ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ РОМАНА ВОСПИТАНИЯ

Основная тема нашей работы — времяпространство и образ человека в романе. Наш критерий — освоение реаль­ного исторического времени и исторического человека в нем. Задача эта в основном теоретико-литературного ха­рактера. Но всякая теоретическая задача может разре­шаться только на конкретном историческом материале. Кроме того, и задача эта сама по себе слишком широка и нуждается в известном ограничении, притом как с тео­ретической, так и с исторической стороны. Отсюда наша более конкретная и специальная тема — образ становя­щегося человека в романе.

Но и эта частная тема в свою очередь должна быть ограничена и уточнена.

Существует особая разновидность романного жанра, носящая название «роман воспитания» (Erziehungsroman или Bildungsroman). Обычно сюда относят (в хро­нологическом порядке) следующие основные образцы этой жанровой разновидности: «Киропедия» Ксенофонта (античность), «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха (средние века), «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Симплициссимус» Гриммельсгаузена (эпоха Возрожде­ния), «Телемак» Фенелона (неоклассицизм), «Эмиль» Руссо (поскольку в этом педагогическом трактате имеет­ся значительный элемент романа), «Агатон» Виланда, «Тобиас Кнаут» Вецеля, «Биографии в восходящей ли­нии» Гиппеля, «Вильгельм Мейстер» Гёте (оба романа), «Титан» Жан-Поля (и некоторые другие его романы), «Дэвид Копперфилд» Диккенса, «Пастор голодного при­хода» Раабе, «Зеленый Генрих» Готфрида Келлера, «Счастливчик Пер» Понтоппидана, «Детство», «Отроче­ство» и «Юность» Толстого, «Обыкновенная история» и «Обломов» Гончарова, «Жан Кристоф» Ромена Роллана, «Будденброки» и «Волшебная гора» Томаса Манна и др.

Некоторые исследователи, руководствуясь чисто ком­позиционными принципами (сосредоточение всего сюже­та на процессе воспитания героя), значительно ограни­чивают этот ряд (исключается, например, Рабле). Дру­гие, напротив, требуя лишь наличия в романе момента развития, становления героя, значительно расширяют этот ряд, внося в него такие, например, произведения, как «Том Джонс, найденыш» Филдинга, «Ярмарка тще­славия» Теккерея и др.

Уже при первом взгляде на приведенный ряд ясно, что он содержит в себе слишком разнородные явления как с теоретической, так и в особенности с исторической точки зрения. Одни романы имеют существенно биогра­фический и автобиографический характер, другие — нет; в одних организующим началом является чисто педаго­гическая идея воспитания человека, в других ее и в по­мине нет; одни построены в строго хронологическом пла­не воспитательного развития главного героя и почти во­все лишены сюжета, другие, напротив, обладают слож­ным авантюрным сюжетом; еще более существенны различия, связанные с отношением этих романов к реализму и в частности, к реальному историческому времени.

Все это заставляет нас по-иному расчленить не толь­ко данный ряд, но и всю проблему так называемого ро­мана воспитания.

Прежде всего необходимо строго выделить момент существенного становления человека. Огромное большин­ство романов (и романных разновидностей) знает только образ готового героя. Все движение романа, все изобра­женные в нем события и приключения перемещают ге­роя в пространстве, перемещают его на ступенях лест­ницы социальной иерархии: из нищего он становится бога­чом, из безродного бродяги — дворянином; герой то уда­ляется, то приближается к своей цели — к невесте, к по­беде, к богатству и т. п. События меняют его судьбу, ме­няют его положение в жизни и в обществе, но сам он при этом остается неизменным и равным себе самому.

В большинстве разновидностей романного жанра сю­жет, композиция и вся внутренняя структура романа по­стулируют эту неизменность, твердость образа героя, ста­тичность его единства. Герой — постоянная величина в формуле романа; все же прочие величины — пространст­венное окружение, социальное положение, фортуна, ко­роче, все моменты жизни и судьбы героя — могут быть величинами переменными.

Самое содержание этой постоянной величины (гото­вого и неизменного героя) и самые признаки его единст­ва, постоянства и самотождественности могут быть весь­ма различными: начиная от тождества пустого имени ге­роя (в некоторых разновидностях авантюрного романа) и кончая сложным характером, отдельные стороны которо­го раскрываются лишь постепенно, на протяжении всего романа. Различен может быть принцип существенности, руководящий отбором черт, различен принцип их связи и объединения в целое образа героя. Различными, нако­нец, могут быть способы композиционного раскрытия это­го образа.

