ФЕОГНИД - раздел Литература, Античная лирика
«Сын Кронида, Владыка, Рожденный Лето...
«Сын Кронида, владыка, рожденный Лето!..»
Сын Кронида, владыка, рожденный Лето! Ни в начале
Песни моей, ни в конце я не забуду тебя.
Первого буду тебя, и последнего, и в середине
Петь я, а ты приклони слух свой и благо мне дай!
«Феб-Аполлон — повелитель, прекраснейший между богами!..»
Феб-Аполлон — повелитель, прекраснейший между богами!
Только лишь нá свет тебя матерь Лето родила
Близ круговидного озера, пальму обнявши руками, —
Как амброзический вдруг запах широко залил
Делос бескрайный. Земля-великанша светло засмеялась,
Радостный трепет объял море до самых глубин.
«Зевсова дочь, Артемида-охотница!..»
Зевсова дочь, Артемида-охотница! Ты, что Атридом
Жертвой была почтена в час, как на Трою он шел, —
Жарким моленьям внемли, охрани от напастей! Тебе ведь
Это легко, для меня ж очень немалая вещь.
«Зевсовы дщери, Хариты и Музы! На Кадмовой свадьбе…»
Зевсовы дщери, Хариты и Музы! На Кадмовой свадьбе
Слово прекрасное вы некогда спели ему:
«Все, что прекрасно, то мило, а что не прекрасно —
не мило!».
Не человечьи уста эти слова изрекли.
«Кирн! Пусть будет печать на этих моих сочнненьях…»
Кирн! Пусть будет печать на этих моих сочнненьях.
Их не сумеет никто тайно присвоить себе
Или жалкой подделкой хорошее слово испортить.
Скажет любой человек: «Вот Феогнида стихи.
Родом он из Мегары». Меж всеми смертными славный,
Жителям города всем нравиться я не могу.
Этому ты не дивись, о сын Полипая. Ведь даже
Зевс угождает не всем засухой или дождем!
«С умыслом добрым тебя обучу я тому, что и сам я…»
С умыслом добрым тебя обучу я тому, что и сам я,
Кирн, от хороших людей малым ребенком узнал.
Будь благомыслен, достоинств, почета себе и богатства
Не добивайся кривым или позорным путем.
Вот что заметь хорошенько себе: не завязывай дружбы
С злыми людьми, но всегда ближе к хорошим
держись
С этими пищу дели и питье, и сиди только с ними,
И одобренья ищи тех, кто душою велик.
От благородных и сам благородные вещи узнаешь,
С злыми погубишь и тот разум, что есть у тебя.
Помни же это и с добрыми знайся, — когда-нибудь сам ты
Скажешь: «Советы друзьям были не плохи его!»
«Город беременен наш, но боюсь я, чтоб, им порожденный…»
Город беременен наш, но боюсь я, чтоб, им порожденный,
Муж дерзновенный не стал грозных восстаний
вождем.
Благоразумны пока еще граждане этн, но очень
Близки к тому их вожди, чтобы в разнузданность
впасть.
Люди хорошие, Кирн, никогда государств не губили,
То негодяи, простор наглости давши своей,
Дух развращают народа и судьями самых бесчестных
Делают, лишь бы самим пользу и власть получить.
Пусть еще в полной пока тишине наш покоится город, —
Верь мне, недолго она в городе может царить,
Где нехорошие люди к тому начинают стремиться,
Чтоб из народных страстей пользу себе извлекать.
Ибо отсюда — восстанья, гражданские войны, убийства, —
Также монархи, — от них обереги нас, судьба!
«Город все тот же, мой Кирн, да не те же в городе люди…»
Город все тот же, мой Кирн, да не те же в городе люди,
Встарь ни законов они не разумели, ни тяжб.
Козьими шкурами плечи покрыв, за плугом влачились,
Стадо дубравных лосей прочь от ворот городских
В страхе шарахалось… Ныне рабы — народ-самодержец,
Челядь — кто прежде был горд доблестных предков
семьей.
«Лжет гражданин гражданину, и все друг над другом смеются…»
Лжет гражданин гражданину, и все друг над другом
смеются,
Знаться не хочет никто с мненьем ни добрых,
ни злых.
«Кирн, не завязывай искренней дружбы ни с кем из тех…»
Кирн, не завязывай искренней дружбы ни с кем из тех
граждан,
Сколько бы выгод тебе этот союз ни сулил.
Всячески всем на словах им старайся представиться
другом,
Важных же дел никаких не начинай ни с одним.
Ибо, начавши, узнаешь ты душу людей этих жалких,
Как ненадежны они в деле бывают любом.
Пó сердцу им только ложь, да обманы, да хитрые козни,
Как для людей, что не ждут больше спасенья себе.
«К низким людям, о Кирн, никогда не иди за советом…»
К низким людям, о Кирн, никогда не иди за советом,
Раз собираешься ты важное дело начать,
Лишь к благородным иди, если даже для этого нужно
Много трудов перенесть и издалека прийти.
Также не всякого друга в свои посвящай начинанья:
Много друзей, но из них мало кто верен душой.
«Если бы даже весь мир обыскать, то легко и свободно…»
Если бы даже весь мир обыскать, то легко и свободно
Лишь на одном корабле все уместиться б могли
Люди, которых глаза и язык о стыде не забыли,
Кто бы, где выгода ждет, подлостей делать не стал.
«Что мне в любви на словах, если в сердце и в мыслях иное!..»
Что мне в любви на словах, если в сердце и в мыслях иное!
Любишь ли, друг мой, меня? Верно ли сердце твое?
Или люби меня с чистой душою, иль, честно отрекшись,
Стань мне врагом и вражду выкажи прямо свою.
Кто ж при одном языке два сердца имеет, — товарищ
Страшный, о Кирн мой! Таких лучше врагами иметь.
«Если тебя человек восхваляет, пока на глазах он…»
Если тебя человек восхваляет, пока на глазах он,
А удалясь, о тебе речи дурные ведет, —
Неблагородный тот друг и товарищ: приятное слово
Только язык говорит, — мысли ж иные в уме.
Другом да будет мне тот, кто характер товарища знает
И переносит его, как бы он ни был тяжел,
С братской любовью. Мой друг, хорошенько все это обдумай,
Вспомнишь ты позже не раз эти советы мои.
«Низкому сделав добро, благодарности ждать за услугу…»
Низкому сделав добро, благодарности ждать за услугу
То же, что семя бросать в белые борозды волн.
Если глубокое море засеешь, посева не снимешь;
Делая доброе злым, сам не дождешься добра.
Ибо душа ненасытна у них. Хоть разок их обидел —
Прежнюю дружбу тотчас всю забывают они.
Добрые ж все принимают от нас, как великое благо,
Добрые помнят дела и благодарны за них.
«Милых товарищей много найдешь за питьем и едою…»
Милых товарищей много найдешь за питьем и едою,
Важное дело начнешь — где они? Нет никого!
«Самое трудное в мире, о Кирн, распознать человека…»
Самое трудное в мире, о Кирн, распознать человека
Лживого. Больше всего здесь осторожность нужна.
«Золото ль, Кирн, серебро ли фальшиво — беда небольшая…»
Золото ль, Кирн, серебро ли фальшиво — беда небольшая,
Да и сумеет всегда умный подделку узнать.
Если ж душа человека, которого другом зовем мы,
Лжива и прячет в груди сердце коварное он,
Самым обманчивым это соделали боги для смертных,
И убеждаться в такой лжи нам всего тяжелей.
Душу узнаешь — мужчины ли, женщины ль — только
тогда ты;
Как испытаешь ее, словно вола под ярком.
Это но то что в амбар свой зайти и запасы измерить.
Очень нередко людей видимость вводит в обман.
«Кирн! Выбираем себе лошадей мы, ослов и баранов…»
Кирн! Выбираем себе лошадей мы, ослов и баранов
Доброй породы, следим, чтобы давали приплод
Лучшие пары. А замуж ничуть не колеблется лучший
Низкую женщину брать, — только б с деньгами была!
Женщина также охотно выходит за низкого мужа, —
Был бы богат! Для нее это важнее всего.
Деньги в почете всеобщем. Богатство смешало породы.
Знатные, низкие — все женятся между собой.
Полипаид, не дивись же тому, что порода сограждан
Все ухудшается: кровь перемешалася в ней.
Знает и сам, что из рода плохого она, и однако,
Льстясь на богатство ее, в дом ее вводит к себе,
Низкую знатный. К тому принуждаются люди могучей
Необходимостью: дух всем усмиряет она.
«Если от Зевса богат человек, справедливо и чисто…»
Если от Зевса богат человек, справедливо и чисто
Нажил достаток, тогда прочно богатство его.
Если ж, стяжательный духом, неправедно он и случайно
Или же ложно клянясь, средства свои приобрел,
Сразу как будто и выгода есть, но в конце торжествует
Разум богов и бедой делает счастье его.
Вот что, однако, сбивает людей: человеку не тотчас
Боги блаженные мстят за прегрешенья его.
Правда, бывает, и сам он поплатится тяжко за грех свой,
И наказанье не ждет милых потомков его,
Но иногда беспощадная смерть, приносящая гибель,
Веки смыкает ему раньше, чем кара придет.
«Нет в богатстве предела, который бы видели люди…»
Нет в богатстве предела, который бы видели люди.
Тот, кто имеет уже множество всяческих благ,
Столько же хочет еще. И всех невозможно насытить.
Деньги для нас, для людей, — это потеря ума.
Так ослепленье приходит. Его посылает несчастным
Зевс, и сегодня один, завтра другой ослеплен.
«Для легкомысленной черни твердынею служит и башней…»
Для легкомысленной черни твердынею служит и башней
Муж благородный, и все ж чести так мало ему!
«Пьют не вино в мою честь. В гостях у девочки милой…»
Пьют не вино в мою честь. В гостях у девочки милой
Кто-то сегодня другой, много он хуже меня.
Мать и отец ее пьют за меня холодную воду.
Слезы роняя, она воду приносит им в дом,
В дом, где крошку мою, рукой обхватив, целовал я
В шею и нежно в ответ губы шептали ее.
«Бедность, даже чужую, всегда без труда распознаешь…»
Бедность, даже чужую, всегда без труда распознаешь.
Бедность не явится в суд, нет на собраньях ее.
Всем она ненавистна, везде на нее нападают,
Вечно ворчат на нее, где бы она ни была.
«Вот что, поверь мне, ужасней всего для людей, тяжелее…»
Вот что, поверь мне, ужасней всего для людей, тяжелее
Всяких болезней для них, даже и смерти самой, —
После того, как детей воспитал ты, все нужное дал им
И накопил, сколько мог, много понесши трудов, —
Дети отца ненавидят и смерти отцовской желают,
Смотрят с враждой на него, словно к ним нищий
вошел.
«Что справедливо, что нет — не ведают низкие люди…»
Что справедливо, что нет — не ведают низкие люди,
Страха не знают совсем, кары не ждут впереди:
Несколько первых шагов неуклюже пройдут — и довольны:
Думают: все хорошо, все превосходно у них.
«Друг мой, с доверьем в душе, к любому из граждан из этих…»
Друг мой, с доверьем в душе, к любому из граждан из этих
Делать ни шагу не смей, клятве и дружбе не верь.
Даже если тебе призовут в поручители Зевса —
Он над бессмертными царь, — все-таки верить нельзя.
«Граждане наши настолько к дурным порицаньям…»
Граждане наши настолько к дурным порицаньям
привыкли,
Что не хватает ума собственный город спасти.
«Ныне несчастия добрых становятся благом для низких…»
Ныне несчастия добрых становятся благом для низких
Граждан; законы теперь странные всюду царят;
Совести в душах людей не ищи; лишь бесстыдство
и наглость,
Правду победно поправ, всею владеют землей.
«Льву и тому не всегда угощаться случается мясом…»
Льву и тому не всегда угощаться случается мясом.
Как ни силен, и его может постигнуть нужда.
«Кто болтлив, для того молчанье — великая тягость…»
Кто болтлив, для того молчанье — великая тягость,
Без толку он говорит — сразу заметит любой,
Все ненавидят его. И если с таким человеком
Рядом сидишь на пиру — это несчастье, поверь.
«Если в беде человек, никто ему другом не станет…»
Если в беде человек, никто ему другом не станет,
Даже и тот, кто в одном чреве лежал с ним, о Кирн.
«Люди дурные не все на свет явились дурными…»
Люди дурные не все на свет явились дурными.
Нет, с дурными людьми многие в дружбу вступив,
Наглости, низким делам, проклятьям от них научились,
Веря, что те говорят сущую правду всегда.
«Пусть за столом человек всегда умно себя держит…»
Пусть за столом человек всегда умно себя держит,
Пусть полагают, что он мало что видит кругом,
Словно и нет его здесь. Пусть будет любезен и весел,
Выйдя, он должен молчать, каждого ближе узнав.
«Множество низких богато, и в бедности много достойных…»
Множество низких богато, и в бедности много достойных.
Все же у подлых людей мы бы не стали менять
Качества наши на деньги. Надежна всегда добродетель,
Деньги же нынче один, завтра другой загребет.
«Кирн, благородный везде сохраняет присутствие духа…»
Кирн, благородный везде сохраняет присутствие духа,
Плохо ль ему, хорошо ль — держится стойко всегда.
Если же бог негодяю довольство пошлет и богатство,
Этот, лишившись ума, явит негодность свою.
«Если бы мы на друзей за любую провинность сердились…»
Если бы мы на друзей за любую провинность сердились,
Вовсе тогда бы у нас близких людей и друзей
Не было. От ошибок никто из людей не свободен
Смертных. Свободны от них боги одни лишь, мой Кирн.
«Быстрого умный догонит, не будучи вовсе проворным…»
Быстрого умный догонит, не будучи вовсе проворным.
Кирн, помогает ему суд справедливый богов.
«Так же, спокойно, как я, иди посредине дороги…»
Так же, спокойно, как я, иди посредине дороги,
Кирн, не заботься о том, где остальные пройдут.
«Кирн, ни в чем не усердствуй. Во всем выбирай середину…»
Кирн, ни в чем не усердствуй. Во всем выбирай середину.
Тот же увидишь успех, что и трудясь тяжело.
