рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Говард Лавкрафт. Хребты безумия

Говард Лавкрафт. Хребты безумия - раздел Литература, Говард Лавкрафт. Хребты Безумия...

Говард Лавкрафт. Хребты безумия

X x x

"Еще немного спустя. Нашел любопытный мыльный камень длиной около шестидюймов и шириной полтора. Очень отличается от местных пород -- зеленоватый;непонятно, к какому периоду его отнести. Удивительно гладкий, правильнойформы. Напоминает пятиконечную звезду с отломанными краями и с насечками вовнутренних углах и в центре. Небольшое плавное углубление посередине.Интересно, каково его происхождение и как он приобрел столь удивительнуюформу? Возможно, действие воды. Кэрролл надеется с помощью линзы уточнитьего геологические особенности. На нем правильные узоры из крошечных точек.Все время, пока мы изучали камень, собаки непрерывно лаяли. Кажется, он имненавистен. Нужно проверить, нет ли у него особого запаха. Следующеесообщение отправлю после прихода Миллза с фонарями, когда мы продвинемся попещере дальше".

X x x

"22.15. Важное открытие. Оррендорф и Уоткинс, работая при свете фонарейпод землей, наткнулись на устрашающего вида экземпляр -- нечтобочкообразное, непонятного происхождения. Может, растительного? Разросшиесяморские водоросли? Ткань сохранилась, очевидно, под действием пропитавших ееминеральных солей. Прочная, как кожа, местами удивительно гибкая. По бокам иконцам -- следы разрывов. Длина находки -- шесть футов, ширина -- три споловиной; можно накинуть на каждый размер, учитывая потери, еще по футу.Похоже на бочонок, а в тех местах, где обычно клепки,-- набухшиевертикальные складки. Боковые обрывы -- видимо, более тонких стеблей --проходят как раз посередине. В бороздах между складками -- любопытныеотростки, что-то вроде гребешков или крыльев; они складываются ираскрываются, как веер. Все отростки в плохом состоянии, сильно попорчены,кроме одного, он равняется почти семи футам. Видом странная особь напоминаетчудовищ из первобытной мифологии, в особенности легендарных Старцев из"Некрономикона". "Крылья этой твари перепончатые, остов их трубчатый. На концах каждойсекции видны крошечные отверстия. Поверхность ссохлась, и потому непонятно,что находится внутри и что оторвалось. Нужно будет, вернувшись на базу, тутже вскрыть этот таинственный организм. Пока не могу решить -- растение этоили животное? Многое, говорит в пользу того, что неизвестный организмотносится к древнейшему времени. В это трудно поверить. Заставил всехобрубать сталактиты и искать другие экземпляры, подобные этому. Нашли ещенесколько костей с глубокими зарубками, но с этим можно подождать. Не знаю,что делать с собаками. Они будто взбесились, остервенело лают на находку инаверняка разорвали бы ее на куски, не удерживай мы их на расстоянии силой".

X x x

"23.30. Всем, всем' -- Дайеру, Пэбоди, Дугласу. Дело, можно сказать,чрезвычайной важности. Пусть "Архкем" тут же свяжется с радиостанциейКингспорта. Отпечатки в архейском сланце принадлежат именно этомубочкообразному "растению". Миллз, Будро и Фаулер нашли и других подобныхособей -- целых тринадцать штук -- в сорока футах от скважины. Они лежаливперемешку с обломками тех гладких, причудливой формы мыльных камней: всекамни -- меньше предыдущих, тоже звездчатые, но без отбитых концов, разветолько покрошились немного". "Из этих органических особей восемь сохранились превосходно, целы всеотростки. Все экземпляры извлекли из пещеры, предварительно отведя подальшесобак. Те их просто не выносят, так и заливаются истошным лаем. Прослушайтевнимательно точное описание нашей находки и для верности повторите. Вгазетах оно должно появиться предельно точным. Длина каждого экземпляра -- восемь футов. Само бочкообразное,пяти-складочное тело равняется шести футам в длину и трем с половиной -- вширину. Ширина указывается в центральной части, диаметр же оснований -- одинфут. Все особи темно-серого цвета, хорошо гнутся и необычайно прочные.Семифутовые перепончатые "крылья" того же цвета, найденные сложенными, идутиз борозд между складками. Они более светлого цвета, остов трубчатый, наконцах имеются небольшие отверстия. В раскрытом состоянии -- по краямзубчатые. В центре тела, на каждой из пяти вертикальных, похожих на клепки,складок -- светло-серые гибкие лапы-щупальца. Обвернутые в настоящий моментвокруг тела, они способны в деятельном состоянии дотягиваться до предметовна расстоянии трех футов -- как примитивная морская лилия с ветвящимисялучами. Отдельные щупальца у основания -- трех дюймов в диаметре, черезшесть дюймов они членятся на пять щупалец, каждое из которых еще черезвосемь дюймов разветвляется на столько же тонких, сужающихся к концущупалец- усиков -- так что на каждой " грозди" их оказывается по двадцатьпять. Венчает торс светло-серая, раздутая, как от жабр, "шея ", на которойсидит желтая пятиконечная, похожая на морскую звезду "головка", поросшаяжесткими разноцветными волосиками длиной в три дюйма.. Гибкие желтоватые трубочки длиной три дюйма свисают с каждого из пятиконцов массивной (около двух футов в окружности) головки. В самом центре ее-- узкая щель, возможно, начальная часть дыхательных путей. На конце каждойтрубочки сферическое утолщение, затянутое желтой пленкой, под которойскрывается стекловидный шарик с радужной оболочкой красного цвета --очевидно, глаз. Из внутренних углов головки тянутся еще пять красноватых трубочек,несколько длиннее первых, они заканчиваются своего рода мешочками, которыепри нажиме раскрываются, и по краям круглых отверстий, диаметром два дюйма,хорошо видны острые выступы белого цвета, наподобие зубов. По-видимому, эторот. Все эти трубочки, волосики и пять концов головки аккуратно сложены иприжаты к раздутой шее и торсу. Гибкость тканей при такой прочности --удивительная. В нижней части туловища находится грубая копия головки, но с другимифункциями. На светло-серой раздутой лжешее отсутствует подобие жабр, онасразу переходит в зеленоватое пятиконечное утолщение, тоже напоминающееморскую звезду. Внизу также находятся прочные мускулистые щупальца длиной около четырехфутов. У самого туловища ширина их в диаметре составляет семь дюймов, но кконцу они утончаются, достигая не более двух с половиной дюймов, и переходятв зеленоватую треугольную перепончатую "лапку" с пятью фалангами. Длина ее-- восемь дюймов, ширина у "запястья" -- шесть. Эта лапа, плавник или нога,словом, то, что оставило свой след на камне от тысячи до пятидесяти --шестидесяти миллионов лет назад. Из внутренних углов пятиконечного нижнего утолщения также тянутсядвухфутовые красноватые трубочки, ширина которых колеблется от трех дюймов уоснования до одного -- на конце. Заканчиваются они отверстиями. Трубочкинеобычайно плотные и прочные и при этом удивительно гибкие. Четырехфутовые щупальца с лапками, несомненно, служили для передвижения-- по суше или в воде. Похоже, очень мускулистые. В настоящее время все этиотростки плотно обвиты вокруг лжешеи и низа туловища -- точно так же, как ив верхней части. Не совсем уверен, к растительному или животному миру отнести этосущество, но скорее все же к животному. Может быть, это невероятнопродвинутая на пути эволюции морская звезда, не утратившая, однако, инекоторых признаков примитивного организма. Свойства семейства иглокожихналицо, хотя кое-что явно не согласуется. При том что морское происхождение в высшей степени вероятно,озадачивает наличие " крыла" (хотя оно могло помогать при передвижении вводе), а также симметричное расположение отдельных частей, болеесвойственное растениям с их вертикальной постановкой, в отличие отгоризонтальной -- у животных. Эта тварь находится у истоков эволюции,предшествуя даже простейшим архейским одноклеточным организмам; это сбиваетс толку, когда задумываешься о происхождении таинственной находки. Неповрежденные особи так напоминают некоторых существ из древнеймифологии, что нельзя не предположить, что когда-то они обитали внеАнтарктики. Дайер и Пэбоди читали "Некрономикон", видели жуткие рисункивдохновленного им Кларка Эштона Смита и потому понимают меня, когда я говорюо Старцах -- тех, которые якобы породили жизнь на Земле не то шутки ради, нето по ошибке. Ученые всегда считали, что прообраз этих Старцев -- древняятропическая морская звезда, фантастически преображенная болезненнымсознанием. Вроде чудовищ из доисторического фольклора, о которых писалУилмарт. Вспоминается культ Ктулху... Материал для изучения огромный. Судя по всему, геологические пластыотносятся к позднему мелу или к раннему эоцену. Над ними нависают массивныесталагмиты. Отколоть их стоит большого труда, но именно такая высокаяпрочность препятствовала разрушению. Удивительно, как хорошо все здесьсохранилось -- очевидно, благодаря близости известняка. Других интересныхнаходок пока нет -- возобновим поиски позже. Главное теперь -- переправитьчетырнадцать крупных экземпляров на базу и уберечь их от собак, которые ужехрипят от лая. Держать животных вблизи находок нельзя ни в коем случае. Оставив трех человек стеречь собак, мы вдевятером без труда перевеземдрагоценные экземпляры на трех санях, хотя ветер сильный. Нужно сразу женаладить воздушное сообщение с базой у залива и заняться транспортировкойнаходок на корабль. Перед сном препарирую одну из особей. Жаль, нет здесьнастоящей лаборатории. Дайеру, должно быть, стыдно, что он возражал противэкспедиции на запад. Сначала открыли высочайшие в мире горы, а теперь вот иэто. Думаю, наши находки сделали бы честь любой экспедиции. Если это не так,значит, я ничего не смыслю. Сделан большой вклад в науку. Спасибо Пэбоди заего устройство, оно нам очень помогло при бурении, иначе мы не проникли бы впещеру. А теперь вы, на "Аркхеме", повторите дословно описание найденныхособей". Трудно передать наши с Пэбоди чувства после получения этой радиограммы.Ликовали и все наши спутники. Мактай торопливо переводил на английскийзвуки, монотонно доносившиеся из принимающего устройства. Как только радистЛейка закончил диктовку, Мактай аккуратно переписал все донесение. Все мыпонимали, что это открытие знаменует переворот в науке, и я сразу же послетого, как радист с "Аркхема" повторил описание находок, поздравил Лейка. Кэтим поздравлениям присоединились Шерман, глава базы в заливе Мак-Мердо, икапитан Дуглас от имени команды "Аркхема". Позже я как научный руководительэкспедиции сказал несколько слов, комментируя это открытие. Радист "Аркхема"должен был донести мои слова до мировой общественности. О сне, естественно,никто и подумать не мог. Все находились в состоянии крайнего возбуждения, амоим единственным желанием было как можно скорее оказаться в лагере Лейка.Меня очень расстроило его известие, что ветер в горах усиливается, делаявоздушное сообщение на какое-то время невозможным. Но через полтора часа мое разочарование вновь сменилось жгучиминтересом. Лейк в новых донесениях рассказывал, как все четырнадцатьэкземпляров благополучно доставили в лагерь. Путешествие оказалось нелегким-- находки оказались на удивление тяжелы: девять человек едва справились сэтим грузом. Для собак пришлось городить на безопасном от базы расстоянииукрытие из снега. Предполагалось, что там их будут держать и кормить. Всенайденные экземпляры разложили на плотном снегу рядом с палатками, крометого, который Лейк отобрал для предварительного вскрытия. Препарирование оказалось делом не столь легким, как могло на первыйвзгляд показаться. Несмотря на жар, шедший от газолиновой горелки в наскорооборудованной под лабораторию палатке, обманчиво гибкая ткань выбранной,хорошо сохранившейся и мускулистой особи нисколько не утратила своейудивительной плотности. Лейк ломал голову, как сделать необходимые надрезы иодновременно не нарушить внутренней целостности организма. Конечно, онрасполагал еще семью абсолютно неповрежденными особями, но ему не хотелоськромсать их без крайней надобности, не зная, обнаружатся ли в пещере другие.В конце концов Лейк решил не вскрывать этот экземпляр, а, убрав его, занялсятем, у которого хоть и сохранились звездчатые утолщения на концах, былиповреждения и разрывы вдоль одной из складок туловища. Результаты, о которых тут же сообщили по радио, поражали инастораживали. Говорить об особой тщательности и аккуратности вскрытия неприходилось -- инструменты с трудом резали необычную ткань, но даже тонемногое, чего удалось достичь, приводило в недоумение и внушалоблагоговейный страх. Вся биология подлежала теперь пересмотру: эта ткань неимела клеточного строения. Однако организм принадлежал явно к органическомумиру, и, несмотря на солидный возраст -- около сорока миллионов лет,-- еговнутренние органы сохранились в идеальном виде. Одним из свойств этойнеизвестной формы жизни была неразрушаемая временем, необычайно плотнаякожа, созданная природой в процессе эволюции беспозвоночных на некоемневедомом нам этапе. Когда Лейк приступил к вскрытию, влага в организмеотсутствовала, но постепенно, под влиянием тепла, у неповрежденной сторонытела собралось немного жидкости с резким, отталкивающим запахом. Густуютемно-зеленую жижу трудно было назвать кровью, хотя она, очевидно, выполнялаее функции. К тому времени все тридцать семь собак уже находились в загоне-- не обустроенном, однако, до конца,-- но даже оттуда доносился их свирепыйлай. С распространением едкого запаха он еще более усилился. Словом, предварительное вскрытие не только не внесло ясности, но,напротив, напустило еще больше туману. Предположения о назначении внешнихорганов неизвестной особи оказались правильными, и, видимо, были всеоснования считать ее принадлежащей к животному миру, однако обследованиевнутренних органов дало много свидетельств близости к растениям, и Лейкокончательно растерялся. Таинственный организм имел системы пищеварения икровообращения, а также выбрасывал продукты отходов через красноватые трубкиу звездчатого основания. На первый взгляд, органы дыхания потребляликислород, а не углекислый газ; внутри обнаружились также специальные камеры,где задерживался воздух; вскоре стало понятно, что кислородный обменосуществляли еще и жабры, а также поры кожи. Следовательно, Лейк имел дело самфибией, которая могла прожить долгое время без поступления кислорода.Голосовые связки находились, видимо, в непосредственной связи с системойдыхания, но имели такие отклонения от нормы, что делать окончательные выводыне стоило. Отчетливая, артикулированная речь вряд ли была возможна, ноиздавать трубные звуки разной высоты эта тварь вполне могла. Мускулатурабыла развита даже чрезмерно. Но особенно обескуражила Лейка невероятно сложная и высокоразвитаянервная система. Будучи в некоторых отношениях чрезвычайно примитивной иархаичной, эта тварь имела систему ганглиев и нервных волокон, свойственныхвысокоразвитому организму. Состоящий из пяти главных отделов мозг былудивительно развит, наличествовали и признаки органов чувств. К нимотносились и жесткие волосики на головке, хотя полностью уяснить их функциюне удавалось -- ничего похожего 'у других земных существ не имелось.Возможно, у твари было больше, чем пять чувств: Лейк с трудом представлялсебе поведение и образ жизни, исходя из известных стереотипов. Он полагал,что встретился с высокочувствительным организмом, выполнявшим в первобытноммире специализированные функции, вроде наших муравьев и пчел. Размножаласьтварь как бессемянные растения -- ближе всего к папоротникообразным: накончиках крыльев у нее образовывались споры -- происхождение ее явнопрослеживалось от талломных растений и проталлиев. Причислить ее куда-либо было невозможно. Хотя внешне тварь выгляделакак морская звезда, но являлась несравненно более высоким организмом.Обладая признаками растения, она на три четверти принадлежала к животномумиру. О ее морском происхождении говорили симметричные очертания и прочиепризнаки, однако далее она развивалась в других направлениях. В конце концову нее выросли крылья, значит, не исключено, что эволюция оторвала ее отземли. Когда успела она проделать весь этот сложный путь развития и оставитьсвои следы на архейских камнях, если Земля в те далекие годы была совсеммолодой планетой? Это: невозможно уразуметь. Замечтавшийся Лейк припомнилдревние мифы о Старцах, прилетевших с далекой звезды и шутки ради, а о и поошибке, сотворивших здесь жизнь, припомнил он и фантастические рассказыдруга-фольклориста из Мискатоникского университета о живущих в горах тваряхродом из космоса. Лейк, конечно, подумывал и о том, не могло ли на докембрийском камнеоставить следы существо более примитивное, чем лежащая перед ним особь, нобыстро отказался от такого легкого объяснения. Те следы говорили скорее оболее высокой организации. Размеры лженоги у позднейшей особи уменьшились,да и вообще форма и строение как-то огрубились и упростились. Более того,нервные волокна и органы вскрываемого существа указывали на то, что имеламесто регрессия. Преобладали, к удивлению Лейка, атрофированные ирудиментарные органы. Во всяком случае, для окончательных выводовнедоставало информации, и тогда Лейк вновь обратился к мифологии, назвав вшутку найденных тварей Старцами. В половине третьего ночи, решив на время прекратить работу и немногоотдохнуть, Лейк, накрыв рассеченную особь брезентом, вышел из палатки и сновым интересом стал изучать неповрежденные экземпляры. Под лучаминезаходящего антарктического солнца они несколько обмякли, углы головок идве или три трубочки немного распрямились, но Лейк не увидел в этом никакойопасности, полагая, что процесс распада не может идти быстро при минусовойтемпературе. Однако он сдвинул цельные экземпляры ближе друг к другу инабросил на них свободную палатку, чтобы предохранить трофеи от прямыхсолнечных лучей. Это к тому же умеряло неприятный едкий запах, которыйнеобычайно возбуждал собак. Они чуяли его даже на значительном расстоянии:за ледяными стенами, которые росли все выше и выше,-- над воздвижением этогоснежного убежища теперь трудилось вдвое больше человек. Со стороны могучихгор подул сильный ветер, там, видимо, зарождалась буря, и Лейк для верностипридавил углы палатки тяжелыми льдинами. Зная, насколько свирепыми бываютвнезапные антарктические ураганы, все под руководством Этвуда продолжилиначатую ранее работу по укреплению снегом палаток, загона для собак исооруженных на скорую руку укрытий для самолетов. Лейка особенно тревожилинедостаточно высокие снежные стены этих укрытий, возводившихся в свободнуюминуту, от случая к случаю, и он наконец бросил всю рабочую силу на решениеэтой важнейшей задачи. После четырех часов Лейк дал радиоотбой, посоветовав нам отправлятьсяспать; его группа, хорошо поработав, тоже немного отдохнет. Он перемолвилсянесколькими теплыми словами с Пэбоди, еще раз поблагодарив того заудивительное изобретение, без которого им вряд ли удалось бы совершитьоткрытие. Этвуд тоже дружески попрощался с нами. Я еще раз поздравил Лейка,признав, что он был прав, стремясь на запад. Мы договорились о новой встречев эфире в десять утра. Если ветер утихнет, Лейк пошлет за нами самолет.Перед сном я отправил последнюю сводку на "Аркхем", попросив с большойосторожностью передавать эфир информацию о сенсациях дня. Слишком всеневероятно! Нам могли не поверить, нужны доказательства. III В ту ночь никто из нас не мог заснуть крепким сном, все мы поминутнопросыпались. Возбуждение было слишком велико, а тут еще ветер бушевал снеимоверной силой. Его свирепые порывы заставляли нас задумываться, каковоже там, на базе Лейка, у подножья бесконечных неведомых хребтов, в самойколыбели жестокого урагана. В десять часов Мактай был уже на ногах ипопытался связаться по рации с Лейком, но помешали атмосферные условия.Однако нам удалось поговорить с "Аркхемом", и Дуглас сказал мне, что такжене смог вызвать Лейка на связь. Об урагане он узнал от меня -- в районезалива Мак-Мердо было тихо, хотя в это верилось с трудом. Весь день мы провели у приемника, прислушиваясь к малейшему шуму ипотрескиванию в эфире, и время от времени тщетно пытались связаться с базой.