Как сообщает в своем выпуске новостей месяца Беркширское радио, ученые из «Квантекса» чрезвычайно довольны новым устройством по трансмутации тыкв. Технологическая компания, базирующаяся в Рединге, экспериментировала с тыквами в течение многих лет, но добиться успеха никак не удавалось. Новое устройство, продукт высоких технологий, впервые наглядно продемонстрировало наличие громадного прогресса в области тыквенных превращений. «Тыквы, — сказал вчера представитель «Квантекса», — можно превращать практически во что угодно путем бомбардировки их двойным гамма-лучом, смещающим частицы, и последующего перемещения заряженных частиц в находящуюся в магнитном поле матрицу нового предмета. Успешная трансмутация тыквы в карету была предпринята на прошлой неделе и завершилась полным успехом — на некоторое время. На данном этапе мы еще не научились закреплять новую форму насовсем, и примерно в полночь карета превратилась в тыкву».
«Крот», апрель 1988 г.
Если не считать отсутствия самого артефакта и того обстоятельства, что церемония проводилась совсем в другом месте, открытие Джеллименом Центра Священного Гонго прошло на высоте. Все присутствовавшие говорили о том, с каким бесконечным тактом, серьезностью и почтительностью происходило действо. После церемонии открытия Джеллимен отправился на обзорную экскурсию по городу, останавливаясь по пути у разных достопримечательностей.
По оценкам полиции, несмотря на плохую погоду и некоторую возможность подцепить бородавку, на церемонию пришло примерно три тысячи человек. Около десяти процентов от этого числа действительно хорошо видели Джеллимена, тридцать видели мужчину в белом костюме, который махал рукой, еще тридцать видели только белое пятно, десять процентов утверждали, будто что-то видели, но на самом деле не видели ничего, а остальные действительно ничего не видели.
Мадлен, Стиви, Бен, Пандора, Меган и Джером попали в последнюю категорию. Они выехали слишком поздно и застряли в пробке, а потом еще продирались сквозь толпу и отбивались от уличных торговцев-шарлатанов, которые продавали все, начиная от брелоков и настольных ламп с изображением Джеллимена до дисков с записями его речей и кукол, которые с соответствующим видом изрекали мудрые сентенции, если потянуть за ниточку у них на затылке. Пандора и Бен держали Меган и Джерома за руки, чтобы не потерять их в толпе. Когда они добрались до здания муниципалитета, Джеллимен как раз вошел внутрь. Когда он спустя два часа вышел, подъехал полицейский фургон и загородил им обзор. Так что они видели только зад его белого лимузина «даймлер», когда Джеллимен направился в новую клинику Св. Септика для законченных язвителей. Мадлен хотела подождать три часа, пока Джеллимен выйдет, но дети устали, и начал накрапывать дождик. Они вернулись домой в подавленном настроении. Все равно что приехать на пляж в единственный день в году, когда он закрыт.
* * *
— Мои поздравления, Джек!
Бриггс горячо пожал инспектору руку, но Джек даже не улыбнулся. Процесс обеззараживания нередко действует на людей подобным образом.
— Они сбежали, сэр. Так что результат не самый блестящий.
— Ошибаешься, — возразил Бриггс, протягивая Джеку и Мэри бокалы с шампанским. — Это отличный результат. Если бы не вы, более десяти тысяч человек подцепили бы невероятно заразную бородавку доктора Карбункула, а в последующие месяцы могли заразиться миллионы. Бассейны, пляжи и спортивные залы превратились бы в запретные зоны, а обувные магазины приобрели бы славу мест опасных и подозрительных. Пемзс получил бы что хотел, а мы так и остались бы с носом. Нет, это действительно отличный результат.
Джек пригубил шампанское. На поверку в бокале оказалась яблочная шипучка.
— Мы по-прежнему на посту, — ответил Бриггс на вопросительный взгляд Джека. — Твое здоровье, Джек!
— Ваше здоровье, сэр.
Бриггс уселся за стол. Близился вечер, и дневные хлопоты по обеспечению безопасности постепенно сходили на нет. Джеллимен был на своем последнем официальном мероприятии — на банкете в обширном здании «Квантекса», где воздавал должное научным, промышленным и художественным достижениям Рединга. Джека и Мэри вызвали в кабинет Бриггса довольно неожиданно, и они очень удивились, застав там Браун-Хоррокса. Тот по-прежнему был в синем комбинезоне, слишком коротком для него: бледные лодыжки торчали из штанин как минимум на семь дюймов.
