Понедельник, 8:44

 

Покидая вместе с Малдером Гувер-билдинг, Скалли в равной степени терзалась догадками по поводу предстоящего задания и опасениями насчет того, в какую забегаловку Малдер потащит ее на сей раз. И даже вскользь брошенное им замечание «я угощаю» отнюдь не развеяло ее дурных предчувствии.

Они прошли сквозь раму металлоискателя, шагнули в дверь и спустились по гранитным ступеням. На каждом углу обширного квадратного здания стояли внушительные на вид будки, в которых дежурили облаченные в форму охранники Бюро.

Выйдя на улицу, Скалли и Малдер миновали длинную очередь туристов, которые уже начинали сколачивать первую на сегодняшний день группу для экскурсии по зданию ФБР. И хотя

большинство прохожих носили деловые костюмы, обычные для бюрократического района Вашингтона, понимающие взгляды гостей столицы подсказывали Скалли, что люди безошибочно угадывают в ней рыцаря плаща и кинжала.

Вокруг возвышались другие государственные здания, элегантные и величественные символы делового центра города, словно похваляясь друг перед другом своей архитектурой. На верхних этажах большинства этих строений располагались бесчисленные фирмы консультантов, адвокатские конторы и штаб-квартиры могущественных лоббистских организаций. Нижние этажи занимали кафе, закусочные и газетные киоски.

Малдер взялся за стеклянную дверь «Ке Сан коффе шопп».

— Ну почему ты постоянно водишь меня сюда? — спросила Скалли, разглядывая сквозь дверь немногочисленных клиентов. В чиновничьем районе Вашингтона было немало заведений, принадлежавших семьям корейских переселенцев — в основном экзотические кафетерии, бистро и рестораны, — но владельцы «Ке Сан» почему-то предпочли скопировать типичную американскую забегаловку, и результат получился довольно жалкий.

— Мне нравится это место, — заявил Малдер. — Тут кофе подают в больших стаканчиках из пенополистирола.

Скалли не стала спорить и вошла в помещение. На ее взгляд, их ждали более важные дела… к тому же она вовсе не хотела есть.

Написанное от руки меню было приколото к широкой белой доске, установленной на треножнике. Рядом с кассой располагался холодильник, набитый бутылками с водой и соками. Большую часть пространства занимала пустая стойка с мармитами для подогрева пищи; в обеденные часы здесь подавали дешевые — как с точки зрения цены, так и качества — американизированные блюда восточной кухни.

Малдер поставил кейс на один из пустующих столов и отправился к кассе, а Скалли тем временем устроилась в кресле.

— Чем тебя угостить, Скалли? — крикнул Малдер.

— Только кофе, — ответила она. Малдер поднял брови.

— Здесь отлично готовят яичницу и жареный картофель с мясом, — сказал он.

— Только кофе, — повторила Скалли. Малдер вернулся, неся в руках два больших пенополистироловых стакана. Еще до того как он поставил кофе на стол, Скалли почуяла горьковатый аромат напитка; она обхватила стакан ладонями, наслаждаясь теплом, пронзившим кончики пальцев.

Наконец Малдер приступил к делу.

— Думаю, тебя это заинтересует, — сказал он, открывая кейс и вынимая оттуда бурый бумажный конверт. — Место действия — Портленд, штат Орегон, лаборатория «ДайМар», медицинский исследовательский центр по изучению раковых заболеваний. Финансируется федеральным правительством.

Малдер протянул Скалли глянцевую брошюру с фотографиями современного научного комплекса. Корпус в стиле модерн из стекла и стали с радующей глаз деревянной отделкой и паркетными полами. Холлы богато украшены массивным резным деревом с позолотой, уставлены цветочными горшками, а лабораторные помещения сверкают белизной, чистотой и стерильностью.

— Славное местечко, — заметила Скалли, перелистав страницы. — Я немало читала об исследованиях в области раковых заболеваний, но об этой лаборатории слышу впервые.

— Центр «ДайМар» держался в тени, — ответил Малдер. — Во всяком случае, до недавнего времени.

— Что же изменилось? — спросила Скалли. Малдер вынул очередной документ — блестящую черно-белую фотографию той же самой лаборатории. Здание было разрушено, огорожено сетчатым забором и почернело от огня. Типичный пример творчества фронтового журналиста.

— Поджог и взрыв, — сказал Малдер. — Следствие еще не закончено. Это случилось полторы недели назад. В редакцию портлендской газеты поступило письмо от группы под названием «Освобождение», в котором она берет на себя ответственность за диверсию До сих пор об этой группе никто не слыхал. Судя по всему, это организация защитников прав животных, разгневанных исследованиями, которые возглавлял руководитель лаборатории доктор Дэвид Кеннесси. Исследования на высочайшем техническом уровне, по большей части засекреченные.

— Итак, это здание сожгли демонстранты.

— Вернее было бы сказать, сожгли и взорвали.

— Это уж чересчур. Как правило, такие группы ограничиваются широковещательными заявлениями и шумихой в прессе, — отозвалась Скалли, рассматривая обугленные стены.

— Совершенно верно. Видимо, кому-то захотелось покончить с исследованиями раз и навсегда.

— Что же за исследования проводил Кеннесси, если они вызвали такой яростный протест?

— Информация на этот счет скудна и расплывчата, — озабоченным тоном сообщил Малдер, морща лоб. — Речь идет о новейших методиках терапии рака, что называется, передовых рубежах прогресса. Кеннесси и его брат Дарин несколько лет работали вместе, применяя самые невероятные сочетания подходов и технологий. Дэвид по образованию биолог, специалист по медицинской химии. Дарин — инженер-электронщик.

— Электроника и терапия раковых заболеваний… — произнесла Скалли. — Эти две науки, как правило, не соприкасаются. Может быть, братья Кеннесси конструировали новый диагностический или лечебный аппарат?

— Это неизвестно, — ответил Малдер. — Полгода назад Дарин расстался с братом, бросил работу в «ДайМар» и присоединился к группе сторонников естественного образа жизни, которые обитают в чащобах орегонских лесов. Связаться с ним по телефону, разумеется, невозможно.

Скалли еще раз просмотрела брошюру, но так и не нашла списка научного персонала.

— Значит, Дэвид продолжал трудиться в одиночку, без брата? — спросила она.

— Да, — ответил Малдер. — Дэвид работал на пару с младшим компаньоном, Джереми Дорманом. Я пытался отыскать их отчеты и записи, чтобы точно выяснить суть исследований, однако большинство документов оказались изъяты. Насколько я мог понять, Кеннесси делал основной упор на малоизвестные методики, не применявшиеся ранее для лечения рака.

Скалли нахмурилась:

— Кому могли помешать занятия Кеннесси? Удалось ли ему добиться успеха? Малдер пригубил кофе.

— Судя по всему, поджигателей возмущали жестокие и, по их мнению, ничем не оправданные эксперименты над животными. Подробности неизвестны, но мне кажется, наш добрый Айболит малость отклонился от требований Женевской конвенции. — Малдер пожал плечами. — Большинство записей сожжены или уничтожены, и добыть конкретные сведения будет трудновато.

— Чем закончился пожар? Были ли человеческие жертвы? — спросила Скалли.

— По официальной версии, Дорман и Кеннесси погибли в огне, но сыщикам не удалось даже полностью собрать останки, не говоря уж о том, чтобы идентифицировать их. Не забывай, лабораторию не просто спалили — ее взорвали. Вероятно, заложили мину. Серьезные ребята. Действовали наверняка.

— Все это очень интересно, Малдер. Вот только не возьму в толк, в чем твой личный интерес.

— Сейчас объясню.

Насупив брови, Скалли бросила взгляд на глянцевый снимок разгромленной лаборатории и вернула его Малдеру.

Рядом с ними за столиками сидели мужчины в строгих костюмах. Склонившись друг к другу головами, они продолжали свои разговоры, не обращая внимания на окружающих. Скалли по привычке навострила уши. Группа сотрудников НАСА обсуждала предложения по модификации новых межпланетных кораблей, а их соседи приглушенными голосами высказывались в пользу кардинального сокращения бюджета космических программ.

— По-видимому, Кеннесси и раньше получал письма с угрозами, — продолжал Малдер, — но эта группировка появилась словно из ниоткуда и тут же собрала огромную толпу. Я не нашел ни единого упоминания об организации под названием «Освобождение» — вплоть до взрыва в «Дай-Мар», после которого они послали в «Портленд Орегониан» письмо, где берут на себя ответственность за данный террористический акт.

— Почему же Кеннесси продолжал работать в таких условиях? — Скалли вновь взяла в руки красочную брошюру и пролистала ее еще раз, вчитываясь в броские фразы вроде «прорыв в лечении раковых заболевании», «выдающиеся достижения», «до исцеления рукой подать». Скалли глубоко вздохнула. Эти слова были ей хорошо знакомы. Онкологи манипулировали подобными обещаниями начиная с пятидесятых годов.

Малдер достал еще один снимок, на котором был запечатлен мальчик одиннадцати-двенадцати лет. Он улыбался в объектив, но был похож на ходячий скелет. Изможденное лицо подростка обтягивала серая пергаментная кожа и венчала практически голая макушка.

— Это его двенадцатилетний сын Джоди. У парня последняя стадия рака крови — острая лимфобластическая лейкемия. Кеннесси спешил отыскать лекарство — жалкая кучка активистов не задержала бы его исследования ни на минуту.

Скалли опустила подбородок на ладони.

— И все же я не понимаю, почему ты заинтересовался поджогом и разрушением частной лаборатории, — призналась она.

Малдер вынул из папки последнюю фотографию. Среди горелого мусора лежал мужчина в форме охранника. Его лицо было искажено предсмертной судорогой, кожа покрыта пятнами, извилистыми и вздутыми опухолями, а ноги и руки неестественно вывернуты. Он был похож на паука, угодившего под струю тараканьей морилки.

— Этого человека обнаружили прошлой ночью в помещении сгоревшей лаборатории, — сказал Малдер. — Ты только взгляни на него. До сих пор никто не видывал ничего подобного.

Скалли выхватила фотографию и внимательно присмотрелась. На ее лице появилось тревожное выражение.

— Похоже, этот человек стал жертвой очень сильного и быстродействующего патогена, — произнесла она.

Малдер помолчал, давая ей впитать зловещие подробности, потом сказал:

— Может быть, объяснение кроется в исследованиях Кеннесси. Допустим, что-то уцелело в огне…

Скалли задумалась, чуть хмурясь.

— Мы ведь не знаем, что делали поджигатели перед тем, как взорвать лабораторию, — заметила она. — Может быть, они освободили подопытных животных, выпустили на волю что-нибудь опасное.

Малдер отпил кофе и собрал документы в папку, дожидаясь, пока у напарницы не появятся собственные умозаключения.

— Странные опухоли… С какой скоростью проявились симптомы? — спросила Скалли, с живейшим интересом разглядывая фотографию.

— Этот человек заступил на дежурство за несколько часов до гибели. Тогда он был совершенно здоров. — Малдер бросил на Скалли пытливый взгляд. — Как ты думаешь, какова причина его смерти?

Скалли озабоченно поджала губы:

— Не могу сказать, пока сама не увижу. Надеюсь, труп поместили в карантин?

— Разумеется. Я подумал, что ты, может быть, захочешь поехать со мной и посмотреть на него.

Скалли сделала первый глоток. Кофе оказался еще хуже, чем она ожидала.

— Пойдем отсюда, — сказала она и, встав из-за стола, вернула Малдеру красочную брошюру, напичканную оптимистическими заверениями.

Должно быть, Кеннесси проводил над животными какие-то невиданные прежде радикальные эксперименты, подумала Скалли. Вероятно, кому-то из животных удалось вырваться из горящей лаборатории, и теперь они бродят на свободе, неся в себе грозную опасность.