Но при всех возможных различиях в построении в са­мом образе героя нет движения, нет становления. Герой есть та неподвижная и твердая точка, вокруг которой со­вершается всяческое движение в романе. Постоянство и внутренняя неподвижность героя — предпосылка роман­ного движения. Анализ типических романных сюжетов поназывает, что они предполагают готового, неизменного ге­роя, предполагают статическое единство героя. Движение судьбы и жизни такого готового героя и составляет со­держание сюжета; но самый характер человека, его из­менение и становление не становятся сюжетом. Таков господствующий тип романа.

Наряду с этим господствующим, массовым типом сто­ит иной, несравненно более редкий тип романа, дающий образ становящегося человека. В противоположность ста­тическому единству здесь дается динамическое единство образа героя. Сам герой, его характер становятся пере­менной величиной в формуле этого романа. Изменение са­мого героя приобретает сюжетное значение, а в связи с этим в корне переосмысливается и перестраивается весь сюжет романа. Время вносится вовнутрь человека, входит в самый образ его, существенно изменяя значение всех моментов его судьбы и жизни. Такой тип романа можно обозначить в самом общем смысле как роман становления человека.

Становление человека может быть, однако, весьма различным. Все зависит от степени освоения реального исторического времени.

В чистом авантюрном времени становление человека, конечно, невозможно (к этому мы еще вернемся). Но оно вполне возможно в циклических временах. Так, в идил­лическом времени может быть показан путь человека от детства через юность и зрелость к старости с раскрытием всех тех существенных внутренних изменений в характе­ре и воззрениях человека, которые совершаются в нем с изменением его возраста. Такой ряд развития (станов­ления) человека имеет циклический характер, повторяясь в каждой жизни. Чистого типа такого циклического (чи­сто возрастного) романа становления не было создано, но элементы его рассеяны у идилликов XVIII века и у представителей регионализма и Heimatkunst* в XIX веке. Кроме того, в юмористической ветви романа воспитания (в узком смысле), представленной Гиппелем и Жан-По­лем (отчасти и Стерном), идиллически-циклический ин­гредиент имеет громадное значение. Наличен он в боль­шей или меньшей степени и в других романах становле­ния (очень силен он у Толстого, непосредственно связан­ного в этом отношении с традициями XVIII века).

Другой тип циклического становления, сохраняющий связь (хотя и не столь тесную) с возрастами, рисует не­который типически повторяющийся путь становления че­ловека от юношеского идеализма и мечтательности к зре­лой трезвости и практицизму. Этот путь может ослож­няться в конце разными степенями скепсиса и резинья­ции. Для этого типа романа становления характерно изо­бражение мира и жизни как опыта, как школы, через ко­торую должен пройти всякий человек и вынести из нее один и тот же результат — протрезвение с той или иной степенью резиньяции. Этот тип в наиболее чистом виде представлен в классическом романе воспитания второй половины XVIII века, и прежде всего у Виланда и Вецеля. Сюда в значительной степени принадлежит и «Зеле­ный Генрих» Келлера. Элементы этого типа имеются у Гиппеля, у Жан-Поля и, конечно, у Гёте.

Третий тип романа становления — биографический (и автобиографический) тип. Цикличности здесь уже нет. Становление происходит в биографическом времени, оно проходит через неповторимые, индивидуальные этапы. Оно может быть типичным, но это уже не циклическая ти­пичность. Становление здесь является результатом всей совокупности меняющихся жизненных условий и событий, деятельности и работы. Создается судьба человека, со­здается вместе с нею и он сам, его характер. Становле­ние жизни-судьбы сливается со становлением самого че­ловека. Таков «Том Джонс» Филдинга, «Дэвид Коппер-филд» Диккенса.

Четвертый тип романа становления — дидактико-педагогический роман. В основу его положена определенная педагогическая идея, понятая более или менее широко. Здесь изображается педагогический процесс воспитания в собственном смысле слова. К чистому типу относятся такие произведения, как «Киропедия» Ксенофонта, «Телемак» Фенелона, «Эмиль» Руссо. Но элементы этого типа имеются и в других разновидностях романа становления, в том числе и у Гёте, у Рабле.

* Областничества (нем.).