— Команда ликвидаторов отправилась к дому доктора Карбункула. Они собираются накрыть его бетонным саркофагом, поскольку не рискуют даже трогать бородавку с места, — сообщил Бриггс. — Музей ноги просто залит бактерицидами и закрыт на полгода. Я беседовал с руководителем Центра контроля контактных инфекций. Они говорят, что с радостью пожали бы вам руку без латексных перчаток, — с их стороны это великая честь.
— Да, но как же Лола и Пемзс, сэр?
Бриггс покачал головой.
— В Европе они не найдут убежища. Преднамеренное распространение заразной болезни — серьезное обвинение. Полиция всего континента, без сомнения, будет начеку.
Джек злился. Благодаря сообщениям очевидцев отследить передвижения Пемзса и Лолы по югу Англии не составило труда. Затем они вылетели из Лалворта и направились через Ла-Манш. Французы выслали на перехват два патрульных самолета. Но через три часа они были отозваны, поскольку «хорнет мот» так и не появился.
— Ты видел свежие газеты? — спросил Бриггс.
Он показал Джеку последний номер «Жаба», в котором содержался блестящий отчет о невероятной драме, разыгравшейся сегодня в Рединге, и на Джека изливалось столько же хвалы, сколько вчера — грязи.
— Все идет ужас как хорошо. Пресса жаждет твоего заявления. Может, ты придумаешь себе какую-нибудь эффектную фразу вроде… ну… «дело закрыто» или что-нибудь в этом роде?
— Я бы тогда соврал, сэр.
— То есть?
Браун-Хоррокс оторвался от заметок, сильно пострадавших в автоклаве, и поднял голову.
— Что-то не так, — уныло сказал Джек. — Пемзс планировал убить Шалтая, но он не убивал. Его кто-то опередил.
— С чего ты взял?
— Лола сказала, что ей полагалось унаследовать акции Шалтая после безвременной гибели супруга в «зефире». Будь она замешана в этом деле с самого начала, то знала бы, что его застрелили. Тогда почему она говорила про «зефир»? Они именно так намеревались от него избавиться, но жизнь внесла свои коррективы. Затем, когда мы пришли к ней во второй раз и стали задавать неудобные вопросы о новой жене Болтая, они решили взорвать в «зефире» нас.
— Да? — усмехнулся Бриггс. — И это единственная причина твоих сомнений?
— Именно. Шалтая убил кто-то другой.
— И кто?
— Киллер, работающий на Соломона Гранди.
— Да не дури ты! Это мы уже проходили. Гранди сказал, что он в курсе жениных измен и что ему все равно. Мне нужны доказательства, Джек, доказательства!
— Мало ли что он говорит, сэр. На том самом благотворительном вечере Гранди отверг предложение приобрести тридцать восемь процентов акций Шалтая за десять миллионов. Чарльз Пьютер объяснил мне, что такая цена ниже плинтуса. Гранди должен был ухватиться за этот шанс, а он не стал этого делать. Он знал, что нет смысла суетиться, ведь Шалтаю оставалось жить не более трех часов. Гранди знал это, потому что уже нанял киллера. И вся эта комедия с «понимающим мужем» работала лишь прикрытием — Гранди очень переживал из-за шашней своей жены.
— А Винки?
— Он наверняка узнал убийцу. Это был кто-то с фабрики «Пропалл», где Вилли работал.
Бриггс побарабанил пальцами по столу и переглянулся с Браун-Хорроксом. Затем набрал в грудь воздуху.
— Отказ заплатить десять миллионов за сомнительные акции — это, несомненно, самое слабое доказательство из всех, какие мне когда-либо предъявляли. Ты ошибаешься. Лола могла просто перепутать, упомянув «зефир».
Джек закусил губу. Бриггс был прав. Версия действительно выглядела высосанной из пальца. Как ни печально, но значение имела не истинность утверждения, а его доказуемость.
— Я согласен, основательности моим выкладкам не хватает, сэр.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
— Да, более чем не хватает, — сказал наконец Бриггс. — И они в лучшем случае некстати. У меня полная комната прессы, жаждущей узнать, как именно Пемзс убил Шалтая.
— Позвольте выдвинуть предложение, — вклинился Браун-Хоррокс.
— Конечно, — позволил Бриггс.
— Я поговорил с издателями «Криминального чтива», и им очень понравилась эта цепочка «педикюр — биотерроризм — сказки-считалки», так что они возьмут все, что у вас есть. Беспрецедентный случай. Я предлагаю представить историю для читателя таким образом, чтобы Пемзс действительно убил Болтая. Мне неприятно это говорить, но лишние навороты, ложный след и незаконченные сюжетные линии сильно подпортят публикацию.