«Сделать с врагами расчет, за любовь расплатиться…»
Сделать с врагами расчет, за любовь расплатиться
с друзьями,
Кирн, да позволит мне Зевс, силы мне большие дав.
Богом среди людей наверно бы я показался,
Если бы умер, успев полностью всем заплатить.
«Вовремя, Зевс-Олимпиец, мою исполни молитву…»
Вовремя, Зевс-Олимпиец, мою исполни молитву.
Вместо несчастий, молю, дай мне отведать добра.
Если конца не найду своим тяжелым заботам,
Пусть я погибну, но пусть горем за горе воздам,
Было бы это по праву. Но вот не приходит расплата
С теми, кто деньги мои силой похитить посмел.
Я же подобен собаке, поток переплывшей в ущелье,
Сбросил я в бурную хлябь все достоянье свое.
Пить бы их черную кровь! И пусть божество бы смотрело
Доброе, то, что моим чаяньям сбыться дало.
«Кирн, будь стоек в беде. Ведь знал же ты лучшее время…»
Кирн, будь стоек в беде. Ведь знал же ты лучшее время.
Было ведь так, что судьба счастье бросала тебе.
Что ж, коль удача — увы! — обернулась бедой, не робея,
Силься, молитву творя, всплыть на поверхность
опять.
Слишком с бедой не носись. Немногих заступников
сыщешь,
Если несчастья свои выставишь всем напоказ.
«Кирн! При великом несчастье слабеет душа человека…»
Кирн! При великом несчастье слабеет душа человека,
Если ж отмстить удалось, снова он крепнет душой.
«Злись про себя. А язык всегда пусть будет приятен…»
Злись про себя. А язык всегда пусть будет приятен.
Вспыльчивость — это, поверь, качество низких
людей.
«Мыслей сограждан моих уловить я никак не умею…»
Мыслей сограждан моих уловить я никак не умею;
Зло ли творю иль добро — всё неугоден я им.
И благородный и низкий бранят меня с равным усердьем,
Но из глупцов этих мне не подражает никто.
«Кирн, если я не хочу, своей не навязывай дружбы…»
Кирн, если я не хочу, своей не навязывай дружбы.
Это тебе не вола силой в повозку запрячь.
«Милый Зевс! Удивляюсь тебе я: всему ты владыка…»
Милый Зевс! Удивляюсь тебе я: всему ты владыка,
Все почитают тебя, сила твоя велика,
Перед тобою открыты и души и помыслы смертных,
Высшею властью над всем ты обладаешь, о царь!
Как же, Кронид, допускает душа твоя, чтоб нечестивцы
Участь имели одну с теми, кто правду блюдет,
Чтобы равны тебе были разумный душой и надменный,
В несправедливых делах жизнь проводящий свою?
В жизни бессмертными нам ничего не указано точно,
И неизвестен нам путь, как божеству угодить.
«…Все-таки, горя не зная, богаты.»
…Все-таки, горя не зная, богаты. А тем, что душою
Низких поступков чужды, правду и право блюдут,
Бедность, отчаянья мать, достается. Она к преступленью,
Силой жестокой нужды душу в груди повредив,
Часто ведет человека. И он соглашается часто
Воле своей вопреки вынести страшный позор.
Он уступает нужде. А та уж научит дурному —
Спорам, что гибель несут, низким обманам
и лжи —
Даже того, кто не хочет, кому не пристало дурное.
Ясное дело: нужда тяжкую крайность родит.
«Бедными низкий подлец и муж благородный и честный…»
Бедными низкий подлец и муж благородный и честный,
Если захватит нужда, сделаться могут равнó.
Честный всегда справедливости верен, ему от рожденья
И до скончания дней честное сердце дано;
Над душою его ни властны ни горе, ни радость,
Плохо ль ему, хорошо ль — тверд он и стоек
всегда.
«Слишком ни в чем не усердствуй. В делах человеческих…»
Слишком ни в чем не усердствуй. В делах человеческих
мера
Должная — лучше всего. Часто, к успеху
стремясь,
Ищет себе барыша человек, обреченный судьбою.
К страшной ошибке его злое ведет божество.
Так пожелало оно, чтоб зло ему благом казалось,
Чтобы казалось плохим то, что полезно ему.
«Многое мимо ушей пропускаю, хоть понял отлично…»
Многое мимо ушей пропускаю, хоть понял отлично.
Вынужден я промолчать, помня значенье свое.
«Двери у многих людей к языку не прилажены плотн…»
Двери у многих людей к языку не прилажены плотно,
Даже малейший пустяк трогает этих людей.
Часто, внутри оставаясь, дурное становится лучше,
Выйдя наружу, добро хуже становится зла.
«Лучшая доля для смертных — на свет никогда не родиться…»
Лучшая доля для смертных — на свет никогда
не родиться
И никогда не видать яркого солнца лучей.
Если ж родился, войти поскорее в ворота Аида
И глубоко под землей в темной могиле лежать.
«Смертного легче родить и вскормить, чем вложить ему в душу…»
Смертного легче родить и вскормить, чем вложить ему
в душу
Дух благородный. Никто изобрести не сумел,
Как благородными делать дурных и разумными глупых.
Если бы нашим врачам способы бог указал,
Как исцелять у людей их пороки и вредные мысли,
Много бы выпало им очень великих наград.
Если б умели мы разум создать и вложить в человека,
То у хороших отцов злых не бывало б детей:
Речи разумные их убеждали б. Однако на деле,
Как ни учи, из дурных добрых людей
не создашь.
«Глупый, мысли мои он вздумал держать под охраной…»
Глупый, мысли мои он вздумал держать под охраной.
Лучше б о собственных он мыслях побольше
радел.
«Есть невозможные вещи. О них никогда и не думай…»
Есть невозможные вещи. О них никогда и не думай,
То, чего сделать нельзя, сделать не сможешь
вовек.
«То, от чего никому ни жарко, ни холодно, боги…»
То, от чего никому ни жарко, ни холодно, боги
Людям даруют легко. Слава — в тяжелом труде.
«Не заставляй никого против воли у нас оставаться…»
Не заставляй никого против воли у нас оставаться,
Не заставляй уходить, кто не желает того,
И не буди, Симонид мой, заснувших — из тех, кто
упился
Крепким вином и теперь сладким покоится сном.
Тех же, кто бодрствует, спать не укладывай против
желанья.
Нет никого, кто б любил, чтоб принуждали его.
Если же хочет кто пить, наливай ему полную чашу.
Радость такую иметь можно не каждую ночь.
Что до меня, то вина медосладкого пил я довольно
И отправляюсь домой вспомнить о сладостном сне.
Пить прекращаю, когда от вина наибольшая радость.
Трезвым я быть не люблю, но и сверх меры
не пью.
Тот же, кто всякую меру в питье переходит, не властен
Ни над своим языком, ни над рассудком своим,
Речи срамные ведет, за которые трезвый краснеет,
Дел не стыдится своих, совесть вином замутив.
Прежде разумный, теперь он становится глупым.
Об этом
Помни всегда и вина больше, чем нужно, не пей.
Из-за стола поднимайся, пока допьяна не напился,
Чтоб не блевать за столом, словно поденщик иль
раб.
Или сиди и не пей. А ты, передышки не зная,
Только твердишь: «Наливай!» Вот отчего ты
и пьян.
То за любовь, то для спора, то в честь небожителей
выпьешь,
То потому, что с вином чаша стоит под рукой.
«Нет» же сказать не умеешь. Совсем для тебя
недостижен
Тот, кто и выпить горазд, но не теряет ума.
Добрые речи ведите, за чашей веселою сидя,
И избегайте душой всяческих ссор и обид.
Пусть и застольные песни звучат — в одиночку и хором.
Так вот бывают для всех очень приятны пиры.
«Легок становится мыслью любой человек, если выпьет…»
Легок становится мыслью любой человек, если выпьет
Больше, чем нужно, вина, глуп ли он был иль
умен.
«Вот и пришел ты, Клеáрист, проплыв глубокое море…»
Вот и пришел ты, Клеáрист, проплыв глубокое море,
К тем, у кого ни гроша, бедный мой, сам
без гроша.
Мы под скамью корабля у борта положим, Клеарист,
Все, что осталось у нас, все, что нам боги дают:
Самое лучшее мы принесем. И если увидишь
Друга, поведай ему, что за друзья у тебя.
Прятать не стану того, что есть у меня, и не стану
Ради приезда гостей большего где-то искать.
Если же спросят тебя, хорошо ли живу, то скажи им:
Плохо — с богатым сравнить, с бедным
сравнить — хорошо.
Гостя нашей семьи одного принять я сумею.
Если же больше гостей, всех одарить не смогу.
«Нет, голова раба никогда не держится прямо…»
Нет, голова раба никогда не держится прямо,
Вечно она склонена, шея кривая под ней.
Как гиацинтов и роз из лука морского не выйдет,
Так и свободных детей чрево рабы не родит.
«Кирн, линейка и циркуль должны разрешить это дело…»
Кирн, линейка и циркуль должны разрешить это дело.
К той и другой стороне должен я быть справедлив.
«Злом никогда никого принуждать не старайся…»
Злом никогда никого принуждать не старайся.
Услуга —
Вот что честнее всего, вот что прекрасней всего.
«Вестник безмолвный, мой Кирн, войну возвещает…»
Вестник безмолвный, мой Кирн, войну возвещает
и слезы.
Он на вершине горы, видно его далеко.
Ну-ка, давайте скорей коней быстролетных взнуздаем,
Выйти навстречу, как враг, людям я этим хочу
Очень мало расстоянье. Они его скоро покроют,
Если сужденьям моим правда богами дана.
«Нужно в тяжелой беде оставаться по-прежнему стойким…»
Нужно в тяжелой беде оставаться по-прежнему стойким
Нужно бессмертных просить выход послать
из беды.
«Будь осторожен. Итог на лезвии держится бритвы…»
Будь осторожен. Итог на лезвии держится бритвы:
Нынче удача, глядишь, завтра, глядишь, неуспех.
«Лучше всего человеку не быть чрезмерно богатым…»
Лучше всего человеку не быть чрезмерно богатым,
Лучше всего для него бедности крайней не знать.
«Гостем явившись на пир, с достойным садись человеком…»
Гостем явившись на пир, с достойным садись человеком,
Рядом с тем, кто сумел всякую мудрость постичь.
Мудрое слово его старайся внимательно слушать,
Чтобы вернуться домой, ценное что-то неся.
«Добрый, добро получай! Какой тебе нужен ходатай?..»
Добрый, добро получай! Какой тебе нужен ходатай?
Лучший ходатай тебе — доброе дело твое.
«Нет, не враги, а друзья меня предают, потому что…»
Нет, не враги, а друзья меня предают, потому что,
Словно утеса моряк, я избегаю врагов.
«Сделать низкого добрым труднее, чем доброго низким…»
Сделать низкого добрым труднее, чем доброго низким.
Можешь меня не учить. Я не мальчишка тебе.
«Слишком на беды не сетуй, не радуйся слишком удаче…»
Слишком на беды не сетуй, не радуйся слишком удаче,
Прежде чем ты увидал скрытое в самом конце.
«О человек! Друг другу мы издали будем друзьями…»
О человек! Друг другу мы издали будем друзьями.
Кроме богатства, поверь, можно пресытиться всем.
Долго мы будем дружить. Но только общайся
с другими —
С теми, кто лучше меня склонности знает твои.
«Скрыться ты не сумел. Я видел тебя на дороге…»
Скрыться ты не сумел. Я видел тебя на дороге.
Часто ты хаживал здесь, дружбу мою обманув.
Прочь, противный богам, людей бесчестный предатель.
Был на моей ты груди хитрой, холодной змеей.
«То, от чего магнесийцы погибли — насилье и наглость…»
То, от чего магнесийцы погибли — насилье и наглость, —
Это сегодня царит в городе нашем святом.
«Сытость чрезмерная больше людей погубила, чем голод…»
Сытость чрезмерная больше людей погубила, чем голод, —
Тех, кто богатством своим тщился судьбу превзойти.
«Есть поначалу во лжи какая-то польза. В итоге…»
Есть поначалу во лжи какая-то польза. В итоге
Страшным позором она, злом для обеих сторон
Быстро становится. Тем, кто живет за спиною обмана,
Тем, кто однажды солгал, блага уже не видать.
«Трудно разумному долгий вести разговор с дураками…»
Трудно разумному долгий вести разговор с дураками,
Но и все время молчать — сверх человеческих сил.
«Те, у кого рассудок слабее души, пребывают…»
Те, у кого рассудок слабее души, пребывают
В тяжком отчаянье, Кирн, в темном, глухом тупике.
Все, что приходит на ум, обдумывай дважды и трижды.
Кто необуздан, тому зло угрожает всегда.
«Цену одну у людей имеют Надежда и Дерзость…»
Цену одну у людей имеют Надежда и Дерзость.
Эти два божества нравом известны крутым.
«Сверх ожиданья подчас дела удаются людские…»
Сверх ожиданья подчас дела удаются людские,
Замыслам нашим зато сбыться подчас не дано.
«Кто расположен к тебе и кто настроен враждебно…»
Кто расположен к тебе и кто настроен враждебно,
Это ты можешь узнать только в серьезных делах.
«Верных заступников ты и товарищей мало отыщешь…»
Верных заступников ты и товарищей мало отыщешь,
Если отчаянье вдруг душу охватит твою.
«С тем, кому плохо пришлось, всегда огорчаемся вместе…»
С тем, кому плохо пришлось, всегда огорчаемся вместе,
Только чужая беда быстро проходит, мой Кирн.
«Клясться не следует в том, что что-то вовек не случится…»
Клясться не следует в том, что что-то вовек не случится.
Это богов разозлит, властны они над концом.
Делай дело свое. Беда обращается в благо,
Благо выходит бедой. Смотришь — последний бедняк
Вдруг богатеет, а тот, кто средства имеет большие,
Их за одну только ночь сразу теряет порой.
Умный подчас ошибется, глупец же поступит разумно,
Или почетное вдруг место получит подлец.
«Если бы я, Симонид, богатство сберег, то, конечно…»
Если бы я, Симонид, богатство сберег, то, конечно,
Так бы не мучился я в обществе добрых людей.