Пятый, и последний, тип романа становления самый существенный. В нем становление человека дается в не­разрывной связи с историческим становлением. Станов­ление человека совершается в реальном историческом времени с его необходимостью, с его полнотой, с его бу­дущим, с его глубокой хронотопичностью. В предшествующих четырех типах становление человека происходило на неподвижном фоне мира, готового и в основном вполне прочного. Если и происходили изменения в этом мире, то периферийные, не задевавшие его основных устоев. Чело­век становился, развивался, изменялся в пределах одной эпохи. Наличный и устойчивый в этой наличности мир требовал от человека известного приспособления к нему, познания и подчинения наличным законам жизни. Стано­вился человек, но не сам мир: мир, напротив, был не­подвижным ориентиром для развивающегося человека. Становление человека было его, так сказать, частным делом, и плоды этого становления были также частнобиографического порядка; в мире же все оставалось на своих местах. Сама по себе концепция мира как опыта, как школы в романе воспитания была очень продуктивна: она поворачивала мир другой стороной к человеку — как раз той стороной, которая была чужда до этого роману; это привело к радикальному переосмыслению элементов романного сюжета и открывало для романа новые и реалистически продуктивные точки зрения на мир. Но мир как опыт и как школа оставался все же в основном непод­вижной и готовой данностью: он изменялся лишь в про­цессе учения для обучающегося (в большинстве случаев он оказывался беднее и суше, чем казалось вначале). Но в таких романах, как «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Симплициссимус», «Вильгельм Мейстер», становление человека носит иной характер. Это уже не его частное дело. Он становится вместе с миром, отражает в себе ис­торическое становление самого мира. Он уже не внутри эпохи, а на рубеже двух эпох, в точке перехода от одной к другой. Этот переход совершается в нем и через него. Он принужден становиться новым, небывалым еще типом человека. Дело идет именно о становлении нового челове­ка; организующая сила будущего здесь поэтому чрезвычайно велика, притом, конечно, не приватно-био­графического, а исторического будущего. Меняются как раз устои мира, и человеку приходится меняться вместе с ними. Понятно, что в таком романе становления во весь рост встанут проблемы действительности и возможности человека, свободы и необходимости и проблема творче­ской инициативности. Образ становящегося человека на­чинает преодолевать здесь свой приватный характер (ко­нечно, до известных пределов) и выходит в совершенно иную, просторную сферу исторического бытия. Таков по­следний, реалистический тип романа становления.

Моменты такого исторического становления человека имеются почти во всех больших реалистических романах, имеются, следовательно, повсюду, где достигнуто значи­тельное освоение реального исторического времени.

Этот последний тип реалистического романа становле­ния и является специальною темою нашей книги. На ма­териале этого типа романа лучше всего уясняется и рас­крывается более общая теоретическая задача нашей ра­боты — освоение исторического времени в романе во всех его существенных моментах.

Но, конечно, роман становления пятого типа не может быть понят и изучен вне его связей с остальными четырь­мя типами романа становления. В особенности это касает­ся второго типа — романа воспитания в точном смысле (Виланд как основоположник его), прямо подготовлявше­го роман Гёте. Этот роман — характернейшее явление не­мецкого Просвещения. Уже в этом типе в зачаточной фор­ме были поставлены проблемы человеческих возможно­сти и действительности и творческой инициативности. С другой стороны, этот роман воспитания непосредствен­но связан с ранним биографическим романом становле­ния, именно с «Томом Джонсом» Филдинга (в первых же словах своего знаменитого «предисловия» Виланд прямо относит своего «Агатона» к тому типу романа — точнее, героя,— который был создан «Томом Джонсом»). Для понимания проблемы освоения времени человеческого становления существенное значение имеет и идиллически-циклический тип становления, как он представлен у Гиппеля и Жан-Поля (в связи с более сложными элемента­ми становления, связанными с влиянием Виланда и Гёте). Наконец, громадное значение для понимания образа ста­новящегося человека у Гёте имеет и идея воспитания, как она сложилась в эпоху Просвещения, и в особенности та ее специфическая разновидность, которую мы находим на немецкой почве в идее «воспитания человеческого рода» у Лессинга и у Гердера.

Таким образом, ограничивая свою задачу пятым ти­пом романа становления, мы все же принуждены будем коснуться и всех остальных типов этого романа. При этом, однако, мы вовсе не стремимся к исторической пол­ноте материала (ведь основная наша задача — теоретическая) или к установлению всех, хотя бы и основных, исторических связей и соотношений. На историческую полноту в рассмотрении вопроса наша работа совершенно не претендует.

Особое место в развитии реалистического романа ста­новления занимает Рабле (и отчасти Гриммельсгаузен). Его роман — величайшая попытка построить образ ра­стущего человека в фольклорном народно-историческом времени. В этом громадное значение Рабле как для всей проблемы освоения времени в романе, так и, в частности, для проблемы образа становящегося человека. Поэтому в нашей работе ему рядом с Гёте уделено особое вни­мание.