рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

ДЕРЕВО И СТАЛЬ

ДЕРЕВО И СТАЛЬ - раздел Литература, Элеонора Раткевич. Деревянный Меч   – А Почему Вы Не Пойдете Сами, Повелитель? – Маг Изо Всех Сил...

 

– А почему вы не пойдете сами, Повелитель? – Маг изо всех сил старался, чтобы его вопрос не был сочтен за дерзость. – Подобные импровизации получаются у вас лучше, чем у кого бы то ни было.

Что правда, то правда: в умении отвести глаза Инсанне нет равных.

– Я уже думал об этом, – ответил Инсанна. – К сожалению, мы с ним встречались раньше… до того, как определилась его ценность. Он меня видел. И потом, он же маг. Как бы я ни пытался изменить внешность, он меня узнает под любой личиной. Нет, говорить с ним должен совершенно незнакомый ему человек.

– Осмелюсь спросить, Повелитель… неужели этот мальчишка – настолько ценное приобретение?

– Очень ценное, – сухо ответил Инсанна. – Куда более ценное, чем дюжина таких, как ты.

С этими словами он сделал движение рукой – не плавное, округлое, мягко повелевающее: “Удались”, – а резкий отбрасывающий жест, означающий: “Пшел вон!” Система безмолвных приказов у Инсанны была отработана четко. Маг выскочил за дверь, словно ему дали пинка под зад; от испуга даже не попрощался. Животное!

Инсанна устало потер пальцами виски, словно у него разболелась голова. Да оно почти так и было. До чего тупой народ эти маги! Нет, мальчишка, несомненно, будет более ценным приобретением. Оттого‑то Инсанна и не стал хватать его сразу. Чем дольше сопляк побегает на воле, тем более ценной вещью он станет потом. Более сильной, более умелой. Приобрести вещь несложно, да вот беда – вещь ничему не научишь. Сколько Инсанна бился над этой задачей – и все впустую. Улучшить приобретенное он уже не мог. Ничего не поделаешь, будущее приобретение должно совершенствоваться само. Тут главное дело – момент правильно выбрать. Заторопишься – и получай очередную дешевку. Промедлишь лишнее – и семь потов с тебя сойдет, пока сумеешь покорить своей воле упрямое создание. Самых непокорных и вообще уничтожать приходится. Обидно, конечно: столько времени ждал, и все впустую. Так что ждать слишком долго тоже не стоит. МОМЕНТ – где, когда наступит этот самый долгожданный момент? Или, может быть, уже пора?

Нет‑нет, еще рано. Он же еще почти ничего не умеет. Даже молний сдержать не может: стоит ему рассердиться, и молнии из сопляка так и летят во все стороны. Зато какова самоуверенность! Ведь он так и не пересек текучую воду. Идет себе вдоль реки да посмеивается. А Инсанна весь как на иголках: вот сейчас… сейчас… вот он перешагнет через ручей, вот он переплывет реку и станет невидим. А мальчишка идет да идет вдоль реки. Да он же попросту издевается! Напрасно, милейший. Погубит тебя твое самомнение. Ишь ходит, пыжится: вот он – я, погляди на меня, да хорошенько смотри, как я тебя не боюсь! Вот пока ты таким манером выставляешься, я с тобой разберусь. Жаль, не сам я буду с тобой разговаривать. Ну, да это ничего. Тот, кого я к тебе послал, конечно, мне не ровня, но язык у него подвешен хорошо, и обаяния этому типу не занимать. Вот он с тобой и поговорит, пока ты еще дурак.

Потому что дураком ты мне не нужен, а слишком умным – опасен. Сил в тебе, паршивце, немерено. Да и не в одних твоих силах дело…

Обычно, если маг иссушает реки, сворачивает горы, испепеляет города – словом, совершает что‑нибудь крупное, – ему приходится преодолевать сопротивление. Весь этот мир, вся эта пошлая, косная материя сопротивляется магии. Иногда сильнее, иногда слабее, но она оказывает противодействие. И вместе со стеной магической силы всегда докатывается эхо иного рода, отзвук этого бессмысленного противодействия. Иногда оно ощущается как гнев, иногда отзывается страданием, иной раз – яростью, презрением, отвращением; бывает, что и равнодушным от усталости терпением, но и только. Мир не любит магию.

Но на сей раз дела пошли по‑иному. Налетев на стену силы, Инсанна внутренне приготовился к удару гнева, бессмысленной ярости: стена была несокрушимой, значит, и удар должен воспоследовать чудовищный. Ан нет! Не было удара! Взамен того, чтобы огреть Инсанну отзвуками боли, мир ответил… восторгом!

Поначалу Инсанна подумал, что это эхо восторга самого мальчишки. Надо же, сопляк настолько рад своей силе, что по всей земле эхо отдается. Но подумал об этом Инсанна неискренне, отлично сознавая, что ему хочется так думать. Мальчишка, как же! Такой радости, такого ликования человеку не снести, будь он хоть трижды магом. Такой восторг его попросту разорвет, разнесет на кусочки. И нет в этом восторге ничего человеческого. Так может радоваться лес, река, скала, но не человек.

Слыхал Инсанна о магах, которым мир не сопротивляется, но верить – не верил. На его памяти ни одного такого не было.

А мальчишка, похоже, еще не разобрался толком, какая страшная, грозная, чудовищная сила находится в его распоряжении! Не его собственная магическая сила – да и кто знает, какова она? Может, и вправду велика, а может – тьфу, и растереть? Кто его знает, по силам ли ему заставить гору обрушить лавину или реку – течь вспять? Но в том‑то и дело, что ему, паршивцу, и заставлять не надо. Ему достаточно просто как следует попросить.

Или нет? Может, напридумывал себе все Инсанна, стараясь преувеличить в собственных глазах ценность своего будущего приобретения? Может, померещилось ему могучее грозное ликование? Ударился головой о стену, вот и померещилось.