Гибнет богатство мое у меня на глазах, и молчу я,
Бедностью скован, хотя вовсе не хуже других
Знаю, ради чего понеслись мы в открытое море,
В черную канули ночь, крылья ветрил опустив.
Волны с обеих сторон захлестывают, но отчерпать
Воду они не хотят. Право, спастись нелегко!
Этого им еще мало. Они отстранили от дела
Доброго кормчего, тот править умел кораблем.
Силой деньги берут, загублен всякий порядок,
Больше теперь ни в чем равного нет дележа,
Грузчики стали у власти, негодные выше достойных.
Очень боюсь, что корабль ринут в пучину валы.
Вот какую загадку я гражданам задал достойным,
Может и низкий понять, если достанет ума.
«Знания нет у одних, но есть богатство. Другие…»
Знания нет у одних, но есть богатство. Другие,
Мучась тяжелой нуждой, благо стремятся найти.
К делу и эти и те равно неспособны, однако:
Деньги мешают одним, разум — помеха другим.
«Только одну признает большинство людей добродетель…»
Только одну признает большинство людей добродетель —
Быть богатым. В другом смысла не видят они.
Пусть с самим Радамантом ты в мудрости можешь
тягаться,
Пусть не имеет твоих знаний Сизиф Эолид —
Он ухитрился однажды живым из Аида подняться,
Он Персефону сумел словом своим обмануть —
Ту, что приносит забвенье и разума смертных лишает;
Кроме Сизифа, никто так изловчиться не мог.
Нет, кто будет окутан печальным облаком смерти,
Кто в тенистый покой царства усопших сойдет —
Всем предстоит миновать ворота, которые крепко
Души умерших запрут, как ни противятся те.
Ну, а Сизифу-герою вернуться даже оттуда
Снова на солнечный свет ловкость его помогла.
Пусть языком ты своим боговидному Нестору равен,
Так что и вымысел твой очень на правду похож,
Пусть превосходишь ты в беге стремительных гарпий
и даже
Быстрых Борея детей — ноги проворны у них, —
Все одинаково. Люди запомнить должны хорошенько:
Только богатство одно силу имеет у всех.
«Зевс-повелитель, пусть боги пошлют невоздержность бесчестным…»
Зевс-повелитель, пусть боги пошлют невоздержность
бесчестным,
Пусть бы устроила так воля бессмертных богов:
Кто ужасные вещи творил, не ведая в сердце
Страха, богов позабыв, кары ничуть не страшась, —
Сам и платится пусть за свои злодеянья, и после
Пусть неразумье отца детям не будет во вред.
Дети бесчестных отцов, но честные в мыслях и в деле,
Те, что боятся всегда гнева, Кронид, твоего,
Те, что выше всего справедливость ценили сограждан,
Пусть за проступки отцов кары уже не несут.
Это да будет угодно блаженным богам. А покамест, —
Грешник всегда невредим, зло постигает других.
«Зевс, живущий в эфире, пусть держит над городом этим…»
Зевс, живущий в эфире, пусть держит над городом этим
К нашему благу всегда правую руку свою.
Пусть охраняют нас и другие блаженные боги.
Ты же, о бог Аполлон, ум наш исправь и язык.
Пусть форминга и флейта священный напев заиграют,
Мы же, во славу богов должный исполнив обряд,
Пить вино и вести приятные всем разговоры
Будем, ничуть не боясь мидян, идущих войной.
Самое лучшее это: с веселой, довольной душою
Быть в стороне от забот, в радостях жизнь проводить,
Мысли подальше отбросив о том, что несчастная старость,
Страшные кары и смерть всех поджидают в конце.
«Вестник муз и слуга, особое знанье имея…»
Вестник муз и слуга, особое знанье имея,
Мудрость не должен свою только себе оставлять.
Он обязан еще искать, показывать, делать.
Что в нем за прок, если он прячет свое мастерство?
«Благоволя к Алкафою, Пелопову славному сыну…»
Благоволя к Алкафою, Пелопову славному сыну,
Сам ты, о Феб, укрепил город возвышенный наш.
Сам же от нас отрази и надменные полчища мидян,
Чтобы с приходом весны граждане наши могли
С радостным духом во славу тебе посылать гекатомбы
И, твой алтарь окружив, душу свою услаждать
Кликами, пеньем пеанов, пирами, кифарным бряцаньем.
Страх мою душу берет, как погляжу я кругом
На безрассудство, и распри, и войны гражданские греков.
Милостив будь, Аполлон, город от бед защити!
«Некогда быть самому мне пришлось и в земле Сикелийской…»
Некогда быть самому мне пришлось и в земле Сикелийской,
И виноградники я видел эвбейских равнин,
В Спарте блестящей я жил, над Эвротом, заросшим осокой;
Люди любили меня всюду, где я ни бывал;
Радости мне ни малейшей, однако, они не давали:
Всюду рвался я душой к милой отчизне моей.
«Пусть никогда у меня другой не будет заботы…»
Пусть никогда у меня другой не будет заботы:
Доблесть и мудрость — о них думать хочу я всегда.
Только бы мне наслаждаться формингою, пляскою, пеньем,
Только бы ясность ума в радостях мне сохранять.
«Радость не в том, чтобы вред причинять чужестранцам…»
Радость не в том, чтобы вред причинять чужестранцам
и нашим
Гражданам. В правых делах ты научись находить
Радость для сердца. Конечно, жестокий тебя не похвалит,
Но у хороших зато будешь на лучшем счету.
Добрых ругают одни, усиленно хвалят другие,
А о подлых и речь даже не станут вести.
«Нет на земле никого, кто был бы совсем безупречен…»
Нет на земле никого, кто был бы совсем безупречен.
Лучше, однако, когда меньше о нас говорят.
«Быть точнее, чем циркуль, точней, чем часы и линейка…»
Быть точнее, чем циркуль, точней, чем часы и линейка,
Быть осторожным всегда должен священный посол,
Тот, которому бог устами жрицы в Пифоне,
В пышном святилище, Кирн, вещие знаки дает.
Лишнее слово прибавь — ничем не исправить ошибки.
Слово пропустишь одно — в грех пред богами
впадешь.
«То, что случилось со мной, с одной только смертью сравнится…»
То, что случилось со мной, с одной только смертью
сравнится.
Все остальное, поверь, менее страшно, о Кирн:
Предали подло меня друзья. С врагами поближе
Я сойдусь, чтоб узнать, что же за люди они.
Менада в экстазе. Деталь афинской вазы (начало V в. до н. э.). Мюнхен, Государственный музей древностей.
«Бык могучей пятой наступил на язык мой, и это…»
Бык могучей пятой наступил на язык мой, и это
Мне не дает говорить, как я болтать ни горазд.
«Кирн, что нам суждено, того никак не избегнуть…»
Кирн, что нам суждено, того никак не избегнуть.
Что суждено испытать, я не боюсь испытать.
«Вот и накликали мы себе же горе. Пускай бы…»
Вот и накликали мы себе же горе. Пускай бы,
Кирн, и тебя и меня смерть захватила сейчас.
«В ком уважения нет к своим родителям старым…»
В ком уважения нет к своим родителям старым,
Право же, тот человек стоит немногого, Кирн.
«Как же дерзаете вы распевать беззаботно под флейту?..»
Как же дерзаете вы распевать беззаботно под флейту?
Ведь уж граница страны с площади нашей видна!
Кормит плодами родная земля…
…беспечно пируя.
В пурпурных ваших венках на волосах золотых.
Скиф! Пробудись, волоса остриги и покончи с пирами!
Пусть тебя болью пронзит гибель душистых полей!
«К гибели, к воронам все наше дело идет! Но пред нами…»
К гибели, к воронам все наше дело идет! Но пред нами,
Кирн, из блаженных богов здесь не виновен никто:
В бедствия нас из великого счастья повергли — насилье,
Низкая жадность людей, гордость надменная их.
«Смело ногами топчи, стрекалом коли, не жалея…»
Смело ногами топчи, стрекалом коли, не жалея,
Тяжким ярмом придави эту пустую толпу!
Право, другого народа с такою же рабской душою
Нет среди тех, на кого солнце глядит с высоты.
«Зевс-Олимпиец пускай человека погубит, который…»
Зевс-Олимпиец пускай человека погубит, который
Хочет друзей обмануть, сладкие речи ведя.
«Это и раньше я знал, а нынче и сам убедился…»
Это и раньше я знал, а нынче и сам убедился:
Если уж подл человек, нет благодарности в нем.
«Как уже часто наш город, ведомый дурными вождями…»
Как уже часто наш город, ведомый дурными вождями,
Словно разбитый корабль, к суше причалить спешил!
«Если меня друзья в каком-нибудь видят несчастье…»
Если меня друзья в каком-нибудь видят несчастье, —
Спину мне показав, в сторону смотрят они.
Если редкое счастье на долю мою выпадает —
Сразу же я нахожу много любезных друзей.
«Две для несчастных смертных с питьем беды сочетались…»
Две для несчастных смертных с питьем беды сочетались:
Жажда — с одной стороны, хмель нехороший —
с другой.
Я предпочту середину. Меня убедить не сумеешь
Или не пить ничего, или чрез меру пьянеть.
«Многим нестоящим людям дается богами богатство…»
Многим нестоящим людям дается богами богатство
Очень большое, но в том пользы ни им, ни друзьям
Нет никакой. Не погибнет одной лишь доблести слава:
Город и вся страна в воине видят оплот.
«Сверху пусть на меня падет огромное небо…»
Сверху пусть на меня падет огромное небо,
Медное, то, что людей в ужас приводит земных,
Если моим друзьям не буду я в жизни подмогой,
Если моим врагам горькой не буду бедой.
«Радуйся жизни, душа. Другие появятся скоро…»
Радуйся жизни, душа. Другие появятся скоро
Люди. А вместо меня черная будет земля.
«Выпей вина, что под сенью высокой Тайгетской вершины…»
Выпей вина, что под сенью высокой Тайгетской вершины
Мне виноградник принес. Вырастил лозы старик
В горных укромных долинах, любезный бессмертным
Феотим,
С Платанистунта-реки влажную воду нося.
Выпьешь его — отряхнешь ты заботы тяжелые с сердца.
В голову вступит вино — станет легко на душе.
«Если уж рядом война оседлала коней быстроногих…»
Если уж рядом война оседлала коней быстроногих,
Стыдно не видеть войны, слезы несущей и плач.
«Горе мне, я бессилен. Керинта нет уже больше…»
Горе мне, я бессилен. Керинта нет уже больше,
Вместо лелантских лоз черный простерся пустырь.
Изгнаны лучшие люди, у власти стоят негодяи.
Пусть бы Зеве погубил род Кипселидов совсем.
«Разум — прекрасней всего, что только ни есть в человеке…»
Разум — прекрасней всего, что только ни есть в человеке.
Глупость — из качеств людских самое худшее,
Кирн.
«Если б Кронид за все на людей на смертных сердился…»
Если б Кронид за все на людей на смертных сердился,
Зная о каждом из них, что у кого на уме,
Зная поступки людей, дела бесчестных и честных, —
Это была бы для нас очень большая беда.
«Кто расходы свои со своим соразмерил богатством…»
Кто расходы свои со своим соразмерил богатством,
Верх добродетели в том умный найдет человек.
Если б нам знать наперед, какова продолжительность
жизни,
Сколько лет проживешь, прежде чем вступишь
в Аид, —
Тем из людей, конечно, что дольше пробудут на свете,
Средства бы к жизни пришлось больше, чем
прочим, беречь.
Но ведь этого нет, и мучусь я тяжким сомненьем,
Душу изводит оно, дни отравляет мои.
Я на распутье стою. Мне две открыты дороги.
Но какую избрать — это вопрос для меня.
То ли мне денег не тратить, убогой довольствуясь
жизнью,
То ли весело жить, долгих не зная трудов?
Я ведь богатых встречал, которые вдосталь ни разу
Даже поесть не могли, все берегли про запас.
Так и спустились в Аид, не успев израсходовать деньги.
Хоть норовили всегда деньги отнять у людей.
Зря трудились они и себе не давали свободы.
Я знавал и других. Чреву в угоду они
Все промотали вконец, повторяя: «Умрем, насладившись».
Эти просят всегда, стоит им встретить друзей.
Лучше всего, Демокл, свои приспособить расходы
К деньгам своим и всегда счет и порядок блюсти.
Так ты другим не отдашь плодов чрезмерных усилий,
Но и не станешь рабом, ибо не будешь просить,
Да и на старости лет не останешься вовсе без денег.
Право же, лучше всего с деньгами так поступать.
Если в достатке живешь — немало друзей. Обеднеешь —
Мало, и сам по себе ты уж тогда нехорош.
«Лучше всего бережливость. Никто по тебе не поплачет…»
Лучше всего бережливость. Никто по тебе не поплачет,
Ежели после тебя денег не видно твоих.
«Мало кому из людей красота и доблесть присущи…»
Мало кому из людей красота и доблесть присущи.
Счастлив тот, у кого то и другое найдешь.
«Он в почете у всех. Одинаково младший и старший…»
Он в почете у всех. Одинаково младший и старший,
Если увидят его, место уступят ему.
К старости он на виду среди горожан. Справедливо
Все обращаются с ним, вежливость помня и долг.
«Громко, как соловей, распевать не могу я сегодня…»
Громко, как соловей, распевать не могу я сегодня.
Я ведь прошедшую ночь всю напролет пировал.
Нет, флейтист ни при чем. Но я совершенно лишился
Голоса. Петь я горазд, только вот голоса нет.
«Буду идти по прямой, ни в ту не клонясь, ни в другую…»
Буду идти по прямой, ни в ту не клонясь, ни в другую
Сторону. Мне надлежит ясность ума сохранять.
«Родину буду беречь, прекраснейший город. Не сдамся…»
Родину буду беречь, прекраснейший город. Не сдамся
Черни, не буду внимать слову бесчестных людей.
«Крови не пил я, как лев, детеныша вырвав у лани…»
Крови не пил я, как лев, детеныша вырвав у лани,
Я не гнался ни за кем, хвастая силой своей.
Я не взбирался на стены, чтоб город предать разоренью!