Около полудня с запада налетел шквал, порывы безумной силы испугали нас --не снесло бы лагерь. Постепенно ветер утих, лишь около двух часоввозобновился на непродолжительное время. После трех он окончательноугомонился, и мы с удвоенной энергией стали искать Лейка в эфире. Зная, чтоу него в распоряжении четыре радиофицированных самолета, мы не допускалимысли, что все великолепные передатчики могут разом выйти из строя. Однаконам никто не отвечал, и, понимая, какой бешеной силы мог там достигатьшквалистый ветер, мы строили самые ужасные догадки. К шести часам вечера страх наш достиг апогея, и, посовещавшись по радиос Дугласом и Торфинсеном, я решил действовать. Пятый самолет, оставленныйнами в заливе Мак-Мердо на попечение Шермана и двух матросов, находился вполной готовности, оснащенный для таких вот крайних ситуаций. По всему быловидно, что момент наступил. Вызвав по радио Шермана, я приказал ему срочновылететь ко мне, взяв обоих матросов: условия для полета стали к этомувремени вполне благоприятными. Мы обговорили состав поисковой группы ирешили в конце концов отправиться все вместе, захватив также сани и собак.Огромный самолет, сконструированный по нашему специальному заказу дляперевозки тяжелого машинного оборудования, позволял это сделать. Готовясь кполету, я не прекращал попыток связаться с Лейком, но безуспешно. Шерман вместе с матросами Гунарсонном и Ларсеном взлетели в половиневосьмого и несколько раз за время полета информировали нас, как обстоятдела. Все шло хорошо. Они достигли нашей базы в полночь, и мы тут жеприступили к совещанию, решая, как действовать дальше. Было довольнорискованно лететь всем в одном самолете над ледяным материком, не имеяпромежуточных баз, но никто не спасовал. Это был единственный выход.Загрузив часть необходимого в самолет, мы около двух часов ночи леглиотдохнуть, но уже спустя четыре часа снова были на ногах, заканчиваяпаковать и укладывать вещи. И вот 5 января в 7 часов 15 минут утра начался наш полет на север всамолете, который вел пилот Мактай. Кроме него в самолете находились ещедесять человек, семь собак, сани, горючее, запас продовольствия, а такжепрочие необходимые вещи, в том числе и рация. Погода стояла безветренная,небо чистое, температура для этих мест не слишком низкая, так что особыхтрудностей не предвиделось. Мы были уверены, что с помощью указанных Лейкомкоординат легко отыщем лагерь. Но дурные предчувствия нас не покидали: чтообнаружим мы у цели? Ведь радио по-прежнему молчало, никто не отвечал нанаши постоянные вызовы, Каждый момент этого четырехчасового полета навсегда врезался в моюпамять: он изменил всю мою жизнь. Именно тогда, в 54-летнем возрасте, янавсегда утратил мир и покой, присущий человеку с нормальным рассудком иживущему в согласии с природой и ее законами. С этого времени мы -- вседесятеро, но особенно мы с Денфортом -- неотрывно следили за фантомами,таящимися в глубинах этого чудовищного искаженного мира, и ничто не заставитнас позабыть его. Мы не стали бы рассказывать, будь это возможно, о нашихпереживаниях всему человечеству. Газеты напечатали бюллетени, посланные намис борта самолета, в которых сообщалось о нашем беспосадочном перелете; овстрече в верхних слоях атмосферы с предательскими порывами ветра; обувиденной с высоты шахте, которую Лейк пробурил три дня назад на полпути кгорам, а также о загадочных снежных цилиндрах, замеченных ранее Амундсеном иБэрдом,-- ветер гнал их по бескрайней ледяной равнине. Затем наступилмомент, когда мы не могли адекватно передавать охватившие нас чувства, апотом пришел и такой, когда мы стали строго контролировать свои слова, введясвоего рода цензуру. Первым завидел впереди зубчатую линию таинственных кратеров и вершинматрос Ларсен. Он так завопил, что все бросились к иллюминаторам. Несмотряна значительную скорость самолета, горы, казалось, совсем не приближались;это говорило о том, что они бесконечно далеки и видны только из-за своейневероятной, непостижимой высоты. И, все же постепенно они мрачно вырасталиперед нами, застилая западную часть неба, и мы уже могли рассмотреть голые,лишенные растительности и незащищенные от ветра темные вершины. Наспронизывало непередаваемое ощущение чуда, переживаемое при виде этих залитыхрозоватым антарктическим светом громад на фоне облаков ледяной пыли,переливающейся всеми цветами радуги. Эта картина рождала чувство близости к некоей глубочайшей тайне,которая могла вдруг раскрыться перед нами. За безжизненными жуткимихребтами, казалось, таились пугающие пучины подсознательного, некие бездны,где смешались время, пространство и другие, неведомые человечествуизмерения. Эти горы представлялись мне вместилищем зла -- хребтами безумия,.дальние склоны которых обрывались, уходя в пропасть, за которой ничего небыло. Полупрозрачная дымка облаков, окутывающая вершины, как бы намекала наначинающиеся за ними бескрайние просторы, на затаенный и непостижимый мирвечной Смерти -- далекий, пустынный и скорбный. Юный Денфорт обратил наше внимание на любопытную закономерность вочертаниях горных вершин -- казалось, к ним прилепились какие-то кубики; обэтом упоминал и Лейк в своих донесениях, удачно сравнивая' их с призрачнымируинами первобытных храмов в горах Азии, которые так таинственно и странносмотрятся на полотнах Рериха. Действительно, в нездешнем виде этогоконтинента с его загадочными горами было нечто рериховское. Впервые япочувствовал это в октябре, завидев издали Землю Виктории, теперь прежнеечувство ожило с новой силой. В сознании всплывали древние мифические образы,беспокоящие и будоражащие. Как напоминало это мертвое пространство зловещееплато Ленг, упоминаемое в старинных рукописях! Ученые посчитали, что ононаходилось в Центральной Азии, но родовая память человечества или егопредшественников уходит в глубины веков, и многие легенды, несомненно,зарождались в землях, горах и мрачных храмах, существовавших в те времена,когда не было еще самой Азии да и самого человека, каким мы его себе сейчаспредставляем. Некоторые особенно дерзкие мистики намекали, что дошедшие донас отрывки Пнакотических рукописей созданы до плейстоцена, и предполагали,что последователи Цатогуа не являлись людьми так же, как и сам Цатогуа. Ногде бы и в какое время ни существовал Ленг, это было не то место, куда бы яхотел попасть, не радовала меня и мысль о близости к земле, породившейстранных, принадлежавших непонятно к какому миру чудовищ -- тех, о которыхупоминал Лейк. Как сожалел я в эти минуты, что некогда взял в рукиотвратительный "Некрономикон" и подолгу беседовал в университете сфольклористом Уилмартом, большим эрудитом, но крайне неприятным человеком. Это настроение не могло не усилить мое и без того неприязненноеотношение к причудливым миражам, рожденным на наших глазах изменчивой игройсвета, в то время как мы приближались к хребтам и уже различали холмистуюместность предгорий. За прошедшие недели я видел не одну дюжину полярныхмиражей, и некоторые не уступали нынешнему в жутком ирреальномправдоподобии. Но в этом, последнем, было что-то новое, какая-то потаеннаяугроза, и я содрогался при виде поднимающегося навстречу бесконечноголабиринта из фантастических стен, башен и минаретов; сотканных из снежнойпыли. Казалось, перед нами раскинулся гигантский город, построенный позаконам неведомой человечеству архитектуры, где пропорции темных как ночьконструкций говорили о чудовищном надругательстве над основами геометрии.Усеченные конусы с зазубренными краями увенчивались цилиндрическимиколоннами, кое-где вздутыми и прикрытыми тончайшими зубчатыми дисками; сними соседствовали странные плоские фигуры, как бы составленные из множествапрямоугольных плит, или из круглых пластин, или пятиконечных звезд,перекрывавших друг друга. Там были также составные конусы и пирамиды,некоторые переходили в цилиндры, кубы или усеченные конусы и пирамиды, аиногда даже в остроконечные шпили, сбитые в отдельные группки -- по пять вкаждой. Все эти отдельные композиции, как бы порожденные бредом, соединялисьвоедино на головокружительной высоте трубчатыми мостиками. Зрелище подавлялои ужасало своими гигантскими размерами. Миражи такого типа не являлисьчем-то совершенно новым: нечто подобное в 1820 году наблюдал и даже делалзарисовки полярный китобой Скорсби, но время и место усугубляли впечатление:глядя на неведомые горы, возвышавшиеся темной стеной впереди, мы незабывали, какие странные открытия совершили здесь наши друзья, а также неисключали, что с ними, то есть с большей частью нашей экспедиции, моглоприключиться несчастье. Естественно, что в мираже нам чудились потаенныеугроза и беспредельное зло. Когда мираж начал расплываться, я не мог не почувствовать облегчения,хотя в процессе исчезновения все эти зловещие башенки и конусы принимали накакое-то время еще более отвратительные, неприемлемые для человека формы.Когда мираж растаял, превратившись в легкую дымку, мы снова обратили свойвзор к земле и поняли, что наш полет близится к концу. Горы взмывали ввысьна головокружительную высоту, словно крепость неких гигантов, а ихудивительная геометрическая правильность улавливалась теперь с поразительнойчеткостью простым, не вооруженным биноклем глазом. Мы летели над самымпредгорьем и различали среди льда, снежных наносов и открытой земли дватемных пятна -- по-видимому, лагерь Лейка и место бурения. Еще один подъемначинался примерно через пять-шесть миль, образуя нижнюю гряду холмов,оттеняющих грозный вид пиков, превосходящих самые высокие вершины Гималаев.Наконец Роупс, студент, сменивший Мактая у штурвала самолета, началснижение, направляя машину к левому большому "пятну", где, как мы считали,располагалась база. Мактай же тем временем послал в эфир последнее, еще неподвергшееся нашей цензуре, послание миру. Не сомневаюсь, что все читали краткие, скупые бюллетени о ходе нашихпоисковых работ. Через несколько часов после посадки мы в осторожныхвыражениях сообщили о гибели всей группы Лейка от пронесшегося здесь прошлымднем или ночью урагана. Были найдены трупы десяти человек, не могли отыскатьлишь тело молодого Гедни. Нам простили отсутствие подробностей, объяснив егошоком от трагедии, и поверили, что все одиннадцать трупов невозможноперевезти на корабль из-за множества увечий, причиненных ураганным ветром. Ягоржусь тем, что даже в самые страшные минуты, обескураженные и потрясенные,с перехваченным от жуткого зрелища дыханием, мы все же нашли в себе силы несказать всей правды. Мы недоговаривали самого главного, я и теперь не сталбы ворошить прошлое, если бы не возникла необходимость предупредитьсмельчаков о предстоящих им кошмарных встречах, Ураган действительно произвел бесчисленные разрушения. Трудно сказать,удалось бы людям выжить, не будь еще одного вмешательства в их судьбы. Врядли. На нашу экспедицию еще не обрушивался такой жестокий ураган, который быв ярости швырял и крошил ледяные глыбы. Один ангар -- все здесь не очень-топодготовили к подобным стихийным бедствиям -- был просто стерт в порошок, абуровая вышка разнесена вдребезги. Открытые металлические части самолетов ибуровой техники ледяной вихрь отполировал до ослепительного блеска, а двенебольшие палатки, несмотря на высокие снежные укрепления, валялись,распластанные на снегу. С деревянного покрытия буровой установки полностьюсошла вся краска, от ледяной крошки оно было сплошь выщерблено. К тому жеветер замел все следы. Мы также не нашли ни одного цельного экземплярадревнего организма -- с собой увезти нам было нечего. В беспорядочной кучеразных обломков нашлось несколько любопытных камней, среди них диковинныепятиконечные кусочки зеленого мыльного камня с еле заметными точечнымиузорами, ставшими предметом споров и разных толкований, а также некотороеколичество органических остатков, в том числе и кости со страннымиповреждениями. Ни одна собака не выжила; почти полностью разрушилось и спешновозведенное для них снежное убежище. Это можно было приписать действиюурагана, хотя с подветренной стороны укрытия остались следы разлома,--возможно, обезумевшие от страха животные вырвались наружу сами. Все троесаней исчезли; мы объяснили пропажу тем, что бешеный вихрь унес их внеизвестном направлении. Буровая машина и устройство по растапливанию льдасовсем вышли из строя, о починке не могло быть и речи, мы просто спихнули ихв яму -- "ворота в прошлое", как называл ее Лейк. Оставили мы в лагере и двасамолета, больше других пострадавшие при урагане, тем более что теперь у насбыло только четыре пилота -- Шерман, Денфорт, Мактай и Роупс, причем передотлетом Денфорт пребывал в состоянии такого тяжелого нервного расстройства,что допускать его к пилотированию ни в коем случае не следовало. Все, что мысмогли отыскать -- книги, приборы и прочее снаряжение,-- тоже загрузили всамолет. Запасные палатки и меховые вещи либо пропали, либо находились внегодном состоянии. Около четырех часов дня, совершив облет местности на небольшой высоте внадежде отыскать Гедни и убедившись, что он бесследно исчез, мы послали на"Аркхем" осторожное, обдуманное сообщение. Полагаю, благодаря нашимстараниям оно получилось спокойным и достаточно обтекаемым, поскольку всесошло как нельзя лучше. Подробнее всего мы рассказали о волнениях нашихсобак при приближении к загадочным находкам, что и следовало ожидать последонесений бедняги Лейка. Однако, помнится, не упомянули, что они приходили втакое же возбуждение, обнюхивая странные зеленоватые камни и некоторыедругие предметы среди всеобщего развала в лагере и на месте бурения:приборы, самолеты, машины были разворочены, отдельные детали сорваныяростным ветром -- казалось, и ему не чуждо было любопытство. О четырнадцати неведомых тварях мы высказались очень туманно. И этопростительно. Сообщили, что на месте оказались только поврежденныеэкземпляры, но и их хватило, чтобы признать описание бедняги Лейка абсолютноточным. Было нелегко скрывать. Наши истинные эмоции поэтому поводу, а такжене называть точных цифр и не упоминать, где мы обнаружили вышеназванныеэкземпляры. Между собой мы уже договорились ни словом не намекать наохватившее, по-видимому, группу Лейка безумие. А чем еще, как не безумием,можно было объяснить захоронение шести поврежденных тварей -- в стоячемположении, в снегу, под пятиугольными ледяными плитами с нанесенными на нихточечными узорами, точь-в-точь повторяющими узоры на удивительныхзеленоватых мыльных камнях, извлеченных из мезозойских или третичныхпластов. А восемь цельных экземпляров, о которых упоминал Лейк, сгинулибесследно. Мы с Денфортом постарались также не будоражить общественное мнение,сказав лишь несколько общих слов о жутком полете над горами, котороепредприняли на следующее утро. С самого начала было ясно, что одолеть этивысоченные горы сможет только почти пустой самолет, поэтому на разведкуполетели лишь мы двое, что спасло других от немыслимых испытаний. Когда мы вчас ночи вернулись на базу, Денфорт был на грани истерики, но кое-как держалсебя в руках. Я легко убедил его никому не показывать наши записи и рисунки,а также прочие вещи, которые мы попрятали в карманы, и повторять всем толькото, что мы: решили сделать достоянием общественности. И еще -- подальшеупрятать пленки и проявить их позже, в полном уединении. Так что мой рассказявится неожиданностью не только для мировой общественности, но и для бывшихтогда вместе с нами участников экспедиции -- Пэбоди, Мактая, Роупса, Шерманаи других. Денфорт оказался еще большим молчуном, чем я: он видел или думает,что видел, нечто такое, о чем не говорит даже мне. Как известно, в своем отчете мы упоминали о трудном взлете; затемподтвердили предположение Лейка, что высочайшие вершины состоят из сланцевых и прочих древнихпород и окончательно сформировались к середине команчского периода; еще разупомянули о прилепившихся к склонам кубических фигурах необычно правильнойформы, напоминающих крепостные стены; сообщили, что, судя по виду расщелин,здесь имеются и вкрапления известняка; предположили, что некоторые склоны иперешейки вполне преодолимы для альпинистов, если штурмовать их в подходящийсезон, и наконец объявили, что по другую сторону загадочных гор раскинулосьпоистине безграничное плато столь же древнего происхождения, как и самигоры,-- высотой около двадцати тысяч футов над уровнем моря, с поверхностью,изрезанной скальными образованиями, проступающими под ледяной коркой,-- оноплавно повышается, подходя к вертикально взмывающей, высочайшей в мирегорной цепи. Эта информация в точности соответствовала действительности и вполнеудовлетворила всех на базе. Наше шестнадцатичасовое отсутствие -- гораздобольшее, чем того требовали полет, посадка, беглая разведка и сборгеологических образцов,-- мы объяснили изрядно потрепавшим нас встречнымветром, честно признавшись, что совершили вынужденную посадку на дальнемплато. К счастью, рассказ наш выглядел вполне правдиво и достаточнопрозаично: никому не пришло в голову последовать нашему примеру и совершитьеще один разведывательный полет. Впрочем, всякий, кто надумал бы полететь,встретился бы с решительным сопротивлением с моей стороны, не говоря уж оДенфорте. Пока мы отсутствовали, Пэбоди, Шерман, Роупс, Мактай и Уильямсонработали как каторжные, восстанавливая два лучших самолета Лейка, системауправления которых была повреждена каким-то непостижимым образом. Мы решили загрузить самолеты уже на следующее утро и немедленновылететь на нашу прежнюю базу. Конечно, это был основательный крюк на пути кзаливу Мак-Мердо, но прямой перелет через неведомые просторы мертвогоконтинента мог быть чреват новыми неожиданностями. Продолжение исследованийне представлялось возможным из-за трагической гибели наших товарищей иполомки буровой установки. Испытанный ужас и неразрешимые сомнения, которымимы не делились с внешним миром, заставили нас покинуть этот унылый край,где, казалось, навеки воцарилось безумие. Как известно, наше возвращение на родину прошло благополучно. Уже квечеру следующего дня, а именно 27 января, мы, совершив быстрыйбеспосадочный перелет, оказались на базе, а 28-го переправились в лагерь узалива Мак-Мердо, сделав только одну кратковременную остановку из-забешеного ветра, несколько сбившего нас с курса. А' еще через пять дней"Аркхем" и "Мискатоник" с людьми и оборудованием на борту, разламываяледяную корку, вышли в море Росса, оставив с западной стороны Землю Викториии насмешливо ощерившиеся нам вослед громады гор на фоне темного грозовогонеба. Порывы и стоны ветра преображались в горах в странные трубные звуки,от которых у меня замирало сердце. Не прошло и двух недель, как мыокончательно вышли из полярных вод, вырвавшись наконец из плена этогопроклятого наводненного призраками царства, где жизнь и смерть, пространствои время вступили в дьявольский противоестественный союз задолго до того, какматерия запульсировала и забилась на еще неостывшей земной коре Вернувшись, мы сделали все, дабы предотвратить дальнейшее изучениеантарктического континента, дружно держа язык за зубами относительнопобуждающих нас к тому причин и никого не посвящая в наши мучительныесомнения и догадки. Даже молодой Денфорт, перенесший тяжелый нервный срыв,молчал, ни слова не сказав своему лечащему врачу, а ведь, как я уже говорил,было нечто такое, что, по его разумению, только он один и видел. Со мнойДенфорт тоже как воды в рот набрал, хотя тут уж, полагаю, откровенностьпошла бы ему на пользу. Его признание могло бы многое объяснить, если,конечно, все это не было лишь галлюцинацией, последствием перенесенногошока. К такому выводу я пришел, слыша от него в редкие моменты, когда онтерял над собой контроль, отдельные бессвязные вещи, которые он, обретаявновь равновесие, горячо отрицал. Нам стоило большого труда сдерживать энтузиазм смельчаков, стремившихсяувидеть воочию громадный белый континент, тем более что некоторые нашиусилия, напротив, сыграли роль рекламы и принесли обратный результат. Мызабыли, что человеческое любопытство неистребимо: опубликованные отчеты онашей экспедиции побуждали и других к поискам неведомого. Натуралисты ипалеонтологи живо заинтересовались сообщениями Лейка об обнаруженных имдревних существах, хотя мы проявили мудрость и нигде не демонстрировали нипривезенные с собой части захороненных особей, ни их фотографии. Утаилитакже и кости с наиболее впечатляющими глубокими рубцами, и зеленоватыемыльные камни, а мы с Денфортом скрывали от посторонних глаз фотографии изарисовки, сделанные нами по другую сторону хребтов; оставаясь одни, мыразглаживали смятые бумаги, в страхе их рассматривали и вновь пряталиподальше. И вот теперь полным ходом идет подготовка к экспедицииСтаркуэтера-Мура, и она, несомненно, будет гораздо оснащенней нашей. Еслисейчас не отговорить энтузиастов, они проникнут в самое сердце Антарктики,будут растапливать лед и бурить почву до тех пор, пока не извлекут из глубиннечто такое, что, как мы поняли, может погубить человечество. Поэтому яснимаю с себя обет молчания и расскажу все, что знаю,-- в том числе и обэтой жуткой неведомой твари по другую сторону Хребтов Безумия.

