Я все еще сижу – с дневником Ксении в руках, потухшей сигаретой в зубах и в тапочках на босу ногу. Шучу, конечно.
А если серьезно, то с «автографом» мадемуазель Королевой к памятнику на Театральной площади поедет один Миша. Я же займусь делом более важным, нежели свидание с невзрачной особой по имени Настя Белова.
Кстати, где мой возница? Его что‑то не слышно на протяжении вот уже нескольких часов. Или я так задумалась, что перестала воспринимать какие бы то ни было «проявления внешнего мира» (или «внешние проявления мира»? Неважно).
Чем пахнет? В моем доме давно «не водились» такие запахи. Мясо. Жареное мясо. Со специями. И что‑то еще, такое же вкусное.
Я распахнула дверь кухни и застыла на пороге: Миша в фартуке (откуда в моей квартире взялся фартук?) колдует над стоящими на плите кастрюльками и сковородками (неужели у меня столько посуды?), в которых что‑то жарится‑парится, шипит, булькает, а главное – пахнет так, что слюнки текут.
Мне такого в жизни не приготовить!
– Миша, в честь какого праздника столь восхитительный ужин?
А может, обед? Я, вообще‑то, обедала сегодня? Кажется, да. Но скромненько, в гордом одиночестве.
Шофер и – как оказалось – по совместительству повар (или шофер по совместительству?) смущенно улыбнулся.
– Вы были заняты; не хотел мешать, простите, продукты без спроса взял.
– Ну что вы!
Милый мой, я без сожаления откажусь от кофе и ресторанов и набью холодильник всем необходимым, если в этом доме каждый день будет так аппетитно шкворчать и булькать в кастрюльках и сковородках что‑нибудь восхитительно‑вкусное.
– Миша, а приготовление пищи – ваше хобби или как?
– Можно сказать, хобби, – усмехнулся возница. – Вижу, продукты у вас есть, а готовить не любите.
– Н‑ну… по настроению. Конечно, предпочитаю пробовать то, что приготовят другие, чем самой возиться.
Пока я, слегка растерянная, одурманенная пряными запахами, полушутливо‑полусерьезно раздумывала, не пригласить ли Мишу к себе поваром, некий вредный дяденька «из радио» сообщил «великой и могучей державе», что начало шестого сигнала соответствует восемнадцати часам московского времени.
– Миша, мы опоздали, – только и смогла я выговорить.
Ехать, разумеется, никуда не хочется. Ни мне, голодной, ни шоферу, тоже, наверное, изрядно проголодавшемуся.
В конце концов, решили так: Миша быстренько отвозит дневник Настеньке (ежели сия «мамзель» еще не ушла, устав меня ждать) и мчится обратно. А я в это время порежу луковку и половину головки чеснока: надо же внести свою лепту в процесс приготовления пищи.
…Неблагодарное занятие. Слезы градом. Что за лук попался! Чеснок клейкий какой‑то, кожица к пальцам липнет. Может, его на терку, так быстрее? Нет, велено было мелко порезать. Тяжелый случай: ослушаться, Танечка, никак не моги, вдруг «пишчу» испортишь. Скорей бы Миша приехал и сам все сделал. Не люблю я, братцы, готовить, ох не люблю. То есть могу, конечно, если очень нужно или – случаются иногда такие «заскоки» – появляется желание кого‑нибудь угостить «собственноручным», домашним, вкусненьким. Но «случаи» эти настолько редки, что их, кажется, можно по пальцам пересчитать.
…«Возница» мой, однако ж, не торопится. Он что, не понимает: приготовление столь восхитительно пахнущей пищи мне доверять нельзя. Чудак‑человек! Я же все испорчу. Ну вот, например, куда бросать лук – в кастрюльку или сковородку? А чеснок? Его ж еще порезать надо, этот чеснок! Половины головки хватит?
Ох, нелегкая это работа –
Из болота тащить бегемота…
Звонок.
Ну наконец‑то! Миша затеял всю эту «свистопляску», вот пусть Миша и мучается. Пусть обливается слезами, пока лук режет; пусть с чесноком делает что хочет: хоть трет, хоть еще что‑нибудь… творит.
А я лучше рядышком посижу. Тихо‑онько, чтобы не мешать.
Миша влетел в квартиру, едва не сбив меня с ног. Ему, видите ли, показалось – мясо горит. Ну уж за мясом‑то я в состоянии последить. Обижаешь, друг.
Дабы не путаться под ногами, я присела на табурет в углу и, как примерная девочка, положила руки на колени, всем своим видом выражая покорность и почтение.
Миша принялся за дело, сообщив между прочим, что «тетрадь передал лично в руки… холодные, кстати: Настя, пока ждала там под Лениным, успела замерзнуть», что «где‑нибудь завтра» мадемуазель Белова мне «перезвонит и расскажет последние новости» (понравилось девушке играть в «шпиёнов»!) и что чеснок я порезала неважно, надо бы мельче. Ну, знаете ли! Возлагать на хрупкие плечи неопытной женщины такую ответственность – это вам не что‑нибудь, это уже кое‑что!
Разумеется, на реплику о чесноке (в руки его больше не возьму!) я голоском пай‑девочки ответила: «Да‑да, конечно, извините, Миша, порежьте, пожалуйста, сами».