И в колесницу коней мне не случалось впрягать.
Я не познал, испытав, конца не увидел, закончив, —
Сделав, не сделал, свершив, я завершить не сумел.
«Ежели ты за добро благодарностью мне не заплатишь…»
Ежели ты за добро благодарностью мне не заплатишь,
Я бы хотел, чтоб с нуждой снова пришел ты ко мне.
«Ты не хвали человека, узнать не успев хорошенько…»
Ты не хвали человека, узнать не успев хорошенько,
Что за нрав у него, что за характер и склад.
Часто бывает, что люди со лживой, лукавой душою
Прячут ее, что ни день мысли меняя свои.
Душу этих людей лишь время откроет правдиво.
Вот ведь и я поступил с разумом здравым вразлад:
Я поспешил с похвалой, во всем тебя не проверив.
Впредь я, как судно скалу, буду тебя обходить.
«Это что за заслуга — призы получать на попойках?..»
Это что за заслуга — призы получать на попойках?
Здесь благородных всегда подлый сумеет побить
«Только лишь скроет земля любого из смертных и только…»
Только лишь скроет земля любого из смертных и только
Спустится он в Эреб, в дом Персефоны войдет —
Звуки лиры и флейты его не порадуют больше,
Больше не радость ему — дар Диониса принять.
«Вот они, доблесть и подвиг, которых славнее и выше…»
Вот они, доблесть и подвиг, которых славнее и выше,
Ежели мудр человек, нет для пего ничего,
Вот оно — благо народа и города высшее благо:
Твердо стоять на ногах, в первом сражаясь ряду.
«Людям дам я совет, чтоб они постоянно, покамест…»
Людям дам я совет, чтоб они постоянно, покамест
Юности цвет не увял, в сердце огонь не погас,
Черпали радость свою в своем достоянье. Ведь дважды
Быть молодым не дано, смерти нельзя избежать
Людям, подверженным смерти. Несчастная старость
наступит —
Сделает жалким лицо, волосы красок лишит.
«Счастлив, удачлив, блажен, кто, всех не пройдя испытаний…»
Счастлив, удачлив, блажен, кто, всех не пройдя
испытаний,
Спустится в черный Аид, в мрачные домы уйдет,
Так и не зная греха, что вызван бывает нуждою,
Страха пред сильным врагом, истинных мыслей
друзей.
«Пот обильный с меня начинает катиться ручьями…»
Пот обильный с меня начинает катиться ручьями,
Я от волненья дрожу, стоит мне только взглянуть,
Как чудесно и пышно цветет быстротечная юность.
Дольше бы ей процветать! Милая эта пора
Быстро, как Сон, улетает. Увы, безобразная старость
Вот уж висит над тобой, вот уже ждет за углом.
«Шею свою врагам никогда под ярмо не подставлю…»
Шею свою врагам никогда под ярмо не подставлю,
Даже если и Тмоп сядет на голову мне.
«В подлости гнусной своей суетится и мечется низкий…»
В подлости гнусной своей суетится и мечется низкий.
Лишь благородный всегда к цели идет по прямой.
«Чтобы напакостить, Кирн, труда не нужно большого…»
Чтобы напакостить, Кирн, труда не нужно большого,
Право же, много трудней доброе дело свершит!
«Сердце, спокойно терпи, как ни были б тяжки страданья…»
Сердце, спокойно терпи, как ни были б тяжки страданья,
Вспыльчивость — это, поверь, качество низких
людей.
Там, где ничем не поможешь, не нужно вздыхать
и сердиться,
Рану свою бередя, радовать злейших врагов,
Близких друзей огорчать. Богами положенной доли
Даже с великим трудом нам избежать не дано,
Даже если спуститься на дно багряного моря,
Даже если навек в Тартар печальный уйти.
«Тот глупец и дурак, кто вином утешаться не хочет…»
Тот глупец и дурак, кто вином утешаться не хочет
В дни, когда звездного Пса вновь наступила пора.
«Кто на этом пиру уснул, потеплее укрывшись…»
Кто на этом пиру уснул, потеплее укрывшись, —
Зевсом клянусь, для того радости много в питье.
«Я, как ребенку отец, тебе наставленья благие…»
Я, как ребенку отец, тебе наставленья благие
Дам и хочу, чтоб они в душу запали твою:
Ты опрометчив не будь, чтоб зла не наделать, старайся
Всякое дело свое взвешивать здравым умом.
Резкие взлеты ума и души бесноватым присущи.
Трезвый расчет и совет — вот что к добру приведет.
«Кончим наш разговор. Сыграй-ка мне лучше на флейте…»
Кончим наш разговор. Сыграй-ка мне лучше на флейте.
Вспомнить о музах сейчас время обоим пришло.
Муз восхитительный дар в безраздельное отдан владенье
Мне и тебе. Остальным только вниманье дано.
«Нрав человека узнать, наблюдая за ним в отдаленье…»
Нрав человека узнать, наблюдая за ним в отдаленье,
Как бы ты ни был мудр, трудно подчас, Тимагор.
Подлость скрывают одни под великим богатством. Другие
Лучшие качества все в бедности прячут своей.
«В юности можно всю ночь провести со сверстницей милой…»
В юности можно всю ночь провести со сверстницей
милой,
Сладких любовных трудов полную меру неся,
Или во время пиров распевать под музыку флейты —
Нет ничего на земле этих занятий милей
Всем до единого смертным. И что мне почет и богатство,
Если милее всего — в радостях весело жить.
«Те дураки и глупцы, которые плачут о мертвых…»
Те дураки и глупцы, которые плачут о мертвых.
Юности вянет цветок — надо бы плакать о нем.
«Очень трудно судить о конце несвершенного дела…»
Очень трудно судить о конце несвершенного дела,
Как его бог завершит, трудно сказать наперед.
Мрак перед нами простерся. Пока не наступят событья,
Смертный не может сказать, где же незнанью
предел.
«Как бы мыслей своих ни менял человек благородный…»
Как бы мыслей своих ни менял человек благородный,
Верность другу хранить нужно ему до конца.
«Многое трудно тебе. Ведь ты, Демонакт, не умеешь…»
Многое трудно тебе. Ведь ты, Демонакт, не умеешь
Тем заниматься, к чему сердце твое не лежит.
«Лучше теперь поищи другого. Мне незачем это…»
Лучше теперь поищи другого. Мне незачем это
Делать. За прежнее мне будь благодарен еще.
«Время придет, погоди, вспорхну, как над озером птица…»
Время придет, погоди, вспорхну, как над озером птица,
Птица, которая вдруг, петлю свою разорвав,
Прочь от плохого летит хозяина. Ты же позднее,
Дружбы лишившись моей, мудрость узнаешь мою.
«Тот человек, что меня пред тобой очернил и заставил…»
Тот человек, что меня пред тобой очернил и заставил
Вдруг удалиться тебя, дружбу со мной прекратив…
«Кирн, погубила уже Колофон, Магнесию, Смирну…»
Кирн, погубила уже Колофон, Магнесию, Смирну
Наглость. Конечно, и вас тоже погубит она.
«Кирн, благородный вчера — сегодня унижен, а низкий…»
Кирн, благородный вчера — сегодня унижен, а низкий
Стал благородным теперь. Кто б это вынести мог?
Добрый вконец обесчещен, почет подлецу достается.
В брачный войти договор с подлыми знатный готов.
«Будучи с деньгами сам, ты назвал меня нищим. Однако…»
Будучи с деньгами сам, ты назвал меня нищим. Однако
Кое-что есть у меня, кое-что боги дадут.
«Всех ты божеств, о богатство, желаннее, всех ты прекрасней…»
Всех ты божеств, о богатство, желаннее, всех ты
прекрасней.
Как бы кто ни был дурен, будет с тобою хорош.
«Феб-Аполлон, Летоид, и Зевс, повелитель бессмертных…»
Феб-Аполлон, Летоид, и Зевс, повелитель бессмертных,
Вдосталь мне сил молодых пусть благосклонно
пошлют,
Чтобы праведно жить вдали от всяких несчастий,
Радуясь юным годам, сердце богатством согрев.
«Бедствия лучше забыть. С Одиссеем сравнюсь я в страданьях…»
Бедствия лучше забыть. С Одиссеем сравнюсь я
в страданьях,
С тем, кто, Аид посетив, выйти оттуда сумел,
С тем, кто с жестокой душой сумел женихов Пенелопы,
Отданной в жены ему, радуясь в сердце, убить.
Долго ждала она и с сыном своим оставалась,
Прежде чем он, возвратясь, к пышному ложу
пришел.
«Кирн, несчастья друзей губить в зародыше будем…»
Кирн, несчастья друзей губить в зародыше будем.
Только появится боль — будем лекарство искать.
«Людям одно божество благое осталось — Надежда…»
Людям одно божество благое осталось — Надежда.
Прочие все на Олимп, смертных покинув, ушли.
Скромность ушла от людей. Богиня великая — Верность
Тоже оставила нас вместе с харитами, друг.
Клятвам верить нельзя. Они даются нечестно.
Нет на земле никого, кто бы боялся богов.
Род благочестных людей прекратился. О праведной жизни
Знать не желает никто, нет благочестья ни в ком.
Но покамест живешь и видишь сияние солнца,
Нужно богов почитать, ждать, что Надежда придет,
Нужно молиться богам и, прекрасное мясо сжигая,
С жертвы Надежде начав, жертвой Надежде
кончать.
Нужно быть начеку, бесчестные речи услышав
Тех, кто, ничуть не боясь гнева бессмертных богов,
Все о достатке чужом, о чужом помышляет богатстве,
Тех, кто для подлых затей в мерзкую сделку вошел.
«Если умен человек, в груди у него поместятся…»
Если умен человек, в груди у него поместятся
Уши его и глаза, мысли его и язык.
«Слово достойных людей не расходится с делом хорошим…»
Слово достойных людей не расходится с делом хорошим.
Подлые речи дурных только на ветер идут.
«Самое лучшее, Кирн, что дали бессмертные людям…»
Самое лучшее, Кирн, что дали бессмертные людям, —
Разум. Любые дела можно рассудком обнять.
Счастлив, кто им обладает. Гораздо приятней разумно,
Нежели в чванстве пустом, в гибельной гордости
жить.
Гордость — несчастье для смертных. Страшнее, чем
чванство и гордость,
Нет на земле ничего. Всякие беды от них.
«Если позора ты сам не терпел и других не позорил…»
Если позора ты сам не терпел и друг
Все темы данного раздела:
Родосская песня о ласточке
Прилетела ласточка
С ясною погодою,
С ясною весною.
Грудка у нее бела,
Спинка черненькая.
Что ж ей ягод не даешь
Из дому богато
К Аполлону
Когда родился Феб-Аполлон, ему
Златою митрой Зевс повязал чело,
И лиру дал, и белоснежных
Дал лебедей с колесницей легкой.
Слал в
К Диоскурам
Вы, богатыри, Полидевк и Кастор,
Леды сыновья и владыки Зевса,
Воссияйте нам от земли Пелопа
Властью благою.
Пронесетесь вы по зе
Вина Елены
Но жива молва — от тебя, Елена,
Цепь недобрых дел заплелась Приаму
На погибель всем: Илион не ты ли
Испепелила?
Не такую взял Эак
Гимн Митиленам
Ныне гимном тебя
славлю, земля,
нежных питомцев мать:
С цветом граждан могли
поле держать
в первых рядах дружин;
О себе думы не
Буря не унимается
Что делать, буря не унимается,
Срывает якорь яростью буйных сил,
Уж груз в пучину сброшен. В схватке
С глубью кипящей гребут, как могут.
Новый вал
Под взметом ветра новый взъярился вал.
Навис угрозой тяжких трудов и бед.
Натерпимся, когда на судно
Бурно обрушится пенный гребень.
К Митиленянам
Он знай шагает по головам, а вы
Безмолвны, словно оцепенелые
Жрецы перед загробной тенью,
Грозно восставшей из мрака мертвых.
Пок
К городу Митиленам
Как проходимец, страстно мечтающий
По знатным барам запросто хаживать,
Тебя не съел он и, бытуя
Трудно, в домашнем кругу был сносен.
Алкей в святилище Геры
Там оградили жители Лéсбоса
Большой участок, издали видимый,
И жертвенники для служенья
Установили богам блаженным.
Там пр
Послание Питтаку
Какой, поведай, бог соблазнил тебя,
Злодей, ответить: «Мне не представился
Предлог тебя вернуть». Где совесть,
Что неповинного ты караешь?
О лидийцах и Питтаке
Зевс, в лихие дни неудач лидийцы
Нам две тысячи золотых давали,
Только бы войти мы смогли всей силой
В город священный.
Благ от нас они не видали
Другу Меланиппу
Пей же, пей, Меланипп,
До забвения пей со мной.
Если рок в Ахеронт,
В эту грустную мглу, меня
Окунул, — что мечтать,
Будто к солнцу верн
Гимн Афродите
Радужно-престольная Афродита,
Зевса дочь бессмертная, кознодейка!
Сердца не круши мне тоской-кручиной!
Сжалься, богиня!
Ринься с
Пещера нимф
Вы сюда к пещере, критяне, мчитесь,
К яблоневой роще, к священным нимфам,
Где над алтарями клубится облак
Смол благовонных,
Где з
К брату Хараксу
Если ты не к доброй, а к звонкой славе
Жадно льнешь, друзей отметаешь дерзко, —
Горько мне. Упрек мой — тебе обуза:
Так уязвляя,
Моление к Гере
Предо мной во сне ты предстала, Гера,
Вижу образ твой, благодати полный,
Взор, который встарь наяву Атридам
Дивно открылся.
Подви
К Анактории
Конница — одним, а другим — пехота,
Стройных кораблей вереницы — третьим…
А по мне — на черной земле всех краше
Только любимый.
О
Гонгиле
. .
Мне Гонгила сказала:
«Быть не может!
Иль виденье тебе
Предстало свыше?»
«Да, — ответила я, — Гермес —
Бог с
К женщинам
Им сказала: женщины, круг мне милый,
До глубокой старости вспоминать вам
Обо всем, что делали мы совместно
В юности светлой.
