Все, что я пишу, — истинная правда. Мои книги правдивы, ибо основаны на моем собственном опыте».

А Тот-Кто все болтал без умолку, шаркая ногами и заламывая пальцы: «Знаете, вам бы самому следовало написать статью, — сказал он. — Почему бы не поведать Прессе вашу точку зрения? Вы же знакомы с человеком, у которого есть связи в Прессе, вот и позвоните мистеру Телли. Он с радостью опубликует вашу статью. Само собой, я обо всем для вас договорюсь. Я хорошо его знаю. Он придет, и вы с ним легко поладите. Ну что, решено?»

Старый человек задумался. Он представил себе, что напишет грязная французская газетенка, и, внезапно приняв решение, сказал: «Да! Передайте ему, пусть набросает свои вопросы. Приведите его сюда. Я ему все выскажу!»

Благодушно улыбнувшись, Тот-Кто распрощался и ушел. Во­шедшие домочадцы взглянули на помрачневшее лицо Старого чело­века и сказали:

«Боже правый, неужели снова неприятности? Когда же этому придет конец?»

Но что есть истина? Каково ваше представление об истине? Уз­наете ли вы ее, когда видите? Как вы оцениваете истинность того или иного утверждения? Что вы предпочтете — поверить слову человека, способного доказать свою правоту, или слову тех, кто, вроде газетных репортеров, вечно гонится за сенсацией?

Хотя, само собой, другие люди тоже не без греха. Часть вины лежит и на публике, ибо всего пару недель назад я слышал одну достоверную историю, происшедшую в США. Один человек был одержим праведной, по его мнению, идеей. Желая принести добро людям, он принялся выпускать газету, посвященную добру, лучшим сторонам повседневной жизни, но вскоре его газета прогорела.

Люди не желают слышать благих вестей, им по нутру лишь дур­ные. Люди не желают слышать о добрых делах, их интересует лишь всякая грязь.

В наше время несть числа охотникам «принизить» Черчилля и других выдающихся людей, ибо находя какие-то изъяны у Черчилля, они возвышаются в собственных глазах — не важно, правда это или ложь. Если повторять ее достаточно часто, люди в конце концов поверят. Но позвольте сказать, что я думаю об истине.

В наши времена, когда четырнадцатилетние подростки жалуют­ся, что не находят общего языка даже с шестнадцатилетними, мы должны четко определиться в наших понятиях, дабы читатель пони­мал, что хотел сказать писатель. Что-есть-истина? Истина, как я ее вижу, есть констатация фактов, вещей, происходящих, существую­щих, являющихся не плодом воображения, но качеством или состо­янием бытия в полном соответствии с опытом, в соответствии с тем, что имело место в действительности. Это и есть истина.

Именно так! И под это определение в точности подпадают мои книги. «Качество бытия в полном соответствии с опытом». Я — ис­пытал — все — что — написано — в — моих — книгах, из чего следует, что я пишу правду. И напротив, воображение есть акт или способ­ность создания ментальных образов того, чего никогда в действи­тельности не было. Склад моего ума таков, что я не способен писать беллетристику. Мой астрологический расклад категорически подав­ляет проявления умственной виртуозности — из чего следует, что я принужден писать одну лишь правду.

Позволю себе немного повториться, пусть даже с риском про­честь в письме какого-нибудь недоброго человека: «Все это мы уже слышали».

Кое-кто именно так и пишет. Очень многие совершенно не спо­собны понять взгляды других людей. Сами они никогда не испыты­вали ничего подобного, и потому — как я уже говорил — из чистой злобы стремятся все низвести до собственного приземленного уров­ня.

Довольно часто в Прессе наступает «мертвый сезон». Новостей почти нет, война закончилась, знаменитый секс-символ женился или умер, или еще что-нибудь, и тогда изнывающие от скуки репортеры, желая ублажить изнывающих от скуки и безделья редакторов, раздувают на пустом месте какой-нибудь «скандал». Бывает, какого-ни­будь несчастного школьного учителя обвиняют в чудовищном прес­туплении и на основании слухов обливают грязью совершенно не­винного человека.

Испытав на себе ложь, обвинения, осуждение и приговор озлоб­ленной английской и немецкой Прессы, статьи из которой перепеча­тывались в газетах всего мира, я хочу кое о чем рассказать подробнее, ибо, как вы сами увидите, все эти пятнадцать лет Пресса, не покладая рук, по-прежнему пытается со мной «расправиться».

