Шоу Пяти Стихий

 

Планета Марс, кратер Закона, март 2469 года

 

Тюремный аэробус, завалившись на крыло, шел на посадку. Максим бросил взгляд в иллюминатор. Далеко-далеко на востоке серебрились воды Великого Северного океана.

Внизу желтели ряды живописных дюн. Совсем близко, в паре километров, начинались концентрические лесопосадки. Кажется, это были рощи генно-модифицированной сосны, выведенной специально для сурового климата не до конца терраформированного Марса.

Аэробус совершил посадку. Опустился трап. Горячий воздух ударил в лицо Максима. Конвоиры вывели его и товарища Альфу на площадку, вымощенную крупными желтыми плитами.

Площадка располагалась на самом краю Кратера Закона. Вниз уходила длинная широкая лестница. Она вела к месту казни.

Мало кто из жителей Четвертого Рима бывал здесь. Однако благодаря телетрансляциям, чей рейтинг был высок вне зависимости от времени года и политического климата, его знали все.

На дне Кратера Закона располагалась стеклянная печь. Она имела форму большого сосуда с округлыми боками и сравнительно узкой горловиной. Пламя, беснующееся в ней, операторы телетрансляций всегда давали крупным планом с разных ракурсов. Стены печи были изготовлены из невероятно тугоплавкого прозрачного бронестекла. Горловину закрывали створки, которые открывались не вовне, а внутрь.

Приговоренного к смерти ставили на горловину, следовала команда и створки раскрывались прямо в полыхающее пламя. В течение долей секунды живой человек становился облачком пепла.

Благодаря фантастической стремительности испепеления человеческой плоти эта казнь считалась самым гуманным изобретением пенитенциарной системы со времен возобновления смертных казней.

Официально процедура именовалась плазменной дезинтеграцией, но в газетах ее часто помпезно именовали «Казнью Пяти Стихий». Считалось, что казнь эта имеет китайское происхождение. По крайней мере, экзекутор был определенно китайцем.

Пятью стихиями, которым вменялось в обязанности убивать врагов общества, были огонь, вода, земля, дерево и металл.

Такой вот смертельный фэн-шуй…

 

Пока двое приговоренных спускались по бесконечной лестнице, старательно освещенной сотнями прожекторов, из динамиков звучал громогласный голос прокурора:

– Именем Объединенного Человечества преступники Людвиг ван Астен, также известный как товарищ Альфа, и Максим Иванович Верховцев приговариваются к смертной казни через плазменную дезинтеграцию. Им инкриминируется нарушение пятидесяти двух статей Уголовного Кодекса губернаторства Марс Объединенного Человечества. Основные статьи обвинения Людвига ван Астена – создание экстремистско-террористической группировки, чья деятельность направлена против Объединенного Человечества, а также убийства, похищения, взятие заложников, разбойные нападения… Всего в общей сложности сто двадцать доказанных преступных эпизодов...

При этих словах товарищ Альфа лукаво глянул на Максима и улыбнулся:

– Ты слышал, Макс? Сто двадцать эпизодов! Уму непостижимо! Я, конечно, всегда знал, что я не ангел... Но чтобы сто двадцать!

Максим – благо говорить им караул не запрещал – лишь ухмыльнулся в ответ. На самом деле, за показным хладнокровием Максим скрывал тревогу. Он гадал, каким именно будет его приговор. В отличие от товарища Альфы, смерти он боялся и своей отвагой не бравировал...

– ...Максиму Ивановичу Верховцеву инкриминируется нарушение двадцати одной статьи Уголовного Кодекса губернаторства Марс Объединенного Человечества. Основные статьи обвинения: участие в экстремистско-террористической деятельности...

Дальнейшая формула полностью повторяла сказанное про товарища Альфу. С той лишь разницей, что речь шла о двадцати четырех преступных эпизодах.

– Сто двадцать это двадцать четыре умножить на пять. То есть ты ровно в пять раз меньший преступник, чем я. Или так: ты ровно в пять раз порядочней меня... – с самой серьезной миной сообщил Максиму товарищ Альфа.

На сей раз Максим не смог сдержать улыбки. За что он всегда любил вождя, так это за чувство юмора.

– А я вот иду и думаю о том, разрешат ли нам последнее желание, – сказал Максим. – Ведь должны?

– По традиции – должны. Что за казнь без последнего желания? Я лично попрошу стакан ямайского рома. А ты?