В любом случае мальчишку брать рано. Не созрел еще. Пусть побегает. Глядишь, чему и научится. Инсанна даже зажмурился от удовольствия, представив себе, на что будет способна его будущая игрушка. Да… конечно, да! Конечно, брать его пока не следует. А вот что нужно сделать – так это подтолкнуть его в нужную сторону, пока совсем от рук не отбился. И сделать это нужно сейчас. На самой развилке дорог, пока они еще рядом, не много надо сил, чтобы с одной дороги перевести на другую, подчас даже и вовсе не заметно. А вот когда разойдутся дороги основательно, сделать это окажется куда как сложнее.

Тем более что и время выбрано удачно. Сопляк по собственной самоуверенности доступен наблюдению. Лучшего времени и не придумать. Пусть он только выберется из этого растреклятого места.

Поречье Инсанна ненавидел до дрожи. За одно уже то, что существует. Оно напоминало ему, что он велик, но не всесилен.

Мощное место Поречье – и всегда было таким. Инсанна давным‑давно мечтал его захватить. Мечтал, да не вышло. Он тогда еще сопляком был, вроде того, за которым сейчас охотится. Сколько ему лет тогда было? Пятьдесят? Сто пятьдесят? Не важно. Он еще не был тогда Великим Инсанной. Был он просто магом, каких много. А тот старик был силен. Очень силен. Сильнее, чем Инсанна даже и теперь. Старый маг был родом из Поречья и любил навещать тамошние края. И когда его магический посох сломался, схоронил его старый маг не где‑нибудь, а именно в Поречье. С того времени эта земля для Инсанны запретна. И еще очень долго будет запретной. До тех пор, пока его сила не превзойдет силу сломанного посоха. Проклятый волшебник! Не только он сам – даже его посох, даже и мертвый, надежно хранит ненавистное Поречье! Ничего. Инсанна умеет ждать. Он накопит достаточно сил, пока не сможет наконец сломить сопротивление мертвой палки. И вот тогда он возьмет эту землю себе, и посох возьмет, и выпьет их силу, и вот тогда… тогда…

Инсанна тряхнул головой, с трудом отгоняя сладостные видения. Ничего не скажешь, место для первой серьезной пробы сил мальчишка выбрал толково. Инсанне до него не дотянуться – это раз. И вдобавок вся сила здешней земли к его услугам. Ладно же, сопляк. Иди, насвистывай, плюйся молниями, радуйся жизни. Недолго осталось тебе на воле бегать. Воспользуйся ею напоследок.

Интересно, а что он сейчас поделывает?

Инсанна привычным движением извлек шерл, привычно задействовал его, привычно посмотрел – и чуть не застонал от собственного бессилия. Сейчас он потеряет мальчишку. И все из‑за нелепого, невозможного, непредвиденного совпадения!

 

* * *

 

Для Кенета не было плавного перехода между зимой и летом. Границу между ними прочертил драконий дождь. Из ночных заморозков и слякоти Кенет выломился прямо в летнюю жару, необычно раннюю и сильную. Из‑за жары Кенет не сразу свернул на Каэнский тракт, а продолжал идти вдоль реки, откуда хоть немного тянуло прохладой. Притом же ему хотелось побыть одному, даже если одиночество и означало путешествие впроголодь. Тяжелое время для странника – начало лета. Время протальников закончилось, время остальных грибов еще не началось. Ягоды не то что не созрели – только‑только завязались. Охоты тоже никакой: даже если и найдется настолько бесстыжий охотник, чтобы зверя или птицу бить в начале лета, смысла в добыче не будет. Не нагулял еще зверь ни жира, ни мяса. Корневища и клубни еще пусты, еще не налились соком. Для неопытного горожанина странствие в начале лета налегке почти наверняка означает голодную смерть. Деревенские, конечно, и в этакую жару ухитрятся добыть себе хоть и скудное, а пропитание.

Кенет исключения не составлял. Шел он налегке, не торопясь, не останавливаясь нигде особо для поисков съедобных трав, а если какая попадалась – выдергивал на ходу. К вечеру у него этих самых съедобных трав неизменно набиралась целая охапка. Он варил себе из них душистую похлебку, выпивал пряное варево до капли и устраивался на ночлег. Не очень сытная еда для шестнадцатилетнего юноши, но Кенету ее хватало. Доводилось ему питаться и похуже. Да и не особенно ему хотелось есть. Он пребывал в каком‑то странном отрешенно‑восторженном состоянии духа. Возможно, виной тому были перемены, наступившие в его жизни, а возможно, и безумие летних ночей.

Ночи выдались действительно безумные. Луговую траву настолько густо усеяло росой, что казалось, не одно даже, а два или три звездных неба обрушились на землю. Крупные звезды сияли в траве влажно и прохладно. Куда более редкие звезды в небе над головой горели сухо и жарко. Кенету не спалось ночами, взгляд его тонул в сияющей осыпи, глаза не закрывались. Засыпал он с рассветом, когда звезды на траве расплывались в воздухе белесым туманом.

Росистые ночи сулили вслед за собой жаркие дни. Примета не подводила. Уже к полудню было нечем дышать. Небо наливалось густой синевой. Жара стояла попросту оглашенная. Иногда Кенет днем отдыхал, а ночью шел вдоль реки. В черной воде плескалась луна, и Кенету нравилось думать, что это дракон подмигивает ему. Он даже беседовал с рекой – почему‑то шепотом. Тихий шелест прибрежных камышей и плеск воды казались ему ответным шепотом, только неразборчивым.