IV

Мне трудно вернуться даже мысленно в лагерь Лейка, я делаю это сбольшой неохотой, но надо наконец откровенно рассказать; что же мы вдействительности увидели там, а потом и далее -- за Хребтами Безумия. Ловлюсебя на постоянном искушении -- хочется опускать детали, не делать четкихвыводов, говорить не прямо, а намеками, Думаю, я и так уже многое сказал,теперь нужно только заполнить лакуны. Главное -- ужас, который охватил нас влагере. Я уже рассказывал о сокрушенных ветром скалах, развороченныхукрытиях, приведенных в негодность машинах, странном беспокойстве собак,пропавших санях, смерти наших людей и собак, исчезновении Гедни, шестиненормально захороненных тварях, обладавших необычно плотным строениемткани, особенно если учесть, что они пролежали сорок миллионов лет в земле.Не помню, упоминал ли я о том, что мы недосчитались одного собачьего трупа.Скоро все позабыли об этом, кроме меня и Денфорта. Основное, что я стремился утаить, касалось вида трупов и еще несколькихделикатных вещей, которые, возможно, могли приоткрыть ужасную завесу тайны идать объяснение, казалось бы, бессвязным и непостижимым событиям. Сразупосле трагедии я как мог старался отвлечь внимание своих товарищей от всехэтих несоответствий -- было проще, да и естественней, приписать всестихийной вспышке безумия в лагере Лейка. Эти чертовы горы могли хоть когосвести с ума, особенно здесь -- в самом таинственном и пустынном месте наЗемле. Вид трупов, и человечьих и собачьих, приводил в недоумение. Казалось,они погибли в борьбе, защищаясь от дьявольски жестокого нападения неведомыхврагов, искалечивших и искромсавших их тела. Насколько мы могли судить, всеони были либо задушены, либо разорваны на куски. Началось все, очевидно, ссобак, вырвавшихся из ненадежного загончика, который пришлось городить нанекотором расстоянии от лагеря из-за патологической неприязни животных кзагадочным древним организмам. Однако все предосторожности оказалисьтщетными. Оставшись одни, они при первых яростных порывах ураганного ветраразнесли это хилое убежище -- то ли их испугал ветер, то ли растревожилисточаемый кошмарными тварями едкий запах. Но так или иначе, а зрелище было премерзким. Придется мне превозмочьотвращение и брезгливость и открыть наконец самое худшее, при этом заявивкатегорически, что сгинувший Гедни ни в коем случае не повинен в чудовищномзлодеянии. Это наше с Денфортом глубокое убеждение, обоснованное на фактах изаконах дедукции. Я уже говорил о том, что трупы были страшно изуродованы.Добавлю, что у некоторых вспороли животы и вытащили внутренности. Визощренной жестокости поступка было нечто нечеловеческое. Так обошлись нетолько с людьми, но и с собаками. С расчетливостью мясника у самых крупных издоровых двуногих и четвероногих существ вырезали основательные куски плоти.Рассыпанная вокруг соль, похищенная из продуктовых запасов, хранившихся насамолетах, наводила на страшные подозрения. Весь этот кошмар мы обнаружили водном из временных ангаров -- самолет из него был, по-видимому, перед темвытащен. Ни одно разумное объяснение этой трагедии не приходило на ум, темболее что пронесшийся ветер, возможно, уничтожил следы, которые могли быпролить свет на загадку. Не вносили ясность и найденные клочки одежды, грубосорванной с человеческих тел. Правда, в одном углу, менее другихпострадавшем от урагана, мы увидели на снегу слабые отпечатки, но то былисовсем не человеческие следы -- скорее уж они напоминали те доисторическиеотпечатки, о которых так много говорил в последнее время бедняга Лейк.Впрочем, вблизи этих мрачных Хребтов Безумия всякое могло померещиться. Как я уже говорил, вскоре выяснилось, что Гедни и одна из собакбесследно пропали. В убежище, где разыгралась жуткая трагедия, мынедосчитались двух человек и двух собак, но когда, осмотрев чудовищныемогилы, перешли в чудом сохранившуюся палатку, где Лейк проводил вскрытие,кое-что прояснилось. Здесь мы обнаружили перемены: внутренностидоисторической твари исчезли с импровизированного стола. Все сопоставив, мыпришли к выводу, что одной из столь ненормально погребенных шести тварей,той, от которой шел особенно невыносимый запах, была как раз препарированнаяЛейком особь. На лабораторном столе и вокруг него теперь лежало нечто иное,и нам не понадобилось много времени, чтобы понять: то были неумелорассеченные трупы -- мужчины и собаки. Щадя чувства родственников, я неназову имя несчастного. Инструменты Лейка пропали, но остались следы того,что их пытались стерилизовать. Газолиновая горелка также исчезла, а рядом сместом, где она стояла, валялась куча обгоревших спичек. Мы захоронилинашего расчлененного товарища вместе с десятью другими трупами, а останкинесчастной собаки -- с тридцатью пятью погибшими животными. Что касаетсянепонятных пятен на лабораторном столе и на валявшихся рядомиллюстрированных книгах, то здесь мы терялись в догадках, не зная, что иподумать. Собственно, самое страшное я уже поведал, но настораживали и другиевещи. Мы не могли объяснить исчезновения Гедни, собаки, восьми цельных,найденных Лейком, организмов, трех саней, инструментов, многихиллюстрированных научных книг и книг по технике, записей и отчетов,электрических фонариков и батареек, пищи и горючего, нагревательныхприборов, запасных палаток, меховых курток и прочих вещей. Приводили внедоумение и расплывшиеся пятна на книжных листах, и характер поломок вавиационной и бурильной технике -- словно из-за неумелого обращения. Собаки,казалось, питали нескрываемое отвращение к этим испорченным машинам. Вместе, где хранилась провизия, также царил полный беспорядок, некоторыепродукты питания отсутствовали вовсе; неприятно поражало и множествосваленных в кучу консервных банок, вскрытых кое-как и совсем не в техместах, которые для этого предназначались. Осталось загадкой и то, зачемпонадобилось разбрасывать повсюду спички -- использованные, поломанные, а тои совсем целые; приводили также в недоумение странные разрывы на двух илитрех палатках и меховых куртках -- будто их неумело приспосабливали длякаких-то непонятных целей. Полное пренебрежение к трупам людей и собак, в товремя как останки древних тварей были похоронены, хоть и весьма страннымобразом, тоже вписывалось в картину повального безумия. На всякий случай мытщательно сфотографировали эти наглядные признаки охватившего лагерьпомешательства и теперь обязательно предъявим их, чтобы предотвратитьотправку экспедиции Старкуэтера-Мура. Обнаружив в укрытии растерзанные тела людей, мы затем сфотографировалии разрыли ряд диковинных могил -- пятиконечных снежных холмиков. Нам сразуже бросилось в глаза сходство странных композиций из точек, нанесенных наледяные плиты поверх этих жутких могил с узорами на чудных зеленых камнях, окоторых говорил бедняга Лейк. Когда же мы выискали эти камни среди прочихминералов, то еще раз убедились, что он был прав. Тут нужно внести ясность:камни неприятнейшим образом напоминали звездчатые головы древних тварей, имы все согласились, что это сходство могло сыграть роковую роль,подействовав на возбужденное воображение смертельно уставших людей Лейка. Сумасшествие -- вот единственное объяснение, которое приходило на ум,во всяком случае, единственное, которое произносилось вслух. Гедни находилсяпод особым подозрением -- ведь только он мог остаться в живых. Впрочем, я ненастолько наивен, чтобы не предположить, что у каждого из нас были другиеобъяснения случившегося, но они казались нам слишком уж фантастическими, издравый смысл удерживал нас от попыток четко их сформулировать. Днем Шерман,Пэбоди и Мактай совершили продолжительный полет над окрестностями, тщетнопытаясь отыскать следы Гедни или что-нибудь из пропавших вещей. Вернувшись,они сообщили, что гигантские горы, похоже, тянутся бесконечно далеко ивправо, и влево, не снижаясь и сохраняя единую структуру. На некоторых пикахправильные кубы и нечто, напоминавшее крепостные залы, вырисовывались четче,чем на прочих, усиливая сходство с изображенными на картинах Рериха руинамив горах Азии. Что касается загадочных отверстий -- возможных входов впещеры, то они распределялись довольно равномерно на свободных от снегатемных вершинах. Несмотря на ниспосланные тяжелые испытания, в нас не угасала научнаялюбознательность и томил один и тот же вопрос: что же таится там, затаинственными горными хребтами? В полночь, после кошмарного дня, полногонеразрешимых загадок, мы сообщили по радио, избегая подробностей, что хотимнаконец отдохнуть. На следующее утро было намечено совершить один илинесколько разведывательных полетов через 'хребты -- налегке, прихватив ссобой только геологические инструменты и аэрокамеру. Первыми готовилисьлететь мы с Денфортом, поэтому в семь утра были уже на ногах, но из-засильного ветра полет пришлось перенести на девять, о чем мы опять-такиповедали в краткой сводке по радио. Я уже не раз повторял ту неопределенно-уклончивую информацию, которой,вернувшись спустя шестнадцать часов, мы поделились со своими оставшимися влагере товарищами, а также с остальными, ждущими наших сообщений вдалеке.Теперь же должен выполнить свой тягостный долг и заполнить наконецоставленные мной из чувства человеколюбия лакуны, рассказав хотя бы частьтого, что увидели мы в действительности по другую сторону адских хребтов ичто привело Денфорта к последующему нервному срыву. Хотелось, чтобы иДенфорт чистосердечно поведал о том, что, по его убеждению, он видел (хотяне исключена возможность галлюцинации) и что, допускаю, и привело его кнастоящему жалкому состоянию. Но он отказался наотрез. Могу лишьвоспроизвести на бумаге его бессвязный лепет по поводу зрелища, из-закоторого он непрерывно вопил в течение всего обратного полета, когда насболтал разыгравшийся не на шутку ветер. Впрочем, и остального, увиденногонами вместе, хватило бы, чтобы свести кого угодно с ума. Об этом я сейчас иповедаю. Если рассказ о доживших до нашего времени жутких монстрах, накоторый я решился, чтобы удержать безумцев от путешествия в центральнуючасть Антарктики или хотя бы от желания проникнуть в недра этого бескрайнегоматерика, полного неразгаданных тайн и несущего печать векового проклятияпустынных просторов, в которых нет ничего человеческого, если этот рассказне остановит их -- ну что ж, тогда, по крайней мере, я не буду в ответе зачудовищные и непредсказуемые последствия. Изучив записи, сделанные Пэбоди во время его дневного полета, сверив ихс показаниями секстанта, мы с Денфортом вычислили, что самое подходящееместо для перелета через горы находится правее лагеря, высота хребта тамминимальная -- двадцать три или двадцать четыре тысячи футов над уровнемморя. Все же мы полностью разгрузили самолет. Лагерь наш находился впредгорьях, достигавших и так приблизительно двенадцать тысяч футов, поэтомуфактически нам нужно было подняться не на такую уж большую высоту. Тем неменее, взлетев, мы остро почувствовали нехватку воздуха и мучительный холод:из-за плохой видимости пришлось оставить иллюминаторы открытыми. Вряд листоит говорить о том, что мы натянули на себя из одежды все, что смогли. Приближаясь к мрачным вершинам, грозно темневшим над снежной линией,отделявшей обнаженную породу от вечных льдов, мы замечали все большееколичество прилепившихся к горным склонам геометрически правильныхконструкций и в очередной раз вспоминали загадочные картины Николая Рерихаиз его азиатской серии. Вид выветрившихся древних пород полностьюсоответствовал описаниям Лейка: скорей всего эти гиганты точно так жевысились здесь и в исключительно давние времена -- более пятидесятимиллионов лет назад. Гадать, насколько выше они были тогда, представлялосьбессмысленным, хотя по всем приметам некие особые атмосферные условия в этомтаинственном районе препятствовали переменам, сдерживая обычный процессразрушения горных пород. Волновали и дразнили наше воображение скорее уж все эти правильнойформы кубы, пещеры и крепостные валы. Денфорт вел самолет, а я рассматривалих в бинокль, то и дело щелкая аэрокамерой и иногда замещая у руля своеготоварища, чтобы дать и ему возможность полюбоваться в бинокль на все этидиковины. Впрочем, ненадолго, ибо мое искусство пилотирования оставляложелать лучшего. Мы уже поняли, что странные композиции состояли по большейчасти из легкого архейского кварцита, которого больше нигде вокруг не было,а удивительная равномерность их чередования пугала и настораживала нас, каки беднягу Лейка. Все прочее, сказанное им, тоже оказалось правдой: края этих каменныхфигур за долгие годы искрошились и закруглились, но исключительная прочностькамня помогла ему выстоять. Нижние, примыкающие к склону части кубовказались схожими с породами хребтов. Все вместе это напоминало развалиныМачу Пикчу в Андах или крепостные стены Киша, обнаруженные археологическойэкспедицией Оксфордского музея под открытым небом. Нам с Денфортом несколькораз почудилось, что все эти конструкции состоят из отдельных гигантскихглыб, то же самое померещилось и Кэрроллу, сопровождавшему Лейка в полете.Какое объяснение можно дать этому, я не понимал и чувствовал себя как геологпосрамленным. Вулканические породы часто принимают необычные формы, стоит вспомнитьхотя бы знаменитую Дорогу Великанов в Ирландии, но здесь-то, несмотря напервоначальное предположение Лейка о наличии в горной цепи вулканов, былонечто другое. Необычные пещеры, рядом с которыми группировались эти диковинныекаменные образования, казались не меньшей загадкой -- слишком уж правильнойформы были отверстия. Чаще всего они представляли собой квадрат или полукруг(что соответствовало сообщению Лейка), как если бы чья-то волшебная рукапридала этим естественным входам более законченную симметричную форму. Ихнасчитывалось на удивление много, видимо, весь известняковый слой был здесьпронизан подземными туннелями. Хотя недра пещер оставались недоступными длянаших биноклей, но у самого их входа мы кое-что могли рассмотреть, но незаметили там ни сталактитов, ни сталагмитов. Горная поверхность вблизи пещербыла необычно ровной и гладкой, а Денфорту чудилось, что небольшие М а ч у - П и к ч у -- город-крепость инков ХIV -- ХV вв. Киш -- центр одного из древнейших месопотамских государств (ХХVIII в дон. э.). трещины и углубления складывались в непонятный узор. Немудрено, чтопосле пережитых в лагере потрясений узор этот смутно напомнил ему странныйточечный рисунок на зеленоватых камнях, воспроизведенный безумцами накошмарных ледяных надгробиях шести чудовищных тварей. Мы медленно набирали высоту, готовясь перелететь через горы в томместе, которое казалось относительно ниже остального хребта. Время отвремени поглядывая вниз, мы прикидывали, смогли бы покорить это ледовоепространство, если бы у нас было не новейшее снаряжение, а то, чтоприменялось раньше. К нашему удивлению, подъем не отличался особойкрутизной; встречались, конечно, расселины и прочие трудные места, но все жесани Скотта, Шеклтона или Амундсена, без сомнения, прошли бы здесь. Ледникиподступали к открытым всем ветрам перевалам -- оказавшись над нашим, мыубедились, что и он не был исключением. Трудно описать волнение, с которым мы ожидали встречи с неведомым миромпо другую сторону хребтов, хотя не было никаких оснований полагать, что онсущественно отличается от остального континента. Но какая-то мрачная,гнетущая тайна чудилась в этих горах, в манящей переливчатой глубине небамежду вершинами -- это ощущение невозможно передать на бумаге, оно слишкомнеопределенно и зыбко. Дело здесь, видимо, заключалось в эстетическихассоциациях, в налете психологического символизма, вспоминались экзотическаяпоэзия и живопись, в подсознании всплывали древние миры из потаенных книг.Даже в завываниях ветра слышалась некая злобная воля; порой нам казалось,что этот вой сопровождается какой-то дикой музыкой -- то ли свистом, то литрубными звуками,-- так случалось, когда ветер забирался в многочисленныегулкие пещеры. Звуки эти вызывали у нас какое-то неосознанное отвращение --сложное, необъяснимое чувство, которое возникает, когда сталкиваешься счем-то порочным. Мы немного снизили высоту и теперь летели, согласно показанияманероида, на высоте 23 570 футов -- район вечных снегов остался внизу. Вышенас чернели только голые скалистые вершины, облепленные загадочными кубами икрепостными валами и продырявленные поющими пещерами,-- все это создавалоощущение чего-то ненатурального, фантастического, иллюзорного; отсюданачинали свой путь и остроконечные ледники. Вглядываясь в высоченные пики,я, кажется, видел тот, упомянутый несчастным Лейком, на вершине которого емупомерещился крепостной вал. Пик этот был почти полностью затянут особымантарктическим туманом -- Лейк принял его за признаки вулканическойактивности. А перед нами лежал перевал, и ветер, завывая, проносился меж егонеровных и мрачно насупленных каменных стен. Дальше простиралось небо, понему, освещенному низким полярным солнцем, ползли кудрявые облачка. Внизу женаходился тот неведомый мир, который еще не удавалось лицезреть смертному. Еще немного -- и он откроется перед нами. Заглушая все вокруг, сяростным воем несся через перевал ветер, в его реве, усиливавшемся шумоммотора, можно было расслышать разве что крик, и потому мы с Денфортомобменялись лишь красноречивым взглядом. Но вот последние футы позади -- иперед нами неожиданно как бы распахнулись двери в древний и абсолютно чужоймир, таящий множество нераскрытых секретов.