– А я... Я, пожалуй, бумагу и ручку... Настоящую бумагу и настоящую ручку, не электронные. Чтобы эти сволочи ничего не могли фальсифицировать. Напишу Соне записку.

– А в записке что?

– Ну как?.. Напишу, что люблю ее... И что буду любить всегда.

– Всегда это после смерти, что ли? – осведомился товарищ Альфа с глумливым прищуром.

– Ну... Вроде того.

– Тогда передавай Соньке привет и от меня, в этой своей записке. Мол, брат тебя тоже любит. И напиши, чтобы не забывала моих голубых черепашек кормить...

 

Появлению Максима и Людвига ван Астена в Кратере Закона предшествовали события, к которым как нельзя лучше подходило определение «вселенская несправедливость».

Сразу после уничтожения кометы с борта «Справедливого» товарищ Тэта начал телетрансляцию. «Армия пробуждения» объясняла людям Марса, что пришла с миром и что это именно она уничтожила смертоносную комету. Потом товарищ Альфа лично связался с генералом Беловым.

Максим к их переговорам допущен, естественно, не был. Но знал результаты: генерал Белов был готов принять лидера героических сокрушителей кометы для дальнейшего развития отношений.

Также Максим знал, что после этого в верхушке «Армии пробуждения» прошли непродолжительные, но крайне экспрессивные дебаты. Все были не согласны друг с другом почти по всем вопросам. Стоит ли доверять Белову? Сколько людей включить в состав делегации? Не следует ли затребовать на борт «Справедливого» губернатора Марса в качестве заложника?

И так далее, и тому подобное...

В конце концов, товарищ Альфа, выйдя из себя, хлопнул ладонью по столу и заорал, что «птичий базар» закончен. И что он отправляется на Марс. Сам. Лично. То есть «сам лично» в минимально необходимой компании своего верного пилота, Максима Верховцева. Которого, к слову, здесь и сейчас повышает до товарища Беты. Потому что «старая гвардия» совершенно выжила из ума и потеряла веру в людей.

А он, Людвиг ван Астен, верит в хорошее.

Верящего в хорошее товарища Альфу и Максима схватили ровно через семь секунд после того как они ступили на бетон космодрома «Буранный» в Четвертом Риме.

Уж что-что, а хватать спецназ «Беллоны» умел великолепно.

 

Ступеньки кончились. Приговоренных подвели к месту казни.

Сквозь прозрачное бронестекло дверец было видно жерло, озаренное голубым, кажущимся совсем холодным, огнем. Это горел природный метан, выделяющийся из недр Марса.

Экзекутор китайской наружности занял место за небольшим изящным пультом. Рядом с ним застыл врач судебно-медицинской службы. В его обязанности входило констатировать смерть осужденных. У врача было скучающее выражение лица. Чувствовалось, что он проводил на тот свет немало злодеев.

Позади врача переминались с ноги на ногу два офицера «Беллоны» в чине лейтенантов. Охранники, сопровождавшие Максима и товарища Альфу от аэробуса, выстроились за их спинами в полукаре.

Помощник экзекутора – дюжий детина с плоским лицом – завел приговоренных в пределы красного квадрата, обозначающего место казни над горловиной печи. Когда экзекутор нажмет на кнопку, печные дверцы ухнут вниз, и Максим с товарищем Альфой отправятся в объятия плазмы, которая горячее солнечных протуберанцев.

Чтобы приговоренные не могли покинуть красный квадрат, по его периметру поднялась стальная решетка высотой в два человеческих роста.

– Вы имеете право на последнее желание! – громко сказал экзекутор. – На случай, если вы не читали правила, сообщаю, что нереалистичные желания исполняться не будут!

– Я хочу обратиться к тем, кто будет смотреть эту казнь! – сказал товарищ Альфа твердым голосом.

«Ну вот... А врал про ром!» – подумал Максим.

– Обратиться? Вы хотите сказать речь?.. Что ж, извольте. В вашем распоряжении пять минут.

«Что-то он подозрительно легко согласился... Сейчас товарищ Альфа с его-то даром внушения такого им наговорит, что на Марсе начнется революция!» – подумал Максим.

Но тут же спохватился: «Какой же я все-таки дурак! Мы же не в прямом эфире, что бы там ни говорили. Нас наверняка показывают с десятиминутной задержкой. А значит, для монтажа всегда остается время. Наверняка никто из зрителей не услышит пламенной проповеди товарища Альфы. И это в лучшем случае. А в худшем они при помощи исинк-обработки видеопотока примонтируют другой текст. Про то, как он кается, как сожалеет о своем безобразном поведении и осознает, что все пираты заслужили законную кару... Тьфу! Эх, товарищ Альфа, товарищ Альфа...»