Мног
Свадьба Андромахи и Гектора
…Глашатай пришел,
Вестник Идэй быстроногий, и вот что поведал он:
. . .
Слава по Азии всей разнеслася бессмертная:
«С Плакии вечнобегущей, из Фив
К Алкею
Когда б твой тайный помысл невинен был,
Язык не прятал слова постыдного, —
Тогда бы прямо с уст свободных
Речь полилась о святом и правом.
Дионису
Ты, с кем Эрос властительный,
Афродита багряная,
Черноокие нимфы
Сообща забавляются
На вершинах высоких гор, —
На коленях молю тебя:
Надгробные надписи
Мужествен был Тимокрит, схороненный под этой плитою.
Видно, не храбрых Арей, а малодушных щадит.
Об Агафоне могу
Парфеней
. .
Убитого Полидевком.
Не Ликайса лишь в числе усопших я вспомню, —
Вспомню Энарсфора с быстроногим Себром,
Многомощного Бокола,
В ярки
СТЕСИХОР
«Гелиос, сын Гиперионов…»
Гелиос, сын Гиперионов, в чащу пошел золотую,
Чтоб, реку Океан переплывши, достигнуть
Говорит Геракл
Белоконных сыновей
Молионы убил я, —
Сверстников, крепко сращенных друг с другом,
Храбрых. В яйце родилися серебряном
Вместе они.
Состязание Геликона с Кифероном
Пел он давнее сказанье
О пещере, где куреты
Благодатного младенца,
Зевса, выкормили втайне
От обманутого Реей
Злоизмысливого Крона.
Оракул Асопу
— Трех дочерей Зевс возлюбил,
Зевс — отец и вселенной царь,
Трех увлек владыка морей
Посейдон, двух преклонил
Феб на брачное ложе,
Вступление к первой истмийской оде
(Колеснице Геродота Фиванского)
Строфа I
Мать моя, труд для тебя, для Фив златощитных
Всем я трудам предпочту, и
Первая Пифийская ода
(Колеснице Гиерона Этнейского)
Строфа I
О златая лира! Общий удел Аполлона и муз
В темных, словно фиалки, кудрях
Девятая Пифийская ода
Строфа I
Согласуй с харитами стройными песнь,
Меднощитного славить хочу
Победителя в играх пифийских,
Телесикрата, мужа блаж
БАКХИЛИД
«…Пленяет разум»
…Пленяет разум
Сладкой неволей отрада кубков полных.
Бьется сердце, шепчет мне: «Близка
Юноши, или Тесей
Строфа I
Волны грудью синей рассекая,
Море критское триера пробегала,
А на ней, к угрозам равнодушный,
Плыл Тесей и светлые
Молитва Нике
К славному хору картеян, владычица Ника, Палланта
Многоименная дочь, ласково взоры склоняй
И Вакхилиду-кеосцу увенчивай чаще, богиня,
На состязаниях муз к
ПРАКСИЛЛА
«Скорпион под любым…»
Скорпион под любым
камнем тебе
может попасться, друг:
Бойся жала его.
АРХИЛОХ
«Я — служитель царя Эниалия…»
Я — служитель царя Эниалия, мощного бога.
Также и сладостный дар муз хорошо мне знак
О Фасосе
…как осла хребет,
Заросший диким лесом, он вздымается.
Невзрачный край, немилый и нерадостный,
Не то что край, где плещут волны Сириса.
СЕМОНИД АМОРГСКИЙ
«Внимай, дитя, над всем — один властитель…»
Внимай, дитя, над всем — один властитель: Зевс.
Как хочет, так вершит
ГИППОНАКТ
«Кандавл по-меонийски…»
«Кандавл по-меонийски, по-людски — Гермий! —
Так звал он: — Майи сын, цепной своры
Саламин
Все горожане, сюда! Я торговый гость саламинский,
Но не товары привез, — нет, я привез вам стихи.
. . .
Быть бы мне лучше, ей-ей, фолегандрием иль сикинит
Благозаконие
Наша страна не погибнет вовеки по воле Зевеса
И по решенью других присно-блаженных богов.
Ибо хранитель такой, как благая Афина Паллада,
Гордая грозным от
Седмицы человеческой жизни
Маленький мальчик, еще неразумный и слабый, теряет,
Чуть ему минет семь лет, первые зубы свои;
Если же бог доведет до конца седмицу вторую,
Отрок являет у
МИМНЕРМ КОЛОФОНСКИЙ
«Что за жизнь, что за радость, коль нет золотой Афродиты!..»
Что за жизнь, что за радость, коль нет золотой Афродиты!
Отрывок элегии
Нет у людей ничего долговечного. Истину эту
Выразил лучше всего славный хиосец, сказав:
«Так же, как листья деревьев, сменяются роды людские».
Редко, одна
Анакреонту
Гроздьев живительных мать, чародейка лоза винограда!
Ты, что даешь от себя отпрыски цепких ветвей!
Вейся по стеле высокой над Анакреонтом-теосцем,
Зеленью
Дар афинян Афине Палладе
Граждан афинских сыны, победив на войне беотийцев
И халкидян племена, гнетом железных цепей
Дерзость уняли врагов. Как десятую долю добычи
В дар получила
Мегарская надпись
Греции и мегарянам свободную жизнь увеличить
Сердцем стремясь, мы в удел смерть получили:
одни —
Пав под высокой скалою Эвбеи, где храм Артемиды,
Молитва коринфянок Афродите
Женщины эти за греков и с ними сражавшихся рядом
Граждан своих вознесли к светлой Киприде
мольбы;
Слава богине за то, что она не хотела акрополь,
Фермопильские надписи
Некогда против трехсот мириад здесь сражались четыре
Тысячи ратных мужей Пелопоннесской земли.
Славных покрыла з
Лев на могиле Леонида
Между животными я, а между людьми всех сильнее
Тот, кого я теперь, лежа на камне, храню.
Если бы, Львом именуясь, он не был мне равен и духом,
Я над могил
Геракл и Несс
Как Алкмены сын —
Он друга убил, —
Калидон покинув,
К соседям бежал.
С ним жена-дитя Деянира.
Поперек пути
Сердитый поток:
В честь павших при Фермопилах
Светел жребий и подвиг прекрасен
Убиенных перед дверью фермопильской!
Алтарь — их могила; и плач да смолкнет о них, но да
будет
Память о славных
Даная и Персей
Крепкозданный ковчег по мятежным валам ветер кидал,
Бушевала пучина.
В темном ковчеге лила, трепеща, Даная слезы.
Сына руками обвив, говорила: «Сын мой, б
КСЕНОФАН
«Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают…»
Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают;
Все уж увенчаны го
ПАРРАСИЙ
«Муж, ревнитель добра, Паррасий, эфесянин родом…»
Муж, ревнитель добра, Паррасий, эфесянин родом,
Знающий толк в к
ЭВЕН ПАРОССКИЙ
«Лучшая мера для Вакха — без лишку, ни много, ни мало…»
Лучшая мера для Вакха — без лишку, ни много, ни мало;
Инач
Эврипиду
Спи без тревог в Пиерийской, одетой туманом, долине,
В месте, где вечная ночь кроет тебя, Эврипид!
Знай и зарытый в земле, что твоя непреложная слава
Свет
Агатону
Душу свою на губах я почувствовал, друга целуя:
Бедная, верно, пришла, чтоб перелиться в него.
«Яблоко это тебе я кидаю. По
Диону Сиракузскому
Мойры еще на роду Гекубе и женам троянским
Скорбный напряли удел — слезы горючие лить,
О мой Дион, а тебе, воспевавшему славные битвы,
Боги сулили благих
Эретрийцам, умершим в Персии
Родом мы все эретрийцы, с Эвбеи; могилы же наши —
Около Суз. Как далек край наш родимый от нас!
Шумно бурлящие в
Эпитафии
В этой могиле лежит потерпевший кораблекрушенье,
Рядом же — пахарь; сильней моря и суши Аид.
Море убило меня и б
Надписи
Пять коровок пасутся на этой маленькой яшме;
Словно живые, резцом врезаны в камень они.
Кажется, вот разбредутся… Но нет, золотая ограда
Тесным схватила к
На «Афродиту» Праксителя
В Книдос однажды пришла по вспененному морю Киприда,
Чтоб увидать наконец изображенье свое,
И, оглядевшись кругом в огражденном приделе, вскричала:
«Где ж
ДЕМОДОК
«Вот Демодоково слово: милетяне, право, не глупы…»
Вот Демодоково слово: милетяне, право, не глупы,
Но поступают в
Эпитафии Бавкиде
Это могила Бавкиды, невесты. К слезами омытой
Стеле ее подойдя, путник, Аиду скажи:
«Знать, ты завистлив, Аид!» Эти камни надгробные сами,
Странник, расск
Эпитафия Дорихе
Прах — твои кости, Дориха, повязка, скреплявшая кудри,
Благоуханный покров, миррой надушенный, — прах…
Было… когда-то к Хараксу, дружку, под покров
На гетер
Чтимая Кипром, Киферой, Милетом, а также прекрасной,
Вечно от стука копыт шумной Сирийской землей,
Будь благосклонна, богиня, к Каллиетион! Ею ни разу
Не
Эпитафии утонувшим
Архианакт, ребенок трех лет, у колодца играя,
В воду упал, привлечен к ней отраженьем своим.
Мать извлекла из воды его мокрое тельце и долго
Глаз не своди
На Фаросский маяк
Башню на Фаросе, грекам спасенье, Сострат Дексифанов,
Зодчий из Книда, воздвиг, о повелитель Протей!
Нет сторожей, как на острове, нет и утесов в Египте,
О жизни
В жизни какую избрать нам дорогу? В общественном
месте —
Тяжбы да спор о делах, дома — своя суета;
Сельская жизнь многотрудна; тревоги полно мореходство;
ФЕОКРИТ
«С белою кожей Дафнис, который на славной свирели…»
С белою кожей Дафнис, который на славной свирели
Песни пастушь
К треножнику
Этот треножник поставил хорег Демомел Дионису.
Всех ты милей для него был из блаженных богов.
Был он умерен во всем. И победы для хора добился
Тем, что ум
Меняльный стол Каика
Гражданам нашим и пришлым здесь стол для размена
поставлен.
Можешь свой вклад получить. Счеты всегда сведены.
Просят отсрочки другие. Но даже ночною порою
Смерть Адониса
Адониса Киприда
Когда узрела мертвым,
Со смятыми кудрями
И с ликом пожелтелым,
Эротам повелела,
Чтоб кабана поймали.
Крылатые п
Феэтету
Новой дорогой пошел Феэтет. И пускай ему этим
Новым путем до сих пор, Вакх, не дается твой плющ,
Пусть на короткое время других восхваляет глашатай, —
Ген
Эпитафия флейтисту Феону
В этой могиле Феон, сладкозвучный флейтист, обитает.
Радостью мимов он был и украшеньем фимел.
Умер, ослепнув под старость, он, Скирпалов сын. Еще
в детст
АСКЛЕПИАД САМОССКИЙ
«Тихо, венки мои, здесь на двустворчатой двери висите…»
Тихо, венки мои, здесь на двустворчатой двери висите,
Не т
О самом себе
Двадцать два года прожить не успев, уж устал я от жизни.
Что вы томите, за что жжете, эроты, меня?
Если несчастье случится со мною, что станете делать?
В
Приношения тарентинцев Афине
Восемь высоких щитов, восемь шлемов, нагрудников
тканых,
Столько же острых секир с пятнами крови на них
Корифасийской Афине — от павших луканов добычу —
К Афродите
Тайная, кротко прими в благодарность себе от скитальца,
Что по своей бедноте мог принести Леонид:
Эти лепешки на масле, хранимые долго оливы,
Свежий, неда
Афродита Анадиомена» Апеллеса
Киприду, вставшую сейчас из лона вод
И мокрую еще от пены, Апеллес
Не написал здесь, нет! — воспроизвел живой,
Во всей ее пленительной красе. Смотри:
Призыв Приапа
Время отправиться в путь! Прилетела уже щебетунья
Ласточка; мягко опять западный ветер подул,
Снова луга зацвели, и уже успокоилось море,
Что под дыханием
Диогену
Мрачный служитель Аида, которому выпала доля
Плавать на черной ладье по ахеронским ведам,
Мне, Диогену-собаке, дай место, хотя бы и было
Тесно от мертвых
Эпитафия Фидону
Вечность была перед тем, как на свет появился ты,
смертный;
В недрах Аида опять вечность пройдет над тобой.
Что ж остается для жизни твоей? Велика ль ее д
Жертва акулы
Похоронен и в земле я и в море, — такой необычный
Жребий был Фарсию, мне, сыну Хармида, сужден.
В глубь Ионийского моря пришлось мне однажды
спуститься,
Эпитафия рыбаку Фериду
Древний годами Ферид, живший тем, что ему добывали
Верши его, рыболов, рыб достававший из нор
И неводами ловивший, а плававший лучше, чем утка
Не б мл, од
Могила пастуха
Вы, пастухи, одиноко на этой пустынной вершине
Вместе пасущие коз и тонкорунных овец,
В честь Персефоиы подземной уважьте меня, Клитагора,
Скромный, но др
Зарытым при дороге
Кто тут зарыт на пути? Чьи злосчастные голые кости
Возле дороги лежат в полуоткрытом гробу?
Оси проезжих телег и колеса, стуча то и дело,
В лоск истирают,
Эпитафия ткачихе
Часто и вечером поздним, и утром ткачиха Платфида
Сон отгоняла от глаз, бодро с нуждою борясь.
С веретеном, своим другом, в руке иль за прялкою сидя,
Песн
Скорбь матери
Бедный Антикл! И несчастная я, что единственный сын
мой
В самых цветущих летах мною был предан огню.
Ты восемнадцатилетним погиб, о дитя мое! Мне же
Софоклу
Сын Софилла, Софокл, трагической музы в Афинах
Яркой блиставший звездой, Вакховых хоров певец, —
Чьи волоса на фимелах и сценах нередко, бывало,
Плющ ахар
ДИОСКОРИД
«Сводят с ума меня губы речистые…»
Сводят с ума меня губы речистые, алые губы;
Сладостный сердцу порог дышащих нек
Софоклу
Это могила Софокла. Ее, посвященный в искусство,
Сам я от муз получил и, как святыню, храню.