V

Думаю, в этот момент мы оба одновременно издали крик, в которомсмешалось все -- восторг, удивление, ужас и недоверие. Конечно, у насимелись кое-какие познания, умерявшие наши чувства. Можно было, например,вспомнить причудливую природную форму камней Сада Богов в Колорадо илиудивительную симметричность отполированных ветром скал Аризонской пустыни.Или принять открывшееся зрелище за мираж, вроде того, что созерцали прошлымутром, подлетая к Хребтам Безумия. Надо было непременно опереться на что-тоизвестное, привычное, чтобы не лишиться рассудка при виде бескрайней ледянойпустыни, на которой сохранились следы разрушительных ураганов, и кажущегосятакже бесконечным грандиозного, геометрически правильного каменноголабиринта со своей внутренней ритмикой, вздымающего свои вершины,испещренные трещинами и впадинами, над вечными снегами. Снежный покровздесь, кстати, был не более сорока -- пятидесяти футов, а кое-где и тогоменьше. Невозможно передать словами впечатление от кошмарного зрелища -- ведьздесь, не иначе как по наущению дьявола, оказались порушенными все законыприроды. На этом древнем плоскогорье, вознесенном а высоту двадцати тысячфутов над уровнем моря, с климатам, непригодным для всего живого еще запятьсот тысяч лет до появления человека, на всем протяжении этой ледянойравнины высились -- как бы ни хотелось, в целях сохранения рассудка, списатьвсе на обман зрения -- каменные джунгли явно искусственного происхождения. Аведь раньше мы даже и мысли не допускали, что все эти кубы и крепостные валымогут быть сотворены отнюдь не природой. Да и как допустить, если человек вте времена, когда материк сковал вечный холод, еще мало чем отличался отобезьяны? Но теперь власть разума основательно поколебалась: гигантский лабиринтиз квадратных, округлых и прямоугольных каменных глыб давал недвусмысленноепредставление о своей подлинной природе. Это был, несомненно, тот самыйдьявольский город-мираж, только теперь он раскинулся перед нами какобъективная, неотвратимая реальность. Выходит, проклятое наваждение имелопод собой материальное основание: отражаясь в облаках ледяной пыли, этотдоисторический каменный монстр посылал свой образ через горный хребет.Призрачный фантом, конечно, нес в себе некоторые преувеличения и искажения,отличаясь от первоисточника, и все же реальность показалась нам кудастрашнее и опасней грезы. Только колоссальная, нечеловеческая плотность массивных каменных башени крепостных стен уберегла от гибели это жуткое творение, которое сотнитысяч -- а может, и миллионов -- лет дремало здесь, посередине ледяногобезмолвия. "Corona Mundi-- Крыша Мира... " С наших губ срывались фразы однабессвязнее другой; наши головы кружило от невероятного зрелища,раскинувшегося внизу. Мне вновь пришли на ум таинственные древние мифы,которые так часто вспоминались в этом мертвом антарктическом крае:демоническое плато Ленг; Ми-Го, омерзительный снежный человек с Гималаев;Пнакотические рукописи с содержащимися там намеками на их "нечеловеческое"происхождение; культ Ктулху, "Некрономикон"; гиперборейские легенды обесформенном Цатогуа звездных пришельцах, еще более аморфных. Город тянулся бесконечно далеко в обе стороны, лишь изредка плотностьзастройки редела. Как бы пристально ни вглядывались мы в его правую от насили левую части, протянувшиеся вдоль низких предгорий, мы не видели большогопросвета -- только с левой стороны от перевала, над которым мы пролетели,была небольшая прогалина. По чистой случайности мы наткнулись как бы напригород -- небольшую часть огромного мегаполиса. Предгорья заполнялифантастического вида каменные постройки, соединявшие зловещий город с ужезнакомыми нам кубами и крепостными валами; последние, по всей видимости,являлись не чем иным, как оборонительными сооружениями. Здесь, на внутреннейстороне хребтов, они были, на первый взгляд, столь же основательными, как ина внешнем склоне. Неведомый каменный лабиринт состоял по большей части из стен, высотакоторых колебалась от десяти до ста пятидесяти футов (не считая скрытогоподо льдом), а толщина -- от пяти до десяти футов. Сложены они были изогромных глыб -- темных протерозойских сланцев. Строения очень отличалисьдруг от друга размерами. Некоторые соединялись на манер сот, и сплетения этитянулись на огромные расстояния. Постройки поменьше стояли отдельно.Преобладали конические, пирамидальные и террасированные формы, хотявстречались сооружения в виде нормальных цилиндров, совершенных кубов или ихскоплений, а также другие прямоугольные формы; кроме того, повсюду былиразбросаны причудливые пятиугольные строения, немного напоминавшиесовременные фортификационные объекты. Строители постоянно и со знанием делаиспользовали принцип арки; возможно также, что в период расцвета городукрашали купола. Все эти каменные дебри изрядно повыветрились, а само ледяное поле, накотором возвышалась верхняя часть города, было засыпано обломкамиобрушившихся глыб, покоившихся здесь с незапамятных времен. Там, где лед былпопрозрачнее, просматривались фундаменты и нижние этажи гигантских зданий, атакже каменные мосты, соединявшие башни на разных уровнях. На открытомвоздухе мосты не уцелели, но на стенах от них остались следы. Вглядевшисьпристальнее, мы заметили изрядное количество довольно больших окон, кое-гдезакрытых ставнями -- изготовленными изначально, видимо, из дерева, а современем ставшими окаменелостью,-- но в массе своей окна угрожающе зиялипустыми глазницами. Крыши в основном отсутствовали, а края стен были стертыи закруглены, но некоторые строения, преимущественно конической илипирамидальной формы, окруженные высокими ограждениями, стояли незыблемонаперекор времени и стихиям. В бинокль нам удалось даже разглядеть орнаментна карнизах -- в нем присутствовали все те же странные группы точек, что ина древних камнях, но теперь это представлялось в совершенно новом свете.Многие сооружения разрушились, а лед раскололся по причинам чистогеологического свойства. Кое-где камень истерся вплоть до самого льда. Черезвесь город тянулся широкий, свободный от построек "проспект" -- он шел красщелине в горной низине, приблизительно в миле от перешейка. По нашимпредположениям, это могло быть русло большой реки, которая протекала здесьмиллионы лет назад, в третичный период, теряясь под землей и впадая вбездонную пропасть где-нибудь под огромными горами, Ведь район этот -- сомножеством пещер и коварных бездн -- явно таил в себе недоступные людямподземные тайны. Удивительно, как нам удалось сохранить равновесие духа при томизумлении, которое охватило нас от поразительного, невозможного зрелища --города, восставшего из предвечных глубин, задолго до появления на Землечеловека. Что же все-таки происходило? Путаница с хронологией? Устарелинаучные теории? Нас подвело собственное сознание? Ответа мы не знали, но всеже держали себя в руках, продолжая заниматься своим делом вели самолетсогласно курсу, наблюдали одновременно множество вещей и непрерывнофотографировали, надеясь, что это сослужит и нам и всему человечествухорошую службу. В моем случае работал укоренившийся навык ученого:любознательность одержала верх над понятной растерянностью и даже страхом --хотелось проникнуть в вековые тайны и узнать, что за существа жили здесь,возводя свои жилища на столь огромной территории, и как они соотносились смиром. То, что мы увидели, нельзя было назвать обычным городом, нашим глазамоткрылась поразительная страница из древнейшей и невероятнейшей главы земнойистории. Следы ее сохранились разве что в самых темных, искаженных легендах,ведь глубокие катаклизмы уничтожили все, что могло просочиться за этигигантские стены. Страница, однако, подошла к концу задолго до того, какчеловечество потихоньку выбилось из обезьяньего царства. Перед намипростирался палеогенный мегаполис, в сравнении с которым легендарныеАтлантида и Лемурия, Коммория, Узулдарум и Олатое в земле Ломар относилисьдаже не ко вчерашнему дню истории, а к сегодняшнему; этот мегаполис вставалв один ряд с такими дьявольскими порождениями, как Валусия, Р'лай, Иб вземле Мнар и Безымянный город в Аравийской пустыне. Когда мы летели надбесконечными рядами безжизненных гигантских башен, воображение то и делоуносило меня в мир фантастических ассоциаций, и тогда протягивались незримыенити между этим затерянным краем и ужасом, пережитым мной в лагере и теперьбередившим мой разум неясными догадками. Нам следовало соблюдать осторожность и не слишком затягивать полет:стремясь как можно больше уменьшить вес, мы залили неполные баки. И все жемы основательно продвинулись вперед, снизив высоту и тем самым ускользнув ответра. Ни горным хребтам, ни подходившему к самым предгорьям ужасному городуне было, казалось, ни конца ни края. Пятьдесят миль полета вдоль хребтов невыявили ничего нового в этом неизменном каменном лабиринте. Вырываясь,подобно заживо погребенному, из ледяного плена, он однообразно простиралсябесконечность. Впрочем, некоторые неожиданные вещи все же встречались, вродеузоров, выбитых на скалах ущелья, где широкая река когда-то прокладываласебе дорогу через предгорья, прежде чем излиться в подземелье. Утесы покраям ущелья были дерзко превращены безвестными ваятелями в гигантскиестолбы, и что-то в их бочкообразной форме будило в Денфорте и во мнесмутные, тревожные и неприятные воспоминания. Нам также повстречались открытые пространства в виде пятиконечных звезд(по-видимому, площади), обратили мы внимание и на значительные неровности вповерхности. Там, где дыбились скалы, их обычно превращали в каменныездания, но мы заметили по' меньшей мере два исключения. В одном случаекамень слишком истерся, чтобы можно было понять его предназначение; в другомже из скалы был высечен грандиозный цилиндрической формы памятник, нескольконапоминающий знаменитое Змеиное надгробие в древней долине Петры. По мере облета местности нам становилось ясно, что в ширину город имелсвои пределы -- в то время как его протяженность вдоль хребтов казаласьбесконечной. Через тридцать миль диковинные каменные здания стали попадатьсяреже, а еще через десять под нами оказалась голая ледяная пустыня -- безвсяких следов хитроумных сооружений. Широкое русло реки плавно простиралосьвдаль, а поверхность земли, казалось, становилась все более неровной, отлогоподнимаясь к западу и теряясь там в белесой дымке тумана. До сих пор мы не делали попыток приземлиться, но разве можно быловернуться, не попробовав проникнуть в эти жуткие и величественныесооружения! Поэтому мы решили выбрать для посадки место поровнее -- впредгорье, ближе к перешейку, и, оставив там свой самолет, совершить пешуювылазку. Снизившись, мы разглядели среди руин несколько довольно удобных длянашей цели мест. Выбрав то, что лежало ближе к перевалу -- ведь нампредстояло возвращаться в лагерь тем же путем,-- мы точно в 12.30 дняприземлились на ровный и плотный снежный наст, откуда ничто не моглопомешать нам спустя некоторое время легко и быстро взлететь. Мы не собирались надолго отлучаться, да и ветра особого не было,поэтому решили не насыпать вокруг самолета заслон из снега, а простоукрепить его лыжные шасси и по возможности утеплить двигатель. Мы снялилишнюю меховую одежду, а из снаряжения захватили с собой в поход немногое:компас, фотоаппарат, немного еды, бумагу, толстые тетради, геологическиймолоток долото, мешочки для образцов, моток веревки, мощные электрическиефонарики и запасные батарейки. Всем этим мы запаслись еще перед отлетом,надеясь, что нам удастся-таки совершить посадку, сделать несколько снимков,зарисовок и топографических чертежей, а также взять несколько образцовобнаженных пород -- со скал или в пещерах. К счастью, у нас был с собойосновательный запас бумаги, которую мы порвали на клочки, сложили всвободный рюкзак, чтобы в случае необходимости, если попадем в подземныелабиринты, применить принцип игры в "зайцев -- собак". Найди мы пещеры, гдене гулял бы ветер, этот удобный метод позволил бы продвигаться вперед сбольшей скоростью, чем обычные при таких подземных экскурсияхопознавательные насечки на камнях. Осторожно спускаясь вниз по плотному снежному насту в направлениинеобъятного каменного лабиринта, затянутого на западе призрачной дымкой, мыостро ощущали близость чуда; подобное состояние мы пережили четыре часаназад, когда подлетали к перевалу в этих таящих вековые тайны хребтах.Конечно, теперь мы уже кое-что знали о том, что прячут за своей мощнойспиной горы, но одно ело глазеть на город с самолета, и совсем другое --ступить самому внутрь этих древних стен, понимая, что возраст их исчисляетсямиллионами лет и что они стояли здесь задолго до появления на Землечеловека. Иначе чем благоговейным ужасом это состояние не назовешь, ведь кнему примешивалось ощущение некоей космической аномалии. Хотя на такойзначительной высоте воздух был окончательно разрежен, что затруднялодвижение, мы с Денфортом чувствовали себя неплохо, полагая в своемэнтузиазме, что нам по плечу любая задача. Неподалеку от места посадкиторчали вросшие в снег бесформенные руины, а немного дальше поднималась надледяной корой -- примерно футов на десять-одиннадцать -- огромная крепость ввиде пятиугольной звезды со снесенной крышей. К ней мы и направились, икогда наконец прикоснулись к этим источенным временем гигантским каменнымглыбам, нас охватило чувство, что мы установили беспрецедентную и почтибогохульственную вязь с канувшими в пучину времени веками, до сих порнаглухо закрытыми от наших сородичей. Эта крепость, расстояние между углами которой равнялось тремстам футам,была сложена из известняковых глыб юрского периода, каждая в среднем ширинойв шесть, длиной в восемь футов. Вдоль всех пяти лучей, на четырехфутовойвысоте над сверкающей ледяной поверхностью тянулся ряд симметричновыдолбленных сводчатых окошек. Заглянув внутрь, мы обнаружили, что стеныбыли не менее пяти футов толщиной, се перегородки внутри отсутствовали, затосохранились следы резного орнамента и барельефных изображений -- о чем мыдогадывались и раньше, пролетая низко над подобными сооружениями. О том, каквыглядит нижняя часть помещения, можно было только догадываться, ибо вся онабыла сокрыта под темной толщей снега и льда. Мы осторожно передвигались от окна к окну, тщетно пытаясь разглядетьузоры на стенах, но не делая никаких попыток влезть внутрь и сойти наледяной пол. Во время полета мы убедились, что некоторые здания менее другихскованы льдом, и нас не оставляла надежда, что там, где сохранились крыши,можно ступить на свободную от снега землю. Прежде чем покинуть крепость, мысфотографировали ее в нескольких ракурсах, а также внимательно осмотрелимогучие стены, стараясь понять принцип их кладки. Как сожалели мы, что рядомнет Пэбоди: его инженерные познания помогли бы нам понять, как в те безумноотдаленные от наших дней времена, когда создавался город, его строителиуправлялись с этими неподъемными глыбами. Навсегда, до мельчайшей подробности, запечатлелся в моем сознании нашпуть длиной в полмили до настоящего города; высоко над нами, в горах, всеэто время буйствовал, свирепо рыча, ветер. Наконец перед нами раскинулосьпризрачное зрелище, такая фантасмагория прочим смертным могла привидетьсятолько в страшном кошмаре. Чудовищные переплетения темных каменных башен нафоне белесого, словно бы вспученного тумана меняли облик с каждым нашимшагом. Это был мираж из камня, и если бы не сохранившиеся фотографии, я быдо сих пор сомневался, въяве ли все это видел. Принцип кладки оставался тотже, что и в крепости, но невозможно описать те причудливые формы, которыепринимал камень в городских строениях. Снимки запечатлели лишь пару наглядных примеров этого необузданногоразнообразия, грандиозности и невероятной экзотики. Вряд ли Эвклид подобралбы названия некоторым из встречающихся здесь геометрических фигур --усеченным конусам неправильной формы; вызывающе непропорциональным портикам;шпилям со странными выпуклостями; необычно сгруппированным разрушеннымколоннам', всевозможным пятиугольным и пятиконечным сооружениям,непревзойденным в своей гротескной фантастичности. Находясь уже вокрестностях города, мы видели там, где лед был прозрачным, темневшие вледяной толще трубы каменных перемычек, соединявших эти невероятные зданияна разной высоте. Улиц в нашем понимании здесь не было -- только там, гдепрежде протекала древняя река, простиралась открытая полоса, разделявшаягород пополам. В бинокли нам удалось разглядеть вытянутые по длине зданийполустершиеся барельефы и орнаменты из точек; так понемногу в нашемвоображении начал складываться былой облик города, хотя теперь в немотсутствовало большинство крыш, шпилей и куполов. Когда-то он был весьпронизан тесными проулками, похожими на глубокие ущелья, некоторые чуть лине превращались в темные туннели из-за нависших над ними каменных выступовили арок мостов. А сейчас он раскинулся перед нами как порождение чьей-томрачной фантазии, за ним клубился туман, в северной части которогопробивались розоватые лучи низкого антарктического солнца. Когда же намгновение солнце скрылось совсем и все погрузилось в полумрак, мы отчетливоуловили некую смутную угрозу, характер которой мне трудно описать. Даже вотдаленном завывании не достигающего нас ветра, бушующего на просторе средигигантских горных вершин, почудилась зловещая интонация. У самого города нампришлось преодолеть исключительно крутой спуск, где обнаженная порода покраям равномерно чередующихся выступов заставила меня подумать, что, видимо,в далеком прошлом здесь существовала искусственная каменная лестница. Безсомнения, глубоко подо льдом обнаружились бы ступени или что-нибудь в этомроде. Когда наконец мы вступили в город и стали продвигаться вперед,карабкаясь через рухнувшие ' обломки каменных глыб и чувствуя себя карликамирядом с выщербленными и потрескавшимися стенами-гигантами, нервы наши вновьнапряглись до такой степени, что мы лишь чудом сохраняли самообладание.Денфорт поминутно вздрагивал и изводил меня совершенно неуместными и крайненеприятными предположениями относительно того, что на самом деле произошло влагере. Мне они были просто отвратительны: ведь вид этого ужасногогорода-колосса, поднявшегося из темной пучины глубокой древности, и менянаталкивал на определенные выводы. У Денфорта не на шутку разыгралосьвоображение: он настаивал, что там, где засыпанный обломками проулок делаеткрутой поворот, видел удручившие его непонятные следы; он постояннооглядывался, уверяя, что слышит еле различимую, неведомо откуда доносящуюсямузыку -- приглушенные трубные звуки, напоминающие завывание ветра, Наводилина тревожные мысли и навязчивое пятиконечие в архитектуре, и рисунокнескольких сохранившихся орнаментов; в нашем подсознании уже поселиласьужасная догадка, кем были первобытные создания, которые воздвигли этотбогохульственный город и жили в нем. В нас, однако, не совсем угас интерес первооткрывателей и ученых, и мыпродолжали механически отбивать кусочки камней от разных глыб -- пород,применявшихся в строительстве. Хотелось набрать их побольше, чтобы точнееопределить возраст города. Громадные внешние стены были сложены из юрских икоманчских камней,- да и во всем городе не нашлось бы камешка моложеплиоцена. Несомненно, мы блуждали по городу, который был мертв по крайнеймере пятьсот тысяч лет, а может, и больше. Кружа по этому сумрачному каменному лабиринту, мы останавливались укаждого доступного нам отверстия, чтобы заглянуть внутрь и прикинуть, нельзяли туда забраться. До некоторых окошек было невозможно дотянуться, в товремя как другие открывали нашему взору вросшие в лед руины под открытымнебом, вроде повстречавшейся нам первой крепости. Одно, достаточнопросторное, так и манило воспользоваться им, но под ним разверзаласьнастоящая бездна, а никакого спуска мы не разглядели. Несколько раз нампопадались уцелевшие ставни; дерево, из которого их изготовили, давноокаменело, но строение его, отдельные прожилки еще различались, и этаожившая перед нами древность кружила голову. Ставни вырезали из мезозойскихголосеменных хвойных деревьев, а также из веерных пальм и покрытосеменныхдеревьев третичного периода. И здесь -- ничего моложе плиоцена. Судя порасположению ставен, по краям которых сохранились метки от давно распавшихсяпетель странной формы, они крепились не только снаружи, но и внутри. Их,казалось, заклинило, и это помогло им сохраниться, пережив изъеденныержавчиной металлические крепления и запоры.. Наконец мы напали на целый ряд окон -- в венчавшем 'здание громадномпятиугольнике; сквозь них просматривалась просторная, хорошо сохранившаясякомната с каменным полом, однако спуститься туда без веревки непредставлялось возможным. Веревка лежала у нас в рюкзаке, но не хотелосьвозиться без крайней необходимости с двадцатифутовой связкой, особенно втакой разряженной атмосфере, где сердечно-сосудистая система испытывалабольшие перегрузки. Огромная комната была, скорее всего, главным вестибюлемили залом, и наши электрические фонарики высветили четкие барельефы споражавшими воображение резными портретами, идущими широкой полосой постенам зала и отделенными друг от друга традиционным точечным орнаментом.Постаравшись получше запомнить это место, мы решили вернуться сюда в томслучае, если не найдем ничего более доступного. В результате мы отыскали проем в стене с арочным перекрытием, ширинойшесть и длиной десять футов -- прежде сюда подходил воздушный мостик,соединявший между собой здания. Не знаю, как раньше, но теперь бы онрасполагался всего в пяти футах над ледяным покровом. Эти сводчатые проходысоответствовали верхним этажам; сохранился здесь, к счастью, и пол. Фасадомэто доступное для нас строение было обращено на запад, спускаясь ко . льдутеррасами. Напротив него, там, где зиял другой арочный проем, возвышаласьобшарпанная глухая постройка цилиндрической формы с венчающим ее округлымутолщением -- футах в десяти над единственным отверстием. Гора обломков облегчила нам вход в первый дом, но хотя мы ждали такогоудобного случая и мечтали о нем, на какое-то время нас охватило сомнение. Мыне побоялись влиться в эту стародавнюю мистерию, это правда, но тут нампредстояло вновь собраться с духом и войти в уцелевшее здание баснословнодревней эпохи, природа которой постепенно открывалась нам во всей своейчудовищной неповторимости. В конце концов мы почти заставили себявскарабкаться по обледенелым камням к провалу в стене и спрыгнуть навыложенный сланцами пол -- туда, где, как мы еще раньше разглядели,находился вестибюль с барельефными портретами по стенам. Отсюда во все стороны расходились арочные коридоры, и, понимая, каклегко заблудиться в этом сплетении коридоров и комнат, мы решили, что порарвать бумагу. До сих пор мы ориентировались по компасу, а то и просто наглазок -- по видимым отовсюду хребтам, лишь ненадолго заслоняемым шпилямибашен, но теперь это было невозможно. Мы порвали всю лишнюю бумагу изапихнули клочки в рюкзак Денфорта, порешив тратить ее по возможностиэкономнее. Этот способ казался подходящим: в старинном сооружении не былосквозняков. А в случае, если ветер вдруг все же разгуляется или кончитсябумага, мы сможем прибегнуть к более надежному, хотя и требующему большихусилий способу -- начнем делать зарубки. Трудно было понять, как далеко простирается этот лабиринт. Строения вгороде так тесно соприкасались друг с другом, что можно было незаметнопереходить из одного в другое по мостикам прямо подо льдом, если, конечно,не натолкнешься на последствия геологических катаклизмов. Обледеневшихучастков внутри встречалось не так уж много. Там же, где мы все-такинатыкались на ледяную толщу, повсюду сквозь прозрачную поверхность виделиплотно закрытые ставни, как будто город специально подготовили к нашествиюхолода -- как бы законсервировали на неопределенное время. Трудно былоотделаться от впечатления, что город не бросили в спешке, застигнутыевнезапной бедой, а покинули сознательно. И речи не могло идти постепенномвымирании. Может, жители знали заранее о вторжении холода, может, ушли изгорода en masse, отправившись на поиски более ' En masse -- все вместе (фр.). надежного пристанища? Нельзя ответить с точностью, какие геофизическиеусловия способствовали образованию ледяного покрова в районе города. Это немог быть долгий, изнурительный процесс. Возможно, причина крылась в излишнемскоплении снега или в разливе реки, а может, прорвала заслоны снежнаялавина, обрушившаяся на город с гигантских горных хребтов. В этомневероятном месте могли прийти на ум самые фантастические объяснения. VI Вряд ли стоит описывать шаг за шагом наши скитания в этом древнем какмир лабиринте -- переплетении отдельных помещений-ячеек, в этом чудовищномхранилище вековечных тайн, куда впервые за минувшие тысячелетия ступила ногачеловека. Какая драма выстроилась из настенной резьбы перед нашим внутреннимвзором, какие ужасные открытия захватили наш разум! Фотографии, сделанныенами, могут подтвердить достоверность моего рассказа, жаль только, что нехватило на все пленки. Впрочем, мы восполнили ее недостаток зарисовками. Здание, куда мы проникли, было огромным и величественным --внушительный образец архитектуры неведомой геологической эпохи. Внутренниестены не отличались такой же массивностью, как внешние, но отличносохранились на нижних этажах. Изощренная запутанность лабиринта усложняласьздесь постоянной сменой уровней, переходом с одного этажа на другой, и неприбегни мы к испытанному способу с клочками бумаги, которые разбрасывали повсему пути, то, несомненно, заблудились бы сразу. Сначала мы решилиобследовать более ветхие помещения и потому взобрались футов на сто вверх,туда, где под полярным небом, открытые снегу и ветру, понемногу разрушалиськомнаты, находившиеся когда-то под самой крышей. Вместо лестниц тутприменялись лежащие под небольшим углом каменные плиты с ребристойповерхностью. Помещения были самых разнообразных 'размеров и форм -- отизлюбленных звездчатых до треугольных и квадратных. Можно с уверенностьюсказать, что площадь каждого из них в среднем равнялась 30 x 30 футов, авысота -- футов двадцать, хотя попадались комнаты и побольше. Облазив весьверхний этаж и осмотрев ледяной покров, мы спустились в нижние помещения,где, собственно, и начинался настоящий лабиринт -- комнаты и коридорыпереходили одни в другие, сливаясь и расходясь снова,-- все эти запутанныеходы тянулись бесконечно далеко, выходя за пределы дома. Каждый новый залпревосходил предыдущий размерами, скоро эта необъятность окружающего сталаисподволь подавлять нас, тем более что в очертаниях, пропорциях, убранстве инеуловимых особенностях древней каменной кладки таилось нечто глубоко чуждоечеловеческой натуре. Довольно скоро мы поняли из резных настенныхизображений, что этот противоестественный город выстроен много миллионов леттому назад. Нам оставался неясен инженерный принцип, в соответствии с которым всеэти огромные глыбы удерживались в равновесии, плотно прилегая друг к другу;одно было понятно -- в нем явно много значила арка. В комнатах отсутствовалакакая-либо мебель, они были абсолютно пусты, что говорило в пользу того, чтогород покинули по заранее составленному плану. Единственным украшениемявлялась настенная скульптура, высеченная в камне горизонтальными полосамишириной три фута; барельефы чередовались с полосами орнамента той же шириныиз геометрических фигур. Было несколько исключений, но, как говорится, онилишь подтверждали правило. Часто, впрочем, среди орнамента мелькали картушииз причудливо расположенных точек. Приглядевшись, мы отметили высокий уровень техники резьбы, ноисключительное мастерство не вызывало в нас теплого отклика -- слишком ужчуждо оно было всем художественным традициям человечества. Однако вискусстве исполнения ничего более совершенного я не видел. Несмотря намасштабность и мощь резьбы, даже мельчайшие особенности жизни растительногои животного мира были переданы здесь с потрясающей убедительностью. Арабескиговорили об основательном знании законов математики, представляя собойрасположенные с неявной симметричностью- кривые линии и углы; любимым числомдревних строителей являлась, несомненно, пятерка. Барельефы были выполнены всугубо формалистической традиции и в необычной перспективе; однако, несмотряна пропасть, отделяющую наше время от того, давно минувшего, мы не могли непочувствовать художественную мощь рисунка. В основе изобразительного методалежал принцип сопоставления поперечного сечения объекта с его двухмернымсилуэтом -- ни одну древнюю расу не занимала до такой степени аналитическаяпсихология. Бесполезно даже сравнивать подобное искусство с тем, что можноувидеть в современных музеях. Специалист, разглядывая наши фотографии,возможно, сочтет, что по экстравагантности замысла эти изображения нескольконапоминают работы наших самых дерзких футуристов. Орнаментальный рисунок на хорошо сохранившихся стенах был выполнен втехнике углубленного рельефа, уходя в толщу камня на один-два дюйма; когдаже появлялись картуши со скоплениями точек -- несомненно, древние письменана неведомом первобытном языке с точечным алфавитом,-- то "буквы" этиуходили еще на полдюйма глубже. Барельеф с предметным изображением выступалнад плоскостью фона дюйма на два. Кое-где приметили мы следы еле различимогоцвета, но в основном быстротечное время уничтожило все нанесенные краски.Чем больше мы всматривались в барельефы, тем больше изумлялись блестящейтехнике исполнения. Строгие эстетические каноны не скрывали зоркуюнаблюдательность и графическое мастерство художников, напротив, жесткоеследование определенной традиции сильнее подчеркивало сущностьизображаемого, его неповторимую уникальность. Кроме того, нас не покидалоощущение, что помимо бросающихся в глаза достоинств есть еще и другие,недоступные нашему восприятию. По некоторым приметам мы догадывались, чтонаш интеллектуальный и эмоциональный опыт, а также изначально другойсенсорный аппарат мешает нам понять смысл скрытых символов и аллюзий. Древние скульпторы, несомненно, черпали свои темы из окружающей жизни,а главным предметом изображения была история. Эта озабоченность историейоказалась нам как нельзя более на руку: рельефы несли баснословноеколичество информации, поэтому львиную долю времени мы отдалифотографированию и зарисовкам. На стенах некоторых комнат были высеченыгромадные карты, астрономические таблицы и прочая научная информация: всеэто красноречиво и наглядно подтверждало то, что изображалось на рельефах.Приступая к рассказу, далеко не полному, с основательными купюрами, я горячонадеюсь, что здравый смысл поверивших мне читателей восторжествует надбезрассудным любопытством и они внемлют моим предостережениям. Будет ужасно,если мое повествование породит в них желание отправиться в это мертвоецарство кошмарных теней, то есть приведет к прямо противоположномурезультату. Настенную резьбу разрывали высокие оконные и двенадцатифутовые дверныепроемы; кое-где сохранились отдельные, аккуратно выпиленные и отполированныеокаменевшие доски, бывшие когда-то частями ставен и дверей. Металлическиекрепления давно разрушились, но некоторые двери по-прежнему оставались наместе, и, проходя из комнаты в комнату, мы затрачивали немало усилий, чтобыоткрыть их. Кое-где уцелели оконные рамы с необычными прозрачными стеклами.Довольно часто на нашем пути попадались вырубленные в камне громадные ниши,по большей части пустые, хотя изредка там оказывались некие ни на что непохожие предметы, выточенные из зеленого мыльного камня; их, видимо, бросилиза ненадобностью из-за трещин и прочих повреждений. Остальные углубления встенах, несомненно, предназначались для существовавших в те стародавниевремена удобств -- отопления, освещения -- и прочих непонятных для насустройств, которые мы видели на барельефах. Потолки ничем особенным невыделялись, хотя иногда их покрывала облупившаяся мозаика из зеленого камня.На полах мозаика также изредка встречалась, но в основном в кладкепреобладали простые грубые плиты. Как я уже говорил, в помещениях не было никакой мебели, хотя изнастенных рисунков становилось ясно, что в этих гулких, похожих на склепыкомнатах ранее находились вполне определенные вещи, правда, непонятного длянас назначения. Многочисленные обломки, осколки и прочий хлам заполнялиэтажи выше ледового уровня, но ниже становилось все чище. Немного пыли спеском -- вот все, что там можно было увидеть, да еще осевший на камняхмноговековой налет. А некоторые комнаты вообще имели такой вид, будто тамтолько что подмели. Встречались, конечно, трещины и проломы, а самые нижниеэтажи были замусорены не меньше верхних. Из центрального зала идущий сверхусвет разливался по боковым помещениям, спасая их от полной темноты, так былои в других постройках, виденных нами с самолета. На верхних этажах мы редкопользовались электрическими фонариками, разве что разглядывая фрагментыбарельефов. Ниже ледового уровня тьма сгущалась, а во многихкомнатах-ячейках у самой земли почти ничего о не было видно -- хоть глазвыколи. Чтобы иметь хоть какое-то представление о том, что пережили мы,оказавшись в этом давно опустевшем и хранящем гробовое молчание лабиринте,сложенном нечеловеческой рукой, нужно постараться воссоздать всю хаотичную,смертельно изматывающую череду разных настроений, впечатлений, воспоминаний.Одно кружащее голову сознание того, сколь древним был этот город и какдалеко зашла в нем мерзость запустения, могла вывести из равновесия любогомало-мальски чувствительного человека, ведь мы к тому же пережили недавно влагере сильное потрясение, а потом -- еще и эти откровения, сошедшие к нампрямо с покрытых резьбой стен. Стоило только бросить взгляд на хорошосохранившиеся барельефы, и все сразу становилось ясно -- недвусмысленныеизображения выдавали страшную тайну. Наивно предполагать, что мы с Денфортомне догадывались о ней раньше, хотя тщательно скрывали друг от друга своидогадки, Не оставалось никаких сомнений в том, кем являлись существа,построившие этот город и жившие в нем миллионы лет назад, в те времена,когда по земле, в тропических степях Европы и Азии, бродили далекие предкилюдей -- примитивные млекопитающие и громадные динозавры. Раньше мы не теряли надежды и убеждали себя в том, что встречающийсяповсеместно мотив пятиконечия -- всего лишь знак культурного и религиозногопочитания некоего древнего физического объекта, имевшего подобные признаки:минойская цивилизация на Крите использовала в качестве декоративногоэлемента священного быка, египетская -- скарабея, римская -- волчицу и орла,а дикие, первобытные племена -- разных тотемных животных. Но теперь всеиллюзии отпали, нам предстояло смириться с реальностью, от которой волосывставали на голове. Думаю, читатель уже догадался, в чем дело; мне трудновывести эти слова на бумаге. Существа, которые в эпоху динозавров владели этими мрачными замками,сами динозаврами не являлись. Дело обстояло иначе. Динозавры не так давнопоявились на Земле, они были молодыми животными с неразвитым мозгом, астроители города -- старыми и мудрыми. Камень запечатлел и сохранил следы ихпребывания на Земле, уже тогда насчитывающего почти тысячу миллионов лет:они построили город задолго до того, как земная жизнь пошла в своем развитиидальше простых соединений клеток. Более того, они-то и являлись создателямии властителями этой жизни, послужив прототипами для самых жутких древнихмифов, именно на них робко намекают Пнакотические рукописи и "Некрономикон".Они назывались Старцами и прилетели на Землю в ту пору, когда планета былаеще молода. Плоть их сформировалась за годы эволюции на далекой планете: ониобладали невероятной, безграничной мощью. Подумать только, ведь мы сДенфортом всего лишь сутки назад видели их члены, отделенные от тел,тысячелетия пролежавших во льду, а бедняга Лейк с товарищами, сами того неведая, созерцали их подлинный облик... Невозможно припомнить, в каком порядке собирали мы факты, относящиеся кэтой невероятной главе из истории планеты до появления человека. Испытавглубокий шок, мы прервали осмотр, чтобы немного прийти в себя, а когда вновьприступили, занявшись теперь систематическим обследованием, было уже тричаса. Судя по геологическим, биологическим и астрономическим признакам,скульптурные изображения в доме, где мы первоначально оказались,принадлежали к относительно позднему времени, им было не более двухмиллионов лет и в сравнении с барельефами более древнего здания, куда мыперешли по мостику, выглядели просто декадентскими. Этому величественному,высеченному из цельного камня сооружению было никак не меньше сорока, авозможно, и пятидесяти миллионов лет, оно относилось к позднему эоцену илираннему мелу, и его барельефы превосходили в мастерстве исполнения всевиденное нами, за одним исключением -- с ним мы встретились позже -- то быладревнейшая в городе постройка. Не будь необходимости прокомментировать снимки, которые скоро появятсяв прессе, я бы из опасения прослыть сумасшедшим придержал язык и не сталраспространяться о том, что именно увидел я на стенах и к каким выводампришел. Конечно, можно было отнести к области мифотворчества барельефы, гдеизображалась жизнь звездоголовых существ в бесконечно отдаленные эпохи,когда они обитали на другой планете, в иной галактике или даже вселенной,однако некоторые высеченные на камне чертежи и диаграммы заставляли насвспомнить о последних открытиях в математике и астрофизике, и тут уж ясовсем растерялся. Вы меня поймете, когда сами увидите эти фотографии. На каждом барельефе рассказывалась, естественно, только небольшая частьединой истории,- и "читать" мы ее начали не с начала и не по порядку. Иногдана стенах нескольких комнат или коридоров разворачивалась подряд непрерывнаяхроника событий, но неожиданно туда вклинивались тематически обособленныезалы. Лучшие карты и графики висели на стенах бездонной пропасти: этакаверна площадью двести квадратных футов и глубиной шестьдесят футовобразовалась, видимо, на месте бывшего учебного центра или чего-то в этомроде. Некоторые темы, отдельные исторические события пользовались особойпопулярностью и у художников, и у самих обитателей города, барельефы сподобными сюжетами повторялись с раздражающей навязчивостью. Впрочем, иногдаразные версии одного события проясняли нам его значение, заполняли лакуны. Мне до сих пор непонятно, каким образом уяснили мы суть дела за такойнебольшой срок. Впоследствии, рассматривая снимки и зарисовки, мы многоеуточнили и заново переосмыслили, хотя и теперь кое-что остается загадкой.Нервный срыв Денфорта, возможно, объясняется именно этими позднейшимирасшифровками его впечатлительная натура не смогла вынести жуткихвоспоминаний, смутных, мучительных видений и вновь пережить тот ужас,который он испытал, увидев нечто такое, о чем он не решился поведать дажемне. И все же нам пришлось заново просмотреть все документальныесвидетельства: нужно представить миру как можно более полную информацию,чтобы наше предостережение, такое актуальное, стало еще и убедительным. Внеразгаданном мире Антарктики, мире смещенного времени и противоестественныхзаконов, человек испытывает губительные для него влияния, словом,продолжение там исследований попросту невозможно.