Максиму стало горько и обидно. Но он решил не делиться с товарищем Альфа своими соображениями. Пусть говорит. В конце концов, это же его предсмертное желание!

– У меня есть мечта, – сверкнув глазами, начал товарищ Альфа. – Да, у меня есть мечта, – повторил он, выдержав небольшую паузу, – чтобы люди Объединенного Человечества были объединены не на словах, а на деле...

Вождь «Армии пробуждения» имел феноменальное чувство времени: он говорил ровно четыре минуты пятьдесят семь секунд. Он закончил последнюю фразу и замолк ровно тогда, когда экзекутор набрал в легкие воздуху, чтобы сообщить: «Ваше время вышло».

Теперь настал черед последнего желания Максима:

– Мне, пожалуйста, бумагу и ручку. Хочу написать любимой девушке.

Максиму очень хотелось, чтобы каждая из этих секунд показалась ему вечностью. Ведь это были последние секунды его жизни!

Увы! Секунды текли как обычно. Почти буднично!

Он составил записку из дюжины банальных слов.

Перечитал. Записка не понравилась ему. Но в чем причина – он сформулировать не смог.

Добавил: «P.S. Людвиг передает тебе привет и просит тебя регулярно кормить его голубых черепашек.»

Легче не стало.

По-прежнему недовольный собой, он протянул записку экзекутору.

– Девушку зовут Соня ван Астен? – осведомился тот, щуря свои китайские глаза.

– Да.

– Вы хотите, чтобы мы нашли ее?

– Нет. Вообще-то не хочу, – саркастически усмехнулся Максим. – Желаю, чтобы вы никогда ее не нашли.

Экзекутор пожал плечами.

– Ну что же... Раз последние желания исполнены, я полагаю, можно переходить к существу вопроса...

Товарищ Альфа дерзко улыбнулся китайцу своей фирменной бесстрашно-печальной улыбкой. Максим потупился. Умирать не хотелось.

Совсем.

– Господа офицеры! – сказал экзекутор, обращаясь к двум лейтенантам «Беллоны», переминающимся с ноги на ногу возле пульта. – Прошу вас снять с приговоренных наручники!

Почти синхронно щелкнули замки. Максим и товарищ Альфа переглянулись.

– А знаешь... Хорошо, что ты Соне написал... Я-то, по правде сказать, всегда подозревал, что ты ее как-то не так любишь... Или что ты не ее любишь... Не знаю даже, как сформулировать... Интуиция подсказывала мне, что у тебя есть какая-то другая девчонка...

– У меня? – удивление Максима было абсолютно искренним.

– Ну, да. Но теперь я вижу, что ошибался. И это просто великолепно!

Максим и товарищ Альфа крепко обнялись. В последний раз.

«Жаль, Лев остался на «Справедливом»», – подумал Максим. Перед полетом на Марс товарищ Альфа попросил его положить фигурку в личный сейф.

– Жизнь – странная штука, – сказал лидер «Армии пробуждения». – Мало ли как там все обернется… Если этот артефакт попадет в руки врагов, наше дело обречено.

И Максим, практически с физическими мучениями, снял с шеи Льва.

«Мне бы сейчас его энергию, его мощь и отвагу – ух, что бы я тут натворил! Уж человек пять с собой прихватил на тот свет точно!», – глядя на пламя, сокрушался Максим.

Но вскоре пришло и осознание правоты товарища Альфы.

Его жизнь, жизнь Максима Верховцева, в сравнении с тысячами жизней его товарищей – просто ничто. А Лев еще послужит делу революции.

 

– Казнь начинается! Стихия огня уже призвана правосудием! Температура в печи – одна тысяча двадцать два градуса по Кельвину! – торжественно провозгласил экзекутор.

Конечно же, и Максим, и товарищ Альфа рефлекторно поглядели себе под ноги – там, довольно далеко внизу, ровным пламенем горел голубой цветок газового огня.

– Правосудием призывается стихия дерева! – экзекутор нажал кнопку на своем пульте и две широких трубы выплюнули в печь полторы тонны древесного угля из столетних лесов Гесперийской равнины.

Перекормленное пламя вначале ослабло. Однако в печь явно нагнеталась неанонсированная экзекутором стихия воздуха, точнее говоря, чистый кислород – так что пламя вспыхнуло с удвоенной силой. Над терриконом взметнулись хищные оранжевые языки огня.

