от них. Рахотеп и верзила с дубиной продолжали увлеченно молотить несчастного парасхита, не замечая вновь прибывших. - Не надо о Париже. До основания местечка Лютеция, ставшего Парижем, осталось подождать каких-то пятнадцать веков… а мы приехали сюда вовсе не за этим.

Колян Ковалев проворчал что-то недовольное и стал крутить головой по сторонам.

- Ого!! Пирамиды! - заорал он, приседая. - Только какие-то они странные! Вон та, здоровая, Хеопсова, что ли… она тут какая-то белая, с золотым наконечником! Я ж когда был в Египте, видел! Там они не такие!

- Ну конечно, - многомудро подтвердил Афанасьев, поправляя свое театральное одеяние, - они тут в таком виде, в каком пребывали до разграбления и обветшания. Их построили-то совсем недавно, полтора тысячелетия назад, а не как в наше время - три с половиной!

Неугомонный Ковалев вынул мобильный телефон.

- Нет приема, - сообщил он. - Да, похоже, в Древнем Египте не знали, что такое роуминг. Эге! - воскликнул он. - А древнеегипетские пацаны тоже, я смотрю, конкретные! Особенно вон тот, лысый, с дубиной. Какого-то чмондрика мутузят. Эй, пацаны! - непонятно на что рассчитывая, на чистом русском языке обратился он к ним. - Погодите, потом своему лоху разбор устроите. Мы сюда, значит, прикатили по делу. Нам нужен…

- Колян, да ты че!

- Главный еврей. Его Моисеем погоняют. Где его тут можно найти?

- Колян!!

- А че Колян, че Колян? - проворчал брателло. - Все тип-топ. Видишь, они просекли, что мы тут. Вишь как смотрят.

Смотрели египтяне действительно дико. Оливковые их глаза расширились и выкатились до пределов, положенных им природой. На смуглой коже пятнами проступила бледность. Альдаир протянул к ним руку, и по телам египтян прокатилась крупная волна дрожи. Они запрокинули свои обритые головы к небу, а лежащий на земле парасхит Синуххет поджал под себя измазанные кровью ноги и мелко трясся. Альдаир положил руку на голову Жене Афанасьеву, а потом Коляну Ковалеву. Резкая боль клином вошла в российские мозги, и вдруг Альдаир вздрогнул всем своим монументальным корпусом и начал заваливаться назад. Колян едва успел его подхватить, но вряд ли удержал бы, если бы не помощь Эллера. Весил белокурый дион как хороший боров.

- Отходняк, - пояснил Эллер, давно уже освоивший русский разговорный язык, - мы с ним теперь по силе, как вы. А то и меньше. Нужно отдохнуть. Зато вы, мужики, знаете теперь древнеегипетский.

- Понятно, - сказал Афанасьев, - Альдаир скачал. Прямо из мозгов, как из Интернета, и нам потом перекинул.

- Точно, - подтвердил рыжебородый. - Вот что, мужики. Отдохнуть нам с Альдаиром надо бы. Мы теперь не работники, нам до самого ухода отсюда нужно в лежку лежать. Скорбна и уныла сия юдоль! - напоследок подпустил он замысловатый оборотец, верно содранный у Вотана Боровича.

По-видимому, Эллер говорил правду. Выглядели они с Альдаиром неважно. Перемещение высосало у дионов много сил, и требовалось время, чтобы их восстановить. Необходим был стационарный режим, полный покой и все, что в таких случаях может предоставить древнеегипетская медицина. Пока, правда, было непонятно, где все это можно получить.

Афанасьев прокашлялся. На него смотрели требовательно и недовольно глаза Эллера. Потом рыжебородый гигант буркнул:

- Ну, давай, покажи мудрость свою, в твоем мире обретенную.

Колян Ковалев, ковырявший ботинком трещину в грунте, кивнул:

- Ага! Устанавливай контакт с местным населением. Черт! Что за хреновню насовал мне в мозги Альдаир?

Афанасьев не стал мешкать и решительно направился к представителям аборигенов. Он не успел до конца осознать, что, собственно, следует говорить, как его губы уже выпустили на чистом древнеегипетском языке (верхнеегипетский диалект!) следующую заковыристую фразу:

- Да пребудет с вами всемогущий Ра, что несется в солнечной ладье по небесному своду!