Он, когда я подвизался еще на флИунтском помосте,
Мне, деревя
Эпитафия Анакреонту
Ты, кто до мозга костей извёлся от страсти к Смердису,
Каждой пирушки глава и кутежей до зари,
Музам приятен ты был и недавно еще о Бафилле,
Сидя над чаше
Сосифею
Как охраняет один из собратьев останки Софокла
В городе сáмом, так я, краснобородый плясун,
Прах Сосифея храню. Ибо с честью, клянусь я флиунтским
Убитому коню
Памятник этот поставил Дамид своему боевому,
Павшему в битве коню. В грудь его ранил Арей;
Темной струей потекла его кровь по могучему телу
И оросила собо
Гесиоду
В роще тенистой, в Локриде, нашедшие труп Гесиода
Нимфы омыли его чистой водой родников
И, схоронив его, камень воздвигли. Потом оросили
Землю над ним пас
Галл и лев
В зимнюю пору однажды, спасаясь от снежной метели,
Галл, жрец Кибелы, нашел в дикой пещере приют.
Но не успел волоса осушить он, как в то же ущелье
Следом
Плач о Бионе
Грустно стенайте, долины в лесах и дорийские воды,
Плачьте, потоки речные, о милом, желанном Бионе!
Ныне рыдайте вы, травы и рощи, предайтесь печали,
Ныне
На храм Артемиды в Эфесе
Видел я стены твои, Вавилон, на которых просторно
И колесницам; видал Зевса в Олимпии я,
Чудо висячих садов Вавилона, колосс Гелиóса
И пирамиды — д
На «Феспиад» Праксителя
Пять этих женщин, прислужниц спасителя Вакха, готовят
Все, что священный обряд хоростасии велит:
Тело могучего льва поднимает одна, длиннорогий
Ликаонийск
Антимаху
Неутомимого славь Антимаха за стих полновесный,
Тщательно кованный им на наковальне богинь,
Древних героев достойный. Хвали его, если и сам ты
Тонким чуть
Эпитафии Анакреонту
Анакреонт, средь почивших ты спишь, потрудившись
достойно.
Спит и кифара — в ночи сладко звучала она.
Спит и Смердис, твоей страсти весна: на своем барбит
На смерть двух коринфянок
Пали мы обе, Боиска и я, дочь Боиски, Родопа,
Не от болезни какой, не от удара копья.
Сами Аид мы избрали, когда обречен на сожженье
Был беспощадной войно
На могилу Лайды
Здесь почивает Лайда, которая, в пурпуре, в злате,
В дружбе с Эротом жила, нежной Киприды пышней;
В морем объятом Коринфе сияла она, затмевая
Светлый Пире
Молитва Киприде
Киприя, тишь океана, связуемых браком подруга,
Правых союзница, мать быстрых, как буря, страстей!
Киприя, мне, из чертога шафранного взятому роком,
Спасше
На Гетер
Прежде любил я Демó, из Пароса родом, — не диво!
После другую Демо, с Самоса, — диво ль и то?
Третья Демо наксиянка была, — это тоже не шутка;
Край
К Зенофиле
Спишь ты, я вижу, мой нежный цветок, Зенофила. О, если б
Мог на ресницы твои Сном я бескрылым сойти!
Чтобы к тебе даже тот, кто смыкает и Зевсовы очи,
Не
Эпитафия Клеаристе
Горе! Не сладостный брак, но Аид, Клеариста, суровый
Девственный пояс тебе хладной рукой развязал.
Поздней порой у невесты, пред дверью растворчатой,
флей
Ликениде
Сбегай, Доркада, скажи Ликениде: «Вот видишь —
наружу
Вышла неверность твоя: время не кроет измен».
Так и скажи ей, Доркада. Да после еще непременно
Неизвестной
Звезды и месяц, всегда так чудесно светящий
влюбленным!
Ночь и блужданий ночных маленький спутник —
игрун!
Точно ль на ложе еще я застану прелест
Гелиодоре
В мяч он умеет играть, мой Эрот. Посмотри, он бросает
Сердцем, что бьется во мне, Гелиодора, в тебя.
Страстью взаимной ответь. Если прочь меня кинешь,
оби
Эпитафия Эсигену
Радуйся, матерь-земля! И не будь тяжела Эсигену.
Ведь и тебя Эсиген мало собой тяготил.
«Ночь, священная ночь, и ты, лампад
Автоэпитафии
Тир, окруженный водою, кормильцем мне был, а Гадара
Аттика Сирии — край, где появился на свет
Я, Мелеагр, порожденный Эвкратом; хариты Мениппа
Были на поп
Водяная мельница
Дайте рукам отдохнуть, мукомолки; спокойно дремлите,
Хоть бы про близкий рассвет громко петух голосия:
Нимфам пучины речной ваш труд поручила Деметра;
Как
О девяти поэтессах
Их, этих женщин, владевших божественной речью,
вскормили
Гимнами муз Геликон и Пиерийский утес:
Славных Миро и Праксиллу с Анитою, женским Гомером,
Гермес и Геракл
Дело с Гермесом иметь вам легко, пастухи: возлиянью
Он и молочному рад, медом доволен лесным.
Много труднее с Гераклом: он требует либо барана,
Либо ягнят
Родоклее
В дар посылаю тебе, Родоклея, венок: из прекрасных
Вешних цветов для тебя, милая, сам его сплел.
Есть тут лилеи и розы душистые, есть анемоны,
Нежный, пуш
АНТИФИЛ ВИЗАНТИЙСКИЙ
«К милым отчизны брегам приближался…»
К милым отчизны брегам приближался, «завтра, — сказал
я, —
Долгий и
На «Медею» Тимомаха
Изображая Медею, преступницу, в сердце которой
С ревностью к мужу любовь к детям боролась,
большой
Труд приложил Тимомах, чтобы выразить оба противных
О сатировской драме
Вакх изобрел этот род поучения музы игривой,
Сам по себе, Сикион, шествуя в сонме харит.
И в порицаньях своих он приятен, и жалит он смехом,
И, опьяненный
АВТОМЕДОНТ
«Жизнь береги, человек…»
Жизнь береги, человек, и не вовремя в путь не пускайся
Ты через волны морей; жизнь ведь и
ФИЛИПП ФЕССАЛОНИКСКИЙ
На Фидиева «Зевса»
Бог ли на землю сошел и явил тебе, Фидий, свой образ,
Или на небо ты сам, бога чтоб видеть, взо
ЛОЛЛИЙ БАСС
«Золотом течь не хочу…»
Золотом течь не хочу. Другой пусть в быка превратится
Или же, лебедем став, сладостно песн
На врачей
Раз астролог Диофант напророчил врачу Гермогену,
Что остается ему девять лишь месяцев жить.
Врач, засмеявшись, сказал: «Девять месяцев? Экое время!
Вот у
О богатстве
Только богатство души настоящее наше богатство,
Все же другое скорбей больше приносит, чем благ.
Тот лишь действительно может по праву назваться богатым,
На врача
В школу мою обучаться грамматике лекарь однажды
Сына прислал своего. Мальчик прошел у меня
«Гнев, о богиня, воспой» и «Тысячи бедствий соделал»,
Начал и т
О жизни
В жизни любая годится дорога. В общественном месте —
Слава и мудрость в делах, дома — покой от трудов;
В селах — природы благие дары, в мореплаванье —
при
На Грамматику
Книги, орудия муз, причинившие столько мучении,
Распродаю я, решив переменить ремесло.
Музы, прощайте! Словесность, я должен расстаться
с тобою, —
На монахов
Если зовутся они «одинокими», что ж их так много?
Где одиночество тут, в этой огромной толпе?
«Эта любовь твоя — ложь…»
О планетах
Семь блуждающих звезд чрез порог-переходят Олимпа,
Каждая круг совершая в свое неизменное время:
Ночи светильник — Луна, легкокрылый Меркурий, Венера,
Мар
Предместье Aмасии
Да, хороша эта роща Эрота, где нежным дыханьем
Стройных деревьев листву тихо колышет зефир,
Где, освеженная влагой, цветами вся блещет поляна,
Радуя глаз
Эпитафии Ипатию
Это Ипатиев холм. Не подумай, однако, что кроет
Он действительно прах мужа такого, как был
Вождь авсонийцев. Земля, устыдившись великого мужа
Насыпью мало
Посвящение Афродите
Мы — девять Дафновых книг, от Агафия. Наш сочинитель
Всех, о Киприда, тебе нас посвящает одной;
Ибо не столько о музах печемся мы, как об Эроте,
Будучи вс
Виноделы
Гроздья, несметные Вакха дары, мы давили ногами,
В Вакховой пляске кружась, руки с руками сплетя.
Сок уже лился широким потоком, и винные кубки
Стали, как
Новый Полемон
Взяв в образец Полемона, остригшего в сцене Менандра
Пряди роскошных волос грешной подруге своей,
Новый, второй Полемон, окорнал беспощадной рукою
Кудри Р
Жалоба женщин
Юношам легче живется на свете, чем нам, горемычным,
Женщинам, кротким душой. Нет недостатка у них
В сверстниках верных, которым они в откровенной беседе
М
На статую Плутарха
Славный твой образ поставлен сынами могучего Рима,
О херонеец Плутарх, в вознагражденье за то,
Что в параллельных своих описаниях жизни ты римлян,
Победон
МАКЕДОНИЙ
«Из года в год виноград собирают…»
Из года в год виноград собирают и, гроздья срезая,
Вовсе не смотрят на то, что
На дом в Кибире
Каждому гостю я рад, земляку и чужому. Не дело
Гостеприимству пытать: кто ты, откуда и чей?
«Золотом я привлекаю Эрота…»
Золото и женщины
В золото Зевс обратился, когда захотел он с Данаи
Девичий пояс совлечь, в медный проникнув чертог.
Миф этот нам говорит, что и медные стены, и цепи —
Все
Запретная любовь
Будем, Родопа, мы красть поцелуи и милую сердцу,
Но возбраненную нам службу Киприде скрывать.
Сладко, таясь, избегать сторожей неусыпного взгляда;
Ласки з
На сады Юстиниана
Спорят о том нереиды, с наядами гамадриады,
Кто это место своим более вправе назвать.
Судит харита их спор, но решенья сама не находит —
Так им обязана вс
На статую вакханки в Византии
Эта вакханка в безумье отнюдь не созданье природы —
Только искусство могло с камнем безумие слить.
«Только твою красоту пер
Семь мудрецов
Семь мудрецов называю — их родину, имя, реченье:
«Мера важнее всего», — Клеобул говаривал Линдский;
В Спарте: «Познай себя самого», — проповедовал Хилон;
Колосс Родосский
Жители Родоса, племя дорийцев, колосс этот медный,
Величиной до небес, Гелий, воздвигли тебе,
После того как смирили военную бурю и остров
Обогатили родно
Приношение Кибеле
Мать моя, Рея, фригийских кормилица львов, у которой
Верных немало людей есть на Диндиме, тебе
Женственный твой Алексид посвящает орудия эти
Буйных радени
Спартанцам, павшим при Фирее
Спарта родная! Мы, триста сынов твоих, бившихся в поле
С равным числом аргивян из-за фирейской земли,
Там, где стояли в начале сражения, там же, ни разу
Н
Девять лириков
Муз провозвестник священный, Пиндáр; Вакхилид, как
сирена,
Пеньем пленявший; Сапфо, цвет эолийских харит;
Анакреонтовы песни, и ты, из Гомерова рус
Надпись на бесшумном водоподъемнике
Пана, меня, не любя, даже воды покинула Эхо.
«Роза недолго блистает красой…»
Роза недолго блистает
Оракул, данный мегарянам
Лучший к-рай на земле — пелазгов родина, Аргос;
Лучше всех кобылиц — фессалийские; жены — лаконки,
Мужи — которые пьют Аретусы-красавицы воду.
Но даже эти
АНАКРЕОНТИКА В ВОЛЬНЫХ ПЕРЕВОДАХ РУССКИХ ПОЭТОВ XVIII–XIX ВЕКОВ
«Мне петь было о Трое…»
Мне петь было о Трое,
О Кадме мне бы петь,
Да гусли мне в покое
Любовь в
К Эроту
Не шутя меня ударив
Гиацинтовой лозою,
Приказал Эрот мне бегать
Неотступно за собою.
Между терний, чрез потоки,
Я помчался за Эротом
ВАЛЕРИЙ КАТУЛЛ
«Плачь, Венера…»
Плачь, Венера, и вы, Утехи, плачьте!
Плачьте все, кто имеет в сердце нежность!
Бедный пт
К Меценату
Славный внук, Меценат, праотцев царственных,
О, отрада моя, честь и прибежище!
Есть такие, кому высшее счастие —
Пыль арены взметать в беге увертливом
К Августу-Меркурию
Вдосталь снега слал и зловещим градом
Землю бил Отец и смутил весь Город,
Ринув в кремль святой грозовые стрелы
Огненной дланью.
К кораблю Вергилия
Пусть Киприда хранит тебя,
Пусть хранят Близнецы, звезды-водители,
И родитель ветров Эол,
Провожая тебя веяньем Япига.
Я доверил
К Агриппе
Пусть тебя, храбреца многопобедного,
Барий славит — орел в песнях Меошга —
За дружины лихой подвиги на море
И на суше с тобой, вождем.
К Лидии
Ради богов бессмертных,
Лидия, скажи: для чего ты Сибариса губишь
Страстью своей? Зачем он
Стал чуждаться игр, не терпя пыли арены знойной,
К виночерпию Талиарху
Смотри: глубоким снегом засыпанный,
Соракт белеет, и отягченные
Леса с трудом стоят, а реки
Скованы прочно морозом лютым.
Чтоб на
Гимн Меркурию
Вещий внук Атланта, Меркурий! Мудро
Ты смягчил людей первобытных нравы
Тем, что дал им речь и назначил меру
Грубой их силе.
Вестн
К гадающей Левконое
Ты гадать перестань: нам наперед знать не дозволено,
Левконоя, какой ждет нас конец. Брось исчисления
Вавилонских таблиц. Лучше терпеть, что бы ни ждало
н
К Лидии
Как похвалишь ты, Лидия,
Розоватый ли цвет шеи у Телефа,
Руки ль белые Телефа, —
Желчью печень моя переполняется.