VII

Полный отчет о нашем походе появится сразу же после расшифровки всехзаписей в официальном бюллетене Мискатоникского университета. Здесь же ярассказываю обо всем лишь в общих чертах и потому прошу простить мненекоторую непоследовательность. Опираясь на мифотворчество или что-тодругое, не знаю, только безвестные ваятели разворачивали на камне историюпоявления на Земле, тогда еще молодой планете, звездоголовых пришельцев, атакже прочих чужеземных существ -- пионеров космоса. На своих огромныхперепончатых крыльях они, по-видимому, могли преодолевать межзвездныепространства -- так неожиданно подтвердились легенды жителей гор,пересказанные мне другом-фольклористом. В течение долгого времени ониобитали под водой, строили там сказочные города и вели войны с неизвестнымиврагами, используя сложные механизмы, в основе которых лежал неведомый нампринцип получения энергии. Их научные и технические познания значительнопревосходили наши, хотя они редко применяли их на практике -- только вслучае необходимости. Судя по барельефам, они исчерпали у себя на планетеидею механистической цивилизации, сочтя ее последствия пагубными дляэмоциональной сферы. Исключительная плотность тканей и неприхотливостьпозволяли им жить также в высокогорной местности, обходясь без всякогокомфорта, даже без одежды, и заботясь только об укрытии на случай непогоды. Именно под водой звездоголовые впервые создали земных существ --сначала для пищи, а потом и для других целей,-- создали давно им известнымиспособами из доступных и подходящих субстанций. Особенно плодотворный периодэкспериментов начался после поражения их многочисленных космических врагов.Прежде звездоголовые делали то же самое на других планетах, производя нетолько биологическую пищевую массу, но и многоклеточную протоплазму,способную под гипнозом образовывать нужные временные органы. Так ониполучали идеальных рабов для тяжелой работы. В своем наводящем ужас"Некрономиконе" Абдула Альхазред, говоря о шогготах, намекает именно на этувязкую массу, хотя даже этот безумный араб считает, что они лишь грезилисьтем, кто жевал траву, содержащую алкалоид, После того как звездоголовыеСтарцы синтезировали достаточное количество простейших организмов дляпищевых целей и развели сколько требовалось шогготов, они предоставиливозможность прочим клеточным соединениям развиваться далее самим,превращаясь в растительные или животные организмы. Впрочем, виды, им чем-тоне приглянувшиеся, безжалостно уничтожались. С помощью шогготов, которые, увеличиваясь под гипнозом в объеме, моглиподнимать громадные тяжести, небольшие подводные поселения сталиразрастаться, превращаясь в протяженные и внушительные каменные лабиринты,вроде тех, которые позднее выросли на земле. Легко приспосабливаясь к любымусловиям, Старцы до прилета на Землю подолгу или на суше в самых разныхуголках вселенной и, видимо, не утратили навыка в возведении наземныхконструкций. Внимательно рассматривая архитектуру древних городов,запечатленную на барельефах, а также того, по чьим пустынным лабиринтамбродили сейчас, мы были поражены одним любопытным совпадением, которое несмогли объяснить даже себе. На барельефах были хорошо видны кровли домов --в наше время проваленные и рассыпавшиеся, взмывали к небу тонкие шпили,конусы с изящными флеронами, топорщились крыши в форме пирамид, а такжеплоских зубчатых дисков, обычно завершающих цилиндрические постройки. Всеэто мы уже видели раньше, подлетая к лагерю Лейка, в зловещем, внушающемужас мираже, отбрасываемом мертвым городом, хотя такого облика, который мысозерцали тогда нашими несведущими глазами, у реального каменного лабиринта,укрывшегося а недосягаемыми Хребтами Безумия, не было уже тысячи или дажедесятки тысяч лет. О жизни Старцев под водой и позже, когда часть из них перекочевала насушу, можно говорить бесконечно много. Те, что обитали на мелководье, виделис помощью глаз, которыми заканчивались пять головных щупалец; они ваяли имогли писать -- при естественном освещении -- пером на водоотталкивающихвощеных таблицах. Те, что жили на дне океана, использовали для освещениялюбопытные фосфоресцирующие организмы, хотя при случае могли прибегать кспециальному, дублирующему зрение органу чувств -- призматическим ресничкам;благодаря им Старцы свободно ориентировались в темноте. Их скульптура играфика странно изменились под влиянием особой техники химического покрытия,рассчитанной на сохранение эффекта фосфоресценции. Но точно понять, в чемдело, мы не сумели. В воде эти существа перемещались двумя способами: плыли,перебирая боковыми конечностями, или, извиваясь, двигались толчками, помогаясебе нижними щупальцами и лженожкой. Иногда же подключали две-три парывеерообразных складных крыльев и тогда стрелой устремлялись вперед. На сушеони пользовались лженожкой, но часто, раскрыв крылья, воспаряли под небеса илетали на большие 'расстояния. Многочисленные щупальца, которымизаканчивались "руки", были изящными, гибкими, сильными и необычайно точнымив мускульно-нервной координации, позволяя добиваться замечательногомастерства в изобразительном искусстве и других занятиях, требующих ручныхопераций. Прочность их тканей была поистине изумительна. Даже громадное давлениена дне глубочайших морей не могло причинить им вреда. Умирали немногие -- ито лишь в результате несчастных случаев, так что места захороненийисчислялись единицами. То, что они погребали своих мертвецов в вертикальномположении и устанавливали на могилах пятиконечные надгробия с эпитафиями, аименно это уяснили мы с Денфортом, разглядев внимательно несколькобарельефов, настолько потрясло нас, что потребовалось какое-то время, чтобыприйти в себя. Размножались эти существа спорами -- как папоротникообразные,это предполагал и Лейк,-- но так как из-за своей невероятной прочности нибыли практически вечными, размножение поощрялось лишь в периоды освоенияновых территорий. Молодое поколение созревало быстро и получало великолепноеобразование, качество которого нам даже трудно вообразить. Высокоразвитаяинтеллектуальная и эстетическая сферы породили устойчивые традиции иучреждения, о которых я подробно расскажу в своей монографии. Была, конечно,некоторая разница в устоях у морских Старцев их земных собратьев, но она некасалась основных принципов. Эти твари могли, подобно растениям, получать питание из неорганическихвеществ, но предпочитали органическую пищу и особенно животную. Те, что жилипод водой, употребляли все в сыром виде, но те, что населяли землю, умелиготовить. Они охотились, а также разводили скот на мясо, закалывая животныхкаким-то острым оружием, оставлявшим на костях грубые отметины,-- на них-тои обратили внимание наши коллеги. Старцы хорошо переносили любые изменениятемпературы и могли оставаться в воде вплоть до ее замерзания. Когда же вэпоху плейстоцена, около миллиона лет назад, началось резкое похолодание,обитавшим на Земле Старцам пришлось прибегнуть к решительным мерам, вродесоздания установок искусственного обогрева, но потом жестокие холода все жевынудили их вновь вернуться в море. Старцы поглощали некие вещества, послечего могли долгое время обходиться без еды и кислорода, а также переноситьлюбую жару и холод, но ко времени великого похолодания они уже утратили этосвое умение. Попробуй они теперь впасть в подобное искусственное состояние,добром бы это не кончилось. У Старцев отсутствовали биологические предпосылки к семейной жизни,подобные тем, какие наблюдаемы у млекопитающих: они не разбивались на пары ивообще имели много общего с растениями. Однако семьи они все же создавали идаже весьма многочисленные, но только ради удобства и интеллектуальногообщения. Обживая свои дома, они размещали мебель в центре комнат, оставляястены открытыми для декоративной отделки. Жившие на суше Старцы освещалисвои жилища с помощью особого устройства, в основе которого, если мыправильно поняли, лежат электрохимические процессы. И под водой, и на сушеим служили одинаково непривычные для наших глаз столы и стулья, а такжепостели-цилиндры, где они отдыхали и спали стоя, обмотавшись щупальцами;непременной частью интерьера являлись стеллажи, где хранились книги --прочно скрепленные пластины, испещренные точками. Общественное устройство было у них скорее социалистического толка, хотятвердой уверенности у меня нет. Торговля процветала, в том числе и междугородами, а деньгами служили небольшие плоские пятиугольные жетончики,усеянные точками. Видимо, маленький камушек из зеленых мыльных камней,найденных Лейкам, как раз и был такой валютой. Хотя цивилизация Старцев былаурбанистической, но сельское хозяйство и особенно животноводство тоже игралив ней важную роль. Добывалась руда, существовало какое- никакоепроизводство. Старцы много путешествовали, но массовые переселения случалисьредко -- только во время колонизаций, когда раса завоевывала новыепространства. Транспортные средства не были им известны. Старцы сами моглиразвивать и в воде, и на суше, и в воздухе необыкновенную скорость. Грузыперевозились вьючными животными: под водой -- шогготами, а на земле --любопытной разновидностью примитивных позвоночных, но это уже на довольнопозднем этапе освоения суши. Эти позвоночные так же, как и бесконечное множество прочих живыхорганизмов -- животных и растений, тех, кто обитает в море, на земле и ввоздухе,-- возникли в процессе неконтролируемой эволюции клеток, созданныхСтарцами, но со временем вышедших из-под их контроля. Они развивались себепонемногу, поскольку не мешали хозяевам планеты. Те, что вели себябеспокойнее, механически уничтожались. Любопытно, что в поздних,декадентских произведениях скульпторы изобразили примитивное млекопитающее снеуклюжей походкой, которое земные Старцы вывели не только из-за вкусногомяса, но и забавы ради -- как домашнего зверька; в нем неуловимопросматривались черты будущих обезьяноподобных и человекообразных существ. Встроительстве земных городов принимали участие огромные птеродактили,неизвестные доселе науке,-- они поднимали на большую высоту камни дляукладки башен. В том, что Старцы сумели пережить самые разнообразные геологическиекатаклизмы и смещения земной коры, было мало удивительного. Хотя из первыхгородов, по-видимому, ни один не сохранился, эта цивилизация никогда непрерывала своего существования, о чем свидетельствовали и увиденные намибарельефы. Впервые Старцы приземлились на нашу планету в районеАнтарктического океана, и, похоже, произошло это вскоре после того, какоторвалась часть материи, образовавшая Луну, а на то место сместился Тихийокеан. На одном из барельефов мы увидели, что во времена прилета Старцев всюЗемлю покрывала вода. Шли века, и каменные города распространялись попланете, все дальше отходя от Антарктиды. Вырезанная на камне картапоказывала, что вокруг южного полюса образовалось широкое кольцо суши --Старцы построили на ней свои первые экспериментальные поселения, хотяподлинные центры оставались все же на морском дне. На позднейших картах быловидно, как откалывались и перемещались огромные массы земли, оторвавшиесячасти материка сносило к северу -- что подтверждало теории Тейлора, Вегенераи Джоли. Смещение пластов земли на юге Тихого океана привело к катастрофическимпоследствиям. Некоторые морские города были разрушены до основания, нохудшее еще предстояло пережить. Из космоса прилетели новые пришельцы,напоминавшие формой осьминогов -- их-то, возможно, и нарекли в древних мифахпотомством Ктулху; они развязали жестокую войну, загнав Старцев надолго подводу. Это нанесло последним страшный урон -- к тому времени число поселенийна суше постоянно росло. В конце концов обе расы заключили мирный договор,по которому новые земли переходили к потомкам Ктулху, за Старцами жеоставалось море и прежние владения. Стали возводиться новые города, и самыевеличественные из них -- в Антарктике, ибо эта земля, место первыхпоселений, стала считаться священной. И впредь Антарктика оставалась центромцивилизации Старцев, а города, которые успели там основать потомки Ктулху,стерлись с лица земли. Потом часть суши в районе Тихого океана вновьопустилась, и с ней ушел на дно зловещий Р'лай, город из камня, и всекосмические осьминоги в придачу. Так Старцы вновь стали единственнымихозяевами планеты, правда, существовало' нечто, чего они боялись и о чем нелюбили говорить. Через некий весьма продолжительный отрезок времени Старцызаполонили всю планету: их города достаточно равномерно распределились и насуше, и на дне морском. В своей монографии я дам совет пытливому археологупробурить машиной Пэбоди несколько глубоких скважин в самых разных районахЗемли и проанализировать полученные данные. В течение веков шло закономерное переселение Старцев из глубин моря насушу -- этот процесс подстегивался рождением новых материков, хотя и океанникогда не пустовал. Второй причиной миграции стали трудности по выращиваниюи удерживанию в повиновении шогготов, без которых жизнь под водой не моглапродолжаться. С течением времени, как скорбно поведали нам сюжеты на древнихбарельефах, был утрачен секрет создания жизни из неорганической материи, иСтарцам пришлось довольствоваться модификацией уже существующих форм. Насуше у Старцев не было никаких проблем с громадными, но исключительнопослушными рептилиями, а вот размножавшиеся делением шогготы, которые врезультате случайного стечения обстоятельств нарастили до опасного пределаинтеллект, беспокоили их чрезвычайно. Старцы всегда управляли шогготами с помощью гипноза, легкотрансформируя эту внушаемую плотную плазму согласно потребностям и создаваяна время нужные им члены и органы, теперь же у шогготов иногда появляласьспособность самим преобразовывать свою плоть по воспоминаниям о старыхприказах властителей. Казалось, у них развился мозг с неустойчивой системойсвязей, в котором иногда зарождался сильный волевой импульс, противоречившийволе хозяина. Изображения шогготов вызывали у нас с Денфортом глубочайшееотвращение, граничащее с ужасом. Эти бесформенные в обычном состоянии существа состояли из желеподобнойпузырчатой массы; если они обретали форму шара, диаметр их в среднемравнялся пятнадцати футам. Впрочем, очертания, равно как и объем, менялись уних постоянно: они то создавали себе, то, напротив, уничтожали органы слуха,зрения, речи, во всем подражая хозяевам,-- иногда непроизвольно, а иногдавыполняя команду. Сто пятьдесят миллионов лет тому назад, где-то в середине перми,шогготы стали совершенно неуправляемыми, и тогда жившие на морском днеСтарцы развязали против них настоящую войну, чтобы силой вернуть своюпрежнюю власть. Многовековая пропасть отделяла нас от того времени, но итеперь мороз пробирал по коже, когда мы разглядывали картины той войны иособенно ужасное зрелище жертв, обезглавленных шогготами и выпачканных затемвыделяемой ими слизью. В конце концов Старцы, прибегнув к мощному оружию,вызывавшему у врагов нарушения на молекулярном и атомарном уровнях, добилисьполной победы. Барельефы отразили тот период, когда сломленные шогготы сталисовсем ручными и покорились воле Старцев совсем как дикие мустанги Запада --американским ковбоям. Во время бунта шогготы доказали, что могут жить насуше, но новая способность никак не поощрялась -- трудности их содержания наземле значительно превосходили возможную пользу. В юрский период на Старцев обрушились новые напасти -- из космосаприлетели полчища мерзких тварей; они соединяли в себе черты ракообразных,ибо были покрыты твердым панцирем, а также низших растений, а именно грибов.В мифологии горных народов северного полушария, особенно в Гималаях, онизапечатлелись как Ми-Го, или Снежные люди. Чтобы одержать верх надпришельцами, Старцы впервые за всю свою земную историю решили вновь выйти вкосмос, однако, совершив все положенные приготовления, поняли, что не сумеютпокинуть земную атмосферу. Секрет межзвездных перелетов был полностьюутрачен. В результате Ми-Го вытеснили Старцев с северных земель, и тепонемногу вновь сбились в антарктическом регионе -- своей земной колыбели.Все эти перемены не коснулись подводных владений Старцев, недоступных длязавоевателей. Даже на барельефах бросалось в глаза разительное отличие материальнойсубстанции Ми-Го или потомков Ктулху от плоти Старцев. Первые обладалиспособностью к структурным изменениям, умели перевоплощаться и вновьвозвращать себе прежний облик. Все это было недоступно для Старцев,по-видимому, их враги прибыли из более отдаленной части вселенной, чем они.Несмотря на удивительную плотность тканей и необычные жизненные свойства,Старцы являлись материальными существами и, следовательно, происходили изизвестного пространственно-временного континуума, в то время как опроисхождении их врагов можно было, затаив дыхание, строить самые немыслимыедогадки. Словом, нельзя отнести к чистому мифотворчеству разбросанные влегендах сведения об аномалии завоевателей и их внегалактическомпроисхождении. Хотя этот миф могли распространять и сами Старцы, чтобысписать на него свои военные неудачи: ведь исторический престиж был у нихсвоего рода "пунктиком". Недаром в их каменных анналах не упоминались многиемогущественные и высокоразвитые народы с неповторимыми культурами ивеличественными городами -- народы, украсившие собой не одну легенду. Чередование геологических эпох и связанные с ним перемены были споразительной яркостью представлены на резных картах и барельефах. Кое в чемнаши научные представления оказались ошибочными, но встречались иподтверждения некоторых смелых гипотез. Как я уже говорил, именно здесь, вэтом невероятном месте, мы убедились в правоте Тейлора, Вегенера и Джоли,предположивших, что все континенты суть части бывшего единогоантарктического материка, оторвавшиеся от него под действием мощныхцентробежных сил и дрейфовавшие в разные стороны по вязкой поверхностиземной мантии. Это подтверждалось и очертаниями Африки и Южной Америки, атакже направлениями главнейших горных цепей. На картах, отобразивших Землю времен карбона, то есть сто миллионов илиболее лет тому назад, мы видели бездонные ущелья и трещины, которыевпоследствии, углубившись, разделили Африку и обширный материк, включавший всебя Европу (легендарную Валусию), обе Америки и Антарктику. На болеепоздних картах материки были уже обособлены друг от друга, в том числе и натой, которую вычертили пятьдесят миллионов лет назад в связи с основаниемныне мертвого города, где мы сейчас пребывали. И, наконец, на самой поздней,относящейся, видимо, плиоцену, карте очертания и расположения материковсоответствовали нынешним -- только Аляска была еще соединена с Сибирью,Северная Америка через Гренландию -- с Европой, а Южная Америка через ЗемлюГрейама -- с Антарктидой. Карты времен карбона пестрели значками,говорившими, что каменные города Старцев покрывали весь земной шар -- от днаморского до изрытых ущельями горных районов, однако на последующих картахясно обозначился откат градостроительства к южным антарктическим районам. Вовремена же плиоцена, как показывала последняя карта, города остались тольков Антарктике да на оконечности Южной Америки -- севернее пятидесятойпараллели южной широты отсутствовали даже морские поселения. Интерес Старцевк северным территориям, по-видимому, угас, сократилась информация о них,лишь изредка совершали теперь Старцы разведывательные полеты на своихвеерообразных перепончатых крыльях, изучая очертания береговых линий. Потом наступило время грандиозных катаклизмов -- образовывались новыегорные цепи, создавались континенты, землю и дно океанов сотрясаликонвульсии, и на месте разрушенных городов все реже возводились новые.Окружавший нас громадный мертвый мегаполис был, видимо, последней столицейзвездоголовых; город построили в начале мела недалеко от того места, гдерухнул в разверзшуюся пропасть его предшественник, превосходивший размерамидаже своего юного двойника. Район этих двух городов почитали священным --ведь именно здесь впервые, тогда еще на морское дно, высадились их предки.Мы узнавали на барельефах некоторые характерные приметы города, в которомоказались. Как нам стало понятно, он тянулся вдоль хребтов на сотни миль вобе стороны, так что обозреть его даже с самолета не представлялосьвозможным. Считалось, что в нем сохранились священные камни из фундаментапервого поселения на дне моря; по прошествии многих веков их выбросило приочередном катаклизме на сушу,

VIII

Мы с Денфортом с особым интересом и смешанным чувством благоговения истраха отыскивали на барельефах то, что относилось к месту нашегопребывания. Такого материала, естественно, было предостаточно; кроме того,скитаясь по наземным лабиринтам города, мы забрели, по счастливойслучайности, в исключительно старое здание, на потрескавшихся стенахкоторого в декадентской манере последних скульпторов разворачивалась историягорода и его окрестностей после плиоцена -- на нем обычно завершались всепрочие скульптурные рассказы. Этот дом мы облазили и изучили до последнего уголка, и то, что намудалось здесь узнать, поставило перед нами новую цель. Итак, нам суждено было попасть в самое таинственное, жуткое и зловещееместо на Земле. И самое древнее. Мы почти поверили, что это мрачное нагорьеи есть то самое легендарное плато Ленг, средоточие зла, о котором страшилсяупоминать даже безумный творец "Некрономикона". Грандиозная горная цепь быланевероятно, умопомрачительно длинна, зарождаясь невысоким кряжем на Земле уморя Уэдделла и пересекая весь континент. Наиболее высокий массивобразовывал величественную арку между 82' южной широты, 60' восточнойдолготы и 70' южной широты, 115' восточной долготы, вогнутой сторонойобращенную к нашему лагерю, а одним концом упиравшуюся в закованное льдомморское побережье. Уилкс и Маусон видели эти горы на широте Южного полярногокруга. Но нас ожидало еще более сокрушительное открытие. Как я уже говорил,хребты эти превышали Гималаи, но древние резчики по камню уверяли нас, чтоони уступали другим, еще более грандиозным. Тех великанов окутывала мрачнаятайна, большинство скульпторов предпочитали не касаться этой темы, другиеприступали к ней с очевидной неохотой и робостью. Похоже, та часть древнейсуши, что поднялась из моря первой после того, как оторвался кусок,образовавший Луну, и со своих далеких звезд прилетели Старцы, таили в себе,по мнению пришельцев, неведомое, о ощутимое зло. Возводимые там городапреждевременно разрушались, их жители внезапно пропадали неведомо куда.Когда первые подземные толчки сотрясли эту зловещую местность, изкачнувшейся, а затем разверзшейся земли неожиданно выросла пугающая громадахребтов с высоко взметнувшимися вершинами. Так, среди грохота и хаоса, Земляпроизвела свое самое жуткое творение. Если система координат на барельефах соответствовала истине, то этирождающие ужас и омерзение гиганты вздымались на высоту более сорока тысячфутов, значительно превосходя покоренные нами Хребты Безумия. Они тянулисьот 77' южной широты, 70' восточной долготы до 70' южной широты, 100'восточной долготы и, следовательно, находились всего в трехстах милях отмертвого города, так что, не будь тумана, мы могли бы различить на западе ихсумрачные вершины. А их северную оконечность можно видеть с широты Южногополярного круга на Земле Королевы Мэри. Во времена упадка некоторые Старцы возносили этим горам тайные молитвы,однако никто не осмеливался приблизиться к ним или хотя бы предположить, чтонаходится за ними. Из людей также ни один человек не бросил взгляда на этихвеликанов, но, видя, какой страх источают эти древние изображения, я от душипорадовался тому, что это и не могло случиться. Ведь за этими колоссамипроходит еще одна цепь гор -- Королевы Мэри и Кайзера Вильгельма,заслоняющая гигантов со стороны побережья, и на эти горы, к счастью, никтоне пробовал взбираться. Во мне уже нет былого скептицизма, и я не станунасмехаться над убежденностью древнего скульптора, что молния иногдазадерживалась на гребне этих погруженных в тяжелое раздумье гор, и тогданочь напролет мерцал там дивный таинственный свет. Возможно, в древнихПнакотических рукописях, где упоминается Кадат из Страны-Холода, затаинственными темными словесами скрывается подлинная и ужасающая реальность. Впрочем, городу хватало и своих загадок, пусть и не столь демонических.С его основанием ближние горы понемногу обрастали храмами; они стояли, какмы уразумели из барельефов, в тех местах, где теперь лепились друг к другудиковинные кубы и крепостные валы -- все, что осталось от башен неизъяснимойкрасоты и причудливых, устремленных ввысь шпилей. Затем, с течением времени,появились пещеры, которые соответствующим образом оформлялись, становясьсвоеобразными придатками к храмам. Шли годы, подземные воды источили слойизвестняка, и пространство под хребтами, нагорьем и равниной превратилось взапутанный лабиринт из подземных ходов и пещер. Многие барельефы отразилиосмотры Старцами бесчисленных подземелий; а также неожиданное открытие имитам моря, которое подобно Стиксу таилось в земном лоне, не зная ласкисолнечных лучей. Эта сумрачная пучина была, конечно же, порождением реки, текущей состороны зловещих, не имеющих названия западных гор; у Хребтов Безумия онасворачивала в сторону и текла вдоль гор вплоть до своего впадения вИндийский океан между Землями Бадда и Тоттена на Побережье Уилкса. Понемногурека размывала известняк на повороте, пока не достигала грунтовых вод, аслившись с ними, с еще большей силой продолжала точить породу. В концеконцов, сломив сопротивление камня, воды ее излились в глубь земли, апрежнее русло, ведущее к океану, постепенно высохло. Позже его покрылипостройки постоянно разраставшегося города. Поняв, что произошло с рекой,Старцы, повинуясь присущему им мощному эстетическому чувству, высекли насвоих самых изысканных пилонах картины низвержения водного потока в царствовечной тьмы. С самолета мы видели бывшее русло этой когда-то прекрасной реки, одетойв былые годы в благородное кружево каменных мостов. Положение, котороезанимала река на барельефах, изображающих город, помогло нам лучше понять,как менялся мегаполис в бездонном колодце времени; мы даже наскоро набросаликарту с основными достопримечательностями -- площадями, главными зданиями ипрочими приметами, чтобы лучше ориентироваться в дальнейшем. Скоро мы моглиуже воссоздать в своем воображении живой облик этого поразительного города,каким он был миллион, десять миллионов или пятьдесят миллионов лет назад,--так искусно изобразили древние скульпторы здания, горы и площади, окраины иживописные пейзажи с буйной растительностью третичного периода. Все былопронизано несказанной мистической красотой, и, впитывая ее в себя, я забывало гнетущем чувстве, порожденном непостижимым для человека возрастом города,его мертвым величием, укрытостью от мира и сумеречным сверканием льда.Однако, судя по барельефам, у обитателей города тоже частенько на душе кошкискребли и сердце сжималось от страха: нередко встречались изображенияСтарцев, отшатывающихся в ужасе от чего-то, чему на барельефе никогда ненаходилось места, косвенно можно было догадаться, что предмет этот выловилив реке, которая принесла его с загадочных западных гор, поросших вечношелестящими деревьями, увитыми диким виноградом. Только в одном доме поздней постройки мы отчетливо прочли надекадентском барельефе предчувствие грядущей катастрофы и опустения города.Несомненно, были и другие свидетельства, несмотря на снижение творческойактивности и художественных устремлений, характерное для скульпторовсмутного времени,-- вскоре мы в этом, хоть и не воочию, смогли убедиться. Нотот барельеф был первым и единственным в таком роде из всех, какие мывнимательно рассмотрели. Мы хотели продолжить осмотр, но, как я уже говорил,обстоятельства изменились и перед нами возникла новая цель. Впрочем, вскоревсе настенные свидетельства и так исчерпали себя: надежда на долгоебезоблачное будущее покинула Старцев, а с ней и желание украсить свой быт.Окончательный удар принесло повальное наступление холодов, они сковали почтивсю планету, а с полюсов так никогда и не ушли. Именно эти жестокие холодауничтожили на противоположной стороне планеты легендарные земли Ломара иГипербореи. Трудно сказать, когда именно воцарились в Антарктике холода. Сейчас мыотносим раннюю границу ледникового периода на пятьсот тысяч лет от нашеговремени, но по полюсам этот бич Божий хлестнул еще раньше. Все цифры,конечно, условны, но весьма вероятно, что последние барельефы высечены менеемиллиона лет назад, а город покинут полностью задолго до времени, котороепринято считать началом плейстоцена, то есть раньше, чем пятьсот тысяч леттому назад. На поздних барельефах растительность выглядит более скудной, да и самажизнь горожан далеко не бьет ключом. В домах появляются нагревательныеприборы, путники зимой кутаются в теплую одежду. Картуши, которые все чащеразбивают каменную ленту поздних барельефов, вторгаясь со своей темой,отобразили отдельные элементы непрерывной миграции -- часть жителей укрыласьна дне моря, найдя прибежище в подводных поселениях у далеких берегов,другие опустились под землю и, проскитавшись по запутанным известняковымлабиринтам, вышли к пещерам на краю темных бездонных вод. Так сложилось, что большинство обитателей города предпочли уйти подземлю. До какой-то степени это объяснялось тем, что место здесь почиталосьсвященным, но главным было, конечно же, то, что в этом случае оставаласьвозможность пользоваться храмами, возведенными на изрезанных подземнымигалереями хребтах, а также бывать в самом городе, оставленном в качествелетней резиденции и координационного пункта между отдельными поселениями.Провели кое-какие земляные работы, улучшили уже существующие подземные пути,а также проложили новые, напрямик соединившие древнюю столицу с темнойпучиной. Тщательно все просчитав, мы нанесли входы в эти новые, прямые какстрела туннели на путеводитель, который понемногу рождался под нашимируками. По меньшей мере два туннеля начинались неподалеку от нас, ближе кхребтам -- один всего в четверти мили, в направлении древнего русла реки, адругой -- примерно вдвое дальше, в прямо противоположном направлении. Новый город Старцы выстроили не на пологих берегах подземного моря, ана его дне -- температура там была равномерно теплой. Огромная глубина этоготайного моря давала гарантию, что внутренний жар земли позволит новымпоселенцам жить там сколько потребуется. Те же без труда приспособилисьпроводить под водой большую часть времени, а позднее и вовсе пересталивыходить на берег -- они ведь никогда не позволяли жабрам окончательноотмереть. На отдельных барельефах мы видели картины посещения Старцамиживущих под водой родственников, а также их продолжительных купаний на днеглубокой реки. Не смущала их и вечная' тьма земных недр -- сказаласьпривычка к долгим арктическим ночам. Когда древние скульпторы рассказывали на своих барельефах о том, как надне подземного моря закладывали новый город, их декадентская, упадническаяманера преображалась, и в ней появлялись характерные эпические черты.Подойдя к проблеме научно, Старцы наладили в горных недрах добычу особопрочных камней и пригласили из ближайшего подводного селения опытныхстроителей, чтобы использовать в работе новейшие технологии. Специалистызахватили с собой все необходимое для успешной деятельности, а именно:клеточную массу для производства шогготов- чернорабочих, способных подниматьи перетаскивать камни; и протоплазму, с легкостью превращавшуюся вфосфоресцирующие организмы, освещавшие темноту. И вот на дне мрачного моря вырос громадный город, архитектуройнапоминавший прежнюю столицу, а мастерством исполнения даже превзошедший,ибо везде строительству предшествовал точный математический расчет. Новыешогготы достигли здесь исполинских размеров и значительного интеллекта,понимая и исполняя приказы с удивительной быстротой. Со Старцами ониизъяснялись, подражая их голосам, мелодичными, трубными звуками, слышными,если правильно предположил бедняга Лейк, на большом расстоянии, теперьшогготы подчинялись не гипнотическому внушению, а простым командам и былиидеально послушны, Фосфоресцирующие организмы полностью обеспечивали Старцевсветом, компенсируя этим утрату полярных сияний -- непременных спутниковантарктических ночей. Изобразительные искусства продолжали существовать, хотя упадок былочевиден. Старцы, по-видимому, и сами это понимали, потому что во многихслучаях предвосхитили политику Константина Великого и перенесли в подводныйгород несколько глыб с великолепными образцами древней резьбы, подобно тому,как вышеозначенный император в такое же гиблое для искусств время ограбилГрецию и Азию, вывезя оттуда лучшие произведения искусства, чтобы сделатьсвою новую столицу Византию еще более прекрасной. То, что Старцы не забралииз бывшей столицы все барельефы, объяснялось несомненно тем, что первоевремя город на суше не был еще полностью заброшен. Когда же он полностьюобезлюдел -- а это случилось еще до прихода на полюс самых жестоких холодовплейстоцена,-- Старцев уже, видимо, вполне устраивало современное искусство,и они перестали замечать особое совершенство работы древних резчиков иваятелей. Во всяком случае, вековечные руины вокруг нас во многом сохранилисвои первоначальные красоты, хотя все, что было легко вывезти, особенноотдельно стоявшие прекрасные скульптуры, обрело новое пристанище на днеподземного моря. Эта история, рассказанная на панелях и картушах,-- последнеесвидетельство об ушедшей эпохе, обнаруженное нами на ограниченной территориинаших поисков. Выходило, что Старцы некоторое время жили как бы двойнойжизнью, проводя зиму на дне подземного моря, а летом возвращаясь в своюбывшую столицу. Завязалась активная торговля с другими городами вотносительном отдалении от антарктического побережья. К этому времени сталаабсолютно ясна обреченность земного города, и резчики сумели показать насвоих барельефах многочисленные признаки вторжения холода. Растительностьгибла, и даже в разгар лета грозные приметы зимы полностью не исчезали.Пресмыкающиеся вымерли почти полностью, млекопитающие разделили их участь.Чтобы продолжать работу на суше, можно было приспособить к земным условиямжизни удивительно хорошо переносящих холод бесформенных шогготов, ноэтого-то Старцы совсем не хотели. Замерла жизнь на великой реке, опустеломорское побережье, из его былых обитателей задержались только тюлени и киты.Птицы улетели, по берегу ковыляли одни крупные неуклюжие пингвины. Можно только предполагать, что произошло дальше. Как долгопросуществовал подводный город? Может, этот каменный мертвец по-прежнемустоит там, в вечном мраке? Замерзли подземные воды или нет? И какова судьбадругих городов на дне океана? Выбрались ли из-под ледяного колпака Старцы?Может, мигрировали к северу? Но современная геология нигде не обнаружиласледов их пребывания. Значит, злобные Ми-Го все еще создавали угрозу насевере? И кто знает, что таится сейчас в темной, неведомой морской пучине,затерявшейся в потаенных глубинах земли? Сами звездоголовые и их творениямогли выдерживать колоссальное давление -- а рыбаки иногда вылавливали вэтих краях всякие диковины. И может, вовсе не кит-убийца повинен, какпредполагали, в кровавой резне, оставившей на телах тюленей многочисленныеранения, на что обратил внимание поколение назад Борхгревинк? Экземпляры, найденные беднягой Лейком, обсуждению не подлежали: ихзасыпало в пещере в те времена, когда город был совсем юным. По всемпризнакам им было не меньше тридцати миллионов лет, а тогда, как мыпонимали, подземный город в заполненной водами каверне еще не существовал,как, собственно, и сама каверна. Если бы они ожили, то помнили бы только тедавние времена, когда повсюду ' Б о р х г р е в и н к, Карстен (1864 -- 1934) -- норвежскийпутешественник. буйно росла зелень -- ведь шел третичный период,-- в городе процветалиискусства, могучая река несла свои воды на север, вдоль величественных гор кдалекому тропическому океану. И все же у нас не шли из головы эти твари, особенно восемь полноценных,которые таинственным образом исчезли из развороченного лагеря Лейка. Слишкоммногое не укладывалось в голове, и потому приходилось относить разные дикиевещи на счет внезапного помешательства кого-нибудь из членов экспедиции -- иэти невероятные могилы, и множество пропавших вещей, и исчезновение Гедни;потрясла нас неземная плотность тканей древних чудищ и всякие странности ихбиологии, о которых поведали нам древние скульпторы,-- словом, мы сДенфортом многое повидали за несколько последних часов, но были готовы квстрече с новыми пугающими и невероятными тайнами первобытной природы, окоторых собирались хранить молчание.

Я уже упоминал, что во время осмотра упаднических барельефов у насродилась новая цель. Она, конечно же, была связана с теми пробитыми в землетуннелями, которые вели в мрачный подземный мир и о существовании которых мыпоначалу не имели понятия, зато теперь сгорали от любопытства и желанияпоскорее увидеть их и по возможности обследовать. Из высеченного на стенеплана было ясно, что стоит нам пройти по одному из ближайших туннелей околомили, и мы окажемся на краю головокружительной бездны, там, куда никогда незаглядывает солнце; по краям этого неправдоподобного обрыва Старцы проложилитропинки, ведущие к скалистому берегу потаенного, погруженного в великуюночь океана. Возможность воочию созерцать легендарную пучину явиласьсоблазном, которому противиться было невозможно, но мы понимали, что нужнолибо немедленно пускаться в путь, либо отложить визит под землю до другогораза. Было уже восемь часов вечера, наши батарейки поиздержались, и мы немогли позволить себе совсем не выключать фонарики. Все пять часов, что мынаходились в нижних этажах зданий, подо льдом, делая записки и зарисовки,фонарики не выключались, и потому в лучшем случае их могло хватить часа начетыре. Но, исхитрившись, можно было обойтись одним, зажигая второй только вособенно интересных или опасных местах. Так мы обезопасили бы себя, создавдополнительный резерв времени. Блуждать в гигантских катакомбах без света --верная погибель, следовательно, если мы хотим совершить путешествие на крайбездны, нужно немедленно прекратить расшифровку настенной скульптуры. Просебя мы решили, что еще не раз вернемся сюда, возможно, даже посвятим целыенедели изучению бесценных свидетельств прошлого и фотографированию -- вотгде можно сделать коллекцию "черных снимков", которые с руками оторвет любойжурнал, специализирующийся на "ужасах", но теперь поскорее в путь! Мы уже израсходовали довольно много клочков бумаги, и хотя нам нехотелось рвать тетради или альбомы для рисования, все-таки пришлосьпожертвовать еще одной толстой тетрадью. Если случится худшее, решили мы,начнем делать зарубки, тогда, даже если заблудимся, пойдем по одному изтуннелей, пока не выйдем на свет -- если, конечно, успеем к сроку. И вот мы,сгорая от нетерпения, направились в сторону ближайшего туннеля. Согласно высеченной на камне карте, с которой мы перерисовали свою,нужный туннель начинался в четверти мили от места, где мы находились. Егоокружали прочные, хорошо сохранившиеся дома, так что, похоже, это расстояниемы могли преодолеть под ледяным покрытием. Туннель шел из ближайшего кхребтам угла некой пятиконечной объемистой конструкции -- явно местаобщественных сборищ, возможно, даже культового характера. Мы еще самолетапытались разглядеть среди руин такие постройки. Однако сколько мы ниобращались к своей памяти, не могли припомнить, чтобы видели с высоты нечтоподобное, и потому решили, что это объясняется скорее всего тем, что крышаздания сильно повреждена, а может, и совсем разрушена прошедшей по льдутрещиной. Ее-то мы хорошо помнили. Но в таком случае вход в туннель мог бытьзавален, и тогда нам останется попытать счастья в другом туннеле, чтоначинался примерно в миле к северу. Русло реки отсекло от нас все южныетуннели, и, окажись оба ближайших хода завалены, наше дальнейшее путешествиене состоится: не позволят батарейки -- ведь до следующего, северного,туннеля еще одна миля. Мы шли сумеречными лабиринтами, не выпуская из рук компас и карту,пересекали одну за другой комнаты и коридоры, находившиеся в разных стадияхобветшания, взбирались наверх, шагали по мостикам, опускались снова,упирались в заваленные проходы и груды мусора, зато на некоторых участках,поражавших по контрасту своей идеальной чистотой, почти бежали, наверстываяупущенное время. Иногда мы выбирали неверное направление, и тогда намприходилось возвращаться, подбирая оставленные клочки бумаги, а несколькораз оказывались на дне открытой шахты, куда проникал, а точнее как быпросачивался, солнечный свет. И всюду нас мучительно притягивали к себе,дразня воображение, барельефы. Даже при беглом взгляде на них становилосьясно, что многие рассказывали о важнейших исторических событиях, и толькоуверенность в том, что мы еще не раз вернемся сюда, помогала нам преодолетьжелание остановиться получше их рассмотреть. Иногда мы все же замедляли шагии зажигали второй фонарик. Будь у нас лишняя пленка, мы могли бы немногопощелкать фотоаппаратом, но о том, чтобы попытаться кое-что перерисовать, иречи не было. Я приближаюсь к тому месту в своем рассказе, где мне хотелось бы --искушение очень велико -- замолчать или хотя бы частично утаить правду. Ноистина важнее всего: надо в корне пресечь всякие попытки вести в этих краяхдальнейшие исследования. Итак, согласно расчетам, мы уже почти достигливхода в туннель, добравшись по мостику на втором этаже до угла этогопятиконечного здания, а затем спустившись в полуразрушенный коридор, вкотором было особенно много по- декадентски утонченных поздних скульптур,явно обрядового назначения, когда около половины девятого Денфорт своимобостренным юношеским чутьем уловил непонятный запах. Будь с нами собака,она, почуяв недоброе, отреагировала бы еще раньше. Поначалу мы не моглипонять, что случилось со свежайшим прежде воздухом, но вскоре памятьподсказала нам ответ. Трудно без дрожи выговорить это. Этот запах смутно, нобезошибочно напоминал тот, от которого нас чуть не стошнило у раскрытоймогилы одного из чудищ, рассеченных несчастным Лейком. Мы, естественно, не сразу нашли ответ. Нас мучили сомнения, запахунаходилось сразу несколько объяснений. А главное, нам не хотелось отступать-- слишком уж мы приблизились к цели, чтобы поворачивать назад, не испытавявной угрозы. Кроме того, подозрения наши казались невероятными. Внормальной жизни такое не случается. Следуя некоему иррациональномуинстинкту, мы несколько притушили фонарик, замедлили ход и, не реагируяболее на мрачные декадентские скульптуры, угрожающе косившиеся на нас собеих сторон, осторожно, на цыпочках двинулись дальше, почти ползкомпреодолевая кучи обломков и мусора, которых с каждым шагом становилось всебольше. Глаза у Денфорта тоже оказались острее моих, ведь именно он первымобратил внимание на некоторые странности. Мы уже успели миновать довольномного полузасыпанных арок, ведущих в покои и коридоры нижнего этажа, когдаон заметил, что сор на полу не производит впечатления пролежавшегонетронутым тысячелетия. Прибавив свет в фонарике, мы увидели нечто вродеслабой колеи, словно здесь что-то недавно тащили. Разносортность мусорапрепятствовала образованию четких следов, но там, где он был мельче иоднороднее, следы различались явственнее -- видимо, тащили какие-то тяжелыепредметы. Раз нам даже померещились параллельные линии, вроде как следыполозьев. Это заставило нас вновь остановиться. Тогда-то мы и почувствовали еще один запах. Парадоксально, но он испугал нас одновременно и больше и меньшепредыдущего: сам по себе он был вполне зауряден, но с учетом места иобстоятельств -- невозможен, а потому заставил нас похолодеть от страха.Ведь пахло не чем иным, как бензином. Единственное, что приходило на ум, несвязано ли это как-то с Гедни. Наше дальнейшее поведение пусть объясняют психологи. Мы понимали, чтона это темное, как ночь, кладбище канувших в вечность времен прокралосьнечто, подобное монстрам с базы Лейка, и потому не сомневались: впереди насждет встреча с неведомым. И все же продолжили путь -- то ли из чистоголюбопытства, то ли из-за сумятицы в головах или под влиянием самогипноза, аможет, нас влекло вперед беспокойство за судьбу Гедни. Денфорт напомнил мнешепотом о подозрительных следах на улице города и прибавил, что он такжеслышал слабые трубные звуки -- очень важное свидетельство в светеоставленного Лейком отчета о вскрытии неизвестных тварей. Эти звуки,впрочем, могли сойти за эхо, гулко разносившееся по пещерам, изрешетившимгорные вершины; похожие звуки доносились и откуда-то снизу, из таинственныхнедр. Я тоже прошептал ему на ухо свою версию, напомнив, в каком страшномвиде предстал перед нашими взорами лагерь Лейка и сколько всего там исчезло:одинокий безумец мог совершить невозможное -- перевалить через этигигантские хребты и, подобно нам, войти в каменный первобытный лабиринт... Но, поверяя друг другу свои догадки, мы не приходили к единому мнению.Стоя на месте, мы в целях экономии потушили фонарик и только тогда заметили,что в темноте чуть брезжится -- это сверху просачивался свет. Непроизвольнодвинулись дальше, включая теперь фонарик лишь изредка, чтобы убедиться, чтоидем в нужном направлении. Неприятный осадок от недавних следов не покидалнас, тем более что запах бензина становился все сильнее. Разрухаусиливалась, мы спотыкались на каждом шагу, и вскоре поняли, что впередитупик. Наши пессимистические прогнозы оправдались, и виной была та глубокаярасщелина, которую мы заметили еще с воздуха. Проход к туннелю был завален-- даже к выходу не пробраться. Зажженный фонарик высветил на стенах глухого коридора очередную сериюбарельефов и несколько дверных проемов, заваленных в разной степеникаменными обломками. Из одного доносился острый запах бензина, почтизаглушая другой запах. Приглядевшись, мы обратили внимание, что обломков ипрочего мусора там поменьше, причем создавалось впечатление, что проходрасчистили совсем недавно. Сомнений не было -- путь к неведомому монструлежал через эту дверь. Думаю, всякий поймет, что нам потребовалось изряднопотоптаться на пороге, прежде чем решиться войти. Когда же мы все-таки ступили под эту черную арку, то первым чувствомбыло недоумение. В этой уединенной замусоренной комнате -- абсолютноквадратной, длина каждой из покрытых все теми же барельефами стен равняласьпримерно двадцати футам,-- не было ничего необычного, и мы инстинктивнозакрутили головами, ища прохода дальше. Но тут зоркие глаза Денфортаразличили в углу какой-то беспорядок, и мы разом включили оба фонарика.Зрелище было самым заурядным, но говорило о многом, и тут меня опять тянетоборвать рассказ. На слегка притоптанном мусоре что-то валялось, там же,судя по всему, недавно пролили изрядное количество бензина, от него,несмотря на несколько разреженный воздух, ел резкий запах. Короче говоря,здесь недавно устроили привал некие существа, так же, как и мы, стремящиесяпопасть в туннель и точно так же остановленные непредвиденным завалом. Скажу прямо. Все разбросанные вещи были похищены из лагеря Лейка --консервные банки, открытые непередаваемо варварским способом, как и на местетрагедии; обгоревшие спички; три иллюстрированные книги в грязных пятнахнепонятного происхождения; пустой пузырек из-под чернил с цветной этикеткой;сломанная авторучка; искромсанные палатка и меховая куртка; использованнаяэлектрическая батарейка с приложенной инструкцией; коробка от обогревателя имножество мятой бумаги. От одного этого голова могла пойти кругом, но когдамы подняли и расправили несколько бумажек, то поняли, что самое худшееожидало нас здесь. Еще в лагере Лейка нас поразил вид уцелевших бумаг,испещренных странными пятнами, но то, что предстало нашим взорам в подземномсклепе кошмарного города, было абсолютно невыносимо. Сойдя с ума, Гедни мог, конечно, подражая точечному орнаменту назеленоватых камнях, воспроизвести такие же узоры на отвратительных,невероятных пятиугольных могилах, а затем повторить их тут, на этих листках;поспешные грубые зарисовки тоже могли быть делом его рук; мог он составить иприблизительный план места и наметить путь от обозначенного кружкомориентира, лежащего в стороне от нашего маршрута,-- громаднойбашни-цилиндра, постоянно встречавшейся на барельефах, с самолета она намвиделась громадной круглой ямой-- до этого пятиугольного здания и дальше, досамого выхода в туннель. Он мог, повторяю, начертить какой- никакой план, ведь, несомненно,источником для него, так же как и для наших наметок, послужили все те жебарельефы в ледяном лабиринте, но разве сумел бы дилетант воспроизвести этунеподражаемую манеру рисунка: ведь, несмотря на явную поспешность и даженебрежность зарисовок, манера эта ощущалась сразу и намного превосходиладекадентский рисунок поздних барельефов. Здесь чувствовалась характернаятехника рисунка Старцев в годы наивысшего расцвета их искусства. Не сомневаюсь, что многие сочтут нас с Денфортом безумцами из-за того,что мы не бросились тут же прочь, спасать свои жизни. Самые чудовищные нашиопасения подтвердились, и те, кто читает сейчас мою исповедь, понимают, очем я говорю. А может, мы и правда сошли с ума -- ведь назвал же я этистрашные горы "Хребтами Безумия"? Но нас охватил тот безумный азарт, какойне покидает охотников, выслеживающих диких зверей где-нибудь в джунгляхАфрики и рискующих жизнью, только чтобы понаблюдать за ними исфотографировать. Мы застыли на месте, страх парализовал нас, но где-то вглубине уже разгорался неуемный огонек любопытства, и он в конце концоводержал победу. Мы, конечно, не хотели бы встретиться лицом к лицу с тем или с теми,кто побывал здесь, но у нас было ощущение, что они ушли. Должно быть, сейчасуже отыскали ближайший туннель, проникли внутрь и направляются на встречу стемными осколками своего прошлого, если только они сохранились в темнойпучине -- в неведомой бездне, которую они никогда прежде не видели. А еслизаблокирован и тот туннель, значит, пойдут на север в поисках другого. Имведь не так, как нам, необходим свет -- это мы помнили. Возвращаясь мысленно в прошлое, затрудняюсь определить, какие именноэмоции овладели нами тогда, какую форму приняли и как изменился наш пландействий в связи с острым предчувствием чего-то необычайного. Разумеется, мыне хотели бы столкнуться с существами, вызывавшими у нас столь жгучий страх,но, думаю, подсознательно жаждали хоть издали их увидеть, тайком подсмотретьиз укромного убежища. Мы не расставались окончательно с мыслью увидетьвоочию таинственную бездну, хотя теперь перед нами замаячила новая цель --дойти до места, которое на смятом плане было обозначено большим кругом. Былоясно, что так изобразили диковинную башню цилиндрической формы, которую мывидели даже на самых ранних барельефах, сверху она казалась просто огромнымкруглым провалом. Даже на этом небрежном чертеже чувствовалось некое скрытоевеличие этой постройки, уважительное к ней отношение; это заставляло насдумать, что в той части, что находится ниже уровня льда, может найтись длянас много интересного. Башня вполне могла быть архитектурным шедевром. Судяпо барельефам, построена она в непостижимо далекие времена, дно из старейшихзданий города. Если там сохранились барельефы, они могут многое поведать.Кроме того, от нее мы могли бы, возможно, найти для себя более короткуюдорогу, чем та, которую так последовательно метили клочками бумаги. Начали мы с того, что тщательно изучили эти ошеломляющие зарисовки,которые вполне совпадали с нашими собственными, а затем отправились вобратный путь, точно придерживаясь указанного на листке маршрута, ведущего кцилиндрической башне. Наши неизвестные предшественники, должно быть,проделали этот путь дважды. Как раз за гигантским цилиндром начиналсяближайший туннель, Не стану описывать нашу обратную дорогу, во время котороймы старались как можно экономнее тратить бумагу: ничего нового нам неповстречалось. Разве только теперь путь наш реже взмывал вверх, стелясь посамой земле и даже иногда опускаясь в подземелье. Не однажды замечали мыследы, оставленные прошедшими перед нами незнакомцами, а после того какзапах бензина остался далеко позади, в воздухе вновь стал слышен слабый, ноотчетливый неприятный запах, от которого нас бросило в дрожь. Свернув всторону от прежнего маршрута, мы стали иногда включать фонарик, направляясвет на стены, и могу вас заверить, не было случая, чтобы при этом невысветился очередной барельеф -- несомненно, то был наилюбимейший видискусства у Старцев. Около 9.30, двигаясь по длинному сводчатому коридору, обледеневший полкоторого, казалось, уходил под землю, а потолок становился все ниже, мызаметили впереди яркий дневной свет и тут же выключили фонарик. Вскоре сталопонятно, что наш коридор кончается просторной круглой площадкой вроде арены,до которой было уже рукой' подать. Впереди вырисовывалась чрезвычайно низкаяарка, совсем не типичная для мегалитов, и даже не выходя, мы увиделидовольно много интересного. Перед нами раскинулся огромный круг -- не менеедвухсот футов в диаметре,-- заваленный обломками и прочим мусором, от негорасходилось множество сводчатых коридоров, вроде того, которым шли мы, нобольшинство из них было основательно засыпано. По стене на высотечеловеческого роста тянулась широкая полоса барельефов, и, несмотря наразрушительное действие времени, усиленное пребыванием под открытым небом,сомнений не оставалось: ничего из виденного нами ранее нельзя было поставитьрядом с этими великолепными шедеврами. Толстый слой льда проступал из-подзавалов мусора, и мы догадались, что настоящее дно открытого цилиндраглубоко внизу. Но главной достопримечательностью места был огромный каменный пандус,который, не заслоняя коридоры, плавной спиралью взмывал ввысь внутрицилиндрического колосса, подобно своим двойникам в зиккуратах ДревнегоВавилона. Из-за скорости самолета, нарушившей перспективу, мы не заметилиего с воздуха, потому-то и не направились к башне, когда решили спуститьсяпод лед. Не сомневаюсь, что Пэбоди доискался бы до принципа устройства этойконструкции, мы же с Денфортом могли только смотреть и восхищаться. Каменныеконсоли и колонны были великолепны, но мы не могли взять в толк, как это всефункционирует. Время не повредило пандусу, что само по себе удивительно --ведь он находился под открытым небом; мало того, он еще предохранил отразрушения диковинные космические барельефы. Опасливо ступили мы на частично затененное пандусом ледяное дно этогонеобыкновенного цилиндра -- ведь ему было никак не меньше пятидесятимиллионов лет, без сомнения, то была самая древняя постройка изо всех, чтонам пришлось увидеть,-- мы обратили внимание, что стены его, увитыепандусом, возвышаются на полных шестьдесят футов. Это означало, судя понашему впечатлению с самолета, что снаружи ледяной пласт тянулся вверх,обхватывая цилиндр, еще на сорок футов: ведь зияющая яма, которую мыотметили с самолета, находилась посредине холма высотой футов в двадцать,состоящего, как мы решили, из раздробленного каменного крошева. На тричетверти яму затеняли массивные, нависшие над ней руины окружающих еевысоких стен. На древних барельефах мы видели первоначальный облик башни.Стоя в центре огромной площади, она взмывала ввысь на пятьсот -- шестьсотфутов, сверху ее покрывали горизонтальные диски, верхний из которых имел покраям остроконечные завершения в виде игольчатых шпилей. К счастью,разрушенная кладка сыпалась наружу -- иначе рухнул бы пандус, полностьюзавалив интерьер башни. И так-то зрелище было довольно жалкое. А вот щебеньот арок, казалось, недавно отгребли. Не составляло особого труда понять: именно по этому пандусу спустилисьв подземелье неведомые пришельцы. Мы тут же решили выбраться отсюда тем жеспособом, благо башня находилась от оставленного в предгорье самолета натаком же расстоянии, что и внушительных размеров дом с колоннадой, черезкоторый мы проникли в сердце города. Зря, конечно, оставили за собой тропуиз бумажек, ну да ладно. Остальную разведку можно провести и в этом месте.Вам может показаться странным, но мы до сих пор не оставили мысль о том,чтобы вернуться сюда и, может быть, даже не один раз -- и это несмотря навсе увиденное и домысленное. С превеликой осторожностью прокладывали мы путьсквозь груды обломков, но тут необычное зрелище заставило нас застыть наместе. За выступом пандуса стояли трое саней, связанные вместе инаходившиеся ранее вне поля нашего зрения. Они-то и пропали из лагеря Лейкаи вот теперь обнаружились здесь, изрядно расшатанные в дороге,--по-видимому, их тащили не только по снегу, но и по голым камням и завалам, акое-где перетаскивали на весу. На санях лежали аккуратно увязанные истянутые ремнями знакомые до боли вещи: наша печурка, канистры с бензином,набор инструментов, банки с консервами, завязанные узлом в брезент книги иеще какие-то тюки -- словом, похищенный из лагеря скарб. После всего предыдущего мы не очень удивились находке, скажу больше --были почти к ней готовы. Однако когда, склонившись над санями, развязалибрезентовый тюк, очертания которого меня почему-то смутно встревожили, наскак громом поразило. По-видимому, существам, побывавшим в лагере, тоже небыла чужда страсть к научной систематизации, как и Лейку: в санях лежали двасвежезамороженных экземпляра, раны вокруг шеи аккуратно залеплены пластырем,а дабы избежать дальнейших повреждений, сами тела туго перевязаны. Надо лиговорить, что то были Гедни и пропавшая собака.

Х.

Наверное, многие сочтут нас бездушными и, конечно же, не вполненормальными, но и после этого жуткого открытия мы продолжали думать осеверном туннеле, хотя, уверяю, мысль о дальнейшем путешествии на какое-товремя оставила нас, вытесненная другими размышлениями. Закрыв тело Геднибрезентом, мы стояли над ним в глубокой задумчивости, из которой нас вывелинепонятные звуки -- первые, услышанные с того момента, как мы покинули улицыгорода, где слабо шелестел ветер, спускаясь со своих заоблачных высот. Оченьземные и хорошо знакомые нам звуки были настолько неожиданны в этом мирепагубы и смерти, что, опрокидывая все наши представления о космическойгармонии, ошеломили нас сильнее, чем это сделали бы самые невероятныезвучания и шумы. Услышь мы загадочные и громкие трубные звуки, мы удивились бы меньше --результаты проведенного Лейком вскрытия подготовили нас к чему-то в этомроде, более того, наша болезненная фантазия после кровавой резни в лагеревынуждала нас чуть ли не в каждом завывании ветра чуять недоброе. Ничегодругого не приходилось ожидать от этого дьявольского края вечной смерти.Здесь приличествовали кладбищенские, унылые песни канувших в прошлое эпох.Но услышанные нами звуки разом сняли с нас умопомрачение, в которое мывпали, уже и мысли не допуская, что в глубине антарктического континентаможет существовать хоть какая-то нормальная жизнь. То, что мы услышали,вовсе не исходило от захороненной в незапамятные времена дьявольской твари,разбуженной полярным солнцем, приласкавшим ее дубленую кожу. Нет, существо,издавшее этот крик, было до смешного заурядным созданием, к которому мыпривыкли еще в плавании, недалеко от Земли Виктории, и на нашей базе взаливе Мак-Мердо; его мы никак не ожидали встретить здесь. Короче -- этотрезкий, пронзительный крик принадлежал пингвину. Он доносился откуда-то снизу -- как раз напротив коридора, которым мытолько что шли, то есть со стороны проложенного к морской пучине туннеля.Присутствие в этом давно уже безжизненном мире животного, не способногосуществовать без воды, наводило на вполне определенные предположения, нопрежде всего хотелось убедиться в реальности крика -- а вдруг нам простопослышалось? Он, однако, повторился и даже умножился -- орали уже внесколько глоток. Пойдя на звуки, мы вошли в арку, которую, видно, тольконедавно расчистили от завалов. Оставив дневной свет позади, мы возобновилинашу возню с клочками, тем более что позаимствовали, хоть и не безбрезгливости, изрядную толику бумаги из тюка на санях. Вскоре лед сменился открытой почвой, состоящей преимущественно изобломков детрита,-- на ней явственно виднелись следы непонятногопроисхождения, как если бы что-то тащили, а раз Денфорт заметил очень четкийотпечаток, но о нем не стоит распространяться. Мы шли на крик пингвинов, чтосоответствовало направлению, в котором, как говорили нам и карта, и компас,находился вход в северный туннель; коридор, ведущий туда, к счастью, не былзасыпан. Согласно плану, туннель шел из подвала большой пирамидальнойконструкции, на которую мы обратили внимание еще во время полета надгородом,-- она сохранилась лучше многих других построек. Освещая путьединственным фонариком, мы видели, что нас и тут продолжают сопровождатьбарельефы, но теперь нам было не до них. Впереди замаячил белый громоздкий силуэт, и мы поспешно включили второйфонарик. Как ни странно, мы тут же сосредоточились на новой загадке, позабыво своих страхах. Те, что оставили часть снаряжения на дне огромного цилиндраи отправились на разведку к морской пучине, могли в любую минуту вернуться,но мы почему-то перестали принимать их во внимание. Беловатое существо,неуклюже ковылявшее впереди, было не менее шести футов росту, но мы ниминуты не сомневались, что оно не из тех, кто побывал в лагере Лейка. Тебыли выше и темнее, а по земле двигались, несмотря на свою приспособленностьк жизни под водой, быстро и уверенно,-- это мы поняли из барельефов. И всеже, не буду скрывать, мы испугались. На какое-то мгновение нас охватилбезотчетный ужас, пострашнее прежнего, осознанного, с которым мы ожидаливстречи с существами, опередившими нас на пути к туннелю. Разрядка, впрочем,наступила быстро, стоило белому увальню свернуть, переваливаясь, в проходпод арку, где к нему присоединились двое собратьев, приветствуя егопоявление резкими, пронзительными криками. Это был всего лишь пингвин, хотяи значительно превосходящий размерами обычных королевских пингвинов. Полнаяслепота еще более усугубляла отталкивающее впечатление, которое производилэтот альбинос. Мы последовали за нелепым созданием, а когда, ступив под арку,направили лучи обоих фонариков на безучастно топчущуюся в проходе троицу, топоняли, что слепыми были и остальные два представителя этого неизвестногонауке вида пингвинов-гигантов. Они напоминали нам древних животных сбарельефов Старцев, и мы быстро смекнули, что эти недотепы наверняка былипотомками тех прежних великанов, которые выжили, уйдя от холода под землю;вечный мрак разрушил пигментацию и лишил их зрения, сохранив как бы внасмешку ненужные теперь узкие прорези для глаз. Мы ни на минуту несомневались, что они и теперь обитают на берегах подземного моря, и этосвидетельство продолжающегося существования пучины, дарующей по-прежнемутепло и пристанище тем, кто в них нуждается, наполнило нас волнующимичувствами. Интересно, что заставило этих трех увальней покинуть привычную средуобитания? Особая атмосфера разора и заброшенности, царящая в громадноммертвом городе, не позволяла предположить, что он был для них сезоннымпристанищем, а полнейшее равнодушие животных к нашему присутствию заставлялосомневаться, что их с обжитых мест могли вспугнуть опередившие наснезнакомцы. Если, конечно, не набросились на пингвинов с целью пополнитьсвой запас продовольствия. А может, животных раздразнил висевший в воздухеедкий запах, от которого бесились собаки? Тоже маловероятно, ведь их предкижили в полном согласии со Старцами, и это должно было продолжаться и подземлей. В сердцах посетовав, что не можем сфотографировать в интересах наукиэти удивительнейшие экземпляры, мы обогнали их, еще долго слыша, как онигогочут и хлопают крыльями-ластами, и решительно направились вдольуказанного ими сводчатого коридора к неведомой бездне. Вскоре на стенах исчезли барельефы, а коридор, встав заметно ниже,резко пошел под уклон. Видимо, неподалеку находился вход в туннель, Мыпоравнялись еще с двумя пингвинами; впереди слышались крики и гогот ихсобратьев. Неожиданно коридор оборвался, и у нас перехватило дыхание --перед нами находилась большая сферическая пещера, диаметром сто, а высотойпятьдесят футов; во все стороны от нее расходились низкие сводчатые галереи,и только один ход, пятнадцати футов высотой, нарушая симметрию, зиялогромной черной пустотой. То был, несомненно, путь, ведущий к Великойбездне. Под сводом пещеры, которой явно пытались в свое время придать резцомвид небесной сферы (зрелище впечатляющее, хотя художественномалоубедительное), бродили незрячие и ко всему равнодушныепингвины-альбиносы. Туннель зазывно чернел, приглашая спуститься еще ниже,манил и сам вход, которому резец придал декоративную форму двери. Изтаинственно зияющего отверстия, казалось, тянуло теплом, нам даже почудилисьструйки пара. Кого же еще, кроме пингвинов, скрывали эти бездонные недра иэти бесконечные ячейки, пронизывающие землю и гигантские хребты? Нам пришлов голову, что дымка, окутывавшая вершины гор, которой мы любовались ссамолета и которую Лейк, обманувшись, принял за проявление вулканическойактивности, могла быть всего лишь паром, поднимающимся из самых глубинземли. Туннель был выложен все теми же крупными глыбами, и поначалу ширина внем равнялась высоте. Стены украшали редкие картуши, приметы позднегоупаднического искусства, все здесь сохранилось превосходно -- и кладка ирезьба. На каменной пыли отпечатались следы пингвинов и тех, других,опередивших нас. Одни следы вели в сферическую пещеру, другие -- из нее. Скаждым шагом становилось все теплее, и вскоре мы, расстегнув теплые куртки,шли нараспашку, Кто знает, не происходят ли там, под водой, вулканическиевыбросы, благодаря которым подземное море сохраняет тепло? Довольно скорокладку сменила гладкая скальная поверхность, но это никак не отразилось наразмерах туннеля, да и картуши украшали стены с той же регулярностью. Иногдаспуск становился слишком крутым, и тогда мы нащупывали под ногами каменныеступени. Несколько раз нам попадались небольшие боковые галереи, необозначенные на нашем плане, впрочем, они никак не могли нас запутать ипомешать нашему быстрому возвращению, напротив, в случае опасности мы моглив них укрыться. Неприятный едкий запах тем временем все усиливался. Учитываяобстоятельства, лезть в туннель было чистым безумием, но в некоторых людяхстрасть к познанию перевешивает все, ей уступает даже инстинктсамосохранения, именно эта страсть и гнала нас вперед. Мы повстречали ещенесколько пингвинов. Сколько нам предстояло идти? Согласно плану, крутойспуск начинался за милю до бездны, но предыдущие скитания научили нас неочень-то доверяться масштабам на барельефах. Через четверть мили едкий запах стал почти невыносимым, и мы с особойосторожностью проходили мимо боковых галерей. Струйки пара, напротив,исчезли -- температура теперь всюду выровнялась, такого контраста, как привходе в туннель, больше не было. Становилось все жарче, и поэтому мы неудивились, увидев брошенную на пол до боли знакомую теплую одежду. Восновном это были меховые куртки и палатки, пропавшие из лагеря Лейка, и намсовсем не хотелось рассматривать странные прорези, сделанные похитителями,подгонявшими вещи по своим фигурам. Вскоре число и размеры боковых галерейрезко увеличилось, видимо, начинался район изрешеченных подземными ходами-ячейками предгорий. К едкой вони теперь примешивался какой-то новый, не столь резкий запах,откуда он взялся, мы не понимали и только гадали; может, что-то гниет, илитак своеобразно пахнет какая-нибудь неизвестная разновидность подземныхгрибов? Неожиданно туннель как по волшебству (карты нас к этому неподготовили) вдруг расширился, сменившись просторной, по-видимому,естественного происхождения пещерой овальной формы, с ровным каменным поломприблизительно семидесяти пяти футов длиной и пятидесяти -- шириной. Отсюдарасходилось множество боковых галерей, теряясь в таинственной мгле. При ближайшем рассмотрении пещера оказалась вовсе не естественногопроисхождения: перегородки между отдельными ячейками были сознательноразрушены. Сами стены были неровными, с куполообразного потолка свисалисталактиты, а вот пол, казалось, только что вымели -- никаких тебе обломков,осколков и даже пыли совсем немного. Чисто было и в боковых галереях, и этонас глубоко озадачило. Новый запах все усиливался, он почти вытеснил прежнеезловоние. От необычной чистоты, граничащей прямо-таки со стерильностью, мыпотеряли дар речи, это казалось настолько необъяснимым, что произвело на насболее жуткое впечатление, чем все прежние странности. Прямо перед наминачиналась галерея, вход в которую был отделан более тщательно, чем всепрочие; нам следовало выбрать его: на это указывали ведущие к немувнушительные груды пингвиньего помета. Решив не рисковать, мы, во избежаниевсяких случайностей, начали вновь рвать бумагу: ведь на следы рассчитыватьне приходилось, чистота была прямо идеальная -- никакой пыли. Войдя вгалерею, мы привычно осветили фонариком стены и застыли в изумлении: какснизился уровень резьбы! Нам уже было известно, что во времена строительстватуннелей искусство у Старцев находилось в глубоком упадке, и сами недавновоочию в этом убедились. Но теперь, на подступах к загадочной бездне, мыувидели перемены настолько разительные, что не могли найти им никакихобъяснений. И форма, и содержание немыслимо деградировали, говорить окаком-либо мастерстве исполнения просто не приходилось. В новой манере появилось нечто грубое, залихватское -- никакойтонкости. Резьба в орнаментальных завитках была слишком глубокой, и Денфорту пришла мысль, что, возможно, здесь происходило как быобновление рисунка, своего рода палимпсест -- после того, как обветшала истерлась старая резьба. Новый рисунок был исключительно декоративный итрадиционный -- сплошные спирали и углы -- и казался грубой пародией нагеометрический орнамент Старцев. Нас не оставляла мысль, что не толькотехника, но само эстетическое чувство подверглось здесь грубомуперерождению, а Денфорт уверял меня, что здесь не обошлось без руки"чужака". Рисунок сразу же вызывал в памяти искусство Старцев, но этосравнение порождало в нас одновременно и глубокое внутреннее неприятие.Непроизвольно вспомнилось мне еще одно неудачное подражание чужому стилю --пальмирские скульптуры, грубо копирующие римскую манеру. Те, что шли переднами, тоже заинтересовались резьбой, об этом говорила использованнаябатарейка, брошенная рядом с наиболее типичным картушем. Однако из-за недостатка времени мы бросили на эти необычные барельефылишь беглый взгляд и почти тут же возобновили путь, хотя далее довольночасто направляли на стену лучи фонариков, высматривая, не появились ли ещекакие-нибудь новшества. Но все шло как прежде, разве что увеличивалосьрасстояние между картушами: слишком много отходило от туннеля боковыхгалерей. Нам повстречалось несколько пингвинов, мы слышали их крики, но насне оставляло чувство, что где-то в отдалении, глубоко под землей, гогочут икричат целые стаи этих больших птиц. Новый запах непонятного происхожденияпочти вытеснил прежний, едкий. Вновь появившиеся в воздухе струйки параговорили о нарастающей разнице температур и о близости морской бездны,таящейся в кромешной мгле. И тут вдруг, совершенно неожиданно, мы увиделивпереди, прямо на сверкающей глади пола какое-то препятствие -- нет, совсемне пингвинов, а что-то другое. Решив, что непосредственной опасности какбудто нет, мы включили второй фонарик.