Экзекуторы и избиваемый смотрели на журналиста одинаково тупо. Несмотря на то, что Афанасьев единственный из всей четверки пришельцев был одет в духе окружающей эпохи, на него уставились весьма подозрительно. Женя тотчас же обратил внимание, что понятие гигиены, очевидно, чуждо многим жителям страны Кемет - так называли свой край сами египтяне. Если бритый парень в сандалиях и в лиловато-белом одеянии еще имел какое-то представление о чистоте, то скорчившийся на земле окровавленный человек с круглыми черными глазами представлял собой что-то чудовищное. Любой вонючий боров из колхозного хлева на фоне этого типа показался бы английским лордом, облаченным в смокинг и изысканно благоухающим французскими духами. Верзила же с дубиной носил только повязку на бедрах, лет эдак пять назад, верно, считавшуюся белой, но теперь покрытую невероятным количеством пятен грязи, вина и жидкостей естественного происхождения, содержащихся в организме.

В сравнении с перечисленными одеждами платье самого Афанасьева было показательно белым. По тому, как испуганно смотрели на него египтяне, Женя понял, что подобную чистоту одеяний (и тела) себе могут позволить только вельможи. За которого его, видно, и принимали.

- Мне нужен жрец, с которым я мог бы поговорить о важном деле, которое и привело меня в вашу страну, - важно изрек он, полагая, что едва ли стоит вываливать на головы этих людей что-то о пророке Моисее и его посохе.

Верзила и бритоголовый промолчали. Зато заговорил вонючий тип, распростертый на земле. Он заискивающе улыбнулся, показывая не бог весть сколько зубов, и затараторил:

- Светлокожий господин может пойти к верховному жрецу храма Птаха, мудрому и могущественному Тотмекру. Рахотеп, - он ткнул грязным пальцем в лодыжку бритоголового парня в лиловом, - проводит вас, он служит в этом храме старшим привратником.

- Молчи, ослиноголовая помесь свиньи и нетопыря! - заорал на него Рахотеп, разбрызгивая слюну. - Как посмел ты коснуться моей плоти своим вонючим пальцем?! Господин, - повернулся он к Жене, - если вам нужен верховный жрец, то мы никак не можем проводить вас. Ибо прикосновение к этому нечистому псу, - привратник храма бога Птаха показательно пнул парасхита ногой, - лишило нас возможности войти в храм до тех пор, пока мы не пройдем обряд очищения.

Подошел Колян. Он крутил на пальце мобильник и время от времени косился на свои голые ноги. Аборигены воззрились на его трусы в цветочек и вдруг принялись хохотать. Древние египтяне не носили нижнего белья, и, наверно, идея обтягивать самые интимные места тканью, разукрашенной смешными рисунками, показалась им забавной. Ковалев разжал ладонь. Там лежало обручальное кольцо. Ковалев кинул его в руку Рахотепа и мрачно процедил сквозь зубы:

- Где тут у вас можно купить одежду? - Привратник тотчас же изменился в лице. Он покрутил кольцо в пальцах, потом попробовал его на зуб. Показал верзиле с дубинкой. Изумление их было так велико, что они не стали негодовать, когда и парасхит Синуххет приблизил свой грязный нос к чуду искусства. Афанасьев без труда понял причину их удивления: собственные кольца египтян, служившие платежным средством, были выделаны грубо, неровно, и идеальная форма кольца XXI века новой эры, без сомнения, должна была казаться им неслыханным шедевром.

- За это кольцо, - важно изрек Афанасьев, - я хотел бы получить платье для меня и всех моих спутников, покой, где мы могли бы разместиться, а также возможность поговорить с верховным жрецом. Это ведь Фивы?

- Да, - отозвался Рахотеп, любуясь кольцом, - велики стовратные Фивы, близ которых воды Хапи по милости всеблагих богов раздаются вширь и питают своей неизреченной щедростью почвы Черной Земли…

- Я просто спросил: Фивы ли это?

- Нет, господин, это Мемфис, древняя столица страны Кемет, которая…

- Черррт! - по-русски пробормотал Афанасьев. - Мемфис! Не туда нас занесло, Добродеев вас побери!

- А куда надо? - поинтересовался Колян.

- Хотелось бы в Фивы! Ведь пророк Моисей, по преданию, жил при дворе фараона, туда же он и приходил требовать у владыки отпустить его народ из Египта. А двор фараона находится в столице, в Фивах!

- Но ведь этот лысый урюк сказал, что Мемфис - древняя столица. Столица!