И тогда не влад
К республике
О корабль, вот опять в море несет тебя
Бурный вал. Удержись! Якорь брось в гаваыи!
Неужель ты не видишь,
Что твой борт потерял уже
Парис-Похититель
Вез Елену Парис по морю в отчий дом,
Опозорил пастух гостеприимный кров.
Вдруг Нерей спеленал ветры гульливые,
Судьбы грозные провещал:
К богине любви
Мать страстная страстей людских,
Мне Семелы дитя — бог опьянения,
И разгула веселый час
Позабытой любви сердце вернуть велят.
Жже
К Меценату
Будешь у меня ты вино простое
Пить из скромных чаш. Но его недаром
Я своей рукой засмолил в кувшине
В день незабвенный,
В день, к
К хору юношей и девушек
Пой Диане хвалу, нежный хор девичий,
Вы же пойте хвалу Кинфию, юноши,
И Латоне любезной!
Всеблагому Юпитеру!
Славьте, девы, ее, в
К Аристию Фуску
Кто душою чист и незлобен в жизни,
Не нужны тому ни копье злых мавров,
Ни упругий лук, ни колчан с запасом
Стрел ядовитых.
Будет
К Вергилию на смерть Квинтилия Вара
Можно ль меру иль стыд в чувстве знать горестном
При утрате такой? Скорбный напев в меня,
Мельпомена, вдохни, — ты, кому дал Отец
Звонкий голос с кифарою!
К Лидии
Реже по ночам в запертые ставни
Раздается стук молодежи дерзкой,
Чтоб прервать твой сон, и покой свой любит
Дверь на пороге,
Что
Квинту Элию Ламию
Во славу музам горесть и груз тревог
Ветрам отдам я. По морю Критскому
Пусть горечь дум моих развеют.
Буду беспечен и глух. Не слышу,
К пирующим
Не для сражений чаши назначены,
А для веселья скромного в добрый час.
Ну что за варварский обычай
Распрей кровавой кончать пирушку!
К Аполлону
Что просит в новом храме поэт себе
У Аполлона? И с возлиянием
О чем он молит? Не богатых
Просит он нив средь полей Сардинских,
Не
Поэту Альбию Тибуллу
Альбий, полно терзать память Гликерою,
Вероломную клясть, полно элегии,
Полуночник, слагать — знаю, затмил тебя
Мальчуган у отступницы.
Отреченье
Пока, безумной мудрости преданный,
Я нерадивым богопоклонником
Беспечно жил, я заблуждался.
Ныне ладью повернул и правлю
К течень
К пирующим
Теперь — пируем! Вольной ногой теперь
Ударим оземь! Время пришло, друзья,
Салийским щедро угощеньем
Ложа кумиров почтить во храме!
Квинту Деллию
За мудрость духа! Круто придется ли —
Невозмутимость выкажи, счастье ли
Сверкнет — смири восторгов бурю,
Ибо ты смертен, о друг мой Деллий:
Ксантию Фокейцу
Ксантий, нет стыда и в любви к рабыне!
Вспомни, не раба ль Брисеида белым
Телом ураган пробудила в гордом
Сердце Ахилла?
Не был л
К Септимию
Ты со мною рад и к столпам Геракла,
И к кантабрам плыть, непривычным к игу,
И в Ливийский край, где клокочут в Сирте
Маврские волны.
На возвращение Помпея Вара
В дни бурь и бедствий, друг неразлучный мой,
Былой свидетель Брутовой гибели,
Каким ты чудом очутился
Снова у нас под родимым небом?
К Лицинию Мурене
Будешь жить ладней, не стремясь, Лициний,
Часто в даль морей, где опасны бури,
Но и не теснясь к берегам неровным
И ненадежным.
Т
Постуму
О Постум! Постум! Льются, скользят года!
Какой молитвой мы отдалим приход
Морщин и старости грядущей,
И неотступной от смертных смерти?.
О римской роскоши
Земли уж мало плугу оставили
Дворцов громады; всюду виднеются
Пруды, лукринских вод обширней,
И вытесняет платан безбрачный
Лозы
Гросфу Помпею
Мира у богов при дыханье шквала
Молит мореход. Над Эгеем тучи
Месяц кроют тьмой, поглотив мерцанье
Звезд путеводных.
Мира! — Пил
Гимн Вакху
Я Вакха видел, — верьте мне, правнуки,
Учил он песням в дальней расселине,
И нимфы-ученицы, вторя,
Всё озирались на уши фавнов.
Э
К Меценату
Взнесусь на крыльях мощных, невиданных,
Певец двуликий, в выси эфирные,
С землей расставшись, с городами,
Недосягаемый для злословья.
К хору юношей и девушек
Противна чернь мне, чуждая тайн моих,
Благоговейте молча: служитель муз —
Досель неслыханные песни
Девам и юношам я слагаю.
Цари
К римскому юношеству
Военным долгом призванный, юноша
Готов да будет к тяжким лишениям;
Да будет грозен он парфянам
В бешеной схватке копьем подъятым.
Астерия и Гиг
Гиг вернется, не плачь! Ветры весной тебе,
Астерия, примчат верного юношу, —
А товары какие
Вывез Гиг из Вифинии!
Гиг вернется, —
К Лидии
— Мил доколе я был тебе,
И не смел ни один юноша белую
Шею нежно рукой обвить,
Я счастливее жил, нежели персов царь.
— Ты доколь
Раздумье Необулы
О, как грустно, Необула, избегать игры Амура,
Не осмелиться похмельем смыть тоску, а осмелеешь,
Языком отхлещет ментор.
Где же, баловень К
Бандузийский ключ
Ключ, звенящий хрусталь, мой Бандузийский ключ
Я бы чистым вином, я бы венком почтил.
Жди же козлика в жертву.
Уж набухли на лбу его
К Фавну
Фавн, о нимф преследователь пугливых!
По полям открытым моих владений
Благостен пройди и уйди заботлив
К юным приплодам.
И ягнено
К Вакху
Вакх, я полон тобой! Куда
Увлекаешь меня? В рощи ли, в гроты ли
Вдохновение мчит меня?
Где, в пещере какой Цезаря славного,
Блеск
Похищение Европы
Пусть напутствует нечестивых криком
Птица бед, сова, или завыванье
Суки, иль лисы, или ланувийской
Щенной волчицы.
Пусть пересече
В праздник Нептуналий
Как отпраздновать веселей
День Нептуна? Открой, Лида, цекубское,
Дар заветный, о мой провор,
Искру жизни придай чопорной мудрости.
Памятник
Создал памятник я, бронзы литой прочней,
Царственных пирамид выше поднявшийся.
Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой
Не разрушат его, не сокрушит и ряд
К Юлу Антонию
Тот, держась на крыльях, скрепленных воском,
Морю имя дать обречен, как Икар,
Кто, о Юл, в стихах состязаться дерзко
С Пиндаром тщится.
Манлию Торквату
Снег покидает поля, зеленеют кудрявые травы,
В буйном цвету дерева.
Облик меняет земля, что ни день, то спокойнее в руслах
Шумные воды бегут.
&nb
К Лоллию
Поверь, погибнуть рок не судил словам,
Что я, рожденный там, где шумит Авфид,
С досель неведомым искусством
Складывал в песни под звуки лиры.
&nb
В день рождения Мецената
Есть кувшин вина у меня, Филлида,
Девять лет храню альбанин душистый,
Есть и сельдерей для венков, разросся
Плющ в изобилье.
Кудр
Вергилию
Уже веют весной ветры фракийские,
Гонят вдаль паруса, море баюкая,
Не гремят от снегов реки набухшие,
Цепенея, не спят луга.
Вьет
К Августу
Хотел я грады петь полоненные
И войны, но по лире ударил Феб,
Чтоб не дерзнул я слабый парус
Вверить простору зыбей тирренских.
Т
ЮБИЛЕЙНЫЙ ГИМН
Феб и ты, царица лесов, Диана,
Вы, кого мы чтим и кого мы чтили,
Светочи небес, снизойдите к просьбам
В день сей священный —
&nbs
На Альфия
Блажен лишь тот, кто, суеты не ведая,
Как первобытный род людской,
Наследье дедов пашет на волах своих,
Чуждаясь всякой алчности,
Не пробуждаясь
К римскому народу
Куда, куда вы валите, преступные,
Мечи в безумье выхватив?!
Неужто мало и полей, и волн морских
Залито кровью римскою —
Не для того, чтоб Карфаге
К Мевию
Идет корабль, с дурным отчалив знаменьем,
Неся вонючку Мевия.
Так в оба борта бей ему без устали,
О Австр, волнами грозными!
Пусть, море вздыбив,
К Неэре
Ночью то было — луна сияла с прозрачного неба
Среди мерцанья звездного,
Страстно когда ты клялась, богов оскорбляя
заране,
Клялас
К римскому народу
Вот уже два поколенья томятся гражданской войною,
И Рим своей же силой разрушается, —
Рим, что сгубить не могли ни марсов соседнее племя,
Ни рать Порсены
ЭЛЕГИИ ЛИГДАМА
«С сердцем железным был тот…»
С сердцем железным был тот, кто у девушки отнял впервые
Юношу иль у него силой любим
ЛЮБОВНЫЕ ЭЛЕГИИ
«Жарко было в тот день, а время уж близилось к полдню…»
Жарко было в тот день, а время уж близилось к полдню.
Пора
ТРИСТИИ
«Будешь читать — не забудь…»
Будешь читать — не забудь: в этом томике каждая буква
Создана в бурные дни мною на ск
ПОНТИЙСКИЕ ЭЛЕГИИ
«Негодовать иль молчать?..»
Негодовать иль молчать? Скрыть имя иль имя на площадь,
На всенародный позор низкую душ
ЭПИГРАММЫ
«Всё, что мы видим вокруг, пожрет ненасытное время…»
Всё, что мы видим вокруг, пожрет ненасытное время;
Всё низвер
К лучшему другу
Крисп, ты — сила моя и спасенье скользящего в бездну,
Крисп, украшение ты форума древнего; власть,
Крисп, ты являл, лишь желая скорее помочь человеку,
Бер
О простой жизни
«Дружбы царей избегай», — поучал ты в речении кратком:
Эта большая беда все же была не одной.
Дружбы еще избегай, что блистает чрезмерным величьем,
И стор
Родине о себе
Кордуба, ныне власы распусти и оденься печалью,
Плача, над прахом моим должный исполни обряд.
Дальняя Кордуба, ныне оплачь твоего песнопевца,
Тяжко горюя
О благе простой жизни
Малым я полем владею, доходом и скромным и честным,
Но доставляют они мне беспредельный покой.
Дух мой, не ведая страха, с одним лишь спокойствием
дружен
О богатстве и бесчестии
Нет, несчастье одно в подобной жизни,
Что счастливой считаете вы ложно:
На руках созерцать камней сверканье,
Или ложе отделать черепахой,
Или неж
О звоне в ушах
Звонкое ухо, зачем ты все ночи звенишь непрестанно,
Молвишь не знаю о ком, вспомнившем ныне меня?
«Ты вопрошаешь, кто это? Звучат тебе уши ночами,
Всем во
ЭПИГРАММЫ
«Исса птички Катулловой резвее…»
Исса птички Катулловой резвее,
Исса чище голубки поцелуя,
Исса ласковее
О сельской жизни
Делаю что у себя я в деревне? Отвечу я кратко:
Утром молюсь, посмотрю за порядком и дома и в поле
И надлежащую всем назначаю я слугам работу.
После читаю,
К своей жене
Будем жить, как мы жили, жена! Тех имен не оставим,
Что друг для друга нашли в первую брачную ночь!
Да не настанет тот день, что нас переменит: пусть буду
К Галле, уже стареющей девушке
Я говорил тебе: «Галла! Мы старимся, годы проходят:
Пользуйся счастьем любви: девственность старит скорей!
Ты не вняла, и подкралась шагами неслышными старость,
Галльские мулы
Ты посмотри на послушных питомцев бушующей Роны,
Как по приказу стоят, как по приказу бредут,
Как направленье меняют, услышав шепот суровый,
Верной дорого
О старце, никогда не покидавшем окрестностей Вероны
Счастлив тот, кто свой век провел на поле родимом;
Дом, где ребенком он жил, видит его стариком.
Там, где малюткою ползал, он нынче с посохом бродит;
Мног
О приходе весны
Вижу, уходит зима; над землею трепещут зефиры,
Воды от Эвра теплы: вижу, уходит зима.
Всюду набухли ноля и земля теплоту ожидает,
Зеленью новых ростков вс
Нарцисс
Тот, чьим отцом был поток, любовался розами мальчик,
И потоки любил тот, чьим отцом был поток.
Видит себя самого, отца увидеть мечтая,
В ясном, зеркальном
Могила Ацида
Ацида здесь, на вершине горы, ты видишь гробницу,
Видишь бегущий поток там, у подножья холмов?
В них остается доныне память о гневе Циклопа,
В них и печал
Спящий Амур
Как-то младенец Амур, побежден легкокрылой дремотой,
В зарослях мирта лежал на траве, увлажненной росою.
Тут-то, скользнув из пропастей Дита, его обступили
О возрасте
Если хочешь ты жизнь прожить счастливо,
Чтоб Лахеса дала увидеть старость, —
В десять лет ты играть, резвясь, обязан,
В двадцать должен отдаться ты наукам
О том, какова жизнь
Грушу с яблоней в саду я деревцами посадил,
На коре наметил имя той, которую любил.
Ни конца нет, ни покоя с той поры для страстных мук:
Сад все гуще, стр
ТИБЕРИАН
«По долине, по поляне пробегал, звеня, ручей…»
По долине, по поляне пробегал, звеня, ручей.
Затканный в цветы, сме
О тленности
Суждена всему, что творит природа,
Как его ни мним мы могучим, — гибель.
Все являет нам роковое время
Хрупким и бренным.