Кенет наслаждался звездным блеском и невнятным дыханием реки довольно долго, и вид Серых Супругов поверг его в легкое уныние. Два невесть откуда взявшихся посреди равнины утеса, один поменьше, другой побольше, прозванных Серыми Супругами, заграждали реке дальнейший путь. Речные волны разбивались об их каменную плоть и резко сворачивали влево, в сторону от Каэнской дороги. Ничего не поделаешь, кончен легкий путь вдоль берега, пора переходить на Каэнскую дорогу.

А вдоль дороги на три дня пути хоть бы какой захудалый лесок – так ведь и того нет. И небо над дорогой уже не синее, а белесое от сухой жары. И распухшее синевато‑стальное солнце слепит глаза. И раскаленный воздух течет над дорогой, и в его знойном потоке студенисто дрожат самые разные марева. Такое наяву увидишь, что и во сне не приснится.

Кенет поначалу и решил, что перед ним очередное марево. Его разум отказывался признать зрелище реальным. Воспитание не позволяло. Ему с малолетства внушали, что слабых бить нехорошо. Попробуй только преступить неписаный кодекс чести деревенской драки – да с тобой никто и водиться не захочет! Деревня – не город, там дурного дела не утаишь. Худая слава быстро бежит. Захочешь отлупить слабейшего, а поневоле сдержишься.

Вот и не поверил Кенет своим глазам. Зрелище действительно немыслимое. Хуже давешнего случая с разбойником. Тут уже дело пахло не только мордобоем.

В тени первого за три дня пути раскидистого дерева Кенет заприметил двоих. Один оборонялся, другой нападал. Нападавший был вооружен длинным тяжелым мечом и изрядно теснил своего безоружного противника. Тот уклонялся худо‑бедно от ударов меча, но убежать уже и не пробовал: повсюду на его пути возникала свистящая стена стали. К тому же он был старше и, даже сумей он прорваться, далеко бы не ушел.

Деревенское воспитание и воинская выучка сделали свое дело. У Кенета от гнева в голове зазвенело. Он рванулся на выручку, не раздумывая, кто прав, кто виноват. Да и что тут раздумывать? Когда вооруженный нападает на безоружного, виноват всегда вооруженный. Тяжелый меч был уже занесен для последнего, смертельного удара, когда Кенет выхватил из ножен свой деревянный меч и набежал с боевым криком на убийцу. Тот успел обернуться, но и только: меч его уже начал описывать дугу смертельного удара, оказавшегося не смертельным. Предполагаемый убитый резво отскочил в сторону – и откуда только прыть взялась! – а Кенет всей тяжестью обрушил деревянный меч на голову убийцы. Может, и не самый изысканный способ ведения боя – но как еще, скажите на милость, сражаться деревянным мечом против боевого?

Убийца без единого стона рухнул как подкошенный. Кенета слегка замутило. Что ни говори, а это первый человек, сраженный им в поединке. Тогда, с разбойниками, не поединок был, а свалка, и никого он не сразил, а только потрепал немного. Да и переживать было некогда: дал в глаз, получил в ухо, всего и дел. А сейчас Кенет с трудом подавил дурноту. Внезапная жаркая тишина звенела в ушах, как комариная стая. Где‑то рядом хрипло и рвано дышал спасенный; прыжок истощил его последние силы. На примятой траве лежал высокий парень в черном кафтане хайю. Кенет впервые видел воина не в предписанных уставом синих одеждах, а в черных, словно парень вырядился для праздника Отпевания Осени. Выражение его лица было странно детским, умиротворенным до нелепости.

– Надо же, как я его, – пробормотал Кенет, наклоняясь к лежащему на траве убийце. Он не мог бы сказать, что он чувствовал в эту минуту: гадливое любопытство, гордость или угрызения совести? Пожалуй, всего понемногу.

И тут убийца пошевелился, застонал, открыл глаза и произнес высоким удивленным голосом вопрос невероятный и совершенно бессмысленный:

– Почему зеленые?

– А почему нет? – опешил Кенет. Он не знал, каких слов можно ожидать в подобном случае, но что не таких – уж это точно.

– Осень же, – вздохнул убийца и сел, морщась от боли и заботливо придерживая голову, словно ей предстояло отвалиться в самое ближайшее время. Кенет растерялся окончательно. Он определенно знал, что на дворе никак уж не осень, но невольно огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никакой осени нет и в помине. Убийца тоже огляделся, поворачивая голову руками.

– Нет, – горько сказал он. – Не осень.

– Осень полгода как кончилась, – осторожно заметил Кенет. – А она тебе очень нужна?

– Да нет, – меланхолично заметил убийца. – Вообще‑то я осень не люблю. Только я понять хочу – куда же зима делась?

Час от часу не легче.

Почему‑то у Кенета не возникало ощущения, что он разговаривает с ненормальным. Конечно, от такого удара по голове можно и рехнуться в одночасье, но Кенету отчего‑то так не казалось.

Блуждающий взгляд убийцы в поисках пропавшей зимы безуспешно обшаривал округу. Внезапно изнемогающий убийца наконец‑то углядел хоть что‑то знакомое. Глаза его разом сделались осмысленными и засияли детской радостью.

– Ты новенький? – повеселев, спросил он, указывая на деревянный меч в руках Кенета. – Учитель Аканэ очень сердится, что я опоздал?

Так вот это кто, понял Кенет. Да, все верно. Был у него ученик… был, и не стало… встретился с Инсанной, и поминай как звали… значит, встретился осенью и не помнит ничегошеньки… по голове получил и прежнее, выходит, вспомнил… нет, но до чего же странное совпадение!

– Я не новенький, – возразил Кенет, – мое обучение закончилось больше полугода назад.

– А почему я тебя не знаю? – запротестовал обеспамятевший ученик воина.

Кенет замялся, подыскивая слова и не находя их. Ну как объяснить этому парню, что с ним стряслось и как давно?

На помощь Кенету неожиданно пришел спасенный. Он уже отдышался, уже оценил обстановку и обнаружил недюжинную способность быстро соображать.