- Вот именно, что древняя. Мемфис вот уже тысячелетие не столица Египта, понимаешь? Как же я сразу не понял, увидев пирамиды, что мы не в Фивах! Пирамиды-то действительно около Мемфиса! Ну как тебе объяснить? Это все равно что искать Московский Кремль и восседающего там президента Путина в Петербурге.

- Да хорош тебе причитать! - махнул рукой Ковалев. - Кто тебе сказал, что этот Моисей тусуется в этих… в Фивах? Может, ему надоело в городе сидеть, он свалил в деревню или на турбазу.

Афанасьева позабавили слова его друга. В самом деле, а кто сказал, что пророк Моисей непременно должен быть в Фивах? В Библии не сказано, что этот деятель был заядлым столичным сидельцем и представителем местного бомонда. Он любил и прогуляться, и на периферию скатать. Одна сорокалетняя прогулка по пустыне чего стоит! Впрочем, возможно, ее еще не было…

Афанасьев поднял глаза на не перестававшего стрекотать Рахотепа. Насколько он мог понять, тот излагал свой взгляд на туристический бизнес в Древнем Египте и сетовал на то, что многие чужестранцы не в состоянии оценить великие чудеса и красоты страны Кемет, а равно и заплатить за ознакомление с ними.

- Достаточно! - перебил его Женя. - Так вы проводите нас к верховному жрецу? Но прежде я хотел бы получить одежду.

- Мы сделаем так, как будет угодно господину, - заверили его храмовые служки, - и держитесь, о господин, подальше от этой отрыжки бегемота! Это парасхит Синуххет, он только что осквернил тело главного астролога храма богини Хатор, выстроенного при великой Чарице Хатшепсут!

- Кто такой парасхит? - спросил Колян.

- А… это что-то вроде патологоанатома, если переводить понятия, - заметил Афанасьев, переходя на русский язык, который после глуховатого, шершавого и отрывистого языка древней земли Кемет показался неслыханно плавным и почти осязаемо сладким.

- Альдаир обессилел, - сказал Эллер. - Он не может идти. Его нужно унести с этого проклятого солнца.

- Если господа издалека и чужого народа, то их не может осквернить хижина бедного парасхита, - заметил Синуххет, косясь на Рахотепа и его свирепого приспешника с дубиной. - Во имя светлого Ра, чьи лучи освещают и хижину бедного парасхита, и сияющий дворец великого фараона Рамсеса, осмелюсь предложить свое гостеприимство. Моя хижина в тридцати шагах отсюда. Вон она, смотрите все! Моя жена и матерь ее, старая Мааткахх, будут рады таким гостям!

От наглости местного люмпена Рахотеп и египетский вышибала с дубиной словно проглотили языки. Рыжебородый Эллер махнул рукой и сказал Афанасьеву по-русски:

- Да по мне, хоть в хлев, но Альдаира нужно унести с солнца и напоить. Да и мне бы прилечь. Переведем дух у этого червя, а потом видно будет.

Женя махнул рукой. Рахотеп в ужасе воздел руки к небу, словно призывая всех богов разделить его ужас: как, идти в исполненное скверны жилище парасхита!! Впрочем, непритязательным Эллеру и Альдаиру было все равно. К тому же не так давно они сами мало чем отличались от парасхита Синуххета по степени чистоплотности…

- Меня одно смущает, - усмехаясь, сказал Колян Ковалев, - что нашему божку Альдаиру пока что рановато к местному патологоанатому, куда его поволокли… Д-да! Дела! Слышь, Афанасьев, а мы в натуре в Древнем Египте? Как-то… в голове не укладывается.

- А что? - пожимая плечами, ответил Афанасьев. - Ты же сам говорил, что у тебя на мобиле написано: нет приема. Ладно! У нас не так много времени. Эй, как тебя… любезный Рахотеп! А пожрать у вас в храме есть?

 

 

Верховный жрец храма, посвященного богу Птаху, славный Тотмекр, пребывал в печали. Боги определенно гневались на него. Еще недавно судьба благоволила храму. Здесь жил священный бык Апис, земное воплощение бога Птаха - покровителя искусств и ремесел. Земное воплощение, правда, имело скверный характер и забодало четырех слуг, прежде чем его удалось вышколить и выдрессировать для церемоний, посвященных богу Птаху, - шествий, возглавляемых священным быком Аписом. Мало кто знал, что величавая походка быка была выработана лично Тотмекром. В свое время жрец отбил все руки и ноги о бока упрямой твари, прежде чем она стала повиноваться приказам. Если бы те, кто приносил свои богатства в храм во славу священного Аписа, видели, сколь ревностно учил быка Аписа жрец с помощью палки и кнута, - Тотмекра разорвали бы на куски за такое святотатство!