Новое ру
Похвала саду Евгеция
Сад, где легкой стопой текут Напей,
Где дриады шумят зеленым сонмом,
Где Диана царит средь нимф прекрасных,
Где Венера таит красы сверканье,
Где
О ручном вепре, вскормленном при обеденном зале
Вепрь, для бога войны рожденный жить на кручах гор,
В чащах круша дерева, шумящие под бурями,
Корм принимает из рук в чертогах раззолоченных,
Буйный смиря
Красивой женщине, преданной целомудрию
Чудо твоей красоты ослепительно и совершенно, —
Ты же всегда норовишь лишь непорочность блюсти.
Диву даешься, зачем получила ты власть над природой
Нравом
О страсти и вине
Не поддавайся безудержной страсти к Венере и Вакху,
Ведь причиняют они вред одинаковый нам.
Силы Венера у нас истощает, а Вакха избыток
Немощь приносит но
Хвала солнцу
Землю когда от вселенной природы мощь отделила,
Солнце нам день подарило. Недвижные тучи на небе
Разорвало и свой лик в розовеющем мире явило.
В вечном дв
Хвала луне
Гордость вселенной — Луна, наибольшее в небе светило.
Солнечный блеск отраженный — Луна, сиянье и влажность,
Месяцев матерь — Луна, возрожденная в щедром потомстве
Хвала океану
Волн повелитель и моря творец, владеющий миром,
Все ты объемлешь своей, Океан, волною спокойной,
Ты для земель назначаешь пределом разумным законы,
Ты соз
Ночное празднество Венеры
Пусть полюбит нелюбивший, кто любил, пусть любит
вновь!
Вновь весна, весна и песни; мир весною возрожден.
Вся любовь весной взаимна, птицы все вступают в
Песня гребцов
Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется; эй-а!
Моря бескрайнего бог, улыбаясь безоблачным ликом,
Гладь широко распростер, успокоив неистовство бури,
Влюбленный Амур
Что за огонь меня жжет? Доселе вздыхать не умел я.
Бог ли какой нашелся сильней Амурова лука?
Или богиня мать, злому року покорствуя, брата
Мне родила? Ил
К Дульции
Счастливы мать и отец, тебя подарившие миру!
Счастливо солнце, что видит тебя в пути повседневном!
Счастливы камни, каких ты касаешься белой ногою!
Счастл
Отказ от серьезной поэзии
Время пришло для любви, для ласки тайной и нежной.
Час веселья настал: строгая Муза, прощай!
Пусть же входит в стихи Аретуса с грудью упругой,
То распусти
О водах
Байи ты взором окинь, их дома и блестящие воды.
Живопись вместе с волной всюду прославили их.
Ведь и вершины, сверкая, прекрасны в своих очертаньях,
И, ни
О пантомиме
Мужа сильную грудь наклоняя в женском изгибе,
Гибкий свой торс применив к нраву и жен и мужей,
Выйдя на сцену, танцовщик движеньем взывает к народу
И обещ
ЭПИГРАФИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
«Нимфа здешних я мест, охраняю священный источник…»
Нимфа здешних я мест, охраняю священный источник,
Дремлю и слы
ГРЕЧЕСКАЯ ЛИРИКА
Классическим сводом текстов древнегреческой лирики считается сборник, составленный немецким филологом Теодором Бергком «Poetae lyrici Graeci». Бергк впервые собрал в одном издании м
НАРОДНЫЕ ПЕСНИ
«Родосская песня о ласточке», напоминающая украинские «колядки», призывный гимн «Дионису» и «Эйресиона» — песни обрядовые. «Антема» и «Хелихелина» связаны с распространенными народн
АНАКРЕОНТ
Анакреонт (559–478 гг. до н. э.) родился в малоазиатском городе Теосе, много странствовал по разным областям Греции, жил при дворах тиранов, — в частности, на острове Самосе, при дв
СТЕСИХОР
Стесихор (приблизительные даты жизни: 630–550 гг. до н. э.) родился в Сицилии. Настоящее имя поэта — Тисий, прозвище «Стесихор» значит «устроитель (постановщик) хоров». От хоровых л
КОРИННА
Коринна, беотийская поэтесса (конец VI — начало V в. до н. э.), в своих стихах излагала местные, беотийские предания и героические мифы. На состязаниях поэтов Коринна неоднократно п
БАКХИЛИД
Бакхилид — младший современник Пиндара и, как автор эпиникиев, его подражатель и соперник на состязаниях. Не отличаясь пиндаров-ской глубиной мысли, стихи Бакхилида славились главны
АРХИЛОХ
Архилох (VII в. до н. э.) считается основоположником ямбической поэзии, характерными чертами которой были простота, обыденность языка и обличительная, сатирическая направленность. Х
СЕМОНИД АМОРГСКИЙ
Семонид Аморгский (VII в. до н. э.) родился на острове Самосе, а «Аморгским» назван потому, что основал колонию на острове Аморге, возглавив партию самосских переселенцев. От четыре
ГИППОНАКТ
Гиппонакта (VI в. до н. э.) называют еще «Клазоменским», потому что, бежав из родного Эфеса, он поселился и прожил всю свою жизнь на острове Клазомены. Бежал поэт, как полагают, от
МИМНЕРМ КОЛОФОНСКИЙ
Родиной Мимнерма (род. около 600 г. до н. э.) малоазиатский город Колофон считается лишь на том основании, что в одном из своих стихотворений поэт назвал его «любимым». Биографическ
ФЕОГНИД
До нас дошел целый сборник элегий Феогнида, превышающий по объему наследие любого современного ему (VI в. до н. э.) поэта и всех лириков, ему предшествовавших. Первая часть этого сб
СИМОНИД КЕОССКИЙ
Симонид (556–467 гг. до н. э.) — выдающийся мастер торжественной хоровой песни. Особенно славился своими «плачами» (френами), у древних, вошло даже в поговорку выражение «Симонидовы
КСЕНОФАН
Философ Ксенофан (VI в. до н. э.), по некоторым сведениям, прибыл на склоне лет из родного Колофона в италийский город Элею и основал там так называемую элейскую (или элеатскую) шко
МЕНАНДР
Менандр (примерные даты жизни: 343–291 гг. до н. э.) — известный писатель, автор бытовых комедий.
«Честь вам, два сына Неокла…» — Два сына Неокла —
ПОСИДИПП
Посидипп (III в. до н. э.) — эпиграмматист, родом из Сицилии.
Застольная — Кекропов сосуд — то есть сосуд аттический (Кекроп — мифологический царь А
ФЕОКРИТ
Годом рождения Феокрита, крупнейшего представителя буколической поэзии (от греческого «буколос» — «пастух, пасущий коров и быков»), принято считать 315 год до н. э., год его смерти
КАЛЛИМАХ
Каллимах родился в 310 году до н. э. в Кирене, греческом торговом городе на северном побережье Африки. Был сначала учителем, потом, своей образованностью обратив на себя внимание Пт
АСКЛЕПИАД САМОССКИЙ
Асклепиад Самосский (III в. до н. в.) — один из наиболее знаменитых поэтов александрийской эпохи. Главная тема его стихов — любовь. До нас дошло около сорока его эпиграмм. Некоторая
ЛЕОНИД ТАРЕНТСКИЙ
Леонид Тарентский (III в. до н. э.) — один из самых одаренных поэтов эпохи, эллинизма. В отличие от многих других авторов александрийской школы, заботившихся главным образом о внешн
ДИОСКОРИД
От поэта Диоскорида (III в. до н. э.) до нас дошло около сорока эпиграмм, среди которых — несколько эпитафий поэтам, свидетельствующих об историко-литературных интересах автора.
АЛКЕЙ МЕССЕНСКИЙ
Алкей Мессенскжй (конец III — начало II в. до н. э.) — современник македонского царя Филиппа III (время правления: 221–179 гг. до н. э.), который был объектом ядовитых эпиграмм Алке
АНТИПАТР СИДОНСКИЙ
От Антипатра Сидонского (II–I вв. до н. э.) сохранилось около ста эпиграмм. Некоторые из них, признанные теперь произведениями этого поэта, приписывались раньше его тезке, Антипатру
ФИЛОДЕМ
Филодем (I в. до н. э.) — известный эпикуреец, писавший и латинскую прозу. До нас допито более тридцати его греческих эпиграмм — главным образом о любви. Родина поэта — палестинский
МЕЛЕАГР ГАДАРСКИЙ
Мелеагр (I в. до н. э.) составил первую антологию греческих поэтов — «Венок». В стихотворном вступлении к этому сборнику Мелеагр называет сорок шесть авторов, сравнивая каждого из н
АНТИПАТР ФЕССАЛОНИКСКИЙ
Македонянин Антипатр (I в. до н. э. — I в. н. э.) долго жил в Риме, где пользовался покровительством тестя Юлия Цезаря, влиятельнейшего Люция Кальпурния Пизона, которому посвятил не
АНТИФИЛ ВИЗАНТИЙСКИЙ
Антифил Византийский жил в I веке н. э. До нас дошло пятьдесят его эпиграмм.
«К милым отчизны брегам…» — Немезида (Немесида) — богиня, карающая за ч
АПОЛЛОНИД
Помещенные здесь две эпиграммы Аполлонида (I в. н. э.) верно-подданнически прославляют покорение римлянами древнейших центров греческой культуры.
«Критским стрелком
ЛОЛЛИЙ БАСС
Лоллий Басс (поэт I в. н. э.), судя по имени, — римлянин.
«Золотом течь не хочу…» — Чтобы овладеть Данаей, Европой и Ледой, Зевс превращался соответственно
ЛУКИЛЛИЙ
От Лукиллия, современника Нерона (I в. н. э.), до нас дошло около ста тридцати эпиграмм, в большинстве своем — сатирических. Творчество Лукиллия оказало несомненное влияние на римск
ИМПЕРАТОР ЮЛИАН
Римский император Юлиан (время правления: 361–363 гг. н. э.), прозванный христианами «Отступником», посвятил свои литературные труды идее возрождения старой языческой религии. Кроме
ЮЛИАН ЕГИПЕТСКИЙ
Юлиан был гиппархом (префектом) Египта при императоре Юстиниане (время правления: 527–565 гг. н. э.).
На Демокрита — Демокрит из Абдеры (460–370 гг.
МАКЕДОНИЙ
Наши сведения о Македонии, от которого сохранилось 44 эпиграммы, очень скупы. Известно, что он был современником Агафия и имел звание консула.
«Был нездоров я вчера
ПАВЕЛ СИЛЕНЦИАРИЙ
«Силенциарий» — название должности и значит в переводе «блюститель тишины и спокойствия». В этом чине поэт и служил при дворе императора Юстиниана. Даты рождения и смерти Павла Силе
ЭПИГРАММЫ
На «Илиаду» и «Одиссею» — Лаэртов сын — Одиссей.
На «Александру» («Кассандру») Ликофрона — Кассандра — дочь троянского царя Приама.
XVIII–XIX ВЕКОВ
«Анакреонтикой» называется собрание греческих стихотворений, написанных в подражание Анакреонту разными авторами в разные времена, преимущественно, надо полагать, в поздней античнос
ЛИРИКА РИМА
Римская лирика — это прежде всего пять прославленных поэтов конца Республики и начала Империи: Катулл, Тибулл, Проперций, Гораций, Овидий, а также более скромные имена «малых латинс
ВАЛЕРИЙ КАТУЛЛ
Валерий Катулл (87–57 гг. до н. э.) родом из Вероны. Умер в Риме. Первый латинский лирический поэт. Вместе с Тибуллом и Проперцием составляет триаду поэтов, мастеров любовной лирики
КВИНТ ГОРАЦИЙ ФЛАКК
Квинт Гораций Флакк (65-8 гг. до н. э.) — крупнейший римский поэт-лирик, перенесший на римскую почву размеры древнегреческой (эолийской) лирики. Автор четырех книг од (всего 103 сти
АЛЬБИЙ ТИБУЛЛ
Альбий Тибулл (около 60–19 гг. до н. э.) — римский поэт-элегик, автор двух книг элегий; две другие книги (элегии Лигдама и несколько стихотворений поэтессы Сульпиции) приписываются
СЕКСТ ПРОПЕРЦИЙ
Секст Проперций (около 49–15 гг. до н. э.) — римский поэт-элегик. О его жизни мы знаем немного. Он родился в Умбрии, вероятно, в городе Ассизи, в семье небогатых родителей. В Риме о
ПУБЛИЙ ОВИДИЙ НАЗОН
Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — около 18 г. п. э.) — крупнейший, наряду с Вергилием и Горацием, римский поэт. Овидий родился в городе Сульмоне и принадлежал к древнейшему всад
ЛУЦИЙ АННЕЙ СЕНЕКА
Луций Анней Сенека (Сенека-младший) родился в г. Кордубе в Испании в 4 или 5 году до н. э., умер в 65 году н. э., вскрыв себе вены по приказу Нерона, обвинившего Сенеку в причастнос
МАРК ВАЛЕРИЙ МАРЦИАЛ
Марк Валерий Марциал (около 40 г. — не позднее 104 г.) — крупнейший римский поэт-эпиграммист. Он родился в г. Бильбиле (Испания), долго жил в Риме и вернулся под старость в родные к
КЛАВДИЙ КЛАВДИАН
Клавдий Клавдиан (IV–V вв.) — грек родом из Египта, крупный поэт позднего Рима, автор поэм и многочисленных стихотворений. Сохранившиеся произведения Клавдиана могут быть датированы
ПЕНТАДИЙ
О приходе весны — Стихотворение написано элегическими дистихами, в которых первое полустишие гекзаметра (нечетные строки) повторяется во втором полустишии пентаметр
МОДЕСТИН
Спящий Амур — Названные в стихотворении десять жертв любви, предлагая наказание Амуру, напоминают об их собственной участи: Федра — влюбилась в своего пасынк
НЕИЗВЕСТНЫЕ ПОЭТЫ РАЗНЫХ ЭПОХ
Хвала Солнцу — Поднимаются кони — кони огненосной колесницы Гелиоса. Титан — Солнце. Либер — одно из имен Вакха. Тривия — Геката, богиня
ЭПИГРАФИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Латинские эпиграфические стихвтворения — своеобразный вид латинской поэзии — взяты из одноименной книги Ф. А. Петровского, изданной издательством АН СССР в 1962 году.
Новости и инфо для студентов