…Вот и все.
Так и получается, господа присяжные заседатели, что в основе как самых добрых дел, так и грандиозных преступлений лежит пленительное, колдовское чувство, имя которому – любовь.
Опять меня на философию потянуло.
Однако и домой пора. Моль «вещала» всю ночь. Сколько сейчас – половина шестого? – а мы до сих пор у нее…
Я вытянула ноги, зевнула. Господи, устала‑то как!
Настя смотрит выжидающе. Бедная: на кого она к утру стала похожа! Видели вы когда‑нибудь сильно загоревшего альбиноса? Что‑то наподобие этого представляла собой «домохозяйка и гувернантка» с опухшим от рыданий пунцовым личиком и заплывшими глазками.
Дима внимательно оглядел девушку с ног до головы и жалостливо произнес:
– К нам бы надо – так и не доедет ведь…
– К вам – всегда успеется! – отрезал молчавший до сих пор Миша.
М‑да, на улицу юной леди, пока не обретет прежний – не сказать цветущий, но привычный – вид, лучше не выходить…
– Вот что, Настя, сделаем так: до вечера вы приходите в себя, возвращаете себе нормальный облик, а часиков, скажем, в пять мы заедем за вами. Проводите нас к сестрице.
Мадемуазель Белова покорно кивнула.
– Что с ней будет?..
– Спросите лучше, что будет с вами, милая девочка.
…Таким образом, «неблаговидные поступки», как и «обещали» возлюбленные мои косточки, наконец‑то «разоблачены».