"Лучше бы разорвали, - думал верховный жрец, - церемония послезавтра, и если боги не ниспошлют мне решение, то придется мне безвременно встретиться с предками в загробной жизни!"

Вошел прислужник Рахотеп. Он был взволнован, и на этот раз явно не жратвой или новой любовницей - что традиционно волновало сердце храмового прислужника.

- Что? - Тотмекр повернулся к нему.

- Отец мой, к вам чужестранцы. Согласно вашему повелению мы занимались приготовлениями к погребению главного астролога…

- Что за чужестранцы? - прогремел верховный жрец. - Я же велел не пускать ко мне никого и никому не являться в мой покой! Повеление мое распространяется и на тебя, бессмысленный выкидыш жабы! Какого Сета ты сюда приперся, сын шакала?

Жрец Тотмекр славился крепостью выражений во гневе. Это нисколько не смутило Рахотепа, хотя он с готовностью выказал все признаки смятения: упал ниц перед Тотмекром и облобызал ему ноги. После чего поднял голову и подал на ладони золотое кольцо, второе, полученное им от предусмотрительного Коляна Ковалева:

- Они из дальних земель, белокожие, белозубые, сразу видно, что высокого рода. Посмотри, отец мой, как сработано это кольцо! В стране Кемет не видано подобного мастерства!!

"Вот как, - подумал жрец, беря кольцо и пробуя его сначала на зуб, а потом засовывая в складки своего одеяния, - быть может, эти чужестранцы из дальних земель сумеют разрешить и ужасную тайну, что ниспослали мне боги и которую храню в себе вот уже вторую луну? Кто знает…"

- Сколько их? - спросил жрец.

- Двое, отец мой. Еще двое… - Рахотеп едва не ляпнул, что еще двое остались в хижине у парасхита Синуххета, но вовремя опомнился: сказать такое египтянину - это все равно что объявить, что яства, поданные к обеду, только что вынули из зловонной кучи, куда гадят верблюды. - Еще двое остались у вод Великого Хапи, о великий жрец. Быть может, так велят им боги их дальней земли!

Такое объяснение вполне удовлетворило жреца Тотмекра. Он приказал призвать чужеземцев к себе.

Храм произвел на Афанасьева и даже на Коляна Ковалева сильное впечатление. Единственная дорога к нему вела от берега Нила через аллею сфинксов. Храм, обнесенный высокой каменной стеной, располагался на возвышении. По обе стороны просторных ворот возвышались массивные четырехугольные пилоны, украшенные рельефами. Перед ними высились высеченные из гранита фигуры фараона на троне. Огромные "иглы фараонов" - каменные обелиски, испещренные иероглифами, вонзались в небо.

Войдя в огромный внутренний двор, окаймленный с обеих сторон колоннадой, они увидели величественный храм. Колян даже присвистнул и произнес:

- Круто! Хотел бы я иметь такую хату!

- Только не скажи это верховному жрецу, - холодно предупредил его Афанасьев, - не думаю, что он вместе со своим патроном, богом Птахом, придет в восторг.

- Заметано, - буркнул Ковалев.

Их ввели в просторную комнату со стенами, снизу облицованными фаянсовой плиткой, а сверху оштукатуренными и покрытыми росписью. У дальней стены виднелись деревянные полки, заваленные свитками папируса и восковыми табличками. Большой стол, высокое ложе, застеленное шкурой пантеры, изголовье в форме полумесяца, несколько стульев и скамеечка для ног довершали довольно скромное убранство этой комнаты, освещенной тремя лампами. Лампы имели форму взлетающих птиц и были наполнены касторовым маслом.

Верховный жрец и его гости уставились друг на друга.