В блаженном неведении я полагал, что каждый человек, обви­ненный в чем-либо, имеет право на очную ставку с обвинителем. Я полагал, что всякий человек имеет право защищать себя, но — могу решительно заявить — вся без исключения Пресса отказала мне в праве изложить свою точку зрения. Мне не было дано никакой воз­можности защитить себя. Эта все равно, что какой-нибудь верзила-хулиган с мощным рупором пытается перекричать человека, умею­щего говорить только шепотом.

Так и быть, буду шептать. Слышите?

Я — писатель, который никогда не собирался становиться тако­вым, Много лет назад в Англии я безуспешно пытался найти работу. Я был слишком стар или слишком «не такой», или слишком то, или слишком се. Я обходил (как вы сами можете прочесть) агентства по трудоустройству, бывал в самых неожиданных местах, но все без толку.

Затем меня как-то представили одному Литературному Агенту, который, как было сказано, мог предложить что-то полезное. Этот Агент, обладавший, несомненно, хорошим нюхом на прибыльные дела, отказался предоставить мне работу, но сказал:

— Я о вас кое-что слышал. Напишите-ка книгу о своей жизни.

Должен признать, что покинул его офис сильно разочарованным и не без гнева на то, что меня в очередной раз обманули. Писатель­ский труд не даже в голову не приходил. В моем представлении, не было ничего на свете глупее. Но безработица и ее неразлучный спут­ник голод все же одержали победу, и в конце концов с крайней неохотой я написал настоящую книгу о своей жизни, настоящую книгу! Я обнажил то прошлое, которое больше всего на свете хотел скрыть, и написал о нем ради того, чтобы выжить.

Но была и зависть. Мой успех разъярил некоторых людей с большими деньгами и, грубо говоря, меня «подставили» и затеяли травлю, когда из-за тяжелой болезни я не мог выступить в свою защиту.

Никому так и не удалось доказать, что я мошенник, ибо на каждого «эксперта», объявлявшего меня таковым, приходилось трое или четверо, подтверждавших мою безусловную подлинность.

Мне так и не было предъявлено судебное обвинение, но вместо этого Пресса изощрялась в бесконечных гнусных намеках, которых я не мог опровергнуть из-за приступа коронарного тромбоза.

Пресса, телевидение и радио упорно не желали позволить мне изложить свою сторону дела. Они отказались публиковать и переда­вать в эфир мое заявление о том, что все мои книги совершенно правдивы. Вместо этого они снова разворошили старый скандал, громоздя все новые горы лжи, так что, наконец, вообще стало невоз­можно докопаться до истины.

И снова мне вспомнился давешний человек, прогоревший с из­данием газеты о добре из-за того, что публике больше по вкусу всевозможные скандалы и сплетни, и вообще нравится причинять друг другу зло. Пресса отлично знает, что если я докажу свою подлин­ность, то это отнюдь не будет способствовать росту тиражей, а ведь ее хлебом насущным всегда были и будут скандалы, убийства, изна­силования и прочее.

Многие любят говорить: «Да, я знаю, что это правда. Я читал об этом в газете».

Это все равно что обозвать собаку убийцей и повесить за это только потому, что она не может оправдаться. Мне такая позиция действительно причинила немало бед, ибо я надеялся как-то помочь Тибету, выступив в Организации Объединенных Наций. Впрочем, я считаю, что мои книги и без того помогли Тибету и делу его свободы, ибо сделали эту страну известной всему миру, а народ «чужаков» — народом «людей».

Тем не менее, несмотря на помощь, которую я мог бы оказать, кое кто из «высокопоставленных лиц», пребывающих в изгнании в Индии, отзывается обо мне дурно. Насколько я знаю из надежного источника, им было велено дискредитировать меня под угрозой прекращения помощи со стороны некоторых религиозных органи­заций.

Можно спросить, как могут эти (так называемые) духовные Ли­деры ниспровергать своего же собрата? Хотя председатель Мао и генерал Чан Кайши — оба китайцы — тоже стараются дискредити­ровать друг друга.

Даже здесь, в Канаде, где я теперь живу, м-р Стэнфилд всеми силами стремится дискредитировать м-ра Трюдо, а то еще в дело вмешивается старина Томми Дуглас и пытается дискредитировать всех без разбору. Мне кажется, это своего рода профессиональная азартная игра.