Воцарилось молчание.
— Он прав, — сказал Бриггс. — Пока Пемзс не сел, дело в любом случае остается открытым. Если мы опубликуем те сведения, о которых упомянул Браун-Хоррокс, то это пойдет на пользу полиции, а тебе поможет вступить в Лигу.
Джек промолчал, и Бриггс, почувствовав, что тот чего-то недоговаривает, зашел с другой стороны:
— До меня уже дважды сегодня дозванивался начальник полиции. Он считает, что нам не следует распускать ОСП, а тебя надо повысить до старшего инспектора. Он не слишком обрадовался, узнав, что все дело об убийствах в Андерсеновском лесу Звонн сфабриковал. По мнению начальства, неплохо бы выдвинуть из рядов Редингского управления еще кого-нибудь, на всякий случай. Он готов оказать тебе любую посильную помощь, дабы ОСП достиг такого же успеха, как Звонн. Времена меняются, Джек, и мы обязаны меняться вместе с ними. Одобрение общественности — это валюта, которой мы не можем разбрасываться. Конечно, все будет зависеть от твоего умения подыграть. Ты поднялся на очередную ступеньку, Джек. Ставки повысились — но и награда тоже.
Бриггс и Браун-Хоррокс выжидательно смотрели на инспектора Шпротта.
Джек задумчиво уставился в пол. Он бы не отказался от почета, престижа, прибавки к жалованью и собственного места для парковки. Да и старшим инспектором стать не помешало бы. Но больше всего он мечтал, чтобы в ОСП все осталось как есть. Однако две вещи за последние несколько дней он усвоил твердо: что «Криминальное чтиво» и Лига не имеют права превращать убийство, трагедию и насилие в рыночный товар на потеху публике и что ни в коем случае нельзя приближаться к тридцатисемикилограммовой бородавке.
Он вздохнул.
— Вот так, наверное, и начинал Звонн. Умолчал кое о каких мелочах здесь, немножко приукрасил там. Дело не в том, как лучше, а в том, как правильнее. Звонн перепутал одно с другим и подмочил не только собственное реноме, но и репутацию полиции да и правосудия в целом. Полный отчет по делу Шалтая я передам вам в понедельник утром вместе с рекомендациями касательно Соломона Гранди. А теперь извините, я должен пойти поблагодарить ребят.
Джек подошел к лифту, нажал кнопку вызова и повернулся к Мэри.
— Понимаете, сержант, принципы стоят денег. И если я чему-то и научился за последние пять дней, так это…
— Сэр, — перебила его Мэри, прежде чем он успел разразиться несомненно нудной речью о нравственном релятивизме, — вы действительно верите, что Шалтая убил Гранди?
— Боюсь, что да. Но Бриггс прав. Доказать это будет очень трудно. Нам придется добыть признание у самого киллера о том, что его нанял Гранди.
— Мы можем заняться этим в понедельник, сэр.
Едва двери лифта открылись, к ним бросился Браун-Хоррокс.
— Я не передумаю, — сказал Джек.
— Нет-нет, — быстро объяснил Браун-Хоррокс, — день еще не закончен, а в мои обязанности входит наблюдение и за вашей личной жизнью, хотя, судя по тому, что вы мне рассказали о вашем прискорбно тихом и моногамном житье-бытье, ничего интересного тут не предвидится. И все же приказ есть приказ.
* * *
Эшли, Тиббит, Бейкер и Гретель встретили Джека и Мэри аплодисментами и налили им настоящего шампанского, пусть и в пластиковые стаканчики. Эшли предупредительно приклеился к потолку, но в комнатушке все равно было слишком тесно, поэтому Браун-Хоррокс и Гретель вышли в коридор, где им обоим не приходилось горбиться. Глаза их снова встретились. Браун-Хоррокс был первым человеком, на которого Гретель смотрела снизу вверх, а она была самой высокой женщиной, с которой доводилось встречаться Браун-Хорроксу, и, на его взгляд, еще и самой красивой.
— Вы самая… высокая женщина, которую я когда-либо видел, — после долгого молчания выдавил Браун-Хоррокс.
Гретель ничего не сказала, покраснела и не знала, куда девать руки.
— Спасибо, — наконец нашлась она. — Мне нравится ваш комбинезон.
— Итак, — произнес Джек и хлопнул в ладоши, привлекая внимание остальных, — есть какие-нибудь новости о Пемзсе?