У жреца Тотмекра была гладко выбритая (согласно правилам) голова, маленькие злые глазки, от постоянного вранья сошедшиеся на переносице, и мелкие неприятные черты лица - за одним исключением. Этим единственным исключением был огромный крючковатый нос, совершенно подавлявший остальные черты лица. Однако же вместо прилагающегося в комплект ко всему этому добру сухонького тельца с короткими кривыми ножками у Тотмекра было огромное массивное туловище. Жрец был очень высок и необъятен в плечах. Под тонкой, практически безволосой смуглой кожей ходили бугры огромных мышц, более приличествующих каменотесу, нежели приближенному к богам. Однако в целом жрец Тотмекр производил вполне благообразное впечатление. На нем было просторное одеяние из белого полотна, ниспадавшее белыми складками почти до земли. Перевязь из белой парчи, перекинутая через плечо, поддерживала одежду. Из-под одежды торчали огромные ручищи, унизанные массивными золотыми браслетами. На голой груди болтался какой-то серебряный амулет, украшенный жемчужинами.

Облачения же Афанасьева и Коляна Ковалева были бы совсем ничего, в полном соответствии с эпохой, если б неугомонный Ковалев не прицепил к одному боку мобильный телефон, а к другому CD-плеер "Сони", наушники которого торчали в больших красных ушах покорителя миров.

Увидев жреца, он попытался поздороваться с ним за руку, но Афанасьев успел остановить его.

- Приветствую тебя, о жрец великого Птаха, - занудно начал он. - Мы прибыли из далекой земли и хотим разыскать одного человека, который живет под небом страны Кемет. Его зовут Моисей, он из племени ааму, или иудеев. Сами иудеи, наверно, должны звать его Моше, как в их священной книге Торе.

Афанасьев не вовремя вспомнил, что священная книга Тора еще, собственно, не написана и с таким же успехом он мог ссылаться на "Муму" или "Гарри Поттера". Впрочем, жрец не обратил внимания на такую мелочь.

- Моше из племени ааму? - переспросил Тотмекр. - Знавал я одного Моше, учившегося в Доме Сети, выстроенном великим фараоном Сети, отцом нашего солнцеподобного владыки Рамсеса, да благословят его боги! Знавал я другого Моше, теперь он руководит постройкой гробницы для везира Имхотепа в любимом городе Рамсеса, Цоане. Я про него мало что знаю, о чужестранцы. Если тот Моше из племени иудеев, то почему бы вам не спросить у самих иудеев? Они живут в городе Гесеме. Они знают всех меж своих родов.

- О жрец, - утомительно монотонным голосом заговорил Женя, косясь на зевающего Ковалева, который принялся играть на мобильнике в тетрис, - мы прослышали, что Моше из жреческой касты.

Тотмекр пожал могучими плечами:

- Жрец? Не припомню, чтобы в стране Кемет были жрецы Амона, Птаха и Ра из народа иудеев.

"Брешет", - отчего-то подумал Женя.

- Впрочем, - продолжал жрец важно, - я могу разузнать для вас все, что может помочь вам, чужестранцы. Есть ли у этого Моше какие-нибудь отдельные приметы, оставленные богом его народа?

"Пышно завернул, - сказал про себя Афанасьев и вдруг поймал себя на том, что думает по-древнеегипетски. Наверное, Альдаир, отдыхающий сейчас в хижине древнеегипетского патологоанатома, крепко постарался заронить искры местной мудрости в мозг Жени. - А кто его знает… этого Моисея!"

Он открыл было рот, но тут жрец Тотмекр жестом показал ему молчать, встал и энергично прошелся по просторному помещению. Каменный пол, казалось, подрагивал под его слоноподобными ногами.

- Я не знаю вас, чужестранцы, - проговорил он, - но и вы не знаете меня. Тем не менее пришли ко мне с просьбой. У вас очень необычные талисманы. - Он указал на Коляна, продолжавшего забавляться с сотовым и одновременно слушавшего плеер. - Что это?

Афанасьев пнул Ковалева в бок. Тот недовольно пробурчал что-то, но от игры оторвался. Женя понял, что нужно действовать методами шоковой терапии. Он отобрал у Коляна CD-плеер и, приблизившись к жрецу Тотмекру, вкрадчиво произнес:

- Ты зришь в самый корень истины. Да, это амулеты наших богов. Более того, с помощью этих амулетов мы можем разговаривать с богами!! Ты можешь убедиться в этом сам.

Без особых церемоний Афанасьев нацепил жрецу наушники и нажал кнопку "Play". Тотмекр вздрогнул, как будто в него вошли все демоны пустыни, и запрыгал на месте, как горный козел. Он упал на пол и, ударяясь о пол медным лбом, забормотал какие-то рваные, неразборчивые заклинания. Афанасьев не стал дожидаться конца представления и вырвал наушники у жреца:

- Довольно.