– Ты опоздал сильнее, чем тебе кажется, – заметил он, подойдя к несостоявшемуся убийце. – Ты на руки свои, парень, посмотри.

Убийца удивленно послушался. Он отнял руки от темени, поднес их к лицу – да так и замер, впившись в них взглядом. Какое‑то время он сидел молча, потом тихо и неуверенно охнул, потом принялся ощупывать правую руку левой, потом наоборот. Потом вытянул руки перед собой, как слепой, и судорожно всхлипнул.

– Это что же?.. – прошептал он, давясь сухими слезами. – Как?!.

Других слов у него не нашлось, но Кенет его и без слов понял. Парень встретился с Инсанной и забыл себя уже давно. Его руки были тогда руками подростка, теперь же это руки взрослого: крупные, слегка загрубевшие. И главное, сомнений и быть не может. Не по годам детское или рано повзрослевшее лицо может иной раз ввести в заблуждение, но руки всегда выдадут истинный возраст. Теперь понятно, почему он заговорил с Кенетом как с равным: принял его за сверстника. Может, даже за старшего сверстника, погодка.

– Послушай меня. – Кенет слегка встряхнул парня за плечо. Тот безвольно подался вперед и уронил руки. – Да очнись же! – вывалил Кенет. – Ничего особенного не случилось. Тебя просто околдовали, только и всего.

– М‑да, действительно ничего особенного. – Спасенный тихо хмыкнул.

– Заколдовали, понимаешь? Ты попался волшебнику, и он тебя заколдовал. И ты все забыл. А сейчас тебя по голове стукнули, и ты вспомнил, кто ты такой.

Кто именно стукнул бывшего ученика Аканэ по голове, Кенет решил не уточнять.

– А что было за эти годы, ты забыл.

– Годы? – одними губами произнес парень.

– Годы, – свирепо отрезал Кенет и замолчал, не зная, что еще сказать. С деревянным мечом наголо он чувствовал себя до крайности неловко, почти неуместно, но вложить меч в ножны он отчего‑то не мог, как не мог бы облегчиться посреди деревенской площади: не место и не время. Парень смотрел на хорошо ему знакомый деревянный меч и беззвучно икал. Кенету и побеждать в бою по‑настоящему раньше толком не доводилось, а уж нечаянно расколдовывать кого‑то – тем более. Он чувствовал себя не растерянным даже, а попросту несчастным. До того несчастным, что вот еще мгновение – и он тоже начнет икать.

Спасенный обвел взглядом обоих воинов, неожиданно усмехнулся и обрушил на траву заплечный мешок.

– Не знаю, как вы, господа воины, – спокойно произнес он, – а я есть хочу.

Взметнулся в воздух и лег на траву чистый полотняный платок. На него легли пресные лепешки и завернутое в тряпицу сушеное мясо.

Неловкое напряжение разом исчезло. Несостоявшийся убийца перестал беззвучно икать. Он икнул всего один раз, громко, явно от голода. Кенет отвернулся и вложил меч в ножны.

– Присоединяйтесь, господа воины. – И спасенный указал на свою нехитрую снедь.

– С удовольствием, – охотно ответил Кенет и присоединил к разложенным на платке запасам собранные им с утра съедобные травы. Он и забыл о них – таким невероятно давним казалось ему минувшее утро.

– Это славно, – кивнул спасенный, окинув травы взглядом знатока. – Это очень даже можно сварить. Особенно если с мясом. Изрядная похлебка получится.

– Вот только на чем сварить? – поинтересовался Кенет, озираясь в поисках хвороста. Ясное дело, возле одинокого дерева сушняку взяться неоткуда.

Расколдованный непонимающе взглянул на Кенета, поднялся с земли и единым ударом меча отмахнул от дерева основательную ветку. Кенет ахнул и зажмурился: вот уже год, как он не срубил и не срезал ни одной живой веточки. Ему сделалось не по себе.

– У тебя, парень, руки вперед головы думают, – неодобрительно произнес спасенный. – Не в лесу ведь. Одно тут дерево. Понимать надо. Если его всякий прохожий на дрова кромсать будет, много ли от него останется? Можно ведь сбегать к реке, камыша нарезать…

Парень покраснел..

– Д‑дитятко, – вздохнул спасенный. – Ладно, что сделано, то сделано. Вперед наука. Кто‑нибудь здесь разжигать сырое дерево умеет?

Вообще‑то Кенет уже научился, хоть и с трудом, удерживать в себе молнии и при других обстоятельствах попытался бы разжечь костер обычным способом. Но пережитое потрясение ослабило его самоконтроль. Магический огонь рвался наружу, обжигая его мозг. Даже не задумываясь, что он делает, Кенет сплюнул молнию на отрубленную ветку. Костер заполыхал мигом.

– Однако, – с непонятной интонацией протянул спасенный. – Серьезный вы человек, господин воин. Прямо боязно даже.

Теперь настал черед Кенета краснеть. Нет бы ему взять себя в руки – вылез со своими молниями, как маленький.

Спасенный вручил смущенному Кенету свой котелок.

– Где тут река, знаешь?

– Недавно оттуда, – кивнул Кенет.

– Вот и сбегай за водой. И второго господина воина прихвати. Пусть камыша наломает. Или, может, плавник какой на берегу найдете. Нам этих дров не хватит.

Кенет добежал до реки первым, намного обогнав расколдованного парня: не так‑то просто бежать, едва очнувшись после удара по голове. Все же парень бежал, не теряя Кенета из виду. А Кенет думал на бегу, как все странно складывается. Вот он только что спас человеку жизнь, а тот им уже распоряжается. Именно так, а не наоборот, хотя наоборот в подобной ситуации было бы естественней. И не только распоряжается, нет: Кенет слушается его легко и охотно, вот что удивительно. И никакой тревоги собственное неожиданное послушание у него не вызывает, что еще удивительней.