— Самые свежие таковы, — доложил Бейкер, на ноге у которого красовалась широкая повязка, хотя он вовсе не производил впечатления страдальца. — Французская береговая охрана обнаружила обломки легкого самолета на воде у побережья Нормандии. Они узнают больше, когда завтра с рассветом продолжат поиски.
— Ну и ладно, — сказал Джек, поднимая свой стаканчик с шампанским. — За каждого из нас и за всю команду. Вы были неподражаемы. Когда мы с вами давно уже обратимся в прах и хроники великих приключений нашего маленького отдела станут известны всем, люди узнают…
— Инспектор Шпротт? — послышался низкий голос со стороны двери, прервав в зародыше очередную длинную и нудную речь.
Все обернулись и увидели трех мужчин в темных костюмах и серых плащах. Все они прятали глаза за черными очками, а значит, точно были из разведки.
— Это я.
Они смерили Джека взглядом. В синем комбинезоне он больше походил на маляра, чем на полицейского.
— У вас есть нечто, что мы хотели бы получить, инспектор.
— Нечто чрезвычайно ценное, — пояснил второй.
— Гусыня, — сказал третий, державший в руке переноску.
— А что вы собираетесь с ней делать? — спросил Джек, которому вовсе не хотелось отдавать разведчикам что бы то ни было, особенно живое существо.
— Не думаю, что вас это касается, — отрезал тот, что заговорил первым.
— Ее будут изучать лучшие ученые, — пояснил второй.
— Лучшие ученые, — эхом откликнулся третий, с переноской. — Где объект?
Джек вздохнул.
— Ладно. У кого гусыня?
Тиббит повел их в картотеку, где на полу лежал кусок пластика, а на нем стояла большая картонная коробка, выстланная соломой. Когда третий агент грубо схватил птицу за шею и бесцеремонно затолкал в переноску, гусыня зашипела и даже ухитрилась клюнуть обидчика, к великому удовольствию Джека и Отто. Один из оставшихся агентов забрал четыре золотых яйца и сунул в сумку для образцов.
— О ней будут хорошо заботиться? — спросил юноша, который успел сильно привязаться к птице.
— Надо выяснить, как она работает, — ответил второй.
— Не бойся, парень, — добавил третий. — У нас работают профессионалы. А это вам.
И он протянул Джеку расписку в получении одной гусыни и четырех золотых яиц. Затем недобро хохотнул, и без лишних слов вся троица исчезла.
— Сэр, — громким шепотом обратился к Джеку Тиббит, — я должен кое-что вам сказать.
— Ну?
— Они ведь препарируют гусыню, чтобы понять, как она устроена, и обнаружат, что это обыкновенная гусыня, правильно?
— В ОСП никогда нельзя быть на сто процентов уверенным в правильности истолкования событий, но похоже на то.
Юноша несколько мгновений колебался, подыскивая слова, и наконец изрек:
— Вы согласны, что один гусь очень похож на другого?
Джек улыбнулся.
— Согласен, — ответил он. — Осмелюсь сказать, что именно так дело и обстоит. Но я ничего не знаю и знать не хочу. Если кто-то подменил гусыню, то удачи ему, пока этот кто-то использует богатство с умом. Если же нет, то я могу и вмешаться.
Тиббит улыбнулся.
— Спасибо, сэр.
Джек вернулся в кабинет, чтобы продолжить речь.
— О чем бишь я? Да, когда мы с вами давно уже обратимся в прах и…
К счастью для сотрудников ОСП, его снова перебили. На сей раз это сделала миссис Сингх, которая вплыла в комнату, словно галеон под всеми парусами.
— А, вот вы где! — воскликнула она. — Я весь день пыталась до вас дозвониться. Вы вообще когда-нибудь снимаете трубку?
— Я был занят. Ниспровергал вторую по величине империю средств по уходу за ногами в мире и ловил одного из наиболее почтенных граждан Рединга. В процессе мой мобильник взорвался.
— Могли бы одолжить у Мэри.
— Его забрал один из дворецких-близнецов.
— А сотовый того парня из Лиги?
— Расплавился в автоклаве.
— Ладно. Я получила результаты по Шалтаю из лаборатории птицефабрики «Солнечная долина».
— И?
— Большое количество алкоголя, следы марихуаны и около шестидесяти восьми видов сальмонеллы, четыре из которых, вероятно, признают смертельными в ближайшие полгода. И еще следы хориоаллантоиновой мембраны.
Все в комнате подались вперед.
— Чего-чего?
— Хориоаллантоиновой мембраны. Это сильно пронизанная кровеносными сосудами окружающая зародыш пленка, служащая для переноса питательных веществ и удаления шлаков в период эмбрионального развития.