Тотмекр медленно поднимался с пола. Его лицо побагровело. В глазах воцарилась отсутствующая пустота. Жрец хватал ртом прохладный благовонный воздух храмового покоя. В общем и целом он походил на человека, который только что вынырнул из омута, на дне коего встретился с особо рьяным чертом.

Афанасьев повернулся к Ковалеву:

- Так! У тебя че за диск?

- Михаил Круг. "Лучшее".

- Понятно. Наткнулся наш жрец на "Владимирский централ" и понял, что не очко, ребята, губит, а к одиннадцати - туз. Ты только посмотри на его рожу! Ополоумел до крайности.

- Ну, у меня еще Луи Армстронг есть, если че, - буркнул Ковалев, уязвленный в своих музыкальных пристрастиях в самое больное место, - нигерский джаз типа. Пацаны говорили, что туфта, а мне так нравится. Армстронг, да. Че, лучше его зарядить? А то ты опять, наверно, захочешь поставить на понт всю эту древнеегипетскую братию. "Талисман, при помощи которого мы можем слышать богов". Тьфу ты!

 

 

Жрец Тотмекр был ошеломлен. За свою длительную и разностороннюю деятельность в качестве служителя культа ему приходилось пройти через многое. Он познал тайную доктрину единого божества, по которой все эти Ра, Амоны, Птахи, Хаторы, Хнумы и прочие Горы и Осирисы объявлялись толпой шумных, ребячливых, кичливых и смешных существ перед лицом Всемогущего. Он бывал в подземельях, где видел странные и выматывающие обряды, а потом и сам участвовал в них. Он вдыхал желтый порошок, называемый "пыльцой Тота", и погружался в странное сомнамбулическое состояние, в котором мог провидеть погоду и состояние желудка фараона на следующую неделю. Он отвесил священному быку Апису, на которого молился весь Мемфис, такое количество пинков, от которого давно уже подохла бы менее крупная рогатая скотина. Ну типа священного барана Амона в стовратных Фивах. Много чудес света приходилось видеть славному жрецу Тотмекру, и недаром его глаза глубокомысленно сошлись у переносицы! Но ТАКОГО он еще не встречал. Плоский, в нескольких местах светящийся амулет, от которого отходили две черные бечевки. На конце каждой из бечевок - мягкая черная подушечка размером с ноготь женщины. И стоило этому странному чужеземцу поместить эти подушечки в уши жреца, как полился тяжелый, унылый, хрипловатый голос в сопровождении странной музыки. Без сомнения, он слышал гимн богов!!! И если так… то эти двое могли бы помочь… А если нет, если они шарлатаны, а священный амулет краденый, тем лучше! Будет на кого свалить вину!

Жрец не спеша водрузил на обритую голову длинный, густо завитой парик, накинул на плечи шкуру пантеры, голова и когти которой были обтянуты золотой фольгой. Он заговорил мягко и вкрадчиво, словно зажурчал из-под корней кедра проклюнувшийся светлый ручей:

- О чужеземцы! Верно, ваши амулеты обладают большой силой.

Колян хотел ответить, что какая там еще сила, скоро батарейки сядут, а мобильник разрядится. Но, к счастью, по понятным причинам не нашел в древнеегипетском языке эквивалента словам "батарейка" и "мобильник". А Афанасьев выдавил на лицо всю важность, положенную ему богом, и ответил неспешно:

- Да, о жрец, ты прав. Эти амулеты могущественны.

- Почему же вы не можете воззвать к ним, чтобы найти этого вашего Моисея? - вопросил Тотмекр.

Жрец явно хитрил и заходил издалека. Впрочем, Афанасьеву даже не пришлось измышлять отмазку, выглядевшую правдоподобной для этого представителя славного духовенства страны Кемет. Тотмекр развел оливковые глаза и, воздев обе ладони к потолку, проговорил:

- Впрочем, быть может, у вас есть свои причины, чтобы не обращаться к амулетам из-за этого человека. Ведь племя ааму хитро, злокозненно и не чтит наших богов. Ааму появляются на свет без повитухи. Но я помогу вам, если вы поможете мне. Священный бык Апис, гордость и краса нашего храма, пропал. Этот страшное горе, страшное. Он не мог пропасть без чьего-то злого умысла, и, верно, это могущественные силы ополчились против нашего храма, если сумели отобрать у нас священного быка Аписа.