Когда Кенет и парень вернулись с полным котелком воды и огромной охапкой камыша, спасенный потребовал у Кенета его котелок, перелил туда часть воды, ловко и быстро покрошил туда Кенетовы травы, бросил несколько кусков сушеного мяса и поставил на огонь. Вскоре похлебка закипела. Спасенный вынул из мешка небольшую плоскую коробочку, открыл ее, и у Кенета чуть не закружилась голова от неожиданно сильного аромата. Знаменитые каэнские пряности сохраняют вкус и запах годами. С течением времени аромат лишь становится крепче, сложнее и гармоничнее. За время, проведенное в комнате наместника Ахейро, Кенет научился немного разбираться в пряностях. Этой‑коробочке года три самое малое.

Спасенный аккуратно отмерил крохотную щепотку пряностей, бросил ее в котелок, защелкнул коробочку и убрал в котомку.

– Люблю вкусно поесть, – объявил он. – Скоро будет готово.

Если и оставалась какая‑то неловкость между участниками странной драки, то к этому моменту она изгладилась совершенно. Расколдованный парень, пока бегал за камышом, более или менее осознал происшедшее и более или менее с ним смирился – насколько мог, конечно. С аппетитом уплетая еще дымящееся варево, он расспрашивал Кенета об Аканэ.

– А где учитель сейчас?

– Понятия не имею, – честно ответил Кенет, с не меньшим усердием налегая на похлебку. – Из дому он еще осенью ушел. Сказал, что у него есть дело на стороне. А сейчас уже почти лето.

– Лето, значит, – размышлял вслух расколдованный. – Тогда я, пожалуй, знаю, где его искать.

– А если не найдешь? – поинтересовался Кенет, угрызая лепешку.

– Не страшно. Где его дожидаться, я точно знаю.

– Герой, – вздохнул спасенный. – Мыслитель. Это ты хорошо надумал: так вот прямо взять и пойти.

– А что? – непонимающе отозвался парень.

Кенет зато отлично понял, на что намекал спасенный. Об заклад можно биться: он отлично знает, что убийцу на него натравил не какой‑нибудь провинциальный волшебник сорок последнего разряда, а сам великий Инсанна. Да и то сказать: кому еще под силу такое с человеком утворить, чтоб он самого себя забыл? Нет, знает спасенный, кто хотел чужими руками ему кишки повыпустить. Очень даже знает. Вот и смекает: если теперь парня отпустить, Инсанна его опять к рукам приберет. Даже на расстоянии.

Да, но что же делать? Таскать повсюду беднягу с собой? Таскать да глаз не спускать – а ну как он уже опять не он?

Спасенный доел ароматную похлебку, вытер руки и снова полез за своим мешком. На сей раз он вынул из него что‑то маленькое, свернутое в клубочек.

– Руку давай, – велел он расколдованному. – Правую.

– Это что еще за жила такая? – недоуменно вопросил тот, глядя на клубочек.

– Жила! – сухо фыркнул спасенный. – Это струна. Запасная. Руку давай, кому говорят!

Он сноровисто оплел запястье парня струной, соединил концы струны и завязал “узлом счастья”.

– Вот так, – удовлетворенно произнес он. – Носи не снимая. Даже на ночь.

– А какой в ней прок? – ошеломленно спросил парень, разглядывая запястье.

– А такой, что с ней ты до своего учителя дойдешь, и ничего с тобой в пути не случится. А там уж пусть твой учитель сам тебе устраивает выволочку за все твои дела, сам пусть за тобой и присматривает.

Парень поежился, и Кенета это не удивило: Аканэ способен устроить выволочку, как никто другой. Но уж лучше заработать выволочку у Аканэ, чем снова попасть в лапы Инсанны. А со струной на зарукавье он, значит, до Аканэ дойдет. И кого же это Кенета спасти угораздило? Впрочем, мог бы и сам догадаться: кто попало столь пристального внимания Инсанны привлечь не может. Уж если Инсанна удостоил кого чести подослать к нему убийцу – стало быть, человек это необыкновенный. Так что ничего удивительного не происходит. А струна… ну как же Кенет сразу не углядел! Вон же высовывается из мешка футляр походной лютни! Похоже, за последнее беззаботное время Кенет и вовсе разучился наблюдать, а уж думать – тем более.

Давненько Кенет не чувствовал себя последним болваном. Забытое ощущение оказалось настолько сильным, что перешибло все прочие. Кенет почти не замечал, как расколдованный парень прощается с ним, как кланяется, как в гости зовет, если случится проходить мимо. Кенет говорил ему на прощание что‑то доброжелательное, кланялся в ответ, но думать продолжал о своем.

– Что приуныл, господин воин? – внезапно обратился к нему спасенный. Только теперь, оставшись со своим спасителем наедине, он совершил перед ним подобающий случаю поклон и назвался: “Санэ”.

Кенет совершил ответный поклон, но имени своего не назвал, хоть и понимал, что поступает невежливо.

Санэ удивленно поднял брови.

– Ты боишься, что я укушу тебя за имя? – осведомился он. От неожиданного вопроса Кенет чуть не поперхнулся.

– Нет, – неохотно ответил он. – Если честно, я боюсь, что ты поступишь с моим именем, как певец.

– А это как? – поинтересовался Санэ.

– Ну… песню сложишь о том, что было, и петь станешь, – неловко объяснил Кенет. Санэ засмеялся.

– Вот этого не жди, – ответил он. – Песню я о тебе не сложу и петь не стану. Именно потому, что я певец.

Кенет вновь залился краской – мучительно, с натугой.

– Краснеть ты еще не разучился, – одобрил Санэ. – Это хорошо. Если человек забыл, как краснеть, – считай, все. Ничего путного из него уже не выйдет. Так как тебя все‑таки зовут, господин воин?