ХI

И вот снова слова застывают у меня на губах. Казалось бы, порапривыкнуть спокойнее на все реагировать, а может, даже ожесточиться, но вжизни случаются такие переживания, что ранят особенно глубоко, от нихневозможно исцелиться, рана продолжает ныть, а чувствительность настолькообостряется, что достаточно оживить в памяти роковые события, и сновавспыхивают боль и ужас. Как я уже говорил, мы увидели впереди, на чистомблестящем полу, некое препятствие, и одновременно наши ноздри уловили всетот же новый запах, многократно усилившийся и смешавшийся с едкимииспарениями тех, кто шел перед нами. При свете фонариков у нас не осталосьникаких сомнений в природе неожиданного препятствия; мы не побоялись подойтипоближе, потому что даже на расстоянии было видно, что распростертые на полусущества не способны больше никому причинить вреда -- так же как и шестероих товарищей, похороненных под ужасными пятиконечными надгробиями из льда влагере несчастного Лейка. Как и у собратьев, почивших в ледяной могиле, уних были отсечены некоторые члены, а по расползавшейся темно-зеленой вязкойлужице было понятно, что печальное событие случилось совсем недавно. Мыувидели только четверых, хотя из посланий Лейка явствовало, чтозвездоголовых существ должно быть не менее восьми. Зрелище потрясло иодновременно удивило нас: что за роковая встреча произошла здесь, вкромешной тьме?! Напуганные пингвины разъяренно щелкали клювами; по доносившимсяиздалека крикам мы поняли, что впереди -- гнездовье. Неужели звездоголовые,потревожив птиц, навлекли на себя их ярость? Судя по характеру ран, такогобыть не могло: ткани, которые с трудом рассек скальпелем Лейк, легковыдержали бы удары птичьих клювов. Кроме того, огромные слепые птицы велисебя исключительно мирно. Может, звездоголовые поссорились между собой? Тогда вина ложилась начетверых отсутствующих. Но где они? Прячутся неподалеку и выжидают удобныймомент, чтобы напасть на нас? Медленно продвигаясь к месту трагедии, мыопасливо поглядывали в сторону боковых галерей. Что бы здесь ни случилось,это очень напугало пингвинов, они необычайно всполошились. Возможно, схватказавязалась недалеко от гнездовья, где-нибудь на берегу бездонной темнойпучины: ведь поблизости не было птичьих гнезд. Может, звездоголовые бежалиот преследователей, хотели поскорее добраться до оставленных саней, но тутубийцы нагнали тех, кто послабее, и прикончили? Можно представить себепанику среди звездоголовых, когда нечто ужасное поднялось из темных глубин,распугав пингвинов, и те с криками и гоготом бросились в бегство. Итак, мы опасливо приближались к загромоздившим проход, истерзаннымсозданиям. Но не дошли, а, слава Создателю, бросились прочь, опрометьюпонеслись назад по проклятому туннелю, по его гладкому, скользкому полу,мимо издевательских орнаментов, открыто высмеивающих искусство, которомуподражали. Мы бросились бежать прежде, чем уяснили себе, что же все-такиувидели, прежде чем наш мозг опалило знание, из-за которого никогда уже намне будет на земле покоя! Направив свет обоих фонариков на распростертые тела, мы поняли, чтоболее всего встревожило нас в этой жуткой груде тел. Не то, что жертвы быличудовищно растерзаны и искалечены, а то, что все были без голов. Подойдя ещеближе, мы увидели, что головы не просто отрубили, а изничтожили каким-тодьявольским способом -- оторвали или скорее отъели. Кровь, темно-зеленая,все еще растекавшаяся лужицей, источала невыносимое зловоние, но теперь еговсе больше забивал новый, неведомый запах -- здесь он ощущался сильнее, чемпрежде, по дороге сюда. Только на совсем близком расстоянии от поверженныхсуществ мы поняли, где таится источник этого второго, необъяснимого запаха.И вот тогда Денфорт, вспомнив некоторые барельефы, живо воспроизводящиежизнь Старцев во время перми, сто пятьдесят миллионов лет назад, издалпронзительный, истошный вопль, отозвавшийся мощным эхом в этой древнейсводчатой галерее со зловещей и глубоко порочной резьбой на стенах. Секундой позже я уже вторил ему: в моей памяти тоже запечатлелсястаринный барельеф, на котором неизвестный скульптор изобразил покрытоемерзкой слизью и распростертое на земле тело обезглавленного Старца; эточудовищные шогготы убивали таким образом своих жертв -- отъедая головы ивысасывая из них кровь; происходило это в годы их неповиновения, во времяизнурительной, тяжелой войны с ними Старцев. Высекая эти кошмарные сцены,художник нарушал законы профессиональной этики, хотя и изображал события,уже канувшие в Лету: ведь шогготы и последствия их деяний явно былизапретным для изображения предметом. Несомненно существовало табу. Недаромбезумный автор "Некрономикона" пылко заверял нас, что подобные твари немогли быть созданы на Земле и что они являлись людям только в наркотическихгрезах. Бесформенная протоплазма, до такой степени способная к имитированиючужого вида, органов и процессов, что копию трудно отличить от подлинника.Липкая пузырчатая масса... эластичные пятнадцатифутовые сфероиды, легкоподдающиеся внушению послушные рабы, строители городов... все строптивее...все умнее... живущие и на земле и под водой... и все больше постигающиеискусство подражания! О, Боже! Какая нелегкая дернула этих нечестивыхСтарцев создать этих тварей и пользоваться их услугами?! Теперь, когда мы с Денфортом воочию увидели блестящую, маслянистуючерную слизь, плотно обволакивающую обезглавленные тела, когда в полную силувдохнули этот ни на что не похожий мерзкий запах, источник которого мог себепредставить только человек с больным воображением -- исходил он от слизи,которая не только осела на телах, но и поблескивала точечным орнаментом нагрубо и вульгарно переиначенных картушах,-- лишь теперь мы всем своимсуществом прочувствовали, что такое поистине космический страх. Мы уже небоялись тех, четверых, которые сгинули неведомо где и вряд ли представлялитеперь опасность. Бедняги! Они-то как раз не несли в себе зла. Природасыграла над ними злую шутку, вызвав из векового сна: какой трагедиейобернулось для них возвращение домой! То же станет и с остальными, есличеловеческое безумие, равнодушие или жестокость вырвут их из недр мертвыхили спящих полярных просторов. Звездоголовых нельзя ни в чем винить. Что онисделали? Ужасное пробуждение на страшном холоде в неизвестную эпоху и,вполне вероятно, нападение разъяренных, истошно лающих четвероногих,отчаянное сопротивление, и, наконец, в придачу -- окружившие их неистовыебелые обезьяны в диковинных одеяниях... несчастный Лейк... несчастныйГедни... и несчастные Старцы. Они остались до конца верны своим научнымпринципам. На их месте мы поступили бы точно так же. Какой интеллект, какоеупорство! Они не потеряли головы при встрече с неведомым, сохранивспокойствие духа, как и подобает потомкам тех, кто изображен на барельефах!Кого бы они ни напоминали внешним обликом -- морских звезд или каких-тоназемных растений, мифических чудищ или инопланетян, по сути своей они былилюдьми! Они перевалили через заснеженные хребты, на склонах которых ранеестояли храмы, где они возносили хвалу своим богам; там же они прогуливалиськогда-то в зарослях древесных папоротников. Город, в который они такстремились, спал, объятый вечным сном, но они сумели, как и мы, прочитать надревних барельефах историю его последних дней. Ожившие Старцы пыталисьразыскать своих соплеменников здесь, в этих легендарных темных недрах, и чтоже они нашли? Примерно такие мысли рождались у нас с Денфортом при видеобезглавленных и выпачканных мерзкой слизью трупов. Затем мы перевели взглядна резьбу, вызывавшую отвращение своей вульгарностью, над которой жирнопоблескивала только что нанесенная гнусной слизью надпись из точек. Теперьмы поняли, кто продолжал жить, победив Старцев, в подводном городе на днетемной бездны, по краям которой устроили свои гнездовья пингвины. Ничегоздесь не изменилось. Должно быть, и теперь над пучиной все так же дымятсяклубы ара. Шок от ужасного зрелища обезглавленных, перепачканных гнусной слизьютел был так велик, что мы застыли на месте, не в силах вымолвить ни слова, итолько значительно позже, делясь своими переживаниями, узнали о полномсходстве наших мыслей. Казалось, прошли годы, на самом же деле мы стоялитак, окаменевшие, не более десяти -- пятнадцати секунд. И тут в воздухенавстречу нам поплыли легкие струйки пара, как бы от дыхания приближающегосяк нам, но еще невидимого существа, а потом послышались звуки, которые,разрушив ары, открыли нам глаза, и мы опрометью бросились наутек мимоиспуганно гогочущих пингвинов. Мы бежали тем же путем, топча брошенную намибумагу, по извивавшимся под ледяной толщей сводчатым коридорам -- назад,скорее в город! Выбежав на дно гигантского цилиндра, мы заторопились кдревнему пандусу; оцепенело, автоматически стали карабкаться вверх --наружу, к спасительному солнечному свету! Только бы уйти от опасности! Мы считали, в соответствии с гипотезой Лейка, что трубные звуки издаютте, которые сейчас, в большинстве своем, были уже мертвы. Значит, кто-тоуцелел! Денфорт позже признался, что именно такие звуки, только болееприглушенные, он слышал при нашем вступлении в город, когда мы осторожнопередвигались по ледяной толще. Они удивительно напоминали завывания,доносившиеся из горных пещер. Не хотелось бы показаться наивным, но все жеприбавлю еще кое-что, тем более что Денфорту, по странному совпадению,пришла в голову та же мысль. Этому, конечно, способствовал одинаковый кругчтения; Денфорт к тому же намекнул, что, по его сведениям, По, работая столет назад над "Артуром Гордоном Пимом", пользовался неизвестными даже ученымтайными источниками. Как все, наверное, помнят, в этой фантастическойистории некая огромная мертвенно-белая птица, живущая в самом сердцезловещего антарктического материка, постоянно выкрикивает некое никомуневедомое слово, полное рокового скрытого смысла: "Текели-ли! Текели-ли!" Уверяю вас, именно его мы расслышали в коварно прозвучавших за клубамибелого пара громких трубных звуках. Они еще не отзвучали, а мы уже со всехног неслись прочь, хотя знали, как быстро перемещаются Старцы пространстве:выжившему участнику этой немыслимой бойни, тому, кто издал этотнепередаваемый трубный клич, не стоило большого труда догнать нас -- хватилобы минуты. Мы смутно надеялись, что нас может спасти отсутствие агрессии иоткрытое проявление нами добрых намерений -- в преследователе моглапроснуться любознательность. В конце концов, зачем причинять нам вред, еслиему ничто не угрожает? Пробегая по галерее, где невозможно было укрыться, мына секунду замедлили бег и, нацелив назад лучи фонариков, заметили, чтооблако пара рассеивается. Неужели мы наконец увидим живого и невредимогожителя древнего города? И тут снова прозвучало: "Текели-ли! Текели-ли!" Преследователь отставал; может, он ранен? Но мы не решались рисковать:ведь он, услышав крик Денфорта, не убегал от врагов, а устремился вперед.Времени 'на размышления не было, оставалось только гадать, где сейчаспребывали убийцы его соплеменников, эти непостижимые для нас кошмарныесоздания, горы зловонной, изрыгающей слизь протоплазмы, покорившие подводныймир и направившие посланцев на сушу, где те, ползая по галереям, испоганилибарельефы Старцев. Скажу откровенно, нам было жаль оставлять этогопоследнего и, возможно, раненого жителя города на почти верную смерть. Слава Богу, мы не замедлили бег. Пар вновь сгустился, мы летели впередсо всех ног, а позади, хлопая крыльями, испуганно кричали пингвины, Это былосамо по себе странно, если вспомнить, как вяло реагировали они на нашеприсутствие. Вновь послышался громкий трубный клич: "Текели-ли! Текели-ли!"Значит, мы ошибались. Звездоголовый не был ранен, он просто задержался утрупов своих товарищей, над которыми поблескивала на стене надпись изгнусной слизи. Неизвестно, что означала дьявольская надпись, но она моглаоскорбить звездоголового: похороны в лагере Лейка говорили о том, что Старцыбезмерно чтут своих усопших. Включенные на полную мощь фонарики высветиливпереди ту, уже известную нам большую пещеру, где сходилось множествоподземных ходов. Мы облегченно вздохнули, вырвавшись наконец из пленазагаженных шогготами стен: даже не разглядывая мерзкую резьбу, мы ощущали еевсем своим естеством. При виде пещеры нам пришло также в голову, что, возможно, нашпреследователь затеряется в этом лабиринте. Находившиеся здесь слепыепингвины-альбиносы пребывали в страшной панике, казалось, они ожидаютпоявления чего-то ужасного. Можно попробовать притушить фонарики и, внадежде, что испуганно мечущиеся и гогочущие огромные птицы заглушат нашслоновый топот, юркнуть прямиком в туннель: кто знает, вдруг удастсяобмануть врага. В туманной дымке грязный, тусклый пол основного туннеляпочти не просматривался, разительно отличаясь от зловеще поблескивавшейпозади нас галереи; тут даже Старцам с их шестым чувством, позволявшим докакой-то степени ориентироваться в темноте, пришлось бы туго. Мы и самибоялись промахнуться, угодить не в тот коридор, ведь у нас была одна цель --мчаться что есть илы по туннелю в направлении мертвого города, а попади мыненароком в одну из боковых галерей, последствия могли быть самыенепредсказуемые. То, что мы сейчас живы, доказывает, что существо, гнавшееся за нами,ошиблось и выбрало не тот путь, мы же чудом попали куда надо. И еще нампомогли пингвины и туман. К счастью, водяные пары, то сгущаясь, торассеиваясь, в нужный момент закрыли нас плотной завесой. А вот раньше,когда мы только вбежали в пещеру, оставив позади оскверненную гнуснойрезьбой галерею, и в отчаянии оглянулись назад, вот тогда дымка несколькоразошлась, и перед тем как притушить фонарики и, смешавшись с пингвиньейстаей, попытаться незаметно улизнуть, мы впервые увидели догонявшую настварь. Судьба была благосклонна к нам позже, когда скрыла нас в тумане, а втот момент она явила нам свой грозный лик; мелькнувшее видение отняло у наспокой до конца наших дней. Заставил нас обернуться извечный инстинкт догоняемой жертвы, котораяхочет знать, каковы ее шансы, хотя, возможно, здесь примешались и другиеподсознательные импульсы. Во время бегства все в нас было подчинено однойцели -- спастись, мы не замечали ничего вокруг и, уж конечно, ничего неанализировали, но в мозг тем не менее, помимо нашей воли, поступали сигналы,которые посылало наше обоняние. Все это мы осознали позже. Удивительно, нозапах не менялся! В воздухе висело все то же зловоние, которое поднималосьранее над измазанными слизью, обезглавленными трупами. А ведь запахуследовало бы измениться! Этого требовала простая логика. Теперь долженпреобладать прежний едкий запах, неизменно сопровождавший звездоголовых. Новсе наоборот: ноздри захлестывала та самая вонь, она нарастала с каждойсекундой, становясь все ядовитее. Казалось, мы оглянулись одновременно, как по команде, но на самом деле,конечно же, первым был один из двоих, хотя второй тут же последовал егопримеру. Оглянувшись, мы включили на полную мощность фонарики и направилилучи на поредевший туман. Поступили мы так, возможно, из обычного страха,желая знать, в чем именно заключается опасность, а может, изподсознательного стремления ослепить врага, а потом, пока он будет приходитьв себя, скользнув меж пингвинов, юркнуть в туннель. Но лучше бы нам неоглядываться! Ни Орфей, ни жена Лота не заплатили больше за этотбезрассудный поступок! И тут снова послышалось ужасное: "Текели-ли!Текели-ли!" Буду предельно откровенным, хотя откровенность дается мне с большимтрудом, и доскажу все, что увидел. В свое время мы даже друг с другомизбегали говорить на эту тему. Впрочем, никакие слова не передадут и малойтолики пережитого ужаса. Зрелище настолько потрясло нас, что можно толькодиву даваться, как это у нас хватило соображения притушить фонарики да ещевыбрать правильное направление. Есть только одно объяснение: нами руководилинстинкт, а не разум. Может, так оно было и лучше, но все равно за свободумы заплатили слишком большой ценой. Во всяком случае, с рассудком у нас стех пор не совсем в порядке. Денфорт совершенно потерял голову; помнится, весь обратный путь онтвердил на бегу одно и то же, для любого нормального человека это звучало бычудовищным бредом -- только один я понимал, откуда все взялось. Голос егоразносился эхом по коридорам, теряясь среди криков пингвинов и замираягде-то позади, в туннеле, где, к счастью, уже никого не было. Cлава Богу, онзабубнил этот бред не сразу после того как оглянулся, иначе нас давно уже небыло бы в живых. Страшно даже вообразить себе нашу возможную участь."Саут-стейшн -- Вашингтон-стейшн -- Паркстейшн -- Кендалл-стейшн --Сентрел-стейшн -- Гарвард..." Бедняга перечислял знакомые станции подземки, проложенной из Бостона вКембридж за тысячи миль отсюда, в мирной земле Новой Англии, но мне егонервный лепет не казался ни бредом, ни некстати проснувшимся ностальгическимчувством. Денфорт находился в глубоком шоке, но я тут же безошибочно уловилпришедшую ему на ум болезненную аналогию. Оглядываясь, мы ни на минуту не сомневались, что увидим жуткое чудище,но все же вполне определенное -- к обличью звездоголовых мы как-то привыклии смирились ним. Однако в зловещей дымке вырисовывалось совершенно другоесущество, гораздо более гнусное. Оно казалось реальным воплощением "чужого",инородного организма, какие любят изображать наши фантасты, и больше всегонапоминало движущийся состав, если смотреть на него с платформы станцииметро. Темная громада, усеянная ярко светящимися разноцветными точками,рвалась из подземного мрака, как пуля из ствола. Но мы находились не в метро, а в подземном туннеле, а за нами гналась,синусоидно извиваясь, кошмарная черная блестящая тварь, длиною не менеепятнадцати футов, изрыгавшая зловоние и все более набиравшая скорость;густой пар окружал ее, восставшую из морских глубин. Это невообразимоечудовище -- бесформенная масса пузырящейся протоплазмы -- слабоиллюминировало, образуя тысячи вспыхивавших зеленоватым светом и тут жегаснувших глазков, и неслось прямо на нас; массивнее любого вагона, онобезжалостно давило испуганных беспомощных пингвинов, скользя по сверкающемуполу -- ведь именно эти твари отполировали его до полного блеска. Вновьиздевательски прогремел дьявольский трубный глас: "Текели-ли! Текели-ли!" Итут мы вспомнили, что этим нечестивым созданиям, шогготам, Старцы дали все-- жизнь, способность мыслить, пластические органы; шогготы пользовались ихточечным алфавитом и, конечно же, подражали в звучании языку своих бывшиххозяев. Не все запомнилось нам с Денфортом из нашего поспешного бегства, нокое-что все-таки удержалось в памяти. Помним, как пробежали громаднуюпещеру, куполу которой Старцы придали черты небесной сферы; как, несколькоуспокоившись, шли потом коридорами и залами мертвого города, но все этопомним как во сне. Как будто мы находились в иллюзорном, призрачном мире, внекоем неизвестном измерении, где отсутствовали время, причинность,ориентиры. Нас несколько отрезвил сумеречный дневной свет, падавший на дногигантской цилиндрической башни, но мы все же не осмелились приблизиться коставленным саням и взглянуть еще раз на несчастного Гедни и собаку. Онипокоились здесь как на дне огромного круглого мавзолея, и я от всей душинадеюсь, что их мертвый сон никто и никогда не потревожит. Лишь взбираясь по колоссальному пандусу, мы осознали, насколько устали;от долгого бега в разреженной атмосфере перехватывало дыхание, но ничто немогло заставить нас остановиться и перевести дух, пока мы не выбралисьнаружу и не оказались под открытым небом. Карабкаясь на вершину сработанногоиз цельных глыб шестидесятифутового цилиндра, пыхтя и отдуваясь, мы тем неменее понимали, что сейчас происходит наше глубоко символичное прощание сгородом: параллельно пандусу шли широкой полосой героические барельефы,выполненные в изумительной технике древней эпохи сорок миллионов летназад,-- последний привет от Старцев. Поднявшись на вершину башни, мы, как и предполагали, обнаружили, чтоспускаться нам предстоит по замерзшему каменному крошеву, окружившему башнюснаружи на манер холма. На западе высились другие, не менее громадныепостройки, на востоке же, в той стороне, где дремали вдали занесенные снегомвершины великих гор, здания обветшали и были заметно ниже. Косые лучинизкого антарктического полночного солнца пробивались сквозь стройпокосившихся руин, а город по контрасту со знакомым полярным пейзажемказался еще древнее и угрюмее. В воздухе дрожала и переливалась снежнаяпыль, мороз пробирал до остей. Устало опустив рюкзаки, которые лишь чудомсохранились во время нашего отчаянного бегства, мы застегнули пуговицы накуртках и начали спуск. Потом побрели по каменному лабиринту к подножью гор,где нас дожидался самолет. За весь путь мы ни словом не обмолвились о том,что побудило нас спасаться бегством, так и не позволив побывать на краюзагадочной и самой древней бездны на Земле. Меньше чем через четверть часа мы по крутой древней террасе спустилисьтуда, откуда был виден темный силуэт нашего самолета, оставленного навысокой площадке среди вмерзших в лед редких руин. На полпути к нему мыостановились, переводя дух, и посмотрели еще раз на оставленные позадифантастические каменные джунгли, четко и таинственно отпечатанные на фоненеба. В это время туманная дымка, затягивавшая западную сторону небосвода,рассеялась, снежная пыль устремилась ввысь, сливаясь в некий диковинныйузор, за которым, казалось, вот-вот проступит некая страшная, роковая тайна. За сказочным городом, на совершенно белом небосклоне, протянуласьтонкая фиолетовая ломаная линия, ее острые углы, озаренные розовым сиянием,призрачно вырисовывались на горизонте. Плоскогорье постепенно шло ввысь -- кэтому таинственно мерцавшему и манившему венцу; местность пересекало бывшеерусло реки, похожее теперь на неровно легшую тень. У нас захватило дух отнеземной красоты пейзажа, а сердце екнуло от страха. Далекая фиолетоваяломаная линия была не чем иным, как проступившим силуэтом зловещих гор, ккоторым жителям города запрещалось приближаться. Эти высочайшие на Землевершины являлись, как мы поняли, средоточием чудовищного Зла, вместилищемотвратительных пороков и мерзостей; им опасливо поклонялись жители древнегогорода, страшившиеся приоткрыть их тайну даже на своих барельефах. Ни одноживое существо не ступало на склоны загадочных гор -- лишь жуткие, наводящиеужас молнии задерживались в долгие полярные ночи на их острых вершинах,освещая таинственным светом землю далеко вокруг. На полярных просторах онистали как бы прообразом непостижимого Кадата, находившегося за зловещимплато Ленг, о чем смутно упоминается в древних легендах. Если верить виденным нами барельефам и резным картам, до загадочныхфиолетовых гор было почти триста миль, однако очертания их четко проступалинад раскинувшейся снежной гладью, а зубчатые вершины, круто взмывая ввысь,вызывали ощущение того, что они находятся на чужой, полной неведомыхопасностей планете. Высота этих вершин была немыслимой, недоступнойчеловеческому воображению, они уходили в сильно разреженные слои земнойатмосферы, которые посещали разве что призраки -- ведь ни один из дерзкихвоздухоплавателей не остался в живых, чтобы поведать о своем непонятном, неподдающемся объяснению внезапном крушении. Вид гигантских гор заставлял меняне без дрожи вспоминать барельефные изображения, которые подсказывали нам,что великая река могла нести с проклятых склонов нечто, державшее жителейгорода в смертном ужасе, и я мысленно задавал себе вопрос, а не был ли ихстрах порождением укоренившегося предрассудка? Я припомнил также, что горыэти своей северной оконечностью выходят к побережью в районе Земли КоролевыМэри, где, в тысяче миль отсюда, именно сейчас работает экспедиция сэраДугласа Моусона, и от всей души пожелал, чтобы ни с научным руководителем,ни с прочими членами экспедиции не случилось ничего дурного и чтобы они дажене заподозрили, сколь опасные гиганты таятся за грядой прибрежных скал. Этимысли ужасно угнетали меня, нервная система была напряжена до предела, аДенфорт просто находился на грани срыва. Однако еще задолго до того, как мы, миновав руины пятиконечногостроения, достигли самолета, наши неопределенные страхи обрели вполне четкуюмотивацию. Черные, усеянные вмерзшими в лед руинами склоны Хребтов Безумия,заслонив от нас высоченной стеной восточную часть неба, вновь напомнили намо таинственных азиатских полотнах Николая Рериха. То и дело возвращаясьмыслями к ужасным бесформенным тварям, которые, изрыгая зловоние, копошилисьв подземных норах, пронизывавших хребты вплоть до вершин, мы содрогались отстраха, представляя, как будем вновь пролетать над круглыми отверстиями,пробуравленными в земле, и как от трубного завывания ветра у нас будетхолодеть в груди. Хуже того -- кое-какие вершины окутывал туман (беднягаЛейк принял это за проявление вулканической деятельности), и мы ежились,вспоминая туманные завитки в подземном туннеле и представляя себе адскуюбездну, от которой восходил весь этот пар. Самолет благополучно дожидался нас на прежнем месте, и мы, напялив насебя всю теплую одежду, приготовились к взлету. Денфорт легко завел мотор, исамолет без труда, плавно взмыл в воздух, унося нас от кошмарного города.Внизу вновь поплыл каменный лабиринт, а мы поднимались все выше, замеряясилу и направление ветра. Должно быть, где-то в верхних слоях зарождаласьбуря, мы видели, как бешено мчались там облака, но на высоте двадцатичетырех тысяч футов, над перевалом, условия для перелета через горы былидовольно сносные. Когда мы приблизились к торчащим пикам, вновь послышалисьстранные трубные звуки, отчего у Денфорта, сидевшего у штурвала, затряслисьруки. Хотя я был средним пилотом, скорее дилетантом, но тут все же решилвести самолет сам: в сложных условиях лавирования между пиками слишкомопасно было доверять управление человеку, потерявшему голову от страха.Денфорт даже не протестовал. Собрав всю свою волю, я сосредоточился науправлении и, стараясь вести самолет как можно увереннее, не сводил глаз скрасноватого клочка неба, открывшегося в провале между пиками. Я сознательноизбегал смотреть на клубившийся у вершины туман и, слыша тревожные трубныезвуки, завидовал в душе Одиссею, который в подобной ситуации, чтобы невнимать чарующему пению Сирен, залепил уши воском. Денфорт же, оставшись без дела и томясь внутренним беспокойством, немог спокойно усидеть на месте. Он все время крутил головой: провожалвзглядом оставшийся позади город; глядел вперед на приближавшиеся вершины,изрытые пещерами и усеянные прямоугольными руинами; поворачивался то в одну,то в другую сторону, где проплывали внизу заснеженные предгорья с утопавшимив снегу развалинами крепостных стен; а иногда устремлял взор в небо, следяза фантастическими сочетаниями мчавшихся над нами облаков. Вдруг, у самогоперевала, когда я, вцепившись в штурвал, преодолевал самый ответственныйучасток пути, раздался его истошный вопль, который чуть не привел ккатастрофе: штурвал дрогнул у меня в руках и я едва не потерял управление. Ксчастью, мне удалось совладать с волнением, и мы благополучно завершилиперелет, но вот Денфорт... Боюсь, он никогда теперь не обретет душевногоравновесия. Как я уже говорил, Денфорт наотрез отказался поведать мне, что закошмарное зрелище заставило его завопить с такой силой, а ведь именно оноокончательно лишило юношу покоя. Оказавшись по другую сторону ХребтовБезумия и чувствуя себя в безопасности, мы наконец заговорили, обмениваясьгромкими (чтобы перекричать шум мотора и завывания ветра) замечаниями; восновном они касались наших взаимных обещаний не разглашать ничего, имеющегоотношение к древнему городу. Эти поистине космические тайны не должны былистать достоянием широкой публики, предметом зубоскальства, и, клянусь, яникогда бы и рта не раскрыл, если бы не вполне реальная перспектива работы втех краях экспедиции Старкуэтера-Мура и прочих научных коллективов. Винтересах безопасности человечества нельзя бесцеремонно заглядывать впотаенные уголки планеты и проникать в ее бездонные недра, ибо дремлющие допоры монстры, выжившие адские создания могут восстать ото сна, могутвыползти из своих темных нор, подняться со дна подземных морей, готовые кновым завоеваниям. Мне удалось выпытать у Денфорта, что последнее ужасное зрительноевпечатление было в виде миража. По его словам, оно не имело ничего общего нис кубическими сооружениями на склонах, ни с поющими, источающими парпещерами Хребтов Безумия. Мелькнувшее среди облаков дьявольское- видениеоткрыло ему, что таят фиолетовые горы, которых так боялись и к которым неосмеливались приближаться Старцы. Возможно, видение являлось наполовинугаллюцинацией, вполне вероятной после перенесенных нами испытаний, анаполовину -- тем не распознанным им миражом, который мы уже созерцали,подлетая днем назад к лагерю Лейка. Но что бы это ни было, оно лишилоДенфорта покоя до конца его дней. Иногда с его губ срываются бессвязные, лишенные смысла словосочетаниявроде: "черная бездна", "резные края", "протошогготы", "пятимерные, наглухозакрытые конструкции", "мерзкий цилиндр", "древний Фарос", "Иог-Сотот","исходная белая студнеобразная структура", "космический оттенок", "крылья","глаза в темноте", "лунная дорожка", "первозданный, вечный, неумирающий" ипрочие странные словосочетания. Придя в себя, он ничего толком не объясняет,связывая свои темные высказывания с неумеренным чтением в юные годы опаснойэзотерической литературы. Денфорт, один из немногих, осмелился дочитать доконца источенный временем том "Некрономикона", хранившийся под замком вбиблиотеке университета. Помнится, когда мы летели над Хребтами Безумия, небо хмурилось, и хотяя ни разу не посмотрел вверх, но, думаю, клубившиеся снежные вихри принималитам фантастические очертания. Быстро бегущие облака могли усилить, дополнитьи даже исказить картину, воображение -- с легкостью разукрасить ее ещебольше, а к тому времени, когда Денфорт впервые заикнулся о своем кошмарномвидении, оно успело также обрасти аллюзиями из его давнего чтения. Не могузреть он так много в одно мгновение. Тогда же, над хребтами, он истошно вопил одно и то же -- безумные,услышанные нами одновременно слова: "Текели-ли! Текели-ли!"

 

– Конец работы –

Используемые теги: Говард, Лавкрафт, Хребты, безумия0.061

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Говард Лавкрафт. Хребты безумия

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Еще рефераты, курсовые, дипломные работы на эту тему:

Говард Ф.Лавкрафт, Огэст Дерлет. Ночное братство
На сайте allrefs.net читайте: "Говард Ф.Лавкрафт, Огэст Дерлет. Ночное братство"

Диктатура безумия
Мы снова изумились: как можно показывать больных людей огромному залу, будто зверюшек в цирке? Западные коллеги снисходительно улыбнулись… Впервые на научном конгрессе пациенты психиатрических клиник, в том числе и… Они все время что-то жевали, пили воду из бутылочек, громко переговаривались, вставали посреди выступлений - даже…

Интерпретация темы безумия в русской литературе первой половины XIX века
В рассматриваемый период сталкиваются разные подходы к пониманию безумия: литературный, научно-медицинский, бытовой.Мы обратимся к анализу… Выбор произведений обусловлен их показательностью для рассматриваемого… Литературоведческий и культурологический подходы к изучению проблемы безумия реализуются в статье Н.Г. Федосеенко…

Аномальное строение хребта Книповича
Время заложения хребта Книповича, как океанического рифта, по имеющимся геолого-геофизическим материалам относится к миоценовому времени.… Введение Район хребта Книповича многие годы служит полигоном комплексных и… Большинством исследователей признается спрединговая природа хребта Книповича в Норвежско-Гренландском бассейне.Наличие…

0.025
Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • По категориям
  • По работам