- Значит, вы хотите, чтобы мы помогли вам найти этого Аписа… то есть вашего священного быка, - поправился Женя. - А вы поможете нам…

- Светел твой ум, чужестранец.

- Но у нас нет времени, чтобы искать всяких там быков, - сказал Ковалев.

Женя толкнул его в бок.

Жрец Тотмекр скорбно скрестил на груди здоровенные ручищи и поджал губы:

- А у нас и нет времени, чтобы искать священного быка долго. Церемония, посвященная Апису, состоится послезавтра, и священный бык должен возглавить шествие. Сам фараон обещал быть!.. И если по милости богов мы не обретем священного быка, то…

- Понятно, - поймал мысль на лету Женя. - Ну хорошо, мы попробуем помочь тебе, о жрец. Могущественны наши талисманы, и…

- Да ты че, сдурел? - обратился к нему по-русски Колян Ковалев. - Искать рогатую скотину, вместо того чтобы пошарить насчет Моисея!.. К тому же наши божки в отказ вошли, валяются там в бараке у этого патологоанатома вонючего! И толку от них ноль. И где, по-твоему, мы нароем этого быка? Его уж, поди, на ремни порубили! А может, этот лысый тип в простыне нам втирает туфту? Может, он сам этого быка сбагрил уже по выгодному? Да еще имя у скотины такое дурацкое… Абкак, что ли?

- Апис, - буркнул Афанасьев. - Священный бык. Избирается пожизненно, как Папа Римский. Отбор на основе двадцати восьми признаков, которые известны только жрецам. А только думается мне, Колян, что этот жрец нам действительно может помочь. У него ж, поди, каналы и связи тут хорошие. А у тебя? Кого ты тут найдешь, особенно с твоими мелкоуголовными привычками?

- Не нравится, не брали б, - огрызнулся Ковалев.

- Это ты Альдаиру и его буйной братии скажи. Ты уж как-то пытался Эллера козлом назвать, когда его тварь Тангриснир изжевал и сожрал бампер от твоего джипа. Так что не надо! А за быка можно денег срубить. Жрецы знаешь какие денежные мужчины?

Жрец Тотмекр как будто понял последние слова Афанасьева. Он расправил широченные плечи и произнес:

- Щедрую награду готов дать храм за возвращение священного быка в его стойло. Золота столько, сколько ты весишь, о чужеземец… - Он окинул взглядом обоих горе-путешественничков и остановился на более щуплом Афанасьеве: весу в нем было на пуд поменьше, чем в мускулистом Коляне. - Вот ты. А после смерти ваши тела могут быть забальзамированы и похоронены за счет нашего храма.

- Не, бальзамировать не надо, - поспешно сказал Ковалев, - мы пока на тот свет не торопимся. А вот… золота… - до него, кажется, только сейчас начало доходить, какую уйму денег ему предлагают, - золота на вес… вот его? Женька, а ты сколько весишь?

- Семьдесят восемь, - тихо ответил Афанасьев по-русски, - но мы сюда не за этим прискакали. Помнишь?

- Нет, а что я, должен ишачить на этих дионов, а самому ни копья выгоды? Каждый норовит срубить на халяву… А этот жрец мозги нам не парит? Или, по-ихнему… не бальзамирует?

- В Египте мозги не бальзамировали, а удаляли через ноздри, - пояснил эрудированный Афанасьев, - и тебе это не грозит.

- Ты че, Женек? В наезд пошел? Че ты там мне про мозги вчехляешь? - обиделся Ковалев. - Правда, как мы всю эту кучу золота попрем? Не у Альдаира же на горбу с Эллером вместе? Да они и не подпишутся…

Афанасьев не стал препираться с соотечественником. Его лицо вдруг просияло. Он повернулся к жрецу и сказал:

- Мы согласны, о жрец мудрого Птаха.

Колян не понял, чему так обрадовался Афанасьев. Однако же он прекрасно осознал огромность посуленной суммы. Быть может, он даже подумал об авансе. Если в Египте такие гонорары, то и авансы должны быть соответствующие. Это сделало Ковалева добрее. Он заговорил с ноткой сочувствия:

- Ах, какой нехороший бык! Взял да и сбежал перед презентацией… ммм… церемонией. Не по-товарищески как-то.

- Выходит, бык жрецу не товарищ, - присовокупил Афанасьев.