– Кенет, – сдавленно ответил юноша.

– Красивое имя, – кивнул Санэ. – Для эдакого храбреца в самый раз подходит.

Кенету стало чуть легче дышать. Самую малость.

– Храбреца? – шепотом переспросил он.

– Только не говори мне, что ты не знал, что связался с человеком самого Инсанны, – скривился Санэ. – А для этого надо немало храбрости.

– Храбрости… – угрюмо процедил Кенет. – Надоел мне Инсанна, вот что.

– Ого, господин воин! – восхитился Санэ. – Самоуверенности у тебя, как я погляжу, хоть отбавляй.

Подобные слова должны были смутить Кенета еще больше, но получилось отчего‑то наоборот.

– Надоел! – зло и решительно отрезал Кенет. – Куда ни ткнись, с кем ни заговори, вечно Инсанна, Инсанна, Инсанна!

– Н‑да, – протянул Санэ, пристально глядя на Кенета, – действительно самоуверенность… Поневоле залюбуешься. Но я с тобой согласен, Кенет. Инсанна не может не надоесть. Мне он тоже надоел. Уже давно.

– Ты ему – тоже, – ответил Кенет в тон. – А для этого надо немало храбрости.

Санэ засмеялся дерзости юного воина, но смех у него вышел невеселый.

– Да нет, – возразил он. – Как раз для этого храбрости надо совсем немного. Просто нелепый случай… хотя, может, и не случай. И не такой уж нелепый.

– Где же ты Инсанне дорожку перебежал? – спросил Кенет. Ему было очень любопытно. Не каждый же день встретишь человека, на которого сам Инсанна объявил охоту.

– Да говорят тебе, случай. Просто случай. Я случайно узнал его тайну.

– А смерть его в червячке, – задумчиво произнес Кенет слова детской сказки, – а червячок в яблоке…

Он еще не вполне оправился от смущения, и оно побуждало его дерзить.

Как ни странно, Санэ не обиделся.

– Примерно, – кивнул он. – Не совсем, но почти. Кенета взяла оторопь.

– Сам понимаешь, Инсанне моей смерти желать – прямой резон. Раньше он меня среди мертвых числил, вот бы мне и не высовываться. Молодой был, горячий. Как же так – жить, да не петь? Вот и взялся за прежнее ремесло. А ремесло, сам знаешь, у всех на виду, от людей не укроешься. Долго ли Инсанне проведать, что я живой? Вот он и проведал. Давненько я так по дорогам болтаюсь, а до сих пор никто по мою голову не являлся. Думал я уже, что обойдется… да вот не обошлось.

Кенет с невольным восхищением посмотрел на Санэ. Худое лицо сорокалетнего на вид певца выглядело совершенно спокойным.

– Расскажи, – замирающим шепотом попросил Кенет. – Или это секрет?

– А, – досадливо махнул рукой Санэ, – какой там секрет…

Все же секрет был, ибо Санэ рассказал Кенету свою историю отнюдь не целиком. Начиналась она с того, что молодого певца, только‑только державшего экзамен в своей гильдии на звание мастера, захватили в числе многих других бедолаг слуги Инсанны и приволокли в Замок Пленного Сокола. На сей раз Инсанне зачем‑то нужны были не свеженькие трупы, а живые мучения живых людей. То ли без них какое‑нибудь смертоубийственное заклятие не достигало окончательной мощи, то ли попросту требовалось магическим способом прохудившиеся башмаки залатать. Какая разница? Погибли все пленные, кроме Санэ.

– Если в такую историю впутаться, живым из нее не уйдешь, – хмуро заметил Санэ. – Только мертвым. Вот мертвым кое‑кому удалось. Сам бы я, может, и не додумался, но у других раньше получалось, я о подобных людях слыхал. Говорят, у одного провинциального наместника мать таким манером на свободу выбралась. Слухи, конечно, замяли – все ж таки знатная дама, – но только раньше она здоровехонька была, а потом вдруг как‑то разом здоровья лишилась. Ну и сын у нее такой же. Еле дышит. Так что, думаю, правду люди говорят – побывала она там.

– Правду, – коротко кивнул Кенет. Акейро никогда не рассказывал ему, отчего одно присутствие Инсанны в городе едва не стоило ему жизни; теперь же Кенет отлично понял причину загадочного недуга. В том, что речь идет о матери Акейро, он не сомневался.

– Вот видишь. Что смогла беззащитная женщина, могу и я. Мне даже проще было. И притворяться мертвым не надо. Я попросту ушел.

– Куда? – удивился Кенет.

– В свои песни, – терпеливо и очень обыденно разъяснил Санэ. – Я ведь могу там жить. Не весь, конечно. Тело осталось. Но вид – мертвее не придумаешь.

О таких людях Кенет только сказки слышал, да и то не часто. В мире песен, в мире легенд и памяти может жить далеко не каждый сказитель. Одно дело, что Кенет в истину подобных историй верил непреложно: ему доводилось слышать сказания, в которых явно ощущалось присутствие их сказителя, и он не раз дивился, отчего этого присутствия не ощущают остальные слушатели. Но совсем другое дело – встретить человека, который не только способен сложить песню, но и уйти в нее, хотя бы на время.

– Теперь ясно, почему ты не хочешь обо мне песни складывать, – усмехнулся Кенет непослушными от восхищения губами.

– Вот именно, – кивнул Санэ. – Мало ли на что ты в мире моих песен нарвешься. Молодой ты еще для такого. Сопливый.

Кенет хотел возразить, но возражений не нашел и только шмыгнул обиженно носом.

– Не обижайся, – посоветовал Санэ.

– На правду не обижаются, – вздохнул Кенет. – А что было дальше? Инсанна не заподозрил?