— Эмбрионального развития? — эхом отозвался Джек. — Вы хотите сказать…
— Именно. Он не погиб от выстрела и не разбился, упав со стены. Из него что-то вылупилось.
— Вылупилось? Вы хотите сказать, что Шалтай-Болтай кого-то родил?
— Именно это я и хотела сказать, — ответила миссис Сингх, — хотя в данном случае «родил» — неподходящее слово. Он был яйцом, Джек, а из оплодотворенных яиц вылупляются.
— Я знаю, что происходит с яйцами, миссис Сингх. Но что из него могло вылупиться? Трехсотфунтовая несушка?
— Берите выше! Даже по самым скромным прикидкам, столько может весить только что вылупившийся цыпленок, а взрослая курица потянет тонны на две-три.
— Мне надо присесть.
— Да вы и так сидите. Как мы со Скиннером ни старались, нам не удалось смоделировать подобное катастрофическое разрушение скорлупы, — продолжала судмедэксперт. — Такое не под силу никакой пуле. А вот если что-то вылупилось — совсем другое дело.
— Но пуля прошила Шалтая насквозь!
— Наверное, случайно прошла между телом цыпленка и его крылом или ногой… или чем-то еще, — пожала плечами миссис Сингх.
— Минуточку, минуточку, — вклинилась Мэри, пытаясь переварить услышанное. — Для начала, он ведь был парнем, так? Даже при том, что фактически являлся просто очень большим яйцом?
— Да, — ответила миссис Сингх, — у него наличествовал весь необходимый инструментарий.
— И череда подружек, которые не стеснялись этим инструментарием пользоваться, — добавил Джек.
— Отлично. Ему было больше шестидесяти пяти лет, поэтому мы можем спокойно сказать, что он родился — был снесен, если угодно, — диетическим. Как и большинство яиц.
— Правильно.
— Так когда же он был оплодотворен?
Миссис Сингх на мгновение задумалась.
— Это скорее касается специалистов по птичьим патологиям. Но если сравнить его объем и экстраполировать на модель развития страусиного яйца, то можно с уверенностью сказать, что где-то с полгода назад.
— Но как?
— Через те просверленные в скорлупе дырочки, которые я обнаружила, — сказала миссис Сингх. — Модифицированная процедура искусственного оплодотворения.
— Но это все равно убийство, — прошептал Джек. — Что бы ни росло у него под скорлупой, оно медленно пожирало его изнутри. Вопрос: зачем?
— Мне думается, промышленное птицеводство весьма заинтересовалось бы трехтонными курами, сэр.
— Да не смешите, Мэри. Где вы возьмете такую большую духовку? Кроме того, что за злобный, жестокий и безумный гений способен поставить столь нелепый и извращенный эксперимент на живом существе?
Они переглянулись, щелкнули пальцами и одновременно воскликнули:
— Доктор Кватт!
— В точку. У нее была возможность, умение, знания. А главное — полное отсутствие каких-либо моральных устоев. Гретель и Эшли, берите пару полицейских и отправляйтесь в клинику Святого Церебраллума. Арестуйте доктора Кватт. Бейкер, позвоните оперативникам и узнайте, не видели ли в Рединге разгуливающего на свободе гигантского цыпленка, особенно в районе Гримм-роуд. Я хочу узнать место появления, время, размеры и прочее: так будет проще отследить его по карте.
Все бросились выполнять поручения. Эшли помчался по потолкам к лифту, а Гретель попрощалась с Браун-Хорроксом, застенчиво пробормотав что-то вроде: «Еще увидимся, наверное».
— Спасибо вам, миссис Сингх, вы настоящее чудо. Не останетесь выпить? — сердечно проговорил Джек.
Но она вежливо отказалась, поскольку ей предстояло сидеть с двумя маленькими внучатами, затем смерила профессиональным медицинским взглядом Браун-Хоррокса и ушла.
— Наконец-то! — воскликнул Джек. — Хоть какой-то результат. Не знаю, как вы, но лично я спекся. Меня взрывали, обеззараживали, катали по потолку, мой «аллегро» накрылся окончательно, и меня чуть не отправил к праотцам сумасшедший ноговед. А утром мне придется ловить разгуливающего по Редингу гигантского цыпленка. Ну, ваше здоровье.
— Ваше здоровье, сэр.
— Как думаете, коллеге Канн де л'Абр понравится в зоопарке? — поинтересовался Браун-Хоррокс, у которого в голове явно бродили совсем другие мысли. — Знаете, у них жирафенок появился!