– Температура в печи – одна тысяча пятьсот четыре градуса по Кельвину!

– Вот уж не думал, что закончу свои дни шашлыком, – невозмутимо заметил товарищ Альфа.

– Спасибо хоть не супчиком, – мрачно парировал Максим.

Тем временем экзекутор, в интонациях которого звучала какая-то неофициальная радость пирующего садиста, продолжал:

– Правосудием призывается... стихия воды!

– Стоило тебе пошутить про супчик... – хмыкнул товарищ Альфа.

– Воды? Странно. Они что, решили притушить уголья? Чтобы шашлычок вышел посочней?

Четыре форсунки изрыгнули никак не меньше двадцати ведер какой-то прозрачной жидкости, мгновенно заполнившей весь объем печи плотной капельной взвесью.

Угли приняли ее относительно спокойно. Но пламя почти полностью исчезло.

Максим ожидал традиционного комментария экзекутора насчет температуры. Но вместо этого тот провозгласил:

– На сцену призывается стихия земли!

– Может, нас помиловать решили? Сейчас затушат огонь и отпустят нас с Богом? Ну, конечно, взяв обещание больше не чудить? – с улыбкой спросил Максим.

– Ага. Держи карман шире! Сейчас, отпустят! – на лице товарища Альфы застыло выражение горькой иронии.

Те же горловины, из которых в печь был подан уголь, теперь изрыгнули два фонтана черной пыли. По виду она и впрямь напоминала сильно пересушенную садовую землю. Но, конечно же, это был...

– Мать моя черная дыра! Да это же перманганат калия! – воскликнул проницательный товарищ Альфа. – А перед этим была никакая не вода, а конечно же, перекись водорода!

– Откуда ты знаешь? – спросил удивленный Максим.

В ту же секунду под их ногами полыхнуло так, будто в печи взорвали десятитонную тротиловую шашку. Даже сквозь бронированное стекло печного люка Максим чувствовал вибрацию осатаневшего пламени.

– Уже ногам жарко! – сказал товарищ Альфа.

Действительно, снизу поднималась волна тепла.

С восторженным выражением лица экзекутор провозгласил:

– Температура в печи три тысячи семь градусов по Кельвину!

Игнорируя слова экзекутора, товарищ Альфа наклонился поближе к уху Максима.

– А вот представь себе, наш экзекутор. Наш, так сказать, китайчонок Ли. Он же на зарплате, так? Значит, где-то есть касса. В этой кассе сидит кассирша. У нее на электронном планшете список. В этом списке всякие разные люди: наладчик печи, уборщик печи, вон тот доктор, озеленитель территории... И наш китайчонок Ли там тоже есть. Напротив его фамилии написано «исполнитель»... Наверное, мысленно сравнивая себя с уборщиком печи, чувствует себя элитой... Гордится своей профессией... Репетирует перед зеркалом державное выражение лица, отрабатывает жесты... Ведь все-таки на него смотрит весь Марс!

Но Максим уже несколько секунд как не слушал товарища Альфу – его вниманием завладел синий полицейский коптер. Он совсем недавно появился над соснами, которыми был обсажен по краю Кратер Закона.

Вообще-то коптер пока не совершал никаких странных маневров, просто облетал кратер по периметру. Однако само его присутствие Максима удивило. Полицейские коптеры всегда летают парами. Но где вторая машина?

– Правосудием призывается стихия металла! – с пафосом провозгласил экзекутор.

Те же горловины, которые ранее доставили в печь перманганат калия, теперь изрыгнули две тугих струи расплавленного металла.

Струи зловеще серебрились. Попадая в фокус горения, они распадались на капли, каждая из которых ослепительно вспыхивала. В печи собрались на шабаш тучи инфернальных светлячков, каждый из которых пылал крохотным адским солнышком!

Максим заметил, что синий коптер, будто бы привлеченный этим роением, снизился и пополз к ним, выбивая из близкой земли охряно-желтые султаны пыли.

– Температура в печи – пять тысяч градусов по Кельвину! – захлебываясь восторгом, сообщил экзекутор. – Уровень радиации – три тысячи рентген в час!

– Вот оно что, – проворчал товарищ Альфа, который с неожиданным вниманием наблюдал за эволюциями пятой стихии. – Они подали в печь расплав плутония.

– Изобретательные, твари. Я думал, ограничатся алюминиевой пудрой, – вздохнул Максим.