– Нет. Куда ему! А даже если – как он меня оттуда достанет? Вот и вышло, что я был рядом, когда… – Санэ резко замолчал.

– Когда – что?

– Молодой ты еще, – отрезал Санэ. – Сопливый. Кому говорено? Вот ведь любопытный! Сам подумай – долго ты проживешь с таким знанием?

Кенет подумал. Действительно недолго. Он уже один раз попался на глаза Инсанне. Если попадется вторично, да еще с таким знанием… где находится то самое яблочко, в котором проживает тот самый червячок…

– Так что не суй носа, мальчик, куда не просят. Я вот сунул и с тех пор ни одного спокойного дня не видел. Даже когда Инсанна выкинул мое тело за ворота вместе с трупами, даже когда он считал меня мертвым. Уже и то плохо, что я тебе столько рассказал. Опасно.

– Поздно спохватился, – возразил Кенет. – Забыть я уже ничего не смогу.

– Положим, если я очень захочу – сможешь, – поправил его Санэ. – Только пользы тебе от этого никакой. В жизни Инсанна не поверит, что у тебя ни с того ни с сего память отшибло. Ладно, что сделано, то сделано. Как оберечь тебя от него на расстоянии, я знаю. Штука нехитрая. Ты ему только лицом к лицу не попадайся.

– За этим дело не станет, – пообещал Кенет. – А дальше что было?

– Любопытный ты, – вздохнул Санэ. – А дальше было скверно, вот что. Магические пытки – это, господин воин, такое… в общем, не приведи тебя на своей шкуре попробовать. Крепко у меня от них в голове помутилось. Не совсем я правильно уходил, не совсем правильно и вернулся. Не весь я вернулся, понимаешь? Кое‑что я оставил там, в мире песен. Раньше я мастером рукопашного боя был не из последних. С таким сопляком, как сегодняшний, справился бы шутя. А теперь со мной кто угодно разделается. Только и могу, что уклоняться, пока сил хватает, так не вечно же. Если противник покрепче меня да помоложе, он меня возьмет, едва я выдохнусь. Ни тебе заново выучиться, ни по‑старому уметь. Даже показать не могу, что умел раньше. Только спеть. – Санэ внезапно ухмыльнулся. – Кстати, ты тогда своим мечом не совсем правильно орудовал.

– Может быть, – пожал плечами Кенет. – Все равно по‑другому я не умею, и показать мне некому.

– Показать? – переспросил Санэ. – Да ты мне, похоже, не веришь. Или не понял. Что ж, изволь.

Санэ запел на языке дальнего Загорья. Кенет слышал это наречие всего дважды в жизни и не знал на нем ни единого слова. Однако он понял с несомненной ясностью, в чем состояла его ошибка и как ему следовало действовать. Понял так же отчетливо, как если бы Санэ сам показал ему, как правильно завершить прием, чтобы и более опытный противник не мог сопротивляться.

– Вот это да! – восхитился Кенет, потирая запястье. Оно слегка ныло, словно он добрых полдня упражнялся с мечом.

– Баловство одно, – сурово осадил его Санэ. – Настоящей выучки так все же не добудешь. Сам учись своей оглоблей махать. Мне сейчас надо для тебя оберег подыскать. Струна тебе не годится. Сильные у меня струны, а все же…

Он ненадолго задумался, потом решительно вынул из мочки левого уха серьгу: тонкое, почти невесомое золотое кольцо с крупной ярко‑белой круглой жемчужиной.

– Волосы назад откинь, – скомандовал Санэ.

Кенет, как и раньше, подчинился безропотно, даже не задумываясь. Санэ вынул из воротника иглу, прокалил ее на костре и подождал немного, пока остынет.

– Это зачем? – не понял Кенет.

– Не дергайся, – предупредил Санэ.

Ухо Кенета проколола резкая боль. Кенет ахнул, но Санэ уже вставил в ухо ободок серьги и ловко защелкнул маленький замочек.

– Продергивать время от времени не забывай, – посоветовал Санэ, – иначе присохнет.

– Да зачем?

– Все тебе знать надо, – проворчал Санэ. – Из того, что у меня есть с собой, жемчуг – самый сильный оберег.

– Столько‑то я и сам понимаю, – огрызнулся Кенет. – Я другого не пойму. Тому парню – струну, мне – жемчужину, а сам как от Инсанны защищаться будешь?

– А никак, – ответил Санэ. – Защищать меня от Инсанны будешь ты.

Кенет вытаращил глаза. Санэ откровенно наслаждался его изумлением.

– Самому мне ничего не грозит – ушел в свои песни, и поминай как звали. К сожалению, тело я с собой взять не могу. Его сначала спрятать надо. Вот только довести его надо до убежища незамеченным, а это непросто. Если Инсанна сейчас меня видит – а чует отчего‑то мое сердце, что так оно и есть, – то уйти и увести свое тело я могу разве что в плаще‑невидимке.

– Не обессудь, – хмыкнул Кенет, – чего нет, того нет. Санэ засмеялся.

– Ошибаешься. Именно ты и сделаешь меня невидимым. Это проще, чем ты полагаешь.

Он встал, завязал свой мешок и закинул его за спину.

– Вынь свой меч из ножен, мальчик, – мягко произнес он. – Очерти меня кругом.

И снова Кенет не замедлил послушаться. Он извлек меч из ножен и очертил вокруг Санэ линию. Едва круг замкнулся, как Санэ засмеялся вновь – на сей раз с торжеством. Кенет поднял глаза и остолбенел: в круге никого не было. А потом медленно, постепенно начал исчезать и начерченный крут.

– Спасибо, Кенет, – донеслось из пустоты. – Если встретимся, за мной не пропадет. Смотри костер загасить не забудь.

