Согласно принятому вчера биллю «О создании приемлемых условий для социализации медведей», медведям больше не вменяется в обязанность жить в городских домах, выделенных им властями. Новый закон был встречен медвежьим населением Рединга с распростертыми лапами. «Мы счастливы, — заявил Гас Косолапс, муж и отец семейства. — Больше не надо торчать в городе, мы уходим в лес!» Медведям будут выделены участки в Андерсеновском лесу, где семьи человекоподобных медведей смогут жить в маленьких коттеджах, совершать долгие прогулки и есть овсянку».
«Слепень», сентябрь 1989 г.
Джек одновременно нажал две кнопки «запись».
— Это запись допроса мисс Бесси Брукс. Время — двенадцать часов двадцать минут. Допрос ведет инспектор Джек Шпротт. Также присутствуют сержант Мэри Мэри, констебль Канн де л'Абр и адвокат мисс Брукс, Сеймур Долгоносик.
Он взглянул на Бесси. Та угрюмо буравила взглядом стол.
Бесси, привлекательной брюнетке ростом не меньше шести футов и одного дюйма, было двадцать с небольшим. Темно-карие глаза ее покраснели от слез, а дорогое платье помялось и испачкалось. Она не поднимала головы, не смотрела на полицейских, и пачка сигарет, выложенная Джеком на стол, оставалась нетронутой, хотя, судя по едва заметным пятнам на пальцах, девушка была курящей.
Сеймур Долгоносик, коротышка с тщательно зализанными назад волосами, бесстрастно наблюдал за процедурой допроса из недр костюма, который уже много лет назад мог бы считаться оскорблением человеческого достоинства.
— Мисс Брукс, вас доставили сюда для допроса касательно убийства некоего Шолти Алоизия Болтая. Вы не обязаны ничего говорить. Но если сейчас вы не скажете того, на что могли бы сослаться потом, это может повредить вашей защите в суде. Все сказанное вами может быть использовано против вас. Вы понимаете?
Бесси Брукс еле заметно кивнула.
— Мисс Брукс…
Но Сеймур Долгоносик перебил инспектора:
— Моя клиентка готова отвечать на ваши вопросы, но она ощущает, что с ней обходятся как с преступницей. Она хочет, чтобы вы знали: она горячо любила мистера Болтая и понятия не имеет о том, кто его убил.
Джек пропустил слова Долгоносика мимо ушей.
— Не могли бы вы поведать нам, где провели ночь с девятнадцатого на двадцатое число нынешнего месяца?
Бесси не отвечала. Сеймур Долгоносик протянул ей платок — слишком дешевый для нее, как заметил Джек, — и ласково сказал:
— Ваш ответ поможет полиции, но у вас есть право на молчание. Вы желаете воспользоваться своим правом?
Она подняла голову и посмотрела сначала на Джека, потом на Мэри. Глаза в потеках туши были полны слез.
— Он очень мучился? — тихо спросила она.
— Вряд ли, — бесстрастно ответила Мэри.
Джек положил перед ней на стол снимок, запечатлевший Бесси вместе с Шалтаем. Она чуть помедлила и взяла его.
— Откуда это у вас?
— Фотография стояла на столе у мистера Болтая.
По лицу девушки промелькнула улыбка: раз он поставил ее фото на столе, значит, довольно сильно любил ее. Она погладила пальцами лицо Шалтая на снимке и снова заговорила, но на сей раз ее голос звучал увереннее.
— Это Вена. Июнь прошлого года. — Бесси тоскливо вздохнула. — Шолт ездил туда по делу. Продавал несколько тысяч тонн всебякистанского порошкового быстросупа. Он спросил меня, не хочу ли я поехать с ним.
Она наклонила голову набок, погружаясь в милые воспоминания о поездке.
— В тот вечер, когда был сделан этот снимок, мы с ним ходили в оперу на «Мадам Баттерфляй». В первом акте тенор, исполнявший партию лейтенанта Пинкертона, заболел, а дублер был пьян. На сцену вышел администратор, рассыпаясь в извинениях и объясняя, почему они не могут продолжать представление. К моему удивлению, Шолт встал и пропел без музыки шесть строф партии Пинкертона. Его тут же выпихнули на сцену, и через десять минут представление продолжилось с Шолтом в роли лейтенанта. Меня посадили в королевскую ложу, администрация хлопотала вокруг, а Шолта восемь раз вызывали на бис. Этого вечера я никогда не забуду. — Она улыбнулась и покачала головой. — Мой рассказ вас не удивил?
— Мистер Болтай давно уже перестал меня удивлять, мисс Брукс, — ответил Джек. — Почему вы покинули город?
Улыбка исчезла с ее губ, и она снова посмотрела на снимок.
— Я любила его, инспектор, больше, чем любая женщина может любить яйцо. — Она помолчала. — Не следовало мне так привязываться к нему, но перед ним трудно было устоять. Вы когда-нибудь встречались с ним, инспектор?
— Только раз, давным-давно.
— Он был замечательным человеком, — медленно проговорила она. — Просто замечательным. Он никогда не совершал преступлений ради себя.
— Он рассказывал вам о своих планах?
— Нет. У него в голове роилось множество замыслов, но какие именно — я не знала. В ночь после того благотворительного вечера он сообщил мне, что снова женился, и спросил, хочу ли я продолжать наши отношения. Боюсь, я ответила не слишком вежливо. Мы сцепились. Как он смеет жениться, когда мы почти три месяца были вместе?
— Потому вы и убили его, мисс Брукс?
Она разразилась сдавленными рыданиями. Сеймур отодвинулся, и Мэри с Джеком обменялись взглядами.
Мэри попыталась утешить ее:
— Все в порядке, мисс Брукс, успокойтесь.
Они подождали пару минут, пока она возьмет себя в руки, затем послали за чаем, который появился незамедлительно.
— Я не могла жить без него, и мысль о том, что в его объятиях окажется другая женщина, что она будет гладить его гладкую белую скорлупу…
Девушка закрыла глаза и расплакалась.
— Давайте проясним кое-какие детали, — сказал Джек. — Где вы взяли пистолет?
— Пистолет? — удивленно переспросила она.
— Да, где вы его взяли?
Бесси посмотрела на Сеймура, который поднял брови и почти механически произнес:
— Вы не обязаны отвечать ни на какие вопросы, мисс Брукс.
— У меня не было пистолета.
— Не было? — спросил Джек, и у него в груди зашевелилось нехорошее предчувствие. — Тогда чем же вы его?
— Тремя таблетками дурнопрадола. Я ведь помощник ветеринара.
— В кофе? — спросила Мэри.
Мисс Брукс печально кивнула.
— Черт! — выругался Джек, направляясь по коридору обратно в ОСП.
— Попытка убийства? — спросила Мэри, не уверенная в наличии состава преступления. — Ведь он даже не притронулся к кофе!
— Фактически да, но я не вижу, какого дьявола полицейскому управлению этим заниматься, если прежний опыт ОСП никому не нужен.
Узнав, что в конце концов Шалтая убила не она, мисс Брукс приободрилась. Однако, как ни странно, ей было известно о нем не больше, чем остальным. Когда он проводил с ней ночь, это всегда происходило у нее на квартире, которую уже обыскали, но совершенно ничего не нашли.
Линия расследования, на которую Джек возлагал столько надежд, окончилась ничем. Но все же одну интересную вещь Бесси им рассказала: Шалтай снова вступил в брак. Запись еще не успела поступить в национальную базу данных, так что Эшли и Гретель обзванивали окрестности, пытаясь выяснить, когда и на ком он женился.
— Только исключишь из круга подозреваемых одну загадочную женщину, как вместо нее тут же появляется другая! — возмутился Джек. — У Шалтая была целая свита. Сколько шалтаелюбок пришли предложить нам помощь?
— Сто девяносто две, — ответил Бейкер. — Потребуется несколько недель, чтобы со всеми разобраться!
— У нас нет и недели.
В дверь просунулась голова Шенстона.
— Привет, Джек! — весело сказал он. — Хочешь узнать результаты чистки ковра на Гримм-роуд?
— Конечно.
— Одним словом: дерьмо.
— Ты про это дело? Мог бы и не говорить.
— Нет, я про пылесос. Это птичье дерьмо.
— Птичье дерьмо?
— Дерьмо птиц.
— Да знаю я, что такое птичье дерьмо, Боб, но откуда оно на Гримм-роуд?
— Не знаю. Оно было втоптано в ковер.
— Свежее?
— И свежее есть, и старое. А свежее — очень свежее: птичка нагадила меньше недели назад.
— Всего-то? — Джек забрал отчет и медленно прочитал вслух: — «На ковре отмечены следы экскрементов, весьма напоминающих помет водоплавающих птиц — лысух, уток, гусей и так далее…»
Он поблагодарил Шенстона, и тот молча исчез. Джек написал на доске: «Птичий помет?» — и подчеркнул. Затем добавил: «Золото» и «Акции Пемзса», а также «Вилли-Винки». Он плюхнулся в кресло и уставился на доску. Дело упорно не желало проясняться. Что же затевал Шалтай?
— Инспектор Шпротт? — послышался незнакомый голос от дверей.
Все обернулись в ту сторону и увидели Бриггса с каким-то коротышкой, пронырливым на вид.
— Вы же знаете, что это я.
— Моя фамилия Любимчикс, я старший инспектор НКРЖП. Нам надо поговорить.
Независимая комиссия по расследованию жалоб на действия полиции (НКРЖП) являлась полицией, контролировавшей полицию. Они ястребами бросались на любого полицейского, который только мог быть заподозрен в неправомочных действиях.
— Добрый день, сэр, — ответил Джек, решив, что ему придется давать показания против кого-то из коллег или что-то в этом духе. — Чем могу помочь?
— Сотрудничеством с НКРЖП, — вздохнул Бриггс.
— По поводу? Вы же обещали мне время до субботы, чтобы вычислить убийцу Шалтая!
— Это не имеет отношения к мистеру Болтаю, — произнес инспектор Любимчикс холодным деловым тоном. — Дело касается трех поросят. Они выдвигают против вас обвинение в притеснениях по видовому признаку, психологическом давлении и злонамеренном преследовании.