Или вот еще пример. Христиане в Северной Ирландии убивают друг друга по той причине, что верующие разного толка уверены в своей исключительной правоте. И те и другие — ирландцы, и те и другие — христиане, обе стороны верят в одно и то же, и все же они сражаются и убивают друг друга, а Пресса своими подстрекательски­ми репортажами только подливает масла в огонь.

Если так себя ведут даже «добрые христиане», тогда что удив­ляться, если под мощным политическим и религиозным давлением тибетцы в Индии могут «по приказу» отвергнуть своего же собрата «ради блага большинства»?

В моих книгах все правда. Но люди упускают из виду самое главное. Совершенно не важно, родился ли я в Лхасе или в Лондон­дерри. Автор не имеет никакого значения. Значение имеет лишь то, что он пишет. Помогли вам эти книги? Помогли они хоть кому-ни­будь? Научили чему-нибудь? Да? Тогда они стоят своих денег.

Вы, читатель, платите несколько центов или пенсов за книжку в мягкой обложке, но эта мизерная сумма не наделяет вас автоматичес­ки правом выступать обвинителем, присяжными заседателями, судь­ей и палачом в одном лице. А ведь именно это кое-кто из вас и пытается сделать с огромным удовольствием.

Но вот что я вам скажу. Вам самим решать, во что верить. Я говорю, что мои книги правдивы. Причем говорю не голословно, а опираясь на тысячи писем о том, что мои книги помогли людям, остановили их на пороге самоубийства, помогли родственникам умирающих, помогли избавиться от страха смерти* и т. д.

Не кажется ли вам, что в свете всего этого я имею право на некоторое признание или хотя бы на элементарную вежливость вместо травли вечно слоняющихся у меня под дверью газетчиков? Как вы узнаете позже, они в конечном счете вынудили меня покинуть Монреаль.

Вот выдержка из статьи в «Газетт оф Монреаль» от 15 июня 1972 года, озаглавленной «Тибетцы в Квебеке всеми силами стараются сохранить живую традицию. Странники в Земле обетованной».

Выделено редактором.

«Нам предстоят долгие странствия», — тихо промолвила Линн Борджи, держа в руке чашку чая.

И метнув быстрый взгляд на свою подругу Кесанг Ичеморито, она лукаво улыбнулась, подыскивая нужное английское слово.

... В свои 22 года Кесанг выглядит робкой застенчивой девушкой с высокими скулами и заразительной улыбкой, тем не менее она приз­нает, что не доверяет монреальским газетам.

«Когда мы приехали сюда, одна французская газета написала, буд­то мы даже не знаем, что такое купальный костюм, и ходили пла­вать в дождевых плащах. Если мы иностранки, то это не значит, что мы такие дурочки».

Линн эта статья тоже не понравилась. «МЫ В ГЛАЗА НЕ ВИДЕ­ЛИ РЕПОРТЕРА, НАПИСАВШЕГО ЭТУ СТАТЬЮ», — заявила она.

Так где же здесь правда? У газетного репортера или у тибетских беженок?

Вот уж, поистине, приходится сталкиваться с самыми дикими нелепицами. К примеру, наш старый друг м-р Джон Гендерсон, о котором вам наверняка доводилось слышать, как-то прислал мне газетную вырезку, которую, правда, нельзя процитировать пол­ностью, так как, по мнению моего издателя, есть риск нарушения авторских прав, а с мнением издателя приходится считаться.

Одним словом, м-р Гендерсон прислал мне вырезку из газеты «Шарлотт Обсервер» от 26 августа 1971 года с весьма красноречивым заголовком:

«Японцы утверждают, что Христос умер и похоронен в Японии в возрасте 112 лет». И дальше:

«Иисус не был распят. Документы. Японцы заявляют, что Хрис­тос сбежал, подставив собственного брата».

Автор статьи, некий Джон Джастин Смит, принадлежит, по-ви­димому, к числу штатных репортеров этой газетки, и тем из вас, кто живет в Соединенных Штатах, было бы весьма любопытно раздо­быть ее и прочесть все приведенные в статье подробности. А уж там все расписано до мелочей.

В Японии у меня есть один очень близкий друг. И вот та молодая женщина, которой посвящена эта книга, навела для меня справки и — словом, решительно советую вам раздобыть эту газетенку, ибо многим это чтиво покажется крайне интересным. Мне же нельзя забывать предписаний Издателя (да благословит его Господь!), и остается лишь продолжать отвечать на вопросы, иные из которых! очень хороши.

Да, по правде говоря, среди вопросов действительно попадаются просто замечательные. Например такой:

«Объясните, пожалуйста, каким образом Искусство и другие виды творческой деятельности усиливают вибрации человека? И какова степень их благотворного воздействия?»

В сущности, все на свете, как я говорил, состоит из вибраций. Есть вибрации позитивные и негативные. Не знаю, кому из вас доводилось в жизни иметь дело с камертоном. Но если у вас есть два камертона, приложите один из них концом к столу, а затем, ударив другой, чтобы тот загудел, также приложите его к столу на известном расстоянии от первого — и тогда первый начнет гудеть в резонанс со вторым. Купите в музыкальном магазине пару камертонов — они довольно дешевы, проделайте с ними этот опыт, и вы сами убедитесь, что это весьма интересно.

Воспринимая приятные нам вибрации, мы и сами начинаем издавать более приятные вибрации, то есть частота наших вибраций повышается, принося нам больше радости, наделяя большей духовностью и остротой восприятия. Но столкнувшись с источником колебаний, подавляющих наши собственные, мы впадаем в дурное настроение, духовность наша снижается и решительно прекращается всякий духовный прогресс.

В конечном счете, всякая живопись представляет собой лишь набор красок, расположенных так, что их совокупная вибрация доставляет нам наслаждение и повышает частоту наших собственных вибраций. А потому Искусство, будь это живопись или музыка, способно повышать нашу духовность, усиливая наши вибрации. Помните, что высокие вибрации добры и позитивны, низкие же вибрации негативны и далеко не всегда добры.

Хорош и следующий вопрос, который перекликается с предыдущим. Одна женщина пишет:

«Вот вопрос, ответ на который желали бы знать очень многие, — страх. Вы писали, что страх — это не более чем неуправляемое воображение, пребывающее в извечной борьбе с силой воли, и что сила воли всегда терпит поражение в этой борьбе. Каковы же причины страха?»

Вернемся к Искусству. Увидев нечто прекрасное, мы им восхищаемся, любуемся, наслаждаемся. Но при виде чего-то ужасного - скажем, чудовищных пыток, — словом, любого действительно жуткого, зверского, кошмарного зрелища наши вибрации подавляются и мы начинаем думать: «Что если это произойдет и со мной!» И тотчас в структуре наших вибраций начинается цепная реакция, и неприятная вибрация, которую мы называем страхом, подпитывая сама себя, порождает еще больший страх.

То же бывает и с теми, кто, проходя в полночь мимо кладбища, замечает какое-то движение. От страха волосы у них на голове встают дыбом, и они готовы бежать прочь куда глаза глядят.

А все потому, что воображение понижает частоту вибраций, из-за чего человек начинает острее чувствовать образы низшего астрала, места обитания бесплотных духов, покойников в гробах и тому подобных ужасов.

И тогда мы начинаем думать, что и с нами это может произойти, что вот сейчас явится призрак, вгрызется нам в спину или еще что-нибудь. Думая обо всем этом, мы уже не в силах мыслить рациональ­но, страх неудержимо растет, и чем ниже вибрации, тем нам страш­нее.

Страх есть не более чем неуправляемое воображение. Если хоти­те преодолеть страх, просто будьте уверены, что ничего плохого с вами не случится.

Ничего плохого и на самом деле с вами случиться не может.

Скажите себе, что ваша душа бессмертна, и хотя нельзя исклю­чить, что кому-нибудь удастся нанести временный ущерб вашей одежде или телу, но сама ваша сущность останется невредимой.

Чем меньше вы опасаетесь страха, тем его будет меньше. И в конце концов вы так сможете себя дисциплинировать, что страху просто не останется места в вашей личностной структуре. И тогда вы познаете покой и удовлетворение, сможете ходить с высоко подня­той головой и широко расправив плечи (если только не проводите свою жизнь в инвалидном кресле!).

Вы только послушайте:

«Вы писали, что наркотики могут причинить огромный вред духовности человека. Можно ли исправить этот вред в течение отпущенной человеку жизни? Вы также говорите, что никогда не следует принимать наркотиков, но согласитесь, что многие с их помощью испытывают внетелесные переживания и обретают ду­ховное просветление. По-моему, вы неправы, утверждая, что нарко­тики вредны. А вы что на это скажете?»

Да, мэм, я утверждаю, что наркотики вредны. Я утверждаю, что наркотики — это дьявольское изобретение, ибо принимая их, вы искусственно изменяете частоту своих вибраций и делаете почти невозможным (повторяю, «почти») духовное развитие без помо­щи этих снадобий.