 

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Элеонора Раткевич. Деревянный Меч

На сайте allrefs.net читайте: "Деревянный Меч"

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ДЕРЕВО И СТАЛЬ

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

РАЗНОЦВЕТНЫЕ КОРЗИНКИ
  Солнце взошло быстрое и горячее, от просыхающей земли подымался парок. День обещал быть жарким. Небо наливалось густой синевой, как спелые колосья – желтизной. Кенет шел не

САД МОСТОВ
  Кенет довольно долго шел предместьями. Сначала он с любопытством оглядывал поселения под названием Кротовые норы, где приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не провалиться

ВОЗДАЯНИЕ
  Сборы Кенета были недолгими. – Я готов, – сказал он, надев куртку и, взяв в руки посох. – Это все? – поднял брови высокий. – Ладно, пойдем. И поскорее, пока тот ме

ВСТРЕЧА
    – Так где у тебя запасная голова? – сощурился Аканэ. Кенет непонимающе воззрился на него. – Что – нету? – притворно изумился Аканэ. – А отчего же ты эту не

МЕЧ И НОЖНЫ
    Вечерняя тренировка ничем не напоминала утреннюю. Перелом – незаметно для Кенета, но несомненно для Аканэ – произошел. Вдобавок мысли Кенета были слишком заняты Инса

ПЕРВЫЙ БОЙ
    Если бы весной крестьянский мальчик Кенет мог каким‑то чудом увидеть себя, погожим осенним днем идущего вниз по косогору, он бы себя не признал. За прошедшее л

ТЕНЬ МЕДВЕДЯ
    Раздосадованный задержкой Кенет решил посоветоваться со старым знахарем: не найдется ли в здешних местах какого‑нибудь укромного уголка, где он мог бы перезимо

ОГОНЬ И ВОДА
    Кенету не очень хотелось заходить в деревню, но не мог же он не поблагодарить за помощь старика знахаря. Нельзя, в самом деле, просто так уйти и даже не попрощаться.

ЗОЛОТЫЕ КОЛЕСА
    Главный Каэнский тракт, он же Большой Рыбный Путь, мог по праву считаться одной из лучших дорог империи. Да и вообще каэнские дороги всегда содержались в отменном по

ТРИБУНАЛ
    В Каэн Кенет вступил отдохнувшим, сытым, веселым и полным сил. Сутки, проведенные им в гостях у Хараи, вспоминались с удовольствием. Кто его знает, какой до

ИСЦЕЛЕНИЕ
    Никто не мог бы сказать, что господин массаона вернулся в казарму бегом. Он шел не быстрее, чем обычно, – и только он знал, каких усилий это стоило. Когда за ним нак

СТРАШНЫЕ СНЫ
  Уборку в комнате Тайин Кенет, как бывало, не доверил никому и управлялся с ведрами и метлами с удовольствием: уж это‑то он точно умел. Когда затхлый запах застарелой грязи нак

ГЕРБОВЫЕ ТОРЖЕСТВА
    За день до начала гербовых торжеств жители Каэна, если только не были заняты по военной или иной какой службе, закрывали свои лавки, отменяли приемы гостей, отсыпали

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ИЗ ОСЕНИ
  Слово свое массаона сдержал: Кенет и Наоки выбрались из Каэна незамеченными. После недолгого прощания Наоки развернулся и зашагал в сторону Поречья, а Кенет направился в ближайший л

ПОВЕЛИТЕЛИ БОГОВ
    Пожалуй, никто из равнинных жителей не знал горцев лучше, чем каэнский массаона Рокай. Всякий раз, когда они спускались с гор в Каэн, как того требовал обычай, масса

ПОГРЕБАЛЬНАЯ ПЕСНЬ
    Утро у Кенета выдалось веселое и хлопотливое. Он помогал грузить на санки товары для торговли с жителями равнин. Огромные покрывала из тонкой пушистой шерсти, легкие

ДВАЖДЫ РОЖДЕННЫЙ
    Кенету казалось, что он поет нескончаемо долго. Нелегкое это дело – сочинять песнь и тут же исполнять ее. Санэ наверняка справился бы лучше. Кенету то и дело мучител

ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ
    Кенет собирался в путь с нелегким сердцем. Он и верил Толаю, и не верил. Скорее все‑таки верил. Последние два года приучили его к тому, что он иной раз справля

АРИТЭЙНИ
    Странный сон сморил не только клан Седого Лиса. Все обитатели Лихих Гор уснули средь белого дня. Сон они увидели один и тот же. Первый свободный сон, ничем не замутн

МЕСТО СРЕДОТОЧИЯ
    Наконец‑то! Лет пятьсот назад, даже триста, Инсанна корчился бы от нетерпения: ожидание затянулось. Инсанна был уверен, что денька через два мальчишка

ВОЗВРАЩЕНИЕ
    Когда Кенет открыл глаза и огляделся вокруг, он понял, что попал не туда, куда направлялся, а туда, куда хотел. Куда приятнее навещать друзей, чем улаживать дела. Од

ПОТАЕННЫЕ КОСТРЫ
    На сей раз Кенет шагнул в опочивальню наместника Акейро, укрытый невидимостью: в прошлый свой приход он разве что по чистой случайности не застал в покоях наместника

ИСЦЕЛЕНИЕ ПЕСНИ
    – Аритэйни! Кенет не обрадовался появлению Аритэйни, не испугался за нее и даже не удивился: сил не было. Он просто тихо опустился на пол. Деревянный клинок

ПРОБУЖДЕНИЕ РУБИНА
  Небо посветлело, посерело, потом полускрытый туманом рассвет тронул его нежной яблочной прозеленью, и почти сразу же облака на самом краю неба зарозовели, зазолотились – ни дать ни

Глоссарий
  Благопожелания. Сильно разнятся в различных областях империи в зависимости от местных обычаев, рода занятий собеседников и т. д. – даже от географических и климатич

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги